Из православно-церковного учения. Забытые мысли
Один из лучших сынов России И.С. Аксаков озаглавил так одну из своих статей, обсуждающих вопросы церковной жизни: «Некоторые безобразия русской жизни и в частности причины распространения штунды». В этой статье он между прочим пишет: «к разряду поучительных безобразий причисляем мы появление в Херсонской губернии штундовцев... Начало этому обществу положено теми рабочими, которые живали у колонистов (т.е. немцев). Привыкнув не наблюдать ни праздников, ни постов, освященных православной Церковью, они сохранили этот обычай и при возвращении в родные села... Следствие по этому поводу началось уже несколько лет тому назад…» Следствие, по мнению Аксакова, было необходимо, только не полицейское и не над штундовцами... «Отчего бы не разведать, – писал он в свое время,– из каких приходов эти рабочие, заразившиеся учением колонистов... Знал ли кто из этих несчастных рабочих до поступления своего к колонистам хоть бы молитву Отче наш, да не только в Новороссийском крае.., но и у нас, в срединной России мы предлагаем сделать только одну проверку: сколько прихожан, знающих безошибочно, не коверкая, Отче наш?!» По мнению Аксакова, результат тогда оказался бы чрезвычайно постыдный. Таковы суждения знатока России и русских нужд И.С.Аксакова. По нашему мнению, и сейчас результат оказался бы не лучшим.
Действительно, всматриваясь в современную церковную жизнь, мы должны прежде всего согласиться с Аксаковыми и сказать, что и поныне наш рабочий низший класс не знает толком «Отче наш», а высший, официально принадлежащий к Церкви и официально исповедующий церковные догматы, так мало знает смысл этих догматов, их значение для него лично, что при самом ничтожном, детски наивном вопросе он решительно отказывается дать ответ вопрошающему о его уповании. Чтобы не быть голословным, я попрошу своих слушателей быть беспристрастными и задать себе ряд таких вопросов: почему Иисус Христос называется Спасителем? Кого он спас? Людей? Да, но как Его крест является моим спасением. Или еще: что такое благодать? Какая благодать подается в таинстве крещения, миропомазания? Я сам, как христианин, ношу ли благодать в сердце своем и за что ее получил? И еще: кто у нас знает учение Церкви, писания Святых Отцов, кто даже из них может назвать хоть нескольких? С грустью мы должны сказать, что очень и очень немногие могут дать на эти вопросы хоть какие-нибудь ответы; настаиваю на этом своем утверждении: не только правильных, хоть немного сознательных, но именно никаких ответов на эти вопросы нынче нельзя дождаться не только от интеллигента, но и от простого необразованного человека. Все эти вопросы, по утвердившемуся мнению, ведает «духовенство», которому и ведать их надлежит, а простые смертные – да зачем им все это нужно? Таким образом современные православные христиане вольною своею волею отказываются от собственного своего разума и от решения тех вопросов, которые этот разум им настойчиво предъявляет. Конечно, это странно, и пожалуй такое отношение к догматам Церкви было бы понятно среди отщепенцев Церкви; но нет, такого мнения о своем отношении к этим догматам держатся большей частью именно те, которые нисколько и не хотят удалиться из ограды церковной, напротив, они сильно, как утопающие за соломинку, стараются уцепиться за свою хотя внешнюю принадлежность к Церкви и воображают, что через это и действительно к ней принадлежат. На чем же эти люди успокаиваются? Как они могут совершить над собою такую ужасную операцию – отсечения собственного разума и запросов духа? Этому, конечно, много помогают укоренившиеся мнения, своего рода новые догматы современных христиан. Первый из них – о слепой вере, т.е. вере без оснований, догмат о необходимости «слепо» веровать, «чтобы не запутаться».
На основании этого удивительного мнения у нас явились два общественных направления в отношении к Церкви: явное и тайное, но одинаково бессознательное, основанное на незнании церковного учения отрицание Церкви и бессознательная (слепая) к ней принадлежность. Сознательного, бесстрашного исповедания истины и веры чуть не за все прошлое столетие можно указать лишь несколько примеров. Правда, такое положение дела создали исторические причины огромной важности и чрезвычайно многочисленные, но мы не о них говорим, а лишь о факте действительно невероятного современного русского безобразия: весьма немногие из наших православных христиан знают, почему и во что они должны веровать, и чего от них требует Церковь, и для всех своих требований какие святая Церковь имеет неопровержимые разумные основания... Вот каковы последствия этого нового догмата наших консерваторов о слепой вере. Но как это они и все наше православное общество просмотрело, что слепая вера есть в существе дела наивное неверие, в противоположность неверию практическому или имеющему хоть тень теоретических за себя доводов. Разумеется, на такой слепой вере или, по-нашему, с таким наивным неверием далеко в нравственной жизни не уедешь, и всякий штундовец, пашковец, толстовец, всякий наш старообрядец при встрече с таким «православным» слепцом в вере его легко собьет, и только лишь потому, что этот последний знает в вере кое-что, а тот ровно ничего, первый хотя с ошибками, но может искать истины, а второй, зажмуривши пред истиною глаза, стремится найти через это безопасность от ошибок в вере, совершенно уподобляясь страусу, который считает себя вне опасности, когда спрячет свою голову. При таком отношении общества к вере можно ожидать еще более усиления разных сект, так как человек не может жить вне какого бы то ни было общения, и если он уклонился от Церкви и церковного общества, то будет стараться найти другое общество – внецерковное. Каков же наш вывод? А вот в чем он состоит: современниками забыта та мысль церковная, что к Церкви принадлежит не тот, кто причислился к ней по недоразумению или считает себя причисленным родителями, не тот, кто слепо верует в Церковь, а кто всем своим существом чувствует любовь Церкви к себе и свою к святой Церкви. Но для того, чтобы воспитать в себе чувство любви к святой Церкви, нужна не слепая вера, не слепота, не индифферентизм, а полное сознание, полная жизнь сердца и ума, полное всестороннее развитие души человеческой; а это развитие не может быть без научения, а научиться нельзя, не учась; а это изучение веры не только не возбраняется, но прямо святой Церковью заповедуетея. Христос говорил: берегитесь, чтобы кто не прельстил вас (Мф.24:4); апостол Иоанн Богослов говорит: не всякому духу верьте, но испытывайте духов (1Ин.4:1); апостол Павел говорит: все испытывайте, хорошего держитесь (1Сол.5:21).
Итак, первая забытая мысль: Церковью требуется не невежество в вере и знании, а полное ведение истины; апостол Павел заповедовал: „испытывайте самих себя, в вере ли вы? самих себя исследуйте“ (2Кор.13:5); справедлива ли, значит, современность, считая религию и Церковь началом, тормозящим знание? А именно это, хотя и скрытое по временам, мнение и является главной причиной другого направления в отношении к Церкви, когда люди считают себя уже выделившимися из церковного общества только на основании того, что имеют одну-две собственные личные мысли, не усвоенные из устаревшей, запыленной книжки или от старухи-няньки. Это отношение к святой Церкви замечается главным образом у нашей молодежи, которая не терпит лицемерия и лжи не только в поступках и жизни, но и в мысли. Горячие натуры, не успевшие запачкаться в жизненной грязи лицемерия и традиционной пошлости! И эти-то искренние натуры воображают, что они только на основании своих сомнений и колебаний уже выступают за пределы Церковно-общественной жизни; настолько сильно пустила корни в сознании современного общества нелепая мысль о неподвижности и какой-то будто окаменелости церковной жизни, а вместе с ней и Церкви. Для этой огромной и гибельной ошибки общественного сознания нужны были опять и соответствующие предшествующие ошибки людей, но во всяком случае это грустный факт, с которым приходится иметь дело.
Однако откуда же это ужасное мнение о безжизненности церковной жизни могло появиться и как оно многих заставило забыть ту истину церковного учения, что уготованы слава и честь и мир всякому делающему доброе, во-первых Иудею, потом и Еллину (Римл.2:10), т.е. учение, что всякий, делающий доброе, кто бы он ни был, приятен Богу. Святая Церковь алчущему и жаждущему правды обещает насыщение, но ведь это алкание и жажда правды не есть еще обладание правдою, значит, в самой-то жажде правды скрыты и ошибки, и сомнения, и незнания, и однако разве не сказал Господь, что алчущие и жаждущие правды насытятся? Разве не учит далее Церковь, что блаженны те, кто всем сердцем ищут Бога (Пс.118:2); а искать ведь не значит обладать; лишь бы только искание Бога и Его правды было искренне, чистосердечно и нелицемерно, а где бы оно ни было такое чистосердечное служение Богу, оно приятно Ему. Это учение Церкви апостол Петр выразил в своей речи, имеющей догматический характер, когда говорил: «во всяком народе боящийся Его (Бога) и поступающийся по правде приятен Ему» (Деян.10:35). Так святая Церковь ценит в вере искренность, горение сердца при слышании учения правды (Лк.24:32), радость при соприкосновении с истиною,– вот эта-то мысль и забыта у нашего общества, которое думает, что Церкви нужна лишь приписка к Церковному обществу, и что это и значит деятельно принадлежать к ней; привычкою же своею лицемерно к ней принадлежать, лишь считаться, а не быть живым членом Церкви эти люди лишь иссушают и притупляют сердечную жизнь свою, убивают чувство и от церковной жизни, как жизни полной, чистой и святой, конечно, только удаляются. Напротив же, всякая искренность, где бы и в ком бы она ни была, но если она есть только беззаветная жажда правды, она непременно приведет к истине. Конечно, всем известно обращение Савла, самого искреннего и самого горячего поборника небесной истины, которую он думал найти в иудействе; сам он говорит о себе так: «я жестоко гнал Церковь Божию, и опустошал ее, и преуспевал в иудействе более многих сверстников в роде моем, будучи неумеренным ревнителем отеческих моих преданий» (Гал.1:13,14). Но когда он, этот избранник Божий, узнал Христа, он не стал тогда советоваться с плотью и кровью (Гал.1:16), а немедленно стал служителем Нового Завета и святой Церкви. Такова сила великой души, которой нет ничего дороже истины, таков был великий апостол Павел, которому в жизни дорога только истина, и настолько, что, как он писал: «если бы мы, или Ангел с неба стал благовествоватъ вам не то, что мы благовествовали вам (т.е. испытанную всесовершенную истину), да будет анафема (Гал.1:8). Так апостол предает анафеме даже себя, если бы он решился что-нибудь говорить кроме проповеди любви и истины, о которых он говорил. За эту всецелую любовь к истине Господь открыл апостолу Павлу святую истину, заключенную в жизни и учении православной Церкви. Значит, вера не дается Богом в душу человеческую как бы насильно, но лишь в меру стремления к вере самого человека. Человек может и ошибиться в искании истины, но должен и ошибаться честно, не обманывая себя, самоотверженно, нелицемерно отыскивая истину, и тогда сам Бог ему эту истину и откроет. Вера поэтому и есть собственный личный опыт каждого человека, стремящегося к святой жизни; веровать значит творить волю Божию, а не лицемерно звать: «Господи, Господи!»
Таковы два крупнейших промаха в представлении церковного учения о вере, основанных на том, что забыты две основные мысли святой Церкви: 1, жить в святой Церкви – значит жить полной жизнью, блаженствовать, а не умерщвлять свои природные способности; 2, вера есть нравственная жизнь, веровать значит расти в вере, т.е. в добродетельной святой жизни. А часто лучшие души ради самых чистых побуждений, но вследствие ошибочно усвоенного, ложного представления церковного учения, отходят от него, не ведая, что они покидают именно то, чего ищут. На самом деле все эти хорошие слова, как свобода, культура (т.е. культивирование природы человека), прогресс и имеют именно в Церкви свое достодолжное великое значение и в ней могут иметь смысл и содержание, а иначе они так и будут только словами, и поскольку они оторваны от нравственного учения, постольку они так словами и остаются; и это – в лучшем случае, а в худшем свобода перерождается в распущенность, святейшая свобода слова оказывается свободой сквернословия, культура превращается в культуру желудка и всяких желудочных интересов за отсутствием интересов нравственных, прогресс сводится только к более утонченным наслаждениям.
Одним словом, жизнь в Церкви не есть жизнь, запертая в какие-нибудь нравственные колодки, а есть жизнь святой свободы; таким образом, всякий, кто не бранит святость, кто не издевается над нравственною чистотою, кто не способен идти за грехом и неправдою, тот несомненный, хотя и бессознательный, ученик Господа и Церкви.
Но тут опять беда: от нашего культурного человека требуется по современным учениям все, что угодно, только не святость; это качество души так ужасно непонятно для современных христиан, что как-то странно и речь об этом начинать. Святость! Да зачем она? Для всяких этих комитетов благотворительности и шахматных клубов, для этих комиссий празднословия и обществ густопсовой охоты и изящных искусств, для всего этого «прогресса», – какое значение имеет святость? Куда бы ее поместить?...
Так у нас забыта и главная заповедь Спасителя относительно устроения общественной жизни, обеспеченной в благополучии, заповедь: „Ищите прежде Царствия Божия и правды Его, и это все приложится вам (Мф.6:33), т.е. всякое благополучие будет людям ниспослано с неба и будет естественным последствием их искания Царства Божия, т.е. святости, на земле.
Такова формула святой Церкви для общественной и частной жизни христиан. В пояснение этой формулы ее можно перефразировать так: в искании Царствия Божия, т.е. угождая Богу, вы научитесь приносить пользу людям, и чрез них и себе. Но эта формула вовсе забыта и заменена теперь другою,– служи людям, и ты исполнишь земное свое назначение. Таким образом, христианское учение об устроении земного благополучия людей обрезано и сначала, и в конце. Христианство говорит: 1, заботься о Царстве Божием, т.е. очищай себя от самолюбия, старайся полюбить ближнего, приучайся служить ближнему, тогда – 2, ты действительно будешь умелым слугою ближнего, и 3, загробная жизнь твоя будет такая, что ты будешь по смерти блаженствовать.
А новая формула общественной жизни ни слова ни говорит об этом приучении себя к чувству любви, а говорит лишь о доброделании, благотворительности вне чувства любви. Но очевидно, что злой не будет благо творить, а только зло, потому что блага, любви он и не понимает! Еда объемлют от терния грозды, или от репия смоквы?.. Не может древо доброе плоды злы творити, ни дерево зло плоды добры творити (Мф.7:16–18). Да нет ему и оснований любить, потому что вся цель его жизни ограничивается землею, его земным назначением, – значит, о чем же ему заботиться, если он и в дурном находить удовольствие? Земное общество, выделяющее себя из Церкви, такими своими уклонениями от церковной истины и создает себе совершенно непреодолимые затруднения, желая объединиться вокруг такого учения, которое ни для кого нравственно-обязательным правилом жизни служить не может, заключая в себе очевидную неполноту. Действительно, как я могу быть безупречным слугою ближнего своего, если я не приучу себя к служению ему; а приучиться к этому я могу лишь приучаясь его любить, но о всецелой любви говорит Церковное учение, а не иное чье. Общество говорит: делай добро, и не учит его, как он может делать и как он может приучить себя к делу; Церковь же говорит люби, тогда не будешь в состоянии не делать; и кроме этого еще прибавляет: люби, потому что любовь никогда не перестанет (1Кор.13:8), т.е. Церковь дает и основание к добродетельной жизни. Недавно во многих светских и духовных журналах была напечатана статья, в которой автор, защищая настроение интеллигенции как силы, жаждущей Бога и всей душой жаждущей хорошего «дела», в то же время говорит, что «проповедью одного только загробного идеала интеллигенцию не возьмешь». И очень жаль! Очень жаль, что загробный идеал современными христианами так забыт, что нет даже и надежды на его воздействие. А ведь загробная жизнь и есть единственное основание земного «дела» людей. Какими же разумными целями может жить человек, если он не живет загробным идеалом, т.е. верою в вечное его собственное добро, в вечную душу. Земные цели? Может быть, но едва ли разумно повторять ошибочные иллюзии прошлых веков, думавших устроить счастье людей; нет, земная жизнь если и изменяется, то независимо от людей, и несомненно – к худшему по отношению к большинству. Во всяком случае, внимательно изучающий земную жизнь людей должен будет сделать безотрадный для земного существования людей вывод: «что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: смотри, вот это новое; но это было уже в веках, бывших прежде нас» (Екл.1:9–10).
Помимо этого, совершенно простой логический вывод может указать, что земные идеалы, как низшие природы человеческой, разумеется, могут не возвысить ее, а лишь принизить, так сказать, понизить вкусы, запросы душевные; возвысить же и облагородить душевную жизнь могут идеалы высшего свойства, выше земного, идеалы жизни небесной, т.е. высшие нравственные принципы.
Однако что же может побуждать человека к деятельности, если у него нет возвышенных принципов добра. Он может в своей деятельность лишь проводить, т.е., как говорят, убивать время, – такая цель деятельности у людей может быть; по крайней мере мы ее на каждом шагу можем встретить; а причиной, которая одушевляет человека в этом близоруком удовольствии, очень часто является эффектность внешней жизненной обстановки, хотя бы и при отсутствии в ней глубины содержания вообще и нравственных идей в частности. Прототипом таких мечтаний человеческих, таких усиленных забот устроить счастье на земле без Бога и вне религии и без нравственных начал было построение Вавилонской башни. Там люди хотели жить собственным довольством и служить, взаимно помогать один другому, одним словом, хотели устроить свое счастье и славу, но без Бога. Но это оказалось не по силам человеку: чтобы служить ближнему, нужно забыть себя, нужны великие терпение и любовь, а иначе можно так устроить свое благотворение, что униженный и уничтоженный этим благотворением человек лишь отвергнет заботу о себе этого благотворящего себялюбца, лишь бы ему не переносить от него хотя бы и очень тонких оскорблений. Постоянное служение ближнему может быть устойчивым, но лишь если оно основано на неизменных принципах, а не на случайных, хотя и благонамеренных, мечтаниях. Поэтому и Вавилон, захотевший объединиться, но не во имя Божие, а во имя самоизмышленных объединяющих начал, в заключении погиб: люди перестали понимать один другого, вот чем кончились их попытки устроить жизнь без Бога; этими попытками они создали себе такую жизнь, что поспешили разойтись, чтобы более не мучить себя безрелигиозной благотворительностью. Вот отзвуки этой Вавилонской работы над устроением земного благополучия доходят и до нас: в наше время тоже оказываются забытыми и печальные последствия этого Вавилонского сооружения, и в наше время хотят благотворить ближнему, не любя его и не заставляя себя любить. А через это и получается не благотворение в собственном смысле слова, а развлечение по поводу чужого горя; благотворитель и в таком случае продолжает заниматься только собою, но лишь свободное ненужное, тяготящее его время начинает посвящать не только театру, обедам и прочим «облагораживающим» развлечениям, но между прочим и ближнему своему. Однако если этот ближний решится беспокоить своего благотворителя в неуказанное время, если он рискнет нарушить покой благотворителя, когда этот последний занят еще чем-нибудь, то ближний может жестоко поплатиться. Этим и кончается всякая попытка людей объединиться не на вечной основе закона Божия, а около своих мечтаний, редко, очень редко переживающих столетие.
Итак, мы думаем, что общественная жизнь в своем стремлении обособиться от христианского учения забывает, что ее может постигнуть грустная участь полного разъединения людей, и настолько же сильного, как это уже было в Завете Ветхом; люди по-прежнему могут перестать понимать друг друга, служа лишь себе и своим интересам и забывши о чувстве любви как полного самоотречения, заповеданнаго Христом и единственно могущего устроить благоденствие людей на земле. Вот к чему может повести людей забвение христианского учения о жизни будущего века как единой великой цели земной жизни. Таким образом, вместе с забытой христианской истиной о цели жизни как приготовлении к загробной жизни забыты и средства к устроению этой жизни, т.е. истинно христианской добродетели; соответственно же земной, вновь измышленной цели жизни как увеличения количества наслаждений вместо добродетелей христианских изобретена и новая добродетель, названная нерусским словом – гуманность. Что это такое, очень мало кто понимает. Действительно, гуманность в переводе на русский язык значит человечность. Итак, что же такое должно обозначать это странное слово? Ведь понятия человечность, быть человечным – понятия очень большие и растяжимые в представлении каждого отдельного человека. Ведь и Нерон считал себя, несомненно, человеком, и несомненно он считал себя по-своему и гуманным. Значит, слово гуманный – может ничего не обозначать, потому что это понятие может у каждого отдельного человека иметь свое собственное чуть не противоположное значение, потому что у всякого человека своя голова, он обо всем по-своему и судит; и несомненно найдется такой человек, который, выслушав по своему адресу похвалу: гуманный, вовсе не сочтет это за похвалу, и если не вправе будет обидеться, то вправе будет сказать в ответ на эту похвалу: «Сам знаю».
Действительно, Нерон по нашему понятию не очень был гуманен; но вдумаемся нодробнее, по нашим-то понятиям, что же обозначает это качество; если только справедливость, то почему так и не назвать справедливого справедливым? Любовь? Но зачем же любовь называть гуманностью? Одним словом, это качество обозначает, кажется, только то, что известный человек не вор, не разбойник, не жесток по-зверски и никого на своем веку не задушил каким-либо способом; но какие положительные качества гуманного, т.е. человечного, человека – в этом слове еще нисколько не указано.
С другой стороны, в этом слове указано нечто большее, чем нужно или было желательно тем людям, которые это слово изобрели, и которые забыли христианское учение о природе человека и начали слишком ее идеализировать. Именно, они забыли, что человек, если он только человек, он только животное, а поскольку лишь он руководится нравственными правилами, т.е. своей духовной природой, не только человеческой, но и богоподобной, постольку он является действительно человеком. Если же человека рассматривать только в его земной человеческой природе и посмотреть, сколько в нем будет тогда гуманности, то придется повторить давнишний вывод по этому поводу, что человек человеку волк . Такой вывод сделал народ самый опытный, самый последовательный из всех, старавшихся дать человеку земное счастье и благоденствующее общежитие. Законы этого народа, законы гордого Рима, величайшего из эгоистов теоретиков, так называемое римское право, изучают современные христиане, но по своей недальновидности не замечают смертного приговора, произнесенного этим правом над собою и своею жизнью. Этот приговор выражен в вышеприведенных словах: человек человеку волк, и другими словами: строжайшее правосудие есть величайшая несправедливость. В противоположность этим заключительным словам римского права святая Церковь, вполне с ними соглашаясь по существу, говорит человеку: 1 – да, поскольку ты только человек, постольку ты «волк», как бы ты себя ни убаюкивал мыслью о служении человечеству; но ты можешь быть истинно ангелом-хранителем ближнего своего, когда переродишься благодатью Христовою, когда чрез нее ты очистишь сердце свое от эгоизма и зла; 2 – святая Церковь утверждает, что нужно относиться к людям с любовью, что это единственный закон для той жизни людей, которая всецело может утолить человеческую жажду правды. Но если люди забудут о едином благом законе, законе любви (христианской), а изобретут себе свой новый закон какой бы то ни было, то изобретут себе лишь новое орудие своей пытки, потому что никакой закон не может дать людям счастья, кроме Закона Божия, единственного закона, человеку природосообразного.
Эта мысль православно-христианскаго учения тоже забыта в самой сильной степени, иначе нельзя объяснить, почему люди ищут новых форм жизни, помимо указанных Церковью. Они, забывшие христианское учение, забыли и природу человека и, видя вокруг себя хотя и дурных и грешных, хотя и бессознательных, но все-таки христиан или людей по природе облагороженных христианской истиной, стали идеализировать самую природу человека, и последней целью у них стала идея «человечества» и «человечного“ вместо утверждения Царства Божия в душах людей.
Что же нужно, чтобы эти несомненно хорошие люди стали истинными сынами Церкви? Нужно, чтобы они поосторожнее пересмотрели все понятия и основы своей жизни и переоценили их. Тогда они несомненно заметят, что то многое, чем они живут и что считают своим, принадлежит Церкви, и они это многое у Церкви бессознательно заимствовали, а потом об этом забыли, и свое, от Церкви заимствованное, но неправильно понятое, стали противополагать истинному учению Церкви. Если эта переоценка понятий совершится, если многое забытое из христианского учения опять войдет в сознание многих безсознательных последователей Христа, то мы твердо верим, они будут самыми убежденными в вере, самыми добрыми сынами святой Церкви, и жизнь Церковная обновится, и сами они как бы воскреснут духом, оживут и обновятся, и многие безобразия русской жизни, о которых так скорбел И.С.Аксаков, сами собою исчезнут.
Итак, что же нужно для того, чтобы возвратить в Церковь тех, которые считают себя вне ее, не понимая ее жизни?
Во-первых, нужно кому-нибудь употребить усилия, чтобы эти люди серьезно относились к жизни, нужно заинтересовать их сознательной жизнью; во-вторых, необходимо заставить, умолить, упросить их вспомнить забытое, вспомнить истинно христианское церковное учение, а не схоластические учебники, изучением которых ныне заменено изучение церковной жизни. А особенно для всех необходимо быть искренними, искренне стремящимися к добру и искренне по крайней мере не скрывающими своих недостатков; тогда еще есть надежда на исправление общественной жизни. В противном случае людям грозит и земное, и небесное горе. Вспомним, каким несравненно страшным обличением проникнута была речь Спасителя, когда Он обличал жизнь иудеев, вся жизнь которых была испорчена этим лицемерием и неискренностью, как ржавчина изъевшими жизнь иудейского народа. Спаситель говорил им: Горе вам, книжники и фарисеи лицемеры, что затворяете Царствие Божие человекам; ибо сами не входите и хотящим войти не допускаете (Мф.23:13). Горе вам, книжники и фарисеи лицемеры, что даете десятину с мяты, аниса и тмина и оставили важнейшее в законе: суд и милость и веру; сие надлежало делать и того не оставлять. Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие. Горе вам, книжники и фарисеи лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как они полны хищения и неправды. Фарисей слепой! Очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их (Мф.23:23–26).
Из этих укоризн Господа, относящихся к жизни народа иудейского, которую можно счесть по нашим временам лишнею или настолько сильною, чтобы нужно было ее ослабить? – Кажется, и поныне эти слова Спасителя не потеряли своей обличительной силы и так страшно современны. А вот за этим лицемерием и неправдою, за всеми этими постоянными взаимными уверениями, как это у нас все хорошо и как все совершенствуется, и какие мы стали культурные, – за всеми этими неправдами мы и забыли святое учение Церкви, забыли суд Божий и милость, любовь взаимную христианскую, и веру в святость учения Церковного. Сие забыли; а разве все это можно чем-нибудь заменить? Всякая же попытка человека уверить и себя, и других, что он отыскал средство к замене незаменимого, ведет его к самому тяжкому пороку лицемерия в деле религии. Это уже глубина падения человеческого, потому что всякое честное отрицание лучше и скорее поддается излечению, чем лицемерие в деле религии; и ничто так от религии не отталкивает честные молодые души, как то же лицемерие и жалкое стремление к достижению других корыстных целей. А вы, слушатели, понаблюдайте-ка за нашей жизнью, – везде неверие и индифферентизм, прикрытые лицемерием в разных видах, и поистине теперь более чем когда-либо приходится засвечать фонарь, чтобы отыскать человека, т.е. цельную натуру, любящую, сострадательную, с полною духовною жизнью, а не искалеченную... Итак, вы, возлюбленные, будучи предварены о сем, берегитесь, чтобы вам не увлечься заблуждением беззаконников и не отпасть от своего утверждения; но возрастайте в благодати и познании Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа. (2Петр.3:17–18).
Архимандрит Андрей.