Письма

I

К Иннокентию,

архиепископу Херсонскому и Таврическому¹

1.

Г. Карасевский² спрашивал меня: кого бы, по моему мнению, назначить ректором в Харьковскую семинарию. Ваше Высокопреосвященство желали из Казани³ отца Серафима или отца Фотия; но они не соглашаются отпустить ни того, ни другого, чтобы переменами не произвести пертурбации в Казанской академии, для которой, в ее младенчестве, нужно спокойствие, ― и вопросите, яже о мире ее! Указывали Ваше В-во и на нашего отца Феофана⁴: но не думаю, чтобы должность ректорская без привычки пришлась ему по плечу. При том же он нужен пока нам. Ибо известно Вашему В-ву, что Иван Михайлович⁵ решился оставить академию. Мы доселе удерживали и задерживали его, но он сетует на эти задержки, которые отнимают у него по 700 руб. ежегодного дохода, что для человека семейного составляет счет. Пред отъездом моим в Петербург он мне сказал, что он остался бы с удовольствием в Академии, если бы наше начальство согласилось ему давать сверх жалованья пенсион, но это, как здесь выражаются, никак невозможно, противно-де указаниям. А в университете не иначе соглашаются давать ему двойное жалованье, как под условием увольнения из Академии. Теперь по необходимости должно согласиться на увольнение его. А после него без отца Феофана мы останемся ни при чем. Я советовал здесь перевести в Харьков Орловского ректора Парфения. Это известный Вашему В-ву Петр Попов, мне товарищ по академическому курсу, человек весьма хороший и способный, привыкший уже к должности, и, без сомнения, будет лучшим ректором, нежели каким был бы без привычки Феофан. Для отца Парфения некоторой наградой будет то, что в Харькове он будет иметь монастырь.

Ваше В-во спросите конечно, да за чем же я живу в Петербурге, и как попал сюда? Этот вопрос пока еще и для меня остается вопросом. Вызван я по определению Св. Синода «по делам службы». Главным побуждением было, конечно, желание графа⁶ и здешнего митрополита посмотреть и порассмотреть меня, и я послужил сначала выставкой, потом нашли занятия pro forma, привязали к существующему здесь Комитету о конспектах, в котором председательствует преосв. Афанасий, и который, кажется, для того и существует, чтобы председательствовать⁷, ибо он, существуя несколько лет, не произвел еще ничего. Теперь идут хлопоты об издании программы предметов учения для наших училищ, подобно как издана в 1840 году для семинарии; заботятся также, чтобы устроить какой-нибудь однообразный порядок преподавания для Академии, которого, по милости Божией, доселе не обреталось; но, как дело идет на голоса, то поневоле приходит на память басня покойника Крылова о водолазах. Время уходит, и я, под предлогом неокончания, живу здесь ни из-за чего. Впрочем, обещаются не задерживать.

Если угодно будет Вашему В-ву принять к себе Орловского Парфения: то, кажется, еще успеете известить г.Карасевского, пока примутся за размещение.

Поручая себя архипастырскому благословению и святительским молитвам Вашего В-ва, с глубочайшим почтением и преданностью пребуду навсегда Вашего В-ва милостивейшего архипастыря и отца нижайший послушник.

Архимандрит Дмитрий

С. ―Петербург.

8 сентября 1845 г.

2.

Высокопреосвященнейший Владыко

Милостивейший Архипастырь и Отец!

Так называемые записки Петра Могилы⁸ действительно обрелись: но, увы, кажется, сбудется с сим обретением притча: много шуму ― из ничего…Я имел случай их рассматривать: эта книга, составленная 1) из списков нескольких документов исторических, например, грамот королей польских и проч., переписанных рукой писца, все эти вещи уже известные историкам, и нового, кажется, нет ничего; 2) из собственноручных заметок Петра Могилы большей частью ― выписок из прологов, патериков, поучительных отрывков, а также из сказаний о некоторых современных ему событиях ― или назидательных или чудесных, между которыми попалось мне на глаза, известное впрочем, сказание о том, как претворилось вино в воду при богослужении у униатов; 3) из собственноручных черновых сочинений Петра Могилы ― ектений и молитв на разные случаи, писанных, вероятно, для требника, также канонов, между которыми любопытным показался мне канон о будущем нашем воскресении ― точное подражание канону пасхальному, также каноны, писанные акростихом с именем Петра Могилы; 4) есть, сверх того замечания два-три, в роде следующих: записка о купленных Могилой книгах во время пребывания его в Варшаве; записка о пожертвованных разными лицами деньгах и материалах для возобновления Софийского собора. Столько пока помню после прежнего, не слишком правда тщательного, осмотра рукописи. Когда получу рукопись для списывания, то постараюсь немедленно прислать оглавление поподробнее, а потом присылать статьи порознь, по мере их списывания, которое не может идти очень быстро, ибо наших писцов надобно учить разбирать до крайности неразборчивое письмо Петра Могилы. Говорю: когда получу рукопись; ибо соборяне сами собой не согласились дать ее мне, надобно было просить о том Владыку. Я просил его, ― и он согласился дозволить переписать: но прежде потребовал рукопись к себе посмотреть. ― Во всяком случае постараюсь исполнить волю Вашего Высокопреосвященства с возможной скоростью и точностью. С глубочайшим почтением и преданностью всегда есть и буду…

Нижайший послушник

Архимандрит Дмитрий.

Киев

17 января 1850 г.

P.S. Всепокорнейшее прошу внять с архипастырским снисхождением и моей, кажется удобоисполнимой, просьбе. Здесь, в Киеве я стал теперь и ненужен и излишен; возвращаться отцу Антонию на прежнее место как-то уже странно; притом же это возвращение сопряжено с участью еще двух человек: надобно исправлявшему должность ректора семинарии возвратиться в бурсу, между тем как он еще в прошедшем году был представлен на должность ректора в Кишиневскую семинарию, и оставлен в Киев только по случаю выбытия отца Антония; а исправлявшему должность смотрителя Побыльских училищ и совсем деваться некуда. Я просил бы покорнейше, в случае утверждения отца Григория Казанского Вольским епископом, переместить меня в Казанскую академию. Или же не благоугодно-ли будет Святейшему Синоду определить меня на место отца Поликарпа в Афины, хотя тамошняя жизнь, по словам отца Поликарпа, может сравняться с любой каторжной жизнью. Просить о совершенном увольнении от всякой службы, сказать по совести, и не хотелось бы еще, да и Владыка не принял от меня такого прошения, которое лежит у меня и теперь от 2-го января.

3.

Рясофорный монах Тимофей Зеленский проживал действительно не малое время при тульском архиерейском доме; но еще долее проживал он в Киево-Печерской Лавре, откуда выслан был по делу в Калужскую консисторию, которая решила было возвратить его в первобытное состояние. Я решился было принять его по ходатайству отца Лаврентия; но и от нас нужно было ему выбыть. Впрочем, он парень расторопный, бывалый, настоящий монастырский. Рекомендовать его в малую общину крымских скитов (которым вседушевно желаю возрасти и процвести) было бы совестно и грешно: но в какой-либо из монастырей, особенно при нужде в людях, он может быть принят и употреблен с пользой.

Формальную бумагу, в которой прописалось бы: «ничего худого не замечено» и проч., посылать не считаю нужным после сказанного…

Вот полтора года я, грешный, живу в Туле, и доселе не могу еще очнуться, как от угара. Безмерное многолюдство задавило совершенно, бесчисленная бедность и сиротство терзают ежеминутно, грубость, невежество, бессовестность и кляузничество выводят из терпения, множество дел обременяют без привычки, свыше сил. Вот вся моя история!

Если Ваше Высокопреосвященство направите путь свой в Петербург через Москву: то, аще обретох благодать, не мините раба вашего.

У нас в Кашире заводится общежитие женское, ― и мне желалось бы воспользоваться вашим советом; также и с приютом хлопот чересчур много.

С неизменной преданностью и любовью всегда

есмь и буду Вашего В.-П. ―а

Нижайший послушник

Дмитрий, епископ Тульский и Белевский.

19 сентября 1852 года

4.

Христос Воскресе!

От всей души приветствую Ваше Высокопреосвященство сим вожделеннейшим приветствием христианской радости о преславном воскресении Господа Иисуса Христа. Всем сердцем молю воскресшего Господа, да будет святая радость сия совершенна в сердце Вашем, животворна и блаженнотворна в жизни, светла и светоносна в намерениях, желаниях, многоплодна и растима в вашей многотрудной деятельности ко благу Вашей паствы и всей церкви Христовой. Не знаю, чего пожелать Вашему Высокопреосвященству для праздника Христова. Но лучшего, кажется, не могу пожелать, как благополучного выезда из Питера, хотя для нас много паче лучше было бы если бы Ваше Высокопреосвященство и на всегда остались в Питере.

Но теперь хиротония добрейшего и достойнейшего старца отца Поликарпа⁹, очевидно, должна вызвать вас в Одессу; и, о если бы я многогрешный сподобился принять и успокоить на пути Ваше Высокопреосвященство в нашей именитой Туле! ― Именитая Тула!... Но, Бог с ней; теперь об ней ни слова ради праздника Христова.

С глубочайшим почтением и сыновней любовью

и преданностью есмь и пребуду Вашего В.-П―а

Дмитрий, епископ Тульский

Тула

16 апреля 1853 года

P.S. Меня здесь вздумал навестить игумен Софроний, бывший инспектором и учителем прежде в Могилевской, а потом в Черниговской семинарии (окончивший курс в Киевской академии, не вспомните-ли? Вместе с нами). В 1851 г. он, по прошению уволен от училищной службы; но проживши два года в монастыре, заскучал и желал бы опять вступить в службу училищную. Уволиться-то ему хоть и было нужно (тогда он был довольно нелеп): но двухгодичная монастырская диета очень и очень образумила и вразумила его. Он послал прошение к графу Протасову об определении его или в смотрителя новгород-северских училищ, или в какую-либо семинарию учителем. Последнее было бы лучше, ― и в этом смысле покорнейше прошу замолвить о нем слово ― без опасения!

II

К Архимандриту Петру,

настоятелю посольской церкви в Царьград¹⁰.

1.

Высоце в Богу Превелебнейший

Отче Возлюбленнейший брате,

Петре!

…Что делается в Совете об устройстве Константинопольского патриархата? Что творят и глаголют константинопольские болгары? Здесь, по возможности, я удерживаю рьяность здешних антиеллинов. Хорошо было бы, если б болгары составили в Константинополе общество, которое, оставив споры с греками в стороне, предположило бы себе главной и единственной целью религиозно-умственное и нравственное воспитание болгарского народа. Это лучше и прямее привело бы их к желаемой ими независимости, которая и незаконна, и не полезна и, по крайней мере слишком преждевременна, а к нравственной самостоятельности народа, которая возможна и под управлением патриарха. Впрочем, об этом не могу ничего сказать дельного, не имея свежих сведений о положении тамошних дел. И пишу собственно для того, чтобы вызвать Вашу святыню на сообщение мне чего-нибудь, что найдете нужным. ― Вашего Высокопреподобия покорнейший слуга,

Дмитрий, епископ Херсонский.

7-го марта 1859 года

В Киеве все живы и здоровы. Новый митрополит (Исидор) напугал всех порядочно. О. Наместник болен и очень серьезно. Михаилу Михайловичу тоже загадал загадку, назвав его откупщиком мест. В женском Монастыре напугал так, что игуменья слегла в постель. В Академии украли из казнохранилища деньги, и не могут найти следов. О.Израиль очень горюет.

2.

Превелебнейший в Боге Отче

наиласкавейший пане брате!

Всеусерднейше благодарю вас за сообщение интереснейших сведений о действиях константинопольского народного Совета. Замечания делать трудно вообще, да по скорости времени я только пробежал вашу рукопись, с которой однако же успели сделать список, который и оставляю у себя, а вашу рукопись спешу возвратить с отходящим ныне пароходом. Напрасно, по моему мнению, владыки спорили удержать за собой одними право избрания патриарха. Законы церковные никогда не запрещали участия светских лиц в избрании на духовные степени; возбранено только избрание одними светскими. По-моему хорош порядок у армян. По рассеянии повсюду армянского народа, у них избрание патриарха совершается в день годичного поминовения умершего. К этому времени съезжаются в Эчмиадзин от каждой епархии, по два депутата ― духовный и светский, которые с членами Эчмиадзинского синода и составляют избирательное сословие.

Каждый член ― духовный и светский― подают на записке имя кандидата.

По рассмотрении всех записок в общем присутствии, избираются три кандидата, получившие наибольшее число голосов; из них, потом, баллотировкой, избирается патриарх. И просто, и беспристрастно. И надо сказать правду, у них бывали выборы отлично удачные. Спасибо, что, при выборе митрополитов, не забыли потребовать мнения от самих епархий.

От устранения народа при избраниях, ― у нас в России произошло грустное явление: архиереи и священники сделались чиновниками, на которых народ также почти дико смотрит, как и на гражданских чиновников; и только еще старинная привычка поддерживает кое-какое уважение, которое, впрочем, ныне новые наши цивилизаторы и прогрессисты стараются всеми силами разрушить окончательно. Состав синода придуман хорошо: только не слишком ли часто предположено менять членов? Впрочем там это виднее, нежели со стороны, вообще законы на бумаге всегда хороши; дело в исполнении. Хороши ведь законы и у нас в России; а дело хуже быть нельзя. От чего оно так бывает? Богу одному известно. Ищем более своих си………(точки в подлиннике). В предстоящем вопросе о жалованье всеми силами им нужно устранить вмешательство турецкого правительства. Потом устроить так, чтобы все получали непременно жалованье, а не поручные доходы. Собирать потребную на это сумму можно или в качестве определенного налога, или в виде пожертвований в церковь при исправлении треб. При каждой церкви должен быть малый совет из причта и почтеннейших лиц прихода. Этот совет и будет заведывать всеми церковными доходами. За удовлетворением местных потребностей, т.е. жалованья причту, содержания приходской школы и проч. часть этих доходов (пожалуй, определенная) будет поступать в кассу епархиальную, где опять за выдачей жалованья архиерею, содержанием епархиального училища и проч. Известная часть будет поступать в патриаршую или народную кассу. Епархиальной кассой будет заведывать также смешенный Совет ― из духовных и светских лиц. Главное, чтобы никто не брал частно, поручно: это первая узда на злоупотребления. Пусть и за посвящение вносится какая-нибудь сумма, только не архиерею или патриарху, а в кассу епархиальную, или патриаршую, из которой и патриарх и его штат получают жалованье.

Впрочем, я уже похожу на крыловских мужиков, которые рассуждали и спорили о том, как воевать с Китаем, а под носом и кашу прозевали. А под носом-то каши много; дай Бог только сил и уменья с ней разделываться. А то вот сущая-то беда и напасть! Чуть ли мне не доведется прокатиться в Питер………………………………………………………………………..

……………………………..Указа еще не получил, но частное сведение имею, что положено ― вытянуть нашу мерность от Понта Эвксинского до моря Варяжского. Батюшка Отче, ― благослови и помолись! Этакая страшная новость до того ошеломила меня, что я на первых порах не шутя думал, махнуть скорее, пока не получился еще указ, прошение об увольнении совсем и от епархии, и забраться в скит. Очевидно, что не в услугах моих нуждаются, ― чем я им могу помочь, не умея управиться и со своей епархией? А зовут на смотр и истязание. Это-то, впрочем, и остановило меня и заставляет решиться на поездку. Пусть по крайней мере, увидят, каков есмь в натуре, без слухов, со всем тупоумием и неспособностью. Это, Бог даст,

Подаст мне случай из Питера прямо, но честно, удалиться в монастырь или скит. По какому-то чутью думаю, что в Одессу мне не возвращаться: впрочем, о ней и не жалею. Где-нибудь в уголке поспокойнее, чем на бойкой дороге. В теперешний век прогресса и Свят. Синод наш в больших хлопотах, ― об улучшении семинарий и училищ, об облагораживании сколько-нибудь духовенства, о противодействии папизму, который усиливается вторгнуться к нам всеми кривыми путями, о противодействии расколу, который теперь, при криках цивилизаторов о безусловной свободе совести, тоже поднимает голову. Словом, времена тяжки, дела чрезвычайно важны: теперь нужно единодушное усилие опытнейших и мудрейших, а не такой бесхарактерный мямля, как наш брат.

Вы желали иметь какую-нибудь из русских газет: посылаю вам Русский дневник. Нахожу ее для вас более других интересной, потому что в ней сведения об одной России, и притом из всех России: в иностранных известиях из русских газет для вас немного интересного. Буду высылать вам ее и из Питера. Хотел было послать вам курьезнейшую вещь ― журнал, издаваемый В.И. Аскоченским в Петербурге, под названием: домашняя беседа, ― в крепко религиозно-церковном духе, с достаточной грозой против цивилизаторов и прогрессистов. Виктор Ипатыч ратует со свойственным ему жаром и едкостью слова. Получаемый мной экземпляр я отдал в семинарию; а вам вышлю уже из Питера, теперь не успею уже выписать.

Война началась в Италии: Бог весть, что будет. Английские министры пророчат большую кутерьму во всей Европе, а они смотрят зорко и видят далеко. Если не удастся дипломатии остановить бед вначале: то надобно ожидать большого переворота в Европе, по крайней мере продолжительных и кровопролитных войн. Не даром, говорят в народе, заходила к нам такая страшная комета: пометет она хвостом своим землю!

Перекиньте словцо с будущим пароходом. Может быть, не нужно ли будет передать что-нибудь в Питер. Думаю, что указ получу еще разве через неделю. Помолитесь и благословите

Вашего Высокопреподобия усерднейшего слугу

Дмитрия, епископа Херсонского.

Одесса,

25 апреля 1859 г.

3.

Высоце в Богу Превелебнейший Отче,

Наиласкавейший пане брате!

(Сначала, говорится о том, как высочайшие особы должны быть встречаемы духовенством)…………………………………………………………………………………………...

Мысль мою об участии светских вы не так поняли. Я говорил об участии мирских лиц в избрании на церковные степени, а не в управлении церковном. Это вещи различные. Первое может быть вредно разве только по особым обстоятельствам; последнее и не законно и вредно всегда.

Впрочем, простите, Господа ради, все утро все отрывали беспрестанно, а теперь пора уже посылать письмо.

Вашего Высокопреподобия покорнейший слуга Дмитрий, епископ Херсонский (без даты)

4.

Батюшка Отче!

На бегу пишу вам, чтоб только известить о своем прибытии в Питер и пребывании в нем. Питер удостоился узреть нашу святыню 17 июня. В синоде теперь вакации, собираемся только раз в неделю. Дел серьезных еще не было. Обер-прокурор в отсутствии. Двор за городом, все вельможество по дачам. Таким образом, валандаем пока без дела. Только и есть сколько-нибудь серьезного дела, что собираемся раз в неделю для чтения нового перевода евангелия на русский язык, который предположено издать вновь.

Русский дневник кончил свое бытие. Я сделал распоряжение, чтоб вам высылалась Северная пчела с июля месяца.

Простите и благословите

вашего усерднейшего слугу

Дмитрия, епископа Херсонского.

С.-Петербург

24 июля 1859 г.

III

К Высокопреосвященнейшему Антонию

Архепископу Кишиневскому и Хотинскому¹¹

1.

Высокопреосвященнейший Владыко

Милостивый архипастырь!

Здесь появилась опять некто г-жа Чолак, которая была здесь в 1859―60 годах хлопотать по делу своему с мужем (действительным или мнимым, ― Бог их знает). Дело ее еще в 1859 году отослано в Кишиневскую Консисторию, где оно и теперь. Несчастная (название это во всяком случае прилично ей) женщина эта ходит здесь везде и ко всем с воплем и слезами. Князь Урусов прислал ее (разумеется, чтобы отделаться) ко мне; и я не иначе мог отделаться от нее, как дав обещание просить ваше Высокопреосвященство об ускорении дела ее в Кишиневской Консистории, на которую, разумеется, она жалуется, как на подкупленную мужем ее. Как и чем бы то ни кончено было дело ее, ей только хочется дождаться развязки. По словам ее, князь Горчаков (она пробралась и к нему, пробралась и дальше), обещал ей немедленно, по получении дела из Синода, подвинуть его к окончательной развязке. Преосвященный митрополит с 18 числа мая в Новгороде. Граф Толстой не возвращался еще из Москвы. Все пока обстоит благополучно и нового ничего нет. Теперь же кстати настают ваканционные месяцы, будем собираться раз в неделю, и дела пойдут чрез пень на колоду. Вашему попечительству жалуют тысячи четыре или пять (не помню хорошо) из остаточных от жалованья духовенству сумм. Это те остатки 1860 года, которые прежде собирались в пенсионный капитал и которые теперь решились раздать более нуждающимся попечительствам, чтоб не возвращать в казначейство.

Помолитесь о нас грешных осужденниках, туне воздыхающих об отечествии на чужбине.

Вашего Высокопреосвященства

усерднейший слуга

Дмитрий, архиепископ Херсонский.

С.-Петербург

30 мая 1861 года

2.

Высокопреосвященнейший Владыко

Милостивейший архипастырь!

По усильной, слезно-настойчивой просьбе г-жи Чолак еще осмеливаюсь беспокоить ваше Высокопреосвященство письмом своим. Ваше Высокопреосвященство изволите полагать, что дело это не должно быть предоставлено Синоду, разве по жалобе недовольной стороны: но, кажется, оно должно быть представлено Синоду уже потому, что прислано из Синода, и должно потом поступить в министерство иностранных дел, если в указе не упомянуто об этом, то, может быть, потому, что разумелось само собой, а может быть!.....Дело в том, что г-жа Чолак прошла здесь повсюду. Великая княжна Елена Павловна обещала принять детей ее, если Синод решит дело. Князь Горчаков обещал все свое содействие, если Синод решит дело и т. д., и.т.д. Таким образом Синод ни за что ни про что подвергается нареканию. Может быть, консистория ваша имеет свой интерес тянуть дело нескончаемо; но ведь когда-нибудь нужно же и кончить его.

У нас, по обычаю, каникулы, т.е. полное безделье. Владыка митрополит с 4 июля уехал в Новгород, а потом поедет в Задонск, стало быть воротится в Питер около или после 20-го августа. А мы грешные жаримся тут в наших полутюрьмах. Лето здесь такое жаркое, какого, думаю, Петербург и не помнит. Например, сей час 10 часов утра, а уже 22 градуса тепла и тени, а на солнце и показаться нельзя, а после полудня доходит жар до 25 или 27 градусов в тени. Государыня императрица, наконец, окончательно собирается ехать в Крым числа 2 или 3 августа, государь выедет днями двумя или тремя позже и проводит ее до Крыма; а долго ли пробудет там и куда поедет оттуда еще не слышно.

Вашего Высокопреосвященства

Милостивейшего архипастыря покорнейший слуга

Дмитрий, архиепископ Херсонский

12 июля 1861 года.

3.

Высокопреосвященнейший Владыко,

Милостивый Архипастырь!

Слава Богу, Господь избавил меня от Питера и всех зол, неразлучных с питерской жизнью. Вот уже месяц, как я живу в своей богоспасаемой Одессе, или лучше на хуторе под Одессой. В делах епархиальных, благодарение Господу, не нахожу особенно важных каких-нибудь опущений или случаев, кроме того, что осадили, по обычаю, с разными прошениями и проч., но в губернии вообще нашел сильный неурожай: ни сена, ни хлеба почти не будет; а что было, пожрала саранча, которая летает по всей губернии огромными тучами.

Плодов древесных было довольно, особенно большое изобилие абрикосов; виноград тоже обещает урожай хороший. Из Петербурга я выехал еще до пожаров: но чего-то ожидать было должно, судя по распространяемым, весьма дерзко и нагло, прокламациям, самым ожесточенным и гнусным. Может быть, эти пожары, Бог даст, пробудят наше правительство и заставят смотреть на то, что делается, серьезнее и строже…

Ваше Высокопреосвященство предлагаете весьма приятное и доброе дело ― повидаться нам лично, и это сделать весьма легко и удобно. Не вздумаете ли вы проехать в Аккерман? Оттуда до Одессы всего 44 версты, включая сюда и девятиверстную ширину лимана. Я мог бы выслать в Овидиополь экипаж, или выехать сам (это от Одессы 35 верст). Таким образом, оставивши свой экипаж в Аккермане и переехавши лиман на пароходе или лодке Ваше Преосвященство удобно могли бы побывать в Одессе. Я желал и просил бы Ваше Высокопреосвященство пожаловать к нам на праздник Преображения Господня ― храмовый праздник в Одесском кафедральном соборе. В таком случае по утру 4 числа я отправился бы рано в Овидиополь, чтобы воротиться с вами в Одессу к обеду, так чтобы 5 и 6 число погостили Ваше Преосвященство у нас в Одессе. Впрочем, если это окажется неудобным, прошу пожаловать после Успения. Во всяком случае покорнейше прошу известить меня и указать день, в который я мог бы приехать в Овидиополь. В Тираспольском уезде я в настоящем году не могу быть: нужно будет в сентябре месяце, после 8 числа, поехать в Елисаветград и во всю ту сторону.

В ожидании приятнейшего свидания, с искренним почтением и сыновней любовью остаюсь Вашего Преосвященства Милостивого Архипастыря покорнейшим слугой

Дмитрий, архиепископ Херсонский

Одесса 25 июля 1862 г.

4.

Высокопреосвященнейший Владыко,

Милостивейший архипастырь!

Как встречать Государыню в соборе ― конечно известно, т.е. с крестом и св. водой, при пении Спаси Господи люди твоя и проч., причем, т.е. после целования креста и окропления св. водой подойти к руке по обычаю. Речи говорят и не говорят, как кому угодно. По-моему, лучше не говорить. Сказать что-нибудь особенно занимательное ― трудно; а сказать что-нибудь пошлое ― скучно. Говорят, что когда была Государыня в первый раз в Крыму, когда ее и в Крыму и в Харькове угощали речами, она изволила выразиться: «нас запотчевали речами». Зачем же нам еще потчевать до пресыщения! Оставим речи речистым. Молчащий не рискует ничем, а говорящий всегда рискует проговориться. В училище можно встретить и так и так, как окажется удобнее, если от поезда ближе и прямее путь в церковь, то в церкви, а если ― в залу, то в зале. В первом случае Вашему Высокопреосвященству, кажется, приличнее встретить у подъезда ― просто в рясе, а в церкви встретит священник с диаконом ― с крестом и св. водой, при пении детьми: спаси Господи, ― с ектеньей и многолетием, а потом уже вести Ее Величество в залу, а потом куда прикажет сама, т.е. если угодно ей будет посмотреть спальни, столовую и проч. В последнем случае, по осмотре залы и прочих помещений, предложить посетить церковь, где все таки должен ожидать и встретить ее священник с крестом и св. водой, с пением, ектеньей и проч. Дети, без сомнения, поют не все, а только некоторые. Если встретите ее Величество сначала в церкви, то поющие будут в церкви, а не поющие в зале, куда, вслед за Государыней, даже и впереди ее (так как певчие и при входе и при выходе идут, обыкновенно, впереди) придут и первые и соединяться со своими товарками. Если встретите прежде в зале, то по выходе Государыни из залы в другие комнаты, певчие дети могут отделиться и пойти в церковь. Прочее все будет зависеть от расспросов самой Государыни, которая любит вникать в подробности осматриваемых ею заведений. На расспросы ее Величества касательно содержания детей, их занятий и вообще внутреннего состояния заведения должна отвечать начальница заведения, и где нужно и Ваше Высокопреосвященство, ― к кому, впрочем, будет обращаться Государыня.

Желая от всего сердца и вам и себе благополучно и с радостью встретить ее Величество, с глубочайшим почтением и сыновней преданностью есть и буду всегда

Вашего Высокопреосвященства

Милостивого архипастыря покорнейшим слугой

Дмитрий, архиепископ Херсонский

Одесса 30 мая 1867 года

Забыл сказать об иконе. Икону поднести необходимо после окончания молебствия, когда Государыня изволит приложиться к местным иконам. При этом, разумеется, должно и пожелать ей благословения Божия, поздравить с благополучным путешествием, поблагодарить за посещение ее, пожелать благополучного совершения всего путешествия в вожделенном здравии и проч. и проч. Вот и это будет вместо речи, и примется, без сомнения, с большим удовольствием, нежели форменная речь.

5.

Высокопреосвященнейший Владыко,

Милостивейший Архипастырь!

Усерднейше благодарю за добрую память и отеческое расположение Ваше ко мне грешному, и еще усерднее прошу продолжения Вашей любви и Ваших святых молитв о моем недостоинстве.

Авва Иероним исполнил Ваше поручение, как нельзя лучше. Генерал-Губернатор, как из всего видно, остался чрезвычайно доволен и посланием и посланником и привезенным им подарком. Мне же приютить его у себя было не безвыгодно. Он привез с собой вино, которое оказалось весьма хорошим; и мы, ради гостеприимства, разрешили пост, и попивали весьма усердно. Давно не переписываясь, по обычаю лености, с Петербургом, ничего не слышу и не знаю, чем можно бы поделиться с Вами, как новостью. Свои же дела идут кое-как, чрез пень на колоду, по пословице: дела не делаем и от дела не бегаем.

Впрочем, как у нас все губернские власти в Херсоне, то составителем новых штатов занимается Преосвященный Викарий, который присутствует, вместо меня, в губернском присутствии. И это дело, как кажется, не обещает скорого исхода, а оно, между тем, довольно тормозит и связывает руки в других делах. Еще до установления штатов в Епархии становится тесно, а с утверждением их сделается еще теснее. Со священниками, имеющими остаться сверх штата, может быть, еще кое-как разберемся года в два, в три, и окончившие курс должны будут идти в псаломщики; причетников же более половины должны будут искать себе хлеба, где знают.

Яже о мне, лучше всего возвестить Вам авва Иероним, которому я предоставил возвестить Вам вся, яже виде и слыша. Между прочим, я передал ему ― пока еще предварительное прошение к Вашему Высокопреосвященству об одном их моих племянников, принятых Преосвященным Гурием, на случай если бы Преосвященный Гурий, определивший его теперь дьяконом в Ялту, затруднился произвести его во священника по неимению места.

Свидеться с Вашим Высокопреосвященством предстоящей весной где-нибудь на Днестре, я почту себе самым приятным удовольствием. Известие только, когда и где признаете это для себя более удобным; я так и распоряжусь своими делами и своей поездкой. Поручаю себя Вашей отеческой любви и святительским молитвам, с искренней сыновней любовью и преданностью есть и буду всегда Вашего Высокопреосвященства покорнейшим слугой

Дмитрий, архиепископ Херсонский.

13 марта 1870 года

IV

К митрополиту московскому Филарету,

по случаю пятидесятилетия его архиерейского служения¹².

Высокопреосвященнейший Владыко,

Милостивейший архипастырь и отец!

Среди приветственных гласов, кои, в наступающий день, вознесутся к тебе со всех стран необъятного царства русского, от всего лика священнослужителей и предстоятелей святой церкви Христовой и от всего сонма православных чад ее, благослови, доблестно-маститый иерарх Христов, да и наша отдаленная паства херсонская предстанет, в духе радования, пред светлый взор твой, с искренним изъявлением сыновнего приветствия.

Полстолетия ныне, как жребий святительского служения в церкви Христовой принят тобой, по указанию Господа ― главы церкви. Полстолетия ныне, как ты, подобно утренней звезде, сияешь благотворным и радостнотворным светом на церковной тверди, державы полуночной, облеченный благодатью и властью пастыреначальничества.

Правда, свет благих дел и жизни богомудрой поучительно сиял в тебе и прежде сего, как в сосуде предызбранном. Огонь благодати, возложенный в юном духе твоем начальным возложением рук священничества, послужил только к озарению внутренней лепоты души твоей и к проявлению уже жившего в тебе помазания от Святого. Твоя жизнь и деятельность до свидетельства уже исполнена была плодов благих в честь и славу православной церкви и отечества.

Но с того дня, как сей дар Божий, стяжанный тобой во святыни и чести (?), преподан был тебе в мере сугубой, чрез новое проручествование тебя благодатью высшего освящения, евангельский свет доблестей святых стал сиять во всех делах христоподражательной жизни твоей светлее, благотворнее, поучительнее, ― умножаясь и расширяясь по мере того, как и сам ты, подобно свещнику златому, движим и возносим был, рукой помазанников Божиих, до той высоты в церкви отечественной, на которой стояли некогда первопрестольники земли русской, ― пастыри сладкоглаголивые, богомудрые; святые, исповедники, священномученики.

Не нам возвещать о твоей, сколько высокой и мудрой, столько же плодотворной и благотворной деятельности общественной, которую от дней первых доныне так блистательно украшает твое, более чем шестидесятилетнее, служение престолу, церкви и отечеству. Тем паче не нам касаться сокровищницы тех духовных подвигов, коими присно святилось и святится в тебе, и чрез тебя в мире, всесвятое имя Божие. Мы слишком близки к тебе по времени, чтобы объять и измерить взором всю высоту, и широту, и глубину твоей полувековой ― непрерываемой и неусыпной ― деятельности, со всеми ее плодами. От нас многое закрыто ныне покровом твоего глубокого смирения. Нам полагает перст на уста твое боголюбезное смиренномудрие. Об этом с невозбраняемыми похвалами говорить будут только роды и роды грядущие. Это будет предметом изучения и поучения из века в век не для одного православного народа русского, но и для всех народов просвещенных.

Но мы не можем не благодарить преблагого Отца Небесного за то проявление силы Божией в немощи плоти твоей, которое так видимо, радостнотворно и дивно не для нас одних, истых сынов православной России, но и для внешних и чуждых нам. Мы не можем не прославлять о тебе Верховного Главу церкви ― Господа нашего Иисуса Христа за те многоразличные дары Духа Божия, которыми Он украсил тебя, яко жениха церкви Своей, и которые ты ― непрестанным подвигом, терпением, трезвением ― возделал, возрастил и во сто трудов уплодоносил еси. И мы славим, хвалим и благословляем Господа: за тот дар премудрости, который поставил тебя искусно во всем ― пред Богом и человеками, делателя непостыдна, право правяща слово истины (2Тим.2:15), которого в сладость слушает иногда, и послушав многа творит (Мк.6:20) самая мудрость государственная, ― за тот дар разума, который отверзе ум твой разумети писания (Лк.24:45) и дал тебе глагол благовествующему силою многою, плоды которого ― те высокие произведения ума Твоего, которые доныне лежат в основании всего духовного просвещения нашего от первой академии в столице до первого класса последней сельской школы, ― за тот дар совета, к которому благонадежно прибегают не только руководимые тобой ко спасению пастыри и пасомые, но и высшее управление церковное и правительство государственное, во всех трудных и многосложных вопросах ― церковных и государственных, ― за тот дар духовной крепости, которым Господь Иисус Христос сотворил тебя, ― столпа в церкви своей, и написал на тебе имя Бога Своего и имя новое Свое (Откр. 3:12), да будешь в столпе крепости и непоколебимости в вере для прославления сынов церкви Христовой, ― в столпе утверждения и спасения для влающихся всяким ветром учения во лжи человечестей, в коварстве козней льщения (Еф.4:14), в камень прибежища и упования для всех обуреваемых, скорбящих, озлобленных, помощи и утешения требующих; за тот дар ведения, который открылся в сердце твоем источником воды живой, текущей в живот вечный (Ин. 4:14) для напоения душ, жаждущих слова назидания, утешения и спасения, плоды которого ― те, полные жизни и духа, поучительные словеса твои, в которых души верующие будут обретать всегда здравую ― питающую и услаждающую ― пищу, все полезное ко учению, ко обличению, к назиданию, еже в правде (2Тим.3:16), и которые св. церковь с благоговением вложит в богатую сокровищницу свою, где хранятся духоносные словеса Василиев, Богословов, Златоустов; ― за тот дар благочестия, который явил тебя правилом веры, образом кротости, воздержания учителем не только присному твоему стаду, но и всему исполнению православной церкви Христовой; за тот дар страха Божия, который проницая и освящая все движения души и тела твоего, все слова и дела твои, невольно проницает и влечет в воню мира своего всякого приближающегося к тебе, возбуждая в нем тот же дух целомудрия, смиренномудрия, умиления, благоговения; за тот дар слова живого и действенного, которым извитийствовал ты глубочайшие тайны слова Божия ― в поучение самим учителям церкви, в охранение истинного благочестия от тлетворных плевел суемудрия, легковерия, суеверия и лжеверия. О сих всех буди имя Господне благословенно отныне и до века! Буди благословен день и час, в который благодать Всесвятого Духа Божия пророчествовала тебя во архиерея церкви Христовой и престолом апостольским наместника!

В сей-то благословенный день, мы ― смиренные чада твои, воспитавшиеся в училищах, не только тобой насаждаемых, но и возросших и принесших благословенные плоды под твоим отеческим попечением и надзором, ― учившиеся познанию тайн веры Христовой ― от самых начатков учения христианского до высшего разумения таин слова Божия ― по составленным тобой образцам науки христианской, ― вдохновляющиеся доныне, в проповедывании слова Божия, твоими богомудрыми и духоносными словесами, ― поучающиеся доныне непостыдному служению церкви Божией примером твоего доблестного служения, ― являемся к твоему блаженству, чтобы, сорадуясь тебе с сыновней любовью, с одной стороны ― воздать о тебе честь и славу великому и вечному Архиерею, как всеверховной Главе церкви; с другой ― излить пред тобой самим те святые чувства благодарности, любви и благоговения, которыми проникнута к тебе вся православная Россия не только как к отцу отцов наших, но и как к святителю святителей.

Но мы являемся пред лице твое, святитель Божий, не один, а с ликом Святейшей и непреоборимой защитницы страны нашей, ― с тем святым ликом, пред которым обыкли возносить моления свои о мире всего мира, о благосостоянии святых Божиих церквей, о благопоспешении во всем благочестивейшему Императору, о здравии и спасении Святейшего Синода со всеми благочестивыми архиереями. Как молитва праведника благопоспешна и спасительна для каждого из нас, доколе живем в мире, так молитва о самом праведнике Царице небесе и земли много может пред Ее Сыном и Богом. Ее предстательством и молитвами да благословит Он ― вседержавный Владыка судеб мира, церкви и каждого из нас, ― да благословит отныне новый венец доблестно-маститой жизни твоей, исполняя твой дух, душу и тело и силой свыше, и миром превосходящим всяк ум, и радостью о Духе святее ― не на полвека только, но и до века!

Вашего Высокопреосвященства

Милостивейшего архипастыря и отца….

V

К графу Д.А. Толстому,

Обер-прокурору Святейшего Синода¹³

Сиятельнейший Граф,

Милостивый Государь!

Позвольте вашему Сиятельству изложить здесь сущность болгарского движения с целью иметь свою народную иерархию и освободиться от греков-архиереев, сколько мог я понять из разговоров с болгарами, из чтения разных записок, писем и проч.

По характеру своему оно есть движение народности, общее с движением всех народностей в Турецкой империи, а пожалуй и в Европе вообще. Мысль о народности возбудилась у болгар не так давно, но и не так близко к настоящему времени, ― именно когда болгары начали образовываться то в России, то в других европейских странах. К этому способствовало, без сомнения, и наше так называемой славянофильство. Пробудившись, народ болгарский увидел, что его народность закрывается и даже подавляется преобладанием над ним греков; ибо в Турецкой империи главы народов суть высшие духовные власти. Отсюда мысль, что болгары потому будто бы более других терпят и менее других пользуются правами, предоставленными Гаттишерифами и Гати-Гумаюнами султанскими, что не имеют своих природных представителей и ходатаев пред Портой. Эта мысль по-видимому, оправдывается и еще более утверждается в умах болгар надменным, презрительным и своекорыстным обращением с ними греческого духовенства, которое более заботится о себе, нежели о народе. Например, у болгар павликиан-католиков каждый ксендз (а они всегда из европейцев, хорошо, впрочем, знающих болгарский язык), при всякой обиде болгарину ― католику, идет сам в суд, к кадию, к паше и проч., готов если нужно, поднять на кого и консулов и посольства, и всегда поставить на своем, защитит обиженного; а православные болгары в таких случаях остаются беззащитными жертвами турецкой алчности. Грек боится спорить с турецкими властями, чтобы не лишиться места. Эти-то и подобные обстоятельства разожгли давнее нерасположение болгар к грекам в совершенную ненависть, до того, что открыто говорят: лучше уж передаться папе (как это ни страшно для них и теперь еще, не смотря на все ублажения и самые пышные обещания католических миссионеров), нежели оставаться в рабстве у греков, как они называют настоящее свои положение.

Цель движения болгарского понимается не всеми одинаково. Горячие головы мечтают даже о болгарском королевстве с патриархом в Охриде, как это было когд-то. Более рассудительные желают добиться положения сербов или румын. Весь вообще народ, не понимая ясно, что ему нужно, кричит только: долой греков; ибо они одни представляются ему виной тяжелой его доли. С другой стороны, и у греков есть свои цели для удержания болгар в своих руках, помимо пользы православия и церкви. Высшая, так сказать, цель их задушевных помыслов есть так, чтоб подготовить в Болгарии илотов для будущей империи. Отсюда-то изъясняется постоянное гонение на болгарский и славянский язык, который хотелось бы им вытеснить вовсе из церквей, постоянное (разумеется, тайное) противодействие вводу и распространению церковных книг русских, постоянное стремление огречить болгар. Но общей, главной, даже нескрываемой греками, целью служит поддержание так называемой народной, т.е. патриаршей казны, которая служит будто бы для нужд народа, а по словам болгар, для видов и пользы одних фанариотов, и которая собирается главным образом в Болгарии. Кто прав, кто виноват? Судить трудно. Те и другие, очевидно, увлекаются мечтами и страстями, а потому впадают в крайности. Но между теми и другими есть и люди рассудительные, которые со скорбью и болезнью сердца смотрят на такое положение дел. Есть и болгары, понимающие ясно, что отделиться от патриарха и незаконно и пагубно в настоящее время, когда обстоятельства требуют стать всем дружно против напора католиков. Есть и греки, по крайней мере здесь, которые не одобряют земляков своих. Само собой разумеется, что и не все архиереи греческие одинаковы, и не всякий болгарин понравился бы самим болгарам, как показал опыт с преосвященным Стефаном, на что греки указывают справедливо.

При этом внутреннем разладе великая опасность грозит со стороны папистов, которые наводнили Болгарию своими миссионерами, хорошо говорящими по-болгарски. Папа обещает болгарам все: и своего патриарха, и неприкосновенность обрядов и богослужений, не требует даже формального признания его главенства и поминовения его имени в церквах; желает только, чтобы болгары отложились явно от патриарха Константинопольского и отдались под его покровительство и приняли от него и патриарха и архиереев. Предложения очень соблазнительны. Многие болгары, особенно воспитывавшиеся во Франции и в Австрии, находят их не только весьма выгодными для Болгарии, которая станет таким образом под защиту сильных держав, но и не противными даже вере. Есть, к сожалению, как говорят, некоторые и из греческих архиереев, склонные на предложения папы. Усилия протестантов, которые также, со своей стороны, стараются развратить болгар, не очень опасны; по крайней мере эта опасность не велика в сравнении с другой от папистов.

Что нам делать? Прежде всего действовать в защиту и пользу болгар чрез наше посольство и дипломатических агентов. Поставляю это первым потому, что враги православия указанием на мнимую слабость России, не могущей якобы защитить своих единоверцев и помочь им, более всего стараются подавить в болгарах расположение к России, а чрез это отвлечь и от единоверия с ней; ибо не трудно им понять, что, при настоящем озлоблении Болгарии против греков, она удерживается в православии главным образом сочувствием к России и единоверием с нею. Как действовать нашим дипломатам? В этом уже не нам их учить. Можно только заметить, что очевидно для всех и каждого, что пост посла в Константинополе есть в настоящее время один из важнейших, если не важнейший из всех; а потому в этом посольстве нужны не только лучшие дипломаты, но, что особенно важно, дипломаты православные, у которых в душе и сердце интересы веры и церкви православной стояли бы впереди всего. Этого требует не только пользы веры и церкви, но, может быть, еще более, пользы государства С другой стороны, нельзя не заметить, что наши действия отзываются не только излишней скромностью и осторожностью, но как бы робостью, что замечается даже и болгарами, не только греками, и действует на них неблагоприятно. Впрочем, дипломатическая часть не наша; обращаюсь к средствам поддержать православие в Болгарии, а вместе и сочувствие ее к России. Лучшее для сего средство есть тоже само, какое употребляют паписты, ― миссионеры. Местное духовенство в Болгарии не может противодействовать папистам, потому что оно и невежественно и бедно, а паписты действуют и просвещением и деньгами. Нужно, стало быть, в помощь местному духовенству, послать образованных миссионеров, которые могли бы научить народ и предостерегать от увлечения пропагандой папской: но надобно, чтобы эти миссионеры имели средства заводить училища, приюты для сирот, больницы и проч., как это делают миссионеры папские. Папа не жалеет миллионов! Вспомоществование бедным, заботливость о научении детей, попечение о сиротах, больных и проч. есть лучшее средство привлечь народ и снискать его расположение.

VI

К Михаилу Ивановичу Запольскому,

Протоиерею Успенской церкви в Одессе¹⁴.

Любезнейший Отец Михаил!

Следующие мне прогонные деньги, которых хозяйственное управление насчитало слишком пятьсот рублей, я получил здесь на прошлой неделе: по этому данную мной Вам доверенность уничтожьте. Сегодня же, по почте, посылаю Вам 1000 рублей: из них рублей сто отдайте Авдотье Ивановне¹⁵, а если ей очень нужно, пожалуй, дайте и двести рублей. Остальными распорядитесь и уплатите за содержание Константина и Ивана¹⁶ и за прошлые месяцы и вперед на сколько хватит. Авдотьин Андрей¹⁷ явился ко мне сюда к празднику, и теперь еще здесь. То же порывается в университет. Содержание его в Москве будет обходиться более трехсот рублей; потому что и здесь, а тем более в Москве, дороговизна на все растет сильно. Еврейство в Москве усиливается со дня на день; даже и здесь, в Ярославле жиды завели уже синагогу.

Здоровье мое кое-как выдерживает все невзгоды здешнего климата: но силы видимо слабеют. Сильное изнеможение после каждого служения, частая бессонница и постоянная вялость во всем теле громко напоминают об упадке сил и ослаблении нервов. Вся надежда на двухмесячное здешнее лето, которое даст, по крайней мере, возможность надышаться свежим воздухом и сколько-нибудь укрепиться на десятимесячное заключение в спертом комнатном воздухе. Впрочем, если Бог даст мне пережить будущую зиму, после Пасхи 1876 года думаю непременно уволиться на покой. Авось пенсией удобнее будет делиться с сестрами, нежели моим жалованьем, состоя на службе. Что досаднее всего, со всех сторон, и от известных и вовсе неизвестных мне бедных получаю непрестанно просительные письма о пособии, именно потому, что теперь я состою в богатой будто бы Ярославской епархии. Не понимают, несчастные, какая злая насмешка заключается в этих поздравлениях с богатой епархией.

Письмо это доставит вам Жураковский, бывший мой келейник, а ныне иеромонах Феодот. Эта метаморфоза, может быть, позабавит одесситов, знавших его Дмитрием. Но эта-то метаморфоза и задержала его так долго в Ярославле; без этого еще к зимним святкам он был бы уже в Одессе. Остается при мне один Иван Афендин¹⁸: но и он едва ли выдержит, хотя и желал бы остаться при мне, здешнюю жизнь.

О. протоиерею Лебединцеву, оо. Ректору и инспектору семинарии, всем соборянам, всем оо. протоиереям и иереям одесским и всем одесситам мой усердный поклон и братское целование о Господе.

Дмитрий, архиепископ Ярославский

14 апреля

1875 года

VII

К помощнику смотрителя,

В Клеванском духовном училище, по случаю

пятидесятилетнего юбилея службы его¹⁹.

Милостивый государь,

Лукиан Семенович!

С искренней радостью поздравляю вас с совершившимся пятидесятилетием Вашей усердной и плодотворной деятельности на поприще воспитания и образования детей, готовящихся на служение св. церкви Христовой. С живейшим участием сочувствую вашей радости, которую даровал вам Господь в утешение здесь ― на земле, и в предвестие вечной радости, которая уготована благим и непостыдным делателям вертограда Господня на небе.

Самое воспоминание о многотрудном и тернистом поприще, с которого так охотно уклоняются другие, не пройдя и малой его части, но которое помог вам Господь совершить бодрено и непостыдно, с честью для себя и училища, с великой пользой для питомцев ваших ― да послужит Вам неиссякаемым источником высокого утешения и радования о Господе. А окружающий вас теперь многочисленный лик бывших учеников и питомцев ваших, уже ознаменовавших себя многими заслугами и достигших почестей на разных степенях служения общественного, но которые с любовью помнят и с благодарностью вспоминают доброго наставника и руководителя своей юности ― да послужит Вам удостоверением, что усердные труды ваши не остались тщи, что доброе делание ваше и посеянное вами доброе семя приносят благие плоды и здесь и принесут их в живот вечный; что, если и люди умеют ценить сделанное им добро и быть за то благодарными, тем паче оценит его высочайший судья дел человеческих Господь, и воздаст за него по неисчерпаемой милости Своей и щедротам Своим. Препровождая при сем св. Иконы Божией Матери (копию Чудотворной Иконы Ее Почаевской), прошу принять Ее от меня, как свидетельство моей искренней любви и благожелания к Вам; усердно молю Господа и Пречистую Матерь Его, да ниспошлет на вас свыше Свое Святое и всесовершающее благословение и да сохранит Вас Владычица небеси и земли под Своим благодатным покровом.

Житомир

20 ноября 1879 года

VIII

К графине Антонине Дмитриевне Блудовой²⁰

Сиятельнейшая графиня

Милостивая Государыня,

Антонина Дмитриевна!

Виноват, виноват, и сто раз виноват, что ни при отъезде из Житомира, ни по приезде в Одессу не писал Вам. В Житомире хлопоты с окончанием дел и сборы в дорогу; в Одессе не меньшие, а еще большие хлопоты ― освоиться с делами и положением на новом месте не дозволили мне заняться перепиской. Получив письмо Вашего Сиятельства (чрез почтеннейшего Иосифа Владимировича г. Гурко), не смею больше откладывать и принимаюсь за перо.

Пребывание мое в Житомире, как известно Вашему Сиятельству, сопряжено было с серьезными страданиями телесными и не малыми скорбями душевными: но за все буди Слава и Благодарение Господу. Попустив мне подвергнуться болезни ног, Он оставил мне, в утешение, возможность и силы совершать, хотя по Воскресным и Праздничным дням, богослужение, а иногда и сказать какое-нибудь поучение народу; а устранив меня, как инвалида, от больших дорог, дозволил мне жить в покойном уголку, что было моим всегдашним желанием. Но утешением от душевных скорбей Волынских, я преимущественно обязан Константину Петровичу Победоносцеву, который исполнил благосклонно мое последнее желание (которое, впрочем было и первым и постоянным во все время пребывания на Волынми), ― утвердил представление мое о распространении и лучшем устройстве женского духовного училища, что будет для Волынской епархии великим благодеянием. О всем и за все ― слава и благодарение Господу!

Простившись мирно с Волынью, пожелав ей от всего сердца мирного и благополучного жития, и побывав в Киеве, я прибыл, наконец, в Одессу, где нашел много нового, а более ― старого и по-старому. К удивлению, нахожу здесь множество дел, почти столько же как на Волыни, не смотря на то, что, по числу церквей, Херсонская епархия почти втрое меньше Волынской. Это, думаю, потому, что духовенство здешнее состоит из смеси различных элементов ― великорусского, малорусского и западной окраины России, а потому здесь и доселе происходит, так сказать, ферментация, и не выработался еще свой местный тип. В настоящее лето, здесь, особенно в Одесском уезде, полный неурожай; и люди и скот страдают. Благодарение Богу, что хотя в некоторых северных и западных уездах кое-что уродилось, и народ, Бог даст, пропитается, хотя с нуждой. Нигде еще, кроме Херсона, я не был в епархии. Нынешнее лето я употреблял собственно для себя, принимал и продолжаю принимать ванны из морской и лиманной воды. Хотя не чувствую еще особенного улучшения здоровья; но все же могу служить с меньшим…