Сравнительное достоинство грекославянского и еврейскославянского переводов Книги Бытия 2:5

Быт. 2:5

Настоящая статья стоит в связи с напечатанной в январской кн. „Христ. Чтения“, стр. 26: „Следы влияния еврейского текста“...

Надлежащее выяснение этого достоинства достигается не столько через разбор состава речи первоначального библейского текста, сколько чрез рассмотрение самого содержания данного места кн. Бытия.

По еврейскому тексту, который 70-т толковников, несомненно, читали также, как читается он и в настоящее время¹, начальные слова 5-го стиха (и всякий злак сельный) являются столь тесно связанными с предшествующими им конечными словами 4-го ст. (землю и небо или по 70-ти: небо и землю), что могут быть рассматриваемы, как непо­средственное продолжение вторых²; а так как эти последние, т. е. землю и небо стоят в винительном падеже от глагола: сотвори, то в такое же сочетание следует, по-видимому, ставить и начальные слова 5-го ст., как это и сделали 70-ть, а согласно с их переводом сделано и в новом славянском переводе. В пользу этого грекославянского перевода может говорить далее то, что употребленное в 5-м ст. еврейское слово «терем», переведенное словами: (πρό=) «прежде даже» употреблено в других некоторых местах библейского текста несомненно в значении: «прежде чем», например, в Исх. 12:34: (по евр. т.: терем йехемац =) прежде нежели вскисло³ , разумеется тесто; Нав. 3:1: (евр. терем йаавору =) «прежде чем перешли»⁴. Общая черта построения еврейской речи во всех этих местах состоит в том, что подлежащее опускается, т. е., подразумевается, а глагол ставится в прошедшем времени, как и в Быт. 2(«ийгьэ» = «был», «ийцмах» = «произрастал»); при этом у 70-ти прошедшее время переводится обыкновенно неокончательным наклонением от предлога: (πρὁ=) «прежде». Грекославянский перевод начальных слов Быт. 2:5, имеет, таким образом, своего рода основание.

Вместе с этим нужно иметь однако в виду ту особен­ность еврейскаго словоупотребления, что названное еврейское слово («терем»), несомненно, имеет также и значение: «еще не», наприм., в Псх. 9:30, Моисей говорит фараону, по дословному переводу с еврейскаго: «и (или: «а») ты и рабы твои, я знаю, что еще не убоитесь Господа». Здесь частица: «еще не» выражена в евр. тексте словом: «терем» и та­кое значение столь ясно и непререкаемо здесь, что в переводе этого места нет разногласия между древними и новыми переводчиками; и 70-ть, переводившие обыкновенно эту частицу предлогом: (πρὁ, πρίν=) «прежде», употребили здесь (οὐῦέπω=) «еще не», а согласно с ними читается и в Славян. Б.: ты же и раби твои вем, яко еще не убоястеся. В таком же значении, нужно полагать, употреблено «терем» и в 1Цар. 3:7, где библейский повествователь, объясняя причину, по которой юный Самуил не понял бывшего ему божествен­ного призыва, употребил еврейский глагол «знать» («ийада») в прошедшем времени с наречием «терем»; последнее может быть понимаемо здесь только в значении «еще не», потому что при передаче его словом «прежде чем», речь библейского писателя утрачивает свой определенный смысл и законченность, как это и представляет греческий перевод, в котором данное место⁵, при возможно более близкой передаче его на русский язык, состояло бы из след. слов: «и Самуил прежде чем знал Бога и открылось ему слово Господне» – речь, явно не законченная; в ней, очевидно, не достает указания на то, что было прежде, чем Самуил на­учился узнавать божественный призыв; дальнейшие слова повествования не могут служить таким указанием, так как в них говорится о том, что было после этого божественного призыва: и приложи, говорится вслед за вышеприве­денными словами, Господь призвати Самуила. Вследствие явной неполноты речи, представляемой здесь греческими переводом, славянские переводчики отступили здесь от него и вместо «прежде», как в греческом, употребили, согласно со значением евр. «терем» или переводом последнего в Вульгате⁶, «еще не», как и читается в нынешней славян­ской Библии: Самуил же в то время еще не познаваше Бога... и в русском Синодального издания. В этом же значении употреблено, нужно думать, рассматриваемое еврей­ское речение и в некоторых других местах библейского текста⁷ .

Рассмотренные места библейского текста, в которых встречается слово «терем», показывают самим делом, что в первоначальном библейском тексте оно употребля­лось – то в значении «прежде», то в значении «еще не». В каком из них употребил это слово бытописатель в Быт. 2:5, на основании только еврейской филологии трудно ска­зать с уверенностью. В этом отношении авторитетные ге­браисты справедливо говорят⁸, что «едва ли возможно про­вести строго очерченную границу» между употреблением еврейского слова «терем» в том или другом из указанных значений. Неодинаковая передача этого слова в различных местах ветхозаветного текста у различных переводчиков служит подтверждением такого мнения гебраистов.

При всем этом перевод слова «терем» в Быт. 2:5 словами «еще не» принимается согласно большинством современных библеистов. Основанием для этого служит, конечно, сходство построения евр. речи в Быт. 2:5. с теми местами ветхозаветного текста, в которых это слово несомненно употреблено в этом значении (см. выше слова Исх. 9:30: «и ты и рабы твои... еще не убоитесь»: 1Цар. 3:3: светильник Божий еще не погас). Как в этих местах, так и в Быт. 2:5, после соединительной частицы (евр. «ве"=«и» или «а», «но»), следует здесь имя (:злак сельный) в качестве подлежащего, за ним еврейское «те­рем», а далее глагол: «был». Такое сходство в построении еврейской речи в указанных местах дает основание усвоить и в Быт. 2:5, слову «терем» значение «еще не» в виду того особенно, что это слово с значением «прежде» употребляется в предложениях иного несколько построения, не заключающих в своем составе подлежащего, которое подразумевается, как само по себе очевидное из хода речи (см. приведенные выше места: Исх. 12:34: прежде нежели вскисло; Нав. 3:1: «прежде чем перешли»⁹ . К разряду этого рода мест Быт. 2принадлежать не может, так как здесь по еврейскому тексту не подразумевается, а нахо­дится самым делом подлежащее: и всяк злак сельный. На основании такого состава речи в Быт. 2:5, оказывается в филологическом отношении всего более сообразным пере­вод здесь еврейского «терем» словами: «еще не». Правиль­ность этого перевода признана отчасти и нашими отечествен­ными библеистами, как видно из приведенных выше переводов в Записках на кн. Бытия и русского перевода синодального издания, в которых слово «терем» передано в значении: «еще не», хотя для начальных слов 5-го ст.: и всякий полевой кустарник удержано грекославянское сочетание, т. о., они приняты за дополнение к глаголу: сотвори, а не за подлежащее при глаголе: еще не было, как читается в древнеславянском переводе. Из существующих переводов кн. Бытия на русский язык древнеславянскому переводу Быт. 2:5, вполне соответствуют только переводы прот. Г. П. Павского и Венского издания «для употребления евреям».

Важнейшим же подтверждением правильности древнеславянского перевода и названных двух русских переводов служит самое содержание рассматриваемого места Бытописания.

Смысл грекославянского перевода Быт. 2:4–5 ст., состоит, как было сказано, в том, что в них бытописа­тель говорит о создании Господом Богом неба, земли, всякого злака сельного и травы сельной, не произраставших на первозданной земле. Хотя бытописатель, говоря об этом, употребил здесь (разумеется 2-ая половина 4-го ст.) глагол «создал» (евр. «аса»), а не «сотворил» (евр. «бара»), но он, без сомнения, имел достаточно ясное представление о божественной творческой деятельности, как призвавшей к бытию то, чего не существовало на земле до начала этой деятельности. При мысли об этом не могут не возбуждать недоумения слова его о злаке сельном и траве сельной, чи­таемые по грекославянскому переводу: прежде даже быти на земли и прежде даже прозябнути. Ведь, несуществование того и другого, во время предшествовавшее творению, должно ра­зуметься само собою. Умолчать о несуществовании на земле растений прежде создания их было столь же естественно, как не говорить о небытии неба и земли прежде творения. В глубоко-содержательном, выразительном, сильном, монументальном или лапидарном, как говорится, языке библей­ского бытописания о творении, в котором каждое слово, каждая частица имеет свой смысл и значение, слова не необходимые являются загадочными, непонятными по своему происхождению. Недоумение вызывается здесь и тем, что, говоря о создании неба и земли, бытописатель особо говорит, по грекославян­скому переводу, о создании двух видов растительности. Что значит упоминание здесь о злаке сельном и траве сельной рядом с небом и землею? Соизмеримые ли это величины? И почему из всех земных тварей избраны именно названные растения? Предусматривая такого рода вопросы, автор «Записок на книгу Бытия» говорит, что они упомянуты «для примера», как «совершенно новые на земле», явившиеся «без содействия дождя и рук человеческих» (см. толкование к Быт. 2:4–6). Это объяснение не разрешает, однако, недоумения: и при нем остается непонятным и побуждение к приведению «примера» после сделанного уже бытописателем величественного изображения многоразличных тварей, призванных к бытию словом Творца без какого-либо содействия, и – выбор для примера двух видов растений вместо других земных тварей, в создании которых с боль­шею разительностью открылись божественные свойства Сотворившего все. Недоумение, вызываемое словами бытописателя, по грекославянскому переводу, о создании некоторых растений вместе с небом и землею, возрастает еще более при чтении дальнейших слов бытописания: не бо одожди Господь Бог на землю, и человек не бяше делати ю. Говоря это, бытописатель хочет, очевидно, указать причину несуществования названных им видов растений. Здесь трудно понять уже то, как могло возникнуть такое намерение у бытописа­теля, повествующего о происхождении всего, существующего в мире, от Бога чрез творение. Мысль о творческой воле, как единственной силе, призвавшей к бытию все суще­ствующее, должна была погасить подобное намерение в самом зародыше. Так как все существующее получило свое бытие от Бога чрез творение, то само собою разумеется, что до начала творческой деятельности не существовало на земле растений, как не существовало и самой земли. Вопреки этому, бытописатель, по грекославянскому переводу, счел нужным указать особую причину небытия злака сельного и травы сельной прежде их создания. И в чем он указывает эту причину? В отсутствии дождя и человеческого труда над возделыванием земли. Такое объяснение мыслимо разве у современного натуралиста, пытающегося объяснять происхождение растительной жизни из взаимодействия естественных причин, но не у библейского бытописателя, повествующего о происхождении мира от Бога. Очевидно, бытописатель, ука­зывая на отсутствие дождя и человеческого труда, имеет в виду объяснить не то, почему Господь создал злак сельный и траву сельную, а иное, именно – то, как увидим далее, почему отсутствовали эти растения на первозданной земле после того, как на ней существовали уже другие виды расти­тельности. Таковы недоумения, вызываемые грекославянским переводом данного места кн. Бытия.

Обратимся к еврейскославянскому переводу того же места кн. Бытия. Смысл его здесь состоит в том, что в то время истории творения, которое имеет в виду бытописатель, «всякого кустарника полевого еще не было на земле, и всякая трава полевая еще не росла». Но этому переводу в данном месте библейского повествования говорится не о создании названных видов растительности, а о несуществовании или непроизрастании их в это время. Рассмотрение употребленных здесь бытописателем названий для обозначения растений дает вполне достаточное основание для того, чтобы признать неправильным то мнение, буд-то бытописатель изображал в данном месте библейского повествования землю того времени лишенною всякой растительности¹⁰. Усвоять библейскому бы­тописателю такое представление несправедливо потому, что он здесь для обозначения растительности употребил такие названия, которые указывают на отсутствие только некоторых ее ви­дов. Когда бытописатель в Быт. 1:11, изображает творение растений, то употребляет для обозначения их три названия: «зелень» (евр. «дешэ»), «трава («эсев»), рождающая семя, и дерево («эц»), плодовитое»¹¹. Из этих трех названий в Быт. 2:5, употреблено только одно второе («трава») с дополнением его словом «поле» (евр. «садэ»), а вместо двух других употреблено не встречающееся в Быт. 1-й гл. евр. слово «сиах» вместе с тем же дополнительными словом «поле». «Сиах», переведенное у 70-ти словом χλωρον = злак, зелень, понимается обыкновенно гебраистами в значении: «кустарниковое растение», что вообще соответствует содержанию тех немногих мест библейского текста, в кото­рых, оно не употреблено¹². Понимаемое в таком смысле, это название растительности, во всяком случае, имеет менее широкое значение, чем употребленное в Быт. 1:11, 12, «де­рево плодовитое»; сравнительно с последним оно служит обозначением одного вида древесной растительности, именно – кустарниковой. Выражаемое выбором этого еврейскаго слова: («сиах») ограничение в понятии растительности, не существовавшей на первозданной земле, бытописатель еще более усиливает, когда присоединяет к обоим, употребленным в Быт. 2:5. названиям растений слово: «поле». Между другими значениями («открытое, ровное место», земельное владение и др.), это слово употребляется у библейских писателей в значении именно земли, обрабатываемой, засеваемой хлебными растениями. В этом смысле, «поле» неоднократно употреблено и в Пятикнижии, наприм. Быт. 47:20, 24: продали египтяне каждый свое поле («садегу»)... на засевание полей¹³ ; Исх. 22:6: если огонь выжжет копны или поле (гассадэ)¹⁴ и др. Это значение слова «поле» вполне применимо и к Быт. 2:5; присоединением его к словам «кустарник» и «трава» бытописатель хотел яснее опреде­лить тот вид растений, о несуществовании которых он здесь говорит. В то время, когда жил библейский бытопи­сатель, из разнообразных растений, созданных Богом, на полях, как на возделанной трудом человека земле, произра­стали только некоторые виды кустарниковых и хлебных растений. На отсутствие этого вида растительности на перво­бытной земле в тот день истории миротворения, который имеет в виду бытописатель, он и указывает, когда гово­рить: «и всякаго полеваго кустарника не было еще на земле и всякая трава полевая еще не росла», т. е. он указывает на отсутствие в это время на земле тех древесных и хлебных растений, плодами которых первоначально питался человек, пока не употреблял в пищу животных. При этом понимании названий растительности, употребленных в Быт. 2:5, становится вполне возможным объяснить надлежащим образом то, почему бытописатель вместо прежних названий, употребленных в 1-й гл., употребил здесь другие. Как «трава, рождающая семя», так и «дерево плодовитое» служат обозначением гораздо большего количества растений и деревьев, чем «трава полевая» и «полевой кустарник»: под первыми разумеются не только хлебные или огородные растения и садовые деревья, но и трава, служащая кормом для скота¹⁵ , и деревья лесные, плоды которых не служат обыкно­венной пищей для человека. Устраняя этого рода растения из понятия о той растительности, на несуществование которой ука­зывается в Быт. 2:5, бытописатель употребил, с одной стороны, новое название («сиах») древовидной растительности, имеющее более тесный объем, чем употребленное в Быт. 1-й гл., а с другой – избрал дополнительное слово («поле») к этому названию и другому, читаемому в Быт. 1-й гл., посредством которого еще более ограничивается и определяется тот вид растительности, какой разумеет бытописатель в Быт. 2:5, т. е. указывается на отсутствие на земле тех садовых, хлебных и огородных растений, которые вырастают на возделанной земле и плоды которых, составляли первона­чальную пищу человека по воле Творца, выраженной в Быт. 1:30.

Что такое понимание названных в Быт. 2кустарника полевого и травы полевой, не есть домысл новейшей экзегетики, а принадлежит самому библейскому бытописателю, это с достаточною ясностью дают понять другие места Пятикнижия. Так, когда бытописатель передает, божественный приговор над падшим Адамом, то для обозначения того, чем он будет питаться, употребляет, не иное, а тоже название: трава полевая (3:18). Упоминание рядом с этим названием о поте лица, с каким согрешившему человеку будет доставаться хлеб, служит ясным указанием на тяжкий труд при возделывании поля, необходимом, для произрастания на нем травы полевой, т. е., хлебных растений¹⁶. С совершенною же ясностью и несомненностью особый смысл названия: трава полевая выступает, в Исх. 9:22, 25, при описании 7-й египетской казни. Здесь, изображая страшный град, каким Господь поразил Египет, бытописатель упо­требил, по еврейскому тексту, то же выражение, как и в Быт. 2:5: («эсев гассадэ») трава полевая¹⁷. Под ней, несомненно, разумеет бытописатель не иные, а именно хлебные растения, так как в дальнейшем описании опустошительных действий этого градобития прямо названы лен и ячмень, полба и пшеница (ст. 31–32). Совершенная созна­тельность бытописателя в выборе слов для обозначения различных видов растительности видна еще из того, что при описании 8-й египетской казни, какой служила посланная Богом в необычайном количестве саранча, употреблено (Исх. 10:15) в первой половине стиха название: трава зем­ная (одинаково в еврейском тексте и грекославян. переводе), а в дальнейших словах того же стиха, служащих изображением необычайного истребления, произведенного саранчой, употреблено то же слово «трава» с дополнением к нему слова «поле», т. е., трава польная или полевая (одинаково по еврейскому тексту и грекослав. переводу). Конечно, не случайно бытописатель употребил здесь два неодинаковых дополнения к слову «трава»: избирая в первом месте в качестве дополнения слово «земля», он указывал на обыкно­венную траву, растущую на невозделанной земле и служащую кормом для скота, а употребляя вместо этого слово «поле», он имел в виду иного рода растительность, которая про­зябала на египетских полях, т. е. хлебные растения, оставшиеся в целости после града, как на это указано в Исх. 9:32: пшеница же и жито не побиты: поздны бо бяху.

Из приведенных мест книг Бытия и Исход следует с полною, думаем, убедительностью, что в Быт. 2:5 бытописатель не без особой цели употребил название «ку­старник» и присоединил к этому названию, а также и к слову «трава» слово «поле»; тем и другим он хотел яснее указать тот вид растительности, о непроизрастании которого он здесь говорит¹⁸.

Это непроизрастание требовало, однако, объяснения. Так как и травы, выращающие семя, и деревья, приносящие плод, были уже созданы Богом по Быт. 1:11–12, то в виду этого отсутствие на первозданной земле полевых злаков и кустарников не могло не возбуждать недоумения. Это недоумение и устраняет бытописатель, когда говорит непосредственно затем, что Господь не посылал дождя на землю и не было человека для возделывания земли, т. е. не было в то время благоприятных условий для произрастания тех растений, которые стоят в ближайшем отношении к человеку. А то самое, что бытописатель говорит здесь о несуществовании на первобытной земле только этого рода растительности, дает со своей стороны основание полагать, что другие роды и виды растений, не требовавшие особых условий для своего произрастания существовали уже в это время на земле.

Такое же представление о первозданной земле, как имевшей уже, кроме двух названных видов, разнородную расти­тельность в то время, которое разумеется в Быт. 2:4–6, видно из другой, сообщаемой здесь подробности, состоящей в том, что «пар»¹⁹ поднимался с земли и орошал все лице земли. Эти слова как будто намеренно направлены бытописателем против приписываемого ему некоторыми²⁰ представления о первозданной земле, как о совершенно сухой пустыне, не имевшей растительности. Это представление библейский повествователь совершенно устраняет, когда ука­зывает на иной, кроме дождя, источник влаги для перво­зданной земли, каким именно служил поднимавшийся с земли пар, увлажнявший, подобно росе, земную поверхность. Если читающему начальные стихи Быт. 2-й главы не предносится представление о растительности, покрывавшей, кроме особо названных растений, землю, то сказанное о паре, под­нимавшемся с земли, является неясным относительно своего значения и цели, с какою внесено это указание в библейский текст, как это видно из того, что одни принимали эти слова «в отрицательном смысле»²¹, т. е., в том, что «пар не восходил с земли», а другие, держась обычного перевода, под восходящим паром разумеют «хаотическую жидкость», которая подготовляла почву земли к произведению растений²². Первое из этих пониманий не может быть признано обоснованным, потому, что состав еврейской речи данного места (Быт. 2:6) не требует привнесения частицы «не» из предшествующего стиха²³, почему в древних и новых переводах оно обыкновенно переводится в положительном смысле, без частицы «не»²⁴. Второе объяснение могло бы иметь значение, если бы вслед за словами: пар поднимался с земли... говорилось о происхождении растений, для которых, по этому объяснению, пар приготовлял почву; но на самом деле говорится далее не об этом, а о создании человека и насаждении рая в Эдеме: для того и другого не было, конечно, нужды в орошении посредством пара всей поверхности земли: очевидно, это орошение нужно было не для насаждения райских деревьев в одной из местностей земной поверхности, а для растений, произраставших на всей земле, которые бытописатель представлял, очевидно, существующими на ней в это время, а не имеющими только произойти. Явное несоответствие с библейским текстом того и другого объяснения, исходящих из представления об отсутствии на земле всякой растительности, должно приводить к тому заключению, что библейский бытописатель, внося в повествование о творении мира слова 6-го ст., имел в виду те растения, о создании которых он сказал в первой главе и которые, при отсутствии дождя, нуждались для своего прозябания во влаге, на источник которой он поэтому и указал.

При усвоении названиям, употребленным в Быт. 2:5, более тесного, ограниченного смысла, становится понятным и то, что библейский бытописатель ввел здесь в свое повествование такую незначительную, по-видимому, подробность, каково – отсутствие на первозданной земле некоторых древесных и травяных растений. Упоминание об этом было необходимо именно для того, чтобы сделать возможно более понятным дальнейшее творческое действие, состоявшее в насаждении особого сада в Эдеме. Так как к тому вре­мени, когда, по божественному намерению, имел быть со­творен человек, не произрастали еще на земле растения, плоды которых должны первоначально служить лучшею для него пищей, то вследствие этого требовалось особенное бо­жественное попечение о средствах к поддержанию его телесной жизни: иначе положение его не только не соответствовало бы его высокому назначению и положению между зем­ными тварями, но было бы и крайне трудным: он должен был бы с первого же момента своего появления на свет начать, свое странствование по земле для того, чтобы искать себе пищу на дико растущих травах и деревьях, и все-таки не находил бы таких плодов, которые дают растения, выросшие на возделанной земле, пользующейся уходом чело­века. Если на первозданной земле не росли полевые кустар­ники и полевые злаки, то положение первозданной человеческой четы не могло отличаться от положения дикаря или человека, очутившегося вследствие каких-либо обстоятельств на пустынном острове, на котором растут только дикие травы и деревья²⁵. Чтобы человек не оказался в таком положении, Господь особым творческим Своим действием произрастил те растения, которые в силу естественных условий земной производительности не произрастали в то время на земле или только в местности Эдема, как предполагают, без достаточного, впрочем, основания некоторые из западно-христианских библеистов верующего направления²⁶, именно: Господь Бог произрастил из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая и дерево познания добра и зла.

Таков, по крайнему нашему разумению, смысл Быт. 2:5, по древнеславянскому переводу, согласующемуся с еврей­ским текстом.²⁷

Сравнение греко-славянского и еврейско-славянского переводов данного места кн. Бытия показывает таким обра­зом, что даваемый тем и другим из них этому месту смысл носит некоторые черты различия. По первому пере­воду здесь говорится то, что Господь создал злак сельный и траву сельную, как непроизраставшие еще на земле, и что это творческое действие вызвано было отсутствием дождя на земле и человеческого труда над ее возделыванием. Такое содержание библейского текста, как показывает его рассмотрение, возбуждает существенные недоумения, не поддающееся разрешению. Чуждым таких недоумений является данное место библейского повествования во втором из названных переводов, по которому здесь говорится не о со­здании растений, а о непроизрастании некоторых их видов и причинах этого непроизрастания. Выражаемое этим переводом сочетание представлений о состоянии первозданной земли отличается ясностью и выразительностью; по этому переводу каждое слово бытописания имеет свой определен­ный смысл и значение и само по себе и в связи с преды­дущим и последующим; вследствие чего библейский текст этого места, при своей краткости, является по этому пере­воду глубоко содержательным.

Древнеславянский перевод, дающий библейскому тексту Быт. 2:5, такое сообразное выражение, несомненно имеет высокое достоинство, сознание которого невольно вызывает сожаление о том, что он не сохранил прежнего своего места в нашей Библии.

Антикритическое значение еврейскославянского перевода Быт. 2:5

К сказанному о достоинстве древнеславянского Быт. 2:5, считаем не лишним присоединить замечание о значении этого перевода при оценке взглядов отрицательной критики на содержание этой главы и на отношение ее к Быт. 1-й гл.

Относительно этого обычный взгляд библеистов критического направления состоит, как известно, в том, что Быт. 2-ая гл. представляет особое, отличное от содержащегося в Быт. 1-й гл., сказание о творении, принадлежащее ино­му писателю, писавшему позднее писателя 1-й главы, как думали прежние критики, или ранее, как утверждают со­временные. По мнению тех и других 5-й стих 2-й главы представляет неполное изображение первоначального состояния земли перед появлением на ней растений. По Быт. 1:9, говорят они, земля освобождается от покрывавшей ее воды в начале того дня, в конце которого она покрывается растениями, следовательно поверхность ее в это время была влаж­ною. Между тем во 2-й главе, 5-й ст., эта поверхность изо­бражена в виде сухой, неорошаемой дождем, пустыни, только приготовлявшейся посредством поднимавшегося с нее пара к произведению растений. Проводя этот взгляд на содержание 5-го стиха 2-й главы, критика встречает, однако, не­маловажное затруднение в деле обоснования его, состоящее в том, что ни в этом стихе, ни в последующих за ним библейское повествование по еврейскому тексту, кото­рым пользуются ее сторонники, не говорить о творении растений.²⁸ Не имея возможности отрицать этот пробел в библейском повествовании, сторонники библейской критики стараются, конечно, по возможности ослабить неблагоприятное значение его для проводимого ими взгляда посредством того предположения, что пропуск сказания о происхождении растений не первоначальный во 2-й главе, что он сделан позднейшим редактором Пятикнижия, который выпустил это сказание из записи, имевшейся у него при этом, или потому, что находившееся в последней сказание об этом представ­лялось ему излишним после того, что сказано о творении растений в 1-главе, или потому, что это не гармонировало с последней.²⁹ Таким объяснением не всякий однако может удовлетвориться. Та мысль, что в библейском повествовании, выдаваемом за особое сказание о творении земли, не достает именно того, что должно было бы находиться при таком взгляде, совершенно ясно говорить о несоответствии этого взгляда с содержанием библейского повествования: если в нем не сказано о творении растений, то в том, что сказано в 5–6 ст. о состоянии земли, нельзя поэтому видеть особое изображение земли пред появлением на ней растений, то есть, нельзя признать взгляд критики на Бытия 2-ю главу сколько-нибудь вероятным, так как он не согласуется с ее содержанием в настоящем ее составе.

Но что критика, вопреки своему ожиданию, к явному подрыву своего взгляда, не находит в данном месте кн. Бытия по еврейскому тексту, то дает грекославянский его пе­ревод. По нему в Быт. 2говорится то, что так нужно критике для восполнения пробела, – говорится именно о созда­нии всякого злака сельного, которого не было еще на земле, и всякой травы сельной, которая еще не произрастала. Осно­ванные на этом переводе и согласные с ним объяснения этого места выражают то понимание, что в нем говорится вообще о «творении растений»³⁰. Критика не пользуется, ко­нечно, греческим переводом данного места при проведении своего взгляда, но и без ее ссылок понятно совпадение смысла этого перевода со взглядом критики. Понятно само собою и то, какое неблагоприятное действие производит это совпадение на того, кто пользуется грекославянским переводом. Если отсутствие в Быт. 2-й гл. сказания о творении растений подрывает доверие к взглядам критики, то существование этого сказания по грекославянскому переводу может приводить в смущение не предрасположенного в пользу выводов критики. Совпадение касается здесь, конечно, частного пункта и отно­сится к области толкования библейского текста, не затрагивая основных вопросов библейского мировоззрения; но и при сознании этого недоумение, вызываемое совпадением, остается и требует разрешения. Это разрешение и дает еврейскославянский перевод 5-го ст., по которому говорится в нем не о творении растений на земле, а об отсутствии некоторых их видов. По этому переводу указанный пробел в повествовании Быт. 2-й главы остается незаполненным, а вместе с ним остается открытой и одна из слабых сторон критических взглядов на эту главу и на отношение ее к 1-й главе.