1-е

Св. Косма и Дамиан – родные братья. Отец их был язычник, мать – благочестивая христианка, Феодотия. Оставшись вдовой, Феодотия посвятила всю свою жизнь на то, чтобы дать детям благочестивое воспитание и образование, посредством которого они приносили бы пользу ближним.

Благочестивая мать поэтому дала своим детям средства получить медицинское образование, благодаря которому они оказывали пользу ближним вовремя их телесных недугов. А воспитав сыновей своих в благочестивой христианской жизни, Феодотия сделала их способными подавать ближним и нравственную помощь. При высоконравственном состоянии своего духа они в врачебном искусстве превзошли и своего учителя врача – язычника.

Время, когда жили сии святые врачи, было временем первоначального распространения христианства между язычниками. Св. врачи, исцеляя тело ближних, желали блага и их душе. Всецело посвятивши себя благу ближних, они, при лечении больных, чужды были корыстолюбия. Мало того, будучи людьми богатыми, они не только ничего не брали за лечение, но и раздавали из своего имущества бедным. При лечении больных они заявляли, что жизнь наша зависит от Бога и что, при лечении, их немощная сила потому и имеет крепость, что с нею действует сила Божия. И, действительно, кто не испытывал на себе кроме действия лекарств и нравственного влияния врача? Тем более не могли не испытывать на себе влияния силы Духа больные от Космы и Дамиана, как людей святых, на которых видимо почивала сила Божия.

Св. Косма и Дамиан, врачуя болезни телесные, проповедовали в тоже время веру во Христа, пришедшего на землю обновить всю природу человека, как душевную, так и телесную.

Святость жизни Космы и Дамиана, их всегдашняя готовность пособлять бедным и больным, усердие к ближним, простирающееся до того, что св. врачи лечили и скот болеющий, и нравственное влияние святых, проникнутое силою Божией, побуждали язычников вслушиваться в проповедь о Христе. И весьма многие из язычников – благодаря проповеди св. врачей словом и делом – приняли христианство.

Св. Косма и Дамиан, посвятившие свою жизнь благу ближних, врачевали больных, как мы уже сказали, бесплатно и даже из своего имущества уделяли бедным. Вследствие этого никто не мог заподозрить их в лечении ради корысти.

Но получавшие врачебную помощь не могли не быть благодарными к своим благодетелям, несущим ради них самоотверженные труды. Они готовы были последним поделиться с своими благодетелями, хотя святые, имея в виду, что на них обращены взоры язычников, ищущих случая укорить их в корыстолюбии, избегали всяких благодарностей.

Одна женщина, истратившая на лечение себя огромное богатство и осуждённая другими врачами на смерть, услышала о врачах Косме и Дамиане и пригласила их к себе. Святые, употребивши своё врачевство и призвавши в своей молитве имя Божие, скоро восстановили больную от одра. Больная не находила слов, как благодарить Косму и Дамиана. Она предлагала им богатые дары, но они отказались. Наконец, она решилась убедить одного из них принять что-нибудь в знак благодарности. Она прислала Дамиану три яйца, сказавши, что присылает их во имя Св. Троицы. Дамиан, услышав о Св. Троице, принял эту благодарность. Но Косма, узнавши об этом, долго был недоволен за это на брата, не потому, конечно, чтобы считал грехом получить за свои труды средство для своего существования от лиц состоятельных или вообще от общества, а потому, что боялся подать повод язычникам укорять христианских врачей в корыстолюбивых целях.

Между тем, пользовавшиеся врачебною помощью от Космы и Дамиана, а также видевшие их самоотвержение, до такой степени были исполнены любви и благодарности к св. врачам, что не только готовы были жертвовать для них из своего имущества, но за них готовы были и жизнь свою положить.

В 284 году по рождестве Христовом было воздвигнуто гонение на христиан. Завистники славы Космы и Дамиана донесли гонителю христиан Аврелию Карину, что врачи Косма и Дамиан исповедуют христианскую веру и что они будто бы волшебством лечат людей и скот. Аврелий Карин послал воинов схватить Косму и Дамиана. Узнав об этом, верующие стали просить св. врачей укрыться от воинов. Долго не соглашались св. врачи на просьбу верующих и хотели сами отдаться в руки воинов, но слёзы облагодетельствованных ими и мольбы о том, чтобы они ради блага ближних не отдавали себя на смерть, побудили их укрыться в одной пещере. Воины, узнав, что христиане где-то укрыли своих врачей, схватили вместо них несколько других человек в той стране, где укрылись св. врачи. Схваченные, несмотря на то, что были обложены тяжёлыми веригами, и взяты были с тем, чтобы быть отправленными в Рим на смерть, решились лучше умереть, чем указать место, где были скрыты святые врачи. Узнали об этом Косма и Дамиан и не захотели, чтобы за них страдали другие. Они сами явились пред лицом гонителя христианства.

Торжественно, среди множества народа, гонитель стал укорять Косму и Дамиана за веру во Христа и за их мнимые при лечении волшебства (знахарства). Святые твёрдо исповедали свою веру во Христа и то, что они, как христиане, ненавидят волшебство, и что они исцеляют больных силой Господней, которая щедро своей мудростью рассыпала по земле всё полезное для здравия человека. Промысл Божий судил и самому гонителю испытать действия врачевства св. Космы и Дамиана. Когда он был ими исцелён от страшной болезни, они были отпущены. Слава св. врачей после этого ещё более возросла, и имя Христово между язычниками стало ещё более прославляться.

Врачи языческие особенно стали завидовать их славе и старались их убить. Врач, бывший прежде учителем врачевства Космы и Дамиана, теперь притворившись их другом, пригласил их, будто бы, с целью пойти вместе с ними на горы собирать врачебные травы. И там, собирая вместе с ними травы, он умертвил св. врачей Косму и Дамиана, доставивши мученический венец за усердие к благу ближних посредством врачевства. Память Космы и Дамиана св. церковь празднует 1-го июля и 1-го ноября.

В Крыму у подошвы Чатыр-Дага существует источник, называемый источником св. Космы и Дамиана. К этому источнику, считаемому целебным, с давних времён к 1-му июля, дню памяти святых, ежегодно стекается множество Богомольцев; даже и Магометане нередко привозят своих больных. Священники из Бахчисарая и Симферополя приезжали сюда на это время для совершения чина освящения воды и молебнов. По мысли преосвященного Иннокентия, здесь устроен монастырь в 1856 году.

Пётр, сын патриция и полководца Константина, придя в возраст, вступил в супружество и по смерти отца получил сан его и был патрицием (членом государственного совета) в царствование Ирины и Константина, сына её. В войну Греков с Болгарами при императоре Никифоре, назначенный главным военачальником, он пошёл против врагов и сначала поразил их, но в июле 811 года войско Греческое попало в засаду близ Шумлы и потерпело поражение; сам император был убит. Пётр же с пятьюдесятью другими высшими военными сановниками взят в плен и содержался в узах. Некогда молясь Богу о своём избавлении, он увидел явившегося ему Иоанна Богослова, который избавил его от уз и указал путь к западу, в Рим. Отсюда уже безопасно воротился в страны Греческие и, отрёкшись мира пошёл на Олимпийскую гору и там в монашестве подвизался вместе с преп. Иоанникием (4 ноября). Прожил он на Олимпе тридцать четыре года и по смерти жены возвратился в Царьград, где сначала жил при основанной им же церкви Евандровой, а потом восемь лет провёл в уединённой куще, в молитве и бдении. Скончался семидесяти семи лет, 865 года.

Родился в Сардинии¹ от язычника Гиласа. Найдя случайно книги священного Писания, тринадцатилетний Потит стал читать их и так был проникнут их содержанием, что пошёл к христианам и принял святое крещение. Когда отец его узнал об этом, то, не успев уговорить своего сына отказаться от христианской веры, он запер его в одной из комнат своего дома и морил голодом несколько и времени, чтобы принудить его к послушанию. Мальчик молился всё это время, моля Бога дать ему терпение и вразумить его. И Бог исполнил молитву его даже превыше ожидания... Он внушил ему такие слова, которыми отрок-сын привёл к истине закоренелого язычника отца. Выслушав речи Потита о Божественности Христа, видя бестрепетную готовность отрока принять ради Него все муки, Гилас сказал: «я узнал теперь и верю, что истинен Бог, говорящий устами этого отрока, потому что не мог бы отрок говорить такие мудрые речи, если бы не был вразумлён Божественною силой» ... И, уверовав всей душой, Гилас принял святое крещение.

После того Потит поучал и других вере Христовой и многих просветил истиной. Жил несколько времени на пустынной горе, среди диких зверей, и они повиновались ему. Известность о чудном отроке стала между тем распространяться, тем более, что он уже успел именем Божиим совершить некоторые исцеления. Поэтому, когда занемогла дочь императора Антонина – Агния, то послан был за Потитом сановник Геласий с 40 воинами. Богатое вознаграждение и почести были обещаны Потиту – если он исцелит больную.

Если я исцелю дочь твою, – обратился Потит к императору, – то уверуешь ли ты в Бога, именем Которого я исцелю её? – Антонин отвечал утвердительно, но, когда Агния была исцелена, он приписал её чудное исцеление, которое обратило многих ко Христу, просто – изумительному искусству христиан в волшебстве... и сверх того приказал совершить благодарственное жертвоприношение языческим богам, в котором принуждал принять участие и Потита. Когда же Потит отказался, то император, подвергнув его пыткам, стал угрожать ему смертью...

– Да покроется стыдом лицо твоё! – сказал ему отрок, – потому что и в собаке больше смысла, чем в тебе: если она примет хлеб из рук человека, то ласкается к нему, ты и же, получив от Бога исцеление твоей дочери, оскорбляешь Его неверием и почитанием ложных богов...

Разгневанный смелым порицанием отрока, царь велел бросить его на съедение зверям, но выпущенные на Потита хищные звери лобызали ноги его...

– Не видишь ли силы Христа Бога моего? – обратился к мучителю мальчик, неприкосновенный среди лютых зверей.

Но и это чудо не обратило язычника, он только изумлялся силе волшебства и в яростном желании сокрушить эту непонятную силу, изобретал одно за другим страшные истязания для молодого мученика. В слабости же немощного продолжала действовать сила Божия и сохраняла Потита среди всех испытаний, и поражала простые сердца народа, во множестве уверовавшего во Христа при этих чудных явлениях... В это время и дочь царя, исцелённая Агния, припав к ногам мученика, просила крестить её во имя Бога его.

Новые пытки назначены были Потиту: ему отрезали язык, выкололи глаза и тогда только прекратили жизнь его отсечением головы...

После кончины св. Киприана († 16 сент. 1406 г.) более двух лет прошло, пока прибыл в Россию новый митрополит². В. кн. Василий Дмитриевич смиренно предоставил патриарху и собору дело о новом митрополите России³. Витовт, в. кн. Литовский, отправил в Константинополь Феодосия, епископа Полоцкого, с настойчивой просьбой как о посвящении его в митрополита, так и о том, чтобы он был отдельным Литовским митрополитом⁴. Давнее желание властителей юго-запада России иметь особого митрополита в этот раз обнаружилось в резком виде оттого, что Витовт и в. кн. Василий вели в это время войну между собой. П. Матфей не признал нужным на сей раз отступать от древнего обычая и отправил в звании митрополита всей России известного ему с лучшей стороны Фотия⁵.

О жизни своей до отправления в Россию вот что пишет блаж. Фотий в предсмертном своём завещании: «с юного возраста желал я жить для добродетели; потому удержался я от приятностей брака, не прельстили меня почести мира и не желал я временной славы человеческой. Счастье земное представлял я в виде корабля, который, не видя того, что позади его, встречает впереди себя только препятствия и стеснение. Одного желал я, об одном заботился – представить бессмертную душу мою чистой Богу и Владыке моему. Как только расстался я с миром, под покровом благодати Божией устремлял я мысли и душу мою к светлым небесным селениям; меня просветили наставления святого старца Акакия, великого, равного древним великим отцам, которого уважали царь, патриарх и святители. Я ещё отроком был, когда поручил себя сему святому наставнику; душа моя ещё не знала тогда зла, и я с юных лет, под его руководством и наставлениями, напечатлевал в душе моей образ благочестия. Великий святитель любил меня и всегда беседовал со мной, как с любимым сыном, укреплял меня верой, хранил чистоту тела моего, наполнил ум мой полезными познаниями, наставил, как мне жить, как мне быть мёртвым для мира. И я желал жить не в связи с призрачными образами временной жизни, а стремился душой созерцать чистые, святые, светлые предметы той жизни. И вот встретился я бедный с неожиданным несчастием. По воле святого старца, великого между святителями, кир Акакия, прибыл я из Мореи в Константинополь, и державный император Мануил возложил на меня тяжесть, чтобы принял я великий степень святительский; Богу известно, что собор долго принуждал меня к тому, но не мог я избавиться; святейший патриарх кир Матфей с собором определил, и я отправился в святейшую митрополию Русскую»⁶. По этим словам видно, что не легко было бл. Фотию расставаться с Востоком. В утешение душе своей он взял близких к нему иером. Пахомия из Болгар, с которым жил он у блаж. Акакия⁷, и Патрикия. И в Морее, и в Константинополе он заставил любить себя. Из Константинополя поддерживал дружеские сношения с ним самый образованный муж своего времени, благочестивый учитель Константинопольской Церкви, иер. Иосиф Вриенний⁸. Патриарх в настольной грамоте одобрял Фотия, как весьма способного наставника в вере и благочестии⁹. Монемвасийская Церковь, где ревностно исполнял он благие распоряжения архипастыря её Акакия, поминала его в молитвах, как «возрастившего её своими трудами и украсившего своими приношениями»¹⁰. Так как в Морее много было и Славян во время блаж. Фотия¹¹, то если не успел он коротко узнать язык их, в чём сознаётся сам¹², по крайней мере дух и обычаи Славян были ему известны, что, конечно, не мало значило для служения его в Церкви Русской.

Сент. 1-го 1409 г. бл. Фотий прибыл в Киев¹³. Так как на юго-западе жаловались на то, что не видят у себя митрополита¹⁴, то Фотий пробыл там более 7 месяцев, лично осматривая положение дел и решая жалобы на нарушения порядка. Особенно же пустынно-любивой душе его отрадно было видеть пещеры подвижников Божиих и здесь просить помощи новому служению своему у небожителей – пещерных. Наконец отправился он в Москву. Накануне Пасхи (22 апр. 1410 г.) И в. князь и всё духовенство Московское далеко за городом встретили Фотия¹⁵. Много горького досталось видеть Фотию в Москве. После нашествия Едигея (в дек. 1408 г.) все города России от Рязани до Ростова и от Нижнего до Твери и Серпухова были опустошены; кремль Московский спасся, но все посады Москвы сгорели. В доме митрополии, где так долго не было хозяина, Фотий «не нашёл ничего»; даже недвижимые имения митрополии расхищены¹⁶. Фотий «начал восстановлять церковные имения и доходы митрополии и стал отыскивать, где что пропало, что взято с обидой князьями и боярами, что похищено другими корыстолюбивыми людьми, сёла, волости, доходы, пошлины, принадлежащие дому Пречистой Богородицы»¹⁷. Собрав возможно точные сведения о положении имуществ митрополии, он обратился с просьбой к в. князю о защите Церкви от своеволия людей. «Молю благочестие твоё, сын мой, писал он, утверди твоей грамотой принесённое в дар Церкви Божией, огради все её обычные права, укрепи её пошлины»¹⁸. Затем отправился он осмотреть другой кафедральный град у своей митрополии – Владимир. Соборный храм Владимирский незадолго перед тем был расписан лучшими иконописцами Даниилом и Андреем Рублёвыми¹⁹ и известен был богатством своим. Фотий поручил прибывшему с ним Патрикию охранять кафедральный собор и отправился в Святоозерскую пустынь, любимое местопребывание св. Киприана. Но едва выехал он из Владимира, как (3 июля 1410 г.), по наущению Нижегородского кн. Даниила Борисовича, царевич Талыча с толпами татар напал на Владимир. Грабители опустошали и жгли селения и храмы, – ворвались в соборный Владимирский храм, – оборвали св. иконы, требовали у Патрикия скрытых им сокровищ храма, – сосудов и казны. Патрикий, верный своему долгу, не выдавал. Его предали огню, содрали с него кожу, влачили по городу, привязав к лошадиному хвосту, и, замучив до смерти, не вынудили измены²⁰. Талыча посылал татар – захватить самого святителя, но бл. Фотий удалился с Пахомием в глухие леса на озеро Синег, что ныне в Покровском уезде. Тихое, безмятежное место напоминало собой пустыню бл. Акакия. Увлечённый прелестью уединения, бл. Фотий устроил здесь храм Рождества Богоматери. Представляя себе волнения и труды служения пастырского, с сокрушением повторял: «думал ли я расстаться с любезным мне молчанием и плачем о грехах моих? И что стало со мной? После такого покоя сколько тревог, волнения, трудов!» Давно миновала опасность со стороны татар, прошло более месяца со времени удаления из Владимира, а пустынно-любивый пастырь не думал оставлять дорогого безмолвия. В. князь прислал к нему с просьбой возвратиться на кафедру. Надобно было ехать в Москву²¹. Государь встретил митрополита с радостью. После беседы о прошлых бедах в. князь передал пастырю приятное известие о желании императора сочетать дочь Московского князя и внуку Витовта с сыном своим. Святитель благословил этот союз, так как он обещал много полезного для св. Церкви²². Благожелательному святителю и молитвеннику, вслед затем, как совершился брак, прислан был из Константинополя саккос с шитыми изображениями молодой царственной четы, в. князя, его супруги и самого Фотия; по краям саккоса вышит золотом по-Гречески Символ веры, без прибавления слова: «истинного»²³. Между тем Фотий продолжал преследовать дела об имуществах митрополии. Это возбудило против него сильные неудовольствия; даже в. князь не совсем доволен был этим делом, так как некоторые доходы с спорных земель шли в его казну; а люди услужливые старались клеветами усилить неудовольствие в. князя на митрополита. Злость и неправда осыпали бл. Фотия злоречием²⁴. Пастырь, не дорожа ничем земным, заботливый только об исполнении долга своего, в письме к в. князю приводил примеры великих имп. Константина и Феодосия, и учреждение имп. Мануила об имуществах церковных. «Но ныне молчит всё древнее, говорил он далее, и много говорит новое. Меня порицают. Для меня не важно, хвалят ли меня, или бранят. Хула не печалит меня и для похвалы не сделаюсь я хуже. Бранят ли меня, хвалят ли, останусь тем же чем был: ибо я раб Божий, хотя и грешный. Тому, кто во всём предаёт себя воле Божией и всё творит для славы Божией, не на что более смотреть. Тебе же, сын мой, да будет ведомо, что ты человек и царствуешь с Богом над Его избранной паствой; потому должен подвизаться за Его паству и за Его правду против всякого восстания, даже до крови. Знай, сын мой, что ты оскорбляешь Церковь Божию, с насилием отнимая у неё не принадлежащее тебе. Говори же, сын мой, к Церкви Христовой и ко мне, отцу твоему: «согрешил я, отче, прости меня, отселе найдёшь во мне благопокорного сына во всём, чего требует закон; нарушенные права Церкви восстановлю, данное и утверждённое прародителями моими, но потом, в течении многих лет оставленное и обедневшее, возвращу». Вот в чём прошение моё к человеку Божию и великому князю всей России»²⁵. При такой настойчивости пастырь, хотя и не скоро, хотя и с скорбями, успел возвратить кафедре всё принадлежащее ей, успел приобрести и кое-что вновь то покупкой, то от добровольных приношений²⁶. Заботы о делах земных св. пастырь облегчал современными беседами с современными подвижниками благочестия, каковы были преп. Никон Радонежский, Сергий и Павел Обнорские, Дионисий Глушицкий, Ферапонт Можайский. По любви к иноческой жизни Фотий основал вблизи от себя Новинский монастырь на земле, принадлежащей митрополии²⁷. По временам же удалялся он в подмосковное Голенищево, любимое св. Киприаном²⁸. В 1413 г. Москва обрадована была явлением чудотворной иконы Богоматери на Колоче, и блаж. Фотий встречал св. икону торжественно в Москве²⁹. Столь же утешительным событием было обращение к св. вере упорных язычников Мценской страны. Язычники отвергали все увещания, которые предлагались им проповедниками св. веры. «В. кн. Василий Дмитриевич послал войско, а митрополит Фотий священника». Упорные язычники внезапно ослепли. «Устрашённые силой оружия, а ещё более внезапной слепотой, послушались проповеди и жители как самого города, так и его окрестностей были крещены»³⁰.

Для блаж. святителя пришло время тяжкое. Витовт, созвав себе подвластных князей Русских, объявил, что надобно отказать Фотию в управлении Литовскими церквами и иметь особого митрополита. По общему решению послали просить у императора и патриарха особого митрополита. Император и п. Евфимий не нашли нужным исполнять желания Витовта, и Григорий Цамвлак, которого желали видеть митрополитом, возвратился ни с чем. Витовт созвал епископов и архимандритов своей области и предложил им своё желание и отказ Востока. Духовные, как говорит Витовт, согласились с тем, что «вследствие дальности митрополита от их епархий выходит много беспорядков и что они могут без патриарха посвятить митрополита». По летописям духовенство долго не соглашалось с желанием Витовта и указывало на правило церковное (4 Всел. Соб. пр. 12); но ему грозили бедствиями Церкви и силой вынудили согласие. Подтверждением верности летописного известия служит то, что после совещаний Витовт снова послал в Константинополь прежнюю просьбу свою. Отправляя послов в марте 1415 г., он требовал прислать ответ не позже 15 августа, прибавляя, что иначе будет избран и посвящён митрополит местными епископами. Когда из Константинополя не прислали ответа и в начале ноября, то 14 ноября возведён был на степень митрополита Литовской России Григорий³¹. Епископы Литовско-Русские обнародовали два послания, одно к Фотию, другое ко всей Русской Церкви. В первом они объявляют, что при первом посещении Киева Фотием, они заметили в нём действия, противные церковным правилам, а после услышали о поступке, подвергающем его извержению; но они не хотят наносить ему бесчестия и только отказываются от повиновения ему. Во втором они оправдывают поставление Григория в митрополита: указывают на невыгоды, какие терпела Киевская Церковь от пребывания митрополита в Москве, – на примеры поставления митр. Илариона и Климента, на правило Апостольское и наконец на незаконность произволов императора. – Витовт издал от себя грамоту, где высказывал резкие жалобы на императора, патриарха и Фотия, и говорил, что он действовал согласно с волей князей и только для чести Русской Церкви³². Блаж. Фотий желал отвратить собиравшееся несчастие личным объяснением с Витовтом, но обобранный на границе Литвы, принуждён был возвратиться в Москву. Пастырю России нельзя было не подать голоса своего о столь важном событии, каково разделение митрополии. Блаж. Фотий написал окружное послание. Но ни в этом, ни в других посланиях ни слова не говорит он о своей личности в защиту против обвинений, взведённых на него епископами и Витовтом. Черта замечательная и вполне приличная пастырю! Зато каждый сторонний в праве и должен сказать правду о блаж. Фотии. Витовт писал, будто взяты из Киева в Москву драгоценные утвари, «св. мощи, дски страдания Христова, скипетр Пресв. Богородицы, риза и сандалия Её». Если бы это была правда, то означенные священные предметы известны были бы Москве по летописям и описям Москвы, они конечно сохранились бы до позднего времени; а о них никто и никогда не знал в Москве. Епископы говорят о каких-то поступках Фотия в Киеве, о которых дошли до них сведения. Но по правилам Церкви надлежало потребовать объяснений от обвиняемого и потом уже составлять решение, при том по отношению к митрополиту то и другое надлежало совершать не иначе, как с разрешения патриарха. Без всякого сомнения оскорбительные отзывы Витовта и епископов о Фотии составились на основании слухов, распущенных дурными людьми, бежавшими из Москвы в Литву. «Дурные люди, говорит летопись, составили множество клевет на него; это те домашние его, которые бежали из Москвы к Черниговскому владыке, а оттуда в Литву к Витовту»³³. В окружном послании своём Фотий защищает императора и патриарха, оправдывает единство митрополии древностью его, напоминает епископам Литвы их клятву не принимать иного митрополита, кроме присланного из Царьграда, и приводит одно за другим до 30 правил в подтверждение того, что приемлющий власть незаконно не истинный пастырь и посвящающие себе пастыря самовольно подвергаются отлучению³⁴. Это послание, как и всё дело о Григории, рассмотрено было на соборе пастырей, собиравшихся в марте 1416 г. для посвящения Новгородского архипастыря³⁵. В защиту блаж. Фотия и всей Московской Церкви в это время совершилось несколько чудес от мощей первого митрополита Москвы св. Петра – а Киев ограблен и предан был огню Татарами³⁶. Блаж. Фотий писал в Псков: «не дивитесь случившемуся... Время поставляет слуг своих. Блюдите свою истинную православную веру и обычаи, удаляйте и от слуха вашего неправедные писания нарушающих св. правила. Если же кто из той мятежной страны, из Литвы, перейдёт к вам жить, принимайте их к себе, как православных христиан, удаляющихся неправды»³⁷.

Печальное время разделённой митрополии длилось не долго. Григорий умер в 1419 г.³⁸. Свидригайло, выпущенный из темницы (в 1418 г.) друзьями православия и всегда готовый действовать в защиту православных, пугал собой Витовта и заставил его отложить в сторону планы Ягайлы о папизме³⁹. Потому вслед за смертью Григория Витовт дал согласие на то, чтобы Фотий снова принял в своё заведование епархии юго-запада⁴⁰. Блаж. Фотий отправился для обозрения юго-западной митрополии. В 1420 г. был он в Новгородке у Витовта и в Мстиславле у кн. Симеона Лугвеня, а в Слуцке крестил сына у кн. Александра. Затем из Киева в 1421 г. был во Львове; праздник Рождества Христова провёл во Владимире Волынском, в день Богоявления прибыл в Вильну⁴¹. Вероятно, в это время крестил он внука Мамаева кн. Олексу, родоначальника князей Глинских: Олекса крещён был митрополитом в Киеве⁴².

Скорби не преставали теснить попечительного пастыря. Три года сряду (1420–1422) не родился хлеб в России, и цена возвысилась на него до крайности⁴³. С 1417 г. моровая язва переходила из одного места в другое, и с 1420 г. начала действовать с возрастающей силой в страшных видах⁴⁴. Святитель рассылал послания и поучения, одно за другим, призывая к покаянию нераскаянных и утешая унывавших⁴⁵. – В этих скорбях святитель утешен был помощью Богоматери: с принесением Чирской иконы Одигитрии во Псков во Пскове утихла (1420 г.) язва, и митрополит благословил праздновать во Пскове, июля в 16 д., Чирской иконе⁴⁶. Спустя два года открыты были мощи пр. Сергия, – как торжество духа над смертью и тлением, и около того же времени прославился чудесами преп. Никита, Переяславский столпник.

Но вот и ещё заботы. В начале 1425 г. февраля 29 д. скончался в. кн. Василий Дмитриевич, оставив по себе сына Василия 10 лет и четырёх братьев. Три младшие брата ещё при жизни Василия Дмириевича признали племянника в. князем. Юрий Дмитриевич, князь Галичский и Звенигородский, не скрепил своим согласием духовного завещания, как сделали братья⁴⁷. Лишь только скончался в. князь, в ту же ночь м. Фотий отправил своего боярина в Звенигород – звать Юрия в Москву для определения отношений его к престолу в. князя. Но Юрий не поехал и в Галиче начал собирать полки. Войска в. князя также двинулись. Принуждённый бежать, Юрий просил перемирия. В Москве видели необходимость – укрепить согласие в виде более прочном. И вот по общему голосу святитель Фотий отправился в Галич – убеждать Юрия к полной покорности. Он так спешил выполнить важное поручение, что, не смотря на все просьбы, не остался в Ярославе совершить литургию в день св. Предтечи (24 июня). Юрий принял блаж. Фотия с честью за городом, тогда как собранные из сёл толпы народа расположены были в виду по горе, чтоб испугать Фотия. Митрополит, поняв мысль Юрия, сказал: «сын князь Юрий! не видывал я никогда столько людей в овечьей шерсти». Святитель убеждал прекратить притязания на престол в. князя и заключить вечный мир. Юрий не согласился. Святитель оставил город, не преподав святительского благословения. И губительная болезнь, уже действовавшая в разных местах и в самой Москве, немедля начала свирепствовать в Галиче. Народ пришёл в ужас, и Юрий познал вразумление Божие. Он поспешил за удалившимся святителем и со слезами умолял возвратиться в город; он согласился на мир с тем, чтобы в договоре спор о престоле предоставлен был решению хана⁴⁸. Так стараниями блаж. Фотия остановлены были кровавые междоусобия.

Последние годы блаж. святителя особенно тяжелы были по скорбям от усилившейся страшной заразы в народе. Чадолюбивый архипастырь глубоко сочувствовал страданиям паствы своей. «Богу известно, писал он, как тяжелы были горести мои о разлучении с нами благочестивого вел. князя Василия Дмитриевича. Но затем наступило ещё большее бедствие и мне надобно было плакать и рыдать. А там и ещё впал я в более глубокую скорбь. Жалость ела меня и вместе с пророком исчезали очи мои от слёз о пастве Христовой, от необозримой смертности и опустошения жилищ христианских, постигшего за нашу нераскаянность перед Богом». Так исповедуется блаж. пастырь в предсмертном своём завещании. В посланиях и поучениях своих⁴⁹ он выражал те же чувства сострадания и преподавал спасительные утешения. «Господь ищет спасения нашего, а не погибели, писал он во Псков, когда там стала утихать болезнь. Много раз поражая, бережёт Он корень, чтобы могли явиться плоды. Было и у нас такое же посещение Божие в Москве и окрестных городах, в Твери и пр. местах. Благодарим неисследимые пути человеколюбия Божия; не вдруг, не внезапно похищает смерть, но даёт больным христиански умереть, с чистым покаянием, елеосвящением и с причащением св. и животворящего тела Христова и животворящей крови Его. А многие отходят к Богу и в чине великого ангельского образа. Об отходящих с таким приготовлением уповаю я на человеколюбие Божие»⁵⁰.

В 1430 году, когда исполнилось 20 лет служения архипастырского в Москве, пришёл вестник с приглашением блаж. Фотия в другой мир. – На Светлой неделе в четверток (20 апреля) после утрени Фотий лёг отдохнуть. Вдруг засиял необыкновенный свет. И святитель увидел перед собой светоносного мужа, с венцем на голове и с посохом в руке. В трепете Фотий спросил: «кто ты и как явился здесь, когда двери заперты?» «Я не из числа людей, отвечал посетитель, но ангел Божий и послан к тебе от Господа Вседержителя Саваофа. Господь повелел сказать тебе слово для утверждения твоего. Внимай себе и стаду твоему. Христос Бог даёт тебе седмицу на рассмотрение жизни твоей и на распоряжение о пастве». Услышав эти слова, святитель в трепете пал к ногам посланника Божия, но он стал невидим. Это видение и слава ангела так потрясли Фотия, что он долго лежал на полу, пока иноки, жившие с ним, не вошли и не положили его на постель. Он молчал и не раскрывал глаз. Потом пришёл в себя и рассказал видение⁵¹; святитель предоставил себя воле Божией и продолжал вверенное ему служение.

Спустя 5 месяцев после видения, первосвятитель вместе с великим князем был в Литве у Витовта, по особенным обстоятельствам. Ещё в 1429 году император Сигизмунд предложил на сейме Литовском возвести Витовта в сан короля. Тогда же он, побуждённый просьбами императора Иоанна Палеолога и явными беспорядками западной иерархии, объявил твёрдое намерение заняться делом соединения Церквей и его мысли клонились вовсе не в пользу Римской Церкви⁵². В августе 1430 г. надлежало быть съезду князей и государей в Литве и тогда же Витовту надлежало быть коронованным. Великий князь Московский отправился в Вильну и с ним отправился митр. Фотий, как связанный по званию своему с властителями Москвы и Литвы. Мечта престарелого Витовта не осуществилась. Поляки перехватили послов, посланных императором с короной. Витовт, сражённый скорбью, день ото дня близился к смерти, и она последовала 29 октября 1430 г. Фотий оставался в Вильне почти до самой смерти Витовта. Он виделся потом и с новым великим князем Литвы Свидригайлом, которого все Русские любили за благосклонные расположения его к православию⁵³. Без сомнения, к этому-то времени, когда думали решить примирение, между Церквами восточной и западной, блаж. Фотий приготовил сочинения свои об исхождении Святого Духа и о различии Церкви восточной от западной⁵⁴. – Ими он приготовлял как юного государя Московского, так и других своей паствы, к делу о соединении Церквей. И конечно наставлениям блаж. пастыря одолжена была Русская Церковь тем, что молодой великий князь с такой твёрдостью отверг унию Исидора.

Наконец срок, назначенный блаж. Фотию для приготовления к вечности, скончался. Он мирно почил 1 июля 1431 г.⁵⁵. Мощи его обретены в 1471 г.⁵⁶.

Святитель оставил после себя множество поучений и посланий⁵⁷. Особенную важность для Церкви некоторые из них получили впоследствии. Таково – послание его в Псков от 12 августа 1419 г. Здесь говорил он Псковичам: «относительно того, что пишете мне об аллилуии на славах, – так говори: «слава Отцу и Сыну и Святому Духу и ныне и присно и во веки веков, аминь: аллилуия, аллилуия, аллилуия, слава Тебе, Боже» и ещё 2 раза»⁵⁸. На это послание указывал ещё в XV веке сочинитель послания «к Афанасию, ктитору великия лавры св. Николы о трегубой аллилуии». «Надлежало бы тебе, отче, послушать, как Самого Христа, кир митрополита Киевского, Московского и всей России, Фотия, что писал он нам в дом Святой Троицы во Псков, прислал грамоту, запечатанную печатью с воплощением Сына Божия в чистой Деве Марии, Богородице, каковая грамота и поныне лежит у Святой Троицы; в ней так написано: аллилуия, аллилуия, аллилуия, слава Тебе, Боже»⁵⁹. Замечательно, что и в Греческой триоди святителя Фотия άλγαλουια написано трижды⁶⁰. В одном из трёх посланий против стригольников⁶¹ блаж. Фотий писал: «если правила св. Апостолов и Вселенские св. соборы запрещают, даже с угрозой проклятия, священническому чину составлять отдельные собрания: тем более возбраняют они мирянину осмеливаться на что-нибудь подобное. Мирянин не облечён священным саном; он – овца словесная – обязан повиноваться церковному порядку... Пусть говорят хульное на епископа или на священника: не следует отлучаться от общения с ним, пока не произведён будет суд и тот не будет лишён звания». Обращаясь к священникам, говорит: «вразумляйте их со всем вниманием; если не обратятся, отлучайте их от православной веры, чтобы не были они между вами, как плевелы между пшеницей». В другом послании писал: «слышу, что у вас некоторые, нерадя о своём христианском имени, ни во что ставят великое Божие священство и иночество... Христианская вера утвердилась учением и властью Апостолов; та же власть, по заповеди Христовой, даётся святительскому и священническому чину. Священству Божию вручено право прощать грехи. Если те не обратятся, не принимайте от них приношений и отсекайте их, как гнилые члены, от здравого тела – Церкви Христовой». Он же писал: «как небо отстоит от земли, так наш сан выше всякого мирского, так Христово священнодействуемое таинство выше всего в мире. Христос Сам священнодействовал, дав нам тело Своё и кровь Свою в пищу и питие, и завещал через Апостолов творить то же самое. Превыше всего рука священническая: она касается Божественного угля. Приняв человека смрадного и мёртвого, силой благодати Христос сотворил его яко Бога, поручил нам дело, которое принадлежит единому Богу – прощать грехи человеческие».

Из поучений блаж. Фотия назидательны поучения его, говоренные во время общественных бедствий⁶².