Источник

Назначение предания в древней церкви

Ego vero Evangelio non crederem, ni si me catholicae Ecclesiae commoveret auctoritas. St. Augustinus. Contra epistulamfundamentiManichaei, I. 1

Я не поверил бы Евангелию, если бы меня не побуждал к этому авторитет кафолической Церкви» Блж. Августин. Против послания манихея по имени Фундамент, I.1.

Св. Викентий Лиринский и Предание

Знаменитое изречение (dictum) св. Викентия Лиринского стало характеристикой отношения Древней Церкви к вопросам веры: teneamus quod ubique, quod semper, quod ab omnibus creditum est [Всеми мерами надобно держаться того, во что верили повсюду, во что верили всегда, во что верили все]35. Это стало неизменным критерием и нормой. Особое ударение здесь ставилось на неизменности христианского учения. Св. Викентий фактически призывал к двоякой «вселенскости» христианской веры – в пространстве и во времени. Эта великая идея вдохновляла в свое время и св. Иринея: Единая Церковь, распространенная и рассеянная по миру, и все же говорящая в один голос, поддерживающая единую веру везде такой, какой она передана благословенными апостолами и сохранена чередой свидетелей: quae est ab apostolis, quae per successionem presbyterorum in ecclesiis custoditur [Поэтому, надлежит следовать пресвитерам в Церкви тем, которые, как я показал, имеют преемство от Апостолов]36. Эти две стороны веры, или скорее два измерения, никогда не следует отделять друг от друга. Всеобщность (universitas) и древность (antiquitas), так же как и согласие (consensio), находятся в сопряженных отношениях. Ни один из представленных критериев не являлся самоопределяющим самому себе. «Древность» как таковая еще не достаточный залог истины, если не получено одобрительное согласие (consensus) «древних». А к согласию (consensio) нельзя непосредственно прийти, если не следовать за Апостольским истоком. Истинная вера, полагал св. Викентий, доступна только двояким восхождением – как к Писанию, так и к Преданию: duplici modo... primum scilicet divinae legis auctoritate, turn deinde ecclesiae catholicae traditione [Двояким образом оградить свою веру: во-первых, авторитетом Священного Писания, а во-вторых, преданием Вселенской Церкви]37. Это, однако, не означало наличие двух истоков христианского вероучения. В сущности, правило или канон, слово Божие «совершенно» и «самодостаточно» во всех соотношениях – ad omnia satis superque sufficiat [Всесовершенно и всегда вполне вразумительно при снесении одних мест с другими]38. Какая же надобность восполнять его неким другим «авторитетом»? Почему же надлежит взывать к авторитету «церковного разумения» (ecclesiasticae intelligentiae auctoritas)? Причина вполне очевидна – значение Писания различно толковалось людьми: ut paene quot homines tot illinc sententiae erui posse videantur [Почти сколько голов, столько же, по-видимому, можно извлечь из него и смыслов]39. Такому множеству бесчисленно разнообразных «отдельных» мнений св. Викентий противопоставил «соборный» церковный разум, разум Кафолической Церкви40: ut propheticae et apostolicae interpretationis linea secundum ecclesiastici et catholici sensus normam dirigatur [Направлять нить толкования пророческих и апостольских Писаний по норме церковного и вселенского их понимания.]41. Предание, по словам св. Викентия, не являлось автономным ведомством и восполняющим источником веры. «Церковное разумение» бессильно что-либо добавить к Писанию. Но его единственное назначение – прояснять и раскрывать истинный смысл Писания. Предание, по сути, есть подлинное истолкование Писания. И в таком восприятии внутренне соразмерно Писанию. Предание является действенным «Писанием, правильно уясненным». А Писание св. Викентием признавалось – единственным, первоисходным и предельным каноном христианской истины.

Герменевтический вопрос в Древней Церкви

Это положение св. Викентий полностью согласовалось с установленным преданием. И с превосходным высказыванием св. Илария Пиктавийского: scripturae enim non in legendo sunt, sed in intelligendo [Ибо Писание не для чтения, а для разумения]42. В IV веке проблема правильной экзегезы по-прежнему находилась в эпицентре борьбы Церкви против ариан не меньше, чем во II веке в борьбе с гностиками, самнитами и монтанистами. Все участники спора обращались к библейскому тексту. Еретики, равно гностики и манихеи, подкрепляли свои доводы словами и отрывками из Библии и взывали к авторитету Св. Писания. Экзегетика в то время являлась основным и, вероятно, единственным богословским методом, а авторитет Писания признавался полновластным и пресовершенным. Сторонники канонического учения были вынуждены поднять важный герменевтический вопрос – что признавать основанием истолкования? Во 2 веке термином «Писания» первоначально называли Ветхий Завет, к тому же вопрос авторитета этих «Писаний» был до предела заострен и практически отвергнут учением Маркиона. Единство двух Заветов, сплетенных в одну Библию, пришлось обосновывать и подтверждать. Что было основой и залогом христианского и христологического понимания «Пророчества», то есть Ветхого Завета? В сложившейся исторической ситуации произошло первое обращение к авторитету Предания. Писание принадлежит Церкви, и только в Церкви, в общине истинной веры, соответственно, Писание можно надлежащим способом точно истолковать и правильно понять. Еретики, то есть те, кто вне пределов Церкви, не имели ключа к разумению библейских слов. Не является достаточным основанием чтение и извлечение из него библейских глаголов. Писание нуждалось в раскрытии его подлинного основания или поиске его цели, взятое как единое целое, способное упорядочивать и просвещать. Этим светом следовало озарить, как это было – перед тем как стало, истинный первофакт библейского Откровения, великий первозамысел и первоизволение искупительного Промысла Божьего. А совершить это подвижничество можно только усилием внутренней веры. Лишь очами веры становится видимым свидетельство о Христе (Christuszeugniss) на ветхозаветных страницах. Исключительно способствованием веры – единство тетраморфного Евангелия43 – могло быть в надлежащем виде установлено. Но такая вера не согласуется со своевольными и субъективными взглядами отдельных индивидов. Прежде всего, это церковная вера, берущая свой исток в Апостольском послании, или проповеди (kerygma)44, и, кроме того, соразмерная ему в полной мере. Тем, кто был вне Церкви, не хватало именно такого прочного и всеобъемлющего послания, евангельского «сердца», благоухающего истиной. Писание для них всего лишь мертвая буква или собрание притч и сказаний, заимствованных из чуждых источников, которые они пытались упорядочить и настроить на свой собственный лад. У них была иная вера. Это главный аргумент Тертуллиана в страстном трактате «О прескрипции [против] еретиков» (De praescriptione). Он не стал бы обсуждать сакральные библейские слова с еретиками, не имевшими никаких прав использовать в спорах Писание, так как оно им не принадлежало. Писание целиком и полностью принадлежало Церкви. Тертуллиан подчеркивал приоритет «правила веры» (rēgula fidei), бывшего единственный потайным ключом, раскрывающим смысл Писания. И это «правило» было Апостольским, рожденным в нем и выросшим из этого послания. К.Г. Тернер верно описал значение и цель этого обращения или отсылки к «правилу веры» в ранней Церкви. «Когда христиане называли «Правило Веры» «Апостольским» они не имели в виду, что Апостолы сошлись и сформулировали его... Они подразумевали под этим то, что исповедание веры, произносимое каждым из катехуменов перед Крещением, воплощало основополагающую формулу веры, которую Апостолы исповедовали и передали их последователям исповедовать после них». Исповедание веры исполнялось везде одинаково, хотя его непосредственное языковое выражение менялось в зависимости от географического пространства. И оно всегда было тесно связано с формулой, произносимой в таинстве Крещения45. Писание, помимо несоблюдения этого «правила», также может быть ложно истолковано. Писание и Предание, согласно мысли Тертуллиана, были слитны и нераздельны: ubi enim apparuerit esse veritatem disciplinae et fidei christianae, illic erit veritas scripturarum et expositionum et omnium traditionum christianarum [Ибо там, где обнаружится истина учения и веры христианской, там и будет истина Писания, истина толкования и всего христианского предания]46. Апостольское Предание веры стало незаменимым ведением в понимании Писания и предельным залогом его правильного истолкования. Церковь не представляла исполнительную власть, имеющую право судить согласно букве Писания, – скорее являлась сокровенным обладателем и стражем той Божией истины, которая содержалась и хранилась в Св. Писании47.

Святой Ириней и «Канон истины»

Св. Ириней, обличая попытки гностиков к своим положениям приладить и приспособить нескладно сложенные ими Божественные глаголы, воспользовался живописным сравнением. Умелый художник создал прекрасное царское изображение из множества драгоценных камней. Теперь, другой человек переставляет камни и приводит мозаичное изображение в другой вид, располагая камни на иной лад таким образом, что делает из него изображение пса или лисицы. Затем он начинает отзываться и говорить, что именно таковым было оригинальная картина, созданная первым мастером, обосновывая подлинность мозаики драгоценностью камней (ψηφίδες). В действительности, однако, оригинальный вид изображения уничтожен – λύσας τὴν ύποκείμενην τοῠ άνθρώπου. Еретики именно таким образом поступают по отношению к Писанию. Они не видят и нарушают «порядок и связь» Св. Писания и «разрывают члены истины» – λύοντες τὰ μέλη τῆς άληθείας. Слова, выражения и изображения – ρήματα, λέξεις, παραβολαί – исходные, конечно, а замысел, ύπόθεσις, выдуманный и подложный48. Св. Ириней предложил еще одну аналогию. В те времена в обращение были некие гомероцентоны (Homerocentones)49, составленные из подлинных стихов Гомера, но взятых наугад, вне контекста и располагаемых произвольным способом50. Каждая отдельная строфа была по-настоящему гомеровской, но вот только новый сказ, созданный переложением смысл, был отнюдь не гомеровским. Несмотря на это можно было легко обмануться знакомым звучанием гомеровского слога51. Следует отметить, что Тертуллиан тоже упоминает эти любопытные центоны (centones), сложенные из поэтических строф Гомера или Вергилия52. Видимо, это был распространенный прием в полемической литературе того времени. Итак, точка зрения, которую собирается высказать св. Ириней, становится очевидной. У Писания есть только ему присущие образы и подобия божественных первообразов, свое собственное внутреннее устроение и соразмеримость. Еретики не учитывают этот исходный прообраз, или скорее подменяют своим собственным. Другими словами, они перелагают библейское свидетельство по образцу, совершенно чуждому Писанию. Тем же, утверждает св. Ириней, кто неуклонно соблюдал «канон истины», полученный в обряде Крещения, не составит никакого труда «восстановить всё сказанное на соответствующее ему место» (τῆ ίδία τάξει). И посредством «канона истины» в силах будут удержать истинный прообраз. В оригинале св. Ириней использует необычное выражение: προσαρμόσας τᾦ τῆς ἀληθείας σωμάτιω (которое нескладно передано – corpusculum veritatis – в позднем латинском переводе)53. Но смысл выражения совершенно ясен. Существительное σωμάτιον не всегда употребляется как деминутив54. Оно может просто служить для обозначения некого «отдельного тела». Выражение св. Иринея под этим подразумевает Тело (corpus)55 истины, правильный контекст, первоначальное изображение, «представленный вид», изначальное расположение камней и стихотворных строф56. Поэтому, св. Иринею представляется важным строго соблюдать «правило» веры во время чтения Писания. Оно передано верующим (и в которое они посвящены) в обряде принятия вероисповедной формулы в таинстве Крещения. Неуклонное исполнение этого «правила» дарует возможность точно установить и определить первоначальное послание или «истину» Писания. Любимым выражением св. Иринея было «правило истины»: κανών τῆς ὰληθείας, rēgula veritatis. «Правило», по сути, есть не что иное, как Апостольское свидетельство и послание, их проповедью (κήρυγμα) и возвещением (praedicātĭo)57 (или глашатайством: praecōnĭum)58 «сохраненная» в лоне Церкви и вверенная ей Апостолами, а затем крепко держалась верой и передавалось, с преисполненным единодушием повсюду, посредством следования пресвитерам: qui cum episcopatus successione charisma veritatis certum acceperunt [и вместе с преемством епископства <по благоволению Отца> получили известное дарование истины]59. Каким бы прямым и непосредственным ни казалось коннотативное значение этого глубокомысленного выражения, нет сомнений в том, что св. Ириней имел в виду одно – непрерывное сохранение и передачу сокровенной веры, силой исходящего и промыслительного вездеприсутствия в Церкви Святого Духа. Целостное устроение Церкви, по св. Иринею, единожды и навсегда даровано как божественная «благодать» и «установление». А «Предание», по его мысли, есть depositum juvenescens60 [живое предание], доверенное Церкви, как новое дыхание жизни, так же, как дыхание было даровано первозданному человеку (quemadmodum aspiratio plasmationis)61. В этом содержание и утверждение нашей веры и лествица для восхождения к Богу. Епископы или «пресвитеры» в Церкви, по благоволению, стали хранителями и служителями этой в первозданности сохраняемой истины.

«Итак, где находятся (posita sunt) дарования (charismata) Господни, там надлежит учиться истине у тех, которые имеют преемство церковное от Апостолов (apud quos est еа quae est ab apostolis ecclesiae successio), здравую и безукоризненную жизнь и неискаженное и неповрежденное учение. Ибо они сохраняют нашу веру в Единого Бога, все сотворившего, и причащают любовь к Сыну Божию, ради нас исполнившему столь великие распоряжения, и безопасно излагают нам Писания, не хуля Бога, не безчестя патриархов, не уничижая пророков»62.

Rēgula Fidei

Предание в ранней Церкви, в первую очередь, являлось герменевтическим основанием и методом. Писание можно было справедливо и в полной мере оценить и понять только в свете и посредством живительного Апостольского Предания, бывшего существенной движущей силой христианского бытия. Конечно, так было не потому, что Предание могло что-то добавить к отраженному в Писании, а потому, что предоставляло оживляющий контекст, всеобъемлющую перспективу, которая позволила бы непосредственно раскрыть и понять истинную «цель» и полноту «первозамысла» Св. Писания, суть Божественного Откровения. Истина, согласно св. Иринею, является «сохраняемым целым, в стройном сочетании членов и без повреждения», телом (corpus)63, «согласной мелодией»64. Но уловить верное звучание этой «мелодии» можно только посредством веры. Предание не просто передавало наследованное учение в «иудейском изводе» – скорее даровало жизнь, вечно пребывающую в истине65. И это не был установленный контроль или соблюдение свода обязательных правил – скорее представление о смысле и действенное утверждение богооткровенных событий, откровение «Господа, который действует». И этот предел удерживался интенсивностью поля библейской экзегезы. Дж. Л. Прэстидж весьма хорошо выразил этот настрой: «Голос Библии можно ясно услышать, только если ее текст толкуется развернуто и целесообразно, в соответствии с апостольской верой и свидетельством исторического осуществления христианского мира. Только еретики полагались на изолированные тексты, а представители вселенского предания больше внимания уделяли целостности библейских оснований»66. Подводя итог своему тщательному анализу назначения Предания в ранней Церкви, Эллен Флессман ван Лэр отметила: «Писание без должного истолкования – еще не Писание. Оно становится таковым, оживает, только под пером истолкователя или когда звучит из его уст». Итак, Писание следует истолковывать «согласно его собственному основному содержанию», раскрываемому правилом веры (rēgula fidei). Таким образом, такое правило (rēgula) становится, как это и было, главной орбитой в экзегетической вселенной. «Подлинное истолкование Писания – это церковная проповедь, возвещающая о свидетельстве, сохраненном в предании»67.

Святой Афанасий и «границы веры»

В 4 веке ситуация оставалась прежней. Спор с арианами вновь перешел в область экзегетики, по крайней мере, так было на раннем этапе. Ариане и сторонники их учения собрали впечатляющий массив текстов Писания в защиту догматических положений своего вероучения. Они собирались свести богословскую дискуссию к единому библейскому основанию. Свои притязания, прежде всего, ариане обосновывали, исключая все остальные, только этим источником. А их экзегетический метод и способ работы с текстом были схожи с практикой ранних раскольников. Они оперировали избранными текстами-доказательствами, не учитывая общий контекст Откровения. Императивом для ортодоксов являлось обращение к разуму Церкви, к «Вере», единожды данной, а потом, последовательно и неукоснительно соблюдаемой. Это было и главной целью, и неизменным методом св. Афанасия. Ариане приводили в доказательство различные библейские отрывки, чтобы обосновать собственное утверждение о том, что Спаситель был сотворен. В ответ Афанасий взывал к «правилу веры». Это был его классический довод. «А мы, держась цели веры (τὸν σκοπὸν τῆς πίστεως), признаем имеющим правильный смысл (ὸρθὴν τὴν διάνοιαν) то, что понимают они худо»68. Св. Афанасий утверждал, что «правильное» истолкование отдельных текстов возможно только в озаряющем свете истины веры. «В рассуждении изречении, ныне представляемых ими из Евангелий, разумение их оказывается неосновательным, это удобно можно видеть, если и теперь обратимся к цели нашей христианской веры (τὸν σκοπὸν τῆς καθ᾽ ἡμᾱς τους Χριστιανους πίστεως), и, приняв её для себя за правило (ὥσπερ κανόνι χρησάμενοι), будем, как сказал Апостол, внимательны к чтению (τὸν σκοπὸν) богодухновенного Писания»69. Кроме того, особое внимание следует также уделить непосредственному контексту и местонахождению каждой отдельной фразы и выражения, чтобы не остаться в стороне от истинного смысла, изложенного Апостолом70. В обращении к епископу Серапиону, размышляя о Святом Духе, св. Афанасий утверждал, что ариане вновь – либо отвергли, либо сбились с «цели Божественного Писания» μὴ είδόντες τὸν σκοπὸν τὴς Θείας Γραφῆς71; τὰ λεγόμενα μόνον σκοπῶν, και μὴ την διάνοιαν θεωρῶν72. Слово σκοπὸς употреблялось на языке св. Афанасия практически как эквивалент того, что св. Ириней обозначал термином ὑπόθεσις – лежащая в основе «идея», исходный первозамысел, подразумеваемый смысл73. Кроме того, слово σκοπὸς привычный термин, нередко употребляемый в экзегетике определенных философских школ, особенно в неоплатонизме. Экзегетика играла заметную роль в философских начинаниях того времени, а проблема герменевтического основания постепенно назревала. Например, Ямвлих оказался несколько формален в этом отношении. Кто-то должен был открыть «главное» или задать основную тему, изложить целый трактат, тщательно проработав все положения, постоянно держась определённой умонастроенности74. Св. Афанасий мог хорошо знать рабочее употребление этого термина. Вводило в заблуждение, утверждал он, цитирование изолированных текстов и отрывков, непоследовательность целостному замыслу Священного Писания. Ошибочно толковать термин σκοπὸς, взятый из идиоматического словаря св. Афанасия, как «подспудный смысл» Писания. «Границы» веры, или Писания, есть вероисповедный плод, проросший из зерен «правила веры», как его соблюдали в Церкви и «передавали» от отцов к отцам, тогда как ариане «на каких могут указать Отцов» в связи с их убеждениями75. Как правильно заметил кардинал Ньюмен, св. Афанасий считал «правило веры» предельным «основанием толкования», противопоставляя «церковное разумение» (τὴνἐκκλησιαστικὴν διάνοιαν)76 «разномыслию» еретиков77. Св. Афанасий неустанно проверял и скрупулезно изучал доводы ариан, чтобы предельно точно изложить основоположения Христианской веры, прежде чем вплотную заняться опровержением арианских текстов-доказательств, с целью восстановления их в истинном свете. Г. Э. У. Тернер описал способ экзегезы св. Афанасия так: «Выступая против излюбленной арианами техники выделения грамматического значения текста, не учитывающих непосредственный контекст и существующее поле референций, способствующих более глубокому постижению целостности Библии, св. Афанасий призывает к общей смене вектора церковной Веры как некого Канона истолкования. Ариане не видят широкого размаха библейского богословия и поэтому в полной мере не учитывают контекст, в который помещены их тексты-доказательства. Смысл Писания должен непосредственно восприниматься как текст самого Св. Писания. Это было воспринято арианами как фактический отказ от обращения к Писанию, его замену на Предание, с условием использования доводов только из Предания. Конечно, беззаботные руки могли надеть «смирительную рубашку» на Библию, что и пытались сделать ариане и гностики своим догматизмом. Это, бесспорно, не входило в намерения самого св. Афанасия. В его представлении это было переходом от опьяняющей экзегезе к экзегезе трезвой, переход от близорукого упования на грамматический буквализм к осмыслению назначения (σκοπὸς, χαρακτὴρ) Библии»78. Профессор Тернер, по-видимому, несколько преувеличил опасность. Довод был все же строго библейским и, в сущности, св. Афанасий признал достаточность Писания, священного и богодухновенного, для защиты истины79. Но только Писание следует истолковывать посредством живого вероисповедного Предания, соблюдая и держась «правила веры». Однако «правило», не являлось здравым смыслом, навязанным «внешним» авторитетом, который мог быть «предписан» Священным Писанием. Это была то же «апостольское послание», сохраненное в евангелических книгах, но это была, так же и воплощенная проповедь (in epitome). Св. Афанасий пишет к епископу Серапиону: «Сверх сего, посмотрим ещё на самое первоначальное предание, научение и веру Вселенской Церкви, – веру, какую предал (ἔδωκεν) Господь, проповедовали (ἐκήρυξαν) Апостолы, соблюдали (ἐφύλαξαν) Отцы. Ибо на ней основана Церковь»80. Данный фрагмент точно характеризует и ясно определяет позицию св. Афанасия. Три термина во фразе непосредственно совпадают: παράδοσις (предание) – от самого Христа, διδασκαλία (учение) – дано Апостолами, а πίστις (вера) – Вселенской Церковью. Именно в этом крепкий фундамент (θεμέλιον) Церкви – единое и единственное ее основание81. Создается ощущение, что Писания непосредственно относится и включено в содержание этого «Предания», дарованное, как и было изначально, Господом. В завершающей главе своего первого послания к Серапиону св. Афанасий вновь возвращается к этой теме: «Ибо изложил я это согласно с преданною нам от Отцев Апостольскою верою, ничего не примыслив отвне, но чему научился, то и начертал (ἐνεχάραξα), согласно с Святыми Писаниями»82. По другому поводу св. Афанасий словами из самого Писания подтверждает Апостольское предание (paradosis)83. Показательно, что во всех спорах с арианами никто ни разу не сослался на какие-либо «предания» – во множественном числе. Единственной ссылкой всегда было «предание», скорее – Предание, то есть Апостольское Предание, состоящее из целостного и интегрального содержания апостольской «проповеди», сведенной к «правилу веры». Единство и согласованность Предания являлось решающим и окончательным доводом во всех спорах.

Цель экзегезы и «правило богослужения»

Обращение к Преданию стало действенным обращением к церковному разуму. Предполагалось, что Церковь обладала знанием и пониманием истины, истины и «смысла» Откровения. Соответственно, Церковь обладала как умением, так и авторитетом проповедовать и толковать Евангелие. Этим не подразумевалось, что Церковь «выше» Писания. Она полагалась на Писание, но, с другой стороны, и не была связана его «буквой». Предельной целью экзегезы и толкования было выявление смысла и предназначения Св. Писания, или, скорее, смысла Откровения, смысла события искупительной жертвы Христа (Heilsgeschichte). Церкви следовало проповедовать Христа, а не только «Писание». Назначение Предания в Древней Церкви можно правильно понять посредством действенного применения Писания. Слово остается живительным в лоне Церкви, отражаясь на её жизни и домостроительстве. Вера и жизнь органично переплетаются. Здесь будет уместно вспомнить знаменитый фрагмент из Indiculus de gratia Dei84, ошибочно приписываемый папе Целестину, а в действительности изложенный св. Проспером Аквитанским: «Эти неприкосновенные декреты Святого Апостольского Престола, с помощью которых наши Святые Отцы ввели гибельные новшества. Давайте же обратимся вновь к святым молитвам, одинаково совершаемым, согласно Апостольскому преданию, священниками каждой Вселенской Церкви во всех уголках мира. И пусть правило богослужения устанавливается правилом веры».

Изначально, конечно, эта фраза в ее непосредственном контексте не являлась формулированием общего основания, а ее прямым назначением было свести все к одному отдельному положению: Крещению Младенцев как убежденности наследования первородного греха. Это не являлось авторитетной прокламацией Папы, а было частным мнением отдельного богослова, высказанным в горячем споре85. Однако не стоит считать обычной случайностью и недоразумением тот факт, что фраза была изъята из ее непосредственного контекста и слегка изменен ее строй, с целью выразить принцип: ut legem credendi statuat lex orandi [Таким образом, чтобы правило богослужения устанавливалось правилом веры]. «Вера» нашла своё изначальное выражение именно в литургических, сакраментальных обрядах и формулах, а «символы веры» изначально появились как интегральная часть обряда посвящения. «Исповедальные изложения веры, будь то в вопрошаемой или провозглашаемой форме, стали проявляться в литургии, отражаясь на ее устойчивости или гибкости», – утверждает Дж. Н. Д. Келли86.

«Литургия» – в развернутом и полном смысле слова – была первоначальным и исходным слоем церковного Предания, а довод из правила богослужения (lex orandi) применялся ещё в спорах конца 2 века. Церковное богослужение являлось торжественным возвещением её Веры. Имянаречение в обряде Крещения, вероятно, стало самой ранней Триипостасной формулой, как Евхаристия была первоначальным свидетельством таинства Искупления во всей своей полноте. Новый Завет, как «Писание», стал бытийной основой в богослужениях Церкви. А Писание впервые стали читать во время совершения службы и молитвословия.

Святой Василий и «неизложенное предание»

Ранее св. Ириней уже отсылал к «вере» – как к тому, что даруется обрядом Крещения. Литургические доводы применяли так же Тертуллиан и св. Киприан87. Св. Афанасий и каппадокийцы пользовались этим же доводом. Завершенное изложение всего этого в свете богослужебного предания есть у св. Василия. Опровергая доводы поздних ариан о Святом Духе, св. Василий обосновывал свое доказательство на тщательном разборе доксологии, соблюдаемой в Церквях. Посвящённое этому сочинение св. Василия «De Spiritu Sancto»88 излагалось в разгар отчаянной борьбы и ограничено рамками исторической ситуации. Однако св. Василий затронул в нём основания и методы богословского исследования. В этом изложении св. Василий обсуждал крайне важное положение, по сути, ключевое положение в осмыслении учения о Троице, а именно – равночастность (homotimia)89 Святого Духа. Его главной опорой было литургическое свидетельство, доксология определенного образца («с Духом»), соблюдаемое, как он показал, повсеместно в церковных богослужениях. Эта фраза, разумеется, отсутствует в Писании. О ней свидетельствует только предание. Но его противники не признавали иного авторитета, кроме авторитета Писания. Именно в такой ситуации св. Василий старался достоверно обосновать закономерность обращения к Преданию. Он стремился показать, что равночастность (όμοτιμία) Духа, то есть Его Божественность, всегда исповедовала Церковь и признавала частью обращения в веру, совершая обряд Крещения. Безусловно, как справедливо заметил Отец Бенуа Прюше, равночастность (όμότιμος) у св. Василия эквивалентна равносущности (όμοούσιος)90. Подобное осмысление Предания, кроме связности и ясности изложения, обладало малой толикой нового91. Его формулировка, однако, была весьма своеобразной: «Из догматов (dogmata)92 и проповедей (kerygmata), соблюдённых в Церкви, иные имеем в учении, изложенном в (ἐκ τῆς ἐγγράφου διδασκαλίας) Писании, а другие, дошедшие до нас от апостольского предания (paradosis), прияли мы в тайне (ἐν μυστηρίω)93. Но те, и другие имеют одинаковую силу (τὴν αὐτὴν ίσχύν) для благочестия»94. На первый взгляд, может сложиться впечатление, что св. Василий учреждает двоякий авторитет и двоякий критерий: Писание и Предание. Однако, в сущности, всё обстоит совсем не так. У св. Василия эти термины взаимоисключают друг друга. Проповеди (kerigmata) означали то же, что в его позднем словаре, как правило, обозначалось термином «догма» или «вероучение» – общепринятое и авторитетное знание и установление в делах веры, то есть доступное или обнародованное знание. И обратно. Он относил догматы (dogmata) к устоявшемуся своду «неизложенных обычаев» (τὰ ἄγραφα τῶν ἐθνῶν), или на самом деле к сокровенному порядку литургической и обрядовой жизни. Надо иметь в виду, что понятие и сам термин – «догмат» – к тому времени еще не закрепился95. И пока не имел строгой и устоявшейся коннотации96. В любом случае нас не должно ввести в заблуждение утверждение св. Василия о том, что догматы преданы или вручены апостолами, в таинстве (ἐν μυστηρίῳ). Искажением смысла будет перевод выражения ἐν μυστηρίῳ – «в тайне». Единственно верный перевод – «в таинстве» – в форме обряда и (литургической) службы, или «обычая». Об этом сказано у самого св. Василия: τὰ πλεῖστα τῶν μυστικῶἀν ἀγράἡφως ἡμῖν ἑμπολιτεύεται [К совершению таинства, приняв их из неизложенного]97. Очевидно, что соблюдение условия «в таинстве» (τὰ μυστικὰ) связано с обрядами Крещения и Евхаристии, имеющими для св. Василия «апостольский» исток. В этом месте его изложения приводятся слова св. Павла, напрямую отсылающие к «преданиям», дарованным верующим: «или словом, или ... посланием» (εἴτε διὰ λόγου, εἴτε δι᾽... ἐπιστολῆς)98. Доксология, несомненно, относится к одним из этих «преданий» – οί τὰ περί τὰς Ἐκκλησίας ἐξαρχῆς διαθεσμοθετήσαντες ἀπόστολο καί πατέρες, ἐν τῷ κεκρυμμένω καί ἀφθέγκτῳ τὸ σεμνὸν τοῖς μυστηρίοις ἐφύλασσν. [Подобным сему образом законополагавшие в начале о Церкви Апостолы и Отцы достоуважаемость таинств сохранили сокровенностью и соблюдением в молчании]99. Бесспорно, все примеры, приводимые св. Василием, сочетаются с обрядовой или литургической природой: соблюдение крестообразного знамения в обряде оглашения, с призыванием Троического имени; обращение на восток в молитвословии; обычай сохранять прямым положение тела во время воскресного богослужения; эпиклеза (epiclesis) в евхаристическом обряде; освящение воды и масла, чин отречения от сатаны и его ангелов, троекратное погружение в крещальную купель. Существует множество других «неизложенных таинств Церкви», говорит св. Василий: τὰ ἄγραφα τῆς ἐκκλησίας μυστήριαа100. Они не упомянуты в Писании. Однако имеют великую силу и значимость, служа сохранению правильной веры. Эти правила действенные посредники свидетельства и посланий. Даруемые, по словам св. Василия, благодаря «молчаливому» и «сокровенному» преданиюἀπὸ τῆς σιωπωμένης καὶ μυστικῆς παραδόσεως ἐκ τῆς ἀδημοσιεύτου ταύτης καί ἀπορρήτου διδασκαλίας [По соблюдаемому в молчании и таинственному преданию [...] из необнародованного и сокровенного учения]101. Это «молчаливое» и «таинственное» предание, «которое не было обнародовано», не закрытая доктрина, предназначенная для некой особой элиты. «Элитой» являлась Церковь. «Предание», к которому обращается св. Василий по сути является богослужебным церковным священнодействием. Св. Василий обращается здесь к тому, что обозначает термином – «disciplina arcani»102. Это «учение» в 4 веке повсеместно осуществлялось, уставно соблюдалось и поддерживалось в Церкви. Относилось к учреждению чина оглашенных и первоначально имело образовательную и учебную цель. Итак, согласно словам св. Василия, определенные «предания» надлежит соблюдать «неизложенно» в служении, предотвращая осквернения руками некрещенных. Замечание, разумеется, относится к обрядам и соблюдаемым обычаям. Не лишним будет напомнить, что Символ Веры (а также Молитва Господня) в священнодействии 4 века являлся частью этого «тайного учения» и не мог быть раскрыт непосвященным. Символ Веры предназначался готовящимся к совершению обряда Крещения, к концу положенного срока подготовки, после их торжественного обращения и утверждения. Символ Веры передавался или «предавался» епископом, обращающимся в устной форме (orally), им необходимо было повторить по памяти Символ Веры в его присутствии: торжество передачи и повторения (посвящаемыми) вероисповедания (traditio и redditio symboli). Оглашенным давали строгое наставление о запрете разглашения Символа Веры непосвященным и передачи его письменно. Им следовало записать его на «скрижали сердца». Достаточным основанием могут быть главы 12 и 17 из «Поучений» (Procatechesis) св. Кирилла Иерусалимского103. На Западе Руфиний и блж. Августин считали достойным осуждения запись Символа Веры на бумаге. Созомен в своей «Церковной истории», следуя этому же правилу, не ссылается на содержание Пикейского Символа Веры, «который только посвящённые мистагоги имеют право декламировать и слышать»104. Только в таком преломлении и историческом контексте должным образом можно оценить и понять рассуждения св. Василия. Он усиленно подчеркивает значение, при совершении обряда Крещения, исповедания свидетельства веры, содержащего установленное принятие веры во Святую Троицу, Отца, Сына и Святого Духа105. Это «предание» передавалось новообращенным «в таинстве» и соблюдалось «в молчании». В большой опасности те из них, кто приведёт в колебание все основания и «все твердыни христианской веры» (τὸ στερέωμα τῆς εἰς Χριστὸν πίστεως), если отступит от «неизложенного предания», не соблюдая и предав его забвению106. Δόγμα и κήρυγμα различаются лишь способом их передачи: dogma соблюдается «в молчании», a kerygmata «обнародовано»: τὸ μὲν γὰρ σιωπᾶται, τὰ δὲ κηρύγματα δημοσιεύονται107. Но цель их одинакова: передать первозданную чистоту веры, пусть в различном изводе. Кроме того, этот сокровенный обычай не основывался на святоотеческом предании – их предания не было достаточно: οὐκ ἐξαρκεῖ108. В действительности, дошедшие к нам от «Отцев», выраженные ими «речения», подтверждены словами «из Господня учения, служащего нам правилом» – τῷ βουλήματι τῆς Γραφῆς ἠκολούθησαν, ἐκ τῶν μαρτυριῶν ... τὰς ἀρχὰς λαθόντες109. Следовательно, «неизложенное предание», выраженное через обряды и вероизложения, по сути, ничего не добавляет к содержанию веры, изложенной в Писании: оно всего лишь помещает эту веру в фокус110. Обращение св. Василия к «неизложенному преданию» являлось действенным призывом к воцерковлению веры, к ее кафолическому пониманию (sensus catholicus), к церковному разумению (φρόνημα ἐκκλησιαστικόν). Он смог выйти из тупика, созданного, глухим к доводам и неразумным псевдобиблицизмом (pseudo-biblicism) его противников ариан111. И возвестил, что обособленно от «неизложенного» правила веры невозможно постичь истинного предназначения и знания, хранимого в Писании. Св. Василий неуклонно следовал библейскому слову в своих богословских рассуждениях: Писание являлось для него высшим мерилом вероучения112. Его экзегеза была умеренна и сокровенна. Кроме того. Писание есть таинство, таинство Божественного «промысла» и человеческого спасения. Являясь «богодухновенной» книгой, письменами Духа, Писание таило в себе непостижимую глубину. Поэтому истинной экзегезе также следует быть благочестивой и пророческой. Обладание даром духовной проницательности является условием правильного осмысления Святого Слова. «Так как судье слов следует начинать с той же подготовки, что и автору. И я вижу, что не каждый может тщательно проверить Его слово, а только те, которые имеют Дух, дарующий проницательность113. Дух даруется через таинства, совершаемые Церковью. (Писание должно читать, пребывая в душевном состоянии, озарённом светом веры, а также в окружении общины, преданной вере. Изначальное Предание, предание веры, переданное сквозь вереницу поколений, было для св. Василия надежным ведением и поддержкой в постижении и толковании Св. Писания. В этом св. Василий следовал за св. Иринеем и св. Афанасием. Подобным образом церковное Предание, и, особенно, литургическое свидетельство, использовал в своих рассуждениях блж. Августин114.

Церковь как истолкователь Писания

С тех пор как Церковь стала единственным хранителем Апостольского свидетельства (Kerygma), вместе с этим ей было передано право толковать Писание. Свидетельство (Kerygma), будучи ниспослано Духом, содержалось вечно живым в Церкви. Кроме того, Церковь обладала Живым Гласом (viva voce), передающим и распространяющим Слово Божие. А Живой Евангельский Глас (viva vox Evangelii) не только провозглашал библейские слова. Это была и проповедь Слова Божьего в том виде, в каком Его услышала и сохранила Церковь, благодаря вечно присутствующей силе животворящего Духа.

Кроме Церкви и ее духовенства, апостольских «преемников», не существует другого подлинного вестника Евангелия, другого проповедующего глашатая и другого разумного толкователя Слова Божьего. И поэтому тщетно искать истину вне пределов Церкви, Вселенской и Апостольской. Со времен св. Иринея до времен Халкидона, таким было исходное положение Древней Церкви, и так будет всегда. Св. Ириней полностью соглашался с этим положением. В Церкви исполнение истины свершилось апостолами: plenissime in earn contulerint omnia quae sunt veritatis [С величайшим тщанием избирать то, что относится к Церкви, и принимать предание истины]115. Действительно, Писание по большей части содержит в себе апостольский «вклад». Его же сокровенно хранила Церковь. Писание и Церковь не следует разделять или противопоставлять друг другу. Писанием, в его истинном разумении, обладала только Церковь, ибо она ведома Духом. Ориген неотступно стоял на таком слиянии (или стяжении) Писания и Церкви. Перед толкователем стояла задача раскрыть слово Духа: hoc observare debemus ut non nostras, cum docemus, sed Sancti Spiritus sententias proferamus [Надо быть осторожными, когда учим, чтобы давать не собственное истолкование, а истолкование, полученное от Святого Духа]116. И этого можно достичь посредством Апостольского Предания, сохраненного Церковью. Ориген настаивал на кафолическом толковании Писания, каким оно даровалось в Церкви: audiens in Ecclesia verbum Dei catholice tractari [Слушать в Церкви Слово Божие, преподнесенное вселенским способом]117. Еретики не придерживаются установленного истинного «назначения» или намерения (voluntas) Писания в своей экзегезе: qui enim neque juxta voluntatem Scripturarum neque juxta fidei veritatem profert eloquia Dei, seminat triticum et metit spinas [Те же, кто преподносит слова Господа отдельно от замысла Писания, и без связи с истиной веры, посеяли пшеницу, а пожинают шипы]118. «Назначение» Св. Писания и «Правило веры» взаимно соответствуют и соизмеримы друг другу. Это установление Отцов 4 века соблюдалось и после, целиком и полностью совпадая со знанием древних. Св. Иероним, этот великий блюститель Писания, с присущей ему выразительностью и красноречивостью изложения, высказал такую же точку зрения: «Маркион, Василид и другие... еретики не обладают благовествованием Господним, поскольку не имеют Святого Духа, без Которого благовествование, проповедуемое таким образом, становится человеческим. Мы полагаем, что Евангелие состоит не из слов Писания, а из его смысла; не на поверхности, а в костном мозге, не в листьях проповеди, а в корневом значении. В этом случае Писание является действительно полезным для слушателей, когда звучит с Христом, в присутствии Отцов. Те же, кто проповедует, не представляют его основы без Духа Святого... Поэтому надо помнить о великой опасности во время проповеди в Церкви сбиться на порочное толкование Евангелия Господа нашего Иисуса Христа, сделать евангелие от человека...»119.

В наши дни продолжается такой же поиск истинного понимания Слова Божьего, как и в эпоху св. Иринея, Тертуллиана и Оригена. Св. Иероним, возможно, просто пересказал оригеновские глаголы. За пределами Церкви нет «Евангелия от Господа», а есть всего лишь человеческое иносказание. Исходное понимание Писания (sensus Scripturae), содержащееся в Божественном послании, можно выявить лишь в сочетании с истиной веры (juxta fidei veritatem), соблюдая и следуя правилу веры. Истинная вера (veritas fidei), опосредованная таким способом, есть вероисповедание Троицы. Такой же подход применял и св. Василий. Св. Иероним здесь неустанно говорит, изначально, о возвещении Слова устами Церкви тем, кто слушает Слово (audientibus utilis est).

Блаженный Августин и Кафолический авторитет

В том же самом смысле следует истолковывать общеизвестное, и вполне заслуженно, утверждение блж. Августина: Ego vero Evangelio non crederem, nisi me catholicae Ecclesiae commoveret auctoritas [Я не поверил бы Евангелию, если бы меня не побуждал к этому авторитет Кафолической Церкви]120. Сказанное надлежит читать в общем контексте. Прежде всего, блж. Августин излагал эту сентенцию, не относя ее на свой собственный счет. Он говорил о позиции, которой должен держаться искренний верующий, столкнувшись с еретическим требованием – признать авторитетность их утверждений. Оказавшись в такой ситуации, искренне верующему подобает обратиться к авторитету Церкви, от которой, и в которой, он получил Евангелие: ipsi Evangelio catholicis praedicantibus credidi [Я уверовал в Евангелие, будучи наставлен кафолическими проповедниками]121. Евангелие и Вселенская проповедь (Catholica) взаимно принадлежат друг другу. Отсюда не следует, что блж. Августин намеревался Евангелие «подчинить» Церкви. Он всего лишь стремился придать особое значение тому, что «Евангелие» действенно воспринимается посредством кафолической церковной проповеди и его нельзя отделять от Церкви. Только в таком контексте Евангелие может стать доступно и быть понято в его исконном смысле. В действительности свидетельство Писания предельно «самоочевидно», но только для «уверовавших», достигших определенной «духовной» зрелости, наступление которой возможно только в лоне Церкви. Он противопоставил это знание и проповедь авторитета (auctoritas) Кафолической Церкви претенциозному непостоянству манихейской экзегезы. Евангелие не принадлежало манихеям. Авторитет Кафолической Церкви (Catholicae Ecclesiae auctoritas) не являлся самостоятельным источником веры. Но был незаменимым основанием верного истолкования. Как ни странно, предложение могло быть выстроено в обратном порядке: не следует верить посредством Церкви, если к этому не побудило Евангелие. Отношение является строго обратимым122.

* * *

35

Vincentius Lerinensis. Commonitorium, 2. [Русский перевод И. В. Чельцова: Св. Викентий Лиринский. О вероизложениях вообще, или об общем характере православной догматики. – М.: Православное действие, 1999. – С. 5].

36

Irenaeus Lugdunensis. Adversus haereses, 4. 26,2. [Здесь и далее русский перевод П.А. Преображенского дан по изданию: Св. Ириней Лионский. Пять книг против ересей. – М: Университетская типография. Приложение к журналу «Православное обозрение», 1868–1871].

37

Vincentius Lerinensis. Loc. cit. С. 4.

38

Там же. С. 4.

39

Там же. С. 4.

40

Термин «catholicos» (catholicae от греч. καθολικος, от κατα и ολος) значит всеобщий, всецелый, повсюдный, повсеместный. Так называлась первоначально христианская Вера и Церковь в отличие от еретических и схизматических обществ, а с того времени, когда Церковь стала отделять свою Веру от них Вселенскими Соборами, этот термин стал равнозначным слову православный (ορθοδοξος). – Прим. перев.

41

Там же. С. 4.

42

Hilarius Pictaviensis. Ad Constantium Augustum liber primus, 2, cap. 9, 1060, 570; эту фразу также повторяет св. Иероним (Hieronymus. Dialogue Adversus Luciferianos, cap. 28, 1073, 190–191).

43

Св. Ириней Лионский называл четыре книги Евангелия «четверообразным Евангелием» (τετράμορφον τὸ εύαγγέλιον). См. Irenaeus Lugdunensis. Adversus haereses, 3. – Прим. перев.

44

Kerygma (лат. от греч. κῆρυγμα – свидетельство, провозглашение, проповедь; от κηρυσσω (kerusso, «Я свидетельствую, проповедую»), от κῆρυξ (keruks, «глашатай», «вестник»)) – термин Новозаветной герменевтики, один из аспектов сотериологического процесса, совершаемого через харизматических посланников Слова, означающий также формализованные учения, в том числе и вероисповедные положения; по смыслу близкий понятию «благой вести» (εύαγγέλιον).

45

С. Н. Turner. Apostolic Succession, in: Essays on the Early History of the Church and the Ministry. Ed. H. B. Swete. – London, 1918. – P. 101–102. Также см. Yves M.J. Congar.O.P. La Tradition et les traditions, in: 2 Essai Théologique. – Paris, 1963. – P. 21 ss.

46

Tertullianus. De praescriptione haereticorum, 19, 3. [Русский перевод А.А. Столярова. Общ. ред. и сост. А.А. Столярова: Тертуллиан. О прескрипции [против] еретиков / Избранные сочинения. – М.: Прогресс-Культура, 1994. – С. 114).

47

Сf. Е. Flesseman-van-Leer. Tradition and Scripture in the Early Church. – Assen, 1954. – P. 145185; Damien van den Eynde. Les Normes de 1’Enseignment Chrétien dans la littérature patristique des trois premiers siècles. – Gembloux-Paris, 1933. – P. 197–212; J. K. Stirniman. Die Praescriptio Tertullians im Lichte des römischen Rechts und der Theologie. – Freiburg, 1949; а также введение и примечания Р.Ф. Рёфуле (R. F. Refoulé) в издании De praescriptione haereticorum, in: «Sources Chrétiennes», 46. – Paris, 1957.

48

Irenaeus Lugdunensis. Ibid. 1.8, 1.

49

Центон (от лат, cento, centonis – платье из разноцветных лоскутов; от греч. κέντρων, κέντων) – стихотворное или прозаическое произведение, составленное из строк разных произведений. Здесь, произведения, составленные из стихов Гомера (гомероцентоны). – Прим. перев.

50

В первой публикации статьи (The Function of Tradition in the Ancient Church, in: The Greek Orthodox Theological Review. – Vol. 9. Winter, 1963. – P. 181–200.) в этом месте сноска на энциклопедическую статью о центонах: Cf. Crusius. s.v. «Centones», in: Pauly-Wissowa R.E. – Bd.3. – 1899. s. 1929–1932. – Прим. перев.

51

Op.cit.1. 9,4.

52

Tertullianus. Op. cit.39. (Там же. С. 126).

53

Corpusculum veritatis (лат.) – «тельце истины». – Прим. перев.

54

Деминутив (от лат. deminutus – уменьшенный). Существительные с общим словообразовательным значением «уменьшительность». Основные способы словообразования – аффиксальный и безаффиксный. Σωμάτιον (греч.) – деминутив от существительного σωμα. Σωμα – тело как нечто воспринимаемое; противоположность другому древнегреческому слову σάρξ – плоть как нечто воспринимающее). – Прим. перев.

55

Corpus (лат.) – тело, как материальная субстанция (прот. anima, animus). – Прим. перев.

56

Cf. F. Kattenbusch. Das Apostolische Symbol. – Bd. 2. – Leipzig, 1900. – SS. 30 ff, а также его примечание in: Zeitschrift f. neutest. Theologie, – 10. – 1909. – SS. 331–332.

57

Praedicatio (лат.) – возвещение, провозглашение, прославление. – Прим. перев.

58

Praeconium (от лат. praeconius) – относящийся к глашатаю. – Прим. перев.

59

Loc. cit. 4. 26, 2.

60

Depositum juvenescens (лат.) – возможные варианты перевода: «цветущее установление» «драгоценное сокровище», «обновляющийся залог», «обновляющееся достояние». – Прим. перев.

61

Op. cit. 3. 24, 1.

62

Ibid. 4. 26, 5.

63

Ibid. 2. 27, 1. (veritatis corpus [тело истины]). – Прим. перев.

64

Ibid. 2. 28, 3.

65

Cf. Dom Odo Casel, O.S.B., Benedict von Nursia als Pneumatiker, in: Heilige Überlieferung. – Münster, 1938. – SS. 100–101: Die heilige Überlieferung ist daher in der Kirche von Anfang an nicht bloss ein Weitergeben von Doktrinen nach spätjudischen (nachchristlicher) Art gewesen, sondern ein lebendiges Weiterblühen des göttlichen Lebens [Священное предание, следовательно, не просто передача в позднеиудейском (а потом в христианском) виде церковного вероучения, а живое цветение божественной жизни]. В подстрочном примечании Касел ссылается на Джона Адама Мёлера (John Adam Möhler).

66

G. L. Prestige. Fathers and Heretics. – London: SPCK, 1940. – P. 43.

67

Flesseman. Op. cit. P. 92–96. О св. Иринее см. Flesseman. Op. cit. P. 100–144; Van den Eynde. Op. cit. P. 159–187; B. Reynders. Paradosis, Le progrès de l’idée de tradition jusqu’à Saint Irénée, in: «Recherches de théologie ancienne et médiévale», 5. – 1933. – P. 155–191; La polémique de Saint Irénée. Ibid. 7. – 1935. – P. 5–27; Henri Holstein. La Tradition des Apôtres chez Saint Irénée, in: Recherches de Science religieuse. – 36. – 1949. – P. 229–270; La Tradition dans l’Église. – Paris, 1960; André Benoit. Écriture et Tradition chez Saint Irénée, in: Revue d’histoire et de philosophie religieuses. – 40. – 1960. – P. 32–43; Saint Irénée, Introduction à l’étude de sa théologie. – Paris, 1960.

68

Athanasios Alexandrias. Orationes contra Arianos, 3. 35. [Русский перевод Московской Духовной Академией: На ариан слово третье / Св. Афанасий Великий. Творения в 4-х томах. – Т.2. – М.: Издание Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1994. – С. 414].

69

Ibid. 3. 28. Там же. С. 406.

70

Athanasios Alexandrias. Orationes contra Arianos, 1. 54. [На ариан слово первое. Там же. С. 246–247].

71

Athanasios Alexandrias. Epistulam ad Serapionem, 2. 7 [К тому же епископу Серапиону послание 2-е. Там же. – Т. 3. – С. 56].

72

См. Athanasios Alexandrias. Epistola encyclica ad episcopos Egypti et Libyae, 4. [К Епископам Египта и Ливии – окружное послание против ариан. Там же. – Т. 2. – С. 15]. Τὰ λεγόμενα μόνον σκοπῶν, και μὴ την διάνοιαν θεωρῶν. [Изучают и собирают изречения Писания с единственной целью [σκοπῶν], чтобы показать правильность своего мудрствования]. – Прим. перев.

73

См.Мüllег G. Lexicon Athanasianum, sub voce: id quod quis docendo, scribendo, credendo intendit [этим называлось: то, что осмыслялось, излагалось, направляемое верой].

74

См. Prächter К. Richtungen und Schulen im Neuplatonismus, in: Genethliakon. Carl Roberts zum 8. März 1910. – Berlin, 1910. Прёхтер переводит σκοπὸς словом Zielpunct или Grundthema (S.138.). «Он характеризует метод Ямвлиха как «universalistische Exegese» (S. 138). Прокл, в своём комментарии к Тимею, противопоставляет Порфирия и Ямвлиха: Порфирий истолковывает тексты способом μερικώτερον, в то время как Ямвлих – ἐποπτικώτερον, который является всесторонним и синтетическим способом: in Timaeus I. – Р. 204,24 ff., цитата Прёхтера: S. 136.

75

Athanasios Alexandrias. Epistula de decretis Nicaenae synodi, 27. [Послание о том, что собор Никейский, усмотрев коварство Евсеевых приверженцев, определение свое против арианской ереси изложил приличным образом и благочестно. Там же. – Т. 1. – С. 437].

76

Athanasios Alexandrias. Apologia contra Arianos, I. 44. [Защитительное слово против ариан. Там же. – Т. 1. – С. 341–343].

77

Select Treatises of St. Athanasius, вольный перевод кардинала Дж. Г. Ньюмена (J. Н. Cardinal Newman), in: Vol. 2 (Eighth impression, 1900). – P. 250–252.

78

Н. Е. W. Turner. The Pattern of Christian Truth. – London: Mowbray, 1954. – P. 193–194.

79

Athanasios Alexandrias. Contra Gentes, I. [Слово на язычников. Там же. – Т. 1. – С. 125–126].

80

Athanasios Alexandrias. Epistulae ad Serapionem, 1. 28. [К Серапиону, епископу Тмуисскому, послание 1-е. Против хулителей, утверждающих, что Дух Святой есть тварь. Там же. – Т. 3.

-С.41].

81

Кутберт Р. Б. Шепланд (Cuthbert Richard Bowden Shapland) справедливо предположил, что θεμέλιον в этом тексте обозначает у св. Афанасия определённо триипостасное Имя, к которому взывают при Святом Крещении. Фактически, св. Афанасий цитирует Dominical commission (Воскрешение) немного позже в том же разделе своего послания и начинает так: «Господь, посылая Апостолов, такое именно основание Церкви повелел положить, говоря ... так и научили пошедшие Апостолы», in: The Letters of Saint Athanasius concerning the Holy Spirit. – London: Epworth, 1951. – P. 152, n. 2 (P. 134). Перевод, введение и примечания К. Р. Б. Шепланда. [Op. cit. 28. Там же. Т. 3. – С. 42. – Прим. перев.].

82

Op. cit. 33. Там же. Т. 3. – С. 48.

83

Athanasios Alexandrias. Epistula ad Adelphium, 6. [«Правая вера, заимствованная из Апостольского учения и отеческого предания, подтверждаемая Ветхим и Новым Заветом» / Послание к епископу и исповеднику Аделфию против ариан. Там же. Т. 3. – С. 307. – Прим. перев.].

84

Prosperus Tiro Aquitanus. De Gratia Dei Et Libero Voluntatis Arbitrio (О благодати Божией и свободе воли человека). Проспер Аквитанский (ок. 390–455) – теолог-экзегет и поэт, секретарь пап Целестина 1 и Льва 1. Участник дискуссии о свободе воли и благодати, в которой защищал взгляды блж. Августина. Из произведений последнего составил антологию. Также состоял с ним в переписке. – Прим. перев.

85

См. Dom. М. Capuyns. L’origine des Capitula Pseudo-Celestiniens contre les Semipelagiens, in: Revue Bénédictine. – T. 41. – 1929. – P. 156–170; особенно Karl Fédérer. Liturgie und Glaube, Eine theologiegescbichtliche Untersuchung (Freiburg in der Schweiz, 1950) (=Paradosis, 4); cf. Dom B. Capelle. Autorité de la liturgie chéz les Pères, in: Recherches de Théologie ancienne et médiévale. – T. 21, 1954. – P. 5–22.

86

Kelly J.N.D. Early Christian Creeds. – London: Longmans, Green & Co, 1950. – P. 167.

87

См. Fédérer. Op. cit. S. 59 ff.; F. De Pauw. La justification des traditions non écrites chez Tertullien, in: Ephemerides Theologicae Lovanienses. – T. 19, 1/2. – 1942. – P. 5–46. Cf. также Georg Kretschmar. Studien zur früchristlichen Trinitätstheologie. – Tübingen, 1956.

88

Sanctus Basilius Magnus. De Spiritu Sancto. [Русский перевод Московской Духовной Академии: О Святом Духе к св. Амфплохию, Епископу Иконийскому / Василий Великий. Творения. Ч.З. – М.: Паломник, 1993. – С. 231–356].

89

Homotimia (от греч. όμοτιμία) – богословский термин, отражающий христианское учение о равносущности и равночастности Сына Божьего и Святого Духа Богу-Отцу. – Прим. перев.

90

См. его введение к изданию труда: Sanctus Basilius Magnus. De Spiritu Sancto, in: Sources Chrétiennes. – Paris: Les Éditions du Cerf, 1945. – № 17. – P. 28 ss.

91

Джордж Уильямс в исследовании, посвящённому Флоровскому, пишет: «По вопросу об отношении между Писанием и Преданием, конечно же, разделял общие кафолические воззрения, однако уже в 1948 году он предвосхитил недавнюю формулу 2 Ватиканского Собора о едином откровении в двух формах. Тогда он впервые обратился к известному месту в сочинении Василия Великого о Святом Духе, где тот говорит о dogmata и kerygmata. В течение долгого времени, начиная со средневековых западных канонистов, на это сочинении ссылались для обоснования того учения о Писании и Предании как двух независимых источниках откровения, которое было включено в декрет Тридентского собора в контексте полемики с протестантским принципом sola scriptura (только Писание)». См. об этом: Уильямс Дж. Неопатристический синтез Георгия Флоровского / Георгий Флоровский: священнослужитель, богослов, философ. – М.: АО «Издательская группа «Прогресс» – «Культура», 1995. – С. 345.

92

Dogmata (мн.ч. от лат. dogma; от греч. δόγμα – убеждение, положение; от δοκέω (dokeо, «Я считаю достойным, думаю»)) – установленные церковные обряды. – Прим. перев.

93

В таинстве, в чине богослужения (греч.). – Прим. перев.

94

Sanctus Basilius Magnus. De Spiritu Sancto, 66. [Там же. С. 331–332].

95

«Надо сказать, что при первом анализе этого текста Флоровский еще понимал dogmata просто как учение. Затем в статье «Писание и Предание: православная точка зрения» (1963) он изменил свое прежнее мнение и доказывал, что под dogmata Василий имел в виду скорее установленные церковные обряды, а под kerygmata, среди прочего, формализованные учения, в том числе и вероисповедные положения» // См. Уильямс Дж. Op. cit. С. 345–346. – Прим. перев.

96

См. ценное исследование: August Deneffe, S.J. Dogma. Wort und Begriff, in: Scholastik. – Jg. 6. – 1931. – S. 381–400 и 505–538.

97

Sanctus Basilius Magnus. De Spiritu Sancto, 66. [Там же. С. 331–332]. – Прим. перев.

98

«Итак, братия, стойте и держите предания, которым вы научены или словом, или посланием нашим» (2Фес 2:15); «Хвалю вас, братия, что вы всё моё помните и держите предания так, как я передавал вам (1Кор 11:2). – Прим. перев.

99

Sanctus Basilius Magnus. De Spiritu Sancto, 71, Cf. также 66. [Там же. С. 333 и 332–333].

100

Ср. Ibid. 66 и 67. Там же. С. 335.

101

Там же. С. 332 и 333. – Прим. перев.

102

Disciplina arcani (лат.) – древнехристианское тайное учение о священнодействиях или таинствах, которыми являлись следующие восемь: Крещение, Миропомазание, Рукоположение, Установление церковной должности (иподьякона и др.), Причащение, Учение о Троице, Символ Веры и Молитва Господня. В современной церковной терминологии означает, в основном, правило не допускать присутствия некрещеных и оглашенных, когда совершаются два главных таинства – Крещения и Евхаристии. – Прим. перев.

103

Св. Кирилл Архиепископ Иерусалимский. Огласительные и тайнодейственные поучения. – СПб.: Святейший Правительствующий Синод, 1822. – С. 207 и 371. – Прим. перев.

104

Salminus Hermias Sozomenus. Historia Ecclesiastica, 1, 20. [Церковная история Эрмия Созомена Саламинского. – СПб.: Типография Фишера, 1851. – С. 70].

105

См. Sanctus Basilius Magnus. De Spiritu Sancto, 67 и 26. [Там же. С. 335–336 и С. 273].

106

См. Ibid. 25. [Там же. С. 273; также С. 352. – Прим. перев.].

107

«Догмат умалчивается, а проповедь обнародывается» / Там же. С. 334. – Прим. перев.

108

«Ужели не дозволять нам одного речения, которое дошло к нам от Отцев» / Там же. С. 336. – Прим. перев.

109

Там же. С. 336. – Прим. перев.

110

Cf. Dörries Н. De Spiritu Sancto, Der Beitrag des Basilius zum Abschluss des trinitarischen Dogmas. – Göttingen: Vandenhoek & Ruprecht, 1956; Jungmann J.A. Die Stellung Christi im liturgischen Gebet. – 2. Auflage. – Münster I/W, 1962. – S. 155 ff., S. 163 ff.; Dom Amand D. L̕ascèse monastique de Saint Basile. – Éditions de Maredsous, 1949. – P. 75–85. Очень полезны и содержательны подстрочные примечания в критическом изданиях трактата «О Святом Духе» (De Spiritu Sancto), сделанные Чарльзом Ф. Джонсоном (С. F Н. Johnson, Oxford, 1892), и Бенуа Прюше (Benoit Pruche. Op. cit. in: Sources Chrétiennes. – Paris: Les Éditions du Cerf, 1945. – № 17). О «тайном учении» (disciplina arcani) см. О. Perler О., s.v. Arkandisciplin, in: Reallexikon für Antike und Christentum. – Bd. I. – Stuttgart, 1950. – S. 671–676. Joachim Jeremias. Die Abendmahlswortejesu. – Göttingen: Vandenhoek & Ruprecht, 1949. – S. 59 ff., S. 78 ff., где «тайное учение» (disciplina arcani), по утверждению автора, можно обнаружить уже в структуре текста Евангелия, и даже присутствующее в иудаизме; cf. резкую критику этого положения, in: Hanson R.P.C. Tradition in the Early Church. – London: SCN Press, 1962. – P. 27 ss.

111

Псевдобиблицизм – ложное и буквальное толкование текста Библии – Прим. перев.

112

Sanctus Basilius Magnus. Epistulae, 189, 3. «Итак, человек Божий, поскольку не от человек ты принял Евангелие Христово или научился ему, но сам Господь из судей сея земли возвёел тебя на кафедру Апостолов, то подвизайся подвигом добрым, уврачуй недуги в людях, если коснулась кого болезнь арианского безумия; обнови древние следы отцов и продолжением непрерывных сношений старайся назидать на том основании любви к нам, которое уже положил. Ибо таким образом можем мы быть близкими между собою духом, хотя по месту жительства на земле весьма удалены друг от друга» (Письмо 189 (197). К Амвросию, епископу Медиоланскому / Василий Великий. Письма. М.: Издательство Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2007. – С. 325) – Прим. перев.

113

Ibid. Epistulae, 204. [Письмо 196 (204). К неокесарийцам / Там же. С. 348–349. См. также Письмо 181 (189). К Евстафию, первому врачу / Там же. С. 312: «Итак, пусть рассудит нас богодухновенное Писание, и у кого учение окажется согласным с Божиим Словом, на стороне того, без сомнения, будет голос Истины». – Прим. перев.].

114

Cf. Mártil G. La traditión en San Agustín a través de la controversia pelagiana. – Madrid: Espasa Calpe, 1942, первоначально, in: Revista espanola de Teología. – Vol. 1. – 1940 и Vol. 2. – 1942); Roetzer W. Des heiligen Augustinus Scbriften als liturgie-geschichtliche Quelle. – München, 1930; см. также исследование Федерра (Fédérer) и Дома Капелле (Dom Capelle), supra.

115

Irenaeus Lugdunensis. Loc. cit. 3. 4,1.

116

Origenes Adamantius. Commentaria in epistolam S. Pauli ad Romanos, 1.3,1.

117

Origenes Adamantius. Homiliae in Leviticum, 4,5.

118

Origenes Adamantius. Homiliae injeremiam, 7, 3.

119

Sanctus Hieronymus. Commentaria in epistolas S. Pauli ad Galatas et Ephesios, 1. 1, 11, 12. [Творения Иеронима Стридонского. Толкования на послания Апостола Павла к Галатам и к Ефесянам. – Ч.17. – Киев: Типография И.И. Горбунова, 1903. – С. 21].

120

Sanctus Augustinus. Contra epistulam fundamenti Manichaei, 1.1.

121

Ibid.5.6.

122

См. Louis de Montadon. Bible et Eglise dans l̕Apologetique de Saint Augustin, in: Recherches de Science religieuse. – T. 2, 1911. – P. 233–238; Battiffol P. Le Catholicisme de Saint Augustin. – 5th éd. – Paris, 1929. – P. 25–27 (см. полностью главу 1, L̕Eglise règle de foi); и особенно Polman A.D.R. The Word of God according to St. Augustine. – Grand Rapids: Michigan, 1961. – P. 198–208 (это сверенный перевод книги опубликованной в Дании в 1955 году – De Théologie van Augustinus, Hei Woord Gods bij Augustinus; см. также Dankbaar W.F. Schriftgezag en Kerkgezag bij Augustinus, in: Nederlands Theologisch Tijdschrift. – 11, 1956–1957. – S. 37–59 (статья написана совместно с датским книжным издательством Polman).


Источник: Свидетельство истины : Сборник статей / Прот. Георгий Флоровский ; [сост., примеч. и коммент. А.А. Почекунина]. - Санкт-Петербург : Духовное наследие, 2017. - 481 с.

Комментарии для сайта Cackle