Книга против Вигилянция

Вигилянций, родом из Аквитании, священник, по свидетельству Иеронима, малообразованный, учил, что:

1) Не должно почитать мучеников и их мощи и совершать бдения в церквах на останках их.

2) Что молитвы святых не приносят нам пользы.

3) Что некоторые церковные обычаи, особенно возжжение свечей на литургии или при чтении Евангелия суть языческие суеверия, и что не должно петь аллилуйя никогда, кроме пасхи.

4) Что каждый может пользоваться богатством и что отречение от предметов мира не есть добродетель, поэтому монашескую нищету и пустынножительство называл праздностью и постыдным бегством, и не одобрял, а иногда и запрещал обычай посылать милостыни в Иерусалим.

5) Учил, что все клирики, не исключая и епископов, должны вступать в брак и называл безбрачие ересью и целомудрие рассадником разврата.

На каждое из этих лжеучений отвечает Иероним в этой книге, которую, как говорит он, он продиктовал в течение одной ночи. Книга написана в 406 году.

* * *

Много чудовищ рождалось на свете. Читаем о центаврах и сиренах, совах и выпах. (Ис. гл. 13 и 35). Иов в таинственной речи изображает левиафана и бегемота (Иов. гл. 3 и 40). Басни поэтов рассказывают о цербере и стимфалидах, о вепре еримантском и льве немейском, химере и многоголовой гидре. Вергилий описывает Какуса (Эн. кн. 8). Известен трехголовый Герион испанский. Одна Галлия не имела чудовищ, но всегда была богата мужами сильными и умнейшими. Вдруг явился Вигилянций, или, вернее, Дормитанций¹, который нечистым духом враждует против духа Христова, отрицает почитание гробов мучеников, говорит, что следует осуждать бдения, что, исключая пасхи, никогда не следует петь аллилуйя, что воздержание есть ересь, что целомудрие – рассадник разврата. И как Евфорб, как рассказывают, возродился в Пифагоре, так в нем воскресло лжеучение Иовиниана, так что мы принуждены отвечать на внушения диавола как у первого, так и у второго. Ему по справедливости говорится: «семя злое, уготови чада своя на убиение грехами отца твоего» (Ис.14:20–21). Осужденный авторитетом римской церкви, за колхидскими птицами и свиными мясами он не столько испустил, сколько изблевал дух. Этот Калагуританский трактирщик, – по имени местечка наоборот – немой Квинтилиан, примешивает воду к вину и, сообразно с прежним своим художеством, старается примешать к кафолической вере яд своего неверия, унизить девство, возбудить ненависть к целомудрию, на пирушках людей мирских проповедовать против постов святых; и философствуя за чашами и лакомясь пирогами, он услаждается мелодией псалмов, так что только за пирушками удостаивает послушать песни Давида и Асафа и сынов Хореевых. Не будучи в силах удержаться, чтобы не терзаться духом об этом более с горестью, чем со смехом, я не могу остаться глухим к этому оскорблению апостолов и мучеников.

О стыд! Говорят, у него есть епископы, разделяющие его преступление, если только можно назвать епископами тех, кои рукополагают диаконов не иначе, как только если они прежде женятся, не доверяя целомудрию никого из небрачных, даже доказывая, как свято живут те, которые всеми подозреваются в дурном – и не иначе раздают таинства Христовы, как только если увидят чреватых жен клириков и детей, плачущих на руках матерей. Что будут делать церкви Востока, что церкви Египта и престола апостольского, которые принимают клириков или девственников, или воздерживающихся, или таких, которые, если будут иметь жен, то перестают быть мужьями²? Вот чему учил Дормитанций, ослабляя узду похоти и своими увещаниями естественный пыл плоти, который разгорается преимущественно в юности, усугубляя или лучше удовлетворяя совокуплением с женщинами, так, чтобы не было ничего, чем бы мы отличались от свиней, чем бы различались от бессловесных животных, чем бы от лошадей, о которых написано: «кони женонеистовни сотворишься, кийждо к жене искреннего своего ржаше» (Иер.5:8). Это то же, что говорит Дух Святой чрез Давида: «не будите яко конь и меск, имже несть разума» (Пс.31:9). И опять о Дормитанции и сообщниках его: «браздами и уздою челюсти их востягнеши, не приближающихся к тебе» (там же).

Но уже пора, представляя его собственные слова, постараться ответить на каждое из его положений. Ибо может случиться, что опять злонамеренный толкователь скажет, что я выдумал материю, чтобы отвечать на нее риторической декламацией, подобно той, о которой я писал в Галлию, относительно которой разногласили между собою мать и дочь. Виновники этого разсужденьица моего – святые пресвитеры Рипарий и Дезидерий, которые пишут, что их приходы, соседние с его приходом, заражены его учением, и прислали чрез брата Сисиния книги, которые изблевал он во сне, упившись. И уверяют они, что нашлись некоторые, которые, потворствуя своим порокам, сочувствуют его богохульствам. Хотя он невежда и необразованный, и в выражениях, и по сведениям и по языку, и даже не может защищать и истинного; но для людей мирских и женщин обремененных грехами, всегда учащихся и никогда не достигающих в познание истины, я отвечу на его бредни одним разсужденьицем, чтобы не показаться пренебрегающим посланием святых мужей, которые просили меня сделать это.

Поистине соответствует он своему роду, – так что происшедший от семени разбойников и бродяг, которых (Конс. Страб. кн. 5) Помпей, по усмирении Испании, спеша с триумфом возвратиться, согнал с гор Пиренейских и собрал в один город, отчего город и получил ими Конвен³ – он до сих пор разбойничает против церкви Божией и, сходя с Вектонских, Арребакских и Целтиберийских гор, нападает на церкви галльские, и носит не знамя креста, но знак диавола. Тот же Помпей сделал это и в странах Востока, чтобы, победив киликийских и исаврийских пиратов и разбойников между Киликиею и Исавриею, построить город своего имени. Но этот город до сих пор сохраняет учреждения предков и не явилось в нем никакого Дормитанция. Галлии терпят своего природного врага и допускают восседать в церкви человеку тронутому головою и нуждающемуся в узах Гиппократа, человеку, который между прочими богохульными словами говорит: «Что за необходимость тебе не только чествовать таким благоговением, но и покланяться тому, не знаю чему, что почитаешь ты в маленьком, носимом с собою сосудце?» И опять в той же книге: «зачем с поклонением лобзаешь прах, обернутый в полотенце»? И далее: «мы видим, что применительно к обряду языческому, под предлогом благочестия, введено в церквах, еще при свете солнечном, зажигать множество свечей; везде также с лобзанием покланяются порошку, не знаю какому, в маленьком драгоценном сосуде обвернутому в полотенце. Большую честь оказывают такие люди блаженнейшим мученикам, которых, думают они, нужно освещать, тогда как их освещает Агнец, сидящий на престоле со всем блистанием своего величия».

Ибо кто, о безумная голова, когда-нибудь покланялся мученикам (как Богу, martires adoravit), кто человека считал Богом? Когда Павел и Варнава Ликаонцами были признаны за Юпитера и Меркурия (Деян.14), и когда им хотели принести жертву, не растерзали ли они одежды свои и не сказали ли, что они люди? Не потому, что они не были лучше давно умерших людей Юпитера и Меркурия, но для того, чтобы по языческому заблуждению не была воздана им честь, принадлежащая Богу. Это читаем и о Петре, который Корнилия, хотевшего поклониться ему, поднял рукою и сказал: «восстани, и аз сам человек есмь» (Деян.10:25). Кроме того, ты осмеливаешься сказать: «то, неведомо что, что почитаешь ты в маленьком носимом с собою сосудце». Хочу знать, что это такое «неведомо что»? Скажи яснее, чтобы богохульствовать с полною свободою: «порошок, неведомо какой в маленьком драгоценном сосудце, обвернутый в полотенце». Он жалеет, что останки мучеников покрываются драгоценным покровом, а не обертываются в тряпки или рубище, или не выбрасываются в навозную кучу, чтобы воздавалось поклонение одному пьяному и сонному Вигилянцию. Итак, мы богохульцы, если входим в базилики апостолов? Богохулец был император Константин I, перенесший в Константинополь святые мощи Андрея, Луки и Тимофея, при которых демоны рыкают и живущие в Вигилянции сознаются, что они чувствуют присутствие их? Не следует ли считать богохульцем и нынешнего Августа Аркадия, который, спустя долгое время, мощи блаженного Самуила из Иудеи перенес во Фракию? Не только богохульцами, но и дураками, не следует ли считать всех епископов, которые ничтожнейшую вещь и разложившийся прах носили в шелке и золотом сосуде? Не глуп ли народ всех церквей, встретивший святые мощи и принявший с такою радостью, как будто он видел действительно присутствующего и живого пророка, – когда от Палестины до Халкидона прибывали толпы народа и одним голосом пели славословия Христу? Ведь они покланялись Самуилу, а не Христу, пророком и левитом коего был Самуил. Ты считаешь его мертвым, и поэтому богохульствуешь. Прочитай Евангелие: «Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова, несть Бог мертвых, но живых» (Мф.22:32). Итак, если они живы, то не заключаются в почетной, по твоему мнению, темнице.

Ибо ты говоришь, что души апостолов и мучеников восседают или на лоне Авраамовом, иди в месте прохлаждения или под жертвенником Божиим и не могут обнаруживать свое присутствие при своих гробницах и где захотят: они-де сенаторского достоинства и поэтому заключаются не в смраднейшей темнице между человекоубийцами, но в свободном и почетном заключении на островах счастливых и в елисейских полях. Ты будешь полагать законы Богу? Ты будешь налагать узы на апостолов, чтобы до дня суда содержались в заключении и не были со своим Господом те, о которых написано: «последуют Агнцу, аможе аще пойдет» (Откр.14:4)? Если Агнец везде, то нужно думать, что и они, пребывающие с Агнцем, также везде. И тогда как диавол и демоны блуждают по всему миру и с чрезвычайною быстротой везде появляются, неужели мученики, по пролитии их крови, могут быть заключены под крышкою гроба и не могут выйти оттуда? Ты говоришь в своей книжке, что пока мы живы, мы можем молиться друг за друга, а после смерти ничья молитва за другого не может быть услышана, особенно потому, что мученики, молившие об отмщении за свою кровь, не могли испросить этого (Откр.6:9). Если апостолы и мученики, будучи еще соединены с телом, когда еще должны заботиться о себе, могу молиться за других: то не тем ли более после венцов побед и триумфов? Один человек Моисей испрашивает у Бога прощение шестистам тысячам способных носить оружие (Исх.32; Деян.7); и Стефан, подражатель Господу своему и первый мученик во Христе, молит о прощении гонителей; неужели после того, как они станут быть со Христом, они будут иметь меньше силы? Апостол Павел говорит, что ему дарованы двести семьдесят шесть душ, бывших с ним на корабле: неужели он, после того как разрешившись будет со Христом, сомкнет уста и не будет в состоянии вымолвить слова за тех, кои во всем мире уверовали его Евангелию? И неужели лучше будет живая собака Вигилянций, чем этот лев умерший (Еккл.9:4)? Я справедливо мог бы привести это из Екклесиаста, если бы признавал Павла умершим по духу. Наконец святые не называются умершими, но усопшими. Поэтому и Лазарь, имевший воскреснуть, называется уснувшим (Ин.11). И апостол запрещает Фессалоникийцам скорбеть об усопших. Ты бодрствуя спишь и сонный пишешь, и выставляешь мне апокрифическую книгу, которая, под именем Ездры, читается тобою и тебе подобными, в которой написано, что после смерти никто за других не смеет молиться. Книги этой я никогда не читал, ибо какая надобность брать в руки то, чего не принимает церковь? Быть может ты укажешь мне на Бальзама, и Барбела, и на «Сокровище» Манеса, и на смешное имя Левсибора. Так как ты живешь при подошве Пиренеев и, сродный с Ивериею, следуешь невероятным выдумкам Василида, древнейшего еретика и его невежественного учения, и представляешь то, что осуждается авторитетом всего мира. Ибо в своем комментарии, как бы говоря в свою пользу, ты берешь из Соломона свидетельство, которого Соломон вовсе не писал, так что, имея другого Ездру, ты имеешь и другого Соломона: если тебе нравится, то прочитай вымышленные откровения всех патриархов и пророков⁴, и изучивши их, рассказывай за женскими станками, или предложи для чтения в своих трактирах, чтобы этим вздором удобнее привлекать к пьянству невежественную чернь.

А свечи возжигаем не при ясном свете, как ты напрасно клевещешь, но для того, чтобы этим средством умерить темноту ночи и бодрствовать до света, чтобы не спать с тобою слепыми во тьме. Если некоторые по неведению (imperitiam) и простоте мирских людей или особенно благочестивых женщин, о которых истинно сказано: «свидетельствую яко ревность Божию имут, но не по разуму» (Рим.10:2) – делают это из-за почитания к мученикам то, что ты теряешь чрез это? Когда-то и апостолы переговаривались, что тратится миро, но были обличены Господом (Мф.26; Мк.14). Ибо ни Христос не нуждался в мире, ни мученики не нуждаются в свете свечей: однако же, та женщина сделала это в честь Христа и доброе чувство ее намерения приемлется. И те, кои возжигают свечи, имеют награду по вере своей, по слову апостола: «каждый в своем чувстве да переизбыточествует» (Рим.14:5). Идолопоклонниками ты называешь таких людей? Не отрицаю, что все мы, верующие во Христа, пришли от заблуждения идолопоклонства. Ибо мы не рождаемся христианами, а возрождаемся. И поскольку некогда мы почитали идолов, то неужели теперь мы не должны почитать Бога, чтобы не показалось, что мы чтим Его одинаковым почитанием с идолами? То делалось идолам, и потому должно быть отстранено; это делается мученикам, и поэтому должно быть принято. Ибо и без мощей мучеников, по всем церквам востока, когда следует читать Евангелие, возжигаются светильники, даже при свете солнечном, конечно не для прогнания темноты, но в знак радости. Поэтому и оные евангельские девы всегда имеют зажженными светильники свои (Мф.25). И апостолам говорится: «да будут чресла ваша препоясана и светильницы горящие» (Лк.12:35). И об Иоанне Крестителе: «он бе светильник светя и горя» (Ин.5:35), – чтобы под образом света вещественного представлялся тот свет, о котором в Псалтири читаем: «светильник ногама моима закон твой и свет стезям моим» (Пс.118:105).

Итак, худо делает римский епископ, который по нашему на досточтимых костях, а по твоему на ничтожном прахе умерших людей Петра и Павла приносит Господу жертвы, и гробницы их считает алтарями Христовыми? И не только одного города, но и всего мира заблуждаются епископы, которые, презирая корчемника Вигилянция, входят в базилики усопших, где лежит обвернутый в полотенце ничтожнейший прах и пепел, неведомо какой, так что скверный, он оскверняет все, и как гробы Фарисейские совне побелены, тогда как внутри, по-твоему, все нечисто, воняет и смердит? И потом, изрыгая из ямы сердца своего мерзкую грязь, осмеливается говорить: «Следовательно, души мучеников любят свои бренные останки и летают около них, и всегда присутствуют при них, чтобы в случае, если придет какой-нибудь грешник, отсутствуя не лишиться возможности услышать его»? О чудовище, достойное быть выброшенным на конец земли! Смеешься над мощами мучеников и с основателем этой ереси Евномием взводишь клевету на церкви Христовы, и не страшишься такого сообщества, чтобы против нас говорить то же, что он говорит против церкви? Ибо все последователи его не входят в базилики апостолов и мучеников, чтобы, то есть, почитать мертвого Евномия, книги коего они признают более авторитетными, чем Евангелия и в нем веруют видеть свет истины, подобно тому, как другие ереси доказывают, что параклит явился в Монтане, и говорят, что Манес был сам параклит. Против твоей ереси, которая издавна восстает против церкви (чтобы и в этом ты не хвалился как изобретатель нового злодеяния), Тертуллиан, муж ученейший, пишет замечательную книгу, которой дает весьма правильное название Scorpiacum, потому что чрез большую рану изливает яд свой в тело церкви эта ересь, которая в древности называлась каинитскою ересью, и давно умершая и даже погребенная, теперь воскрешена Дормитанцием. Удивляюсь, как ты не говоришь, что вовсе не следует искать мученичества, ибо Бог, который не требует крови козлов и тельцов, тем более не требует крови людей. Сказал ли ты это, или даже если и не сказал, тебя можно считать сказавшим это. Ибо доказывая, что должно презирать мощи мучеников, ты запрещаешь проливать кровь, которая недостойна никакого почитания.

О бдениях и всенощных, часто совершаемых в базиликах мучеников, я кратко говорил в другом письме, писанном два года назад святому Рипарию пресвитеру. А если ты думаешь, что потому не следует допускать их, чтобы не казаться часто совершающими пасху: то поэтому и в день воскресный не должны быть приносимы жертвы Христу, чтобы не совершать часто пасхи воскресения Господня и не иметь не одну, а много пасх. А злоупотребление юношей и низких женщин, часто замечаемая ночью, не должны вменяться благочестивым людям, потому что и на бдениях пасхальных нечто подобное часто замечается и, однако, вина немногих не служит к унижению благочестивого дела, немногих, которые и без бдений могут грешить в своих или в чужих домах. Веры апостолов не разрушило предательство Иуды. Поэтому и наших бдений не разрушат дурные бдения других; даже более – вынуждаются совершать бдения для целомудрия те, кои спят для похоти. Ибо что хорошо, если делается однажды, то не может быть худо, если делается чаще, или если какого-либо преступления следует избегать, то не потому оно преступно, что делается часто, но потому, что делается хотя бы когда-нибудь. Итак, не будем совершать бдений во дни пасхи, чтобы не выполнялись долго не удовлетворяемые похоти блудников, чтобы жена не находила случая ко греху, не могла быть незапертою на ключ мужа.

Не могу проследить всего, что содержит в себе послание святых пресвитеров; только нечто представлю из его книжечек. Приводит он доказательства против знамений и чудес, совершающихся в базиликах мучеников и говорит, что они полезны для неверующих, а не для уверовавших, – как будто теперь вопрос о том, для кого они совершаются, а не о том, какою силою совершаются. Пусть знамения совершаются для неверных, с тем, чтобы они, хотевшие веровать слову и учению, были приведены к вере знамениями, и Господь творил знамения для неверующих; но из того, что они были неверующие, не следует унижать знамений, напротив, они должны быть достойны большого удивления, так как были столь сильны, что поражали и возбуждали к вере умы. Итак, я не хочу, чтобы ты говорил мне, что знамения служат для неверующих, но отвечай мне на то, каким образом в ничтожнейшем прахе и пепле, неведомо каком, оказывается такое присутствие знамений и сил. Знаю, знаю, несчастнейший из смертных, о чем ты беспокоишься, чего боишься. Тот дух нечистый, который побуждает тебя писать это, часто был мучим этим ничтожнейшим прахом, даже и в настоящее время испытывает мучения, а тот, который в тебе, по-видимому, терпит поражение, в других исповедуется. Быть может впрочем, ты, по обычаю язычников и нечестивцев, Порфирия и Евномия, выдумываешь, что это чары демонов и что демоны не действительно вопят, а только притворно показывают свои мучения. Даю совет – ходи ты в базилики мучеников и когда-нибудь очистишься; там найдешь многих сообщников своих, и будешь сожжен не свечами мучеников, которые тебе не нравятся, а невидимым пламенем, и тогда признаешь то, что теперь отрицаешь, и ты говорящий в Вигилянции, открыто провозгласишь свое имя, что ты или Меркурий по жадности и деньгам, или, по Акфитриону Плавта, Ноктурн во время сна, которого Юпитер две ночи провел в прелюбодействе с Алкменою, чтобы родился великой силы Геркулес или наверно отец Бахус по пьянству и висящей с плеч чаше, с всегда красным лицом, пеною на губах и необузданными ругательствами.

Потому, когда и в этой провинции внезапное землетрясение среди ночи всех пробудило от сна, ты благоразумнейший и мудрейший из смертных, молился нагой и представлял нам Адама и Еву из рая; только они, когда раскрылись у них глаза, устыдились, увидя себя нагими и студные члены покрыли древесными листьями, а ты, нагой и одеждою и верою, пораженный внезапным ужасом, и имея нечто от ночного опьянения, выставлял очам святых студную часть тела и показывал свой ум. Таковых-то противников имеет церковь; таковые-то воители ратуют против крови мучеников, таковые-то ораторы гремят против апостолов, или лучше такие-то бешеные собаки лают против учеников Христовых.

Сознаюсь в своем страхе, чтобы он как-нибудь не происходил от суеверия. Когда я буду рассержен или помыслю что-нибудь злое в уме своем и обольстит меня ночное видение, тогда я не осмеливаюсь войти в базилики: так я весь трепещу и телом и духом. Ты может быть смеешься и подшучиваешь над этим, как бреднями женщин. Не стыжусь за веру подобную вере тех, которые первые увидели воскресшего Господа, которые посылаются к апостолам, которые в матери Господа Спасителя поручаются святым апостолам. Ты изрыгай блевотину вместе с людьми мира, а я буду поститься с женщинами, или лучше с благочестивыми мужами, которые целомудрие предпочитают лицу и, имея бледные от воздержания уста, показывают Христово целомудрие.

Ты, мне кажется, скорбишь и о том, как бы в случае усиления у Галлов воздержности, трезвости и поста, твои трактиры не лишились доходов, и как бы тебе не потерять возможности целую ночь отправлять бдения диаволу и пьяные пирушки. Кроме того, тем же письмом донесено мне, что вопреки учению апостола Павла, даже Петра, Иоанна и Иакова, которые дали Павлу правые руки общения и повелели им, чтобы они помнили о бедных, ты запрещаешь посылать в Иерусалим в пользу святых некоторые пособия на их нужды. Конечно, если я буду отвечать на это, то ты тотчас залаешь, что я защищаю свое собственное дело, так как ты с такою щедростью наградил всех, что, если бы ты не прибыл в Иерусалим и не роздал денег своих или своих патронов, то мы все погибли бы с голода. Я говорю то, что говорит апостол Павел почти во всех своих посланиях и внушает церквам из язычников, что во едину от суббот, то есть в день воскресный, все должны приносить (пожертвования), которые бы препровождались в Иерусалим на нужды святых или чрез его учеников или чрез тех, кого сами назначат и, если удобно будет, или сам отправит или доставит, что собрано. И в Деяниях апостольских говорит Феликсу правителю: «по летехь же многих приидох (во Иерусалим) сотворити милостыни со язык мой и приношения, с них же обретоша мя очищенна в церкви» (Деян.24:17–18). Неужели в другой части земли и в церквах, которые, только что рождающиеся, наставлял своею верою, он не мог разделить того, что получил от других? Но он желал дать бедным святых мест, бедным, которые, оставив свои имения ради Христа, всем помышлением обратились к служению Христу. Длинно было бы, если бы я захотел теперь из всех посланий его раскрывать все свидетельства, в которых ведет речь и всем умом побуждает к тому, чтобы пособия посылались верующим в Иерусалим и ко святым местам, не на корыстолюбие, а на вспомоществование, не для собирания богатства, а для поддержания слабости тела и для избежания холода и голода. В Иудее даже до сегодня сохраняется то обыкновение, не только у нас, но и у евреев, что поучающиеся в законе Господнем день и ночь и не имеющие на земле отца кроме Бога, пользуются приношениями синагог и всего мира; то есть по равномерности, не так, чтобы одним облегчение, а другим тягость, но чтобы избыток одних восполнял недостаточность других (1Кор.8:13).

Ты ответишь, что каждый может делать это в отечестве своем, и что не будет недостатка в бедных, которые могли бы поддерживаться пособиями церкви. И мы не отрицаем, что пособия должно подавать всем бедным, даже иудеям и самарянам, если будет такая щедрость. Но апостол учит, что хотя всем должно творить милостыню, то в особенности присным в вере (Гал.6), о которых и Спаситель в Евангелии говорил: «сотворите себе други от мамоны неправды, да приимут вы в вечныя крови» (Лк.16:9). Неужели те нищие, под рубищами и грязью тела которых господствует необузданная похоть, могут иметь вечные обители, те бедные, которые не имеют ни настоящих, ни будущих обителей? Ибо называются блаженными не просто нищие, но нищие духом, о которых написано: «блажен разумеваяй на нища и убога, в день лют избавит его Господь» (Пс.40:1). Для вспомоществования нищим толпы нужен не разум, а милостыня. В святых нищих есть блаженство разума: нужно давать тому, который стыдится принимать, и когда возьмет, скорбит, пожинает телесное, а сеет духовное. А что он доказывает, будто лучше делают те, кои пользуются своим имением и понемногу раздают бедным плоды своих стяжаний, чем те, кои, продав свое имение, зараз жертвуют все, то на это будет ответ ему не от меня, а от Господа: «аще хощеши совершен быти, иди, продай все, что имеешь и даждь нищим и гряди вслед мене» (Мф.19:21). Говорит Он тому, кто хочет быть совершенным и кто с апостолами оставляет отца, корабль и сети. Та ступень, которую ты хвалишь, есть вторая или третья; ее принимаем и мы, зная однако же, что первое должно предпочитать второму и третьему.

И монахов ты не должен застращивать в их подвиге своим ехидным языком и свирепыми нападениями, – монахов, о которых ты разглагольствуешь и говоришь: если все заключат себя и будут в пустыне, то кто будет служить в церквах, кто будет приобретать для Бога людей мира, кто будет обращать грешников в добродетели? Ибо, по такому рассуждению, если все вместе с тобою будут глупы, то кто будет умен? И девства нельзя будет одобрять. Ибо если все будут девственниками, то не будет брака, погибнет род человеческий, дети не будут плакать в колыбелях, повивальные бабки без заработков будут нищенствовать, и в сильнейшем ознобе одинокий и скорченный будет бодрствовать на постели своей Дормитанций: добродетель редка и не многими взыкуется. И, о если бы все были такими, каковы немногие, о которых говорится: «мнози суть званы, мало же избранных» (Мф.20:16, 22:14), тогда пусть были бы темницы. А обязанность монаха не учить, а плакать; он оплакивает или себя, или мир и со страхом ожидает пришествия Господня, зная слабость свою и бренный сосуд, который носит, он боится преткнуться, чтобы не ударить и не сокрушить его и чтобы он не разбился. Поэтому он и избегает взгляда женщин, особенно молодых и настолько заботится о чистоте, что боится и того, что безопасно.

Зачем, скажешь ты, идешь в пустыню? Да затем, чтобы не слышать, не видеть тебя, затем, чтобы не возбуждаться твоим неистовством, чтобы не терпеть твоих нападений, чтобы не пленил меня глаз блудницы, чтобы прекрасная наружность не влекла к преступным объятиям. Ответишь: это значит не воинствовать, а бежать. Стой в строю, сопротивляйся во всеоружии врагам, чтобы после победы получить венец. Я сознаюсь в своей слабости. Не хочу ратовать в надежде победы, чтобы не потерять когда-нибудь победы. Если убегу, то избегу меча; если буду стоять, то мне нужно или победить или пасть. А какая необходимость оставлять верное и гнаться за неверным? Нужно избегать смерти щитом ли, или ногами. Ты, ратующий, можешь и быть побежденным и победить. Я, когда убегу, не побеждаю чрез то, что убегаю; но я затем убегаю, чтобы не быть побежденным. Нисколько не безопасно спать подле змеи. Может случиться, что она меня не укусит, но может случиться, что когда-нибудь меня и укусит. Называем матерями, сестрами и дочерями, и не стыдимся святые имена омрачать своими пороками. Что делает монах в женских келлиях? Что значат уединенные и частые беседы и глаза, избегающие посредников? Святая любовь не имеет нетерпимости. Что сказали о похоти, то можем отнести и к корыстолюбию и ко всем порокам, которые отчуждаются пустынею. Поэтому-то мы и уклоняемся от городского многолюдства, чтобы не иметь побуждений делать то, что побуждает делать не столько природа, сколько свободная воля.

Вот что, как я сказал, по просьбе святых пресвитеров, я продиктовал за один ночной прием, так как брат Сисиний очень спешил и торопился отправиться в Египет для вспомоществования святым: в противном случае предмет рассуждения, вызвавший более негодование, чем обилие доказательств, был бы явно унижен. А если Дормитанций опять будет бодрствовать в ругательствах на меня и теми же богохульными устами, какими он хулил апостолов и мучеников, вздумает ругать и меня, то для него я пободрствую не на короткое только рассуждение, но на целую ночь для него и сообщников его, или лучше учеников и учителей, которые, если не видят вздутые животы жен, мужей их считают недостойными служения Христу.