Церковное право как особая, самостоятельная правовая область и его отношение к общей системе права

Вступительная лекция, читанная в Императорском Казанском Университете И. Бердниковым

В числе потребностей человека, удовлетворение которых обеспечивается правом, первое место принадлежит религиозной потребности. История человечества показывает, что стремление к общению с Богом присуще человеческому духу, на всех ступенях человеческого развития. А божественное Откровение нас научает, что удовлетворение религиозной потребности составляет высшую задачу человеческого бытия. Сообразно со своей природой, человек удовлетворяет своей религиозной потребности не духовно только – в своем уме и сердце, но и внешним образом – в своих поступках – не одной верой в Бога, не одними чувствами любви, благоговения, преданности, благодарения и пр., но и богослужебным чествованием Его и исполнением Его заповедей. Кроме того, человек и в богопочтении, как и в удовлетворении других своих потребностей, не может обойтись без общения с другими себе подобными. Таким образом, из удовлетворения религиозной потребности человека, как это бывает при удовлетворении других его потребностей, возникает ряд правовых отношений, составляющих в своей совокупности особый сложный правовой институт, или лучше правовой организм.

Впрочем нужно сказать, что до полной обособленности и самобытности достиг религиозно-правовой институт только в откровенной религии, в особенности в религиозном обществе верующих во Христа, которое называется Церковию Христовою. В язычестве же религиозные отношения переплетались с житейскими отношениями. Это зависело от неправильного, слишком низменного понятия язычников о Боге. Язычники понимали Бога почти исключительно как подателя благ житейских, покровителя в обыкновенной жизни человека, в его обыденных радостях и интересах. У них были особые боги покровители семейного очага, покровители различных общественных групп, обществ, компаний, городов, племенных союзов, покровители земледелия, разных промыслов, искусств и пр. Каждый из этих богов заведовал только тою группою людей и сферою интересов, где его чествовали и считали покровителем (далее этих пределов его влияние не простиралось). Естественно поэтому, что отношения человека к божеству у язычников подчинялись обыкновенным правовым отношениям, сплетались с отношениями семьи, обществ, товариществ, городов, политических союзов, составляя часть этих отношений. Благодаря тому же детскому понятию язычников о Боге, у них религиозные отношения выражались почти исключительно в принесении богам жертв и совершении различных обрядов. Установление этих обрядов зависело от самого человека, его верований, находчивости и усердия. Наблюдение за исполнением установленных обрядов и самое совершение их принадлежало тем же лицам, которые пользовались властью и авторитетом в семье, обществе и государстве. Этим же лицам, каждому в своей сфере, принадлежало право регулирования религиозных отношений и законодательства в деле культа. Главным источником религиозного права у Римлян считался обычай предков (mos majorum), который был древнейшим и главнейшим источником и всего римского права вообще. Одним словом, в римском язычестве религиозное право (jus sacrum) не составляло особой области или ветви права. Оно находилось в тесной связи с общей системой общественно-правовых отношений и поэтому распределялось по тем самым категориям, по которым было разделено это право. Одна часть священного права, касавшаяся государственных отношений, была отнесена к jus publicum, другая, соприкасавшаяся с семьей и другими частно-правовыми обществами и корпорациями, была причислена к jus privatum.

Другое положение заняли религиозные отношения по отношению к системе права в христианстве. Христианская вера научила власть, что главное назначение человека состоит в теснейшем духовном общении его с Богом в будущем вечном царстве Божием, – что настоящая земная жизнь человека с ее благами и бедствиями есть не более как приготовление к будущей загробной жизни, что в этом состоит ее высший смысл и значение. Чтобы дать человеку средства к достижению указанного назначения, снизошел на землю Сын Божий, который преподал нам правила веры и жизни христианской и своею крестною смертию избавил нас от рабства греху, которому мы подпали в грехопадении Адама, а для продолжения дела спасения людей на земле, Он основал Церковь, т.е. общество верующих в Его учение и исполняющих Его заповеди. Как общество видимое, как учреждение общественного характера, Церковь Христова получила от Своего Основателя прочную самостоятельную организацию, получила свою власть в лице апостолов Христовых и преемников их – пастырей, имеет свой закон в виде заповедей Господних и апостольских и правил св. отец, имеет свою правительственную и судебную организацию. Членами Церкви Христовой могут быть лица всех племен и народов, всех званий и состояний, мужчины и женщины. Церковь Христова представляет собою общество особого рода, отличное по своему назначению и характеру от других исконных форм общежития, совершенно самостоятельное по своему происхождению и существованию. Она не сливается ни с государством, ни с семьей, ни с каким-либо другим институтом общественно-житейского характера. Соответственно этому, и правовые нормы, по которым живет и управляется Церковь, составляют особую область права, стоящую параллельно праву, получающему свое происхождение и значение от государства. Церковные правила являются особым регулятором христианского общежития, стоящим на ряду с государственным законом.

Но может ли быть еще другой регулятор общежития человеческого кроме закона государственного? На чем может основываться сила церковных правил кроме общей гарантии всякого права? Основание силы церковных правил совсем другое чем у закона государственного. Последний имеет принудительный характер; его значение опирается на материальной силе; его нарушение влечет за собой наказание, соединенное с очень чувствительными в житейском отношении последствиями. Церковный закон силен авторитетом Законодателя, чувством благоговения к Нему тех, кто желает жить по Его уставам. Член церкви при самом поступлении своем в Церковь обязывается свято исполнять Ее уставы, следовать Ее руководству в вере и в жизни. Для верующего во Христа, для преданного сына Церкви не может быть лучшего побуждения быть верным данному им обету, кроме самой веры его в божественность Откровения, в святость церковных уставов. Согрешающий против правил церковных призывается церковною властию к исправлению, и если своею жизнию свидетельствует о своем возвращении на путь добродетели, восстановляется в церковном общении. Неисправимый же грешник, попирающий церковные уставы, самым поведением своим показывает, что он потерял веру в Бога и уважение к Его святым заповедям; он самым делом отчуждился от Церкви и должен быть удален из нее церковным судом. Таким образом, как поступление в Церковь необходимо предполагает со стороны поступающего обет свято исполнять Ее уставы, так систематическое неисполнение их и презрительное отношение к ним есть явный признак его измены своему обету. Какая же может быть материальная гарантия в таком деле, которое зиждется на свободном убеждении? Может ли она оказать тут какую-нибудь помощь? Разве церковные уставы могут сделаться священнее в глазах того, кто не хочет их признавать и исполнять от того, что они будут подтверждены государственным законом? Нет, по самому существу дела, церковные правила могут опираться только на одном – авторитете божественного Законодателя и на вере в их святость и спасительность. Правило религиозной жизни, навязанное от имени государства, но не имеющее для невольного исполнителя его авторитета божественности и святости, перестает быть законом божественным, оно есть просто закон государственный.

В виду указанного сейчас свойства церковного закона, он легко и удобно находит себе место подле закона, опирающегося на авторитет государства. Церковный закон не соперничает с законом государственным, не желает предвосхитить себе его положение и значение. Церковный закон занимает свое особое, ему только свойственное положение; он есть закон особого порядка, принимаемый и исполняемый свободно, по убеждению в его святости и спасительности. Не представляет церковное право для права государственного никакой опасности или неудобства еще и потому, что регулирует такие отношения, которые не касаются прямо благополучия житейского, составляющего задачу государственного порядка; оно регулирует отношения, цель которых обеспечить человеку достижение вечного спасения в будущей жизни. Получив в свое ведение особую сферу деятельности, Церковь не вступается в область деятельности государства, не оспаривает у него ни одной из его функций или прерогатив. Этого мало. Церковь не просто только уважает государство, как факт, как унаследованную от времен древних форму общежития; она признает государство необходимой формой общежития, установившейся не случайно, а по воле Творца мира и Устроителя всего миропорядка, и освящает его своим благословением (Рим. 13:1). Церковь считает государство необходимым для защиты людей от нападений внешних врагов и для поддержания внутреннего порядка в общежитии (Лук. 3:14, 1Петр. 2:14, Рим. 13:3,4). Она признает за государством принадлежащие ему права законодательства по его делам, управления и суда за нарушения его законов (1Петр. 2:14, Рим. 13:3–5). Она внушает своим членам воздавать гражданской власти все должное, все к чему обязывает долг подданства государству, как то: подати и повинности (Мф. 12:21, Рим. 13:6,7), повиновение ее распоряжениям (1Петр. 2:13,14; Рим. 13:1–7; Тит. 3:1,2), почтение и уважение к ней (Рим. 13:7), верность присяге (Tertul. Apol. 32. 33). Она молится сама и чадам своим заповедует приносить молитву за Царя и властей вообще, молится она о здравии царя, благоденственном житии, о благопоспешении во всех делах, об утверждении его власти, об избавлении от врагов, о мирном правлении, об успехе на войне, об управлении народом в правде и пр. (1Тим. 2:1,2). Таким образом, Церковь освящает своею заповедию авторитет власти гражданской. Христианин подчиняется власти гражданской и исполняет ее законные требования не по одному долгу подданства, а еще более по заповеди Божией. «Повинитеся всякому человечу созданию Господа ради, говорит апостол Петр (1Петр. 2:13,14): аще царю, яко преобладающу, аще ли же князем, яко от него посланным: яко тако есть воля Божия благотворящим обуздовати безумных человек невежество. Противляйся власти Божию повелению противляется» (Рим. 13:2). От исполнения этой воли Божией не освобождает никакое звание и состояние церковное. «Хотя бы ты был апостол, хотя бы евангелист, хотя бы пророк, хотя бы другой кто, повинуйся предержащим властям», выражается с свойственною ему духовною силою, св. отец Церкви Иоанн Златоуст (Бес. 23 на посл. к Рим.). Не может подать повода к уклонению от исполнения воли Божией и иноверие государственной власти, и личные качества представителей этой власти. Кто бы ни был представитель и носитель государственной власти, язычник или магометанин, порочный или строптивый человек, всякому начальству без исключения нужно подчиняться. Подчинение и повиновение оказывается не лицу, носящему власть, а власти и сану, которыми оно облечено. А всякая власть от Бога (Рим. 13:1; 1Петр. 2:13,14). Таким образом, принадлежность христианина к Церкви Божией не только не освобождает его от обязанностей по отношению к государству и от послушания государственной власти, а еще служит залогом верности гражданскому долгу. Что же еще может быть лучше и полезнее для государства?

Оказывая такое внимание и уважение к правам государства, не в праве ли Церковь ожидать себе взаимности и со стороны последнего? За свою поддержку, какую она всегда готова оказать государству в его деятельности, не в праве ли они требовать, чтобы и государство со своей стороны, по крайней мере, не препятствовало ей устроять свое дело – спасения людей так, как следует по Ее учению и законам или не стесняло ее ревнивым контролем? Если Церковь заповедует, чтобы Кесарю воздавалось Кесарево, то почему же не ждать по справедливости, чтобы и государство не отказывало Богу в том, что Божие? Конечно, государство, понимаемое в идее, отрешенно от действительности, не может оказаться явно несправедливым по отношению к Церкви, не имеет причины отказать ей в упомянутом справедливом требовании. Но государства, представляемые действительною жизнию, далеко не походят на государство абстрактное. Они обыкновенно имеют каждое своей национальный культ, и считая его залогом своего благополучия, защищают его своим авторитетом и препятствуют распространению нового богопочтения – христианского. Так римское государство преследовало христиан, как самых опасных врагов своих, несмотря на то, что они были вполне верны заповеди Божией о почтении и уважении к государственной власти, преследовало потому, что они не почитали языческих богов, считавшихся покровителями государства. Подобным же гонениям подвергаются нередко христианские миссионеры и последователи христианства и в современных языческих государствах. Мусульманские государства поставляют своим высшим долгом истреблять своих подданных, не исповедующих ислама, а если и оставляют их в живых, то заставляют влачить жалкое, приниженное существование, без прав гражданства. В настоящее время еще можно встретить между образованными немало таких людей, которые желали бы создать государство без религии, без богопочтения. Если бы исполнились их желания и устроилось где-нибудь государство с такой оригинальной религией, то конечно оно не потерпело бы у себя распространения христианского богопочтения. Как показывает опыт, поклонники культа неверия не отличаются терпимостию к чужим убеждениям, особенно религиозным. Таким образом, факты действительной жизни показывают, что от государства, подданные которого не просвещены светом христианства, христианской Церкви нельзя ожидать внимания и уважения к себе, несмотря на всю политическую безукоризненность ее членов. Самое лучшее и большее, чего может достигнуть Церковь в подобном государстве, это – положения терпимой религии, т.е. положения соединенного с дозволением беспрепятственно или по крайней мере без потери гражданских прав ее последователей учить о Боге и чествовать Его в богослужении так, как положено по Ее уставам.

Когда подданные какого-нибудь государства все или в большей части обращаются к вере во Христа и становятся членами Церкви, тогда Церковь делается своею для государства и пользуется тою взаимностию сочувствия, на какую она имеет право по своему благожелательному и благодетельному отношению к государству. Христианское государство уже не ограничивается тем, что дозволяет Церкви свободно совершать дело спасения людей по своим правилам, но и само ищет у Церкви религиозного благословения и освящения в своих действиях и начинаниях, утверждает своим авторитетом правила и уставы церковные и возводит их таким образом в законы государственные, обязывает исполнять их под страхом наказания, дает Церкви материальные и другие средства к успешному достижению ею своих целей, входит в церковные нужды и издает свои постановления по разным частям церковного управления, обеспечивает служителей Церкви в средствах содержания, дает им разные государственные привилегии и проч. Одним словом, христианское государство вступает в тесный союз с Церковию и делает ее религию своею религией. В таком государстве регулятором правовых отношений делается не один закон, но и церковные правила, тоже в качестве государственных законов. В таком случае церковные правила, переделанные в законы государственные, вносятся в свод государственных законов. И наоборот, государственные постановления по делам церковным вносятся в сборники действующего церковного права в виде дополнения к ним и составляют одно цельное собрание под именем номоканона. В этом именно виде установились отношения между церковию и государством в византийской империи со времени христианских императоров и сохранялись неизменно до конца империи. По этому же типу устроились отношения между церковию и государством и в нашем отечестве, каковые отношения существуют и доселе. Равным образом, и на западе византийское же законодательство легло в основание постановлений о государственном положении религии, и только впоследствии, под влиянием папской системы, это положение потерпело существенное изменение.

После заключения между Церковию и византийским государством тесного союза, для Церкви открылась возможность влиять на государственное законодательство и по вопросам, относящимся к его собственной области, по вопросам социальным и семейным. Конечно Церковь не считала себя призванной решать вопросы социальной жизни, потому что мирское звание и состояние не имеет отношения к делу спасения, которое совершается в Церкви. Но новый взгляд на человека, высказанный в учении Церкви с ее точки зрения, с течением времени отразился и на социальных понятиях христианского общества и выразился в реформах социального строя. Так, например, учение Откровения о том, что в Царстве Божием, т.е. Церкви не делается различия между варваром и греком, между рабом и свободным, между мужчиной и женщиной, что в Церкви Божией все люди равны, все братья о Христе, все одинаково сподоблены благодати крещения, все наравне участвуют в богослужении и приобщении евхаристии, – это учение и сообразная с ним практика Церкви конечно должны были напоминать людям, что несмотря на различное положение в обществе и государстве они и по природе братья между собою. А такое напоминание, постоянно повторяемое, рано иди поздно должно было повести к уничтожению института рабства в византийском обществе, а также семейной и общественной неравноправности мужчины и женщины, что и случилось хотя и не вполне и спустя много времени после распространения христианства. – Далее, учение о том, что спасение человека достигается верою в Христа и добрыми делами, что этому нисколько не помогут ни знатность, ни богатство, – это учение конечно должно было изменить взгляд на то, в чем заключается истинное достоинство человека и что значат с высшей точки зрения земные преимущества и богатство, а перемена понятий должна была отразиться и в нравах общественных. – Христианство учит, что всякий должен трудиться и своим трудом снискивать себе пропитание, что ремесло и физическая работа не только не унижает человека, а есть добрый и честный способ приобретения содержания (1Сол. 4:11; 2Сол. 3:7–10). Эти и подобные мысли уничтожили в понятиях христианского общества различие между трудом благородным и неблагородным, сняли пятно позора с черной работы, которым она была заклеймена в языческом мире. – Если мы обратим внимание на семейную жизнь, то здесь учение Церкви произвело еще более существенную и заметную перемену сравнительно с обычаями языческими. По учению апостольскому, в браке муж и жена соединяются в плоть едину (Ефес. 3:31). Такое тесное единение мужа и жены естественно предполагает прочность и неразрывность брачного союза. Из такого единения также вытекает необходимо, что жена не может считаться юридически подчиненною мужу, быть ему вместо дочери, как было по римскому закону; вытекает, что все семейные отношения мужа и жены как по отношению их друг к другу, так и по отношению к детям должным быть основаны на началах равноправности. Вопреки языческому обычаю, не полагавшему границ повторению брачного союза, церковная дисциплина и на второй и третий брак смотрит неодобрительно, а четвертого совсем не дозволяет… Мы указали для примера в общих словах несколько выдающихся и общеизвестных пунктов влияния христианского учения и церковной дисциплины на реформу социального и семейного строя в византийской империи со времени признания христианства религией государственной. Нам кажется, и этих общих указаний достаточно для того, чтобы видеть сферу влияния церкви на законодательство византийских императоров по вопросам социальным и семейным. Подробности мы отлагаем до будущих чтений. Подробности эти дадут нам более ясное понятие о том, какой великий переворот совершился в социальном и семейном быту византийского общества со времени распространения христианства. Переворот этот совершался медленно, почти до самого конца византийской империи. Церковь действовала в этом деле более своим учением, просвещением, нравственным влиянием, чем положительными настояниями. Она во многих случаях мирилась до времени с несовершенствами гражданских законов и терпеливо ждала, когда государственная власть приведет тот или другой правовой институт в согласие с началами христианского общежития.

Наше отечество долгое время по принятии христианства составляло в церковном отношении часть константинопольского патриархата и управлялось митрополитами, посылавшимися из Константинополя. Естественно поэтому, что у нас вместе с христианством были насаждены и те начала гражданственности, которые были выработаны византийской цивилизацией под влиянием Церкви. Весь семейный, общественный и государственный уклад в нашем отечестве есть плод этого насаждения. В некоторых сферах общежития, особенно в области семейной, Церковь сама непосредственно проводила начала церковно-византийской гражданственности, в других она действовала чрез государство, указывая ему на достойный подражания образец византийского «благовернаго жития», на законы благочестивых царей, помещавшиеся в кодексе церковных законов – в Кормчей книге. Главные основы византийского общежития, усвоенного нами с Кормчей книгой, сохраняют свою силу и доселе и служат краеугольным камнем семейного, общественного и государственного строя нашего отечества. Процесс усвоения нашею жизнию и нашими законами начал византийского общежития не менее интересен и важен для образованного юриста, чем процесс реформы римского общественного строя под влиянием христианства. И мы с своей стороны, насколько касается нашего предмета, постараемся в свое время сделать надлежащие исторические указания в этом отношении.

То же явление с насаждением и развитием гражданственности, какое мы заметили в нашем отечестве, имело место, только прежде чем у нас, и в западной европе. И у германских народов в основание гражданственности было положено греко-римское право. И здесь насадительницей византийской цивилизации была Церковь, которая передала новопросвещенным народам запада источники греко-римского права и проводила в жизнь содержавшиеся в них нормы. Очень жаль только, что римская церковь злоупотребила своим высоким положением просветительницы, присвоила себе право законодательства в делах светского характера и таким образом посягнула на автономию государства в его собственной сфере, вопреки прямой заповеди Спасителя и апостолов: воздадите Кесарево Кесареви, а Божие Богови и несть власть, аще не от Бога. Этими неуместными притязаниями своими католическая церковь возбудила в государстве предубеждение и даже враждебные чувства к себе, а вместе с тем и ко всему христианству. Результатом этого была реакция против папского абсолютизма в пользу автономии государства в его собственных делах. Само по себе, в известных пределах, это стремление государства к автономии естественно и законно. Но так как оно пробудилось под влиянием раздражения на неуместные папские притязания, то оно само ударилось в крайность, выродилось в болезненную нетерпимость ко всякому влиянию церкви на дела общественные. Так называемое новое государство поставило себе задачей порвать по возможности все нити, связующие его с церковию, и изолировать себя от влияния религиозных начал. В некоторых местах оно почти уже достигло своей цели, в других с успехом достигает ее. Чрез знакомство с западной наукой это направление пересаживается и в нашу юридическую литературу и даже иногда пытается проникнуть, под разными предлогами и прикрытиями, и в наше законодательство. Нельзя безусловно осуждать западные государства за указанное направление их политики по отношению к церкви. Они держатся ее в видах защиты собственной автономии, и если нередко идут в этом направлении далее, чем бы следовало, то по крайней мере имеют некоторое оправдание своего увлечения в обстоятельствах жизни. Но справедливо ли ставить такое направление, проистекающее из временных и местных обстоятельств, в образец, которому обязано подражать всякое вообще государство, хотя бы в нем не было подобных обстоятельств? Уместно ли копировать чужие порядки без действительной надобности и с сомнительной пользой? Едва ли возможно перестраивать государство по абстрактной теории, получившей силу в то или другое время, игнорируя исторические основы его бытия. Конкретное государство есть живой организм, необходимо имеющий особенности в сравнении с другими подобными же организмами, – которыми определяется склад и характер его жизни. А живой организм может усвоять себе с пользою только то, что сродно его складу и что может удовлетворить его потребностям и привычкам. Если мы станем на точку зрения действительных жизненных потребностей государства, то должны будем отказать в универсальном значении и практической пригодности указанного выше направления, усвоенного т.н. новым государством.

Католическая церковь во многом не похожа на православную Церковь, к которой принадлежим мы с вами; о ней можно сказать словами апостола: от нас изыдоша, но не беша от нас. Поэтому нельзя переносить чувств, которые возбуждает в современном человечестве своими неуместными притязаниями католическая церковь, на православную Церковь. Православная Церковь никогда не стремилась и не стремится не только к господству, но и к неуместному вмешательству в дела общественные. Она готова служить благу общества и государства, она скорбит скорбями общества, радуется его радостями; она готова помочь обществу в его нуждах и бедствиях всем, чем может, не только молитвами, но и другими способами. Она нередко несла и теперь несет разные поручения, которые возлагает на нее общество и государство. Было, например, время, когда православная Церковь пользовалась правом убежища для обидимых и притесняемых и давала им защиту от проявлений произвола и насилия. Было время, когда пастыри Церкви разбирали тяжбы в качестве третейских судей по обоюдному желанию тяжущихся, ходатайствовали пред высшим правительством о помиловании или облегчении участи опальных и преступников, наблюдали за действиями местных гражданских начальников и доносили об их злоупотреблениях императору, принимали под свое покровительство лиц притесняемых и обидимых в гражданских судах и принимали меры к их безопасности и удовлетворению их справедливых требований, были посредниками в разрешении и прекращении распрей и неудовольствий между гражданами и местными правителями, – наблюдали за состоянием тюрем и принимали жалобы от заключенных на притеснения и медленность правосудия, заведовали всеми благотворительными заведениями, принимали участие в судьбе сирых, бедных, умалишенных и всех несчастных, – входили во все подробности городского хозяйства и управления, именно – участвовали в выборе городских чиновников, и вместе с почетными гражданами поверяли ежегодные отчеты по городскому управлению, наблюдали, чтобы городские повинности отправлялись законным порядком, без стеснения граждан, чтобы не было злоупотреблений и притеснений при сборе податей и денежных повинностей…., надзирали за городскими увеселениями и зрелищами и пр…. Все эти и подобные им права и обязанности пастырей Церкви конечно отнимали у них много дорогого времени и причиняли много хлопот и забот. Пастыри церкви чувствовали тяжесть этих обязанностей, но терпеливо и ревностно исполняли их, из желания помочь государству в его заботах и сделать добро тем, кто не находил себе управы и защиты у органов правительства. Когда же государство пришло к сознанию, что оно может управиться с своим делом и нашло нужным освободить епископов от заботы о пользе общественной, последние должны были примириться с этим лишением без особенного сожаления. Конечно с освобождением епископов от указанных обязанностей по отношению к обществу гражданскому уменьшилось, т.с., внешнее влияние их на дела общественные, но эти перемены не коснулись внутренней сферы влияния церкви на государство, которая имеет более существенное значение. Так называемое новое государство посягает именно на эту сферу и здесь-то хочет произвесть разрыв между церковию и государством.

Стоит пожалеть об этом стремлении, когда оно ничем не вызывается, а проводится во имя теории, по данному со стороны шаблону. Церковь, конечно, может отправлять свои прямые обязанности, может достигать своей цели и в том случае, если бы осуществилось это стремление. История представляет нам пример подобного положения православной Церкви в государстве, из которого она вышла со славою. Но у нас дело идет не о Церкви и ее пользах, а о государстве и его интересах. Что же может выиграть само государство с достижением того порядка вещей, который рекомендуется теорией нового государства? Какой может быть серьезный мотив желать и стремится к отделению государства от влияния Церкви на дела общественные? Мы видели в общих чертах опыт влияния Церкви и церковной дисциплины на реформу семейного и социального строя в византийской империи. Что же? Разве можно назвать это влияние вредным или нежелательным с точки зрения справедливости и прогресса? Если же это влияние было весьма плодотворно и с гуманной точки зрения, как признали все исследователи по истории византийского права, то какое основание устранять это влияние в настоящее время? Или это влияние стало излишним при настоящем состоянии образования? Но так думать значило бы рассуждать подобно человеку, который, видя летом роскошную растительность, вообразил бы себе, что теперь нет для нее надобности в солнце. Если же солнечный свет и теплота нужны не только для возникновения и развития растительности, но и для поддержания ее жизни, то это же самое нужно сказать и о значении христианского учения для развитой общественной жизни. Без плодотворного влияния христианской веры и любви не может быть здорового роста и жизни в общественном организме. Где тот источник жизни, откуда общественное развитие могло бы черпать для себя силу? Естественное право? Но естественное право знали не менее нас и классические народы, однако же это не мешало им попирать без всякого стеснения естественные права человека. Какое же ручательство за то, что этого не может повториться и на будущее время? Естественное право понятно и симпатично нам, когда дело касается нас; если же дойдет дело до вас, то мы относимся к нему холодно и скептически. Как можно сравнивать даже с точки зрения общественного развития положения естественного права с высокими и плодотворными нравственными началами, возвещенными христианством? Повторяем вопрос: Есть ли государству какая-нибудь надобность сторониться от Церкви? Напротив, не получает ли общество и государство много существенных выгод от дружелюбного общения с Церковию?

Еще в древности сравнивали государство с телом, а Церковь с душой. Это справедливо не только в том смысле, что Церковь устрояет спасение душ человеческих, а государство заботится о внешнем благополучии людей, а и в том, что Церковь вносит дух жизни в сухой правовой государственный организм, дает нравственную опору всему правовому порядку, устрояемому государством. Для пояснения дела возьмем несколько частностей. Государство обязано обеспечить правовой порядок и обезопасить жизнь и благополучие своих подданных. Для этого оно кроме предупредительных мер употребляет карательные – суд и наказание. Конечно, уголовное наказание есть крайняя мера, вынуждаемая необходимостию. Было бы лучше для государства, если бы ему не приходилось судить и наказывать преступников. Об этом-то лучшем заботится Церковь с своими правилами и покаянной дисциплиной и во многих случаях достигает цели. Истинный христианин не может быть ни вором, ни разбойником, ни другим уголовным преступником. И было такое вожделенное время в истории Церкви, когда в среде ее членов не было и слуху об уголовных преступлениях. Если же члены Церкви и впадают в подобные преступления, то Церковь старается обратить их на путь раскаяния и добрых дел, и во многих случаях успевает в своих усилиях, а нераскаянных грешников отлучает от своего общения. Вне всякого сомнения, что церковная покаянная дисциплина имеет большое значение для уменьшения количества уголовных преступников. Нам кажется, что государство могло бы воспользоваться этой дисциплиной и в том смысле, чтобы уменьшить количество лиц, привлекаемых на скамью подсудимых за свои преступления. Кажется, не было бы никакого ущерба для государственного порядка, если бы государство обыкновенных преступников, кроме отъявленных злодеев, отдавало сначала Церкви для исправления, и только в случае нераскаянности подвергало их уголовному наказанию. Ведь существовало же правило в русской Церкви относительно клириков, чтобы при первом уголовном преступлении наказывать их церковным наказанием, и только при повторении того же или другого преступления полагать кроме церковного и уголовное наказание. При таком порядке суда, вероятно половина преступников, судимых уголовным судом, и по этому случаю содержимых в тюрьмах, там развращающихся и потому высылаемых из общества, исправлялись бы и оставались в обществе. Но и при настоящей системе наказания за уголовные преступления, церковная епитимия служит хорошим коррективом к уголовному наказанию. В тех случаях, когда церковная епитимия налагается вместе с уголовным наказанием, она служит дополнением к нему, имеющим в виду пробудить совесть преступника и вместе облегчить ее. Когда же церковная епитимия назначается одна без уголовного наказания, тогда она имеет целию исправить преступника и предостеречь его от новых греховных и преступных падений. Нам кажется, в этом порядке вещей нет ничего неудобного, а тем более вредного для государства, наоборот несомненно от него происходит много полезного в смысле поддержания добрых нравов между гражданами. Поэтому нельзя не удивляться тому, что новый наш проект уголовных наказаний совсем игнорирует церковную епитимию, глухо называя ее несостоятельной мерой взыскания. Даже и в тех случаях, где по существу дела является надобность обратиться к мерам исправления, например, при суде над малолетними преступниками, новый проект предпочитает отсылать таких преступников в гражданское исправительно-воспитательное заведение или, за неимением его, даже в тюрьму – эту прославленную школу преступлений, – чем к церковно-покаянной дисциплине, игнорируя, что лучшие нравственно-исправительные средства находятся в распоряжении Церкви. – Церковное покаяние бывает у места уместно? и в том случае, когда преступнику назначается смертная казнь. Здесь, пред лицем смерти, иногда совесть преступника пробуждается с особенною силою и является живейшая потребность в религиозном утешении. При этом случае со всею наглядностию и поразительностию обнаруживается характерное различие между уголовным наказанием и церковно-покаянной дисциплиной. Преступник, которому предстоит поплатиться своею жизнию за содеянное преступление по приговору уголовного суда, от судьи духовного получает прощение своего греха ради искреннего раскаяния в нем и отходит в будущую жизнь в мире с Церковию и Богом. Еще. Государство, говорит проектированный уголовный закон, «карает уголовно за деяния, запрещенные законом в момент совершения деяния под страхом наказания». Как видите, уголовный закон оставляет в стороне основания, по которым те или другие деяния входят в число запрещенных; потом, закон этот в самой формулировке своей дает понять, что он имеет значение условное, не сегодня – завтра может измениться так или иначе, не только в своих частностях, но, быть может, и в своих основах, смотря по обстоятельствам. Между тем, наряду с уголовным законом стоит церковная дисциплина, которая основывается на законе Божием и наказывает нарушения заповедей Божиих. Здесь, как видите, гораздо более надежная основа для суждения о действиях человека. Что же? Полезно или вредно для государства то обстоятельство, что церковная дисциплина обращает человека к закону божественному, окруженному в его представлении ореолом святости и непререкаемости, и потому имеющему особенный авторитет для него? Полезно или вредно для государства, что Церковь оценивает все действия человека с точки зрения не человеческого, а божественного закона? Без всякого сомнения, это – великое счастие для государства, что его граждане еще с детства получают от Церкви понятие о нравственном законе, постоянно слышат от нее напоминания об обязанности делать добро, любить ближних и таким образом постепенно воспитываются в чувствах добродетели и страха Божия. На этой основе нравственного закона опирается и уголовный закон с его наказаниями как применение его к пользам общежития. Не будь этой основы в умах и сердцах граждан, уголовный закон стал бы зданием, построенном на песке, не имеющим твердой точки опоры против разрушительных течений в умственной атмосфере. – Семья всегда и всеми признавалась и признается основою устойчивости человеческого общежития. В христианские времена семейный союз, как мы уже заметили, перестроен на новых высших нравственно-религиозных началах и получил чрез религиозное освящение брака новую силу и прочность. И что же? Находятся теоретики, которые готовы советовать государству лишить брак и семейную жизнь религиозной опоры и низвести брачный союз на степень простой гражданской сделки, со всеми последствиями такого порядка вещей. Хорош ли этот совет, понятно само собою. – Государство считает в числе своих обязанностей заботу о материальном благосостоянии народа. Но благосостояние много зависит от добрых нравов граждан, которые воспитываются Церковию. Например, учреждение обществ трезвости, если бы они развились по инициативе и под руководством приходского духовенства, принесли бы гораздо более пользы благосостоянию народа, чем многие другие мероприятия, взятые в совокупности. – Для государства, призванного наблюдать везде справедливость, конечно дело первой важности, чтобы его органы, судьи и правители, исполняли свой долг честно, добросовестно, самоотверженно, чтобы и граждане исполняли свои обязанности по отношению к государству по совести. Но государство само, без содействия Церкви, не в состоянии обеспечить себя такими лицами; чувства чести, долга, добросовестности воспитываются главным образом Церковию. – Наконец чувства почтения, уважения и преданности к самой государственной власти постоянно возгреваются в нас учением Церкви, которая внушает нам, что государственная власть установлена от Бога, и поэтому вменяет нам в священную обязанность почтение и послушание к ней, предваряя, что неисполнение этой заповеди Божией есть великий грех пред Богом. – Говоря вообще, человек, воспитанный в вере в Бога и в правилах жизни, проповедуемых православною Церковию, представляет из себя лучшего во всех отношениях, самого исправного и благонадежного гражданина. Можно ли же не уважать государству Церкви, воспитывающей ему таких прекрасных граждан? Можно ли не оказывать внимания церковным правилам и уставам столь благодетельным для гражданского общежития?

Новое государство, приобретши себе самостоятельность в своих делах, не остановилось на этом, а еще присвояет себе право законодательства в делах церковных. Оно нашло себе годную почву для применения этого порядка вещей в протестантских странах. Там этот порядок возможен, так как протестантская христианская община не имеет иерархической организации, свойственной Церкви Христовой и легко и охотно мирится с верховенством государства в религиозных делах. С устройством же православной Церкви такое притязание государства совершенно несовместимо. В православной стране государство может самостоятельно устроять только внешний быт Церкви и духовенства; в вопросах же, касающихся церковного устройства, управления и суда, оно руководится в своих постановлениях каноническими нормами, установленными церковною властию на вселенских и поместных соборах. Да и в устроении внешне-правовых отношений православное государство, по чувству уважения к Церкви, без крайней надобности не отступает от установившихся веками порядков и обычаев, «от благовернаго жития древних благочестивых царей».

Вот, мм. гг. милостивые государи?, общие понятия о церковном праве и его отношении к общей системе права, которые нам нужно принять к сведению на первый раз, и иметь в виду при наших дальнейших занятиях по церковному праву. Повторим их в общих чертах. Церковь Христова есть особый религиозно-правовой организм, стоящий в общежитии на ряду наряду с государственным организмом, имеющий свою особую задачу, которой не может исполнить ни один из существующих в государстве правовых институтов, свое самостоятельное происхождение и существование, свой закон и свою правительственную организацию. Несмотря на свою самостоятельность, Церковь ни в каком отношении не соперничает с государством, напротив, относится с полным уважением к автономии государства в его делах и своим авторитетом освящает деятельность государства, его правительственную и законодательную власть в деле устроения гражданского благополучия людей. В государствах иноверных или несочувственно настроенных Церковь может существовать и без правительственной поддержки. В христианском православном государстве естественно установляется миролюбивый союз, по которому Церковь получает покровительство со стороны государства, поддержку в своей деятельности и приобретает благоприятное правовое положение в государстве. Вместе с тем, и государство приобретает в учении и дисциплине церковной, в том настроении, какое воспитывается в гражданах церковной властию, твердую опору для своего авторитета и живейшую помощь в своей правительственной деятельности. Стремление нового государства устранить Церковь от просветительного и нравственно-созидательного влияния на дела общественные не оправдывается правильно-понятыми пользами государства.