СЛОВА В ДЕНЬ ВОСШЕСТВИЯ НА ПРЕСТОЛ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА ПАВЛОВИЧА

«И Я положу первенца его высоко выше всех царей земных» (Пс. 88:28).

Этот завет, исполнившийся над домом Давидовым, столько раз исполняется на земле, сколько раз являются мужи, избранные по сердцу Божию. Царь вечный не ограничивается тесными пределами известного времени – от Престола величествия на небесех простирает скипетр Свой на землю в царства человеческие. Он, поставляя царей на престолы (Иов. 36:7), Сам воцаряется в них, когда Ему одному вручают царство, воцаряется Своею силою, когда уповают на силы человеческие. Воцаряется и славою Своею, когда глубокое смирение царя возводит все к славе вечной. Невидимое царство Божие делается видимым и осязаемым в той высоте, которую дарует Господь по судьбам правды Своей: «Я положу первенца его высоко выше всех царей земных». Не древние предки возвещают нам, слушатели, но мы поставлены свидетелями дел Божиих на земле, которые описаны в книгах царей древних. Мы – свидетели той славы, которою венчает Господь благочестивейшего Монарха нашего Александра Павловича. В первые дни, когда он восходил на престол всей России, возвышались с ним и надежды наши, но они не простирались далее безопасности и благоденствия внутри Отечества. Мы видели высоту престола его, в славе и силе равняли ее современным владыкам земли, но не видали высоты внутренней. Кто не сознается себе, что ужасом исполнялось сердце, когда многочисленные племена шумом враждебного оружия наполняли всю Россию? Кто не помышлял с собою, что сотрясается все Отечество от падения градов великих и помрачается блеск его от дыма, восходящего из развалин и из пламени, разливаемого по градам и весям? Чей взор мог проникать в будущее и видеть, как враг, восставший на низложение России, делается орудием ее возвышения? Как высокомерие, оскорбляющее кротость, карается ею в праведном мщении и силою оружия желавший похитить себе славу всех народов готовит путь к славе перед всеми народами монарху, ищущему только славы Божией? Пути Господни, в начале своем сокрытые от взоров человеческих, едва примечаемые самими теми, кто избран идти по ним, наконец, так проясняются для всех, что и ослепленные вольномыслием ощущают шествие Господа Сил в неожиданной превратности войн, возвышающей и унижающей сильных земли. «Десница Господня сотворила силу» (Пс. 117:16), которой смиренномудрие монарха прославлено первенством между первенцами народов, и кротость вознесена перед всеми во спасение их (Пс. 149:4). "Я, – говорит Господь, – «положу первенца его высоко выше всех царей земных».

Высота Божия не измеряется пядию человеческою, земное око не восходит до пределов величия, Богом даруемого, впрочем, нам дано, слушатели, ведать, какою силою привлекается и какими путями низводится сила и слава Божия на царя, на оружие и на Отечество. Лицо Божие отвратится от нас, когда мы отвратим от Него взоры и сердца наши. Следы войны, по которым мысленно сопровождаем движение оружия, запечатлены кровью собратий наших, по голосу велений не щадивших живота своего. Запечатлены блистательностью вождей, которые знают, что каждая капля крови, падающая на землю, взыщется от рук их. Запечатлены мудростью монарха, который, не надеясь на силы человеческие, взыскал всесильной «помощи от Господа, спасающего правые сердцем» (Пс. 120:2) от восстаний неправедных. Возвращаясь к мирным селениям, мы видели, что бескорыстная любовь усердствовала в молениях за царя и Отечество, жертвовала не только избытками имущества, но всей собственностью. Не временные награды одушевляли в таких подвигах, не слава двигала сердцами и оружием, но ревность к защите правды и к приобретению мира миролюбивым соотечественникам. Кто эти знаменательные события, как буквы, перстом Божиим начертанные на земле нашей, слагает воедино, тот понимает, что верность народа к царю и Отечеству, утверждаемая благочестием, и верность царя к Богу, соединенная с любовию к народу, возвышают царя и царство.

Истинное возвышение и твердое величие царства есть тайна, которой всегда искали обладатели народов. Иногда замечали и находили ее, но на краткое время. Часто радовались обретению, но имели только тень ее. До сих пор многие с мерцающим светильником своего разума мечтают возвести народ свой на высоту, но тем самым приводят его на край бездны, в которую, как предшествователи, низвергаются прежде своего народа. По суду человеческому, высота земного царства состоит в мудрых законах, которыми все управляются, в изобилии богатства, которое находится в руках народа, в высоком просвещении ума, во множестве побед и обширности Царственных пределов. Но, да откроются книги бытия человеческого на земле! В них начертаны имена великих царств. Само же величие служит только памятником человеческой суетности и гибели народов. Все, что создается силами человеческими, создается, по слову Божию, «на песке», и в самом возвышении готовится к падению, которое, по мере тяжести и высоты своей, будет «падением великим» (Мф. 7:27). Сердца, пригвожденные к земле, не возвышаются от нее; народ, ходящий по путям страстей своих, может показать жестокость и неистовство, а не величие. Пусть для него пишутся мудрые законы, какие может изобрести человек, но они для всегдашних похотей не что иное, как золотые сети для муравьев, через которые без вреда можно проникать. Для неукротимых же страстей красивые, но слабые преграды, как для львов яростных. Человеческие страсти сильнее всех законов. Вручите народу сему обилие богатства, получаемого на земле. Оно произведет роскошь и корыстолюбие, но не облегчит тяжести сирот и беспомощных. Пусть явятся редкие дарования и возвысится просвещение в народе сем, но великие умы, помрачаемые страстьми, всегда были великими врагами отечества. Их правила сеяли семена несогласия и раздоров, их преимущества и слава руководили в распрях и междоусобии. Человеческое просвещение без света Божия есть только повреждение народа. Пусть вознесутся среди него герои, удивляющие всех мужеством, и они, одушевляясь личною славою, до тех пор стараются о победах, пока слышат рукоплескания себе в народе. Когда же умолкнут гласы торжественные в похвалу их или перенесутся к сподвижникам, тогда личная слава предпочтется всему отечеству. Вождь, любящий только свою славу, ненавидит славу своего народа, когда она не им приобретается. Наконец, сама обширность границ, многочисленность народа без единомыслия есть бремя, подавляющее само себя и разрушающееся от собственной тяжести. Не эти ли плачевные останки древних царств передаются из века в век, из потомства в потомство, не это ли есть скудное наследие величия после славных и великих народов для настоящего времени?

Запустеет всякое царство, в котором несогласие разделяет города от городов и дом от дома (Мф. 12:25). Где нет союза, связующего сердца народа, там нет крепости ни в каких твердынях. Равно где гражданский союз не укрепляется силою Божиею, расторгается той самой рукой, которая прикасается к нему для укрепления. Впрочем, и беззаконные племена иногда столь крепко связуются, что поднимаются на высоту перед лицом многих языков. Но они, по словам пророка, не разумея совета Господня, связываются, как пожатые колосья в снопы на гумно, и поднимаются на высоту для измолота (Мих. 4:13). Рука Господня, собрав от них добрые зерна, потребит остаток их; плевы же развеет по лицу земли, в народы неизвестные. Утверждается царство, когда в нем вселяется единомыслие, возвышается перед всеми, когда благочестие укрепляет и совершенствует верность народную. Только такой союз душ и сердец есть непреоборимая твердость народа и высота неизмеряемая. Он не прерывается среди возмущений, не рассекается острием меча, укрепляясь страхом Божиим, не сокращается в тесноте и скорбях, расширяясь по мере заповеди Господней, но прославляется в мире и войне, любовию производя вечную славу (2Кор. 4:17) истинной. Этот союз, соединяя между собою грады и веси, царя и подданных, от земли простирается до неба, поскольку от Бога начало и в Боге конец его (Апок. 1:8). Верность, утверждаемая благочестием, содержит все высокое, что одобряют и чему удивляются все племена земные. Она, упованием вечности возвышаясь над всем временным, когда является в судье, есть правота, не взирающая на лица человеческие, в рабах – благородство, превышающее все чаяния; в гражданах – общение, уравнивающее бедность избытками. В воинах – непреодолимое мужество, в вождях – мудрое геройство, во всех сословиях – повиновение не за страх, как свойственно невольникам, но за совесть (Рим. 13:5), как прилично чадам Отца Единого. Во всем народе – единодушие и та любовь, которая внушает «полагать жизнь свою за ближних своих» (Ин. 15:13), «любовь крепкая, как смерть» (Песн. 8:6). Там, где этой верностью соединяются сердца народа, все постановления и законы сияют премудростью, так как искренность блюдет их, как святыню, и если находит в них недостатки, которые необходимы человеческим произведениям, восполняет законом Божиим и правилами любви своей. Города, богатые общением, а не златом, не блистают роскошью, но и не страдают общественными болезнями – убожеством и притеснением. Довольство, царствующее в них, есть такое обилие, которое, хотя похищается рукою вражиею, но мгновенно восполняется взаимною помощью. В таком народе нет мудрости, ослепляющей легкомысленных, но свет Божий просвещает всех, умудряет даже младенцев, в посрамление хвалящихся земною премудростию.

В нем если не у многих, то, по крайней мере, у некоторых, находятся столь чистые души, которые, как звезды, движущиеся по земле, являются не столько во дни – при всеобщих радостях, сколько в ночи, – когда народные торжества помрачаются сетованием и благоденствие прерывается бедствием. Хотя бы никто не замечал их подвигов для блага общественного, но их ради спасается град и, может быть, ради десяти таких не потребляется целое отечество (Быт. 18:32). Пусть вооружатся на этот народ многие племена и царства. Тогда он поколеблется от насилия, вытерпит удары, но восторжествует над беззаконием. В нем прославятся геройством не только те, кого державная рука изведет на поле битвы, но и мирный земледелец исполнится геройским мужеством. Плуг и серп обратятся в орудие казни над противниками, и слабые руки слабого пола вооружатся в защиту правды отечественной. Вам, слушатели, россияне, известны эти подвиги, до сих пор носимые в сердцах и устах ваших. Не случай, которого ищут слепые, не искусство человеческое, которое стараются снискать долгим учением, но благочестивая верность так возвысила сердца соотечественников. И, если земным оком можно проникать в тайны небесные, правда человеческая (по образу, явленному во Израиле) низвела на себя правду Божию, силою которой «пять поражают сто, и сто прогоняют тьму» (Лев. 26:8). В нас исполнилось предсказание, проповеданное некогда народу Божию: «притеснителей твоих накормлю собственной их плотью, и они будут упоены кровью своею, как молодым вином; и всякая плоть узнает, что Я – Господь Бог и избавитель твой» (Ис. 49:26). Сколько благочестивая верность народа возвышает царство, столько царь, верный Богу, возвышает народ свой и самого себя. Престол царский есть такая высота, на которую обращаются взоры всего народа. От этой богатой трапезы непрестанно ждут пищи себе умы и сердца подданных. То, что видят окружающие ее, слышится в отдаленных пределах. Что заимствуют от нее стоящие на высоких ступенях, передается тем, которые по земле ходят. Земные владыки почти ничего не имеют тайного. Не столько они наблюдают движения народные, сколько народ наблюдает их движения, повторяет их слова и уподобляется их нравам. Когда благочестием украшается престол царский и страх Божий управляет движениями скипетра, то не человеческое, но Божие царство распространяется на земле. Блистательная наружность, с которой являются к престолу слуги столь великого царя, рано или поздно обращаются в душевное величие. Частое уподобление против воли, наконец, превращается в добровольное подражание. Там бессильно всякое искусство лжи, где непрестанно все измеряет, взвешивает и исчисляет истина. От взоров благочестивого царя исходит свет и огонь, который если не просвещает и не согревает, то опаляет сердца нечестивые. Никто не может быть слугою царя, верного Богу, разве слуга Божий (Рим. 13:4) и другом его, разве друг Божий. Где утверждается такое величие престола, там не одни воззванные на проповедь Евангелия, но и возвестители воли царевой проповедуют благочестие. Не пастыри только, поставленные на страже Господней, но и блюстители гражданской правды блюдут правду Божию в людях. И воин, очищая меч от праха, очищает наипаче сердце, по любви к царю своему и отечеству. Посреди людей этих заграждаются уста беззаконию, не только силою законов, но и тем, что пренебрегаются все искусства его. Вольномыслие, лишаясь покровительства сильных, скрывается в неизвестности и исчезает. Тем самым утверждается единомыслие, возвышается правда, воздающая каждому по его трудам и способностям. Если величие народа измеряется благочестием, то истинная любовь Царя к народу состоит в покровительстве и возвышении благочестия. Этой силой царь вводит миллионы подданных своих в покой Божий и дарует благоденствие, изъясняемое в Писании «днями неба» (Пс. 88:30). «Царь правосудием утверждает землю» (Притч. 29:4). Но пусть многие из сонма народного, покорившиеся суете, не покорятся истине и в след вождя своего не пойдут на высоту, им указанную, – он верностию к Богу возвышает сам себя, хотя бы никто за ним не следовал. Служение Богу не есть служение самому себе. Впрочем, и не есть рабство, которого боятся малодушные, но свобода, утверждаемая Духом Божиим. В нем погашаются страсти, чтобы свет Божий воссиял в сердце, отвергается страх человеческий, поскольку приемлется страх Божий, истребляющий все страхи. Верный Богу сокрушает дух свой в жертву Ему, на место своей воли поставляет Его волю. Утро и вечер, день и ночь, сидение и восстание, вхождение и исхождение – все освящает Божиею славою. Кто не сознается, что такое служение Господу и в низком человеке есть высота небесная, есть союз, простирающийся от человека до Бога? Но если все добродетели тем вожделеннее, чем обширнее круг, в котором они распространяются, и тем более славны, чем больше преодолевается трудностей в достижении их, то каким величием и славою облекается верное служение Богу в царе, сидящем на престоле, на которого и страсти действуют сильнее, являясь во всем блеске и утончении; которому и искушения предстоят многочисленные, по мере множества окружающих; который, благодаря своей независимости, может не бояться того, чего боятся подданные, которого и обилие увлекает ко всему, от чего другие удерживаются неимением многого? Сама высота христианства, если принимает возвышение от людей, в царе возвышается, поскольку прославляется Богом и целыми народами. Государь, верный Богу, верен в любви к народу своему. Он, предав дух и сердце в руки Божии, сердца народа принимает в свои руки, «да направит их, куда захочет» (Притч. 21:1). Господь дарует это сокровенное и невидимое сокровище (Ис. 45:3), которого нельзя приобрести ни золотом, ни искусством, ни силами. Если ближе рассматривать следствия такой верности к Богу, то Он «помазанного Своего держит за правую руку», укрепляет во всяком деле и на всех путях хранит его (Ис. 45:1–2). Какой человеческий совет научит кротости, когда ничто не препятствует употреблять всю строгость суда и силу власти? Какой разум внушит смирение, когда отовсюду слышатся похвалы и рукоплескания, когда все внушают облечься в красоту мира и принять воздаяние, достойно приносимое великим подвигам? И можно ли ожидать отвержения славы, когда любовь к своей чести и славе ставится наравне с гражданскими доблестями? Но проникнем далее в пути сокровенные. Когда этот верный слуга Царя царствующих исходит на поприще войны, то «начинает распространять страх и ужас на все народы под небом» (Втор. 2:25), да узнают, что «всех сильнее есть благочестие» (Прем. 10:13). Если же ослабевают мышцы, носящие оружие, или щадится кровь невинная, с неба падают камни в помощь его, воздух ополчается силою зноя и мороза, или, как некогда для Израиля, земля разверзает недра свои и изводит неожиданное воинство – миллионы пресмыкающихся в победу над сопротивляющимися ему. Царь, верный в делах Господних, как Моисей, поставляется Богом над гордостию, подобною фараоновой (Исх. 7). При оскорблениях кроткий, как Давид, помазывается тайным и непрестанным помазанием Духа Божия, миролюбивый и попечительный о славе дома Божия, как Соломон, прославляется во всех концах земли. Верен ему закон Господень: «Я положу первенца его высоко выше всех царей земных».

Не торопитесь ли вы, слушатели, эти черты величия, Богом даруемого, рассматривать в благочестивейшем монархе нашем? О, благословенные россияне! Благословим Бога, ущедрившего и ущедряющего нас. Но чувственным оком невозможно идти в след духа, водимого Духом Божиим. Для нас довольно поучаться оправданиям Промысла, силою которого «воссияла правда в днях» (Пс. 71:7) монарха нашего. Когда и между христианами умолкала слава Христа Спасителя, монарх гласом силы своей исповедал ее, дав обет воздвигнуть храм и памятник этой славы по образцу царя Израилева. Язык общественный не был свободен от уз, положенных самонадеянием, и, боясь оскорбить человека, оскорблял Бога, приписывая все события искусству и силам человеческим. Кроткий победитель буйного врага, подобно Давиду, перед сонмом людей своих возвестил истину: Сам Бог управляет нами! «Твое, Господи, величие, могущество и слава, и победа, и великолепие, и крепость» (1Пар. 29:11). Не только в пределах отечества, но и в чужих народах воссияла правда от скипетра царя нашего. Узы рабства, возложенные насилием, разрушены праведным движением оружия. И, может быть, освободитель от ига временного своею правдою многим иноплеменникам дает свободу от уз вечных. Воссияла правда в днях его. Уже десятью язвами в освобождении десяти царств поражена, по-видимому, глава нового Египта, но еще не низложена гордость, не довершено дело великое. Прольем, слушатели, моления наши к Богу мира, да по следам правды воссияет и множество мира! От пределов Востока до Запада, от краев неба Северного до Южного да успокоятся народы мятущиеся и перестанет проливаться кровь человеческая!

Если не в чужих царствах, то между нами, слушатели, воссияет множество мира, когда мы соблюдем благочестивую верность царю и Отечеству, когда искреннее служение Богу не изменим на служение суете и самим себе. Слово вечных судеб уверяет нас: «Господь благословит людей Своих миром» (Пс. 28:11). Аминь.

Произнесено 12 марта 1814 года

«Возсияет во днях Его правда и множество мира» (Пс. 71:7).

Царь-пророк в молитвенном возвышении созерцает юного царя, во дни которого воссияет правда, сокрываемая и угнетаемая неправдами, и мир, как обильные воды, от престола изольется во все пределы царства. Не будем ныне исследовать, слушатели, на какие времена упадет взор пророка и кому из царей этими словами предвещает возвышение правды и обилие мира. Сыну ли своему – наследнику престола, в котором сияла «мудрость Божия, чтобы производить суд» (3Цар. 3:28) и «в те дни был у него мир со всеми окрестными странами, так что Иуда и Израиль жили спокойно» (3Цар. 4:24–25). Или Тому Царю, Который от престола славы на небесах, как тихая роса, сошел на землю, «кроток, праведный, спасающий» (Зах. 9:9) от неправд вечных, и Который есть Царь мира (Ис. 9:6), разрушающий вражду (Еф. 2:16) между небом и землею, примиряющий не только человека с человеком, но и льва с ягненком, и скорпионов с младенцами (Ис. 9:6–12). Или, по беспредельности видения, Давид прорицает совокупно на мирные дни Соломона, в которых видит тень будущего царства Мессии (Кол. 2:17), и на то царство, по образу которого должны устраиваться все престолы царей земных. Кто бы ни был сей предмет, привлекший на себя богопросвещаемые взоры, только пророк изображает то истинное величие царства, в котором, подобно новому небу, сияет одна правда и то вожделенное благоденствие, которое строится и венчается множеством мира (2Пет. 3:13).

Но, может быть, эти желания кажутся обветшавшими и не свойственными сегодняшнему торжеству, в которое взоры и слух должны быть наполнены одной радостью о том, что уже воссияла правда во днях царя нашего, и мир дарован его рукою не только Отечеству, но и другим державам. Подлинно! Воссияла правда во дни благочестивейшего монарха в таком избытке света, что видели ее миллионы воинов, носящих вражеское и отечественное оружие, когда Господь Сил поражал и миловал воюющих, ослаблял и укреплял руки их, умерщвлял и оживлял их по предызмеренному шествию гнева и благости. Видели ее мы, слушатели, когда победные знамения, как плоды правды, свыше являемой, предлагались нашим взорам и осязанию. Видели ее многие цари и народы, когда сверх чаяния низлагалось иго, тяготившее их, вновь воздвигались сокрушенные престолы и разрушались узы насильственного рабства, носимые стонущими народами. Видели ее сами враги наши, когда им вместо мщения, по образу Божественной любви, даровано помилование.

Эта правда воссияла правотою монарха нашего. Но, кажется, наподобие молнии, освещающей концы вселенной, осветило сердце царя, как средоточие своего сияния, а через него излилась на сердца, готовые к ее принятию. Для прочих же сокрылась как бы в ночной тьме и погасла, не оставив следов своего сияния. Мера времени, отделяющая нас от сего явления правды, столь кратка, что еще не исцелились раны соотечественников, еще не умолкли голоса свидетелей гнева Божия, поразившего полчища вражии. Мы должны бы еще трепетать о судьбах вечных, в наши времена потрясших вселенную. Но от этой страшной правды мы хладнокровно переходим к неправдам нашим, как будто небо, поразившее врагов, с нами примирилось и уже не оскорбляется нашими неправдами. Поэтому кто, истинно преданный монарху, не прольет молений: «Да воссияет в днях Его правда» во всех сынах России!

Рукою монарха дарован мир Отечеству. Праведно! Он до сих пор не имеет покоя для успокоения нашего. Подъемлет все труды путешествия, всю тяжесть умов разномыслящих, чтобы приобрести нам множество мира.

Но мир царственный не может иметь большей силы и лучшего жребия, нежели мир Божий. Раздаятелем сего возвещено: «Если дом будет достоин» мира, который вы даете, «мир ваш придет на него; если же не будет достоин, то ваш к вам возвратится» (Мф. 10:13). От престола царского мир исходит на каждого россиянина, во все пределы Отечества, но везде ли и на всех ли почивает он? Не возвращается ли снова к престолу от тех людей и селений, которые непрестанно мятутся своими неправдами? И какой мир может почивать там, где нечестие, как море, по Писанию, «взволнованное и не может успокоиться» (Ис. 57:20)? Или там, где роскошь и корысть, как голодные львы, с равным усилием ищут добыч своих? Где гордость и зависть, как раздраженные исполины, не терпя соперничества, подавляют все, им сопротивляющееся? Где ложь и суеверие, как тайные язвы, свирепствуют в сердцах и умах? Если бы среди таких настроений слышны были непрестанные восклицания: «мир! мир!» (Иер. 6:14), и тогда бы не было мира, так как неправдами приготавливается внезапная пагуба (1Сол. 5:3). Без сомнения, слушатели, мы не желаем, чтобы под кровом общественной тишины продолжалось волнение умов и сердец, но желания наши устремлены к тому, чтобы с царственным миром умирились все вражды и несогласия, чтобы всюду умолкли плач, вопли и пререкания, словом, чтобы мир Божий почил в умах и сердцах наших.

Таким образом, желания мира ведут нас к свету, который издалека видел пророк, к тому, чтобы возсияла правда в нас, поскольку правдою только приобретается множество мира. «Дела правды – мир, правосудия – спокойствие и безопасность» (Ис. 32:17). Чтобы тщетное ожидание мира от неправд наших, или ожидание беспечное от некоторого насилия к миру, не увлекли нас к большим неправдам и не низвели в глубину бедствий, да ведаем, слушатели, что правда каждого человека дарует мир внутренний, примиряя его с самим собою. Дарует мир внешний, примиряя с ближними и Отечеством, наконец, дарует мир с Богом, привлекая на себя правду Божию. Правда примиряет человека с самим собою. Может быть, мы не видим нужды в таком примирении, но потому, что живем вне себя, в предметах, нас окружающих. Или потому, что последняя искра небесного света, которая, иногда загораясь, сжигала нас изнутри, терзала душу, подавляемая множеством преступлений, погасла и оставила в душе одну тьму, все истинное скрывающую от взоров наших. И тот, кто ощущал тело свое храмом живущего Бога (2Кор. 6:16), и тот видел в себе противостояние плоти, воюющей на дух (Гал. 5:17). И богодухновенный царь, обращая некогда слух к себе самому, слышал внутренний мятеж, сокрушающий даже кости его: «Нет мира в костях моих», – восклицал он, – «от лица грехов моих» (Пс. 37:4). Если мы, живущие по плоти, не замечаем никакого борения внутри себя, то уже не совершилось ли в нас всегубительство – истребление самого желания сопротивляться беззаконию, так как пределом погибели Писание полагает глубину зол, низшедши в которую, грешник, вместо упокоения, впадает в нерадение о спасении. Но и сей беспечный грешник, пока имеет плоть, попечениями о ней возмущается, и возмущает всех. Он в самом бедствии тяготит общество, подобно камню, когда же действует, подавляет его. Или от сопротивления возгорается в нем, как огонь в сухой траве, и всеми силами губительного духа разжигает несогласия, распри и мятежи. Столь убийственные плоды приносит беззаконие! Напротив, хождение в законе, которое есть правда наша, начинается тишиною и спокойствием, сопровождается радостью и увенчивается множеством мира. Закон Господень есть закон покоя, поскольку силою его погашается пламень каждой страсти, снедающей душу, укрощается волнение каждой похоти, возмущающей сердце, удерживается стремление каждой мысли, удаляющейся от истины. Господь наш есть Бог мира и покоя, «Сам есть мир» (Еф. 2:14) и покой вечный. Может ли что исходить от Него для нас, кроме научения, побуждения и средств к покою? Державный пророк, уже просивший некогда воздаяния по правде своей, впрочем, многократно возвращался к молению об этой правде: «Господи, научи меня правде Твоей; вразуми меня, и испытаю закон Твой» (Пс. 118:34). Не бдительность только от греховного искушения побуждала его к таким восклицаниям, но и то блаженство, которое находится в испытании и исполнении закона. Испытывающие закон Господень ощущают в нем сладость, бесконечно превышающую всякую сладость чувственную – «меда и coтa», обретают «благо, вожделеннее золота, серебра и многоценного камня» (Пс. 18:11–12) и драгоценнее, нежели весь мир. Сердце наше, когда проникает в него закон Господень, исполняется радостью. Не потому ли, что тогда встречается правда Божия с правдою, в нас возникающей, снова пишется закон, начертанный, но потом изглаженный «на плотяных скрижалях» сердец наших (2Кор. 3:4). Правда от Бога и правда от нас производят то, что в глубине сердца совершается тайное лобзание вечного мира, воссоздается разрушенная скиния – жилище и престол Божий. Какое радование и какой мир сердца, когда в нем утверждается сам престол мира – Божие царство! От этого небесного, впрочем, внутри нас утверждаемого престола исходит веселие, умиротворяющее все существо человека, разум с волею, волю с деяниями, дух с телом. И не ограничивается только внутренним примирением, но распространяется на все внешние действия. Наполненный такой радостью, по описанию испытавшего ее, «благодать имеет в устах; покой на лице; безопасно пойдет по пути; если сядет, не будет бояться; когда уснет, сон будет приятен; не убоится внезапного страха и пагубы от нечестивых» (Прит. 3:23–24). Таким образом, «не пища или питие» (Рим. 14:17), не веселие чувств и плоти, не слава и богатство, но правда наша, управляемая законом Божиим, производит мир внутренний и радость неотъемлемую. Правда дарует мир внешний. Если бы мы могли иметь покой внутренний, ничто бы видимое не могло нарушить его. Когда сияет правда, при свете ее можно видеть, что нарушители и враги покоя нашего лишь орудия невидимой ими руки, подающей нам скорби для возвышения или только восстановления покоя нашего, и что они в поисках своего покоя увлекаются суетою, достойной сожаления, а не гнева и мести. При свете правды открывается и то, что время и место рождения нашего не нами избраны, но по сокровенным судьбам дарованы свыше, и что в них, хотя бы возлагались на нас неудобоносимые тяжести, содержатся все блага, которые только можем приобрести. Тот, чьи взоры так просвещаются, видит, что всякий жребий, вручаемый отечеством, тайно определяется Небом, и весь круг действий, извне касающихся его, чертится и измеряется Измеряющим пути каждой твари. Отсюда не только укрепляется, но и освящается союз с Отечеством. Не страх суда и законов, но верность и любовь соблюдают и возвышают его. Правда, сияя в праведнике, не ограничивается им одним. Мир, в котором почивает он, как сияние света, разливается столь далеко, что взор чувственный не может видеть границ его. Впрочем, если бы нужно было положить известную меру благ мира, которые праведный творит для других, надлежало бы расширить ее дальше земли, поскольку он, минуя все земное, просвещает путь на небо, пространнее всего времени, поскольку вечные блага подает душам бессмертным. Больше всякого числа, поскольку он есть сосуд, через который щедроты Божии изливаются на землю, превыше всякой меры, поскольку правда, от него исходящая, может все (Мф. 21:22). «Господь будет упованием во всех путях его» (Прит. 3:26). Не на это ли величие праведника указывает премудрый, запрещая веселиться о множестве сынов нечестивых: «лучше один праведник, чем тысяча грешников» (Сир. 16:3)? Правда одного устраивает город. Какой обильный мир и какое вожделенное благоденствие может быть там, где умножаются праведные? Впрочем, если бы возрастало между ними хотя бы не число праведных, но число правд, мы вкусили бы многие плоды мира. Отложите одну неправду в приобретении корысти – сколько умолкнет жалоб и оскорблений, воплей и стенаний, распрей и клевет, возбуждаемых лишением и приобретением корысти? Или пусть пресечется одно неправедное ее употребление, сокрушающее дух и тело – не процветет ли тогда обилие в домах наших и вокруг нас. Не водворится ли тишина на рынках и площадях, не пресечется ли само желание, непрестанно алчущее умножения корысти? И сколько бы тогда успокоилось рук, трудящихся день и ночь для удовлетворения пагубных похотей! Но не в делах только, правда и в слове утверждает тишину и спокойствие. Там, где ни одно слово гнилое не исходит из уст – не слышится язык льстивый, поучающий и поучающийся неправде, не открываются уста для злословия и смеха, изгоняются клевета и лжесвидетельство, умолкают пререкания и проклятия. И кто исчислит все плоды одной правды в слове, когда ею приобретается мир с дальними и ближними, мир на распутьях и в судах, между продающим и покупающим, между рабами и владыками?! Правда дарует мир с Богом. Чудно и, по-видимому, невозможно, чтобы человек, будучи столь слаб и ничтожен, восставал на Господа неба и земли. Но, если всякая неправда человеческая в основании своем есть вражда на Бога, если всякое беззаконие есть сопротивление закону Божию, то как мало найдется среди нас искренних Божиих! Мы иногда гневаемся на неправду, вооружаемся на нее мщением, когда замечаем в других, но в себе самих любим ее. В делах наших находится свидетельство того, что внемлем и повинуемся вечной лжи, которая «день и ночь клевещет на Бога» (Апок. 12:10), увлекая нас к богам бесчисленным. Клевещет на провидение, удаляя его от нас так, что оставляет место нашему самовластительству. Клевещет на всеведение, ограничивая его временем, местом, известными предметами, чтобы удалить от него сердца наши. На милосердие, покрывая им все злодеяния, хотя бы мы в том не содействовали. Клевещет и на правосудие, сокращая его милосердием или поражая им до отчаяния. Оставленные в руках произволения нашего, пока силой воли не расторгнем любимого союза с неправдами, до тех пор мы не ожидаем мира от Господа, поскольку охотно враждуем на Него, но Господь ожидает нашего с Ним примирения. Порфироносный пророк, размышляя некогда об этом примирении и ставя себя на месте нашем, как бы так вопрошал Бога: Господи! Если Твой мир не предварит нас, кто может так примириться с Тобою, чтобы дерзнуть приступить к Тебе, огню поедающему (Евр. 12:29), и так очиститься, чтобы мог обитать там, где Ты обитаешь, или «вселиться в святую гору Твою», где Ты один неприступный? Но слыша говорящего в нем Духа, отвечает: «ходи непорочен и делай правду, говори истину в сердце своем» (Пс. 14:1–2) и на земле обитает с Богом, т.е. «миру Божию нет предела» (Ис. 9:7). Он касается и тебя, кто бы ты ни был, только ты не возмущай его, не сопротивляйся ему пороками. «Ходи непорочен» – нет нужды, что всякая правда твоя, и седмирицею очищенная, перед лицом Божиим есть смрад и нечистота, только «ты делай ее»: Господь ведает, как очистить твое нечистое и убелить твое багряное (Ис. 1:18). Обращаешь ли слух к истине, обращай так, чтобы она касалась глубины сердца и никогда не умолкала в нем своею силою и властию: говори истину в сердце. Путь, дела и слова праведные примиряют тебя с Тем, Который Сам нарицается «праведным, любит правду» (Пс. 10:7).

Истина Божия, руководя на пути правды, охраняет его так, что упование на милосердие Божие, чтобы соблюсти меру покоя, от него исходящего, растворяет страхом правосудия. Сей страх, низводящий до унижения любовью к бесконечной благости, саму же любовь беспредельную и нескончаемую растворяет внутренней кротостью. Не тогда ли, как все это исполнится, приходит время, когда правда человеческая низводит на себя «мир Божий, который превыше всякого ума» (Флп. 4:7) и составляет одно с правдою Божиею? Но, Господи! «Кто знает силу гнева Твоего» (Пс. 89:11), и кто может узнать число и назначить время щедрот, подаваемых Твоею Десницею? Мы знаем только то, что «велик мир у любящих закон Твой» (Пс. 118:165). Устами первого законодателя возбуждая к правде, вечный Законодавец говорит нам: «слушайте голоса Господа Бога вашего, тщательно исполняйте все заповеди Его: придут на вас все благословения сии: Благословен ты в городе, и благословен на поле, благословен плод чрева твоего, и плод земли твоей, и плод стада твоего и плод овец твоих. Благословенны житницы твои и кладовые твои. Благословен ты при входе твоем и благословен ты при выходе твоем» (Втор. 28:1–6).

Если не беспредельная любовь, явленная нам в Единородном Сыне Божием, если не вечные обеты, возвещаемые Евангелием, и милосердие, до сих пор терпящее неправды наши, по крайней мере, эти «благословения» да направят стопы наши на путь правый. Не множеством желаний и не молитвою уст, но правдою нашею, слушатели, исполнится радость этого дня, веселие отечества и монарха: воссияет в днях Его правда наша. Тогда внутри нас, над нами, во всех пределах России и вокруг почиет множество мира. Аминь.

Произнесено 12 марта 1815 года

«Господне есть царство, и Он обладает народами» (Пс. 21:29).

Царь неба и земли, не имеющий никаких границ, в такой близости к Себе поставил землю, что имеет ее «подножием ног» Своих (Ис. 66:1). Если этой близостию земли хотя бы немного можно измерять ее зависимость, то создание и крушение престолов земных, восстание и падение царств, бытие и небытие великих народов столько же во власти Вседержителя, сколько прах, лежащий на подножии, или насекомые, пресмыкающиеся по нему, во власти стоящего на подножии. «Не сказано ли вам от начала», – обличал Израиля посланник вседержавного Царя, – «разве не слышали, не разумели, что Восседающий над кругом земли содержит живущих на ней, как саранчу; дает князей и обращает их в ничто, и судей земли делает ничем?» (Ис. 40:22–23). Впрочем, Этот же всесильный и великий Господь от Престола Своего на небесах иногда столько приклоняется к подножию, что Сам «вселяется» среди людей со всею благостию (2Кор. 6:16); укрепляет их всей Божественной силой; и, не давая никому Своей славы, венчает их великой славою; так что их ужасаются цари и народы, боятся сильные, надеющиеся на себя, и «посрамятся препирающиеся с тобой» (Ис. 41:11). Благочестивейший монарх России видел тайну этого величия, перед которым исчезает всякое величие человеческое, и испытал то, как может «царь пойти перед людьми своими, а во главе Господь» (Мих. 2:13) невидимым вождем их. Он, преклоняя оружие, сердца и колена людей своих перед вождем Богом, и особенно преклоняя пред Ним свой скипетр и всего себя, среди войн почивал в уповании на всесильную помощь и мир. Глубокое смирение духа его открывалось во внешних действиях тогда, когда монарх со всем воинством опускался на землю в молении ко Господу, венчающему оружие благоволением, взоры и сердца зрителей обращались к Тому же Господу и к смирению, земные цари и владыки втайне поучались сей небесной мудрости, и многие ясно ей последовали. Мы, слушатели, очевидные свидетели оного царственного смирения пред Богом, многократно в сем самом храме явленного. Все россияне слышали, по крайней мере, то, как кроткий Государь, дабы предварить и заглушить славу человеческую о себе, сам проповедал славу Божию и в успехах оружия, и в приобретении мира. Такое благо России тем более возвышается, что он, для распространения славы Божией в настоящие и грядущие времена приступил к тому священному союзу, в котором соединяются не столько престолы и царства, сколько сердца любовию Христовою, которым, вместо мудрости человеческой, богатой хитрыми вымыслами, но скудной в средствах к истинному благоденствию, избрана мудрость Божия и Евангелие поставлено Законом всех законов. Таким образом, мир внешний утвержден внутренним, мир человеческий – Божиим, и земные царства посвящены единственно Царству Божию. Видите, слушатели, в основание престола царя и нашего благоденствия полагаются не дела рук и умов человеческих, не силы оружия и народа, и не суетная слава, но Божие царство, Божия сила и Божия слава. Этой державной мудрости мы не удивляться должны, но поучаться и содействовать. Она не есть новое изобретение человеческого ума, но истина древняя и вечная: «Твое», Господи, «царство и сила и слава во веки» (Мф. 6:13). «Царство Божие есть праведность и мир и радость о Святом Духе» (Рим. 14:17) – так сокращает Апостол бесчисленные блага царства Божия в человеке. Когда и кто не желал, чтобы правда сияла окрест престола царя и оттуда освещала все пределы отечества? Чтобы царствовала в суде и в торговле, управляла пером и оружием, и во всей силе открывалась в храмах Божиих? Но кто находил ее в людях неправедных, будучи сам неправеден? Ища правды в других и измеряя ее собою, мы почти всех осуждаем, равно и сами от всех достойны осуждения в неправде. Доколе сердце наше, само собою рождающее только ложь, не сокрушится до основания, и древнее семя греха, плодоносящее в нас, не будет отринуто и подавлено силою Креста Христова, до тех пор всякая правда наша нечиста по мере греховной нечистоты в сердце, непостоянна по мере непостоянных желаний, и всегда возмутительна по мере страстей, в нас мятущихся.

Единая правда Божия в человеке, подаваемая ему из небесного Царствия, «чиста и наполнена добрых плодов» (Иак. 3:17). Она, слагаясь из истины и любви, силою Духа Божия, по внутреннему человеку «возрастает в святой храм» (Еф. 2:21), во внешних же действиях принимает столь многие образы, сколь многоразличны пути человеческой жизни, на которых она является. Когда находим ее в судье, есть правосудие, не взирающее на лица, в виновном – признание без обмана, в воине – мужество, не щадящее своей крови; в торговце – бескорыстие и праводушие, во владыке – отеческая снисходительность, в рабах – повиновение за совесть, в страждущих – терпение без ропота, в сиротах – великодушие с довольством. Правда Божия в человеке есть Божие царство. Этой правдой, когда одушевляются многие члены общества, тогда истинный мир утверждается в них и ею одною сохраняется в большей безопасности от нарушения, чем всякой человеческою стражею, чем всеми законами. Мир истинный есть союз любви, соединяющий человека с Богом, потом человека со всеми людьми, и, когда возможно, – с врагами (Рим. 12:18). Любовь Божия, излившаяся в сердца (Рим. 5:5) столько укрепляет их, что никакая скорбь не нарушает их покоя, никакая теснота не сжимает, никакое гонение не разделяет, никакая сила оружия и времени не прекращает их союза, который, утверждаясь во Иисусе Христе, простирается далее всех времен, не ограничивается ничем настоящим, ничем будущим, ни смертью, ни вечностью. «Бог есть мир наш» (Еф. 2:14). По мере того, как умножается обилие мира, возрастает духовная радость. Ею исполненный пророк ощущал такое довольство, что ничего не желал на земле, и даже на небе; «что мне есть на небе», восклицал он, «и от Тебе, что восхотел на земле?» (Пс. 72:25). Апостол учил верующих всегда иметь ее (1Сол. 5:16), и сам в темнице, в узах и в страданиях радовался (Кол. 1:24). Как ни скрыта от нас радость сынов Божиих, как ни удалена от сердец наших, радующихся только суетности, впрочем, и мы можем гадать о ее величии по тому, что она есть «от Бога, перед Богом, во Христе, о Духе Святом» (2Кор. 2:17). «Царство Божие есть правда и мир и радость о Духе Святом».

Престолы земные, если не на этом основании утверждаются, то колеблются на неправдах человеческих. Вместо мира имеют ту опасную тишину, под кровом которой непрестанно мятутся умы и сердца народа и, вместо истинной радости, властители и подвластные на время забываются в шуме веселящихся и в чувственных удовольствиях, но когда истины царствия Божия умаляются от сынов человеческих, когда оскудевают преподобные на земле, – «спаси меня, Господи» (Пс. 11:2), восклицал заметивший это царь Израилев, тогда Господь воцаряется гневом Своим и являет его, «посылая на землю скудость и голод, или зной и стужу, или меч и опустошение, или неистовство и исступление ума» (Втор. 28:20–22). Тогда и огонь, вооружаясь неизвестною силою, все поедает; и воздух душит, и ветер приносит болезни, и вода топит. Тогда, если милосердие Божие не откладывает до времени «чашу гнева» (Пс. 74:9), все твари посылаются ангелами гнева Божия как мстители за неправды человеческие. О! Кто из нас, слушатели, всех сил души и всего сердца не изольет перед Господом, да придет царствие благодати Его на царство России. Да воцарятся в нас правда и мир и радость о Нем одном, ибо Господне есть царство.

Земные царства, в то же время как создаются на благодатном царствии, укрепляются Божиею силою. Царство и сила в мире духовном так же нераздельно соединены, как солнце и свет в мире видимом; они и в устах Бога Слова не разделяются: ибо Твое есть, – говорит Он, – Царство и сила. Царь Израилев, испытавший немощь сил своих, все благо царя полагал в силе Божией: «Господи, силой Твоей возвеселится царь» (Пс. 20:2), и когда обращался к народу, учил его укрепляться этой же силой: «положите сердца ваши в силу Его» (Пс. 47:14). Сила царя, как человека, и силы каждого человека, если рассматривать их в порядке естества, малы и ничтожны. Они даются скудною мерою и на краткое время, притом скорее истощаются, нежели возобновляются. Ослабевают одинаково от напряжения, как и от бездействия, пресекаются так же насилием, как и своевольством, внезапностью и самой природой.

Сильные земли мечтают иногда утвердить свое могущество естественными силами, и для того распространяют границы страны своей, увеличивают число народа и воинства, собирают дерево и камни, золото и железо. Напрягают все силы умов и все силы рук к художествам, к просвещению, к мужеству, примером и советами, благоволением и угрозами, искренностью и притворством, законом и наказаниями, стражей и силой. Но что создают они такими средствами и силами, не полагая Бога помощником себе, если не суету величия в царствах человеческих, которое называет премудрый только крушением духа (Еккл. 2:11), и если не крамолу в царстве Бога Вседержителя, в руке Которого все силы творений видимых и невидимых? И до каких пор покоряют они суете своей землю и все владения? Пока, – отвечает Апостол, – долготерпит о них Господь (2Пет. 3:9). Когда же только «отвратит от них лицо – мятутся, отнимет дух их – изчезнут» (Пс. 103:29) и владыки и все владения. «Но да не хвалятся сильные своей силой» (1Цар. 2:10) и в то время как, по-видимому, медлит на них суд Господень, но втайне, в самих успехах неправды их, творится и, по словам провидевшего их судьбы: «еще немного, и не станет нечестивого, посмотришь на его место, и нет его» (Пс. 36:10). «Страшен Господь, Он укрощает дух князей» (Пс. 75:13) и сильных земли, но также щедр и милостив, даруя божественные силы царям и народам, на Него уповающим. Царь, устами и сердцем исповедывающий себя только орудием невидимой руки Бога-Царя, и народ, полагающий все упование на единого Бога всякой немощи, имеют истинное могущество и неотъемлемое блаженство. Они, обретая Бога крепкого посреди себя, и тогда, как мятутся сильные племена, уклоняются великие царствия, не подвижутся. Если терпят от сынов чужих, тайно протягивающих руки на хищение, успокаиваются в Боге Судье, «дающем отмщения вскоре». Не страшатся неожиданных нападений, имея «хранителем» Бога, Который «не воздремлет, ни уснет» (Пс. 120:4). Не оскудевают в видимых благах, надеясь на Господа, богатого в милостях, Который раскрывает сокровища невидимые и сокровенные. Если же лишаются создателей внешнего благоденствия, Господь возводит им «судью, и смотрителя, и старца, и дивного советника, и премудрого начальника» (Ис. 3:2). Если исходят на брань, Господь браней управляет их оружием, рукой крепкой прокладывает им пути и против всех усилий препоясует Своей силой. «Какой народ, – восклицал вождь Израиля, руководимого Богом, – «есть ли какой великий народ, к которому боги его были стол близки, как близок к нам Господь Бог наш среди мира и войн, когда ни призовем Его?» (Втор. 4:7). Нет, подлинно, величественнее и сильнее народа, кроме того, которому Всесильный Бог – прибежище и сила, и который Богу есть орудие, являющее на земле Его величие и славу. «Господне есть царство и сила и слава». Трудно удерживать сердца людей в пределах такого смирения, чтобы не возмечтали о своем могуществе в то время, когда Господь являет ими Свою силу другим народам. Впрочем, необходимо, как потому, что может быть одно только естественное направление сил, Богом подаваемых, – направление к славе Подателя, так и потому, что закон истины непременен, по которому Царь славы принимает Себе Одному славу от всего мира и прославляет только прославляющих Его (1Цар. 2:30). Человеческая дерзость, по большей части, устремляется на то, что из своего могущества создает себе кумира и, жертвуя ему всем, что имеет в руках своих, от прочих ожидает или требует, как фимиама, похвал и славы. Но Господь, не дающий славы Своей иному богу, рано или поздно сокрушает всякий кумир и ему поклоняющихся: «рассеял надменных помышлениями сердца их; низложил сильных с престолов» (Лк. 1:52), надмевающихся своей силою. Всякий царь, возвышающий себя, как царь Вавилонский, который мечтал «взойти на небо выше звезд, и быть подобным Всевышнему» (Ис. 14:13), одинаковой с царем Вавилонским должен ожидать участи: «низвержен будешь в ад» (Ис. 14:15), и всякий народ, который одной рукой приемлет щедроты Божии, другою создает идолов, уничтожающих славу Щедродателя, столь же скоро и неожиданно поражается гневом Божиим, как народ Израильский. «Еще пища», которую послал Господь в земле необитаемой, «была в устах их» (израильтян) (Пс. 77:30), гнев Божий взошел на них и убил многих, за неверие – за то, что «сердце их было неправо с Ним» (Пс. 77:31, 37). Никакой человек по природе своей, без сомнения, не превышает Давида, царя Израилева. Но сей, обращаясь некогда к самому себе, в признании не удостаивал себя и имени человека: я – «червь, а не человек» (Пс. 21:7), или не превышает Авраама, отца верующих, который, впрочем, взирая на себя перед Господом, видел в себе только землю и пепел: «я решился говорить Владыке: я прах и пепел» (Быт. 18:27). По этому описанию человеческого величия, как никакая слава собственно не принадлежит никому из людей, так, если кто возвышается, вся слава принадлежит одному Богу. Блажен тот человек, тот царь и народ, которые, уничижаясь в себе, не уничижают славы Божией. Они, «смиряясь под крепкую руку Божию» (1Пет. 5:6), когда ее благословляют, ею взаимно благословляются. Обо всем воздавая славу Богу, от Него приемлют славу, во всем столь высокую, сколь глубоко их смирение. Царь славы, неистощимый в средствах к славе имени Своего на земле, дарует их в избытке, как только обретает достойных приятия. Иногда облачает Царя мудростию, как Соломона. Иногда – силою и мужеством, как юного Давида. Иногда – силою чудес и знамений, как Моисея. Иногда побеждает пред ним врагов рукою невидимою, как пред Иисусом – вождем Израиля, или оружию дарует силу, как оружию Гедеонову, или укрепляет союзом с другими народами, как Ездру. Но кто из нас, слушатели, не был свидетелем славы Божией, в недавнее время явившейся над царем, оружием и народом отечества нашего? И кто не научился из этого великого опыта, что вся «слава не нам», не человеку, «но имени Божию» (Пс. 113:9).

В сей день, слушатели, когда мы благословляем Бога, благословляющего и укрепляющего престол монарха, особенно тем желанием сердца Его, чтобы утвердить и распространить в нас царство Божие, церковь, ненамеренно, впрочем, разве по намерению Промысла, поставляет перед нами крест, который есть единственное средство к приобретению и распространению царствия Божия. Он есть и оружие правды, как потому, что на нем пригвождены все неправды человеческие, так и потому, что нам свои неправды к нему же пригвоздить должно. Крест есть и оружие мира, который Иисусом Христом через него дарован нам от Бога, и который нами через него же приобретается с Богом. Он есть и оружие силы, поскольку «сила Божия только в немощи совершается» (2Кор. 12:9), только тогда, когда крест истощит все наши силы. Он, наконец, есть и оружие славы; от него и на нем сияет слава Иисуса Христа, слава Церкви, слава царей и царств земных. Возносись, Господи, силою Креста Твоего над нами и в нас, да не дерзаем ничему присваивать и даровать славу, и «ни о чем хвалиться, разве только крестом Господа» (Гал. 6:14). Полагай его на плечи и особенно на сердца всех россиян, «ибо Твое есть царство и сила и слава во веки». Аминь.

Произнесено 12 марта 1816 года

«Блажен народ, у которого есть Господь Бог, – люди, которых избрал в наследие Себе» (Пс. 32:12).

Царь Израилев от беспредельной бездны богатства, премудрости и разума (Рим. 11:33), обращая взоры на народ, который силой веры и упования дерзает приближаться к этой глубине и из нее одной черпать все для времени и вечности, уже не измеряет и не исчисляет благ его, но только удивляется ему, восклицая: «Блажен народ, у которого Господь есть Бог его!» Когда народ, отвергая над собою вдадычество всякой суеты и твари, весь покоряется владычеству Божию и, как на внешнем алтаре Церкви, так и на внутреннем алтаре сердца, непрестанно возносит Господу молитвенный фимиам, тогда приклоняет к себе небо со всеми его силами и благами, потому что все силы и блага свои Ему посвящает. «Отец светов», от Которого «всякий дар совершенный исходит» (Иак. 1:17) на землю, столько приклоняется к искреннему стремлению народной воли, что за ее покорность Сам покоряется ей, удостоверяя, иногда предваряя ее во всяком требовании. За ее молитвенные восхождения в простоте и уничижении, Сам нисходит к ней всемощною силою и славою, и таким образом народ этот избирает в Свое достояние: «Блаженны люди, которых избрал в наследие Себе».

Если бы воля всех россиян была едина с волею монарха, то мы, слушатели, уже не имели бы другого Владыки и другого Бога над духом нашим, кроме Господа Иисуса Христа. В священных обязанностях священного союза, которые принял на себя благочестивейший Государь наш, он возлагает на всю Россию и на каждого из нас не что иное, как Христово благое иго (Мф. 11:30), как преданность и любовь к Царю царей в мире и любви со всеми царями и народами? Положивши сердце свое в силу Божию (Пс. 47:14), снизойдя духом своим на ту степень смирения, где дух человеческий окончательно приходит в единение с Духом Господним, Государь желаниями сердца и силою духа уже не может не увлечь за собою душ и сердец наших. Хотя мы не всегда слышим и разумеем, он всегда во гласе повелений и советов, в кротком суде и богатой милости внушает повиновение Господу. Между тем, как иные сильные земли сомневаются подвинуть перст на дело Божие, Господь отверзает руку щедрот для удовлетворения спасительному голоду и жажде Слова Божия, и во славу Иисуса Христа на земле не щадит ничего земного. Раскроем более тайну царских советов о благе отечества. Они – часть предвечного совета о каждом человеке. Царь наш во глубине сердца своего положил непременное желание, чтобы в царстве его царствовал Иисус Христос. То есть, поскольку все царство слагается из закона, правления по закону и повиновения, то он хочет, чтобы Дух Христов одушевлял и закон, и правление, и повиновение. Столь великое желание монарха давно было в желаниях и молитвах Церкви. Ныне да будет оно желанием каждого из нас и предметом нашего размышления!

Закон общественный в мыслях законодателя и в желаниях народа есть путь, ведущий к благоденствию. Путь, ограждаемый более силою своей истины, чем строгостью суда и наказаниями, ускоряемый не столько обещанием наград, сколько внутренним достоинством. Такой закон должен быть зеркалом, для всех одинаково правильным, чтобы, в случае пристрастия судии, можно было искать беспристрастия в законе. Должен быть как для исполнителя, так и для самого законодателя ясным, чтобы разум закона был разумом всего народа. Должен быть хотя бременем, но удобным и легким, ибо в повиновении закону обыкновенно ищут облегчения, а не новой тяжести. Наконец, должен покорять волю всех – в противном случае все будут покорять его своей воле. Очищайте и возвышайте, сколько можно, человеческий разум для изобретения такого закона. Открывайте ему все тайны правления, сердец и обычаев народных. Поощряйте, усиливайте, какими можете, пособиями и наградами: он составит только искусное произведение, но бесполезное для народа – напишет мысли, возбужденные различными предметами закона, а не закон для истинного благоденствия. Изложит свои слабости и, может быть, пороки, а не правила для жизни. Никакой разум человеческий не может превзойти своего предела, положенного собственным его повреждением и небесной истиной: «ходит во тьме» (1Ин. 2:11), удаляясь света (Ин. 3:20); быть всяческою суетою (Пс. 38:6), «исполняя желания плоти и помыслов» (Еф. 2:3) «не покоряться истине» (Гал. 3:1). Такой разум на время может только ослепить народ, а не покорить своему закону, ибо сердца человеческие недолго покоряются чуждому заблуждению. Он, если захочет дать ясность прежним законам, положит только новые претыкания, раскроет новые сети для уловления невинных. Если пожелает облегчить древние тяжести новым постановлением, то обновит только обветшавшие оковы, или освободит от них, чтобы после составить более тяжелые. Законы человеческие всегда нужно будет объяснять, изменять, сокращать, дополнять, по свойству времени, обычаев и страстей – пока не восполнит их «закон Духа жизни во Христе Иисусе» (Рим. 8:2). В Нем едином успокаивается бессмертный дух человеческий, не находя полнее блага ни в каких наградах и обещаниях, кроме блага вечного. Совершеннее и вожделеннее права, кроме права на царство Божие. Тогда как закон Христов полагается в основание человеческого закона, всякая заповедь его светла, даже и для тех, кто на пути к просвещению во тьме ходит, или кто мало видит, мало слышит и еще менее разумеет, ибо «заповедь Господня светлая, просвещающая» и помраченные «очи, умудряющая и младенцев» (Пс. 18:9). Никакое бремя тогда не тяжело для народа, когда оно утверждается на бремени Христовом, поскольку облегчается упованием всесильной помощи. Весь закон общественный, когда одушевляется силою Духа Христова, сокращается до одной заповеди любви, ничем не обременяющейся, не побеждаемой, но все преодолевающей (Рим. 8:37). Отпечатывается глубже, нежели как может мечтать человек, близ самого закона Божия, «на скрижалях плотяных сердца нашего» (2Кор. 3:3), так что сопротивление этому закону будет уже противлением Божьему установлению (Рим. 13:2). Впрочем, и мудрые и божественные законы ослабевают, когда усиливаются страсти и когда стражи законов стерегут не столько их целость, сколько свое спокойствие. Малая небрежность законоблюстителя есть уже такое преступление, за которым следует бездействие всех законов, по крайней мере, там, где умеют замечать его слабости. Народ обыкновенно меньше обращает внимания на законы, чем на законоблюстителей и, из их рук ожидая своего жребия, забывает о законах. Царь, вверяя им стражу законов, так опирается на них, что от одного непостоянства их может поколебаться престол его и нарушиться общественное спокойствие. Сверх того, поскольку чрез их уста исходит воля царская к народу, равно желания или моления народные восходят к царю, то всякая их слабость, а тем более страсть, в которую облекают чужую волю, каждое неуместное их слово есть или скорбь для царя, или тяжесть для народа, иногда гибель для многих семейств и многолетнее бедствие для целого сословия. Обязанности законоблюстителей сколько опасны, столько же обширны и тягостны. В одно и то же время, когда царь, посылая их к народу, требует верности и беспристрастия, народ ожидает снисхождения и милости, невинные – суда и правды, беззащитные – ходатайства и защищения, богатые – знакомства и дружбы, сильные – взаимной любви и покорности. Исполнение каждой из этих обязанностей имеет свои побуждения – чтоб не изменить царю и отечеству, не стеснить своей совести и закона, не нарушить общения и человеколюбия. Но превыше сил человеческих соединить и уравновесить между собою верность к царю с милостью к народу, примирить правду с дружбой, беспристрастие с любовью. Тем более, что страсти, действуя сильнее в законоблюстителе, скрывают его пороки от него самого, и потому «не знает, где споткнется» (Прит. 4:19). Да сознаются сильные земли в бессилии поднять всю тяжесть, возлагаемую на них. Тем самым яснее откроется то, что не человеческою мудростью и силой, но «от Господа пути человеку исправляются» (Пс. 36:23) и страж закона тогда только истинно бодрствует, когда закон Бога его исполняется и царствует в сердце его (Пс. 36:31). Носить все немощи немощных и не ослабевать, падать под их тяжестью на высоких ступенях престола и не разбиваться может только тот, чья воля и вся жизнь в законе Господнем (Пс. 1:2). Он, по словам испытавшего такие падения, «егда падет, не разобьется: ибо Господь поддерживает его за руку» (Пс. 36:24). Ни на каком пути «не запнутся стопы его, и во время течения не утрудятся» (Пс. 36:31); потому что сила Божия, которая подняла на себя греховную тяжесть всего мира, даст ему свою крепость и «премудрость Божию» (1Кор. 1:24), наставит его на пути правые и научит оправданиям своим. Сей законоблюститель совместит все, по-видимому, несовместимые между собою добродетели. Ибо, по внушению Духа Христова, «отвергшись себя» (Мф. 16:24), научившись беспристрастию к себе, соблюдет беспристрастность ко всем. Милость его не нарушит суда и правды, подобно царю-пророку, воспевшему «милость и суд» (Пс. 100:1) перед Царем Богом и – Иисусу Христу, на пути Которого «встречаются милость и истина» (Пс. 84:11), и Который, примирив вечного Судью с вечным Преступником, показывает истинную меру суда без нарушения милости.

Верность к царю уравновесит с милостью к народу. Ибо Дух Христов, приведя его ко кресту, вразумит, что последняя, единственная степень верности к царю и народу есть любовь, полагающая за них душу свою. «Сия есть заповедь Моя», – говорит Дух, – «да любите друг друга», тою же мерою, которой «Я возлюбил вас» (Ин. 15:12). О, воцаряйся, Дух Иисуса Христа, во всех держащих судьбу народную. Озаряй судей и судилища, управляй жезлом и оружием. Пиши нам правду на сильных Твоих. Через них нисходи и в дальнейшие страны – к сердцам нашим, да и мы в них научимся повиноваться Тебе! «Без Меня», говорит Иисус Христос, «не можете делать ничего» (Ин. 15:5). Без Его содействия и управления как властители не могут управлять, так подвластные – повиноваться. Там нет истинного повиновения, где оно основывается на страхе бесчестия и наказания или на ожидании чести и выгод. Как скоро отдаляются или ослабевают сии побуждения, ослабевает и оканчивается повиновение. Страх бесчестия и наказания, обуздывая страсти, образует рабов и невольников, которые непрестанно ищут себе свободы. Страсти, не терпя долговременного стеснения, наконец, расторгают узы, связывающие их, отвергают иго, тяготящее их, по большей части, с таким напряжением и пагубою, как разрывается огнеметное орудие, когда уступает стремлению сил огненных. «Злодеяние», когда переступит за пределы страха, «ниспровергнет престолы сильных» (Прем. 5:24). Ожидание чести и выгод приносит почти такие же плоды беззакония, образуя, впрочем, не рабов, а наемников. Если мзда за нарушение закона превысит ту, которой наемник ожидает от исполнения его – то продает закон, отечество и самого себя. «Ахитофел, в числе заговорщиков» (2Цар. 15:31) ожидая большей силы и власти при возмутителе, нежели при законном царе, предался в руки изменнику, предал и царство. Прочие, не заботящиеся о повиновении народному закону, по большей части, хотят, чтобы все им повиновались, а не они – закону. Роскошь не терпит закона, хотя сама почти всем дает свои законы, гордость производит великих или малых самозванцев, корыстолюбие – мятежников.

Народные страсти, подобно волнам великого моря, сами собою непрестанно мечутся, время от времени возрастают и усиливаются и, рано или поздно, будут, наконец, восходить до небес и нисходить до бездн, чтобы «опустошить всю землю» (Прем. 5:24), если повелевающий ветрам и морю Дух Иисуса Христа не повелит и этому морю умолкнуть и перестать (Мк. 4:39) во внутренней тишине и повиновении. Когда же великое волнение укрощается великими силами, и страсти не погашают, но возбуждают взаимно сами себя, то тем нужнее для нас молить Духа Христова, да укротит мысленное море духа нашего. Ведь совесть, которой Апостол повелевает руководствоваться в повиновении (Рим. 13:5), в нас так же засыпает при шуме страстей, как тело при сладкой музыке; и так же помрачается и слепнет, как слабые наши очи и рассудок (Тит. 1:15). Тот, кто духом своим истинно молит Духа Христова, непрестанно зрит на великий образ повиновения Его, сияющий в беспредельном образе любви к роду человеческому, день и ночь в благоговейном безмолвии поучается тому, что Иисус Христос говорит как исполняет «волю не Свою, но пославшего Отца» (Ин. 6:38, 12:49). Как Он, будучи «Царь славы и Господь сил» (Пс. 23:10), повинуется родителям (Лк. 2:51); нищета и убожество не освобождают Его от повиновения.

«Лисы имеют норы, и птицы небесные – гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Мф. 8:20), – сознается Он, – однако продолжает терпеть нищету и убожество. Слава и величие не отвлекают Его от предусмотренного повиновения. Когда народ «хочет взять Его и сделать царем» (Ин. 6:15), Он тайно уклоняется от народа. Родство не освобождает от воли Отчей: Он называет матерью и братьями всех, «кто творит волю Отца Небесного» (Мф. 12:50). Тяжесть креста и страданий возмущает Его душу, однако не прерывает повиновения – и на сию горькую чашу Он просит воли Отца Своего (Мф. 26:37–42). Бог, наконец, оставляет Его (Мф. 27:46): Он и в этот страшный час не оставляет повиновения, но с последним воздыханием со всецелой преданностью запечатлевает Свое бесконечное повиновение: «Отче! в руки Твои предаю дух Мой» (Лк. 23:46). Если бы черты Сего великого Образа хотя бы помалу отображались в нас, то одного повиновения довольно было бы для нашего благоденствия. На нем одном, как на краеугольном камне, удержится престол царский и все царство, хотя бы не было никакой другой человеческой подпоры. Оно, укрепляясь силою Иисуса Христа, как всех соединяет между собою, так подвластного с властелином и властелина с царем связует неразрывной любовью, а саму любовь столько возвышает бесстрастием и преданностию, что воцаряется и пребывает в ней любовь совершенная, Бог всяческих (1Ин. 4:16, 18). Некогда, слушатели, весь народ, пришедший к Иисусу Христу, «искал прикасаться к Нему, потому что от Него исходила сила» (Лк. 6:19). И мы ныне стоим перед Иисусом Христом. Дух Его посреди нас, хотя сокрыт от взоров наших. Поищем и мы средств и сил коснуться Его, если не чувствами, то, по крайней мере, духом нашим. Если не в уединении, по крайней мере, в совокупном молении с церковью: да изойдет сила от Него в наши силы и да исцелит прокаженный дух наш, недуги всех страждущих и недуги всего отечества, какие только найдет, и да воцарится в нас и во всей России, как в Сионе Своем! Аминь.

Произнесено 12 марта 1817 года