Часть II. Русь и народы восточной европы

Исследовательская традиция, идущая от В. Г. Васильевского, позволяет считать «Житие Георгия Амастридского» сочинением Игнатия, написанным до 842 г. и, следовательно, первым упоминанием «росов» в византийских источниках. Из современных ученых этой точки зрения придерживается прежде всего И. Шевченко, основывающийся на стилистической близости «Жития» к другим произведениям Игнатия и на органичности в «Житии» пассажа о «росах», хотя он и выделен композиционно. Ряд исследователей считает пассаж о «росах» позднейшей интерполяцией, относя его данные к событиям 860 или даже 941 г. М. Нистазопулу, Э. Арвейлер, А. Маркопулос видят фразеологическое и идейное сходство этого текста с сочинениями Фотия. Невозможность датировать описанное в «Житии» нашествие временем до 842 г. объясняется, по их мнению, дружественным характером русско-византийских отношений около 840 г., засвидетельствованным Бертинскими анналами под 839 г. Отметим, однако, локальность события, описанного в «Житии», которая не исключает возможности нападения росов на отдаленный от столицы византийский город (Амастриду). Молчание других византийских источников о русско-византийском конфликте до 842 г. также не может служить контраргументом.

Издание и перевод: Васильевский В. Г. Русско-византийские исследования. Вып. 2. Житие свв. Георгия Амастридского и Стефана Сурожского. СПб., 1893.

Литература: Da Costa-Louillet 1941. P. 231–248; Vasiliev 1946. P. 70–89; Da Costa-Louillet 1954. P. 479–492; Nystazopoulou 1960. P. 106; Ahrweiler 1971. N 5. P. 55; Mango 1973. C. 17; Ševčenko 1977. P. 122; Marcopoulos 1979. S. 75–82.

Житие Георгия Амастридского

Было нашествие варваров, росов – народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия. Зверские нравами, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чем другом, что свойственно людям, не находя такого удовольствия как в смертоубийстве, они – этот губительный и на деле, и по имени⁴⁵³ народ, – начав разорение от Пропонтиды⁴⁵⁴ и посетив прочее побережье, достигнул наконец и до отечества святого⁴⁵⁵, посекая нещадно всякий пол и всякий возраст, не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев, но противу всех одинаково вооружая смертоубийственную руку и спеша везде пронести гибель, сколько на это у них было силы. Храмы ниспровергаются, святыни оскверняются: на месте их [нечестивые] алтари, беззаконные возлияния и жертвы, то древнее таврическое избиение иностранцев, у них сохраняющее силу. Убийство девиц, мужей и жен; и не было никого помогающего, никого, готового противостоять. Лугам, источникам и деревьям воздается поклонение. Верховный Промысл допускает это может быть для того, чтобы умножилось беззаконие, что, как мы знаем из Писания, много раз испытал Израиль.

Варвар, пораженный этим, обещал все сделать как можно скорее. Дав вольность и свободу христианам, он поручил им и ходатайство перед Богом и пред святым. И вот устраивается щедрое возжжение светильников, и всенощное стояние, и песнопение; варвары освобождаются от божественного гнева, устраивается некоторое примирение и сделка их с христианами, и они уже более не оскорбляли святыни, не попирали божественных жертвенников, уже не отнимали более нечестивыми руками божественных сокровищ, уже не оскверняли храмы кровью. Один гроб был достаточно силен для того, чтобы обличить безумие варваров, прекратить смертоубийство, остановить зверство, привести [людей], более свирепых, чем волки, к кротости овец и заставить тех, которые поклонялись рощам и лугам, уважать Божественные храмы. Видишь ли силу гроба, поборовшего силу целого народа?

(Перевод В. Г. Васильевского. С. 64)

Будущий константинопольский патриарх (858–867 и 877–886) родился ок. 810 г. в знатной семье (более поздние датировки ныне пересмотрены). Его дядей был известный патриарх Тарасий (784–806). Фотий получил прекрасное образование, причем дополнительно сам занимался логикой, диалектикой, философией, математикой и богословием. Сначала был протоспафарием и протасекритом императора, а в 858 г. стал наместником смещенного патриарха Игнатия на константинопольском патриаршем престоле. Конфликт в 863 г. с Папой Римским привел к первому расколу между Церквами Рима и Константинополя. С этими событиями связано изданное Фотием в 867 г. «Окружное послание» («Энциклика») восточным иерархам, направленное против папы Николая I. В том же году патриарх Фотий был смещен и вновь вернулся на патриарший престол после смерти патриарха Игнатия, с которым Фотий вел непрерывную борьбу. С именем Фотия связана активная проповедническая деятельность по обращению в христианство народов Хазарии, славян в Моравии и Болгарии, а также начало систематической антилатинской полемики. Год смерти Фотия точно не известен; считается, что он окончил свою жизнь ок. 893 г. в Армении.

Среди богословских сочинений патриарха важнейшим является «Слово об исхождении Святого Духа», направленное против латинян. Авторство Фотия приписываемого ему в рукописях сочинения «К говорящим, что Римский престол первый» оспаривается. Кроме того, следует выделить и антипавликианский трактат, схолии к «Лествице» Иоанна Синайского («Лествичника»), каноны. Из других памятников выдающимся является так называемый «Мириовивлион» («Тысячекнижие»), или «Библиотека» Фотия, где даются краткие сведения о греческих историках, античных и византийских, с аннотацией содержания их сочинений (в том числе не дошедших до нас и сохраненных лишь в выписках Фотия), а также «Лексикон» Фотия.

Корпус писем патриарха Фотия включает в себя десятки объемных и важных по содержанию посланий, содержащих материалы по политической и церковной истории, богословию, философии. В важнейшем из посланий – «Окружном» («Энциклике») 867 г. – вспоминается об осаде росами Константинополя в 860 г., при этом подчеркивается, что «народ, ставший у многих предметом частых толков, превосходящий всех жестокостью и склонностью к убийствам, – так называемый (народ) рос» стал ныне «подданным и дружественным» Византии (№ 2. P. 50. 293–296). В одном из писем «Рос» фигурирует в качестве антропонима (№ 103. Р. 143. 125, 129).

Издание: Photii epistulae / Ed. L. G. Westerink. Lipsiae, 1983. Vol. 1 Mango 1958.

Перевод: Кузенков П. В. Поход 860 г. на Константинополь и первое крещение Руси в средневековых письменных источниках // ДГ, 2000 г. М., 2003. С. 15–84; Кузенков П. В. Святитель Фотий, патриарх Константинопольский. Окружное послание // Альфа и Омега. 1999. N 3 (21). С. 85–102.

Литература: Hergenröther 1860; Hergenröther 1867–1869. Bd. 1–3: De Boor 1895. Bd. 4. S. 445–466; Krumbacher 1897. S. 73–79, 515–524. Palmieri 1901. Vol.2. P. 133–161; Gerland 1903. S. 718–722; Papadopulos-Kerameus 1903. C. 357–401; Россейкин 1915; Dvornik 1948; Shepard 1974. P. 12–16; Beck 1977. S. 520–528; Буланин 1981. С. 35–54; Hanak 1993. 250 ff.; Литаврин 2000.

Окружное послание Фотия, патриарха Константинопольского, к восточным архиерейским престолам, а именно – а Александрийскому и прочая

В коем речь идет об отрешении некоторых глав и о том, что не следует говорить об исхождении Святого Духа «от ОТЦА и СЫНА»⁴⁵⁶, но только «от ОТЦА»

...Ибо так, изгнав нечестие и утвердив благочестие, питаем мы добрые надежды возвратить новооглашенный во Христа и недавно просвещенный сонм болгар к переданной им вере. Ибо не только этот народ переменил прежнее нечестие на веру во Христа, но и даже для многих многократно знаменитый и всех оставляющий позади в свирепости и кровопролитии, тот самый так называемый народ Рос – те, кто, поработив живших окрест них и оттого чрезмерно возгордившись, подняли руки на саму Ромейскую державу⁴⁵⁷! Но ныне, однако, и они переменили языческую и безбожную веру, в которой пребывали прежде, на чистую и неподдельную религию христиан, сами себя с любовью поставив в положение подданных и гостеприимцев вместо недавнего против нас грабежа и великого дерзновения. И при этом столь воспламенило их страстное стремление и рвение к вере (вновь восклицает Павел: Благословен Бог во веки!⁴⁵⁸), что приняли они у себя епископа и пастыря и с великим усердием и старанием встречают христианские обряды⁴⁵⁹. Таким вот образом по милости человеколюбивого Бога, желающего, чтобы все люди были спасены и достигли познания истины⁴⁶⁰, переменяются у них старые верования и принимают они веру христианскую …

(Перевод П. В. Кузенкова. С. 85–102)

Никита Давид, прозванный Философом, или, иногда, Ритором, нередко (но небезусловно!) идентифицируется с Никитой Пафлагоном, ибо родился около 885 г. в Пафлагонии. Образование получил в Константинополе у виднейшего деятеля византийской культуры Арефы Кесарийского. Никита очень рано сам стал преподавать: в рукописных заглавиях он нередко именуется «схоластиком». Участие в церковной полемике на стороне Арефы Кесарийского и последующая за этим немилость властей вынудили Никиту уйти в монастырь, где он принимает монашеское имя Давид. Но в 910 г. он покидает обитель.

Среди произведений Никиты Давида самым известным является «Житие патриарха Игнатия». Оно составлено после 906 г. и имеет антифотианскую направленность. В нем содержится описание осады Константинополя и разграбления его окрестностей «народом Рос» – «запятнанным убийствами более, чем кто-либо из скифов» (21.14–19).

Однако ряд ученых считает, что Никита Давид, епископ Дадибры, и автор «Жития» Никита Пафлагон – не одно и то же лицо, полагая тем самым, что «Житие» и другие произведения являются сочинениями двух разных авторов.

В риторическом произведении, сохранившемся под именем Никиты Философа Давида, посвященном св. Андрею, автором создается классический, по византийским меркам, образ учителя-просветителя. Этот текст имеет очень важное значение и для отечественной истории, ибо запечатлевает образ Андрея Первозванного – первоучителя восточноевропейских народов. Он обошел весь «северный край», просвещая язычников, «охватив Евангелием все области севера и все побережье Понта». На этой основе позже родилась версия о пребывании ап. Андрея на территории будущей Киевской Руси.

В одной из речей конца IX в. Никита говорит, что в Амастриду стекаются, словно на общий рынок, скифы, населяющие как северные берега Эвксина (Черного моря), так и южные. Эти «скифы» обычно идентифицируются с русскими купцами, так что данное свидетельство является древнейшим упоминанием торговых контактов русских с Византией.

Издание: PG 105. Сol. 15–488; Smithies A. Nicetas Paphlago’s Life of Ignatius. Diss. Buffalo, 1988; Греческие предания о св. Апостоле Андрее / Изд. А. Ю. Виноградов. М., 2005. Т. 1. С. 236.

Перевод: Виноградов А. Ю. Деяния апостола Андрея. М., 2004.

Литература: Васильевский 1913. Т. 2. С. 213–295; Латышев 1914. С. 53–65; Латышев 1916. С. 1505–1522; Dvornik 1958; Jenkins 1965. Р 241–247; Les actes apocryphes 1978. Vol. 1–2; Podskalsky 1982; Виноградов 2004; Виноградов 2005.

Житие Игнатия

21 / 14–19. В это время⁴⁶¹ запятнанный убийством более, чем кто-либо из скифов, народ, называемый Рос, по Эвксинскому Понту придя к Стенону⁴⁶² и разорив все селения, все монастыри, теперь уж совершал набеги на находящиеся вблизи Византия⁴⁶³ острова, грабя все (драгоценные) сосуды и сокровища, а захватив людей, всех их убивал. Кроме того, в варварском порыве учинив набеги на патриаршие монастыри, они в гневе захватывали все, что ни находили, и, схватив там двадцать два благороднейших жителя, на одной корме корабля всех перерубили секирами.

Слово четвертое

[Похвала] святому и всеславному апостолу Андрею

Так вот великий апостол, обойдя северный край, воздвиг горы Сионские⁴⁶⁴. Ибо где бы ни оставался след правоты и частица разумной души и мысли, [все], видя человека, настолько превосходившего их яркостью речи и совершенством жизни, насколько они превосходили зверей и скот, как они полагали, ему же, совершенно уступая в доблести, вручали свои умы и шли за провозглашаемым им огнем; и, просвещенные словом благодати и очищенные водой возрождения и усовершенствованные Духом усыновления, они приобщали себя к Пресвятому в святых Церквах.

Но не без крови вводилось у них великое таинство веры. Подобно тому, как Учитель и Господь скрепил свой завет кровью, так и славнейший ученик должен был не голыми словами только провозглашать спасение Божье, но и собственной кровью укрепить его наследие. Ведь невозможно было всех целиком склонить к истине, и, подобно тому, как Иудея раньше простерла руку на Христа, так и против Андрея была настроена Скифия, – и низвергающий гнев царей, и губительные порывы владык, и дикий приступ толп, и оковы, и, следовательно, бичи, и вытягивание и раздирание членов. Увы, – и дубины, и камни, и мечи, – все, что попадалось под руки нечестивых убийц, становилось орудием, обрушивавшимся на славную голову. Готовая жертва, с готовностью приносимая за жертвующих! И как долг перед Тем, Кто раньше за него [самого] был принесен в жертву, он пролил собственную кровь, и – о, подражание Богу! – за убивающих [жертву] принял искупление.

А что же великий Иерарх? Он благосклонно принял жертву и вдохнул [cловно] запах благовония совершенство поступка, вновь возведя целое и невредимое то святилище разума и сохранив его еще для большей славы и состязаний. Так и великий Андрей, пройдя через противников, был распят как и Христос, во всем одержав победу через любовь к Нему.

Итак, все области севера и все побережье Понта с помощью силы слова мудрости и рассудка, силы знаков и знамений охватив Евангелием, повсюду возведя алтари, храмы и поставив верующим священников, пришел в прославленный Византий.

(Перевод М. В. Бибикова)

Речи

О, Амастрида⁴⁶⁵, око Пафлагонии, а лучше сказать – почти всей вселенной! В нее стекаются, как на общий рынок, скифы, как населяющие северные берега Эвксина, так и живущие южнее. Они привозят сюда свои и забирают амастридские товары.

(Перевод М. В. Бибикова)

Похвальное слово славному и всехвальному апостолу Христову Андрею Первозванному и повесть о его хождении на божественную проповедь и совершенных им чудесах⁴⁶⁶

...Он [Андрей] достигает города Воспора⁴⁶⁷, который лежит по ту сторону Эвксинского Понта, близ страны тавроскифов⁴⁶⁸, и недалеко отстоит от Меотидского озера... Соименный мужеству Андрей, посеяв в Воспоре божественные словеса и сделав многих годными к плодоношению, спускается в соседний с ним город под названием Феодосия, где был царь по имени Савромат⁴⁶⁹. Тогда многолюдный, наполненный множеством язычников и расцветавший философами, теперь он совершенно предан запустению и до того обезлюдел и захирел, что ни следа человека в нем не видно, кроме очень немногих тогда и там уверовавших.

И оставив их, он прибывает в Херсон⁴⁷⁰, город Скифии, жители которого проводят жизнь по-варварски и неразборчиво, легко вращаемые всяким ветром, легковерные и легко переменчивые, любящие во всем ложь, в вере нетвердые по сей день и непокорные в отношении любого повиновения. Пробыв у них достаточно дней, божественный апостол снова вернулся в Воспор.

(Перевод А. Ю. Виноградова. С. 195–197)

Большинство исторических и литературных памятников X в. в той или иной степени связаны с именем императора Константина VII Багрянородного (905–959), номинально ставшего правителем в 913 г. после смерти в 912 г. своего отца Льва VI и принявшего после него власть Александра (912–913). Но период самостоятельного правления Константина Багрянородного начался лишь в 945 г. после длительного периода, когда властью в государстве распоряжались регенты, один из которых, Роман Лакапин, стал полновластным императором в 920 г. Для одних дошедших до нас произведений император был вдохновителем и инициатором исторических сочинений, в других случаях, вероятно, «редактором», в-третьих – имя Константина претендует на авторство. Фигура просвещенного монарха, каким традиционно представляется Константин Багрянородный, во многом определила характер и особенности так называемого «македонского ренессанса» конца ІХ–Х вв. Василевс покровительствовал Магнаврской школе, которую в наше время ученые поспешили назвать университетом; он задумал и осуществил ряд проектов энциклопедического характера.

Эти проекты были связаны с задачей систематизации накопившегося к середине X в. знания – в области права (юридический свод «Василики», языкового наследия (лексикон «Суда»), сельскохозяйственного опыта «Геопоники»), военных навыков (различные «Тактики»), агиографии «Менологий» Симеона Метафраста). Эти своды определили лик эпохи «византийского энциклопедизма», непосредственно связанной с именем и образом Константина Багрянородного, хотя в ряде случаев его участие в подготовке тех или иных памятников было номинальным и даже легендарным.

Самым объемным трудом историографического характера, дошедшим под именем Константина, стали сборники эксцерптов из античных и ранневизантийских памятников, объединенные тематически в 53 раздела и представляющие собой не только литературно-антикварный интерес, но и практическую ценность. До нас дошла лишь часть собраний эксцерптов – «О посольствах», «О добродетели и пороке», «О заговорах против василевсов», «О полководческом искусстве» и др. В них использован богатый историографический материал, причем ряд текстов, например, таких авторов, как Евнапий, Приск, Малх, Петр Патрикий, Менандр, стал известен лишь благодаря компендиуму Константина Багрянородного. На примерах текстов цитируемых памятников раскрываются как военно-исторические или дипломатические проблемы, так и вопросы идеологии, морали, образа жизни.

Задачами классификации и систематизации определен и характер трактата Константина Багрянородного «О фемах», где на материалах текстов древних исторических и литературно-географических памятников излагается происхождение и структура византийских административно-территориальных округов. Наряду с данными, уходящими в далекое прошлое, в произведении встречаются и сведения, современные эпохе составления трактата.

Авторству Константина приписывает традиция и сочинение «Жизнеописание императора Василия I» – деда багрянородного василевса (Vita Basilii). Этот памятник дошел в составе Хроники Продолжателя Феофана в виде ее пятой книги. Под именем Константина Багрянородного сохранились и другие сочинения – проповедь, речь на перенесение мощей св. Иоанна Златоуста, Послание на перенесение останков Григория Назианзина, литургические стихи, письма, обращения к войску и др.

Как справочно-энциклопедический, так и историко-дидактический характер носят и основные сочинения Константина Багрянородного, известные под условными (как и авторство!) названиями «Об управлении империей», «О церемониях византийского двора», а также три воинских трактата. Константин был современником многочисленных важнейших событий международной политики первой половины X в., таких как поход князя Олега на Византию и поход князя Игоря, следствием чего стали первые русско-византийские договоры, известные по «Повести временных лет», а также войн и соглашений с Болгарией эпохи царя Симеона, войн с арабским халифатом с последующим освобождением армянских и иверийских земель от власти ислама и удалением византийских восточных границ к долинам Тигра и Евфрата. Среди дипломатических акций эпохи правления Константина Багрянородного важное место заняла русская политика, увенчавшаяся приемом в Константинополе посольства княгини Ольги. Многие из пережитых Константином событий в той или иной степени получили отражение в сохранившихся под его именем произведениях.

Издания эксцерптов и трудов Константина: Excerpta historica iussu imperatoris Constantini Porphyrogeniti confecta / Ed. U. Ph. Boisevain, C. De Boor, Th. Büttner-Wobst. Berolini, 1903–1910. Vol. 1–4; Costantino Porfirogenito. De Thematibus / Ed. A. Pertusi. Città dei Vaticano, 1952; Theophanes Continuatus, Ioannes Cameniata, Symeon Magister, Georgius Monachus / Rec. I. Bekkerus. Bonnae, 1838. P. 211–353; Darrouzès J. Epistoliers byzantins du X^е siècle. Paris, 1960. P. 317–322.

Литература: Dain 1953, T. 12. P. 64–81; Lemerle 1966. P. 596–616; Lemerle 1971; Toynbee 1973; Wosniak 1973; Hunger 1978. Bd. I. S. 360–367; Moravcsik ВТ I. S. 356–390; Ševčenko 1992. S. 167–195; Шевченко 1993. T. 54. C. 6–38; Семеновкер 1995; Бибиков 1998. С. 94–98.

О церемониях византийского двора

Произведение Константина Багрянородного, условно называемое «О церемониях византийского двора», сохранилось в единственном списке, имеющем пространное заглавие: «Константина, христолюбивого во Христе самом вечном Царе василевса, сына мудрейшего и приснопамятного василевса Льва, сочинение и во истину царского усердия достойное творение». В трактате досконально расписана режиссура приемов, в том числе иностранных послов, в соответствии с рангом приезжающих. Исторический материал приемов прошлого характеризует правление императоров Льва I, Анастасия I, Юстина I, Льва II и Юстиниана I. В предисловии автор пишет об исторической значимости произведения, основанного как на собственных наблюдениях, так и на литературных и архивных источниках.

Для истории Руси первостепенное значение имеет описание приема Константином в византийской столице посольства княгини Ольги. Помимо подробного изложения самой дипломатической процедуры церемонии, автор подробно перечисляет состав русского посольства, суммы, выдаваемые разным его членам в соответствии с рангом гостей.

Издания: Constantinus Porphyrogenitus imperator. De cerimoniis aulae Byzantinae libri 2 / Rec. I. I. Reiske. Bonnae, 1829–1830. Vol. 1–2; Constantin VII Porphyrogénète. Le Livre des cérémonies. (Ch. 1–92) / Ed. A. Voft. Paris. 1935–1939. T. 1–2.

Перевод: Литаврин Г. Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IX – начало XII в.) СПб., 2000. С. 360–364.

Литература: Успенский 1898. Т. 3. С. 98–137; Bury 1907. Vol. 22 Р. 209–227, 417–439; Treitinger 1956; Острогорский 1967. Vol. 7. Р. 1458–1473; Пашуто 1968. С. 66 и сл.; Ариньон 1980. Т. 41. С. 113– 124; Литаврин 1981. Т. 42. С. 35–48; Литаврин 1981а. № 5. С. 173– 183; Литаврин 1981b. С. 72–92; Литаврин 1982. S. 134–143; Arignon 1983. Т. 55 (1). Р. 129–137; Obolensky 1983. Vol. 28, № 2. P. 157–171; Obolensky 1984. P. 159–176; Литаврин 1985. С. 49–57; Pritsak 1985. Vol. 9. № 1/2. P. 5–24; Литаврин 1986a. № 6. C. 41–52; Tinnefeld 1987. Bd. VI. 1. S. 30–37; Obolensky 1988–1989. P. 145–158; Литаврин 1989. T 50. C. 83–84; Назаренко 1990. С. 24–40; Featherstone 1990. Vol. 14. № 3/4. P. 293–312; Назаренко 1989. T. 50. C. 66–83; Брайчевский 1991. С. 12–20; Poppe 1992. Vol. 46. P. 271–277; Назаренко 1994. С. 154–168; Franklin, Shepard 1996. P. 134–139; Литаврин 1999. С. 421–452; Литаврин 2000. С. 154–213.

Константина, христолюбивого во Христе Самом Вечном Царе василевса, сына мудрейшего и приснопамятного василевса Льва, сочинение и во истину царского усердия достойное творение

Множество событий забывается и ускользает за большой промежуток времени, если бы пренебрегали великим и почетным занятием – описанием царских обрядов, если бы это, так сказать, обрекли на вымирание, на царскую власть можно было бы смотреть как на будничное и поистине лишенное красивой внешности явление.

Мы решили все то, что самими нами видено и в наши дни принято, тщательно выбрать из множества источников и представить для удобного обозрения в этом труде тем, кто будет жить после нас; мы покажем забытые обычаи наших отцов, и, подобно цветам, которые мы собираем на лугах, мы прибавим их к царской пышности для ее чистого благолепия.

Другой прием – Эльги⁴⁷¹ Росены⁴⁷².

Девятого сентября, в четвертый день [недели], состоялся прием по прибытии Эльги архонтиссы⁴⁷³ Росии. Сия архонтисса вошла с близкими, архонтиссами-родственницами и наиболее видными из служанок. Она шествовала впереди всех прочих женщин, они же по порядку, одна за другой, следовали за ней. Остановилась она на месте, где логофет⁴⁷⁴ обычно задает вопросы. За ней вошли послы и купцы архонтов Росии и остановились позади у занавесей. Все дальнейшее было совершено в соответствии с вышеописанным приемом.

Выйдя снова через Анадендрарий⁴⁷⁵ и Триклин кандидатов⁴⁷⁶, а также триклин, в котором стоит камелавкий⁴⁷⁷ и в котором посвящают в сан магистра, она прошла через Онопод и Золотую руку, т. е. портик Августия, и села там. Когда же василевс⁴⁷⁸ обычным порядком вступил во дворец, состоялся другой прием следующим образом.

В Триклине Юстиниана⁴⁷⁹ стоял помост, украшенный порфирными дионисийскими тканями, а на нем – большой трон василевса Феофила, сбоку же – золотое царское кресло. За ним, позади двух занавесей, стояли два серебряных органа двух партий, ибо их трубы находились за занавесями. Приглашенная из Августия, архонтисса прошла через Апсиду, ипподром и внутренние переходы самого Августия и, придя, присела в Скилах⁴⁸⁰. Деспина⁴⁸¹ между тем села на упомянутый выше трон, а ее невестка – в кресло. И [тогда] вступил весь кувуклий⁴⁸², и препозитом⁴⁸³ и остиарием⁴⁸⁴ были введены вилы⁴⁸⁵: вила первая – зост, вила вторая – магистриссы, вила третья – патрикиссы, вила четвертая – протоспафариссы-оффикиалы, вила пятая – прочие протоспафариссы, вила шестая – спафарокандидатиссы, вила седьмая – пафариссы, страториссы и кандидатиссы⁴⁸⁶.

Итак, лишь после этого вошла архонтисса, введенная препозитом и двумя остиариями. Она шла впереди, а родственные ей архонтиссы и наиболее видные из ее прислужниц следовали за ней, как и прежде было упомянуто. Препозит задал ей вопрос как бы от лица августы⁴⁸⁷, и, выйдя, она [снова] присела в Скилах.

Деспина же, встав с трона, прошла через Лавсиак и Трипетон⁴⁸⁸ и вошла в Кенургий⁴⁸⁹, а через него в свой собственный китон⁴⁹⁰. Затем тем же самым путем архонтисса вместе с ее родственницами и прислужницам, вступила через [Триклин] Юстиниана, Лавсиак и Трипетон в Кенургий и [здесь] отдохнула.

Далее, когда василевс с августой и его багрянородными детьми уселись, из Триклина Кенургия была позвана архонтисса. Сев по повелению василевса, она беседовала с ним, сколько пожелала.

В тот же самый день состоялся клиторий⁴⁹¹ в том же Триклине Юстиниана. На упомянутый выше трон сели деспина и невестка. Архонтисса же стояла сбоку. Когда трапезит⁴⁹² по обычному чину ввел архонтисс и они совершили проскинесис⁴⁹³, архонтисса, наклонив немного голову, села к апокопту⁴⁹⁴ на том же месте, где стояла, вместе с зостами, по уставу. Знай, что певчие, апостолиты и агиософиты⁴⁹⁵, присутствовали на этом клитории, распевая василикии⁴⁹⁶. Разыгрывались также и всякие театральные игрища.

А в Хрисотриклине⁴⁹⁷ [в то же время] происходил другой клигорий, где пировали все послы архонтов Росии, люди и родичи архонтиссы и купцы. [После обеда] получили: анепсий⁴⁹⁸ ее 30 милиарисиев⁴⁹⁹, 8 ее людей – по 20 милиарисиев. 20 послов – по 12 милиарисиев, 43 купца – по 12 милиарисиев, священник Григорий – 8 милиарисиев, 2 переводчика – по 12 милиарисиев, люди Святослава – по 5 милиарисиев, 6 людей посла – по 3, переводчик архонтиссы – 15 милиарисиев.

После того как василевс встал от обеда, состоялся десерт в Аристирии⁵⁰⁰, где стоял малый золотой стол, установленный в Пентапиргии⁵⁰¹. На этом столе и был сервирован десерт в украшенных жемчугами и драгоценными камнями чашах.

Сидели [здесь] василевс, Роман⁵⁰² – багрянородный василевс, багрянородные их дети, невестка и архонтисса. Было вручено: архонтиссе в золотой, украшенной драгоценными камнями чаше – 500 милиарисиев, 6 ее женщинам – по 20 милиарисиев и 18 ее прислужницам – по 8 милиарисиев.

Восемнадцатого сентября, в воскресенье, состоялся клиторий в Хрисотриклине. Василевс сидел [здесь] с росами. И другой клиторий происходил в Пентакувуклии св. Павла, где сидели деспина с багрянородными ее детьми, с невесткой и архонтиссой. И было выдано: архонтиссе – 200 милиарисиев, ее анепсию – 20 милиарисиев, священнику Григорию – 8 милиарисиев, 16 ее женщинам – по 12 милиарисиев, 18 ее рабыням – по 6 милиарисиев, 22 послам – по 12 милиарисиев, 44 купцам – по 6 милиарисиев, двум переводчикам – по 12 милиарисиев.

(Перевод Г. Г. Литаврина. С. 360–364)

Об управлении империей

Важнейшее с историографической точки зрения сочинение, сохранившееся под именем Константина Багрянородного, со времен перво­го издания в 1611 г. условно называется «Об управлении империей», хотя единственная рукопись византийского времени, сохранившая текст (Cod. Paris, gr. 2009 XI в.), имеет распространенную лемму «Константина, во Христе, царе вечном, василевса ромеев, к сыну своему Роману, боговенчанному и багрянородному василевсу». Таким образом, трактат представляет собой обращение к сыну – будущему императору Роману II (правил с 959 по 963 гг.). Наставление, в котором Константин рассматривает систему взаимоотношений империи с окружавшими ее народами с точки зрения политической выгоды для Византии, определяет способ подчинения каждого из этих народов и предупреждает о возможных претензиях «варваров» к Византии, а также дает представление о происхождении, обычаях, природных условиях жизни интересующих империю народов.

Вся часть сочинения Константина Багрянородного от гл. 1.16 до гл. 13.11, за исключением гл. 9, представляет собой изложение практики византийской дипломатии по отношению к северным соседям империи – печенегам, узам, хазарам, аланам, росам, болгарам и венграм. Это своего рода «практический урок» византийской внешней политики. Относительно реальности отражения здесь внешнеполитической ситуации середины X в. у византинистов нет единогласия: так, одни (Г. Манойлович, В. Греку) отмечали учебно-дидактический, а другие (П. Лемерль) – книжный, учено-энциклопедический характер произведения. Однако анализ сведений Константина о кочевниках Северного Причерноморья убеждает в актуальном характере приводимых в трактате данных для изучения византийской внешней политики в середине X в., хотя о конкретных источниках информации Константина можно говорить лишь в отдельных случаях и в основном предположительно.

Константин начинает обзор внешнеполитического положения Византии с характеристики взаимоотношений с печенегами. Именно в этой связи Константин впервые здесь говорит и о Руси, сообщая, что печенеги «стали соседними и сопредельными также росам, и частенько, когда у них нет мира друг с другом, они грабят Росию, наносят ей значительный вред и причиняют ущерб», а также, «что росы озабочены тем, чтобы иметь мир с пачинакитами». Константин говорит о русско- печенежской торговле. Автор трактата анализирует военно-политический потенциал Руси в комплексе ее взаимоотношений с Византией и печенегами.

Девятая глава, превышающая по объему другие разделы начальной части произведения, посвящена Руси, точнее, – описанию пути «из варяг в греки» и рассказу о том, с чем сталкивается путешественник. Перечисляются русские города – Новгород, Смоленск, Любеч, Чернигов, Вышгород, Киев, Витичев; называются русские князья – Игорь и Святослав; подробно рассказывается о взаимоотношениях княжеской дружины («росы») со славянским населением различных племен описываемой территории; рассказывается о полюдье. Полюдье Константин воспроизводит в славянском звучании слова, проявляя здесь свойственный ему интерес к языкам народов, описываемых им. Так, все известные днепровские пороги называются как «по-росски» (указывается скандинавское имя), так и «по-славянски», где передается русский эквивалент наименования. Называет автор трактата и славянское слово «заканы» (законы).

Константин различает «Внешнюю Русь», под которой подразумевал Северную («Новгородскую») Русь, и Русь в собственном, узком, смысле слова – как территорию сбора дани старшим князем, т. е. Киевскую Русь. Среди славянских племен, подвластных Руси, названы кривичи, лендзяне, древляне, дреговичи, северяне. Из описания Константином становится ясно, что киевский князь уже в середине X в. «сажал» на новгородский стол сына – потенциального преемника.

Среди свидетельств этнокультурного содержания важно описание языческих жертвоприношений росов на о. Хортица на пути в Византию.

Продолжение 13 главы посвящено Венгрии и другим странам Центральной Европы. В этом разделе, помимо прочего, дается совет, как следует отвечать хазарам, венграм или русским, или другим «северным» и «скифским» народам – на их нередкие просьбы о предоставлении им императорских регалий, считавшихся привилегией лишь византийских императоров. Также отказом предлагается отвечать и на домогательства «варварских» правителей о династических браках с императорскими родственниками. Там же повествуется о греческом огне – важнейшем секретном оружии византийского флота в сражениях с врагами.

Следующие главы (14–42) «Об управлении империей» посвящены описанию земель, истории, обычаев арабов, далее – Испании, Италии, Далмации, Хорватии, Сербии. Ряд эпизодов относятся к истории аваров и болгар на рубеже ІХ/Х вв. Вновь повествование касается печенегов, венгров и хазар, их происхождения, древнейшей истории, расселения, племенной этнологии. В этой же части трактата содержится рассказ о Моравии и ее правителе Святополке. Завершается раздел этногеографической главой, названной «Землеописание от Фессалоники до реки Дунай и крепости Белград, до Туркии (=Венгрии. – М.Б.) и Пачинакии, до хазарской крепости Саркел, до Росии и до Некропил, находящихся на море Понт, близ реки Днепр, до Херсона вместе с Боспором, в которых находятся крепости климатов; за тем – до озера Меотида, называемого из-за его величины также морем, вплоть до крепости Таматарха, а к сему – и до Зихии, Папагии, Касахии, Алании и Авасгии – вплоть до крепости Сотириуполь». Описание Северного Причерноморья, включая земли Приазовья, Приднепровья, Крыма, Тмутаракани, Северокавказского побережья и областей вплоть до современного Сухуми («Сотириуполь»), относится ко времени после 906 г.

Главы 43–46 содержат подробные, подчас уникальные, сведения о Закавказье, о землях армян и грузин на основании современных Константину Багрянородному данных. Далее две главы связаны с Кипром.

Следующий раздел трактата (гл. 49–53) посвящен византийским областям, в том числе Херсону в Крыму, их этническому составу (в частности, расселению славян на Пелопоннесе), административной структуре империи, историческим изменениям в условиях провинциального управления и другим внутренним историческим и политическим сюжетам истории Византии от глубокой древности до времени составления трактата.

Временем составления произведения считается середина X в., период между 948 и 952 гг.

В примечаниях к публикуемым фрагментам этого сочинения Константина использованы комментарии русского издания 1991 г. (см. ниже).

Издания: Constantine Porphyrogenitus. De administrando imperio / Ed. by Gy. Moravcsik, transl. by R. J. H. Jenkins. Washington, 1967 [Vol. 1]; Comm, by R. J. H. Jenkins, D. Obolensky, F. Dvornik a. o. London, 1962 [Vol. 2].

Издание и перевод: Константин Багрянородный. Об управлении империей. Текст, пер., комм. / Под ред. Г. Г. Литаврина и А. П. Новосельцева. М., 1991.

Литература: Bury 1906. Bd. 15. S. 517–557; Расовский 1933. Т. 6. С. 1–66; Ostrogorsky 1936. Т. 8. S. 41–61; Приселков 1941. С. 215–246: Vernadsky 1943; Vasiliev 1951. Vol. 6. P. 160–225; Stender-Petersen 1953; Shevelov 1955. Vol. 11. № 4. P. 503–530; Левченко 1956; Толкачев 1962. С. 29–60; Sorlin 1965. Vol. 6. № 2. P. 147–188; Златарски 1967–1971. Т. 1. Ч. 1–2; Пашуто 1968; Obolensky 1971; Toynbee 1973; Wosniak 1973: Иванов, Топоров 1974; Дуйчев 1976. С. 31–34; Коледаров 1977. № 3. С. 50–64; Сахаров 1980; Дюно, Ариньон 1982. Т. 43. С. 64–73; Рыбаков 1982; Седов 1982; Moravcsik ВТ I. S. 361–379; Иванова, Литаврин 1985. С. 34–98; Ловмяньский 1985; Литаврин 1999; Литаврин 2000.

Константина, во Христе Царе Вечном, василевса ромеев, к сыну своему Роману, боговенчанному и багрянородному

1. О пачинакитах⁵⁰³: насколько полезны они, находясь в мире с василевсом ромеев

Итак, послушай⁵⁰⁴, сын, то, что, как мне кажется, ты [обязан] знать; обрети разумение⁵⁰⁵, дабы овладеть управлением. Ведь и всем прочим я говорю, что знание есть благо для подданных, в особенности же для тебя, обязанного печься о спасении всех и править, и руководить мировым кораблем. А если⁵⁰⁶ я воспользовался ясной и общедоступной речью⁵⁰⁷, как бы беспечно текущей обыденной прозой, для изложения предстоящего, не удивляйся нисколько, сын мой. Ведь не пример каллиграфии или аттикизирующего стиля⁵⁰⁸, торжественного и возвышенного, я старался представить, а заботился более, чтобы через простое и обиходное⁵⁰⁹ повествование наставить тебя в том, о чем, по моему мнению, тебе не должно пребывать в неведении и что легко тебе может доставить тот разум и мудрость, которые обретаются в длительном опыте.

Я полагаю всегда весьма полезным для василевса ромеев желать мира с народом⁵¹⁰ пачинакитов, заключать с ними дружественные соглашения и договоры, посылать отсюда к ним каждый год апокрисиария⁵¹¹ с подобающими и подходящими дарами для народа и забирать оттуда омиров, т. е. заложников⁵¹², и апокрисиария, которые прибудут в богохранимый этот град⁵¹³ вместе с исполнителем сего дела⁵¹⁴ и воспользуются царскими благодеяниями и милостями, во всем достойными правящего василевса.

Поскольку этот народ пачинакитов соседствует⁵¹⁵ с областью Херсона⁵¹⁶, то они, не будучи дружески расположены к нам, могут выступать против Херсона, совершать на него набеги и разорять и самый Херсон, и так называемые Климаты⁵¹⁷.

2. О пачинакитах и росах⁵¹⁸

[Знай], что пачинакиты стали соседними и сопредельными⁵¹⁹ также росам, и частенько, когда у них нет мира друг с другом, они грабят Росию⁵²⁰, наносят ей значительный вред и причиняют ущерб.

[Знай], что и росы озабочены тем, чтобы иметь мир с пачинакитами. Ведь они покупают⁵²¹ у них коров, коней, овец и от этого живут легче и сытнее, поскольку ни одного из упомянутых выше животных в Росии не водилось⁵²². Но и против удаленных от их пределов врагов⁵²³ росы вообще отправляться не могут, если не находятся в мире с пачинакитами, так как пачинакиты имеют возможность – в то время когда росы удалятся от своих [семей], – напав, все у них уничтожить и разорить. Поэтому росы всегда питают особую заботу, чтобы не понести от них вреда, ибо силен этот народ, привлекать их к союзу и получать от них помощь, так чтобы от их вражды избавляться и помощью пользоваться.

[Знай], что и у царственного сего града⁵²⁴ ромеев, если росы не находятся в мире с пачинакитами, они появиться не могут, ни ради войны, ни ради торговли, ибо, когда росы с ладьями приходят к речным порогам⁵²⁵ и не могут миновать их иначе, чем вытащив свои ладьи из реки и переправив, неся на плечах, нападают тогда на них люди этого народа пачинакитов и легко – не могут же росы двум трудам противостоять⁵²⁶ – побеждают и устраивают резню.

3. О пачинакитах и турках⁵²⁷

[Знай], что и турок род весьма страшится и боится упомянутых пачинакитов потому, что был неоднократно побеждаем ими⁵²⁸ и предан почти полному уничтожению, оттого турки всегда страшными считают пачинакитов и трепещут перед ними.

4. О пачинакитах, росах и турках

[Знай], что пока василевс ромеев находится в мире с пачинакитами⁵²⁹ ни росы, ни турки не могут нападать на державу ромеев по закону войны, а также не могут требовать у ромеев за мир великих и чрезмерных денег и вещей, опасаясь, что василевс употребит силу этого народа против них, когда они выступят на ромеев. Пачинакиты, связанные дружбой с василевсом и побуждаемые его грамотами⁵³⁰ и дарами, могут легко нападать на землю росов и турок, уводить в рабство их жен и детей, разорять их землю⁵³¹.

5. О пачинакитах и булгарах⁵³²

[Знай], что и булгарам более страшным казался бы василевс ромеев и мог бы понуждать их к спокойствию, находясь в мире с пачинакитами⁵³³, поскольку и с этими булгарами соседствуют названные пачинакиты⁵³⁴ и, когда пожелают, либо ради собственной корысти, либо в угоду василевсу ромеев, могут легко выступать против Булгарии⁵³⁵ и, благодаря своему подавляющему большинству и силе, одолевать тех и побеждать. Поэтому и булгары проявляют постоянное старание и заботу о мире и согласии с пачинакитами. Так как [булгары] многократно были побеждены и ограблены ими, то по опыту узнали, что хорошо и выгодно находиться всегда в мире с пачинакитами.

6. О пачинакитах и херсонитах

[Знай], что и другой народ из тех же самых пачинакитов⁵³⁶ находится рядом с областью Херсона. Они и торгуют с херсонитами⁵³⁷, и исполняют поручения как их, так и василевса и в Росии, и в Хазарии⁵³⁸, и в Зихии⁵³⁹, и во всех тамошних краях, получая, разумеется, от херсонитов заранее согласованную плату за эту самую услугу, соответственно важности поручения и своим трудам, как-то: влаттии, прандии, харерии, пояса, перец⁵⁴⁰, алые кожи парфянские и другие предметы, требуемые ими, как о том каждый херсонит сумеет договориться с любым из пачинакитов при соглашении или уступит его настояниям. Ведь, будучи свободными и как бы самостоятельными⁵⁴¹, эти самые пачинакиты никогда и никакой услуги не совершают без платы.

7. О василиках⁵⁴², посылаемых⁵⁴³ из Херсона в Пачинакию⁵⁴⁴

Всякий раз, когда василик переправится в Херсон ради подобного поручения, он должен тотчас послать [вестника] в Пачинакию и потребовать от них заложников и охранников⁵⁴⁵. Когда они прибудут, то заложников оставить под стражей в крепости Херсона, а самому с охранниками отправиться в Пачинакию и исполнить порученное. Эти самые пачинакиты, будучи ненасытными и крайне жадными до редких у них вещей, бесстыдно требуют больших подарков: заложники домогаются одного для себя, а другого для своих жен, охранники – одного за свои труды, а другого за утомление их лошадей. Затем, когда василик вступит в их страну, они требуют прежде всего даров василевса и снова, когда ублажат своих людей, просят подарков для своих жен и своих родителей. Мало того, те, которые ради охраны возвращающегося к Херсону василика приходят с ним, просят у него, чтобы он вознаградит труд их самих и их лошадей⁵⁴⁶.

8. О василиках, посылаемых из богохранимого града в Пачинакию с хеландиями⁵⁴⁷ по рекам Дунай⁵⁴⁸, Днепр и Днестр⁵⁴⁹

[Знай], что и в стороне Булгарии⁵⁵⁰ расположился народ пачинакитов по направлению к области Днепра, Днестра и других там имеющихся рек. Когда послан отсюда василик с хеландиями, то он может, не отправляясь в Херсон, кратчайшим путем и быстрее найти здесь тех же пачинакитов, обнаружив которых, он оповещает их через своего человека, пребывая сам на хеландиях, имея с собою и охраняя на судах царские вещи. Пачинакиты сходятся к нему, и, когда они сойдутся, василик дает им своих людей в качестве заложников, но и сам получает от пачинакитов их заложников и держит их в хеландиях. А затем он договаривается с пачинакитами. И, когда пачинакиты принесут василику клятвы по своим «заканам»⁵⁵¹, он вручает им царские дары и принимает «друзей»⁵⁵² из их числа, сколько хочет, а затем возвращается. Так-то нужно договариваться с ними, чтобы, когда у василевса явится потребность в них, они бы исполнили службу будь то против росов либо против булгар, либо же против турок, ибо они в состоянии воевать со всеми ими и, многократно нападая на них⁵⁵³, стали ныне [им] страшными. Ясно это также из следующего. Когда клирик Гавриил как-то был послан к туркам⁵⁵⁴ по повелению василевса и сказал им: «Василевс заявляет вам⁵⁵⁵, чтобы вы отправились и прогнали пачинакитов с мест их, а вы расположились бы вместо них, так как прежде там располагались, – дабы находиться близ царственности моей и дабы, когда я того пожелаю, я отправлял послов и вскорости находил вас», – то все архонты⁵⁵⁶ турок воскликнули в один голос: «Сами мы не ввяжемся в войну с пачинакитами, так как не можем воевать с ними⁵⁵⁷, – страна [их] велика, народ многочислен, дурное это отродье. Не продолжай перед нами таких речей – не по нраву они нам»⁵⁵⁸.

[Знай], что пачинакиты с наступлением весны переправляются с той стороны реки Днепра и всегда здесь проводят лето⁵⁵⁹.

9. О росах⁵⁶⁰, отправляющихся с моноксилами⁵⁶¹ из Росии⁵⁶² в Константинополь

[Да будет известно], что приходящие из внешней Росии⁵⁶³ в Константинополь моноксилы являются⁵⁶⁴ одни из Немогарда⁵⁶⁵, в котором сидел⁵⁶⁶ Сфендослав⁵⁶⁷, сын Ингора⁵⁶⁸, архонта Росии⁵⁶⁹, а другие из крепости Милиниски⁵⁷⁰, из Телиуцы⁵⁷¹, Чернигоги⁵⁷² и из Вусеграда⁵⁷³. Итак, все они пускаются рекою Днепр⁵⁷⁴ и сходятся в крепости Киоава⁵⁷⁵, называемой Самватас⁵⁷⁶. Славяне же, их пактиоты⁵⁷⁷, а именно: кривитеины⁵⁷⁸, лензанины⁵⁷⁹ и прочие Славинии⁵⁸⁰ – рубят в своих горах⁵⁸¹ моноксилы во время зимы и, снарядив их, с наступлением весны, когда растает лед, вводят в находящиеся по соседству водоемы. Так как эти [водоемы] впадают в реку Днепр, то и они из тамошних [мест] входят в эту самую реку и отправляются в Киову. Их вытаскивают для [оснастки] и продают росам. Росы же, купив одни эти долбленки и разобрав свои старые моноксилы, переносят с тех на эти весла, уключины и прочее убранство... снаряжают их⁵⁸².

И в июне месяце⁵⁸³, двигаясь по реке Днепр, они спускаются в Витичеву⁵⁸⁴, которая является крепостью-пактиотом росов, и, собравшись там в течение двух-трех дней, пока соединятся все моноксилы⁵⁸⁵, тогда отправляются в путь и спускаются по названной реке Днепр⁵⁸⁶. Прежде всего они приходят к первому порогу⁵⁸⁷, нарекаемому Эссупи, что означает по-росски и по-славянски «Не спи»⁵⁸⁸. Порог [этот] столь же узок, как пространство циканистирия⁵⁸⁹, а посередине его имеются обрывистые высокие скалы, торчащие наподобие островков. Поэтому набегающая и приливающая к ним вода, низвергаясь оттуда вниз, издает громкий страшный гул. Ввиду этого росы не осмеливаются проходить между скалами, но, причалив поблизости и высадив людей на сушу, а прочие вещи оставив в моноксилах, затем нагие, ощупывая своими ногами [дно, волокут их]⁵⁹⁰, чтобы не натолкнуться на какой-либо камень. Так они делают, одни у носа, другие посередине, а третьи у кормы, толкая⁵⁹¹ [ее] шестами, и с крайней осторожностью они минуют этот первый порог по изгибу у берега реки. Когда они пройдут этот первый порог, то снова, забрав с суши прочих, отплывают и приходят к другому порогу, называемому по-росски Улворси, а по-славянски Островунипрах, что значит «Островок порога»⁵⁹². Он подобен первому, тяжек и трудно проходим. И вновь, высадив людей, они проводят моноксилы, как и прежде. Подобным же образом минуют они и третий порог, называемый Геландри, что по-славянски означает «Шум порога»⁵⁹³, а затем так же – четвертый порог, огромный, нарекаемый по-росски Аифор, по-славянски же Неасит, так как в камнях порога гнездятся пеликаны⁵⁹⁴. Итак, у этого порога все причаливают к земле носами вперед, с ними выходят назначенные для несения стражи мужи и удаляются. Они неусыпно несут стражу из-за пачинакитов⁵⁹⁵. А прочие, взяв вещи, которые были у них в моноксилах⁵⁹⁶, проводят рабов⁵⁹⁷ в цепях по суше на протяжении шести миль⁵⁹⁸, пока не минуют порог. Затем также одни волоком, другие на плечах, переправив свои моноксилы по сю сторону порога, столкнув их в реку и внеся груз, входят сами и снова отплывают. Подступив же к пятому порогу, называемому по-росски Варуфорос, а по-славянски Вулнипрах⁵⁹⁹, ибо он образует большую заводь⁶⁰⁰, и переправив опять по излучинам реки свои моноксилы, как на первом и на втором пороге, они достигают шестого порога, называемого по-росски Леанди, а по-славянски Веручи, что означает «Кипение воды»⁶⁰¹, и преодолевают его подобным же образом. От него они отплывают к седьмому рогу, называемому по-росски Струкун, а по-славянски Напрези, что переводится как «Малый порог»⁶⁰². Затем достигают так называемой переправы Крария⁶⁰³, через которую переправляются херсониты, [идя] из Росии⁶⁰⁴, и пачинакиты⁶⁰⁵ на пути к Херсону⁶⁰⁶. Эта переправа имеет ширину ипподрома⁶⁰⁷, а длину, с низа до того [места], где высовываются подводные скалы⁶⁰⁸, – насколько пролетит стрела пустившего ее отсюда дотуда. Ввиду чего к этому месту спускаются пачинакиты и воюют против росов⁶⁰⁹. После того как пройдено это место, они достигают острова, называемого Св. Григорий⁶¹⁰. На этом острове они совершают свои жертвоприношения, так как там стоит громадный дуб: приносят в жертву живых петухов, укрепляют они и стрелы вокруг [дуба], а другие – кусочки хлеба, мясо и что имеет каждый, как велит их обычай. Бросают они и жребий о петухах: или зарезать их, или съесть, или отпустить их живыми⁶¹¹. От этого острова росы не боятся пачинакита⁶¹², пока не окажутся в реке Селина⁶¹³. Затем, продвигаясь таким образом от [этого острова] до четырех дней, они плывут, пока не достигают залива реки, являющегося устьем, в котором (лежит остров Св. Эферий). Когда они достигают этого острова, то дают там себе отдых до двух-трех дней. И снова они переоснащают свои моноксилы всем тем нужным, чего им недостает: парусами, мачтами, кормилами, которые они доставили [с собой]. Так как устье этой реки является, как сказано, заливом и простирается вплоть до моря, а в море лежит остров Св. Эферий, оттуда они отправляются к реке Днестр и, найдя там убежище, вновь там отдыхают⁶¹⁴. Когда же наступит благоприятная погода, отчалив, они приходят в реку, называемую Аспрос⁶¹⁵, и, подобным же образом отдохнув и там, снова отправляются в путь и приходя в Селину, и так называемый рукав реки Дунай. Пока они не минуют реку Селина, рядом с ними следуют пачинакиты. И если море, как это часто бывает, выбросит моноксил на сушу, то все [прочие] причаливают, чтобы вместе противостоять пачинакитам. От Селины же они не боятся никого, но, и ступив в землю Булгарии, входят в устье Дуная⁶¹⁶. От Дуная они прибывают в Конопу⁶¹⁷, а от Конопы – в Констанцию⁶¹⁸... к реке Варна⁶¹⁹; от Варны же приходят к реке Дичина⁶²⁰. Все это относится к земле Булгарии⁶²¹. От Дичины они достигают области Месемврии⁶²² – тех мест, где завершается их мучительное и страшное, невыносимое и тяжкое плавание. Зимний же и суровый образ жизни тех самых росов таков. Когда наступит ноябрь месяц, тотчас их архонты⁶²³ выходят со всеми росами⁶²⁴ из Киава и отправляются в полюдия, что именуется «кружением»⁶²⁵, а именно – в Славинии вервианов⁶²⁶, другувитов⁶²⁷, кривичей, севериев⁶²⁸ и прочих славян⁶²⁹, которые являются пактиотами росов⁶³⁰. Кормясь⁶³¹ там в течение всей зимы, они снова, начиная с апреля⁶³², когда растает лед на реке Днепр, возвращаются в Киав. Потом так же, как было рассказано, взяв свои моноксилы, они оснащают [их] и отправляются в Романию⁶³³.

[Знай], что узы могут воевать с пачинакитами⁶³⁴.

10. О Хазарии⁶³⁵, как нужно и чьими силами воевать [с нею]

[Знай], что узы способны воевать с хазарами, поскольку находятся с ними в соседстве, подобно тому как и эксусиократор Алании⁶³⁶.

[Знай], что девять Климатов Хазарии⁶³⁷ прилегают к Алании и может алан, если, конечно, хочет, грабить их отселе и причинять великий ущерб и бедствия хазарам, поскольку из этих девяти Климатов являлись вся жизнь и изобилие Хазарии.

11. О крепости Херсон и крепости Боспор⁶³⁸

[Знай], что эксусиократор Алании не живет в мире с хазарами, но более предпочтительной считает дружбу василевса ромеев, и, когда хазары не желают хранить дружбу и мир в отношении василевса, он может сильно вредить им, и подстерегая на путях, и нападая на идущих без охраны при переходах к Саркелу⁶³⁹, к Климатам и к Херсону. Если этот эксусиократор постарается препятствовать хазарам⁶⁴⁰, то длительным и глубоким миром пользуются и Херсон, и Климаты, так как хазары, страшась нападения аланов, находят небезопасным поход с войском на Херсон и Климаты и, не имея сил для войны одновременно против тех и других, будут принуждены хранить мир.

12. О Черной Булгарии⁶⁴¹ и о Хазарии

[Знай], что так называемая Черная Булгария может воевать с хазарами.

37. О народе пачинакитов⁶⁴²

Да будет известно, что пачинакиты сначала имели место своего обитания на реке Атил, а также на реке Геих⁶⁴³, будучи соседями и хазар, и так называемых узов⁶⁴⁴. Однако пятьдесят лет назад⁶⁴⁵ упомянутые узы, вступив в соглашение с хазарами и пойдя войною на пачинакитов, одолели их и изгнали из собственной их страны, и владеют ею вплоть до нынешних времен так называемые узы⁶⁴⁶. Пачинакиты же, обратясь в бегство, бродили, выискивая место для своего поселения. Достигнув земли, которой они обладают и ныне⁶⁴⁷, обнаружив на ней турок, победив их в войне и вытеснив, они изгнали их⁶⁴⁸, поселились здесь и владеют этой страной, как сказано, вплоть до сего дня уже в течение пятидесяти пяти лет⁶⁴⁹.

Да будет ведомо, что вся Пачинакия делится на восемь фем⁶⁵⁰, имея столько же великих архонтов. А фемы таковы⁶⁵¹: название первой фемы Иртим, второй – Цур, третьей – Гила, четвертой – Кулпеи, пятой – Харавои, шестой – Талмат, седьмой – Хопон, восьмой – Цопон. Во времена же, в какие пачинакиты были изгнаны из своей страны, они имели архонтами в феме Иртим Ваицу, в Цуре – Куела, в Гиле – Куркутэ, в Кулпеи – Ипаоса, в Харавои – Каидума, в феме Талмат – Косту, в Хопоне – Гиаци, а в феме Цопон – Батана. После смерти этих власть унаследовали их двоюродные братья, ибо у них утвердились законы и древний обычай, согласно которым они не имели прав передавать достоинство детям или своим братьям; довольно было для владеющих им и того, что они правили в течение жизни. После же их смерти должно избирать или их двоюродного брата, или сыновей двоюродных братьев, чтобы достоинство не оставалось постоянно в одной ветви рода, но чтобы честь наследовали и получали также и родичи по боковой линии. Из постороннего же рода никто не вторгается и не становится архонтом. Восемь фем разделяются на сорок частей, и они имеют архонтов более низкого разряда.

Должно знать, что четыре рода пачинакитов, а именно: фема Куарцицур, фема Сирукалпеи, фема Вороталмат и фема Вулацопон, – расположены по ту сторону реки Днепра по направлению к краям [соответственно] более восточным и северным⁶⁵², напротив Узии, Хазарии, Алании, Херсона и прочих Климатов⁶⁵³. Остальные же четыре рода располагаются по сю сторону реки Днепра, по направлению к более западным и северным краям, а именно: фема Гиазихопон соседит с Булгарией, фема Нижней Гилы соседит с Туркией, фема Харавои соседит с Росией, а фема Иавдиертим соседит с подплатежными стране Росии местностями, с ультинами⁶⁵⁴, дервленинами⁶⁵⁵, лензанинами⁶⁵⁶ и прочими славянами. Пачинакия отстоит от Узии и Хазарии на пять дней пути, от Алании – на шесть дней, от Мордии⁶⁵⁷ – на десять дней, от Росии – на один день, от Туркии – на четыре дня, от Булгарии – на полдня⁶⁵⁸, к Херсону она очень близка, а к Боспору еще ближе.

Да будет известно, что в то время, когда пачинакиты были изгнаны из своей страны, некоторые из них по собственному желанию и решению остались на месте, живут вместе с так называемыми узами и поныне находятся среди них, имея следующие особые признаки (чтобы отличаться от тех и чтобы показать, кем они были и как случилось, что они отторгнуты от своих): ведь одеяние свое они укоротили до колен, а рукава обрезали от самых плеч, стремясь этим как бы показать, что они отрезаны от своих и от соплеменников⁶⁵⁹.

Должно знать, что по сю сторону реки Днестра, в краю, обращенном к Булгарии, у переправ через эту реку, имеются пустые крепости: первая крепость названа пачинакитами Аспрон, так как ее камни кажутся совсем белыми; вторая крепость Тунгаты, третья крепость Кракнакаты, четвертая крепость Салмакаты, пятая крепость Сакакаты, шестая крепость Гиэукаты⁶⁶⁰. Посреди самих строений древних крепостей обнаруживаются некие признаки церквей и кресты, высеченные в песчанике, поэтому кое-кто сохраняет предание, что ромеи некогда имели там поселение.

Должно знать, что пачинакиты называются также кангар, но не все, а народ трех фем: Иавдиирти, Куарцицур и Хавуксингила, как более мужественные и благородные, чем прочие, ибо это и означает прозвище кангар.

(Перевод Г. Г. Литаврина С. 33–53, 155–159)

Анонимный воинский трактат об организации лагеря и воинской тактике в рукописных списках сохранился без указания автора. Автор сочинения касается и различных бытовых ситуаций, стычек в ущельях (клисурах), методов осады и атаки. Исторические примеры черпаются из опыта войн с соседями, к которым относятся как болгары, так и более отдаленные – печенеги, турки (венгры), а также росы. Таким образом, памятник отражает ситуацию второй половины X в. Автор представляется не столько книжным теоретиком, сколько человеком практического воинского опыта, знакомого с битвами с болгарами. Император, к которому обращен трактат идентифицируется чаще с Василием II или с Никифором Фокой. В первом случае тогда речь может идти о болгарских войнах 991–995 гг.

В главе о походном марше упоминаются росы как составной контингент византийской армии. В другом случае в рекомендациях о ночном нападении на лагерь неприятеля говорится о русских всадниках.

Издание: Three Byzantine Military Treatises / Ed. by G. T. Dennis Washington, 1985.

Перевод: Два византийских военных трактата конца X в. / Пер. В. В. Кучмы. СПб., 2002. С. 319–390.

Литература: Graux 1875. Р. 76–89; Кулаковский 1900. Т. VII. С. 645 – 660; Vari 1901; Кулаковский 1903. Т. 10. С. 63–91; Lammert 1938. Bd 31. S. 389–411; Кучма 1966. Вып. 4. С. 31–56; Dagron, Mihăescu 1986.

Об устройстве лагеря

X. О марше

Пусть император имеет при себе собственных токсотов, если пожелает; пусть при нем будут также росы⁶⁶¹ и малартии⁶⁶². Если где-нибудь по пути движения армии встретятся поселения, пусть будут отправлены слуги для добывания всего необходимого.

Прибыв на место лагерной стоянки, эти таксии⁶⁶³ не должны сразу же разрушать свой строй, но, отступив немного в сторону, должны расположиться вокруг лагерной стоянки, чтобы прислуга успела полностью установить палатки. После того как лагерь будет установлен, пусть по две таксии из каждых фланговых и одна из авангардных будут расставлены снаружи, остальные же таксии пусть будут впущены в лагерь...

ХѴІII. О дукаторах и катаскопах

Поскольку не следует пренебрегать ничем, что направлено к общему благу армии, необходимо иметь опытных и знающих дукаторов⁶⁶⁴, всячески им покровительствовать, их опекать и о них заботиться: ведь без них ничего хорошего не может быть достигнуто. Мы называем дукаторами не просто тех, которые хорошо знают дороги, – ведь это может знать и любой поселянин, – но тех, которые, в дополнение к знанию дорог, способны успешно управлять переходом войска через клисуры [т. е. теснины], предвидеть и предусмотреть истинную протяженность дневных переходов и отыскать места для просторного лагеря, удобные и обеспеченные в изобилии водой, и, исходя из состояния вражеской земли, точно сообщить вторгнувшемуся в нее войску, в каких пределах можно опустошать страну и обращать ее жителей в рабство.

Надлежит также выдвинуть вперед многочисленных и подходящих хосариев, которых люди с востока именуют трапезитами⁶⁶⁵, и пусть они постоянно то в одном, то в другом месте проникают во вражескую землю для захвата в плен людей, чтобы через последних точно узнавать о намерениях врагов, готовы ли они действовать или ожидают помощи союзников, и чтобы, короче говоря, ничто из задуманного ими не осталось незамеченным.

Подобно им в высшей степени полезны катаскопы⁶⁶⁶: проникнув во вражескую страну, они могут точно изучить врагов и сообщить тем, которые их послали. Доместику⁶⁶⁷ и пограничным стратигам⁶⁶⁸ разрешается иметь катаскопов не только среди болгар, но и среди других пограничных народов, обитающих в землях печенегов, и турок, и росов, чтобы ничто из замышляемого ими не оставалось нам неизвестным. Иногда пленные, захваченные вместе с женами и детьми, принесут больше пользы, чем иные из катаскопов. Связав их обещанием стратигов предоставить им свободу вместе с женами и детьми, их следует направить на разведку, и когда они возвратятся после изучения всего того, что касается их соотечественников, они расскажут только правду.

XIX. О прохождении клисур, не занятых неприятелями

За несколько дней до того, как войску предстоит вступить на вражескую территорию, пусть будут отправлены дукаторы, катаскопы и хосарии, чтобы хорошо изучить все дороги и узнать, не заняты ли они неприятелями. И если станет известно, что они не заняты, тогда нецелесообразно вводить войско в неудобную местность; ведь вражеские нападения обычно случаются после того, как начался переход через тесные места. Если же какая-либо необходимость вынудит пройти именно по таким дорогам, за один или за два дня должен быть послан отряд пехоты, возглавляемый мужественным и знающим архонтом и имеющий больше токсотов и аконтистов, чем оплитов. Если есть возможность, пусть и отряд конников там будет присутствовать и взаимодействовать с пехотинцами с целью их большего воодушевления. Также следует идти с ними более опытным дукаторам и таксиархам, с тужившим на Западе, которые знают такую местность более детально, чем другие. Архонт должен постараться захватить все самые высокие точки местности или же оборудованный фрурион⁶⁶⁹, если окажется, что он находится в данном месте, и пусть оттуда он надежно удерживает не только ту дорогу, по которой предстоит перейти армии, но также с большим рвением охраняет все остальные дороги, предоставляющие возможность для подхода по ним неприятельского войска, чтобы враги не были в состоянии ниоткуда напасть на армию, находящуюся в невыгодной позиции, и нанести ей урон в этих условиях.

После надежного занятия дороги архонт должен доложить нашему священному императору, и после этого следует приступить к переходу. Пусть будут выделены две таксиархии, которым надлежит идти впереди кавалеристов, неся с собой секиры и топоры для расчистки пути, где это потребуется. Командиру двух передовых таксиархий должно быть дано императорское распоряжение, чтобы на всем протяжении этой дороги, где обнаружатся сколько-нибудь сужающиеся и труднопреодолимые места, он оставлял бы часть пехотинцев, чтобы удерживать и охранять их до перехода всего войска. Позади этих пехотинцев должны следовать передовые формирования кавалерийских таксий нашего священного императора, после них – пехотинцы, которые следуют вместе с императором, то есть росы⁶⁷⁰, малартии и токсоты, за ними – наш священный император с его окружением и в сопровождении соответствующих кавалерийских таксий, а после них пусть переходит остальное войско в той последовательности, как нами каждому было предписано. Две таксиархии, идущие впереди всего войска, должны сохранять походный порядок вплоть до их размещения в лагере, точно так же как и все остальные. Позади всех, в том числе и саки, должны следовать две таксиархии пехотинцев. Архонт, заранее овладевший дорогами, не должен их оставлять, пока не перейдет вся армия целиком, но лишь после того, как перейдут все, пусть тогда и он перейдет самым последним вместе с подчиненными ему людьми.

XXV. О том, как нужно атаковать лагерь врагов ночью

Если осажденные враги поддерживаются извне своими соплеменниками и благодаря этому остаются неуязвимыми вопреки нашим стараниям, необходимо через пленных, катаскопов или перебежчиков узнать, в каком месте эти соплеменники располагаются и каковы их силы. Если они не очень далеко от нашего войска, а на расстоянии не больше одного дневного перехода, так что есть возможность, начав марш вечером, до рассвета достичь их лагеря, тогда император, выделив значительные силы кавалеристов, превосходящие те, которые имеются у врагов, и взяв с собой пехотные части аконтистов и токсотов и некоторых из оплитов, имеющих лучших вьючных лошадей, а также верховых росов⁶⁷¹, – оставив, конечно, на защиту собственного лагеря от врагов достаточное войско, – должен выступить в сопровождении опытных дукаторов, так чтобы никто, за исключением его советников, не знал, куда он направляется. К тому же следует идти на врагов не беспорядочно и не как придется, но пусть каждая таксия следует одна за другой строем и соблюдая тишину, причем пехотное войско пусть следует позади всех кавалерийских таксий, а кавалеристы пусть идут вместе с росами, и если они перед рассветом атакуют врагов, застигнутых врасплох, они с помощью Божьей завершат великое дело. Даже если враги, будучи настороже, вступят в сражение, они, оказавшись слабее, потерпят поражение, если Бог не допустит, чтобы с нашей стороны случился какой-либо промах.

(Перевод В. В. Кучмы. 2002. С. 350–351, 359–363, 378–379)

Так называемая хроника Продолжателя Феофана (Scriptores pose Theophanem) – памятник исторической мысли, связанный с именем Константина Багрянородного. В начале текста говорится о подготовка этого труда во время правления Константина Багряногродного, по его повелению и даже при его непосредственном участии; временем создания хроники считается период самостоятельного правления Константина (945–959) – возможно, около 950 г. Это произведение формировалось в иных, по сравнению с IX в., условиях, и, хотя непосредственно примыкает к «Хронографии» Феофана (охватывает в целом период с 813 по 961 г., обрываясь на середине фразы), отличается от предшествующих ему памятников исторической мысли как по идейной направленности, так и по методам освоения исторического материала. Продолжатель Феофана охотно передает различные слухи и поверия (в частности, в книге о Михаиле III). Однако памятник отличает несколько иной по сравнению с предшественниками уровень историзма. Так, можно говорить об элементах исторической критики – это редкость даже для современной Продолжателю литературы: приводятся противоречивые версии одного и того же события, различные оценки поведения того или иного героя (сражение при Версиникии 22 июня 813 г., рассказы о Фоме Славянине, о гибели Феофана). Автор пытается раскрыть причинно-следственную связь событий. В прооймионе хронист определяет и композиционно-тематическую структуру труда, намереваясь следовать монографическому принципу описания «по правлениям» того или иного монарха. Все это серьезно отличается от полумеханического нанизывания разнородных источников, свойственного хронике Логофета.

Общей целью историографии круга Константина Багрянородного было прославление Македонской династии и, прежде всего, ее основателя – Василия I, что отразилось и на рассматриваемых первых четырех книгах хроники, охватывающих период, предшествующий правлению Василия. Принадлежность автора к придворным кругам Константина VII объясняется и выдвижением на первый план в концепции государственного правления принципа легитимности императорской власти. Подобные социальные воззрения хрониста с еще большей силой развиты в «Жизнеописании императора Василия I», составляющего целиком 5-ю книгу Продолжателя Феофана.

Следующая часть хроники Продолжателя Феофана, охватывающая период от правления Льва VI до смерти Романа Лакапина (948), близка второй редакции хроники Логофета («Ватиканский Георгий»), и, таким образом, несет черты переработки хроники Логофета с позиций аристократа.

Наконец, в четвертой части Продолжателя Феофана описывается самостоятельное царствование Константина VII и начало правления его сына Романа II (повествование обрывается на 961 г.). Его автор, по-видимому, – современник происходящего, можно предполагать его близость монашеству Олимпа.

Вместе с тем подчеркнутый интерес автора заключительной части к городским эпархам, их ведомству, позволяет предположить, что этот раздел написал Феодор Дафнопат, императорский секретарь, патрикий, который в 960–963 гг. сам был эпархом города. Ему приписывается и возможное редактирование всей хроники Продолжателя Феофана (работа над последней частью хроники датируется временем между 961 и 968 гг.).

Основываясь на сведениях своих источников, автор Хроники сообщает о набеге росов на Константинополь 860 г., о походе Руси («дромитов») 941 г., об участии воинских соединений росов, наряду с армянами, «славянами» и фракийцами, в походе византийской армии в 961 г. на Хандак на Крите, на чем и обрывается рукопись с текстом Хроники.

Идентификация автора хроники Продолжателя Феофана с Феодором Дафнопатом остается проблематичной.

Издания: Theophanes continuatus, Ioannes Cameniata, Symeon Magister, Georgius Monachus / Rec. I. Bekker. Bonnae, 1838. P. 1–21, 353–481.

Перевод: Продолжатель Феофана. Жизнеописания византийских царей / Перевод и издание Я. Н. Любарского. М., 1992 (2-е изд. – СПб., 2009).

Литература: Крашенинников 1913. С. 187–188; Iorga 1925. Р. 253–260; Шестаков 1929. Р.35–45; Nickles 1937. Р. 221–227; Jenkins 1949. Р. 403–406; Jenkins 1954. Р. 11–30; Barišič 1959. Р. 119–133; Barišič 1961. Р. 257–271; Markopoulos 1985. S. 171–182; Ljubarskij 1987. S. 12–27.

Хронография

Царствование Михаила III

Потом набег росов (это скифское племя, необузданное и жестокое), которые опустошили ромейские земли, сам Понт Евксинский предали огню и оцепили город⁶⁷² (Михаил⁶⁷³ в то время воевал с исмаилитами⁶⁷⁴). прочем, насытившись гневом Божиим, они вернулись домой – правивший тогда церковью Фотий⁶⁷⁵ молил Бога об этом, – а вскоре прибыло от них посольство в царственный город, прося приобщить их Божьему крещению⁶⁷⁶. Что и произошло⁶⁷⁷.

Жизнеописание императора Василия

Щедрыми раздачами золота, серебра и шелковых одеяний он⁶⁷⁸ склонил к соглашению неодолимый и безбожный народ росов, заключил с ними мирные договоры⁶⁷⁹, убедил приобщиться к спасительному крещению и уговорил принять рукоположенного патриархом Игнатием⁶⁸⁰ архиепископа, который, явившись в их страну, стал любезен народу таким деянием. Однажды князь этого племени собрал сходку их подданных и воссел впереди со своими старейшинами, кои более других по многолетней привычке были преданы суеверию, и стал рассуждать с ними о христианской и исконной вере. Позвали туда и иерея, только что к ним явившегося, и спросили его, что он им возвестит и чему собирается наставлять. А тот, протягивая священную книгу Божественного Евангелия, возвестил им некоторые из чудес Спасителя и Бога нашего и поведал по Ветхому Завету о чудотворных Божьих деяниях. На это росы тут же ответили: «Если сами не узрим подобного, а особенно того, что рассказываешь ты о трех отроках и печи, не поверим тебе и не откроем ушей речам твоим». А он, веря в истину рекшего: «Если что попросите во Имя Мое, то сделаю»⁶⁸¹ и «Верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит и больше сих сотворит», когда оное должно свершиться не напоказ, а для спасения душ, сказал им: «Хотя и нельзя искушать Господа Бога, но если от души решили вы обратиться к Богу, просите, что хотите, и все полностью ради веры вашей совершит Бог, пусть мы жалки и ничтожны». И попросили они бросить в разложенный ими костер саму книгу веры христианской, божественное и святое Евангелие, и если останется она невредимой и неопаленной, то обратятся к Богу, им возглашаемому. После этих слов поднял иерей глаза и руки к Богу и рек: «Прославь имя Твое, – Иисус Христос, Бог наш, в глазах всего этого племени», – и тут же метнул в пламя костра книгу святого Евангелия. Прошло немало времени, и, когда погасло пламя, нашли святой том невредимым и нетронутым, никакого зла и ущерба от огня не потерпевшим, так что даже кисти запоров книги не попортились и не изменились. Увидели это варвары, поразились величию чуда и уже без сомнений приступили к крещению.

Царствование Романа

Одиннадцатого июня четырнадцатого индикта на десяти тысячах судов приплыли к Константинополю росы, коих именуют также дромитами⁶⁸², происходят же они из племени франков⁶⁸³. Против них со всеми тромонами и триерами⁶⁸⁴, которые только оказались в городе, был отправлен патрикий⁶⁸⁵. Он снарядил и привел в порядок флот, укрепил себя постом и слезами и приготовился сражаться с росами. Когда росы приблизились и подошли к Фаросу (Фаросом называется сооружение, на котором горит огонь, указующий путь идущим в ночи), патрикий, расположившийся у входа в Евксинский понт (он назван «гостеприимным» по противоположности, ибо был прежде враждебен для гостей из-за постоянных нападений тамошних разбойников; их, однако, как рассказывают, уничтожил Геракл, и получившие безопасность путешественники переименовали понт в «гостеприимный»), неожиданно напал на них на Иероне, получившем такое название из-за святилища, сооруженного аргонавтами во время похода. Первым вышедший на своем дромоне патрикий рассеял строй кораблей росов, множество их спалил огнем, остальные же обратил в бегство. Вышедшие вслед за ним другие дромоны и триеры довершили разгром, много кораблей потопили вместе с командой, многих убили, а еще больше взяли живыми. Уцелевшие поплыли к восточному берегу, к Сгоре⁶⁸⁶. И послан был тогда по суше им наперехват из стратигов патрикий Варда Фока с всадниками и отборными воинами. Росы отправили было в Вифинию изрядный отряд, чтобы запастись провиантом и всем необходимым, но Варда Фока этот отряд настиг, разбил наголову, обратил в бегство и убил его воинов. Пришел туда во главе всего восточного войска и умнейший доместик схол Иоанн Куркуас, который, появляясь то там, то здесь, немало убил оторвавшихся от своих врагов, и отступили росы в страхе перед его натиском, не осмеливаясь больше покидать свои суда и совершать вылазки. Много злодеяний совершили росы до подхода ромейского войска: предали огню побережье Стена⁶⁸⁷, а из пленных одних распинали на кресте, других вколачивали в землю, третьих ставили мишенями и расстреливали из луков. Пленным же из священнического сословия они связали за спиной руки и вгоняли им в голову железные гвозди. Немало они сожгли и святых храмов. Однако надвигалась зима, у росов кончалось продовольствие, они боялись наступающего войска доместика схол Куркуаса, его разума и смекалки, не меньше опасались и морских сражений и искусных маневров патрикия Феофана и потому решили вернуться домой. Стараясь пройти незаметно для флота, они в сентябре пятнадцатого индикта⁶⁸⁸ ночью пустились в плавание к фракийскому берегу, но были встречены уномянутым патрикием Феофаном и не умели укрыться от его неусыпной и доблестной души. Тотчас же завязывается второе сражение. И множество кораблей пустил на дно, и многих росов убил упомянутый муж. Лишь немногим удалось спастись на своих судах, подойти к побережью Килы и бежать с наступлением ночи. Патрикий же Феофан, вернувшийся с победой и великими трофеями, был принят с честью и великолепием и почтен саном паракимомена⁶⁸⁹.

(Перевод Я. Н. Любарского. С. 84, 142–143, 175–176)

Так называемая Хроника Псевдо-Симеона представляет собой одну из известных версий хроники «Продолжателя Феофана» или сходных частей хроники Логофета. В отличие от других версий памятника, оканчивающихся на описании событий 948 г., текст Псевдо-Симеона описывает события всемирной истории с 813 по 963 г. Она является компиляцией различных, по большей части известных, трудов – Феофана Исповедника, Георгия Монаха, анонимной хроники IX в. об императоре Льве Армянине (Scriptor incertus de Leone Armenio), сохранившейся в свою очередь в двух вариантах, первой редакции Продолжателя Георгия и хроники Продолжателя Феофана.

В тексте хроники Псевдо-Симеона содержится заимствованный сюжет об осаде росами Константинополя (в 860 г.) и об организации патриархом Фотием обороны столицы. Та же хроника сохранила рассказ и о росах-дромитах, названных по имени некоего Роса, происходящих из рода «франков». Вновь о росах-дромитах сообщается в связи с рассказом о походе на Константинополь Олега в 907 г., восходящим к «Продолжателю Георгия». Однако современными исследователями этот рассказ был отнесен к событиям 988 г. и связан с обстоятельствами крещения Руси при князе Владимире (А. Маркопулос) или даже вообще представлен компиляцией античных текстов, не имеющей реального исторического содержания (А. Карпозилос).

Издание: Theophanes Continuatus, Ioannes Cameniata, Symeon Magister, Georgius Monachus / Ed. I. Bekker. Bonnae, 1838. S. 603–760.

Литература: Grégoire 1937. Vol. 23. P. 80–94; Ostrogorsky 1939. T. 2. P. 47–62, 296–298; Jenkins 1949. Vol. 24. P. 403–406; Vasiliev 1951. P. 160–225; Grégoire 1952. Vol. 4. P. 281–287; Mango 1953. T. 4; Markopoulos 1974, Bd. 23. S. 89–99; Markopoulos 1978; Карпозилос 1988. T. 49. C. 112–118.

Хроника

(941 г.)

Росы, или еще дромиты, получили свое имя от некоего могущественного Роса после того, как им удалось избежать последствий того, что предсказывали о них оракулы, благодаря какому-то предостережению или божественному озарению того, кто господствовал над ними⁶⁹⁰. Дромитами они назывались потому, что могли быстро двигаться (бегать)⁶⁹¹.

(Перевод М. В. Бибикова).

«Малыми», или «краткими», хрониками названа группа текстов, в основном небольшого объема и, как правило, анонимных, представляющих собой хронологические записи об исторических событиях, случившихся в тот или иной год. Бóльшая часть этих памятников относится к периоду между XIII и XV вв., однако они восходят к источникам более раннего времени. По содержанию коллекция Малых Хроник подразделяется на всемирные, императорские, патриаршие, локальные (Иерусалимские, Кипрские, Митиленские, Пелопоннесские, Южноиталийские, венето-византийские и др.) памятники, а также Хроники турецкого завоевания. Эти хронологические заметки содержат, как правило, точные датировки (день, месяц, год, индикт).

Одна из Малых хроник, известная из Cod.Vat.gr. 840, содержит данные о выборах епископов Русской церкви за 1328–1332, 1334–1335, 1343, 1345 и 1347 гг., относясь ко времени киевского митрополита Феогноста (1328–1353). Среди многочисленных епископов, архимандритов и иеромонахов называются иерархи Владимирской, Перемышльской, Холмской, Луцкой, Туровской, Галицкой (впервые – за 1328 г.), Ростовской, Рязанской (1329 г.), Суздальской, Сарайской, Тверской (1330 г.), Новгородской (1331 г.), Черниговской (1332 г.), Смоленской, Брянской (1335 г.) и Белгородской (1345 г.) епархий, архимандрит Печерского монастыря (1335 г.). Поименовано более тридцати клириков русской церкви. Эта хроника, несомненно, русского происхождения.

Та же ватиканская рукопись содержит и другую краткую хронологическую запись, касающуюся русской истории: это примыкающее к текстам по русской церковной истории (так называемые «Отрывки В. Н. Бенешевича») свидетельство о крещении князя Владимира и всей Руси при нем осенью 989 г. – редчайшее в византийской традиции. Помимо «Отрывков В. Н. Бенешевича», к русской церковной истории имеет отношение и находящееся в кодексе выше Послание киевского митрополита Иоанна II. Несомненная связь данного кодекса, содержащего «русские» Краткие хроники, с Русью доказывается и тем, что рукопись одно время находилась во владении Исидора Киевского.

В хронологической заметке из Cod. Paris, gr. 2303 сообщается о крещении рода Росов при императоре Василии Македонском в 6390 г. (881/882 г.). К правлению того же василевса, но в период между 860 и 866 гг., относится свидетельство о крещении Росов в другой краткой хронике из афонского иверского списка (I.51: 3.3.), где помещена и легенда о неопалимом Евангелии.

Издания: Die byzantinischen Kleinchroniken / Hrsg. v. P. Schreiner Wien, 1975–1979. Bd. I–III (Corpus fontium Historiae Byzantinae, XII).

Перевод: Кузенков П. В. Поход 860 г. на Константинополь и первое крещение Руси в средневековых письменных источниках // ДГ, 2000 г. М., 2003. С. 139–158.

Литература: Васильевский 1888. С. 445–463; Regel 1891. Р. 52–56. Бенешевич 1908. С. 432–446; Приселков, Фасмер 1916. С. 48–70; Mercati 1926; Schreiner 1976.

Текст

(860 г.)

Михаил⁶⁹², сын Феофила⁶⁹³, [правил] со своей матерью Феодорой четыре года и один – десять лет, и с Василием⁶⁹⁴ – один год четыре месяца. В его царствование 18 июня в 8-й индикт, в лето 6368, на 5-й год его правления пришли Росы на двухстах кораблях, которые предстательством всеславнейшей Богородицы были повержены христианами, полностью побеждены и уничтожены⁶⁹⁵.

В царствование Василия [I] Македонянина, около 6390 [=881/882] года, окрещен народ росов...

В царствование Василия Македонянина уверовали рос[ы]; когда уже договорились с василевсом, они стали, однако, требовать знамения. Василевс послал туда архиерея; они сказали бросить Евангелие в костер. Велики чудеса Твои, Христе! Разведено пламя, василевс воздел руки и очи к небу, сказал: «Прославь Имя Твое, Христос Бог!» Положено было в пламя Святое Евангелие, но долгое время в пламени оставалось невредимым. Видя это, варвары были поражены, посему все были крещены.

(Перевод П. В. Кузенкова. С. 139–140 и 157–158)

(941 г.)

В 14-й индикт, в июне 6449 [года]⁶⁹⁶ произошло нашествие на город⁶⁹⁷ десяти тысяч кораблей росского флота, в царствование Романа Старого⁶⁹⁸, который царствовал с Константином⁶⁹⁹ – сыном Льва⁷⁰⁰, сына Василия Македонянина⁷⁰¹.

(Перевод М. В. Бибикова)

Иоанн Геометр (или Кириот, прозванный так по названию константинопольского Господнего монастыря или обители, где он некоторое время находился после отставки в 970 г.) прославился стихами военно-политического содержания – на смерть императоров Никифора II Фоки, затем – Иоанна I Цимисхия, «на набег иверов», «на мятеж болгар» и т. д. Поэт родился в видной семье в столице до 930 г., умер ок. 990 г. Был монахом и священником, автором гимнов, прославляющих Богородицу, св. Пантелеимона, отцов Церкви и подвижников-аскетов. Герой стихотворной энкомиастики Иоанна Геометра – Никифор Фока – уподобляется солнцу, он сияет блеском оружия. Его слава освещает всю землю, его подвиги доходят до Крита и Кипра, Тарса и Антиохии.

Однако не только, даже не столько, мощь и слава ромейского оружия составляет лейтмотив исторической лирики Иоанна Геометра, сколько постоянно нагнетаемое чувство опасности и страха перед лицом варварского мира – «скифских» племен, «русского всеоружия», устремившегося на Византию.

В эпиграмме «На болгар» – о болгарском восстании при царе Самуиле – в упоминаемых автором «фракийцах» В. Г. Васильевский видел греков, а в «скифах» – русских. Тем самым ученый полагал, что здесь имеется намек на союз Византии с киевским князем Владимиром, заключенный после восстания Комитопулов (986) и после византийского поражения при Сердине («в теснинах», по словам эпиграммы). Тогда «скифы» – русские могли представлять собой пяти-шеститысячный русский корпус в византийской столице весной 989 г., к которому и могут относиться слова Иоанна Геометра. Следует, однако, иметь в виду, что в большинстве текстов этого времени «скифами» византийцы именовали болгар, хотя поэт называет их в основном «болгарами» и «мисами».

«Скифы» многократно упоминаются Иоанном Геометром и в стихотворении «Набеги иверов», «На апостасию» и др.

В одной из эпиграмм в сатирическом облике Иоанном Геометром обыгрывается славянская лексика – «псина» и «лай» (собаки).

В связи с фигурой Иоанна Геометра встает проблема его идентификации с другим автором подобных сочинений – Иоанном Мелитинским. Сохраненная в Хронике Иоанна Скилицы эпитафия Иоанна византийскому императору Никифору Фоке неоднократно использовалась исследователями в качестве одного из источников для анализа политической ситуации на Балканах в 70-е гг. X в., истории болгаро-русско-византийских отношений.

«На нас устремляется русское всеоружие; скифские народы яростно порываются к убийствам; всяческий язык разоряет твой град ...», – пи­шет поэт в цитируемой Скилицей эпитафии Никифору Фоке, как бы обращаясь к покойному. В. Г. Васильевский видел в этих строках намек на походы Святослава весной 970 или 972 г. Однако из текста эпитафии следует, что Никифор «давно» спит в гробу. В этом случае скорее следует думать уже о времени правления Василия II, кстати, более интересном для Иоанна Геометра. Тогда события, на которые намекает поэт, могли иметь место ок. 986–988 гг. Однако оснований для отождествления «Иоанна Мелитинского» с Иоанном Геометром все-таки слишком мало.

Издание: PG 106. Col. 901–1002; Grégoire Н. Une épigramme grécobulgaire // Byzantion, 1934. T. 9. P. 795–799.

Перевод: Иванов С. А. Из Иоанна Геометра // Лев Диакон. История. М., 1988. С. 133–134.

Литература: Krumbacher 1897. S. 731–737; Васильевский 1909а. Т. 2. Вып. 1. С. 56–124 (ос. 106 и сл.); Стоянов 1925. Т. 26–27. С. 196–202; Sajdak 1929. Т. 22. Р. 191–198; 1930/1931. Т. 23. Р. 521–534; Sajdak 1931; Успенский 1939. № 4. С. 94–95; Scheidweiler 1952. Bd. 45. S. 277–319; Карышковский 1953а. Т. 7. С. 224–229; Hörandner 1970. Bd. 19. S. 109–119; Бибиков 1980. С. 65–66; Moravcsik ВТ I. S. 319–320; Бибиков 1998. С. 13–121.

Эпиграммы

На апостасию⁷⁰²

Потоки крови, небо, вмиг на нас обрушь,

А ты, о воздух, облачись в кромешный мрак,

Земля, разверзнись, подо мною расступись,

Рви на себе деревья, словно волосы,

И покрывалом скорбным лик себе закрой –

Пусть зелень почернеет вся от слез твоих!

Залит Восток весь нынче кровью родственной,

Что было некогда единым – делит меч.

О, горе! Рубит он и семьи, и людей:

Отец убить взалкал своих родных детей:

И руки отчей кровью обагряет сын,

И в ярости направил острый нож

Брат в сердце брата. О, великая печаль!

В ужасных корчах вся земля колеблется:

Дрожит она внутри – снаружи молнии

Испепеляют самый пепел пламенем.

Срывают города зубцы со стен своих

И наземь их бросают с плачем горестным –

Так волосы себе рвут девы в трауре.

Арабам радость – города ромейские

Им подать шлют, они ж за кровь невинную

Подарков ждут, над нами измываются!

Вот сколь несчастий претерпел один Восток –

А кто опишет бедствия на Западе?

Там скифов орды рыщут вдоль и поперек,

Вольготно им, как будто на своей земле.

Иссяк источник силы, чести, мужества,

Под корень срублено то древо, что железную

Давало поросль; и младенцев поколение

Уже рассечено – иные с матерью,

Других же враг похитил стрел насилием.

Повергнуты во прах большие города;

Где люди жили, там сейчас коней пасут.

О, как мне не заплакать, поглядев вокруг!

Горят поля, деревни гибнут в пламени,

Но что с тобой, Византий, город царственный?

Что за судьба тебя гнетет? Скажи мне, Град:

Ты бедами всех превзошел, как раньше всех

Превосходил благополучьем – каждый день

Не ты ль трясешься, рушишь стены, весь дрожишь? ...

На поражение ромеев в болгарском ущелье⁷⁰³

Я бы скорее поверил, что солнце не встанет сегодня:

Мисянин⁷⁰⁴ верх одержал над авсонием⁷⁰⁵, лук – над копьем!

Словно в движенье пришли и леса, и дикие скалы,

Так что страшился и лев выйти из логова вон.

Ты, Фаэтон, что ведешь под землею свою колесницу,

Цезаря тень повстречав, вот что ему передай:

Истру достался римский венец! Скорее к оружью!

Мисянин верх одержал над авсонием, лук – над копьем!

(Перевод С. А. Иванова. С. 133–134).

Лев Диакон, живший во второй половине X в., происходил из малоазийского города Калое, откуда в молодости перебрался в Константинополь, где получил хорошее образование. Судя по имени, он избрал духовную стезю, состоя в придворном клире, и в этом качестве, по-видимому, сопровождал императора Василия II в его болгарском походе 986 г., где был непосредственным свидетелем поражения византийских войск у Триадицы и едва сам избежал плена.

Описанию событий от смерти императора Константина VII Багрянородного в 959 г. до конца правления Иоанна I Цимисхия в 976 г. Лев Диакон посвятил свое главное произведение – «Историю», завершенную ок. 992 г.: вероятно, автор хотел довести повествование до своего времени (с этим связано, по-видимому, и упоминание болгарского похода Василия), но смерть, возможно, помешала осуществлению этого намерения. Кроме «Истории», Лев Диакон написал энкомий в честь Василия II Болгаробойцы, оставил и несколько писем. Правда, идентификация историка Льва Диакона с автором дифирамба «диаконом Львом» небезусловна.

Рассказ историка строится как повествование очевидца или участника событий, хотя, несомненно, Лев Диакон, подобно другим современникам, воспользовался и так называемой «Историей Фок» (реконструируемый, несохранившийся памятник), и, возможно, документальными материалами, был знаком и с историческими трудами прошлого, испытав влияние, например, Агафия Миринейского.

«История» Льва Диакона является самым полным источником по истории русско-болгаро-византийских отношений последней трети X в. и, в частности, по истории походов киевского князя Святослава в Подунавье. Историк рассказывает о дипломатических взаимоотношениях Византии и Руси, например, о посольстве патрикия Калокира «к тавроскифам, которых на общераспространенном языке обычно называют росами». В 969 г. «тавроскифов» или «тавров» и их предводителя «Сфендослава», т. е. князя Святослава, Иоанну Цимисхию удается направить в Подунавье для усмирения болгар («мисов» у Льва Диакона). Подробно описывается поход «российского всеоружия» во главе со Святославом 969–970 гг. Победы Святослава при Филиппополе, молва о взятии города росами заставили Иоанна Цимисхия вступить в переговоры с русским князем, убеждая его уйти от византийских пределов и направить свое войско в Таврику и Приазовье. При этом в императорском послании напоминалось о неудачном походе князя Игоря («Иггора») и договорах, заключенных им с Византией. В ответ, однако, Святослав пригрозил осадой Константинополя. К решающей битве русская армия была укреплена союзными соединениями венгров и болгар. Кровопролитная битва у Аркадиополя 970 г. завершилась победой Византии, но унесла тысячи жизней с обеих сторон.

Весной 971 г. Иоанн Цимисхий из Адрианополя выступает в новый поход против Святослава. Описанию этой кампании посвящена вся восьмая книга сочинения Льва Диакона, повествующая о битве при Преславе и завершающаяся рассказом о битве при Дристре. Вся следующая книга «Истории» рассказывает о битве при Дристре (Доростоле) 21 июля 971 г., победной для византийцев, после которой Святослав, заключив договор с Византией, с остатком войска отправился на родину, но по дороге был убит печенежской засадой. Очень колоритен портрет Святослава, представленный Львом Диаконом. В повествовании Льва Диакона упоминаются русские воеводы «Сфенкел» (Свенельд?), Икмор. Вспоминает историк и о библейском рассказе о нашествии «Гог, Магог и архонта Рош» в связи с Русью.

Издание: Leonis Diacori Caloënsis historiae libri decem / Е rec. C. H. Hasii. Bonnae, 1828.

Перевод: Лев Диакон. История / Пер. М. М. Копыленко. Комм. и ст. М. Я. Сюзюмова и С. А. Иванова. М., 1988.

Литература: Сюзюмов 1916. С. 106–166; Флоровский 1925; Мутафчиев 1931. Т. 4; Dölger 1932. S. 275–292; Grégoire 1937а. Р. 267–276. Vasiliev 1951. Р. 160–225; Карышковский 1951. С. 101–105; Карышковский 1952. С. 53–61; Карышковский 1952а. С. 127–138; Карышковский 1953. С. 36–71; Карышковский 1955. С. 26–30; Левченко 1956; Карышковский 1960. С. 39–51; Каждан 1961. С. 106–128; Ševčenko 1965. Р. 709–713; Terras 1965. Р. 395–406; Сюзюмов 1971. Т. 7; Browning 1975: Hunger 1978. Bd. 1. S. 367–371; Иванов 1981. Т. 42; Иванов 1982. С. 74–80; Сахаров 1982; Moravcsik. ВТ I. S. 398–400; Ditten 1984. Vol. 45: Бибиков 1998. С. 104–109.

История

Книга 5

...Тем временем, пока император совершал все это в Сирии и в Византии, патрикий Калокир, посланный к тавроскифам по его царскому приказу, прибыл в Скифию, завязал дружбу с катархонтом тавров⁷⁰⁶, совратил его дарами и очаровал льстивыми речами – ведь все скифское племя необычайно корыстолюбиво, в высшей степени алчно, падко и на подкупы, и на обещания⁷⁰⁷. Калокир уговорил [его] собрать сильное войско и выступить против мисян⁷⁰⁸ с тем, чтобы после победы над ними подчинить и удержать страну для собственного пребывания, а ему помочь против ромеев в борьбе за овладение престолом и ромейской державой. [За это Калокир] обещал ему огромные, несказанные богатства из царской сокровищницы.

2. Выслушав слова Калокира, Сфендослав⁷⁰⁹ (таким именем он назывался у тавров⁷¹⁰) не в силах был сдержать своих устремлений; возбужденный надеждой получить богатство, видя себя во сне владетелем страны мисян, он, будучи мужем горячим и дерзким, да к тому же отважным и деятельным, поднял на войну все молодое поколение тавров. Набрав, таким образом, войско, состоявшее, кроме обоза, из шестидесяти тысяч цветущих здоровьем мужей, он вместе с патрикием Калокиром, с которым соединился узами побратимства, выступил против мисян.

Узнав, что [Сфендослав] уже подплывает к Истру и готовится к высадке на берег, мисяне собрали и выставили против него фалангу в тридцать тысяч вооруженных мужей. Но тавры стремительно выпрыгнули из челнов, выставили вперед щиты, обнажили мечи и стали направо и налево поражать мисян. Те не вытерпели первого же натиска, обратились в бегство и постыдным образом заперлись в безопасной крепости своей Дористоле⁷¹¹. Тогда, говорят, предводителя мисян Петра⁷¹², мужа боголюбивого и благочестивого, сильно огорченного неожиданным бегством его войска, постиг эпилептический припадок, и спустя недолгое время он переселился в иной мир.

Но это произошло в Мисии позднее. А самодержец ромеев Никифор, который вообще был на протяжении всей своей жизни деятелен, бдителен и предусмотрителен, никогда не становился рабом наслаждений и о котором никто не мог сказать, что видел его хотя бы в юности предававшимся разврату, узнав о происходящем у тавров, занялся в одно и то же время множеством дел⁷¹³. Он снаряжал пешее войско, вооружал отряды, [приучал] конницу к глубинным построениям, одел всадников полностью в железо, изготовлял метательные орудия и расставлял их на башнях городской стены. Затем он выковал тяжелую железную цепь и протянул ее на огромных столбах, расставленных в Босфоре, прикрепив одним концом к башне, которую обычно называли Кентинарий, а другим к башне Кастеллий, находящейся на противоположном берегу⁷¹⁴. Будучи наиболее предприимчивым и предусмотрительным изо всех известных нам людей, он считал, что невыгодно было бы начинать войну против обоих народов. Ему показалось, полезно склонить один из этих народов на свою сторону. Он решил, что таким образом легко будет одержать верх над другим и быстрее его победить.

3. Так как Никифор не надеялся более договориться с таврами и знал, что нелегко будет подчинить своей воле окончательно уклонившегося от истинного пути патрикия Калокира, который вышел из–под его власти и возымел большое влияние на Сфендослава, он предпочел отправить посольство к единоверцам мисянам⁷¹⁵, назначив послами патрикия Никифора, прозванного Эротиком, и проедра Евхаитского Филофея⁷¹⁶. [Никифор] напомнил мисянам об их вере (ведь мисяне без всяких отклонений исповедуют христианскую религию) и попросил у них девиц царского рода, чтобы выдать их замуж за сыновей василевса Романа⁷¹⁷, укрепил посредством родства неразрывный мир и дружбу между ромеями и мисянами.

Мисяне с радостью приняли посольство, посадили девиц царской крови на повозки (женщины у мисян обычно разъезжают на повозках) и отправили их к василевсу Никифору, умоляя его как можно скорее прийти к ним на помощь, отвратить повисшую над их головами секиру тавров и обезвредить ее. И если бы [Никифор] пошел защищать мисян, он одержал бы победу над таврами, как и над другими племенами, против которых он выступал с ромейским войском...

Книга 6

...8. Многими тревогами был волнуем дух императора Иоанна⁷¹⁸; перед ним лежали три пути, и он не знал, какой из них избрать, чтобы не уклониться от верного направления. Недостаток съестных припасов и повсюду распространившийся голод уже третий год пожирали ромейскую державу; угрожало ничего хорошего не предвещавшее нашествие росов⁷¹⁹; карфагеняне и арабы намеревались напасть на только что покоренную ромеями сирийскую Антиохию. Что касается непреодолимого зла – голода, то [Иоанн] быстрым подвозом припасов из всех гаваней предусмотрительно пресек влияние этого бедствия. Нашествие агарян он остановил при помощи восточного войска под начальством патрикия Николая, который, будучи придворным евнухом государя, приобрел многими стараниями опытность в военном деле.

А с катархонтом войска росов, Сфендославом, он решил вести переговоры. И вот [Иоанн] отрядил к нему послов с требованием, чтобы он, получив обещанную императором Никифором за набег на мисян награду, удалился в свои области и к Киммерийскому Боспору, покинув Мисию, которая принадлежит ромеям⁷²⁰ и издавна считается частью Македонии. Ибо говорят, что мисяне, отселившись от северных котрагов⁷²¹, хазаров и хунавов⁷²², покинули родные места и, бродя по Европе, захватили во времена правившего тогда ромеями Константина, называемого Погонатом⁷²³, эту [область] и поселились в лей; по имени своего родоначальника Булгара страну стали именовать Булгарией.

9. Существует о них еще и другая история, примерно следующего содержания. Когда Леонтий⁷²⁴ отрезал нос императору ромеев Юстиниану⁷²⁵ и сослал его в Херсон⁷²⁶, тот, изловчившись, бежал оттуда к Меотиде⁷²⁷ и склонил на свою сторону народ мисян, пообещав им большую награду, если они вернут ему власть. [Мисяне] последовали за [Юстинианом] и, когда он снова вступил на престол, получили от него область в той части Македонии, которую обтекает Истр. Они переселились туда и, будучи всегда воинственно настроенными, вторгались в пределы Фракии, наносили большой ущерб ромеям и уводили людей в рабство. Однако и ромеи выступали против них⁷²⁸, а так как [мисяне] не могли устоять против отваги [ромеев], они скрывались в лесных засадах и побеждали их в неудобных для сражения местах. С того времени произошло много битв, в которых погибли доблестные полководцы, и древний император Никифор⁷²⁹ тоже был убит мисянами, только Константин Копроним⁷³⁰ победил мисян, а вслед за ним – его внук Константин, сын императрицы Ирины⁷³¹, и уже в наше время император Иоанн покорил их города. История не сохранила упоминаний о ком-либо ином из ромеев, победившем мисян на их земле⁷³². Но довольно [писать] о них.

10. Сфендослав очень гордился своими победами над мисянами; он уже прочно овладел их страной и весь проникся варварской наглостью и спесью. Объятых ужасом испуганных мисян он умерщвлял с врожденной жестокостью: говорят, что, с бою взяв Филиппополь⁷³³, он со свойственной ему бесчеловечной свирепостью посадил на кол двадцать тысяч оставшихся в городе жителей и тем самым смирил и [обуздал] всякое сопротивление и обеспечил покорность. Ромейским послам [Сфендослав] ответил надменно и дерзко: «Я уйду из этой богатой страны не раньше, чем получу большую денежную дань и выкуп за все захваченные мною в ходе войны города и за всех пленных. Если же ромеи не захотят заплатить то, что я требую, пусть тотчас же покинут Европу, на которую они не имеют права, и убираются в Азию, а иначе пусть и не надеются на заключение мира с тавроскифами».

Император Иоанн, получив такой ответ от скифа, снова отправил к нему послов, поручив им передать следующее: «Мы верим в то, что провидение управляет вселенной, и исповедуем все христианские законы, поэтому мы считаем, что не должны сами разрушать доставшийся нам от отцов неоскверненным и благодаря споспешествованию Бога неколебимый мир⁷³⁴. Вот почему мы настоятельно убеждаем и советуем вам как друзьям, тотчас же, без промедления и отговорок, покинуть страну, которая вам отнюдь не принадлежит. Знайте, что если вы не последуете сему доброму совету, то не мы, а вы окажетесь нарушителями заключенного в давние времена мира. Пусть наш ответ не покажется вам дерзким, мы уповаем на бессмертного Бога-Христа: если вы сами не уйдете из страны, то мы изгоним вас из нее против вашей воли. Полагаю, что ты не забыл о поражении отца твоего Ингоря⁷³⁵, который, презрев клятвенный договор⁷³⁶, приплыл к столице нашей с огромным войском на 10 тысячах судов, а к Киммерийскому Боспору прибыл едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды. Не упоминаю я уж о его [дальнейшей] жалкой судьбе, когда, отправившись в поход на германцев⁷³⁷, он был взят ими в плен, привязан к стволам деревьев и разорван надвое. Я думаю, что и ты не вернешься в свое отечество, если вынудишь ромейскую силу выступить против тебя, – ты найдешь погибель здесь со всем своим войском, и ни один факелоносец не прибудет в Скифию, чтобы возвестить о постигшей вас страшной участи».

Это послание рассердило Сфендослава, и он, охваченный варварским бешенством и безумием, послал такой ответ: «Я не вижу никакой необходимости для императора ромеев спешить к нам; пусть он не изнуряет свои силы на путешествие в сию страну – мы сами разобьем вскоре свои шатры у ворот Византия и возведем вокруг города крепкие заслоны, а если он выйдет к нам, если решится противостоять в такой беде, мы храбро встретим его и покажем ему на деле, что мы не какие-нибудь ремесленники, добывающие средства к жизни трудами рук своих, а мужи крови⁷³⁸, которые оружием побеждают врага. Зря он по неразумию своему принимает росов за изнеженных баб и тщится запугать нас подобными угрозами, как грудных младенцев, которых стращают всякими пугалами».

11. Получив известие об этих безумных речах, император решил незамедлительно со всем усердием готовиться к войне, дабы предупредить нашествие [Сфендослава] и преградить ему доступ к столице. Он тут же набрал отряд из храбрых и отважных мужей, назвал их «бессмертными» и приказал находиться при нем. Затем он [повелел] магистру Варде, прозванному Склиром, родному брату покойной жены его Марии, мужу предприимчивому и необыкновенно храброму, а также патрикию Петру, которого император Никифор за присущее ему мужество и за славные воинские подвиги назначил стратопедархом (рассказывают, что во время набега скифов на Фракию, когда Петру, несмотря на то что он был скопцом, случилось выступить со своим отрядом против них в битве, в промежуток между рядами выехал на коне вождь скифов, муж огромного роста, надежно защищенный панцирем, и, потрясая длинным копьем, стал вызывать желающего выступить против него; тогда Петр преисполненный сверх ожиданий храбрости и отваги, мощно развернулся и с такой силой направил обеими руками копье в грудь скифа, что острие пронзило тело насквозь и вышло из спины; не смогла защитить великана кольчужная броня, и он, не издав ни звука, распростерся на земле, а скифы, пораженные необычным, удивительным зрелищем, обратились в бегство⁷³⁹), – вот этим-то [двум] военачальникам император и приказал собрать войско и отправиться в близлежащие и пограничные с Мисией земли. Они получили повеление провести там зиму⁷⁴⁰, упражняя воинов и объезжая страну, чтобы она не потерпела никакого вреда и от скифских набегов. Было также предписано посылать по бивуакам и [занятым] врагами областям переодетых в скифское платье, владеющих обоими языками людей, чтобы они узнавали о намерениях неприятеля и сообщали о них затем императору. Получив такие приказания от государя, [военачальники] вступают в Европу.

12. Узнав о походе [ромеев], тавроскифы отделили от своего войска одну часть, присоединили к ней большое число гуннов⁷⁴¹ и мисян и отправили их против ромеев. Как только магистр Варда, который всегда был мужем доблестным и решительным, а в то время особенно пламенел гневом и страстной отвагой, узнал о нападении врагов, он собрал вокруг себя отряд отборных воинов и спешно выступил на битву; позвав Иоанна Алакаса, он послал его в разведку с поручением осмотреть [войско] скифов, разузнать их численность, место, на котором они расположились, а также чем они заняты. Все эти сведения [Иоанн] должен был как можно скорее прислать ему, чтобы он мог подготовить и выстроить воинов для сражения.

Иоанн с отборными всадниками быстро прискакал к [лагерю] скифов; на следующий день он отрядил [воина] к магистру, убеждая его прибыть со всем войском, так как скифы расположились невдалеке, очень близко. Услышав это известие, [Варда] разделил фалангу на три части и одной из них приказал следовать прямо за ним в центре, а двум другим – скрыться в стороне, в лесах, и выскочить из засады, как только они услышат трубный звук, призывающий к бою. Отдав эти распоряжения лохагам, он устремился прямо на скифов. Завязалась горячая битва, вражеское войско значительно превосходило своим числом [войско ромеев] – у них было больше тридцати тысяч, а у магистра, считая вместе с теми, которые расположились в засаде, не более десяти тысяч. Уже шло сражение, и с обеих сторон гибли храбрейшие воины. И тут, говорят, какой-то скиф, кичась своей силой и могучестью тела, вырвался вперед из окружавшей его фаланги всадников, подскакал к Варде и ударил его мечом по шлему. Но удар был неудачным: лезвие меча, ударившись о твердь шлема, согнулось и соскользнуло в сторону. Тогда патрикий Константин, брат Варды, юноша, у которого едва пробивался пушок на подбородке, но который был огромного роста и непобедимой, непреодолимой силы, извлек меч и набросился на скифа. Тот устрашился натиска Константина и уклонился от удара, откинувшись на круп лошади. Удар пришелся по шее коня, и голова его отлетела в сторону; скиф же рухнул вместе с конем на землю и был заколот Константином.

13.      Так как [успех] битвы склонялся то в пользу одного, то в пользу другого войска и непостоянство счастья переходило бесперечь с одной стороны на другую, Варда приказал трубить военный сбор и часто бить в тимпаны. По сему знаку поднялась спрятанная в засаде фаланга и устремилась на скифов с тыла: охваченные страхом, они стали склоняться к бегству. Однако в то время, когда отступление еще только началось, какой-то знатный скиф, превосходивший прочих воинов большим ростом и блеском доспехов, двигаясь по пространству между двумя войсками, стал возбуждать в своих соратниках мужество. К нему подскакал Варда Склир и так ударил его по голове, что меч проник до пояса; шлем не мог защитить скифа, панцирь не выдержал силы руки и разящего действия меча. Тот свалился на землю, разрубленный надвое; ромеи приободрились и огласили воздух радостными криками. Скифы пришли в ужас от этого поразительного, сверхъестественного удара; они завопили, сломали свой строй и обратились в бегство. До позднего вечера ромеи преследовали их и беспощадно истребляли. Говорят, что в этой битве было убито пятьдесят пять ромеев, много было ранено и еще больше пало коней, а скифов погибло более двадцати тысяч. Вот как закончилось это сражение между скифами и ромеями⁷⁴².

А император Иоанн торопил азиатские войска с переправой через Геллеспонт в Европу. Он приказал им провести зиму в областях Фракии и Македонии, ежедневно упражняясь во владении оружием, чтоб не оказаться неспособными к предстоящим боям и не быть разбитыми неприятелем. [Он повелел им], чтобы они дожидались весны⁷⁴³, – когда же весна рассеет зимнее ненастье и лик земли окончательно прояснится, он сам прибудет к ним, ведя за собой войска свои, и со всеми силами обрушится на тавроскифов.

Книга 8

1. Как только ясная весна сменила мрачную зиму, император тотчас поднял крестное знамя и стал спешить [с походом] против тавроскифов. Прямо из дворца он отправился помолиться Богу во всеми почитаемый храм Христа Спасителя, находящийся в Халке. Увидев, что место для молящихся очень узко, ибо там едва могут поместиться пятнадцать человек, а вход извилист, неудобен и походит на витой лабиринт или убежище, [Иоанн] тотчас же приказал перестроить храм от самого основания, расширить и сделать более светлым. Он сам обозначил очертания стен; некое вдохновение внушило ему это усердие и распорядительность, и храм достиг такой красоты и величия, которые присущи ему теперь. [Выступив] оттуда, он пришел в знаменитый святой храм божественной Премудрости и стал молиться о ниспослании ангела, который бы двигался впереди войска и руководил походом, затем при пении гимнов он направился в славный храм Богоматери, расположенный во Влахернах. Вознеся надлежащим образом мольбы к Богу, он поднялся в находившийся там дворец⁷⁴⁴, чтобы посмотреть на огненосные триеры. Они колыхались, расставленные рядами, в заливе Босфора, там, где удобная и надежная пристань для грузовых кораблей простирается, плавно изгибаясь, до моста и реки, которая за мостом впадает в море.

Полюбовавшись искусным плаванием кораблей в боевом строю и показательным сражением между ними (было их вместе с ладьями и челнами, которые теперь в народе называются галеями и монериями⁷⁴⁵, более трехсот), император наградил гребцов и воинов деньгами и послал их на Истр для охраны речного пути, – чтобы скифы не могли уплыть на родину и на Киммерийский Боспор в том случае, если они будут обращены в бегство. Говорят, что Истр – одна из рек, вытекающих из Эдема, и что название ее Фисон. Начинаясь на востоке, она, по неизъяснимой мудрости Создателя, скрывается под землей, а затем бьет ключом из Кельтских гор, описывает извилистую линию по Европе и впадает, разделяясь на пять устьев, в Понт, называемый Евксинским. Некоторые же считают, что Фисон – река, пересекающая Индийскую землю; обычно эту реку называют Гангом; близ нее добывают камень смарагд.

2. Таким образом, корабли достигли Истра. Тем временем самодержец [Иоанн] выступил из Византия и прибыл со всем войском в Адрианополь. Рассказывают, что этот город заложил, остановившись в своих странствиях после убиения собственной матери Клитемнестры, сын Агамемнона Орест, поэтому ранее он назывался Орестиадой. Впоследствии император Адриан, ведя войну со скифами⁷⁴⁶, был восхищен [прекрасным] расположением города; он укрепил его прочными стенами и назвал Адрианополем. Прибыв туда, император Иоанн узнал от лазутчиков, что ведущие в Мисию непроходимые, узкие тропы, называемые клисурами, потому что они как бы заперты со всех сторон, не охраняются скифами. Собрав лохагов и таксиархов, он произнес следующую речь: «Я думал, соратники, что скифы, уже давно ожидая нашего прихода, не пожалели усилий для заграждения изгородями и валами наиболее опасных, узких и трудно проходимых мест на тропах, чтобы нам нелегко было продвигаться вперед. Но так как их обмануло приближение святой Пасхи⁷⁴⁷, они не преградили дороги, не закрыли нам пути, полагая, что мы не откажемся от блестящих одежд, от торжественных шествий, пиршеств и зрелищ, которыми знаменуют дни великого праздника, ради тяжких невзгод войны. Мне кажется, что мы поступим наилучшим образом, если сейчас же воспользуемся благоприятным случаем, вооружимся и как можно скорее переправимся по узкой дороге, покуда тавроскифы не узнали о нашем прибытии и не навязали бой в горных проходах. Если мы, опередив [скифов], пройдем опасные места и неожиданно нападем на них, то, я думаю, – да поможет нам Бог! – с первого же приступа овладеем городом Преславой⁷⁴⁸, столицей мисян, а затем, двинувшись [вперед], легко обуздаем безумие росов».

3. Такова была речь императора. Стратигам и таксиархам слова его показались неуместными и чрезмерно смелыми, а предложение провести ромейское войско по ущельям и крутым теснинам в чужую [страну] – легкомысленной, опрометчивой дерзостью, доходящей до безумия. Они довольно долго молчали, и разгневанный император заговорил снова. «Я и сам знаю, что неосторожность и своевольная дерзость в сражениях приводят обычно к величайшей опасности и непоправимой беде: ведь я [всю жизнь] с самой юности провел в битвах, одержал, как вы знаете много побед и достиг большой славы. Но если счастье наше поставлено на лезвие бритвы⁷⁴⁹ и [судьба] не дает нам возможности поступать по своему разумению, нам следует действовать решительно и как можно лучше использовать обстоятельства. Я думаю, что вы, умудренные большим опытом превратностей и непостоянства военных успехов, согласитесь со мной. Итак, если вы верите в то, что я советую наилучшее, то, пока скифы еще бездействуют и не догадываются о нашем приходе, воспользуемся удобным случаем. Победа ожидает нас после того, как мы пройдем через горные проходы. Но если они обнаружат наше намерение перейти теснины, и выстроят там свое войско против нас, дело не кончится добром, нас будет тогда ожидать ужасное бедствие, положение наше станет безвыходным. Приободритесь же духом, вспомните, что вы ромеи, которые своим оружием обращали прежде в бегство любого врага! Следуйте за мной как можно быстрее и покажите на деле свою отвагу!»

4. Сказав так, Иоанн, прекрасно вооруженный, вскочил на быстрого благородного коня, вскинул на плечо длинное копье и двинулся путь. Впереди него двигалась фаланга воинов, сплошь закрытых панцирями и называвшихся «бессмертными», а сзади – около пятнадцати тысяч отборнейших гоплитов и тринадцать тысяч всадников. Заботу об остальном войске император поручил проедру Василию; оно медленно двигалось позади вместе с обозом, везя осадные и другие машины. Когда они вопреки всякому ожиданию прошли опасные гористые места, император прервал напряженный марш, дал отдых всему пешему и конному войску, расположив его на неприступном холме, с одной стороны которого протекала река, обещавшая изобилие воды.

Когда настал рассвет следующего дня, он поднял войско, выстроил его в глубокие фаланги и, приказав беспрестанно трубить военный клич, стучать в кимвалы и бить в тимпаны, выступил на Преславу. Поднялся невообразимый шум: эхом отдавался в соседних горах гул тимпанов, звенело оружие, ржали кони и [громко] кричали люди, подбадривая друг друга, как всегда бывает перед битвой. Тавроскифы, увидев приближение умело продвигающегося войска, были поражены неожиданностью; их охватил страх, и они почувствовали себя беспомощными. Но все же они поспешно схватились за оружие, покрыли плечи щитами (щиты у них прочны и для большей безопасности достигают ног), выстроились в грозный боевой порядок, выступили на ровное поле перед городом и, рыча наподобие зверей, испуская странные, непонятные возгласы, бросились на ромеев. Ромеи столкнулись с ними и храбро сражались, совершая удивительные подвиги: однако ни та, ни другая сторона не могла взять верх. Тогда государь приказывает «бессмертным» стремительно напасть на левое крыло скифов; «бессмертные», выставив вперед копья и сильно пришпорив коней, бросились на врагов. Скифы [всегда] сражаются в пешем строю; они не привыкли воевать на конях и не упражняются в этом деле⁷⁵⁰. Поэтому они не выдержали натиска ромейских копий, обратились в бегство и заперлись в стенах города. Ромеи преследовали их и беспощадно убивали. Рассказывают, будто во время этого наступления [ромеев] погибло восемь тысяч пятьсот скифов.

5. Оставшиеся в живых спрятались в крепости и, яростно сопротивляясь, метали сверху со стен копья и стрелы. Говорят, что в Преславе находился и патрикий Калокир, который, как я уже сообщил в свое время, двинул войско росов на мисян. Узнав о прибытии императора (а это невозможно было скрыть, так как золотые императорские знаки сияли чудесным блеском), он глубокой ночью тайно бежал из города и явился к Сфендославу, который со всем своим войском находился у Дористола, ныне называемого Дристрою: вот таким образом убежал Калокир.

Надвигающаяся ночь вынудила ромеев прекратить сражение. Но вот наступило утро следующего дня, называемого Великим четвергом⁷⁵¹, потому что в этот день, готовясь идти на муки, Спаситель наш после Тайной вечери давал ученикам Свои спасительные наставления. Как раз в это время прибыло остальное войско с осадными машинами, и император Иоанн свернул лагерь, расставил фаланги в несокрушимый боевой порядок и с пением победного гимна устремился на стены, намереваясь первым же приступом взять город. Росы же, подбадриваемые своим военачальником Сфенкелом⁷⁵², который был у скифов третьим по достоинству после Сфендослава, их верховного катархонта, оборонялись за зубцами стен и изо всех сил отражали натиск ромеев, бросая сверх дротики, стрелы и камни. Ромеи же стреляли снизу вверх из камнеметных орудий, забрасывали осажденных тучами камней, стрелами и дротиками, и отражали их удары, [теснили] не давали им возможности выглянуть из-за зубчатых стен без вреда для себя. Наконец император громким голосом отдал приказание приставить к стенам лестницы, и возглас его прибавил сил осаждавшим. Все, на кого падал взгляд государя, сражались храбро, надеясь получить достойную награду за свои подвиги.

6. Когда ромеи бросились на приступ и придвинули к стенам лестницы, по одной из них стал взбираться какой-то смелый юноша с едва пробивающимся рыжеватым пушком на подбородке, выходец из фемы Анатолики, по имени Феодосий, а по прозванию Месоникт. Правой рукой он вытащил меч, в левой держал щит, которым прикрывал голову от скифских ударов сверху. Достигнув гребня стены, [юноша обрушился на] скифа, который выглянул из-за зубцов и хотел столкнуть его копьем вниз; он рассек шею врага, и голова его вместе со шлемом покатилась по земле за стеной. Ромеи приветствовали этот необыкновенный подвиг восторженными криками, и многие из них, соревнуясь в храбрости с первым взошедшим [на стену], устремились вверх по лестницам.

Между тем Месоникт, взойдя на стену, овладел ее верхней частью, и, поворачиваясь во все стороны, убил огромное число оборонявшихся скифов, сбрасывая их со стены. Вскоре уже многие [ромеи] взобрались в разных местах на стены и изо всех сил истребляли врагов. Тогда скифы покинули укрепление и постыдно столпились в окруженном прочной оградой царском дворце, где хранились сокровища мисян; один из входов они оставили открытым.

Тем временем многие ромеи, находившиеся по ту сторону стен сорвали петли на воротах, сбили засовы и проникли внутрь города, перебив бесчисленное множество скифов. Тогда, говорят, был схвачен и приведен к государю вместе с женой и двумя малолетними детьми царь мисян Борис⁷⁵³, у которого едва лишь пробивалась рыжая бородка. Приняв его, император воздал ему почести, назвал владыкой булгар и заверил, что он явился отомстить за мисян, претерпевших ужасные бедствия от скифов.

7. Ромеи все разом ворвались в город и рассыпались по узким улицам, убивали врагов и грабили их добро. Так они достигли царского дворца, в котором сгрудилась лучшая часть войска росов. Но скифы, находившиеся во дворце, яростно сопротивлялись проникшим через ворота ромеям и убили около полутораста храбрейших воинов. Узнав об этой неудаче, император прискакал во весь опор ко дворцу и приказал своей гвардии всеми силами наступать на врага, но, увидев, что из этого не выйдет ничего хорошего (ведь тавроскифы легко поражали множество воинов, встречая их в узком проходе), он остановил безрассудное устремление ромеев и распорядился со всех сторон бросать во дворец через стены огонь. Когда разгорелось сильное пламя, сжигавшее все на своем пути, росы, числом свыше семи тысяч, вышли из помещения, выстроились на открытом месте у дворца и приготовились отразить наступление [ромеев].

Император послал против них магистра Варду Склира с надежным отрядом. Окружив скифов фалангой храбрейших воинов, Склир вступил в бой. Завязалось сражение, и росы отчаянно сопротивлялись, не показывая врагам спины; однако ромеи [победили] своим мужеством и военной опытностью и всех их перекололи. В этой битве погибло также множество мисян, сражавшихся на стороне врагов против ромеев, виновников нападения на них скифов. Сфенкелу с немногими удалось спастись бегством. Он ушел к Сфендославу, но вскоре был убит, о чем я расскажу ниже. Так в течение двух дней был завоеван и стал владением ромеев город Преслава.

8. Император Иоанн по обычаю одарил войско, дал ему отдых и отпраздновал на том же месте святое Воскресение Спасителя. Отобрав несколько пленных тавроскифов, [Иоанн] послал их к Сфендославу с сообщением о взятии города и гибели соратников. Он поручил им также [передать Сфендославу], чтобы тот без промедления выбрал одно из двух: либо сложить оружие, сдаться победителям и, испросив прощение за свою дерзость, сейчас же удалиться из страны мисян, либо, если он этого не желает сделать и склоняется к врожденному своеволию, защищаться всеми силами от идущего на него ромейского войска. Вот так он велел передать Сфендославу, сам же провел в городе несколько дней и восстановил разрушение в стенах, а затем, оставив сильный отряд и назвав город по своему имени Иоаннополем, пошел со всем войском на Дористол.

Этот город заложил и довел до теперешней красоты и величия прославленный среди государей Константин⁷⁵⁴, после того как он, увидев на небе крестное знамение в виде созвездия, победил проявлявших к нему вражду и яростно наступавших скифов⁷⁵⁵. По пути [Иоанн] взял город, называемый Плискувой⁷⁵⁶, Динию⁷⁵⁷ и многие другие города, которые отвергли власть скифов и переходили на сторону ромеев.

Сфендослав, узнав о поражении у Преславы, испытывал огорчение и досаду. Он считал это плохим предзнаменованием для будущего, но, одержимый скифским безумием и кичась своими победами над мисянами, надеялся легко победить и войско ромеев.

9. Сфендослав видел, что мисяне отказываются от союза с ним и переходят на сторону императора. Поняв по зрелом размышлении, что, если мисяне склонятся к ромеям, дела его закончатся плохо, он созвал около трехсот наиболее родовитых и влиятельных из их числа и с бесчеловечной дикостью расправился с ними – всех их он обезглавил, а многих других заключил в оковы и бросил в тюрьму. Затем, собрав все войско тавроскифов, – около шестидесяти тысяч, – он выступил против ромеев.

В то время как государь медленно продвигался по направлению к войску росов, от их фаланги отделилось несколько одержимых отчаянной дерзостью храбрецов, которые, устроив засаду, совершили внезапное нападение и убили некоторых воинов из передового отряда ромеев. Увидев их трупы, разбросанные вдоль дороги, император отпустил поводья и остановил коня. Гибель соотечественников привела его в негодование, и он приказал выследить совершивших это [злодеяние]. Телохранители [Иоанна], тщательно обыскав окрестные леса и кустарники, схватили этих разбойников и связанными привели к императору. Он тотчас же приказал их умертвить, и [телохранители], без промедления обнажив мечи, изрубили всех их до одного на куски.

Тогда войска подошли к пространству, лежащему перед Дористолом, который принято называть также Дристрой. Тавроскифы плотно сомкнули щиты и копья, придав своим рядам вид стены, и ожидали противника на поле битвы. Император выстроил против них ромеев, расположив одетых в панцири всадников по бокам, а лучников и пращников позади, и, приказав им безостановочно стрелять, повел фалангу в бой⁷⁵⁸.

10. Воины сошлись врукопашную, завязалась яростная битва, и в первых схватках обе стороны долго сражались с одинаковым успехом. Росы, стяжавшие среди соседних народов славу постоянных победителей в боях, считали, что их постигнет ужасное бедствие, если они потерпят постыдное поражение от ромеев, и дрались, напрягая все силы. Ромеев же одолевали стыд и злоба [при мысли о том], что они, побеждавшие оружием и мужеством всех противников, отступят, как неопытные в битвах новички, и потеряют в короткое время свою великую славу, потерпев поражение от народа, сражающегося в пешем строю и вовсе не умеющего ездить верхом. Побуждаемые такими мыслями, [оба] войска сражались с непревзойденной храбростью; росы, которыми руководило их врожденное зверство и бешенство, в яростном порыве устремлялись, ревя как одержимые, на ромеев, а ромеи наступали, используя свой опыт и военное искусство.

Много [воинов] пало с обеих сторон, бой шел с переменным успехом, и до самого вечера нельзя было определить, на чью сторону склоняется победа. Но когда светило стало клониться к запалу, император бросил на [скифов] всю конницу во весь опор; громким голосом призвал он воинов показать на деле природную ромейскую доблесть и вселил в них бодрость духа. Они устремились с необыкновенной силой, трубачи протрубили к сражению, и могучий клич раздался над ромейскими рядами. Скифы, не выдержав такого натиска, обратились в бегство и был оттеснены за стены; они потеряли в этом бою многих своих [воинов]. А ромеи запели победные гимны и прославляли императора. Он раздавал им награды и устраивал пиры, усиливая их рвение в битвах.

Книга 9

1. Как только рассвело, император стал укреплять лагерь мощным валом, действуя так. Неподалеку от Дористола возвышается посреди равнины небольшой холм. Разместив войско на этом холме, [Иоанн] приказал рыть вокруг него ров, а землю выносить на прилегающую к лагерю сторону, чтобы получилась высокая насыпь. Затем [он приказал воткнуть на вершине [насыпи] копья и повесить на них соединенные между собою щиты. Таким образом, лагерь был огражден рвом и валом, и враги никак не могли проникнуть внутрь – устремившись ко рву, они бы остановились. Так разбивают обычно ромеи свой стан во вражеской стране.

Укрепив таким образом лагерь, [Иоанн]⁷⁵⁹ на следующий день выстроил войско и двинул его к [городской] стене. Показываясь из-за башен, скифы метали на ромейскую фалангу стрелы, камни и все, что можно было выпустить из метательных орудий. [Ромеи] же защищались от скифов, стреляя снизу из луков и пращей. Сражение не пошло дальше этой перестрелки, и ромеи удалились в лагерь, чтобы поесть, а скифы к концу дня выехали из города верхом – они впервые появились тогда на конях. Они всегда прежде шли в бой в пешем строю, а ездить верхом и сражаться с врагами [на лошадях] не умели. Ромеи тотчас вооружились, вскочили на коней, схватили копья (они пользуются в битвах очень длинными копьями) и стремительно, грозной лавиной понеслись на врагов. Ромейские копья поражали [скифов], не умевших управлять лошадьми при помощи поводьев. Они обратились в бегство и укрылись за стенами.

2. Тем временем показались плывущие по Истру огненосные триеры и продовольственные суда ромеев. При виде их ромеи несказанно обрадовались, а скифов охватил ужас, потому что они боялись, что против них будет обращен жидкий огонь. Ведь они уже слышали от стариков из своего народа, что этим самым «индийским огнем»⁷⁶⁰ ромеи превратили в пепел на Евксинском [море] огромный флот Ингора, отца Сфендослава. Потому они быстро собрали свои челны и подвели их к городской стене в том месте, где протекающий Истр огибает одну из сторон Дористола. Но огненосные суда подстерегали скифов со всех сторон, чтобы они не могли ускользнуть на ладьях в свою землю.

На следующий день тавроскифы вышли из города и построились на равнине, защищенные кольчугами и доходившими до самых ног щитами. Вышли из лагеря и ромеи, также надежно прикрытые доспехами. Обе стороны храбро сражались, попеременно тесня друг друга, и было неясно, кто победит. Но вот один [из воинов], вырвавшись из фаланги ромеев, сразил Сфенкела, (почитавшегося у тавроскифов третьим после Сфендослава), доблестного, огромного ростом мужа, отважно сражавшегося в этом бою. Пораженные его гибелью, тавроскифы стали шаг за шагом отступать с равнины, устремляясь к городу. Тогда и Феодор, прозванный Лалаконом, муж непобедимый, устрашающий отвагой и телесной мощью, убил железной булавой множество врагов. Сила его руки была так велика, что удар булавы расплющивал не только шлем, но и покрытую шлемом голову. Таким образом, скифы, показав спину, [снова] укрылись в городе. Император же велел трубить сбор, созвал ромеев в лагерь и, увеселяя их подарками и пирами, побуждал храбро сражаться в [предстоящих] битвах.

3. Еще продолжались, таким образом, бои, и исход событий оставался неопределенным.

...5. Что же касается росов (ибо рассказ снова возвращается [к тому месту], от которого он отклонился), то они построились и вышли на равнину, стремясь всеми силами поджечь военные машины ромеев⁷⁶¹. Они не могли выдержать действия снарядов, которые со свистом проносились над ними: каждый день от ударов камней, выбрасываемых [машинами], погибало множество скифов. Эти машины охранял родственник государя, магистр Иоанн Куркуас. Заметив дерзкую вылазку врагов, [Куркуас], несмотря на то, что у него сильно болела голова и что его клонило ко сну от вина (дело было после завтрака), вскочил на коня и в сопровождении избранных воинов бросился к ним навстречу. [На бегу] конь оступился в яму и сбросил магистра. Скифы увидели великолепное вооружение, прекрасно отделанные бляхи на конской сбруе и другие украшения – они были покрыты немалым слоем золота – и подумали, что это сам император. Тесно окружив [магистра], они зверским образом изрубили его вместе с доспехами своими мечами и секирами, насадили голову на копье, водрузили ее на башне и стали потешаться над ромеями [крича], что они закололи их императора, как жертвенное животное. Магистр Иоанн стал добычей варварского неистовства и понес, таким образом, кару за [преступления], совершенные им против святых храмов, – ведь говорят, что он разграбил в Мисии много [церквей] и обратил в свое частное имущество их утварь и священные сосуды.

6. Ободренные такой победой, росы вышли на следующий день из города и построились к бою на открытом месте. Ромеи также выстроились в глубокую фалангу и двинулись им навстречу.

Был между скифами Икмор, храбрый муж гигантского роста, [первый] после Сфендослава предводитель войска, которого [скифы] почитали по достоинству вторым среди них. Окруженный отрядом приближенных к нему воинов, он яростно устремился против ромеев и поразил многих из них. Увидев это, один из телохранителей императора, сын архига критян Анемас⁷⁶², воспламенился доблестью духа, вытащил висевший у него на боку меч, проскакал на коне в разные стороны и, пришпорив его, бросился на Икмора, настиг его и ударил [мечом] в шею – голова скифа, отрубленная вместе с правой рукой, скатилась на землю. Как только [Икмор] погиб, скифы подняли крик, смешанный со стоном, а ромеи устремились на них. Скифы не выдержали натиска противника, сильно удрученные гибелью своего предводителя, они забросили щиты за спины и стали отступать к городу, а ромеи преследовали их и убивали⁷⁶³. И вот, когда наступила ночь и засиял полный круг луны, скифы вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли⁷⁶⁴, заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили [несколько] грудных младенцев и петухов, топя их в водах Истра. Говорят, что скифы почитают таинства эллинов, приносят по языческому обряду жертвы и совершают возлияния по умершим, научившись этому то ли у своих философов Анахарсиса⁷⁶⁵ и Замолксиса⁷⁶⁶, то ли у соратников Ахилла. Ведь Арриан пишет в своем «Описании морского берега»⁷⁶⁷, что сын Пелея Ахилл был скифом и происходил из городка под названием Мирмикион⁷⁶⁸, лежащего у Меотидского озера. Изгнанный скифами за свой дикий, жестокий и наглый нрав, он впоследствии поселился в Фессалии. Явными доказательствами [скифского происхождения Ахилла] служат покрой его накидки, скрепленной застежкой, привычка сражаться пешим, белокурые волосы, светло-синие глаза, сумасбродная раздражительность и жестокость, над которыми издевался Агамемнон, порицая его следующими словами: «Распря единая, брань и убийство тебе лишь приятны». Тавроскифы и теперь еще имеют обыкновение разрешать споры убийством и кровопролитием. О том, что этот народ безрассуден, храбр, воинственен и могуч, [что] он совершает нападения на все соседние племена, утверждают многие; говорит об этом и божественный Иезекииль такими словами: «Вот я навожу на тебя Гога и Магога, князя Рос»⁷⁶⁹. Но довольно о жертвоприношениях тавров.

7. На другой день⁷⁷⁰ на рассвете Сфендослав созвал совет знати, который на их языке носит название «комент»⁷⁷¹. Когда они собрались вокруг него, Сфендослав спросил у них, как поступить. Одни высказали мнение, что следует поздней ночью погрузиться на корабли и попытаться тайком ускользнуть, потому что невозможно сражаться с покрытыми железными доспехами всадниками, потеряв лучших бойцов, которые были опорой войска и укрепляли мужество воинов. Другие возражали, утверждая, что нужно помириться с ромеями, взяв с них клятву, и сохранить таким путем оставшееся войско. [Они говорили, что] ведь нелегко будет скрыть бегство, потому что огненосные суда, стерегущие с обеих сторон проходы у берегов Истра, немедленно сожгут все [их корабли], как только они попытаются появиться на реке.

Тогда Сфендослав глубоко вздохнул и воскликнул с горечью: «Погибла слава, которая шествовала вслед за войском росов, легко побеждавшим соседние народы и без кровопролития порабощавшим целые страны, если мы теперь позорно отступим перед ромеями. Итак, проникнемся мужеством, [которое завещали] нам предки, вспомним о том, что мощь росов до сих пор была несокрушимой, и будем ожесточенно сражаться за свою жизнь. Не пристало нам возвращаться на родину, спасаясь бегством; [мы должны] либо победить и остаться в живых, либо умереть со славой, совершив подвиги, [достойные] доблестных мужей!» Вот какое мнение высказал Сфендослав.

8. О тавроскифах рассказывают еще и то, что они вплоть до нынешних времен никогда не сдаются врагам даже побежденные, – когда нет уже надежды на спасение, они пронзают себе мечами внутренности и таким образом сами себя убивают. Они поступают так, основываясь на следующем убеждении: убитые в сражении неприятелем, считают они, становятся после смерти и отлучения души от тела рабами его в подземном мире. Страшась такого служения, гнушаясь служить своим убийцам, они сами причиняют себе смерть. Вот какое убеждение владеет ими.

А тогда, выслушав речь своего повелителя, [росы] с радостью согласились вступить в опасную борьбу за свое спасение и [приняли решение] мужественно противостоять могуществу ромеев. На следующий день (шел шестой день недели, двадцать четвертый – месяца июля) к заходу солнца все войско тавроскифов вышло из города; они решили сражаться изо всех сил, построились в мощную фалангу и выставили вперед копья. Император, со своей стороны, выстроил ромеев и вывел их из укрепления. Вот уже завязалась битва, и скифы с силой напали на ромеев, пронзали их копьями, ранили стрелами коней и валили на землю всадников. Видя, с какой неистовой яростью бросался Сфендослав на ромеев и воодушевлял к бою ряды своих, Анемас, который прославился накануне убиением Икмора, вырвался на коне вперед (делать это вошло у него в обычай, и таким путем он уже поразил множество скифов), опустив поводья, устремился на [предводителя росов] и, ударив его мечом по ключице, поверг вниз головою наземь, но не убил. [Сфендослава] спасла кольчужная рубаха и щит, которыми он вооружился, опасаясь ромейских копий. Анемас же был окружен рядами скифов, конь его пал, сраженный тучей копий; он перебил многих из них, но погиб и сам – муж, которого никто из сверстников не мог превзойти воинскими подвигами.

9.      Гибель Анемаса воодушевила росов, и они с дикими, пронзительными воплями начали теснить ромеев. Те стали поспешно поворачивать назад, уклоняясь от чудовищного натиска скифов. Тогда император, увидевший, что фаланга ромеев отступает, убоялся, чтобы они, устрашенные небывалым нападением скифов, не попали в крайнюю беду: он созвал приближенных к себе воинов, изо всех сил сжал копье и сам помчался на врагов. Забили тимпаны и заиграли военный призыв трубы; стыдясь того, что сам государь идет в бой, ромеи повернули лошадей и с силой устремились на скифов. Но вдруг разразился ураган вперемежку с дождем: устремившись с неба, он заслонил неприятелей: к тому же поднялась пыль, которая забила им глаза. И говорят, что перед ромеями появился какой-то всадник на белом коне; став во главе войска и побуждая его наступать на скифов, он чудодейственно рассекал и расстраивал их ряды. Никто не видал его, как рассказывают, в расположении войска ни до битвы, ни после нее, хотя император разыскивал его, чтобы достойно одарить и отблагодарить за то, что он свершил. Но поиски были безуспешны. Впоследствии распространилось твердое убеждение, что это был великомученик Феодор⁷⁷², которого государь молил и за себя, и за все войско быть соратником, покровителем и спасителем в битвах. Говорят, что накануне сражения вечером произошло следующее. В Византии одной девице, посвятившей себя Богу, явилась во сне Богородица, Которую сопровождали огненные воины. Она сказала им: «Позовите Мне мученика Феодора», – сейчас же к Ней подвели храброго и смелого вооруженного мужа. Богородица обратилась к нему со словами: «Твой Иоанн в Дористоле, о досточтимый Феодор, сражается со скифами и находится в крайнем затруднении; поторопись его выручить – если промедлишь, ему не избежать опасности». Тот ответил, что готов повиноваться Матери своего Господа и Бога, и, сказав это, сразу же удалился. Тут же и сон отлетел от глаз девицы. Вот каким образом сбылось сновидение этой девушки.

10. Последовав за святым мужем, ромеи вступили в бой с врагами. Завязалась горячая битва, и скифы не выдержали натиска конной фаланги. Окруженные магистром Вардой, по прозванию Склир, который со множеством [воинов] обошел их с тыла, они обратились в бегство. [Ромеи] преследовали их до самой стены, и они бесславно погибали. Сам Сфендослав, израненный стрелами, потерявший много крови, едва не попал в плен; его спасло лишь наступление ночи. Говорят, что в этой битве полегло пятнадцать тысяч пятьсот скифов, [на поле сражения] подобрали двадцать тысяч щитов и очень много мечей. Среди ромеев убитых было триста пятьдесят, но раненых было немало. Вот какую победу одержали ромеи в этом сражении.

Всю ночь провел Сфендослав в гневе и печали, сожалея о гибели своего войска. Но видя, что ничего уже нельзя предпринять против несокрушимого всеоружия [ромеев], он счел долгом разумного полководца не падать духом под тяжестью неблагоприятных обстоятельств и приложить все усилия для спасения своих воинов. Поэтому он отрядил на рассвете послов к императору Иоанну и стал просить мира на следующих условиях. Тавроскифы уступят ромеям Дористол, освободят пленных, уйдут из Мисии и возвратятся на родину, а ромеи дадут им возможность отплыть, не нападут на них по дороге с огненосными кораблями (они очень боялись «мидийского огня», который мог даже и камни обращать в пепел), а кроме того, снабдят их продовольствием и будут считать своими друзьями тех, которые будут посылаемы по торговым делам в Византий, как было установлено прежде.

11. Император почитал мир гораздо больше войны, потому что знал, что мир сохраняет народы, а война, напротив, губит их. Поэтому он с радостью принял эти условия [росов], заключил с ними союз и соглашение и дал им хлеба – по два медимна⁷⁷³ на каждого. Говорят, что из шестидесятитысячного войска росов хлеб получили только двадцать две тысячи человек, избежавшие смерти, а остальные тридцать восемь тысяч погибли от оружия ромеев. После утверждения мирного договора Сфендослав попросил у императора позволения встретиться с ним для беседы. Государь не уклонился и, покрытый вызолоченными доспехами, – подъехал верхом к берегу Истра, ведя за собою многочисленный отряд сверкавших золотом вооруженных всадников. Показался и Сфендослав, приплывший по реке на скифской ладье; он сидел на веслах и греб вместе с его приближенными, ничем не отличаясь от них. Вот какова была его наружность: умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос – признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные, но выглядел он угрюмым и диким. В одно ухо у него была вдета золотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамленным двумя жемчужинами. Одеяние его было белым и отличалось от одежды его приближенных только чистотой. Сидя в ладье на скамье для гребцов, он поговорил немного с государем об условиях мира и уехал. Так закончилась война ромеев со скифами.

12.      Сфендослав оставил Дористол, вернул согласно договору пленных и отплыл с оставшимися соратниками, направив свой путь на родину. По пути им устроили засаду пацинаки – многочисленное кочевое племя, которое пожирает вшей⁷⁷⁴, возит с собою жилища и большую часть жизни проводит в повозках⁷⁷⁵. Они перебили почти всех [росов], убили вместе с прочими Сфендослава, так что лишь немногие из огромного войска росов вернулись невредимыми в родные места.

Таким образом, император Иоанн, как явствует из предыдущего рассказа, всего за четыре месяца победил полчища росов и возвратил ромеям Мисию. Он переименовал Дористол в Феодорополь в честь Стратилата мученика Феодора и, оставив там надежную охрану, вернулся с большими трофеями в Византий. Встретив императора перед стенами, горожане преподнесли ему венцы и скипетры, отделанные золотом и драгоценными камнями. Они привезли с собою и украшенную золотом колесницу, запряженную белыми лошадьми; они просили [Иоанна] взойти на нее, чтобы отпраздновать полагающийся в таких случаях триумф. Иоанн принял венцы и скипетры, богато одарил за них горожан, но взойти на колесницу не пожелал. Устлав золотое сиденье колесницы пурпурными мисийскими одеждами и венками, он водрузил на нем вывезенное из Мисии изображение Богородицы, заключающей в Свои объятия Богочеловеческий Логос. Сам он следовал на резвом коне сзади, увенчав голову диадемой, с венками и скипетрами в руках.

Таким образом проехал Иоанн, совершая свой триумф посреди города, украшенного повсюду пурпурными одеяниями, осененного наподобие брачного чертога ветвями лавра и златоткаными покрывалами. Он вступил в великий храм божественной Премудрости и, воздав благодарственные молитвы, посвятил Богу первую долю добычи – роскошный мисийский венец, а затем последовал в императорский дворец, ввел туда царя мисян Бориса и приказал ему сложить с себя знаки царского достоинства. Они состояли из тиары, отороченной пурпуром, вышитой золотом и жемчугом, а также из багряницы и красных полусапог. Затем он возвел Бориса в сан магистра. Вот каким образом император Иоанн в очень короткое время сверх всяких ожиданий одержал столь великую победу, сломил и поверг ниц своей воинской опытностью, мудрой доблестью и отвагой высокомерное бахвальство росов и подчинил ромеям Мисию. Вернувшись в Византий, он провел там зиму, награждая по обычаю подданных дарами и развлекая обильными угощениями.

Книга 10

10. И на другие тягчайшие беды указывал восход появившейся тогда звезды⁷⁷⁶, а также напугавшие всех огненные столбы⁷⁷⁷, которые показались затем поздней ночью в северной части неба; ведь они знаменовали взятие тавроскифами Херсона⁷⁷⁸ и завоевание мисянами Веррии⁷⁷⁹.

(Перевод М. М. Копыленко. С. 43–45, 55–59, 68–83, 90–91)

Византийский историограф родился после 1040 г., умер в конце XI–начале XII в., происходил, предположительно, из малоазийской фемы Фракисион. Имел высокие государственные чины: был магистром, проэдром, эпархом, наконец куропалатом и друнгарием виглы в Константинополе. Его исторический труд – «Обозрение историй» – посвящен событиям 811–1057 гг. и является как бы продолжением «Хронографии» Феофана Исповедника, к которому Скилица сам апеллирует в своем предисловии, превознося его как наиболее достоверного историка, по контрасту с которым критикуются собственные современники (в частности, Михаил Пселл). В числе своих предшественников и источников автор также называет Генесия, Льва Диакона, Феодора Дафнопата, Иоанна Лида и др. Для истории аморейской и македонской династий труд Иоанна Скилицы имеет первостепенное значение как с информативной, так и исторической точек зрения, поскольку нередко в своих характеристиках историк XI в. расходится с оценками авторов, на свидетельства которых он опирается. Можно думать, что этот памятник пользовался авторитетом и у современников: во всяком случае, Георгий Кедрин, создавая на рубеже ХІ/ХІІ вв. свой компилятивный Синопсис, для периода 811–1057 гг. практически дословно воспроизвел текст Иоанна Скилицы, сочинение которого до недавнего времени и было известно в науке лишь в изложении Кедрина.

В рукописной традиции сохранились несколько списков, доводящих изложение событий до 1069 г. Эта версия сочинения получила условное название Хроники Продолжателя Скилицы. Дискуссионной остается и атрибуция Иоанну Скилице так называемой Памятки императору Алексею I Комнину (1092). Один из списков сер. XVI в. Хроники Иоанна Скилицы, хранящийся в Национальной библиотеке в Мадриде (Madrit. Bibi. Nac. Vitr. 26–2), известный под названием «Мадридский Скилица». знаменит высокохудожественными миниатюрами, иллюстрирующими многообразные стороны византийской истории, жизни, быта, придворного ритуала, военных событий.

Сведения о Руси у Скилицы отчасти (особенно в начальных частях книги) заимствованы и повторяют известные из более ранних источников факты, но немалая часть свидетельств уникальна. Скилица описывает поход росов на Константинополь в июне 860 г. с последующим их крещением. Вновь о крещении росов и направлении к ним священника сообщается в части, описывающей события ок. 874 г.: там же излагается известная история с неопалимым Евангелием. Более подробно повествуется о походе Руси на Византию в 941 г. Краткие сведения содержатся о поездке княгини Ольги в Константинополь ок. 957 г. (?), зато более подробно рассказывается о войнах Святослава – в 967 г. в Болгарии, в 970 г., когда вместе с болгарами и печенегами он начинает военные действия против Византии. Детально описана и кампания Иоанна Цимисхия 971 г. против Святослава, окончившаяся заключением мира, после чего Святослав весной 972 г., по дороге домой, был встречен и убит печенегами. Сообщает Скилица и о браке князя Владимира с сестрой византийского василевса Василия II Анной в 988 г., и о мирных взаимоотношениях между Византией и Русью в это время, и о смерти Анны на Руси в 1020 г., и о походе хрисохиров, и о помощи Руси в 1016 г. в походе Василия II на Хазарию, затем – на Болгарию, об участии росов в сирийском походе Романа Аргира ок. 1034 г. Византийский историк нередко называет имена русских князей и княгинь, их родственников и приближенных, как известных – Ольги, Святослава, Владимира, Анны, Ярослава, – так и неподдающихся очевидным отождествлениям – Несислава и Зинислава (1036 г.). Наряду с Пселлом Иоанн Скилица является основным источником по истории последнего русского похода на Византию летом 1043 г. Имеются сведения о варяго-русской наемной дружине на службе у византийских василевсов, об участии ее в военных операциях Византии. Хроника Скилицы сохранила и эпитафию Иоанна Мелитинского (еще недавно идентифицируемого с Иоанном Геометром, правда, без особых оснований) императору Никифору Фоке (убит 11 сентября 969 г.), где говорится о приближении «росского всеоружия».

Так называемая Хроника Продолжателя Скилицы (до 1079 г.) представляет собой определенную параллель к историческому сочинению Михаила Атталиата; иногда заметно и влияние Хронографии Михаила Пселла. В данной части сообщается об участии флота россов в военных действиях Алексея Комнина (будущего императора) в январе 1078 г.

Издание: Ioannis Scylitzae Synopsis Historiarum / Rec. Io. Thurn. Berolini et Novi Eboraci, 1973.

Перевод фрагментов: М. Я. Сюзюмов, С. А. Иванов в кн.: Лев Диакон. История. М., 1988. С. 110–133; П. В. Кузенков. Поход 860 г. на Константинополь и первое крещение Руси в средневековых письменных источниках // ДГ, 2000 г. М., 2003. С. 132–133.

Литература: Сюзюмов 1916. С. 106–166; Кондаков 1917. С. 10–20; Anastasijević 1931. S. 328–333; Dölger 1932. S. 275–292; Grégoire 1937a. P. 267–276; Карышковский 1953. С. 36–71; Vernadsky 1960. S. 123–143; Ševčenko 1965. P. 709–713; Литаврин 1967. С. 71–86; Литаврин 1968. С. 105–107; Ahrweiler. 1971. P. 44–70; Poppe 1971. P. 1–29, 233–268; Божков 1972; Бибиков 1998.

Обозрение историй, составленное Куропалатом и бывшим великим друнгарием Виглы Иоанном Скилицей

Царствование Михаила, сына Феофила

(Конфликт кесаря Варды с Игнатием; патриархом поставлен Фотий; Игнатий низложен собором в храме Святых Апостолов.)

18. А внутреннюю часть Эвксинского [Понта] и все его побережье⁷⁸⁰ опустошал набегами флот россов (росы же – скифский народ, живущий близ северного Тавра, дикий и свирепый⁷⁸¹) и самому царственному [граду]⁷⁸² угрожал ужасной опасностью. Спустя немного времени испытав Божественный гнев, они вернулись домой⁷⁸³, а в царственный [град] прибывает их посольство, умоляя о сопричастии Божественному крещению, что и случилось⁷⁸⁴.

(Критский флот опустошает Киклады и все Проконнесское побережье. Землетрясения.)

Царствование Василия Македонянина Большеголового

(Василий обращает в христианство многих иудеев, укрепляет в вере новообращенный народ болгар.)

42. И, заключив договор с росами, он добился того, что стали они сопричастны спасительному крещению; послан был к ним и архиерей⁷⁸⁵.

43. Достойно рассказа и то чудо, которое было совершено посланным туда архиереем. Ибо сам архонт, еще охваченный суеверием, и вельможи его, и весь народ, рассуждая о давешней их религии и о вере христиан, призывают только что прибывшего к ним архиерея, которого архонт стал расспрашивать: что он проповедует и чему намерен учить их? И когда тот, протягивая книгу Евангелия, рассказал о чудесах, совершенных Богом во время Его земной жизни, сказали люди росов: «Если и мы не увидим чего-нибудь подобного, а особенно такого, что, говоришь ты, случилось с тремя отроками в печи, то вообще не поверим тебе». Тот же, веря неложному слову Сказавшего: «Чего попросите во Имя Мое, получите»⁷⁸⁶ и «верующий в Меня дела, которые творю Я, и сам сотворит, и больше сих сотворит»⁷⁸⁷, сказал им: «Хоть и нельзя искушать Господа Бога, все же, если искренне решились вы обратиться к Богу, просите, что хотите, и Бог сделает это сполна ради веры вашей, хотя сами мы ничтожны и недостойны». Они тотчас попросили бросить в разожженный ими костер том Божественного Евангелия, и если сохранится он невредимым, то и они обратятся к Богу, им провозглашаемому. Так и решили; и после того как иерей, воздев глаза и руки к Богу, изрек: «Прославь святое Имя Твое, Иисусе Христе, Бог наш, в глазах народа сего!» – книга Святого Евангелия была брошена в печь. Когда спустя достаточно времени печь прогорела, а затем и совершенно погасла, обнаружили, что Святой том остался нетронутым и неповрежденным, не испытав никакого ущерба от огня. Увидев это и поразившись величию чуда, варвары без колебаний стали переходить ко крещению.

(Перевод П. В. Кузенкова. С. 132–133)

На четвертом году своего царствования, в месяце июне 10 индикта⁷⁸⁸ [Никифор Фока]⁷⁸⁹ выступил, чтобы обозреть города, расположенные во Фракии; когда он прибыл к так называемому Большому Рву⁷⁹⁰, он написал правителю Болгарии Петру⁷⁹¹, чтобы тот воспрепятствовал туркам⁷⁹² переправляться через Истр⁷⁹³ и опустошать [владения] ромеев. Но Петр не подчинился и под разными предлогами уклонялся [от исполнения этого]. Тогда Никифор почтил достоинством патрикия⁷⁹⁴ Калокира, сына херсонского протевона⁷⁹⁵, и отправил его к правителю Росии⁷⁹⁶ Свендославу⁷⁹⁷, чтобы обещаниями даров и немалых почестей склонить его к нападению на болгар. Росы повиновались; на пятом году царствования Никифора в августе месяце 11 индикта⁷⁹⁸ они напали на Болгарию, разорили многие города и села болгар, захватили обильную добычу и возвратились к себе. И на шестом году его царствования⁷⁹⁹ они опять напали на Болгарию, совершив то же, что и в первый раз, и даже еще худшее.

...А народ росов, который вышеописанным образом покорил Болгарию и взял в плен Бориса и Романа⁸⁰⁰, двух сыновей Петра, не помышлял более о возвращении домой. Пораженные прекрасным расположением местности, [росы] разорвали договор, заключенный с императором Никифором, и сочли за благо остаться в стране и владеть ею. Особенно побуждал их к этому Калокир, который говорил, что если он будет провозглашен ими императором ромеев, то отдаст им Болгарию, заключит с ними вечный союз, увеличит обещанные им по договору дары и сделает их на всю жизнь своими союзниками и друзьями. Гордясь этими словами, росы рассматривали Болгарию как свою военную добычу и дали послам [Цимисхия]⁸⁰¹, который обещал заплатить все, обещанное им Никифором, ответ, преисполненный варварской хвастливостью: ввиду этого стало необходимо решить дело войной. Итак, император тотчас посылает приказание переправить восточные войска на Запад: военачальником над ними он поставил магистра⁸⁰² Варду Склира, дав ему титул стратилата⁸⁰³, – на сестре [Варды] Марии он женился, еще будучи частным лицом, – и решил с наступлением весны сам выступить в поход. Росы и их архиг Свендослав, услышав о походе ромейского войска, стали действовать совместно с порабощенными уже болгарами и присоединили в качестве союзников пацинаков⁸⁰⁴ и турок⁸⁰⁵, проживающих на Западе, в Паннонии. Собрав тридцать восемь тысяч боеспособных воинов и перейдя Гем, они стали опустошать огнем и грабежами всю Фракию; разбив свой стан недалеко от стен Аркадиополя⁸⁰⁶, они ожидали там начала борьбы⁸⁰⁷. Когда магистр Варда Склир узнал, что неприятель значительно превосходит его численностью войска – ведь у него было всего двенадцать тысяч воинов, – он решил победить бесчисленное множество врагов военными хитростями и искусством и превзойти их механическими приспособлениями; так это и случилось. Замкнувшись со своим войском внутри стен, как бы испугавшись, он оставался там, и хотя враги не раз хотели выманить его на решающее сражение, он не поддавался, наблюдая, как неприятель грабит и уносит все, что ни попадя. Такое решение вызвало у варваров великое презрение: они полагали, что и в самом деле Склир заперся среди стен и удерживает там ромейские фаланги, боясь вступить в бой. Без страха разбрелись они кто куда, стали разбивать лагерь как попало и, проводя ночи в возлияниях и пьянстве, в игре на флейтах и кимвалах, в варварских плясках, перестали выставлять надлежащую стражу и не заботились ни о чем необходимом. И вот Варда дождался подходящего момента и, присмотревшись хорошенько, как ему напасть на неприятелей, назначил день и час, поставил в ночное время засадные отряды в удобнейших местах, отправил с небольшими силами патрикия Иоанна Алакаса и приказал ему выйти вперед, вести наблюдение за врагами и постоянно сообщать ему, где они находятся. Разузнав это, [Иоанн] должен был сблизиться с варварами, напасть на них и, сражаясь, обратиться в притворное бегство, но не бежать во весь опор, отпустив поводья и сломя голову, а отступать в строю, медленно и где только возможно поворачиваться к противнику, биться с ним и поступать так до тех пор, пока он не будет завлечен к скрытым в засадах отрядам, а тогда расстроить ряды и бежать без всякого порядка. Варвары разделились на три части – в первой были болгары и росы, турки же и пацинаки выступали отдельно. Иоанн двинулся и случайно натолкнулся на пацинаков; выполняя полученный приказ, он изобразил медленное отступление, пацинаки же нападали, расстроив ряды; им хотелось поскорее уничтожить всех бегущих, но те то отступали строем, то поворачивались и сражались; путь их направлялся к стоявшему в засаде отряду. Очутившись среди своих, [воины Алакаса] бросили поводья и устремились в непритворное бегство. Пацинаки рассыпались без всякого порядка и бросились в погоню. Но вот появился неожиданно сам магистр со всем войском. Пораженные внезапностью, [пацинаки] прекратили преследование, но не бросились бежать, а остановились, ожидая нападения. Когда на них с огромным напором обрушился отряд магистра, а сзади [между тем] приближалась идущая в полном порядке остальная фаланга, немедленно погибли храбрейшие из скифов⁸⁰⁸: поскольку фаланга расступилась на большую глубину, пацинаки окончательно оказались в засаде, а когда фаланги соединились, то окружение стало полным; [варвары] недолго сопротивлялись и, обращенные в бегство, почти все были истреблены.

Принудив их таким образом к бегству, Варда дознался от пленных, что остальные, еще не утомленные битвой [варвары] выстроились и ожидают сражения. Он устремился против них без промедления. Они же, узнав о неудаче пацинаков, предались горести из-за внезапности бедствия, но затем собрались с силами и, созвав беглецов, напали на ромеев, имея впереди всадников, а позади пеших воинов. Но когда ромеи выказали себя непобедимыми и отразили натиск первого нападения конных врагов, те отступили, укрылись среди своей пехоты, укрепились там духом и стали ожидать приближения ромеев. И сражение стало как бы нерешительным, пока некий скиф, гордившийся размерами тела и неустрашимостью души, оторвавшись от остальных, не бросился на самого магистра, который объезжал и воодушевлял строй воинов, и не ударил его мечом по шлему. Но меч соскользнул, удар оказался безуспешным, а магистр также ударил врага по шлему. Тяжесть руки и закалка железа придали его удару такую силу, что скиф целиком был разрублен на две части. Патрикий Константин, брат магистра, спеша к нему на выручку, пытался нанести удар по голове другого скифа, который [хотел] прийти на помощь первому и дерзко устремился [на Варду]; скиф, однако, уклонился в сторону, и Константин, промахнувшись, обрушил меч на шею коня и отделил голову его от туловища: скиф упал, а [Константин] соскочил с коня и, ухватив рукой бороду врага, заколол его. Этот подвиг возбудил отвагу ромеев и увеличил их храбрость, скифы же были охвачены страхом и ужасом. Вскоре силы оставили их, и они показали спины, обратившись в позорное и беспорядочное бегство. Ромеи устремились за ними и наполнили равнину мертвыми телами; число пленных превысило количество убитых, и все захваченные за немногими исключениями были изранены. Никто из уцелевших не избежал бы погибели, если бы наступление ночи не остановило погоню ромеев. Из такого великого множества варваров только совсем немногие спаслись, ромеи же потеряли в сражении 25 человек убитыми, но ранены были почти все...

...На втором году своего царствования⁸⁰⁹ [император]⁸¹⁰ вознамерился предпринять поход против росов. Щедрость [помогла ему] набрать воинов; военачальниками были назначены мужи, прославленные рассудительностью и военной опытностью. Император позаботился и о всем необходимом, чтобы войско не терпело ни в чем недостатка; снарядить поход было поручено Льву, который был в то время друнгарием флота⁸¹¹, а после этого протовестиарием⁸¹². Лев привел в порядок старые корабли снарядил новые и приготовил внушительный флот. Наступила весна; все обстояло прекрасно, и [император], вознеся молитвы к богу, оставил гражданам предписания и покинул столицу. Когда он прибыл к Редесту, ему повстречались два посланца скифов, которые под видом посольства прибыли для того, чтобы разведать силы ромеев. Когда они стали упрекать ромеев, утверждая, что терпят несправедливость, император повелел, отлично понимая причину их прибытия, чтобы они обошли весь лагерь, осмотрели ряды воинов, а после обхода и осмотра отправились назад и рассказали своему вождю, в каком прекрасном порядке и с каким послушным войском идет против них войною император ромеев. Отпустив таким образом послов, сам он выступил вслед за ними, имея около пяти тысяч пехотинцев облегченного вооружения и четыре тысячи всадников. Всему остальному множеству воинов было приказано медленно следовать за ним во главе с паракимоменом Василием. Перейдя через Гем, император внезапно вступил во враждебную страну и разбил лагерь поблизости от города Великой Преславы, где находился дворец болгарских царей. Эта неожиданность изумила скифов и повергла их в отчаяние. Калокир, зачинщик и виновник всех происшедших бедствий, который случайно здесь находился, услышав звук трубы, понял, что сам император прибыл и будет лично руководить войной. Втайне покинул он город и ускользнул в лагерь росов. Увидев его и узнав о прибытии императора, росы пришли в немалое замешательство. Но Свендослав приободрил их подходящими к таким обстоятельствам словами, и они, укрепившись духом, приблизились к ромеям и разбили лагерь. Императорское войско сосредоточилось между тем на равнине перед городом и неожиданно напало на врага, не ожидавшего ничего подобного: вне городских стен было застигнуто около восьми с половиной тысяч мужей, которые производили военные упражнения. Некоторое время они сопротивлялись, но затем утомились и бежали; и одни из них бесславно погибли, а другие укрылись в городе. Пока все это происходило, пребывавшие внутри города скифы узнали о непредвиденном появлении ромеев и об их столкновении со своими соратниками. Хватая оружие, какое кому случайно подвернулось под руку, они устремились на выручку своим. Ромеи встречали их беспорядочно движущуюся толпу и многих убивали. В силу этого варвары уже скоро не смогли устоять и обратились в бегство. Всадники же ромейской фаланги выдвинулись вперед и отрезали им дорогу в город, перехватывая и убивая беспорядочно бегущих по ровному полю варваров, так что равнина наполнилась мертвыми телами и было захвачено бесчисленное множество пленных. Сфангел⁸¹³, который и возглавлял все войско, находившееся в Преславе (он считался среди скифов вторым после Свендослава), опасаясь, видимо, уже за судьбу города, запер ворота, обезопасив их засовами, взошел на стену и поражал нападающих ромеев различными стрелами и камнями. Только наступление ночи прекратило осаду города. На рассвете прибыл проедр⁸¹⁴ Василий с множеством войска, двигавшегося позади. Прибытие его явилось большой радостью для императора, который поднялся на какой-то холм, чтобы скифы его видели, и соединившиеся войска стали окружать город. Император обратился [к варварам], уговаривая их отказаться от противодействия и спастись от совершенного истребления; они не соглашались сойти со стены. Справедливый гнев наполнил ромеев, и они приступили к осаде, отгоняя находящихся наверху стрелами и приставляя к стенам лестницы. И некий благородный воин, крепко держа в правой руке меч, а левой приподнимая над головой щит, первым устремился по одной из лестниц. Отражая удары щитом и защищая себя мечом от нападавших и от тех, кто старался ему воспрепятствовать, он поднялся на гребень стены, рассеял всех, кто там находился, и дал следовавшим за ним возможность безопасно подняться. Подражая ему, сначала некоторые, а потом многие [поступили таким же образом], а скифы, одолеваемые их сомкнутым строем, стали прыгать со стены. Соревнуясь с первыми, и многие другие ромеи в различных местах взобрались по лестницам на стену. Приведенные в замешательство, скифы не заметили, как некоторые из ромеев, беспрепятственно достигнув ворот, открыли их и впустили свое войско. Когда город был таким образом взят⁸¹⁵, скифов, вынужденных отступать по узким проходам, стали настигать и убивать, а женщин и детей захватывали в плен. И Борис, царь болгар, был схвачен вместе с супругой и детьми; украшенного знаками царской власти, его привели к императору. Император человеколюбиво повелел, называя его царем болгар, отпустить всех пленных болгар, предоставив им свободно идти, куда кто захочет; он говорил, что прибыл не для того чтобы повергнуть болгар в рабство, но чтобы их освободить, и утверждал, что одних только росов он считает врагами и относится к ним по-вражески.

Между тем восемь тысяч храбрейших скифов заняли хорошо укрепленную часть царского дворца, который находился посреди города, укрылись там на некоторое время и перебили многих воинов, попавших туда ради любопытства или тайно пробравшихся с целью грабежа. Узнав об этом, император повелел против них послать равносильный отряд, но отправленные действовали вяло и не отважились осадить их – не потому, что они боялись росов, но потому, что укрепление казалось им прочным и непреодолимым. Император легко разрешил затруднение: вооружившись, он сам устремился пешим впереди прочих воинов, которые при виде этого тотчас же схватили оружие и бросились за ним; каждый спешил опередить государя, и с военным кличем и шумом они кинулись на укрепление. Росы с ожесточением выдержали осаду, но [ромеи], зажегши во многих местах огонь, таким путем преодолевали сопротивление – не перенеся силы огня и ромейского оружия, [росы] попрыгали [со стен] и побежали; многие из них были уничтожены пламенем, многие брошены с крутизны, а прочих ожидали меч либо плен. Таким образом, весь город не устоял и был взят за два дня. Обретя и захватив его, император оставил в нем достаточный отряд, щедро снабдив его всем необходимым для существования и переименовал город, назвав его по своему имени Иоаннополем. Проведя там праздник святой Пасхи, он выступил на следующий день к Доростолу, который называется также Дристрою⁸¹⁶.

Когда Свендослав услышал о взятии Преславы, он пришел в замешательство, однако не оставил свои замыслы, а стал ободрять своих, призывая проявить себя свыше обычного доблестными мужами, и распорядился сделать все остальное, что было нужно. Умертвив всех болгар, находившихся в подозрении, числом около трехсот, он выступил против ромеев. Император же, заняв по пути некоторые города, поставил над ними стратигов⁸¹⁷ и продвигался, опустошая многие укрепления и поселения, которые он отдавал на разграбление воинам. Когда разведчики сообщили о приближении каких-то скифов, он отрядил отобранных воинов, поставив над ними Феодора из Мисфии в качестве военачальника, и поручил ему, идя впереди войска, разузнать о числе врагов и дать знать об этом; если же будет возможно, то попытать их силу перестрелкой. Сам же [император] следовал позади, выстроив все войско в боевой порядок. Подойдя к врагам, Феодор и его воины стремительно напали на них. Росы, опасаясь засады, не двигались вперед; многие из них были ранены, некоторые пали, и они стали отступать. Рассеявшись по соседним горам и поросшим лесом лощинам, которые были глубоки и обширны, они по горным тропам добрались до Дристры. Количество их достигало семи тысяч, напавших же на них и обративших их в бегство ромеев было триста. Присоединившись к Свендославу, скифы подняли с места все множество его войска – а насчитывалось их триста тридцать тысяч – и разбили лагерь в двенадцати милях от Доростола, где с ожесточением и мужеством ожидали приближения императора.

Ромеи же, гордясь недавними победами, ожидали сражения, которое должно было решить все. Они надеялись, что им будет содействовать Бог, возлюбивший не зачинщиков несправедливости, но постоянно помогающий тем, которые терпят обиду. Не только мужественные, но даже робкие и слабодушные, горячо стремясь к предстоящей битве, стали смелыми и отважными. И вот войска сблизились. И император, и Свендослав стали воодушевлять своих подходящими к случаю словами поощрения, зазвучали трубы, и возбужденные в равной степени войска столкнулись между собой⁸¹⁸. Натиск ромеев был при первой стычке так силен, что ряды варваров дрогнули, и многие из них пали. Враги, однако, не отступили и не дали ромеям возможности перейти к преследованию – приободрившись, скифы снова кинулись с военным кличем назад на ромеев. В течение некоторого времени борьба была равной, когда же день стал склоняться к вечеру, ромеи, поощряя друг друга и как бы закалившись от взаимных призывов, стали теснить левое крыло скифов и многих опрокинули своим непреодолимым напором. Росы пришли на подмогу пострадавшим, император же отправил на помощь тех, кто находился около него, и сам двинулся за ними с развернутыми императорскими знаменами, потрясая копьем, часто понукая шпорами коня и побуждая воинов боевым кличем. Завязалась жаркая схватка, и не раз менялось течение битвы (говорят, будто двенадцать раз приобретала борьба новый оборот); наконец росы, избегая опасности, рассеялись в беспорядочном бегстве по равнине. Преследуя и настигая бегущих, ромеи их истребляли; многие были убиты, еще больше было захвачено в плен, те же, которые спаслись от опасности, укрылись в Доростоле.

Вознеся за победу молитвы победоносному мученику Георгию (ибо столкновение с врагами произошло в день, посвященный его памяти), император на другой день сам двинулся к Доростолу и, оказавшись там, стал укреплять лагерь. Однако осаду он не начинал, опасаясь, что росы удалятся на кораблях по реке, никем не охраняемой. Расположившись станом, он ждал прихода ромейского флота. Между тем Свендослав приготовлялся выдержать осаду; находившихся у него пленных болгар, числом около двадцати тысяч, он, опасаясь их восстания, приказал заковать в колодки и в цепи. Когда прибыл флот, император приступил к осаде и неоднократно отражал вылазки скифов. В один из дней, когда ромеи рассеялись в вечернее время для принятия пищи, конные и пешие варвары, разделившись на две части, устремились из двух ворот города – восточных, которые было приказано охранять стратопедарху Петру с фракийским и македонским войском, и из западных, к которым был приставлен сторожить Варда Склир с воинами Востока. Вышли они, выстроившись в боевой порядок, и тогда в первый рад появились верхом на лошадях, в предшествующих же сражениях бились пешими. Ромеи встретили их с ожесточением, и завязался упорный бой. Борьба долго шла с равным успехом, наконец ромеи обратили варваров в бегство своей доблестью и, прижав к стене, многих перебили в этой стычке и всего более – всадников. Ни один из ромеев не был ранен, и только три лошади были убиты. Собравшись внутри стен, разбитые варвары провели наступившую ночь без сна и оплакивали павших в сражении дикими и повергающими в ужас воплями, так что слышавшим их казалось, что это звериный рев или вой, но не плач и рыдания людей. Едва наступило утро, все воины, рассеянные по различным укреплениям для их охраны, были созваны в Доростол; они сошлись быстро. Император же двинул все свои силы, вывел их на равнину перед городом и начал вызывать варваров на битву. Но так как они не вышли, он воротился в лагерь на отдых. И прибыли к нему послы из Константии⁸¹⁹ и других крепостей, лежавших по ту сторону Истра; они умоляли простить им все плохое и отдавали себя и свои укрепления в его руки. Благосклонно приняв их, император послал занять крепости, а также отправил войско, необходимое для их охраны. Когда наступил вечер, все ворота города открылись, и росы, будучи в большем, нежели прежде, числе, напали на ромеев, которые не ожидали этого ввиду приближения ночи. И казалось, что вначале они имели перевес, однако немного спустя ромеи взяли верх. Но когда был убит геройски сражавшийся Сфангел, эта потеря связала и ослабила их натиск. Тем не менее в течение всей ночи и на следующий день до самого полудня они продолжали сильное сопротивление. Когда затем посланные императором силы отрезали варварам дорогу в город, росы, узнав об этом, ударились в бегство. Находя путь к городу перехваченным, они разбегались по равнине, где их настигали и умерщвляли. С наступлением ночи Свендослав окружил стену города глубоким рвом, чтобы нелегко было при наступлении ромеям приблизиться к городской стене. Укрепив таким способом город, он решил смело выдержать осаду. Когда же многие воины стали страдать от ран и надвигался голод, ибо необходимые запасы истощились, а извне ничего нельзя было подвезти из-за ромеев, Свендослав, дождавшись глубокой и безлунной ночи, когда с неба лил сильный дождь и падал страшный град, а молнии и гром повергали всех в ужас, сел с двумя тысячами мужей в челны-однодеревки⁸²⁰ [и отправился] за продовольствием. Собрав где кто мог зернового хлеба, пшена и прочих жизненных припасов, они двинулись по реке на однодеревках в Доростол. Во время обратного плавания они увидели на берегу реки многих обозных слуг, которые поили и пасли лошадей либо пришли за дровами. Сойдя со своих судов и пройдя бесшумно через лес, [варвары] неожиданно напали на них, многих перебили, а прочих принудили рассеяться по соседним зарослям. Усевшись снова в ладьи, они с попутным ветром понеслись к Доростолу. Великий гнев охватил императора, когда он узнал об этом, и он сурово обвинял начальников флота за то, что они не знали об отплытии варваров из Доростола; он угрожал им даже смертью, если нечто подобное повторится еще раз, и после того оба берега реки тщательно охранялись. Целых шестьдесят пять дней вел император осаду⁸²¹, и так как ежедневно происходившие стычки были бесплодны, он решил попытаться взять город блокадой и голодом. Ввиду этого он велел перекопать рвами все дороги, везде была поставлена стража, и никто не мог в поисках продовольствия выйти из города; [сам же император] стал выжидать. Так обстояло дело с Доростолом...

...Внутри города⁸²² скифов терзал голод, снаружи они терпели урон от стенобитных орудий, особенно в том месте, где охрану нес магистр Иоанн, сын Романа Куркуаса; находившийся там камнемет причинял им немалый вред. Выделив самых отважных воинов, имевших тяжелое вооружение, и смешав их с легковооруженными, [скифы] посылают их против указанного орудия, чтобы они постарались его уничтожить. Дознавшись об этом, Куркуас во главе сильнейших своих воинов поспешил на защиту [орудий].

Оказавшись посреди скифов, он упал вместе с конем, который был ранен копьем, и погиб, изрубленный на части. Подоспевшие ромеи напали на росов, отстояли орудия в целости и оттеснили скифов в город.

Наступил июль месяц, и в двадцатый его день росы в большом числе вышли из города, напали на ромеев и стали сражаться. Ободрял их и побуждал к битве некий знаменитый среди скифов муж, по имени Икмор, который после гибели Сфангела пользовался у них наивеличайшим почетом и был уважаем всеми за одну свою доблесть, а не за знатность единокровных сородичей или в силу благорасположения. Видя, как он мужественно сражается, ободряет и воодушевляет других и приводит в замешательство ряды ромеев, Анемас, один из императорских телохранителей, сын царя критян Курупа, не смущаясь ростом этого мужа и не боясь его силы, воспламенил свое сердце яростью, заставил своего коня [несколько раз] прыгнуть в разные стороны, извлек висевший у бедра клинок, бешено устремился на скифа и, ударив его мечом в левое плечо повыше ключицы, перерубил шею, так что отрубленная голова вместе с правой рукой упала на землю. И когда скиф свалился, Анемас невредимым вернулся в свой стан. Из-за этого подвига поднялся сильный шум, ибо ромеи радостно кричали по случаю победы, скифы же вопили нечто непонятное и утратили свое воодушевление. Ромеи усилили свой натиск, и те, обратившись в бегство, бесславно удалились в город. Немало было в этот день убитых – одни были растоптаны в тесноте, других же, настигая, перекололи ромеи. Если бы не наступление ночи, то и сам Свендослав не избежал бы плена. Спасшись от опасности и находясь за стенами, [скифы] подняли великий плач из-за смерти Икмора. Снимая доспехи с убитых варваров, ромеи находили между ними мертвых женщин в мужской одежде, которые сражались вместе с мужчинами против ромеев.

Итак, война шла неудачно для варваров, а на помощь им не приходилось надеяться. Одноплеменники были далеко, соседние народы из числа варварских⁸²³, боясь ромеев, отказывали им в поддержке; у них не хватало продовольствия, а подвезти его было невозможно, поскольку ромейский флот тщательно охранял берега реки. К ромеям же каждый день притекали, как из неисчерпаемого источника всевозможные блага и постоянно присоединялись конные и пешие силы. Не могли варвары и удалиться, сев в свои челны, ибо выходы, как мы уже сказали, тщательно охранялись. Когда они собрали совещание, то одни советовали тайно удалиться ночью, другие – вернуться домой, попросив у ромеев мира и залогов верности, ибо нет другого пути к возвращению. Некоторые советовали предпринять и другие меры соответственно обстоятельствам, и все сходились на том, что следует окончить войну. Свендослав же убедил их решиться на еще одну битву с ромеями и – либо, отлично сражаясь, победить врагов, либо, будучи побежденными, предпочесть постыдной и позорной жизни славную и блаженную смерть. Ибо как возможно было бы им существовать, найдя спасение в бегстве, если их легко станут презирать соседние народы, которым они прежде внушали страх? Совет Свендослава пришелся им по нраву, и все согласились встретить общими силами крайнюю опасность для их жизни. На рассвете следующего дня⁸²⁴ варвары поголовно выступили из города. Чтобы никому не было возможности спастись бегством в город, они заперли за собою ворота и бросились на ромеев. Завязалось ожесточенное сражение. Варвары бились отважно, и ромеи в тяжелых доспехах, изнуряемые жаждой и сожигаемые солнцем (был как раз самый полдень), стали поддаваться [натиску]. Узнав об этом, император прискакал на помощь со своими воинами и принял на себя главный удар, а утомленному солнцем и жаждой воинству приказал доставить мехи, наполненные вином и водой. Воспользовавшись ими, избавясь от жажды и зноя и собравшись с силами, они стремительно и неистово бросились на скифов: те, однако, достойно их приняли. Пока император не заметил, что место битвы очень тесно, она продолжалась с равным успехом. Но он понял, что по этой причине скифы теснят ромеев и мешают им совершать деяния, достойные их силы, и вот стратигам⁸²⁵ было приказано отойти назад на равнину, отодвинувшись подальше от города и делая при этом вид, будто они убегают, по на деле не бежать сломя голову, а отходить спокойно и понемногу; когда же преследователи будут отвлечены на большое расстояние от города, [им надлежит,] неожиданно натянув поводья, повернуть лошадей и напасть на врага. Приказание было исполнено, и росы, считая отступление ромеев настоящим бегством, с военным кличем устремились за ними, подбадривая друг друга. Но когда ромеи достигли назначенного места, они повернулись и отважно ринулись на врагов. Там завязалась жестокая битва, и случилось, что стратиг Феодор из Мисфии, конь которого был сражен пикой, упал на землю. В этом месте закипела упорная схватка, ибо росы порывались его убить, а ромеи старались защитить его. Этот Феодор, свалившись с лошади, схватил какого-то скифа за пояс и, двигая его силой своих рук во все стороны как небольшой легкий щит, прикрывался им от летящих в него копий, а сам, обороняясь таким образом, понемногу отступал, приближаясь к ромеям, которые оттеснили наконец скифов и спасли этого мужа от опасности. И хотя битва не была решена, оба войска закончили борьбу.

Видя, что скифы сражаются с большим жаром, нежели ранее, император был удручен потерей времени и сожалел о ромеях, переносящих страдания мучительной войны; поэтому он задумал решить дело поединком. И вот он отправил к Свендославу посольство, предлагая ему единоборство и говоря, что надлежит решить дело смертью одного мужа, не убивая и не истощая силы народов; кто из них победит, тот и будет властелином всего. Но тот не принял вызова и добавил издевательские слова, что он, мол, лучше врага понимает свою пользу, а если император не желает более жить, то есть десятки тысяч других путей к смерти; пусть он и изберет, какой захочет. Ответив столь надменно, он с усиленным рвением готовился к бою. Отказавшись от вызова на поединок, император старался всеми способами отрезать варварам доступ в город. Он назначил для этого предприятия магистра Варду Склира с теми отрядами, которые тот возглавил, а патрикию Роману, который был сыном государя Константина, являвшегося сыном Романа Старшего⁸²⁶, вместе со стратопедархом Петром⁸²⁷ было приказано с их силами напасть на врагов. И они ринулись на скифов и сражались упорно. Но и те сопротивлялись отчаянно. Долгое время борьба оставалась равной, и много было в сражении перемен и изменений. Но вот Анемас, сын критского эмира, повернул своего коня, сильно ударил его шпорами и с юношеской отвагой помчался на самого Свендослава. Разорвав вражеский строй, он нанес ему удар мечом в середину головы, сбросил с коня, но не убил, так как помешали бывшие на нем доспехи. Сам же [Анемас] был окружен и, подвергаясь со всех сторон нападению многих, погиб, геройски закончив жизнь и возбуждая великое удивление даже среди врагов.

Говорят, что ромеи получили тогда и божественное воспоможение. Ибо в тылу их поднялась буря и ударила в лицо скифам, не давая им возможности осуществить задуманное для битвы. И все ромейское войско увидело некоего мужа, который сражался впереди всех на белом коне, теснил врагов и приводил в беспорядок их строй; ни раньше, ни позже никто его не знал и потому его сочли Феодором, одним из победоносных мучеников. Император всегда прибегал к таким защитникам и заступникам против врагов, да и сражение это произошло в тот самый день, в какой всегда празднуется память [Феодора] Стратилата⁸²⁸. И некая почитаемая в Византии жена имела о том знамение от высшей силы. За день до битвы она видела во сне, что стоит рядом с Богородицей и слышит, как Та говорит, обращаясь к некоему воину «О досточтимый Феодор! Мой и твой Иоанн⁸²⁹ находится в опасности: поторопись же его выручить». И когда взошло солнце, она поведала об этом соседям; таково было видение. А между тем скифы обратились в бегство, но найдя городские ворота запертыми, бросились от Склира врассыпную по равнине и погибли без числа, растаптываемые своими же и избиваемые ромеями, а остальные почти все были изранены. Почитая мученика [Феодора] и желая воздать ему благодарность за помощь, император [впоследствии] повелел разобрать до основания церковь, где покоились святые его останки, и воздвигнуть на том месте большой и прекрасный храм, которому преподнес щедрые дары. Город же Евхания был переименован в Феодорополь.

Свендослав, использовав все средства и во всем потерпев неудачу, не имея уже никакой надежды, склонился к заключению договора⁸³⁰. Он отправил к императору послов, прося залогов верности и внесения в число союзников и друзей ромеев, чтобы ему со всеми своими дозволено было удалиться невредимыми домой, а скифам, если пожелают, – безопасно приходить по торговым делам. Император принял послов и согласился на все, о чем они просили, произнеся известное изречение, что обыкновение ромеев состоит в том, чтобы побеждать неприятелей более благодеяниями, нежели оружием. После заключения договора Свендослав попросил [о личной встрече и] о беседе с императором; тот согласился, и оба, встретившись и поговорив, о чем им было нужно, [затем] расстались. По просьбе Свендослава император отправил посольство к пацинакам, предлагая им стать его друзьями и союзниками, не переходить через Истр и не опустошать Болгарию, а также беспрепятственно пропустить росов пройти через их землю и возвратиться домой. Назначен был исполнить это посольство Феофил, архиерей Евхаитский. [Пацинаки] приняли посольство и заключили договор на предложенных условиях, отказавшись только пропустить росов. Когда росы отплыли, император укрепил крепости и города на берегах реки и возвратился в ромейскую державу.

...Когда Свендослав возвращался домой и проходил через землю пацинаков, то они заранее подготовили засаду и ожидали его. Подвергшись нападению, он и все его войско было совершенно истреблено⁸³¹. Пацинаки были раздражены тем, что он заключил с ромеями договор.

...Скончались архонты росов Несислав и Иерослав и был избран править росами родственник скончавшихся Зинислав⁸³².

(Перевод С. А. Иванова. С. 121–133)

Михаил Пселл (1018 – после 1096/1097) – один из самых выдающихся византийских историков, философов, авторов риторических произведений. Его творческое наследие превосходит по объему все сочиненное в этом жанре в Византии в X–XI вв. Являясь составителем естественно-научных трактатов, филологических эссе, он проявил себя и как блестящий полемист и активный политик. Современник четырнадцати императоров, для многих из них он был приближенным советником. Велико и его интереснейшее эпистолярное наследие, насчитывающее около пятисот писем.

Родившийся в Константинополе в семье чиновника, Пселл с пяти лет стал посещать школу, прошел необходимый курс наук вплоть до занятий риторикой у знаменитого византийского ритора и педагога Иоанна Мавропода. Затем началась самостоятельная деятельность, ученая и литературная, Пселла и его успешное карьерное продвижение по этапам государственной службы. При императоре Михаиле V (1041–1042) он оказывается при дворе в качестве императорского секретаря, а при Константине IX Мономахе (1042–1055) он уже приближенный советник василевса, фаворит правителя. Вскоре Михаил Пселл становится ипатом философов – главой философской школы константинопольского «университета», получив тем самым высший научный титул в Византии. Ученая и государственная деятельность успешно сочетаются в жизни историографа, философа и политика.

Хотя сам Пселл оценивал свои занятия историей как нечто второстепенное и побочное, отдавая предпочтение риторике, философии, преподавательской деятельности, политической теории и практике, именно «Хронография» стала одной из вершин византийской историографии и литературы.

Сочинение охватывает столетний период византийской истории (976– 1075), как бы продолжая «Историю» Льва Диакона и завершаясь описанием правления Михаила VII. Композиционно «Хронография» распадается на две части, первая из которых, подразделяющаяся в свою очередь на семь разделов – «томов», оканчивается историей Исаака Комнина (1057–1059); вторая, не имея подобного внутреннего членения, начинается с Константина Дуки (1059–1067). Первую часть Пселл начал, по-видимому, писать осенью 1057 г., завершив ок. 1059–1063 гг.. над заключительной же работал в 1071–1075 гг. Рассказ о правлении Василия II (976–1025) и Константина VIII (1025–1028) основан на письменных источниках, возможно, общих со Скилицией; далее следует повествование о событиях, непосредственным участником и свидетелем которых был сам Пселл. Неслучайно поэтому образ автора занимает в «Хронографии» центральное место. Пселл создает своего рода автобиографию, вплетенную в повествование об исторических событиях.

Сведения о русских и Руси встречаются неоднократно в ходе повествования. Рассказывая о восстании Варды Фоки в 988 г., Пселл сообщает о том, что на помощь византийскому императору Василию II незадолго перед описываемыми событиями прибыл боеспособный отряд «скифов Тавра», под которым обычно понимают шеститысячное войско, посланное киевским князем Владимиром, женатым на сестре Василия и Константина Анне. Таким образом, данное свидетельство – хронологически первое упоминание о русском вспомогательном воинском корпусе в Византии, направление которого было прямым результатом договоренностей Владимира, принявшего христианство, и византийского императора Василия II.

Ниже Пселл, подводя итоги политики, в том числе и внешней, этого императора, говорит о «приобретениях» последнего: «Все, чем владели иверы и арабы, что хранилось в сокровищницах кельтов, что имела скифская земля, словом, – все окрестные варвары, он, собрав, сложил в императорском казнохранилище». Здесь в обобщенной риторической манере перечисляются все народы «ойкумены», в том числе и «скифы», под которыми часто имелись в виду «народы севера», в том числе и Руси.

В сообщении о константинопольском восстании в апреле 1042 г. и о ссылке императрицы Зои, вызвавшей всеобщее возмущение против императора Михаила V Калафата, рассказывается, что «даже иноземное вспомогательное войско, которое обычно василевсы имеют при себе, – говорю о скифах у Тавра, – не могло сдержать гнева, но все хотели отдать в жертву ради императрицы свои жизни».

Об участии варяго-русской дружины в церемонии интронизации сестер Зои и Феодоры в апреле 1042 г. сообщает Пселл, говоря о стоявших рядом с престолом цариц «секироносцах».

Специальная глава в книге о правлении Константина IX Мономаха посвящена нашествию росов – последней русско-византийской войне в 1043 г. Сообщив о подходе к столице судов росов, Пселл пишет, что это варварское племя всегда оспаривает ромейскую гегемонию и всякий раз стремится найти повод к войне. И далее подробно описан очевидцем ход русско-византийского столкновения, известного и по русским летописям как поход князя Владимира Ярославича с предводителем Вышатой.

Об участии «тавроскифов» из императорской гвардии Михаила VI в сражении у Полемона близ Никеи 20 августа 1057 г. против мятежных сил Исаака Комнина Пселл сообщает, называя число «скифов у Тавра» – не более четырехсот. Но, как явствует из дальнейшего рассказа, иноземные силы, – в том числе «италийцы» (т. е. сицилийские норманны) и «тавроскифы», были и в войске Исаака Комнина, одержавшего победу и ставшего первым императором будущей новой династии: иноземцы во всяком случае стояли в почетном строю при Исааке во время его переговоров с посольством Пселла в лагере у Никомидии в конце августа 1057 г.

Издание: Michel Psellos. Chronographie оu histoire d’un siécle de Byzance (976–1077) / Ed. E. Renauld. Paris, 1926–1928. T. 1–2.

Перевод: Михаил Пселл. Хронография / Пер. Я. Н. Любарского Краткая хроника / Пер. Д. А. Черноглазова, Д. Р. Абдрахмановой. СПб., 2003.

Литература: Безобразов 1890; Васильевский 1909. С. 3–55; Hussey 1935. Р. 81–90; Вальденберг 1945. С. 249–255; Vernadsky 1953. Bd. 12; Gadolin 1970; Tinnefeld 1971; Weiβ 1972. S. 9–52; Салямон 1972. T. 33: Weiβ 1973; Tinnefeld 1973. Bd. 22; Wolska-Conus 1976. T. 6. P. 223–243. Литаврин 1977; Beck 1977. S. 539–541; Любарский 1978; Hunger 1978. Bd. I. S. 372–382; Shepard 1978. Bd. 22. P. 147–212; Moravcsik ВТ I. S. 437–441; Литаврин 2000. С. 214–276.

Хронография

Василий II

Восстание Варды Фоки

XIII. Царь Василий порицал неблагодарных ромеев, и поскольку незадолго перед тем явился к нему отряд отборных тавроскифских воинов⁸³³, задержал их у себя, добавил к ним других чужеземцев и послал против вражеского войска⁸³⁴. Те застали неприятелей врасплох, готовившихся не противника побить, а вина попить, многих убили, а остальных рассеяли, и поднялся среди мятежников бунт против самого Фоки.

Михаил V

XV. Взвалив на себя бремя единодержавной власти, этот странный муж [Михаил Калафат] никаких разумных мер для государства не придумал, но сразу стал своевольно все переставлять и перетасовывать; никого из людей вельможных не одаривал лаской взора или души, а только устрашал всех грозными речами. Подданных он хотел сделать беспрекословно послушными, большинство вельмож лишить принадлежащей им власти, а народу дать свободу, чтобы стражу его состави­ло не малое число избранных, а многочисленная толпа. Охрану своей персоны он передал купленным им раньше скифским юношам – все это были евнухи, знавшие, чего ему от них надо, и пригодные к службе, которую он от них требовал; он смело мог положиться на их преданность, особенно после того, как удостоил их высоких титулов. Одни из них его охраняли, другие исполняли иные приказы.

XXV. Император предавался удовольствиям и был полон высокомерия, а весь город – я имею в виду людей всякого рода, состояния и возраста, – будто распалась гармония его тела, уже приходил по частям в брожение, волновался, и не осталось в нем никого, кто бы не выражал недовольства сначала сквозь зубы, но, тая в душе замыслы куда более опасные, не дал бы в конце концов волю языку. Когда повсюду распространился слух о новых бедах императрицы⁸³⁵, город явил собой зрелище всеобщей скорби; как в дни великих и всеобщих потрясений все пребывают в печали и, не в силах прийти в себя, вспоминают о пережитых бедах и ожидают новых, так и тогда страшное отчаяние и неутешное горе вселились во все души, и уже на другой день никто не сдерживал язык – ни люди вельможные, ни служители алтаря, ни даже родственники и домочадцы императора. Проникся великой отвагой мастеровой люд, и даже союзники и иностранцы – я имею в виду тавроскифов и некоторых других, которых цари обычно держат при себе⁸³⁶, – не могли тогда обуздать своего гнева; все готовы были пожертвовать жизнью за царицу.

Константин IX

ХС. Не успели подавить мятеж⁸³⁷, как началась война с варварами. Неисчислимое, если можно так выразиться, количество русских кораблей прорвалось силой или ускользнуло от отражавших их на дальних подступах к столице судов и вошло в Пропонтиду.

Туча, неожиданно поднявшаяся с моря, затянула мглой царственный город. Дойдя до этого места, хочу рассказать, почему они без всякого повода со стороны самодержца пустились в плаванье и двинулись на нас походом.

ХСІ. Это варварское племя все время кипит злобой и ненавистью к Ромейской державе и, непрерывно придумывая то одно, то другое, ищет предлога для войны с нами. Когда умер вселявший в них ужас самодержец Василий⁸³⁸, а затем окончил отмеренный ему век и его брат Константин⁸³⁹ и завершилось благородное правление⁸⁴⁰, они снова вспомнили о своей старой вражде к нам и стали мало-помалу готовиться к будущим войнам. Но и царствование Романа⁸⁴¹ сочли они весьма блестящим и славным, да к тому же и не успели совершить приготовлений; когда же после недолгого правления он умер и власть перешла к безвестному Михаилу⁸⁴², варвары снарядили против него войско; избрав морской путь, они нарубили где-то в глубине своей страны лес, вытесали челны, маленькие и покрупнее, и постепенно, проделав все в тайне, собрали большой флот и готовы были двинуться на Михаила.

Пока все это происходило и война только грозила нам, не дождавшись появления росов, распрощался с жизнью и этот царь, за ним умер, не успев как следует утвердиться во дворце, следующий⁸⁴³, власть же досталась Константину⁸⁴⁴, и варвары, хотя и не могли ни в чем упрекнуть нового царя, пошли на него войной без всякого повода, чтобы только приготовления их не оказались напрасными. Такова была беспричинная причина их похода на самодержца.

ХСІІ. Скрытно проникнув в Пропонтиду, они прежде всего предложили нам мир, если мы согласимся заплатить за него большой выкуп, назвали при этом и цену: по тысяче статиров⁸⁴⁵ на судно с условием, чтобы отсчитывались эти деньги не иначе, как на одном из их кораблей. Они придумали такое, то ли полагая, что у нас текут какие-то золотоносные источники, то ли потому, что в любом случае намеревались сражаться и специально выставляли неосуществимые условия, ища благовидный предлог для войны. Поэтому, когда послов не удостоили никакого ответа, варвары сплотились и снарядились к битве; они настолько уповали на свои силы, что рассчитывали захватить город со всеми его жителями.

ХСIII. Морские силы ромеев в то время были невелики, а огненосные суда⁸⁴⁶, разбросанные по прибрежным водам, в разных местах стерегли наши пределы. Самодержец стянул в одно место остатки прежнего флота, соединил их вместе, собрал грузовые суда, снарядил несколько триер, посадил на них опытных воинов, в изобилии снабдил корабли жидким огнем, выстроил их в противолежащей гавани напротив варварских челнов и сам вместе с группой избранных синклитиков в начале ночи прибыл на корабле в ту же гавань; он торжественно возвестил варварам о морском сражении и с рассветом установил корабли в боевой порядок. Со своей стороны варвары, будто покинув стоянку и лагерь, вышли из противолежащей нам гавани, удалились на значительное расстояние от берега, выстроили все корабли в одну линию, перегородили море от одной гавани до другой и, таким образом, могли уже и на нас напасть, и наше нападение отразить.

И не было среди нас человека, смотревшего на происходящее без сильнейшего душевного беспокойства. Сам я, стоя около самодержца (он сидел на холме, покато спускавшемся к морю), издали наблюдал за событиями.

ХСІѴ. Так построились противники, но ни те, ни другие боя не начинали, и обе стороны стояли без движения сомкнутым строем. Прошла уже большая часть дня, когда царь, подав сигнал, приказал двум нашим крупным судам потихоньку продвигаться к варварским челнам; те легко и стройно поплыли вперед, копейщики и камнеметы подняли на их палубах боевой крик, метатели огня заняли свои места и приготовились действовать. Но в это время множество варварских челнов, отделившись от остального флота, быстрым ходом устремилось к нашим судам.

Затем варвары разделились, окружили со всех сторон каждую из триер и начали снизу пиками дырявить ромейские корабли; наши в это время сверху забрасывали их камнями и копьями. Когда же во врага полетел и огонь, который жег глаза, одни варвары бросились в море, чтобы плыть к своим, другие совсем отчаялись и не могли придумать, как спастись.

ХСѴ. В этот момент последовал второй сигнал, и в море вышло множество триер, а вместе с ними и другие суда, одни позади, другие рядом. Тут уже наши приободрились, а враги в ужасе застыли на месте. Когда триеры пересекли море и оказались у самых челнов, варвар­ский строй рассыпался, цепь разорвалась, некоторые корабли дерзнули остаться на месте, но большая часть их обратилась в бегство. Тут вдруг солнце притянуло к себе снизу туман и, когда горизонт очистился, переместило воздух, который возбудил сильный восточный ветер, взбороздил волнами море и погнал водяные валы на варваров. Одни корабли вздыбившиеся волны накрыли сразу, другие же долго еще волокли по морю и потом бросили на скалы и на крутой берег; за некоторыми из них пустились в погоню наши триеры, одни челны они пустили под воду вместе с командой, а другие воины с триер продырявили и полузатопленными доставили к ближайшему берегу. И устроили тогда варварам истинное кровопускание, казалось, будто излившийся из рек поток крови окрасил море.

ХСѴІ. Разгромив таким способом варваров, царь покинул берег и победителем вернулся во дворец. Все кругом говорили – я вник в эти разговоры и не обнаружил в них ничего серьезного и никаких оснований для пророчеств – итак, говорили, что царя ждут многие напасти, как внешние – от варваров, так и от своих, прежде покорных подданных, но что все они его минуют, ибо добрая судьба придет на помощь самодержцу и легко разрушит все козни. Да и сам царь с гордостью рассказывал о пророчествах и гаданиях, касавшихся его царствования, вспоминал о видениях и необычных снах, одни из которых видел сам, о других узнал с чужих слов и толкований, и говорил по этому поводу удивительные вещи. Поэтому и тогда, когда беда уже надвигалась и все остальные боялись и с ужасом ожидали будущего, он уповал на счастливый исход, умерял страхи окружающих и оставался беспечным, будто ничего дурного и не случилось.

Михаил VI

Посылка войска против Исаака⁸⁴⁷

(Описание победоносного сражения императорских войск с мятежным Исааком Комнином.)⁸⁴⁸

XIII. ...Итак, правый фланг неприятеля тоже обратился в бегство, и полная победа осталась за нами⁸⁴⁹. В самой гуще толпы, возвышаясь над бегущими и преследующими, как вкопанный, стоял узурпатор. Несколько наших воинов (это были тавроскифы, числом не более четырех), заметили его и с двух сторон направили на Комнина свои копья. Удары, однако, пришлись на доспехи Исаака, и железо не коснулось его тела. Тавроскифы не смогли даже с места сдвинуть этого мужа, ибо с противоположных сторон его с такой же силой подпирали копьями и все время возвращали его тело в прежнее положение, не позволяя ему потерять равновесие и отклониться от центра. Исаак принял случившееся за добрый знак, что-де останется он недвижим, сколько бы ударов ни сыпалось на него с обеих сторон, и тут же приказал своему войску с удвоенной силой напасть на нас, завязать бой, обратить противника в бегство и преследовать его как можно дальше.

Посольство к Исааку Комнину

XXIV. Шум постепенно умолк, и мы смогли рассмотреть, что происходило внутри шатра (когда распахнулась дверь, мы не вошли сразу, а встали поодаль, ожидая специального приглашения). Нам предстала следующая картина. Сам царь сидел на двуглавом кресле⁸⁵⁰, высоком и отделанном золотом, опирал ноги на скамейку, и роскошные одежды сверкали на нем. Он гордо поднял голову, выпятил грудь, багрянец битвы румянил его щеки, глаза были сосредоточены и неподвижны и свидетельствовали о напряженной работе мысли; потом он поднял взор и, как бы уйдя от пучины, причалил в спокойной гавани. Воины несколькими кругами опоясывали Исаака. Внутренний и самый малочисленный из них был составлен из первых людей, доблестных отпрысков знатнейших родов, осанкой не уступавших древним героям. Эти отборные воины служили живым примером всем, стоявшим за ними. Их опоясывал второй круг, оруженосцы первых, бойцы передовой линии (некоторые заполняли следующие отряды), также лучшие из начальников полуотрядов, они стояли на левом фланге. Окаймляло их кольцо простых воинов и свободных. А дальше уже располагались союзные силы, прибывшие к мятежникам из других земель, италийцы⁸⁵¹ и тавроскифы⁸⁵², сам вид и образ которых внушали ужас. Глаза тех и других ярко сверкали. Если первые подкрашивают глаза и выщипывают ресницы, то вторые сохраняют их естественный цвет. Если первые порывисты, быстры и неудержимы, то вторые бешены и свирепы. Первый натиск италийцев неотразим, но они быстро переполняются гневом: тавроскифы же не столь горячи, но не жалеют своей крови и не обращают никакого внимания на раны. Они заполняли круг щита и были вооружены длинными копьями и обоюдоострыми секирами; секиры они положили на плечи, а древки копий выставили в обе стороны и как бы образовали навес между рядами.

Избрание патриархом Константина (Лихуда)

LXVII. Почтив память усопшего [патриарха Михаила Керулария] назначением достойного мужа, царь сначала утихомирил восточных варваров (это дело не доставило ему больших хлопот), а потом со всем войском выступил против западных, которые в старые времена звались мисами, а нынешнее наименование получили позже⁸⁵³. Они обитали в землях, которые от Ромейской державы отделяются Петром, но неожиданно снялись со своих мест и перешли на наш берег. Причиной же для этого был народ гетов⁸⁵⁴, которые с ними граничили, разоряли и грабили их страну и вынудили к переселению. Поэтому они, как по суше, перешли по замерзшему Истру на наш берег, всем народом навалились на наши границы и с тех пор не могли заставить себя жить в мире и оставить в покое соседей⁸⁵⁵.

LXVIII. Хотя мисы телом не сильны и духом не отважны, сражаться и воевать с ними трудней, чем с каким-либо другим народом. Они не носят панцирей, не надевают поножей, не защищают головы шлемом, в руках не держат щита, ни продолговатого, какие, по рассказам, были у аргивян⁸⁵⁶, ни круглого, и не вооружены даже мечами, имеют при себе только копья, и это единственное их оружие. Они не разделяют войско на отряды, в сражениях не следуют никакой военной науке, не признают ни фронта, ни левого, ни правого флангов, не разбивают лагерей, не окружают их рвами, а, сбившись в кучу, сильные своим презрением к смерти, с громким боевым кличем бросаются на неприятеля. Если враг отступает, они обрушиваются на него, как башни, преследуют и безжалостно истребляют, но если неприятельский строй выдерживает напор и не рассыпается под варварским натиском, сразу же поворачивают назад и спасаются бегством. При этом они отступают в беспорядке и рассеиваются кто куда: одни бросаются в реку, выплывают или тонут в водоворотах, другие скрываются от преследователей и исчезают в гуще леса, третьи придумывают еще что-нибудь. Разом рассеявшись, они потом снова отовсюду незаметно сходятся в одно место, кто с гор, кто из ущелий, кто из реки. Если они испытывают жажду и находят реку или родник, то набрасываются на воду и жадно пьют ее большими глотками, если же воды нет, то сходят с коней, мечами отворяют им жилы, выпускают из животных кровь, пьют ее вместо воды и таким образом утоляют жажду. Потом они разрубают на куски тело самого упитанного коня, собрав какое-нибудь топливо, разжигают костер, слегка подогревают на нем куски конины, сжирают их вместе с кровью и грязью и, подкрепившись таким образом, устремляются в первое попавшееся убежище и сидят там, как змеи в норах, а вместо стен служат им обрывистые кручи и глубокие пропасти.

LXIX. Все люди этого племени опасны и вероломны. Договоры о дружбе для них ничего не значат, и, даже поклявшись над жертвами, они не держат своего слова, ибо никакого божества, я не говорю уже о Боге, они не почитают: все, по их мнению, происходит само по себе, и смерть для них конец всякому существованию. Поэтому они с легкостью заключают мир, но, когда хотят воевать, сразу отказываются от договоров. Если ты берешь верх, они снова домогаются твоей дружбы, если же в сражении берут верх сами, то одних пленных убивают, других выводят на торжественную распродажу, за богатых запрашивают высокую цену, а если им ее не дают, предают смерти и их.

LXX. Такой вот народ поставил себе целью изгнать из ромейских пределов царь Исаак и двинулся на врага с большими силами. У мисов возникли внутренние разногласия, и настроение их менялось, но царь не слишком им доверяя, повел свое войско против самого сильного из племени, непобедимого и неодолимого, и, приблизившись, вселил ужас, в противника. Враги страшились самого Исаака и его армии, на царя как на громовержца, не дерзали даже поднять глаз, а завидев плотно сомкнутые ряды его войска, разбежались. Только отдельными группами нападали они на нас и с громким воем устремлялись на неколебимых наших воинов. Но не смогли они ни одолеть нас с помощью засад, ни встретить в открытом бою и потому назначили сражение на третий день, а сами еще до вечера, бросив свои палатки и неспособных к бегству стариков и детей, рассеялись по труднодоступным местам. Согласно договоренности, царь выступил во главе построенного в боевые порядки войска, но ни одного варвара нигде не было видно, а от преследования царь отказался, во-первых, из страха перед скрытыми засадами, а во-вторых, потому что враги ушли уже за три дня до этого. Исаак разрушил их палатки, взял всю добычу, которую там нашел, и как победитель двинулся назад⁸⁵⁷. Но не сопутствовала ему удача на обратном пути, страшная буря обрушилась на его войско, и многих своих воинов недосчитался тогда Исаак⁸⁵⁸; тем не менее в столицу он вошел, украшенный победными венками.

Константин X Дука

XXIII. Когда западные мисы⁸⁵⁹ и трибалы, вступив в сговор, заключили союз и волна бедствий обрушилась на Ромейскую державу, царь первым делом выступил против них и возвратился во дворец лишь потому, что я разве что не вцепился в него обеими руками. Все же он собрал небольшое войско и послал его против варваров, и Бог явил тогда чудо, не менее удивительное, чем Моисею: варвары, будто увидев перед собой огромное войско, затрепетали душой, пустились бежать и рассеялись кто куда, и очень многие из них пали жертвой мечей преследователей. Мертвые доставили пищу птицам, а беглецы рассеялись по всей стране⁸⁶⁰.

Если бы решил я писать похвалу, а не составлять обозрение истории одного этого хватило бы мне для пышных восхвалений, но пусть поток моей речи устремится в другое русло.

Евдокия

Правление Романа Диогена

XXVIII. ...Царь Михаил⁸⁶¹, опасаясь за свою судьбу и остерегаясь свирепого ирава Диогена⁸⁶², принял решение, сулящее ему безопасность и, надо полагать, весьма разумное. Он удалился от матери, стал действовать самостоятельно и, воспользовавшись советами двоюродных братьев – я имею в виду сыновей кесаря⁸⁶³, – заручился поддержкой дворцовых стражников (племя это – все из щитоносцев, потрясающих в руках тяжелыми железными и обоюдоострыми секирами)⁸⁶⁴. И вот разом ударили эти воины по щитам, закричали во всю силу своих глоток, лязгая секирами и завывая, явились к царю, чтобы защитить его от опасности: они окружили его кольцом и, не прикоснувшись к нему и пальцем, отвели в верхние этажи дворца.

(Перевод Я. Н. Любарского. С. 12, 60, 64, 98–100,

145, 148–149, 165–167, 179, 189)

Личность, происхождение и творчество византийского автора XI в. Кекавмена до недавнего времени вызывали острую полемику и различные, в основном взаимоисключающие, версии. Так, после первого издания памятника признавалось наличие двух Кекавменов – самостоятельных авторов каждой из частей сохранившегося в единственной рукописи текста – воинского трактата Стратегикона и Советов императору. Соответственно строились и обе биографии. К настоящему времени принято мнение о едином авторе и его едином произведении. Рождение Кекавмена относят к 1020–1024 гг. в районе Фессалии или Южной Македонии; его предки связаны с родовым гнездом в Армении и с полководческой службой в болгарских землях. Выходец из семьи военной провинциальной знати, Кекавмен и сам начал военную карьеру с юных лет, обладая при этом, по-видимому, и определенным состоянием (поместьем) в провинции. Служба автора сочинения проходила как в пограничных районах империи – в балканских славянских фемах, так и в столице, где он стал свидетелем мятежа и дворцового переворота 1042 г. Свое произведение, адресованное как властителям, так и воинам, условно называемое «Советы и рассказы», или (с акцентом на другую, воинскую часть содержания) «Стратегикон», он писал скорее всего между 1075 и 1078 годами, удалившись от службы. Свои советы Кекавмен иллюстрирует многочисленными историческими примерами, в том числе и из собственного служебного опыта.

Так, рассказывая об эпизоде обороны Итрупта (г. Отранто в Южной Италии) от сицилийских норманнов в 1064 г., он указывает, что город охраняли росы и варяги, подчиненные местному стратигу. По одной из гипотез, сочинение Кекавмена было известно на Руси: ученые видят текстовое сходство с ним отдельных пассажей «Поучения» Владимира Мономаха.

Сведения Кекавмена о Руси и варварах, видимо, получены им были «из первых рук». Во всяком случае, у него сохранились уникальные для византийской традиции данные (пусть с неточностями) о династических проблемах скандинавских правителей.

Издание и перевод: Кекавмен. Советы и рассказы. Поучение византийского полководца XI века / Текст, введ., пер. и комм. Г. Г. Литаврина. СПб., 2003.

Литература: Cecaumeni Strategicon 1896; Buckler 1936. S. 7–26. Čyževśka 1952. S. 157–160; Beck 1956; Lemerle 1956.

Советы и рассказы

Идрупт – город в Италии⁸⁶⁵ у моря, многолюдный и богатый. Охранял его идрунтец Малапецис⁸⁶⁶, имея для обороны города русских и варягов⁸⁶⁷, кондаратов⁸⁶⁸ и моряков.

Аральт⁸⁶⁹ был сыном василевса Варангии. У него был брат Юлав, который после смерти своего отца и занял отцовский престол, признав своего брата Аральта вторым после себя лицом в управлении царством. Аральт же, будучи юношей, пожелал отправиться преклонить колена пред блаженным василевсом Михаилом Пафлагонянином и увидеть ромейские порядки. Привел он с собой и войско, пятьсот отважных воинов...

Аральт при Мономахе⁸⁷⁰ захотел, отпросясь, уйти в свою страну. Но не получил позволения – выход перед ним оказался запертым. Все же он тайно ушел и воцарился в своей стране вместо брата Юлава⁸⁷¹.

(Перевод Г. Г. Литаврина. С. 193, 299–301)

В византийской церковной иерархии порядок подчинения и соподчинения поместных Церквей константинопольскому патриарху (как и в других случаях соответственно другим восточно-христианским патриархам) определялся специальными списками, в которых каждая митрополия, архиепископия и епископия следовали под соответствующим их рангу номером. Такие списки составлялись с некоторой периодичностью с тем, чтобы отразить в них те изменения в церковно-административной структуре, которые претерпела константинопольская Церковь на момент составления очередного списка. Известен 21 список Notitiae episcopatuum Константинопольской Церкви, начиная с текста, атрибутированного автору IV в. Епифанию Кипрскому, и вплоть до списка, составленного уже в османский период, между 1453 г. и концом XV в.

Сохранившиеся списки вплоть до конца X в. не упоминают ни Руси, ни русских епархий. Впервые митрополия «Росии» (или «Киева Росии») называется в двух редакциях Списка, составленного в конце X в. (№ 10. р. 333: 57, 681; р. 335.(59), 701). Затем русские митрополии упоминаются в списках 1080-х гг. (№ 11. р. 346.145, 14 и 62), 1180-х гг. (№ 12. р. 349.60), конца XII в. (№ 13. р. 759–770: 62, 750, а также 804 – в одной из редакций), XIII в. (№ 15. р. 381:60), ок. XIV в. (№ 16.60) и XIV в. (до 1328 г.) эпохи Андроника II Палеолога (№ 17.71 и 136: № 18.17 и 150), а также более поздние (№ 19.78), периода правления Андроника III Палеолога (1325–1341). Кроме того, называются митрополии «Великой Росии» (№ 13.759; № 15. (60) и № 17.81, 83 и 157) в списках конца XII – первой четверти XIV вв., «Малой Росии» (№ 17.148, 157 и № 20.46) в списках первой четверти XIV в. – второй половины XV в., а также «Новой Росии – Маврокастрона» (№ 11.74) в списке 80-х гг. XI в. Митрополия Переяславля («Преславы») Русского называется в списках 1080–1180-х гг. (№ 11.80–81; № 12.78), а также XIII в. (15.78). Среди епархий «Великороссии» в конце XII в. перечислены Белгород, Новгород, Чернигов, Полоцк, Владимир, Переяславль, Суздаль, Туров, Канев, Смоленск и Галич (№ 13. р. 367, 759–770). В конце XIII в. – первой четверти XIV в. список дополнен епископом Литвы (№ 17. р. 399, 83; № 18. арр. 1. 150.6–10). Там же перечисление епископий, находящихся в подчинении у владыки «Киева Росии», расширено: называются Великий Новгород, Чернигов, Суздаль, Ростов, Великий Владимир, Переяславль Русский, Аспрокастрон (т. е. Белгород) у Киева, «св. Георгий» (т. е. Угровен на Буге), Полоцк, Рязань, Тверь, Сарай. В составе «Малой Росии» – Галич, Владимир, Перемышль, Луцк, Туров, Холм, Смоленск и Аспрокастрон/Белгород (№ 17. Арр. 2. 136–156: р. 403; Арр. 3, 157).

Издание: Darrouzès J. Notitiae episcopatuum Ecclesiae Constantinopolitanae. Paris, 1981.

Литература: Gelzer 1892. S. 246–281; Кулаковский 1898. № 315. Февр. С. 173–202; Соколов 1913; Dvornik 1926. P. 143–146; Мошин 1929 С. 149–156; Gerland 1931; Honigmann 1935; Vasiliev 1936. P. 97–102: Laurent 1937. P. 5–30; Laurent 1939 P. 279–295; Vernadsky 1940–1941. P. 67–76; Honigmann 1944–1945. P. 130–142; Obolensky 1953. P. 437– 438; Poppe 1968; Poppe 1970. P. 165–217; Oikonomidès 1972; Beck 1977. S. 148–199; Щапов 1989; Цыпин 1996.

Список епископий константинопольской церкви

N 10; N 17. Доп. 2

136. Киеву Росии подчинены следующие епископии:

137. 1. Великий Новоградий

138. 2. Чернигов

139. 3. Соуздали

140. 4. Ростов

141. 5. Великий Владимир

142. 6. Перияслава Руская

143. 7. Великий Аспрокастрон [Белгород] близ Киева

144. 8. Св. Георгий⁸⁷² на реке Рось

145. 9. Полоцк

146. 10. Рязань

147. 11. Тиферь⁸⁷³

148. 12. Сарай

А также в Малой Росии:

149. 13. Галица

150. 14. Владимир

151. 15. Перемисль

152. 16. Луцеска⁸⁷⁴

153. 17. Туров

154. 18. Холм

155. (19. Смолескон)⁸⁷⁵

156. (<19>. Аспрокастрон в устье реки Элисс)

(Перевод М. В. Бибикова)

Иоанн Киннам, автор исторического произведения о периоде правления императоров Иоанна II и Мануила I Комнинов (а также небольшого риторического сочинения), родился, вероятно, вскоре после 1143 г. Будучи императорским секретарем, в 1165 г. он участвовал в походах Мануила I в Подунавье, а в 1176 г., возможно, был свидетелем жестокого поражения византийской армии от сельджуков при Мириокефале. Повествование, полное заглавие которого в старшем списке звучит как «Краткий обзор деяний блаженной памяти василевса и багрянородного государя Иоанна Киннама, и рассказ о свершениях сына его василевса и багрянородного государя Мануила Комнина», начинается с 1119 г. и обрывается (конец рукописи утрачен) на событиях, непосредственно предшествовавших битве при Мириокефале. Дата смерти историка по косвенным признакам определяется то как после 1185 г., то около 1203 г. «История» Киннама принадлежит к числу наиболее достоверных и авторитетных источников. Его географический кругозор широк – от Западной Европы до Востока, от Подунавья до Египта, а изложение отличается подробностью и строгим рационализмом оценок. Описывая многие из событий, к которым обращался и его младший современник Никита Хониат, Киннам оригинален в своих суждениях; нередко уникальны и его свидетельства о Крестовых походах.

Повествование о развитии венгеро-византийских событий (наиболее, пожалуй, подробные части «Истории») имеет прямое отношение и к истории Руси. Византино-венгерская кампания 1151 г. была начата Мануилом в знак поддержки византийского союзника Владимира Галицкого. Известную роль в этих событиях мог сыграть и изгнанный венгерский принц Борис – сын короля Кальмана (Коломана) и русской княжны Евфимии, дочери Владимира Мономаха. В 1166 г. Мануил направляет войско в Венгрию через «Тавроскифию», т. е. через русские земли. Киниам указывает и на распространение галицких границ в это время до устья Дуная. Из сочинения византийского историка с очевидностью определяется византино-галицкий союз в начале 50 гг. XII в. Однако уже в середине 60 гг. в связи с пребыванием мятежного севастократора Андроника Комнина (будущего императора) в Галиче приходится говорить об ослаблении официальных византино-галицких связей. Напротив, в результате описанного Киннамом посольства на Русь Мануила Комнина, по-видимому, установились хорошие отношения между Константинополем и Киевом.

Киннам неоднократно называет и имена русских князей, дифференцируя их титулатуру, – архонт, династ, филарх и др. Георгия, т. е. Юрия Долгорукого, он называет первым среди русских «филархов». Киннам сообщает и о пожаловании около 1165 г. одному из русских князей – «тавроскифскому династу Владиславу» – придунайских земель империи, бывших ранее во владении Василька, сына Георгия, что согласуется с рассказом Ипатьевской летописи (под 1162 г.) о бегстве в Византию сыновей Юрия Долгорукого.

В комплексе взаимоотношений Византии и Руси повествуется и об истории кочевников-печенегов и половцев.

Издание: Ioannis Cinnami epitome rerum ab Ioanne et Alexio Comnenis gestarum / Ree. A. Meineke. Bonnae, 1836.

Переводы: Бибиков М. В. Византийский историк Иоанн Киннам о Руси и народах Восточной Европы. М., 1997; Краткое обозрение царствования Иоанна и Мануила Комнинов (1118–1180). Труд Иоанна Киннама. СПб., 1859.

Литература: Neumann 1888. S. 78–102; Грот 1889; Васильевский 1930; Фрейденберг 1959. С. 29–51; Hunger 1978. Bd. I. S. 409–416; Moravcsik ВТ I. S. 324–328; Бибиков 1998. С 151–155; Бибиков 2004.

История

Книга 1

(Поход византийского императора Иоанна II Комнина в Малую Азию против сельджуков в 1119–1120 гг. В ходе кампании отвоеван г. Созополь.)

(1121–1122 гг.)

Отправившись оттуда⁸⁷⁶, василевс взял крепость Иеракокорифит и многие другие из близлежащих к Атталии, которые были воздвигнуты там. С тем он наконец возвращается в Византий⁸⁷⁷. Ненадолго задержавшись здесь, идет в Македонию⁸⁷⁸, так как скифы⁸⁷⁹, перейдя всем войском Истр⁸⁸⁰, вторглись в пределы ромеев⁸⁸¹. Однако тогда, с наступлением зимы, он перезимовал где-то у города Верои, как для подготовки военного снаряжения, так и в большей степени потому, что хотел сблизиться с кем-нибудь из их филархов⁸⁸², чтобы, отделив их таким образом одних от других, без труда разбить⁸⁸³. А весной, убедив уже через посольства многих из них перейти на свою сторону, [Иоанн] идет на остальных, желая решить дело войной.

Когда войска вступили друг с другом в битву, до какого-то момента шел равный бой⁸⁸⁴; и тут в ногу стрелой ранили самого василевса⁸⁸⁵. Но ромеи бьются отважно, и скифы терпят жестокое поражение: одни из них погибли, другие были взяты в плен. Однако знатная их часть, вернувшись в лагерь, сочла недостойным броситься в бегство, но предпочла вместе со своими женами и детьми испытать опасность, сражаясь из-за повозок, которые они покрыли воловьими шкурами и накрепко соединили вместе, а за ними поместили жен и детей⁸⁸⁶. И снова завязывается страшный бой, и смерть ходит здесь и там. Превратив свои повозки в оборонительную стену, скифы привели ромеев в великое замешательство. Увидев такое, василевс решил сам сойти с коня и пешим вместе со стратиотами вступить в битву⁸⁸⁷. Поскольку ромеи не одобрили этого, он приказал своим секироносцам⁸⁸⁸ (народ этот – британский⁸⁸⁹, издавна служащий василевсам ромеев) разбить секирами повозки. Они тотчас же взялись за дело, и таким образом василевс захватывает весь лагерь скифов. Тогда и большинство из тех, кто хотел бегством обрести спасение, сами добровольно пришли к василевсу, влекомые узами любви к попавшим в плен, и были приняты к ромеям⁸⁹⁰. Занесенные в воинские списки⁸⁹¹, они еще долго служили⁸⁹².

Вот так⁸⁹³ и произошел переход скифских племен⁸⁹⁴ к ромеям. Василевс же вновь занялся делами в Азии. Неожиданно для тамошних варваров⁸⁹⁵ зимой⁸⁹⁶ напав, он их полностью поработил⁸⁹⁷. А обратив многих из них в благочестивую веру, увеличил тем самым численность ромейского войска. Ведь они никогда не занимались земледелием, а пили молоко и насыщались мясом⁸⁹⁸, подобно скифам, и всегда в разных местах прямо в поле разбивали шатры, становясь таким образом легкой добычей тех, кто хотел их захватить.

Книга 2

(Войско германского короля Конрада III, участвовавшее во II крестовом походе, проходя по территории Византии, совершает грабежи в селах, вступает в стычки с византийскими войсками. Взаимоотношения крестоносцев и византийцев предельно обострились при подходе немцев к константинопольскому пригороду Пикридиону (после безрезультатных переговоров сторон), что привело к военному столкновению.)

(1147г.)⁸⁹⁹ Зная, что войско ромеев численностью намного меньше варваров⁹⁰⁰, но настолько же значительно превосходит в воинской науке и упорством в бою, [василевс]⁹⁰¹ замыслил следующее. Просуху и Цикандилу и многим другим ромейским военачальникам приказал, собрав необходимое войско, встретить аламанов; построиться же следующим образом: наименее сильной, как бы рядовой части войска встать подальше – у четвертого стяга; затем – тяжелой пехоте⁹⁰² и катафрактам⁹⁰³; следом – тем, кто выступает на быстроногих конях⁹⁰⁴; и, наконец, с фронта – скифам⁹⁰⁵ вместе с персами⁹⁰⁶ и ромейскими лучниками⁹⁰⁷. Ромеи так и сделали, аламаны же, когда [это] увидели, двинулись бегом с яростью и шумом. Завязалась жестокая битва, и много аламанов было убито, так как ромеи, по науке противостоя наступавшим, уничтожали их.

Книга 3

(Византийский император Мануил Комнин идет в поход на Рожера Сицилийского.)

(1148г.)⁹⁰⁸ Едва автократор⁹⁰⁹ оказался у города Филиппа⁹¹⁰, как дошла весть, что скифские войска⁹¹¹, переправившись через Истр, истребляют и разграбляют всё на пути; они захватили значительный город, который питают потоки Истра. Таково было содержание вести. Василевс же, свернув оттуда, устремился к Истру, приказав вывести из Византия через город Анхиал к Истру корабли. А пока они не пришли, охотился объезжая тамошние равнины, так как на этих, совершенно пустынных, издавна не заселенных пространствах обитают многочисленные стада диких зверей. Пока он был занят этим, ему сообщили, что скифы с добычей из [земли] ромеев только что перешли Истр и встали поблизости лагерем. Как только он это услышал, тотчас же как можно скорее устремился к реке. Найдя там лодку, из тех, что, сделанные из целого [ствола] дерева, обычно стоят у этих берегов, приказал пригнать ее к себе. Но перевозчик был неподатлив; услышав, что его вызывает василевс, он сказал: «Если бы василевс заботился о нас, то и Демничик не был бы взят, – так называлась захваченная, как сказано, скифами крепость, – и у нас бы варвары ничего не разорили и не расхитили бы так свободно». Говорят, что василевс в негодовании ответил: «Право, да не буду я тем, кому Богом вверены дела ромеев, если теперь же скифы не отплатят за дерзость!» Поэтому часть войска он оставил на берегу для разбивки лагеря, сам же, поскольку корабли, как сказано, еще не пришли, связав лодки одну с другой, переправился с пятьюстами своими [воинами] через Истр.

Двинувшись было вперед, он встретил две другие судоходные реки⁹¹², и поскольку нигде там не оказалось лодки, которую можно было бы использовать для переправы, он приказал своим [воинам] привязать к хвостам коней челноки, [которые стояли] на Истре, и перевезти их к этим указанным рекам. Когда это было сделано, они без труда переправились и, миновав обширное пространство, пришли к горе Тену-ормон⁹¹³, которая возвышается вблизи пределов Тавроскифской страны⁹¹⁴.

Найдя там лагерь скифов совершенно пустым, так как те незадолго перед этим ушли, двинулись дальше. Поскольку [уже] наступала середина дня, а никто из врагов нигде не показывался, василевс, отобрав скифов⁹¹⁵, которые воевали вместе с ромеями, отправил их под командованием Гифарда, человека испытанного во многих войнах, преследовать врагов, выследить их или при [удобной] возможности сразиться; сам же спокойно двигался сзади.

Встретив невдалеке врагов, Гифард не отважился на бой, ибо множество варваров показалось ему превосходящим его в численности, а послал к василевсу с просьбой как можно скорее подойти. Как только василевс услышал об этом, тотчас же взял оружие; вооружилось и все войско. Настигнув скифов, они вступили с ними в бой. Сначала скифы стояли, готовые к [их] отражению и, выстроенные в боевой ряд, стремясь защитить как самих себя, так и добычу, что несли с собой.

С обеих сторон бой был упорным и яростным. И хотя многие из ромеев проявили отвагу, всех превзошел василевс. Ибо при натиске мощно наступавших врагов он, устремляясь с копьем, разрушал их сомкнутый строй, разя многих из них не только поодиночке, но и по двое. Поэтому, когда они под неодолимым натиском василевса были рассеяны, ромеи всеми силами обрушились на них и провели блестящую атаку. Многие из варваров пали, взято же было не менее сотни. Среди них был и Лазарь⁹¹⁶, человек в высшей степени мужественный, выдающийся среди их филархов⁹¹⁷. А остальных спасли доблесть коней и чащи гор, множество которых простирается там. Ромеи, захватив все награбленное, направились наконец обратно. Тогда-то тот Сотас⁹¹⁸, который выделялся, как сказано, богатством и родовитостью, и оказался в плену у скифов, у пучив момент, пришел в лагерь [ромеев].

Одержав так легко победу, автократор отправился оттуда для подготовки к войне с Сицилией...

...[Мануил], хотя и был отвлечен скифской [войной], однако успел вовремя прибыть к тому месту, откуда предстояло отплыть.

(Выступление в поход на сицилийских норманнов.)

(1151г.)⁹¹⁹

(В ходе новой византино-венгерской кампании ромеи опустошают Срем, захватывают город Зевгмин.)

Совершив это⁹²⁰, ромеи устремляются для переправы через Саос⁹²¹, ведя значительно большее число пленных гуннов⁹²², чем их собственное войско. Но еще не переправились, как пришло известие, что король⁹²³ пеонцев⁹²⁴, удачно завершив войну⁹²⁵ против тавроскифской страны Галицы⁹²⁶, собрал сильное войско и в страшной ярости идет на ромеев. Имен­но потому василевс [решил] отомстить ему, что он напал против его воли на Владимира⁹²⁷ (таково имя архонта Галицы⁹²⁸), который был подданным союзником⁹²⁹ ромеев. Услышав об этом, василевс приказал части войска – тем, кто был в обозе, и основной массе превосходившего по численности множества пленных – переправиться и оставаться на противоположном берегу; сам же, взяв отборную часть войска, несмотря на то что военачальники в основном не соглашались с этим решением, устремился скорейшим путем, чтобы сразиться [с королем]⁹³⁰.

(Мануил Комнин стремится встретиться с венгерскими войсками, во главе которых, как он считает, идет сам венгерский король.)

(1151г.)⁹³¹

(Мануил Комнин, стремясь сразиться с венгерскими войсками, идет к Браничеву.)

Прекратив дальнейшее преследование, василевс пришел к реке⁹³², переправился и, оказавшись в Браничеве⁹³³, там и расположился лагерем. А немного позже, решив опустошить и другую часть гуннской страны, где находится гора, названная местными жителями Темис⁹³⁴, отправил с войском Бориса⁹³⁵. Он сам, как говорили, происходит из одного семени с Язой⁹³⁶, [но] из-за какой-то размолвки давно уже бежал к василевсу Иоанну, который, оказав ему большие почести, соединил его в браке со [своей] родственницей. И вот этот Борис, оказавшись в той области, опустошал, обходя там селения, едва ли не переполненные и изобилующие всяческим добром. Когда же он вступил в бой с тремя гуннскими фалангами, то одолел их, так как те предполагали присутствие [там] самого василевса, и, нагруженный добычей, вернулся оттуда в лагерь ромеев.

А король⁹³⁷, узнав, что столько зла Пеонии причинил не василевс ромеев, а Борис, погнался за ним в страстном желании вступить в бой. Однако он не смог сразиться с Борисом, переправившимся уже ночью при свете факелов, которые василевс зажег для него в большом числе со стороны лагеря. Тогда и двое из пехотного отряда, оставленные на том берегу, смогли незаметно для подошедших гуннов скрыться там в зарослях.

Свершив [всё] это и укрепив, насколько было возможно, истрийские города, василевс остановился там в намерении вновь перейти Истр и сразиться с королем, разбившим лагерь как раз на другом берегу Истра.

(Не решившись воевать, венгерский король отправляет посольство для перемирия с ромеями. Мануил с триумфом возвращается в Константинополь.)

Книга 4

(1155г.)⁹³⁸

(В ходе итальянской кампании византийская армия под командованием Иоанна Дуки побеждает в стычке у Барлетты.)

Преследовавшие [их] ромеи с наступлением темноты вернулись в лагерь без потерь, за исключением кого-то из наемной конницы⁹³⁹. Эту ночь там же и провели, а с рассветом отправились в путь. Узнав об этом, Ричард⁹⁴⁰ как можно скорее пустился оттуда, чтобы ромеи, окружив, не поставили бы его в безнадежное положение, и, придя в Антр⁹⁴¹, оста­новился там. Дука⁹⁴² же, удержав при себе войско Палеолога⁹⁴³, пошел на Ричарда, войско которого, однако, значительно превосходило по численности ромеев, ибо их было не более шестисот, не считая пехоты, во много раз уступавшей, в свою очередь, пехоте Ричарда. У Ричарда же конницы было тысяча восемьсот, а пехотное войско – бесчисленным. Узнав о приближении ромеев, Ричард сам повел войско.

Когда они уже подошли близко, ромеи, разделившись на три части, построились так: скифы⁹⁴⁴ и лучники встали пешим строем с фронта, Дука с половиной всадников и частью скифов⁹⁴⁵ держал тыл, а Васавила⁹⁴⁶ с другими комитами⁹⁴⁷, имея остальную конницу, занял середину. Ричард, преисполненный яростной страстью и совсем не заботясь о [правилах] тактики, двинулся со своими всадниками, пока, врезавшись в гущу ромейского войска, не вступил в рукопашный бой, поскольку лучники с фронта не смогли ему оказать ни малейшего сопротивления. Затем и Васавилу натиском вынудил обратиться в бегство и со всей силой бросился на [воинов] Дуки. Там завязалась жестокая битва, и многие воины Ричарда пали. При виде огромной массы гибнущих войско утратило всякое представление [о происходящем]. Поднялся страшный шум, послышался треск ломающихся о щиты копий; сыпались частые стрелы, и ужас несся отовсюду, пока Ричард в стремительной атаке не заставил противников бежать. Тогда и сам Дука, раненный копьем, едва избежал плена.

Однако Промысел всегда направляет и изменяет человеческие дела так, как захочет. И хотя ромеи дошли до такой степени бедствия, все же в конце концов победа досталась им.

(После победы у Антра византийцы идут к Бари.)

(Конец 1155 г.)

(Взятие византийскими войсками под командованием Иоанна Дуки Монополи в ходе итальянской кампании. Переговоры с Басавилой.)

В это время⁹⁴⁸ василевс⁹⁴⁹ отправил в Италию⁹⁵⁰ флот с масагетской⁹⁵¹ и германской конницей, а также с ромеями. Масагетами командовал Иоанникий, которого звали Критопл, германцами – Александр, по происхождению лангобард, но очень преданный ромеям и делам василевса. Всеми же предводительствовал Иоанн по прозванию Ангел. Узнав об этом и о том, что войско ромеев наступает, военачальник Гильельма, осаждавший Антр и разорявший тамошние земли, со всем войском пришел оттуда в город Малфет, достаточно [хорошо] защищенный. Ромеи же решили покорить крепость Воск, подвластную тому Ричарду, укрепленную и почти неприступную. Там он из расточительного честолюбия выращивал в особых условиях всякого рода зверей, на которых легко бы мог охотиться, когда захочет.

Итак, взяв нескольких своих [воинов], Дука отправился для осмотра. Когда они приблизились, из крепости вышли смельчаки и, атаковав их в лоб, четырех ранили; пали и двое из них. Завязалась рукопашная схватка. Но ромеи, собравшись, с доблестью отразили врагов. В этом бою проявили храбрость как большая часть ромеев, так и двое масагетов. Схватка на этом и закончилась.

(Иоанн Дука разбивает лагерь у Воско.)

(1160 г.)

(Подготовка Мануила I Комнина к походу на иконийского султана Кылич-Арслана II.)

Такое войско собрал [василевс] с востока, с запада же он вел лигурийских всадников, вызвал архижупана Далматин с его силами и взял наемников – скифов⁹⁵² и многих из тех племен, что обитают вокруг Тавра⁹⁵³.

(1161 г.)

(Успешно завершив поход на иконийского султана Кылич-Арслана II, после удачных переговоров с ним Мануил I Комнин возвращается в Константинополь.)

Узнав, что скифы⁹⁵⁴ перешли Истр, чтобы совершить набег на ромеев, [Мануил] свернул с дороги, ведущей в Византий, и отправился к переправе около города Авида. Там лежит приморский городок Фракии, получивший название, как я думаю, от афинского полководца Каллия⁹⁵⁵. Переправившись там, [василевс] устремился на скифов. Однако еще не успел он достичь Истра, как те, услыхав о приближении ромеев, быстро собравшись, ушли.

Книга 5

(1164 г.)⁹⁵⁶

(Послание Мануила I Комнина венгерскому королю Стефану III, готовящемуся к войне с Византией.)

...Так написал василевс, он же [Стефан]⁹⁵⁷, как сказано, собрал свое союзное войско из аламан⁹⁵⁸ и скифов, живущих у Тавра⁹⁵⁹, а также поставил в свой строй и народ чехов⁹⁶⁰, поскольку их архонт⁹⁶¹ пришел к нему со всеми силами.

(Предыстория создания антивизантийской коалиции.)

(1165 г.)⁹⁶²

(Несмотря на грозное послание Мануила I Комнина, венгерский король Стефан III готовится к отвоеванию 3евгмина, что вызывает стремление василевса возвести на венгерский престол Стефана IV.)

А Мануил, который возводил свой род к Комнинам⁹⁶³, прибыл к народу тавроскифов⁹⁶⁴, чтобы напомнить их архонту⁹⁶⁵ о соглашениях, в [верности] которым он давал клятву василевсу⁹⁶⁶, а также чтобы укорить⁹⁶⁷ его за дружбу с Иерославом⁹⁶⁸ – правителем Галицы⁹⁶⁹. Ибо Иерослав не только вообще нарушил союз с ромеями⁹⁷⁰, но принял и удостоил милостью Андроника⁹⁷¹, – о котором теперь мы расскажем подробнее, – бежавшего из тюрьмы во дворце, где содержался, я думаю, девять лет⁹⁷² до того, как перейти к нему⁹⁷³.

(Рассказ о бегстве Андроника Комнина из константинопольской тюрьмы.)

Вот так Андроник, бежав из темницы, пришел к тавроскифам. Нам же следует вернуться к тому, о чем шла речь.

Тот Мануил⁹⁷⁴ пришел к Примиславу⁹⁷⁵ как по названным [причинам], так и с целью привести оттуда вспомогательное войско для ромеев⁹⁷⁶. Ему было предписано переговорить о помощи и с самим архонтом⁹⁷⁷ Тавроскифской страны Росиславом⁹⁷⁸. И он, действительно, добился цели⁹⁷⁹. Чрезвычайно обрадованные, что такого [высокого] посла отправил к ним василевс, они обещали выполнить все, что угодно василевсу.

Василевс не обошел поэтому вниманием и Иерослава⁹⁸⁰; различными уловками он возбудил его против Стефана⁹⁸¹, направив ему следующее [послание]⁹⁸²: «Мы не уподобимся тебе в недружелюбии, которое ты без всякой нужды явил по отношению к нам, когда пренебрег словами и договорами, в которых ты клялся прежде. Я ставлю [тебя] перед лицом [твоего] бесчестия, [поскольку] ты сам рискуешь оказаться совершенно обесчещенным. Знай, что ты отдаешь замуж свою дочь⁹⁸³ за короля пеонцев⁹⁸⁴ – человека злонравного и ужасно ненадежного в помыслах, ибо он никогда и никак не внимал ни праву, ни истине. А человеку, чуждому как естеству, так и законам, я считаю, легко сделать все, во что бы он ни был вовлечен. Итак, да не женится Стефан на твоей дочери! Да не совершит по отношению к ней ничего имеющего законные [основания]! Если же женится, то будет с ней связан не более чем как с распутницей. Ибо тот, кто так погрешил по отношению к вашей державе, не постыдившись недавно данные клятвы обратить в шутку, – подумай, как бесчеловечно поступит он по отношению к тебе!»

Выслушав эти слова с какой-то варварской простотой⁹⁸⁵, Примислав тотчас же был убежден и на зятя стал коситься, как на врага, и согласился помогать всеми силами ромеям в войне против него⁹⁸⁶.

Есть в Тавроскифской стране город по имени Киама⁹⁸⁷, который превосходит все другие города, воздвигнутые там, и является митрополией этого народа⁹⁸⁸, так как сюда прибывает и архиерей из Византия⁹⁸⁹. У города есть и другие привилегии старшинства⁹⁹⁰. Так вот, правитель этой страны⁹⁹¹ и сам стал союзником в войне против Стефана, решение о чем подтвердил клятвами.

Пока это происходило, король аламанов Фредерик⁹⁹² понял, что василевс решительно противодействует ему на западе, и, прекратив распри, заключил союз с ромеями⁹⁹³ и сам поклялся василевсу вступить в войну против Стефана.

Не решились остаться в стороне от этой кампании ни Эррик⁹⁹⁴, который был женат, как неоднократно говорилось, на племяннице василевса Феодоре⁹⁹⁵, ни неисчислимое войско скифов⁹⁹⁶ и сербов, подданных ромеев; тогда и султан⁹⁹⁷ в соответствии с соглашением послал союзные силы. Отовсюду была собрана мощная армия.

В то же время и Владислав⁹⁹⁸, один из династов в Тавроскифской стране⁹⁹⁹, с детьми, женой и всеми своими людьми добровольно перешел к ромеям¹⁰⁰⁰. Ему была отдана земля у Истра¹⁰⁰¹, которую некогда¹⁰⁰² василевс дал пришедшему Василику¹⁰⁰³, сыну Георгия¹⁰⁰⁴, который среди филархов¹⁰⁰⁵ Тавроскифской страны обладал старшинством.

(Союз с венецианцами, направляющими ромеям флот.)

(1165 г.)

(Во время венгерской кампании Мануил I Комнин идет к Дунаю, где происходит столкновение у Зевгмина с войсками Стефана III.)

Таково было положение дел¹⁰⁰⁶, когда прибыли лазутчики ромеев с сообщением о приближении великого войска¹⁰⁰⁷: можно было видеть, как пыль поднимается высоко в воздух. А один из славных гуннов¹⁰⁰⁸, по имени Васас¹⁰⁰⁹, перешедший на сторону ромеев, утверждал, что недалеко находится король пеонцев¹⁰¹⁰, который ведет и другое, превосходящее по численности войско, а также скифов¹⁰¹¹ вместе с тавроскифами¹⁰¹²; он говорил, что вернулся к ним, кроме того, со всем войском и династ чехов¹⁰¹³.

Книга 6

(1166 г.)¹⁰¹⁴

(Вновь разгорелась византино-венгерская война. Лев Ватац наносит венграм удары со стороны Причерноморья.)

[Василевс] же, стремясь нанести и второй удар [по противникам]¹⁰¹⁵, вновь послал против них войско, приказав откуда-нибудь сверху обрушиться на гуннов, живущих у тавроскифской страны¹⁰¹⁶. Командовали этой армией Андроник Лапард, Никифор Петралифа и многие другие. Во главе же был Иоанн Дука, о котором я уже часто упоминал. Пройдя долгий и тяжелый путь и миновав совершенно не заселенные земли, они вскоре вторгаются в гуннскую страну¹⁰¹⁷; часто встречая многолюдные деревни, захватывали богатую добычу; многих перебили, а еще больше взяли в плен.

(Посредничество австрийского герцога Генриха в примирительных переговорах в Сердике между Мануилом I и Фридрихом I Барбароссой.)

Эррик¹⁰¹⁸, возвращаясь домой¹⁰¹⁹, когда оказался в Пеонии¹⁰²⁰, склонил Стефана¹⁰²¹, прогнавшего тавроскифянку¹⁰²², жениться на своей дочери-девице¹⁰²³. Так и случилось.

(Венгры вновь намерены отвоевать Сербию.)

(1167 г.)

(Попытка антиимператорского заговора Алексея Аксуха.)

Отряд скифов¹⁰²⁴, находившихся у ромеев в качестве союзного [войска]¹⁰²⁵, сначала был весьма обеспокоен по поводу жалованья; затем удалось договориться. Но протостратор¹⁰²⁶ в частном разговоре деньгами склонил сделать вид, что они возвращаются к себе домой, а с наступлением полночи беззвучно напасть на палатку василевса и приступить к делу. Это решение и было принято. Но какой-то мальчик из его прислужников в палатке, когда узнал о заговоре, поспешил к евнуху Фоме¹⁰²⁷, который тогда был самым преданным василевсу¹⁰²⁸ человеком, и сообщил ему о замысле. Тот же передал все василевсу, а затем представил и мальчика. Василевс не хотел поверить сказанному, пока утром скифы без всякой причины не начали уходить. Их он смог удержать обещаниями, а за Алексеем отправил, чтобы его схватили, и скоро несчастный оказался в тюрьме.

(Суд над Алексеем Аксухом с последующим его пострижением в монахи.)

(1167 г.)¹⁰²⁹

(Византийский военачальник Андроник Кондостефан строит войско перед решающей битвой с венграми у Зевгмина.)

[Андроник Кондостефан] вывел из лагеря войско ромеев в полном вооружении. Построено оно было следующим образом. Он приказал скифам¹⁰³⁰ и большей части персов¹⁰³¹ идти вместе с немногочисленными всадниками, которые сражаются копьями; затем по обеим сторонам следовали фаланги ромеев.

(Перевод М. В. Бибикова. С. 59–69)

Родившийся в малоазийских Хонах (антич. Колоссах) ок. 1155 г. Никита Хониат (в старой литературе иногда ошибочно называвшийся Акоминатом) довольно рано, в девятилетнем возрасте, вместе со своим старшим братом – будущим известным ритором и афинским архиепископом Михаилом – оказывается в Константинополе, где и получает образование, а затем постепенно начинает продвигаться по лестнице государственной службы. После пребывания в Пафлагонии в начале 80-х гг. в качестве чиновника фиска при Алексее I Комнине (1180–1183) он становится императорским секретарем. В этой же должности уже позже он участвовал в дунайских походах императора Исаака II Ангела в 1187 г. В 1188/1189 гг. Никита занимал высокий пост в финансовом ведомстве, а в 1189 – должность императорского наместника в Филиппополе (совр. Пловдив). При Исааке Ангеле он дослужился до чина грамматика при логофете дрома, затем стал судьей вила (1190/1191), эфором и, наконец, логофетом геникона и даже логофетом секретов, – титул, по распространенному мнению, идентичный в то время высокому чину великого логофета (фактически – главы кабинета правительства). Находясь на вершине власти почти десять лет (примерно с 1195 до февраля 1204 г), Никита, однако, не принадлежал к категории вершителей судеб государства, не был и доверенным советником василевса. События захвата Константинополя крестоносцами в апреле 1204 г. имели для писателя губительные последствия. Потеряв все имущество, он вынужден был спасать себя и свою семью, взяв с собой лишь рукописи своих сочинений, в Селимврии. Затем, в 1206 г., ненадолго вернувшись в Константинополь, он отправляется в Никею, где оказывается вновь в придворном кругу императора Феодора I Ласкаря, хотя активной политической роли уже не играет. В Никее же Никита Хониат и скончался примерно между 1215 и 1217 гг.

Прижизненный успех, помимо государственной службы, ритору принесло литературное творчество; его речи и письма, адресованные императорам, описывающие политические события современности, отличались содержательностью и совершенством стиля. Он сочинил стихотворный эпиталамий по случаю свадьбы императора Исаака и Маргариты Венгерской (ок. 1185) и вместе с тем – 27 книг церковного трактата «Догматическое всеоружие или Сокровище православия». Подлинной вершиной его творчества стало историческое сочинение.

«История», или «Историческое повествование» Никиты Хониата совмещает в себе обобщающие монографии о правлении Иоанна II, Мануила и Андроника Комнинов и императоров из семьи Ангелов (1118–1206) с рассказом о собственных переживаниях, злоключениях, взлетах и падениях: в судьбе автора как бы концентрируются судьбы государства, а жизнь империи состоит из сотен жизней отдельных людей. Так, падение Константинополя в 1204 г. представляется крушением Византийской империи, оно же стало и крушением личной судьбы писателя.

Записки Никиты Хониата о пережитом, обобщенные в историческом повествовании о судьбах империи его поры, – плод многолетнего труда, начатого еще молодым наблюдательным писателем и продолжавшегося им затем неоднократно вплоть до зрелого возраста. Описав события византийской истории после смерти Алексея I Комнина вплоть до латинского завоевания столицы, Никита Хониат затем, узнав о поражении латинян в Болгарии через год после их триумфа в Константинополе, продолжил повествование. В сохранившемся тексте оно доведено до похода Генриха против болгар в 1206 г. с приложением рассказа о памятниках искусства Константинополя, пострадавших от крестоносцев. Если начальные книги «Истории» писались с использованием сочинений предшественников – Киннама, Евстафия, то с 80-х гг., времени начала работы автора над историографическим сочинением, исторический материал передается на страницах повествования из первых рук.

Немало в историческом сочинении Никиты Хониата и свидетельств о Руси. Так, сообщается, что венгерский король Гейза II (в 1151 г.) оказал помощь своему родственнику (князю Изяславу Мстиславичу) в войне с «соседними Росами», т. е. с Владимирком Галицким, ибо Галицкая Русь считалась сопредельным с Венгрией княжеством.

Много говорится о Руси и в связи с эпопеей бегства Андроника Комнина (будущего императора) из тюрьмы вплоть до его возвращения в 1165 г. из «Галицы». «Галицей» же Никита Хониат называет одну из «топархий росов», которых еще считает «гиперборейскими скифами». Описываются обстоятельства бегства Андроника в Галич, его арест «влахами» по пути, хитрости беглеца, благодаря которым ему удается избежать опасности и добраться до Галича. Весь последний год перед возвращением в Византию Андроник находился при дворе «правителя Галицы», участвуя с ним в совместных пирах и охотах. Вновь вспоминает Никита Хониат о странствиях Андроника в связи с рассказами о злодеяниях его в то время, когда он был императором (1183–1185): писатель напоминает (подразумевая, конечно, еврипидову трагедию о Ифигении) об обычае тавроскифов убивать иноземцев, а ниже замечает, что страсть к зверствам и крови Андроник позаимствовал у народов, среди которых странствовал по свету. Пребывание Андроника на Руси нашло отражение и в его быту: палаты последнего императора-Комнина имели настенные росписи с изображением диковинного зверя, водящегося в «Тавроскифии», – зубра, русское название которого Никита Хониат воспроизводит в греческой транскрипции. И после свержения с престола в 1185 г. Андроник вновь пытается бежать к «тавроскифам» – на Русь.

Вновь к Руси повествование Никиты Хониата возвращается в связи с сообщением о нашествии болгар и куманов ок. 1200/1202 гг. Помощь Византии оказал, напав на половцев, правитель Галицы Роман, вняв мольбам архипастыря, т. е. митрополита (или епископа) на Руси. Тем самым росы проявили себя как «христианнейший народ». Примерно этим же временем Никита Хониат датирует и начало княжеских междоусобиц на Руси, когда Роман обагрил свой меч в родственной крови, одолев властителя «Киавы» (т. е. Киева) Рюрика. Однако пример братоубийственной вражды «тавроскифы» получили именно из Константинополя, замечает историк, намекая на обстоятельства прихода к власти в Византии Алексея III Ангела (1195), затем – возвращения Исаака II вместе с сыном Алексеем IV Ангелом (1203) и их окончательного низвержения Алексеем V Дукой Мурчуфлом (1204).

Издание: Nicetae Choniatae Historia / Rec. J.-P. van Dieten. Berolini et Novi Eboraci, 1975.

Перевод: Никита Хониат. История / Под ред. В. И. Долоцкого. Н. В. Ченцова. СПб., 1860–1862. Т. 1–2 (2-е изд.: Рязань, 2003. Т. 1–2) (переводчик не указан).

Литература: Успенский 1874; Успенский 1879; Neumann 1888. S. 103–105; Грот 1889; Krumbacher 1897. S. 91–93, 281–286; Chalandon 1912. P. XXII–XXXIV; Васильевский 1930. С. 76–79; Grecu 1949. Vol. 7. P. 194–204; Grabler 1962–1963. Bd. 11–12. S. 57–78; Grabler 1960. S. 190–193; Каждан 1963. T. 24. P. 4–31; Van Dieten 1964. S. 302–328; Jurewicz 1970; Златарски 1967–1971. T. 2. C. 522–523; Van Dieten 1971; Каждан 1972. С. 294–299; Каждан 1973; Hunger 1978. Bd. 1. S. 429–141; Досталова 1982. Т. 43. С. 31–33; Moravcsik ВТ II. S. 444–450; Бибиков 1998. С. 197–206; Бибиков 1999. С. 136–155, 199–261; Каждан 2005.

Историческое повествование

(1122 г.) На пятом году царствования Иоанн¹⁰³² выступает в поход против скифов¹⁰³³, которые стали опустошать Фракию, уничтожая хуже саранчи все, что ни встречалось. Собрав ромейские войска, он вооружился как можно сильнее, не только потому, что неприятелей было почти бесчисленное множество, но и потому, что варвары выказывали надменность и с хвастовством смело и сильно наступали. К тому же он, кажется, вспомнил, что потерпел прежде, когда ромейским скипетром владел Алексей Комнин¹⁰³⁴ и когда занята была Фракия и опустошена большая часть Македонии. Сначала, употребив военную хитрость, император отправляет к скифам послов, которые говорили на одном с ними языке, чтобы как-нибудь склонить их к договору и отвратить от войны всех или, по крайней мере, некоторых из них, так как они разделялись на многие племена и отдельно раскидывали свои шатры. Заманив к себе этим способом некоторых из их начальников, он оказывал им всяческую любезность, предложил роскошное угощение, очаровал и обворожил их подарками, состоявшими из шелковых одежд и серебряных чаш и сосудов. Отуманив и расстроив такими ласками умы скифов, он решился, нисколько не медля, вывести против них войско и вступить с ними в сражение, пока они находятся еще в нерешительности и склоняются то туда, то сюда, то есть – и думают заключить с ромеями союз вследствие сделанных им обещаний, и хотят отважиться на войну, как уже прежде привыкшие побеждать. Итак, поднявшись из пределов Верои¹⁰³⁵, где стоял лагерем, он в сумерки нападает на скифов. Тогда происходит страшная свалка и завязывается ужаснейшая из когда-либо бывших битва. Ибо и скифы мужественно встретили наше войско, наводя ужас своими конными атаками, метанием стрел и криками при нападениях, и ромеи, однажды вступив в бой, решились сражаться с тем, чтобы победить или умереть. При этом и сам император, имея при себе друзей и определенное число телохранителей, всегда как-то являлся на помощь там, где была опасность. Между тем скифы, руководимые одною нуждою, изобретательницею всего полезного, из предосторожности ухитрились во время этой битвы вот на что. Собрав все повозки, они расположили их в виде круга и, поставив на них немалое число своего войска, пользовались ими как валом¹⁰³⁶. Вместе с тем, оставив между ними косые проходы, они, когда теснимы были ромеями и принуждены были бежать, уходили за повозки, как за крепкую стену, и оттого не подвергались невыгодам бегства, а потом, отдохнув, опять выходили оттуда, как бы через открытые ворота, и мужественно сражались. Таким образом эта битва была почти настоящим штурмом стен, внезапно воздвигнутых скифами среди открытого поля, и оттого ромеи напрасно истощались в усилиях. Тогда-то Иоанн показал своим подданным образец мудрости, ибо он не только был умный и находчивый советник, но и первый исполнял на деле то, что предписывал военачальникам и войскам. То было дело необыкновенное и свидетельствовало о его великом благочестии. Когда неприятели всею массою напали на ромеев и с особенною отвагою вступили в бой и когда ромейские фаланги изнемогали, – он, став пред иконою Богоматери и с воплем и умоляющим видом взирая на нее, проливал слезы, более горячие, чем пот воинов. И небесплодно было это его действие: напротив, он тотчас же облекся силою свыше и прогнал войска скифские, как некогда Моисей простиранием рук рассеял полчища амаликитян¹⁰³⁷. Взяв телохранителей, которые защищаются длинными щитами и заостренными с одной стороны секирами¹⁰³⁸, он несокрушимою стеною устремляется на скифов. И когда устроенное из повозок укрепление ими было разрушено и оттого бой сделался рукопашным, – враги опрокидываются и обращаются в бесславное бегство, а ромеи смело их преследуют. Тогда тысячами падают эти обитатели повозок, и лагерь их разграбляется. Что же касается до военнопленных, то их оказывается бесчисленное множество, равно как и тех, которые добровольно отдались из любви к пленным единоземцам, так что из них в одной западной ромейской провинции составлены были целые селения, от которых небольшие остатки существуют еще и доселе. Немалое также число их включено было в союзные когорты, но еще более значительные толпы, взятые войском, были проданы.

Одержав столь знаменитую победу над скифами и достигнув такого великого торжества, Иоанн воздает благодарение Богу, учредив в память этого события и во свидетельство благодарности так называемый у нас «печенежский Праздник»...

Между тем и сам император¹⁰³⁹, спустя немного времени, отправился в поход с войском. На пути, при первой же встрече, он прогнал скифов, которые, перейдя Истр, опустошали области при горе Гем¹⁰⁴⁰, – и, выступив из Филиппополя¹⁰⁴¹, пошел прямо в Кефалинию¹⁰⁴²...

(1150 г.) ...А сам император, узнав, что властитель Сербии снова злодействует на границах и поступает хуже прежнего, так что заключил даже союз против ромеев с соседними пеонцами¹⁰⁴³, с пренебрежением выступает против них с небольшою частью войска, полагая, что они не в состоянии с ним бороться. Но они выказали неожиданное сопротивление и мужественно встретили предстоящую войну, получив весьма сильное вспомогательное войско от гуннов¹⁰⁴⁴. В это-то время и Иоанн Кантакузин¹⁰⁴⁵, вступив в бой с варварами и сражаясь до того, что и сам наносил и принимал удары, – потерял пальцы на руках, подвергшись нападению целой толпы сербов. Да и сам император имел единоборство с архижупаном¹⁰⁴⁶ Вакхином, – человеком богатырского телосложения и с сильно развитыми мышцами рук. Вакхин ударил императора в лицо и разбил вдребезги опущенную железную сетку шлема, закрывавшую глаза его, а император пронзил мечом его руку и, этим лишив его возможности сражаться, взял его живым в плен. Когда же наконец и здесь ромеев озарил блеск победы и варвары рассеялись, подобно тучам, и после неблагополучного начала война окончилась весьма счастливо, – император, еще не стерши с лица пыли после прежнего сражения и еще покрытый горячим потом, идет войною против угров. Он ставил им в вину то, что они помогали сербам, и хотел воспользоваться отсутствием их защитника, так как король угров¹⁰⁴⁷ был тогда вне отечества и сражался с соседними росами.

(1155 г.) ...В это же время и скифы¹⁰⁴⁸, переправившись через Истр, стали разорять ромейские крепости, лежащие на этой реке. Против них выслан был некто Каламан¹⁰⁴⁹. Но он неудачно повел войну против скифов и потерпел совершенное поражение; полки его были разбиты и потеряли много храбрых людей, да и сам он умер от полученных им смертельных ран. А скифы, разграбив по своему обыкновению все, что попадалось им на пути, и навьючив лошадей добычей, отправились в обратный путь. Для них ничего не стоит переправа через Истр, они легко выходят на грабеж и без труда возвращаются назад. Оружие их составляют: колчан, повешенный сбоку на поясе, кривой лук и стрелы. Некоторые, впрочем, употребляют и копья и ими действуют на войне. Один и тот же конь и носит скифа во время тягостной войны, и доставляет пищу, когда разрезают его жилу, а если это кобылица, то, говорят, она удовлетворяет и скотской похоти варвара. Для переправы чрез реку скифы используют кожаные мешки, наполненные соломой и так хорошо сшитые, что в них не проникает ни малейшая капля воды. Скиф садится верхом на такой мешок, привязав его к конскому хвосту, кладет на него седло и все военные принадлежности и таким образом пользуясь при переправе конем, как судно парусом, легко переплывает через всю ширину Истра.

(1165 г.) ... В это же время возвратился в отечество и Андроник¹⁰⁵⁰, снова бежавший из заключения и проживавший в Галице. Галица – это одна из топархий, принадлежащих росам, которых называют также гиперборейскими скифами. А убежал Андроник вот каким образом. Он притворился больным, и ему назначен был в услужение молодой комнатный слуга из иноземцев и притом плохо знавший наш язык. Этому слуге, – так как ему только одному и доступен был вход в тюрьму, – Андроник поручает унести потихоньку ключи от дверей башни в то время, когда стражи, порядочно подвыпив, уснут после обеда, и с этих ключей сделать из воска точный отпечаток, так чтобы он во всем соответствовал подлиннику и вполне походил на него. Невольник исполняет приказание и приносит Андронику слепки ключей. Андроник поручает ему показать их сыну своему Мануилу и сказать, чтобы он, как можно скорее, приказал сделать из меди такие же ключи, и кроме того, – чтобы в амфоры, в которых приносится ему к обеду вино, положил льняные веревочки, клубки ниток и тонкие шнурки. Когда это приведено было в исполнение, – замки ночью отпираются, темница без труда отворяется и Андроник, при содействии невольника, который помогал ему в этом деле, получив от него подарок, – выходит с веревками в руках... Достигши Меливота¹⁰⁵¹, он садится здесь на приготовленных для него лошадей и бежит прямо в Анхиал¹⁰⁵². По прибытии сюда, он открывается Пупаке¹⁰⁵³, который первый, как я уже сказал, взошел на лестницу на острове Корифо¹⁰⁵⁴, – и, получив от него съестные припасы на дорогу и проводников, отправляется в Галицу. Но когда Андроник считал уже себя вне опасности, так как уже скрылся от преследований и достиг пределов Галицы, куда стремился, как в спасительное убежище, тогда-то именно он и попадается в сети ловцов. Влахи¹⁰⁵⁵, предупрежденные молвою о его бегстве, схватили его и опять повели назад к императору. Не имея для себя ни в ком ни спасителя и избавителя, ни друга-защитника, без оружия, без слуги, этот изобретательный человек опять нашел себе пособие в своей хитрости. Чтобы обмануть тех, которые вели его, он притворился, будто страдает поносом, часто сходил с лошади и, отойдя в сторону, готовился к отправлению естественной нужды, отделялся от спутников и оставался один, как будто его действительно беспокоил понос. Много раз он делал так и днем, и ночью и наконец обманул своих спутников. Однажды, поднявшись в темноте, он воткнул в землю палку, на которую опирался в дороге как человек больной, надел на нее хламиду, наложил сверху шляпу и таким образом, сделав нечто похожее на человека, присевшего для отправления естественной нужды, предоставил стражам наблюдать, вместо себя, за этим чучелом, а сам, тайно пробравшись в росший там лес, полетел, как серна, освободившаяся от тенет, или птица, вырвавшаяся из западни. Когда стражи увидели наконец его проделку, они бросились бежать вперед, полагая, что Андроник следует тому же направлению, по которому шел прежде. Но он обратился назад и другим путем направился в Галицу... Что же касается Андроника, – он принят был правителем Галицы с распростертыми объятиями, пробыл у него довольно долго и до того привязал его к себе, что вместе с ним и охотился, и заседал в совете, и жил в одном с ним доме и вместе обедал.

Между тем император Мануил считал бегство двоюродного брата и удаление его из отечества личным для себя бесчестием. К тому же ему казалось и подозрительным долговременное его отсутствие, так как ходили уже слухи, что он собирает многочисленную скифскую конницу с намерением вторгнуться в ромейские пределы. Поэтому он признал делом, как говорят, первой важности – возвратить Андроника. С этой целью он приглашает его оттуда и, после дружеских уверений с той и другой стороны, действительно принимает странника в свои объятия...

...О вонь смрада, которую обоняет не Господь, но сонм Эринний и злодей Андроник! Слыша, что древние приносили в жертву волов и служили божеству курением, он не захотел следовать их примеру, но, как видно из его дел, имея душу более безжалостную, чем самые лютые когда-либо бывшие люди, решился, по своей злобе, приносить в жертву людей, презрев христианские законы, которые заповедывают скорее спасать, чем губить душу, и объявляют целый мир недостойным ее. Какой безумный Камбис, или жестокий Тарквиний, или Эхет и Фаларис – эти дикие и зверские люди сделали что-нибудь подобное?¹⁰⁵⁶ Кто из тавроскифов, у которых положено законом убивать чужеземцев¹⁰⁵⁷ и обычаями которых заразился этот много скитавшийся старик, так свирепствовал над своим пленником?

(ок. 1185 г.) ...Наконец, он¹⁰⁵⁸ построил возле храма Сорока мучеников великолепные палаты, которые должны были служить для него помещением, когда он приходил в церковь. Не имея возможности расписать в них живописью или изобразить мозаикой дела, недавно им совершенные, он обратился к тому, чем занимался до воцарения. Таким образом живопись представляла конскую езду, псовую охоту, крик птиц, лай собак, погоню за оленями и травлю зайцев, пронзенного копьем кабана и раненого зубра (этот зверь больше сказочного медведя и пестрого леопарда и водится преимущественно у тавроскифов), сельскую жизнь с ее палатками, наскоро приготовленный обед из пойманной добычи, самого Андроника, собственными руками разрубающего на части мясо оленя или кабана и тщательно его поджаривающего на огне, и другие предметы в том же роде, свидетельствующие о жизни человека, у которого вся надежда на лук, меч и быстроногого коня и который бежит из отечества по своей глупости или по добродетели...

... Когда же толпа разнесла ворота, называемые Карейскими, и ворвалась во дворец, Андроник обратился в бегство. ... Андроник поспешно отправился в намеченный путь. Предположил же он бежать к тавроскифам, потому что все ромейские области, как и владения других народов считал для себя небезопасными.

... Между тем Исаак¹⁰⁵⁹, прожив немало дней в Большом дворце, переезжает во Влахернский дворец и здесь получает известие об аресте Андроника. Взят же был Андроник таким образом. По пути во время своего бегства он приезжает в Хилу¹⁰⁶⁰, в сопровождении немногих слуг, бывших при нем еще до воцарения, и с двумя взятыми им женщинами. Жители того места, видя, что на нем нет никаких царских украшений, но что он, как беглец, спешит переправиться к тавроскифам¹⁰⁶¹ и что его никто не преследует, и не осмелились и никак не сочли возможным задержать его...

(1185 г.) ... Виновники зла, предводители мятежного войска [болгар], то есть Петр и Асан, со всей своей изменнической дружиной, подобно упоминаемому в Евангелии стаду свиней, устремившемуся в море, бросились в Истр и, переправившись через него, соединились с соседними скифами¹⁰⁶². К сожалению, император¹⁰⁶³, при совершенном отсутствии всякого сопротивления имея возможность обойти всю Мисию¹⁰⁶⁴ и поставить гарнизоны в тамошних городах, из которых многие лежат вдоль Гема и большая часть которых, или даже почти все, построена на крутых скалах в заоблачной высоте, не сделал ничего подобного, но, предав огню хлебные скирды и польстившись на притворное раскаяние явившихся к нему влахов, немедленно поворотил в обратный путь, оставив все дела там еще далеко не разрешенными, так что он только возбудил в варварах еще большее презрение к ромеям и еще более их одушевил...

...Между тем Асан, с толпой своих варваров переправившись через Истр и соединившись со скифами, набрал там по мере надобности многочисленное союзное войско и потом опять возвратился в свое отечество Мисию¹⁰⁶⁵. Найдя ее совершенно очищенной и оставленной ромейским войском, варвары ворвались в нее с большим шумом, как будто привели с собой из Скифии целые полки демонов. Теперь они уже не довольствовались тем, чтобы охранять свою собственную независимость и удержать господство над одною Мисией, но решились учинить как можно больше вреда ромеям и соединить Мисию и Болгарию в одно владение, как это было давно когда-то. Впрочем, может быть, дело кончилось бы и благополучно, если бы император опять сам выступил против мятежников. К сожалению, он отложил свое личное участие в войне против них до другого времени и вверил командование войском своему дяде по отцу, севастократору Иоанну¹⁰⁶⁶...

...Между тем василевс [Исаак Ангел], жалея, что в первый свой поход против мисийцев¹⁰⁶⁷ не распорядился их страною надлежащим образом и возвратился из нее с такой поспешностью, как будто его по пятам преследовал неприятель, даже не оставив в ее крепостях ромейских гарнизонов и не взяв у неприятеля благонадежных заложников, теперь опять решился идти в Мисию. Не теряя времени, он выступил из столицы с небольшим войском, какое при нем было, – так как получил известие, что мисийцы уже не рыщут только по горам и холмам, но, усилившись наемным скифским войском, спустились к окрестностям Агатополя и страшно опустошают их, принося «Термерово несчастье»¹⁰⁶⁸, – между тем по призыву его собиралось и остальное войско. Император хотел противопоставить неожиданному и быстрому нападению варваров столь же быстрый отпор, надеясь, что и врагов удержит, и в своих возбудит живейшую готовность следовать за собой в этот второй поход против влахов, если сам первый немедленно поднимет против них оружие и сядет на бранного коня ...

... Итак, император, взяв с собой около двух тысяч отборных воинов, хорошо вооруженных и снабженных добрыми конями, выступил из Таврокома против неприятеля один, приказав обозу и обозной прислуге следовать в Адрианополь¹⁰⁶⁹...

... Наконец, мы заметили и ясно увидели неприятельское войско, – так как и я был здесь, состоя при императоре в должности младшего секретаря. Мгновенно скифы¹⁰⁷⁰ и влахи, поручив добычу отдельному отряду с тем, чтобы он пробирался кратчайшей дорогой и поспешно продолжал путь до самых гор, сомкнулись и храбро встретили натиск ромейской конницы, сражаясь своим отечественным обычным способом. Обыкновенно они бросаются на противников, осыпают их тысячами стрел и ударяют в копья, но через короткое время меняют нападение на бегство и начинают заманивать неприятеля в погоню за собою; потом вдруг поворачиваются лицом к настигающим, бросаются на них быстрее птиц, рассекающих воздух, и вступают опять в бой, всякий раз – с новым мужеством и с большей против прежнего отвагою. Повторив этот маневр и теперь много раз, так что ромеи стали уже явно ослабевать, они оставили его потом, обнажили мечи и с страшным воинственным криком, быстрее мысли, бросились на ромеев и начали косить без разбора – и нападавших, и обращавшихся в бегство. По всей вероятности, скифы, снискав великую славу, действительно посмеялись бы в этот день над нами, и мы были бы преданы на позор народу зверскому, если бы не подоспел на помощь сам император, имевший при себе еще совершенно свежую фалангу, и если бы громкий звук труб прибывшего отряда, гул медноустых рогов, огласивший поле сражения, и вид драконовых изображений, развевавшихся по ветру на древках копьев, не увеличили в их устрашенном неожиданностью воображении численности нашего войска. Таким образом вырвав тогда кое-что из неприятельской добычи, словно из звериных челюстей, император направился после битвы назад к Адрианополю, оставив дорогу, по которой предполагал идти. Но так как варвары не успокаивались, то он опять поворотил на дорогу, которую перед тем оставил. В самом деле, ему удалось при Веррое¹⁰⁷¹ остановить набеги скифов и мисийцев как благодаря помощи людей опытных в военном деле, так и благодаря своим личным распоряжениям. Тем не менее варвары, хотя боялись ромеев и везде обращались в бегство, где только появлялся император, однако всякий раз украдкой снова принимались за свои дела, вторгаясь где-нибудь как будто с целью дать битву и заставляя там ожидать своего нападения, а между тем в действительности нападая совсем в другом месте и всегда имея какой-нибудь успех. Когда император спешил к Агатополю, чтобы там остановить их набеги, они грабили селения вблизи Филиппополя. Как скоро он направлялся к месту, которое от них страдало, они тотчас устремлялись туда, откуда уходил император. Их набегами управлял один из упомянутых мною братьев, Асан, человек необыкновенно ловкий и в затруднительных обстоятельствах чрезвычайно находчивый...

...Так как дела на западе становились, между тем, все хуже и хуже, и влахи вместе с команами постоянно производили разорительные и опустошительные набеги на ромейские области, то император снова предпринял поход против них. Действительно, пройдя мимо Анхиала, он обходом проник в Гем; но скоро уверился, что не в состоянии будет совершить что-нибудь достойное царского присутствия в войске, и решил кончить поход в два месяца...

(1194 г.) Именно, желая прекратить набеги и грабительства влахов, действовавших в союзе со скифами, и будучи глубоко поражен тем, что Алексей Гид и Василий Ватац, – из которых первый был главою восточных войск, а последний западных, – сразившись с неприятелем близ города Аркадиополя¹⁰⁷², не только не получили никакого перевеса, но Гид едва спасся позорным бегством, потеряв лучшую часть своего войска, а Ватац погиб со всею армией, император решился сам, под личною своею командой, открыть наступательную войну против врагов...

Между тем Асан большую и лучшую часть своего войска разместил по разным частям в засады. Не предвидя этой стратегической тонкости и хитрости, Исаак¹⁰⁷³ с таким неистовым пылом устремился на врагов, как будто несомненно должен был победить и обратить их в бегство. Поэтому, когда наконец вошли в дело отряды, бывшие в засадах, он, как бы накрытый со всех сторон сетями, потерял большую часть своего войска и в заключение сам был взят в плен скифами. После этого неприятель, как лев на стадо, безбоязненно бросился на добычу и грабеж, так как ромеи уже не сопротивлялись, но все, кто еще не пал в битве жертвою меча, со страхом обратились в бегство и, сколько можно поспешнее, укрылись в городе Серрах¹⁰⁷⁴. Взявший севастократора в плен скиф всячески старался укрыть его от взоров Асана, соблазняясь корыстною надеждою, что если ему удастся увести его от влахов в свою сторону, то император ромеев заплатит за него большой выкуп. Но так как разнеслась молва, что взят в плен полководец, то после тщательного розыска севастократор был найден и представлен Асану. Так кончилась эта битва...

(1197–1200 г.) ...Действительно, этот человек¹⁰⁷⁵ очень много потрудился в окрестностях Филиппополя; он был драгоценной оградою для ромеев против своих родичей, которые в союзе со скифами производили постоянные вторжения в ромейские области, опустошая все на пути, и самым деятельным помощником царю в тех редких случаях, когда царь решался сам вступить в поле. Но кто в состоянии исчислить все набеги скифов и влахов в каждую пору года или рассказать, какие ужасные злодейства они производили? Пустынность всей страны поблизости к Гему и разорение Македонии и Фракии, конечно, лучше всяких памятников с надписями и яснее всякой истории свидетельствуют о том, что там совершалось...

... После того, отправившись в предстоявший путь, император¹⁰⁷⁶ уехал в Кипселлы¹⁰⁷⁷, имея в виду сделать что-нибудь для блага городов фракийской области, приведенных в бедственное положение нашествиями влахов и скифов...

(1199 г.) ... Не успевши совершенно оправиться от болезни и еще не имея силы стоять на ногах, император выступил в поход и отправился в Кипселлы со всеми необходимыми запасами для войны. Между тем, пока он был болен, скифы с частью влахов, пришедши из-за Истра во Фракию, в самый день ежегодного воспоминания мученика Христова Георгия произвели опустошительное нападение на беззащитные окрестности городов Месины и Чурула¹⁰⁷⁸. Как известно было, варвары хотели и условились с проводниками напасть прежде всего на Куперий (местечко, лежащее по соседству с Чурулом, где совершался в это время праздник в честь мученика и обыкновенно собиралось огромное стечение народа). Но так как с утра лежал по земле густой туман, то большая часть варваров, потерявши настоящую дорогу, сбилась совсем в другую сторону и ушла на взморье к самому Редесту¹⁰⁷⁹; так что только небольшой отряд их вторгся в Куперий. Поэтому они не успели проникнуть в храм и принадлежавшие к нему пристройки. Собравшийся на празднество в честь мученика народ, видя, что лучше принять поскорее какие-нибудь меры, нежели обречь себя на страдание, ничего не делая, собрал наскоро телеги, огородил ими храм и таким образом укрыл себя от прямого, непосредственного нападения варваров, а известно, что скифы и доселе избегают непривычной для них осады укреплений, полевых ли, или городских, – что они одним натиском подобно бурному вихрю бросаются лицом к лицу на противников и потом обыкновенно отступают к себе назад. Что же касается тех, которые, оставив храм, хотели спастись бегством в город Чурул, то все они поголовно были пленены варварами, не успевши достигнуть чурульской крепости. Между тем, без всякого сомнения, никто из них не попался бы в плен, если бы один негодный лохмотник, пришедший сюда из Антигонова монастыря за сбором во время праздника подаяний, доставил по назначению предписание, которое послал с ним начальник здешней местности Феодор Врана. Запрещая стечение народа в Куперий, Врана уведомлял о предполагаемом вторжении сюда скифов и предлагал богомольцам на выбор одно из двух, – или послушаться его приказаний и избегнуть всякой опасности, или не слушать их и идти навстречу верной смерти. Но его доверенный посол, – человек, совершенно отрекшийся от мира, прервавший все связи с светом и добровольно облекшийся в рубище Христово, – опасаясь в случае, если народ рассеется, не досчитаться в своем сборе статира меди, заложил письмо в пазуху и спрятал его, как будто во тьме, под своим черным платьем; в то же время он уверял всех, – как будто корысть, любостяжание и пройдошество особенно изощряют дар пророческого предведения, – что бояться нечего и что слухи вообще, часто искажая истину, не дают верных известий. Таким образом скифы собрали большую добычу и возвращались назад. Узнав о возвращении их, ромейское войско, составлявшее гарнизон Визии¹⁰⁸⁰, пересекло им дорогу. Оба войска встретились, и наше одержало верх: скифы, потерявши многих убитыми, были обращены в бегство; значительнейшая часть их добычи отнята обратно. К сожалению, наше торжество продолжалось недолго; потому что природная, безумная и неудержимая никакими обстоятельствами жадность ромеев уничтожила победу. Совершенно предавшись грабежу и расхищению того, что везли скифы, ограбивши ромейские селения, ромейское войско дало возмож­ность пораженному и обращенному в бегство неприятелю снова начать битву и затем принуждено было в свою очередь само спасаться бегством.

(1199 г.) В это время вторглись скифы [куманы]. Настоящее нашествие их было огромнее и ужаснее всех прежних. Разделившись на четыре отряда, они прошли всю Македонию, нападая даже на укрепленные города и гористые местности; так что проникли в гору Ган¹⁰⁸¹, разграбили многие монастыри и перебили монахов. В общем ужасе никто не решался оказать им сопротивление; потому что на их стороне было большинство и приходилось сражаться, не щадя своей жизни...

(1200/1201 г.) ... В следующий год влахи вместе с команами опять произвели нашествие на ромейские владения и, опустошив самые лучшие области, возвратились обратно, не встретив нигде сопротивления. Может быть, они подступили бы даже к земляным воротам Константинополя и устремились против самой столицы, если бы христианнейший народ русский и стоящие во главе его князья, частью по собственному побуждению, частью уступая мольбам своего архипастыря, не показали в высшей степени замечательной и искренней готовности помочь ромеям, приняв участие в них, как народе христианском, каждый год несколько раз подвергающемся нашествию варваров, пленению и продаже в рабство народам нехристианским. Именно Роман¹⁰⁸², князь Галицкий, быстро приготовившись, собрал храбрую и многочисленную дружину, напал на коман и, безостановочно прошедши их землю, разграбил и опустошил ее. Повторив несколько раз такое нападение во славу и величие святой христианской веры, которой самая малейшая частица, каково, например, зерно горчичное, способна переставлять горы и передвигать утесы, он остановил набеги коман и прекратил те ужасные бедствия, которые терпели от них ромеи, подавая таким образом единоверному народу неожиданную помощь, непредвиденное заступление и, так сказать, Самим Богом ниспосланную защиту. Сверх того загорелись тогда распри между самими этими тавроскифами; именно, этот же самый Роман и правитель Киева Рюрик¹⁰⁸³ обагрили мечи в крови своих единоплеменников. Из них Роман, как более крепкий силою и более славный искусством, одержал победу, причем также истребил множество коман, которые помогали в борьбе Рюрику, составляя сильнейшую и могущественнейшую часть его войска...

(1202 г.) ...Потом названные нами сыновья Неемана¹⁰⁸⁴, забыв братскую любовь, поссорились и сами между собою и, начав междоусобную ра­спрю, вошли в один разряд с теми братьями, о которых мы не так давно сказали, что властолюбие и испорченность нравов подавили в них все естественные чувства природы: Волк, одержав перевес, лишил Стефана престола и изгнал из отечества. Так пример братоубийства, показанный в Царьграде, сделался как бы образцом, моделью или даже общим правилом для всех концов земли; так что не только персидские, тавроскифские¹⁰⁸⁵, далматские, как теперь или несколько позже паннонские государи, но и владетельные лица разных других народов, обнажив мечи против единокровных родственников, наполнили свои отечества убийствами и мятежами!

(1204 г.) ... В то время как ромеи, заняв Адрианополь и Дидимотих, держались в этой стороне, пользуясь значительным подкреплением влахов, Иоанн¹⁰⁸⁶ привел собственные полки и почти бесчисленное вспомогательное войско из скифов, стараясь всеми мерами скрыть от латинян многочисленность своего ополчения. Между тем Балдуин¹⁰⁸⁷ и трое других главных вождей (так как граф Сен Поль уже скончался и погребен был в Манганском монастыре, в склепе севасты Склирены), получив известие о восстании ромеев, немедленно выслали войско для возвращения восставших городов к повиновению. Таким образом Визия и Чурул смирились и возвратились к прежней покорности. Но город Аркадиополь оказал сопротивление. При приближении латинского войска все зажиточные и порядочные обыватели выбрались из него; между тем ночью вступили в него ромеи, для которых он был родиной, со своими союзниками. Приблизившись к городу, латиняне сначала сделали роздых, оставаясь в вооружении и отдельными отрядами производя наблюдение над городскими стенами; но на рассвете, увидав, что ромеи не держатся ни строя, ни каких бы то ни было правил военного порядка, что они даже не вполне достаточно вооружены, построились и приготовились к битве, несколько отступив от стен. Смело выступили против них ромеи, приписывая робости их осторожное отступление, – бросились за городские ворота и завязали с неприятелем битву; к сожалению, после недолговременной борьбы они принуждены были обратиться в бегство. Тогда открылось печальное и жалкое зрелище: не давая пощады никому и рубя все мечом, латиняне упоили землю кровью, и никто из павших не удостоился погребения. Впрочем, этим только и ограничилось в своих действиях передовое латинское войско, не смея простираться далее; потому что со всех сторон окружали его ромеи и влахи с частью скифов, занимавшие также город Адрианополь, куда все стекались как в спасительное убежище. В марте месяце выступил сам помазанный на царство Балдуин с графом Людовиком де Блуа и вслед за ними – венецианский дож Генрих Дандуло¹⁰⁸⁸, каждый со своими собственными отрядами. Подступив к Адрианополю и расположившись около него лагерем вне выстрелов, на следующий день они приблизили войска к стене и поставили орудия. Так как, однако, осажденные защищались крепко, то в продолжение значительного времени латиняне, при несокрушимой прочности стен, ничего более не успели сделать, как только стреляли и в свою очередь сами были обстреливаемы. Наконец, они придумали поднять основы стен рычагами и таким образом неожиданно вдруг потрясти самые стены. С этой целью они начали подкапываться под них, сколько было возможно, издали: земля незаметно выносилась из подкопов; самые подкопы подпирались подставками из сухого леса, и работа шла быстро при множестве рук. Со своей стороны ромеи против них также вымышляли средства к спасению города. Но не прошло еще достаточного числа дней в этой подземной борьбе, как подоспел Иоанн. Немедленно, отрядив часть скифского войска, он приказал сделать нападение на стада скота для продовольствия и табуны лошадей, которые паслись на лугах около латинского лагеря, желая такого рода стратегическим опытом изведать характер неприятелей и приемы их военных действий. Едва только появился скифский отряд, как латиняне с неистовою быстротой взявшись за коней и копья, неудержимо бросились на скифов, которые, в свою очередь, поворотив тыл, пустились в соответственно быстрое отступление, стреляя назад и в то же время не забывая бежать вперед. Латиняне сильно гнались за ними, желая их настигнуть; но, разумеется, ничего не могли сделать, гонясь за войском легко вооруженным и быстролетным. Тем и кончилось тогда это дело. После того Иоанн расположился со своим войском в оврагах, засел в ущелья, прикрылся холмистыми возвышенностями, стараясь, чтобы противники не заметили его присутствия, и выслал еще более значительный отряд скифской дружины¹⁰⁸⁹, бывшей под предводительством Коцы¹⁰⁹⁰, для вторичного нападения на латинский лагерь, приказав ему действовать по-прежнему и возвращаться назад к месту, где было расположено войско, тою же дорогою, какою возвращался прежде. Как только латиняне опять увидели скифов, поспешно и мгновенно вооружившись, они бросились на них, потрясая копьями, еще с большей стремительностью, чем недавно перед тем, и преследовали их еще далее. А так как скифы, почти нисколько не стреляя назад, подвигались вперед чрезвычайно скоро, потому что при всей легкости вооружения неслись на конях, отличавшихся особенной быстротою бега, то латиняне не заметили, как далеко увлеклись своим преследованием, и по неведению попали в те места, где были устроены силки, засады, западни. Сами усталые от усиленного преследования, с явно уже обессилившими своими конями, они очнулись среди свежих скифских войск и были сдавлены со всех сторон; потому что скифы обступили их совершенно кругом. Бой сделался рукопашным. Подавляя их своею многочисленностью, – так как каждого обступило несколько человек, – скифы стаскивали их с седел, рубили шеи им, жестоковыйным, косами, душили их арканами, рвали на части их коней. Налегши своей массой подобно черной и густой туче, они не оставили латинянам ни малейшей возможности ни продолжать сражение в боевом порядке, ни отступить. Так пала самая отборная часть латинского войска, знаменитая силою своих копьев. Пал и граф Людовик де Блуа. Балдуин был взят в плен и отправлен в Мисию: там его привели в Тернов¹⁰⁹¹, заключили в темницу и заковали в цепи до самой шеи...

Итак, двенадцатого числа месяца апреля, седьмого индикта, шесть тысяч семьсот двенадцатого года¹⁰⁹² Царьград был взят латинянами, а пятнад­цатого числа того же месяца, восьмого индикта, латиняне были побеждены скифами. Но что же далее? Другой бич, гораздо более тяжелый и многобедственный, заблистал теперь над ромеями. Мстя за ромеев и в то же время, по-видимому, враждуя против них, Иоанн мисийский¹⁰⁹³ отдал на разграбление скифам все близкие к Византию¹⁰⁹⁴ пригороды, платившие дань латинянам. Тогда открылось нового рода ужасное бедствие, необычайное и превосходившее всякое наказание Божие. Одну и ту же землю, одних и тех же людей измождали два народа, нападая то оба вместе, то один после другого. Скифы при нападениях опустошали все, что ни попадалось, и иногда, после бичевания, вешали отличавшихся красотою пленников, принося их в жертву своим демонам; латиняне также, ожесточенные восстанием против себя ромеев и поражением, понесенным от скифов, свирепствовали против ромеев нисколько не менее. Наконец не осталось ни одного места, где бы можно было найти спасение и убежище. Твердая земля была исполнена беспредельных зол и казалась гибельнее самой погибели; а на море повсюду разъезжали однопалубные латинские суда, разбойничая и грабя все, что ни шло куда бы то ни было...

(1206 г.) ... Между тем Иоанн воротился в Мисию для устройства своих дел и через небольшой промежуток времени, наказав там изменников страшными казнями и новоизобретенными родами смерти, решился начать непримиримую, убийственную и беспощадную войну с ромеями, говоря, что он не в силах долее выносить их коварство, вероломство и ежеминутную переменчивость. В неукротимой злобе он выслал поэтому необозримые рои скифских войск, соперничавшие своею многочисленностью с количеством весенних цветов. Одни из них в необыкновенном множестве окружили Адрианополь. Другие подступили к Русию¹⁰⁹⁵, вызывая на битву латинский гарнизон этого города. То был отборный отряд латинского войска, состоявший из великанов ростом и героев военного ремесла, под начальством Тери¹⁰⁹⁶, весьма знаменитого и уважаемого вельможи. Как только латиняне узнали от лазутчиков о месте расположения скифского войска, немедленно они двинулись туда со всею поспешностью: но скифы, предупредив их нападение, скрытно заняли другое место, лежавшее ближе к Русию, и, когда латиняне после своих поисков возвращались уже назад, неожиданно сами напали на них. Внезапность их появления привела в трепет латинское войско, и их многочисленность грозила ему самыми гибельными последствиями: при всем том завязалась упорная битва. Обе стороны сражались с одинаковым мужеством; наконец, после отчаянного сопротивления, латиняне почти все поголовно были истреблены. Пока здесь происходило это сражение, другие многочисленные и воинственные отряды скифов нахлынули на Апрос. Быстро, или, лучше сказать, без сопротивления овладев несчастным городом, скифы разрушили его до основания; народонаселение же его частью истребили, частью увели на продажу в рабство, закрутив пленникам руки за спину, частью предали сожжению. На их стороне была победа, это правда; но бесчеловечно было пользоваться так своими победами!

После описанного жаркого сражения скифы, двинувшись по направлению к морю на Редест, встретили по дороге Феодора Врану¹⁰⁹⁷, который вел в Орестиаду¹⁰⁹⁸ посланный туда отряд латинян, и обратили его в бегство вместе со следовавшим за ним войском. Затем они взяли Редест приступом, – жителей обратили в рабство, а самый город сровняли с землей, переняв от влахов непримиримую вражду к нам и передавая ее от детей к детям, из века в век. Отсюда, с тем же неудержимым жаром, они пошли на Перинф, из Перинфа – в Даоний¹⁰⁹⁹, уничтожая страшною силою своего напора всякую мысль о сопротивлении, – взяли в плен поголовно все народонаселение этих городов и стены их разрушили до основания. Но не одно только взморье испытало на себе действие бурной храбрости скифских дружин и сопровождавшего их отряда влахов, которые с заступами и ломами в руках нападали преимущественно на стены городов. Все местности, удаленные от моря, сделались теперь в равной степени жертвою тех же, или еще больших, бедствий, без всякой пощады со стороны победителей; так как вообще люди, вырвавшиеся из долговременного рабства на непривычную свободу, не знают никаких границ в своих действиях и никогда не думают о том, что, в свою очередь, и они могут опять попасть в беду, – возносясь без меры случайными удачами и оборотом счастья в их сторону, они совершенно забывают прежнее и надменно, нагло, буйно увлекаются настоящим. Таким образом Аркадиополь, Месина, Чурул бедственно кончили свое существование, и все деревни, села, все, что некогда подлежало управлению этих городов, равно как все, что принадлежало к округу самого города Константинополя, все это попало на переделку в скифские руки. Наконец гибельный ураган разразился и над жителями города Афиры. Сначала афирцы согласились со скифами на денежный откуп, и уже прибыли к ним со стороны скифов сборщики золотой монеты. Но вечером того же дня подошла к городу часть латинского отряда, бывшего с Враною под Редестом. Жители с радостью немедленно приняли эту горсть войска, надеясь, что она останется в городе и вступит в битву со скифами: однако около первой перемены ночной стражи латиняне выступили отсюда далее, стараясь укрыться и убежать от скифов, хотя при всем том не достигли цели, потому что под самым Ригием¹¹⁰⁰ наткнулись на другие, шедшие впереди их, скифские отряды и в самом непродолжительном времени после того поголовно все были истреблены. По удалении латинян скифы, без ведома своих сборщиков денежного откупа, среди ночи перебрались через городские стены, овладели воротами и с обнаженными мечами, со страшным криком бросились на жителей, которые большей частью еще спали и потому не имели достаточно времени, чтобы найти спасение в бегстве. Век надобно оплакивать целыми потоками слез то, что совершалось потом в продолжение этой ночи. Не только все взрослые, без различия пола, были истреблены или в качестве пленников обращены в рабство; даже грудным младенцам не было пощады: как юную травку или как нежный цветок, скосили их эти безжалостные люди, нисколько не чувствуя, до какой степени оскорбляет природу и попирает законы человеческие тот, кто простирает свою злобу за пределы победы и власти над врагами. Еще более жалко тех несчастных, которые надеялись спастись, бросившись к пристани: овладев берегом и не внимая ничьим мольбам, победители частью изрубили их мечами, частью увели к себе назад, частью заставили пуститься вплавь по воде и утонуть в ее волнах. Немногие только спаслись, успев сесть на корабли. Иные, не попав на сходни, поскользались о нижние части бортов и также погибали в море. Так ужасен и так безысходно губителен был этот погром, кончившийся почти совершенным истреблением всех жителей города! После того, рассыпавшись по всей стороне толпами и отдельными отрядами, варварское войско, подобно страшной буре или лесному пожару, развеяло и испепелило все, что встречало на своем пути. Не осталось решительно ни одного места, которое было бы не отыскано и не разграблено. Из городов же сколько-нибудь более важных и по своей значительности способных рассчитывать на сопротивление, только Визия и Силиврия¹¹⁰¹ уцелели от разорения и разрушения скифами; да и они избежали общей участи только потому, что, при всей неприступности своего местоположения, были обнесены еще чрезвычайно крепкими стенами и, кроме того, оберегаемы латинским гарнизоном. Совершенно упав духом при таких успехах неприятелей, итальянцы забились в Константинополь, как в пещеру, и все свое внимание обратили на приготовление средств, чтобы выдержать осаду, разделив с этою целью между собой городские стены со стороны материка на участки и предоставив ромеям полную свободу выселяться из города, куда угодно. Между тем скифы довольно долго еще оставались в окрестностях Константинополя: часто они подступали к самым стенам, завязывали битву, – иногда даже, для показания своего мужества и, можно прибавить, счастье, которое им сопутствовало в этих случаях, в самом небольшом числе врывались в так называемые романовские ворота и истребляли оберегавшую их стражу, но затем немедленно отступали назад. Наконец они опять всем войском ушли обратно в свою сторону, гоня перед собою пленников целыми стадами, как каких-нибудь животных, а лошадей и разного другого домашнего скота – такое неисчислимое множество, как неисчислимы звезды небесные.

После того Иоанн с прекрасным и многочисленным войском выступил сам в поход. Прежде и более всего желал он покорить Адрианополь и овладеть Дидимотихом, считая завоевание этих городов достойною наградой за всю войну и в то же время видя в нем осуществление своего желания совершенно выгнать ромеев из Фракии и обратить ее в жилище одних диких зверей. Итак, он стал лагерем близ Дидимотиха. Находя, что возвышенное местоположение города представляет непреодолимые трудности для его завоевания, Иоанн решился отвести в сторону реку Эвр¹¹⁰², которая, огибая крепость, посредством тайных водопроводов снабжала водою жителей. В то же время, установив орудия, он старался пробить ту часть стены, где по его соображению она не могла быть совершенно недоступна усилиям осаждающих и куда расстояние позволяло долетать тяжелым камням из орудий. С своей стороны осажденные, желая умилостивить Иоанна, приносили ему различные извинения, уверения в преданности, изъявления в покорности, – мало того, с высоты своих укреплений провозглашали его своим царем, обещали платить подати и давали согласие усердно исполнять все, что он ни прикажет, умоляя только избавить их от необходимости видеть его в своем городе. Но все это еще более разжигало его неистовство и злобу. Он решительно отвергал все предложения и, упорно настаивая на сдаче крепости, как на единственном условии примирения, с прежним ожесточением продолжал осаду, страшною силою огромного размера камнеметных орудий разрушая стены, пробивая углы башен и ниспровергая их вершины. Между тем осажденные обнесли стены загородками и палисадником, – укрыли их крепкими кожами, чтобы выстрелы из орудий, падая на них, теряли в их упругости силу своего действия. Таким образом, когда Иоанн на время прекращал битву, тогда они с смиренным видом и кроткими речами играли роль преданных и представлялись покорными; а когда он, спешив с коней храбрейшую часть своего войска, приказывал своим, с головы до ног закованным в железо, латникам идти на приступ в проломленные в стенах бреши или готовился придвинуть к стенам всходные машины и повсюду расставлял в боевом порядке остальное войско, тогда и они, сбросив маску покорности, принимали храбрую воинскую осанку и, сколько доставало сил, отражали нападение, полагая в защите стен всю свою надежду и не щадя ничего для их обороны, – наносили неприятелю под влиянием отчаяния и одушевления столько же вреда, сколько терпели от него сами, и ознаменовывали себя подвигами отваги и мужества. Долго тянул варвар эту осаду; но наконец ушел назад в Мизию. С одной стороны, безуспешность охладила его порывы, как недостаток горючего вещества укрощает силу пламени; с другой – встревожила его переходившая из уст в уста и распространившаяся повсюду весть, что скоро должен был придти на помощь осажденным отлично обученный военному делу отряд латинского войска. В это самое время скончался мирною смертью патриарх Иоанн Каматир¹¹⁰³, после бесприютного странничества поселившийся в Дидимотихе.

Действительно, итальянцы без всякой враждебности охотно приняли приглашение ромеев, которые звали их в Орестиаду и Дидимотих. Они надеялись таким образом поправить свои обстоятельства, потому что прежде считали все свои надежды на эти города окончательно разрушенными. Выступив из Константинополя, они сначала расположились близ Афиры, потом вступили в Силиврию, где пробыли несколько дней, и оттуда, запасшись съестными припасами, прибыли в Адрианополь.

Справедливо можно сказать, что никогда не видел того глаз, не слышало того ухо, и не приходило то на сердце человеку¹¹⁰⁴, что совершили скифы и влахи во время этих нашествий. Обширные, знаменитые и многолюдные до той поры города, красивые подгородные села, отлично обработанные поля и луга, цветущие сады, изобиловавшие плодородием от орошения постоянными ручьями, высокие дворцы, великолепные, артистически отстроенные и расписанные разноцветными красками терема, бани с удобствами всякого рода, обремененные плодами виноградники, обильные жатвы хлебов и тысячи других предметов, произращаемых в разные времена года, которые радуют землю и делают нашу жизнь на ней приятной, сладкой и многожеланной, – все это, по истреблении народонаселения, сделалось теперь жилищем одних ежей и диких животных... В древности победители, по чувству человечности и нежеланию хранить воспоминание о вражде навек, устраивали победные памятники из дерева или из небольших камней, с той целью, чтобы они, простояв несколько времени, исчезали потом, как свидетельства и залоги не дружбы, но вражды и кровопролития. А варвары, которым нас теперь предал Бог в наказание, оставили следом своих побед над нами развалины городов и повсеместное запустение. Но им этого было мало. Они непременно хотели достигнуть самого крайнего верха жестокости, – упиться кровавой свирепостью, – и вот, когда кто-нибудь из них умирал, естественной ли смертью или на войне, то, закапывая вместе с умершими боевых коней, на которых те ездили, луки с тетивами, обоюдоострые мечи, в те же могилы зарывали они живыми и пленных ромеев. Кто мог тут выкупить, кто мог спасти несчастных? Так варвары не знают ни меры, ни границ бесчеловечия! Когда обрушились на нас все эти страсти, все эти невиданные и неслыханные ужасы, были пасхальные дни девятого индикта, шесть тысяч семьсот четырнадцатого года¹¹⁰⁵. Таким образом всякое место, куда приходил какой-нибудь скифский отряд, одновременно с пением победных гимнов Церкви оглашалось горьким стенанием побежденных, – вопли, крики и рыдания заглушали гул праздничный и между тем, как верные воспевали опустение гробов, разрушение ада, восстание из мертвых, целые города сонмами погружались в преисподнюю или в страшные и мрачные селения ада. А тут влекут в плен; в другом месте грабят; здесь брошены на улице малые дети; там режут дряхлых стариков; но у кого найдется столько сил для горя и рыданий, чтобы достаточно оплакать все это и оросить слезами? Недаром же и, уж конечно, не случайно перед нашествием скифским налетели на поля Фракии огромные стада воронов и грачей, – одни с севера, другие с юга, – встретились между собою в одном месте, сразились, и вороны, взяв верх, прогнали прилетевших с юга грачей!..

...Так шли дела. Между тем Амарриг¹¹⁰⁶, вступив на престол, получил известие от своих соплеменников, оставшихся в Орестиаде, о новом нашествии влашских и скифских войск, которые, разорив Дидимотих, подступили к самому Адрианополю с намерением овладеть им если не силою, то коварством. Он не побоялся многочисленности врагов, не остановился при мысли о прежних неудачах в войне с ними; но смело выступил опять в поход, дав себе слово выручить из беды оставленных под начальством Враны своих соплеменников и защитить остаток ромеев, которые теперь снова сбежались в близкие к Константинополю пригороды. Когда он подступил к Адрианополю, влахи пришли в трепет при одном виде латинян, хотя латиняне не стали и не сделались ни ростом выше, ни душою храбрее против прежнего, но сохранили только среди всех неудач свое обыкновенное мужество и искусство в военном деле. Узнав о бегстве неприятелей, Амарриг преследовал их до Крина и Вореи¹¹⁰⁷, – потом, пройдя через Агатополь, расположился лагерем в Анхиале и, после многих подвигов, которые доставили ему и деньги, и людей, и целые стада скота, не потерпев никакой потери, без всякого урона, возвратился назад и прибыл в Константинополь.

(Перевод по изд. 2003 г. Т. I. С. 27–30, 90, 104–106,

141–145, 321–322, 341–342, 354–355;

Т. II. С. 22–24, 44–48, 102–103, 127–128,

133–134, 151, 168–170, 178, 194–195,

207, 295–298, 299–300, 312–320, 332)

Выходец из состоятельной константинопольской семьи, Георгий Акрополит (ок. 1217–1282) провел всю свою сознательную жизнь при императорском дворе – сначала в Никее, где после IV Крестового похода и завоевания столицы находилось «правительство в изгнании», затем – в Константинополе. Воспитанный у Феодора Гексаптерига, позднее он получил философское образование, пожалуй, у самого лучшего учителя той поры – Никифора Влеммида, занимаясь у него совместно с будущим императором Феодором II Ласкарем. Проведя практически всю свою жизнь при никейском дворе, при этом неоднократно участвуя в императорских кампаниях, возглавляя посольства в Болгарию, Лион, Трапезунд, командуя, правда, неудачно, войсками василевса в борьбе с эпирским деспотом Михаилом II, этот образованнейший ученый, ритор и богослов дослужился при Феодоре II Ласкаре до титула великого логофета.

Никейский чиновник и литератор, подобно Михаилу Пселлу, был в центре событий, описанных им в его «Хронике» (или «Истории»), охватившей период между 1203 и 1261 гг. Это произведение отмечено прежде всего программной точностью и рационализмом истолкования событий, что сказывается и в детальной датировке наиболее важных моментов, таких как взятие Константинополя крестоносцами или возвращение столицы под власть василевса. Рационалистическая краткость в изображении исторических событий подчеркивается сознательной лаконичностью повествования.

Мироощущению историка сродни прямо и неоднократно выраженное в «Хронике» понимание шаткости, нестабильности внешнеполитического положения государства по всем направлениям. Так, дословно передается мысль послов иконийского султана, что «если мусульмане погибнут за “тахар” [татар], то это откроет беспрепятственный вход врагам и в области римские»; неспокойно и в отвоеванных у куман Иоанном Дукой Ватацем землях Болгарии.

Историческая мысль в «Хронике» Георгия Акрополита в значительной мере утрачивает иллюзии избранности единственной державы ойкумены – империи ромеев. Отличительной чертой политического развития после 1204 г. становится «многовластие»: «Так как в то время везде дела делались по-своему по причине многовластия, то естественно, что и наша история должна разбегаться по разным сторонам». Плюрализмом отмечена и идея императорской власти: императором сплошь и рядом называется не только византийский василевс, но и болгарский царь, и латинский правитель Константинополя, а церемониал встречи василевса с турецким султаном весь под пером историка представлен как встреча равных политических фигур.

Свойственное Акрополиту стремление к объективности изложения приводит к значительному ограничению идеи «ромеоцентризма» в оценке исторических событий.

Эрудитский историзм Георгия Акрополита представляется непосредственным предшественником мировосприятия периода так называемого Палеологовского возрождения.

Сведения о Восточной Европе «Хроники» Георгия Акрополита касаются русских князей, правивших или (и) живших в Чернигове, Галиче, Киеве, а также половцев, вытесняемых в Подунавье татаро-монголами, и русской беглой вольницы, осевшей там же. У Акрополита впервые в византийской традиции встречаются подробные рассказы о передвижении татаро-монголов в Европу, на Русь.

«Эпитафия императору Иоанну Дуке» посвящена смерти Иоанна III Дуки Ватаца 3 ноября 1254 г. и прочитана сразу после его погребения 9 ноября. В ней сообщается о вторжении на Балканы половцев, изгнанных из южнорусских степей под натиском татаро-монголов.

Издание: Georgii Acropolitae Opera / Rec. A. Heisenberg, ed. corr. P. Wirth. Stuttgart, 1979. Vol. 1–2.

Перевод: Георгий Акрополит. История / Пер., вст. ст. и комм. П. И. Жаворонкова. СПб., 2005.

Литература: Heisenberg 1900. Bd. 2. Hft. 4. S. 463–558; Heisenberg 1900a. Bd. 36. S. 657–679; Ников 1919; Пашуто 1968. С. 300–301; ИБИ. 1971. Т. XV. С. 150–213; Златарски 1972. Т. 3. С. 456–466; Moravcsik. ВТ 1. S. 266–268.

Хроника

(«История»)

Когда у императора Исаака, правившего в Константинополе, умерла супруга, он взял в жены, как говорилось, венгерку, дочь венгерского государя¹¹⁰⁸. А поскольку он пожелал устроить свадьбу, – а она была царской, – то счел нужным сделать и достойные ее расходы. Поэтому со всей империи ромеев собирались овцы, свиньи и быки. А так как больше других выращивает их земля болгар¹¹⁰⁹, то от них и потребовали больше всего. Племя же болгар, с самого начала бывшее враждебным ромеям, оказалось для них в течение многих лет виновником большого числа войн, пленения людей, захвата городов и других бесчисленных бедствий, пока, наконец, не было покорено императором Василием¹¹¹⁰, которого за это назвали Болгаробойцей. И вплоть до императора Исаака [этот] народ платил подать ромеям¹¹¹¹, но в связи с таким налогом поднял мятеж¹¹¹². Восстал некто по имени Асань и сделался царем страны¹¹¹³, подчинив себе все земли внутри Гема¹¹¹⁴ до Истра¹¹¹⁵. Вследствие этого на ромеев обрушились большие неприятности. Ибо болгары, имея союзником скифов¹¹¹⁶, наносили много вреда державе ромеев. Поэтому император Исаак, вынужденный собрать все войско ромеев, отправился против них¹¹¹⁷. Пройдя берегом моря по дороге, ведущей через город Месемврию¹¹¹⁸, он прибыл в пределы Гема. Асань вместе со своим войском прибыл в городок под названием Стринав¹¹¹⁹. Император Исаак разбил там же лагерь и осадил болгар, но попался на их военную хитрость.

Кто-то из болгар под видом перебежчика прибыл к императору и сообщил ему [о готовящемся] нападении скифов, и тот, устрашенный [этим] сообщением, снялся с места, хотя этот городок уже на следующий день собирался сдаться. Он ушел не по той дороге, по которой пришел, а, обманутый болгарином, решил пойти самым кратчайшим путем¹¹²⁰. Но при проходе какого-то ущелья¹¹²¹ на него напали болгары, разгромили всю его армию¹¹²² и захватили все снаряжение войска, а также вещи самого императора. Множество ромеев пало, а те совсем немногие, что спаслись вместе с императором, оказались без доспехов. А народ болгар с этого времени кичился тем, что захватил у ромеев такую большую добычу, а также драгоценные предметы из знаков императорского достоинства. Ибо им достались высокие шапки¹¹²³ императора, фиалы знатных мужей, множество денег и даже сам императорский крест. Они нашли его вскоре в реке, куда он был брошен кем-то из священников. Крест был сделан из золота, заключал посередине вырезанный в форме креста [кусочек] священного Древа, на котором был распят Владыка Христос, а кроме того, имел множество маленьких ларцов, в которых хранились мощи прославленных мучеников, молоко Богоматери, кусочек Ее пояса и многое другое, относящееся к святым вещам. А император Исаак вернулся в Константинополь, словно беглец...

Этот Иоанн, после того как стал царем болгар, оказался виновником многих несчастий [не только] ромеев, но по счастливой случайности и италийцев. Ибо он был царем болгар тогда, когда Константинополь был захвачен [латинянами]. После того как италийцы подчинили своей власти всю территорию Македонии¹¹²⁴ (тогда в Константинополе правил ими император Балдуин), они известили город Адрианополь¹¹²⁵, чтобы он подчинился их власти. А царю болгар Иоанну еще раньше удалось захватить Филиппополь¹¹²⁶ и взять в плен большое число ромеев. Когда же жители Адрианополя не захотели подчиниться италийцам, то последние выступили против них вместе со своим императором Балдуином и наместником дожа Венеции¹¹²⁷ в Константинополе. Приведенные в немалое затруднение жители Адрианополя обращаются к царю болгар Иоанну, чтобы он объединился с ними и защитил от ожидаемой опасности. Он с удовольствием принял это [предложение] и, взяв с собой скифов, задумал одержать верх с помощью хитростей, так как не надеялся победить латинян открыто. И вот, находясь где-то далеко от Адрианополя, он посылает против италийцев скифов, чтобы применить против них скифское военное искусство¹¹²⁸. Италийцы обычно ездят на высокорослых лошадях и защищены с головы до ног тяжелыми доспехами, а поэтому не спеша бросаются на врагов; скифы же, вооруженные более легко, быстрее нападают на неприятеля. Не знавшие этого италийцы были разбиты и побеждены¹¹²⁹ военной хитростью, так что и сам их император Балдуин попал в плен и был приведен связанным к царю болгар Иоанну¹¹³⁰...

Дойдя до самой Фессалоники¹¹³¹, он умер здесь от плеврита¹¹³², но некоторые говорили, что смерть его произошла от Божьего гнева. Ибо ему во сне явился вооруженный муж¹¹³³, подошел к нему и ударил копьем в бок. Действительно, никогда никто ромеям не приносил такого несчастья, как он, почему и получил прозвище «собака»: все называли его Скилоиоанн [собака-Иоанн]. Ибо, склонив на свою сторону племя скифов, соединившись с ними родственными узами¹¹³⁴ и усвоив характер их звериной природы, он наслаждался убийствами ромеев. Как только он умер, правителем болгар стал сын его сестры, по имени Борил¹¹³⁵, который взял в жены [свою] тетку-скифянку¹¹³⁶. А сына Асаня Иоанна, о котором я говорил и который был еще юн, кто-то тайно забрал и отправил к скифам¹¹³⁷. Таковы были дела у болгар. После этих событий речь пойдет о наших делах...

И снова речь пойдет о делах болгар. Первый царь болгар Асань имел двух сыновей: Иоанна и Александра¹¹³⁸. Когда в Болгарии воцарился вышеупомянутый Борил, сын Асаня Иоанн, предпочтя изгнание, ушел в страну росов, прожил там довольно долго¹¹³⁹ и, собрав вокруг себя некоторых беглецов росов¹¹⁴⁰, потребовал отцовского наследства, а затем сразился с Борилом, победил его и стал владеть значительной территорией. Борил же затворился в Триново и в течение семи лет выдерживал осаду¹¹⁴¹. Когда же его сторонники сильно устали, они перешли на сторону Иоанна Асаня. А Борил, попытавшись бежать, был схвачен и ослеплен Иоанном. Таким образом, Иоанн стал владеть всей страной болгар. Таковы были дела в Болгарии.

Однако Феодор Ангел¹¹⁴² разорвал союз с Иоанном Асанем, так как был человеком дерзким и непостоянным не только в делах царских, но вообще во всех общественных делах, часто нарушал клятвы и договоры с соседями. Он пошел против болгар, собрав большое войско, состоящее из ромеев и италийцев. Пройдя мимо Адрианополя, он направился вверх по Гебру, ища [случай] сразиться с болгарами. Нашел же он свою погибель, ибо думал, что болгары испугаются и совсем не выдержат даже одного натиска его войска. Однако болгары так не [думали]. Иоанн Асань, ободренный клятвопреступлением и нарушением договоров Феодором Ангелом больше, чем своими силами, взяв от скифов небольшое вспомогательное войско (счет не шел на тысячи) и повесив, как некоторые говорили, на знамени письменную клятву Феодора, более уверенным отправился на битву. Войска сошлись около Гебра в одном месте, называемом Клокотиницей. И если говорить совсем кратко, то Феодор был разбит силами болгар и скифов¹¹⁴³, пленен сам, а также немало его родственников, высших должностных лиц и избранных особ. И все их имущество досталось болгарам...

Около этого времени и племя скифов, после того как татары напали на них¹¹⁴⁴, а скорее те из них, которые избежали меча, переправившись на бурдюках через Истр, пересекли вместе с детьми и женами Гемм, вопреки желанию болгар, – ибо их было много тысяч, – и заняли земли Македонии. Одни разбили пастбища около Гебра и на тамошних равнинах, другие – в нижерасположенных районах и по реке, которая на местном наречии, как мы говорили, называется Марица. Ибо в действительности это – Гебр, который течет до города Энос¹¹⁴⁵, а затем [разделяется] на рукава и впадает в Эгейское море. Так как в него впадают и другие реки, делая многоводным, то он имеет разные названия у проживающих там жителей. Они разграбили все земли в Македонии и за короткое время обезлюдили всю область и превратили ее, как говорит пословица, в скифскую пустыню, а также захватили некоторые из городков, которые были слабо укреплены. Многих убили, остальных ограбили, пленили и продали в большие города, такие как Адрианополь, Дидимотих, Виза, Каллиуполь¹¹⁴⁶. И если где-то было по-иному, значит такой город был хорошо защищен крепкими стенами и охранялся множеством жителей.

Болгары же, не обращая внимания на договоры с ромеями, дали франкам возможность перейти свои границы, делая вид, что их силой заставили разрешить проход. И город Цурул снова был взят напавшими на него латинянами и соединившимися с ними скифами¹¹⁴⁷. Защищал его Иоанн Петралифа, пожалованный императором Иоанном в великие хартуларии, человек мужественный в бою и с детства обучавшийся военным делам. Однако, окруженный неисчислимым количеством латинского и скифского войска, а также множеством стенобитных машин, он сдал этот город италийцам¹¹⁴⁸. Правда, некоторые говорили, что некие люди тайно замышляли измену, и поэтому он боялся внезапного взятия [города]. Таким образом, латиняне овладели Цурулом...

После того как умер болгарин Асань и государством болгар стал править мальчик, император Иоанн, пользуясь случаем, задумал лишить Иоанна, сына Ангела¹¹⁴⁹, носимого им императорского титула. Прежде всего он привлекает посланиями на свою сторону отца его Феодора. И, конечно, тот, неожиданно оказавшийся у руля государства, совсем не думал, что с ним может что-то случиться, и прибыл к императору Иоанну. Последний принял его радушно и окружил почестями, называя своим дядей, сажал рядом с собой за стол и оказывал другие знаки внимания. Когда же он оказался в его руках, то император присоединил к своим ромейским силам испытанное в боях войско из скифов (ибо император Иоанн недавно подарками и разными благодеяниями привлек их на свою сторону, смягчил дикие нравы, вывел из Македонии и переселил в восточные области¹¹⁵⁰); а потому, смело полагаясь на них и не ожидая ничего плохого со стороны болгар как вследствие заключенного договора, так и потому, что болгарами управлял мальчик, двинулся с Востока и, переправившись чрез Геллеспонт, отправился в поход¹¹⁵¹ с ромейским и скифским войсками против Иоанна, называемого императором Фессалоники...

Прошло немного дней, и тахары¹¹⁵² выступили против мусульман, сразились с ними и победили¹¹⁵³. Это известие раньше всех дошло до императора, так как было отправлено его сыном императором Феодором¹¹⁵⁴, которого он оставил в областях Пиг¹¹⁵⁵.

Когда, как мы упоминали, войско тахар разбило мусульман, ими правил султан по имени Ятатин¹¹⁵⁶, сын султана Азатина¹¹⁵⁷, из доброго государя превратившийся в дурного. Ибо он находил удовольствие только в пьянстве, в чувственных наслаждениях, в неслыханном и чудовищном разврате и вообще всегда общался с людишками, не имеющими ни разума, ни человеческой природы. Отец его не был таким, хотя, конечно, тоже платил дань чувственным наслаждениям, но умеренно, а поэтому лучше своих предшественников вел дела военные и был дружески расположен к императору. А этот обильно пожинал плоды удовольствий. Попытался сразиться с тахарами, но был разбит.

Ибо император Иоанн, пользуясь благоприятным в то время моментом, когда, как мы сказали, племя тахар было занято другими народами и отложило на время борьбу с султаном Икония (оно совершало поход против Вавилона¹¹⁵⁸ и близлежащих окрестностей этого города, правителя которого мусульмане обычно называют халифом), переправился в начале лета через Геллеспонт, оставив на востоке своего сына Феодора...

Это происходило, когда лето уже закончилось, да и осень подходила к концу¹¹⁵⁹. Но не думая о времени года и не предвидя суровости зимы, – ибо он стремился удовлетворить только собственное желание, император двинул все войско из Адрианополя, приказав собрать большое число повозок со всех районов Македонии и доставить на одних метательные машины и стенобитные орудия, а на других привезти провиант войска. Кроме того, он повелел собрать вместе огромное количество пеших воинов, лучников и коринофоров¹¹⁶⁰...

Когда же он все хорошо снарядил по-своему и как хотел, то, выступив из Адрианополя, пошел к Цепене. Войско прошло [только] четыре стоянки, как в месте, которое называется Макроливада¹¹⁶¹ (впервые увидевшие его очень удачно дали название), на них обрушилась ужасная непогода. Начавшись вечером, за ночь холод и порывы ветра усилились настолько, что поверхность земли покрылась толстым слоем снега, и на рассвете император оказался в большом затруднении. Это место было необитаемо, и враги находились близко; к тому же не меньше угнетала и ожидаемая нехватка необходимых припасов, что было более страшным для войска. Приведенный в такое затруднение, он собрал на совет военачальников войска не только из ромеев, но также и из латинян и скифов¹¹⁶², и спрашивал их, что нужно делать. Почти все они советовали возвратиться в Адрианополь...

Отправив посольство и узнав, что правитель персов¹¹⁶³ не имеет неприятностей от тахар, он прямо с востока отправился на запад. Ибо он полагал, что если в державе персидского правителя [все] благополучно и она находится вне опасности, то и его державе совершенно [ничего] не угрожает с востока.

Когда царь болгар¹¹⁶⁴ узнал, что василевс ушел далеко, то, пригласив себе на помощь скифское войско, послал его в пределы Македонии¹¹⁶⁵ ради грабежа и некоторого устрашения ромеев. Как говорили местные скифы, войско насчитывало где-то около четырех тысяч человек. Правда, одни считали, что их было больше, другие – что меньше. Скифы, пройдя мимо Адрианополя, разорили земли около реки под названием Регина¹¹⁶⁶ и разграбили окрестности Дидимотиха. Вышеназванные же военачальники¹¹⁶⁷ оставленного у Дидимотиха отряда забыли приказ императора и, вооружившись, устремились на скифов. Ромеи, согласно своему обычаю, были одеты в тяжелые доспехи, скифы же были легко вооружены и применяли лук со стрелами. Они издалека метали в ромеев стрелы, ранили лошадей и легко превращали конных воинов в пеших и, наконец, обратили в бегство. Мануил Ласкарь, имея очень быстрого коня, которого за это называли «Златоногим», беглецом явился в Адрианополь. Константин же Маргарита был взят в плен, а вместе с ним и многие другие из поставленных во главе отряда, и скифы их продали болгарам. Император, узнав об этом печальном событии, был огорчен и поспешил как можно быстрее прибыть в район Булгарофига¹¹⁶⁸, а потом перешел на марш и сделал движение [войска] более стремительным. Когда же разведчики донесли, что скифское войско находится близко, и сообщили, что скифы там кочуют, то и он направил туда все войско. За один день он прошел более 400 стадий¹¹⁶⁹, но не настиг их, так как они узнали о форсированном марше императора и убежали со всех ног, хотя многие из них и даже знатные родом сделались жертвою меча где-то в области Визы. Потерпев неудачу в этом предприятии, василевс разбил лагерь около реки, которая называлась Регина, и собрал там все свое огромное войско.

Царь же болгар, не имея возможности предпринять что-нибудь против ромеев, когда император с таким войском находился на западе и приближался к его государству, склонился к заключению договора и решил использовать посредником в переговорах о мире роса Ура¹¹⁷⁰, своего тестя¹¹⁷¹ и зятя короля Венгрии¹¹⁷². Прежде всего он отправил к императору послов, чтобы они заранее подготовили безопасный приезд к нему Ура и чтобы он с почетом был принят василевсом. Так и было сделано, и Ур отправился к императору. Принятый с большой радостью и с подобающей честью¹¹⁷³ самодержцем – как он сам, так и его окружение, – он заключил мир, дал клятву от своего имени и от имени своего зятя, царя болгар, в том, что крепость Цепена будет отдана императору, – ибо только она была под властью болгар из тех крепостей, которыми владел император Иоанн¹¹⁷⁴, – а василевс – что он живет в мире с болгарами, и каждая из сторон довольствуется прежними границами¹¹⁷⁵. Когда таким образом это закончилось, согласно замыслу императора, Ур, попрощавшись, ушел, одаренный царскими милостями: количество всех одновременно увезенных вещей – лошадей, тканей и остального – доходило до 20 тысяч.

Он приехал на привычное место; избранные из его окружения лица стали вокруг него (подъехав, я присоединился к ним), и все мы стояли по кругу. Император и говорит: «Знаете ли вы недавно полученные нами известия?» – «Нет, государь, не знаем». Император: «Некий человек, недавно прибывший, сообщил одну из неприятных вестей: якобы рос Ур обманул нас. Ибо, прибыв сюда ради выгоды, он был неверным посредником [при заключении] мира и дал ложную клятву. Обман был во всем, что он делал. И, как говорят, у него удобное оправдание нарушения клятв, потому что царь болгар, его зять, не принимает мира на таких условиях. Как вам кажется? Правда это или вымышленная речь лжеца?» Мы отвечали: «Нам кажется, что известие недостоверно, поскольку это был, конечно, лжец и не застуживающий доверия [человек], потому что рос Ур не только за самого себя давал клятву, но и за зятя своего, болгарского царя. Разве может быть, чтобы христианин пал до такого клятвопреступления?» Император: «Вероятно, страсть к деньгам соблазнила его пойти на такое злодеяние, а мы не только не имеем мира с болгарами, но еще и бесполезно потратили такие средства». – «Нет, государь, – сказали мы, – это не может быть правдой». После этого император [обратился] лично ко мне: «А ты что скажешь об этом?» – «В этом вопросе, – отвечал я, – я думаю так же, как и остальные, и полагаю, что в сказанном намного больше лжи, чем правды. Если же (такое иногда случается с некоторыми) Ур решил нарушить клятвы и задумал обмануть нас, то его противником будет Бог, наш защитник за нашу правдивость и справедливость». Так говорили мы, и император согласился с нашими речами.

Доведя историческое повествование до этого события, мы, поскольку это необходимо, должны рассказать о нем более подробно, ибо случившееся во время бегства с Михаилом Комнином¹¹⁷⁶ заслуживает обстоятельного рассказа. Итак, когда он прибыл к жилищам туркоманов¹¹⁷⁷ (этот народ охранял дальние границы персов, питал непримиримую ненависть к ромеям, находил удовольствие в грабежах их [земель] и радовался военной добыче, особенно когда государство персов стало неустойчивым и сотрясалось нашествиями тахар), то они встретили Михаила Комнина как неожиданную удачу¹¹⁷⁸; с жадными глазами они набросились на его имущество и разграбили все вещи: золото, серебро, лошадей, ткани и даже сами одежды, в которые были одеты сопровождавшие его.

Так как война у них висела на волоске (ибо тахары, разорив большую часть страны мусульман¹¹⁷⁹, расположились лагерем у Аксары¹¹⁸⁰, и крайне необходимо было, чтобы персы сразились с тахарами), то персы назначили Михаила Комнина командиром христианских войск. Но вследствие того, что он находился на чужбине, то считал нежелательным сражаться вместе с мусульманами, потому что, как сам говорил, благочестивая кровь павшего в бою не должна никогда смешиваться с кровью неверных и нечестивых; однако, ободренный Божественной благодатью, он отправился на битву, взяв с собой прирожденное мужество. Отряд войска, которым командовал Михаил Комнин, победил противостоящих ему тахар после того, как Михаил прежде всех бросил копье в грудь предводителя [тахарского] войска, который, как говорили знающие, вскоре и умер от этого удара. Таким образом, тахары были побеждены отрядом под командованием Комнина и сразу же обратились в бегство. Между тем один из знатных мужей в Персии с титулом амирахур (это было высокое звание в Персии), давно замышлявший предательство в отношении своего народа, теперь его осуществил: собрав все свое войско, он перешел к тахарам. А поэтому и ситуация в корне изменилась: те, которые преследовали, – побежали сами и позволили врагам ударить в спину. Многие персы пали, пораженные стрелами тахар. Победители преследовали их на протяжении большого расстояния. В пути Михаил Комнин встретился с самым главным стратопедархом персидских войск, которого персы называют пекларпаком¹¹⁸¹, они соединились и шли, имея за спиной врагов, которые преследовали их по пятам, в течение многих дней, и они ежедневно сражались. А так как в Кастамоне¹¹⁸² находился дом¹¹⁸³ названного пекларпака, то они поспешили добраться до него. Между тем тахары прошли всю страну мусульман. А теперь повествование об этом пусть прервется и вернется к предыдущим событиям, чтобы рассказ о делах истории шел связно.

Когда император Феодор получил известия о событиях в стране мусульман¹¹⁸⁴, то, думая не об их делах, а больше о своих собственных – ибо немалая опасность угрожала ромейским областям – поспешил возвратиться в восточные пределы. Взяв с собой все ромейское войско, он отправился по дороге, ведущей на восток. В Фессалонике и в западных областях для защиты этой территории он оставил своего двоюродного деда, Михаила Ласкаря, передав в его распоряжение небольшое, охватываемое одним взглядом войско из пафлагонцев, а также войско из скифов, насчитывающее до трехсот человек...

Таким образом, собравшись вместе, мы решили, что Михаил Ласкарь берет все подчиненное ему войско, ромейское и скифское, уходит из местности около Веррии (ибо там была его стоянка), направляется к Пелагонии¹¹⁸⁵ и там разбивает лагерь. Точно так же [решили], чтобы и скутерий Ксилей взял весь свой воинский отряд, – он был больше всех по численности, – прибыл к Михаилу Ласкарю и, объединившись, разбил лагерь в окрестностях Пелагонии. Ибо место это было удобным для сражения с деспотом Михаилом и сербами, так как мы узнали, что они заключили союз с Михаилом...

Правитель персов, желая отблагодарить императора, подарил ему город Лаодикию¹¹⁸⁶, в который был введен ромейский гарнизон. Но это продолжалось недолго, и город снова перешел к мусульманам, ибо удержать его под властью ромеев не было никакой возможности¹¹⁸⁷. После того как султан оказался не в состоянии противостоять тахарам, он, посоветовавшись со своими избранными лицами, пошел на переговоры и мир с тахарами, по которому мусульмане с тех пор были обязаны платить им дань и становились их данниками¹¹⁸⁸...

Правитель болгар Михаил, брат его супруги¹¹⁸⁹, который питал большую ненависть к зятю своему императору и ромеям, умер, согласно известию некоторых жителей Триново, от смертельной раны, нанесенной его двоюродным братом Калиманом¹¹⁹⁰, когда он находился где-то за городом. Убив его, Калиман взял себе его жену и решил захватить власть над болгарами. Но в Триново вошел с войском рос Ур¹¹⁹¹ и забрал свою дочь, супругу Михаила. А Калимана, перебегавшего из одного места в другое, какие-то [люди] убили раньше¹¹⁹²...

Между тем первые лица ромейского народа, а именно облеченные гражданской властью и командиры воинских частей вместе с первыми лицами священного чина – ибо среди них были патриарх и некоторые из наиболее известных архиереев – провели обсуждение государственных дел¹¹⁹³: кто из них достоин взять управление и лучше других навести порядок, ибо они считали неподобающим, чтобы такая империя ромеев управлялась ребенком, годным только для сбора плодов¹¹⁹⁴ или игры в бабки; напротив, они полагали, что необходимо поставить у руля империи человека, способного спасти корабль ромеев, когда в него дует много неблагоприятных ветров, когда ударяют и сокрушают его идущие одна за другою волны или, проще говоря, когда он находится среди великого волнения и нуждается в прирожденном кормчем, способном одолеть нахлынувшие на него несчастья. Ибо только что прилегающие к персидским границам области были повергнуты в смятение выступившими против персов тахарами, с которыми еще не установили окончательного мира, не заключили соглашения и прочного договора¹¹⁹⁵...

Так как империя ромеев находилась в затруднительном положении, то первые лица государства искали – кто может достойно встать во главе их. Глаза всех обратились на Михаила Комнина¹¹⁹⁶, о котором мы часто рассказывали. Но так как необходимо было спросить и у войска, чтобы попытаться узнать о желании каждого, к кому кто расположен, то опрашивали по народностям и по воинским подразделениям. Первыми спросили ромеев, и все они единодушно, как бы одними устами, сказали, что желают иметь покровителем и попечителем империи Михаила Комнина и что хотят видеть его своим государем. Затем был спрошен латинский отряд, который не замедлил с ответом, а тотчас потребовал назначить Михаила Комнина вождем над всеми. Когда же спросили скифов, то и они не по-варварски, а по-эллински и разумно отвечали и решительно утверждали, что они не знают другого, лучшего [человека], чтобы править всеми, кроме Михаила Комнина...

Таким образом, войско собралось чрезвычайно многочисленное¹¹⁹⁷, и все они устремились против севастократора Иоанна, родного брата самодержца. Он же (потому что получил хорошие советы от брата- императора) занялся противниками как настоящий полководец. Сам он с войсками, закованными и одетыми в доспехи, занял хорошо укрепленные места, а менее и легко вооруженным воинам, которым легче передвигаться, он приказал сражаться с неприятелем в открытом поле. Среди них были как скифы¹¹⁹⁸, так и турки¹¹⁹⁹, много было и ромеев, [тех], для которых стрельба из лука – занятие более предпочтительное. Нападая на неприятелей, они издалека поражали их стрелами. Нападать на врагов они начали с места, которое называется Борилла Лонгос¹²⁰⁰...

В это же самое время по Божьему промыслу случилось следующее. Из Венеции в Константинополь приплыл большой трюмный латинский корабль¹²⁰¹, и на нем находился новый эксусиаст¹²⁰², которого они называют «подеста», муж¹²⁰³, как оказалось, решительный и отважный в битвах, призывавший всех латинян в Константинополе к сражению и советующий им, что «не следует нам находиться только в городе и охранять самих себя и город, а [нужно] предпринимать что-нибудь против ромеев, чтобы они не относились к нам совершенно презрительно». Он убедил их отправиться на триерах, которые они имели, и на некоторых других судах – лодках и на дромонах – против острова Дафнусий¹²⁰⁴, чтобы как-то попытаться овладеть им и поживиться на нем добычей. Таким образом, город опустел: в нем остались женщины и дети; он охранялся царствующим в нем тогда Балдуином вместе с некоторым количеством людей¹²⁰⁵.

Кесарь Алексей Стратигопул¹²⁰⁶ подошел к Константинополю внезапно ночью¹²⁰⁷. А так как он имел при себе несколько покинувших ранее город людей и хорошо знающих его, то он, расспрашивая их, узнал, что в городской стене имеется небольшое отверстие, через которое мог бы проникнуть внутрь вооруженный воин; поэтому, совсем не медля, приступил к делу. Сначала через нее проник [один] воин, за ним последовал другой, затем еще один и так до пятнадцати, и вскоре внутри города находилось уже много воинов. Когда же около стены они нашли одного из тех, которому была доверена охрана, то некоторые из них, поднявшись выше и схватив за ноги, выбросили его за городскую стену. Другие же, взяв топоры и сбив запоры с ворот¹²⁰⁸, открыли войску свободный проход в город. Так кесарь Стратигопул и все бывшие с ним ромеи и скифы¹²⁰⁹, – а именно из них состояло его войско, – оказались внутри города. Находящиеся там жители были поражены неожиданностью события настолько, что каждый стал заботиться только о собственном спасении. Некоторые побежали в монастыри и одевались в монашеские одежды, чтобы избежать смерти. Женщины укрывались в расщелинах стен и прятались в темных и скрытых галереях, а правитель города Балдуин¹²¹⁰ бросился в Большой дворец.

Эпитафия прославленному императору Иоанну Дуке

Чем удивительно и исключительно деяние Ноя? Разве не спасением ковчега во время вселенского потопа? А у него разве ковчег не больше и не удивительнее: вся земля ромеев была спасена из всемирного и уносящего все водоворота. И разве у него чистые, законные порождения не превосходят по числу нечистые; разве он не превратил одновременно множество нечистых в чистых; разве он не спас их от потопа телесного, а тем более от духовного? Разве вы не видите великое множество скифов? Он их сам освободил от ожидаемого бича врагов и снял позор с души крещением в купели. И они теперь овцы Христа, прежде бывшие волками, приведенные ради спасения на злачные места под власть первого и главного пастыря Христа, и собаки лаяли во время движения их животных по уделу владыки¹²¹¹.

(Перевод и комм. П. И. Жаворонкова. С. 55–58, 62, 66, 72, 74,

77–81, 104–110, 114–116, 118, 122, 124–125, 130, 135, 148)