IV. Сербская эпоха. 1345–1497 гг. (Зубов Д.В. канд. экон. н.)

Византии и Турции в XIV и XV веках было достаточно сложно уделять особое внимание Афону, поскольку Константинополь, находясь в прогрессирующей зависимости от Османской империи, хотя и принимал участие в судьбе Святой Горы, но только в те короткие периоды времени, когда ослабевало давление Турции. В целом обстановка на Афоне в этот период была достаточно тяжелой и зависела от сложнейшего комплекса внешних воздействий.

В нашем распоряжении имеется весьма поверхностная информация для того, чтобы представить себе настроения афонских монахов в конце XIV и начале ХV века. Однако становится ясно, что, невзирая на покровительство византийской светской и церковной власти, Святая Гора не смогла полностью оправиться после испытаний XIII столетия и достичь прежнего своего цветущего состояния. Причиной тому была прежде всего слабость Константинополя, не имевшего сил защитить Афон от врагов, всецело поглощенного борьбой с турками, которые год за годом отвоевывали себе новые города и области. К тому же внутри страны не стихала жестокая междоусобная борьба претендентов на византийский престол.

К концу царствования Андроника III Младшего (1328–1341) турки являлись почти полными хозяевами Малой Азии. Восточная часть Средиземного моря и Греческий архипелаг находились под постоянной угрозой нападения пиратов (главным образом турецких), которые грабили монастыри, убивали и уводили в плен монахов. Положение христианского населения полуострова, прибрежных местностей и островов было практически невыносимым; торговля замерла.

В XIV веке турки-османы появились и на Балканах. Обычно первое утверждение их в Европе связывается с именем Иоанна VI Кантакузина, часто опиравшегося на них в своей борьбе с Иоанном V Палеологом. Для удовлетворения финансовых требований турок Кантакузин в какой-то момент даже расплатился с ними теми деньгами, что прислал из России князь Московский Симеон Гордый на исправление пришедшего в упадок храма Святой Софии.

Вполне возможно, что первые поселения турок во Фракии и на Галлипольском полуострове действительно произошли с ведома Кантакузина в первые годы его правления, когда они подчинялись византийским властям и не казались особенно опасными. В начале пятидесятых годов на Херсонесе Фракийском, около Каллиполя (Галлиполи), в руки турок попал небольшой укрепленный замок Цимпа. Попытка Кантакузина заставить турок очистить Цимпу с помощи денег не удалась. В 1354 г. почти весь южный берег Фракии постигло страшное землетрясение, разрушившее целый ряд городов и укреплений. Воспользовавшись этим, укрепившиеся в Цимпе турки заняли на Херсонесе несколько оставленных населением городов, в том числе Галлиполи, который они превратили в важный стратегический центр для продвижения по Балканскому полуострову. Опасность для Константинополя тотчас была понята населением, которое по получении известия о захвате турками Каллиполя впало в отчаяние.

Впрочем, если бы Кантакузин не «пригласил» турок в Европу, они все равно пришли бы туда. Союза с ними периодически искали и венецианцы, и генуэзцы, и великий «царь сербов и греков» Стефан IV Душан.

Утвердившись в Галлиполи и пользуясь не прекращавшимися внутренними смутами в Византии и в славянских государствах Болгарии и Сербии, турки стали продолжать свои завоевания на Балканском полуострове. Константинополь постепенно окружался турецкими владениями, император в конце концов вынужден был платить дань султану.

Внутри Афона также случались свои неурядицы. Продолжались богословские споры между исихастами – «паламитами» и «варлаамитами» (последователями Варлаама Калабрийского). Эта борьба не стихала почти весь XIV век и сильно осложняла внутреннюю жизнь иноческого полуострова. Несколько успокоились богословские страсти после того, как в апреле 1368 года в Константинополе собрался Поместный собор, который канонизировал Григория Паламу и осудил сопричастных ереси Варлаама и его ученика Акиндина.

Помимо споров об исихазме, в 1344 году на Афоне появилась группа богомилов (представителей одного из крупнейших к тому времени религиозно-еретических движений X–XIV века).

Ситуация дополнительно осложнялась тем, что в третьей четверти XIV века фактическое руководство Афоном осуществляли просербские Проты и игумены, являвшиеся ставленниками Церкви, с 1347 по 1376 год официально не признанной Константинопольским Патриархом.

На протяжении XIV века также периодически происходили столкновения Прота с епископом Иериссовским, пытавшимся распространить свою власть на афонское монашество. Патриарх Антоний IV положил конец этому противостоянию синодальным посланием (1392). В нем были указаны привилегии Святой Горы, а епископу запрещалось вмешиваться в дела Афона без позволения Прота. Проту же были дарованы новые права: назначение духовников и исповедников, поставление чтецов.

Ввиду этих и других неурядиц, Константинопольский патриарх Антоний послал в 1394 году на Афон еще одну особую грамоту относительно власти Прота и должного отношения к нему со стороны игуменов монастырей. В 1406 году Афон получил также новый Устав, регулирующий его внутреннюю жизнь.

Под давлением угрозы с Востока византийские императоры снова и снова делали попытки найти помощь на Западе, что означало прежде всего компромисс с Ватиканом (вернее, подчинение ему). В 1369 году Иоанн V Палеолог (1341–1376, 1379–1391) принял католичество и подписал решение об объединении церквей под властью римского первосвященника. Однако это вызвало острый конфликт с Константинопольским Патриархом, без поддержки которого слабеющая и раздираемая междоусобной борьбой императорская власть не могла удержаться; Иоанн V вынужден был пойти на попятный и официально отречься от своего перехода в католичество.

Семьдесят лет спустя, в конце 1430х годов, предпоследний правитель гибнущей Византии Иоанн VIII Палеолог (1425–1448) вновь пойдет таким же путем и заключит в 1439 году Ферраро-Флорентийскую унию. Из троих официальных представителей Афона, присутствовавших на Соборе, двое – Моисей, настоятель Великой Лавры, и Дорофей, игумен Ватопедской обители, – подпишут буллу папы Евгения IV, утверждавшую объединение Церквей. Однако большинство афонских монастырей (в том числе, немного времени спустя, и насельники Лавры и Ватопеда) отвергнут определения Собора. В самой империи уния также породит дополнительный раскол и смуту, а другие православные церкви (в первую очередь Русская, наиболее влиятельная на тот момент) откажутся ее признать. Всего через 14 лет после подписания унии Константинополь будет захвачен турками, и Византийская империя перестанет существовать.

Конец XII века отмечен в истории Святой Горы появлением на ней второй славянской обители – сербского Хиландара (на северо-восточной стороне святой Горы). Трудно сомневаться в том, что монахи сербского происхождения были в различных святогорских обителях задолго до создания здесь их национального монастыря. Однако нельзя не отметить наиболее важный момент в истории сербской общины: прибытие на Афон в 1191 году отрока по имени Растко, младшего сына сербского правителя Стефана.

У великого жупана Сербии Стефана Немани (годы правления 1170– 1196) было трое сыновей: Вукан – король Зеты (1195–1208), Стефан Первовенчанный – великий жупан Рашки (1196–1217) и первый король Сербии (1217–1228), и Растко, ставший впоследствии архиепископом Сербии и основателем автокефальной Сербской Церкви. Он также имел свой удел – Захумскую область.

Св. Савва родился примерно в то же время, когда российская братия на Афоне получила от Протата монастырь Св. Пантелеймона и перебралась в него, оставив за собой также прежнюю свою обитель Ксилургу. Решение Протата было обусловлено праведностью и крепостью русской общины, видимо, имевшей материальную поддержку Родины.

В этот монастырь и приходит сербский отрок, принявший решение удалиться от мира. По некоторым летописям выбор Россикона был обусловлен тем, что еще в доме своего отца Растко встречался с русскими афонскими монахами и слушал их рассказы о жизни на Святой Горе. Он поселился в монастыре в качестве послушника и вскоре принял постриг с именем Савва, в честь прп. Саввы Освященного († 532). Одно из его Житий рассказывает, что Стефан Неманя послал на Афон в погоню за бежавшим сыном своих людей, и рисует весьма драматическую сцену пострижения:

…встал игумен, а вместе с ним юноша, и пошли они в церковь на молитву. Поднялся и воевода со знатными господами, чтобы пойти на службу в церковь, ибо не смели они спустить с него глаз. И пока продолжалось пение, а затем чтение долгое, как положено по уставу, все сидевшие, включая и юношей, что сторожили его с воеводой, утомленные трудами пути и пиршеством, беспечно заснули. И почувствовав, что спят они, благочестивый юноша <...> поклонился перед святым алтарем и принес обеты свои Господу. Получив у игумена благословение и взяв с собою одного старца в священническом достоинстве, поднялся он на высокую монастырскую башню, и затворив за собою двери, сказал, возблагодарив Бога: «Вознесу Тебя, Господи, ибо Ты укрепил меня». А иерей, Сотворив молитву, остриг волосы на голове его, и в ризу монашескую облек, и нарек его именем Савва. <...> Стерегшие же господина своего хватились его, но нигде его не было. По всей церкви и по всему монастырю искали они и шумели <...> и когда услышал это тот, кого искали и кто был причиной раздора, устрашился он, что ожесточение доведет до убийства и, склонившись с башни, в темноте ночи позвал их к себе. <...> Когда же рассвело, снова, склонившись с башни, позвал он воеводу со всеми вельможами, и предстал перед всеми облеченным во ангельское иноческое одеяние.

Другие предания сообщают о том, что молодой постриженик сбросил свое княжеское одеяние с монастырской башни и велел отнести его отцу в подтверждение рассказа о его пострижении.

Так или иначе, инок Савва поселился в русском монастыре Св. Пантелеимона, а через какое-то время, по воле Прота, был перемещен в Ватопед. В 1197 году к нему присоединился его престарелый отец, отрекшийся от престола в пользу второго сына Стефана; он также принял постриг с именем Симеон (прп. Симеон Мироточивый, пам. 26 февраля н. ст.). Здесь же у Симеона и возникла мысль создать для сербских монахов особый монастырь. Восстановив из развалин древнюю обитель Хиландар, посвященную Богоматери и относящуюся к первым временам монашества на Афоне, Симеон в 1198–1199 годах с помощью богатых денежных и имущественных пожертвований превратил его в одну из замечательнейших обителей на Горе Афон. Византийский император Алексей III, со своей стороны, подарил монастырю несколько владений и статус «царской» обители, независимой в управлении от Протата и от других монастырей. По смерти Симеона (1200) Хиландар перешел во владение святого Саввы, который дал ему свой общежительный устав. Царственные ктиторы Хиландаря – Симеон и Савва – оказывали также поддержку и другим афонским обителям, в частности Ватопеду, Каракалу, Ксиропотаму; их называют вторыми ктиторами и этих монастырей.

Наивысшего расцвета и наибольшей силы Сербия достигла при Стефане IV Душане Сильном (1331–1355). Еще в 1321 году он был одновременно с отцом, по благословению архиепископа, венчан на царство в качестве соправителя. До 1331 года источники называли его «младый краль», «rex juvenis» (в противоположность «старому кралю», «rех veteranus»). Такое одновременное правление отца и сына «составляло новое и знаменательное явление в сербской истории. В нем ясно сказывалось влияние Византии, где издавна господствовал обычай у императоров иметь при себе коронованных соправителей с тем же императорским титулом».

В ходе ряда успешных войн под его руководством Сербское королевство превратилось в самую сильную державу региона, включив в свой состав значительную часть Балканского полуострова и составив вполне ощутимую конкуренцию Византийской империи.

Воспользовавшись разгоревшейся после смерти императора Андроника III (1328–1341) враждой между Анной Савойской и Иоанном VI Кантакузином (1347–1354), регентами при малолетнем императоре Иоанне V (1341–1376, 1379–1391), в скорости приведшей Византию к гражданской войне, Стефан Душан начал продвижение на юг с приобретения северной Македонии и занятия большей части Албании, где незадолго до того удачно действовали войска Андроника.

В целях привлечения на свою сторону греческой Церкви он подтвердил и расширил привилегии, и умножил жалования греческим монастырям в завоеванной Македонии, где под его власть перешли и расположенные в этих местах метохи святогорских монастырей. Вслед за этим и весь полуостров Халкидики с афонскими монастырями отошел к Сербии. Афонские старцы не могли не понять, что верховное покровительство над их монастырями неизбежно должно было перейти от византийского императора к новому владыке, от которого и будет зависеть дальнейшее благосостояние полуострова. Дошедшие до нас жалованные грамоты Душана греческим монастырям Афона написаны по-гречески и свидетельствуют не только о подтверждении им, как новым правителем, прежних монастырских льгот, привилегий и владений, но и о пожаловании новых. Помимо грамот отдельным монастырям, есть указание на общий хрисовул, которым Душан благодетельствовал все афонские монастыри; в этом документе мы читаем: «Царственность моя, принявши все находящиеся на Святой Горе Афоне обители, от всей души прибегшие и подчинившиеся ей, общим хрисовулом всем им доставила и оказала богатое благодеяние, дабы подвизающиеся в них монахи безмятежно и тихо совершали дело Божие».

На Пасху 1346 года в Скопье (Северная Македония), стольном городе Душанов, собрались знатные люди со всего Сербского королевства, сербское высшее духовенство во главе с сербским архиепископом, болгарское и греческое духовенство завоеванных областей и, наконец, Прот, игумены и старцы святой Афонской горы. Этому многолюдному торжественному собору «предстояло узаконить и освятить совершенный Душаном политический переворот – основание нового царства».

Прежде всего собор учредил сербское патриаршество, совершенно независимое от Константинопольского Патриарха. Независимый Сербский Патриарх был необходим Душану для венчания на царство. Так как избрание происходило без участия Вселенских Патриархов, то место цареградского Патриарха на соборе 1346 года должны были занять греческие епископы и афонские старцы.

После избрания Патриарха (Иоанникий II, † 1354) было совершено торжественное венчание Душана царским венцом. При дворе его был введен пышный придворный штат и усвоены византийские нравы и обычаи. Новый «василевс» приблизил к себе представителей греческой знати; греческий язык, по-видимому, официально стал равноправным с сербским, так что многие грамоты Душана были написаны по-гречески. Царь Стефан не зря искал преемственности с Византией, страной традиционно сильной императорской власти: «Привилегированные сословия в Сербии, властители и духовенство, пользовавшиеся в стране огромным влиянием и силой и стеснявшие свободу действий сербских кралей, должны были склониться перед высшим авторитетом царя, как носителя абсолютной монархической идеи».

При царе Стефане в Сербии была проведена кодификация права (в частности, был создан «Законник» – полный свод юридических норм средневековой Сербии), среди знати получила широкое распространение византийская культура.

* * *

Много щедрот излилось на Афон от «царя сербов и греков», под властью которого в последние годы его правления пребывала Святая Гора. Если в интервале с 1199 по 1411 год зафиксировано в целом 65 сербских актов по Афону, то актов Стефана Душана из них – 34 (из которых 7 адресовано Россикону).

Правитель Сербии старался выступать покровителем Афона. Пик его «афонской активности» приходится на вторую половину 1340х годов, после поставления Патриарха и царского венчания самого Стефана, когда Афон уже окончательно вошел в сферу его влияния. Но есть веские основания полагать, что первый контакт Стефана Душана с делами Афона состоялся не позднее 1342 года. О. Сергий Святогорец упоминает сербский акт 1342 года; о. Леонид (Кавелин) делает предположение о подписании первого договора Россикона и болгарского Рыльского монастыря о взаимопомощи (1342) по инициативе самого Стефана Душана, в зоне влияния которого находился Рыльский монастырь. Известны также его жертвы Хиландарю и Иверону в 1343 году.

В 1347 году Стефан IV вместе с супругой Еленой и со всей своей семьей несколько месяцев (по данным В. А. Мошина, с августа 1347 по апрель 1348 года) проводит на Афоне, посещает все монастыри, большие и малые, и щедро их одаривает. Именно тогда он преподносит Россикону величайшую святыню: Честную Главу святого великомученика и целителя Пантелеимона, прислав при ней хрисовул (на греческом языке) с такими словами:

Царство мое посвящает обители Россов святую главу святого славного страстотерпца, бессребренника и целителя Пантелеимона, которая имеет на себе плоть, и которая засвидетельствована не только от отца моего и царя, но и от прежде его бывших царей, также от патриархов и других достойных синклитиков.

Столь продолжительный визит всей царской семьи на Святую Гору объясняется не только желанием помолиться у афонских святынь. Стефану желательно было провести это время на Афоне сразу по нескольким причинам. Прежде всего, семья скрывалась от свирепствовавшей в то время эпидемии чумы, опустошавшей Европу. Кроме того, это была весьма удобная точка наблюдения за событиями в Константинополе. Далее, Стефан искал примирения и диалога с Греческой Церковью для разработки новой сербской церковной политики, в связи с установлением в Сербии Патриаршества и присоединением новых епархий (в том числе планировалось проведение переговоров со свт. Григорием Паламой о кафедре в Болгарии). Можно назвать и четвертую причину: попытка укрепления славянского присутствия на Афоне – последней твердыне Православия в борьбе с унией и богословским влиянием Запада.

Сербские правители, в состав владений которых входил Афон в 1345–1371 годах, стремились к созданию сербско-греческой монархии и отнюдь не имели в виду притеснять греческие монастыри на Афоне. Они получали щедрые пожертвования, льготы и подтверждение имущественных прав, большинство документов, адресованных им, составлялось на греческом языке. Однако нельзя не отметить и того, что во времена Стефана Душана происходит отчетливая «сербизация» Афона. Лавра и Ватопед наполняются сербскими монахами, сербы восстанавливают многие разрушенные келлии по всему Афону и даже монастырь Св. Павла. Монастырские библиотеки пополняются славянскими книгами; некоторые грамоты Лавре, Ватопеду и Кутлумушу подписаны царем по-славянски; Прот выбирается из числа славян. Важную роль играет в те годы и хиландарский подвижник Исайя, ученик знаменитого старца Арсения, будущий игумен Россикона. Сам же русский монастырь, где довольно давно уже преобладают насельники-сербы, почти официально становится второй сербской обителью, называясь «русским» только ради своего прошлого.

Желание Стефана Душана и его наследников видеть во главе Святой Горы Прота-серба порой приводило к значительным нестроениям. Не будучи противником исихастов и стараясь привлечь свт. Григория Паламу на свою сторону, Стефан, тем не менее, в конце 1340х годов стал прибегать к обвинениям в «мессалианстве» (которым подвергался в свое время и сам свт. Григорий). В этой ереси обвинили Прота Нифона, известного исихаста, ученика прп. Григория Синаита. Вопреки многочисленным свидетельствам о его приверженности Православию, подтвержденным Константинопольским Собором, и заступничеству самого Григория Паламы, Нифон был смещен, а на его место был возведен серб Антоний. После этого паламиты отказались принять предложенные какое-то время спустя сербским государем новые льготы и дары афонским обителям.

В 1355 году Стефан Душан внезапно скончался, не дожив и до пятидесяти лет. Его царство ненадолго пережило своего создателя: при его юном сыне Уроше V Неманиче (1355–1367) началась междоусобица, от Сербии отделились одна за другой Фессалия, Албания, Герцеговина, Босния, Болгария. Греки возвратили себе Македонию, и Сербия оказалась ограниченной своими прежними пределами.

Несмотря на доброжелательное отношение и сербских, и греческих правителей, русский монастырь, не имевший или почти не имевший поддержки с родины, все-таки не мог полностью оправиться после перенесенных бедствий до тех пор, пока в середине XIV века не оказался под непосредственным покровительством могущественного сербского царя Стефана Душана Сильного.

Свидетельством древних доверительных связей между Россиконом и Сербией является упомянутый нами в прошлой главе акт 1310 года – обращение Прота и игумена Россикона к сербскому королю Стефану Урошу II о ходатайстве перед византийским императором по поводу восстановления утраченных документов на имения. Примерно тогда же, в конце XIII или начале XIV века, русский монастырь получил от Стефана Уроша и земельные пожалования, известные по подтвердительной грамоте императора Андроника II (1312). В начале XIV века игумен Хиландара Даниил (впоследствии архиепископ Сербский) имел в Россиконе духовного отца.

После расширения границ своего государства и захвата Северной Греции Стефан IV Душан в 1347 году посещает Святую Гору, оказавшуюся фактически в его владениях. Правитель стал щедро одаривать афонских монахов, согласившихся признать его «царем сербов и греков». Одной из обителей, привлекших особое его внимание, стал русский монастырь Фессалоникийца, где был пострижен его предок – Св. Савва.

Хранящиеся в монастыре акты свидетельствуют о том, что Стефан Душан оказал русскому монастырю щедрую экономическую помощь. С этого времени более чем на столетие ктиторами обители Св. Пантелеимона стали сербские правители – Неманичи, Хребеляновичи, Бранковичи (в монастырском архиве сохранились 7 жалованных грамот Стефана Душана, 1 – его супруги Елены, 2 – святого князя Лазаря Хребеляновича, 2 – деспота Драгаша и его сына Константина, 1 – деспота Георгия Бранковича).

В хрисовуле 1348 года, данном «обители святого Пантелеймона, называемой россов», Стефан Душан писал, что эта обитель «нуждается в большом попечении и содействии», и потому он дает ей новые села. В июне 1349 года царь присылает Россикону еще два хрисовула на сербском языке. В одном из них говорится, что иноки монастыря святого Пантелеймона пришли к нему, видя «нищету последнюю монастыря … и от Руси всеконечное оставление», и прямо просили царя взять на себя попечение об этой обители. Стефан охотно принял ктиторство, даровал монастырю независимость от Протата и сделал его «самовластным и самовольным» царским монастырем.

Нужно с некоторой осторожностью подходить к сообщению «всеконечном от Руси оставлении». Возможно, не стоит доверять ему безоговорочно: «принимая на себя звание ктитора монастыря, Стефан до некоторой степени присваивал себе права русских князей и таким образом должен был объяснить свой поступок». С другой стороны, достаточно легко поверить и в то, что разоренная татарским игом Русь в первой половине XIV века действительно не могла оказывать «своей» обители помощь в необходимом объеме.

Россикон пользовался у Душана особым расположением, что проявлялось в передаче Россикону значительного количества метохов и других вкладов. Всего известно 34 «афонских» акта Душана, из которых семь относятся к Россикону.

По количеству грамот этого царя, адресованных конкретной обители, Россикон уступает только сербскому Хиландару. Общее же количество сербских актов в Россиконе составляет 36. Сохранились очень любопытные документы, фиксирующие дарение Стефаном Душаном Россикону деревень с одновременным освобождением их от любых претензий местных властей.

Мы уже цитировали грамоту, сопровождающую передачу в дар Главы Св. Пантелеимона. Этим же хрисовулом царь «назначает и дарит честной обители Россов» несколько сел с церквами, полей и других угодий.

В архиве монастыря сохранился акт 1354 года – хрисовул императора Иоанна V Палеолога о приношениях Россикону, в том числе на село Анциста в районе реки Струмы. Восхищает дипломатическое искусство игумена Россикона, в столь сложной внешней обстановке обеспечивавшего получение поддержки как от сербского царя, так и от византийского императора (при том, что Византия и Сербия в эти годы не слишком ладили между собой и зачастую находились просто в состоянии войны между собой). Трудно в настоящее время реконструировать отношения Прота к царю Душану, поставившему своего Патриарха без согласования со Вселенским Патриархом, – но монастыри, осыпаемые дарами, едва ли роптали. А Стефану Душану было что дарить: его войска занимали все новые и новые земли.

Конечно, позиция Стефана Душана не всегда была последовательна. Так, например, в 1349 году он дарит село Равеникия Дохиару, хотя имеются документы 1271 года, свидетельствующие, что в конце XIII века оно принадлежало Россикону.

* * *

Вероятно, то внимание, которое Стефан Душан уделял Хиландару и Россикону (особенно в период пребывания его с царицей Еленой и сыном Урошем на Святой Горе), способствовало повышению авторитета Россикона на Афоне. Свидетельством этого можно счесть акт 1348 года, которым игумену Россикона Иоакиму передается обитель Кацари со всем своим имуществом и архивом.

Обитель Кацари (Кατζάρη) была разрушена турецкими пиратами – вероятно, незадолго до акта передачи, поскольку речь идет о наличии в ней архива и имущества. Данная передача была окончательно юридически оформлена Протом Дорофеем в 1363 году. Любопытно, почему это подтверждение не было сделано сразу. Возможно, в недошедшем до нас документе был определен некий срок, в течение которого Россикон должен был показать свое усердие в восстановлении обители Кацари?

Не иначе как фиксацию прочного положения монастыря можно понимать и акт Прота Дорофея Хиландарского от 1366 года о передаче Россикону келлии Корнелия.

К 1380 году Россикон располагал примерно шестьюдесятью объектами и населенными пунктами вне афонского полуострова.

Отдельные пункты или группы пунктов образовывали метохи, экономическая деятельность которых помогала обеспечивать физическое существование и молитвенную жизнь Россикона. Период с 1345 по конец 1380х годов можно считать одним из самых благополучных во всей истории обители.

Экономическое положение Россикона было сравнимо с некоторыми другими монастырями. По Уставу Россикон должен поставлять в Протат 5 мер вина (для сравнения, Хиландар – 7, Есфигмен – 4; в то же время Ватопед – 25). Достойное «среднее» положение монастыря можно предположить и на основании акта 1399 года Прота Исаака Иериссовскому Епископу Софронию о согласии переноса Левадогенийского монастыря, разоренного сарацинами, на территорию Афонского Кофу (подпись игумена Россикона стоит Даниила тринадцатой из семнадцати подписей).

Традиционно четырьмя основными регионами расположения метохов афонских монастырей (из сравнительно близких к Афону) являлись следующие:

• Каламария (византийское название западной части Халкидики), ограниченная на северо-западе городом Салоники, на северо-востоке – гребнем, который соединяет горы Хортиатес и Холомон, на востоке – возвышенностями (например, Полигирос), на юге – перешейком Кассандра;

• северная Македония, ограниченная с севера рекой Дунай, а с юга – городом Стромица;

• полуостров Кассандра;

• остров Лемнос.

Политическая ситуация в этот период была нестабильной. Пограничные села часто переходили из византийских рук в сербские и наоборот. Как только Иоанн V Палеолог, девятнадцатилетний молодой человек, бежал в 1351 году из Царьграда, чтобы вступить в гражданскую войну с Кантакузином, и, остановившись в Эносе, провел переговоры о союзе с царем Душаном и с болгарами, хиландарцы сразу же использовали эту ситуацию и при ходатайстве Душана получили в апреле 1351 года императорский хрисовул. После этого к императору обратился и Россикон. Новых даров в хрисовуле нет, он составлен по образцу проекта 1347 года. Некоторые неточности в нем можно отнести к походным условиям ставки Императора, без полной канцелярии. Этот хрисовул впоследствии помог монастырю, в частности, при решении спора с Алексеем Палеологом (1375).

* * *

Таким образом, значительная помощь, оказанная русской обители сербским царем, помогла ей восстановить свой прежний статус и свое материальное благополучие, вновь заняв подобающее место в ряду других афонских монастырей. При этом сербское покровительство неизбежно вело к тому, что сам Россикон становился все более и более сербским. Судя по языку его домашних актов и другим косвенным данным, сербами были в описываемый период едва ли не все игумены, сербы преобладали и в составе насельников обители, хотя в целом братия монастыря все еще сохраняла свой общеславянский характер. Не стоит забывать и о том, что в последние десятилетия XIII века русские княжества были зависимы от татар и не оправились еще от катастрофы первого нашествия и дальнейших карательных набегов. В то же время земли Византии и южнославянских стран, лежащие между русскими княжествами и Святой Горой, постоянно тревожили войны и междоусобицы. Едва ли отважные путешественники, добиравшиеся в этих условиях с Руси на Афон, могли быть очень многочисленны – а ведь это был единственный путь пополнения состава русской братии…

Что касается императорских грамот, то в них монастырь святого Пантелеймона, как правило, по-прежнему упоминается как «русский»: так, Иоанн VI Кантакузин грамотой 1354 года даровал некоторые села у Стримона с пастбищами и землями «честной обители россов», указом Мануила II Палеолога (1391–1425), земля на острове Лемнос даруется также «монастырю россов». Но все чаще фигурирует теперь в документах несколько иная формулировка: «монастырь рекоми роуси», то есть «монастырь, называемый русским». А это может говорить уже о том, что составитель документа ощущал некий «зазор» между названием и реальным положением дел; что русские монахи теперь в меньшинстве и название обители сохраняется скорее по традиции.

Доброе расположение Неманичей к Россикону сохранялось и после смерти Стефана Душана, однако вскоре династия их пресеклась: сын Душана Урош не оставил наследника. На отделяющихся от недолговечного царства территориях появлялись свои правители, многие из которых тоже старались оказывать святогорским обителям всяческую помощь, но имели при этом куда меньшие возможности, чем их предшественник.

Принимали участие в судьбе Россикона, в частности, региональные князья Деяновичи. Первый их акт 1376 года относится к метоху Бресница и представляет собой решение двумя епископами спора о границах имений Хиландара и Россикона в Струмской области (Бресница) по указу деспота Константина Деяновича.

В 1377 году деспот Иоанн Драгош Деянович с матерью Евдокией и братом Константином даруют Россикону села: Мокрани, Зубовцы, Борисово, Габрово. В 1380 году те же братья даруют новые приношения. В архиве монастыря сохранился акт Констандина Деяновича, утверждающий в 1388 марта 26 владения обители Вознесения в Штипе (впоследствии переданной русскому монастырю), основанной другим братом – воеводой Штипа Димитрием. Это был последний документ о сербских жертвах Россикону перед 15 июля 1389 – днем Косовской битвы. Сохранился также хрисовул Константина Драгоша Деяновича 1391 года об имениях Русского монастыря. К этому моменту земельные владения обители достигли своего максимума за этот период.

В битве при Черномене (1371) погиб краль Прилепского королевства Вукашин Мрнявчевич, после чего в 1374 году на соборе в Пече королевский венец был возложен на Лазаря Хребеляновича.

В трудный период, переживаемый Сербией, находившейся под сильнейшим турецким давлением, правитель тем не менее не оставил без своего внимания Афон и русский монастырь. В Россиконе сохранились акты Лазаря Хребеляновича от 1381 года – о пожаловании церкви Богородицы Бучанской с селами Бучие, Округлица и Донья Округлица, Ясиковица, Михайлова и церкви Спаса в Хвосно с селами и монастырскими имениями и с границами и правами этой церкви, об утверждении приношения Чельника Мльса (мужа сестры князя Лазаря), а также акт инока Дорофея от 1382 года о создании отошедшего Россикону монастыря Сретенья Господня, в местности «Дренча», с согласия князя Лазаря Хребеляновича и Патриарха Спиридона. Не совсем полностью сохранился акт Россикону от 1395 года вдовы Лазаря монахини Евгении (княгини Милицы Хребелянович) с сыновьями Стефаном и Вльком. Акт утвержден Патриархом Сербским Даниилом.

Именно князь Лазарь добился от Патриарха Константинополя признания Сербской Церкви (1376) и снятия анафемы, наложенной на Сербию еще при Стефане Душане, после поставления независимого патриарха. Туркам Лазарь вынужден был платить дань, однако не прекращал попыток освободиться от этой зависимости.

В 1389 году султан Мурад I (1359–1389) привел в Сербию войско, намного превосходившее сербские силы. В битве при Косово 15 июня 1389 года погибли оба предводителя – султан Мурад и Лазарь Хребелянович. За кем осталась победа на поле боя, нельзя сказать однозначно, но оба войска понесли тяжелые потери, и для Сербии (в отличие от огромной уже к тому моменту Османской империи) эти потери оказались невосполнимыми. Год спустя вдова Лазаря Милица, правившая в качестве регента при его малолетнем сыне Стефане, признает зависимость Сербии от турок. Для страны начинается многовековая эпоха Османского ига. Внимание Сербской нации к Афону, и в частности, к Россикону, падает – хотя и не исчезает совсем. Нам известно осуществленное по просьбе игумена Россикона ходатайство Стефана Хребеляновича и Елены Палеолог перед императором Мануилом II (1407) о возвращении Россикону метоха на о. Лемнос выделенного русской обители около 1347 года. (Вопрос о «возвращении» возник, видимо, вследствие того, что по мере угасания влияния Сербии монастырские земли стали все чаще менять владельцев, порой нарушая устоявшиеся системы ведения хозяйства монастырей.) В том же 1407 году последовал приказ Маниула II царским чиновникам Георгию Ягунесу, Антонию Калофетосу и Траханиоту Стадиату о выделении игумену Россикона земли на о. Лемнос (3 тягла).

Обитель не забывала своих благодетелей. До нас дошло свидетельство старцев русского монастыря о том, как должно совершать поминальные службы по усопшим князьям Лазаре, Стефане, монахине Евгении (Милице).

Период истории Афона начиная с отхода сербов от активной помощи Святой Горе до падения Константинополя можно охарактеризовать как время отчаянной борьбы за выживание в формально еще свободном, но весьма рыхлом и слабом государстве. В большей или меньшей степени это Проту и игуменам удавалось.

Последним сербским ктитором Россикона была дочь деспота Георгия Бранковича, мачеха султана Мухаммеда II Завоевателя Мара Бранкович (1416–1487). При ней Пантелеимонов монастырь в 1466 году заключил договор с восстановленной ее попечением Рильской обителью.

Свадьба Мурада II (1421–1451) и Мары Бранкович состоялась 4 сентября 1435 года в Адрианополе. В качестве приданого Мураду отошла значительная часть Сербии. От старшей жены у Мурада уже был сын (р. 1432), будущий Султан Мехмед II (1451–1481). Мара сумела взять под покровительство православных, находящихся рядом с ней, и заслужила большое уважение при дворе. Ее отец вел сложную дипломатическую игру, надеясь хотя бы отчасти сохранить независимость Сербии.

Уже после смерти мужа, Мара участвовала в переговорах по выкупу из рук неверных общехристианских святынь – плащаницы и тернового венца. Она помогала сербским монастырям Хиландару и монастырю Св. Павла, опекавшимся ее отцом Георгием Бранковичем.

Маре удалось убедить Султана разрешить перенести мощи св. Иоанна Рыльского из старой столицы Тырново в Рыльский монастырь (1469). Можно предположить, что Мара, живя рядом с Афоном и зная о покровительстве Сербии в том числе Россикону, и особенно о покровительстве ее отца Георгия Бранковича, зная об уже тесных контактах Хиландара и Россикона, предвидела изменение в будущем положения Свято-Пантелеимонова монастыря в связи с нарождающимися связями с Россией – единственной православной страной вне турецкого ига, и рассматривала род Рюриковичей как в значительной степени близкий к царствующим родам юго-восточной Европы (в частности, еще в начале XV века византийский император Иоанн VIII Палеолог был первым браком женат на дочери московского правителя Василия I, а София Палеолог стала женой великого князя Ивана III еще при жизни Мары). Возможно, это было одной из причин ее активности в деле заключения договора о взаимопомощи Россикона с болгарским Рыльским монастырем – договора, который предусматривал взаимное сохранение святынь при возможном разорении. Тогда же при ее содействии мощи Иоанна Рыльского были перенесены в Рыльский монастырь.

После смерти Мары Бранкович (1487) обязанности ктиторов унаследовали валашские воеводы Влад V Монах (Калугер) и его сын Раду Великий (в монастырском архиве сохранились их грамоты 1487 и 1497 годов о ежегодной выплате значительной денежной помощи.

Из византийских императоров монастырь поддерживали Иоанн V (1341–1376) и Мануил II (1391–1425), а также Елена Палеолог (грамота 1407 года).

Афон не раз выдвигал из своей среды яркие личности государственного масштаба. Достаточно вспомнить игумена Исаию, возглавлявшего монастырь Св. Пантелеимона в 70-е годы XIV века. В научной литературе его с большой долей уверенности отождествляют с переводчиком на славянский язык творений Дионисия Ареопагита.

Старец Исайя по национальности был сербом; несомненно, что он получил хорошее образование. Есть предположения, что Исайя, возможно из смирения, не принимал священнического сана: во всех сохранившихся документах с его упоминанием или за его подписью он именуется не «иеромонахом», а просто «монахом» – правда, с частицей «кир», то есть «господин». (Прецеденты назначения на высокую должность авторитетного старца вне зависимости от того, имел ли он сан или нет, на Афоне были и ранее. Так, около 1000 года указом Василия II Болгаробойцы простой монах Никифор был поставлен Протом Святой Горы.)

Деятельность Исайи (как после, так и до поставления игуменом, точной даты которого мы не знаем) отличалась большим разнообразием. По некоторым свидетельствам, он выступал перед сербским царем в роли ходатая за монастыри от Протата (Протом тогда был Хиландарский старец Антоний). Исайя выполнял и дипломатические поручения сербского руководства (только этим можно объяснить получение Исайей грамоты от Иоанна V Палеолога в 1354 году, в период жестокой гражданской войны.

Игумен Исайя сделал свой вклад в преодоление сербско-византийского церковного раскола в 1375 году в качестве руководителя сербской делегации в Константинополе.

В жизнеописании Исайи упоминается, что русская обитель запустела после каталонского пожара «мало не до конца». По одной из версий жизнеописания, именно Исайя являлся инициатором активной помощи со стороны царя Душана и ходатаем перед ним за монастырь:

. …наставляемый Св. Духом, прибыл в святую обитель св. и славного великомученика и целебника Пантелеимона, потому что и прежде он много помогал тому святому месту и подкреплял его. Видя обитель разрушенную и совсем почти запустевшую, подвигнулся божественною ревностью, подобно св. Афанасию Афонскому, и испросив помощь Божию и св. великомученика Пантелеимона и благословение от святых и духовных отцов, по их совету, отправился <…> к благочестивому царю Стефану. Царь весьма был рад прибытию старца, утешившись его духовными и божественными словесами. <…> с великим усердием и радостью внял всему, предложенному от отца нашего Исаии. Так же и благочестивая царица Елена с большою охотою выслушала слова его, и все, чего он хотел, с радостью они исполнили, и пожертвовали много золота и имений на созидание и помощь монастырю, а также на раздачу другим бедным монастырям и немощным инокам, и таким образом с миром и утешением его отпустили. Отец наш Исаия возвратился от благочестивых царей в монастырь с великой радостью, и от основания воздвиг прекрасную церковь, трапезарню, дохиарню и прочее необходимое для монастыря на утешение монахам. Церкви, пирги и метохи с царскими хрисовулами, все это совершил он помощью Божиею и св. великомученика Пантелеимона.

При Стефане IV Душане был построен новый собор взамен собора X века. Расписан он был впервые в 1452 году по инициативе и по милости сербского деспота Георгия Вуковича греческим художником Антонием Таха. Закончено было декорирование храма уже Мануилом Панселином в 1560 году на милостыню Иоанна IV Грозного за помин души умершей царицы Анастасии.

Начиная с середины XIV до последней четверти XV века обитель Св. Пантелеимона фактически являлась сначала второй, а с 1480-х годов – третьей (после Хиландара и монастыря Св. Павла) сербской обителью на Афоне.

Во взаимоотношениях Россикона и Хиландара (более, чем дружественных) бывали, однако, и сложные моменты. К ним можно отнести вопрос принадлежности угодий у села Бресница в деспотстве Деяновичей. Около 1364 года Хиландар начал с Россиконом судебный процесс по поводу этого села и других мест около Струмицы, что естественно: Хиландарь, имея поддержку на самом высоком уровне, отстаивал свои хозяйственные интересы. Дата 1364 видна из акта 1374 г. Всего по данной проблематике сохранилось 5 свидетельств: 1364, 1370, 1371, 1374, 1376 годов. В конечном счете вопрос был решен в пользу Россикона.

В этот период в Свято-Пантелеимоновском монастыре продолжали развиваться традиции переписывания рукописей, а также переводческая деятельность, которую продолжали сербские насельники. На сербский состав монастырской братии указывает, в частности, извод переписанных здесь книг: Евангелие-тетр (3-я четверть XIV века, писал монах Григорий повелением игумена Исайи; Хиландар. № 11), «Книга о постничестве» свт. Василия Великого (конец XIV века, писец – «поп Нил, у Рус[ех], трудом и откупом своим»; Хиландар. № 476,) и в особенности сборник служб небесному покровителю обители вмч. Пантелеимону (2-я половина XIV века; Пантелеимонов монастырь, Слав. № 9).

Ситуация, когда монашеское братство Россикона из Руси практически не пополнялось и большей частью состояло из сербов, греков или болгар, продолжалась до конца XIV века. К этому времени, залечив раны от тяжелого иноземного ига, на Афон снова начинают прибывать русские монахи, как с Южной (Киевско-Литовской), так и с Северной (Московской) Руси.

В XIV–XV веках еще более усилилось значение Афона как места, где русские образованные люди контактировали с греками, и южными славянами. Это был в полном смысле слова международный центр православного Востока, и значение его в развитии русской культуры чрезвычайно велико. Активные связи между Афоном и Русью возрождаются и становятся более или менее систематическими к концу XIV века, после назначения Митрополитом Киевским и всея Руси святителя Киприана († 1406). Будучи сам учеником и последователем афонских старцев-исихастов, святитель Киприан прикладывал колоссальные усилия для возобновления ослабевших связей Руси с Афоном. Во время его частых отсутствий в Киеве духовными вопросами ведал назначенный им наместник – монах со Святой Горы Афон. В период пребывания на кафедре владыки Киприана на Русь приезжают афонские подвижники, привозится много книг, делаются переводы и т. д. Под их влиянием в обеих частях Руси начинается период «исихастского возрождения», глубоко отразившийся на формировании самобытной и глубоко духовной русской культуры.

Несмотря на чрезвычайно неблагоприятные условия, отсутствие экономической помощи от русских властей и все трудности опасного пути, визиты русских на Святую Гору не прекращались окончательно. Мы знаем, что к середине XIV в. в русской обители русские монахи оказались в меньшинстве, если вообще остались. Но Святая Гора вовсе не утратила своего значения для Руси. Многие русские посещали ее или даже жили там в течение какого-то времени. Конечно, они приносили в Россию информацию, связанную с обителями и монашеской жизнью Афона, обогащая знания своих соотечественников о святом полуострове. Благодаря этим людям афонская монашеская традиция в России крепла и развивалась. На Афоне русских паломников интересовали прежде всего монастырские уставы и практика «умной молитвы». Особенно интересны свидетельства, составленные Досифеем, архимандритом Печерского Вознесенского монастыря в Нижнем Новгороде, который побывал на Святой Горе в конце XIV – начале XV в. и прожил там довольно долго. Из своего пребывания на Афоне Досифей вынес два труда, представляющих большую ценность как с позиций духовной истории святого места, так и благодаря урокам, которые почерпнула из них Россия. Первое сочинение называется «Устав», второе – «Чин». В них описываются разные аспекты духовной жизни святогорских отцов, в особенности отшельников и исихастов. Вот что Досифей сообщает в одной из них, являющейся, по сути, ответом на вопросы, заданные автору игуменом одного русского монастыря:

Послушники [на Афоне] живут по воле и благословению старца. А те, которые отдельно живут в келлиях, держат во всю жизнь такое правило: всякий день прочитают половину Псалтири и по 600 молитв: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». Если кто хочет прибавить, то в его воле. Сверх того, полагают от трехсот до пятисот поклонов. Но и всякий час, сидя, ходя, лежа и делая рукоделие, беспрестанно говорят с воздыханием сердечным: «Господи Иисусе Христе». Не умеющие грамоте совершаюм семь тысяч молитв Иисусовых, кроме поклонов и церковного правила. А немощным легчайшее правило. Престарелым более предписывается совершение молитвы Иисусовой и внимание умное, а поклонов по силе. Для Бога Святогорцы весьма любят держать молчание и бегают молвы, мятежа и бесед мирских. Святые отцы на Руси имеют обычай в Великий Пост и другие посты прочитают всю Псалтирь, а кроме поста не читают ни псалма. Но Святогорцы живут не так: они одно правило держат во всю жизнь. Всякому брату надобно в келлии иметь иконостас или крест и перед ним совершать установленное правило. Не умеющий читать должен служить рукоделием, повиновением в службе, с отсечением своей воли.

В этом тексте Досифей представил насельникам русских монастырей образец иноческой жизни, сформировавшийся в ту эпоху в духовном центре православного монашества. Святая Гора не перестает быть для русского народа «наставницей» в духовной жизни и аскетизме, своего рода «школой монашества». Уже в XV веке в русских монастырях общей тенденцией келейного молитвенного правила стало стремление к «умному деланию», «умной молитве», было широко распространено афонское молитвенное правило, описанное Досифеем. Не только отшельники в скитах, но и общежительные монахи, в частности иноки Кириллова Белозерского и Волоколамского монастырей, постоянно «держали молитву Иисусову», по образцу афонских старцев.

Достоин отдельного упоминания тот факт, что Досифей, описывая разные области духовной жизни афонских отцов, ни слова не говорит о присутствии там русского монашества или о существовании русской обители. Конечно, из этого умолчания не следует, что монастыря или монахов не было – возможно, просто это упоминание не казалось автору существенным для текста. В любом случае, несомненно, что во время исихастских споров XIV века русские иноки, сколько бы их ни было тогда на Святой Горе, занимали сторону отцов-исихастов, во главе которых стояли святые Григорий Синаит, Григорий Палама, Филофей Коккин и другие, выходившие также из числа афонских монахов.

В разное время в конце XIV – начале XV веков на Афоне пребывали будущие основатели и настоятели русских общежительных обителей: грек по происхождению прп. Сергий Нуромский († 1412), игумен новгородского Лисицкого монастыря Иларион, архимандрит Спасо-Каменного монастыря Дионисий Царьградский; около 5 лет прожил на Св. Горе прп. Савва Тверской (Бороздин; † 1467). Вероятно, на Афоне побывал и известный русский агиограф Епифаний Премудрый.

В первой половине XIV века важную, если не преобладающую роль в поддержании афонско-русских связей играли новгородские и тверские княжества. (Напомним читателю, что Новгород в то время был еще самостоятельным городом, независимым от Москвы, а Тверь именно в первые десятилетия XIV века активно соперничала с Москвой за великое княжение.) При этом наблюдается интересная закономерность: большинство святогорских рукописей оказывалось в новгородских и тверских монастырях, то время как почти все константинопольские попадали в Москву или в подмосковные монастыри. Можно предположить, что «ориентация Москвы на Константинополь получалась естественно, поскольку великие московские князья, стремившиеся взять на себя руководящую роль в политической и культурной жизни всей Северо-Восточной Руси, в международных отношениях логикой вещей вынуждены были искать и поддерживать контакты с аналогичными, главными политическими и культурными центрами».

Представляется, что можно говорить об историческом старшинстве Тверского княжества по отношению к будущей столице: в начале XIV века в Твери и ее окрестностях насчитывалось не менее пяти монастырей, тогда как для Москвы мы имеем достоверные известия только о двух; первые тверские сообщения о появлении в городе греческих иноков относятся к 1317 и 1323 годам (в Москве – к 1344 году).

Из тверских иноков, внесших значительный вклад в развитие афоно-русских связей, можно отметить преподобного Савву Вишерского, основавшего в 1397 году Вишерский монастырь. Побывав на Афоне, Савва принес со Святой Горы на Русь «Правила», которые в дальнейшем послужили Вассиану Патрикееву для составления его «Кормчей». Известно, что инок Вассиан выступал против монастырского землевладения. В ходе полемики с иосифлянами, сторонниками больших монастырских вотчин, он «испросил разрешения у митрополита Варлаама на составление новой Кормчей книги. Для этого он воспользовался списками Кормчей Симоновского монастыря и Кормчей сербской редакции, вывезенной с Афона тверским игуменом Саввой».

В 1399 году мы видим в Твери, на похоронах князя Михаила Александровича (блаженного Матфея) по святогорскому обычаю, иноков афонских Савву и Спиридона.

В начале 1430х годов в Великой Лавре на Афоне некоторое время работал монах Авраамий Русин, занимавшийся перепиской житий святых. Впоследствии он привез их в Тверь в Саввино-Сретенский монастырь; во вкладной записи значится, что он сделал свой вклад при «книголюбивом Савве игумене», в 1437 году.

Иноки из новгородских земель в эти годы также посещали Афон с целью усовершенствования в духовных подвигах. На Афоне прожил три года преподобный Арсений, постриженик Лисицкой обители, долго странствовавший по северу России и живший на Валааме. Он основал скит на Коневском острове Ладожского озера; в 1398 году там была уже обитель, насельники которой жили по афонскому общежительному уставу. Игумен Лисицкого монастыря Иларион привез с собой Тактикон Никона Черногорца, до тех пор еще неизвестный на Руси.

В начале XV века стремление русских путешественников на Святую Гору не ослабевало. Теперь на первый план выходит Москва и окружающие ее монастыри.

Обители преп. Сергия Радонежского, Троице-Сергиевой Лавре, которая является ныне духовным центром Русской Православной Церкви, принадлежит особая роль в истории отношений между Русью и Афоном. Именно Троице-Сергиев монастырь стал на Руси центром исихазма – «учения, которое проникло на Русь почти сразу же за распространением его на Балканах, еще при митрополите Феогносте, обрусевшем греке (1328–1353)». Именно здесь сложился как ключевая фигура нового религиозного направления преподобный Епифаний Премудрый, духовник Троице-Сергиева монастыря, автор жития Преподобного Сергия Радонежского. Во второй половине XIV или начале XV века он посетил Афон, и, вернувшись на Русь, развернул деятельность большой книгописной мастерской, которая пополняла монастырскую библиотеку произведениями Отцов Церкви. Сочинения многих из них – преподобных Исаака Сирина, Аввы Дорофея, Симеона Нового Богослова, Иоанна Лествичника, Филофея Синаита, Петра Дамаскина, Григория Синаита – уже были до какой-то степени известны в древнерусской литературе, но только сейчас они стали появляться на Руси в полном объеме. В те годы Троице-Сергиева Лавра уже была знаменита среди других монастырей своей богатой библиотекой.

В 1420 году иеродиакон Троице-Сергиева монастыря Зосима посетил Царьград, Святую Гору и Иерусалим и описал свое паломничество в сочинении, названном им «Ксенос», где впервые исчислены монастыри Св. Горы Афонской, и между ними числится Русский монастырь св. великомученика Пантелеимона.

Особого внимания заслуживает фигура святого инока Нила Сорского († 1508). С ним связаны важные изменения духовной жизни русских обителей конце XV–XVI веке. Благодаря активному афонскому влиянию возникла новая для Руси форма организации монастыря – скит. Первым русским скитом, по своему устройству напоминающим афонские, была Нилова Сорская пустынь.

Преп. Нил Сорский вошел в историю русского монашества как один из самых выдающихся его деятелей и основатель традиции, имевшей глубокие последствия в духовной жизни страны. К сожалению, о жизни его мы знаем очень немного, поскольку практически никакие биографические источники не сохранились. Известно только, что он был родом из Москвы и носил фамилию Майков. Он с юных лет занимался копированием книг; очевидно, получил хорошее образование и знал греческий язык.

Преподобный Нил провел на Святой Горе достаточно долгое время, а вернувшись на родину, стремился распространять приобретенные на Афоне духовные ценности и стал одним из основных идеологов движения «нестяжателей».

Сначала Нил подвизался в Кирилло-Белозерском монастыре на севере России, а потом, в сопровождении своего ученика Иннокентия Охлябина, поехал на Афон. Как долго он находился там, мы не знаем, но это должен был быть довольно длительный период, как можно судить по созданным им монашеским практикам и сочинениям, которые он написал, основываясь на святогорской традиции. Подсчитано, что его пребывание на Афоне длилось примерно десятилетие. По всей видимости, на Святой Горе Нил не жил в монастыре, а избрал пустынническую жизнь в скиту или келлии – по крайней мере, такое впечатление оставляют созданные им труды. За это время он познакомился с текстами творцов исихазма. Однако он не мог удовлетвориться только знанием об этих подвижниках; он пожелал и сам последовать опыту своих наставников. Возвратившись на родину около 1490 года, он создал келью на реке Сора, недалеко от вологодского Кириллова монастыря. Здесь он продолжал читать творения исихастов, одновременно стараясь устроить по ним свою жизнь и передавать их опыт русскому монашеству.

Кроме трех посланий и «Завещания», Нил Сорский оставил еще три важных работы: «Предание ученикам», «Устав о скитской жизни» и «Соборник житий греческих святых». В первом из этих сочинений содержатся советы по крайне строгой монашеской жизни, основанной на предании Отцов Церкви. В нем проповедуются полный отказ от имущества, послушание и усмирение собственной воли. В сущности, это свод мнений учителей Церкви, но общая идея и систематизация принадлежит преподобному Нилу Сорскому. Чаще всего он ссылается на преподобного Григория Синаита.

«Устав о скитской жизни» является работой с ярко выраженными исихастскими мотивами, где содержатся указания о блюдении ума и практике умной молитвы, как ее видели Отцы Церкви и исполняли святогорские монахи. Иными словами, в этом сочинении Нил рассматривал добродетели отшельнической жизни, вопросы аскезы, духовные проблемы, связанные с этой жизнью, искушения и сопротивление им, отречение от материальных благ. Составляя Устав, преподобный ссылается на личный опыт в афонских и византийских монастырях: «…Якоже и самовидцы быхом во Святей Горе Афонстей и в странах Царяграда».

Третье произведение является собранием житий святых, великих аскетов, в том числе святых Петра и Афанасия Афонских, последний из которых основал Великую Лавру. Нил Сорский основал в России монашескую школу по афонскому исихастскому образцу, выступавшую против наличия во владениях монастырей земельной собственности и деревень, а вместе с тем и против вынесения еретикам смертных приговоров.

Стоит вскользь упомянуть и о том, что прп. Нил, как и Досифей, ни словом не упоминал русских насельников Святой Горы. Очевидно, в тот период, когда он совершил свое паломничество, насельники русской обители все же были в подавляющем большинстве сербами или представителями других народов.

После победы Дмитрия Донского над татарами в 1380 году на Руси начался процесс пробуждения национального духа и возрождения церковно-литературной письменности. Девятью годами позже, в 1389 году, произошло решающее сражение турок и сербов на Косовом поле, приведшее Сербию в итоге к подчинению Османской империи. Обе главных южнославянских страны – Сербия и Болгария – в очень короткий срок перестали существовать как самостоятельные государства. В связи с татарской оккупацией началась массовая эмиграция южных славян в трех основных направлениях: на запад – в Италию; на юг – на Афон и в Константинополь; на север – в Россию. Впрочем, в конце XIV века поток южнославянских беженцев приходил в Россию в основном через славянские обители Афона и Константинополя.

Это в значительной мере и определило интенсивность церковно-литературного влияния Святой Горы, объектом которого стали древнерусские монастыри. Особенно активно южные славяне сотрудничали с северными соседями в области книгописания.

В 1399 году в погребении «по лаврскому обычаю» великого князя Тверского Михаила Александровича, принявшего перед смертью схиму, участвовали святогорские иноки Савва и Спиридон.

Упомянутый в начале этой главы митрополит Киприан († 1406), болгарин или серб по происхождению, долгое время живший в Константинополе и на Афоне, в 1390 году занял наконец (после полутора десятилетий смут и неурядиц) московскую митрополичью кафедру, и с этого года в течение 16 лет стоял во главе Русской Православной Церкви. Он особенно старался развивать местное книгописание, причем по его инициативе книжные собрания московских обителей стали активно пополняться южнославянскими текстами и подлинными рукописями южнославянского происхождения.

Можно предположить, что некоторое количество южнославянских рукописей Киприан вывез с собой еще уезжая с родины. Затем, будучи в очередной раз изгнан из Москвы, он пробыл довольно долгое время в Константинополе, где занимался переписыванием церковных книг – «зная по своему первому пребыванию в Москве, что именно там имелось из книжных трудов и чего недоставало». Так как авторитет митрополита в сфере книгописания был на Руси очень высок, то русские переписчики охотно пользовались его собственными рукописями как образцами. Об этом, например, свидетельствует тверской список 1402 года с его «Лествицы». В послесловии к ней есть сведения о том, что она списана с оригинала, находящегося в собственности митрополита Киприана, и что с этой целью рукопись специально привезли в Тверь из Москвы.

Среди заслуг митрополита Киприана можно назвать и заботу об «исправлении книжном»: он способствовал замене неисправных богослужебных книг на недавно перенесенные в Москву от южных славян.

К первой половине XV века относится церковно-литературная деятельность Григория Цамблака (1364–1419), болгарина из Тырнова. Он в 1415–1419 годах занимал кафедру митрополита Киевского и Литовского, а до своего приезда на Западную Русь долго подвизался на Афоне.

Освобождение Руси от татаро-монгольского ига (1380), хотя еще и не вполне, но заметно упростило поездки афонских подвижников в Москву. Так, при Дмитрии Донском (1359–1389) святогорский инок Дионисий, приехав в Москву, получил от великого князя Кубенский Спасо-Каменский монастырь. Он ввел там устав Святой Горы, привлек к себе множество иноков строгой жизнью; украсил церковь иконами и библиотеку – книгами. Из этой обители вышли потом основатели новых монастырей: преподобные Дионисий Глушицкий, Александр Куштский. При наследнике Дмитрия Донского Василии Дмитриевиче (1389–1425) Дионисий около семи лет был архиепископом Ростовским.

Знаменитый книжник, святогорский инок Пахомий Логофет (или Пахомий Серб) прибыл на Русь около 1440 года и составил целую эпоху в лит. творчестве, прежде всего в агиографии и гимнографии. Много путешествуя по русским монастырям, он способствовал созданию связей между основными центрами книжности в Москве и Новгороде, в Троице-Сергиевом и Кирилло-Белозерском монастырях. Он создал жития нескольких русских святых и 15 канонов русским святым.

В 1439 году великий князь Московский Василий II Васильевич (Тёмный) обменялся посланиями с афонскими старцами по вопросу о заключенной на Ферраро-Флорентийском Соборе церковной унии. Категорическая позиция святогорских иноков в большой степени определила отношение Русской Церкви к этому событию.

Окрепнув материально при помощи сербских ктиторов, русский монастырь начал расширять и укреплять свои границы. В 1422 году в местечке Калиагра для приема грузов, адресованных монастырю, строится небольшой причал и складское помещение (видимо, в связи или с разрушением бывшей пристани, или в связи с возражением арендодателя; а может быть, игумен Россикона добровольно отказался от старой пристани, поскольку для монастыря новая пристань располагается более удобно). О надежности оборонительных сооружений монастыря, построенных в этот период, свидетельствует договор, заключенный между «Св. Пантелеимоном» и греческим монастырем Рила. Согласно договору 1466 года, русскому монастырю передаются на хранение некоторые весьма ценные предметы и церковная утварь греческой обители.

В 1407 г. по указанию Мануила II Россикону был выделен метох на о. Лемнос (можно предположить, что это было переподтверждение права владения, данного царицей Еленой Болгарской, женой Стефана Душана, в 1347 году). Много беспокойств пришлось претерпеть Россикону и по поводу метоха на Кассандре.

В жизни Россикона и всего Афона 1430 год был богат на события. Несколько источников свидетельствуют о занятии Святой Горы и Фессалоник войсками Султана Мурада II (1421–1451). Прот Даниил добивается подтверждения султаном традиционных афонских привилегий. Не исключено, что и жалованная грамота великого князя Московского Василия II Васильевича (1425–1462) игумену Нилу могла быть получена в ответ на соответствующую мольбу в связи с появлением оккупантов. Одновременно, в том же 1430, а позже еще и в 1437 году происходили и пограничные споры, в частности, с монастырями Кутлумуш и Ксиропотам, решавшиеся при посредстве Прота и Совета Старцев, куда входили шесть игуменов главнейших святогорских монастырей.

Ко второй половине XV века относится еще одно важное для Россикона событие: заключение в 1466 году договора между русским Свято-Пантелеимоновском и болгарским Рыльским монастырями. Текст этого договора дошел до нас в копии, хранящейся в Рыльском монастыре. Из него следует, что «в более старое время» монастыри состояли в близких отношениях: «како суть были оба монастыря едино». По возобновленному в 1466 году договору они обязывались поддерживать друг друга в трудные времена, при необходимости взаимно поставлять игумена из среды своих братств. Договор был подписан игуменом Пантелеимоновского монастыря иеромонахом Аверкием, со стороны Рыльской обители – иеромонахами братьями Давидом Феофаном, а также соборными старцами обоих монастырей. К грамоте приложены две печати (черного и белого воска) с изображениями: на первой – святого Иоанна Рыльского, на второй – святого великомученика Пантелеимона.

По мнению архимандрита Леонида (Кавелина), первоначальное соглашение между двумя славянскими обителями относится к гораздо более раннему времени, нежели середина XV века. На основании исторических данных, относящихся к жизни обеих обителей, он сделал вывод, что прежнее «соединение» обоих монастырей, вероятнее всего, относится к первой половине или середине XIV столетия.

Первый союз монастырей был оборван разорением Рыльской обители при падении Болгарского царства (конец XIV или начало XV века). Архимандрит Леонид так оценивает договор 1466 года: «Долго ли продолжалось условленное этим актом вторичное соединение обоих монастырей под общим управлением, нам неизвестно, но и доныне, при совершенной независимости сих монастырей одного от другого, память их двукратного соединения означается сохранением духовного и дружелюбного общения между братством обоих монастырей».

Договор между Свято-Пантелеимоновском и Рыльским монастырями представляет собой важное свидетельство объединения православных славян Балканского полуострова – болгар и сербов с одной стороны, и русских – с другой, перед лицом наступающей в XIV–XV веках мусульманской угрозы.

* * *

Афон оказался в зависимости от турок еще в конце XIV века. Поначалу завоеватели демонстрировали уважение к христианским традициям. Еще ранее, в середине века, при султане Орхане, Прот, предчувствуя возможность угрозы со стороны турок, отправляет посольство с письменной просьбой о сохранении традиционных привилегий и значительным денежным подарком. В ответ был получен соответствующий хатти-хумаюм с признанием привилегий, подтвержденный в 1361 году сыном Орхана Мурадом I (1360–1389). В 1380-х годах Афон оказался во власти турок, но по договору между Сулейманом и Мануилом II Палеологом (1403) был вновь возвращен под власть императора. Делегация афонских монахов направилась в Константинополь, чтобы разрешить проблемы Святой Горы, из которых особенно остро стояли связанные с владениями монастырей вне пределов Афона. В июне 1406 года император Мануил II выпустил хрисовул, который стал новым афонским Уставом. Любопытно, что этот документ ни разу не ссылается на предыдущие типиконы (Иоанна Цимисхия и Константина Мономаха), зато часто упоминает Устав прп. Афанасия Великого и обычаи Афонской Лавры, авторитет которой в начале XV века был огромен.

В 1439 и 1453 годах Афон получал повторные подтверждения привилегий от новых османских правителей. Надо отдать должное дипломатическим способностям Прота и других выдающихся иноков, позволившим Афону довольно безболезненно (по крайней мере, на первых порах) быть включенным в административную систему в Османской империи, имея некоторые гарантии от султана, что в сочетании с правами, предоставленными Патриарху Геннадию II Скаларию (1453–1456, 1458, 1462) давало Святой Горе некоторый запас прочности, хотя ее права неоднократно попирались введением налогов, изъятием метохов и тому подобными действиями турок.

Нахождение в зависимости от турок не повлияло на духовную привлекательность Афона для Византии и для Руси. В 1375 году Алексей Палеолог подтверждает Россикону пожалование села Анциста за адельфат. Сохраняется поддержка монастырей традиционными ктиторами – и становится особенно актуальной для афонитов, поскольку давление турок, которое испытывали как Афон, так и митрополичий город Фессалоники, удавалось ослаблять только сложными дипломатическими методами и большими деньгами. Государственная защита Афона была малонадежна, а через полвека исчезла вовсе.

* * *

Период Сербского влияния характеризовался отеческой заботой Сербии как о Хиландаре, так и о Россиконе, видимо, имевших договорные и доверительные многовековые отношения между собой, о чем говорит опись движимого Россиконовского имущества, переданного в Хиландар на хранение в период запустения монастыря.

Можно, конечно, говорить о том, что со стороны Хиландаря была попытка ассимиляции русских насельников, но снижение сербского вектора после Косовской битвы, с одной стороны, и медленный, но стабильный подъем национального самосознания русского народа после Куликовской битвы – с другой, позволили сохранить на Афоне достойное русское присутствие в виде русского монастыря Св. Пантелеимона.

Во второй половине XV века на Руси завершался процесс возвышения Московского княжества. В это же время, в 1453 году, пал Константинополь – «второй Рим», столица Византийской империи. И хотя он еще какое-то время оставался центром межславянского культурного общения, сразу же резко возросла и роль Афона как посредника в контактах балканского юга с Москвой и Киевом. Как в начале описанного в этой главе периода сербские владыки поддерживали русскую обитель на Святой Горе, так теперь начались хождения афонских, болгарских и сербских монахов в Москву за милостыней. Они приходили, как правило, не с пустыми руками, и среди приносимых ими даров важное место занимали столь высоко ценившиеся на Руси рукописные книги. Кроме того, во второй половине XV века восстановились наконец, спустя два с лишним века, официальные контакты Россикона с Россией. В 1497 году игумен обители Св. Пантелеимона Паисий с тремя старцами прибыл в Москву к великому князю Ивану III.