Научные мнения о происхождении идолопоклонства у древних евреев

(Речь пред защитой диссертации на степень магистра: «Идолопоклонство у древних евреев»)

Ваше Преосвященство и Милостивые Государи!

Начало моего сочинения, предлагаемого на суд высокопросвещенного собрания, связано с именем незабвенного профессора здешней академии, И.С. Якимова, известного богословски-образованному обществу своими экзегетическими трудами по Ветхому Завету, в особенности толкованиями на книги св. прр. Иеремии и Исаии. Чем был покойный Иван Степанович для академии, об этом свидетельствуют его немалочисленные ученые труды, хорошо знают по непосредственным с ним сношениям ныне здравствующие его сослуживцы и многочисленные его ученики, и слушатели, из которых некоторые, может быть, присутствуют и здесь. А чем он был для меня, об этом говорит мне мое неизменное, свято-хранимое и искреннее чувство благодарности к нему. Движимый этим чувством, в настоящий раз, я считаю своим священным долгом помянуть его здесь благодарным словом: вечная благодарная ему память!… Он дал тему для настоящего моего сочинения, сделать некоторые указания о значении ее и назвал главную литературу. Под его руководством начато и писано было настоящее сочинение.

Предмет сочинения – идолопоклонство у древних евреев. Предмет этот не новый не только в общебогословской литературе, но в частности и в нашей отечественной, вообще не богатой произведениями библейско-исторического содержания. Он имеет многовековую давность. С ним можно встретиться в каждом сочинении, касающемся, как религиозной жизни еврейского народа, так и гражданской. О нем, говорится в каждой «Библейской и священной истории Ветхого Завета».

Рассмотрением различных фактов еврейского идолопоклонства, составляющих предмет моего сочинения, занимались многие ученые с различными целями; одни с той целью, чтобы с объективной точностью воспроизвести всю религиозную историю народа Божия, слагающуюся из светлых и темных религиозных представлений, другие – с той, чтобы чрез сравнение истинной религии с ложной яснее показать превосходство первой над последней, как света над тьмой, истины над ложью. Наконец, третьи входили в обсуждение вопроса об уклонениях евреев в сторону идолопоклонства с тенденциозным желанием унизить Богооткровенную религию, отвергнуть ее сверхъестественный характер и ввести ее в круг, так называемых, естественных религий. Суждения ученых всех этих трех категорий я имел в виду при составлении своего сочинения. С выводами ученых первых двух категорий совпадают результаты и моего труда. Поэтому, останавливаться на раскрытии их, я думаю, нет нужды. Заключения ученых последней категории, так называемых – рационалистов, подвергаются мной научной оценке. Но эта оценка сделана лишь при раскрытии частных вопросов, имеющих отношение к еврейскому идолопоклонству. Оценка же основного рационалистического воззрения на факт еврейского идолопоклонства сделана только в общих чертах. В настоящий раз считаю не излишним предложить некоторые разъяснения к тому, что сказано по этому вопросу в сочинении.

Отрицая возможность сверхъестественного Откровения, представители рационализма в религии вообще, в еврейской в частности, видят лишь естественное обнаружение деятельности умозаключающего рассудка. По их мнению, религия в своем развитии должна подчиняться общему и необходимому закону восхождения от несовершенного состояния к совершенному. Прогресс религиозного сознания должен служить мерилом при определении первобытной религии. Последняя, с этой точки зрения, должна быть самой несовершенной, как несовершен был и человек, в первобытные времена своей жизни, находившийся в диком и грубом состоянии. А, так как самая несовершенная форма религиозного сознания, как оно фактически обнаружилось, есть политеистическая, то политеизм и должен быть признан первоначальной формой религии рода человеческого. Еврейский народ, по мнению рассуждающих так ученых, в своем духовном развитии следовал тем же законам, как и прочие народы. Отсюда и его первоначальной религией должно быть не единобожие или монотеизм, совершеннейшая религия, а многобожие или низшая форма религии – политеизм, из которого только впоследствии образовался монотеизм чрез постепенное возвышение одного божества над другими. Замечательно, что это свое положение представители рационализма нередко стараются обосновать на свидетельствах св. Библии, а также на данных истории и филологии, с одной стороны, утверждая, что в древнейшие времена евреи служили многим богам, а не единому Богу (последнее служение у них возникло только в позднейший период их истории), с другой – предполагая, что Бог, Которому в древности они служили, был лишь олицетворением сил природы, а не духовным премирным существом. Главной мыслью представителей рационализма, таким образом, служит изначальность политеизма или натурализма в еврейских верованиях. Когда в Библии говорится о почитании евреями многих богов или сил природы, то это, по мнению рационалистов, должно быть признано или остатком первоначальных верований предков этого народа, или возвращением к этим первоначальным верованиям под влиянием различных условий.

Я не стану указывать на то, что это учение противоречит прямым свидетельствам Божественного Откровения, по смыслу которых единобожие в строгом смысле слова было первичной формой религии еврейского народа, в лице Авраама, избранного Богом для хранения идеи о Боге, Творце мира и Промыслителе. Об этом подробно сказано в сочинении. Считаю необходимым указать только на то, что мнение рационалистов о политеизме, как первоначальной форме религии у всех народов, в том числе и у еврейского, само по себе неверно. Оно не отвечает: 1) данным истории, на которых оно утверждается, 2) существу самого закона развития, из которого исходит, 3) не оправдывается данными филологии, 4) не вытекает с необходимостью из тех мест Священного Писания, из которых заимствуются для него основания.

1) История (сохранившиеся исторические памятники религии) не дает права считать политеизм первичной формой религии рода человеческого, а монотеизм позднейшей. Из исторических свидетельств о религии древних времен и из преданий народов открывается обратное. Из этих источников, напротив, можно видеть, что в истории религии политеистические верования возникали из монотеистических. В каждой религии происходило постепенное осложнение верований, постепенное возрастание и размножение числа богов, а с тем вместе и мифических сказаний. На первых порах богов было менее, а мифические сказания скуднее. Каждая последующая генерация богов была сложнее, чем предыдущая. История указывает на два способа увеличения числа богов: внешний и внутренний. Первый способ состоял в заимствовании культов и богов одним народом у другого при столкновениях во время торговли или войны. При этом национальные боги не исчезали, а только поставлялись в известное отношение к новым иноземным богам, которые, в свою очередь, получали национальную окраску, образуя с течением времени лестницу с высшими и низшими божествами. Проверить этот способ можно, между прочим, фактами полного еврейского идолопоклонства, составляющего второй отдел второй части моего сочинения. Это идолопоклонство состояло в почитании многих богов, переходивших к евреям от других народов в то или другое время их языческой жизни. Второй способ находится в тесной связи с сущностью самого язычества, способного к видоизменениям, в силу присущей ему принципиальной лжи. Он состоял в следующем. Не удовлетворяющееся ничем наличным, религиозное сознание язычников, потерявших истинное понятие о Боге, постоянно измышляло новых и новых богов, отодвигая на задний план старых, но не уничтожая их совершенно из своего пантеона. По замечанию одного авторитетного ученого, человечество постепенно переходило от почитания одного Бога к почитанию многих богов. Как и всякое название, говорит этот ученый, первоначально бывает несовершенно и выражает только одну какую-нибудь сторону предмета, так несовершенно было и название, данное людьми Божеству; оно выражало только одну сторону Его бытия, одно из Его свойств. Для выражения других свойств Божества, которые особенно резко обнаруживались в предметах и явлениях, люди впоследствии начали давать Ему другие имена. Так, сперва невидимое и непостижимое Существо было замечено в небесном своде. Потом оно обнаружилось в ветре, в огне и др. По каждому из таких проявлений оно получило и особенное имя. Кроме имени «неба», дали ему имена «огня», «ветра» и др. Сначала эти имена понимались в метафорическом смысле. Но впоследствии, они стали употребляться в собственном смысле, утратив переносный¹ . В этом случае, по удачному выражению того же ученого, nomina превратились в numina, идеи в идолы. И небо, и ветер, и другие явления, бывшие сначала только символами единого Божества, стали отдельными божествами². Примеры постепенного умножения богов можно видеть во многих языческих религиях. Так, в вавилонской религии, как видно из списка богов, найденного в библиотеке Асурбанипала, Ilu или El, которому соответствовала богиня Istar, стали, впоследствии почитаться боги: Anu, Bil, ‘I-a или Ao, далее Sin, Samas, Віn и наконец, планетные боги: Marduk, Nebo и др.; в ассирийской вместе с Asur’ом явились две триады: Anu, Bil, ‘I-a и Sin, Samas, Bin и также группа планетных богов: Marduk, Istar, Adar, Nirgal, Nabu. У финикиян, кроме Ваала, явились Астарта, Адонис и др. боги. У греков вместе с Зевсом стали чтиться Гефест, Гермес и другие многочисленные обитатели Олимпа и т. д. Эти, примеры убеждают в том, что религиозное сознание человечества постепенно шло от более простого к более сложному и разнообразному, а не наоборот. Не чрез сокращение числа богов образовался монотеизм из политеизма, а наоборот; раз уклонившись от единобожия и приняв несколько богов, религиозное сознание, по чувству неудовлетворенности наличными божествами, постепенно умножало число их, когда наконец решительно задержано было сознанием их неудовлетворительности и должно было склониться к монотеизму или под влиянием чисто откровенных идей, или под влиянием высокой философской мысли. Приведенные примеры уверяют в том, что первоначальные религиозные понятия у людей были чище и совершеннее, чем в последствии, а сами люди были ближе к Божеству. В основе религиозных верований первоначально лежало понятие о едином начале, из которого потом стали выделяться другие божества, имевшие значение второстепенных. Для вавилонян таким началом служил Ilu или ЕI, для ассириян – Ассур, для финикиян – Ваал, для греков – Зевс, глава олимпийцев и всех других богов. Следы первобытного монотеизма ученые-путешественники указывают и в религиозных верованиях племен, стоящих на низшей культурной ступени. Если бы многобожие было необходимым проявлением первоначальной грубости и неразвитости религиозного сознания, а возникновение монотеизма результатом умственного развития, то должно было бы ожидать особенно сильное распространение политеизма у племен, стоящих на низкой степени культурного развития и наоборот, наблюдать распространение монотеизма у народов образованных. На деле этого не замечается. На большее совершенство первобытной религии по сравнению с позднейшей указывают еще предания о золотом веке, древние поэты и некоторые философы. Платон, напр., говорит: очень древне то учение, что Бог заключает в себе начало и конец всего сущего, и всем управляет. Итак, исторические свидетельства о религии древних народов и другие источники говорят не в пользу мнения защитников изначальности политеизма.

2) Не может говорить в пользу мнения защитников изначальности политеизма и сам закон постепенного восхождения от несовершенного к совершенному, полагаемый ими в основание суждений о религии. Утверждая, что этот закон требует признания несовершенной первобытной религии, а не монотеизма, рационалисты в суждениях своих допускают неверное понятие о религии вообще, первоначальном монотеизме в частности. Слово Божие не дает права представлять себе первобытную религию в виде законченной религиозной системы, понимаемой в смысле совокупности известного рода теоретических религиозно-нравственных истин, а монотеизм, как определенное, теоретически вполне развитое, понятие о Боге, в том виде, как он понимается ныне в системах богословия. Оно не дает права представлять себе и того, что первоначальная религия не была способна к дальнейшему развитию. По учению Священного Писания, первоначальная религия есть только норма истинной религии, которая послужила основанием для всего дальнейшего религиозного развития человечества. Первоначальный монотеизм тождествен с последующим лишь по содержанию, т. е. по признанию идеи единого Бога. По форме выражения этой идеи между ними есть разница. Признания разницы требуют начала разума, говорящего о не одинаковом складе умственной и нравственной жизни людей в разные периоды их исторической жизни. Рационалисты, отрицающие это, говорят, таким образом, несогласное и с тем, признания чего требуют начала разума.

3) Предположение об изначальности политеистической религии не оправдывается и филологическими данными, на которые обыкновенно ссылаются его защитники. Последние заимствуют эти данные из имени Божия «Элогим», употребленного во множественной форме в самом начале священной летописи рода человеческого. На основании множественной формы имени они заключают о почитании многих богов в самые первые времена рода человеческого, а потом в частности и у еврейского народа. Священное Писание не дает права так заключать. Имя Божие «Элогим» в нем употребляется не для выражения понятия о какой-либо количественной множественности Божественных существ, а как наименование единого истинного Бога во всех Его высочайших свойствах. С другой стороны, множественная форма в Библии имеет особенный своеобразный оттенок, более широкий, чем какой встречается в новейших языках. Она часто употребляется для обозначения высшей степени силы, величия, господства, совершенства, вообще для обозначения качественной множественности. По мнению еврейских раввинов³, множ. форма «Элогим» не есть выражение понятия о действительном количественном множестве богов, а есть свойство почтительной речи о Высочайшем Существе; она указывает на изобилие в Боге духовных сил и полноту совершенств. Она как бы говорит: Бог один, но сил у Него неисчислимое множество⁴. В новейшее время принято думать, что множественная форма, как в еврейском, так и в других семитических языках (Служит к образованию отвлеченных понятий из низших или более конкретных. В таком случае, слово «Элогим» будет тождественно с «Божество», «Deitas», «θειδτης», «Gettheit». Если так, то оно и не может выражать мысли о количественном множестве и давать повод видеть в нем признак древнейших политеистических верований. Правда, оно употребляется и в отношении к языческим божествам, но в таком случае обыкновенно отличается от имени истинного Бога. Преосв. Хрисанф в известном сочинении своем «Религии древнего мира в их отношении к христианству» говорит: «когда имя «Элогим» употребляется о богах языческих и вообще, как выражение неопределенного понятия о силе, оно согласуется с предикатом, который ставится во множественном числе; наоборот, предикат остается в единственном числе, не согласуясь со множественным подлежащим, когда «Элогим» указывает на Бога в Его истинном значении. Исключения из этого встречаются только там, где идет речь об истинном Боге с язычником (Быт.20:13) или когда говорится о Боге израилевом применительно к понятиям языческих народов, а также и с их точки зрения (Исх.32:4; 1Цар.4:7…)»⁵ и пр. Если бы с именем «Элогим» соединялось какое-нибудь представление, напоминающее многобожие, то писатели священных книг, строгие ревнители закона Моисея, старавшиеся предотвратить все, что могло бы вести израильтян к соблазну многобожием, не стали бы сами употреблять его свободно, как название единого истинного Бога, иначе называемаго Иеговой и другим запретили бы употреблять его. На самом же деле этого не было. Напрасно, поэтому ссылаются на него представители рационализма в доказательство своей мысли о господстве в древнейшее время политеистической формы религии во всем человечестве, не исключая и евреев.

4) Предположение рационалистов о господстве у евреев в древнее время политеистических верований, наконец, не вытекает с необходимостью из приводимых ими в доказательство своего основного взгляда мест Священного Писания. Позволю себе привести

несколько таких мест, на которых они стараются обосновать свою мысль о сходстве еврейской религии с языческой семитической.

Прежде всего, они ссылают на те места Священного Писания, в которых Бог называется огнем поядающим (Втор.4:24) и грозным божеством, явление Которого ветхозаветные люди считали за верный признак смерти (Исх.23:20; ср. Суд.13:22). На основании этих мест делается ими заключение о сходстве еврейского Иеговы с грозным и разрушительным ханаанским божеством, Молохом. Такое заключение не будет однако правильным пониманием текстов Священного Писания, из которых заимствуются для него основания. Символ огня и страх пред Иеговой священные писатели понимали иначе, чем как понимают их представители натуралистического рационализма. Говоря о Боге, как огне поядающем и указывая на боязнь людей приблизиться к Нему, священные писатели тем самым хотели только указать на чистоту Существа Божия, в сравнении с Которым все нечисто: огонь символ чистоты. Как Бог чистый и святейшее Существо, Иегова, поэтому является ревнителем Своего народа и карателем за неверность Ему и за служение иным богам. Еврейскому народу, напр., запрещается подходить к горе Синай, приближаться к Иегове, под страхом смерти, так как, уклоняясь в пустыне в след чужих богов, он сделался нравственно нечист пред Иеговой. Моисею, как другу Божию, нравственно чистому, напротив, дается позволение войти на гору для принятия скрижалей Завета от Господа. В этом отношении понятие о Боге грозном и страшном не стоит в противоречии с понятием о Его святости и чистоте – принципе только израильской религии. Нельзя сравнивать Иегову с ханаанским Молохом и в виду следующего соображения. Между тем как Молох у языческих народов является, как олицетворение физических сил, с особенной очевидностью проявляющих свое действие во всепожирающем и всеуничтожающем огне, Иегова, наоборот, есть огонь в смысле чисто нравственном. Если он карает людей, то карает за нарушение нравственного закона, если умерщвляет, то за нечестие. Он истребляет только нравственное зло и делающих его, проявляя в этом Свое правосудие. Доказательство своей мысли о признаках сходства первоначальной еврейской религии с натуралистической религией Молоха рационалисты стараются найти в самом религиозном культе евреев. В этом случае, они обыкновенно останавливаются на ветхозаветных жертвах, находя в них сходство с жертвами в честь Молоха. В том и другом культе, говорят они, можно наблюдать случаи человеческих жертв. Человеческие жертвы у евреев приносились не худшими только членами общества, но даже представителями веры. Принесение их, поэтому не может быть признано незаконным делом; оно дело предписаний. Внимание рационалистов, по большей части, останавливается на жертвоприношении Исаака Авраамом и на обете Иеффая. Из обоих этих примеров делается ими заключение о том, что еврейский культ был кровавый, как в патриархальные времена, так и в период судей. Но не говоря о том, что такое заключение не вытекает из библейских данных (ибо они не содержат в себе указания на то, что Авраам принес Исаака в действительную жертву, а Иеффай – свою дочь), оно должно быть признано несправедливым по следующим соображениям. В культе Молоха человеческие жертвы были приносимы без особенных повелений со стороны Бога. Они были совершенно обыкновенным явлением и своей целью имели удовлетворение гнева грозного идола. Авраам, наоборот, приносит в жертву своего сына по воле Самого Бога. За исполнение воли Божией он получает обетование о размножении его потомства, как песка морского (Быт.22:17 и сл.). Если бы Иегова был тем же, чем Молох, то такого обетования Аврааму не было бы дано. Зачем, далее, священному писателю книги Бытия нужно было бы изображать жертвоприношение Исаака во всех частностях, если бы этот случай был явлением обыкновенным? Священное Писание дает видеть, что Авраамова жертва была необыкновенная, беспримерная и единственная, а не одна из многих, как хотят доказать рационалисты. Она состояла не в пролитии невинной крови, а в посвящении Богу воли и в испытании веры Авраамовой, указание на что в словах св. бытописателя: искушал Бог Авраама (Быт.22:1) и далее в словах Самого Господа: ныне бо познах, яко боишися ты Бога и не пощадил еси сына твоего возлюбленного Мене ради (Быт.22:12). Из библейского повествования о том, что Господь не принял от Авраама приносимой им жертвы, можно было бы придти к иному, противоположному взгляду на жертвы в честь Господа, чем какой высказывают рационалисты. Из него скорее видно, что Господу противны кровавые человеческие жертвы (ср. Втор.12:31). Почитая Иегову, евреи действительно всегда отвращались от подобных жертв. Что касается обета Иеффая (Суд.11 гл.), то из библейского сказания о нем нельзя придти к заключению о сходстве еврейского Бога с грозным Молохом. Из многих объяснений этого обета наиболее согласным и с духом истинной богооткровенной религии и с контекстом речи священного повествователя об этом обете должно признать то, по которому он принимается за обещание Иеффая, в благодарность Господу, принести дочь в жертву духовного всесожжения, без права выкупа, т. е. посвятить ее навсегда в девственницы при скинии. В пользу этого объяснения особенно говорят 37 и 39 ст. 11 гл. книги Судей. В первом из этих двух мест дочь Иеффая просит у своего отца двухмесячного срока для оплакивания девства своего с подругами. Во втором она представляется, не познавшей мужа. И сотвори на ней обет свой, им же обещася и сия не позна мужа. Так заключает свое повествование об обете Иеффая священный писатель книги Судей. Было бы крайней несправедливостью видеть здесь указание на обещание жертвы действительного всесожжения со стороны Иеффая. Эту мысль трудно было бы связать с содержанием 37 и 39 ст. XI главы. Не менее несправедливо было бы в содержании 37 и 39 ст. видеть и указание на девство дочери Иеффая до времени только выполнения обета. В настоящую минуту дочери Иеффая нечего было бы и оплакивать совершившегося факта, так как к тому не было никакого повода. Это не имело бы связи с описанным в XI гл. кн. Судей случаем… Даже и в том случае, если бы Иеффай обещал действительно принести во всесожжение свою дочь Господу, нельзя было бы сделать заключение о сходстве культа Молоха с израильским богослужением. В виду того, что законом строго запрещено было приносить Молоху человеческие жертвы (Лев.18:21; Лев.20:2) и в виду исторически засвидетельствованного отвращения евреев от человеческих жертв, жертвоприношение Иеффая должно было бы признать случаем беспримерным в истории еврейства, а не обыкновенным объяснимым только из психического состояния еврейского судьи во время произнесения обета. К сказанному можно прибавить еще следующее. Иеффай, когда увидел несчастную жертву в лице своей единственной дочери, разорвал одежду свою и пришел в смущение. В культе Молоха, где кровавые жертвы были обыкновенны, этого небывало: там жертвы были приносимы иногда с радостью для утешения гнева идола.

В подтверждение своего мнения о натурализме еврейской религии и о сходстве ее с религией Молоха рационалисты ссылаются еще на закон об обрезании и посвящении Богу первенцев и выкупе их, как на остаток или древних человеческих жертв, или древнего уродования себя (оскопления), какое было в культе Молоха. Не вдаваясь в подробную оценку этого суждения, замечу только, что и оно говорит не в пользу защитников натуралистического рационализма. Предписанные в Моисеевом законе действия и существовавшие в культе Молоха по существу различны. Первые имели не только религиозное значение, но и нравственное; последние – только религиозное. Первые имели значение средств богоугождения и нравственного очищения; последние – служили лишь для умилостивления грозного божества, как существа, враждебного жизни.

Другое основание для признания изначальности натурализма в еврейских верованиях рационалисты усматривают в сходстве еврейского Иеговы с другими семитическими божествами, олицетворявшими благодетельные силы природы. Обыкновенно они говорят, что Иегова тоже, что Ίάω, бог солнца, Sol. По их мнению, первоначально он был солнечным божеством и лишь впоследствии получил нравственное значение. Основание для этого они указывают в тех местах Священного Писания, в которых Иегова называется светом (Пс.26:1), а Его откровению приписывается сила освещающая (Чис.6:25 и др.). Основание произвольное. На языке Священных писателей свет служит образом нравственной чистоты и знания, ибо без света ничто невидимо. В рассуждении о Боге свет служит образом Его величия, совершеннейшего ведения и святости (ср. Пс.26:1 по слав. Библии). Кроме того, в книгах Ветхого Завета нигде нет указаний на то, что Иегова был представляем, как действительный свет физический, олицетворением которого, напр., были языческие боги. Ссылка на Чис.25:4: возьми всех начальников народа и повесь их Господу пред солнцем, и отвратится от Израиля ярость гнева Господня, так же произвольна, как и ссылка на 2Цар.12:12: ты, Давид, сделал тайно, а Я, говорит Господь, сделаю это пред всем Израилем и пред солнцем. Употребленное в этих свидетельствах выражение пред солнцем – есть только метафорическое выражение. Единственное место во всей Библии, где Иегова прямо называется солнцем, – в Пс.83:12; оно читается так: Господь Бог есть солнце и щит, Господь даст благодать и славу ходящих в непорочности Он не лишит благ 1). Но и оно есть не более, как поэтическая метафора, дальше которой евреи опасались идти (ср. Суд.5:3⁶, чтобы не оказаться на языческой почве. – Остатков культа солнца в первоначальной религии евреев нельзя видеть ни в сказании о Самсоне, как солнечном боге, на подобие Мелькарта, ни об Энохе, как боге неба и Малелеиле, как боге солнца. А если их нет, то откуда солнечное происхождение Иеговы?

Рационалисты говорят также, что еврейский Иегова в древнее время признавался за само видимое небо. Эта мысль, однако, не вытекает из содержания Быт.24:19, на который они ссылаются и который так читается: Господь одожди на Содом и Гомор жупел и огнь от Господа с небесе. Последние слова (от Господа с небесе) составляют синекдоху. Вместо того, чтобы сказать: от Господа, обитающего на небе, сказано: от Господа в небесе. Мысль об Иегове, как олицетворении неба, не следует и из другого выражения, в котором слово «Иегова» употреблено вместо «небо», а именно из слов пр. Михея: И будет останок Иаковля в языцех среди людей многих, аки роса от Господа падающи. Ветхий Завет дает основание различить еврейскую религию от всех языческих религий. По свидетельству священных писателей В. 3., Бог представляется истинным Творцом и Владыкой не земных только существ и предметов, но и небесных, безмерно возвышенным над ними. Мысль о небесном господстве Бога, поэтому далека от смешения Его, как Духа, бестелесного Существа (Исх.31:3), с звездным небом. Соломон в молитве при освящении иерусалимского храма сказал: аще небо и небо небесе не довлеют Ти, кольми паче храм сей… (3Цар.8). Тоже исповедуют и другие священные писатели, называя Бога небесным, выше всего и везде присутствующим.

Сказанное приводит к тому заключению, что еврейский ветхозаветный Бог не был какой-либо натуральной силой, только впоследствии перешедшей в нравственную. Он не был ни огнем, ни светом, ни солнцем, ни небом. В нем можно видеть только духовное личное существо, отличное от всего видимого, живущего в мире и безмерно над ним возвышенное. Поэтому и идолопоклонство евреев не может быть объяснено возвращением их к прежним политеистическим и натуралистическим верованиям предков или остатком прежних верований. Такое объяснение происхождения идолопоклонства не столько уясняет примеры увлечения евреев языческими культами, сколько затемняет и без того неясные их черты. При нем остается открытым вопрос об истинных причинах еврейского идолопоклонства. Таких недостатков не имеет объяснение, основанное на свидетельствах Слова Божия, раскрытое в моем сочинении. Это только объяснение может быть признано твердо обоснованным, как тверда для него сама почва. Оно дает возможность определить не только причины возникновения еврейского идолопоклонства, но и дух и характер его, а также способствует уяснению частных примеров еврейского увлечения языческими культами. Из него, в частности видно, что по характеру еврейское идолопоклонство было двух видов: неполное или смешанное и полное. Неполное состояло в примеси к законному служению Иегове некоторых черт язычества, помрачавших, но не совершенно уничтожавших собой идею единобожия, присущую Богооткровенной религии. При нем евреи не вполне делались язычницами, потому что предметом их религиозной мысли и чувства был Бог Откровения, только с признаками языческого божества, которое можно осязать и видеть. Сюда относятся: служение Богу под образом золотого тельца, служение медному змию, служение изображению в доме Михи, служение на высотах и др. Полное идолопоклонство, напротив, исключало мысль о почитании Бога Откровения. Оно было язычеством в полном смысле слова. Проявления его можно наблюдать в еврейском служении солнцу, царице неба, Ваалу, Астарте и др. божествам. В первом, т. е. неполном идолопоклонстве, обнаружились попытки евреев, без света Божественного Откровения, выражать свои религиозные мысли и чувства. Поэтому, оно может быть признано отчасти произведением еврейского народного духа, явлением самобытным и в некотором смысле характеристичным. Во втором, т. е. полном идолопоклонстве, сказалась полная зависимость евреев от различных языческих народов в религиозном отношении. Этот вид идолопоклонства был воспроизведением языческих идей и обрядов. Он носит в себе смесь самых разнообразных оттенков языческих культов. Он не может быть признан характеристичным, как характеристичны, напр., языческие религии: ханаанская, египетская, ассирийская и персидская; потому и не может составить отдельного момента в истории развития религиозного сознания древнего человечества. Евреи не оставили ни одного божества, которое можно было бы назвать «еврейским», как напр., Ваал называется божеством «ханаанским». Это зависело главным образом от того, что в хождении своими путями (Деян.4:16) они не могли идти с мерной постепенностью, с какой шли другие народы, забывшие Бога. Движение их вперед в этом случае нарушалось действием разного рода условий и в особенности влиянием на них хранителей истинной религии и пророков. Господу не угодно было, чтобы евреи, избранные Им служить религиозно-нравственным светочем для других народов, забыли о своем высоком назначении и впали в такое же состояние, в каком находилось и все язычество. Потому Он разными средствами и возвращал их на путь истины, когда они обнаруживали свое стремление ходить своими путями, пока, наконец, они окончательно не укрепились в вере в свое призвание на земле до явления в мир Господа Иисуса Христа.

В заключение считаю своим приятным долгом выразить искреннюю благодарность высокоуважаемым профессорам академии: Федору Герасимовичу Елеонскому за сделанные мне ценные указания и за участливое отношение к моей работе, и Ивану Гавриловичу Троицкому за указание некоторых новейших трудов по палестиноведению, которыми я и воспользовался при печатании своего сочинения.