Глава четвертая

Пределы Сибирской епархии к началу XVIII в. Колонизации Сибири со второй половины XVII в. до половины XVIII в. Постройка городов, крепостей, слобод, заводов. Укрепленные линии Западной и Восточной Сибири. Колонизация Приморской области и Камчатки и укрепление их за Русью с постройкой городов. Административное деление Сибири в половине XVIII в. с разделением на провинции и дистрикты.

Христианская миссия в Сибири в конце XVII и в XVIII в. Даурская-Забайкальская миссия. Миссионерские труды Тобольского митроп. Филофея-схимонаха Феодора и его сотрудников и продолжателей его дела – в лице иркутских архиереев к половине XVIII в. Камчатская миссия. Постройка храмов в Сибири.

Состав и пределы Тобольской епархии в начале XVIII в. Иркутское викариатство. Прикрытие его и присоединение области Иркутского викария к Тобольской епархии. Трудность управления Сибирской епархией одному архиерею.

Открытие самостоятельной Иркутской епархии (1727 г.); её состав. Присоединение к ней от Тобольской епархии Илимска и Якутска с их округами. Состав и пределы Тобольской и Иркутской епархий к половине XVIII в. Их постоянство. Неосуществившийся проект открытия Камчатской или Якутской епархий в половине XVIII в.

Сибирская епархия (Тобольская митрополия) к началу XVIII века представляла собой громадное пространство. В течение XVII в. в своих крайних пределах она успела подойти к естественным границам на севере – к Ледовитому океану, на востоке приблизилась к Великому океану, на юге она сомкнулась с землями, подвластными Китайской Империи – в, так называемой, Даурии. Юго-западная граница Тобольской епархии шла по киргиз-кайсацким и калмыцким степям, примыкавшим к южному Уралу. Уральский хребет на всем своем протяжении составлял естественную западную границу Сибирской епархии почти за весь XVIII-й век. Сибирская епархиальная территория, заключенная в этих границах, раскидывалась во все стороны более, чем на 300 000 квадр. миль. Новые приобретения в XVIII в. увеличили ее еще почти на 50 000 квадр. миль.³⁷⁸

Русская колонизация за Уралом в XVIII в. и территориальные приобретения сопровождались постройкой новых городов, острогов-крепостей, сел и деревень с русским, преимущественно казачьим, населением, хотя о повсюдной значительной густоте населения в Сибири и теперь не может быть речи. Сибирская колонизация XVIII в., как и раньше, шла по главным сибирским речным бассейнам Тобола с его левыми притоками, Ишима – притока Иртыша, самого Иртыша с его правыми притоками, обширного верхнего многоприточного течения р. Оби, среднего и нижнего течения Енисея, озера Байкала, верховьев Лены и Амура. Путь колонизации по этим водным системам не нов; он был известен русским со времени покорения Сибири. С конца XVI в. русские люди проторили широкий путь в завоеванную страну по рекам Туре, Тоболу, Тавде, Иртышу (вверх и вниз) и Оби. Перевалив через Урал, русские быстро врезались этим путем в средину инородческого населения. Они крепко уселись в городах – Верхотурье (1598 г. с храмом Живоначальной Троицы и воеводским двором), Туринске (1600 г. с храмом во имя Бориса и Глеба), Тюмени (1586 г.), Пелыме (1593 г. с Христо-Рождественским храмом), в Тобольске (1587 г. с Троицкой и Спасской церквами), Таре (1595 г. с Успенским и Никольским храмом), Томске (1604 г.) и др. сибирских городах и слободах, основанных с конца XVI до конца XVII в.,³⁷⁹ так что зауральская колонизация XVIII в. оказалась непосредственным продолжением колонизации XVII в.

После покорения Сибири русское население быстро начало прибывать на новые места и оседать под охраной своих городов. Часть местных инородцев – тобольских татар – осталась на своих местах, другая часть ушла вглубь степей, уступив свои места новым пришельцам. Этим объясняется, что южные округа (Омский, Курганский и Ишимский) ныне совсем не имеют инородческого населения.³⁸⁰ Русское население в пределах нынешней Тобольской губ. к половине XVII в. было вдвое больше инородческого. Быстрый рост русского населения в Тобольском крае с половины XVII в. делал тамошнюю русскую колонизацию совершенно безопасной. Переселенцы из Европейской Руси находили там свободный приют и пропитание. Следствием наплыва русских было быстрое заселение мест по рр. Туре, Тоболу, Ишиму и Иртышу. В колонизации Пермского и Тобольского Зауралья, в древней Югорской земле, кроме правительства приняли самое деятельное участие монастыри, белое духовенство, архиерейский дом, служилые люди, посадские, крестьяне и ямские охотники. При дружной колонизаторской деятельности всех слоев русского общества в Зауралье по бассейнам названных рек за 50-летний период возникло семь русских городов, несколько острожков, застав, слобод, сел и сотни деревень.³⁸¹ В последующее время тамошняя колонизация сделалась еще значительнее. Со всей наглядностью о том говорит заселение обширнейших Верхотурского и Тобольского уездов и постройка тамошних острогов во второй половине XVII в. в старых и новых слободах. Кроме острогов на р. Невье (в новой Невьянской слободе), в Ницынской слободе (Ощепковой), основанных в 1635 г., и острога в Ирбитской слободе, поставленного в 1644 г., появились остроги в Пышминской слободе (1655 г.), Арамашеве слободе (1656 г.), в Тагильской слободе (1663–1664 г.), Белослудской (1667 г.), Краснопольской (1667 г.). Затем были поставлены остроги: в 1679 г. в Камышловской слободе, осн. в 1666–1667 гг., в 1681 г. в Ново-Пышминской, осн. в 1677–1678 гг., и, наконец, в 1682 г. – в Аятской, осн. в 1669 г., и Новокрасноярской, основ. в 1670 г.

В слободах Усть-Ирбитской и Мурзинской на Невье также были остроги. Только Рудная слобода с Ницынским железным заводом, основанная с промышленной целью, вероятно, никогда не имела острога.

С проложением новой кратчайшей дороги от Верхотурья к Туринску около половины XVII в. слободы, лежавшие на этой дороге, приобрели торгово-промышленное значение особенно Ирбитская слобода с ярмаркой, учрежденной там особым царским указом с 1643 г. В Ницынской-Ощепковской слободе учреждена была постоянная таможня. С развитием торговли в Верхотурском уезде поставлено было несколько караулов, из которых впоследствии образовались села, каковы села Павдинское на р. Павде, Лялинское или Караульное на р. Ляле, с. Кошай на р. Сосве по пути из Верхотурья в Пелым. В с. Кошае имелась таможня для сбора пошлин с торговли между русскими и сосвинскими вогулами.

Одновременно шла колонизация южных и западных четей Верхотурского и Тобольского уездов в пределах нынешних Камышловского и Екатеринбургского уездов. Тут возникли названные уже слободы с острогами Пышминская-Ощепкова, Камышевская или Камышловская, ныне уездный город, Аятская при озере Аят, Красноярская и Новопышминская. Близ Аятской слободы при Петре Великом возник известный Невьянский казенный завод, именовавшийся на первых порах «Федьковским». К нему в 1704 г. была приписана Аятская слобода со всеми деревнями, принадлежавшими к ней, а затем Краснопольская и село Покровское-монастырское, названное так потому, что до упразднения Невьянского Богоявленского монастыря в 1724 г. она принадлежала монастырю. К ним нужно прибавить село Китайское, осн. в 1655 г. с острогом, устроенным в 1659–1660 гг. В конце ХVII в. через него шла дорога из Ялуторовска (осн. в 1639 г.) на западный склон Урала и через Кунгур на Казань, почему называлась Староq Казанской или Уральской дорогой. В 1673 г. возник соседний с Китайским – Колчедановский острог (Тобольского уез.), превратившийся сначала в слободу, а ныне село Колчедановское. В следующем 1674 г. основана Калиновская слобода на р. Калиновке также Тобольского уезда. В 1723 г. она вместе с деревнями, одновременно с Красноярской слободой, поступила в ведомство Екатеринбургских заводов. В 1675 – 1676 г. появились три новых слободы: Арамильская, близ Екатеринбурга, Куярская и Буткинская – Тобольского уез., ныне в восточных частях Камышловского и Шадринского уездов. Арамильская слобода в 1704 г. была приписана к казенному Уктусскому заводу в окрестностях Екатеринбурга. В 1682 г. игумен Далматова монастыря (осн. в 1644 г.) Исаак поставил на земле, отведенной монастырю, русское село при устье р. Железенки (Каменки), впадающей в р. Исеть. Тут на новой монастырской земле оказалась богатая железная руда; поэтому монастырю пришлось недолго владеть рудоносной землей. Петр I отобрал землю в казну и устроил на ней в 1701 г. Каменский железноделательный завод, существующий доселе. Из зауральских заводов после Ницынского и Невьянского (осн. в 1699 г. – известного под именем Старого), это был третий завод; четвертым, по времени постройки, считают Алапаевский завод в Верхотурском уез., пятым – Уктусский – в Екатеринбургском уез. Оба они пущены в действие в 1704 г. Алапаевский завод возник при дер. Алапаихе, основанной еще в 1639 г. После Железненского селения, в исходе XVII в., возникли еще три слободы: Ново-Камышевская (1686 – 1687 гг..), выше устья р. Каменки, в 1689 г. – Багаряцкая слобода, на р. Багарек, и в 1695 г. новая Белоярская – Пышминская слобода – все в тогдашнем Тобольском уез. Основателями их были выходцы из Шадринской слободы.

Юго-западная часть Тобольского уезда – нынешний Шадринский, части Екатеринбургского, Ялуторовского и Челябинского уездов по р. Исети, стали усиленно заселяться также с половины XVII в., т. б. одновременно с заселением рек Тобола, Тавды, Туры. Прежде всего тут возник Далматов Успенский монастырь, основанный монахом Далматом в 1644 г., в качестве колонии Невьянского Богоявленского монастыря, из которого вышел основатель Далматова монастыря. В 1650 г. построен Исетский острог, в продолжение всего XVIII в. служивший средоточием управления Исетским дистриктом; в 1660 г. основан Мехонский острог (сначала слобода) на левом берегу р. Исети; около 1662 – 1664 гг. появляется Шадринская слобода, ныне уездный город, с церковью Архангела Михаила; поэтому слобода стала называться Архангельской-Шадринской, а с 1712 г. – Архангельским или Малоархангельским Шадринским – городком; в 1668 г. построена Масленская слобода с острогом на р. Масленке. Из других слобод и острогов, возникших по р. Исети и её притоку Миасу, нужно назвать Бешкильскую (1666 г.), Терсютскую (1668 г.), Исть-Миасскую (1670 г.), Красногорский острог (1671 г.), Красномысскую слободу (1674 г.), Окуневский острог, Ингалинскую и Барневскую слободы (1676 г.), Белоярскую – Теченскую на р. Тече (1682 г.), Крутихинскую (1685 г.), Мурзинскую, Чумляцкую, Теченскую и Тамукульскую. Тут же на р. Миас стояло село Воскресенское, принадлежавшее тогда сибирскому митрополиту. В верховьях Миаса, на месте башкирской деревни Челябы, построен Челябинский острог, переименованный в 1736 г. в крепость, а в 1787 г. в город. В конце XVIII в. в 64 вер. к юго-западу от Челябинска основана Чебаркульская слобода, переименованная в 1736 г. вместе с Челябинском и Средне-Миасской слободой в крепость.³⁸²

Так шла в XVII в. русская колонизация ближайшего Зауралья в пределах тогдашних обширнейших Верхотурского и Тобольского уездов. Русский человек давно встал твердой ногой в Сибири, но он долго не мог закончить заселение края. Даже в самом конце XVIII в. многие десятки тысяч десятин плодородной земли только в Исетском крае оставались не вспаханными за недостатком рук.³⁸³ XVIII в. заметно пополнил пустоту населения только остяцкого, татарского и киргизского Зауралья, отодвинув вместе с тем южную русскую сибирскую границу от устья р. Уй, при впадении её в р. Тобол, через Ишим по среднему и верхнему течению Иртыша, по верховьям Енисея в Забайкалье до р. Аргуни и Амура. Несмотря на то, что рядом с правительственной колонизацией всегда шла вольная русская народная колонизация, заселение Сибири в XVIII в. к старых и новых расширенных границах, особенно в восточной и северо-восточной Сибири, нужно назвать необыкновенно слабым.³⁸⁴

Укрепившись в Сибирском Приуралье, русские тянулись в течение всего XVII в. к востоку и юго-востоку не широкими полосами по рекам Иртышу, Оби (через Томск), Енисею (с городом Енисейском осн. в 1618 г.) и Лене (с г. Якутском осн. в 1633 г.). Благодаря смелости казаков, они дошли до Охотского моря. Но к началу ХVIII в. русская колонизация вдруг устремилась на юг. Север привлекал немногих, главным образом, торговлей с инородцами. Это общее явление в частности наблюдается в колонизации тогдашнего Тобольского уезда. В нынешней Тобольской губернии известно немного поселений, появившихся в ХVIII в. В числе их можно назвать два селения, возникшие с миссионерской целью – Кондинское, Березовского уезда, с монастырем и миссионерской школой, Юганское – Сургутского уезда.³⁸⁵ В половине ХVIII в. в Тюменском воеводстве, во главе с г. Тюменью, насчитывалось – 123 поселка, в Ялуторовском дистрикте – 164 поселка, в Ишимском – 132, в Тарском воеводстве – 52, в Пелымском воеводстве – 58, всего – 529 поселков, в том числе 3 города, 2 острога, 19 слобод, 14 сел, 4 погоста, 454 деревни и 33 татарских юрты. Для полноты сведений о населенности Тобольского края к половине XVIII в. недостает показаний по Тобольскому, Березовскому и Сургутскому управлению за это время.³⁸⁶ Впрочем, нужно думать, что Березовское и Сургутское ведомства были населены не более Тарского и Пелымского воеводств, а Тобольское ведомство можно приравнять к Ялуторовскому дистрикту. Таким образом, получится населенность около 800 поселений на огромную площадь Сибирского Зауралья, кроме Верхотурского уезда и Исетского края. Но так как Верхотурский уезд с Исетским краем, входившим до 1738 г. в состав Тобольского уезда, по военному, гражданскому и духовному управлению и по всему складу народной жизни походил на Тобольский,³⁸⁷ Тюменский и Ялуторовский округа, то колонизация их в половине XVIII в. шла также, как в соседних уездах.

Из отрывочных сведений о населенности Сибирского Зауралья в полов. XVIII в. видно, что более населенными оказались те округа, где шла усиленная колонизация в XVII в. и где русские, заняв удобные места, чувствовали себя полными хозяевами, будучи защищены от постоянных набегов со стороны степных инородцев. Верхотурье, Тюменский, Туринский, Тобольский и Ялуторовский округа к началу XVIII в. представляли собой сильную центральную русскую колонию в Азиатской России. Не то видим на юге Сибири, в Омском, отчасти в обширном Ишимском округах. Даже в половине XVIII в. южные части их оставались почти незаселенными. Это объясняется тем, что пограничный Ишимский округ стал сравнительно поздно заселяться и много терпел от набегов степняков. Омский округ, выдвинувшись далеко на юг по р. Иртышу, мог привлечь русских поселенцев только с половины XVIII в., когда возникла вторая южная линия укреплений.

Русское правительство, как мы видели, давно пыталось раздвинуть южные и юго-восточные границы своих сибирских владений, построив в 1595 г. г. Тару на среднем течении Иртыша и выдвинув далеко по Оби г. Томск, построенный в 1604 г. Однако русское колонизационное движение в нынешней Западной Сибири приняло более или менее твердый характер лишь после того, как томские воеводы, чтобы удержать в подчинении кузнецких татар, построили в 1618 г. Кузнецкий острог при впадении р. Кондомы в Томь. Через два года около него уже существовало несколько заимок пашенных крестьян. Для упрочения связи Кузнецкого острога с Томском в 1657 г., ниже по р. Томи, поставлены два острога: Мунгатский и Верхне-Томский. После этого надолго остановилось русское колонизационное движение юго-востоку. К концу XVII в. здесь основан был Уртамский острог (в 1668 году, по другим сведениям – в 1692 г.) к западу от Томска при впадении р. Уртамки в Обь; его населили переведенцы из дворцовых крестьян.

В продолжение всего XVII столетия Томский край, кроме казачьих поселений, колонизовался не одними крестьянами «переведенцами», т. е. переведенными из других мест России и Сибири на государеву пашню и получившими название государевых крестьян, но также гулящими людьми и беглыми, среди которых было много раскольников, и, наконец, людьми ссыльными. Все-таки к началу XVIII в. край был населен скудно. На обширном пространстве Томско-Кузнецкого района насчитывалось около 90 русских селений, в большинстве небольших. Сел, т. е. поселений с церквами, насчитывалось не более 11. Сюда относились села: Спасское на Томи, Спасское около р. Яи, Сосновский острог, Кулаково, Верхотомский острог, Богородское и Уртамский острог на Оби (осн. в 1692 г.), Зеледеево, Никольское, Иктаринское, Ильинское или Красный Яр близ Кузнецка.³⁸⁸ В начале XVIII в. колонизация возобновилась, причем были поставлены на р. Оби остроги Умревинский, Чаусский (в 1713 г. – ныне заштатный город Колывань при р. Чаусе) и Белоярский.

Колонизация Томского края в начале XVIII в. много обязана беглецам. Недовольные Петровской реформой из западных областей бросились, главным образом, за «свейский и польский рубеж», из-под Москвы бежали в Новороссийское понизовье. Беглецы с Поволжья и в особенности из северо-восточных частей России устремились к Камню и за Камень, т. е. к Уралу и за него, в Башкирию, т. е. в земли по среднему и южному протяжению Уральского хребта. Сюда беглецы являлись, толпами и тысячами укрывались на Демидовских заводах. Многие из многочисленных деревень нынешнего Барнаульского округа, в XVIII в. составлявших проходы Белоярский, Малышевский, Чингизский, Бердский, Легостаевский, были застроены беглецами Петровского времени. Нынешний Мариинский округ Томской губ. в XVII и нач. XVIII в. почти пустовал русскими селениями.

Установить постепенное появление в Томском крае за весь XVIII век новых селений, по словам проф. прот. Д. Н. Беликова, изучившего тамошнюю колонизацию, при настоящем состоянии томских архивов едва-ли возможно. Большинство селений к половине XVIII в. появились при Петре и после него до 1760 г.³⁸⁹

Слабая колонизация юго-восточной части Западной Сибири в XVII в. и нач. XVIII в. объясняется тем, что правительство, насколько возможно, считалось с географической последовательностью при заселении Сибири. Поэтому оно сосредоточивало свое внимание больше на юго-западной части Западной Сибири, непосредственно примыкавшей к Тобольскому краю. Особенно это стало заметно в начале XVIII века. Впрочем, и в XVII в. тамошнее русское колонизационное движение было быстрее и последовательнее, чем на юго-востоке. В целях защиты русского населения и усиления русского влияния в XVII в. там возник целый ряд укреплений: остроги – Тарханский (1631 г.), Атьямский при р. Вагае (1633 г.), Каурдагский, Тебендинский и известные уже нам Ялуторовский (1639 г.), Исетский (1650 г.) и Катайский остроги.

Линия новых острогов постепенно подвигалась к югу, когда основались слободы Царево-Городище (1662 г. – ныне Курган), остроги Устяцкий (1680 г.), Коркинский – ныне Ишим (1670 г.) и Абацкий (1680 г.). Новые остроги выдвинули русскую юго-западную границу на юг тремя выступами по р. Тоболу с нижним течением р. Исети, по р. Вагаю – притоку Иртыша, и по течению Ишима до Коркина острога (г. Ишима).

Таким образом, постепенно устроилась довольно сильная линия укреплений. К концу XVII в. самым южным поселением был Чернолуцкий острог (осн. около 1670 г.), находящийся в 40 верстах от Омска и имевший важное стратегическое значение. Он стоял на высоком берегу р. Иртыша, при его излучине выше впадения р. Оми и далеко смотрел в степь, представлявшую собой еще незаселенное пространство между двумя частями Западной Сибири. В XVIII в. (около 1737 г.) передовая линия южных укреплений местами отодвинулась еще дальше к югу. Смыкаясь на западе с Оренбургской линией, в верховьях р. Яика (Урала) и Уя, левого притока Тобола, и Миаса, притока Исети, новая линия, известная под именем Ишимской, через Лебяжий форпост (основ. в нач. XVIII в. на р. Тоболе) шла к Чернолуцкому острогу ломаной линий. Поднимаясь к северо-востоку через Омутную, она шла прямо на восток к Усть-Лиманскому форпосту; отсюда линия спускалась к юго-востоку до Коркина острога, затем снова поднималась к северо-востоку и через Зудиловский форпост круто поворачивала к юго-востоку на Пустынный форпост; отсюда она тянулась левобережьем Иртыша на Чернолуцкий острог. Продолжением этой оборонительной линии в пределах нынешней Томской губернии Служили Каинский острог, основанный в 1722 г. в виде деревянной крепостцы с именем Каинского паса для защиты барабинских татар от нападений калмыцких князей и киргизов. Слобода, возникшая около крепости, перенесена в 1772 г. на место нынешнего города Каинска при впадении р. Каменки в р. Омь. От Каинска линия шла восточнее почти до Убинского озера и южнее этого, озера поворачивала ломанной линией на Крутишинский острог (осн. в нач. XVIII в.) в излучине р. Оби; отсюда она тянулась правобережьем р. Оби к югу в ведомстве Бердского и Чарусского острогов. Передовыми опорными пунктами на юго-востоке являлись вновь возникшие остроги Абаканский (1707 г.) в Енисейской губ., и Бийский (1709 г.), ныне уез. город.

Ишимскую линию острогов вместе с рядом мелких укреплений, находившихся на южной границе, составляли 58 селений в пределах одной нынешней Тобольской губернии. Кроме казаков насельниками этих укреплений были ссыльные, приток которых в Западную Сибирь при Петре Великом был очень велик. Кроме множества стрельцов и казаков, сосланных сюда за бунты (1704 – 1705 и 1708 г.), туда же были отправлены пленные шведы за попытку бежать в 1711 г и керженские старообрядцы.³⁹⁰ Внимание правительства скоро, хотя ненадолго, было отвлечено от Ишимской линии местами по нижнему течению Иртыша.

Еще с конца XVII в. русские из Чернолуцкого острога следили за русскими судами, ходившими по Иртышу за солью с Ямышевского и других мелких озер, обслуживавших солью все иртышское население. Открытие залежей алебастра усилило интерес русских к долине Иртыша. В 1713г. сибирский генерал-губернатор Гагарин донес Петру I о возможности построить по Иртышу ряд крепостей, чтобы завладеть верховьями реки. В 1715 г. туда отправился бригадир Бухгольц с 3000 казаков, построил там крепость у Ямышевского озера, но был вытеснен оттуда джунгарами с большой потерей. Отступив назад, он на высоком левом берегу р. Оми заложил Омскую крепость (1715 г.). Джунгары скоро смирились и дали возможность русским завладеть всем течением Иртыша. Восстановлена была Ямышевская крепость, в 1718 г. построена Семипалатинская крепость на Иртыше – ныне Старо-Семипалатинское. В 1720 г. Лихарев с своим отрядом проплыл в озеро Зайсан и далее в Черный Иртыш. На обратном пути он основал Усть-Каменогорскую крепость, связавшую иртышскую военную колонизацию с остановившейся томской колонизацией. Но усиление Джунгарии в 30 – 40 гг. XVIII в. задержало дальнейшее движение русских по Иртышу. К 1760 г. они довели свои крепости только до Бухтормы, правого притока Иртыша. Впрочем, у русского правительства в это время явилась другая настоятельная необходимость укрепиться к западу от Омска, южнее Ишимской линии. В 1752 г. генерал Киндерман выстроил Петропавловскую крепость и новую линию крепостных редутов от Омской крепости до Оренбургских крепостей. В числе последних были Троицк, основ. в 1743 г. Неплюевым, и Верхнеуральск, основанный с именем Верхнеяицкой крепости, еще в 1734 г. Так как эти укрепления строились по прямой линии близ цепи пресных и горько-соленых озер, раскинутых по Ишимской степи, то и самая линия получила название Горькой или Пресногорьковской военной линии. К востоку от Петропавловской крепости до Омской было четыре новые крепости, основанные в половине XVIII в. – Полуденная, Лебяжья, Николаевская и Покровская с 9 редутами, а к западу шесть – Копинская, Становая, Пресновская, Кабанья, Пресногорьковская и Звериноголовская. Протяжение всей линии равнялось – 579 верстам.

С проведением Пресногорьковской линии Ишмская линия потеряла свое стратегическое значение, зато нынешняя Тобольская губерния была совершенно обеспечена от внешних врагов.³⁹¹ Плодородные степи под прикрытием новой линии привлекли множество земледельцев не только в Тобольский, но и в Омский край. В конце XVIII в., как известно, значительная часть Киргизского края признала русскую власть и кочевала уже в русских пределах нынешней Акмолинской области.

Возможность безопасной колонизации на юге Томской губернии представилась несколько позже. Она стоит в связи с военной колонизацией и постройкой двух юго-восточных укрепленных линий – 1759 и 1764 гг. и с развитием горной промышленности на Алтае. Крепости по Иртышу – Омская, Ямышевская, Семипалатная и Усть-Каменогорская защитили Алтай от киргизских нападений. Русское население потянулось к Алтаю под прикрытием этих крепостей. Усилению тамошней колонизации много способствовало открытие богатой медной руды на Алтае Акинфием Никитичем Демидовым и устройство в 1723 г. Колыванского завода. В 1726 г. к новому заводу было приписано 12 925 крестьян³⁹² из Томского и Кузнецкого округов. В 1738 г. в интересах развития Колыванского завода Демидовы построили дер. Барнаулку, а в следующем году был учрежден плавный завод, пущенный в ход с 1744 г.; скоро возник еще третий Шульбинский завод на р. Шульбе, впадающей в Иртыш. Все они названы Колыванскими, а потом, по церкви Воскресения, Колывано-Воскресенскими. С 1771 г. Барнаул, по прикрытии в нем завода, делается городом и становится главным местом управления горными заводами. Одновременно с Шульбинским заводом открыт богатейший серебряный Змеиногорский рудник и при нем устроен завод; вскоре появились заводы: Павловский (1763 г.), Сузунский (1764 г.), Локтевский (1783 г.) при р. Алее и др.

Местные инородцы – каракольцы и степные кайсаки дружелюбно посмотрели на усиление русских в их землях и стали нападать на колыванские заводы. Для защиты первых заводов, возникших на Алтае, и для охраны русского населения пришлось провести укрепленную линию от верховьев Иртыша до Кузнецкого острога и тем самым закончить давно начатое дело. В 1759 г. эта линия проходила от р. Иртыша вдоль реки Убы до впадения в нее Шеманаихи, далее через форпосты Екатерининский, Старо-Алейский, Змеиногорский рудник, Колыванский завод, Белорецкий форпост в Моралиху. Быстрый наплыв населения заставил перенести укрепленную линию далее в горы на юго-восток. Эта линия, возникшая в 1764 г., была названа новой, в отличие от старой. Она прошла по существующей ныне дороге от Усть-Каменогорска на Бийск и Кузнецк.³⁹³ Линия представляла собой почти сплошную цепь укреплений, при чем одно от другого укрепления находились на расстоянии от 17 до 28 вер. и только два перерыва были в 132 и 55 вер. Линия заканчивалась у Кузнецка, так как вести ее на Енисейск было невозможно вследствие слишком гористой местности. Для составления крепостных гарнизонов и заселения новых мест высылали старообрядцев, бежавших в Стародубье и на Ветку, запорожских казаков, отставных солдат. На колыванские заводы ссылали осужденных на каторгу. В начале. 60-х гг. XVIII в. на Алтайские заводы набрали в России до 1000 рекрутов.

Тогда же (в 1760 г.) приступили к заселению верховья Иртыша, так называемого Бухтарминского края по р. Бухтарме, правому притоку Иртыша, и пространства между реками Катунью и Бией. 17 окт. 1760 г. вышел Сенатский указ занять в Сибири места от Усть- Каменногорской крепости по р. Бухтарме и далее до Телецкого озера, построить там в удобных местах крепости и заселить страны по р. Уде, Удьбе, Березовке, Глубокой и прочим рекам, впадавшим в Иртыш. Предполагалось выслать для заселения названных мест 2000 человек русских людей.³⁹⁴ Кроме правительственных переведенцев и ссыльных, и рекрутов там тайно поселились беглые раскольники, первоначально открытые в 1761 г. прапорщиком Зеленым, отправившимся на горные поиски по речке Тунгузке. На этот раз они успели скрыться. Вторично эти раскольники, прозванные каменщиками (камень-горы), объявились правительству в 1790 г. когда был открыт на Бухтарме Зыряновский серебряный рудник в 60 вер. к востоку от Бухтармы. В 1791 г. явилась Усть-Бухтарминская станица, в 1792 г. в 45 вер. от нее открыт Снегиревский медный рудник. Прощенные Екатериной II каменщики жили тогда в 30 селениях по Бухтарме с её притоками и по верхнему течению Катуни. В 1868 году они составляли 2 управы: Бухтарминскую и Уймонскую Бийского округа.

Заканчивая стратегическую колонизацию Томского края, обеспечивавшую жизнь мирному земледельческому и промышленному населению, русское правительство занялось заселением мест, прилегавших к дальним сибирским трактам. В 1762 г. был заселен тракт между Тобольском и Тарой, Ишимом и Омским, в 1770 г. – между Чаусским острогом и Томском и от Тобольска до Нерчинска.³⁹⁵

На реке Енисее опорным пунктом с 1619 г. был Енисейский острог; в 1628 г. выше по реке Енисею выстроен другой острог – Красноярский и почти одновременно с ним – Канский острог на реке Кане восточном притоке Енисея; в 1642 г. на реке Июсе возник Ачинский острог. Из Енисейска, с 1678 г. получившего название города, шли военные отряды на восток для покорения новых земель. Отсюда русские по реке Лене, где с 1655 года стоял город Киренск, пробрались до Якутска с Троицким храмом, построенным в 1644 году, проложив вместе с тем дорогу на юг – в Забайкалье. К концу XVII и в начале XVIII в. на реке Енисее с его притоками, в виде военных постов, появились нынешние селения и станицы Ташкентская, с. Абаковское, Саянская станица и деревня Верхне-Кебажская. По местам плодородие земли, обилие зверя и рыбы привлекли русское население на Енисей с его притоками. Пришлый люд занял места по большим трактам и главному тракту, проходившему через округи: Ачинский, Красноярский и Канский. Однако прилива русского населения сюда в XVIII веке было совсем недостаточно, чтобы хоть сколько-нибудь заполнить обширный Енисейский край. Русская населенность по нижнему и среднему течению Енисея была слишком незначительна даже во второй половине XVIII века. В Енисейском уезде, простиравшемся вниз по Енисею и по Подкаменной Тунгузке, а с другой стороны до реки Дубчесы, было 5 острогов и 3 малолюдные слободы, а именно: Маковский острог на р. Кети, Мало-Кетская слобода при р. Малой Кети, Бельский острог при р. Белой – притоке Кеми, Кемский острог на р. Кеми, Мокрая Слобода при р. Рыбникове, Рыбинский острог при р. Верхней Тунгузке, Тасеевский при р. Усолке, Дубческая слобода при р. Енисее. В Мангазейском уезде – самом обширном, простиравшемся от Обской губы до р. Анабары, русских жителей было еще меньше. Безлюдный город Туруханск (осн. в виде зимовья еще в 1607 г.), Троицкий монастырь – при впадении Нижней Тунгузки в Енисей, поставленный в 1660 г. старцем Тихоном, куда в 1670 г. были перенесены из Старой Мангазеи мощи убиенного 19-летнего юноши Василия Мангазейского, два-три погоста, 15 казенных зимовьев, кроме промышленных, вот и все населенные места Мангазейского уезда. В Красноярском уезде, также обширном, как и Енисейский уезд, населения было в семь раз больше. В нем было 5 острогов – вверх по Енисею – Караульный, Абакинский (осн. 1707 г.), Саянский (осн. 1718 г.), к востоку Канский на р. Кане, Удинский при р. Уде и Наупорожная слобода.³⁹⁶ Сравнительная густота населения Красноярского уезда объясняется тем, что в бассейнах Енисея, а также Лены, русская колонизация тяготела к югу и юго-востоку, а не к холодному северу.

Из Илимского острога, осн. в 1631 г., ныне заштатного города Киренского округа Иркутской губернии, еще в 1647 г. снаряжена была знаменитая экспедиция Хабарова. Побывав в Якутске в 1650 г., Ерофей Хабаров очутился на Амуре, а в 1651 г. – основан Албазинский острог, уничтоженный по Нерчинскому трактату в 1689 г.³⁹⁷

В сороковых годах XVII века возникают остроги Верхоленский (1641 г.), Ангарский (1647 г.), Нижнеудинский (переименованный так в 1649 г. из Торгового городка, осн. в 1648 г.), Братский острог, осн. в 1648 г., для покорения бурят; в 1649 г. возник Верхнеудинский острог.

В 1652 г. было поставлено Иркутское Зимовье, в верховьях Ангары, близ устья Иркута; с 1661 г. оно переименовано в острог. В 1653 г. был основан Балаганский острог для сбора ясака с бурят, в 1654 г. – Нерчинский на левом берегу р. Нерчи, в 1690 г. переделанный в крепость; в 1666 г. построен Селенгинский острог,³⁹⁸ также перестроенный в 1726 году в крепость.³⁹⁹ Тут же издавна существовали остроги Аргунский и Онон на месте родины Чингисхана.

Постройка острогов в пределах нынешней Иркутской губернии и в Забайкалье в XVII в. сопровождалась незначительным приливом русского населения в юго-восточную Сибирь. Прибыль населения на этой окраине стала заметной только в XVIII в. Но и тогда старые города и селения, в продолжение почти всего XVIII века, оставались главными центрами и средоточием тамошнего немногочисленного русского населения, например, В Нижнеудинске в 1735 году насчитывалось всего 6 домов. В XVIII в. образовалось сравнительно мало населенных пунктов в Древней Даурии. Можно указать на Тункинский острог при устье реки Тунки, притока Иркута, построенный среди бурят в 1709 г. (ныне селение Тункинское, Иркутской губ.). В самом начале XVIII в. существовало селение Чита, в качестве складочного пункта товаров, идущих из Верхнеудинска в Нерчинск. Вместе с Читой возникло несколько новых прибайкальских и забайкальских поселений, в которых в 1707 году имелись храмы.⁴⁰⁰ Как увидим, населенные пункты нынешних Иркутской губернии и Забайкальской области сосредоточивались вокруг озера Байкала, называвшегося тогда морем.

В 1728 г. 17 июля вышло правительственное распоряжение строить крепость по Китайской границе.⁴⁰¹ Это распоряжение едва-ли создало много новых значительных центров русского населения в Прибайкалье и в Забайкалье. Во время заключения Буринского договора с Китаем в 1727 г., определявшего границы двух держав, граф Радзинский построил на реке Кяхте гостиный двор, а в четырех верстах от него на Барсуковском зимовье, где был русский караул – крепостцу, назвав ее Новотроицкой. В крепости тогда же построена деревянная церковь во имя Свят. Троицы с приделом Св. Саввы Сербского, отчего произошло самое название Троице-Савска, ныне окружного города Забайкальской области. В силу трактата 1728 года Кяхта сделалась пограничным местом для торговых сношений русских с китайцами и получила важное торговое значение. Оживившаяся торговля оживила границы с Китаем. С 1743 г. при Кяхтинском форпосте уже образовался посад и Кяхтинский гостиный двор был переименован в Торговую слободу. В интересах той же русско-китайской торговли на левом берегу р. Аргуна, пограничной с Китаем, в 1728 г. поставлен караул Цурухайту.⁴⁰²

В заселении Прибайкалья и Забайкалья приняли участие два тамошних миссионерских монастыря: Селенгинский-Троицкий, основанный на р. Селенге в 1683 г., и Посольский-Спасопреображенский – на Посольском мысу, с восточной стороны Байкала, явившийся в качестве колонии Селенгинского монастыря в конце XVII в. В вотчинах названных монастырей постепенно образовались православные приходы с русским и инородческим населением – таковы: Троицкий, Посольский, Куядский, Кударинский, Голоустный, Твароговский, Куналейский и Еланский приходы.403

Но как ни слабо были населены и застроены Прибайкалье и Забайкалье, все же там русская колонизация оказалась значительнее, чем на огромной северо-восточной территории Сибири по бассейну р. Лены и до Великого океана. Мы не говорим о совершенной пустоте между нижним течением Енисея и Лены, в стране тунгузов. Как известно, в XVII в. в бассейне Лены появилось слишком мало городов и острогов, во главе которых стоял Якутск.

Большая часть восточных окраинных пунктов возникла в XVIII в. Хотя еще в XVII в. русские казаки и промышленники успели дойти до Ламского (Охотского) моря и Чукотской земли, однако об упрочении пройденного ими края за русским правительством тогда еще не думали. Там почти не встречалось нигде русского населения. Нерчинский договор, 1689 года, узаконив за Россией приобретение Восточной Сибири, в то же время затруднил ход русской колонизации на юго-восточных, границах с Монголией. После того, как русские удалились с Амура и город Албазин был срыт, их опорным пунктом в Восточной Сибири остался малонаселенный и удаленный от естественных путей город Якутск с неважным Удским острогом на пограничной реке Уде, впадающей в Удскую губу Охотского моря.

Завоевание северо-восточной окраины Сибири началось с похода пятидесятника Атласова и казака Морозко из Андырска (осн. в 1649 г.) на Камчатку в 1697 году и основания там Верхне-Камчатского ясачного зимовья (ныне заштатный город Приморской области), скоро разоренного взбунтовавшимися камчадалами-коряками. В 1700 году из Якутска отправился в Камчатку боярский сын Кобелев с казаками. Он восстановил Верхнекамчатский острог и положил основание Большерецкому острогу при впадении р. Быстрой в Большую. В 1702 году заместитель Кобелева на Камчатке Михаил Зиновьев выстроил Нижне-Камчатский острог; преемник Зиновьева пятидесятник Василий Колесов объясачил Курильскую Землицу. Большерецкий острог, разоренный камчадалами, был навсегда восстановлен в 1711 году и тогда же обложены ясаком ближайшие Курильские острова.

Для облегчения сообщения Анадырского округа с Камчаткой еще в 1708 году поставлен острог на реке Пенжине, в Анадырском присуде, восточнее Акланского острожка мирных коряков. Тогда же приступлено к постройке зимовья в земле люторов (олюторов), живших к северу от Камчатского полуострова. В 1714 году вместо зимовья явился Олюторский острог. В это время уже существовал острог Паренский в земле коряков, живших у Пенжинской губы.⁴⁰⁴ С этих пор русская власть вполне укрепилась на Камчатке, имея там по острогам для сбора ясака русских от 200 до 300 человек. Камчадалы пытались бунтовать, но смирились. В 1736 г. окончательно устроен Охотский порт, возникший еще 1647 г. в качестве зимовья, при слиянии реки Охоты и Кухтуя. В 1749 г. вместо зимовья поставлен был Косой острожек. Кстати заметить еще раньше Охотска, или около этого времени, также партиями казаков были поставлены острожки по берегам Охотского моря: Тауйский на Тауе – в 1630 г. (по другим сведениям, ок. 1650 г.) и на рр. Уде и Тугуре – Удский в 1633 г. (по другим сведениям, в 1639 году). Это были опорные пункты русских владений при Охотском море. С 1716 года Охотск сделался портом Сибирского прибрежья при сношениях с Камчаткой.⁴⁰⁵ В 1739 году в ведении Охотска находился Ямской острог, построенный в заливе Пенжинской губы для обуздания коряков; там же ведалось отдаленное Гижигинское укрепление, построенное в 1753 году у Тайгоносского полуострова, по другим сведениям – в 1765 г. Своим возникновением оно обязано бунту камчадалов в конце 40-х годов XVIII века.⁴⁰⁶

В 1740 году на юго-востоке Камчатки русские основали Петропавловский острог. Вследствие своего положения на берегу прекрасного залива Авача, острог получил значение превосходной гавани. Гавань названа Петропавловской от зимовавших на ней двух судов знаменитой Беринговой экспедиции «Петр и Павел». Раньше она называлась Ниякиной губой.⁴⁰⁷

Все новые острожки и укрепления не отличались многолюдностью. Главными поселенцами северо-восточной Сибири по р. Лене от Уст-Кута до Нижне-Калымска и других мест на северо-востоке, где завязалось русское племя, были ссыльные из московских бунтовщиков, подделывателей монет, стрелецких мятежников разных времен. В 1705 г. правительство выслало в Калымское, Анадырское и Удское зимовья (острожки) взбунтовавшихся астраханских стрельцов и казаков. Впоследствии туда и на Камчатку стали выселять пахотных крестьян. В 1733 году несколько семей пахотных крестьян были водворены между сопками Ключевской и старым разоренным Нижнекамчатским острогом, а в 1743 году новая партия крестьян заняла места в 12 верстах от Верхнекамчатского острога – ныне деревня Мильково. Таким образом, Камчатка сделалась русской земледельческой колонией и вполне слилась с Якутской областью, где русское земледелие начато в двух заимках якутским Спасским монастырем. Но главным занятием тамошних обитателей была охота за пушным зверем. Эта охота оживлялась ярморочными съездами за пушниной и мягкой рухлядью в Среднекалымске, Зашиверске, Якутске, Киренске, Нижней Тунгузке и др. местах.⁴⁰⁸ На этих ярмарках шел обмен не только товарами, но вместе взглядами и понятиями между русскими купцами из Москвы, Казани, Нижнего и др. городов и сибирскими инородцами.

При разделении в 1724 г. всей Сибири на три провинции: Тобольскую, Енисейскую и Иркутскую⁴⁰⁹ вся восточная, восточная и северо-восточная территория Сибири вошла в состав Иркутской провинции. В 1745 г. Тоболъскую провинцию составляли города с уездами: Тобольск, Тюмень, Туринск, Верхотурье, Пелым, Тара, Березов с Обдорским городком, Сургут, Нарым, Томск, Кузнецк, крепости: Омская, Железинская, Ямышевская, Семипалатная и Усть-Каменогорская; Енисейская провинция состояла из трех городов – Енисейска, Мангазеи, или Туруханска и Красноярска. В состав Иркутской провинции входили – Иркутск, Балаганск, Верхоленск, Селенгинск, Нерчинск, Илимск, Якутск, Охотск и Камчатка, где были остроги Нижне- и Верхнекамчатские, Большерецкий острог и Петропавловская гавань.⁴¹⁰

В истории сибирской колонизации XVII и XVIII вв. всюду наблюдается одно явление – вслед за военной и правительственной колонизацией следовала народная и промышленная. Промышленная колонизация для Сибири имела особое значение. Она также носила двойной характер – правительственной и вольный. Принимая меры к развитию сибирской горной промышленности, русское правительство не раз особыми указами предоставляло право частным лицам, особенно в отдаленных местах, делать изыскания и разрабатывать открытые рудники.⁴¹¹ Охотники всегда находились.

Сибирское горнозаводское дело постепенно развивалось в трех районах – сначала по Уралу, затем на Алтае и наконец в Забайкалье. Мы знаем, что в самом начале XVIII в. на Урале действовали уже четыре завода: Ницинский, Невьянский, Каменный и Алапаевский. В 1716 г. устроен Верхне-Тагильский завод, в 1725 г. Нижне-Тагильский. С 1722 года правительство занялось устройством заводов в Кунгурском, Верхотурском, Тобольском уездах. В 1723 г. генерал Геннинг построил заводы Екатеринбургский, Лялинский, Ягошихинский. Екатеринбург со своим заводом сделался центром Уральского горнозаводского дела. К Екатеринбургским заводам приписано было много крестьян, образовавших целые заводские слободы. В 1726 г. возник Верхне-Исетский завод. Постройка его совпала с вторым правительственным распоряжением, позволявшим всякому свободно приискивать и разрабатывать всякие руды и цветные камни во всех сибирских провинциях. В 1727 г. начал работать Полевский завод при р. Полевой; в 1731 г. открыт Гумишевский рудник, доставивший работу Полевскому заводу. В 1730 г. открыта гора Благодать (в Верхотурском уезде в 2¹/₂ верстах к востоку от Кувшинского завода, осн. в 1735 г.), знаменитая по месторождению магнитного железняка. Гора Благодать дала название целому горному Гороблагодатскому округу, где, помимо Кувшинского завода находятся еще заводы: Верхне-Туринский (1739 г.), Баранчинский (1747 г.), Нижне-Туринский (1760 г.), Серебрянский (1764 г.) и Верхне-Баранчинский (1806 г.).

В 1734 году правительство распорядилось строить заводы в Томском и Кузнецком уездах и в Даурии, т.е. на Алтае, где еще ранее того Акинфий Демидов построил заводы: знаменитый Колыванский (1726 г.) и Барнаульский (1739 г.). В 1742 г. был открыт замечательный серебрянно-свинцовый Змеиногорский рудник. В 60-х годах XVIII в. в Сибири отыскали руду по р. Енисею, построили два завода Есагожский и Ирбинский, но енисейской руды оказалось для них слишком мало.⁴¹² Промышленные интересы горнозаводчиков и правительства в XVIII веке сосредоточивались на Урале, Алтае и Забайкалье с Нерчинским округом, где в самом конце XVII века напали на следы серебряных и золотых руд, а в 1723 году началось добывание самой золотой руды.⁴¹³

Отдаленные Алтайские горы с Нерчинским горным округом в Забайкалье своим заселением в XVIII в. много обязаны развитию горнозаводской промышленности.

В 1704 году появился первый Нерчинский сереброплавильный завод в Нерчинском горном округе при слиянии р. Серебрянки с Аргунью. В 1709 г. был открыт Первомонастырский рудник; в 1739 году открыты Рудники Старо-Зерентутский и Перво-Троицкий, в 1745 г. – Благодатский, в 1747 году Ново-Воскресенский и Второ- Троицкий. Открытие в 60-х годах XVIII века новых рудников в Нерчинском округе имело своим последствием устройство новых заводов: Дучерского (1760 г.), Кутоморского (1764 г.) и Шилкинского. К концу XVIII в. удалось отыскать еще несколько серебряных рудников. Поэтому основаны были новые заводы: Екатерининский (1776 г.), Газимурский (1778 г.) и Александровский (1792 г.).⁴¹⁴ С 1760 г. Нерчинские заводы и рудники становятся местом ссылки колодников обоего пола, осужденных к отправке в Рогервик и др. места. Туда же стали ссылать штрафованных и неисправимых солдат.⁴¹⁵

Сибирские заводы служили не только промышленными центрами, но еще проводниками русской культуры среди инородцев. Заботясь о развитии заводской промышленности в Сибири, правительство в то же время старалось усилить там русское земледелие. Вместе с распоряжением от 10 апр. 1722 года – ссылать преступников в Дауры на серебряные заводы – решено было отправить туда 300 семейств для поселения на землях, удобных для хлебопашества.⁴¹⁶ И впредь Сибирь заселялась военными, промышленниками, ссыльными и земледельцами.

Из представленного беглого очерка военной, правительственной, промышленной и вольно-народной колонизации Сибири в конце XVII и в первой половине XVIII в. видно, что внешняя русская государственная территория в Азии расширилась преимущественно на юге в киргизских и калмыцких степях, в Даурии на границах с Китаем и на Камчатке с Курильскими островами. Русская сибирская колонизация с постройкой городов, острогов, заводов, слобод и т. п. сказалась на внутреннем приросте русского населения во всей Азиатской России.

Соответственно внешнему росту государственной территории расширялись пределы Сибирской церкви, так как христианство распространялось вместе с колонизацией страны. Церковная власть с своей стороны содействовала задачам правительства в усилении русского влияния среди сибирских инородцев через распространение среди них православия, служившего искони опорой русской государственности на окраинах России.

* * *

Христианская миссия среди сибирских инородцев с конца XVII в. сделалась предметом общей заботы церковной и государственной власти. Собор 1681 – 1682гг., много рассуждавший об открытии новых епархий, не исключая Сибири, отметил, что Сибирская страна пространна и что в ней множество народа, незнающего Христа, между тем, христианская вера там не расширялась. Предполагая учредить новые епископии в Томске и Енисейске, собор определил «в дальние грады на Лену, в Дауры, из тех епархий посылать архимандритов, игуменов или священников добрых и учительных учить христианскому закону и просвещать неверных».⁴¹⁷ Но еще годом раньше этого определения, 22 февраля 1681 г., по повелению царя Феодора Алексеевича и по благословению патр. Иоакима, из самой Москвы в Дауры, на Селенгу была отправлена миссия, состоявшая из 12 человек под начальством игумена Феодосия.

Миссионеры, явившиеся «для призывания иноверных в православную христианскую веру и крестить», прежде всего, в 1683 году, основали на р. Селенге монастырь во имя Пресвятой Троицы. Вскоре явился другой миссионерский Посольский монастырь. Первые даурские миссионеры при игуменах Феодоре и его преемниках игумене Макарии и архимандрите Мисаиле «крестили немалое число неверных», но сколько именно, документов не сохранилось. Оба монастыря были не только центрами христианской миссии в Даурии, но еще оборонительными пунктами, имея в своем инвентаре несколько пушек, до сотни самопалов, бердышей и палашей, десятки пудов пороху и свинцу. Таким образом, задачей отдаленной миссии и миссионерских монастырей, пожалованных недвижимостями, было одновременное служение церкви и государству. Миссионеры крестили неверных, защищали новые пределы Азиатской России и прививали христианскую культуру и русское земледелие в стране инородцев, способствуя тем самым полному слиянию инородцев, из бурят и якутов, с русским государством. Даурские миссионеры служили самоотверженно, не щадя живота. Двое из первых 12 миссионеров, явившихся в Даурию – иеромонах Серафим и монах Иоасаф были убиты; остальные, не вынеся местного климата, скоро вымерли, уступив место другим инокам-миссионерам. Святитель Иннокентий, первый епископ иркутский, продолжая дело предшественников- миссионеров также трудился в Даурской миссии, когда около четырех лет прожил на границе Даурии, не будучи пропущен в Китай.⁴¹⁸ Впрочем, особенных фактов об успехах Даурской миссии еписк. Иннокентия документы не сохранили. Местом пребывания его были Троицкий Селенгинский монастырь, г. Селенгинск, больше пустынная дача Селенгинского монастыря на берегу р. Хилки. Здесь, по преданию, святитель проповедовал Христа бурятам.⁴¹⁹ На Хилке, заселенной русскими и бурятами, принявшими русское подданство еще в XVII в., задолго до приезда туда еписк. Иннокентия, существовал храм во имя Пресв. Богородицы.⁴²⁰

Бессмертную славу Сибирского апостола, раньше святителя Иннокентия, стяжал знаменитый сибирский митрополит Филофей (Лещинский), в схиме Феодор, хиротонисанный на Тобольскую епархию 1-го февраля 1702 г. То было время, когда русское правительство, в лице Петра I, обратило серьезное внимание на укрепление русской власти в Азиатской России. Петр понял, что одним из самых действительных средств в этом поношении служила христианская миссия. Одновременно с постройкой оружейного завода в Тобольске и изданием указа о прииске золотых, серебряных, медных и иных руд по всему пространству России с наградой частных лиц за прииски, в 1700 году вышел указ отыскать достойных людей для проповеди Евангелия сибирским инородцам и китайцам и построить для китайской торговли гостиный двор в пограничных местах.⁴²¹ Все пошло сразу – и литье пушек, и горнопромышленность, и торговля, и миссия... При разных средствах у русских цель была одна – укрепиться в Сибири и быть там полными хозяевами.

В интересах миссии на сибирскую кафедру был выбран и посвящен архимандрит Димитрий (Туптало), впоследствии святитель Ростовский. Но он отказался от поездки в Сибирь. Его заменил Филофей, из наместников Свенского монастыря. По вступлении на кафедру м. Филофей сделал много для Сибирской церкви; он открыл духовную школу в Тобольске, устроил кафедральный Софийский собор, старался назначать всюду достойных пастырей, созвал в 1702 году местный собор, на котором выработаны были правила, касающиеся духовенства, благочинного совершения богослужения, таинств и христианских треб, улучшил материальное положение архиерейского дома и т. д. Но главная заслуга м. Филофея заключалась в непосредственной проповеди христианства среди сибирских инородцев и в крещении их. В 1707 г. м. Филофей отправил миссионеров к березовским остякам; но на этот раз миссионеры имели незначительный успех. Только несколько остяков согласились креститься. Два главных остяцких князя – ляпинский Шекша и обдорский Тучабалда, которых особенно хотелось крестить Петру, не согласились креститься, несмотря на обещание царской милости. Еще менее удачной была миссия в Китайскую Монголию – к великому Кутухте – буддийскому первосвященнику, отправленная в том же 1707 г. Этими неудачами чуть было не кончилась миссионерская деятельность м. Филофея. В 1709 году, по причине тяжкой болезни, он принял схиму с именем Феодора, отказался от управления епархией и в 1711 г. удалился на жительство в устроенный им Троицкий Тюменский монастырь. Но с этого то времени и начинается миссионерская деятельность Филофея-Феодора. Он сразу принял предложение вновь прибывшего Сибирского губернатора князя М. П. Гагарина отправиться на проповедь Евангелия к сибирским инородцам, тем более это святое дело было его собственным давнишним желанием.

Схимонах Феодор начал свою миссию с обращения остяков, живших по низовью Иртыша и притоку его р. Конде, но более по Оби до Обдорска и далее, и вверх до Сургута, Нарыма и Кетска по притокам Оби – Ляпину, Казыму, Куповати и др. В июне 1712 г. он поплыл из Тобольска вниз по Иртышу, вошел в Обь и приставал почти во всех местах, где были остяцкие жилища, вплоть до г. Березова. Схимонах всюду проповедовал христианство, но больше сокрушал идолов и жег кумирни в силу царского наказа: «ехать во всю землю Вогульскую и Остяцкую... в татары, и в тунгусы, и в якуты, и в волостях, где окажутся кумиры и кумирни и нечестивые их чтилища, пожечь их, а самих вогулов и остяков Божиею полотью и своими трудами приводить в христианскую веру». В это первое путешествие схимон. Феодор в Кондинске – (на Оби в 800 вер. от Тобольска, где ныне Кондинский монастырь) – крестил остяцкого князя Алачева.

Во время второго путешествия по Иртышу и Оби к остякам в 1713 г. схимонах Феодор без сопротивлений крестил остяков, живших в Востхольских, Белогорских, Сухоруковских, Мало-атлымских, Шоркарских, Казымских и др. юртах. После некоторого сопротивления крестились и больше-атлымские остяки. Всего на этот раз крестилось до 3500 остяков.

В конце февраля 1714 г. еще по зимнему пути преосвященный миссионер отправился в Пелым для обращения в христианство тамошних вогулов. Тут крестилось 600 вогулов Тахтанской волости во главе с четырьмя старшинами. На обратном пути через Тюмень схимонах Феодор крестил много табаринских вогулов. Священники, помогавшие ему в миссии, обратили в христианство около 800 душ. Всего в эту поездку крестилось более 1750 душ, в том числе более 300 кошутских магометан. В конце 1714 г. крестились вогулы, жившие по р. Туре и по её притокам. Вместе с туринскими вогулами приняли христианство туралинские ясачные татары, только что обращенные в магометанство.

В том же 1714 г. – летом схимонах Феодор успел в третий раз побывать у остяков в Буренских или Буреньковых юртах. Во время этой поездки остяки едва не убили проповедника и его спутников. Самоотверженный миссионер утешился тем, что покушавшийся на его жизнь остяцкий старшина Ушанко, взятый в Тюмень, крестился; вместе с ним крестились его подчиненные. Схимонах миссионер не меньше был рад тому, что березовские остяки Карымкарских и Чемашских юрт без сопротивления крестились, а прежде обращенные березовские остяки принимали проповедников с особым радушием. Тогда же крестились князьцы казымский, куноватский и особенно важный обдорский (самоедский и остяцкий) князь Тайшит Мурзин, в крещении Алексий, крестившийся с женой.

По ходатайству схимонаха Феодора за казенный счет построены были церкви: в юртах Белогорских (ныне с. Троицкое) – Троицкая, в Сухоруковских (ныне с. Сухоруково) Свято-Духовская, в Малоаткымских – Преображенская, в Шоркарских (ныне с. Шеркальское) – Спасская. После крещения князьцов построены церкви в Чемашах на р. Казыме (ныне в Казымском городке) – Успенская, на р. Ляпине – Ляпинском (ныне Шекурьинский улус) – Богоявленская, на р. Куновате (с. Кушеватское) – во имя Рождества Христова, на р. Сосве в Сартынье (ныне с. Сартынское) – тоже во имя Рождества Христова.⁴²²

В самом конце 1714 года особым указом от 6 декабря схимонаху Феодору предложено было ехать в земли вогулов и остяков и во все их уезды, и в татары, и в тунгусы, и в якуты и в их волости – в город Верхотурье, вниз от Верхотурья до Пелыма и Березова по Сосве вверх и за Березов вниз и оттуда до Нарыма и до Тобольска, Енисейска и Якутска.⁴²³ В силу этого предписания весной 1715 года схим. Феодор отправился к вогуличам и остякам, жившим по р. Конде. Первыми вогульскими юртами, у которых остановился проповедник, были Нахрачевы юрты, где стоял главный идол страны. Отсюда после крещения самого Нахрача, владельца идола, миссионеры отправились по р. Конде к Катышевским и Сатыгинским юртам. Тут они чуть было не погибли от рук коварного князьца Сатыги и его 600 вооруженных сообщников. Однако сила христианства победила: прибрежные кондонские вогулы почти все крестились. Сам Сатыга также скоро принял христианство.

С 20 марта 1717 г. схимонах Феодор вторично вступил в управление Тобольской епархией. Но на этот раз епархиальные дела не отвлекли святителя от миссии. В одних местах он действовал сам, в других через своих сотрудников. Летом 1716, 1717 и 1718 гг. он путешествовал из Тобольска по р. Оби и его притокам – Ваху, Югану, Агану, Дети и др. смежным рекам, где кочевали остяки и самоеды. В некоторых волостях проповедники крестили всех до «сосущего младенца». В 1716 г., еще до вступления в управление епархией, схим. Феодор крестил многих жителей Балинских и Сахалинских, Селиаровских, Верхне- Лумпокольских, Юганских и Ваховских юрт. Для них скоро выстроены были особые храмы.

В 1717 г. крестились нарымские и кетские инородцы, в волостях которых схимонах Феодор построил 7 церквей. На месте предполагаемой церкви для 5 остяцких волостей Кетского округа (Иштановой, Ненкиной, Питкиной, Нянжиной) в Максимовом яру м. Филофей успел только поставить крест.

Вторую половину 1718 года, весь 1719 г. и первую половину 1720 г. схимонах Феодор пропутешествовал для обозрения епархии и с миссионерской целью по нынешним губерниям Томской, Енисейской, Иркутской и Забайкалью. Пробыв три месяца в местах по р. Оби, в январе 1719 г. он прибыл в Томск, отсюда в апреле он отбыл в Енисейск, в июле побывал в Туруханске, а в сентябре уже был в Иркутске, где жил и в начале 1720 г.; в половине февраля и в марте он ездил по льду за Байкал. Возвратившись в Иркутск, в мае по р. Ангаре Филофей отправился в Тобольск. В это великое путешествие по епархии схимонах Феодор старался утвердить в православии новых прозелитов христианства инородцев западной и восточной Сибири, строил и освящал храмы и часовни для них; там, где шла русская колонизация, он ставил священнослужителей и вместе с тем принимал меры к упрочению Пекинской миссии.

После вторичного отречения от управления епархией 3 августа 1720 г., несмотря на преклонный возраст (более 70 лет), схимонах Феодор еще 6 лет почти до самой смерти (31 мая 1727 г.) путешествовал по инородческим землям, с целью одних утвердить в вере, а некрещенных крестить. Он посетил вохонских остяков, был в далеких Ларьянских юртах; менее чем за год до своей кончины, на 77 г., он плавал в Обдорск, где чуть не погиб от руки упорных и грубых самоедов и остяков. Однако, несмотря на все затруднения, старец-миссионер вместе с своими старыми и новыми сотрудниками – из настоятелей монастырей, благочинных и простых священников – в последние годы своей жизни обратил в христианство до 10 000 сибирских инородцев – в том числе половина кистинцев (кыштымы), живших по реке Томи, много тунгусов, остяков и других полудикарей нынешних Тобольской, Томской, Енисейской и частью Иркутской губерний. Всего с начала своей миссии подвижник-миссионер просветил до 40 000 человек. Такая цифра составляет значительный процент всего тогдашнего православного населения Сибири. Схимонах Феодор всюду заботился об улучшении церковного, государственного и общественного положения новокрещенов обширной Сибири и о слиянии их с русским государством узами православия. М. Филофей не только проповедовал и крестил; он старался глубже укоренить христианство среди остяков. Для этого он учреждал миссионерские школы, в которых обучали остяцких детей грамоте и Закону Божию. Лучших из учеников святитель Филофей отсылал в Тобольскую славянолатинскую школу, открытую им в 1703 г. для обучения детей духовенства и новокрещенов.

Из сотрудников святителя Филофея по миссии игумен бывшего березовского Воскресенского монастыря Гедеон и наместник Кондинского монастыря иеромонах Зиновий трудились среди остяков и вогулов; архимандрит Томского Алексеевского монастыря (устр. в 1665 г. на месте Успенского, осн. около 1623 г.) Порфирий (1726 – 1738 г.) обращал в христианство татар, живших по Чулыму, и киргизов, кочевавших по рекам Кию и Юри; он выстроил по церкви для тех и других. Иеродьякон Никодим с миссионерской целью при Филофее и его преемнике Антонии ездил к инородцам в Сургут, Нарым, Томск, Красноярск, Енисейск и Мангазею.⁴²⁴ Игумен Богоявленского Невьянского монастыря Иосиф в 1712 г. ездил вниз по р. Оби до Березова и крестил много остяков, после чего жил в тобольском Знаменском монастыре.⁴²⁵ Но особенно деятельными сотрудниками митр. Филофея и Антония были архимандрит Верхотурского Николаевского монастыря Сильвестр и заказчик Верхо-Пелымской волости священник Михаил Степанов.

Архимандрит Сильвестр миссионерствовал с 1716 г. по 1719 г. по Верхотурскому и Туринскому уездам, около р. Пелыми и за Уралом – по Чусовой среди вогулов, остяков, чувашей, черемисов и др. инородцев. Он дважды ходил с проповедью к верхотурским инородцам, в 1718 и 1729 гг. М. Антоний избрал его в 1721 г. специальным миссионером, поместил в тобольском архиерейском доме, дал ему в помощь казначея – иером. Зиновия. Сильвестру для миссии назначены места по рр. Тавде, Туре и Чусовой, а Зиновию – вниз по Иртышу и Оби. В 1729 г. Сильвестр по р. Тавде через Каширский погост доходил до Пелыма, отсюда прошел в Верхотурье в Верхтагильскую волость и на р. Чусовую, побывав в дер. Хориной. Архим. Сильвестр в одних местах приобщал крещеных инородцев Св. Тайн, в других местах крестил, раздавая крещеным подарки – кресты, иконы, гайтаны, сукно и даже табак. Этому миссионеру, как самому Филофею, во время миссии пришлось много потерпеть не только от инородцев, но и от гражданского начальства, часто мало помогавшего, а иногда прямо мешавшего миссионерам в их трудном деле.⁴²⁶ Несмотря на это архим. Сильвестр за все время своей деятельности обратил в христианство 2604 души из язычников и магометан тюменских, туринских, верхотурских, чусовских, тавдинских, а также из черемисов, чувашей и остяков. В то время как архим. Сильвестр миссионерствовал по р. Чусовой, другие проповедники просвещали инородцев около Магнитной Горы в деревнях ближайших к Верхотурью и Невьянскому заводу.

Другой сотрудник м. Филофея о. Михаил Степанов, строитель Пелымской церкви Всемилостивого Спаса, много лет ходил с проповедью на лыжах верст за 50, за 100 и 200 от Пелыма, обращая вогулов в христианство. Во время своих бесстрашных путешествий он уничтожил 75 языческих кумирниц, близко узнал нравы и быт инородцев, постоянно следил за новокрещенными, охраняя их от совращений в прежнюю веру.

Через 23 года по смерти м. Филофея, при пятом его преемнике м. Сильвестре Гловацком, о. Михаил доносил, что к новокрещеным лозвинским вогулам ежегодно приезжали некрещеные чердынские вогулы по торговым делам и «для свойства», т. е. по знакомству и родству. Старый миссионер высказывал опасение, как-бы от некрещеных «не воспоследовало к новокрещеным какого от христианской веры отвращения». Это донесение заставило м. Сильвестра Тобольского действовать заодно с вятским епископом Антонием (Илляшевичем) в просвещении инородцев-вогулов, живших по рекам Тавде и Лосве, севернее Тахтанской волости, и по р. Вишере, в пределах Чердынского уезда, по эту сторону Урала.⁴²⁷

В самой половине XVIII в. (1751 – 1759 гг.) вятские миссионеры игумен чердынского Богословского монастыря Иов Тукмачев, священник Иаков Федосеев, при содействии управителя чердынской канцелярии Михаила Финицкого (из вятских семинарских учителей, воспитанник Киевской академии), обратили в христианство чердынских вишерских вогулов. Тут, на границе Вятской и Тобольской епархий, сошлись северо-восточная и северо-западная миссии Азиатской и Европейской России.

В то время, как по эту сторону Урала шла миссия в пределах Вятской и Казанской епархий, за Уралом в Западной и Восточной Сибири не без успеха продолжалась своя миссия. Так в Тобольской епархии с 15 февраля 1754 г. по 7 января 1755 г., т. е. менее чем за год, крещено было инородцев – 462 души.⁴²⁸

Забайкальская миссия, средоточием которой были Троицкий Селенгинский и Посольский Преображенский монастыри, давно прекратила свое самостоятельное и деятельное существование. Последний миссионер стодесятилетний архимандрит Мисаил скончался в 1742 г. Преемник Иннокентия I по Иркутской кафедре Иннокентий II (Нерунович с 1732 г. 25 ноября – 26 июля 1747 г.) поддерживал дело забайкальских миссионеров, но русское правительство само ослабляло миссию среди забайкальских бурят, издавая указы, запрещавшие русским селиться в бурятских землях и беспокоить иноверцев.

Быть может, поэтому, Иннокентий II обратил больше внимания на Якутскую область, где, как догадываются, миссия началась еще в 1724 г. Кто были проповедниками христианства среди якутов по р. Лене, неизвестно. Архиеп. Филарет в своей Истории Русской церкви (V, 29) полагает, что этими первыми миссионерами были невольные русские поселенцы, сохранившие свою веру. Священники, приезжавшие к ним из Якутска, довершали св. дело наставлением и крещением. Принимая мнение архиеп. Филарета, нужно еще припомнить, что в Якутске с 1664 г. существовал Спасский монастырь, монахи которого первые начали заниматься земледелием в якутском крае. Они могли быть вольными миссионерами и несомненно были таковыми еще ранее 1724 г. Но прошло около ста лет со времени основания Якутска, а христианская миссия в Якутской области была слишком слабой и чисто случайной, хотя еще митр. Филофею в 1714 г. предлагалось ехать в Якутск с миссионерской целью. Был-ли он там, мы не знаем.

Еписк. Иннокентий II (Нерунович) сам два раза был в Якутске. Во время путешествия в Якутск и пребывания там, с 6 июня по 24 ноября 1735 г., он по р. Лене дошел до Витима, где крестил немногих. По прибытии в Якутск он начал крестить якутов в самом городе и в урочище Биллем, в 30 вер. от Якутска вниз по р. Лене. Тут он окрестил 100 душ, благословил построить часовню в честь Животворящего креста. Оставив в Якутске архим. Нафанаила, Иннокентий поручил ему дело обращения якутов и устройства школы. Вторичная поездка еписк. Иннокентия в Якутск продолжалась с 26 мая 1741 г. по сентябрь 1743 г. Сколько крестил сам епископ за это время, неизвестно. Большую часть времени он провел в Вилюе, где построил церковь. Отсюда он благословил иеромонаха Беринговой экспедиции Дамаскина на проповедь к камчадалам. Из Якутска еписк. Иннокентий отправил в Камчатку иеродьякона Гавриила Притчина, который убедил принять крещение до 900 чел. камчадалов. Но все это было личным делом святителя Иннокентия, печально кончившего свою трудную деятельность в Братской пустыни 26 июля 1747 г. В пустыни он жил 10¹/₂ месяцев, до самой смерти, задержавшись вследствие болезни. Болезнь постигла его в то время, когда он получил указ ехать в Петербург на суд Синода по жалобе иркутских властей.⁴²⁹

Добровольной миссии еписк. Иннокентия было слишком недостаточно для просвещения якутов и камчадалов. В половине XVIII в. возникала мысль, к сожалению, не осуществившаяся об учреждении специальной якутской миссии вместо прикрывавшейся тогда камчатской миссии.⁴³⁰

Камчатская миссия имеет свою полувековую историю. При всех невзгодах и неудачных выборах первых начальников миссии она много сделала для просвещения самых отдаленных сибирских инородцев, подчинившихся русской державе только в XVIII в.

Полагали, что основателем Камчатской миссии был м. Филофей, пославший в 1705 г. в Камчатку, в качестве миссионера, архимандрита Мартиниана, прибывшего с ними из Киева.⁴³¹ Между тем ныне документально известно, что архимандрит Мартиниан «самовольно» прибыл в Сибирь; он исполнял христианские требы в Якутском крае и на Камчатке: крестил, венчал, погребал мертвых и даже постригал в монашество. В 1717 году, в Филиппов пост, новокрещены удавили его в Нижнем Камчадальском остроге. Осенью 1716 г. архим. Мартиниан постриг в монашество Ивана Петрова Козыревского с именем Игнатия, считающегося первым деятелем в Камчатской миссии. Игнатий, в бытность мирянином, в 1715 г. построил первую камчатскую Успенскую пустынь с часовней и богадельней, а не архим. Мартиниан, как полагал П. А. Словцов. Родившись в Якутске, он служил на Камчатке с самого её завоевания, много сделал для укрепления там русской власти и упрочения христианства, но кончил весьма печально. Ему не удалось организовать специальной Камчатской миссии, хотя, как миссионер, он был несомненно человеком предприимчивым и даже чересчур энергичным, делая постоянно доклады Синоду о необходимости организовать дело распространения православия на Камчатке.⁴³²

На место Игнатия, лишенного сана, 1 декабря 1732 г., Св. Синод определил отправить в Камчатку трех миссионеров во главе с игуменом Варфоломеем (Филевским). 20 сентября 1733 г. миссионеры, получив особую инструкцию и взяв с собой богослужебные книги, антиминсы, ризы, иконы, церковную утварь и книги для продажи, отправились в путь.⁴³³ Назначение Варфоломея на Камчатку было началом организованной камчатской миссии, но началом опять не вполне удачным. В 1736 г. Филевский, по доносу иеродьякона Александра, был взят в Москву в Розыскных дел Канцелярию и 10 октября 1737 г., до разбора дела, скончался в московском госпитале.⁴³⁴

По смерти Филевского специальная миссия бездействовала. Престарелый монах-миссионер стоял на краю могилы и ему было не до миссии. Был еще иеромонах Дамаскин в Охотске при капитане-командоре, но он постоянно находился в плавании. Имелся священник при ученой экспедиции адъюнкта Академии Штеллера, но тот был чисто случайным проповедником. При таком положении дела сама Охотская Канцелярия взялась за миссионерство и успела обратить 5 князьков, одного шамана и еще человек 50 обоего пола. Для больших успехов миссии требовались искусные священники, о чем в один голос писала и духовная власть, в лице Иркутского архиерея, и светская власть, ведавшая Сибирский Приказ. Штеллер также настойчиво писал Св. Синоду о необходимости прислать в Камчатку миссионеров и священников. При самых неблагоприятных условиях успех даже случайной миссии был заметен. Сам иностранец Штеллер, описавший Св. Синоду верования и язык камчадалов, принимал участие в миссии. В три месяца при нем крестились все неверные от устья Большой реки до р. Кигила на протяжении 600 вер. То же случилось в порте Петра и Павла. Все просили священников. Из Иркутска, которому была подчинена Камчатская миссия, священнослужителей не слали. Их там для себя не хватало; рады были ссыльным, но не запрещенным. По мнению Штеллера нужны были на первых порах пока три добрых, трудолюбивых и бесхитростных священника для всего дальнего Сибирского северо-востока – в крепость у Большой реки, в Верхний Камчатский острог и в крепость у р. Анадыря. Адъюнкт Академии много писал о необходимости заведения там школ и сам, в целях просвещения инородцев, открыл школу у Большой реки. Другая школа была заведена капитаном Чириковым в порте Петра и Павла. «Жатва готова, писал Штеллер Св. Синоду, а жателей-священников нет». Штеллер доносил вполне справедливо. Это можно видеть из того, что даже без настоящих миссионеров с 1733 по 1741 г. на Камчатке крещено – 878 чел., а именно в Болынерецке – 272 чел., в Верхнекамчатске – 497 чел., в Нижнекамчатске – 109 чел. К ним нужно прибавить 24 новокрещеных в Охотске – всего 902 чел.

После горячего донесения адъюнкта Академии Наук Св. Синод 19 авг. 1741 г. назначил в Камчатку миссионером иеромонаха Иосифа Занкевича, разжалованного из архимандритов и сосланного в Тобольск. Ему предлагалось выбрать себе в помощники двух священников и дьякона из сосланных в Охотск. Хороша миссия! Но Иосиф выпросился на покой в Киево-Печерскую Лавру. Вместо него 1 февраля 1742 г. Св. Синод назначил в Камчатку иеромонаха Иоасафа Хотунцевского, бывшего проповедника Московской Академии, с возведением в сан архимандрита. Новый глава миссии избрал себе в помощники академических учителей низших школ: иеромонаха Гедеона Антоновского и Арсения Могилянского, но Синод сам «отставил их от тяжелого ига» ехать в Камчатку и вместо них назначил в помощь Хотунцевскому иеромонаха Иоасафа, человека неученого, знавшего только «аз да буки», а прочих литер он не знал. Студенты Академии, выбранные Хотунцевским, также по разным причинам отказались от поездки с ним под тяжкое иго. Мало было охотников ехать в Камчатку. Власти сами много виноваты в этом; они постоянно твердили, что в Камчатке нужны попы – люди искусные, т. е. образованные, могущие не только наставлять в истинах веры Христовой, но еще обучать грамоте, и вместе с тем всех, соглашавшихся ехать туда, предупреждали, что в Камчатке хлеба нет и не сеют, все питаются рыбой, травой, кореньями и дубом и пьют воду. Такой вегетарианский стол мало кому был по вкусу. Часто согласившиеся ехать брали свое согласие обратно. Поэтому туда ехали только монахи и иеродьяконы в надежде получить иеромонашество, или иеромонахи, знавшие только «аз да буки».

Иоасаф Хотунцевский знал и понимал, что с такими миссионерами ничего не сделаешь, почему требовал себе лучших помощников, с лучшим обеспечением, и добился своего. С ним поехало в далекую Сибирь 6 студентов Академии. Даже временно назначаемым Хотунцевским священно служителям из ссыльных, до прибытия лучших, положено было: священнику – 80 руб., дьякону – 60 руб. и псаломщику – 40 руб. На тогдашние деньги это были очень значительные оклады.

9 февраля 1743 г. Хотунцевский выехал из Москвы и только через полтора года 30 июня 1744 г. прибыл в Охотск. За год своего пребывания в Охотске архим. Иоасаф предпринял две миссионерские поездки. В первую поездку, с 18 июля по сентябрь 1744 г., он проехал 200 вер, и, после предварительного наставления, крестил всех встречавшихся ему тунгусов всего – 151 чел. Занявшись просвещением инородцев, начальник миссии навел справки о числе всех жителей Камчатских острогов, как русских, так и инородцев. Их оказалось – 3895 чел.⁴³⁵ В январе 1745 г., вовремя второй миссионерской поездки, он задумал побывать у оленных тунгусов, кочевавших при р. Ураке. Но Охотская канцелярия отказала миссионеру в нужных ему подводах, собаках и проводниках, предлагая ему крестить тунгусов в Охотске, когда те в феврале приедут платить ясак. Отказ в собаках она мотивировала боязнью, как бы миссионерские собаки не съели тунгусских оленей. Архимандрит Иоасаф отвечал, что собак можно привязать. Крестить в Охотске тунгусов он наотрез отказался, ибо приехал миссионерствовать, а «не лежать», имея предписание отыскивать некрещеных, а не ждать их к себе. Если Канцелярия не пришлет собак, решительно заявлял Хотунцевский, то он пешком отправится в миссионерский путь. Канцелярия уступила. В эту вторую поездку архим. Иоасаф крестил 365 человек.

25 декабря 1744 г. в Охотск с большими лишениями прибыла из Якутска свита архим. Иоасафа, зазимовав на р. Анче, в 400 вер. от Охотска, среди глубоких снегов в безлюдном пространстве кругом на 200 верст. 6-го июня 1745 г. миссия полностью выехала в Камчатку и прибыла в Большерецкий острог, где был центр Камчатского управления с Канцелярией. Первыми, кого здесь крестили миссионеры, были 10 японцев города Матсмая, выброшенные морем на берега Камчатки.

С 26 ноября 1745 г. архим. Иоасаф со всей своей свитой совершил первое миссионерское путешествие по всей Камчатке, разделив свиту на два отряда. Им не удалось посетить только Анадырск и Курильские острова. Впрочем, Курильские острова поручено было посетить священнику Петропавловской гавани Филиппу Волкову. Во время этой второй поездки все, крещеные раньше, были переписаны, некрещеные их жены крещены и все повенчаны «без взимания за венчание и единой копейки». Тогда же было много крещено вновь, так что некрещеных на всей Камчатке осталось совсем мало, не более 100 человек, и те не крестились «за отлучкой». Всего вновь крестилось – 2709 чел., да прежде крестилось – 5067 чел.

Архимандрит Иоасаф, лично проехавший 2000 вер., имел конечной целью пробраться в Анадырь для освящения вновь построенной там церкви, но бунт тамошних инородцев помешал его поездке. Сразу взбунтовались оленные коряки от Акланска до Олюторска, юкагиры по Колымской дороге, тоганацкие и акланские коряки на Охотской и Пенжинской дорогах и олюторцы на Олюторском берегу. К некрещеным пристали крещеные инородцы во главе с тоеном на Юмгинской реке – Стефаном Коллеговым и некоторые другие инородцы. Во время волнений оказалось много убитых, между прочим, были убиты миссионеры из Охотска иеромонах Флавиан со студентом Московской Академии, дьячок и пономарь.

Бунт несомненно помешал ходу миссии. При всем том, число крещеных инородцев настолько увеличилось, что старых храмов, построенных в Охотске, Анадыре и на Камчатке в острогах, а также нового Введенского при Петропавловской гавани на р. Аваче, построенного усердием морских офицеров, оказалось недостаточно. Много крещеных жило слишком далеко, особенно по берегу Пинженской губы – от Большерецка к Акланску и по Укинскому берегу от Олюторска к Нижнему. Необходимо было построить две церкви на берегу Пенженской губы, на р. Иче и Тигиле, и одну на Укинском берегу – на р. Уке. Эти церкви и духовенство при них могли иметь важное значение не только для миссии, но и в чисто политических интересах, для успокоения инородцев. Обо всем этом Хотунцевский доносил Св. Синоду, сообщая о бунте, при чем повторил просьбу об обеспечении духовенства, миссионеров и об устройстве школ. Архим. Иоасаф проявил себя самым ревностным миссионером в дальней Сибири, он закончил просвещение Камчатки, крестив – 4719 человек, а с прежде крещеными насчитывалось просвещенных христианством – 11574 чел.

При содействии студентов Московской академии Хотунцевский завел три школы для обучения крещеных детей камчадалов. Студенты обучали в школах не только русской грамоте и Закону Божию, но и рисованию. В 1748 г. число обучавшихся детей доходило до 200 человек. Школьное дело, твердо поставленное Хотунцевским и другими радетелями просвещения инородцев, не заглохло после архимандр. Иоасафа. По ведомости 1761 г. на Камчатке было 13 школ, в них обучалось – 284 чел. в возрасте от 5 до 22 лет.

Указом 7 апреля 1748 г. Хотунцевский вызван был в Петербург. Сдав дела иеромонаху Пахомию, он 25 января 1751 г. явился в столицу. Здесь архим. Иоасаф сделал доклад 1 марта 1751 г. о том, что и особой Камчатской миссии не было нужды; членов ее он находил возможным оставить на месте в священнослужительских должностях. Вместо Камчатской миссии Хотунцевский особым докладом от 7 марта предлагал учредить Якутскую миссию, для обращения Якутов, из 23 лиц честных духовных персон и студентов Академии. Предложение его не осуществилось. Архим. Иоасаф вызван был в Петербург для постановления в епископы на место епископа Иннокентия II, скончавшегося 1747 г. 26 июля. Очевидно при выборе заместителя Неруновичу имели в виду опытного миссионера. Но Иоасаф почему-то не был назначен в Иркутск. Его назначили сначала ректором Московской академии и архимандритом Заиконоспасского монастыря, затем 24 мая 1758 г. он был избран епископом Кексгольмским и Ладожским, викарием Новгородской епархии, но 6 июня того же 1758 г. скончался. Через полмесяца (22 июня) специальная Камчатская миссия прикрыта. Дело миссии всецело возлагалось на Иркутского архиерея, который, ценя опытность иеромонаха Пахомия, оставил его в Камчатке в высшем сане архимандрита. С 1760 г. Камчатка превратилась в отдельный заказ Иркутской епархии и поручена ведению заказчика духовных дел протопопа Нижнекамчатской церкви Стефана Никифорова. Протоиерей Никифоров с местными силами, как мог, вел дело частной миссии в Камчатке. Так кончила свое существование небесплодная Камчатская миссия.⁴³⁶

* * *

Русская колонизация с образованием городов, острогов, крепостей и форпостов, земледельческих колоний и заводов в Азиатской России всегда сопровождалась Постройкой православных храмов и часовен. Там, где не представлялось возможности поставить часовню, ставился крест, на месте которого рано или поздно устраивалась часовня и даже церковь. Общим правилом русских поселенцев в Сибири было: «где ясашное зимовье, там крест или впоследствии часовня, где крепость, там часовня или церковь, а также пушка, где город, там кроме церкви еще монастырь и огнестрельные снаряды при воеводском управлении». Среди значительных сибирских отрядов, прокладывавших путь русским в Сибирь, по благословению тобольских архиереев, обыкновенно путешествовал священнослужитель со святыней.

Православная миссия в Азии среди сибирских инородцев вместе с просвещением христианством имела своей ближайшей задачей постройку храмов и приискание духовенства к этим храмам для удовлетворения христианских нужд новокрещенов. Эти два фактора – колонизация с промышленностью и миссия с назначением духовенства к новокрещенам – в первой четверти XVIII века очень заметно сказались на увеличении числа сибирских церквей, особенно в Западной Сибири, где шла усиленная колонизация и горячая миссионерская деятельность. Во всех слободах Верхотурского уезда, через которые шла колонизация, постепенно возникли церкви с определенными приходами у каждой.⁴³⁷ Тоже нужно сказать о Тобольском, Тюменском, Ялуторовском, а затем о Томском и др. уездах Западной Сибири.

Почти на всех заводах Екатеринбургского ведомства, возникших в XVIII в. на западной и восточной стороне Урала, строились храмы и часовни, в одних при самом открытии заводов, в других несколько спустя. В Каменском заводе Трехсвятительский храм построен вместе с заводом в 1701 г.; в 1702 г. построен храм во имя Алексия человека Божия в Алапаевском заводе; тогда же заложен Преображенский храм с приделами Успения Богородицы и ап. Петра и Павла в Невьянском заводе (осн. в 1698 г.). Храм с приделами освящен в 1710 – 1712 гг. В 1712 г. выстроили Никольский храм в Уктусском заводе, осн. в 1704 г.; в 1723 г. вместе с основанием Екатеринбурга построен там Екатерининский храм – ныне собор; нынешний Екатеринбургский кафедральный Богоявленский собор построен в 1747 – 1748 гг.; в 1725 г. построена Входоиерусалимская церковь в Нижне-Тагильском заводе, а через 25 лет, в 1750 г., там понадобился другой храм – Введенский, в 1730 г. в Полеводом заводе, осн. в 1719 г., построен Петропавловский храм, тогда же явился храм в Кыштымском заводе, в 1735 г. в Сысеретском заводе построена церковь во имя прор. Анны, в 1738 г. – в Билимбаевском заводе, осн. в 1730 г., построена Богоявленская церковь; через два года – в 1740 г. – выстроена церковь во имя Симеона и Анны в Кувшинском (Гороблагодатском) заводе, осн. в 1738 г. (евр. слово Анна – благодать); въ1748 г. – Петропавловская ц. в Шайтанском заводе, через два года – в 1750 г. – также Петропавловская в Нейво-Шайтанском заводе, осн. в 1730 г., в 1751 г. – в Верхотурском заводе, осн. в 1757 г., в следующем году – в Верхне-Тагильском, в 1754 г. построены церкви Троицкая в Северском заводе, осн. в 1735 г., и Преображенская в Нижне-Синячихинском, около того же времени возник храм – Успенский в Касменском заводе,, в 1760 г. одновременно с основанием Николаево-Павдинского завода построен там Никольский храм; через пять лет выстроен храм во имя Покрова Пр. Богородицы в Баранчинском заводе, осн. в 1743 г., через 10 лет – Трехсвятительский в Нижне-Туринском заводе, осн. в 1766 г.; в самом конце XVIII в. (1796 г.) Построена Успенская церковь в Верхне-Синячихинском заводе, осн. в 1769 г. Все названные заводские храмы строились по благословению тобольских архиереев.

Одновременно с постройкой храмов при заводах в пределах нынешней Екатеринбургской епархии, по благословению тех-же тобольских архиереев, строились храмы в деревнях. В 1705 г. в деревне Щербаковской, ныне Ирбитского уезда, построен Никольский храм; в 1712 г. Шадринская слобода, с постройкой Архангело-Михайловского храма, стала именоваться Архангело-Шадринским городком; в 1738 г. там является вторая Николаевская церковь; в 1727 г. образовывается приход в с. Солдинском Верхотур. уез. с постройкой там Сретенского храма. В 1732 г. в с. Шаблишском, Ирбит, уез., часовня заменена храмом во имя Архангела Михаила, тогда же вновь построена церковь в Кривской деревне, Шадр. у.; в 1751 г. возникли приходы в с. Травинском, Ирбит, у., с постройкой там Введенского храма, освящ. в 1753 г., и в селе Кондинском, Шадрин, у., с постройкой Пятницкой церкви; в 1754 г. в дер. Ичинской того же уезда часовня заменена храмом во имя преп. Сергия; в первой половине XVIII в. построен Никольский храм в с. Коневском.⁴³⁸

То же самое, хотя в меньшей мере, можно сказать о заводах, возникавших на Алтае и в Нерчинском округе. Как известно, Колыванские заводы названы Воскресенскими по храму, построенному на главном Колыванском заводе. В конце XVII в. строились храмы в Даурии по Ангаре, Селенге и вокруг Байкала. В 1696 г. разрешено было построить церковь в Верхнеудинске во имя Спаса, а в 1722 г. вновь построена Благовещенская церковь в Кударинской слободе, Селенгин. уезда, за Байкалом. Впрочем, в малозаселенном Забайкалье в половине XVIII в. строились больше часовни. В 1701 г. разрешено было построить часовню во имя св. Николая на Байкале в Голоустном, в 1707 г. во имя Казанской иконы Божией Матери – в Колесниковской слободе, Селенг. округа, в 1712 г. – Сретенско-Ильинскую на р. Илге в Анисимовской деревне на Тыпте. Все эти часовни, как увидим, скоро были перестроены в храмы. В начале XVIII в. была часовня во имя св. Николая в Верхнем Селенгинском Устье. На китайской границе в 1726 г. разрешено строить походные церкви. Между 1714 и 1729 годами возникли храмы в Селенгинском дистрикте Петропавловская на Чикайской стрелке, в Нерчинском уезде Петропавловская церковь на серебряных заводах и Введенская в Городищенской слободе.⁴³⁹

Миссия среди сибирских инородцев в XVIII в. значительно увеличила число храмов в Азиатской России. Иначе не могло быть. Особым наказом, данным при указе на имя м. Филофея в 1706 г., сибирским миссионерам предлагалось ехать к остякам и вогуличам с евангельской проповедью, жечь и истреблять все кумиры и кумирницы и на месте их строить церкви, часовни и ставить иконы, давая льготы крещеным инородцам по отбыванию государственных повинностей.⁴⁴⁰

Миссионеры, по мере возможности, старались точно выполнять этот наказ, о чем можно заключать из краткого обзора миссионерской деятельности митрополита Филофея и его сотрудников. Сам схимонах Феодор строил до десяти храмов в каждую из своих миссионерских поездок. В 1731 г. 7 апреля тобольский митрополит Антоний докладывал Св. Синоду, что «тщанием и трудами бывшего Сибирского преосвященного схимонаха Феодора Лещинского из обретающихся в Сибирской губернии ясачных иноверцев-татар, вогулов, остяков призвано в православную христианскую веру окрещено душ 40 000 и в волостях их по высочайшим указам построено из казны Его Величества 37 церквей». Из той же казны для новых церквей выдавались воск, ладан и вино, книги, утварь и пр., а священно- и церковнослужителям хлебное и денежное жалованье.⁴⁴¹ Сотрудник Филофея архим. Сильвестр на местах своей проповеди поставил 10 крестов и разрешил постройку 12 часовен: 7 крестов и 10 часовен в Кошуцких и Пелымских волостях, 3 креста и 2 часовни в Верхотурском уезде – одну часовню – Покровскую в Фоминском приходе, Конинской волости, другую в Низ-Чусовской Хариной деревне. В 1722 году другой помощник м. Филофея миссионер о. Михаил Степанов построил в Верхне-Пелымской волости (ныне село Туринского уезда) церковь во имя Всемилостивого Спаса. В 1725 г. построена Воскресенская церковь в Енисейске.⁴⁴²

Камчатские и приморские храмы и часовни были построены по докладам сибирских архиереев и радетелей миссии. Первоначально возникали часовни, которые затем переделывались в храмы. Камчатка сравнительно долго оставалась без храмов, будучи приписана к Якутску. Русские поселенцы, преимущественно казаки, жившие в Камчатке для сбора ясака, ежегодно от 200 – до 300 чел., по духовным нуждам обращались в Якутск. Между тем доехать от Якутска до Камчатки сухим или водным путем можно было только в год. Якутские священники, ехавшие в Камчатку для исполнения церковных треб, дорогой терпели страшные нужды, а случалось, что и умирали от голода. Обыкновенно из Якутска посылались священники через 5 лет, которые только в два-три года могли побывать во всех местах по рр. Камчатке, Большой, на Анадыре, Колыме и др. рекам в острогах и зимовьях. Поэтому многие из православных камчадалов умирали без покаяния. Иначе не могло быть, когда на всю Камчатку присылался только один священник. Только в 1724 году решено в Нижне-Камчатском остроге освятить молитвенный дом (часовню), а в следующем году было возбуждено ходатайство перед Синодом о постройке там двухпрестольной церкви. Молитвенный дом с часовней во имя Пресвятой Богородицы на р. Камчатке с кельями для старых больных и раненых, поставленный в 1715 г. казаком Козыревским, впоследствии, иером. Игнатием, не был приходским. Дело о постройке храма в Камчадальской землице было возбуждено митрополитом Антонием вместе с делом о постройке новых храмов: в Тобольске на Нижнем и Верхнем посадах во имя Сретения Господня и Николая Угодника, в Царево-Городище (Кургане), вместо сгоревшего, и в Красноярском уезде для деревень Лодейской, Торгошинской и Базанской, отрезанных от приходского храма р. Енисеем.⁴⁴³

Успенская Нижне-Камчатская церковь с Никольским приделом явилась первой приходской церковью на всей Камчатке и в прилегающем к ней Приморье. В других острогах были построены пока часовни. В 1731 г. в Верхне-Камчатском стояла Богоявленско-Никольская часовня, в Большерецком – Покровско-Николаевская и в Анадыре – Спасо-Николаевская. В 1731 г. иеромонах Игнатий (Козыревский) просил Св. Синод переделать все названные часовни в храмы. 16 июня того же года просьба уважена и таким образом на дальнем северо-востоке должны явиться четыре храма. Постройка храма в Большерецком и в Анадырске несколько задержалась. Просьбу Козыревского о постройке двух церквей в основанной им Успенской Обители Св. Синод не удовлетворил. Антоний митр. тобольский также не находил нужным строить храмы в Камчатской обители в виду того, что она стояла только в версте от Успенского приходского храма с двухштатным приходом в Нижне-Камчатском остроге. При всех затруднениях в Камчатке и близ нее к началу 30-х гг. было построено несколько новых церквей. Игумену Варфоломею, назначенному на Камчатку после Козыревского, 20 июня 1733 г. Синод предписал для новых церквей взять в Иркутске 4 антиминса, а для школ 200 букварей. Что касается священнослужителей, то их предполагалось набрать в Тобольской и Иркутской епархиях, где, кстати заметить, для себя их не хватало.⁴⁴⁴ В половине 40-х годов XVIII в. морские офицеры построили Петропавловскую церковь при гавани того же имени.

По просьбе архимандрита Иоасафа (Хотунцевского) после известного инородческого бунта для удовлетворения церковных нужд новокрещенных инородцев Охотского края и Камчатки были построены храмы – в 1752 г. Троицкий на Ключах, вместо предполагаемой церкви на р. Уке, и окончательно достроены в 1753 г. – Вознесенский на р. Иче и Рождественский на Тигиле. В конце 60-х годов XVIII в., с разрешения Св. Синода, построены часовни: Предтеченская в Харюзовском острожке, другая – при Тигильской гавани для русских людей и инородцев, приходящих на транспортных судах из Охотска, и третья – Петропавловская на Машурском острожке. Таким образом, в Камчатке и в прилегающем к ней крае в конце 60 г. XVIII в. было семь приходских храмов и три часовни, при чем Нижне-Камчатская Успенская церковь с Николаевским приделом заменена новым Николаевским храмом.⁴⁴⁵ Одновременно с разрешением строить церкви на Камчатке Кв. Синод распорядился построить храм в Охотске. Разрешенный к постройке еще в 1731 г. охотский Преображенский храм явился на месте часовни только в 1742 г. Раньше его Удская Николаевская часовня (1737 – 1740 г.) перестроена в церковь пристройкой алтаря. В Таутском, равно как и в Ямском остроге (на Камчатке), с 1745 г. впредь до XIX в. оставались молитвенный дом и часовня.

В 1744 г. возбуждено дело о постройке церквей для русских и крещеных инородцев, живших по рр. Лене, Яне, Индигирке, Колыме и Анадыре. Здесь в острогах и зимовьях давно жили захожие русские люди, положенные в оклады, а по берегам рек кочевали якуты, тунгусы, юкагиры, ламуты, а между Анадырем и Камчатским ведомством – коряки. Многие из них крестились, между тем для всех них была только одна церковь на Индигирке при Зашиверском остроге. Следовало построить одну церковь на р. Лене в Жиганах или при реке Сиктихе, другую при р. Яне, при верхоянских местах, две на р. Колыме и одну в Анадырском остроге – всего 5 церквей. Доклад о постройке этих церквей сделан был капитаном Камчатской экспедиции Димитрием Лаптевым. Но еще до доклада Лаптева Св. Синод распорядился о постройке церкви в Анадыре. Хотя Анадырская церковь была выстроена после доклада Лаптева, в 1746 г., но она оставалась неосвященной, вследствие смерти иеромонаха Флавиана, убитого инородцами. Оставаясь неосвященной, Анадырская Спасская церковь именовалась часовней. Затем с уничтожением острога в Анадырске в 1764 г. и развитием Гижиги вместо Анадырской церкви в 1770 г. построена Спасская церковь в Гижиге. Анадырск, превратившись в простое селение, остался без храма. По поводу постройки других церквей начали наводить справки о том: сколько прихожан будет в приходе, как содержать духовенство, сколько будет стоить постройка храма и откуда взять деньги.⁴⁴⁶ Чем дело кончилось, мы, к сожалению, не знаем, но думаем, что церкви были построены и там. К концу XVIII в. во всех населенных пунктах далекой Сибири имелись храмы, а в центрах управления даже не по одной церкви. Например, в Якутске в 1786 году были собор, 5 приходских церквей и монастырь, при 362 домах.⁴⁴⁷

Сибирские храмы в городах, острогах, слободах, заводах и селах строились больше за казенный счет, частью на средства прихожан, в заводах – нередко за счет заводчиков. В постройке храмов среди инородцев при м. Филофее участвовал сам митрополит миссионер и сибирский губернатор князь Матвей Петрович Гагарин, впоследствии за злоупотребления при управлении, по суду, повешенный. Как постепенно увеличивалось число церквей и приходов в отдаленных местах Сибири, где шла самая разнообразная колонизация, можно проследить по Нерчинскому уезду или заказу: 1707 – 1714 гг. там было 6 церквей, в 1729 г. – 8 цер., в 1751 г. – 14 церквей и приходов.⁴⁴⁸

Усиленный прирост сибирских церквей вообще отмечается в первой половине XVIII в. К началу XVIII в. во всей Сибирской митрополии насчитывалось 160 церквей, в 1722 году их было уже почти вдвое больше 315, а в 1737 г. – 431 церковь.⁴⁴⁹

Не то нужно сказать о монастырях. Число их в XVIII в. не только не увеличилось, напротив сократилось, в силу почти неприязненного отношения Петра к монастырям.⁴⁵⁰ В самом конце XVIII в. вышел не один указ, запрещавший строить новые монастыри в Сибири, так как, писалось в грамоте кузнецкому воеводе (1698 г.), «в Сибири мужских и женских монастырей, где всякого чина православным христианам постригаться и спасаться, довольное число есть». Другим указом в том же году на имя Сибирского воеводы Глебова запрещено в Енисейском уезде позволять строить новые монастыри.⁴⁵¹ Вернее всего по этой причине пустынь с кельями, молитвенным домом и часовней, построенная на р. Камчатке Козыревским, не получила полного монастырского устройства, хотя строитель очень настойчиво просил о постройке в ней двухпрестольного храма во имя Успения Пресвятой Богородицы с приделом в честь Симеона Богоприимца и Анны пророчицы и о назначении туда причта из двух священников, дьякона и причетника с отнесением содержания духовенства и церкви за счет руги из Сибирской губернии. Любопытно, что иером. Игнатий в просьбе – переименовать его пустынь в монастырь – выразил перед Св. Синодом желание, чтобы ей «вечно» быть в Синодальной области, «понеже, объяснял Козыревский, в ставленой грамоте сказано, что он посвящен иеромонахом в Синодальную область, а не в Тобольскую епархию». Синод не согласился с доводами иером. Игнатия, тем более, что сам он писал, что от Камчатки до Москвы 10 000 верст. Строителю, очевидно, хотелось быть подальше от высшего надзора.⁴⁵² Только в 1706г. на берегу р. Шилки по грамоте Петра от 31 мая возник Нерчинский Успенский монастырь, построенный боярским сыном Никитой Варламовым, по благословению м. Филофея. Монастырь стоял на р. Шилке в 8 верстах от города и упразднен после 1767 г. Ныне от этого монастыря сохранилась большая каменная церковь в с. Успенском – монастыре Забайкальской области.⁴⁵³

В начале XVIII в. во всей Сибири было 37 монастырей, а к 1739 году осталось уже 28 монастырей, распределенных по двум епархиям – Тобольской и Иркутской.⁴⁵⁴

* * *

Более столетия, со времени открытия Тобольской кафедры (1620 г.), вся Сибирь входила в состав одной епархии, территория которой с запада на восток простиралась от Урала до Великого Океана с Камчаткой, а с севера на юг от берегов Ледовитого Океана – по линии Обдорск – Нижне-Калымск до Усть-Каменогорска, Кузнецка, Селенгинска и Албазина. Само собой, понятно, что управление епархией в таких пределах, хотя мало населенной и с незначительным числом церквей, но с множеством монастырей, представлялось невозможным для одного архиерея, как бы он ни был деятелен и подвижен. При этом нужно иметь в виду, что на Сибирского архиерея возлагались исключительные и сложные обязанности поднимать умственный и нравственный уровень духовенства и паствы, приводить ко Христу десятки тысяч сибирских инородцев, строить для них храмы, подыскивать духовенство, влиять на местную гражданскую администрацию, часто падавшую ниже всякого человеческого достоинства. Со времени появления раскола Сибирь сделалась местом ссылки главарей раскола.

Изуверы-раскольники, начавшие предаваться самосожжению в XVII веке, продолжали делать то же в XVIII в., будучи убеждены, что в лице Петра явился предтеча кончины мира – антихрист.⁴⁵⁵ Кроме раскольников в начале XVIII в. на сибирские заводы и на поселение усиленно стали ссылать разных преступников. Старожилы русские, сибиряки, не исключая насельников монастырей и части приходского духовенства, также оставляли желать многого. Как раньше, так и в XVIII в. в Сибирь ехали искать счастья и, по несчастью, не лучшие люди. Нужна была необыкновенная бдительность и усиленная деятельность со стороны сибирской иерархии, чтобы упорядочить церковную жизнь в Тобольской епархии. Личный объезд епархии для Сибирского владыки был положительно невозможен, почему многие нужды епархии ему совсем не были известны, другие нужды были известны, но удовлетворить их было мудрено. Чаще всего сибирские храмы в отдаленных местах оставались без священников. Архиерей знал про это, но не мог подыскать кандидатов на свободные священнические места. Из Тобольска не ехали на край света в священники, а оттуда не ехали посвящаться в Тобольск даже местные дьячки, боясь умереть дорогой. Легче было выслать из Москвы священнослужителей в далекие места Сибири, чем найти их на месте. Ссыльные священники были желательными кандидатами на свободные места. Архим. Иоасаф Хотунцевский в одном из своих докладов Св. Синоду сообщал, что один иркутский священник спьяну повенчал на третьей неделе Великого поста два брака. Вместо лишения сана Хотунцевский предлагал послать его на свободное место священника на Камчатку.⁴⁵⁶ Нашелся священник даже в Тобольской провинции, Белогорской волости, Дорофей Скосырев, который побратался с остяцким идолом и за деньги разрешил новокрещенам-остякам совершать прежнее их идолослужение. За такую вину поп был лишен сана.⁴⁵⁷ Конечно это факт исключительный. Но самая возможность такого факта дает понять, как трудно было одним тобольским архиереям бороться с народным суеверием, остатками язычества и народной темнотой и вместе с тем привлекать в лоно православной церкви новых чад из инородцев.

Как известно, высшая государственная и духовная власть еще на соборах 1666 – 1667 и 1681 – 1682 гг. ставила вопрос об увеличении числа епархий в Сибири, сознавая крайнюю нужду в духовном просвещении обширнейшей Сибирской страны. Но конец всех соборных предположений для Сибири оказался бесплодным. В Сибири, как была, так и осталась одна архиерейская кафедра.⁴⁵⁸ Она долго страшила самих архиереев, предназначаемых на Сибирскую митрополию. После митр. Игнатия, надорвавшего свои силы и повредившегося в уме на сибирской службе, на сибирскую кафедру был поставлен и 23 марта 1701 г. хиротонисан образованнейший архимандрит Новгород-Северский Димитрий (Туптало). Но физическое здоровье не позволило ему решиться на сибирскую службу. 4 января 1702 г. он был переведен на Ростовскую кафедру. Хиротонисанный вместо него 1 февраля 1702 г. м. Филофей, 4 апреля уже был в Тобольске. Таким образом Сибирская епархия, после вызова м. Игнатия в Москву в начале 1700 г., более двух лет оставалась без архиерея. Это обстоятельство не могло не отразиться в худшую сторону на состоянии сибирской паствы. И не удивительно, что по пути в Тобольск м. Филофей во многих городах и селах на вопрос: «како молятся Богу?», услышал от людей своей паствы: «ниже знаем, что есть молитва». Обо всех великих нестроениях в церквах Божиих, замеченных самим святителем по пути в Сибирь и по прибытии в Тобольск, по выражению самого м. Филофея, «нелеть и писанию предати». Следствием печальных наблюдений был созванный ревностным иерархом собор в Тобольске 6 декабря 1702 г. для церковных исправлений.⁴⁵⁹

М. Филофей скоро понял, что одному архиерею невозможно править всей Сибирью при множестве епархиальных дел и при исключительном положении необъятной, разноплеменной и разноверной Тобольской епархии, хотя и небогатой церквами. В бытность в Москве в 1706 г., по делам управления и на погребении царевны Татьяны Михайловны, он лично исходатайствовал себе помощника или викария в лице архимандрита Варлаама (Коссовского), привезенного Филофеем в Сибирь из Киева, где он был наместником Пустынно-Николаевского монастыря. 15 декабря 1706 г. Варлаам был хиротонисан с титулом Иркутского и Нерчинского. Местом его жительства назначался г. Иркутск.⁴⁶⁰ Для содержания и «в команду духовной власти», т. е. для управления, епископу Варлааму выделена была только часть восточно-сибирской территории Тобольской епархии, а именно: города Иркутск и Нерчинск, пригороды – Селенгинск и Верхнеудинск (Удинск) с их уездами, да монастыри: иркутские – мужской Вознесенский и женский Знаменский, Нерчинский Успенский и Посольский Преображенский. Города Якутск и Илимск с уездами, также Камчатка и монастыри Спасский Якутский, Троицкий Селенгинский и Киренский Троицкий, несмотря на то, что они находились в Иркутской провинции и стояли ближе к Иркутску, чем к Тобольску, «благословных ради вин» (вероятно были побогаче) остались, по-прежнему, в ведении Тобольского митрополита. Из всех сибирских церквей, которых к этому времени насчитывалось уже около 200, в непосредственное ведение еписк. Варлаама отошло только 42 соборные и приходские церкви, а именно: в Иркутском монастыре – церковь Вознесения Господня, в г. Иркутске – соборная Спасская, Богоявленская, Богородицкая, две Троицких, Прокопия и Иоанна Устюжских, в девичьем монастыре Богородицкая Знаменская и Богородицкая Владимирская; – в уездах: в Удинском – Троицкая, Спасская и Владимирская, в Балаганском остроге – Спасская, в Бельском остроге – Сретенская, в Кудинской слободе – Троицкая, в Уецкой (Оецкой) – свв. Афанасия и Кирилла Александрийских, в Бадаевской – Николаевская, в Усолье – погосте Спасская, на Урике (слоб.) – Спасская, на Китое (слоб.) – Христорождественская, в Верхоиркутском (Введенская слоб.) – Введенская, в Верхоленском остроге – Воскресенская, в Бирюльской слоб. – Покровская, в Майзюрском (Банзюрской слоб.) – Введенская, на Анге (село) – Ильинская.

За морем (Байкалом) Селенгинского дистрикта были церкви: в Кударинском – Богородицкая, Посольский Преображенский монастырь, в Арбузинском – Преображенская, в Селенгинском – Покровская и Спасская, в Ильинском остроге – Богоявленская, в Бабанском – Рождественская и Танцинском остроге – Спасская, на Хилке (Хилоцкой слоб.) – Богородицкая, – в Колесниковском – Казанская, в Тресковском (слоб.) – Архангельская; Нерчинского заказа – в городе – соборная Воскресенская, в Аргунском – Спасская, в Читинском – Архангельская, в Уруглинской слободе – Николаевская, на Большой Заимке (Нижний острог) Сретенская и в Удинской слободе Николаевская.⁴⁶¹

Передавая в ведение епископа Варлаама только юго-восточную часть своей епархии, м. Филофей далеко не достигал цели. Его непосредственное ведомство, по-прежнему, оставалось растянутым от верховьев р. Тобола до побережья Камчатки. Самым отдаленным ставленникам, как и раньше, в путешествиях в Тобольск для поставления приходилось проводить целые годы.

«Не настоящий» еписк. Варлаам, назначенный «в вспоможение м. Филофею, ради дальнего расстояния», и поставленный «под протекцию» митрополита, видимо, сразу почувствовал, что назначение его не достигало главной цели. Зависимость Варлаама от Тобольского митрополита едва-ли была полезна при том огромном расстоянии, в каком находился Иркутск от Тобольска. К этому нужно прибавить почти полную материальную необеспеченность викария. При малочисленности церквей, данных Варлааму «для содержания» и в духовную команду, денежный оклад иркутскому архиерейскому дому быль слишком ничтожен – всего 108 руб. в год. Эта подачка должна была делиться между самим архиереем, певчими, приказными и служителями.⁴⁶² К бедности присоединилось не особо почтительное отношение к викарному архиерею тогдашней сибирской гражданской и военной власти. Сказанного достаточно, чтобы понять, почему Варлаам, прожив на епархии только 2¹/₂ года, «без указу» уехал в Москву, так что «его бытности в Иркутске и следов не оказалось», как потом писал Св. Синоду епископ Иннокентий Нерунович.

Бегство Варлаама из Иркутска совпало со временем принятия схимы м. Филофеем и отречения его от управления епархией на правах самостоятельного архиерея. Местоблюститель патриаршего престола м. Стефан Яворский пытался возвратить Варлаама в Иркутск, но тот стал просить себе «определения», т. е. настоящего архиерейского оклада, как получали другие, а вместе с этим, вероятно, просил самостоятельности. Дело доходило до вновь учрежденного Сената, однако Варлаам остался при своем и не поехал в Иркутск. Не помогло делу прибытие в Москву назначенного на место м. Филофея черниговского архиеписк. Иоанна Максимовича. М. Стефан хотел воспользоваться этим прибытием, чтобы отправить Варлаама вместе с м. Иоанном в Сибирь. Но между ними произошло разногласие. М. Иоанн требовал, чтобы Варлаам жил не в Иркутске, а в Тобольске и таким образом, не только не хотел дать своему викарию самостоятельности, но требовал, наоборот, полного себе подчинения. Варлаам, конечно, не согласился. Местоблюститель жаловался самому Петру I, но и это не помогло. Петр только не согласился Варлаама сразу назначить в Тверь на место умершего архиеписк. Каллиста. Варлаам остался жить в Москве, будучи членом «Освященного собора» и считаясь «не настоящим» иркутским епископом впредь до назначения в 1714 году на Тверскую кафедру.⁴⁶³

У м. Иоанна Максимовича достало сил прожить в Сибири только три года (11 марта 1712 г. – †10 июля 1715 г.). По смерти его долго не могли найти заместителя, который согласился бы ехать в Сибирь. 29 ноября 1715 г. определено перевести туда Псковского митрополита Иосифа (Римского-Корсакова), но он предпочел, вместо поездки в Тобольск, «самоизвольно» уехать из Москвы в Серпуховский Высоцкий монастырь. Не помогла делу царская грамота, посланная м. Иосифу 25 марта 1717 г. в монастырь. Он еще раньше грамоты послал на имя государя челобитье, с просьбой не посылать его в Сибирь, а м. Стефану в особом письме описал свои несносные болезни в ногах и груди, которые мешали ему быть не только во властях, но и в простых монахах. М. Иосиф вскоре умер, 22 июня 1717 г. Мы не сомневаемся, что назначение его в Сибирь усилило болезни владыки и ускорило его жизненную развязку.

Между тем из Тобольска еще в 1716 г. по февральскому указу приехала в Москву целая свита в 30 человек, во главе с соборным ключарем Иоанном Афанасьевым, с ризницей для сопровождения нового архиерея. Прожившись в Москве, ключарь и всякого чина домовые люди 29 января 1717 г. подали челобитье в Монастырский Приказ, в котором объясняли, что по смерти м. Иоанна второй год не было архиерея. За это время в Тобольской епархии, в ближних и дальних верховых и низовых городах, много священников умерло, а ставить вновь некому, «у новопросвещенных святым крещением остяцких и вогульских языцех и в российском народе» многие построенные вновь церкви оставались неосвященными и без священников. Без священников больные умирали без покаяния и причащения, родильницы без молитв, младенцы без крещения, «понеже, писалось в челобитной, во многих местах церкви святые одна от другой имели расстояния вельми дальние». Без архиерея вся Сибирская епархия испытывала «нужду велию». Зная об отказе м. Иосифа, челобитчики просили, чтобы «Великий Государь пожаловал и повелел на вдовствующий сибирский престол определить нового митрополита или, аще восхощет Его Царское Величество, прежде бывшему преосвященному митрополиту Филофею (схимонаху Феодору) во исправление оных церковных треб быти по-прежнему в Сибири митрополитом, покамест от его Царского Величества определится новый митрополит». Челобитье с резолюцией м. Стефана через Монастырский Приказ отправлено было в Сенат.⁴⁶⁴ Вот при каких условиях схимонах Феодор вторично вступил в управление Сибирской епархии и правил ей около 4-х лет – до вторичного ухода на покой (3 августа 1720 г.).⁴⁶⁵

Нелегко жилось в Сибири даже такому уважаемому иерарху, как схимонах Феодор. Вторично он оставил свою кафедру при самых тяжелых чувствах. Новокрещены, на которых сосредоточивались все мысли иерарха-миссионера, а с ними духовенство, много терпели обид и насилий от комендантов и приказчиков. Эти представители власти били попов, стреляли в них из луков. Березовский комендант Инглис так избил «пнями» местного игумена среди города, что священники унесли его в монастырь чуть живого; попов он держал на цепи в приказах, а раз в самой церкви окровавил подьячего Кнезцова; новокрещенных он не только грабил, но и бил безвинно. Игумен доложил о насилии над инородцами митр, схимонаху Феодору, но за это чуть не поплатился жизнью. О поступках Инглиса знал губернатор по доношению самого схимонаха Феодора, но от губернаторской «светлости» не было ему никакой управы и истязания. Дело ограничивалось только тем: «как наделает где комендант худа, то в иной город переменять». Светская власть не слушала и не принимала жалоб духовной власти на обиды новокрещеным комендантов и приказчиков, не обращавших внимания на возраст, увечья и нищету новокрещенов. Мало этого – коменданты препятствовали принятию христианства инородцами, а принявших заставляли жить по прежним поганским нравам.

В те времена в Тобольске жил начальный татарин Сабанак; он посылал к некрещеным остякам своих абызов, которые научали остяков убить даже архиерея, ссылаясь на то, что «указ де прислан государев убить архиерея». Четверо проповедников были перестреляны в юртах до полусмерти и даже самому архиерею схимонаху Феодору «вдарено пищалями под пояс, но Бог помиловал его, и пуля кругом ободрала платье, а его не повредила». Св. Синод, по челобитью Феодора, доносил обо всем Сенату. Сенат запретил светским управителям «в духовные дела интересоваться». Запрещение осталось больше на бумаге. А самому схимонаху Феодору, чуть не умиравшему с голода на старости лет после тяжких непосильных трудов, предписано «содержать себя в Тюменском монастыре умеренно, как при восприятии схимы обещанием своим обязался».⁴⁶⁶ Видимо, жалоба на бездействие губернаторской светлости не прошла бесследно только для самого схимонаха Феодора и сказалась в том, что он лишен был возможности на закате дней прожить беспечально на покое. Из всего сказанного можно заключить, что едва-ли возможно было найти в Европейской России добровольца архиерея в Сибирь, где били не только игуменов и попов, но и архиерея.

На Тобольскую кафедру после схимонаха Феодора назначен был 1 марта 1721 г. архиеписк. черниговский Антоний (Стаховский). Как известно, он получил Сибирскую кафедру в наказание за дерзновение защищать возмутителей. К тому же Антоний разошелся с гетманом Скоропадским из-за игумена Лаврентия Горки. Сознавая трудность служения на Сибирской кафедре, Антоний просил себе в помощники Александро-Невского наместника Варлаама, но Синод отказал ему. Быть может это произошло потому, что тогда решался вопрос о назначении епископа в Китай с титулом Иркутского. Впрочем и это дело задержалось.⁴⁶⁷ Только через полгода, 8 сентября, по царскому указу опальному Крутицкому митрополиту Игнатию (Смоле) предложено было ехать на Иркутскую кафедру с лишением сана митрополита и позволением писаться епископом и служить в определенных епископскому сану одеждах, а саккоса не употреблять и белого клобука не носить. Эта царская милость оказалась большим наказанием для Игнатия. В бытность Петра в Синоде при слушании дела Игнатия, 1 октября 1721 г., Игнатий, будто бы, на коленах вымолил себе другой милости – вместо Иркутска отпустить его «за старостью» на обещание в Нилову пустынь (Тверской епархии). Царь смиловался над коленопреклоненным старцем.⁴⁶⁸ Иркутская кафедра опять осталась без епископа, а сибирский митрополит без помощника. Но уже сам Петр I был заинтересован замещением Иркутской кафедры, только человеком ученым и способным миссионером. Свою мысль царь высказал в 1722 году после персидского похода. Узнав про это, известный архимандрит Феофилакт Лопатинский, синодальный советник, обратился в Св. Синод с просьбой назначить его архиереем на Иркутскую кафедру, куда не ехали многие, считая назначение в Иркутск за ссылку. Между тем там была жатва многая для архиерея. Свое дерзновение архимандрит Феофилакт просил не считать за любочестие, «ибо сим болезнующие не Иркутского, но иного, поближе Москвы, желают епископства», писал он. Зная несочувствие к своей просьбе членов Синода, Лопатинский обращался к посредничеству сильного тогда кабинет-секретаря А. В. Макарова. В письме к Макарову он старался отвлечь от себя всякие подозрения в искательстве епископства, заявив, что он ищет не епископства, а дела епископского, и готов был там, т. е. в Иркутске, быть без епископства, при каком-нибудь епископе. Архим. Феофилакт находил нужным назначение епископа в Иркутск не только в целях миссии, но еще в качестве советника пекинскому епископу. Однако Петр не согласился на назначение Феофилакта в Иркутск; он также не нашел возможным утвердить двух других ученых киевлян, представленных Св. Синодом кандидатами на Иркутскую кафедру – архимандрита Киево-Печерского монастыря Иоанникия Сенютовича и корабельного флота обер-иеромонаха Рафаила Заборовского, слышав о недостатке в них ревности потрудиться в обращении бурят, тунгусов, якутов и др. инородцев Восточной Сибири.⁴⁶⁹ Феофилакт оказался нужным на ближайшую – Тверскую кафедру, которую получил в следующем – 1723 году.

Митрополиту Сибирскому, по-прежнему, пришлось, одному, при пособничестве местных духовных сил и даже домовых служителей, управлять очень огромной епархией. Область ведения бывшего Иркутского епископа, викария Варлаама давно вошла в митрополию особой десятиной, сохраняя свою некоторую обособленность.

После назначения Варлаама в Тверь, м. Иоанн. Максимович, получив по указу в непосредственное управление Иркутскую десятину, передал ее в ближайшее ведение бывшему настоятелю селенгинского монастыря архимандриту Мисаилу с обширными полномочиями. Для удобства управления м. Иоанн перевел его в Иркутск в настоятели Вознесенского монастыря, где раньше жил Варлаам. Особой грамотой 1714 г. было указано архимандриту Мисаилу «в Иркуцке в Вознесенском монастыре быть на архимандрии, и монастырь, и братию, и отчины, и монастырских крестьян, и их детей, и племянников, и внучат ведати судом и расправой, в Иркуцке же, и в Нерчинске, и в Удинске, и во всей Иркуцкой десятине ведать церковные догматы и подлежащие церковному суду всякие дела, и протопопов, попов и дьяконов с причетниками, и монахов». При этом архим. Мисаил получил особую инструкцию для управления, по которой он имел право даже облагать данью новые храмы по своему личному усмотрению и назначать заказчиков в дальние города».⁴⁷⁰ Архимандрит Мисаил управлял Иркутской десятиной, в объеме прежнего Иркутского викариатства, впредь до учреждения самостоятельной кафедры в Иркутске. При всей самостоятельности он, однако, в серьезных случаях обязывался доносить тобольскому архиерею и все сборы представлять в Тобольский архиерейский дом.⁴⁷¹ Таким образом, после епископа Варлаама Иркутское викариатство вошло в нераздельный состав Тобольской митрополии.

В 20 гг. ХVIII в. митрополия состояла из 15 заказов, 1 дистрикта и кафедрального города Тобольска. В Тобольске было – 13 цер., в Подгородном дистрикте – 20 ц., Кроме того в домовых вотчинах – 4 церкви, в заказах: Тюменском – 16 цер., Туринском – 12 цер., Невьянском – 29 ц., в заказах Тобольского Знаменского монастыря – 13 цер., Троицкого Рафалова монастыря – 11 цер., Успенского Далматова монастыря – 63 цер., в Верхотурском заказе – 22 цер., Тарском – 8 ц., Березовском – 5 ц., в низовых городах: в Томском заказе 28 цер., Енисейском – 36 ц., Туруханском – 3 ц., Киренском – 18 цер., Иркутском – 33 ц., Якутском – 9 ц., Нерчинском – 6 цер., а всего – 339 цер.; с них собиралось в домовую казну дани – 1181 руб. 69 коп.⁴⁷² Некоторые десятины, преобразованные в заказы, состояли из нескольких городов с уездами, например, в 1714 г. Томскую десятину составляли города Томск, Кузнецк, Нарым и Кетский острог.⁴⁷³

М. Антоний (Стаховский), человек деятельный, вступив на Тобольскую кафедру, не сразу мог на месте получить точные сведения о церквах, подведомых его управлению. И не мудрено. Мы уже знаем, что со второго десятилетия ХVIII в. шла усиленная военная, административная, промышленная и народная колонизация Сибири, причем шла в разных местах и без точно определенного плана. При таких условиях заселения Сибири не только духовная, но и гражданская власть едва-ли знала размеры отдаленной колонизации. Положение епархиальной администрации в этом отношении оказывалось особенно затруднительным. Тобольская кафедра, часто пустовала, открытие викариатства в Иркутске внесло только больший разлад в церковное управление Сибирью. Почти самостоятельная деятельность представителей Камчатской миссии, часто сносившихся непосредственно с Синодом, еще больше осложняла дело. М. Антоний, по вступлении на кафедру, начал собирать сведения о церквах отдаленной и запущенной восточной половины своей епархии. В 1722 году он послал служителя архиерейского дома Ивана Евстафьева для переписи монастырей, церквей, придельных храмов в низовых городах: Томске, Енисейске, Туруханске, Иркутске, Нерчинске, на Киренге и в Якутске. В Анадырь и три камчатские острога для переписи ездил священник из Якутска.⁴⁷⁴ Одновременно с переписью церквей м. Антоний начал присматриваться к внутреннему состоянию своей епархии и при самом беглом знакомстве с церковной жизнью в Сибири нашел в ней много недостатков и упущений, о чем тотчас довел до сведения Св. Синода. В начале января 1722 г. он писал Синоду, что в его епархии трудно поставить школьное дело, нет ни средств, ни людей; духовенство стояло далеко не на высоте своего призвания, в его среде были бийцы и даже святотатцы, в народе господствовали суеверия, монастыри страдали от наплыва дешевых вкладчиков, не признававших монастырского устава и поносивших настоятелей с братией, старосты не давали отчета в суммах, вырученных от продажи свечей; в числе клириков, даже архиерейского дома, оказались беглые люди в сане дьякона и иподьякона; богатые люди, как например, Демидов, обижали монастыри, отнимая вотчины, раскольники сжигались и т. д. Просвещение инородцев затруднялось за неимением миссионеров, а тут дела хватило бы не на 70, а на 700 проповедников, писал м. Антоний.⁴⁷⁵

Имея в виду такие беспорядки в церковной жизни Сибири и бесконечное пространство Тобольской епархии, можно-ли говорить о возможности одному архиерею плодотворно управлять сибирской церковью. Он совершенно не мог. За три-четыре года своей службы м. Антоний успел ближе познакомиться с своей епархией и открыл ужасающие факты, в роде известного уже нам побратимства с остяцким идолом попа Дорофея Скосырева в Тобольской провинции. Как раскрыло следствие, поп Дорофей, не только дозволял остякам приносить жертвы своему идолу, «шайтану», но называл «шайтана» своим «большим братом» и «побратался с ним, шайтаном, рясой своей черной канфовой». Этот младший брат шайтана, носивший сан священника, с 1722 г. поддерживал идолопоклонство среди остяков. По снятии сана шайтанову брату вместо смертной казни выдрали ноздри, выпороли его, как следует, и отправили в казаки в Анадырь. Сообщая об этом возмутительном факте Св. Синоду (20 октября 1724 г.) м. Антоний снова докладывал Св. Синоду, что в Сибирской епархии ощущался недостаток в храмах, особенно же в достойных священнослужителях, и ставить было некого. Порядочные лица из посадских людей не соглашались ставиться в священники. Многие новокрещены жили совсем не по христиански.⁴⁷⁶ Если к двум донесениям м. Антония прибавить жалобу схимонаха Феодора, то получится полная картина печального состояния обширнейшей церковной области с преобладающим инородческим населением, требующей к себе большого внимания со стороны высшей гражданской и духовной власти. Между тем туда никак не могли решиться назначить второго епископа, и Иркутская кафедра представляла собой что-то неопределенное. То на нее назначали «не настоящего» епископа, в качестве помощника тобольскому архиерею, то её именем называли епископа, отправляемого в Китай. Само же дело подсказывало, что в Иркутске, давным-давно нужен был самостоятельный архиерей.

Открытию самостоятельной Иркутской епархии помогла неудача с назначением в Китай русского епископа, который встал бы во главе тамошней православной или духовной миссии. Кафедра его предполагалась в Пекине – столице Китая или Хины, как обыкновенно тогда называлась Китайская Империя.

Православие проникло в Китай после Нерчинского договора 1689 года; первоначально оно поддерживалось там русскими пленниками и торговыми людьми, проживавшими в Пекине. В 1714 г. в Пекин послана первая православная миссия во главе с архимандритом Иларионом (Лежайским).⁴⁷⁷ По смерти архим. Илариона (1719 г.), митроп. тобольский схимонах Феодор подал мысль назначить начальником в китайскую миссию епископа⁴⁷⁸ для больших успехов миссии, в виду разнесшихся слухов о намерении самого китайского императора принять христианство. На первом заседании только что учрежденного Св. Синода 14 февр. 1721 г. был уже поставлен вопрос о назначении Александро-Невского иеромонаха Иннокентия (Кульчицкого), бывшего префекта Славяно-Греко-Латинской академии, начальником Пекинской миссии в сане епископа. Мы знаем, как разрешен этот вопрос самим государем. Св. Синод предполагал дать ему титул Иркутского и Нерчинского и «для удобнейшего обхождения» отделить от Сибирской епархии, т. е. поставить его вне зависимости от Тобольского митрополита, а не таким, каким был Варлаам. Петр согласился на посвящение Иннокентия в епископа, но без титула порубежных городов, боясь, как бы иезуиты не перетолковали этот титул по-своему и не нанесли бедствия, разумеется, Русскому государству.⁴⁷⁹ 5 марта 1721 г. иеромонах Иннокентий был посвящен в сан епископа с титулом переславского. 19 апреля он уже выехал в Пекин с двумя иеромонахами, двумя иеродьяконами, пятью певчими, двумя служителями и поваром. К Китайским верховным министрам из Сената был послан лист за государственной печатью о дозволении епископу Иннокентию свободно не только совершать богослужение в Пекине, но ездить всюду, где были православные. Синод с своей стороны дал ему писанный наказ, по прибытии в Китай, не говорить, что имеет архиерейский сан, чтобы «не учинилось какое препятствие от противников православной веры», особенно от иезуитов. На расспросы тамошних знатных персон приказано ему отвечать, что имеет епископский сан только для рукоположения священников и дьяконов на места умерших, а не для другого чего- либо, но и это рекомендовалось говорить «с не малым опасением».⁴⁸⁰ Однако ничто не помогло. Иезуиты или, как их еще называли, «езопы из Европы», оказались хитрее. В марте следующего 1722 г. епископ Иннокентий прибыл в Иркутск, затем в Селенгинск, где должен был дожидаться распоряжений из Пекина. Между тем в Пекине оставались совершенно глухи на неоднократные просьбы к самому владельцу Монголии Тушетухану о пропуске епископа Иннокентия. Вместо поездки в Китай миссионеру-епископу по указу Синода от 6 июня 1724 г. пришлось возвратиться в Иркутск.

В 1725 году еписк. Иннокентий вторично отправился р Пекин с чрезвычайным посольством, во главе которого стоял граф Савва Владиславич Рагузинский. Но и на этот раз его остановили на границе и не пропустили в Китай, как духовную особу «в великом градусе», именуемую «великим господином», каким мог называться только китайский «папа или кутухта».⁴⁸¹

По предложению графа Рагузинского в Китай начальником Пекинской миссии вместо епископа Иннокентия назначен был и в 1727 г. отправлен архимандрит Антоний (Платковский), живший в Иркутске; он там учил детей монгольскому языку и бывал в Пекине.

Епископ Иннокентий, вследствие донесения графа Рагузинского, остался в иркутском Вознесенском монастыре. До особого указа ему велено начальствовать в монастыре, с ведома Тобольского архиерея, но в епаршеские дела, без соизволения настоящего архиерея, не вступать. Следовательно, епископ Иннокентий остался «без удобнейшего обхождения» и, несмотря, на указ Синода «к архиерею сибирскому ни к сему, ни к предбудущему, токмо к единому Св. Синоду надлежать», ему пришлось быть подначальным у Тобольского архиерея. При самом назначении начальником миссии, в сан епископа, иером. Иннокентий просил Св. Синод отделить ему в управление пограничные города: Иркутск, Якутск (пограничный?!) и Нерчинск. Ставленники из этих городов, по словам просителя, могли приезжать в Пекин с караваном. Синод тогда же отказал иеромонаху Иннокентию.⁴⁸² Епископ Иннокентий оказался в самом неопределенном положении и гораздо худшем, чем «не настоящий» епископ иркутский Варлаам Коссовский. Но тут не было худа без добра. Неудача еписк. Иннокентия и с Иннокентием, как миссионером, было счастьем для обширной области, много терпевшей от епархиального неустройства. 15 января 1727 года утверждено синодальное определение еписк. Иннокентию быть самостоятельным епископом Иркутским и Нерчинским. Указом 16 января ему велено было выехать из Селенгинска в Иркутск. Тут епископ Иннокентий 26 августа 1727 г. получил указ от 21 января о бытии ему настоящим епископом и титуловать себя иркутским и нерчинским.⁴⁸³ Таким образом, Иркутская епархия начала свое самостоятельное существование, а иркутские ставленники освободились от тяжелой обязанности ехать, а иногда идти за поставлением непременно в Тобольск. Известен случай, как иркутский ставленник Феодор Сидоров, не застав архиерея в Тобольске, ходил за рукоположением в Вятку.⁴⁸⁴

В состав самостоятельной Иркутской епархии вошли города, монастыри и церкви прежнего викариатства. К ним с 1721 года присоединилась еще одна церковь Братской пустыни, приписанной по Регламенту к Вознесенскому иркутскому монастырю. С этой церковью в ведение епископа Иннокентия поступило 43 церкви; с них собиралось окладу около 110 руб. По донесению Тобольского митр. Антония Св. Синод 4 дек. 1729 г. определил только эти церкви оставить в управлении епископа Иннокентия.⁴⁸⁵

При действительном распределении приходских церквей оказалось, что после 1714 г. в ведомстве бывшего викариатства ко времени учреждения самостоятельной Иркутской епархии число иркутских храмов увеличилось на – 7, не считая братской пустынной церкви, и насчитано всего – 50 церквей, а именно: в городе Иркутске с уездом – 22 цер. в Нерчинске с уездом – 8 цер., в Селенгинске с уездом – 13 цер. (в том числе несомненно была только что построенная Троицесавская); в монастырях их было: в Вознесенском иркутском – 2 цер., в Посольском Преображенском – 2, в Нерчинком-Успенском – 2, в Знаменском девичьем – 1. Со всех иркутских церквей разных сборов в архиерейскую казну поступало – 180 руб. 2 коп., в том числе данных 63 руб. 40 коп.

В Тобольской епархии, после выделения из нее самостоятельной Иркутской епархии, оставалось по окладному табелю – 265 церквей, с них собиралось одних данных – 173 р. 67 коп.⁴⁸⁶ Тут несомненно тобольский приказный надзиратель Никифор Словцов, выделявший церкви иркутскому архиерею, не показал настоящего количества церквей, оставшихся за Тобольской кафедрой. По крайней мере через 7 – 8 лет, когда от нее еще отошло к Иркутской епархии более 20 церквей, в Тобольской епархии насчитывалось 361 церковь.⁴⁸⁷ Можно думать, что, по отделении от нее Иркутской епархии с 50-ю церквами, в ведении м. Антония Тобольского оставалось не менее 350 церквей.

При таком неравномерном распределении сибирских церквей между двумя архиереями в их епархиях наблюдалось территориальная несообразность, которой раньше не мог устранить викарный архиерей, находящийся под протекцией Тобольского митрополита. Самые отдаленные сибирские города Илимск, Киренск и Якутск с камчатскими острогами и Анадырем, состоящие в Иркутской провинции, остались в составе Тобольской епархии. Вместе с городами и уездами тобольский митрополит удержал за собой, по-прежнему, тамошние монастыри Спасский якутский и киренский Троицкий. Удивительнее всего, что Троицкий селенгинский монастырь, оказавшийся внутри самостоятельной Иркутской епархии, «благословных ради вин», т. е. был по богаче, оставался в ведении Тобольского митрополита. Излишне говорить о нецелесообразности такого разделения. Оно было и нецелесообразно, и вредно для церковной жизни отдаленнейшей области, где шло обращение инородцев и нужен был глаз епархиального начальства. Однако м. Антоний своим докладом Синоду старался укрепить старую территориальную несообразность. 25 дек. 1728 г. епископ Иннокентий при письме м. Антония получил синодский указ о том, что в его ведение переданы церкви, входившие в состав викариатства. В указе не упомянут был даже нерчинский Успенский монастырь, который, по-видимому, м. Антонию хотелось удержать за собой вместе с селенгинским Троицким монастырем.

Пока тобольский митрополит хлопотал о своих интересах, самостоятельный иркутский епископ Иннокентий для упорядочения епархиального управления в восточной Сибири, а главное из-за экономических выгод своей кафедры, в мае 1728 г. послал в Синод нарочного служителя Герасима Лебратовского по делу о приписке к его епархии названных городов с монастырями и храмами; 20 июня того же года он написал подробное объяснение Св. Синоду по спорному вопросу. Видимо, шел горячий спор между двумя сибирскими архиереями из-за двух-трех десятков церквей с доходом от них в сотню рублей. В Синоде не сразу склонились на ту или другую сторону, хотя все говорило в пользу ходатайства епископа Иннокентия. По обычаю, начали наводить справки о числе церквей, дворов, жителей и расстоянии от епархиальных городов спорных мест. Справлялись в Высоком Сенате, в Сибирской и Ямской канцеляриях, в Духовной Дикастерии и Коллегии экономии. Удалось найти сведения, но сравнительно ранние – по переписям и свидетельству генералитета 1719 г. Оказывалось, если к Тобольской епархии отделить Якутск и Илимск с 1734 дворами, и в них 11 427 душ. м. п. с 27 церквами, то в Иркутской епархии будет – 3 575 дв. с 23 822 душ м. п., а в Тобольской останется – 33 834 дв. с 146 422 душами, церквей же в Иркутской епархии (по ранней статистике) будет – 66, в Тобольской – 274. Во всем разница большая. Расстояние от Якутска до Тобольска равнялось – 2000 вер. (а от Камчатки?), от Илимска – 1000 вер. Расстояние их от Иркутска было гораздо меньше – до Илимска 600 вер., до Якутска сведения не нашли, но оно было вдвое меньше. В 1757 г., при версте в 500 саж. вместо 1000, от Якутска до Тобольска считалось 4856 ¹/₂, вер., а до Иркутска – 2431 вер. Заодно были собраны самые подробные сведения о содержании Тобольского и Иркутского архиерейских домов.

Рассмотрев все представленные сведения Св. Синод высказался за приписку к Иркутской епархии городов Илимска и Якутска с уездами и монастырями Якутским, Киренским и Селенгинским. Свое мнение он мотивировал тем, что эти города и монастыри много ближе к Иркутской епархии бедной церквами и монастырями. Посему иркутскому архиерею гораздо удобнее управлять ими и посвящать ставленников к церквам северо-восточной Сибири.

«Пополнением» Иркутской епархии на счет Тобольской имелось в виду улучшить материальное положении самой отдаленной русской кафедры. Впрочем, заодно Св. Синод нашел нужным построить особый дом дли Иркутского архиерея с его штатом домовых и приказных служителей. До постройки дома епископ Иннокентий оставался жить в иркутском Вознесенском монастыре за Ангарой. На содержание домового штата положено на 1727 г. отпустить 1500 руб., но тут в труды и в возмещение издержек по переезду архиерея в Иркутск, а впредь ежегодно выдавать Иркутскому дому деньгами 506 руб. 25 коп., хлеба-ржи и овса – по 544 четверти каждого и вина по 100 ведер.⁴⁸⁸ Когда дело кончилось митр. Антоний писал Св. Синоду, что «за отнятием» от него немалого числа церквей в прибавок Иркутской епархии доходов у него стало совсем мало.⁴⁸⁹ Вот где причина спора. С своей точки зрения м. Антоний вполне разумную приписку его отдаленной области к ближайшей Иркутской епархии называл «отнятием». В интересах церковной жизни не было бы отнятием даже приписка к епархии Иннокентия Енисейска с Красноярском, находившихся к Иркутску вдвое ближе чем к Тобольску.⁴⁹⁰ Этой припиской можно было лучше уравнять и улучшить сибирские епархии с архиерейскими домами во всех отношениях.

Но это уравнение, видимо, не входило в планы тобольских архиереев. Незавидная по своей отдаленности и обширности коренная Сибирская епархия теперь представляла собой еще меньше интереса для тамошних владык. Ее, по-прежнему, старались избегать назначаемые туда иерархи. По смерти м. Антония († 27 марта 1740 г.), туда (29 мая 1740 г.) назначен был черниговский епископ Никодим Сребницкий. Но это назначение так подействовало на южанина, что он решившись отправиться в Сибирь на службу, вдруг слег в постель в Москве и предпочел Сибири безепархиальную кафедру при московском Архангельском соборе в звании епископа, а не митрополита, где прослужил до 1 сентября 1742 г.⁴⁹¹ Известный Арсений Мациевич , живший с 1733–1735 г. при м. Антонии Стаховском в качестве проповедника и экзаменатора, назначенный на Сибирскую кафедру вместо Никодима (26 мая 1741 г.), явился туда к самому концу года (18 декабря). Тут он сразу обнаружил, что тамошний губернатор Иван Шипов, в отсутствие епархиального архиерея, восхитил себе архиерейские права, налагая епитимии за грехи. Воеводы и разные сибирские канцелярии подражали губернатору в расправе над духовенством, вмешиваясь в церковные дела. Обо всем этом м. Арсений резко доносил Св. Синоду, за что получал выговоры. Пробыв в Сибири митрополитом не более двух-трех месяцев, он перессорился со всеми из-за своей власти, неожиданно оставил неприветливую сибирскую кафедру, уехав в Москву, а затем был назначен в Ростов (13 мая 1742 г.)⁴⁹²

После приписки Якутска и Илимска Иркутская епархия состояла из четырех городов, включая Иркутск и Нерчинск. Вся её территория в епархиально-административном отношении разделялась на шесть заказов, Иркутский, находившийся в непосредственном ведении Консистории, и пять провинциальных: Якутский, Олекминский с заказчиком в Олекминском остроге, Илимский, Селенгинский и Нерчинский. При 100 храмах в 1737–1746 гг. в ней стояло семь монастырей: мужские – Вознесенский Иркутский, Преображенский Посольский, Троицкий Селенгинский, Успенский Нерчинский, Троицкий на устье Киренги, Спасский Якутский и женский Знаменский в Иркутске. Православных жителей в Иркутский епархии при 7 379 двор, насчитывалось 29 875 муж. п. и 28 991 ж. п., кроме Якутского дистрикта и острогов.

В Тобольской епархии за это время в 13 городах с уездами и в 12 казачьих местах насчитывалось 361 ц. при 56 336 дворах; в них православных 174 396 душ. м. пола и 180 624 жен. пола и раскольников 2633 м. п.⁴⁹³

Форпосты и заказы, составлявшие Тобольскую епархию в конце 30-х и в 40-х годах XVIII века, оставались прежними.⁴⁹⁴ 12 казачьих мест несомненно находились на южной и юго-восточной границе Тобольской епархии, где, как мы знаем, шла военная колонизация и строились укрепленные линии острогов и форпостов.

Число монастырей Тобольской епархии как раньше, так и после отписки от нее трех монастырей к Иркутской епархии, было очень значительно – 15 мужских и 6 женских, а именно: мужские – Знаменский Тобольский, Николаевский в Верхотурье, Богоявленский Невьянский, Успенский Далматов (самый богатый), Троицкий Рафаилов, Троицкий Кодский, Туруханский-Троицкий, Спасский Енисейский, убогие – Троицкий в Тюмени, Николаевский в Туринске, Алексеевский Томский и присовокупленная к ней Рождественская Кузнецкая пустынь, Введенский в Красноярске, Спасский Кашиношиверский и Лосиноборский Преображенский, женские: Рождественский Тобольский, Введенский в Далматове, Успенский в Тюмени, Знаменский Томский, Рождественский Енисейский и Покровский в Верхотурье.⁴⁹⁵

Территория открытой самостоятельной Иркутской епархии сосредоточивалась вокруг озера Байкал. Южной границей её была тогдашняя русско-китайская граница, установленная в 1727 году по Буринскому договору (на р. Буре, лев. притоке Аргуни) и пересмотренная в 1728 г. 14 июня по Кяхтинскому договору. Пограничным русским пунктом была Кяхта на р. Кяхте, к востоку русско-китайская граница шла на р. Аргу к её верховьям, а отсюда через верховья р. Онона среднему течению Аргуни и Аргунью на р. Амур; западу от Кяхты к озеру Косоголу и севернее с через верховья Оки, притока Верх. Тунгузки, грани шла к верховьям р. Чуна или Уда (по договору по хребту Шабин Дабага и до Контайшина владения, т. Джунгарии, но тут уже была юго-восточная граница Тобольской епархии). Западная граница Иркутской епархии шла в бассейне р. Анги или Уда на р. Ангару (Верхнюю Тунгузку) с её притоками Китоем, Каменской; отсюда южнее г. Илимска и севернее р. Байкала к устью р. Аргуни шла северная граница Иркутской епархии.

Со времени присоединения к Иркутской епархии городов Илимска и Якутска с их уездами граница между Тобольской и Иркутской епархиями определилась точно. Она совпадала с провинциальной границей. Граница между Тобольской и Иркутской епархиями извилистой линией шла по границам Енисейской и Тобольской провинций. Она, начинаясь с устья р. Анабары в Ледовитом море, шла р. Анабарой до самого её верховья, затем, огибая восточнее реку Тунгузку, в верховьях ее проходила севернее р. Тыры, левого притока Лены. Тут граница круто поворачивала на запад и ниже р. Кумы, левого притока Подкаменной Тунгузки, шла на Нижнюю Тунгузку, пересекая ее там, где стоял Спасский и слобода Кежмы – ныне село Кежемское на Ангаре. Далее линия шла восточнее р. Муры, левого и Нижней Тунгузки или Ангары, и, спускаясь к югу до верховьев р. Ии, также левого притока Ангары, шла до верховьев рр. Тутута и Канцары, а затем поворачивала на восток к верховьям р. Иркута и Хибина, притока р. Ичи, впадающей в Селенгу. Отсюда к востоку начиналась южная граница Иркутской епархии. Она шла южнее р. Дзиды, левого притока р. Селенги на Кяхту; от Кяхты граница спускалась южнее к верховьям рр. Мензы и Кумурюка в правом бассейне р. Селенги и через р. Онон направлялась к озеру Торей отделяя его к Иркутской провинции и епархии. От озера Торей граница перекидывалась к верховьям Аргуни, севернее впадения в нее р. Хайлара. Аргунью граница шла до р. Амазара, левого притока Амура, переходя здесь в юго-восточную границу Иркутской епархии и пересекая Амур. Пройдя всю р. Амазар, юго-восточная граница шла через верховья левых притоков – рр. Большого Ура, Малого и Большого Алдекона на верховья р. Томна, притока р. Уда, затем по водоразделу р. Уда и Селимпинда граница через верховья р. Томна, правого притока р. Уда, шла к Охотскому севернее р. Тугура. Берега Охотского и Камчатского морей были естественной восточной границей Иркутской епархии, к которой принадлежали и Курильские острова.⁴⁹⁶

Территорию Тобольской епархии составляло все пространство Азиатской России , лежавшее к северо-западу и юго-западу от Иркутской епархии за Саянским хребтом по Томской, Иртышской и Пресногорьковской линиям до Уральских гор и верховьев р. Тобола с его источными притоками (Уй, Аять, Исеть) до Уральского водораздела с Тоболом в пределах Невьянского заказа на границах с Казанской епархией, где стояли новые крепости Троицкая и Верхнеяицкая (Верхнеуральск), вошедшие в состав Тобольской епархии в 1744 году.⁴⁹⁷

Пределы двух сибирских епархий, установившиеся после приписки к Иркутской епархии Илимска и Якутска с уездами и острогами, а к Тобольской – Троицка и Верхнеяицка, долго оставались без заметных изменений. В 1757 году Тобольскую епархию составляли:

I. Вся Тобольская провинция, т. е. г. Тобольск с дистриктом или уездом, дистрикты: Ишимский, Ялуторский, Краснослободский, приписанные к Тобольской провинции города и крепости: Тюмень, Туринск с слободами, Верхотурье со слободами, Пелым с присудными слободами, г. Тара с острогами и слободами, Верхъиртышские крепости: Омская, Железненская, Ямышевская, Семипалатинская и Уст-Каменогорская, поселения в Барабинской степи (между Обью и Иртышем – части нынешних Каинского, Барнаульского, Нарымского, Сургутского и Омского уездов), города Березов, Обдорский городок, Сургут, Нарым с Кетским острогом, Томск с острогами, Кузнецк с острогами, слободами и крепостями.

II. Енисейская провинция – г. Енисейск с приписанными к нему слободами и острогами; приписанные к Енисейску г. Мангазея или Туруханск, Мангазейский уезд с ясашными зимовьями и г. Красноярск с уездом.

III. Екатеринбургское ведомство – г. Екатеринбург с дистриктом, заводами, слободами и крепостями (кроме того, что было в Перми, т. е. по эту сторону Урала), Катайский и Алапаевский дистрикты.

IV. Исетская провинция Оренбургской губернии – дистрикты – Шадринский с г. Шадринском, Исетский с Исетским острогом, Окуневский с Окуневским острогом и новопостроенными крепостями.⁴⁹⁸

Территория Тобольской епархии при постройке Пресногорьковской укрепленной линии могла увеличиваться разве только в пределах Исетской провинции в башкирских землях через обращение башкир и киргизов в христианство. Но миссия среди башкир одного из ревностных тобольских архипастырей Сильвестра Главацкого (1749–1755 гг.), бывшего управителя Казанской-Свияжской Новокрещенской Конторы, не имела больших успехов. Напоминая собой своего патрона казанского епископа Луку Конашевича (1738–1755 гг.), он возбудил ропот среди башкир-мусульман Исетской провинции. Башкиры даже жаловались на него Неплюеву. Жалоба последовала по делу о вызове башкир в тобольскую консисторию; самый вызов был представлен приневоливаиием к принятию христианства. Сенат разобрал жалобу и вместе с Св. Синодом указом 1751 г. 12 ноября распорядился учредить в г. Оренбурге особую комиссию об иноверцах, снесясь предварительно с тобольским митроп. Сильвестром. Впрочем, никаких сведений об этой комиссии не сохранилось. Новые жалобы на м. Сильвестра о том, что он принуждал татар обращаться в христианство, вызвали перевод его в Суздаль – 9 октября 1755 г., где 20 мая 1760 г. он скончался. В 1761 г., будто бы, назначен был особый тобольский миссионер для Исетской провинции, но в чем сказалась его деятельность и был-ли назначен, мы не знаем.⁴⁹⁹ Скоро наступило время царствования Екатерины II-ой, когда всюду ослабела миссия.

Иркутская епархия в 1757 г. состояла только из Иркутской провинции, т. е. г. Иркутска с уездом, разделенным на три дистрикта: Подгородный, Балаганский, Верхоленский и из приписанных к Иркутску городов с подчиненными им местами и пригородами, каковые города Селенгинск, Нерчинск, Илимск с Киренским острогом и Якутск с уездами. К Иркутскому уезду принадлежало еще правление Охотского порта, а в ведении последнего находилась земля Камчатка.⁵⁰⁰ В епархиально-административном отношении Иркутская епархия разделялась на пять заказов – Иркутский уездный, (Селенгинский, Нерчинский, Илимский и Якутский.

Прилив русского населения в Восточную Сибирь и успехи миссии, особенно Камчатской, сказались на увеличении христианского населения Иркутской епархии и приходских храмов.⁵⁰¹ В конце 50-х и нач. 60 гг. ХVIII в. духовная власть, в лице Иркутского архиерея и Св. Синода, пришла к мысли о необходимости постройки храмов, вместо специальной миссии в Якутске и Камчатке, а самые миссионерские станы заменить приходами. Требовалось заботиться не столько о распространении христианства, сколько об утверждении его среди инородцев и поднятии нравственного уровня самого русского населения в Иркутской епархии, не исключая духовенства, особенно после шестилетнего вдовства тамошней кафедры. Встречаются только единичные случаи обращения инородцев в христианство даже при ревностном иерархе Софронии, 3-ем епископе иркутском, управлявшем Иркутской епархией около двадцати лет (1753 – 1771 гг.).

Таким образом, по сознанию высшей церковной власти, храм являлся самым лучшим светочем среди инородческой языческой темноты. Мы уже знаем, что на это время падает постройка большинства храмов в Якутской области с Камчаткой. В 1758 г. построена Торгинская Знаменская церковь, в 1759 г. Хилокская Владимирская церковь, в 1762–1765 гг. Дучерская Благовещенская, в 1766 г. – Шилкинско-Заводская Преображенская, в 1769 г. – Малопутинская Покровская и Курлыгская Нерукотворного Образа, в 1770 г. Сивачинская Ильинская церковь.⁵⁰²Все названные храмы появились на прежней епархиальной территории. Новых территориальных приобретений не было на границах Иркутской епархии, которые расширили бы её пределы. Подчинение епископу Софронию Пекинской миссии и тамошних церквей расширяло только круг его ведения, но не пределы епархии, заключенной в границах Иркутской провинции.⁵⁰³

Расширять пределы Иркутской епархии было некуда, да и не для чего. Она была без того чересчур велика, так что тамошний архиерей не мог знать лично всей своей епархии небогатой церквями, но слишком запущенной и распущенной. То обстоятельство, что анадырская церковь сгнила неосвященной, Удский приход оставался 30 лет без священника, в Камчатке сразу требовалось 7 священников, а тамошние даже пономари не решались ехать в Иркутск ставится во священники на свободные места, боясь умереть дорогой⁵⁰⁴, говорило не за необходимость расширения Иркутской епархии, напротив это требовало сокращения её через открытие в её пределах новой епархии. За то же говорило постоянное вдовство иркутской кафедры за недолгий период её самостоятельного существования. Перед вступлением третьего епископа Софрония, Иркутская епархия шесть лет оставалась без архиерея. Предшественник его Иннокентий Нерунович скончался 26 июля 1747 г., а Софроний поставлен 18 апреля 1753 г., но прибыл в епархию только 20 марта, следующего, 1754 г.⁵⁰⁵ За этот период церковного безвластия в Иркутской епархии почти целый год вдовствовала Тобольская епархия, с 9 октября 1748 г., по смерти м. Антония Нарожницкого, до приезда его приемника Сильвестра Главацкого, хиротонисан 9 июля 1749 г. Таким образом, вся необъятная Сибирь долго оставалась без архиерея.

Известный миссионер Иоасаф Хотунцевский, изъездивший чуть ли не всю Сибирь, лучше, чем кто-либо другой, понимал неудобство расширения области сибирских архиереев, особенно Иркутской епархии, к которой принадлежал Приморский край с Камчаткой. Ещё Антоний Нерунович сознавал, как трудно ему одному управлять Иркутской епархией, где миссионерское дело требовало не только особой заботливости со стороны епархиального архиерея, но ещё помощников. Такими помощниками он считал учёных монахов.⁵⁰⁶ Но не такие только помощники нужны были иркутскому архиерею. Иоасаф Хотунцевский, много хлопотавший о постройке церквей для крещенных инородцев и об определении причтов к старым и новым церквям, в одном из своих многочисленных донесений Св. Синоду 29 марта 1745 г. писал, что под ведением Охотского острога имелись четыре острога со смешанным население русских и новокрещенов тунгусов, якутов и коряков, а именно: Удский, Таупский, Ямской и Акланский. Все названные остроги отстояли очень далеко от Охотска и друг от друга и во всех них ощущалась особенная нужда в духовенстве.⁵⁰⁷ Иркутский архиерей не мог удовлетворить такой нужде по дальности расстояния. Из Иркутска поехали туда на свободные места, а из Камчатки даже дьячки и пономари не осмеливались ехать в Иркутск для поставления, боясь умереть в дороге и от климата. В виду сказанного Хотунцевский решился доложить Св. Синоду, не найдет-ли он возможным прислать на место его, Хотунцевского, пастыря с архиерейской властью. Это писалось тогда, когда во всей Сибири не было ни одного архиерея, а самого Хотунцевского вызвали в Петербург для поставления на Иркутскую кафедру, но, как мы знаем, не поставили и только затянули дело о поставлении в Иркутск архиерея до 18 апреля 1753 г. Архим. Иоасаф имел серьезные основания просить особого архиерея для Камчатки. Он надеялся, что малолюдная Камчатка с прилегающей к ней областью должна сделаться многолюдной и пространной, «понеже у ней, кроме пространства земного, целый океан со многими островами, наводненными людьми, открыт отовсюду для промышленников и мореходов». Вследствие таких условий, по взгляду Хотунцевского, пределы тамошних мест «без сомнения» умножатся. Местом жительства камчатского архиерея мог быть Нижне-Камчатский острог, только там нужно было построить монастырь во имя Живоначальной Троицы. Хотунцевский представил самые подробные соображения о том, как можно устроить архиерейский дом на Камчатке и откуда взять средства для его содержания. В заключении доклада архим. Иоасаф счел нужным заметить, что все это будет соединено «с немалым государству плодом».⁵⁰⁸

Вот еще когда русское духовенство, знавшее Сибирь, говорило о государственных интересах на Дальнем Востоке и указывало меры усиления русского влияния в стране, на которой ныне сосредоточены взоры всего мира. Этими мерами было взаимная деятельность местной высшей церковной и государственной власти, в лице архиереев и губернаторов, открытие церковных приходов и назначение туда духовенства из лиц с образованием и достаточным правительственным содержанием, о чем писали все камчатские миссионеры.

Прошло более двадцати лет после доклада Хотуцинского, Св. Синод в 1771 г. сам «вознамерился» учредить Камчатскую епархию, даже занялся собиранием сведений, но когда сведения были собраны, он остановился на мысли учредить епископию в Якутске, с отделением в ней части Тобольской и Иркутской епархий.⁵⁰⁹ Все оказалось преждевременным, хотя в действительности, время уже было упущено. Ни на Камчатке, ни в Якутске тогда не было открыто архиерейской кафедры.

В то время, как Хотунцевский писал свой доклад о назначении на его место в Камчатку пастыря с архиерейской властью, Св. Синод все еще не мог закончить с устройством центральных епархий, выделившихся из состава огромнейшей Синодальной, бывшей патриаршей области. Поэтому ему было не до отдаленной Сибири. Сибирской пастве еще целое столетие пришлось испытывать большие неудобства в церковном отношении при существовании только двух сибирских епархий, раскинутых на десяток тысяч верст в границах, даже расширенных в начале XIX в. к югу, сравнительно с теми, которые определились в начале 30-х годов XVIII века.

Северо-западная русская окраина с вновь завоеванными землями всегда больше интересовала высшую государственную и церковную власть, чем северо-восточная, где жили полудикие инородцы и ссыльные. Сам Иоасаф Хотунцевский, видимо, предпочел Ревельское викариатство, Новгородской епархии, самостоятельной Иркутской епархии не такой уже бедной церквами, какой она поступила в ведение Иннокентия Кульчицкого. Об этом можно судить по числу духовенства в Иркутской епархии.⁵¹⁰