Источник

Часть I

Ни знаменитость места, ни знатность происхождения не предвещали славы и величия Петру; он родился 1737 года, в селе Чашникове, что на большой Петербургской дороге, в 40 вёрстах от Москвы; отцом его был причётник Георгий Данилов, а восприемником – крестьянин Корольков4; но время появления его на свет как бы предсказывало ему величие и в низкой доле. На восходе солнечном, в день первоверховных Апостолов Петра и Павла, когда отец его, дьячок Георгий Данилов ударил в колокол к утрени, в то самое время услышал он, что Бог дал ему сына; при таком благовестии отец перестал звонить, к недоумению прихожан, а побежал к новорождённому, которого и нарекли Петром. Когда сам Платон об этом рассказывал знаменитому Евгению Булгару, сей учёный муж сказал: «Hос erat, praesagium futurae gloriae tuae», т. е. «это было предвестием будущей славы твоей». И подлинно, столь редкое стечение обстоятельств: восход солнца, день праздника великих Учителей Церкви, благовест к утрени, как не могли быть приняты за счастливое предзнаменовало родительскою любовью, столь изобретательною в приметах о благополучии детей! Платон сравнивал этот случай со встречею Апостола Петра в деяниях Апостольских; там отроковица, услышав стук, стоявшего у ворот Апостола Петра, от радости не отворила ему дверей.

Так как свойства родителей часто отражаются в детях: то приведём здесь слова самого Платона5 о качествах его отца и матери, которых память он всегда чтил: «Георгий был свойства горячего, но «простосердечного и откровенного, лести незнающий и отвращающийся; также не корыстлив, особливо низшим образом корысть приобретать почитал себе противным и в других предосудительным. А мать Татиана, быв благоразумна и рассудительна, была горяча к детям и о добром их воспитании и опрятном содержании весьма пеклась; наипаче быв сама набожна и благочестива, и детей приобучать богомолию и страху Божию первым долгом почитала; была домостроительная хозяйка и щадила малое дома содержание, чтобы ничего не издержать излишнего; нравов была благородных, не любила низкости; службы Божией почти никогда не оставляла, нищих всегда, по возможности, наделяла; была трудолюбива и воздержна, а тем и здравие и жизнь сохранила до 70 лет6; и более продолжила бы свои, если бы свирепствовавшая 1771 года в Москве чума не пресекла её жизни. Мать Платонова, оправдывает ту известную истину, что многие знаменитые люди обязаны были значительною частью своего величия попечению и характеру умных матерей, которые заменяли в себе недостаток образования любовью и смышлёностью. Отец Платона, по своему характеру и образу жизни, мог быть столько же полезным для сына, сколько и мать. Отец его после долговременной разлуки с сыном, при внезапной с ним встрече, умер, можно сказать, от радости. Платон был уже Ректором Семинарии, или, как полагают современные ему старожилы, Архиепископом Тверским, и ехал в Москву; на Лубянке ему попался отец его, который шёл и, по обыкновенно своему, разговаривал сам с собою. Платон велел кучеру остановиться и стал звать к себе родителя. Старик, выведенный из своей задумчивости, удивился и обрадовался; но тут же почувствовал боль в боку; пришедши домой, он всё твердил о сыне своём Платоне, лёг уснуть и более не вставал7. Такова судьба родителей Платона, которые, как увидим, утешены были ещё при жизни своей началом его возвышения и его к ним почтительностью. Но обратимся к младенчеству его, взлелеянному любовью доброй матери.

Когда мать выносила младенца Петра в церковь или на улицу: тогда все, любуясь его миловидностью, ласкали его. Лишь только он начал говорить, она стала внушать ему имя Божие и учить молиться. Петру минуло шесть лет от рождения – начали его учить русской грамоте, т. е., по тогдашнему заведению, Азбуке, Часослову, и Псалтырю, а потом писать. Понятливый ученик всё скоро выучивал, успевая не столько от строгости отца, сколько от ласки матери; на восьмом году от рождения своего он уже читал и пел повседневные церковные стихи и по навыку мог один на клиросе отправлять всё пение божественной литургии. Голос у него был светлый, гибкий и приятный. Охота и навык пения духовных песней впоследствии обратились ему в духовную отраду.

Вскоре настало время Петру оставить родительский дом и вступать в училище; ибо духовное начальство требовало, чтобы все Священнослужители приводили детей своих в Коломенскую Семинарию. Отец его был уже Священником в Серпуховском уезде, Коломенской епархии, в селе Липицах, о коем Платон вспоминает в своём Путешествии в Киев8; потом поступил в Москву викарным священником к церкви Святителя Николая, что слывёт Красные колокола или красный звон. Так как Георгию Данилову хотелось самому перейти в Москву, то по его настоятельной просьбе, сыновья его Пётр и Александр переведены из Коломенской епархии в Московскую и определены в Московскую Славяно-Греко-Латинскую Академию, где приняли фамилию Левшиновых, а потом Левшиных. Когда отец представил обоих сыновей Префекту Академии, Иоанну Козловичу, последний, приняв их благосклонно, сказал им в поощрение: «Детки учитесь, после Протопопове будете». Что и сбылось; Александр был Протопопом Московского Успенского собора, а Пётр Начальником над Протопопами. Они жила у старшего брата своего Тимофея, пономаря при церкви Св. Софии, Премудрости Божией, что в средних Набережных Садовниках, а потом у родственника их, дьякона при церкви Спаса во Спасской, при коей и отец их Георгий впоследствии был викарным священником. Ходив босиком в училище с грошом на обед, по своей бережливости и по скудости родителей, Пётр носил в руках свои новые коты, чтобы их не истоптать, и надевал их близ Академии, Так путём замысловатой нужды и неусыпного труда он достигал просвещения и славы. В две недели Левшин, выучась читать и писать по Латине, постепенно переводим был: в низший Латинский класс (фару), из коего через год он поступил в Грамматику и через столько же времени в Синтаксиму, потом в Пиитику, а напоследок, через год, в Риторику, которую тогда преподавал Иеромонах Кирилл Григорович. В течение четырёх лет Левшин слушал Философию и Богословию у Геннадия Драницына, впоследствии бывшего Суздальским Епископом. Но пределы школы не суть пределы для гения. Чувствуя недостатки в своём учении и сознавая пользу исторических наук, Пётр Егорович сам собою научился Географии и Истории, которую любил во всю свою жизнь. Газеты служили ему повторением Географии, а карты географические поверкой газетных известий. Все сии пособия, при скудости средств, приобретались им с затруднениями, как и самые сведения, недоступные тогда ещё школе, ограниченной и в средствах и в цели.

По тогдашнему порядку, Греческому языку там учились особо, через два года по окончании Латинского Сантаксиса, и из Греческого класса ученики переводимы были в Пиитический, в коем Левшин, по желанию учителя своего Амвросия Юматова, был удержан и тем самым отвлечён от Греческого языка. Не дойдя ещё до Философии, Пётр увидел, какого он лишается пособия в Еллинском языке для витийства, любомудрия и Богословия, и с оскорблением для юношеского честолюбия замечал, какое над ним брали преимущество товарищи, знающие этот язык. В числе его сверстников и совместников был Петров, наш лирик, которому он впоследствии благодетельствовал, несмотря на школьное соперничество9. И польза, и любознательность, и честолюбие воспламенили в Левшине желание учиться этому языку, столь важному для Славяно-Греко-Латинской Академии. По недостатку тогда в учебных пособиях и по бедности своей, не почему было учиться ему, не на что книг купить и не кому его учить; но самые препятствия, как будто усиливали в нём желание достигнуть своей цели. Он выпросил у товарища Греческую Грамматику Лащевского и всю её тщательно переписал, как тогда и велось в школах, срисовывая Греческие буквы с печатных; отчего и Греческий его почерк похож был на печатный. По этой Грамматике Левшин сам начал учиться, а в затруднительных местах спрашивать у знатоков; сверх того, вздумал ходить в соседственный Греческий монастырь к Божественной службе, во время которой прислушивался и навыкал к чтению, пению и разумению Греческих слов и выражений; для большого в этом языке успеха познакомился и стал говорить с Греками и, мало-помалу, достиг до того, что мог понимать Еллинских писателей и объясняться на простом Греческом языке. Потом сам, сделавшись в Академии учителем сего языка, ученикам своим приводил себя в пример, называя себя: αὐτοδιδάκτος, т. е. самоучкою. Из Греческих писателей он особенно любил Св. Иоанна Златоуста и говаривал, «что для одного этого Святителя можно учиться Еллинскому языку», Впоследствии он сам служивал литургию на Греческом языке в Московском Греческом монастыре, и певал в Вифании на клиросе, когда там совершали Богослужение Амвросий Протасов, бывший Иеромонахом, и Владимир Третьяков, тогда Иеродиакон – знатоки и любители языка Святых Отцов Восточной церкви.

Пристрастясь к наукам, Левшин всюду и всемерно искал средств к образованно себя. Не имея у себя даже многих необходимых книг он услугою и ласкою доставал их у товарищей для списывания, или прочтения, Что только мог найти в библиотеках церквей св. Софии в Средних Садовниках и Спаса во Спасской, все он прочёл: Четьи Минеи, Прологи, Камень Веры, Маргарит, Полоцкого Обед духовный, Вечери, Барониевы летописи; но более всего занимали юного Петра Послания Апостола Павла, в особенности послания к Римлянам, кои он, прочитав раз двадцать, почти все знал наизусть. Заботливая и промыслительная любовь безграмотной матери нечаянно доставила ему великое удовольствие и пользу покупкой на площади Цицеронова сочинения о должностях и Квинта Курция Жизнь Александра Великого. Римский красноречивый мудрец и велеречивый бытописатель столько понравились ему предметом и слогом своим, что он вытвердил их на память, как образцовых для себя сочинителей; герой Курция казался ему выше человечества, и язык обоих превосходнее всего читанного им на отечественном языке. По врождённой склонности к уединению, столь сродной с любовью к учёности, он ограничил себя домом родственным, церковью Божиею и училищем Заиконоспасским. В свободное от учения время, Левшин занимался дома чтением книг, учением уроков и сочинением школьных задач, ходил в церковь к заутрени, обедни и вечерни, где первым был из читающих и поющих; зато весьма любим был и священнослужителями и прихожанами; но, по приглашению их, редко ходил к ним в дома, из опасения, чтобы не потерять времени и не разоряться. Несмотря, впрочем, на свою любовь к наукам и уединению, Левшин был нрава весёлого, с остроумием словоохотен, с чистосердечием приветлив и с добродушием услужлив, так что все знавшие его любили и все любившие находили удовольствие видеть и слышать миловидного и сладкоречивого Петра, который привлекал к себе умом, учёностью и непорочностью нравов, живо отпечатанною на его красивом и свежем лице, зеркале светлой и возвышенной его души. Тогда Левшин ещё застал век простоты, когда добродетели и пороки назывались прямо своим подлинным именем; когда стыдливость в юноше почиталась украшением, уважение младших к старшим – святою обязанностью, когда ложь признавали бесстыдством, а лукавство – грехом, и нравы были целомудреннее языка, в то время ещё не утончившегося в выражении соблазна и разврата. В таком то веке и круге, среди занятий, Пётр, возрастая и телом и духом, всегда отвращал свой целомудренный слух и взоры от позорищ и гульбищ. Склонный к духовному, он чуждался всегда мирского и светского – даже отказался вступить в открытый тогда 1755 года, по близости Духовной Академии у Воскресенских вороте Московский Университет, куда было назначен был в студенты с другими Академистами.

Ещё прежде окончания четырёхлетнего курса Богословия, через два года, Левшин, 20 лет от рождения, представлен был Ректором Геннадием Св. Синоду в учителя Пиитического класса в Московской Академии, вместе с Петром Петровым впоследствии Митрополитом Новгородским Гавриилом, который, по выслушании курса наук в Академии, тогда исправлял должность старшего корректора в Синодальной типографии10. Св. Синод определил: назначить учителем Петрова с тем, если он согласится вступить в монашество; но Петров тогда отрёкся11 и жребий пал на Левшина, который и занял учительскую должность 1757 года, с 170 рублями годового жалованья. Новое званье и новый случай сделались для юного учителя Пиитики и Греческого языка новыми побуждениями отличить себя успехами в преподавании другим приобретённого им самим. Но Петров не замедлил последовать примеру Левшина и, переведённый в Троицкую Семинарию учителем Риторики, пострижен 1758 г. июня 28, в монахи, и через несколько недель, произведён в Ректоры Семинарии и Наместника Лавры.

В Духовной Академии, почти с самого её основания, установлено было: толковать в каждый воскресный день перед обеднею Катехизис в аудитории, где изъяснял Св. Писание Ректор Академии, а после обедни, в церкви сказывать одному из двух определённых проповедников проповедь. Это возбуждало соревнование в питомцах Академии, готовящихся к тому же служению. Преподаванье Христианского учения и проповедование Слова Божия, привлекая Московских жителей, служило для слушателей назиданием, а для проповедников искусом: жадное вниманье, слёзы, скорби и умиленья первых были сладкою наградой для других. На сие-то поприще вступил и Левшин. С внешними и внутренними средствами витии проповедуя и научая с жаром юноши и с постоянного ревностью мужа, в чистоте и полноте духа, проникнутого высокими и умилительными истинами Св. Писания, он умел заслужить всеобщее удивление и любовь, и даже успел возбудить сочувствие и восторг в Москве, где его называли: то вторым Златоустом, то Московским Апостолом. Некоторые из его слушателей приводили к кафедре детей своих с тем, чтобы они такого учителя слушали и помнили; многие добивались его знакомства и почитали за счастье посещение его, стараясь наперерыв оказать ему своё усердие и уважение. С таким успехом и славою вступив на поприще проповедника, мог ли Левшин быть равнодушным к общим похвалам и к радушию своих сограждан? Сие время жизни своей он всегда почитал счастливейшим, а проповедь свою успешнейшею, и тогда ещё, прежде, нежели прославился он под именем Платона, сделался известным под именем Петра. Но не осталась равнодушною зависть; употребив клевету к помраченью славы нового проповедника, разгласила, будто Левшин учит противно Православной Церкви, и за то его надобно примерно наказать и из Академии выгнать. Против него восставал и Преосв. Амвросий Каменский. Поручено было исследовать проповеди его и Катехизис Ректору Академии, который объявил, что в них ничего не нашёл предосудительного. Такое гонение более привлекло сердца слушателей к Петру Егоровичу, и доказало их приверженность к нему; ибо многие за него, без его просьбы и без всякого побуждения, ходатайствовали и заступались, как за невинно гонимого. Дело кончилось молвой без всяких дальнейших следствий; бессильная зависть была пристыжена унижением, а предмет её сделался предметом общего участия, уважения и хвалы.

Уже оканчивался год толкование Левшиным Катехизиса, как неожиданно он получил из С.-Петербурга от придворного Проповедника, знаменитого Гедеона, Архимандрита Св. Троицкой Лавры, благосклонное приглашение в учителя Риторики в Троицкую Семинарию, а вслед за тем и указ из Св. Синода, утверждающий юного катехизатора наставником Витийства.

Левшин должен быть расстаться с Москвой и отправиться в Троице-Сергиеву Лавру 19 июня, 1758 г. Перед самыми стенами Сергиевой обители он увидел шедших ему навстречу лаврских властей и монахов в облачении с хоругвями и крестами; их сопровождало множество народа. То был крестный ход 20 июля к Ильинской церкви в посаде. Левшин принял это за благое себе предзнаменование. Несмотря на ласковый приём и выгоды положения в Лавре, разлука с любезною и любившею его Академией, с родными и товарищами, новость места, незнакомый лица, неизвестность будущего жребия и ожидавший его в стенах монастыря разрыв с миром, не могли не навести на него уныния. В таком состоянии духа застало его следующее письмо Архимандрита Лавры Гедеона 1758 года, августа 1; он писал к нему из С.-Петербурга12:

«Я очень радуюсь, что вы у нас в Лавре; но ещё больше радость моя умножится, когда услышу, что вы и монашеский в ней приняли образ. Я знаю, что вы сами давно сие намерение имеете, и желаю, чтоб в сей самый пост совершилось оно. А чтобы в пересылке ко мне от обыкновенных доношений время напрасно не проходило (особливо же что настоящее время поста к тому весьма способное, а по нем наступят труды школьные): то я дал уже Собору позволение, чтобы, ежели вы не отмените вашего намерения, исполнил он то самым делом немедленно, не отписываясь более ко мне о том. Впрочем я, взирая на рекомендованное ваше мне постоянство, не сумнюсь, что вы не отмените намерения; но прошу, чтобы не сказали ещё: cras, cras! Сами знаете, что будущее неизвестно, настоящее наше. Покажите же, что вы то имеете всегда в уме, самим делом; я буду сей вести ожидать на следующих днях непременно».

Несмотря на склонность и приготовление своё к монашеству, Пётр Егорович не мог не поколебаться духом, взволнованным мыслью о трудности и важности принимаемых им на себя обетов. Даже любимая им мать не советовала ему принимать на себя такие обеты. Ему представлялось, что он готовится к смерти и действительно, он должен был умереть мiру в цвете лет и в полноте жизни. Вся ночь проведена была им в борьбе с самим собою. Сколько убеждения Начальника покровителя, а более утешительные советы его сотоварища Петра Постникова привели, наконец, его к твёрдой решимости, а она – к спокойствию духа, с каким он, накануне Успеньева дня, 1758 года принял образ иноческий. Итак, на 21 году от рождения Левшин пострижен был в Лавре прежним сотоварищем, Наместником её Гавриилом Петровым, который впоследствии сделался Митрополитом Новгородским.

Спокойный духом, довольный своим состоянием, юный инок жил в любимом уединении, проходя учительскую и катехизаторскую должность. В том же году он посвящён был во Иеродиакона в Московском Успенском соборе Митрополитом Московским Тимофеем Щербатским. По возвращении своём в Лавру, в первый раз он явился к Архимандриту Гедеону, придворному проповеднику, который прибыл из Петербурга к празднику Преподобного Сергия. Знаменитый в своё время вития, уважаемый Государыней, любимый Двором, народом и монастырём своим, Гедеон, как скоро увидел и услышал Платона, столько его полюбил, что всегда почти имел его при себе, читал ему свои проповеди, внимал его суждениям и словам, и столько ему благодетельствовал по самую смерть свою, что Платон признавал Криновского первым по родителях своих. Соперники в витийстве, начальник и подчинённый, сделались не завистниками, но друзьями. Гедеон, искусный подражатель Ильи Минятия, наделён был от природы даром красноречия и счастливою осанкой, и столь приятно и сладостно произносил слова свои, по свидетельству Платона, что все слушатели бывали как бы вне себя и боялись, чтобы он не перестал говорить (metuebant ne desineret). В искусстве произношения он был руководителем Левшину.

Левшин, кроме преподавания уроков Риторики, в Лавре нередко сказывал проповеди и, по должности Иеродиакона, исправлял при Архимандрите священнослужение. По отъезде своём в С.-Петербург, Гедеон неоднократно туда к себе вызывал Платона, для доставления ему новых средств к образованию себя в новой столице, где после Биронова самовластия, водворилось отрадное спокойствие. Тогда свободнее стали биться русские сердца под кротким правлением Дщери Петровой. Отечественные дарования не таились уже в раболепной безвестности, но возникали смело и ободрялись щедро Царицею и Двором, которые внимали вдохновенным песнопениям Ломоносова и забавлялись притчами Сумарокова и анакреонтическими песнями Тредьяковского.

Придворная церковь сделалась знаменитым поприщем для проповедников, среди которых блистал Криновский. В Петербурге узнали Платона близкие к Государыне вельможи, любители отечественного просвещения граф Алексей Григорьевич Разумовский и Иван Иванович Шувалов. Меценат Ломоносова и Гедеона, основатель Московского Университета, так восхищён был дарованиями и сведениями Платона, что хотел его представить Августейшей покровительнице талантов и на своём иждивении отправить в Париж для усовершенствования в науках, коими славились тогда Сорбонна и Королевская Академия; но Гедеон, не желая расстаться с любимцем своим, и как бы предчувствуя скорую и вечную с ним разлуку, убедил Шувалова оставить в России Платона, к которому приязнь сего великодушного царедворца и покровителя отечественного просвещения продолжалась до самой его кончины в искренних отношениях. Граф Разумовский, как любитель церковного пения, нередко беседовал и певал вместе с лаврским Иеродиаконом, который благосклонно принимаем был первенствующим тогда членом Св. Синода Димитрием Сеченовым и другими Архиереями. В проезд свой через Новгород, Платон сблизился с учителями тамошней Семинарии Тихоном (впоследствии святым Епископом Воронежским), Симоном (впоследствии Архиепископом Рязанским), и Парфением, тогда Ректором Семинарии, а потом Епископом Смоленским. Его знакомство с сими ревнителями православия и благочестия, несмотря на неприятную встречу с первым в С.-Петербурге, обратилось в пожизненную приязнь, коею он украшал жизнь свою. Пять лет своего учительства в Троицкой Семинарии Платон почитал счастливейшими в своей жизни; ибо и в начальниках и в товарищах имел он благоприятелей, которые облегчали бремя службы учёной и духовной искренним участием, любовью и поощрением.

Епископ Рязанский Палладий в крестовой церкви на С.-Петербургском Троицком подворье, посвятил Платона в Иеромонахи, 1759 года, июля 20; вместе с принятием священного сана Платон получил назначение в Префекты Троицкой Семинарии и в учителя Философии; тогда же сделан он первым Соборным в учреждённом при Троицкой Лавре Соборе, управлявшем и св. обителью и приписанными к ней монастырями и всеми её вотчинами, в коих считалось тогда свыше ста тысяч душ крестьян, более земледельцев, нежели промышленников. Богатая и странноприимная обитель нищелюбивого Сергия была питательницей убогих и безмездно угощала толпы многочисленных богомольцев, отовсюду в неё стекавшихся на праздники. Но вскоре наступившее полугодовое царствование Петра III угрожало Лавре отнятием сих обильных источников, из коих черпало иногда и самоё Государство в случае нужды. Коллегия Экономии стала было заведовать монастырскими вотчинами, коими тогда управляли приставленные к ним офицеры13.

Ректор Семинарии, Богословии учитель и Наместник Лавры Гавриил, в 1761 году назначен был Ректором в Московскую Академию: тогда в Наместники Лавры поступил Префект Московской Академии Иннокентий Нечаев, а место Ректора Семинарии заменил Платон, лишившийся вскоре с этим приобретением своего благодетеля Гедеона, тогда уже Епископа Пскову; не доехав до паствы своей, к общему прискорбию, он кончил жизнь свою на 37 году от рождения. Место Криновского в Лавре заступил уставщик придворных певчих из малороссиян Архимандрит Лаврентий Хоцятовский, который хотя и уважал достоинства Платона и благодетельсгвовал ему, однако же, для него не мог вполне заменить Гедеона, остроумного, любознательного и радушного, который не только удовлетворял, но и предупреждал нужды юного собрата, сотрудника и друга.

По вступлении на престол Екатерины II, Архимандрит Лаврентий вместе с Ректором Семинарии отправился в С.-Петербург с иконою Преподобного Сергия для принесения поздравления Государыне. Перед коронацией своей в 1762 году, августа 26., Императрица повелела возвратить монастырям по прежнему в управление деревни и прочие имения, отобранные у духовного ведомства, по указу Петра III; Коллегию Экономии отставить, а вместо оной, учредить особливую Комиссию под собственным надзором для приведения в совершенство всего Духовного Штата, сообразно с предначертаниями Петра I. Доклад этой Комиссии об отобрании монастырских имений в Великой России, 1764 года февраля 26, утверждён был Императрицею согласно с видами её политики.

Между тем Платон тогда наместник в Троице-Сергиевой Лавре, с Архимандритом Лаврентием готовился принять новую Императрицу, которая, после коронования своего 22 сентября 1762 года, в мае следующего года, отправилась с многочисленною свитой на поклонение св. мощам преподобного Сергия в его обитель; ей сопутствовал помазавший её на царство Митрополит Новгородский Димитрий Сеченов. У часовни креста, откуда некогда Пермский Апостол Стефан послал благословенье Радонежскому игумену, Платон, встретив её, поднёс св. икону, хлеб и соль. Внимательная государыня не могла не заметить юного инока с выразительным лицом, в котором соединилась красота с умом.

Приём Всероссийской Царицы в Лавре был торжественный, во вкусе того времени, достойный богатой обители и замысловатого распорядителя. Екатерина II встречена была Лаврской братией, приветствована Наместником и воспета в радостных гимнах ликом юношей в белых одеждах, с цветочными венками на головах и с пальмами в руках; весь её путь, от св. ворот до самого собора, усеян был цветами14.

На другой день, за обеднею в присутствии Государыни и Св. Синода Членов, сказал Платон проповедь о пользе благочестия, представив самую Императрицу примером сей основы всех добродетелей. И проповедь и проповедник столько ей понравились, что после она изъявила ему своё благоволение в самых милостивых выражениях, слово его тогда же велела напечатать, а его удостоила пригласить к обеденному столу своему; что обнаружило особенное внимание Государыни и высокую милость для подданного – монаха.

Мая 25 Императрица прибыла в Ростов, когда Архипастырь её Арсений Мацеевич уже отведён был с конвоем в Московский Симонов монастырь за свои протесты против отобрания у духовенства вотчин; вместо его, там встретили её в соборе враждебный Арсению, Новгородский Митрополит Димитрий с членами Синода, и в присутствии Государыни переложил св. мощи Димитрия Ростовского из старой раки в новую богатейшую и великолепную.

По возвращении своём из Ростова, Императрица, пожаловав Лаврскому оратору и богослову кусок бархату на рясу и значительную сумму денег в награду, повелела явиться ему к себе в Москву, куда отправилась с сыном своим, Наследником престола, Великим Князем Павлом Петровичем, для которого она желала избрать достойного Законоучителя. Димитрий Сеченов, не отстававший от века и дороживший благоволением Двора, рекомендовал Государыне Платона, которого он полюбил за его дарования, познания и откровенность.

При этом случае в мирных стенах Лавры днём раздавался колокольный звон и пушечный гром, вечером они освещаемы были искусственными огнями. На другой день Государыня посетила Троицкую Семинарию, где питомцы оной в честь её произнесли стихи и речи, а Ректор поздравил и благодарил венценосную покровительницу торжественным словом. Тогда же, по предложению Князя Г.Г. Орлова, сделаны были диспуты; причём любознательная и дальновидная Императрица требовала от Платона изъяснения некоторых важных положений из Богословия и советовала состязаться об оных более на латинском, нежели на русском языке. Между прочим, она спросила его: «Почему он избрал монашескую жизнь?» – «По особой любви к просвещению» – отвечал Платон. – На сие Императрица возразила: «Да разве нельзя в мирской жизни пещись о просвещении своём?» – «Можно, – сказал Ректор – но не столь удобно, имея жену и детей и разные суеты мирские, сколько в монашеской жизни, где он по всему свободен». – На внезапный, искусительный вопрос Императрицы, хорошо знавшей сердце человеческое, отвечал не без смущенья юный, неопытный инок, цветущий здоровьем и красотою; он покраснел, как и всегда краснел, когда ему говорили о женитьбе и о женском поле. В своих записках он сам говорит о себе, что «к женитьбе не только склонности никогда не имел; но даже о том, когда было напоминаемо, и слышать совсем стыдился». Так он был целомудрен и стыдлив! Оставшись довольною и объяснениями на предложенные ею вопросы и состязаниями учащихся, Государыня изъявила своё благоволение Платону и пожаловала учителям значительную, по тому времени, денежную награду. Когда же Наместник Лавры Иннокентий Нечаев посвящён был во Епископа Кексгольмского, тогда, по указу Императрицы 1763 года, Платон определён на его место, сколь почётное для него, столь и тягостное; ибо с должностью Наместника соединено было не только смотрение за обширным и многолюдным монастырём, но и хлопотливое управление вотчинными его делами, при исполнении звания Ректора Семинарии и учителя Богословия.

Когда представлен был Платон Императрице, она его удостоила благосклонной беседы и обеденного стола, за коим в первый раз он увидел Наследника Всероссийского Престола. После стола, Обер-Гофмейстер Великого Князя Граф Никита Иванович Панин объявил Платону, что Государыня определяет его в учителя Богословия к Наследнику с назначением ему жалованья по тысяче рублей в год, и пригласить Законоучителя на другой день к столу Великого Князя, чтобы познакомить учителя с учеником. Тогда Платону минуло только 26 лет: он был в полноте сил душевных и телесных.

Простившись с любезною Лаврою своею, Платон в июле 1763 года отправился в С.-Петербург на новое поприще, неизвестное юному иноку и противоположное монастырскому и школьному, какое представлял ему блистательный Двор Екатерины II, где соединялась роскошь азиатская с образованностью европейскою и даже отчасти с подражанием Французскому двору, ум с любезностью, отечественное с чужестранным. Там он окружён был людьми разного духа, представителями старины и новизны, среди которых учитель Наследника престола и проповедник слова Божия должен был, без нарушения приличия придворного, сохранять достоинство своего звания и важность сана, не увлекаться обольщениями света и управлять движениями своего сердца: там все его слова должны быть уроками и все поступки примерами. Вполне сознавая всю трудность своего положения, Платон пользовался опытностью благорасположенных к нему царедворцев, и сам, наблюдая за собою, умел, как увидим, оправдать высокое назначение своё.

Вследствие совещания Графа Н.И. Панина с Императрицею назначено было преподавать Богословское учение Великому Князю три раза в неделю, а по воскресным и праздничным дням, перед божественною литургией читать ему Евангелие с объяснением.

Платон, в присутствии Государыни, начал свои уроки Наследнику, тогда бывшему 9 лет от рождения, речью о пользе и важности сего учения15. Хотя Августейший его питомец, одарённый от природы умом пылким и проницательным, но характером был горяч и нетерпелив и, как дитя, любил рассеянность; но, воспитанный с младенчества своего бабкой своей Императрицею Елизаветою в набожности, всегда расположен был к благочестию и охотно слушал Слово Божие. Столь счастливая наклонность ученика оплодотворялись уроками искусного наставника, который успел привлечь его внимание и заслужить себе его доверенность, уважение и любовь, сии верные залоги успехов в учении. Гофмейстер и законоучитель в общем деле воспитания часто один другому подавали пособие. Когда юный Царевич показывал нетерпеливость, тогда Граф Панин останавливал его напоминанием, понравившейся ему, проповеди Платоновой на текст: В терпении вашем стяжите души ваши16. Применяясь к характеру своего питомца, будущего Государя, Законоучитель уловлял всякий случай, какой ему представлялся в классе и вне класса, чтобы обратить оный в назидание; из обыкновенного разговора он умел выводить для Великого Князя что-либо наставительное, так что уроки его превращались в беседы, а беседы в уроки. Если когда-либо придворные увеселения и приличия, или детские забавы прерывали богословское учение: ученик чувствовал свою утрату и после рассеяния с жаром принимался за уроки О. Платона, при коих нередко он просил изъяснения, и входил с учителем своим в рассуждение, полезное для одного и приятное для другого. «Памятно мне, – пишет Платон к Великому Князю, своему ученику, – Ваше слово при чтении Евангельских слов: Не начинайте глаголати в себе: отца имамы Авраама и при рассуждении, что напрасно Иудеи величались именем сего великого праотца, не подражая вере и делам его», изволили сказать; «так как я напрасно бы хвалился, что от Великого Петра произошёл, ежели бы не хотел подражать делам его». – Семён Андреевич Порошин, учитель Великого Князя в своих записках замечает ещё следующий случай: «Прочитывая в Евангелисте Иоанне 67 зачало, Его Высочество спрашивал у О. Платона: «для чего Спаситель наш вопрошал у Апостола Петра любит ли он Его? Как он сказал, что любит: то поручил ему паству свою»? – Сие изъяснение благоразумный учитель заключил тем, что через сие Государям повелевается любить народ свой, вручённый от Бога, что народ есть паства, а Государь пастырь». Также вопрос порфирородного ученика: «почему Мелхиседек называется без отца, без матери, без причта и рода» подал повод Платону написать рассуждение, за которое, благодаря сочинителя письмом, Великий Князь, между прочим, замечает, «что каждому первым поучением для себя надлежит поставить Закон Господень, дабы узнать волю Сотворшего нас и украситься Христианскими добродетелями». На сем то основании утверждённые науки видны во всём их изяществе, для того, что тогда они прямо служат ко всеобщему наставлению и блаженству. Не могу изъяснить Вам, сколько я тем увеселяюсь, что для сооружения в сердце моём такового основания, имею такого, как Вы, священного строителя. Ради вожделенного в сих трудах Ваших успеха, не престану я никогда приносить сие к Подателю всех благ моление: «Настави мя Господи, на путь Твой, и пойду во истине Твоей!"Таковы были наставления учителя и обеты ученика! В 1765 году Платон издал в свет сочинённое для сих уроков Православное учение, или сокращённое Христианское Богословие; в посвящении своём Наследнику Всероссийского Престола он пишет: «Когда десница «Вышнего венцем увенчает главу Твою: желания наши исполни, славу умножь, благополучие продолжи и докажи благородство крове пресветлейшего Всероссийского Дома!»

Законоучитель ежегодно сам преподавал Св. Тайны своему Августейшему ученику в залог Св. Веры и в утверждение учения Богословского; причём поздравительное его слово было всегда назидательным для причастника и умилительным для Матери, которая разделяла благочестивые слёзы с сыном17. Однажды, внимая поучению Законоучителя в день рождения и причащения Св. Тайнам Великого Князя, она растрогалась до слёз и сказала после: «Отец Платон делает из нас всё, что хочет; хочет он, чтобы мы плакали – мы плачем». В другой раз Платон, говоря проповедь в придворной церкви о милосердии сильно вооружался против тех, которые, расточая имение своё на вещи суетные, оставляют бедных без всякой помощи: тогда Императрица сказала окружавшим её: «Отец Платон сердит сегодня был: однако же очень хорошо сказывал. Удивительный дар слова имеет!» При этом один из вельмож заметил Государыне, что «проповедник при Дворе всегда покажется сердитым, когда будет говорить прямо истину». И при других случаях Законоучитель проповедовал и священнодействовал в придворной церкви, в С.-Петербурге, а иногда в пустыне Ново-Сергиевской, близ Петергофа. Между разными случаями редкий и ужасный представился Платону проповедовать: это убийство Жуковыми родной матери и сестры, совершенное в 1754 году, но обнаруженное в 1766 году. Императрица поручила проповеднику нашему составить им всенародное покаяние преступников брата и сестры, тоже написать пастырское поучение, которое должно быть читано в приходах тех церквей в Москве, куда они приводимы будут. Это исполнено в мае того же года18.

Привитие Императрицею и Наследником себе оспы, дали повод Платону в праздник Введения Богородицы 1768 года приветствовать словом Государыню и Цесаревича с благополучным совершением сего великодушного и знаменитого подвига, который побудил русских последовать их примеру19. Вместе со св. Синодом, как член его, совершил в придворной церкви благодарственное молебствие.

Одержанные над Турецким флотом блистательные победы Россиян представили Платону случай отличиться талантом красноречия, заслужить новое благоволение Императрицы, удивление Двора и народа. При этом важном для России событии, увенчавшем создание Петра I бессмертными лаврами, Екатерина II повелела совершить поминовение в Петропавловском соборе при гробе основателя Петрополя и Российского флота. Для сего избран день поминовенья всех воинов, положивших живот свой за Веру, Царя и Отечество – праздник Усекновения главы Св. Иоанна Предтечи, 29 августа 1772 года20. По окончании заупокойной литургии и панихиды в Петропавловском соборе, Императрица, приняв от Виц Президента Адмиралтейской Коллегии Графа Чернышева взятый при Мителене первый флага Турецкого Адмирала, подошла к гробнице основателя Русского флота и преклонив колена, повергла флаг к её подножью в знак признательности, со следующими словами: Твоя от Твоих Тебе приношу. После этого Платон с кафедры произносит слово в вечную память Петра I, которую хотела Императрица соединить с настоящим торжеством новой победы; исчислив труды и победы преобразователя России, при оставшихся ещё тогда современниках его и при потомках, вдруг проповедник неожиданно сходит с кафедры, приближается к его гробнице и, коснувшись покрова её, как бы вдохновенный, восклицает: «Восстань теперь, великий Монарх, отечества нашего Отец! восстань и воззри на любезное изобретение Твоё; оно не истлело от времени и слава его не помрачилася. Восстань и насладися плодами трудов Твоих! Флот, Тобою устроенный, уже не на море Чёрном, не на Океане Северном, но где? он на море Средиземном, в странах Восточных, в Архипелаге, близ стен Константинопольских, в тех, то есть, местах, куда Ты нередко Своё око обращал и гордую намеревал смирить Порту. О как бы Твоё, Великий Пётр, сердце возрадовалось, если бы... Но слыши! мы Тебе, как живому, вещаем, слыши: Флот Твой в Архипелаге, близ берегов Азийских, Оттоманский флот до конца истребил! Российские высокопарные орлы, торжествуя, именем Твоим весь Восток наполняют и стремятся предстать пред стены Византийские!»

Столь внезапный переход речи, столь смелое и необыкновенное ораторское движенье поразили слушателей изумлением и даже невольным страхом; стоявший близ гробницы правнук Петра I и наследник дщери Его Елисаветы, Павел испугался, как он сам сказал после Платону, что «Прадедушка встанет». – Посреди восторга и удивления слушателей, среди торжества витии, заметили на некоторых лицах улыбку, впрочем, утаиваемую; спрашивали: чему и как можно здесь улыбаться, когда почти у всех на глазах видны были слёзы и когда всех сердца приведены в сотрясение? Известный своею добродушною остротой Граф Кирилл Григорьевич Разумовский, услышав воззвание Платона к Петру I, тихонько сказал окружавшим себя: «Чего винь его кличе? як встане: то всим нам достанетця». – В одно и то же время воззвание духовного витии удивило одних, а чистосердечное замечание вельможи рассмешило других, представив противоположность двух веков и двух царствований, которую так искусно соглашая, Екатерина II умела свой век сделать золотым для России и жить в памяти народа, так как сладкие воспоминания юности живут в сердце старца. Государыня восхищена была словом и ораторским движением Платона. При этом она сказала окружавшим её: «Я положила мою славу к стопам Петра Великого, которому «я должна ею, потому что, ежели бы он не построил флота: я не могла бы истребить флотом врагов Империи»21.

Слово Платоново, во Французском переводе, она отправила к Вольтеру, который, прочитав его, отвечал Государыне: «Сия речь, обращённая к основателю «Петербурга и ваших флотов, есть, по моему мнению, «знаменитейший в свете памятник; я думаю, что никогда и ни один оратор не имел столь счастливого «предмета для своего слова, не исключая и Греческого Платона»22.

Государыня сия, заботившаяся об издании нового Уложения для своего народа, поручила сочинённый ею в 1766 году Наказ для Комиссии, на суждение Преосвященным Епископам Псковскому Иннокентию, Тверскому – Гавриилу и Иеромонаху Платону. Сии три мужа, по рассмотрении сего бессмертного наставления Членам Комиссии составления законов, представили через Графа Безбородко свои замечания23, принятые благосклонно Августейшею сочинительницей, которая великодушно передавала свои мысли о благе подданных на чистосердечное их суждение: счастливая в выборе людей, она умела употреблять их на такие дела, к коим они способны были, и награждать по заслугам. Ещё новый случай открылся Платону к оправданию высокого об нем мнения Государыни и доверенности Св. Синода; 1765 года, в Троицкий Зеленецкий монастырь внезапно ворвалась толпа раскольников, из ложной ревности по вере, поругав святыню и разогнав малочисленную братию этой обители, добровольно сожгла сама себя в церкви24. Так как строгие меры более ожесточали исступлённых пустосвятов, искавших в самоубийстве мнимой славы мученичества: то и предписаны были мудрою Государыней кроткие меры – пастырское увещание, какое и поручено было Св. Синодом Законоучителю Наследника Престола. По сему-то обстоятельству Платон написал 1766 года: От православно кафолическия восточныя Христовы Церкве увещание бывшим своим чадам, ныне недугом раскола немоществующим, тогда же изданное при Св. Синоде вместе с чиноположением, как принимать обращающихся к православной Церкви. Его увещание, выражающее более скорбь о заблудших, чем суд над упорными, более дышащее любовью, чем неумолимою правдою, нашло себе доступ к сердцам многих, желавших познать истину.

За успешное и ревностное исполнение возложенных должностей, Иеромонах Платон, по Именному повелению, посвящён был Преосвященным Димитрием (1766 года, июля 16, в Петергофе) в Архимандрита Троицкой Лавры на место умершего Лаврентия. В этом звании Платон занял Троицкое подворье в С.-Петербурге и вступил в управление многосложными делами того монастыря, где пострижен был, священнодействовал, проповедовал и учил. По ходатайству В.К. Павла, определён был новому Архимандриту Троицкому особый штат певчих с поддьяками, и жалованье на них 1000 рублей в год.

Двор для Платона был новым училищем, где он почерпнул важные для проповедника познания о свете и людях, заметные в его проповедях, Там он окружён был разными людьми, особенно иностранными учёными, с которыми любил беседовать для пользы испытательного ума своего. К законоучителю нередко сбирались на обед и на вечер Греки, Сербы, Далматы, Французы, Немцы, Англичане и Итальянцы. Таким образом, дополняя недостатки школьного своего учения и воспитания, он коротко познакомился с языком Фенелона, Бурдалу, Боссюета и Массильона и как в Греческом, так и во Французском языке, господствовавшем при Дворе, почти был самоучкою.

Богословское ученье Великого Князя продолжалось тем же порядком; при уроках иногда присутствовала сама Императрица, часто его Обер-Гофмейстер Панин и учитель математики Порошин. У Наследника сбирались люди, отличные умом, учёностью и заслугами, составляя для него занимательную беседу, в коей участвовал и Платон; таковы были: Иван Иванович Бецкий, Иван Иванович Шувалов, Граф Захар Григорьевич Чернышев, Александр Петрович Сумароков, Иван Перфильевич Елагин и Денис Иванович фон-Визин25. Там рассматривались важнейшие предметы веры и нравственности, рассуждали о новых открытых в науках и искусствах, вспоминали любопытнейшие черты из Истории, рассказывали поучительные и занимательные анекдоты из царствования Петра I; для испытания умов нарочно заводились споры и давалась свобода искренно противоречить, чтобы легче открыть истину; там перед Наследником Престола смело осуждался тиран и прославлялся добрый Государь, отец своих поданных. Иногда такие беседы принимали вид академических состязаний, иногда споры обращались в дружеские разговоры, кои вызывали и юного Павла на замысловатые вопросы и остроумные замечания, коими его собеседники любовались, как зарею прекрасной надежды, как плодами своих попечение о воспитании Русского Царя. Но всем этим невидимо и неощутительно распоряжала мудрая политика Екатерины II, которая умела пользоваться разными средствами и партиями для достижения своих целей, соглашать сторонников в деле общей пользы и в видах Правительства; чтобы не отстать от своего века и прославить имя своё, она особенно заботилась о просвещении своих подданных. Но как в то время завладели общественным мнением Энциклопедисты, которых отзывами дорожили все знаменитости в Европе: то и она не могла избавиться некоторого их влияния и вошла в сношение с Вольтером, Даламбером и Дидротом, которых явная цель была высшее благо народов – а тайная – ниспровержение Христова алтаря и Царского престола. Путём просвещения и воспитания юношества проникли и в Россию их нечестивые мысли, кои рассеивали Французские учителя, гувернёры и собеседники в знатных домах; появились и при Дворе ослеплённые их последователи, которые, вопреки Апостольской заповеди, сообразовались веку сему, «прельщаясь тщетною философией» (Кол.11:8). Ополчённый св. верою, при чистоте ума своего, Платон легко проникнул это лжеучение. Вновь проникшие «философские правила, – писал он к Графу Остерману, – угрожающие не только религии, но и политической основательной связи, требуют всеприлежной осторожности». При Дворе нередко случалось Платону встречаться с приверженцами лжеименной философии; под видом неведения и сомнения они искушали юного инока; но он силою правды и убедительностью слова поражал их лжемудрования, так что заграждал им уста. Тогда явился при Дворе Российском Дидрот, союзник Вольтеров и глава Якобинцев, которого назначали было воспитателем Наследника Российской Монархии; увидясь с его Законоучителем, хитрый софист, именовавшийся философом, хотел смешать и осмеять юного ещё инока дерзким воззванием: «Знаете ли, отец святой, философ Дидрот сказал, что нет Бога?» – «Это прежде его сказано, скромно отвечал ему законоучитель». – «Когда и кем»? с нетерпеливостью спросил софист. – «Пророком Давидом – подтвердил Платон: Рече безумен в сердце своём, несть Бога, а ты устами произносишь»26. Пристыженный сим ответом, Дидрот, клеврет Энциклопедистов, умолк и обнял Законоучителя, которого слова отозвались в России и Европе. Посольство лжеименного мудреца в Россию не достигло своей цели, он должен был отказаться от предложения воспитывать Наследника Всероссийского Престола и отправился во Францию, не посеяв тех плевел, кои там породили революцию со всеми её бедствиями и ужасами.

Между тем в 1767 году Императрица, со всем Двором своим, собиралась в Москву, и новый Архимандрит Троицкой Лавры отпущен был на вверенную ему паству, которую он приветствовал назидательным и утешительным словом; там приняли его с искреннею радостью, как прежнего собрата и как настоящего начальника. Тогда святая обитель представляла совсем другой вид, после учрежденья духовных штатов 1764 года и после отобрания от неё многочисленных и богатых вотчин; она многого ожидала от попечений своего Настоятеля; ибо некоторые начатые в ней строения, как например, колокольня, оставались недоконченными, другие требовали поправок, иные предметы – перемен или улучшений. С того времени прежние способы к содержанию училищ пресеклись. Увидим далее, как поступил Платон в таком положении монастырей.

Среди важных и разнообразных занятий на новом поприще, он, как нежный сын, не забыл своей доброй и благочестивой матери; он послал за нею карету в Москву, и когда она приехала в Лавру, встретил её в монастырских воротах. Перед отъездом же её в Москву, одарив её деньгами и шёлковыми тканями на платье, Платон спросил: «Довольны ли вы, матушка, моими подарками?» – «Очень довольна», – отвечала она; – «как же вы прежде не советовали мне идти в монашество» – заметил он. «Чего мне от Христа? я ведь не знала ещё, что меня будешь так дарить», – простодушно молвила старушка. Это свидание его с матерью своей было последнее.

По прибытии Двора в древнюю столицу и Платон туда явился, для исполнения обязанностей Законоучителя и придворного Проповедника. Тогда же он занялся окончанием начатого Архимандритом Гедеоном каменного дома на Троицком подворье, что в Троицкой улице, на Самотеке; на это Государыня пожаловала значительную сумму денег27. И дом и крестовая церковь во имя Св. Апостол Петра и Павла были готовы в несколько месяцев и 18 августа церковь освящена была Платоном в присутствии Августейшего его ученика Павла Петровича, который на новоселье у сего Архимандрита имел обеденный стол. В этом же году Платон воздал печальный долг двум своим рукоположителям и благодетелям: Митрополитам Московскому Тимофею Щербатскому и Новгородскому Димитрию Сеченову. Оба они кончили жизнь свою в Москве 1767 года: один – апреля 18, другой – декабря 14. Тимофей первый из Архиереев отпет был по чину священнического погребения.

Между тем Императрица, всегда любившая собою подавать пример благочестия сыну своему и народу, собиралась пешком со всею свитой в Троицкую Лавру к празднику Преподобного Сергия, 5 июля; чужестранные Министры, знаменитые путешественники, вельможа и толпы жителей Московских сопровождали Царицу Всероссийскую в этом молитвенном походе, какой совершали часто Государи Российские в обитель Сергиеву, начиная с В.К. Димитрия Донского. Там Платон в четвёртый раз встречал и приветствовал словом, как он выразился, Матерь господа своего. Довольная распоряжениями Троицкого Архимандрита для её приёма и заведённым порядком в Семинарии и монастыре, Государыня изъявила ему своё благоволение, пожаловав знатную сумму денег на окончание огромной и единственной в своём роде колокольни, которая ещё начата строением при Императрице Анне Иоанновне28.

По возвращении своём в С.-Петербург, Платон ещё на 30 году жизни своей, наименован был Членом Св. Синода, в коем тогда заседали и Архимандриты Троицкой Лавры. Сделавшись сотоварищем прежних своих начальников в Соборе Святителей, заменявшем власть Патриаршую, он вступил на новое и трудное поприще, на коем желал быть полезным своею живою деятельностью, познанием и усердием ко благу Церкви и Отечества. Умножившиеся с этим самым заботы и подвиги, при напряжении его сил умственных, ослабили телесные силы, и родили в нём недуги, от коих долго он не мог освободиться.

Но такие труды и пожертвования собою не остались без награждения, примерного в то время, когда старость заслуженная и многолетний опыт более имели нрав на высокие степени в духовенстве, чем отличные таланты, сведения и рвение к службе ещё не украшенного сединами инока. По соизволению Императрицы, Платон, в 1770 году наречён Архиепископом Тверским, на место Преосвященного Гавриила Петрова, переименованного Архиепископом С.-Петербургским. 12 октября, в присутствии Государыни и Прусского Принца Генриха, Платон рукоположен был Митрополитами Гавриилом Кременецким, Григорием Угровлахийским, Архиепископами Гавриилом Петровым и Иннокентием Нечаевым. К довершению его удовольствия, он оставлен Архимандритом Троицкой Лавры, столько им любимой. Здесь оканчивается период жизни, предшествовавший сорокадвухлетнему святительскому его служению, положивший начало тому, чему Бог судил раскрыться на обширнейшем и значительном поприще. Возблагодарив Императрицу речью за её милости, Платон отправил к новой пастве своей печатное пастырское послание, которое и читано было там во всех церквах; потом издал Инструкцию для благочинных, сокращённый Катехизис для ставленников, с присовокуплением церковных правил из Кормчей книги и Духовного Регламента и присягу на священнослужительские чины и для детей два кратких Катехизиса в вопросах и ответах. Прежний его начальник, Московский Архиепископ Амвросий, сперва к нему не благоволивший, после этого, поздравляя его «с новым и сугубым достоинством», именовал его в письме «любезнейшим во Христе братом», а себя «смиренным сослужителем и богомольцем»; но не предполагал он, что пишет к будущему своему преемнику29. Вскоре затем Платон отправился в свою епархию, где и провёл шесть месяцев в ревностном исполнении дел высокого звания своего. Вступив на сию паству после великого разорения, какое она претерпела от гибельного в 1763 году пожара, он старался, сколько возможно, устроить духовную часть во всех отношениях. Смотря по надобности, он упразднял или приписывал приходы малочисленные и скудные, уменьшая причет и через то истребляя злоупотребления, введённые обычаем и давностью, и уничтожая родственное наследство мест праздных. Чуждый лицеприятия и мздоимства, Архипастырь не всегда определял к приходам тех священнослужителей, которых желали прихожане, убеждённые просьбами и докуками искателей, а выбирал и назначал достойных по своему усмотрению и соображению: за то некоторые роптали и жаловались на эту меру, как на оскорбительное самовластие; но после, уверяясь в прямодушии Платона и в достоинстве избранных им, благодарили его, Тверская Семинария обратила на себя отеческое попечение сего покровителя отечественного просвещения, который, увеличив средства к её содержанию и улучшению, умножил число учеников и послал до 70 человек из них в Троицкую Семинарию. При обозрении в своей епархии городов с уездами Старицы, Ржева, Одоева, Осташкова и пустыни Нила Столобенского, Торжка и Кашина, он везде старался делать полезные распоряжения и проповедовал Слово Божие к назиданию и исправлению. В то время как Платон устраивал Тверскую епархию, Амвросий боролся в Москве с закоренелыми предрассудками и восставал, не без ожесточения, против злоупотреблений, уполномоченных давностью. Наступил роковой для него 1771 год. В день Богоявления он служил в Успенском соборе, при вознесении имени его, протодиакон, по ошибке, вместо Амвросия возгласил Платона. Такая обмолвка была предвестием. Преосвященный не мог скрыть своего неудовольствия и сказал протодиакону: «сбываешь что ли меня?» В сентябре открылась на Москве чума, за ней следовал бунт и убиение Архипастыря Московского. Когда Платон посетил на пути своём и Троицкую Лавру: тогда многие укрывались из Москвы в св. обители Сергия, куда в это время не проникла чума, хотя и свирепствовала в окрестностях; её жертвою, как сказано выше, была мать Преосвященного, вдова Татиана, погребённая в Новодевичьем монастыре. О чудесном избавлении св. обители от губительной язвы засвидетельствовал Платон надписью на каменной доске, которая вставлена в стену Троицкого собора30. Тогда же была Консистория устроена им в Твери в Трёхсвятительском Архиерейском доме, разобран Архив и приведён в порядок. Внешнее благолепие дома Божия не оставлено им без внимания, как одно из средств к поддержанию и внутреннего благочиния в храме, где, по апостольскому писанию (1Кор. 14:40), «всё должно быть благообразно и по чину». Тверский кафедральный собор, обширный и. величественный памятник древнего благочестия и зодчества, до Платона оставался без поддержки; голые стены его растреснулись, иконостас алтарный обветшал. Попечением Архипастыря собор разобран и вновь построен, стены его благолепно расписаны, иконостас и престол обновлены и сделаны двое хоров. К общему удовольствие, сей обновлённый храм торжественно был освящён Платоном при многолюдном стечении не только Тверских, но и окрестных жителей, нарочно приехавших на духовное празднество и на проповедь Платона. Когда Императрица проездом своим через Тверь в Москву 1775 года увидела сей собор, то сказала Преосвященному: «Вы так украсили собор, что я подобно красивого мало видала». – Повелено было выдать Платону 5000 рублей, кои он, как доложено было Государыне, издержал на украшение храма.

Между тем прибыла в С.-Петербург невеста Великого Князя Павла Петровича, прекрасная Гессен Дармштадская Принцесса Вильгельмина со своею матерью и двумя сёстрами; по желанию самой принцессы и её матери, читавших в немецком переводе Платоново Богословие. Преосвященный избран был в законоучители будущей супруге, своего Августейшего ученика. Хотя Архиепископ Тверский, по тогдашним обстоятельствам, и уклонялся от этой должности; но убеждён был и волею Императрицы и желанием обращаемой к Греко-Российскому Закону и, наконец просьбою порфирородного жениха; ещё тем более он должен был на это склониться, что видел искреннее расположение к православной Вере в принцессе, которая была приготовлена к ней благочестивым воспитанием под руководством родительским. Её мать сказала Платону, что «не польстилась бы на все царства мiра, когда бы не уверена была, что дочь её спасётся и в этом законе, как Христианском, если только пребудет добродетельною». – Об этом событии Императрица не преминула известить Фернейского оракула следующими словами: «Обращение Гессен Дармштадской принцессы произведено старанием и убеждением Архиепископа Платона, который принял её в недра Греко кафолической соборной Церкви, единой православной, на Востоке основанной»31.

Приготовив сию принцессу, родившуюся в лютеранском исповедании, к принятию исповедания Греко-Российской Церкви, Платон торжественно совершил в придворной церкви священный обряд её присоединения, приобщил св. Таин Христовых и приветствовал назидательным и умилительным словом Августейшую Вильгельмину, которая приняла имя Наталии. Благодарная и почтительная к своему наставнику, она избрала его своим Духовником и всегда почитала его своим другом: что доказывают следующая выражения из письма, писанного ею незадолго до своей кончины: «Я чрезмерно радуюсь, что нахожу случай уверить Ваше Преосвященство в кратких словах о совершенном моем к вам уважении и отменном почитании, какое я во всю мою жизнь к вам буду иметь; а вас прошу сохранить ко мне вашу дружбу». Великая Княгиня сия скоро променяла брачный венец на смертный, оплаканная всем Царским семейством и её нежною и добродетельною матерью. Надгробное слово, произнесённое Платоном при погребении Великой Княгини Натальи Алексеевны, скончавшейся 1776 года, на заре дней – свидетельствовало о чувствованиях, какими исполнено было сердце духовного витии, её законоучителя, духовного отца и друга.

Совершение брака Наследника Всероссийского Престола в 1778 году было окончанием Богословского его учения. Законоучитель за свои уроки, кои преподавал в продолжение десяти лет, награждён был пенсионом по смерть по 1000 рублей и вскоре возвратился на паству свою.

После мученической кончины ревностного Амвросия, Московская паства оставалась без Архипастыря. Государыня, как бы в наказание, более трёх лет не назначала в Москву епархиального Архиерея и сама её не посещала. Епархиальными делами управляли члены Конторы Св. Синода: чередные Епископы, Суздальский Геннадий Драницын и Крутицкий Самуил Миславский, впоследствии Митрополит Киевский. В начале 1775 года Платон в Твери встретил Императрицу, которая направляла путь свой в Москву. При самом отъезде своём, 21 января, Государыня, в свидетельство своего благоволения, вручила Тверскому Архиепископу два указа для представления их, куда следует; с тем вместе Потёмкин, друг Платона, бывший в особенной милости у Екатерины II, доставил ему от имени Государыни богатую панагию, осыпанную драгоценными камнями. Из указов Платон узнал, что повелевается перевести его в Московскую епархию с удержанием места Архимандрита Троицкой Лавры, и сверх того, выдать ему на подъём и обзаведение 5000 рублей – сумму, по тогдашнему времени, весьма значительную.

Тяжело было Платону расстаться с Тверского епархией, составлявшею предмета его попечений; он сокрушался душою и горько плакал. К его прискорбию о сей разлуке присоединился страх, весьма естественный человеку – вступить на Иераршеский престол, обагрённый кровью Амвросия, который сделался жертвою своей сильной ревности по истине, в борьбе с суеверием, предрассудками и злоупотреблениями; также известно было расстройство дел епархиальных в многолюдной столице32. Нельзя было не предвидеть, что устроение церковных дел и искоренение уполномоченных давностью злоупотреблений потребуют решительных и строгих мер, поставят ему многие препятствия, неизбежные в скорых преобразованиях; боясь и за своё нелицеприятное прямодушие и за пылкость характера, опасался Платон, что легко может, при всей осторожности и благоразумии, навлечь на себя неудовольствия, ропот и нарекания. Соображая всё это, он твёрдо решился отказаться и умолять Императрицу об увольнении его от Московской епархии. С таким намерением и для присутствования в Св. Синоде, он отправляется в Москву, куда через Тверь проехали Августейшие его ученики и духовные дети Павел и Наталия: его – плачущего – они поздравляли с новым отличием и возвышением, какое, действительно, представлял ему Иераршеский престол в древней столице, в сердце России.

Простясь с Тверскою паствой, о нём соболезновавшею, Платон приехал в Москву того же года 27 января, и, несмотря на убеждения Потёмкина подал Императрице просьбу об увольнении от Московской епархии; но просьба была тотчас возвращена просителю с собственноручною надписью Государыни: держусь моего указа. После этого, Платон должен был объявить вручённые ему указы в Св. Синоде, где и провозглашён Архиепископом Московским и Калужским, также и Свято-Троицкой Сергеевы Лавры священноархимандритом. Так с этого Архипастыря Архиепископы и Митрополиты Московские стали именоваться Архимандритами означенной Лавры. Тогда в Москве празднован был победоносною Царицей Кучук-Кайнарджский мир, а с ним вместе как бы примирение с древнею столицею после бунта народного и убиения Архипастыря; при этом торжестве славного мира, 10 июля, Платон совершил благодарственное молебствие в большом Успенском соборе и произнёс витийственное слово, обращённое к Венценосной мироносице, которая сама своими руками поставила на жертвенник в алтаре золотые сосуды, как благодарственную дань Подателю побед33. Когда же Двор отправился в Калугу, Архипастырь следовал за ним, чтобы обозреть сию епархию, и там, в присутствии Императрицы, проповедовал о намерении, с каким она предприемлет столь трудные путешествия, «истощевая свои силы и оставляя свой покой». Употребив всё время своего краткого пребывания в Калуге на дела звания для блага епархии, Платон отправился в Москву на труды по духовной, учебной, правительственной и хозяйственной частям, тем более важным, что одна поддерживала другую. По прибытии своём в древнюю столицу, он, в праздник Сретения Господня, вступил в Архангельский кафедральный собор, где встретило его Московское духовенство.

Усилия ревностного Амвросия привести епархиальные дела в порядок были малоуспешны, а для него – гибельны; начатое им преобразование Московского духовенства с ним вместе и кончилось. В стенах древней Москвы ещё спокойно гнездились суеверие, изуверство и раскол, терпелись злоупотребления потому только, что они введены были обычаем и усвоены давностью. В 1771 году от моровой язвы большая часть духовенства погибла и замещена выходцами из других епархий – священнослужителями, не просвещёнными и не оправдывавшими своего звания поведением и службою. Таких священнослужителей Платон постепенно или отрешал, или переводил в другие места, или смирял «монастырским смирением», заменяя их учёными и добропорядочными. С давних времён в Москве на крестце, у Спасских ворот, сбирались безместные попы и диаконы, запрещённые, под следствием находившиеся и отрешённые от места; там они нанимались за малую цену служить обедни при разных церквах, особливо домовых. Такие попы и диаконы назывались Крестцовскими и с Крестца, для отличия от Крестовских, служивших в домовых церквах34. Сборище, известное под названием Крестца, и наём священнослужителей35 делали соблазн народу, бесчестие духовенству и укор начальству; но если оно и не оправдывалось, то извинялось и удерживалось давностью сего заведения, против коего тщетно восставал ещё первый Патриарх Иов36 и Архиепископ Московский Амвросий Каменский. Старинный обычай брал верх над законом: жалобы, просьбы и другие препятствия превозмогали – и Крестец оставался до Платона, который всё решился превозмочь, чтобы истребить такое злоупотребление, как постыдную симонию, – и успел. С тем вместе принуждённым он нашёлся убавить число домовых церквей, какие бывали почти во всех знатных и значительных домах, равно и приделы, делавшие тесноту в церквах, и уменьшить умножившихся при церквах приходских викарных или ранних священников: через что пресёк повод к некоторым бесчиниям; ибо при многих приходах состояло по нескольку викарных священников, которые поступали с Крестца; ещё в 1724 году Чернышев доносил Петру I, что при одной церкви нашёл он более ста причётников37. Для наблюдения за благочинием в церквах и для сбора пошлин учреждены были в Москве поповские старосты и заказчики. С уничтожением первых, Платон переименовал последних в благочинных, которые заведовали церкви в своих благочиниях по шести из сороков.

Издавна от некоторых церквей и монастырей, без дозволения епархиального архиерея, только по заведённому исстари обычаю, бывали крестные хождения. И на это Платон обратил внимание и, для приведения сего в законный порядок, издал в 1800 г. Учреждение о крестных ходах, коим доныне руководствуются. По указу его 1776 года, повторенному 1800 г., учёным священникам и диаконам предоставлено было первенство (чин предстояния) в крестных ходах и других духовных церемониях перед неучёными; – только в наказание за какие-нибудь пороки учёные священники и диаконы лишались первенства и становились ниже неучёных беспорочных. До правления Платона, прихожане самовольно могли переходить от одного прихода к другому; он же, по распределении приходов, запретил такие переходы, и не иначе дозволял, как только по крайней необходимости. Во многих церквах найдены им разные образа, воспрещённые Соборами, также иконы, писанные несогласно с преданием православной Церкви, или неблагообразно; по его распоряжению они были вынесены из храмов. При этом не обошлось без пожертвования некоторыми памятниками древности отечественной, коими он впоследствии более дорожил.

Так как в мор некоторые приходы почти все вымерли: то Платон вынужденным нашёлся их церкви приписать к другим или вовсе упразднить. Кроме вещественных средств церкви, не оставлено было им без внимания точное исполнение устава церковного; чтение, пение и служение были по возможности, исправлены; ибо сам Архипастырь неожиданно посещал монастыри и церкви в часы Божественной литургии, вечерни и всенощного бдения, никогда не пропуская без замечания достойных похвалы, или порицания; ему обязана Москва благолепием чина церковного богослужения, лучшими певцами и чтецами, для коих он сам бывал примером; потому что Архипастырь деятельно участвовал в них чтением и пением: он читывал, присутствуя при св. службах в церквах, часы, апостолы и паремии; случалось, что иногда певал на клиросе вместе с дьячком и за дьячка. В 1775 г. им предписано: во всех Московских церквах и монастырях, при всех священнослужениях, при окончательных отпусках, между прочим, воспоминать четырёх святителей Московских: Петра, Алексия, Иону и Филиппа, а также благоверного Царевича Димитрия, Василия блаженного и преп. Савву Звенигородского и на дни их совершать всенощные бдения. (Протокол МДК. 1775 г., мая 20). Он издал инструкцию для благочинных иереев и протоиереев, которые заменили прежних поповских старост и заказчиков: инструкция сия напечатана была в Москве 1775 г. с реестром церквей, издревле разделённых на шесть сороков или заказов. Возвысить в глазах народа сан духовный возвышением его духовного и нравственного достоинства, водворением внешнего благочиния и порядка, было одним из главных попечений и забот ревностного по вере Архипастыря, который по справедливости заслужил имя отца Московского духовенства. Сравнивая прежнее состояние духовенства с современным себе, он тогда просто говаривал с некоторым самодовольствием: «я его застал в лаптях и обул в сапоги; из прихожих ввёл в залы к господам». При борьбе с суеверием, предрассудками и злоупотреблениями на пастве, нельзя было Платону не испытать того, что он предчувствовал в Твери и от чего хотел уклониться. Но согласные с законами его действия, ощущение своей правоты и надежда на Защитника правых укрепляли его в подвигах; время и опыт превращали ропот против него в благодарность, а зависть – в преданность к нему и уважение.

Императрица Екатерина II, заботившаяся о призрении нищих и бедных, повелела в 1776 году сделать новое учреждение богадельням в Москве Духовной Комиссии, состоявшей из преосвященных Гавриила, Иннокентия и Г. Теплова, Чулкова и Мичурина... Сколь ни неприязненны были Платону некоторые из её членов, но они не могли обойтись без его совета и содействия; посему пригласили его к участию и согласно с его мнением положили:

1) что богадельням приличнее и полезнее, а для казны выгоднее быть при церквах, а не особенным где-либо корпусом за городом;

2) богаделенных расписать роды и разделить при церквах на частные малые богадельни и

3) в белом городе, Китае и Кремле отнюдь богадельням не быть.

Мнение это утверждено было Императрицею: но Платон ещё имел другое в предмете – благосостояние церквей и священно и церковнослужителей.

По случаю морового поветрия в Москве 1771 г. отведены были на краю её кладбища, где сооружены деревянные церкви, именно:

1) за Дорогомиловской заставою церковь св. Елисаветы чудотворицы,

2) на Ваганькове церковь св. Иоанна милостивого,

3) близ Бутырок церковь св. Софии и трёх её дщерей,

4) по Троицкой дороге за Крестом церковь преп. Параскевии,

5) по Серпуховской дороге, за Даниловым монастырём, церковь Священномучеников Херсонских и

6) по Коломенской дороге, за Покровским монастырём, церковь Пресвятой Богородицы всех скорбящих.

Но на содержание этих церквей и причта не назначено было от казны суммы. Платон предлагал упразднить означенные шесть церквей, построенные только для особенного случая, а дозволить погребать прихожан по-прежнему в приходских их церквах, для отвращения затруднений и неудобств небогатым перевозить тела своих родных в отдалённые места и для пользы самых приходских церквей. «Всякий вкладчик, – пишет он, – более станет снабдевать те церкви, при коих его сродники погребены. Если же, – заключает он, – за каковыми резонами при церквах погребение дозволить невозможно, то, по крайней мере, оное погребение чинить бессумнительно возможно при состоящих близ самого поля церквах». Для сей цели Платон и предназначил 24 церкви в сороках: Сретенском, Ивановском, Замоскворецком, Пречистенском и Никитском.

Нам неизвестны побудительным причины, по коим предложение это не состоялось.

В самый день своего тезоименитства, ноября 18, 1775 года, Архиепископ Московский получил указ о назначении его в Директоры Московской Духовной Академии. Сам бывши в ней учеником и учителем, он хорошо знал её нужды и недостатки. Она нуждалась в содержании и учебных пособиях, особливо для бедных; сравнительно с многолюдством столицы и епархии, мало было учеников; самый порядок и способ учения не вполне соответствовали цели сего заведения, которое должно было доставлять Церкви просвещённых пастырей и достойных учителей. В Академии недоставало хороших наставников и многих полезных предметов ученья. Первые, по большой части, Малороссияне, из Киева перенесли в Московскую Академию схоластику Польских училищ, а в язык – слова Польско-Малороссийские; знание Латинского языка считалось главною необходимостью, отечественному же и новейшим языкам и не учили; все предметы, начиная с Риторики, преподавались на Латинском; Греческим языком занимались очень немногие. Вообще стройной и определённой методы учения не было; всё зависело от самых лиц и средств. Поэтому, влияние Академии на Московское духовенство дотоле было слабое, а направление – одностороннее.

В таком виде, через двадцать лет, Платон застал Академию, где он провёл счастливейшее время своей юности, где, подобно питомцу её Ломоносову, открыл сам себе первые врата учёности и начал проповедовать с той кафедры, на которую Пётр Великий возвёл десятилетнего Князя Антиоха Кантемира, в гвардейском мундире, произнести поучительное слово на Греческом языке38. Со всем рвением Директор Академии занялся её преобразованием, какого она требовала для пользы духовенства во внешнем же быте и во внутреннем развитии. Увеличив в ней число учеников от 800 до 1000, он устроил для беднейших особую бурсу, в коей они получали приют, пищу и одежду, не теряя времени на хождение в училище, нередко из отдалённых концов Москвы, и на собирание милостыни для своего пропитания. Содержание Академии значительно было увеличено и вместе с тем шире распространился круг её деятельности. Поощряя и покровительствуя учёным людям из Великороссиян, Платон, согласно с указом 1754 года, апреля 30, нашёл уже более не нужным вызывать учителей из Киева и держаться введённых ими схоластических систем, Философии и Богословия39. Хотя указом 1775 г. и отдана была Академия в полное распоряжение её Директора, однако с тем, чтобы о перемене и определении вновь учителей, равно и о других преобразованиях представлять на разрешение Св. Синода; но через семь лет после того, указ июля 15 увеличил права Директора, предоставив на его благоусмотрение выбор и определение учителей, наконец, префекта и проповедников.

Как ревнитель просвещения в духовенстве, Платон, написав для учителей всех классов Академии подробное наставление, следил за успехами учения; по его распоряжению, они обязаны были представлять ему ежемесячные отчёты о классных занятиях и самые упражнения учащихся. Если Академия, как замечает автор её истории, в первый период свой именовалась Еллинскими школами, во второй – Славено Латинскими40, то при Платоне оправдала своё название Славено-Греко-Латинской; потому что при нём до того усилено было преподавание Еллинского языка, что некоторые из Академистов уже могли правильно писать на древнем Греческом и говорить свободно на новогреческом языке; для изучения последнего они посещали соседственный с ними Греческий Николаевский монастырь и даже имели в нём помещение. Успехам в этом языке способствовал и указ Императрицы, 1784 г., который предоставлял право на праздные священнические места преимущественно приобрётшим совершенное знание в Греческом языке; потому что, «книги священные и учителей православной нашей Церкви Греко-Российской, – как выразилась Императрица, – писаны на Греческом языке и потому что знание его способствует многим другим наукам». Не менее того поощряемо было изучение Латинского языка, на коем свободно, хотя и не всегда чисто, писали и говорили Академисты; некоторые из них далее славились основательным знанием Латинского языка. Тогда, не оставляя сего классического языка, начали писать на Русском сочинения и состязаться на диспутах. Так Русское слово с того времени стало постепенно очищаться от неуместной примеси Славяно-церковных и Малороссийских слов, пестривших и затемнявших слог; самое строение речи, прежде подчинённое Латинскому, стало принимать Русский склад. Целью учреждения класса высшего Латинского и Русского красноречия было усовершенствование учеников в ораторском искусстве, необходимом для образования проповедников. Учение Еврейского языка продолжалось не без успеха. Недоставало в Академии новейших языков, Немецкого и Французского, кои могли познакомить Академистов с лучшими произведениями западных Богословов, Философов и Историков; Платон ввёл и поощрял преподавание того и другого языка.

Такими средствами приготовлялись питомцы к наукам, из коих главная была Богословия; до Платона она преподавалась на Латинском языке и в схоластических формах. Для руководства Директором Академии выдан на Русском языке опыт Богословия, чуждый схоластических тонкостей и представлявший стройное и ясное изложение откровенного учения. «Разные системы Богословские, – замечает сам сочинитель в инструкции своей, – ныне в школах преподаваемые, пахнут школою и мудрованием человеческим; а Богословие Христово, по Павлову учению, состоит не в препретельных словесех и не в мудрости человеческой, но в явлении духа и силы». Школьное учение представлялось ему неполным, если ум не будет предан в послушание вере, если «премудрость – как сказал Св. Симеон Христа ради юродивый об Оригене, – происходит не от Бога, но от одного учения и многого книг чтения»41. Посему в старости своей Платон спрашивал кончалых Богословов: «Вы ведь прошли все школы; Христову то школу прошли ли?» – Время от времени в состав Богословского учения введены: Герменевтика священная, способствующая правильному толкованию Св. Писания, Церковная История общая, Пасхалия, Пастырское Богословие и Каноническое право. До того не было на Русском языке Русской Церковной Истории и она не преподавалась ни в Семинарии, ни в Академии; Платон, написав опыт этой истории, которая, по его убеждению, «была для духовного звания не только пристойная, но и необходимо нужная, предписал читать её в классах Риторики, Философии и Богословии. С 1802 года преподавались в Академии некоторые части Медицины, без сомненья, с тою целью, чтобы врачей души сделать врачами тела.

Не ограничивая образование юношей духовного звания пределами Духовной Академии, он посылал отличнейших, для дальнейшего усовершенствованья в СПб. Академию Наук и в Московский Университет, куда ходили Академисты слушать Физику у знаменитого в своё время Профессора Страхова; тогда же посылаемы были в чужие края несколько студентов из Московской Академии и Троицкой Семинарии, в том числе родной брата Платона, Алексей Левшин. О чём свидетельствует переписка первого с Профессорами Оксфордского и Гёттингенского Университетов; в надгробном слове, при погребении в Гёттингене одного из студентов Троицкой Семинарии, Смирнова, любимого ученика А. Шлецера и И. Муррая, воздана была самая лестная похвала Платону за покровительство просвещению42. Как любитель и знаток церковного пения и устава, Архипастырь этот ввёл в Академию преподавание того и другого с тем, чтобы будущих пастырей Церкви заранее ознакомить с порядком церковного служения.

Для поощрения отличившихся академистов и семинаристов, ДиРектор, как увидим далее, печатал их сочинения и переводы, почти всегда с одобрительными отзывами, подписанными на сочинениях собственною его рукой: по-видимому, он желал тем поощрить их к дальнейшим успехам и увековечить имя своё в памяти питомцев своих.

Так устроив Академию по своей мысли, Платон доставил ей все зависевшие от него средства к её усовершенствованию. Но признавая одно учебное образование без нравственного несовершенным, он желал, чтобы сердца питомцев были проникнуты любовью к добродетели, без коей наука не оплодотворяет сердца. «Наблюдайте сей долг пред Богом всеприлежно» – писал он Начальству Академическому – чтобы учители не только учительством, но ещё более честным житием юношество наставляли, также и об учениках, чтобы не только в науках, но ещё более в добродетели преуспевали». Заботясь о питомцах Академии, как отец о собственных детях, Платон в письмах своих внушал её Ректору и Префекту: «Наблюдайте, чтобы более моральными, нежели физическими наказаниями ученики к своей должности были приводимы» В таких наставлениях проявляется дух Платона, его привязанность к месту своего учения и учительства, также доказательство, как высоко он ценил учено-нравственное образование будущих пастырей и учителей Церкви. По его мнению, «учение, дабы было действительно, не столько зависит от остроумия и красноречия, сколько от чистоты и непорочности сердца учителей».

Существовавшее в Академии до 1775 года обыкновение толковать Катехизис и сказывать проповеди по воскресным дням продолжалось с успехом; в том и другом примером и образцом был Платон, который, как мы уже видели, прославился на этом поприще. Он давал направление юным проповедникам. Опыт убедил его, что отвлечённое, схоластическое и сухое изложение учения о догматах и добродетелях в проповеди мало приносит пользы слушателям, если проповедник силою собственного убеждения и силою живого слова не возбуждает в сердцах любви к добродетели и потом не укрепляет их в вере. Прочитав проповеди одного из проповедников, Мельхиседека Заболоцкого, Платон писал к Преосв. Августину: «скажите, чтобы он теоретических и догматических мыслей подалее себя вёл, чтоб не заблудиться, а более держаться нравоучения». Действительно, когда неверие в западной Европе довело натуралистов и атеистов до явного восстания против добродетелей, предписанных Словом Божиим; когда во имя равенства, братства и свободы, под предлогом восстановления прав человечества, полились потоки крови человеческой во Франции; когда алтарь Христов и престол Государев были ниспровергнуты: тогда необходимо было проповеднику не только вооружаться против неверия, суеверия и расколов, но, утвердив истину догматов, раскрывать высоту нравственного учения, вникать в жизнь человеческую и разнообразные её отношения, согреть неверующее сердце любовью к добру, которое составляет цель жизни, и таким путём подавить семена лжемудрований кичливого разума. Обнимая умом своим новые пути Философии при свете Евангельской веры, Архипастырь убедился, что «от умозрительных наук более вреда, нежели пользы и что ежели вера ослабнет, а с нею вместе благонравие, то никакой не учинят помощи ни просвещение, ни мужество». В духе обличения писал и сам Архипастырь и академические проповедники против умственной заразы, тем более что проповедники западного учения в России были, по большей части, воспитателями юношества и что проникшие в неё сочинения Энциклопедистов рассевали плевелы в образованнейшем высшем классе народа. Под влиянием сего протектора Академии образовалось много достойных проповедников, каковы например: Макарий Сусальников, Амвросий Подобедов, Серебряников, Протасов, Аполлос Байбаков, Афанасий Иванов, Моисей Гумилевский, Павел Понамарев, Дамаскин, Руднев, Владимир Тредьяков, Моисей Платонов, Августин Виноградский, Аарон Нарцизов и другие. Это был период процветания красноречия духовного43. Тогда в публике обнаружилось живое сочувствие к духовному красноречию; аудитория и церковь полны были слушателями, в числе которых находились многие вельможи, университетские Профессора и почётные граждане44. Это не могло не служить сильным поощрением для проповедников и не возбуждать в них соревнования.

Почти те же недостатки предметов учения, учителей и учёных пособий нашёл Платон и в Троицкой Семинарии, как и в Академии, и те же употребил средства, чтобы восполнять её недостатки и удовлетворить её потребностям, так что при Платоне Семинария эта стала несравненно выше старейших её: Новгородской, Харьковской и Черниговской. В её похвалу довольно только сказать, что из неё вышли три кряду преемника Платона, Московские Архипастыри: Августин, Серафим и Филарет, Новгородские Митрополиты: Амвросий и Михаил и многие другие Иерархи. В пособие Московской Академии Директором её устроено в Перервинском подмосковном монастыре училище, и самая эта древняя обитель обновлена постройкой покоев для школы, учителей и Архиерея, разведением сада, обнесённого каменною оградою45. Для распространения пределов духовных училищ, открыв малые училища в Калуге, Звенигороде и Дмитрове, он испросил у Императрицы на содержание каждого из них по 300 р. ежегодного оклада. Впоследствии времени, 1789 г., Платон положил капитал в Опекунский Совет с тем, чтобы на проценты его содержались по пяти студентов, в Московской Академии, в Троицкой Семинарии и в Перервинском училище; они именовались Платониками и фамилию Платоновых удерживали и по выходе из училища, для сохранения благодарной памяти о своём воспитателе и покровителе. На каждого из них полагалось 30 р. в год – сумма, по тому времени, достаточная для весьма умеренного содержания: на пищу, платье и обувь. Для своих Платоников Платон написал учреждение в коем требовалось, чтобы желающие поступить в число их, должен дать подписку, что остаётся в духовном звании; чтобы в Платоники избирались дети недостаточных отцов, но наилучших нравов, учения, понятия и прилежания, трое из Риторики, один из Философии, другой из Богословии; двое из них обязаны были учиться Греческому языку и на нём разговаривать, а все без исключения упражняться в Латинском, Французском и Немецком языках. Из самих студентов избирался инспектор, а опекун – из лучших учителей. Данные им правила Платон «заключает такими словами: Никто сего учреждения переменить не должен; а желаем мы и молим Бога, чтобы оно цело и ненарушимо сохранялось навсегда: ибо наше намерение ни к чему клонится, как только подать помощь бедным, но благоуспешным и благонравным ученикам. Церковь снабдить хорошими служителями и изъявить нашу пред Богом благодарность за преподанное от Него свыше нам какое-либо просвещение».

Своих питомцев Платон никогда не оставлял без внимания, но пользовался всяким случаем, чтобы за ними надзирать и следить за их успехами в учении. По собственному его признанию, посещение училищ служило для него приятнейшим отдыхом от епархиальных дел: там он являлся и начальником, и вместе учителем, и соучеником; на экзаменах и диспутах вступался в вопросы учителей и в ответы учеников, состязался с теми и другими для испытания и поощрения дарований; нередко сам пересматривал, поправлял и отмечал своею рукою школьные их упражнения, сидя на скамье вместе с учениками и студентами; ежели случалось заставать их в столовой за обедом, он отведывал их пищу, чтобы узнать, хорошо ли она приготовлена. По врождённой проницательности, провидел ли в ком талант, замечал ли отличные успехи в учении, или неусыпное прилежание: на того обращал он особенное внимание, отличая его среди его сверстников, беседовал с ним и в классе, и у себя в покоях; приглашал его к своему столу, к прогулкам с собою, коим умел придавать особенную занимательность и пользу. Сады, луга и рощи Лавры, Вифании, Перервы, Корбухи и Черкизова превращались им в Академии, где юноши учились рассуждать со своим Платоном о разных предметах учёности; что напоминало им древний Платонов учительный сад – Академию в Элладе. Богослову задавал он вопрос из Богословия для разрешения, философу – какое либо положение из области любомудрия; поэту – тему для стихов. Как Платон в конце XVIII века чаще пребывал в своей Вифании, то и Вифанская Семинария, подобно Троицкой, составляла особенный предмет его забот и попечений; редкий вечер он не посещал её; каждую почти субботу приходил в аудиторию Семинарии слушать проповеди семинаристов, предварительно им рассмотренные; поправлял же он юных проповедников в произношении и движении не с холодною строгостью или с убийственным для юноши глумленьем, а с живым участием и снисхождением, так что талант был возвышаем и посредственность не унижалась. Этот ревнитель духовного просвещения и покровитель дарований радовался всякому проблеску таланта, всякому успеху в науках. От Вифанской Семинарии поднесены были ему в день его тезоименитства, 1808 г., ноября 18, стихотворения: Орган сердец; прочитав их, он надписал на них своею рукою: Lectis his ingenii lusibus, agnosco libenter et docentium labores et discentium diligentiam et meam curam non vanam fuise. Deus faveat coeptis promoveat ulteriora. Plato. M. Et A. Bethania. «Прочитав сии произведения ума, охотно признаю труды учащих и прилежание учащихся и моё попечение не тщетным. Да благоприятствует Бог началу и споспешествует дальнейшим успехам!» На стихах, поднесённых ему от Перервинской Семинарии, Платон написал: Pererva! ne te deterreat denominatio tua! Nec enim unquam perrumpi patietur Deus. Gratias refer ita tibi providae Numinis curae, et cursum, quem feliciter inchoasti, felicius continuare ne desistas unquam т. е. «Перерва! Да не устрашает тебя имя твоё! Бог никогда не допустит тебе прерваться. Принеси благодарность пекущемуся о тебе Провидению и никогда не преставай счастливо начатое течение успешнее продолжать».

На экзамене в Перервинском училище Платон заметил одного ученика из Латинского класса, бойко отвечавшего ему на вопросы. Ученик этот был бедный сирота Алексей Васильев Виноградский. При другом случае, Виноградский поднёс ему Латинские стихи выражавшие благодарность; они так понравились Архипастырю, что он велел их напечатать золотыми буквами и один такой экземпляр послал к юному стихотворцу с такою собственноручною надписью: DominoWinogradsky versus aureos auro imprimendos censuit Plato Metropolita Mosquensis. 1787, April. 3, т. е. «Господину Виноградскому. Платон Митрополит Московский признал золотые стихи достойными быть напечатанными золотом». Когда же Виноградский написал латинскую элегию на бедственную кончину в Крыму своего наставника Моисея Гумилевского, тогда Платон, как говорят современники ему, сам перевёл, или поручил префекту Академии Серафиму Глоголевскому перевести её слово в слово Русскою прозою и напечатал её 1792 года46. Виноградский, подобно Глаголевскому, по убеждению своего покровителя, принял монашеский образ и оба были его преемниками. Мы говорим об Августине и Серафиме, которые один после другого вступали на Иераршеский престол Москвы. По переведении Коломенской Семинарии в Тулу, 1798 г., ученик её Василий Михайлович Дроздов подал просьбу Митрополиту Платону о принятии его в Троицкую Семинарию; по испытании, он записан был в Философский класс, где не мог не обратить на себя внимание отличными своими дарованиями и быстрыми успехами в науках. Первая его проповедь, 12 января 1806 года, на день освобождения Троицкой Лавры от осады Поляко-Литовцами, особенно понравилась Платону, так что он велел её напечатать47 и сам неоднократно читал её другим. Выслушав другое его слово на Великий пяток, он не обинулся при всех окружавших его, с прирождённою ему откровенностью и благодушием, отдать ему первенство над собою в проповедании48, и сравнивал его с Афанасием Александрийским. На экземпляре его проповеди, о нём Митрополит надписал: tu es princeps praeconum, т. е. «ты глава проповедников». Когда открылось в Коломне священническое место, тогда прихожане просили Платона дать им в священники Дроздова, бывшего уже учителем в Семинарии. Платон на это сказал им: «Дам я вам его; я его берегу на своё место»49.

Однажды после прогулки на Корбухе, Платон, садясь в карету, мимо других, его провожавших, подал руку свою Дроздову со словами: «Ты меня один поддержишь». Кто в этом юноше не узнает знаменитого Архипастыря Московского, духовного витии Филарета и кто не увидит в Платоне искренней любви к дарованиям, ревности к их поощрению и возвышению вместе с тем дара прозорливости! С таким же великодушным беспристрастием отозвался Платон о витийственных словах питомца своего Амвросия Протасова, впоследствии Архиепископа Тверского: «Если бы я писал так как он: то вся бы Россия сходилась меня слушать». Сими словами Платон хотел выразить, что Амвросий, при всей высокости своих мыслей и при всем обилии слова, не имел отличного дара произношения. Но известно, что даже жители отдалённой Сибири приезжали в Москву нарочно для того, чтобы видеть и слышать Платона, что ни один из знаменитых путешественников не проезжал древней столицы, не посетив его. Можно бы много принести примеров поощрения талантов Платоном; но из них приведём ещё два. Новиков и Шварц, принадлежащие к масонскому обществу, бывшему в соприкосновении с мартинизмом 1781 г., основали дружеское учёное общество с целью распространить свои идеи. Само начальство покровительствовало ему. К этому обществу присоединена филологическая семинария переводничества. Первое содержало на своё иждивение 10, а последнее – 6 студентов. То и другое признано было духовным и светским начальством, хотя ему и противодействовал куратор Московского Университета Мелисино и прочие, Барсов и Шаден. Ученик Троицкой Семинарии, круглый сирота, Матвей Десницкий, до окончания курса наук просил у Платона себе причётнического места, но прозорливый Архипастырь назначил его в открытую 1782 года Филологическую Семинарию Дружеского Общества и тем проложил ему путь не к дьячковскому месту, но к кафедре проповеднической, которую он прославил своим плодовитым и назидательным красноречием, и к Митрополии Новгородской. Не можем пропустить здесь и другого случая, переданного нам самим участником в милостях Платона. Один из учителей Вифанской Семинарии, Николай Степанович Клементьевский говорил в отсутствии Митрополита, но в присутствии преданного ему Г. Булгакова, слово о любви к ближнему. Доброжелательный и благочестивый слушатель отозвался Митрополиту с отменною похвалой о проповеди и проповеднике. Владыка не оставил призвать к себе Клементьевского с проповедью. Прочитав её сам, он велел прочесть её при себе и проповеднику; похвалил её и сказал Клементьевскому: «Ищите прежде всего царствия небесного и правды его» – и давши ему в обе руки фруктов, примолвил: «а сия вся приложатся вам». При посвящении Клементьевского в иеродиаконы, апреля 21, 1812 года, (то было последнее рукоположение, совершенное Архипастырем) Платон, склонившийся уже к западу дней своих, в поучении своём сказал рукоположенному им: «Храни обеты, иди путём смирения и терпения, будешь первенствовать в соборе владык». Юный иеродиакон Никанор принял такие слова не более, как за поощрение себе и утешение; но они были, как увидим, предсказанием будущего его жребия; потому что тогда он не мог никак ожидать себе Митрополии Новгородской.

«В сердце моём ещё живы слова Платона из его «инструкции Вифанским студентам и Платоникам» – пишет один из его питомцев, бывший Архиепископ Каменец Подольский Кирилл: – Студенты, по окончании наук, обнадёживаются от нас хорошею промоцией; впрочем, быв просвещены и благонравны, сами встретятся со счастьем»50.

Такими-то средствами Платон приготовил многих достойных; правителей Дому Божия и знаменитых витий, которыми украшалась и доныне ещё украшается отечественная Церковь. Он склонил принять иноческий образ Павла Пономарева, Амвросия Протасова, Августина Виноградского, Евгения Казанцева, Филарета Дроздова, Симеона Крылова и многих других. Под правлением Платона рассадники духовного просвещения стали рассадниками достойных Архипастырей, столпов православия.

Попечения Архипастыря не ограничивались одними школьными занятиями питомцев. Как человек образованный, одарённый обширным умом и чувствительным сердцем. Платон не мог не любить изящных искусств51 и заграждать им вход в область школы, тем более что и в Московскую и Киевскую Академии открывали им доступ сочинители библейско-исторических драм святитель Димитрий Ростовский и Симеон Полоцкий. – Для развития вкуса и дарований, для упражнения в произношении и движении, Платон допускал в вакационное время, представление Семинаристами избранных сцен из Библейской, Греческой и Римской истории, также некоторых трагедий Сумарокова, даже сам назначал пьесы для представления, иногда и сам присутствовал; но однажды вывел весьма невыгодное заключение о студенте из того, что тот хорошо сыграл безбожника из известной трагедии52. В аудиториях юноши занимались инструментальною и вокальною музыкой: пением духовных кантов оглашались не только учебные покои в часы отдыха от учения, но и рощи и сад Корбухи и Перервы, Пафнутьевский сад в Лавре. Платону приятно было видеть питомцев своих бодрыми и весёлыми духом; он повторял слова Апостольские: «Благодушествует ли кто, да поёт» (Иак. 5:13).

Зная необходимость развития и упражнения телесных сил, Платон позволял сменять прогулками и невинными играми школьные труды, требовавшие усидчивости и напряжения ума; Троицкие и Вифанские семинаристы, весной и осенью, чистили рощи и в садах дорожки, летом шевелили и складывали сено в копны на лугах, поливали и пололи гряды в огородах, сбирали травы для домашней аптеки и цветы для украшения церквей в праздники и аудитории во время диспутов, нередко и сам Архипастырь бывал свидетелем и даже участником таких занятий, кои имели целью внушить учащимся любовь к природе, уважение к трудам поселянина, приучить их к хозяйству, необходимому для сельского священника, и дать полезное для здоровья развлечение учёным труженикам. Бывши врагом праздности и роскоши, Платон собственным примером учил юношей трудолюбию и умеренности.

Но время перейти от мирных обителей наук на поприще пастырской деятельности Платона, где надобно было обнаружить ему свою ревность по вере и отражать козни врагов её, утверждая верующих в православии и обращая к нему отступивших от него.

До основания особой Цензуры в 1799 г., рассмотрение книг возлагалось на Ректора и Префекта Академии. В 1785 г. Платону предоставлено было право разрешать печатание книг духовного содержания.

Когда дух нечестия взволновал Францию и, распространяемый агентами тайных обществ, проникал и в другие государства, тогда дальновидная Екатерина II употребила все средства, внушаемые её политикой, для предупреждения умственной заразы в своём государстве; особенно обращено было её внимание на учебные заведения, учёные общества, на вольные типографии и книги, кои могли быть проводниками зловредного учения. Высочайшим указом 1785 г. декабря 24, присланным Московскому Архиепископу Платону и Главнокомандующему в Москве Графу Брюсу, повелено было рассмотреть напечатанные в типографиях Новикова и в вольных книги сомнительного содержания. По сношению Архиепископа с Главнокомандующим касательно этого дела, избраны цензорами и следователями с духовной стороны Архимандрит Серапион и игумен Моисей; а с гражданской – полицейместер Годеин. Первым предписано «освидетельствовать книги, выходящие из вольных типографий, где что-либо касается до веры, или дел духовных, и наблюдать, чтобы таковые печатаны не были, в коих какие либо колобродства, нелепые умствования и раскол скрываются». Подозрительные книги были рассмотрены и продажа их остановлена до окончания следствия; потом собраны были содержатели вольных типографий и обязаны подписками впредь не печатать никакой книги без цензуры одного из духовных и светских цензоров. На донесение Комиссии последовал Высочайший указ, коим повелевалось запечатать и запретить, на основании замечаний Архиепископа Московского Платона, следующие книги:

1) О заблуждениях и истине;

2) Апология, или защищение вольных каменщиков;

3) Братское увещание;

4) Хризомандер, аллегорическая и сатирическая повесть;

5) Карманная книжка, и

6) Парацельса химическая псалтырь.

Прочие же книги Новиковские и вольных типографий были дозволены. По приказанию Императрицы, содержатель типографии и член Дружеского общества Новиков отдан был Платону на испытание в православии потому, что он подозреваем был в сношениях с тайными обществами. Зная неблагоприятное о Новикове мнение Государыни, Платон, по испытании подозреваемого, не обинулся донести о нём в таких именно словах: «Вследствие Высочайшего Вашего Императорского Величества повеления, последовавшего на имя моё от 28 сего декабря, поручик Новиков, был мною призван и испытуем в догматах православной нашей Греко-Российской Церкви, а представленные им, Новиковым, ко мне книги, напечатанные в типографии его, были мною рассмотрены. Как пред престолом Божиим, так и пред престолом Твоим, Всемилостивейшая Государыня, я одолжаюсь по совести и сану моему донести Тебе, что молю всещедрого Бога, чтобы не только в словесной пастве, Богом и Тобою, Всемилостивейшая Государыня, мне вверенной, но и во всем мipe были Христиане, таковые, как Новиков53. Что же касается до книг, напечатанных в типографии его, Новикова, и мною рассмотренных, я разделяю их на три разряда:

в 1-м находятся книги собственно литературные, и как литература наша доселе скудна в произведениях, то весьма желательно, чтобы книги в этом роде были ещё более и более распространяемы и содействовали бы к образованию;

во 2-м я полагаю книги мистические, которых не понимаю, а потому не могу судить об них; наконец

в 3-м разряде суть книги самые зловредные, развращающие добрые нравы и ухищряющиеся подкапывать твердыни нашей веры. Сии-то гнусные и юродивые порождения так называемых Энциклопедистов следует исторгать, как пагубные плевела, возрастающие между добрыми семенами».

Такое откровенное и беспристрастное мнение, основанное, сколько с одной стороны на видимости, столько с другой на сущности дела, по свидетельству Сенатора И.В. Лопухина, было уважено Императрицею54. При начале революции Французской (1789 г.), общество литераторов в Москве предприняло переводить все сочинения Вольтера, изданные Бомарше в 69 томах. Об этом предприятии было доведено до сведения Императрицы Екатерины II; рескриптом своим на имя Московского Главнокомандующего Еропкина она повелела Управе Благочиния и Обер-Полицейместеру наблюдать, чтобы «такое издание отнюдь не было печатаемо ни в одной типографии без цензуры апробации Преосвященного Митрополита Московского55.

Свою ревность по истинной вере и великодушие Платона показал 1795 г., в деле университетского профессора Мельмана, обнаружившего в беседе с ним мнения, противные основанию откровенной религии. Напитанный Немецкою Философией конца XVIII века, этот знаток Греческой и Латинской Словесности, полагал основанием Религии Философию, а источником нравоучения – языческих писателей. Платон возразил ему, что коренное основание Религии есть Священное Писание и что истинная Философия может быть почерпнута только из Откровения, которое преподаёт нам чистое и возвышенное учение нравственности и одно может сообщить правилам её высшую силу обязательности и власть действовать на сердце человеческое. Но, видя упорство учёного Немца в своих мнениях, Платон двукратно советовал ему не высказывать, по крайней мере, своих мыслей на лекциях: но когда тот не принял такого условия и объявил, что почитает себя обязанным сообщать слушателям свои убеждения, тогда Митрополит отнёсся к Куратору Московского Университета Хераскову, который по совещанию со старшими Профессорами решил удалить Мельмана из Университета. Неблагонамеренные выдавали ревность Святителя по вере за гонение. Платон в письме своём выразил своё соболезнование о жребии молодого учёного, «признавая его достойным снисходительного исправления»56. Мельман же, несмотря на своё разногласие, отозвался в письме своём о Московском Архипасторе: in eo summa ars et summa ratio, т. е. в нём высочайшее искусство и высочайший разум.

Не только против одной лжеименной Философии, но и против гнездившихся в пастве расколов должно было ополчаться Архипастырю Московскому. Свирепствовавшая в Москве чума 1771 г. дала повод раскольникам к основанию моленной и часовни на земле, отведённой им начальством для кладбища за Преображенской и Рогожской заставами; та и другая принадлежали разным, несогласным между собою согласиям, но соединённым общею враждой против православной Церкви: одна была поповщина, которая принимала священство, не признавая Иерархической власти; другая отвергала священство, вместе с тем и таинства Церкви, кроме крещения и покаяния, совершаемых у них мирянами их согласия под именем отцов. В числе последователей того и другого толка были богатые купцы и фабриканты, которые влиянием своим и зависимостью от себя удерживали в расколе тысячи недостаточных и бедных людей. Усилившееся общежитие перекрещенцев в Преображенском не могло не обратить на себя заботливого внимания Московского Архипастыря; он донёс об этом Св. Синоду, который указом своим, 1775 г. сентября 29, запретил «держать в Преображенском лжеучителей». Но основатель этого согласия беспоповщины, или Федосеевщины, Московский купец Илья Кавылин, изворотливый и вкрадчивый, снискавший себе благоволение некоторых вельмож, знакомый с полицией, сумел ослабить меры, принятые духовными властями. В 1790 г. он, с разрешения Московского Главнокомандующего Князя Прозоровского, соорудил вместо ветхой деревянной часовни новую каменную и на ней, как бы на церкви православной, поставил главу с крестом. Митрополит Платон спрашивал Губернское Правление: почему дозволено раскольникам это сделать? – Ему отвечали: в силу манифеста 1762 г. Правление не в праве это им запретить.

Ещё прежде, как мы видели, Платон написал увещание раскольникам не столько в духе обличения, или суда, сколько в духе любви, соболезнующей о закоснелых в заблуждениях; в таком же духе он принимал учительные меры, действуя на отпадших от православной Церкви и проповедью, и пастырским посланием, и келейною беседою, и благоразумными распоряжениями. Многолетний опыт его убедил, как он сам писал в 1803 г., что «Церкви Христовой Пастырю и самому просвещённому, весьма затруднительно иметь с раскольниками прение и их в заблуждении убедить: ибо в прениях с обеих сторон должно быть единое начало, или основание, на коем основывать все доказательства. Но ежели начало у одной стороны будет иное, а у противной другое: то никогда согласиться будет невозможно. Просвещённый Христианский Богослов, для утверждения всех истин Церкви Христовой, не иное признает начало, как едино Слово Божие, или Писания Ветхого и Нового Завета. А раскольник, кроме сего начала, признает ещё за равносильные Слову Божию начала и всякие правила Соборов, всякие писания церковных учителей и всякие повести, в книгах церковных обретаемые; да ещё их и более уважает, нежели Слово Божие»57. Но и такие трудности Бог помогал Платону нередко преодолевать; силою убеждения, духом кротости и снисхождения он успел многих отпадших возвратить в недра православной Церкви и память свою тем увековечить в их семействах, доныне вспоминающих с благословением имя его.

Обозревая течение служебной его жизни, мы увидим и действия его при учреждении единоверческих церквей в царствование Павла I. Боявшиеся влияния Платона, по вступлении на престол Александра I, глава беспоповщинского толка в Москве, Кавылин происками своими успел освободить свою общину от зависимости православного духовенства: тогда Архипастырь Московский, тщетно противоборствовавший успехам его толка, поддерживаемого светскими властями, выразился так: «Если этот народ исправен в исполнении гражданских обязанностей, то обращение его к православию надо предоставить Господу; будет время, когда он изберёт достойнейшего на это дело».

Кроме духовной и учебной части, требовали внимания Архипастыря и правительственная, по тогдашним обстоятельствам запутанная, и хозяйственная – расстроенная. Для окончательного решения накопившихся дел епархиальных, он не щадил ни труда, ни здоровья; потому что каждый почти день, по нескольку часов занимался рассмотрением дел, поступавших к нему от Консистории, Духовных Правлений и от благочинных; сам принимал, разбирал прошения и жалобы, выслушивал словесные объяснения. Все такие дела требовали внимания и исследования, проницательности и решительности, нередко суда и милости, или лучше сказать, милости и суда, правды и мира, какие обнаруживаются в резолюциях Архипастыря.

Хозяйственная часть в епархии ожидала попечений Платона, который нашёл её в пренебрежении; как благоразумный и расчётливый хозяин, он и на неё уделял время от своих занятий и её приводил в порядок. Архиерейский дом в Кремле со своими принадлежностями был разграблен и разорён во время народного бунта и убиения Преосвященного Амвросия. Получив, без просьбы своей, от щедрот Монарших 40.000 руб. на построение пространнейшего дома, Платон соорудил новое здание, обращённое потом в Николаевской дворец, где, в 1818 году, увидел свет Государь Император Александр II. В этом доме Платон устроил крестовую церковь во имя Св. Апостола Петра и Павла, возобновил и украсил Чудовские церкви, снабдил их священными утварями. Сверх того, попечениями его построены на Заборовском и Хамовническом подворьях деревянные хоромы, со службами и каменными оградами, а на первом – с церковью; возобновлён заброшенный дом Митрополита Тимофея Щербатского в селе Черкизове, любимом летнем приюте Московских Святителей, начиная с древнейшего его владельца Св. Алексея Митрополита. Там, позади древней церкви Св. Пророка Илии на холме, возобновлённый сад обнесён был каменною оградой; около него, вновь насажены берёзовые рощицы; при подошве холма расчищен большой, обильный рыбою пруд и укреплён плотиной, на коей построена мельница. Следя за течением дел нашего Архипастыря, мы встретим ещё в Троицкой Лавре, Вифании и других местах и при других случаях его хозяйственную деятельность и плоды созидательного духа. У него всё было устроено более для существенной пользы, нежели для щегольства по внешности, в духе благоразумной экономии и с большою расчётливостью.

С такою ревностью по вере православной и просвещению, с такою же попечительностью о внешнем и внутреннем устройстве Московской паствы, началось и потом продолжалось его управление, так что первый год его служения удостоен особенного благоволения Императрицы и ознаменован многими ему наградами и милостями. В календаре на 1775 год им записано так: «Благодеяния Божии, в сем году на меня излиянные:

1) пожалован в Московские Архиереи,

2) оставлена Лавра при мне,

3) дана панагия в Твери,

4) дано 5000 руб.,

5) дана мантия бархатная,

6) дана панагия от Государыни,

7) даны часы бриллиантовые от Государыни,

8) дано 1000 р. Лавре от Государыни,

9) Их Высочества пожаловали два куска «парчи,

10) пожалован сервиз серебряный в 5000 р.,

11) пожалован Наместником в Чудов монастырь,

12) даны иподиаконы,

13) дано протодиакону жалованье,

14) прибавлено жалованье служителям,

15) Семинария Перервинская учреждена,

16) на две Семинарии Сав. и Калуж. дано содержание,

17) три монастыря приписаны к епархии,

18) Архимандрия Злотоустинская «возобновлена,

19) от графа Потёмкина в Чудов монастырь «сделаны:

1) шапка богатая,

2) другая шапка,

3) четыре панагии,

4) два креста,

5) омофор и

6) крест благословящий;

20) Академия в дирекцию отдана,

21) ружных церквей жалованье на моё распоряжение отдано»58.

Исчислив все сии Монаршие награды и преимущества, как благодеяния Божии, коими не пользовались его предшественники. Платон Малиновский, Тимофей Щербатский и Амвросий Зертис Каменский, Платон заключает это исчисление смиренным воззванием: «Что есмь аз Господи! яко «помниши мене»59. Столько беспримерных наград и отличий, в один год, не могли не возбудить зависти в совместниках и недоброжелателях Платона.

Прежде отъезда своего в С.-Петербург, в 1776 году, Платон принимал в Троицкой Лавре Императрицу с Великим Князем и Великою Княгинею. Государыня пожаловала ему на довершение построек 30.000 рублей. После этого, в бытность свою в С.-Петербурге, он просился у Государыни об увольнении его навсегда от Св. Синода, для устроения епархии своей, где хотел кончить начатые им дела и жизнь; но получил увольнение только на один год. Между тем Великий Князь Павел Петрович обручил себе невесту, Принцессу Виртемберг Штутгардскую Софию Доротею, племянницу Фридриха Великого, которая с именем Марии и в сане Императрицы увековечила себя благодеяниями страждущему человечеству. Платон определён был к ней Законоучителем для того, чтобы приготовить её к соединению с православною нашею Церковью. По исполнении своей обязанности, Архипастырь имел удовольствие при бракосочетании приветствовать словом новобрачных, и после того отправился в Калугу для открытия Наместничества; ознаменовав это торжественное действие пастырскими поучениями, он возвратился в Москву, в начале 1777 года, на дела званья своего. Этот подвиг Платона Императрица признала «новым свидетельством его к себе усердия и любви «к отечеству»60.

В исходе 1778 года, Платон имел утешение принести со слезами радости в Московском Успенском соборе благодарственное Господу молебствие за дарование первенца Александра Наследнику Престола. Павел извещал своего наставника, что «младенец родился со всеми счастливыми приметами». В слове своём на это отрадное событие Архипастырь Московский предрекал, что «Новорождённый Князь, заимствуя кровь и бытие своё от столь славных начал, не сумнительную подаёт надежду, что будет он во время своё украшением Царскому роду, подпорою благочестия, утехою России»61. На другой год после сего, Платон вызван был в С.-Петербург по делам епархии своей, как Архипастырь её, и по делам Св. Синода, как член его; во время своего там пребывания он проповедовал в придворной церкви, в присутствии Императрицы, находившей удовольствие его видеть и слышать.

По возвращении на паству свою, он усердно принялся за духовную, учебную и хозяйственную части; как благоразумный пастырь и хозяин, он построил в Троицкой Лавре, вместо ветхой и малой, новую обширнейшую ризничью палату, где и разместил по описи богатейшие утвари, по большей части, Царские вклады; при нём и его попечениями, в тамошних церквах некоторые главы позолочены, алтарные иконостасы обновлены, многие св. иконы обложены серебром, расписаны внутренние стены церквей, построены новые палатки: одна над мощами Св. Архиепископа Новгородская Серапиона, Иоасафа Митрополита Всероссийского и Троицкого Архимандрита Дионисия; другая над гробницею страстотерпца Максима Грека; воздвигнут у Троицкого собора обелиск из дикого камня с летописью на четырёх мраморных досках, в прославление Троицкой Лавры и в вечную память великих мужей Св. Сергия, Архимандритов Иоасафа и Дионисия, и Келаря Авраамия62. По сломке обветшавшей трапезы Успенского собора, остались вне его гробницы злополучного семейства Годуновых: двух Царей Бориса и Феодора, Царицы Марии и Царевны Ксении. Над схимниками сей обители Пересветом и Ослабем, положившими живот свой в Куликовской битве, Платон поставил скромный памятник с надписью на старом Симонове в древней церкви Рождества Богородицы. Как верный сын отечества и блюститель отечественных преданий и древностей. Архипастырь желал такими памятниками увековечить имена сих иноков – ратоборцев63. О благоговейном сохранении памяти благотворителей Троицкой Лавры свидетельствует устроенный им Синодик в 1792 году и подписанный собственною его рукой: совершать по уставу поминовение всегда непременно и неизменно. В память освобождения Сергиевской обители от осады поляков в 1610 году, Платоном учреждено 12 января крестное хождение по стенам Лавры. С этим празднеством в день св. мученицы Татианы он желал соединить воспоминание о соимённой ей матери своей. Это крестное хождение и доселе повторяется в этот день. Первое, изданное Митрополитом слово на это торжество было произнесено учителем Греческого и Еврейского языков, Василием Дроздовым 1806 г. впоследствии Митрополитом Московским Филаретом.

От разнообразных занятий на пастве, требовавших личного присмотра, отвлекали Платона поездки в С.-Петербург для присутствования в Св. Синоде, от коего не увольняла его Государыня, несмотря на повторение просьб, так что однажды она отвечала ему через Князя Потемкина, что «отдаёт на его волю ехать, или не ехать». После такого отзыва, Платон в 1781 году отправился в С.-Петербург, где не нашёл Великого Князя «Павла и Великой Княгини Марии, которые тогда путешествовали по Европе под именами Графа и Графини Северных (du Nord)64.

Между тем как Архиепископ Московский занимался в С.-Петербурге синодальными и епархиальными делами, ещё прежде окончания срока своего, он получал от Императрицы повеление отправиться в Москву (1782) для торжественного открытия Наместничества и присутственных мест Московской губернии, по новому учреждению. При том случае произнесено им шесть проповедей о священных обязанностях к Церкви, Престолу и Отечеству. В то время прибыл в Москву Римский Император Иосиф II, который путешествовал по России под именем Графа Фалкенштейна; на третий день своего прибытия в Москву, он посетил Платона на Троицком подворье и долго с ним беседовал65. Этот преобразователь духовенства в Римской Империи столько полюбил Московского Архипастыря, что осматривая с ним священные достопамятности древней столицы и Троицкой Лавры, требовал от него изъяснений и входил с ним в рассуждение о разных предметах учёности и религии. Когда после того, Императрица спросила сего Государя: «Что нашёл он достопримечательного в Москве?» «Платона, – отвечал Император. Год открытия Московского Наместничества, рождения Митрополита Филарета Дроздова и кончины Святителя Тихона, ознаменован был чудесным событием в Сергиевской обители, радостным для её Архимандрита. Одна девица Елисавета, около 15-ти лет не владевшая ногами и ползавшая на коленках, исцелена была чудодейственною силой Преподобного Сергия за всенощным бдением. При начале всенощной она сама вскочила и стала на ноги, покрывавшие их струпья свалились, гнойные раны очистились. Об этом чуде свидетельствует сам Митрополит Платон в изданном в том же 1782 г. житии Преподобного Сергия: «В прошедшем 1782 г. как всем вам довольно известно есть, единая жена, имея болезнью более десяти лет связанные ноги, и не возмогши никак и никогда ходить, что совершенно исследовано, ползала по земле. Она, приползши к сей раке, как к некоему источнику врачебной силы, внезапно восстала на ноги, и. ходя и скача, и хваля Бога и избранного им. Чем явное и очевидное Бог оказал своё о месте сем благоволение и пособие угодника сего. Чудесное исцеление это совершилось в Сергиевой обители за всенощною. Задремавшей ей, калеке, явился Преподобный Сергий, взяв её руку, поднял с воззванием: «Восстани, Елена! она вскочила, как бы ни в чём не бывало, и рассказала о явлении. Дивились присутствовавшие, как Преподобный назвал Елисавету Еленою; неужели он ошибся в имени? Но Платон объяснил это тем, что чудотворец переменою её имени обрёк её в монашество и постриг её в иноческий образ66.

Не дожив ещё до полвека, Платон чувствовал, с утомлением сил своих от трудов и забот, влечение к любимому им сыздетства, уединению: может статься, он уже скучал и борьбой с обстоятельствами и людьми, не всегда ему благоприятными при Дворе и в Синоде; потому что он нередко встречал препятствия в исполнении своих предприятий, слышал превратное толкование своих слов и дел, как человек мог ошибаться, или оскорбляться. Ещё в 1779 году писал он к Потёмкину, своему другу и благодетелю, каким сам признавал его, что «помышляет уже и об отдохновении от забот, что если исполнится ему двенадцать лет в Архиепископском чину: то располагается проситься на обещание в любезную ему Лавру: ибо, – прибавил он, – в трудех от юности моея вознесся же, смирихся и изнемогох»67. Платону исполнилось двенадцать лет в Архиерействе: он просил Государыню об увольнении его от епархии и о дозволении ему жить в Троицкой Лавре на покое – и тогда же уведомил о своём намерении Великого Князя Павла Петровича, который на это отвечал следующим письмом, выражающим сердечные его отношения к своему наставнику: «Намерение ваше оставить место своё не только меня удивило, но и опечалило, как любящего своё отечество и как друга вашего; я нахожу его и с той и с другой стороны осудительным. В необыкновенном течении вещей качества душевные показываются, а при трудностях, где они испытываются – тут прямое их достоинство и цена им узнаются. Извините, если противоречу вам: но к сему долг меня обязывает. Если чему-либо научило меня путешествие: то тому, чтобы в терпении искать отрады во всех случаях. Исправляя свою должность, взирая спокойным оком на те вещи, которые собою исправить не можем, (ибо слабости повсюду существуют) мы можем на всяком месте иметь безмятежную совесть; а сия на всяком месте владычествует. Не знаю, предуспею ли в моём предприятии отвратить вас от вашего намерения, но иного во мне быть не может, как сообразного вашему добру; ибо вас люблю, и есмь ваш верный друг».

На прошение Архиепископа Платона об увольнении его от епархии Императрица ответствовала, что он и без увольнения может быть свободным, и предоставила его воле пребывание в Троицкой Лавре, с дозволением 1781 г. поручить епархиальное правление данному ему в помощь прежнему его питомцу, Викарию и Епископу Севскому, Амвросию Подобедову, впоследствии Митрополиту Новгородскому. С того особенно времени Платон более уединялся в Троицкую Лавру, но посещал и Перервинский монастырь, куда в 1785 и 1786 году, летом, ходил пешком из села Коломенского Великий Князь Александр Павлович к божественной службе и пользовался беседою Архипастыря Московского. С 1783 года Платон занялся устроением себе приюта для уединения, для коего он избрал в трёх вёрстах от Лавры, на речке Кончуре, среди рощей, лугов и прудов, место красивое и впусте оставленное; там желал кончить дни свои в безмятежной тишине. В этой пустыне, после переименованной монастырём, устроено им кладбище для погребения лаврских монахов, согласно с указом, запрещающим погребать в знаменитых местах. По его замыслу и на его иждивение, сооружена, на подобие Фавора, церковь, в коей один престол на горе во имя Преображения Господня, а под ним вертепный храм Лазарева Воскресения, возобновляющей в памяти Палестинскую Вифанию; здесь в пещере приготовив себе место для погребения, храмоздатель впоследствии поставил дубовый гроб, вмещавший в себе св. мощи Преподобного Сергия. Расставив по хорам в Вифанской церкви изображения Св. Отцов, Великих Учителей Церкви и над ними икону Спасителя, говаривал: Вот Христова Академия и с Ректором своим! В деревянном двухэтажном доме Архипастыря сооружена малая крестовая церковь Сошествия Св. Духа, где, вместо алтарного иконостаса, сделана резная с позолотою решётка в роде балюстрады и царские сквозные двери с завесою, разделённою на две половины. Эта пустыня названа Вифаниею «по причине погребаемых братий в надежде воскресения, по примеру Лазаря воскресшего»68. Присоединением Семинарии и богадельни к обители благочестия, Платон выразил свою любовь к просвещению и истинному благотворению.

Между тем как Платон озабочен был устроением себе временного и вечного приюта, Императрица Екатерина II, в 1785 году, после издания Городового положения и утверждения прав Дворянства, прибыла в Москву на несколько дней. Занимаясь тогда сочинением Русской Истории под именем Записок, она поручила Московскому Архипастырю составить список Великих и Удельных Князей Российских, их предков, жён, детей и потомков, погребённых в Московских церквах, с означением дня их рождения и кончины. Потом, через года два, после путешествия своего по южной России из Крыма, с двумя внуками своими, Александром и Константином, она, в 1787 году, прибыла в Москву; её сопровождал и Князь Потёмкин Таврический и другие вельможи. Встретивши её в Успенском соборе, Московский Архиепископ принят был Государыней весьма благосклонно, неоднократно удостоен Царского стола, беседы и благоволения за его труды и заслуги Церкви и Отечеству. Тогда уже окончилось четверть века царствования Екатерины, тридцать третий год Наследнику Престола и двенадцатый год, как Платон, в сане Архиепископа, правил Московскою и Калужскою епархиями, между тем, Архиепископ Новгородский Гавриил и Киевский Самуил пожалованы были Митрополитами; и для Московского Архиепископа уже изготовлен был белый клобук: но Духовник Императрицы Иоанн Памфилов, не расположенный к Московскому Иерарху, нашёл причины остановить сию награду, или, лучше сказать, отложить её до торжественного случая. Не входя в исследование, мог ли и должен ли быть равнодушным Московский Архипастырь, обойдённый в заслуженном повышении, обратимся к самому делу: оно лучше откроет пути Промысла, а в них судьбы человеческие, в коих орудие зла обращается в орудие добра.

Платону минуло тогда полвека жизни. Наступил день его рождения и мирского тезоименитства, общего с Августейшим его учеником Великим Князем Павлом Петровичем. В присутствии Государыни, двух её порфирородных внуков, Александра и Константина, среди знаменитейшего собрания, Платон, в праздник первоверховных св. Апостолов Петра и Павла, совершал Божественную литургию в большом Успенском соборе; после задостойника, служивший вместе с ним Духовник Государыни в уставленной молитве провозглашает Платона Митрополитом Московским, и тоже велегласно повторяет придворный Протодиакон в Царских дверях. Платон, предполагая умысел в этой ошибке, заметил Памфилову, что «сего не должно делать при совершении святейших Таин», но тот отвечал ему, что «так велено». Уверясь в неожиданной ему милости Императрицы, он из Царских дверей благодарил её поклоном, а после литургии – словом.

Всё это предварительно было так распоряжено Государыней, чтобы неожиданностью и торжественность придать более важности награде и устами недоброжелателя провозгласить Платона Митрополитом. Архипастырь, в белом клобуке, с восхищением приветствованный народом при выходе из собора, приглашён был Государыней к столу, за коим она, поздравив его с днём рождения, тезоименитства и с возвышением в сане, пожаловала ему, как имениннику, серебряное вызолоченное блюдо с солонкой69 и хлебом; а на другой день, как Митрополиту, прислала ему на белый клобук бриллиантовый крест. Утешенный и обрадованный Платон проводив Императрицу, ехавшую в С.-Петербург до села Всесвятского.

Это посещение Москвы Императрицею было последним, Её дальновидное внимание вскоре обращено было на возгоравшуюся революцию и на нечестивое мудрование во Франции, с коею она прервала все сношения и запретила учить в духовных училищах Французскому языку, как проводнику развратных мнений. Между тем зависть не переставала преследовать Платона, а злоба вымышлять средства его беспокоить: появились на него оскорбительные и небывалые дотоле доносы; сколько их ни поддерживали недоброжелатели его, требованием пояснений и справками; но они сами собою уничтожались. Хотя Архипастырь и сознавал всю лживость таких изветов и справедливость свою; однако не мог освободиться от негодования и по темпераменту своему умел скрывать своего оскорбления70.

Переступив за полвека своей жизни, Платон, с изнеможением сил своих, начал чувствовать болезни, особливо частые колики, и вместе с тем необходимость спокойствия в уединении, столь ему приятном: оно уже приготовлено было в Вифании, где он желал забыть вместе с заботами службы и Двор и Синод, и епархию, посвятив себя Богомыслию и внутреннему созерцанию, как последнему уделу монаха и старца, близкого к своему гробу. С упразднением Крутицкой епархии, по именному указу 1788 г. мая 6, в помощь Московскому Митрополиту дань викарный епископ, первый в древней столице с наименованием Дмитровского, которым был Серапион. После долгого размышления, наконец, он решился, ещё раз просить Государыню о довершении её к нему милостей совершенным его увольнением от епархиальных дел и дозволением жить ему в Вифании на покое. Совершив в Чудове монастыре божественную литургию и сказав слово, в каких случаях можно от должности отпуска просить, он послал своё прошение к Императрице 1792 г., февраля 2. Тогда же в письме своём к знаменитому Архиепископу Белорусскому Георгию Коннискому Платон писал с откровенностью человека, сознавшего в себе немощь человечества: «Несколько во граде быв, выходил я на подвиг против пререкании, но мир превозмог и слабость моя со стыдом оному уступила»71.

Сколько бы ни частыми могли показаться Государыне такие прошения Архипастыря и сколько недоброжелатели его ни представляли их неприличными; но прозорливая и великодушная Монархиня, высоко ценившая труды и достоинства Платона, ещё раз хотела показать ему неизменность своего к нему уважения – отвечала ему, что «всегда признаёт его заслуги, сожалеет о болезнях его: но почитает, что и без увольнения от епархии может он жить в Троицкой Лавре, сколько рассудит, а во время отсутствия своего, может поручить правление своему Викарию»72.

Итак по этому отзыву Государыни, хотя Платон и удалился в Лавру, поручил правление Викарию своему Серапиону, однако же не преставал заниматься важнейшими делами по епархии: не пропускал случая и проповедовать, поражая словом своим буйное неверие и своеволие, тогда заражавшее умы Французов и Поляков: не оставлял притом и хозяйственной части, как благопопечительный хозяин и строитель; для сего нередко приезжал он в Москву, Перервинский, Махрищский и другие монастыри и пустыни Московской епархии, им обновлённые и украшенные, также навещал и любимые свои рассадники учения, наведываясь об успехах питомцев, которые привлекли на себя его зоркое внимание отличными дарованиями, или примерным прилежанием к наукам и хорошим поведением. С благочестивою и любознательною целью им совершено было в августе 1792 года путешествие в Переславль, Ростов, Ярославль, Кострому, Суздаль, Владимир, Юрьев и Александров; в сих древних городах он посетил св. обители для поклонения опочивающим там св. угодникам Божиим и чудотворным иконам, для обозрения достопамятностей и отыскания в монастырских библиотеках материалов Русской Церковной Истории, коей преподавание он хотел ввести в духовные училища и составить опыт руководства к оной.

На всём пути своём к св. местам Русским он встречал благоговение к себе жителей; они толпами сбирались посмотреть на маститого Архипастыря, которому предшествовала слава его имени и его дел, и стремились принять от него благословение. – При обозрении Калужской епархии, приписанной к Московской, Платон, посетив Оптину Введенскую пустынь и признав её весьма удобною для пустынно общежительства, и постигнув духовное её значение, решился там учредить оное по образцу Пешношского монастыря73 и взять оттуда у благочестивого игумена Макария в настоятели инока Авраамия. Зимою жил Платон в Троицкой Лавре, а летом в Вифании, редко посещал Москву.

Среди таких его занятий наступил 1796 год, ознаменованный рождением Великого Князя Николая Павловича. Августейшая бабка сама вынесла Внука на руках своих к народу, принявшему новорождённого с восклицаниями радости, и сказала: «Вот, дети, моя радость, а ваша надежда!» Восхищённый отец не преминул известить об этом событии своего Законоучителя, который со слезами умиления совершил благодарственное молебствие74. Тогда как внимание Платона занято было тройственным союзом мира Екатерины II с Англией и Австрией: он внезапно в Троицкой Лавре 1796 года 11 ноября (день решительный для него самого, как увидим), получает собственноручное письмо от нового Императора, Павла Петровича. Извещая его о кончине Матери своей и о своём вступлении на Престол, Государь повелевает ему приехать к себе в С.-Петербург, распорядив всё по епархии, где он не был более года. Сколь ни лестен мог показаться для Платова такой призыв от Императора; однако же мало порадовал его; потому что Архипастырь тогда страдал прежними своими болезнями, начинал скучать мирскими заботами и помышлял более о своём увольнении от епархиальных занятий, как будто предчувствуя новые для себя прискорбия, от коих надеялся укрыться в Вифанском уединении своём. Но можно ли отказать в просьбе прежнему ученику своему и другу, и должно ли было противиться воле Монарха? Платон колебался, медлил, не решаясь ехать в С.-Петербург75, по призыву Царя, не терпевшего коснения в исполнении своих приказов. Между тем тогда приглашал его градоначальник Московский Измайлов приехать в древнюю столицу для духовного торжества. Митрополит отправился в Москву, где и ждал дальнейших распоряжений из С.-Петербурга.

Тогда на Платона обращено было общее внимание; ибо все знали близкие его отношения к Государю; обе его супруги Наталия и Мария, уважая в Платоне своего Наставника, удостаивали его своей приязни. Уже общее мнение предсказывало, что Московский Митрополит, как друг и наставник Царя, станет помазывать его на Царство и первенствовать при короновании, будет отличен особенною наградой, возвышен и воспользуется отменной доверенностью Императора. Многие наперёд поздравляли его с таким счастьем, и как бывает в свете, заискивали его внимание и поручали себя благосклонности его. И действительно, Павел, знавший его с детства своего, привязан был к нему; пятнадцать лет вёл с ним дружескую переписку76 и в письмах именовал его верным другом. И Платон ожидал от нового Государя, как сам пишет, «награды покоем в уединении». Недоброжелательные же к Платону, зная его прямодушие и откровенность, опасались его влияния на Государя, от природы восприимчивого; сторожили случай отдалить его. Тогда первенствующим членом Св. Синода был Гавриил Петров, прежний товарищ и совместник Платона, оспорившего у него честь быть законоучителем у Наследника Всероссийского Престола. Одарённый умом глубоким, обнимавшим не только область христианского православия, но даже и проникавшим в область политики, Гавриил скрытностью и сдержанностью своего характера представлял противоположность с чистосердечием и чувствительностью характера Платона, что обнаруживалось и в служебных их отношениях. Прочие члены Синода и Обер-Прокурор Мусин Пушкин, состоявшие под влиянием Гавриила, более ему и сочувствовали и противодействовали Платону.

Вступление своё на престол ознаменовал Император Павел I дарованием светских отличий Российскому духовенству; в праздник всех Российских орденов, 8 ноября, Новгородскому и С.-Петербургскому Митрополиту Гавриилу и другим Архиереям пожалованы были орденские знаки, между прочим 6 ноября 1797 г. и Московскому Митрополиту пожалован орден св. Андрея первозванного и командорство, состоявшее из селений в Московском уезде: сел Карачарова, Ростокина, Черкизова, деревень Калошиной и Дубровки, подмонастырской слободки Перервинской, деревни Печатниковой и села Тушина. По силе статута, командор мог пользоваться доходами с этих селений. Но ни почёт, ни выгода не ослепили Платона. Держась слов Духовного Регламента, что дело епископов велико, но честь ни каковая, с искренностью друга и усердием подданного написал он письмо к Государю против этого нового установления в Российском духовенстве, прося о повелении присутствовать в Синодальной конторе Епископу Дмитровскому за отъездом своим в С.-Петербург.

По отправлении сего письма, не согласного с образом мыслей и действий Императора, Платон получил от Императрицы Марии Феодоровны напоминание о немедленном приезде в С.-Петербург; ибо там давно ожидал его Император, занятый торжественным погребением Августейших родителей своих Петра III и Екатерины II, которых разлучённые гробницы им соединены были в Петропавловском соборе, где Императрица Анна Иоанновна, через семь лет после кончины Петра I, предала погребению его тело вместе с останками второй его супруги, Екатерины I77. И так, через 21 день после приглашения Государя, отправился Платон в С.-Петербург, с Архимандритом Августином; и, не доехав Твери, в селе Городне получает от Императора в письме выговор за свою медлительность в исполнении его воли, а от Св. Синода отказ с оскорбительным для Московского Архипастыря замечанием на его просьбу. Члены Синода спешили исполнить волю Государя, опасаясь, чтобы он не переменил, и указ подписывали во время совершения литургии в алтаре на жертвеннике. Что произошло от болезни и недоумения, какое могло возбудить необыкновенное стечение обстоятельств, то поставлено было ему в небрежность и высокомерие. «Я ожидал, – писал ему Павел I, что вы поспешите исполнить волю мою, но когда усматриваю противность тому, то убеждаюсь стать против вас на другой уже ноге, приличной достоинству Государя вашего». Бывший тогда при Императоре штатс-секретарь И.В. Лопухин старался смягчить гнев его на прежнего его наставника, зная, что Государь, при первом свидании с Митрополитом Гавриилом, первенствующим членом св. Синода, сказал: «пожалуйста, оставьте Платона в покое, и без меня не касайтесь до него! Мы и так пересолили»78.

Встревожился духом старец от неожиданной неприятности и оскорбительной встречи; потому что душа его настроена была совсем к иным чувствованиям, несмотря на то, что он неохотно ехал в С.-Петербург79. Опять новое недоумение ехать ли к Государю, изъявившему своё неудовольствие, или воротиться в Троицкую Лавру для избежания новых прискорбий. Почитая гнев Государя увольнением себя от приезда, Платон возвратился в св. обитель Сергия, больной и печальный, и оттуда в письме своём объяснил Монарху причину своего медления на пастве и возвращения с пути, прося об увольнении себя от епархии. На это получил от Императора ответ, в коем он уверял прежнего своего наставника, что требовал его к себе по привычке быть с ним и для того, чтобы возложить на него орден, и что надеется на продолжение службы его по епархии». Столь благосклонный ответ облегчил прискорбие Архипастыря и успокоил его встревоженное сердце тем, что Государь уважил его объяснение и увольняет от приезда в С.-Петербург.

Так как назначено было прибытие Государя в Москву к 10 марта, 1798 года, для коронования: то и Митрополит Московский в январе месяце, невзирая на болезнь свою, отправился из Лавры в древнюю столицу, куда прибыл из С.-Петербурга Св. Синод, коего тогда первым членом был Митрополит Гавриил, а Обер-Прокурором А.И. Мусин Пушкин; оба они соединены были, взаимною приязнью и единодушием в своих действиях по своим видам, с коими не всегда согласовался Платон и в записках своих признается, что «терпел искушения от своих собратий». Накануне прибытия Императора, с Платоном случилась столь жестокая болезнь от колики и песка в почках, что он и отчаялся его встретить, и в то же время опасался, чтобы не дано было превратного толкования, если не явится к Царю. На другой день, когда несколько утихла боль, Платон велел себя везти в Петровский подъездный дворец, и там ожидал прибытия Императорской фамилии, а вместе с тем – решения своей участи, тяготившей его душу, при заметной остуде тех, которые прежде его поздравляли с новым счастьем. В приёмной зале Петровского дворца, где собрались гражданские и военные чины, Платон сидел как бы чужой и незнакомый для паствы своей и опальный; никто, кроме секретаря Лопухина, не подошёл к нему под благословение, да и он никого не благословлял, показывая вид, что не узнаёт. Так действовала на знакомых и, по-видимому, уважавших его людей Царская опала! Среди телесных и душевных страданий Архипастыря, приезжает туда Государь с Государыней: на крыльце Петровского дворца, при встрече, он сказал Платону, что весьма рад его видеть. В приёмной зале дворца Платон приветствовал Императора речью, в коей между прочим изъяснил чувствия, близкие к сердцу его в следующих выражениях, напомянувших прежнее его состояние, свои к нему отношения и настоящее торжество: «Се зрим Павла, Богом предуставленного и Богом избранного от пелен быти Царём в Исраили, в православной и преславной России, любезном отечестве нашем. Се зрю того, коего твёрдого просвещения, доброты душевныя, непорочности нравов и истинного благочестия от младых лет, удостоился я быть зрителем и проповедником».

После этой речи, благосклонно принятой Царём и Двором его, Митрополит немедленно отправился к себе на подворье, куда от тяжкой болезни и душевного напряжения, привезён был почти без чувств. Вслед затем он получил от Императора собственноручное письмо, в коем, благодаря за его речь, просил на другой день к себе приехать для того, чтобы, как выразился он, «расплатиться, чем он ему обязан пред собою и светом». Но Платон от слабости сил едва только мог на другой день подписать письмо, в коем уведомлял Государя, что он «очень болен и, как скоро почувствует хоть малое облегчение, то не преминет явиться лицу его». Не прежде, как через пять дней, он едва смог явиться к Государю, который лишь только его увидел, ничего не говоря, возложил на него приготовленный орден св. Андрея Первозванного. Тщетно Платон отрекался от этой почести. Но Государь на все возражения бывшего своего наставника отвечал одно, «что о том довольно рассуждал и хочет, чтобы воля его была исполнена». После продолжительной беседы с Императором, Императрица прежнему своему Законоучителю и духовному отцу подвела под благословение всю Императорскую Фамилию, которую он по желанию Государя, в Великую Субботу, перед священною коронацией, приобщил св. Тайнам в Чудове монастыре. Во время своего пребывания в Москве, Государь дал указ об учреждении больницы в Троицком монастыре80, с назначением на неё по две тысячи рублей ежегодно, поручив Платону 90.000 р. на раздачу бедным.

Коронование назначено было в самый день св. Пасхи, когда должны были соединиться три торжества: церковное, государственное и царское; накануне, Император, сам осмотрев в большом Успенском соборе приготовления к этому торжественному священнодействию, остался столько довольным распоряжениями протопресвитера, брата Платонова, Александра Георгиевича Левшина, что сказал ему: «Завтра я с вами похристосуюсь красненьким яичком», и прислал ему орден Св. Анны I класса, какого ещё не имел никто из духовенства в Москве. По определению св. Синода, Московскому Митрополиту, в день св. коронования, назначено было совершать литургию в его кафедральном Архангельском соборе: Государь, встретив Платона накануне Пасхи, сказал ему: Мы с вами завтра будем вместе молиться». Когда ж Митрополит объяснил ему, почему он не может принимать участия в совершении св. Коронования, Государь отвечал: «я это дело устрою иначе». Хотя первенствовал при этом священном обряде Митрополит Новгородский Гавриил Петров; но Митрополит Московский был вторым; оба они, по воле Государя, после чтения св. Евангелия, поднесли ему для возложения сперва далматик, одеяние древних Царей Русских, а потом порфиру. Когда же помазанный св. мiром, Царь хотел вступить в Царские врата к св. престолу, для принятия свят. Таин, имея у себя шпагу при бедре, Платон остановил его следующими словами: «Здесь приносится бескровная жертва, отыми, благочестивейший Государь, меч от бедра твоего!» Павел, сыздетства благочестивый, смиренно сложил с себя оружие и вступил в святилище.

Торжество это Павел I ознаменовал возложением81 на св. Престол в соборе акта о прямом наследстве Российского Престола, и великими наградами и милостями подданным своим; 672 человека украшены были Российскими орденами и более 80.000 крестьян обращено в поместное владение. На другой день следовало явиться во дворце св. Синоду со знатнейшим духовенством для принесения верноподданейшего поздравления Государю; назначено было представиться вместе с Греко-Российским духовенством и Римско-Католическому со своим Митрополитом Станиславом Сестренцевичем. Тогда Платон, как ревнитель чести православного духовенства, поручил Обер-церемониймейстеру доложить Императору, «что несовместно иноверному духовенству представляться к благочестивейшему Государю вместе со Св. Синодом и православным духовенством». Павел I, уважив мнение Платона, принял Римско-Католическое духовенство в другое время. Митрополит Московский произнёс поздравительное слово, благосклонно выслушанное, и на четвёртый день имел с Государем особенную и чистосердечную беседу, в коей много объяснилось для того и другого и утвердилась было с одной стороны доверенность, а с другой обнаружилась справедливость, прежде омрачённая подозрениями и наветами зависти и вражды.

Между тем как Государь, по примеру венценосных предков своих и по собственному побуждению, сбирался в Троицкую Лавру на поклонение св. мощам древнего ревнителя о благе России, Платон отправился туда для приготовления к принятию Царской Фамилии. В день св. Великомученика и Победоносца Георгия, 23 апреля, Платон, облечённый в убогую ризу Преподобного Сергия и с его посохом, как его преемник в сане Архимандрита Лавры, встретил Государя и сказал ему речь приветственную. Император, сперва удивлённый, потом довольный такою встречею, которая напомнила ему древнюю простоту и благочестие в убожестве смирением мужа, облобызал это ветхое и скудное облачение, орошённое потом труда и слезами молитвы: на другой день он назначил обед в Вифании, после божественной литургии в Лавре. На представление Платона, что «в Вифанской пустыни малы для приёма Великого гостя покои», Император ответствовал: «хотя быв уголке, но там будем обедать».

Так и было. Выслушав молебен Преподобному Сергию, совершенный Митрополитом, в Троицком соборе и приложась к св. мощам, Государь осматривал все церкви в Лавре, драгоценную ризницу и, наконец, Семинарию, где его приветствовали словом Ректор Августин Виноградский, а семинаристы речами и стихотворениями. Мог ли просвещённый Государь остаться равнодушным к раскрывавшимся талантам юношей, будущих пастырей православной Церкви – верной союзницы Царского Престола? Он благодарил Платона и уже из Москвы прислал Ректору Троицкой Семинарии золотые часы, а питомцам её 2.000 руб., в изъявление своего удовольствия и в ободрительную им награду. В Лавре Митрополит представил Государю исцелённую в 1782 г. Евпраксию. Император расспрашивал её о совершившемся над нею чуде при св. мощах Преп. Сергия и пожаловал ей несколько империалов. Таким образом, Павел I соединял подвиги благочестия с благотворениями и покровительствовал духовному просвещению, в пример подданным при начале царствования своего, предвещавшего преобразование в России нравов, обычаев и законов.

В Вифании Платон показывал Государю и Государыне обе церкви, соборную и домовую, также место для своего погребения, а за обедом занимал благосклонное внимание высоких посетителей стихами, речами и разговорами семинаристов из Географии, Истории и Философии. Монарх столько был доволен Вифаниею, хозяином и питомцами рассадника наук, что всё хвалил, целовал юношей и дозволил им обучаться Французскому языку, запрещённому Императрицею Екатериною II, при начале Французской революции; только не изъявил согласия на прошение Платона о заведении типографии, в Троицкой Лавре по примеру Киевской, сказав, что он «правилом себе поставил не умножать типографий». В искренней беседе своей Государь открыл Митрополиту клеветнические наговоры о Вифании, где будто в Митрополичьих покоях письмами его оклеены были стены, и сознался, что сам уверился в несправедливости наветников82. Митрополит предложил было учредить в Вифании Игуменство; но Государь возразил: «На что тебе Игуменство! Ты сам здесь Игумен». Вскоре после стола, Император отправился в Троицкую Лавру для вторичного поклонения мощам Преподобного Сергия; там Платон, при поднесении св. образов в благословение всей Императорской Фамилии, подал Государю просьбу об увольнении его от епархии; но Павел I, не приняв просьбы, приглашал Платона в Москву к празднику Преполовения. Пребывание своё в Вифании Императору впоследствии угодно было ознаменовать учреждением в ней второклассного монастыря и устроением Семинарии. Платон всегда сохранял в сердце воспоминание об этом событии, столь для него утешительном, и соорудили перед кельями своими в этой обители покоя скромный памятник, на коем начертал следующее: «1797 года, апреля 24. Почто, «Вифания, сей год и день прославляеши? Яко державный Великий Государь, Император Павел I и с Государыней Императрицею и со всею Августейшею Фамилиею благоволи посетити мя и вкусити зде трапезу». – «Почто ты, пустыня, тако ликовствуеши? Яко того же года, мая 1 дня, он, Великий Государь, во второклассный монастырь преобрази мя и ещё при мне устроил быть училищу просвещения». На аллегорической же картине изображены слова М.P. hiccondidit. P. I. conditamornavit т. е. Митрополит Платон: сей основал. Павел Первый: этот основанную украсил.

В праздник Преполовения Господня Московский Кремль был свидетелем великолепной военной церемонии, соединённой с церковным торжеством; сам Государь, в Царском далматике и в Императорской короне, командовал войсками на параде, где и Митрополит Московский осенял крестом и кропил св. водою Царя, войско и знамёна. Когда же Платон явился во дворец благодарить Государя за благоволение к себе в милостях Монарших Троицкой Лавре, Семинарии и Вифании: ему вынесены были от имени Императора бриллиантовые знаки ордена св. Андрея Первозванного, а от Императрицы наперстный крест, украшенный драгоценными камнями. Платон, только в самый день отъезда Государя в С.-Петербург, успел его видеть и благодарить за все милости, ему оказанные без просьбы и ожидания, хотя из некоторых его поступков и выражений Архипастырь мог заметить какое-то на себя неудовольствие. При своём прощании с Платоном, Государь и Государыня благосклонно приглашали его в С.-Петербург; между тем как Архипастырь всё помышлял о своём увольнении, по предчувствию ли какому, или по внутреннему побуждению. Но глубоко сердце человека!

Ко дню рождения Государя, 20 сентября, Платон отправился в С.-Петербург; в Гатчине поздравлял его речью и поднёс ему свои проповеди. Пробыв там около шести недель в скучном бездействии, наконец, с позволения Государя, которого он только однажды и видел, отправился в Москву, где ожидали Архипастыря епархиальные дела и окончание начатых строений в монастырях и семинариях. Это было последнее пребывание Платона в С.-Петербурге, а с Митрополитом Гавриилом – последнее свидание, пробудившее в их душах прежние чувствования школьного товарищества, кои погасли было в служебных отношениях. Тогда оба они пролили слёзы душевного умиления. Перед отъездом в Москву, Платон обедал у него; за столом были члены св. Синода и некоторые из светских особ. В продолжение стола, он так откровенно говорил о современных событиях, что хозяин тихонько даль заметить своему гостю его неосторожность. Платон на это сказал ему: «Меня все знают за откровенного человека и не боятся; но тебя, Преосвященный, опасаются, как скрытного, а если ты случайно выпустишь какое либо словцо, то его поймают и тебе обратят во зло». Последствия вскоре оправдали слова прозорливого Платона.

При наступлении 1798 года ожидали Императора в Москву, откуда он намеревался отправиться в Казань. В самый день его прибытия, 10 мая, назначено было Протопресвитеру Успенского собора совершить литургию в своё время; не приказано, однако, делать встречи и приветствовать речью. Как было повелено, так и исполнено. Император, опоздавший по многим занятиям, прибыл в начале первого часа пополудни в Успенский собор, где увидев Митрополита Московского, сказал ему: «Пора начинать обедню!» Митрополит объяснил, что в силу объявленного ему повеления обедня давно отслужена: тогда Государь, не сказав ни слова, приложился к св. местным иконам и мощам Святителей Московских и отправился во дворец. Из Москвы он уехал в Казань, не простившись с Платоном, с которым после этого уже и не видался.

После отъезда Государева, Платон отправился в Вифанию для окончания строения Семинарии, которая и совершена в 1799 году, а в следующем открыта, в день праздника сей обители Преображения Господня, к искреннему удовольствию основателя и благодетеля оной. Открытие этого рассадника наук Платон ознаменовал духовным и учёным торжеством. По совершении Божественной литургии, он, в преднесении хоругвей шествовал с духовенством в Семинарию; сто семинаристов пели стих: Днесь благодать Святого Духа; а потом певчие: Глас Господень на водах вопиет. В Богословской палате, совершив водоосвящение, Митрополит сказал следующее слово: «Благословен Бог и Его святые и непостижимые судьбы! По вседействующей Его силе, я восчувствовал желание, дабы в пустыне сей устроить покой старости моей и останки преставльшихся о Господе братии обители Преподобного отца Сергия сохранить здесь до всеобщего всех Воскресения. Но преобразивыйся на Фаворстей горе Господь чудного света Своего луч ею коснулся и места сего, и оное преобразил. Таинственным некоторым образом вдохнул Он в сердце благочестивейшего Монарха Павла первого, дабы устроить из пустыни обитель, и терния её обратить в цветы и плоды просвещения. И здесь мы, торжествуя, храм сей отверзаем и вводим в оный юношество, дабы оно напоевалось из текущих в нем источников Израилевых, и упоенное, изливало бы оное потоки на лице Церкви Божия. – Преклонив колена сердца и души, приношу благодарственную жертву Всевышнему Промыслу и молю, да ниспошлет своё всесильное благословение на место сие; Монарху же благочестивейшему да дарует благополучие и долголетное царствование, Его же благость и славу вкупе со Августейшею фамилиею, да сподобится со всею Россиею благодарственно воспевать обитель и училище в роды родов». В заключение сего торжества произнесены были речи и стихи на Греческом, Латинском и Русском языках83.

Из достопамятных происшествий в царствование Павла I, касающихся истории Иерархии и жизни Платона, было учреждено в 1799 году Калужской епархии, отделённой от Московской, и переименование Митрополита Московского и Калужского, – Московским и Коломенским. Тогда же Митрополит Новгородский и С.-Петербургский Гавриил неожиданно уволен был в Новгород, куда он немедленно и отправился 16 октября, сначала переименованный в Митрополиты Новгородские и Олонецкие, а потом совершенно отстранённый от управления епархией. Место его заступил Амвросий Подобедов, прежний Викарий Московский, облагодетельствованный Платоном, но поставивший себя почти в те же отношения с ним, как и предшественник его. В 1800 г. поступила к Московскому Митрополиту просьба от 250 г. Московских старообрядцев о дозволении построить им церковь, иметь по согласию прихожан рукоположенных от Архиерея священников и отправлять Богослужение по старым книгам: тогда Митрополит, по совещании с некоторыми духовными особами, изложив правила об этом нововведении, препроводил просьбу старообрядцев, при своём мнении, в Св. Синод. Его мнение и правила утверждены были указом Государя, и вследствие сего в 1801 году основана в Московской епархии на Введенском кладбище первая единоверческая, или, так называемая, благословенная церковь – памятник благоразумной терпимости. В мнении своём84 Платон полагал, чтобы присоединённых к православной Церкви не называть более ни раскольниками, ни старообрядцами, а именовать единоверцами или соединенцами и церковь их – единоверческою. Первая на Москве такая церковь в честь Введения Божия Матери освящена, по благословенно Митрополита Платона.

Между тем Английские пытливые богословы через полномочного Министра при дворе Великобританском Графа С.Р. Воронцова отнеслись с вопросами к Митрополиту Московскому о разделении и разности Восточной Церкви от Западной, о св. крещении и поклонении св. иконам. Поводом к тому было сочинение Дютана о православной Греко-Российской Церкви, которое доставил Преосвященному при письме гвардии капитан П.А. Яковлев. Митрополит, сообщив Английским богословам замечания свои об этом важном и любопытном предмете (как говорят, писанный под его руководством Мефодием Смирновым), послал им и сочинение своё о Христианской Богословии в Латинском переводе, с тем намерением, – как он выразился в послании своём, – «дабы из него лучше могли понять силу того учения, коему следует Греко-Российская Церковь, и убедились бы, что люди, через меру мудрствующие, всегда покушаются смешивать древнее с новым и неизвестное с известным». Замечания и книга Платона приняты были в Англии с уважением и переведены на Английский язык. Богословия его употреблялась при богословских лекциях в Оксфордском и Глазговском Университетах. И другие иностранные учёные в Германии, Италии, Швейцарии и Франции, для распространения своих познаний о духовном состоянии России, старались заводить переписку с Платоном, которого имя славилось в Европе: что доказывают их письма и отзывы о нём в сочинениях. Сколько ни вызывал его на сближение с собою Римский Первосвященник, сам и через своих агентов; но Платон, не терпевший системы папизма, уклонялся от сношений с ним.

В 1800 году Платон, по обыкновению своему, поздравил Императора письмом с днём рождения и получил в ответ благосклонный отзыв. По наступлении следующего года, сколько от повторившихся немощей своих и от бремени лет, столько по особенному какому-то побуждению, он на 64 году жизни своей, февраля 20 1801 года написал духовное завещание, которое потом подтвердил в 1806 и 1807 годах; посему и говорит в этой духовной своей, что достиг далее семидесяти лет. Как она составляет предсмертную исповедь его души и чувствования его сердца, коими он жил: то мы её представляем читателям нашим в подлиннике:

«Господи Боже мой! Ты создал мя еси, якоже и вся твари, даровал душу бессмертную, и соединил оную с телом смертным и тленным.

Сей состав должен в своё время разрушиться. Всем бо детям Адамовым предлежит единожды умрети, потом же суд.

Достигши далее семидесяти лет, болезнями удручаемый и разными искушениями ослабляемый, жду сего страшного, но вкупе и вожделенного часа; ибо и младый и здравый не весть, егда Господь приидет.

Яко уже наступившу сему часу, и оглашающу уши мои сему судеб Твоих гласу, исповедаюся Тебе Господи, всем сердцем моим, и Благодарю Тя, яко просветил еси мя светом Евангелия Твоего.

Благодарю Тя, яко оградил мя еси новым таинственным рождением во усыновление Христом Твоим.

Благодарю Тя, яко восприял еси мя в сообщение крове искуплении чрез Христа Твоего.

Благодарю Тя, яко удостоил еси быти мне, хотя малейшим членом святейшего Тела Церкве Христа Твоего.

Благодарю Тя, яко благословил еси быти мне в причте85 Владычняго дома Твоего, Церкве Твоея; и хотя сосуд скудельный, но не возгнушался Ты обратити его в малейшее служение и употребление, в Священном и Царском Доме Твоем.

Благодарю Тя, яко во многих моих делах, к назиданию премудрого устроения Церкве Твоея, во благий успех мне содействовать и благодатно спомоществовать благоволил еси.

Благодаря Тя, яко во многом мое нерадениe, многих и благих дел чрез злыя намерения превращение, прикрывал Ты долготерпением Своим.

«Благодарю Тя, яко Ты, Господи, щедрый и милостивый и долготерпеливый и истинный, не по многим моим и скверным86 беззакониям сотворил еси мне, а не по тяжким грехам моим воздал еси мне, вдыхая ко обращению моему чувствие облегчения и раскаяния.

Благодарю Тя, яко во многих моих искушениях и напастях, праведно на мя ниспосланных, не попустил Ты мне впасть в уныние и отчаяние; но подкреплял Ты мя силою свыше, по мере веры моея, яже есть дар Твой.

Благодарю Тя за многие дары Твои и по телу и по душе кои злоупотребляя, являл я мое безумие и неблагодарность. Аще же кое благое их употребление принесло какий либо благий плод, буди Тебе единому благодаpeние и честь и слава!

Благодарю Тя, яко, в надежде милocepдия Твоего, даровал Ты мне таинство покаяния; паче же бесценныя заслуги и святейшую жертву Тела и Крови Христа Твоего, Искупителя моего, Ходатая моего, великого и вечного Архиерея, сего небесного и святейшего Жреца, единожды на кресте Себе за мя принесшего и во веки освятить мя могущего.

Приими, Господи, сие мое сердечное покаяние!

Прости ми грехи, и покрой их честною ризою Христа Твоего. Даруй воспети со всеми святыми: Блажени ихже оставишися беззакония и ихже прикрышася греси. Блажен муж, емуже не вменит Господь греха.

Благослови, Господи, православную Церковь Российскую, и утверди оную в вере и благочестии, во веки непоколебиму.

Благослови, Господи, всех благодетельствовавших и доброжелательствовавших мне в пути жизни моея, и милостиво восприими на Ся долг моего им обязательства к возданию.

Прости, Господи, и всем, чем либо меня, или по неведению, или по обшей слабости, оскорбившим и обидевшим; и я их прощаю пред лицем Твоим.

А паче прости, Господи, мне, многих по неведению, или по действию страсти, оскорбившему и обидевшему, и расположи их, да простив мне от сердца помолятся о мне лицу Твоему.

Прошу и молю всю Церковь Божию, да пред священным жертвенником приносимый таинственно духовной и умилостивительной жертве Христовой, и о мне грешном рабе Платоне пролиются Богоугодные молитвы, во отраду душе моей.

Земле! разверзи свои недра, и приими от тебе взятое.

Господи! приими дух мой! Господи! в руце Твои предаю дух мой!

Вем, емуже веровах, и извещен есмь, яко силен залог мой сохранити в день онь».

Между тем как Платон от временного обращался мыслью к вечному, Государь изъявил свою волю посетить древнюю царелюбивую столицу; объявлено было и расписание празднествам и, между прочим, назначено и пригласить к Государеву столу Московского Митрополита.

В то самое время, как все готовились к принятию Государя, и Платон нетерпеливо ожидал его, внезапно получает он в Вифании от Главнокомандующего в Москве Графа Салтыкова уведомление о восшествии на Престол Императора Александра I. Весть о внезапной кончине Императора Павла поразила скорбно сердце Платона; но в тоже время его оживила радостная надежда, что на Престоле Российском Тот, о Котором в слове своём он предвещал, что будет украшением Царскому роду, подпорою благочестия, утехою России.

Конец 1 части

***

Приложения объяснительные и дополнительные

А. Письмо Архимандрита Гедеона к Петру Егоровичу Левшинову

Г. Левшин! что вы не отрицаетесь быть в нашей Лавре, то мне весьма приятно; напротив того и вы не инако должны принимать то, как от доброжелателя вашего, что я исходатайствовал, чтоб быть вам в моей Семинарии; я подлинно вас уверить могу, что сие служить будет вам к доброй промоции, ежели Господь поспешит мне в моих намерениях, который есмь вам вседоброжелательный А. Гедеон. Июня 29, 1758 г. СПб.

***

Б

Встречи Государей, по тогдашнему обычаю, были почти одинаковы; описываемая нами случилась не в сентябре 1762 г., а в июне 1775 года87; посему и относится к 17 странице. Следуя примеру венценосных Предков своих, Императрица в июне 1775 года, из Москвы пошла в Троицкую Лавру пешком с Цесаревичем, его Супругою, со всем Двором своим и даже в сопровождении чужестранных Министров и Посланников. Толпы народа ей сопутствовали и отовсюду стекались видеть благоговейное и вместе торжественное шествие Повелительницы России на поклонение Преподобному Сергию, к которому, и при жизни его и по смерти, притекали Государи Российские просить благословения в начинаниях своих ко благу России и ходатайства у Бога. Близ предместья Лавры, в селе Клементьеве встретил Государыню Архимандрит оной и вместе Архиепископ Московский со всем духовенством, со св. хоругвями, крестами и св. иконами, и говорил речь, в коей изобразил важность подвига её, как разительного примера благочестия для подданных, и свою признательность. После чего с крестом в руке сопровождал Императрицу со всею её свитого в св. обитель: во время её шествия, раздавался колокольный звон в Лавре и пушечный гром со стен её и валов. При вступлении в святые ворота, воспитанники Троицкой Семинарии, поставленные в ряд по два человека от ворот до Троицкого собора, пели торжественный гимн, выражавший их радость и счастье. Императрица шла в собор по пути, усыпанному полевыми цветами; там приложась к мощам Преподобного Сергия и принеся своё моление Богу, остановилась в Архиерейском доме, где Платон с первенствующею братиею приносил Ей и Их Императорским Высочествам своё поздравление с благополучным прибытием и от всей обители поднёс ей хлеб и соль. Ввечеру торжествующая Лавра, по распоряжению Платона, вся была иллюминована, и в мирных стенах её горели великолепные щиты в разных огнях с именами Екатерины, Павла и Наталии.

На другой день Императрица, после обедни, неожиданно посетила Архимандрита Троицкой Лавры, который говорят, встречая её у себя в келлии, воскликнул: «Откуду мне сие, егда Мати Господа моего прииде ко мне?» – При сем случае поднёс он в благословение Императрице св. иконы; на другой день она посетила Семинарию, где были держаны диспуты о Богословских предметах и принесена от питомцев Лаврских благодарность в стихах и прозе; «что Государыня приняла с явными знаками отменного удовольствия и с вящим к училищу благоволением». – Платон, стараясь занять внимание наблюдательной Государыни, показывал и объяснял сокровища и достопамятности монастыря, совершал невиданные ею обряды пострижения в монахи и обращения раскольников к Православию. – Шесть суток пребывания в Лавре Екатерины были торжественными праздниками: днём раздавался звук колоколов и гром пушек, вечером в стенах Лавры горели щиты, фейерверки и толпился бесчисленный народ, жаждавшей видеть свою Повелительницу. День накануне отъезда из обители Преподобного Сергия, определила Государыня на торжествование памяти сего Св. Угодника. Это было 2 июля. Литургию совершал Платон с отличным духовенством и, по окончании молебна, при провозглашении многолетия Государынь и Августейшему Дому, палили из 51 пушки. В знак своего благоволения Государыня пожаловала на монастырь и Семинарию 6.000 р., а Начальнику Лавры золотые часы, богато бриллиантами убранные. Довольная его распоряжением для её приёма, она торжественно изъявила ему свою благодарность.

***

В. Письмо г. Вольтера к Императрице Екатерине II

Всемилостивейшая Государыня!

Прежде всего, должно мне уведомить Вас, что Я имел честь видеть у себя в пустыне Княгиню Дашкову – и от неё получил проповедь Тверского Архиепископа Платона, произнесённую при гробнице Петра Великого, на другой день, как Ваше Императорское Величество получили известие о совершенном истреблении Турецкого флота. Сия речь, обращённая к основателю Петербурга и Ваших флотов, есть, по мнению моему, знаменитейший в свете памятник. Я думаю, что никогда и ни один оратор не имел столь счастливого предмета к основанию своего слова, не исключая и Греческого Платона. Тот день, в который сия Августейшая церемония происходила, почитаю я за славнейший день жизни Вашей; но здесь я разумею только прошедшее; ибо надеюсь, что Вы насладитесь впредь достославнейшими днями.

Поскольку Вы в Петербурге имеете уже Платона: то я уверен, что Графы Орловы заменят собою в Греции Мильтиадов и Фемистоклов.

Имею честь отправить к Вашему Императорскому Величеству в промен на Платонову проповедь перевод с Литовской. Она содержит смиренный ответ Польским Конфедератам на их грубые и смешные лжесплетения, напечатанные в Париже.

Не знаю, о чем Австрийцы готовятся проповедовать в Венгрии. Может статься, будут склонять к миру; а может быть, и крестовым походам. У нас слышно, что будто бы Султан Алибей в Сирии, в одной из своих проповедей замешался – и будто б почти онемел. Однако же я думаю, что Вы его сделаете красноречивее прежнего. Мустафе будут делать поучения с правой и с левой стороны до тех пор, что, наконец, он принуждён будет исповедаться у Архиепископа Платона и потом признаться, что он превеликая свинья, которая без всякой причины, досаждала Августейшей Героине моей. Всегда имею честь, сколько растущую луну ненавидеть, столько к блистающей северной Звезде быть исполненным приверженностью, почитанием и благодарностью, и проч.

Ферней 15 мая, 1771 г.

L’ Histoire de l’Empire de Russie sous Pierre le grand, par Voltaire:

«le prédicateur, nommé Platon, est digne de ce nom parce qu’ aumilieu de son discours, passa de la chaire, où il parlait, au tombeau de Pierre et embrassant la Pasne (?) de fondateur:

«C’est toi, dit – il» qui a remporté cette victoire».

Платон, благовестя победу под Чесной,

Сиял небесною в лице своём красой,

«Тогда как бросившись с кафедры на колени,

Пред гробом нашего Петра, он славной тени

Воскликнул; Разорви оковы естества!

Восстани нашего виновник торжества!

Воззри на бунчуки, на флаги, на знамены,

Которыми твои украшены здесь стены:

Всё это – Ты! Твоя приносим от Твоих!

А. Воейков

Сие необыкновенное и смелое обращение некоторыми опровергается; но оправдывается современниками, духом времени и примерами предшественников. Принц де Линь, в своих сочинениях, так отзывается о Платоне:

«Если бы вы узнали здешнего Архиепископа, то чрезвычайно бы его полюбили, а он Вас. Его зовут Платоном; но гораздо превосходнейшим того, которого некогда называли божественным. Доказательством, что он Платон земной, послужило мне то, что когда он выходил из своего сада, а Княжна Голицына подошла к нему просить благословения: он сорвал розу – и ею благословил Княжну».

***

Г. Мнение преосвященных Иннокентия и Гавриила и Иepoмонаха Платона о наказе Императрицы Екатерины II

(Письмо к Графу Н.И. Панину)

Сиятельнейший Граф,

милостивый Государь!

Мы по справедливости благодарностью Вашему Сиятельству обязанными признать себя должны, что через благосклонное для нас Вашего Сиятельства ходатайство удостоены мы Высочайшей Её Императорского Величества доверенности в дозволении нам прочесть собственными Монаршими трудами и собственною Самодержавною десницею написанное сочинение. Какие премудрости сокровища в оном сочинении заключаются, мы тому больше дивиться, нежели словами открыть можем. Однако признаваясь по той искренности, какую мы всевидящему Богу и Его на земли образ носящей Монархине обязаны, не можем не изъясниться, сколько скудному нашему рассудку есть вместительно, что оное сочинение в роде Законодательства есть совершеннейшее. В нём всяк ясно видеть может живой образ Государя попечительного, премудрого, человеколюбивого, кроткого, снисходящего до малейших человеческих нужд и требовании, и своё благополучие в благополучии своего Государства поставляющего. Видно в нём свойство попечительного Государя, потому что Её И.В., превосходя повседневные многочисленные великого правления труды своим неутомимым духом, сама своею священною особою в законодательский, столь в России нужный подвиг вступить соизволила, и всем тем блаженству общему жертвует дражайшим здравием Своим. Премудрость потому, что Её И.В. Законодательские установления утверждает на основаниях самых ясных, твёрдых, непорочных, здравым рассудком и Евангельским Законом оправдываемых. А человеколюбие и кротость потому, что через всё Её И. Величества сочинение сия святая блистает мысль, чтоб доставить всякому любезную естественную вольность, соединяя оную с не нарушением общего покоя, и чтоб наказание зла было совокупно со исправлением злых. Таковое сочинение само через себя к уверению действительное, услаждено притом приятнейшим и острым речи слогом; так что важности вещей слова счастливо соответствуют. О да соблаговолит Царь царствующих, чтоб сие божественное законодательство благополучным увенчано было концом, и тем бы обрадовано было столь благодетельное Её И.В. сердце. Да и сумниться не можно, чтоб Божий Дух, Который возбудил в Её И. Величестве столь великое и похвальное, уже и действием начатое намерение, не утешил всех нас совершенным оного исполнением. Мы за прекраснейшее жизни своей время то почтём, в которое велит Монархини Екатерины II божественные законы в своё вступать течение, и тем Божию умножать славу, её имя оставят всем векам во благословение, отечество возведут на высочайший благополучия степень: из чего проистекут нам струи сладости, какую человек сочувствовать может, когда порок истребляется, а увенчивается добродетель.

Сиятельнейший Граф! Сих произведённых в сердце нашем к Её И.В. благоговейных чувствований признаём мы Ваше Сиятельство орудием благодетельным. Почему имея уверение как от сего, так и от других многих случаев Вашей к нам благосклонности, не сумнимся, что Ваше Сиятельство и впредь в препоручении нас Высочайшему Её И.В. покровительству, будете надежнейший предстатель.

Вашего Высокографского Сиятельства

Милостивого Государя покорнейшие слуги

Иннокентий Епископ Псковский,

Гавриил Епископ Тверский,

Иеромонах Платон.

1766 года, апреля 29 дня.

***

По всеподданической нашей к Е.И.В. верности, уверяем себя, что наше сердце Её И. Величеству тем будет приятнее, чем оно искреннее. И потому дерзаем с достодолжным к Державе Её благоговением, и, имея на то Высочайшее себе дозволение, следующие сделать примечания, уповая, что Её И. В. сие, надобно сказать, дерзновение примет не за что другое, как только за знак искренности нашей.

На 5 листе, на стр. второй написано, что «Все политические пороки не суть пороки моральные» и проч. Но как кажется, что некоторые политические пороки вместе суть и пороки моральные, то мнится, надобно ограничить всеобщее расширение сего правила, и из числа моральных пороков не все политические пороки выключать.

На листе 6, на стр. 3 и 4. При сем имени существительном, святотатства, положено имя прилагательное, простые. Сие имя простые, хотя имеет в сем месте выражение самое сильное в рассуждении просвещённого человека; но как иному, дальнего просвещения не имеющему, может показаться, что сим словом уменьшается великость святотатства: то рассуждается, чтобы, вместо сего слова, «простые«, положить, »прямые» или »явные святотатства».

На том же листе, на стр. 4: «Святотатцы или богохульники наказываются изгнанием из храмов, исключением из собрания верных» и проч. Сии наказания подлинно производятся от естества вещи, и со стороны Церкви иные употреблены быть не могут. Но как рассуждается, что святотатства, или богохуления едва ли когда могут быть, чтоб вместе не нарушили покой общества: то кажется, что святотатцы, или богохульники, кроме оных наказаний, привлекают на себя и те наказания, какие в третьем роде определяются против нарушающих спокойство и тишину граждан.

На листе 9, на стр. 2. «Что когда люди не воздерживаются инако, как только суровыми казнями, сие проистекает от насильства правления». Подлинно, насильственное правление, ожесточая дух, погашает в нём чувствительность к добру. Но как рассуждается, что некоторые люди суть весьма ожесточены, и столь внутреннее совести чувствие погасившие, что иногда и кроткий Государь в печальной необходимости себя находит употребить наказания против кроткой сердца своего склонности. В таком случае сии самые рода человеческого изверги будут причиною налагаемой им казни и своего неисправления.

На листе 43 на стр. 1 приведённая речь Императоров Феодосия, Аркадия, и Гонория, в которой преступление, оскорбляющее Величество, немного уважается. Но как Государевы особы безопасность соединена есть с безопасностью всего Государства, так как главы и тела: то и малейшее против сего подозрение без уважительного, впрочем, справедливого исследования оставлено быть не может. И потому оная речь подробнейшего требует изъяснения.

На том же листе, на стр. 2, изъясняется о сочинениях язвительных, что весьма беречься надобно, чтоб дальняя об них не делать изыскания, в рассуждении той опасности, дабы умы не почувствовали притеснения и проч. Хотя подлинно сие писать вольность человеку есть сродна, и много споспешествует к распространению знания: но как вольность весьма премудро в сочинении Е.И.В. на листе 3, на стр. 3 и 4, определена: в праве всё то делать, что законы дозволяют, и ежели бы какой гражданин мог делать законами запрещаемое, там бы уже вольности не было. И потому оная сочинений вольность должна иметь свои справедливые границы, за которые бы ей выходить нельзя было.

На листе 45, на стр. 1 написано, что «обвинение в еретичестве не ведёт прямо к действиям гражданина; но больше к понятию воображённому людьми о его характере: то и бывает оно очень опасно по мере простонародного невежества». Но как еретичество (о волшебстве мы ничего не говорим,) взяв сие слово в том знаменовании, что оно есть ложное мнение, противное истинам, принятым Церковью, едва ли может быть отдельно от беспокойства общества, которым согласие граждан связывается; и потому кажется, что оно не только должно быть опасно по мере простонародного невежества, но и по силе справедливости закона.

В некоторых местах примечаются слова, до орфографии надлежащие.

О сделанных нами сих примечаниях мы не можем столь дерзновенны быть, чтоб их почитать за неоспоримые. И потому предаём оные в рассуждение премудрости, которую мы в благочестивейшей нашей Монархине со благоговением почитаем.

***

Д

Преосвященнейший Владыко!

Любезнейший во Христе брат и благодетель!

Чем точнее известен я об отменных достоинствах и заслугах Вашего Преосвященства, тем паче и паче сорадуюсь о Вашем на Архиепископский престол возвышении. В. П. довольно, уповаю, уверены о моём к вам искреннем усердии; следовательно, не можете сумневаться, чтоб и поздравление моё с новым и сугубым достоинством не было чистосердечно: потому наипаче, что я с непременным к В. П. почитанием всегда был и вперёд быти имею.

Вашего Преосвященства,

моего во Христе любезнейшего брата

и благодетеля смиренный сослужитель,

слуга и богомолец

Архиерей Московской Амвросий

из Москвы, Октябрь 7, 1770 г.

***

Е. Надпись на каменной доске в стене Троицкого собора Лавре

Во славу Богу Всемогущему, молитвами зде почивающего Угодника, среди смертной язвы, в Москве и окрест самого места сего свирепевшия, лета от P.X. 1771, не токмо живущих в обители сей, но и вне оныя принадлежащих ей служителей, ничем же невредимых, чудесно сохранившему, аще обитель и бе отверста всем приходящим, на память незабвенную будущим родам толикого чудесе и благодеяния иссечен камень сей лета 1774.

***

Ж

Н.И. Новиков отослан был на испытание в Законе к Московскому Митрополиту, который нашёл его таким христианином, каких бы желал он, чтоб было больше. Сими словами доносил Преосвященный Платон о порученном ему испытании.

«Первый разговор Павла со мною был о Московском Митрополите Платоне, на которого он гневался за то, что Платон по его призыву, не только отменно милостивому, но, можно сказать, дружескому, не поспешил к нему приехать, и представлял против начатого Императором жалованья духовным особам знаков орденов кавалерских. Причём Государь спрашивал меня: как я думаю об этом жалованье?» – «Я ему отвечал, что истинной Церкви Христианской такие почести, самолюбие питающие, конечно не приличны; но приемля правление Церкви ныне больше учреждением политическим, не бесполезно, по мнению моему, употребляться могут такие отличия, для награды и поощрения оного членов. L’habit ne fait pas le moine (платье монахом не делает)», – прибавил я. – «Правда твоя», – сказал Государь.

«Я старался оправдывать Платона, сколько мог, а Государь сильно обвинял его, и с некоторым огнём неудовольствия даже против меня, при всём несказанно милостивом со мною обращении. Однако я смело продолжал и имел счастье много помочь к умилостивлению Государя. Кончилось тем, что он изволил мне сказать: «Ну, видно ты прямо любишь Платона, и если так, как ты говоришь; то мы с ним помиримся. Пусть он сюда приедет!«"

«Тот же день писал я всё это к Митрополиту, советуя поспешить приездом. Но он прежде ещё воротился с дороги, получив весьма гневное от Императора письмо, отправленное к нему ещё до моего приезда, и по Государеву же повелению, с жестоким выговором из Синода указ, о коем определение Члены подписывали в день праздничный, в алтаре придворной церкви, в самое время совершения литургии. От сего он занемог и не смел уже ехать. Уведомляя меня о том, благодарил он меня точно такими словами, что «и батюшка его родной не мог бы больше для него сделать со своей стороны и по сей час не было иных чувств, кроме искренней дружбы и почтения к сему знаменитому дарованиями своими мужу, и Пастырю, редким благоразумием украшенному»».

После разговора со мною, Император при первом свидании с Новогородским Митрополитом Гавриилом, сказал ему: «Пожалуйста, оставьте Платона в покое, и без меня не касайтесь до него. Мы и так пересолили».

Таково свидетельство Г. Сенатора Лопухина в его Записках о жизни своей, коих половина напечатана в Друге юношества 1811 г. см. Русской Вестник 1842 г. № 3. Москвитянин 1842 г. № 3 и № 5. Знающие это лучше сами учинят поверку сему свидетельству и свидетелю.

***

З. Рескрипт Императрицы Екатерины II

Московскому Главнокомандующему Еропкину.

Пётр Дмитриевич! По доходящим сюда сведениям, что в Москве хотят переводить новое издание Бомарше всех сочинений Вольтера, в 69 томах состоящее, прикажите Управе благочиния и Обер-Полицеймейстеру наблюдать, чтобы таковое издание отнюдь не было печатаемо ни в одной типографии без цензуры и апробации Преосвященного Митрополита Московского, пребываем, впрочем, ко всем благосклонны.

Екатерина

СПб. Сентября 23, 1789 года

(см. Москвитянин 1844 г. № 11)

***

И. Рескрипт Императрицы Екатерины II

Архиепископу Платону

Преосвященный Архиепископ Московский! Подвиг, который вы подали при открытии Наместничества Калужского на основании Моих учреждений, споспешествуя делу сему вашими пастырскими поучениями, есть новое свидетельство вашего ко Мне усердия и любви к Отечеству, усугубляющее и Моё к вам отличное благоволение и удовольствие. В долг для себя непреложный поставляя пещися о распространении благоденствия Империи не премину и в своё время распорядить и дела, относящиеся к церковному управлению, дабы и оные во славу Божию и во благо Христианам восприяли сходственнейшее и лучшее течение. Я не сомневаюсь, что ваше Преосвященство присоединяет к моим молениям и свои ко Всевышнему, чтоб Он ниспослал святую помощь Свою во всех намерениях Моих на пользу общую. Есмь впрочем вам доброжелательная

Екатерина

4 февраля 1777 г. в С.-Петербурге

***

I

Между колокольнею и Троицкою соборною церковью в 1792 г. поставлен обелиск из дикого камня, на тумбе из того же камня. Вышина обелиска 14 аршин; наверху его поставлен медный вызолоченный через огонь шар. Над тумбою укреплены солнечные часы. На тумбе с четырёх сторон подписи о достопамятных событиях Лавры:

(1 на южной стороне):

D. O. M.

(т. е. Deo optimo maximo)

«Три были несчастные для России времена; и в оных сия обитель к сохранению Отечества содействовала и спомоществовала».

«Было Татарское иго, кое не один век угнетало Россию. Великий Князь Димитрий Иоаннович Донской сражался с Татарами под предводительством Мамая. Св. Сергий тому содействовал и молитвами, и советом, и посланием на поле сражения двух иноков Пересвета и Ослабя, и писанием одобрительном при самом в бой вступлении, обнадёживая известною победою, одержанием которой положено основание к свержению наконец ига Татарского».

(2 на восточной стороне):

«Злоключение было от Поляков. По злокозненному коварству Римского Папы с Иезуитами, вымыслив они лже-Димитрия, и под его именем, довели было Россию до края бедствия. Обитель сия ко избавлению всеми образы не токмо спомоществовала; но всех сынов Отечества действия, предприятия, ревнования, совершения, духом своим оживляла. И хлебом во время глада снабдевала, и многими деньгами нуждам Отечества служила. Даже жертвовала и самыми церковными драгоценными утварями. Но и долговременную выдержала осаду; и тем северные страны, а чрез них и самую Столицу и всю Россию предохранила».

(3 на северной стороне):

«Притом и во все грады из сея же обители летали увещательные грамоты, возбуждающие на помощь Столицы, кои воздействовали в Нижних градах, особливо же в достопамятном Нижегородском гражданине, Козьме Минине. Но и самому по бури воссиявшему ведру, единодушным избранием Царя Михаила Федоровича, и совершенному мятежей успокоению, сия же обитель соучаствовала. Ибо и самому миру Промысел благоволил заключену быть под стенами сея обители, в селе Деулине».

«Во всех же оных славных деяниях отличил себя Троицкий Келарь Аврамий Палицын, и Архимандриты сея обители, Иосаф и Дионисий».

(4 на западной стороне):

«Во время стрелецких мятежей, Пётр 1, сей муж, толико собою славный, и толико Россию прославивший, для сохранения своей жизни, двукратно находил убежище внутрь сея священной ограды.

В прославление сея обители и в вечную память великих мужей: Св. Сергия, Архимандритов Иосафа и Дионисия, и Келаря Аврамия, поставил и посвятил сей памятник.

Платон Митрополит Московский и Архимандрит сея Лавры». 1792 года.

«Они на небесах: им слава не нужна,

К подобным нас делам должна вести она».

В 1823 году вокруг сего обелиска поставлены соединённые цепью пушки, которые некогда служили для защиты Лавры от Поляков.

***

К

«В надежде воскресения здесь преданы земле телеса блаженных иноков Александра Пересвета и Родиона Ослабя, которые в 1380 году преподобным Сергием Радонежским быв даны в сопутствие Великому Князю Димитрию Иоанновичу Донскому, ополчившемуся против Мамая Князя Татарского, со многочисленным воинством на Россию пришедшего, в кровопролитном близ Дону на поле Куликове, сражении, где одержана Россиянами совершенная победа, положили за отечество живот свой. Над сими талесами устроены прежде были две гробницы; потом, при разобрании в сем приходе старой колокольни, уничтожены; ныне же повелено в честь сих воинов и в память усердия и храбрости их потомству соорудить вновь сей памятник 1794 года».

***

Л

Послал я к Её Императорскому Величеству всенижайшее прошение о дозволении мне ещё здесь пребывать два года. Прошу покорнейше Вашу Светлость продолжать ко мне благодеяния свои, исходатайствованием милостивейшего Её Величества на то повеления. В Петербурге никакою особливою должностью я не обязан; а в Синоде, сколько я знаю, во мне большой надобности не состоит, и я там должен бывать почти без всякого упражнении. Но здесь в епархии моей многие прямо до меня относятся дела, коих решение в отсутствии моём и для меня и для просителей с немалыми соединено затруднениями. При том изволите знать положение здешнего города: когда не я, так должен же здесь быть другой Архиерей и, как я думаю, лучше в нём оставаться местному своему Пастырю, нежели стороннему, оставив свою епархию. Не говорю уже о том, что переезд мой излишнее во всем в Петербурге противу Москвы содержание, и лишение некоторых здешних случайных доходов, убытка мне может всякий год принести не меньше четырёх тысяч рублей. Я бы сего нимало не уважил; ибо, по милости Вашей и Государыни моей, я доволен, если б, впрочем, находил, что моё в Петербурге пребывание для общей пользы есть нужнее и полезнее, нежели в Москве. Сверх того, могу открыться вам Милостивый Государь, что я уже помышляю и об отдохновении от забот. Десятый год в Архиепископском чину: если исполнится двунадесятое число, располагаюсь проситься на обещание в любезную мне Лавру; ибо в трудах от юности моея вознесся же, смирихся и изнемогох. Открывая Вашей Светлости мои мысли, и предаю Вам всё моего сердца усердие, прося на просьбу мою благоснисходительно воззреть, с отличным высокопочтением пребываю и проч.

1779, Окт. 28. Москва.

***

P. S.

Милостивый Государь мой!

По Высочайшему Её Императорского Величества к Князю Михаиле Никитичу Волконскому письму, публике в соборной церкви объявленному, мы с радостнейшим чувствием совершили торжество о рождении Великого Князя Константина Павловича, сего Мая 5 дня. Я служил, отправлял молебен и говорил проповедь. Того ж месяца 9 числа на день Вознесения Господня, пред самым тем временем, как сбирался ехать к празднику в Вознесенский монастырь служить, получил чрез почту от Его Императорского Высочества своеручное письмо, которым извещая о рождении Великого Князя, и что как он, так и высокая родительница Великая Княгиня, слава Богу! здоровы, изволил просить принести Господу Богу благодарственный молитвы. Я почёл за долг, по совершении в том монастыре литургии, и по сказывании мною проповеди, отправить благодарственное о здравии Её Императорского Величества и Их Императорских Величеств молебствие; и чтоб предстоящий народ мог знать, о чем сие молебствие имеет совершаться, и в радостнейшем о здравии Её Императорского Высочества и новорождённого Князя извещении имел бы со мною участие, приказал оное Его Императорского Высочества письмо в той церкви прочесть; что и принято с величайшим удовольствием, как по лицам предстоящих видеть было можно. Но со всем тем слышу, что некоторые, не знаю, почему, оное Его Высочества письма прочтение ставят мне в предосуждeниe. А как, может быть, таковые толки дойдут и до Петербурга, как то и самым делом Князь Михаила Никитич Князю Александру Алексеевичу Вяземскому писать, яко молву некоторых здешних толкователей: то прошу покорнейше Вашу Светлость, яко моего благодетеля, таковых толков предосуждение от меня отвратить, и представить мой поступок не инаковым, как происшедшим от верного Её Императорская Величества подданного, принявшего чувствительнейшее участие в общей радости, которую всяким образом и пастве моей сообщить считать я особливым своим и общим удовольствием.

А с письма Его Императорского Высочества прилагаю при сем копию. (Копии сей не достаёт).

***

Светлейший Князь, Григорий Александрович!

«Радостная весть о взятии Очакова сюда достигла ещё Декабря 18 дня. Весь Царствующий град казался подвигшимся от радости. Притекли мы в первенствующий храм, и, преклонив колена, приносили Верховному Господу сил благодарения искреннего жертву. Потом достойно воспрославляли мужественного победителя и благоразумно им управляемое воинство. Я, по особенной духа моего к Вашей Светлости привязанности, почитал за долг немедля принести вашей Светлости поздравление; но по отдалённости не был известен о точном места Вашего пребывания. Вчера, о счастье для меня восхитительное! удостоился я получить от самой торжествующей десницы дражайшее начертание с обстоятельным славной победы извещением. Всеусерднейше за сие благодаря, поздравляю Вашу Светлость с сею славною победою. Подлинно Бог Вас не оставлял никогда и не оставляет. И сей знаменитой победы, столь скоро и столь малою тратою полученный, случайным тому есть доказательством прошедший год, толико имя Ваше вознеся славою. Желаю и молю и молить не престану Вышнего, да и настоящий год главу Вашу совершенно увенчает. Я тому верую; ибо ведаю и благоразумие и мужество и веру Вашу к Богу. Ему препоручаю дражайшую жизнь Вашу и все Ваши дела, с моим высокопочитанием и душевною преданностью пребываю и пр.

1789, Января 11 дня

Москва.

***

М. Рескрипт Императрицы Екатерины II

Преосвященный Митрополит Московский Платон!

Другое уже истекает десятилетие, как Ваше Преосвященство подъемлете бремя правления вверенной вам Паствы: к славе Божией, к пользе Церкви и к особливой нашей благодарности, проходили вы сие возложенное на вас служение, а потому и сожалительно нам видеть из писания вашего от 2-го числа сего месяца, обстоятельства, нудящие вас просить увольнения от епархии. Но мы находим, что и без увольнения можете вы быть свободны. Время пребывания вашего в Троицкой Лавре предоставляем мы вашей воле, правление же епархиальное можете вы поручать Викарию, вам данному, всегда, когда немощи ваши того требовать будут; чрез что и облегчатся труды ваши. Мы уверены, что вы примите сие за новый опыт Монаршего Нашего к вам благоволения, с которым пребываем.

Екатерина

1782 года, в С.-Петербурге.

***

Н

Ваше преосвященство!

Сего утра Бог даровал мне сына Николая. Зная участие, которое принимаете Ваше Преосвященство во всём касающемся до меня, извещаю Вас, пребываю Вашим благосклонным.

Павел

1796, Июня 25.

***

О. Письма В.К. Павла и В.К. Наталии

Ваше Преосвященство!

Отправляю письмо сие с Армянином Иваном Лазаревичем, который едет в Москву. Прошу извинить меня, если столь долго умедлил ответом на столь приятное мне письмо ваше. Вы меня тронули, сказав мне в оном, что вы не забудете последнего разговора нашего, и то, что вы от нас обоих тогда слышали. Вам известно, что я всегда так отзывался о тех вещах, которые ныне пренебрегают. Бог сохранил меня в сих мыслях, да и осчастливил меня союзом дружбы самой искренней и любви самой непорочной с женою моею, которая, будучи воспитана в тех правилах, всегда подкрепляет меня в оных. Если бы вы случились и целый день с нами, то бы слышали нередко в течение оного подобные тому разговоры. Ваше Преосвященство разделите несомненно печаль нашу общую о потере почтенной и толь любезной тёщи моей. Смерть её тронула нас обеих, и едва не поколебала здоровья жены моей; но Богу благодаря, теперь она оправилась и поручила мне вам поклон свой отдать, и благодарить за приписанное в письме ко мне, равно как и за то, что вы мне писали. Прошу быть уверенным в дружбе моей к вам. По желании вас видеть, как можно скорее, остаюсь на веки вашим верным другом.

Павел

Царское село, Мая 27, 1774 года.

***

Я приношу Вашему Преосвященству благодарность за то, что вы мне писали в письме к Великому Князю; чрезмерно радуюсь, что нахожу случай Ваше Преосвященство в кратких словах о совершенном моем к вам уважении и отменном почитании, какое я во всю жизнь к вам буду иметь; а вас прошу сохранить ко мне вашу дружбу.

Наталия

Мая 27 ч., сего 1774 года.

***

Последние тома сочинений ваших получил я с благодарностью чрез Богоявленского Архимандрита и с тем уважением, с каковым приемлется обыкновенно всё от воспитавших нас, помня, что то продолжение преподанных однажды познаний. Вскоре за сим получил также и письмо Вашего Преосвященства от 12 текущего месяца. Если бы позволительно было иметь самолюбие: то бы я имел два удовольствия; но оного действие не должно примечено быть к происходящему от дружбы и желания пользы Отечеству своему, когда увидел я перемену намерения вашего. Я довольствуюсь чувством сего последнего рода и сердечно вас и себя поздравляю; а как почти всегда перемена сферы идей сколько-нибудь действует и над образом мыслей: то и уповаю, что она заставит забыть первую вашу мысль и тем прилежнее упражняться станете настоящим делом, оставляя мечты тунеядцам. Сие уже в человеке и его слабости менее видеть вещь, беспрестанно под глазами находящуюся, пока близ её, и наконец, совсем перестать; а как скоро что-либо выведет тебя из сего морального сна, так скоро зачать находить, как будто совсем новые в оной достоинства, который, в самом деле, ни больше, ни меньше существовали. Сие примечу вам, дабы того же не случилось с уважением дружбы, с каковою есмь и буду ваш верный.

Павел

Декабря 19, 1774 года.

***

Поделите со мною радость мою, Вы участвующий во всём том, что до меня касаться может, Вы, знающий чувства мои и притом расположение моё к отечеству моему: второгонадесять сего месяца даровал мне Бог сына, который назван Александром. Хорошие признаки и здоровое сложение его подают надежду о нём. Желаю, чтобы он усердием к Богу и отечеству своему походил на меня. При принятии на себя бремени воспитания его, первый мой предмет будет в него поселить сие усердие и к тому и к другому. Благодарю В. Пр. за принесение Всевышнему молитв о счастливом разрешении от бремени жены моей, которая поручила мне Вас за оное также благодарить и притом кланяться. Прося В. Пр. благословения сыну моему, пребываю Вашим верным

Павел

1777 г.

***

Благодаря вас за желания и поздравления ваши с новым годом; зная их искренность, мне оные тем приятнее. Продолжайте ваше ко Мне расположение, и будьте уверены, что вы меня всегда найдёте вашим верным.

Павел

1777, Марта 25 дня.

***

Благодарю вас за поздравление меня с праздником Святой Пасхи и притом за молитвы, принесённые вами Богу, как о упокоении души покойной жены моей, так и о мне. Просите Бога, чтоб сохранил меня и жену мою в той непорочной совести, которую вы во мне старались насадить. – Сообщу вам хорошую весть. Услышал Господь, в дом печали послал помощь от Святого Духа и от Сиона заступил. Я имею большую надежду о беременности жены моей. Зная ваши сантименты ко мне и патриотические ваши расположения, сообщаю вам сие, дабы вы вместе со мною о сем порадовались. Продолжайте не сомневаться о дружбе моей к вам и будьте уверены, что я есмь и буду ваш верный.

Павел.

Царское Село

5 Июня, 1777.

***

Всем сердцем благодарим как жена моя, так и я, за желания и выражения ваши, заключающиеся в письме вашем от 18 Июня. Сколь я сожалею, что обстоятельства препятствуют вам быть участником радости моей, которую ожидаю к Декабрю месяцу. Будучи уверен о расположении ко мне, уверен и в том, что место не уменьшит участия, вами принимаемого, и что вы будете уверены всегда в дружбе моей к вам, с которою пребуду навсегда вашим верным.

Павел

Петергоф. Июня 15, 1777.

***

Письмо Вашего Преосвященства, несколько дней тому назад полученное, с обыкновенным бы удовольствием было мною принято, если б вы не открыли своего намерения оставить место своё. Сие намерение не только меня удивило, но и опечалило, как любящего своё Отечество, и как друга вашего; я нахожу его и с той и с другой стороны осудительным. – В необыкновенном течении вещей качества душевные показываются; а при трудностях, где они испытываются, тут прямое их достоинство и цена им узнаётся. Извините, если противоречу вам, но к сему долг меня обязывает. Если чему-либо научило меня путешествие: то тому, чтобы в терпении искать отрады во всех случаях. Исправляя свою должность, взирая спокойным оком, на те вещи, которые собою исправить не можем (ибо слабости повсюду существуют), мы можем на всяком месте иметь безмятежную совесть; a сия на всяком месте владычествует. Не знаю, предуспею ли в моём предприятии отвратить вас от вашего намерения; но иного во мне быть не может, как сообразного вашему добру; ибо вас люблю и есмь ваш верный друг.

Павел

С.-Петербург, Декабря 7, 1782

***

Уже известно Ваше Преосвященство о посетившей нас печали смертью Графа Никиты Ивановича (Панина); известны вы и о всём том, чем я ему должен: следственно и обязательствах моих в рассуждении его. Судите же, прискорбно ли душе моей? Я привязан по долгу и удостоверению к Закону, и не сомневаюсь что получающему награждение в той жизни за добродетели всеконечно отрада и покой; но поскольку души, остающиеся ещё со слабостями тела соединены: то нельзя нам не чувствовать печали от разлуки; разделите оную со мною, как с другом вашим.

Павел

1785 года. Апреля 11.

***

Благодарю от всего моего сердца Ваше Преосвященство за содержание последних писем ваших. Примите за всех их искренние пожелания на новой и притом и на всякой год. Вы узнаете источник. Между тем поделите мою радость. Бог мне даровал вчера дочь, весьма счастливо на свет пришедшую, к тому же и названа была по бабке и по сестре моей. Принесём вместе наши благодарственные молитвы мысленно. Продолжите свою дружбу, я же со своею есть ваш верный

Павел

С.-Петербург, Января 8 дня 1795.

***

С радостным восторгом поздравляю Ваше И. В. с благословенным плодом, с Богодарованною дщерию, Великою Княжною, Анною Павловною. Се колико Бог благодетельствует Вам! Такового благодатного племени быть коренным источником, не есть ли то, что между благословениями Божиими поставляет Слово истинны. Все славные дела, каковые Вашим родом узрит свет, первым будут именовать Павла, яко родоначальника. Милостивейший Государь; ежели чего, по мнению мipa, для Вас ещё недоставало, почтите сие таковым Божиим благоволением, которое гораздо превышает другие, и Имени Вашему доставят бессмертие, и более и славнее, нежели все другое, в мipe почитаемое славным. Благодаря за сие вкупе с вами Богу благодетельствующему Вам и воссылая к нему о сохранении здравия и долголетствия Вашего искренние моления с моим высокопочитанием и душевною приверженностью пребываю и пр.

Платон.

***

П. Санкт-Петербургские ведомости № 43, в понедельник, 31 дня Мая, 1731 года

В С.-Петербурге, 31 дня Maя, 1731 года

Понеже тела Высокоблаженного и Вечнодостойного памяти ЕгоВеличества Императора Петра I и Её Величества Государыни Императрицы Екатерины Алексеевны поныне в церкви Святых Апостолов Петра и Павла на амвоне стояли, то оные по присланному из Москвы к Его Превосходительству господину Генералу Графу фон Минниху всемилостивейшемуИмператорскому указу в прошедшую субботу (29 Мая) пред полуднем, в 11 часу, в приуготовленное нарочно к тому Императорское кладбище, с особливою учреждённой церемонией, по окончании Божией службы, которую господин Архимандрит Александроневского монастыря отправлял, поставлены. При оной церемонии присутствовали господа от Генералитета и Адмиралтейства и многие здесь обретающиеся коллежские члены. Во время постановления помянутых Императорских тел выпалено с Санкт-Петербургской крепости из 51 пушки.

***

Письма Платона к Князю Потемкину и графу Остерману

Всемилостивейше пожалованную Её Императорским Величеством в Московскую Кафедру панагию я получил, и оную в книги ризницы Архиерейской Московской вознести приказал. Когда оную буду носить на персях: тогда высокое Имя дражайшей Благотворительницы содержать буду в сердце. А милостивого к Престолу её предстателя Бог да сохраняет всегда под покровом Своим!

Вашего Высокопревосходительства,

Милостивого Государя

усерднейшей богомолец и покорнейший слуга

Платон, Архиепископ Московский.

1775, Апреля 18.

Получив почтеннейшее Светлости Вашей письмо о показании Его Светлости Князю Понятовскому Патриаршей ризницы и прочего, имею честь на то донести. Его Светлость меня посетил и Ваше вручил письмо. В Благовещеньев день у меня в Чудове был у обедни: высматривал всё и слушал проповедь со вниманием. Нынешний день Патриаршу ризницу и Соборы смотрел, где и я был, даже что вместе и на Иване Великом были. Кажется, любопытство его удовольствовано. Радуюсь, что ваше приказание мог исполнить. И препоручая себя благосклонности Вашей, с моим усерднейшим почтением пребываю и пр.

1777, Марта 27. Москва

***

Признаю в Вас и устами и сердцем благодетеля своего, любовью и милостями премного одолжившего, не имею чем за оное воздать, как токмо одним моим к особе Вашей усердием, моими от глубины души происходящими желаниями, моими молитвами. Таковым одушевлённый расположением, поздравляю Вашу Светлость с наступающими праздниками. Вы и благочестия любитель и общественного благополучия споспешник. Почему желаю и молю, да наполняет Вас спокойствием радости, и да утвердит счастье Ваше Тот, Который и любящих Его любит и споспешествует им во всём во благое. Прося при сем продолжения Вашей ко мне любви и милости, с искреннейшим почитанием пребуду и пр.

1780, Декабря 20.

***

Сиятельнейший Граф Иван Андреевич!

Чтоб известную книгу перевести на наш язык, и напечатать, выкинув всё то, что составляет одно пустое мудрование иезуитское, я не токмо почитаю полезным, и едва ли не нужным; но и признаю, что ваша патриотическая и проницательная ревность достойна всякой похвалы. Поистине новопроникшие философические начала, угрожающие не токмо религии, но политической основательной связи, требуют всеприлежной предосторожности. Post mortem sero medicina paratur.

Впрочем, имея всё к особе Вашего Сиятельства уважение, с истинным моим почитанием, при желании благословения Божия, пребываю

Вашего Сиятельства

Милостивого Государя моего,

Усерднейший богомолец и слуга.

Платон Московский.

1802, Марта 17 дня. Вифания.

Его Сиятельству, графу Фёдору Андреевичу усердно кланяюсь.

* * *

4

 Митрополита Евгения Словарь исторический о бывших в России писателях духового чина Грекороссийской Церкви 2 т. изд. 2, СПб. 1827, в 8. Vita Eminentissimi Platonis in Fasciculo literarum, quas varïae condicionis extraneï, praecipue Russi de derunt ad Eminent. D. Platonem Petrop. 1776, в 8. О восприемнике свидетельствует бывший Архивариус М.Д. Консистории 80-летний старец.

5

 Записки М. Платона, коими мы пользовались при прежнем издании его жизнеописания 1831 г. См. Москвитянина 1849 г. №№ 4, 13, 18 и 24.

6

 В духовных же книгах М.Д. К. 1763 г, мать М. Платона Татиана Ивановна показана 66 лет; но на стенном камне надгробном в Новодевичьем м. означен год её рождения 1704 г., а год кончины 1771 г., августа 12.

7

 По свидетельству Колл. Асс. Моисея Петровича Платонова, 80-летнего старца, бывшего при М. Платоне келейником и чиновником, а после служившего в Моск. духовной: Типографии; подтверждено Высокопреосвященным Евгением Казанцевым, как современником М. Платону.

8

 См. его путешествие, в конце книги.

9

 «Соревнователь просвещения», 1818 г., № 1.

10

 См. его биографию в Словаре историческом Митрополита Евгения.

11

 Примеч. Рогова: На это отречение я удостоился от самого Платона слышать удивительный рассказ, что описал я в замечаниях моих давнишних о Платоне.

12

 См. Приложение А.

13

 Всеобщий памятник достопримечательных происшествий. Изд. А. Орлова, М. 1820 г. 111, 139.

14

 См. Приложение Б.

15

 Помещена при книге Платона: Православное учение, или сокращённая Христианская Богословия.

16

 Записки С. Порошина, служащие к истории Государя Павла Петровича СПб. 1844, в 8.

17

 Записки С.Порошина.

18

 Московские Ведомости в 1768 г. № 101.

19

 Поуч. Сл. 11, 40.

20

 Тетради записные всяким письмам, делам Петра Великого. СПб. 1774 в 4.

21

 Тетради записные всяким письмам, делам Петра Великого. СПб. 1774, в 4.

22

 Переписка Императрицы Екатерина II с Вольтером. М. 1803, в 8. См. Прилож. В.

23

 См. Приложение Г.

24

 История Российской Иерархии. IV, 171.

25

 Записки С. Порошина.

26

 Разговор был по Латине, как рассказывал при мне Платон родителю моему, заметившему у себя в бумагах этот случай, и как подтверждено Преосв. Евгением, бывшим Архиепископом Ярославским: D. Non est Deus! P. Hoc jam dudum decisum est. D. Quando et a quo? P.A. Davide. D. Quomodo? P. Dixit insipiens in corde suo: non est Deus; tu autem etiam ore prefers! – Иные несправедливо приписывают этот разговор Даламберту.

27

 Записки Митрополита Платона.

28

 Историческое Описание Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. М. 1852, в 8.

29

 См. Приложение Д.

30

 См. Приложение Е.

31

 Переписка Императрицы Екатерины II с Вольтером и пр.

32

 Записки Митрополита Платона.

33

 Историческое описание первопрестольного в России храма, Московского большого Успенского собора, сочинённое А.Левшиным М. 1783 г. стр. 98.

34

 Стоглав и Полное собрание законов, т. VI. №°4136.

35

 Примечание. Рогова… которые, выхватывая из-за пазухи калач, церковным нанимателям кричали: «дай же, что прошу я за обедню, а не то – как раз закушу калачиком!»

36

 Археогр. Экспедиции II № 223.

37

 Дополнение к Деяниям Петра I, XIV, 220.

38

Жизнь Кн. Кантемира, при его Сатирах. СПб. 1762, в 4.

39

 Московская Славяно-Греко-Латинская Академия, в прибавлениях к Творениям св. Отцев, год XII, кн. 1, М. 1854 г., в 8.

40

 Там же.

41

 Четьи Минеи, июня 21.

42

 Oratio funebris in memoriam Smirnovii goetting, 1770, in 4.

43

 Примечание Рогова: красноречия и великороссийского, уже не киевского одного, но и московского.

44

 Примечание Рогова: Тогда не было граждан почётных, были именитые граждане.

45

 Записки Митрополита Платона.

46

 Перевод русский подстрочный.

47

 Слово на день торжества освобождения обители Преподобного Сергия от нашествия врагов, говорённое 1806 г. января 12, Греческого и Еврейского языков учителем Василием Дроздовым. На обороте заглавного листа напечатано следующее одобрение: «Я сие сочинение читал и ничего в нём не нахожу к печатанию сомнительного. Платон Митрополит Московский».

48

 От современников Митрополита Платона мы слышали такой его отзыв о В.М.Дроздове (Филарете): «Я пишу по-человечески, а он по-ангельски.

49

 Примечание Рогова: Ещё был случай, подобный сему: вдова дьячиха самого Платона умоляла сына сироту дьячком в село поставить, но Платон в том отказал, пророчески предвидя, что сей будет – и был – в епархии Калужской Архипастырем – Евлампий, в святости живый, скончавшийся там.

50

 В письме ко мне Преосвящ. Кирилла из Каменец-Подольска.

51

 Примечание Рогова: а в доказательство сему был в Лавре Троицкой монах, прозванием живописец, который так изображал Платона, что его портреты писал на память в один день, довольно на него похожие.

52

 Взгляд на собственную прошедшую жизнь. Измайлова М. 1860, стр. 108.

53

 Примечание Рогова: Не понятно для потомства: ежели Митр. Платон о Новикове сделал таковой доклад Императрице, почему же он не защитил его от ссылки в Шлиссельбург?

54

 См. приложение Ж.

55

 См. приложение З.

56

 См. переписка М. Платона в Вифанской библиотеке.

57

 Написано на книге: «Возражение старообрядцев о преданиях Церкви», собственной рукой Митрополита Платона, 1803 года.

58

 Примечание Рогова; Это по каким-то дурным представлениям Государыне, запрещено (см. Записки Храповицкого).

59

 В его календаре 1775 г. с белыми листами.

60

 См. Приложение И.

61

 Слово на рождение В.К. Александра Павловича 1777, декабря 12, сказанное по получении известия в Московском Успенском соборе.

62

 См. Приложение I.

63

 См. Приложение К.

64

 Начертание путешествия Их Императорских Высочеств, Государя Великого Князя Павла Петровича и Государыни Великой Княгини Марии Феодоровны Графа и Графини Северных в 1782 г. СПб.

65

 Московские Ведомости 1780 г. № 48–51.

66

 Она погребена в Хотьковом монастыре, проведя до глубокой старости жизнь в благочестии и трудах. Я её хорошо знал лично.

67

 См. Приложение Л.

68

 Церковный исторический Месяцеслов Свято-Троицкой Сергиевой Лавры М. 1854 г., в 8.

69

 Солонка сия с изображением всех Российских гербов хранится в ризнице Троице-Сергиевой Лавры. См. Записки Митрополита Платона.

70

 Прим. Рогова: Жаль, что эта статья ничего не объясняет, по какому поводу с Платоном так случилось.

71

 Москвитянин, 1842 г. 1, 120 и 122.

72

 См. Приложение М.

73

 Записки М. Платона

74

 См. Приложение Н.

75

 Примечание Рогова: Причина этому была особенная: в изрытии из гроба Государя Петра III без соглашения Платова на сие.

76

 См. Приложение О.

77

 См. Приложение П.

78

 Записки И.В.Лопухина, стр. 60 и 61. М. 1861 г.

79

 Примечание Рогова: дабы не быть согласным на открытие гробницы Петра III и проч. и проч. …

80

 Записки Митрополита Платона.

81

 Примеч. Рогова: по дружескому совету Платона.

82

 Примечание Рогова. Здесь пропуск чрезвычайной сцены: перед Императором Платон, на коленях Государя умолявший простить его клеветников.

83

 Обряд, с каковым открыта устроенная Его Императорским Величеством Вифанская Семинария при Спасо-Вифанском училищном монастыре августа 6, 1800 г. М. 1800. в 4.

84

 См. Поданные Синодальному Члену, Преосвященному Платону, Митрополиту Московскому и Кавалеру при прошении Московских старообрядцев пункты об устроении им церкви и снабжения их правильными священниками и ответы на сии приняты 1800 г, октября 37 в рукописи.

85

 Примечание Рогова: вот пример смирения Митрополита Платона, себя поставляющего причётником – не более!!!

86

 Примечание Рогова: удивительно сокрушение человека Божия, исполненного святости примерной!

87

 См. Приложение к Моск. Ведом. 1775 г.


Источник: Жизнь московского митрополита Платона : С портр. его и с его автогр. / [Соч.] И.М. Снегирева. - 4-е изд. Спасо-Вифан. монастыря, в 2 ч. - Москва : Типо-Лит. И Ефимова, 1891. - X, 136, 266 с., 1 л. портр. (Без общ. тит. л. Описано по обл. Каждая ч. имеет отд. тит. л.; на тит. л. 1-й ч. дата: 1890. Изд. также под загл.: "Изображение жизни и деяний московского митрополита Платона", "Начертание жизни и деяний московского митрополита Платона")

Комментарии для сайта Cackle