Прощальная беседа Спасителя с учениками
(опыт истолкования)
Содержание
Часть I. I. Слава Сына Человеческого II. Заповедь о любви – новая заповедь Прославленного Сына Человеческого III. Впечатление торжественной речи на Апостолов: вопросы и возражения Петра. Предсказание Апостолу отречения ІV. Повторение и подтверждение предсказаний отречения и соблазна V. Увещание и воззвание к вере и мужеству VI. Великий дом Отца небесного – царственные обители Прославленного Сына Человеческого и верующих VII. Вопрос Апостола Фомы о пути VIII. Единый путь к Отцу небесному – Господь Иисус Христос IX. Непостижимость сего пути. Божество Господа Иисуса Христа X. Новое обнаружение непонимания Апостолов: вопрос Филиппа XI. Ответ Апостолу Филиппу XII. Господь Иисус Христос единый путь к Отцу и в отношении молитв верующих к Нему XIII. Утешитель иной – Дух Св. Два мира ХІV. Обетование нового пришествия Господа к Своим. Вопрос Ап. Иуды ХV. Заключение беседы за вечерей. Возвещение мира, призыв к радости и приглашение идти на встречу грядущему князю мира сего во исполнение воли Отца Часть II. I. Начало страстного шествия II. Притча о лозе истинной III. Союз лозы истинной с ветвями её – союз любви IV. Ненависть мира к пребывающим в союзе этой любви V. Обличение мира грядущим Утешителем о грехе, о правде и о суде. Свидетельство Его об истине VI. Пророчество о дне том, дне нескончаемой радости и торжества VII. Исповедание Апостолов. Торжественное заключение Прощальной Беседы
Предисловие
Обычно у авторов, – выступая в свет с своим произведением, оправдывать его появление, доказывать важность его предмета, потребность в его исследовании и изучении, значение его для науки, для жизни.
В такой защите, в такого рода оправдании всего менее нуждается, конечно, опыт истолкования прощальной Беседы Спасителя с Учениками. Если признать необходимость истолкования св. Писания вообще, если не лишать значения заповеди Спасителя Самого: исследуйте Писания (Ин. 5:39): то нужно-ли доказывать важность истолкования той Беседы, которая, – по выражению Святителя, именно в отношении истолкования св. Писания оправдывающего имя русского Златоуста, – «составляет драгоценнейшую часть сказаний евангельских»...? 1 Если бы уже и были труды, посвящённые её истолкованию, не излишним представлялось бы появление новых, а в действительности в русской богословской литературе ни одного такого труда ещё нет, – если, конечно, не считать, с одной стороны, общих толкований на весь новый завет или – на Евангелия, с другой – толкований, имеющих характер назидательный только, а не научный.
Но чем менее нуждается предлагаемый труд в защите и оправдании со стороны самого предмета своего, в виду не только важности, но и не подлежащего спорам и сомнению величия последнего: тем большую потребность в оправдании чувствует автор в отношении исполнения своего труда: сознанию величия предмета работы отвечает сознание несовершенств её... Не упреждая, впрочем, благосклонного суда читателя, скажем здесь, по крайней мере, о том, к чему в своём труде мы стремились, что поставляли задачей его, какой желали дать ему характер, каким предпочитали пользоваться методом и т.д. И пусть за несовершенства труда ответят, в известной хотя степени их заглаждая, благие намерения автора; промахи и погрешности хотя отчасти да будут извинены в признании трудности совершённого осуществления этих намерений, а решение взяться за работу, столь ответственную и важную по самому предмету своему, да будет оправдало признанием необходимости её.
Задачей нашей было создание такого толкования великой прощальной Беседы Спасителя с Учениками 2, которое, с одной стороны, представляло бы цельность содержания, систематичность в изложении, и не было бы отрывочным лишь комментарием к ней, а с другой – оставалось бы всё же именно толкованием к ней, а не учёной монографией, написанной по поводу лишь её или – относительно её. Между этими двумя крайностями стремились мы пройти, видя в них – в данном случае – полное несоответствие самой идее толкования. Толкования первого рода в большей или меньшей степени разрушают впечатление, производимое священным текстом, при отрывочном разборе его, при отвлечении внимания от общего к частностям. Толкования второго рода в большей или меньшей степени также заслоняют собою изъясняемый текст, как бы отодвигают его на второй план, на первый выдвигая то, что желает сказать его автор, систему его научного труда, руководящие идеи его, значение только подтверждения и оправдания для которых в этом случае и получает священный текст.
Насколько, впрочем, значение сказанного можно распространить на истолкование свящ. Писания вообще, – это вопрос, которого решать здесь не берёмся; мы хотим сказать только, что ни тот, ни другой род истолкования не подходил, по нашему мнению, именно к прощальной Беседе, как к той «драгоценнейшей части сказаний евангельских», дивное, непосредственно производимое впечатление которой слишком известно всем, чтобы доказывать всю нежелательность его ослабления, разрушения или – затемнения. Наоборот, полное сохранение этого впечатления мы и ставили своей задачей, стремясь к тому, чтобы в самое толкование провести дух прощальной Беседы, основной тон её и характер, чтобы слить толкование с самой Беседой в одно целое, распространив на первое впечатление, производимое последнею: чтобы дать в толковании как бы лишь продолжение того, что подлежало толкованию. Невозможность совершенного осуществления такой задачи мы от себя не скрывали, но, ведь, и бесконечные идеалы не исключают возможности хотя известного приближения к ним...
Задачей в известной степени определяется уже характер и метод сочинения.
Характер толкования был по преимуществу положительными, и к изложению мнений, с которыми не соглашались, мы прибегали лишь тогда, когда это было нужно для всестороннего выяснения смысла текста, – и в той мере, в какой это было необходимо для освещения положительного решения вопроса. Всё прочее в этом роде, как и всё вообще, не служившее указанной цели прямо, хотя и не чуждое всё же известного интереса в отношении экзегетическом, сообразно именно с указанной задачей, было вынесено в особый отдел примечаний, представляющий собою и как-бы научную основу для толкования, и в то же время – как бы черновую, подготовительную работу к нему.
Поскольку, далее, в характере толкования отразился характер самой прощальной Беседы, – он преимущественно является психологическим и догматическим. В этом отношении несколько различным от характера других работ того же рода, т.е. работ экзегетических, будет характер нашей работы Истолкователь Евангелий синоптических, Посланий апостольских, а в особенности – книг ветхого завета, материал и основания для своего толкования, кроме данных для него в учении Церкви и творениях свв. Отцов, может искать в истории, археологии, палеонтологии, в трудах учёных ориенталистов, путешественников по св. земле, этнографов, географов п т.д. – и здесь находить новый ключ к уразумению подлежащих толкованию мест св. Писания; в его распоряжении находятся, таким образом, внешние данные для толкования, подлежащие научному исследованию. Научным исследованием в таком роде не может быть наш труд и именно – по самому характеру своего предмета. Предмет его – монологическая почти речь Спасителя, в которой, – как бы в нарочитое опровержение противников «догматизма» в религии, – к глубочайшим движениям чувства и проявлениям тихой скорби, нежнейшей любви, совершеннейшей радости, беспредельной покорности Отцу, бестрепетной решимости служить Его святой воле, – примкнуло возвещение непостижимейших и высочайших истин нравственно-догматических. Вот почему и толкование этой речи должно быть догматическим, единственным основанием и нормою для себя имеющим учение Церкви, и, в особенности, психологическим, направленным к посильному анализу того чувства, которое лежит в основе всей беседы, объясняя и отдельные моменты её.
Наконец, мы стремились придать сочинению характер общедоступный, в смысле возможного упрощения его содержания (при строгом охранении, однако, достоинства труда научного), чтобы сделать его доступным не для одних читателей, с специально-богословским образованием: это нам представлялось необходимым также требованием в отношении истолкования прощальной Беседы Спасителя.
Метод сочинения был преимущественно излагающим (понимаемым, как одна из форм синтетического метода), поскольку рассмотрению отдельных частей прощальной Беседы, предшествовало всегда определение их связи и соотношения с общим течением речи в том или другом случае, проливавшее свет в большей или меньшей степени и на самое их толкование: иногда определение логической или психологической последовательности в речи Господа совершенно устраняло нужду в дальнейшем её толковании, иногда оно существенно облегчало его. Сообразно с указанной задачей такой метод и был единственно возможным.
* * *
Имея задачей истолкование прощальной Беседы, не останавливаемся подробно на вопросе о подлинности её, тем более, что это не требуется и самым существом дела. Признание или отрицание подлинности её стоит в связи с положительным или отрицательным решением вопроса о подлинности речей и бесед Господа в Евангелии Иоанна вообще, а решение последнего вопроса потребовало-бы целого специального труда и явилось бы сверх того делом излишним в виду уже существующей работы по этому вопросу проф. М. Д. Муретова, 3 где данный вопрос решается не столько путём опровержения мнений отрицательных, сколько раскрытием данных положительного характера за возможность и действительность передачи Ев. Иоанном речей Господа в первоначальном, подлинном их виде, благодаря чему этот труд может рассматриваться, как совершенно достаточный ответ на возражения и против подлинности каждой из них, в частности. – Некоторые, затем, замечания о подлинности прощальной Беседы находим также у проф. С. Соллертинского. 4 – Тем более устраняется нужда при истолковании прощальной Беседы Спасителя в нарочитом решении вопроса о подлинности её, что во многих отношениях решение его и даётся самым её толкованием. Если главным возражением против подлинности её служит то соображение, что настроение Спасителя, сказавшееся в ней, представляется несовместимым с состоянием Его духа во время Гефсиманского борения, последовавшего за нею: то в продолжение толкования не раз будет возможность наблюдать совершенно обратное, т.е. что предначатие Гефсиманского борения уже сказывается и в прощальной Беседе Спасителя, и что только не достаточно глубокое изучение и рассмотрение её лежит в основе приведённого возражения (см. особ. 13:33; 14:30–31, 15:24–25 и 16:32). 5 А всестороннее выяснение при толковании прощальной Беседы органического единства её, естественность в переходе сменявшихся в ней мыслей н чувств, живость и непосредственность в её изложении (выяснение всего этого относится, очевидно, к указанной главной задаче толкования) – с положительной стороны подтвердит невозможность предположения о позднейшем её составлении. 6
* * *
Источники и пособия для своего сочинения, наиболее часто упоминаемые в нём, перечисляем ниже; но прежде всего на нас лежит долг с благодарностью назвать имена тех свв. толкователей речи Господа, выдержками из вдохновенных писаний которых мы преимущественно стремились украсить страницы своего сочинения. Это имена святых и Великих Отцов и Святителей Церкви: Иоанна Златоуста, Кирилла Александрийского и бл. Августина: читатель оценит достоинство их толкования, столько же глубокого и возвышенно-отвлечённого, сколько и полного чувства, и нравственного назидания, и совершенного в самой художественной форме своей. Иоанн Златоуст хорошо известен русскому человеку, и его толкование давно уже есть на русском языке. Мы особенно часто и обширно цитовали Великого Отца Греческой церкви, св. Кирилла, и Златоустого церкви западной, – бл. Августина, ибо их замечательные труды по изъяснению Евангелия Иоанна совершенно почти неизвестны в русской литературе и не существуют в русском переводе. А между тем – неподражаемый в нравственных уроках, Иоанн Златоуст значительно уступает названным Отцам в отделе собственно истолковательном, в экзегетическом раскрытии св. текста, уступает, впрочем, в отношении количественном, а не качественном: в широте постановки работы. 7
Руководством в догматической стороне сочинения для нас служили следующие труды.
Точное изложение православной веры. Творение св. Иоанна Дамаскина. С греческого перевёл А. Бронзов. СІІБ. 1894.
Православно-Догматическое Богословие Макария, Митр. Московского. Изд. 4 е. СПБ. 1883. Т. 1 и II.
Опыт Православного Догматического Богословия (с историческим изложением догматов) архимандрита (ныне Епископа) Сильвестра. Киев. 1878. Т. I–V.
Православное Догматическое Богословие. Сочинение Филарета, Архиепископа Черниговского. Изд. 2-е. Чернигов. 1865. Т. I и II.
Богословие Обличительное, архимандрита Иннокентия, т. I-IV. Казань 1859–1864.
Источниками же и пособиями при критико-экзегетическом исследовании текста служили.
Сочинения Филарета, Митр. Московского, и именно – Слова и Речи. Тт. I–VI. (Москва. 1873).
Сочинения Иннокентия, Архиепископа Херсонского. Общедоступное издание М. Вольфа. 1871. Особенно часто цитируется т. VI: Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа.
Епископа Феофана: Мысли на каждый день года по церковным чтениям из Слова Божия. Изд. 2-е. Москва 1890.
Архимандрита (Епископа) Михаила: Прощальная Беседа Господа Иисуса Христа с Учениками. В Чтен. в Общ. Любит. Дух. ІІросв. 1873. Стрр. 180–226 и 270–308.
W. Baumlein. 8 Commentar uber das Evangelium des Iohannes. Stuttgart. 1863.
H. Braun. Die gottliclie heilige Schrift des neuen Testamentes in lateinischer und dentscher Sprache durchaus mit Erklärungen etc. Augsburg. 1803. Bd. 1.
A. Calmet. Commentarius literalis in omnes libros Veteris et Novi Testamenti. Opus gallice primum ab authore, nunc vero latinis literis traditum a I. D. Mansi. Augustae Vindeli corum et Wirceburgi. 1755–1760.
Cornelius a Lapide. Commentarius in quatuor Evangelia (in duo Voll.; Antverpiae. Anno MDCXCV. 1695).
H. Cremer. Biblisch-theologisches Wörterbuch des neutestametliclies Gräcität. 2 te sehr vermehrte und verbesserte Aufl. Gotha. 1872. 9
F. Godet. Commentar zu dem Evang. Iohannis (deutsch bearbeitet von C. Wuderlich. Hannover 1689).
D. Haneberg. Die heiligen Evangelien ubersetzt u. erklart. IX Theil 2 Bd.: Evang. nach Iohannes. (München 1880).
C. Hengstenberg. Das Evangelium des heiligen Iohannes erläutert. (2 и 3 Bd. Berlin. 1863).
H. Olshausen. Biblischer Commentar uber sammtliche Schriften des Neuen Testaments, zunachst fur Prediger und Studirende. 3 e verbesserte Auflage, 2 Bd. Königsberg. 1838.
H. Olshausen. Biblischer Commentar uber sammtliche Schriften des Neuen Testaments (2 Bd., 1 Abtheil: das Evangelium des Iohannes). Umgearbeitet von A. Erbrard. Konigsberg. 1861. 10
Aeg. Hunnii. Thesaurus evangelicus, complectens commentarios in quatuor Evangelistas et Actus Apostolorum, nunc primum hac forma editus a I. H. Feustkingio. Wittebergae. 1706.
F. Keil. Commentar uber das Evangelium des Iohannes (Leipzig. 1881).
F. A. Lampe. Commentarius analytico-exegeticus, tam literalis, quam realis Evangelii secundum Iohannem etc. t. III. Basiliae anno MDCCXXVII. (1727.)
I. Lange. Theologisch-homiletisches Bibelwerk. Die heilige Schrift A. und N. Testaments mit Rucksicht auf (bis tlieologisch-homiletische Bedurfniss des pastoralen Amtes (Des N. Testaments IV Theil: Das Evangelium nach Iohannes). Leipzig 1868.
F. Lucke. Commentar uber die Scliriften des Evangelisten Iohannes. (Commentar uber das Evangelium des Iohannes. 2 Theil.) Bonn 1834.
E. Luthard. Das Iohauneische Evangelium nach seiner Eigenthumlichkeit gesehildert und erklart. 2 Abtheil. (Nurnberg 1853).
A. Maier. Commentar uber das Evangelium des Iohannes 2 Bd. (Carsruhe und Freiburg im Breisgau 1843).
Ioh. Maldonati Scipharensis, societatis Iesu theologi, Commentarii in quatuor Evangelistas. Editio postrema. MDCLI (1651).
F. Massl. Erklärung der heiligen Scliriften des N. Testaments. (5 Bd., 3 Aufl. Wien. 1841).
H. Meyer. Kritisch-exegetisches Kommentar uber das N. Testament. 2 te Abth. Kritischexegetische Handbuch uber das Evangelium des Iohannes (4 Auflag. Gottingen. 1862).
C. Roffhack. Das Evangelium nach sanct Iohannes ausgelegt fur die Gemeinde II Bd. (Gotha 1871).
R. Stier. Die Reden des Herrn Iesu, insonderheit nach Iohannes. (Andeutungen fur glaubiges Verstandniss derselben (2 te Aufl., V Theil. Barmen. 1854).
A. Tholuck. Commentar zu dem Evangelio Iohannis (Hamburg. 1827).
C. Tischendorf. Novum Testamentum graece (Ad antiquos testes denuo recensuit, apparatum criticum omni studio perfectum apposuit, commentationem isagogicam praetextuit C. Tischendorf. Editio VIII. tt. 1–2, vol. 2. Lipsiae 1860–1873). 11
Oscar de Gebhardt. Novum Testamentum graece recensionis Tischendorfianae ultimae textum cum tregellesiano et westcottio-hortiano contulit et brevi adnotatione critica additisque locis parallelis illustravit 0. de G. Editio stereotype VI. Lipsiae. 1894.
G. B. Winer. Grammatik des neutestamentliches Sprachidioms, als sichere Grundlage der neutestamentlichen Exegese. Leipzig. 1844. 5 Aufl. 12
Другие иностранные и русские источники и пособия, более редко упоминаемые, полностью процитованы в своём месте.
Сергиев Посад–Харьков.
1892–1895.
* * *
Пролог
Свет во тме светится, и тма его не объят.
Ев. Ин. 1:5.
Боговдохновенный Евангелист Иоанн, высоту духовного созерцания которого и силу в учении о возвышеннейших и непостижимейших истинах Боговедения Церковь символически изображает под видом парящего орла, возможность и способность к такому созерцанию черпал из того благодатного, всеоживляющего источника, которому имя – любовь. Любовь к Господу Иисусу Христу, – эта главная и преимущественная его любовь, давала ему возможность уразумевать самые движения сердца Учителя своего, воспринимать и сердцем же усвоять самое чувство Его, искавшее себе выражения в беседах Его, и она же была причиною того глубочайшего впечатления, какое производили на Иоанна все речи и беседы Господа, и той лёгкости, с какою воспроизводит он их на страницах Евангелия своего, хотя до времени, когда приступил он к начертанию его, протекли уже десятки лет с тех пор, как впервые выслушал он эти речи, и даже – с тех, как смолк самый голос дивного Учителя на земле. Нет сомнения, что и та прощальная Беседа Его, в которой с особою силою раскрылось любвеобильное Его сердце, в которой, в частности, так много сказалось нежности в Его отношениях к «чадцам» Своим (13:33), которая вся есть как бы песнь торжествующей жизни и любви 13, – с особою любовью воспоминалась потом и Иоанном и воспроизведена им со всею живостью того впечатления, какое первоначально она произвела на него. И как высоконастроенный, вдохновенный художник-писатель, и просто как глубоко чувствующий человек, чутким сердцем понял Иоанн, какой чудный контраст в этой песни и – той обстановке, среди которой воспета она. В немногих, но знаменательных словах передал он и в своём Евангелии этот чудный контраст во всей его силе, бросив для этого как бы мимоходом одно только замечание, как мимоходом бросает только несколько штрихов великий художник, чтобы, всему, однако, произведению своему дать тон и освещение. «Бе же нощь», – пишет он, приступая к изложению прощальной Беседы Господа с Учениками (ст. 30)... Ночная темнота окутывала стогны града, застилала окна той горницы, где лишь светильники отгоняли отовсюду наступающий мрак и своим мерцающим светом озаряли только что кончивших пасхальную и вместе с тем прощальную для них трапезу; среди немногочисленных участников трапезы Своей, под покровом этой ночной темноты, в торжественной, исполненной славы величайшей победы речи заканчивает Господь служение миру пред близким уже страдальческим концом этого великого служения... Но не здесь ещё сила контраста, ибо внешняя обстановка разве отчасти только может сопоставляться со внутренним содержанием события. Была другая ночь, ночь более страшная и печальная, – и во вдохновенном, неподражаемом, при всей простоте своей, повествовании Евангелиста представление о ночи в природе неразрывно сочеталось с представлением об этой иной ночи. Замечание своё о ночном времени Иоанн прибавляет к известию о том, как «по хлебе тогда вниде» в несчастного ученика «сатана», и он, исполняя слово Учителя: «еже твориши, сотвори скоро» – «приим хлеб, абие изыде... Бе-же нощь»... (13:27–30). И вот, в этой евангельской речи «нощь» звучит, как указание на ту страшную ночь духовную, какая сгустила свой мрак возле Учителя. В эту тёмную ночь зреет тёмное дело адской злобы и духовного омрачения, – волны мрака в эти минуты всё ближе и ближе придвигаются к Учителю. Весь мир давно уже залит ими, и давно уже отчаялось человечество в борьбе с охватившим его мраком, – а ныне и те, кои избраны от мира (Ин. 15:19) и приближены к Свету, подвергаются опасности быть отторгнутыми от Него, захваченными торжествующим царством общей беспросветной тьмы. Ночь духовная уже залила мраком душу одного из них: во тьме ночи скрывается новая её жертва – Иуда, исторгнутый ею из рук Самого Господа, скрывается для совершения мрачнейшего дела, для подвига, подготовившего величайшее торжество тьмы. Печальною тенью отражается этот новый дерзновенный захват тьмы и на том светлом кружке, какой постоянно окружал доселе Господа. Подобно тёмной туче, омрачающей сияние дня, было для немногочисленного общества Господа и Учеников Его присутствие с ними предателя, знаемого Господу, но неведомого ещё Ученикам; ужасом сковывало оно сердца Апостолов. Уже чувствовалось наступление того времени, когда введена будет в искушение самая твёрдая вера, когда поколеблется их, кажущаяся непоколебимою (11:16) преданность Учителю, – и при всей любви своей к Нему, исполнены сознанием своей человеческой слабости, своего несовершенства и немощи Апостолы. Уже голосом сомнения, в тревоге, вопрошают они Учителя: не я ли, Господи? (Мк. 14:19; Мф. 26:22), и хотя только одному сыну погибели (Ин. 17:12) суждено было услышать ответ утвердительный (Мф. 26:25), но пред натиском силы мрака и зла соблазн неизбежен был и для всех (Мк. 14:27), и готов уже распасться и тот небольшой кружок, на котором доселе светло отражалось сияние небесного Света (Ин. 16:32), в Себе самом, а не во вне имевшего источник для Себя (Ин. 11:10)... Волны тьмы приблизились со всех сторон к Господу; теперь исполнялось слово Его: «аще кто ходит во дни, не поткнется, яко свет мира сего видит; аще-же кто ходит в нощи, поткнется, яко несть света в нем» (11:9–10), – теперь кончалось время делания Его на земли, обозначенное Им под образом дня, и приближался час, «в онь-же ночи от всех дел Своих Единородный Сын Божий» 14; теперь близко уже было то время, когда весь этот мрак, вся тяжесть отступничества мира от света и от самого Источника света, всецело отяготеют на Нём, исторгнут у Него мучительный вопль: Или, Или! (Мф. 27:46). На краю гибели уже кажется царство света, и торжествует уже победу свою мрак, грядет бо сего мира князь (14:30)...
Но вновь, как и прежде, тьма не объяла света (Ин. 1:5). Дивной силой среди оступившей тьмы просиявает Свет истинный (1:9), и на мрачном фоне ярко светится Божественный Его пламень, – в нем же тьмы несть ни единыя (1Ин. 1:5): пламень совершеннейшей преданности святой воле Отца и бестрепетной покорности ей, – пламень Божественной любви, всё освещающей и всё согревающей, пламень Богочеловеческого сознания Своей, в самом унижении почерпаемой, мощи, Своего торжества над окружающим мраком, Своего единства с живущим во свете неприступном Отцом (1Тим. 6:16). На тёмном фоне ночи огненными словами рисуются слова дивной победной песни, царство мрака потрясается мощными глаголами света и жизни, прорезывается огнём вдохновенного откровения о скоромь ниспровержении его и возведении на его место нового благодатного царства света. Среди ночи загорается заря дня, заря великого дня, о котором после Апостол писал: «ночь убо прейде, а день приближися. Отложим убо дела темная и облечемся во оружие света» (Рим. 13:12)...
Бе нощь... и глагола Иисус: ныне прославися Сын Человеческий, и Бог прославися о Нем. Аще Бог прославися о Нем, и Бог прославит Его в Себе, и абие прославит Его... 15
* * *
Пр. Иннокентий, Последние дни земн. жизни Господа нашего Иисуса Христа. Стр. 273.
Во избежание недоразумений отметим здесь, что слово Ученик, когда разумелись Апостолы, печат. с проп. букв., а когда верующие (насколько такое разграничение было возможно), – с строчн. В названии: прощ. Беседа, как в им. собств. и указ. на гл. предм. соч., с прописн. буквы печаталось, по кр. м., последнее слово.
Подлинность бесед и речей Господа в четвёртом Евангелии. Москва. 1881. (Из Правосл. Обозр.).
Пастырство Христа Спасителя. СПБ. 1887. Стр. 112–115.
Совершенно обратное допускает проф. Соллертинский, вооружающийся против мысли о несовместимости настроения Спасителя, отразившегося в прощальной Беседе Его, с состоянием Его духа во время Гефсиманской молитвы и находящий возможным в то же время признать, что в первом случае, т.е. в прощальной Беседе, Господь «занял положение, чисто, можно сказать, сурово-деловое» (стр. 114). Можно-ли предложить более несправедливую характеристику для прощальной Беседы?.. А предложивши её, трудно, думается основательно возразить на доводы рационалистические...
В прощальной Беседе замечательно особенно то обстоятельство, что Господь часто повторяет в ней пред Учениками многие изречения, высказанные Им прежде в грозно-обличительных речах к иудеям. Обстоятельство это, по-видимому, может дать прямой повод к предположению, что позднейший редактор Евангелия Иоанновна составил таким образом прощальную Беседу из отдельных изречений Господа, более или менее часто повторявшихся Им, сам соединил эти изречения в одну непрерывную речь, приурочив эту речь к определённому времени и определённым обстоятельствам. Но возможность такого предположения устраняется самым изложением беседы Господа, с необходимостью заставляющим признать совершенно обратное. В этом изложении прежде встречавшиеся в беседах Его изречения поставлены в такую тесную, существеннейшую связь со всем течением речи, что признать случайный характер нахождения их в этой речи, т.е. допустить, что в действительности они в это время Господом сказаны не были, а вставлены потом просто лишь по какой-нибудь случайной ассоциации, – нет никакой возможности. Кто заподозрит, напр., подлинность слов Господа в начале Его прощальной Беседы: чадца... взыщете Мене, и якоже рех иудеом, яко аможе Аз иду, вы не можете приити: и вам глаголю ныне (13:33)? Слова эти были ранее сказаны иудеям (7:34; 8:21), но уже то одно, что на это обстоятельство указывает Сам-же Господь, снимает с них всякое подозрение неподлинности и лишает всякого основания то по-видимому возможное предположение, что это лишь один из фрагментов, из которых в позднейшее время составлена беседа Спасителя. Нужно-ли говорить – с другой стороны, – как уместны, как необходимы эти слова в данном случае, после того возгласа Сына Человеческого, которым как бы открывал Он время страданий и смерти Своей в разлуке с детьми Своими, и пред возвещением Им новой Его заповеди о любви?.. Или вот, напр., Господь говорит Ученикам: аще Мя бысте знали, – и Отца Моею знали бысте (14:7), т.е. опять повторяет ранее сказанное иудеям (8:19). Но можно-ли усомниться хотя на минуту в подлинности этих слов и в действительной принадлежности их к прощальной Беседе, когда слова эти прямо служат основою для всей последующей беседы с Филиппом?.. Не в теснейшей ли и естественнейшей связи и соответствии со всеми предыдущими и последующими словами Господа, в ответ на вопрос Ап. Филиппа, и с самым вопросом последнего стоят и эти слова: не веруеши-ли, яко Аза во Отце и Отец во Мне есть?.. Можно-ли опустить их из речи, не нарушая связи её?.. А ведь и эти слова были также ранее сказаны Господом иудеям (10:38). Совсем не важное возражение против подлинности прощальной Беседы делает ещё Штраус. «По синоптическим повествованиям, пишет он: Иисус тотчас по окончании вечери вышел к горе Елеонской, тогда как Иоанн даёт (lasst) Ему выступить с места только после длинного ряда провальных речей (14–17)». (Привед. у А. Еbrard’а в книге его: Wissenschaftliche Kritik der evangelischen Gaschichte. Ein Compendium der gessammten Evangelienkritik mit Berucksichtigung der neuesten Eracheinungen. 3-te Aufl. Francf. am M. 1868. Tt. 1–2. S. 650). Но и не говоря о том, что выход из горницы у Иоанна обозначен уже в конце XIV гл. (ст. 31), так что в горнице произнесён не «длинный ряд речей», а лишь часть их, – необходимо также принять во внимание, что произнесённые на вечери речи естественно было и отнести к ней, как её часть, и не отмечать произнесение этих речей отдельно. Если-же Синоптики и не упоминают о речах XV–XVII, сказанных по выходе из горницы, то с другой стороны – возможности их они также не отрицают, ибо нигде не говорят, чтобы Господь с Учениками шёл до горы Елеонской молча...
S. Iohannes Chrisostomus. Apud Migne, Patrologiae cursus completus, series graeca, t. LIX. (Тоже в русском переводе: Святого Отца нашего Иоанна, Архиепископа Константинопольского, Златоустого, Беседы на Евангелие Святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова, переведённые с греческого при Санкт-Петербургской Духовной Академии. Часть II. СПБ. 1855.) S. Cyrillus Alexandrinus. Apud Migne, Patrologiae cursus completus, series graeca, t. LXXIV. S. Aurelius Augustinus, Hipponensis Episcopus. Operura tomus quartus, complectens exegetica in Novum Testamentum. Editio monachorum ordinis s. Benedicti e congregatione s. Mauri MDCCXCVII (1797). Сверх того мы пользовались трудами: Бл. Феофилакта (Благовестник или толкование Блаженного Феофилакта, Архиепископа Болгарского, на Святое Евангелие, Часть четвёртая. Евангелие от Иоанна. Казань. 1870 г.). Евфимия Зигабена (Толковое Евангелие от Иоанна, составленное по древним святоотеческим толкованиям. Перевод с греческого. Киев. 1887). Origenis Adamanti (Migne, Patrologiae cursus completus, series graeca, t. XIV). Catena Patrum Graecorum in Sanctum Iohannem ex antiquissimo Graeco codice MS. Ed. a Balthasaro Corderio, Professore. Antverpiae MDCXXX (1630). Catenae Graecorum Patrum in Novum Testamentum. Edidit I. A. Cramer. tt. I u II. Oxonii MDCCCXLIV (1844),
Следуя примеру новейших комментаторов ( Keil, Meyer, Godet), мы, при ссылках на большинство трудов перечисленных авторов, в иных случаях позволяем себе не обозначать уже не только заглавий их, но и самых страниц, на которых изложены те или другие упоминаемые и разбираемые толкования: такое обозначение страниц весьма часто делается действительно вполне излишним в трудах, содержание которых естественно и удобно делится истолковываемыми главами и стихами, почему и всякое цитуемое место в них легко и просто отыскивается и без нарочитого обозначения страниц. Также поступали мы и в отношении цитат из Tischendorf ҆а и Gedhardt’a. Исключением-же будут труды Арх. Иннокентия, Stier’a, Cremer’a, Winer’a и Catenae.
Некоторые цитаты из Cremer’а сделаны по IV-му изд. (1867), что тщательно каждый раз отмечалось.
Сокращённо обозначалось: Olshausen-Ebrard.
Приводим здесь полное заглавие кодексов, обычно обозначаемых условно только известными буквами א – Codex sinaiticus Petropolitamis saeculi IV medii. (У нас обозн. А 1) А – Cod. Alexandrinus Musei Britanici saeculi V ejusque fere exeuntis. В – Cod. Vaticanus, Num. 1209, saeculi IV. С – Cod. Ephremi Syri, rescriptus Parisiensis, saeculi V fere medii. С 2 – Saeculi VI medii, C 3 – saeculi IX. D – Cod. Bedae Carthabrigiensis, Graecus et Latinus, stichometrice scriptus, saeculi fere VI medii. E – Cod. Basileensis, saeculi videtur VIII medii. F – Cod. Boreeli, nunc Rheno-Trajectinus, saeculi IX. F a – Cod. Coislinianus Parisiensis, saeculi videtur ineuntis VII. G – Cod. Andr. Seidelii, nun Harlejanus, 5684 Musei Britanici, saeculi est IX vel X. H – Cod. Andr. Seidelii, nunc Hamburgensis biblioticae publicae. Ejusdem cum Cod. G aetatis et rationis est. I – Cod. Palimpsestus Petropolitanus, saeculi V. I B–Cod. Musei Britanici, num. 17,186, saeculi certe V. K – Cod. Cyprius Parisiensis, num. 63, saeculi IX. L – Cod. Parisiensis, num. 62, saeculi VIII. M – Cod. Parisiensis, num. 48, post medium saeculi VIII (мн. Tischendorf ҆a). N – Sunt Evangeliorum fragmenta in membranis purpureis, argento auroque scripta. Saeculi VI videtur. O – Fragmenta Mosquensia, saeculi IX. P – Cod. Guelferbytanus palimpsestus, saeculi VI. Q – Cod. Guelferbytanus palimpsestus, saeculi V. S – Cod. Vaticanus, num. 354, scriptus anno 949. T – Cod. Borgianus 1, Collegii Romani pro propaganda fide. Fragmenta. Ed. 1789. U – Cod. olim Nanianus, nunc Venetus Marcianus. Evangelia quatuor integra, saec. IX exeunts vel X. X – Cod. Bibliothicae Monacensis universitatis saeculi IX exeuntis vel X. У – (Y) Fragmenta Evang. sec. Ioh. (XVI, 3–XIX, 43), inter libros bibliothicae principalis Barberinae numero 255 notata. Videtur VIII saeculi. Г – Cod. quatuor Evangeliorum. Subscriptus est, si recte computatio indictionum facta est, annus Christi 844. Δ – Cod. Sangallensis, cum versione Latina interlineari. Edidit Rettig anno 1836. Λ – Cod. Oxoniensis, a nobis ( Tischend.) anno 1853 ex oriente detectus, noni potius, quam octavi saeculi. Π – Cod. Evangeliorum, fere integer, saeculi IX. Antiquae versiones: Italae (factae in Africa saeculo secundo). Сокр. – It. Vulgatae – (Vulg.). Aephiopica – (Aeph.). Armenica – (Arm.). Syriaca – (Syr.).
Некоторые цитаты из Winer’a сделаны по VII изд. (1867), что также каждый раз отмечалось.
«Первее и паче всего видим здесь, пишет преосв. Иннокентий: слышим, осязаем духом, превосходящую разум любовь Христову, которая распространяется до того, что видимо объемлет небо и землю, время и вечность”... Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа, стр. 273.
Из службы в Великую Субботу (стихиры на «Господи воззвах”). Подобно изложенному рассуждает Ориген: «Если (замечание): бе же нощь, должно рассматривать, не как бесцельно брошенное Евангелистом, то должно сказать, что (оно сделано) в том символическом смысле, что чувственная ночь была образом, касающимся ночи в душе Иуды, о каковой ночи Павел говорит: несмы сынове нощи, ниже тмы... мы же, сынове суще дне, да трезвимся”... Cramer, Catеnae, S. 343.
Приступая к изложению прощальной Беседы Господа с Учениками, мы кратко должны решить предварительно несколько частных вопросов. Первый из этих вопросов – в том: что принять за начало её?.. Под именем прощальной Беседы, как легко можно видеть из самого названия её, ближайшим образом должно разуметь ту беседу, какая велась Господом непосредственно пред разлукой с Учениками и по поводу этой последней. Отсюда ясно, что всё, что́ говорил Господь за последней вечерей, при омовении ног Ученикам, при установлении таинства Евхаристии и даже по поводу предательства Иуды, – всё это не должно разуметься под именем прощальной Беседы Его, как ни тесно примыкает по-видимому к ней: для всех этих бесед и речей был свой особый повод, и все они, хотя и были сказаны незадолго пред разлукой, однако, прямого отношения к ней не имели и не по поводу её сказаны. Прощальную Беседу мы понимаем, как нечто единое, целое, – целое в самом разнообразии предметов речи, в самой иногда непонятной с первого раза, но видимой при более прилежном изучении связи отдельных частей её. Такая именно речь начинается с 31 ст. XIII гл. Ев. Иоанна со слов: «когда он (Иуда) вышел, Иисус сказал: ныне прославился Сын Человеческий»... Так приблизительно начинает прощальную Беседу и Иоанн Златоуст. По крайней мере в толковании XIV, 18 он говорит: «как в начале речи сказал (Христос): чадца (Ин. 13:33), – так и здесь говорит: не оставлю вас сиры»... Migne Patrol. curs. compl. ser. gr., t. LІХ, соl. 405. Р. II. стр. 521. – В этом, не столь важном, впрочем, отношении мы расходимся – косвенным образом – со всеми, кто предполагает установление таинства Евхаристии где-либо после 31-го ст. XIII гл., как, напр., Olshausen-Ebrard: Das Ev. d. Ioh. S. 348 (мы цитуем по изданию 1861 г., редактированному Ebrard’дом, а в раннейшем издании, принадлежащем одному Olshausen’у: Bibl. Comm. 1838. Ss. 409–410, высказывается мнение об установлении таинства даже после 38 ст. XIII гл.) и Lucke: Comm. ub. d. Ev. d. Ioh. S. 486, относящие это установление в промежуток между стт. 33 и 34-м XIII гл. – Также и Haneberg: Ev. nach Ioh. S. 196, Lange: Theol.-homil. Bibelwerk S. 39 и Maier: Comm. ub. d. Ev. d. Ioh. S. 297–298. Кончается прощальная Беседа ХVІ-ю главою Ев. Иоанна. Второй вопрос непосредственно примыкает к первому и касается времени установления таинства Евхаристии по Ев. Иоанну, – точнее: в какой промежуток в повествовании Евангелиста о последней вечери должно вставить синоптический рассказ об учреждении Господом таинства Тела и Крови Своей. Сказавши, что всё, относящееся к этому событию, не относится к прощальной Беседе в строгом, собственном смысле, и начиная эту Беседу с 31 ст. XIII гл., – мы eo ipso отрицаем уже установление таинства Евхаристии после этого стиха. В данном вопросе для нас остаётся доказать это своё мнение, – доказать-же его мы надеемся в самом изложении прощальной Беседы Господа, когда выяснится тесная связь между всеми последующими стихами XIII гл. со стиха 31-го, ибо главным основанием для учёных указывать установление Евхаристии где-либо в промежутке между стт. после ст. 31-го является то предположение, что между некоторыми отдельными из этих стт. не наблюдается связи, заметен перерыв, который и указывает будто бы на то, что в то или это место должно вставить синоптический рассказ об установлении таинства Евхаристии. Так Olshausen-Ebrard прямо видит подтверждение своего мнения, что установление таинства падает между ст. 32 и 33, в том что – «здесь находится перерыв (Euge), и стих 33-й с 32-м ничем не связаны, – он начинается новым воззванием τεκνία и с новой мысли» (Das Ev. d. Іoh. S. 348). Подобно этому и Lucke между стт. 33 и 34-м не признаёт существенной связи и видит только «тень непрерывного целого» (Comm. ub. d. Ev. d. Ioh. S. 485). Для опровержения данных мнений необходимо, следовательно, установить именно и уяснить связь между отдельными стихами конца главы ХІІІ-й, или по крайней мере – доказать, что «речь с 31 ст. по 36 образует, как говорит Godet (Comm. zu d. Ev. Ioh. S. 508), столь тесно связанное целое, что вставить сюда столь важное обстоятельство (установление Евхаристии) – невозможно». Беседа же Господа с Петром никакого отношения к установлению Евхаристии, очевидно, не имеет и – «вставлять в неё, как говорит тот-же экзегет (іbіd.), такое знаменательное, торжественное действие нельзя». Вопреки Olshausen’у, который высказывал мнение, что это действие совершено пред воззванием Господа: «да не смущается сердце ваше» (после XIII, 38 и пред ХІV, 1, см. выше), нельзя допустить, чтобы такого рода воззвание могло считаться достойным заключением для великого таинства. Мнение Kern’а (См. у Godet: Comm. zu d. Ev. Ioh. S. 507 и Meyer: Krit.-exeg. Handb. ub. d. Ev. d. Ioh. S. 430), относящего его к началу гл. ХV-й, к речи о Лозе истинной, неверно уже в виду ст. 31 гл. XIV, где содержится приглашение Господа к Ученикам – встать и идти из горницы. Подробное решение вопроса в смысле положительном в нашу задачу не входит, также, как и опровержение многоразличных мнений, относящих установление таинства в промежутки между различными стихами до 31-го ст. (Собраны у Godet ibіd., Meyer ibіd., Кеіl: Comm. ub. d. Ev. d. Ioh. S. 450). Лучше всего принять, что установлено оно было между стт. 30 и 31 (XIII) – после выхода Иуды и пред самым началом прощальной Беседы Господа. Так именно предполагает архим. Михаил (Пр. Бес. Иисуса Христа с Учениками, стр. 198). Тогда устраняется и та трудно допустимая возможность, что в таинстве участвовал Иуда, – и вместе с тем слова: ныне прославися сын Человеческий, – получают смысл особенно-глубокий, особенно-знаменательный. Мнение Godet (ibіd.), что это несоединимо с выражением: абие изыде (Иуда), – представляется непонятным и странным: что-же здесь несоединимого? Заслуживает внимания также мнение самого Godet (ibіd. S. 508), относящего установление Евхаристии к знаменательным словам 1-го ст. XIII гл. Евангелия Иоанна...