25. Суждения о нарушениях церковной дисциплины и Православной веры
«Лучшим воздаянием является любовь. Когда хочешь изменить чей-то характер, той силой, которая переделывает, является любовь»
Старец Амфилохий Макрис. С. 74
Московский Святитель святой Филарет, наставляя православной вере и православному благочестию, предохраняет чад Святой Православной Русской Церкви от:
1) раскола, 2) инославия, 3) ересей, 4) иноверия, 5) волшебства и подобных ему суеверий.
1. Когда идет речь о расколе, то имеются в виду наши старообрядцы.
Святитель замечает, что раскол усиливается, приобретает новых лжеучителей «ко вреду Церкви» (2:15). В архиепископии Рязанской ушло в раскол восемь священников – «не должно сего оставить без внимания», тем паче, что возможно они «состоят под судом, или за ними есть церковные деньги» (2:15). Святой Архипастырь удивляется тому, что некий иеромонах «отдает себя в прелесть Австрийской Белокриницкой лжеиерархии. Архиепископ Амвросий Патриархом был отставлен от епархии, вероятно, не за добродетели, и жил в Константинополе. Без благословения Патриарха ушел он в Австрию к раскольникам. В Белой Кринице приняли его с сомненьем, между прочим, как курителя табака. Но те, которые купили его на русские деньги, догадались, что надобно делать. Главного из сомневающихся выбрали в епископа – и сей перестал спорить. Амвросий вопреки Апостольским правилам один посвятил его в епископа. Следовательно, это не епископ; а, следовательно, и другие по нем; ибо поставленный по правилам был только один Амвросий» (9:324–325).
Бороться с расколом не легко, так как «сильные» последователи его «под благовидностью, чтобы не беспокоить людей, расположили и некоторых из наших так, чтобы не препятствовали тем покровительствовать расколу, а от заботящихся о благе Церкви держится в тайне то, что делается. Господи, вразуми и спаси всех» (9:372). И Святитель рассуждает о том, как наших братьев вернуть в спасительное лоно Святой Русской Церкви: не «надобно дразнить людей укоризненным словом в самом начале речи, если хотите, чтобы Вас слушали... Желательно, чтобы раскольники не бросили книги, прочитав только первую страницу, и полюбопытствовали читать далее» (4:431–432). «Как писать Церковную историю для вразумления раскольников? – спрашивает святой Иерарх и отвечает: – Если писать прямо полемически – надобно опасаться той же беды, которой подвержены вообще полемические сочинения; будут бегать такого сочинения и не узнают истины, и не вразумятся. Итак, надобно, чтобы история, не объявляя себя полемической, раскрывала события верно; и, особенно в тех случаях, которые сомнительны для раскольников, указывала на основания, по которым рассказываемое справедливо. Человек будет читать или слушать историю, примечать, что ему рассказывают правду, потому принимать рассказываемое; а из сего должно выйти само собой то, что он примет сведения, служащие к опровержению раскола» (36:12). Если потребуете немедленной перемены, может случиться, что сами воздвигните преграду и лишите заблуждающегося «случая узнать истину» (7:303). Также обязательно «для сношений с раскольниками нужно довольно готовности разрешать разные вопросы и возражения, с указанием на свидетельства, от которых и они не могут отказаться. Не дать ответа и отложить до справки значит, по их понятиям, показать слабым свое дело» (10:327).
Дальше Московский Архипастырь переходит к критике раскола: «У раскольников и служащие неблагословенные, и мира истинного нет» (10:13). Особенно досадна привязанность их исключительно к двоеперстию при крестном знамении. «Когда оба перстосложения, именословное и троеперстное, вместе с христианской верой пришли в Россию – перстосложение именословное, без сомнения, казалось непонятным для неграмотных. Между тем они не могли не заметить, что священник иначе слагает персты, когда благословляет, нежели как они, когда крестятся. Знамение, употребляемое священником, естественно, представлялось более священным и более сильным, нежели употребляемое мирянином. От сего по времени могла придти мысль некоторым мирянам творить крестное знамение таким сложением перстов, какое видели у священника. Не в сем ли скрывается начало двоеперстного сложения у людей, впрочем, чуждых наклонности к еретическим нововведениям. – Митрополит Макарий, увидя начинающуюся, или, может быть, и возрастающую в народе разноту крестного знамения, хотел со своими советниками привести оное к единству, но, видно, сам не довольно вникнул в особенное значение священнического именословного перстосложения и склонился на мнение тех, которые в Стоглаве перстосложение священническое, с некоторым изменением, обратили во всеобщее под названием двуперстного, смешав в описании его черты – и троеперстного и именословного перстосложения. Патриарх Иосиф распространил сие нововведение, более прочих, посредством печатных книг. Но потом Патриархи греческие возвратили нас на прежний путь истинной церковной древности» (4:392). Сторонников «двуперстного сложения надобно приводить к церковному крестному знамению. Но сие надобно делать с рассуждением и с рассмотрением обстоятельств» (7:303).
* * *
Бороться надо и за основное и даже за второстепенное – «и за великое, и за малое... Раскольники преувеличивают свои требования, а от нас требуют все уступок» (10:426). «Вот их проект. На Рогожском откроется церковь и кафедра. Российские архиереи рукоположат им из них епископа; потом вместе с сим другого и, наконец, с двумя третьего. Из сих трех составится независимая иерархия. Старшему имя митрополита или патриарха дарует Государь Император. Сей старший будет относится к Государю Императору, не имея со стороны государства никакого блюстителя, подобного обер-прокурору, дабы никто не брал предосторожности от могущих прокрасться иностранных агентов, иезуитов и польских ксендзов с польским катихизисом. Полагается сию раскольническую церковь назвать единоверческой и предоставить народу полную (свободу) ходить в сию или в Православную Церковь, но духовенству сей Церкви не относиться к Святейшему Синоду и не сообщаться с православным духовенством в служении. Ясно намерение открыть православному народу широкий путь в раскол, а православное духовенство поставить как бы осужденным от раскольнической иерархии» (19–2:244–245). Еще «благоволите обратить внимание на всестарообрядческое всеподданнейшее письмо... Вот отзыв о государственном правительстве: «К сожалению самодержавие вот уже 200 лет до днесь не уяснило себе своих обязанностей к народу». Вот еще о духовном начальстве: «Архипастырство разрывало священнейшие отношения, связующие государей с их подданными». – Такими красотами, – заключает Святитель, – исполнено сочинение революционера, написанное от имени раскольников. Посему паки прошу внимания к единоверцам» (19–2:260–261).
Просьбу свою о единоверцах Святитель выражает настоятельно. «Угодно Вам знать, что думаю я по вопросу о развитии единоверия... Скажу вкратце. Единоверие не есть начало. Начало есть Православие; а единоверие – отрасль, или движение сего начала к стороне раскола, для приближения отчужденных к единству Церкви и иерархии. При сем оказано всевозможное снисхождение; и продолжить сие движение далее значило бы погружать Церковь в раскол. Прибавить к единоверческим священникам единоверческого епископа в настоящее время было бы бесполезно или даже вредно» (14:257). Устами благонамеренных раскольников он говорит, что после Высочайшего благоволения к единоверцам «им не останется ничего более желать, как присоединиться к нему, бросив безобразных лжеепископов австрийских и русских» (19–2:267). Но принимать в единоверческое общество требуется после тщательного испытания. – «Отец Аркадий, просящий присоединиться к единоверческой церкви, возбуждает недоумение то, что он имел прежде слишком своеобразное мудрование. Спросите инока Пафнутия, почитает ли он Аркадия благонадежным. Будет ли он признавать, что обряды общеправославной Церкви древнее и совершеннее тех, которые опираются на Стоглавом соборе, и не будет ли ставить единоверческую церковь выше общеправославной. Прошу брата Пафнутия откровенно сказать, что знает и что думает» (13:76). Так же о приеме иного: призовите его «и побеседуйте с ним, чтобы видеть по чистым ли и разумным побуждениям оставляет неправый путь, и показать ему правый, и утвердить его на сем. Вообще не оставляйте Вашим вниманием сих новых единоверцев, дабы они знали, что истинное Православие приемлет их объятиями сердца. – Иноку Пафнутию, думаю, было бы не трудно и было бы не бесполезно, если бы он кратко записывал, кто из бывшего общества приходит к ним, и какие изъявляет расположения и мнения» (13:74). К священству следует призывать иноков из среды самого единоверия. «Всех вдруг неудобно. Справедливо начать с инока Пафнутия, потому что он первый собственными идеями проложил путь к Православной Церкви и споспешествовал на сей путь других. Но и инок Онуфрий почетное вне Церкви положение принес в жертву истине и Церкви. И, как старейший, он требует внимания прежде остальных. Призовите ( – просит епископа Дмитровского Леонида. – К. С.) инока Пафнутия и переговорите с ним о сем... Что он скажет, скажите мне, и употребите Ваше благорассуждение и предусмотрительность» (13:67).
Святитель поддерживает перед наместником Свято-Троицкой Сергиевой лавры архимандритом Антонием просьбу единоверцев Оренбургской епархии предоставить им старопечатные книги – святое Евангелие и Большой потребник. – «Если есть три Евангелия Филаретовских, то, кажется, можно отдать единоверцам, к утверждению их в единении со Вселенской Церковью. Требника отдавать не думаю. Древность надобно беречь в таких местах как Лавра – и может здесь быть важная надобность в сей книге» (9:58–59, 60). Перед ним же он излагает следующее свое ценное суждение: «Строитель скита требовал моего мнения об обращении единоверческого монастыря в общеправославный. Монастырь – это бывший один из знатнейших раскольнических. Должно, думаю, что сделавшись из раскольнического единоверческим, он еще привлекает некоторое внимание раскольников, и окрестность его наполнена ими. Следственно, он представляет точку, с которой удобнее, нежели с других мест, и нужнее действовать на раскольников. Сделавшись общеправославным, он сделается более нынешнего чуждым для раскольников и, следственно, менее полезным для действования на них. Раскольники, сделавшись единоверцами, легко входят в полное общение с Православием, но когда их приглашают к единоверию, они боятся, что, по присоединении к Церкви, постепенно у них отнимут единоверческие обряды, и сие опасение есть одно из препятствий присоединения к единоверческой церкви. Сие опасение должно усилиться, когда явится бросающийся в глаза пример превращения единоверческого монастыря в общеправославный... Посему я советовал единоверческому настоятелю оставаться с монастырем единоверческим, не сомневаться в благословении Православной Церкви, даемом ему, и стараться за прежнее уклонение от Церкви принести Богу жертву обращением уклонившихся... При том я и предлагаю подкрепить единоверческий монастырь надежными людьми из православных. Единоверческий архимандрит Герасим не успел бы в обращении раскольников столько, сколько успел, если бы сделался не единоверцем, а общеправославным; и, будучи единоверцем, он успел бы еще более, если бы светские чиновники не ценили раскольнических денег дороже Православия» (9:69–70).
Святой Филарет радуется, что старообрядцы настроены мирно: «Глаголемые старообрядцы Рогожского кладбища посетили меня и беседовали со мной мирно. Слава милосердию Божию о всем» (2:53).
2. В отношении к разным исповеданиям – инославию и иноверию – Московский Иерарх говорит о едином правиле: «Надобно со всей свободой и силой открывать убеждение в достоинстве православного исповедания; но в обличении заблуждений и заблуждающих терпимость, спокойствие, кротость, снисхождение, осторожность, так же нужны, как и ревность» (23:19).
Когда Святитель рассуждает об инославных, то речь ведет, по-преимуществу, о латинянах – католиках; касается также лютеран, англикан и армян.
Католицизм агрессивен по отношению к Православию. «Может быть, – размышляет святой Филарет, – особенно нужно свидетельство истины ныне, когда Римская хитрость, без сомненья, пользуясь обстоятельствами, употребляет особенные усилия прокрасться в Россию. Бог сохранит нас, даруя мудрость и твердость Царю нашему, но мы да не поколеблемся служить истине против хитрости» (4:181)... «Пишут и говорят, что в Петербурге происходит совещание о новых преимуществах римско-католического духовенства у нас; как-то, в Саратове полагают устроить семинарию сего исповедания; детей от православных в супружестве с римско-католиками, которые по нынешнему закону должны быть крещены в Православии, дозволить крестить в римском, если хотят, и пр. ...Помолитесь Преподобному Сергию, чтобы он вразумил мое безумие, должен ли я говорить, и что, и кому, или молчать и приносить скорбь свою Посещающему Православную Церковь у нас и за границей трудными испытаниями (9:389)... «Из Петербурга слышен в Москве вопль ревнителя Православия о том, что вновь явившийся в Петербурге латинский священник поучениями привлекает женский пол, и внушает просить построения новой французской церкви в Петербурге и вызова к ней иезуитов, якобы для лучшего воспитания детей, которое не надежно в руках польских ксендзов. Если это правда, то да восстанет против сего и ревность по Православию, и любовь к Отечеству. Если польские ксендзы зло, то и иезуиты не меньшее зло... Кто не знает иезуитов? Сам папа признал их орден достойным уничтожения. – Кто не знает ныне их Monita secreta? Петербург испытал их как воспитателей – и обрел их ложных» (19–2:239).
Если бы появился православный миссионер в Италии – сразу начался бы крик, а в России Запад действует попустительно, – «Папу колеблют, но это еще не угрожает совершенным падением. Один Италианский епископ оказывает расположение к Православию – это искра, которая вскоре может быть угашена. Гарибальди говорит: проповедуйте Православие; но он при сем думает не о пользе Православию, а о вреде папе. Пусть явится православный миссионер в Италии – что может быть ближайшим последствием? – Новые политические крики врагов России» (13:101).
Ксендзы действуют и совращают православных хитростью, но нам не следует им подражать – «пусть священники утверждают православных и приобретают инославных истиной. Истина должна быть сильнее хитрости. Внешней властью не сделаешь всего для Церкви» (33:432). «Надобно, чтобы обращение созревало под действием слова силы и духа: тогда оно надежно, а не тогда, когда более рукою плоти совершается» (2:42).
Само «присоединение к Православной Церкви не различается по званиям и степеням, а для всех одно. Иное дело вводить в права священства» (4:654). «Если присоединение совершает архиерей, имея уже разрешение Святейшего Синода признать присоединяемого священником, то все может совершиться в одно священнослужение, и он приобщится Святых Таин уже как священник» (4:660). «Прилично, чтобы присоединяемый смирился пред истинной Церковью, да будет вознесен во время» (4:660).
Из вероучительных отступлений Католической церкви выделяет Святитель новоявленный догмат о непорочном зачатии Божией Матери. Отвечая на вопрос архимандрита Антония, наместника Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, о слове святого Димитрия в похвалу Божией Матери: «Поклоняюся Твоему безгрешному зачатию от святых родителей», он пишет: «Слова святителя Димитрия можно понимать о зачатии чистом от произвольного греха, ибо сие было после долгой честной жизни, в старости, не по желанию плоти, но в послушании предречению Ангела. Но не невероятно и то, что он понимал оные так, как о сем мудрствуют на западе. Он получил первоначальное образование так, что в сем более участвовали западные наставники и западные книги. Встреченное мнение, ознаменованное благоговением к Божией Матери, могло быть принято по чувству сего благоговения, тогда как не приходило на мысль строго исследовать оное в отношении к догмату искупления рода человеческого от первородного греха единственно кровью воплощенного Сына Божия... Рассуждения о зачатии Божией Матери писать нужно ли и полезно ли, сомневаюсь. Кажется, у нас довольно спокойно смотрят на вопрос о сем. Не возбудить бы распрей, которых разрешение трудно предвидеть. Положим, что иной, остерегаясь, чтобы не поколебать догмат искупления, представляет рождение Божией Матери чистым только от произвольного греха; а иной, благоговея к Божией Матери, почитает оное чистым и от первородного греха, не имея того в мыслях, какое отношение сего мнения к догмату искупления. Бог с ними обоими. Если спросят нас, мы будем говорить словами стихиры на Благовещение: Сын Божий вселился во утробу Пресвятыя Девы, «Духом Святым предочищенную». Неужели Святая Церковь за 1850 лет не успела еще установить своих догматов? – Западная Церковь, видно, так думает, когда теперь провозглашает новый догмат, не бывший прежде догматом. Православная Церковь Восточная довольствуется и спасается догматами, достаточно установленными на седьми Вселенских Соборах» (10:15–16, 17).
К другим существенным изменениям (ко времени Святителя) католиками святой веры относятся: праздник Тела Христова и Filioque.
По первому нововведению ставятся одни вопросы: «Какое основание учреждать праздник для святыни, которую чтили, но для которой не установили особенного праздника в века Апостолов и Вселенских Соборов? Какая сообразность учреждать годовой праздник для Таинства, которое совершается во все праздники и почти во все дни? Почему в четверг после недели всех Святых, а не в великий четверток, в день установления Таинства? Какая сообразность в чиноположении – нести в крестном ходе Тело Христово и отложить оное без употребления, для которого оно даровано, и тут же начать новую Литургию для совершения Тела Христова?» (4:187).
По второму читаем: «В беседах святого Златоустого на Пятидесятницу поручил я искать Filioque. Не нашли. Вероятно, дивиться надобно не святому Златоусту, а Римскому издателю. Западная ревность позволяет печатать в латинском переводе Filioque рядом с греческим текстом, в котором сего нет. Аббат Иагер мог не знать греческого языка, особенно на сей случай, для которого не знать выгоднее» (4:202–203). «В западном Символе лицо Духа Святого имеет прямое и непосредственное отношение к лицу Отца, и по отношению исхождения и к Сыну – происходит двупредельное и не прямое отношение к Отцу, когда полагается, что от Отца рождается Сын, и от Отца исходит Дух Святый... Умствовать ли о непостижимом? И умствование о непостижимом будет ли иметь силу доказательства?» (4:299).
Западный обычай прикладываться к статуям Святитель считает языческим и сожалеет, что статуи терпят в Петербурге:
«Придите Вы в церковь святого Петра в Риме, поклонитесь образу его, перекреститесь, как мы имеем обычай, и приложитесь к ноге его, а я подойду к Вам и скажу: ... Хорошо ли, что Вы поцеловали ногу статуи Юпитера Олимпийского, пред которой благоговели по своему язычники, и которой только имя – Перун на ключ – переменил один из святейших епископов Римских? Как вы о сем напишите? Или, как умолчите?» (4:150). «К сожалению терпим (то есть статуи), особенно в Петербурге, хотя не одобряем. Доказательство чего в статуях Казанского и Исакиевского собора» (4:182).
Еще об одном неприятном действии свидетельствует глубоко любящий святое Православие Архипастырь: польские члены «человеколюбивого учреждения» покупают «у бедных православных матерей будущих детей, чтобы рожденных воспитывать в своем латинском вероисповедании» (13:61).
И тем не менее Святитель не призывает православных людей к ненависти, а наоборот – учит христианским чувствам:
«Не судите строго о погрешивших молитвой с инославными. Не терпели ли, когда инославный слушал Вашу Литургию: ведь и это нарушение правила, хотя меньшее, нежели сослужение священников разноверных. Православному священнику позволено указом Святейшего Синода, по нужде, умершего римско-католика проводить в облачении, с пением: Святый Боже» (14:273–274)... «Священник церкви римской, присоединившийся к Православной, может ли вступит в брак?.. Правило (3 пр. Трулльского Собора. – К. С.) говорит о вступлении в брак и о сожитии с супругой прежде рукоположения; и, следственно, ведет не к разрешению, а к запрещению брака тому, кто рукоположен в безбрачии. Апостольское правило 26 (и другие. – К. С.) говорит: «Повелеваем, да из вступивших в клир безбрачными вступают в брак одни токмо чтецы и певцы». Из сего следует, что в безбрачии рукоположенные в пресвитера, диакона и иподиакона не имеют права вступать в брак» (4:641–642). – Значит католический священник принимается в сущем сане... Святитель считает, что не подобает печатать статью, неприятную для папы – не глумиться «над владыкой Запада. Мир ему, когда и с ненавидящими мира быть мирными учит Псаломник» (4:469).
На упреки «латинствующего» учителя, что Православная Церковь хотя и молится о соединении Церквей, но бездействует, Святитель отвечает: «Православная Церковь молится о соединении Церквей так, чтобы соединение Православных Церквей существующее было благодатью сохранено, и чтобы благодатью Божией восстановлено было соединение с Православной Церковью и тех Церквей, которые отделило от нее какое-либо неправое учение... Не стесняйте же христианской любви Православной Церкви и не утверждайте, что она не молится о соединении Римской церкви» (4:567, 568)...
«Что бы Вам (А. Н. Муравьеву. – К. С.) написать о лютеранстве... Прямой полемики я не желал бы. Исторический вид сочинения был бы менее военный и удобнее привлекал бы читателей. Тема: «О попытке протестантов и реформаторов соединиться с Восточной Церковью» не дала ли бы Вам возможность высказать нужное занимательно и не сурово?» (4:171–172). А архимандриту Антонию святой Иерарх сообщает: «О живом лютеранине можно петь молебен и просить ему благодати Божией, привлекающей в единство истинной Церкви, но об умершем иное дело. Мы его не осуждаем, но его была воля остаться до конца вне пределов Православной Церкви. Зная некоторых лютеран, имевших уважение и веру к Православной Церкви, но скончавшихся вне соединения с ней: в утешение присных верных я дозволял о них молитву, не открытую в Церкви, с которой они открыто не соединились в жизни, а поминовение на проскомидии и панихиды в доме. Синодальное же правило позволяет для таковых одно церковное действие, – чтобы православный священник проводил усопшего неправославного до могилы в ризах с пением: Святый Боже» (10:278; 23:80)...
Об англиканах: «Пусть откроются в какой-нибудь Лондонской зале беседы о сближении Англиканской церкви с Православной: что это будет? – Это значит, по русскому выражению, начать длинную песню, без уверенности, можно ли допеть ее до конца, и не окажется ли нужным умолкнуть вскоре после начатия» (13:101). Но гостя подобает принять со вниманием: «Полагает быть в Лавре Американской церкви священник Ионг, имеющий поручение своих епископов искать пути к сближению с Российской Церковью. Обещают Никейский Символ употреблять без латинского прибавления: «И от Сына». Русский православный катихизис у них переведен и некоторыми употребляется для воспитания детей. Дело трудное, но ищущих мира надобно принимать с миром. Примите гостя со вниманием» (10:425)...
Об Армянской церкви: «Приходит мысль, не слишком ли часто на листах Ваших (А. Н. Муравьева. – К. С.) посеян Армянский патриарх? А что он при прощании читал молитву над Вами, и прочие Армянские архиереи осыпали Вас благословениями, сие провозгласить сомнительно. Иное дело любознательному сыну Православной Церкви присутствовать при Богослужении Армянской Церкви и изучать оное – иное входить в особенное произвольное общение с Армянской иерархией. Если сие произошло, потому что братолюбие забыло стесниться строгостью правил – хвала братолюбию. Но надобно ли провозглашать в книге, что мы оставили без внимания церковное правило о несообщении в молитве с разноверными? Может быть и армяне соблазнятся, что их патриарх читал молитву над головой халкидонца» (4:247).
2. В поступках еретиков Московский Святитель усматривает изуверство, в их заявлениях – неправду, из которой проистекает зло:
«Вот образчик ирвингистов. В праздник Пасхи они совершали свое общественное Богослужение. В сие время один из них стал жаловаться, что в нем злой дух, и просил помощи. Помощь ему была оказана тем, что его с полчаса били палками. Наконец, он сказал, что получил помощь, что дух выходит и приступил к горлу, и выйдет, если подавят шею. Это сделали, и он оказался мертвым. Однако они не смутились. Вынесли тело в другую комнату и продолжали свое Богослужение. – Мормоны, последователи Смита, купца, который впоследствии обанкротился и несколько раз спасался бегством, построили в Америке «святой град», но прогнаны были вооруженной рукой, после вооруженной же кровопролитной защиты. Надобно было искать другой обетованной земли – и они нашли ее в другой пустой области при соляном озере. Сие озеро назвали Мертвым морем, а тамошнюю реку Иорданом. Допускают многоженство: но говорят некоторые их учители восстали против сего. Между тем они имеют пророка и 12 апостолов, 70 советников, ангелов или епископов, священников по чину Ааронову, и священников по чину Мелхиседекову» (4:447–448). Бога мормоны «представляют человекообразным и невездесущим... Кажется, от сей секты распространилось стологадание» (9:262). А вот что пишет Святитель о некоем французском проповеднике, критикуя его «мудрость»: проповедник «говорит, что, если народ угнетен и не имеет законного отдыха, то, не знает, как здесь, – но во Франции он сам себе сделает отдых, кровавый и ужасный, революцию. Во-первых, это ложно. Революция не от того, что не было отдыха. Не трудящийся, а тунеядствующий народ произвел революцию. Во-вторых, для чего же проповедник сие толкование революции ввел в свою проповедь?.. Не для того ли, чтобы предвещать и у нас революцию?.. Проповедник спрашивает: чем обнаруживается жизнедеятельность Евхаристии? И, минуя существенное, указывает на случайное: – миссионерами и сестрами милосердия. Значит ли это учить? Не натяжка ли это, с намерением прельщать и совращать?» (19–2:79–80).
3. Об иноверии святой Филарет говорит мимоходом: ставит вопрос – не затрудняется ли в Тверской епархии принятие магометанами христианства и делает замечания:
К архиепископу Тверскому Гавриилу: «Прежде обращал я Ваше внимание на то, не затрудняется ли у Вас магометанам вход в христианство, и Вы опровергли сие опасение. Теперь обращу внимание Ваше на то, правильно ли Вы с христианством втесняетесь в магометанство. Не только в письме ко мне Вы хвалитесь, но в публичных листах напечатано, что Вы пели в мечети молитву Господню. Это значит, что Вы публично обвинены, или обвинили себя в нарушении церковных правил. Если с еретиками молиться не позволено – кольми паче в магометанской мечети, кольми паче высочайшую из молитв, которую и в Церкви на Литургии произнести желая, готовимся к тому особенной молитвой: «Сподоби нас, Владыко, со дерзновением неосужденно смерти призывати Тебе, Небеснаго Бога Отца и глаголати: Отче наш». Магометан ни одной души Вы не приобрели, а правила нарушили и православных соблазнили. – Не станете ли защищаться и не скажете ли, что апостол Павел входил в синагогу. Ответствую: синагога совсем не то, что мечеть, особенно в то время, когда входил в нее святой Павел. Христианская Церковь только раждалась: до тех пор синагога была обитель истинной религии, долженствующая проповедью Евангельской преобразоваться в Новозаветную Церковь, для чего и входил в оную святой Павел. Но мы не видим, чтобы он входил в языческие храмы молиться и проповедывать, ибо сие значило бы раздражать и возмущать и, следственно, заграждать, а не открывать пути назиданию в вере. В ареопаг святой Павел не сам пришел, а был приведен и спрошен: тогда в порядке было возвестить истину» (19–1:81–82).
И к А. Н. Муравьеву: «Не хочется также мне согласиться с Вашей щедростью жаловать в великие, относительно Магомета. Вы хотите показать беспристрастие к магометанам и приласкаться к ним: и, кажется, не справедливость отдаете Магомету, а льстите. Нет в нем ни умственного, ни нравственного достоинства: а без сего какое величие?.. Не согрешил ли и я из угождения к Вам, соглашаясь, что он может быть назван великим, только по успехам? Рассудите о сем получше» (4:251–252).
4. Волшебство и подобные ему суеверия Святитель считает вредным занятием и для души, и для тела – гибельным для духовного состояния и вредным для здоровья:
«Ныне путем исследования природы заходят в область волшебства... Мне приходит на мысль, не снестись ли с начальством, чтобы не учили народ суеверию» (9:221)... «Слышите, думаю, о ворожбе столами... На сих днях мне попалась французская книга, в которой пишется, что в Америке стологадатели считаются многими тысячами и соединены в общества, и что столы проповедуют преобразование христианства и государства так, как мудрецы 1848 года» (9:229–230)... «Стологадатель, по направлению стола, лечил девочку; но ей становилось хуже. Наконец, он спросил у стола, что это значит. Стол сказал, что девочка через несколько дней умрет и потом через три дня воскреснет. Девочка умерла, но не воскресла, а стологадатель и сестра его, участвовавшая в том же, повредились в уме... Я советовал повезти его к Преподобному Сергию, и обратился к Вам, чтобы Вы устроили совершение над ним молитв» (9:299)... «Приезжий из Петербурга рассказал мне следующее. Один русский, находящийся в Америке при консульстве, неверующий, увидел на доме надпись: «Здесь можно говорить с умершими», и, вошед в дом, нашел старика с гадательным столом, который не писал, а отвечал стуком. Испытующий, устраняя обман, отставил стол в сторону, и, спрашивая, получил ответы, что с ним говорит умерший его дядя, что он находится не в лучшем состоянии, ... и что за него надобно молиться. На вопрос, кто должен молиться, вопрошающий произнес несколько имен, и получил неясные ответы, а когда наименовал свою мать, стол трижды ударил ногой и вспрыгнул. С сего времени испытатель сделался верующим. Как Вы о сем рассуждаете?» (9:250–251)... «О магнетизме, когда спрашивали меня употребить ли, отвечал и я, что христианам даны высшие и вернейшие силы, вера и молитва» (10:250; 23:23).
А в приметах святой Филарет видит и нечто положительное: «Можно смеяться над тем, что называют приметами. Но в них иногда скрывается значение, хотя непонятна связь предваряющего с последующим. Птица весной прилетает и осенью отлетает, иногда ранее, иногда позже: и оказывается, что она как будто предвидела, какая погода последует. Не без опыта составилась примета, что необыкновенное появление и дерзость зверей – примета нехорошая» (10:62).
* * *
Общий вывод: спасение в Церкви – и вход в нее открыт.
«Разрешение при исповеди принимать за присоединение к Православной Церкви без особого чина разрешаемо... без ограничения условием» (10:69).
«В отношении к людям разных исповеданий надобно со всей свободой и силой открывать убеждение в достоинстве Православного Исповедания; но в обличении заблуждений и заблуждающихся терпимость, спокойствие, кротость, снисхождение, осторожность также нужны, как и ревность» (5:12).
«Латиняне умеют доказать правительству, что надобно быть епископу и там, где он не нужен. Будем уметь доказывать истину так, как они умеют доказать, что хотят» (5:13).