Κοινή «общий» греческий язык по связи с библейским

Под названием κοινή⁵⁰ разумеется греческий язык в известную эпоху своего развития, – в эпоху, когда сделан был перевод LXX и написаны книги Нового Завета. Чтобы составить себе правильное понятие об этом периоде языка, необходимо проследить историю греческого языка с более раннего времени.

С незапамятных времен греческий яз. делился на наречия (διάλεκτοι). Древние сами различали их четыре: аттическое, ионическое, дорическое, эолическое. Новые лингвисты находят это деление неудовлетворительным в научном отношении и предлагают другую группировку наречий; напр., известный немецкий ученый К. Brugmann делит их на 7 групп: ионическо-аттическую, дорическую, северо-западную, северо-восточную или эолическую, элидскую, аркадийскую и кипрскую, памфилийскую. Наречия, в свою очередь, подразделялись на говоры (μεταπτώσεις, ὑποδιαιρέσεις τοπικαὶ κατὰ πόλεις, κατὰ ἔθνη). С течением времени границы между отдельными наречиями стираются, и одно переходит в другое так, что прежнее их распределение становится все менее применимыми. В конце концов старые наречия постепенно совсем исчезают и на их место является один «общий» язык (κοινή), на котором говорят во всех странах, куда проникает греческое влияние. Только с этих пор и может быть речь о едином греческом языке; раньше этого существовали лишь отдельные наречия. Начало и постепенное развитие этого процесса темно вследствие недостаточности фактических данных. Судить о нем можно только на основании более или менее вероятных предположений.

Начало этого процесса надо искать еще в V веке до Р. Хр. Победа афинян над персами при Микале в 479 г. повела к заключению союза между афинянами и ионянами; Афины становятся постепенно значительным торговым центром внутри этого большого союза. Следствие этого общения было двоякое: как афиняне принимали в свой язык чуждые ему элементы от других племен, так и эти последние заимствовали аттические элементы в свои наречия. Афины имели с самого начала материальное превосходство в этом круге, но вскоре получили и духовное; а это дало преимущество и аттическому наречию. Участие союзников в афинской военной службе, привлечение их к афинскому суду приводило ионян в очень близкое и продолжительное соприкосновение с господствующим народом; еще более, пожалуй, этому способствовали помещение афинских гарнизонов в союзных городах и основание афинских колоний в областях союзников. Последние годы V-го века должны были особенно сильно отразиться на диалектическом составе греческого языка, так как с ними совпадают два великие факта в истории Греции: – Пелопоннесская война и возвышение афинской образованности на степень общегреческой. Передвижения значительных масс войска от Лакедемона до Фракии и многочисленные политические перевороты в разных городах Греции, сопровождавшиеся изгнанием побежденных на чужбину, не могли остаться без влияния на сближение племен, а следовательно, и наречий, между собою. Что касается духовного преобладания Афин, то достаточно припомнить, что их наречие сделалось литературным языком всех греков, из чего мы можем далее вывести необходимое заключение, что всякий грек, желавший казаться образованным, ломал свою родную речь на аттический лад.

О распространенности аттического наречия среди образованных людей других племен Греции можно судить, напр., по следующим фактам. Знаменитые софисты Протогор, Продик, Горгий, Иппий были не афиняне, и тем не менее излагали свое учение в Афинах на аттическом наречии. Знаменитый трагик Эсхил, живший некоторое время при дворе сиракузского царя Иерона, ставил там на сцену и свои драмы, между прочим «Персов», и, – по словам его биографа, – эта трагедия доставила ему большую славу: след., и в дорическом городе Сиракузах были люди, вполне понимавшие аттическое наречие. Еврипид поставил на сцену одну из своих трагедий «Андромаху» не в Афинах, а, по-видимому, в дорическом городе Аргосе. Последние годы жизни Еврипид провел при дворе македонского царя Архелая и тоже ставил там на сцену свои трагедии: стало быть, и в Македонии, если не простой народ, то, по крайней мере, двор и знать могли понимать его произведения. О том же Еврипиде есть рассказ у Плутарха (биография Никия, гл. 29), что некоторые из афинян, попавшие в плен после поражения афинского войска в Сицилии в 413 г., спасли себе жизнь благодаря своему знанию произведений Еврипида: одни были отпущены на волю своими господами за то, что научили их тем отрывкам из его трагедий, какие они помнили наизусть; другие во время своих скитаний по острову после сражения получали пищу и воду от жителей за то, что пели им песни из его трагедий. Все это показывает, как распространено было знание аттического наречия среди греков V-го века. К концу V-го века аттический диалект становится уже общегреческим письменным языком и постепенно почти совсем вытесняет другие диалекты из прозаической литературы. Хотя письменный язык сам по себе представляет с лингвистической точки зрения мало интереса, тем не менее, значение его для истории языка вообще не подлежит сомнению, так как по мере распространения образованности он все более проникает в народ и таким образом до некоторой степени объединяет наречия. А в классическую эпоху каждый был более или менее знаком с главными наречиями, потому что еще ребенком изучал в школе произведения древних поэтов.

Определить, насколько было распространено аттическое наречие в низших, необразованных слоях населения других племен, мы не можем за неимением фактических данных; можем это только предполагать у афинских союзников ионян на основании проведенных выше соображений.

Однако и аттическое наречие само не избежало обратного воздействия со стороны других диалектов, как вследствие торговых и политических сношений афинян с другими племенами Греции, так и вследствие пребывания в Афинах множества иностранцев: «метеков» (μέτοικοι), т. е. свободных людей, постоянно жавших в Афинах, по происхождению бывших отчасти греками, отчасти варварами; торговцев, приезжавших в Афины на время из разных стран; рабов, огромное большинство которых было из варваров. Число этих иностранцев, которые едва ли могли говорить по-аттически вполне чисто, было в Афинах значительно больше числа самих афинских граждан. Неизвестный автор V-го века, написавший сочинение «О государстве афинян», ошибочно приписываемое Ксенофонту, делает замечание, свидетельствующее о примеси посторонних элементов к аттическому языку (II, 8): φωνὴν πᾶσαν ἀκούοντες ἐξελέξαντο τοῦτο μὲν ἐκ τῆς, τοῦτο δὲ ἐκ τῆς καὶ οἱ μὲν (ἄλλοι) Ἕλληνες ἰδίᾳ μᾶλλον καὶ φωνῇ καὶ διαίτῃ καὶ σχήματι χρῶνται, Ἀθηναῖοι δὲ κεκραμένῃ ἐξ ἀπάντων τῶν Ἑλλήνων καὶ βαρβάρων , т. е. «афиняне, слыша всякие языки, взяли себе одно слово из одного языка, другое – из другого; другие эллины лучше сохранили свой язык, свой образ жизни, свою одежду, а у афинян язык представляет смесь из языков всех эллинов и варваров».

Таким образом, уже V-й век носит в себе задатки смешения наречий между собою вследствие их взаимодействия.

В ІV-м веке влияние Афин на духовную жизнь греков еще усилилось, а политические события вызывали еще более тесные и частые сношения между греческими племенами; переселения сторонников побежденных партий и передвижения войск не только продолжались, но в способе ведения войны явилось изменение, в высшей степени благоприятное взаимодействию наречий; это – наемные войска, набиравшиеся из разноязычных искателей приключений. Таков был, напр., греческий отряд в войске Кира младшего, прославившийся своим отступлением под предводительством Ксенофонта: во главе этих наемников стоял спартанец; из подчиненных ему военачальников один был фессалиец, другой – аркадяинин, третий – афинянин и т. д.: низшие чины представляли собою, конечно, не менее пеструю смесь племен. В какой мере такое постоянное общение разноплеменных греков, – да еще при частых переходах из одной области в другую, – должно было отражаться на языке каждого из них, можно судить по афинянину Ксенофонту: хотя он и прозван «аттической пчелой», однако уклонений от аттической речи у него много, особенно в синтаксисе и в выборе слов. Ксенофонт был человек высокообразованный и относился к словесному выражению своих мыслей вполне сознательно; сверх того, его родным наречием была именно та форма языка, которой старались подражать все грамотные греки; и тем не менее наемническая служба и сопряженные с нею скитания наложили свою печать на его речь; как же должно было сказываться влияние такого образа жизни на язык менее развитых его товарищей по ремеслу?

Но все таки в V и IV веках, насколько мы можем судить по аттическим надписям и литературным памятникам, влияние греческих диалектов и варварских языков на аттическое наречие было еще невелико и выражалось лишь присутствием в аттическом языке некоторых чуждых ему слов, напр., дорических военных терминов λοχαγός, ξεναγός, οὐραγός, ионических, напр., πουλύπους (название рыбы), варварских, напр., ἀρραβών «задаток» (залог, слав. «обручение»). Поэтому заметка того неизвестного автора, будто аттическое наречие представляет собою какую-то смесь из всех языков, вероятно, сильно грешит против истины: до времени Александра Македонского и даже до самого конца IV века афинский народ все-таки сохранял, – по крайней мере в Аттике, – родной язык в значительной чистоте.

С половины ІV-го века в судьбы Греции вмешивается новый деятель – Македония. Под знаменами Александра Македонского все племена Эллады соединились во имя одного общего дела. Благодаря ему и его преемникам, эллинизм разносится и отчасти насаждается от Нила до Инда; в сферу греческого влияния втягиваются варвары, и греческая речь слышится из уст египтян, сирийцев и евреев⁵¹; первым осязательным последствием этого объединения Греции было в области языка образование так называемого «общего наречия» – κοινὴ διάλεκτος, ἡ κοινὴ συνήθεια или просто ἡ κοινή.

Впрочем, понятие ἡ κοινή (διάλεκτος) определилось как в древние, так и в новые времена различными учеными различно: одни – как древние, так и новые ученые – понимали под этим термином письменный, литературный язык, на котором образованные люди (οἱ πεπαιδευμένοι) также и говорили, – τὴν ἀστειοτέραν καὶ φιλόλογον συνήθειαν (Sextus Empiricus, Adversus grammaticos, § 235); другие – новые ученые – понимают термин κοινή, как разговорный язык простых, необразованных людей; древние ученые выражались об этом языке довольно презрительно – ἡ ἐπιπολάζουσα φωνή, ἡ ἰδιωτική, ἰδιωτικόν, ἀδόκιμον, ἀλλοκοτέρως, ἔκφυλον, βάρβαρον, а массу народную, говорившую этим языком, называли ἀμαθεῖς, ἰδιῶται, ἀγοραῖοι, σύρφακες, χυδαῖοι. По первому определенно, κοινή есть язык исключительно книжный, неживой, представляющий собою смесь из разговорного языка и старого аттического литературного предания, приближающийся то к разговорному, то к старому аттическому, смотря по степени образованности автора или по его личному вкусу. Условимся понимать под словом κοινή или «общий язык» – безыскусственный, разговорный язык; а тот искусственный книжный язык будем называть «литературная κοινή» или «литературный общий язык».

Определить точно по годам, когда начинается и кончается κοινή невозможно: каждый оборот, каждая часть речи, каждой отдел склонения и спряжения, каждое слово, каждый звук имел свою историю; можно лишь приблизительно наметить поворотные пункты. Началом «общего языка» можно считать время около 300 года до Р. Хр., концом – время около 500 года по Р. Хр. когда уже наступает эпоха ново-греческого языка, который является прямым продолжением «общего языка», а не восходит к древнегреческим диалектам, как думали некоторые ученые.

Что же такое «разговорный общий язык»? Это – вопрос спорный. Господствующий теперь в науке взгляд, представителями которого являются ученые Хацидаикис, Г. Мейер, Крумбахер, Тумб и др., – то, что основанием его служит разговорный аттический язык, к которому в большем сравнительно количестве примешаны элементы из ионического диалекта и в очень небольшом количестве элементы из других греческих диалектов. Другое мнение о κοινή высказанное еще древнегреческими учеными («грамматиками») и в настоящее время поддерживаемое Кречмером и Дейсманом, состоит в том, что κοινή представляет собою пеструю смесь почти всех диалектов, в которой аттическое наречие представлено лишь одним или двумя важными элементами. Первое мнение более вероятно, как вследствие наибольшего сходства общего языка с аттическим и ионическим, так и на основании высказанного раньше предположения о распространенности аттического диалекта среди других племен Греции.

Можно предполагать, что еще во время до Александра Македонского в области Эгейского моря образовалась своего рода κοινή, имевшая в своем основании аттическое наречие, к которому, однако, уже были примешаны и ионизмы. Македоняне, выступая на арену греческой истории и заимствуя греческую культуру и греческий язык, всего скорее могли познакомиться с ним от своих ближайших соседей – ионян, города которых окружали побережье Македонии; а язык этих городов и был той смесью аттического и ионического наречия, о которой мы сейчас говорили. Таким образом, греческий язык, который разнесли по Азии и Египту войска Александра Македонского, состоявшие из эллинизированных македонян и греков, был уже κοινὴ διάλεκτος в тех городах, где Александр и его преемники селили македонян и греков, этот же язык, естественно, становился господствующим, – все равно, к какому бы греческому племени ни принадлежали остальные жители его. Вслед за македонскими завоевателями пошли на Восток греки мирных профессий, – купцы, ремесленники и т. д., а после покорения Греции римлянами в 146 г. грекам открылась дорога в Италию, Испанию, Галлию; мало-помалу все побережье Средиземного и Черного морей подпало под культурное влияние Греции, которому подчинились и сами победители ее – римляне; греческий язык постепенно завоевал весь древний мир (впрочем, главным образом Восток) и сделался международным. Ставши через это и языком варваров, κοινή, хотя и сохраняла главные черты аттической грамматики и словаря, тем не менее, приняла и чуждые элементы, но почти исключительно в свой словарь. Впрочем, ориентализмов (восточных слов) в κοινή мало; гораздо больше она заимствовала латинизмов: сперва их было немного, но потом (с начала нашего летосчисления и особенно со времени Диоклитиана) число их быстро стало возрастать. Одновременно с этим внутри самой κοινή шел естественный процесс упрощения грамматики: многие старые формы исчезли и были заменены новыми, главным образом под влиянием аналогии, напр., в 3-м склонении дат. и п. множ. ч. стал оканчиваться на οις , как во 2-м скл. (ἀρχόντοις вм. ἄρχουσι).

Кроме слов, заимствованных из других языков, в κοινή мы находим слова, которые в аттической литературе известны нам только из поэзии. Думать, что в κοινή они попали прямо из аттической поэзии, невозможно, потому что в κοινή они встречаются в документах, ничего общего с поэзиею не имеющих и писанных людьми необразованными, напр., в каком-нибудь счете за вино. Несомненно, эти поэтические слова употреблялись в живой κοινή, как самые обыкновенные. Каким путем они попали в κοινή, – мы не знаем, но во всяком случае не путем литературы; вероятно, сама аттическая поэзия почерпнула их из живого народного языка – аттического или ионического, где они все время продолжали жить скрытым для нас образом и откуда они перешли в κοινή, а некоторые затем и в новогреческий язык.

Итак, из сказанного нами о сущности κοινή следует, что основанием ее служит аттический народный язык, к которому примешаны ионизмы и в ничтожном количестве элементы из других греческих наречий и в которой грамматика постепенно изменялась, главным образом упрощаясь, под влиянием аналогии; впоследствии в κοινή вошло значительное число латинских слов.

Древние греческие диалекты вели долгую, но тщетную борьбу: мало-помалу, – одни раньше, другие позже, – они были поглощены «общим языком», точно так же, как и местные языки Малой Азии – фригийский, ликийский и др. Но удивительно, как мало следов оставили в κοινή и греческие диалекты, и варварские языки: большая часть того, что было принято в какой-нибудь одной местности, напр., из дорических форм или египетских особенностей, было потом в течение первого тысячелетия нашей эры вновь отброшено. А большая часть того, что кажется нам новым и чуждым, на самом деле есть продукт внутреннего, естественного развития самой κοινή.

Борьба древних диалектов всё-таки сильно задерживала развитие «общего языка» в старых поселениях греков; эти диалекты исчезали лишь постепенно; борьба между древними диалектами и «общим языком» длилась несколько столетий, и только с III века по Р. Хр. древние диалекты совсем вымирают, насколько мы можем судить по тому, что надписей на древних диалектах мы уже более вовсе не находим. Во время борьбы диалектов и «общего языка», – надо думать, – некоторое время в тех местах были в употреблении оба языка; κοινή наконец, не вытесняла совершенно из употребления старые диалекты. Раньше всех исчез ионический диалект, – еще в III веке до Р. Хр., – на островах Эгейского моря, которые, по-видимому, и были родиной и центром распространения «общего языка»; за островами следовали ионяне в Малой Азии, затем эоляне в Малой Азии, Фессалии и Беотии; дольше всего оказывал сопротивление дорический диалект, особенно в Пелопоннесе, в Кирене и на некоторых островах вследствие обособленности этих мест от остального греческого мира (в Пелопоннесе даже до сих пор существует «цаконское» наречие, восходящее к «лаконоскому» говору).

Главную роль в развитии κοινή играют новые сферы греческого влияния – Малая Азия и Египет, где не было старых диалектов, а потому не было и препятствий к распространению «общего языка». Центр греческой культуры со времени Александра Македонского перешел в Египет и Малую Азию; язык этих новых греческих областей теперь сталь уже действовать обратно на диалекты самой Греции, уничтожая их, и одержал, наконец, победу над остатками дорического диалекта и даже самим аттическим наречием, которое в императорскую эпоху было само лишь одним из диалектов по отношению к κοινή.

Само собою разумеется, что из открытых Александром для греческой культуры и новых областей не все в одинаковой степени были эллинизированы. Всего более эллинизировалась М. Азия: в императорскую эпоху это была совершенно греческая страна и с греческой культурой. Сирия и Египет были менее эллинизированы; греческий язык был, по-видимому, только в городах, тогда как в деревнях туземцы говорили на своем родном языке. Палестину едва ли можно назвать эллинизированной страной. Распространению эллинизма тут мешала религиозная нетерпимость евреев к язычникам. Греческих общин – таких, как в Сирии, – в Палестине не было, и едва ли правы те ученые, которые говорят о преобладании греческого языка, напр., в Галилее во время земной жизни И. Христа. Палестинские иудеи учились греческому языку, насколько он им был нужен для торговых и иных сношений с иноплеменниками; образованные иудеи знакомились с греческой литературой, но не забывали родного языка; даже для Иосифа Флавия греческий язык был чужим [см. Antiqu. XX, 12:1 по изд. В. Niese IV, Berolini 1890, р. 319–320]. И в этом положении Палестина оставалась, вероятно, до времени завоевания ее арабами. Но, конечно, иудейский народ в Палестине не мог остаться совсем чуждым культурному влиянию эллинизма: это доказывает масса греческих слов, встречающихся в раввинистических творениях – в Талмудах, Мидрашах, Таргумах; а проникли они сюда не ученым путем, а прямо из разговорного народного языка: в народном языке иудеев, – стало быть, – было много греческих слов (а также и латинских). Несомненно, что и И. Христос и Его ученики примешивали немало чужеземных слов к своей «арамейской речи»: такие слова, как συνέδριον, διαθήκη, παράκλητος, κύριε (как обращение), δηνάριον, ἀσσάρτον, κοδράντης, πανδοκεύς, πανδοκεῖον, λεγεών и др., которые встречаются в речах И. Христа, представляют собою не переводы Евангелистов с «арамейского», а буквально употребленные И. Христом греческие выражения среди «арамейской» речи. При случае И. Христос и Его ученики, по-видимому, вели разговор на греческом языке с лицами, обращавшимися к ним на этом языке. У Ин.12:20–21 идет рассказ о том, что «эллины» подошли к Ап. Филиппу и просили его, говоря: «Господин! Нам хочется видеть Иисуса», – нельзя думать, чтобы Евангелист назвал этих людей «эллинами», если бы они, как евреи, говорили с Апостолом по-арамейски. В евангельском рассказе о суде Пилата над И. Христом, который мог вестись только на греческом языке, ничего не говорится о том, что при разговоре между судьей и Обвиненным возникли какие-либо затруднения относительно языка или, что разговор шел через переводчика. (Вопрос о греческом языке среди иудеев подробно рассмотрен у Prof. Th. Zalm, Einleitung in das Neue Testament I т. стр. 24 сл. по 1-му изд. и стр. 24 сл. – по 2-му изд.). [См. еще Prof. Emil Schürer. Geschichte des jüdischen Volkes in Zeitalter Jesu Christi II³, S. 43 ff. 50 ff. 63–67. 457 (II⁴, S. 57 ff. 67 ff. 84–89. 534–535); III³, S. 93–95].

Как мы видели, древние греческие диалекты вымерли около времени Р. Хр., – одни раньше, другие позже; на их место явился «общий язык». Но несомненно, что этот язык, в существенных своих чертах. всегда остававшийся неизменным на протяжении всей своей территории от Нубии до Армении, в мелочах (особенно – в произношении) был безусловно одинаков повсюду уже вследствие того, что область его распространения была слишком велика и географически различна: Страбон, напр., сообщает (VIII, 1:2), что в его время (около Р. Хр.) почти в каждом городе говорили различно. Иными словами: κοινή уже с самого начала своего существования, строго говоря, не была одинакова, а делилась на «говоры» (вроде того, как великорусское наречие делится на говоры, акающие и окающие, напр., московский и володимирский). И это понятно: дорянин, напр., произносил κοινή иначе, чем ионянин, не говоря уже об иностранцах. Конечно, такие оттенки выговора по большей части недоступны нашему наблюдению. Однако и мы можем заметить, что, напр., «υ» в разных говорах произносилось различно: как немецкое «ü», как русское «и», как русское «у» и, вероятно, как русское «ю». Необразованный египтянин не различал глухих и звонких согласных и потому, напр., должен был произносить одинаково слова ἡγούμενος и οὶκούμενος. Разновидности «общего языка» с течением времени должны были обособляться все более и более, пока этот общеэллинский язык не распался, в свою очередь, на более или менее определенно очерченные наречия, не имеющие, однако, ничего общего с наречиями древними. Эти новогреческие наречия вылились в определенную форму лишь несколько веков спустя после возникновения κοινή, в течение первого тысячелетия по Р. Хр.

У древних грамматиков мы находим упоминание о македонском и александрийском наречиях. Под первым надо разуметь не природный язык македонян (его даже и нельзя было бы назвать диалектом греческого языка), а тот греческий язык, который был в употреблении у македонян, т. е. ту же самую κοινή, может быть, с теми мелкими отличиями в выговоре, в употреблении некоторых слов и т. п., о которых мы сейчас упоминали. То же самое надо сказать и об александрийском диалекте: это опять же κοινή, но в том виде, как ее употребляло население Александрии. Иначе говоря, – то, что известно под именем македонского и александрийского диалектов, представляет собою не наречия, а разве лишь говоры в κοινή с очень незначительными особенностями.

Само собою разумеется, что κοινή, как и всякий живой язык, с течением времени видоизменялась и, наконец, обратилась незаметно в теперешний новогреческий язык с его наречиями. Время этого перехода, т. е. конец «общего языка» и начало новогреческого, определить с точностью невозможно, как и начало самой κοινή; приблизительно начало новогреческого языка определяют около середины первого тысячелетия по Р. Хр.

Все, что мы до сих пор говорили о κοινή, относится к κοινή разговорной, как мы уже упоминали. Наиболее надежными и непосредственными источниками наших сведений об этом разговорном языке служат надписи той эпохи и особенно египетские папирусы.

Папирусом называется египетское растение, из которого древние приготовляли материал для письма; этим же словом обозначаются теперь и древние документы, писанные на нем. Эти древние документы находят теперь массами в Египте, где они пролежали под песком в кучах мусора или в пирамидах десятки веков и сохранились благодаря сухости египетского климата. Впервые европейцы познакомились с ними в 1778 году, когда один европейский антикварный торговец купил такой папирусовый свиток у египетского крестьянина. Но ученые сперва мало придавали значения папирусам, и их находили в небольшом количестве; только в 1877 г. открытие огромной массы папирусов египетской провинции Эль-Файюм обратило на них взимание ученых, и с тех пор стали снаряжать целые экспедиции для отыскания папирусов в Египте и начали их старательно изучать. В настоящее время листки и обрывки их, большей частью еще не разобранные⁵², лежат целыми тысячами в разных музеях Европы (есть, между прочим, и в Петербурге). Папирусы заключают в себе отчасти отрывки литературных текстов; но огромное большинство их не имеет ничего общего с литературой. Содержание этих текстов чрезвычайно разнообразно: акты из управлений деревень, городов и храмов, юридические документы, арендные и наемные контракты, счета и квитанции, завещания, брачные контракты, наконец – большое количество писем «маленьких» людей. Этим разнообразием содержания объясняется богатство слов; а так как эти документы писались часто необразованными людьми, то в них мы находим нелитературные формы слов, употреблявшиеся в разговорном языке, и безграмотную орфографию, из которой иногда видно, как произносилась та или другая буква. Таким образом, папирусы имеют громадное значение для исследования позднейшего греческого разговорного языка. Большая часть их датирована не только годом, но даже и днем. Древнейшие из папирусов восходят к III веку до Р. Хр.⁵³ , наиболее поздние – к VII веку по Р. Хр. Значит, мы имеем архивный материал – почти без перерыва – за период свыше тысячи лет: – от эпохи царя Птоломея Филадельфа до времен ислама.

Другим, косвенным средством для ознакомления с разговорной κοινή служат свидетельства древних лексикографов – Фриниха, Мирида и др., где указывается, какое аттическое слово соответствует тому или другому слову «общего языка».

Наконец, о составе разговорной κοινή можно судить на основании современного новогреческого языка, который есть непосредственное продолжение ее, точно так же, как на основании теперешних романских языков делаются заключения о составе простонародного латинского языка.

Что касается литературного языка в эпоху κοινή, который «образованные люди употребляли и в устной речи, то он значительно отличался от разговорной κοινή и приближался более или менее к старому аттическому литературному языку, смотря по степени образования автора или его вкусам и целям: сочинение, предназначенное для простого народа, конечно, было ближе к разговорному языку, чем то, которое предназначалось для образованной публики.

Нечего и говорить о том, что этот литературный «общий язык» был языком искусственным, на котором народ в собственном смысле никогда и нигде не говорил; он был приблизительно таким же искусственным языком, как наш литературный язык XVIII века, представляющий собою смесь русского и церковнославянского. Из дошедших до нас авторов на этом языке писали: Поливий, Диодор, Страбон, Плутарх, Иосиф Флавий⁵⁴, Филон и др.; но и у них язык не одинаков относительно близости к аттическому.

Литературная κοινή, как мы видели, хотя до некоторой степени имела связь с живым языком. Но уже в I веке до Р. Хр. возникает реакция, с течением времени все усиливающаяся, в пользу употребления в литературе настоящего древнего аттического диалекта. Это литературное направление называют «аттикизмом», а писателей этого направления – «аттикистами». Аттикисты держались принципа употреблять только те слова, которые находятся у какого-нибудь аттического автора, и с презрением относились ко всем неаттическим элементам. Аристид, напр., один из знаменитейших риторов II века по Р. Хр., хвалится (Rhetor. II, 6), что он не употребил ни. одного слога, не заимствованного из «книг», т. е. из аттических авторов (τοσοῦτον ἂν εἴποιμι, μήτε ὀνόματι μήτε ῥήματι χρῆσθαι ἄλλοις πλὴν τοῖς ἐκ τῶν βιβλίων). Старались соблюдать, конечно, и аттическую грамматику, значительно расходившуюся с грамматикой живого языка.

Таким образом, между языком образованного общества и простого народа была целая пропасть: судя по словам Секста Эмпирика, писателя 200–250 г. по Р. Хр. («Против математиков», I, 10), с необразованными людьми ученые говорили на другом языке, чем между собою: говоря со слугами, напр., называли корзину для хлеба πανάριος, а ступку ἴγδις, тогда как в образованном обществе эти же предметы называли словами ἀρτοφόριον и θυεία; ученый язык казался смешным простым людям и наоборот: ὡς γὰρ ἠ φιλόλογος (συνήθεια) γελᾶται παρὰ τοῖς ἰδιώταις, οὕτως καὶ ἡ ἰδιωτικὴ παρὰ τοῖς φιλολόγοις.

Педантизм аттикистов, конечно, не мог не возбудить протестов: писать на аттическом наречии в императорскую эпоху было почти то же, что писать теперь нам на языке Остромирова Евангелия. Так, знаменитый врач ІІ века по Р. Хр. Гален, один из противников этого направления, смеется над правилами аттикистов, «занимающихся проклятой этой лженаукой», которые хотят называть капусту аттическим словом ῤάφανος (вместо κράμβη, как она называется в κοινή), «как будто это афиняне разговаривают с греками, жившими 600 лет назад, а не с теперешними – τοῦτο τὸ λάχανον (τὴν κράμβην) οἱ τὴν ἐπίτριπτον ψευδοπαιδείαν ἀσκοῦντες ὀνομάζειν ἀξιοῦσι ῤάφανον, ὥσπερ τοῖς πρὸ ἑξακοσίων ἐτῶν Ἀθηναίων διαλεγομένων, ἀλλ᾿ οὐχὶ τοῖς νῦν Ἕλλησιν (VI, 633, 4 изд. Kühn’a). Правила аттикистов казались настолько бессмысленными, что один из остряков того времени даже сказал: «если бы не было на свете врачей, то ничего не было бы глупее грамматиков» – εἰ μὴ ἰατροὶ ἤσαν, οὐδὲν ἂν ἦν τῶν γραμματικῶν μωρότερον (Athenaeus, XV, 2).

Однако, несмотря на протесты, учение аттикистов постепенно получило силу закона для всех последующих веков; этой силы оно не потеряло даже и в настоящее время, так как и у теперешних образованных греков литературный язык совсем непохож на язык простого народа, а заключает в себе много аттических элементов. Но велика и сила живого языка: при всех стараниях писать на чистом аттическом языке, никому из аттикистов это не удалось вполне: все невольно примешивали и слова, и формы, и конструкции из современного им живого языка. Аристид, напр., в том самом месте, где он хвалится своим аттикизмом (которое мы сейчас привели), сделал ошибку против аттической грамматики, поставив отрицание μήτε вместо οὔτε, так как в «общем языке» μή ставилось при всяком инфинитиве.

Κοινή в науке нередко называется еще «эллинистическим» языком – dialectus hellenistica, Hellenistisches Griechisch, la langue hellénistique. Это слово образовано от существительного ἑλληνιστής, которое в свою очередь происходит от глагола ἑλληνίζειν. Последнее значит «говорить по-эллински», причем употребляется двояко.

1) Или ему противополагается понятие «говорить по-аттически, – и тогда ἑλληνίζειν значит «говорить на общем наречии»; в этом смысле оно употреблено в следующих словах комика Посидиппа: «Эллада одна, а городов в ней много. Ты говоришь по-аттически, когда выражаешься по-своему, а мы эллины говорим по-эллински» – Ἑλλὰς μέν ἐστι μία, πόλεις δὲ πλείονες˙ σὺ μὲν ἀττικίζεις, ἡνίκ᾿ ἂν φωνὴν λέγῃς αὐτοῦ τιν᾿, οἱ δ᾿ Ἕλληνες ἑλληνίζομεν. В этом же смысле лексикографы аттикисты употребляют слова Ἕλληνες, ἑλληνικός в противоположность к Ἀττικοί, ἀττικός.

2) Или же ἑλληνίζειν противополагается иноязычной, варварской речи, напр., у Лукиана Philopseudes 16 ἑλληνίζων ἢ βαρβαρίζων, – и тогда значит просто «говорить по-гречески». Соответственно этому значению, существительным ἑλληνισταί в Деян.6:1 обозначены иудеи, говорящие по-гречески, в противоположность иудеям, говорящим по-арамейски. Ввиду этого ученый Scaliger (XVI в.) в своих Animadversiones in prolegomena Hieronymi, впервые образовавший прилагательное hellenisticus от древнего ἑλληνιστής по аналогии с тем, как, напр., от σοφιστής было древними образовано σοφιστικός, – а за Скалигером и другие ученые до последнего времени понимали под выражением «эллинистический диалект» специально ту особую форму греческого языка, которую употребляли именно иудеи, т. е. своего рода «жаргон». Так, Drusius в Commentatio ad voc. hebraic. N. Т. 1582 г. пишет: vulgus litteratorum ignorat, Apostolos et Evangelistas peculiarem dialectum habuisse, quam Hellenisticam vocamus, qua usi sunt post LXX interpretes Aquila, Theodotio, Symmachus, item auctores apocryphi, omnesque adeo Judaei, qui Graeco sermone quid conscribebant. †Проф. протоиерей С.К. Смирнов тоже употребляет этот термин в таком смысле: «Итак, язык эллинистический есть язык греческий, смешанный с формами еврейскими, на котором говорили иудеи» (Филологические замечания, стр. XXIV). Но такое понимание едва ли правильно: ἑλληνισταί должно было иметь более широкий смысл и означать не только иудеев, но вообще всех варваров, т. е. людей не греческого происхождения, усвоивших греческий язык (а также греч. обычаи, греч. культуру); соответственно этому и под выражением «эллинистический диалект» надо разуметь греческий язык всех варваров в эпоху после Александра македонского. А так как в это время огреченные варвары (египтяне, малоазийцы) говорили на том же «общем языке», на каком говорили и сами эллины, то понятие «эллинистический диалект» должно быть еще расширено и под ним надо разуметь просто «общий язык» или κοινή как под словом «эллинизм» разумеется вся вообще эпоха, в которую греческая культура стала мировой, так и под словом «эллинистический» надо разуметь все, что относится к этой культурной эпохе, которая также называется «эллинистической». Поэтому выражения «эллинистический язык» и κοινή – синонимы. В таком смысле и употребляют этот термин новейшие ученые, напр., Дейсман, Тумб. Однако, ввиду того что в разное время под этим термином разумелись разные понятия, было бы полезно, чтобы каждый автор предуведомлял читателя, в каком смысле он его употребляет. Мы будем употреблять его в новейшем смысле, т. е. как синоним κοινή.

Книги Ветхого Завета переведены на греческий язык, а книги Нового Завета написаны в эллинистическую эпоху. Язык почти всех этих писаний есть не литературная κοινή. Кто знаком с греческим языком только по классическим образцам, тому язык Свящ. Писания кажется чрезвычайно неправильным.

а) Мнения древних. Ап. Павел сам называет себя «невеждою в слове» – ἰδιώτης τῷ λόγῳ (2Кор.11:6). Распространение Н. З. на греческом языке совпало с эпохой аттикизма, когда в образованных кругах была в высшей степени развита чувствительность ко всему, связанному с языком и стилем. Употребление неаттического слова считалось тягчайшим литературным преступлением; сочинение, написанное простым языком, не украшенное цветами риторики, не могло иметь никаких претензий на занятие места в литературе. Одним словом, хорошо писать считалось признаком, отличавшим грека от варвара. Такая публика должна была смотреть на священные книги христиан как на что-то варварское по языку и чудовищное в стилистическом отношении, – и круг их читателей среди язычников должен был быть очень невелик. И, действительно, мы не раз слышим презрительные отзывы язычников о языке Свящ. Писания. Против таких нападок язычников на Свящ. Писание со стороны языка и стиля христиане защищались двумя путями: одни признавали эти «недостатки» Свящ. Писания, но объясняли их тем, что новая религия пользовалась простым, для всех понятным языком потому, что хотела завоевать весь мир; другие доказывали, что писатели книг Свящ. Писания были вовсе не необразованные люди, а знали и применяли средства художественной речи, так что Свящ. Писание, по мнению их, и с внешней стороны является совершенным. Приведем несколько свидетельств древних христианских писателей того и другого направления о библейском (главным образом – новозаветном) языке и стиле. Св. Исидор Пелусиот (V в.) в одном из своих писем говорит (Migne gr. LXXVIII, 1080): «Сыны эллинов унижают Свящ. Писание, находя, что в нем язык – варварский и что оно составлено из иностранных, новых слов, а также что нет в нем необходимых союзов, но есть лишние вставки, затрудняющие смысл речи. Однако пусть из этого они познают силу истины. В самом деле, каким образом грубый язык Писания убедил красноречивых? Пусть скажут мудрецы, каким образом оно, будучи переполнено варваризмами и солецизмами, победило заблуждение, говорившее по-аттически?» (Ἑλλήνων παῖδες ἐξευτελίζουσι τὴν θείαν γραφὴν ὡς βαρβαρόφωνον καὶ ὀνοματοποιίαις ξέναις συντεταγμένην, συνδέσμων δὲ ἀναγκαίων ἐλλείπουσαν καὶ περιττῶν παρενθήκη τὸν νοῦν τῶν λεγομένων ἐκταράττοσαν. Ἀλλ᾿ ἀπὸ τούτων μανθανέτωσαν τῆς ἀληθείας τὴν ἰσχύν. Πῶς γὰρ ἔπεισεν ἡ ἀγροιχιζομένη τὴν εὐγλωττίαν; εἰπάτωσαν οἱ σογοί, πῶς βαρβαρίζουσα κατακράτος καὶ σολοικίζουσα νενίκηκε τὴν ἀττικίζουσαν πλάνην). Блаж. Феодорит (V в.) тоже свидетельствует (Graec. affect, cur., prol.: Migne gr. LXXXIII, 784), что «некоторые ставили Апостолам в упрек их необразование, называя их варварами, так как они не имеют изящества хорошего слога» (τῆς τῶν ἀποστόλων κατηγόρουν ἀπαιδευσίας, βαρβάρους ἀποκαλοῦντες, τὸ γλαφυρὸν τῆς εὐεπείας οὐκ ἔχοντας).

Само собою разумеется, что и новые слова, образованны» христианами для выражения новых понятий, как не аттические, не нравились ревнителям чистоты древнего языка; напр., ἀποκάλυψις «откровение» – по словам блаж. Иеронима – «свойственно лишь Свящ. Писанию и не употребляется у греков никем из языческих мудрецов»; но, возражая тем, которые, «привыкли читать красноречивых языческих писателей, смеялись над христианами по поводу новых слов и безыскусственности речи Свящ. Писания», Иероним ссылается на пример Цицерона, который «вынужден был по необходимости вводить в свои философские сочинения такие чудовищные слова, каких ухо латинянина никогда не слыхало, и притом переводя с греческого языка на близкий ему латинский; что же испытывают те, которые стараются выразить особенности языка, переводя с еврейских трудностей? И все-таки слов, звучащих по-новому, гораздо меньше в таких больших книгах Писания, чем он (Цицерон) собрал их в своем маленьком труде» – Verbum quoque ipsum ἀποκαλύψεως; id est revelationis proprie scripturarum est et a nullo sapientium saeculi apud Graecos usurpatum. Unde mihi videntur, quemadmodum in aliis verbis quae de Hebraeo septuaginta interpretes transtulerunt, ita et in hoc magnopere esse conati, ut proprietatem peregrini sermonis exprimerent nova novis rebus verba fingentes… Si itaque hi, qui disertos saeculi legere consueverunt, coeperint nobis de novitate et vilitate sermonis illudere, mittamus cos ad Ciceronis libros, qui de quaestionibus philosophiae praenotantur, et videant, quanta ibi necessitate compulsus sit tanta verborum portenta proferre, quae numquam latini hominis auris audivit: et hoc cum de Graeco, quae lingua vicina est, transferret in nostram: quid patiuntur illi, qui de hebraeis difficultatibus proprietates exprimere conantur? Et. tamen multo pauciora sunt in tantis voluminibus scripturarum, quae novitatem sonent quam ea, quae ille in parvo opere congessit (Comm. in op. ad Gal. 1.1 ad 1, 12: Migne lat. XXVI, 323).

Мало того, даже собственные имена в Библии, напр. Матфей, Варфоломей, Иаков, Моисей, как варварские, возбуждали насмешки язычников, о чем свидетельствует блаж. Феодорит: κωμῳδοῦσιν ὡς βάρβαρα τὰ ὀνόματα (Graec. affect. cur. V: Migne gr. LXXXIII, 915).

Реже встречаются среди христиан представители другого направления, учившие, что Свящ. Писание и со стороны формы совершенно. Эта вторая группа, впрочем, касалась не столько языка, собственно, сколько стиля: так, блаж. Августин доказывал, что в Свящ. Писании находятся различные риторические фигуры, какие есть в языческой литературе: diversa schemata saecularium litterarum inveniri probavit (Augustinus) in litteris sacris (Cassiodorius, Expositio Psalterii, c. 15: Magne lat. LXX, 19). Доказательству совершенства Свящ. Писания со стороны формы посвящена 4-я книга сочинения Августина De doctrina Christiana. Рассуждения о стиле Свящ. Писания продолжались и в средние века: так, во времена Карла Великого грамматик Петр хвалит Ап. Павла за совершенство его языка (Poetae aevi Carol. I, 48), и сам Карл Великий в своей Encyclica de litteris colendis (787 г.), указав на необходимость образования, чтобы легче и вернее проникать в таинства Свящ. Писания, – ut facilius et rectius divinarum scripturarum mysteria valeatis penetrare, – продолжает: «так как на святых страницах находятся фигуры, тропы и т. п., то несомненно, что всякий тем скорее поймет это, чем полнее будет его образование» – cum enim in sacris paginis scemala, tropi et cetera his similia inserta inveniantur, nulli dubium, quod ea unusquisque legens tanto citius spiritualiter intellegit, quanto prius in litteraturae magisterio plenius instructus fuerit.

Однако, как мы сказали, эти рассуждения имели в виду, кажется, только риторическую сторону Писания, а не язык: на Западе в средние века богословы читали только Вульгату, считая ее перевод богодухновенным, а потому, конечно, – особенно при тогдашнем незнании греческого языка, – греческий язык Библии не подвергался обсуждению. (Мнения древних относительно библейского языка подробно изложены в книге Norden’a, Die antike Kunstprosa т. II, стр. 516 сл.).

б) Мнения новых о библейском языке. В эпоху Возрождения, когда начались на Западе занятия греческим языком, являются и отзывы об языке Библии: так, в XV веке знаменитый итальянский гуманист Лаврентий Валла находил, что греческий язык Н. З-а не может быть назван чистым и имеет много гебраизмов. В XVI веке Эразм Роттердамский в своих Adnotationes in N. Т. (Basileae 1516 г.) тоже находил, что «язык Апостолов не только не обработан и нескладен, но даже неправилен и сбивчив, а нередко прямо страдает солецизмами» – Apostolorum sermo non solum impolitus et inconditus, verum etiam imperfectus et perturbatus, aliquotiens plane soloecissans. Основатели протестантства Лютер и Меланхтон указывали на присутствие гебраизмов в языке Н. 3-а. Против Эразма восстал ученый реформат Теодор Беза (Beza) 1565 г.: «В писаниях апостольских, – говорит он, – я признаю величайшую простоту, не отрицаю, что в них есть неправильности, даже некоторые солецизмы, однако я называю это достоинством, но не недостатком… А что Апостолы допустили в своих писаниях много гебраизмов, я не удивляюсь: многие места в их речи таковы, что их нельзя так счастливо выразить или даже вовсе нельзя выразить ни на каком другом наречии; если бы они не удержали этих оборотов, им пришлось бы выдумывать новые слова и новые обороты, которых никто не понял бы… Гебраизмы – это драгоценные камни, которыми Апостолы изукрасили свои писания». На сторону Безы встал и знаменитый французский гуманист Генрих Стефан (Henricus Stephanus) 1576 г. и, вооружась против тех, которые «в писаниях Апостолов призывают все необделанным и грубым», старается доказать примерами из классиков, что в языке Н. 3-а встречаются по большей части чистые греческие обороты и что, если и попадаются гебраизмы, то они придают новозаветной речи неподражаемую силу и выразительность, которой нельзя достигнуть ни на каком другом языке. Затем, когда Друзий (Drusius) 1582 г. и Глассий (Glassius) 1623 г. доказали, что язык Н. З. наполнен (obrutus) гебраизмами, против них выступил Пфохен (Pfochen) 1629 г., который старался доказать также примерами из классических писателей, что язык Н. З. есть совершено чистый греческий, что у классиков встречаются выражения, буквально сходные с выражениями Апостолов, и что те фразы, в которых другие хотели видеть гебраизмы, вовсе не гебраизмы, а чисто греческие фразы – graecos autores prophanos eisdem phrasibus et verbis loquutos esse, quibus scriptores N. T.

Пфохен положил начало горячему спору, длившемуся более ста лет между пуристами и гебраистами: первые доказывали, что язык Н. З. есть чистый греческий язык; вторые, – что в нем много гебраизмов. К пуристам принадлежали, напр., следующие ученые: Pfochen, Grosse, Ostermann, Schmid(t), Веbеl, Stolberg, Michaelis, Blackwall, Georgi, Schwar(t)z, Palairet, von Marle; к гебраистам принадлежали Cocceius, Böckler, Gataker, Wyss, Vorst, Olearius, Leusden, Solanus. В числе тех и других были как представители крайних мнений, так и умеренные. Так, напр., из пуристов держались крайних убеждений Pfochen, Georgi, Schwar(t]z, не признававшие в Н. З. решительно никаких гебраизмов; другие были умереннее, напр., Michaelis, который не отвергал присутствия гебраизмов в новозаветных книгах, но вместе с тем доказывал, что слог в них имеет все свойства изящной речи и не отстает от языка классиков. Blackwall доказывал, что речь в новозаветных писаниях есть истинно греческая, самая чистая и изящная, изящнее даже, чем у всех греческих классиков, так что Н. З. есть первый и лучший auctor classicus для изучения греческого языка, и что красот языка В. З. не достигали ни Демосфен, ни Ксенофонт. Однако гебраизмы Blackwall допускал в Н. З., но думал, что от значительного их количества, которым изобилует эта божественная книга, еще увеличиваются легкость и изящество речи. Интересный довод приводит в пользу чистоты языка Н. З. Штольберг: «Что сказать о тех, которые не только о некоторых, но и весьма многих греческих словах и выражениях Н. З. утверждают, будто они не греческие и не употреблялись ни одним классическим писателем, когда виновник Н. З. есть сам Дух Святый? Единственной причиной, почему многие безукоризненные места Свящ. Писания подозревают в недостатках, должно призвать то, что недостаточно учены, мало знакомы с лучшими авторами, мало читают и плохо понимают те, которые дерзко укоряют Писание в солецизмах и варваризмах».

Свои доказательства пуристы основывали почти исключительно на сходстве слов и выражений новозаветных с классическими и допускали при этом много натяжек; только Георги обратил особенное внимание на грамматическую сторону и на целый составь новозаветной речи.

Из гебраистов особенно крайнего мнения держался Gataker: он не находил в языке Н. З. почти ничего кроме гебраизмов, почему впоследствии Vorst, сам довольно строгий гебраист, во многих случаях не соглашался с ним и опровергал его односторонние воззрения. Напротив, Böckler и Olearius держались середины и признавали в языке Н. З. как чисто греческий элемент, так и еврейский.

Наряду с этими двумя школами была еще третья (малозаметная) – эллинистов, главными представителями которой были Jungle 1637 г. и Dan. Heinsius 1643 г., которые, следуя мнению, впервые высказанному Скалигером и Друзием, учили, что язык Н. З. есть эллинистический. Юнге, между прочим, писал: «Я утверждаю, что в Н. З. язык не чисто греческий. Вопрос, наполнен ли этот язык варваризмами, есть вопрос соблазнительный, которого не поднимал ни один христианин; я никогда не хотел утверждать, будто в Н. З. встречаются варваризмы, прежде всего потому, что сами греки признают варваризм за недостаток». Интересно мнение виртембергских богословов и философов по этому вопросу: они высказались, что языку новозаветному нельзя приписывать варваризмов; иначе это будет богохульство; а что касается до языка эллинистического, то спор об этом не решен. Но, конечно, под словом «эллинистический» понимали тогда, как и теперь еще многие, не κοινή, а особую форму греческого языка, которую употребляли именно иудеи. Поэтому многие называли библейский греч. язык прямо еврейско-греческим hebraeo-graecus (stylus): первый дал такое название этому языку ученый Атата 1628 г.

Со второй половины ХVIII века пуристы замолкли. Последний удар им нанес и вместе положил конец спорам Aug. Ernesti в сочинении Institutio interpretis N. Т. ad usum lectionum 1761 г., которое обратило на себя общее внимание ученых и в скором времени сделалось учебником в германских школах. Свой взгляд на язык Н. З. Эрнести выражает в таких словах: «Поистине достойны сожаления те, которые спорят, будто язык Н. З. есть чисто греческий. Мы это мнение решительно отвергаем и вместе утверждаем, что священные писатели подражали еврейскому образу речи не только в отдельных словах, выражениях и фигурах, но даже во всей форме речи, – так что в языке Н. З. очевидна смесь чисто греческих слов и фраз со словами и оборотами, носящими на себе характер речи еврейской. Писатели новозаветные и не могли хорошо писать по-гречески, так как они родились и получили воспитавшие между евреями, не учились греческому языку в школе и не привыкли к чтению греческих книг, что, кажется, нужно сказать и о Павле Апостоле, хотя он был родом из Тарса, где были школы риторов и философов; из того, что он родился в этом городе, никак не следует, чтобы он пользовался тамошними наставниками или читал греческих писателей, из которых приводит какой-нибудь стишок. Вместе с тем несообразно, чтобы Дух Св. даровал Апостолам знание речи чисто греческой. Не говоря уже о том, что никто не призвал бы их за писателей тех книг, которые ими написаны, – такие книги не мог бы понимать простой народ из иудеев, для которых (а не для философов и грамматиков) преимущественно они писали, и которым не понравился бы такой образ речи по ненависти их к грекам и к греческому красноречию. Апостолы привыкли к языку, образовавшемуся на манер еврейского (hebraizanti), – в таком виде, какой имел он в переводе александрийском. Наконец, так как учение Н. З. опиралось на основы В. З., то следовало удержать и образ выражений ветхозаветный. Такой состав языка ничего не отнимает у достоинства книг Н. З. и не вредит ясности, какая требуется от писателя, потому что каждый писатель должен иметь в виду преимущественно свое время и тех, для кого пишет. Нужно при этом заметить то полезное правило, что если какое-либо выражение встречается и в еврейском языке и в языке греческих писателей, то вернее думать, что оно образовалось по образцу еврейского, нежели заимствовано у лучших греческих писателей, – потому что гораздо вероятнее, что люди еврейского происхождения самостоятельно употребляли это выражение; особенную силу имеет это замечание в том случае, если у греков такое выражение встречается редко и относится к числу изысканных».

В XIX веке Heinr. Planck в своем рассуждении «De vera natura et indole orationis graecae N. T.» 1810 г. первый ясно и точно определил характер новозаветного языка, избежав ошибок своих предшественников: «книги Н. 3. писаны не на чистом и обработанном греческом языке, который употребляли писатели образованные, но на том, который был в ежедневном употреблении в житейском быту: это была κοινή».

Так, пуристы были совсем побеждены, и – вполне заслуженно: доказывать, что язык Н. З. есть классический, – мысль нелепая, которую можно объяснить только предвзятым мнением, будто древний аттический язык лучше, чем позднейший общий, и что поэтому Дух Св., говоривший через Апостолов, непременно должен был выбрать для этого первый, а не второй язык (см. приведенные выше слова Штольберга). На самом деле κοινή ничем не хуже и не лучше аттического, – совершенно так же, как русский язык современный ничем не хуже и не лучше церковнославянского, а итальянский язык – латинского: просто это разные стадии в развитии языка. Действительно, можно ли, напр., утверждать, что аттическое λέγειν лучше, чем эллинистическое λαλεῖν, χέω – чем χύνω, εἶμι – чем ἐλεύσομαι, νοῦ – чем νόος, θᾶττον – чем τάχιον? Дух Св., естественно, говорил через Апостолов не на мертвом аттическом языке, который тогда был понятен лишь небольшой кучке образованных людей, а на живом общем языке, который был в употреблении во всем тогда известном мире.

Споры между пуристами и гебраистами были очень полезны для изучения новозаветного языка, – главным образом, – с лексической стороны; грамматической стороны касался только Георги. Это незнание грамматики отразилось на экзегезе Свящ. Писания, в которой до самого конца XVIII века господствовал страшный произвол. Напр., посредством так называемой ἐναλλαγή можно было всякое место толковать, как угодно: учили, что всякий падеж, время глагола, частицу можно понимать в смысле другого падежа, другого времени глагола, другой частицы, иногда прямо противоположные тем, которые находятся в тексте; так, – по мнению тогдашних толкователей, – прошедшее время можно было понимать в смысле будущего, сравнительную степень – в смысле положительной, «к» и «в» – в смысле «из», «от» – в смысле «в», «следовательно» – в смысле «потому что», «но» – в смысле «ибо», «ибо» – в смысле «хотя» (Ин.4:44), «по ту сторону» – в смысле «по эту сторону» и т. д. Справедливо знаменитый филолог † Г. Герман (ХVІII–XIX в.) называет такой способ экзегезы кощунством – blasphemia (Ad Vigerum annotationes, 4-e изд., стр. 786).

Winer в своей грамматике, впервые появившейся в 1822 г., имел в виду положить предел этому безграничному произволу в области новозаветного толкования. Он указал, что язык новозаветных писателей есть продукт двух факторов: позднейшего греческого языка (т. е. κοινή) и языка еврейско-арамейского.

До последнего времени этой гебраистической теории в общем держались все исследователи новозаветного языка, в том числе и наши русские. Очень ярко выражена эта теория в теперешнем ее виде французским ученым abbé Joseph Fiteau в статье «Grec biblique», помещенной в Dictionnaire de la Bible, publié par F. Vigouroux, t. III (Paris 1903), col. 312–331. «Первые эллинствующие иудеи Палестины, или рассеяния, – пишет он (col. 315), – узнали греческий язык из разговора, – по ежедневным сношениям ради торговли и практической жизни, – от более многочисленной части населения, говорившей по-гречески, но менее культурной; они узнали язык разговорный или близкий к «языку общему»⁵⁵. Их непосредственною целью было достигнуть возможности понимать греков и самим быть понятными для них. Эти иудеи еще долго мыслили по-еврейски или на еврейский лад, хотя понимали и говорили по-гречески. Так как дух языка еврейского существенно отличается от греческого, то, естественно, иудеи вносили в употребляемый ими греческий язык столько гебраизмов и придавали ему столь заметную гебраистическую окраску, что он совершенно отличался от «языка общего». Это – греческий язык гебраистический. Иудеи-эллинисты передали его своим детям, а равно, и иудеям-эмигрантам, непрерывно прибывавшим из Палестины; эти последние учились по-гречески преимущественно у своих собратьев – иудеев, с которыми они, естественно, вступали в сношения прежде всего и чаще всего. Поэтому гебраистический греческий язык есть ветвь «общего языка», а окончательно он определился как разговорный язык, свойственный иудейскому народу. Потом, когда священные еврейский книги были переведены на этот гебраистческий греческий язык или составлены на нем, он явился также и в качестве языка письменного. Иудеи, говорившие по-гречески, жили в странах весьма различных и весьма удаленных одна от другой. Но их наречие везде оставалось одинаковым. Основою его был «общий язык», одинаковый везде, – кроме местных особенностей. Влияние еврейского языка воздействовало на него везде тождественным образом. Наконец. влияние свящ. книг, которые теперь читали по-гречески, сильно содействовало единообразию разговорного гебраистического греческого языка во всем рассеянии. Шли годы; сношения иудеев с греками по языку становились чаще; первоначальная грубоватость гебраистического греческого языка постепенно смягчалась; странность этого языка уменьшалась; греки получали возможность легче объясняться с иудеями-эллинистами и непосредственно знакомиться с еврейским мышлением и гебраистическим греческим языком».

Итак, по господствующей теперь гебраистической теории язык LXX и Н. 3. есть особый диалект позднейшего греческого языка, на котором говорили огреченные иудеи того времени, – диалект, представлявший собою смесь двух или даже трех разнородных языков: разговорной κοινή древнего еврейского и современного арамейского языка. Гебраизмов⁵⁶ по этой теории так много у LXX, что «создался совершенно новый язык, которого грек не мог понимать»⁵⁷. Не говоря уже о подражании еврейским конструкциям, очень часто бывает, что греческому слову, которое соответствует еврейскому в каком-нибудь одном его значении, придаются и все другие значения этого еврейского слова, каких греческое слово в родном своем языке не имеет» (О. F. Fritzscbe, Alexandrinische Uebersetzung d. Alt. Test, в Real-Encyclopadie Herzog I, S. 282 по 2-му изд.).

Наряду с гебраистичиской теорией, не отрицая ее, но скорее дополняя и соединяясь с нею, в настоящее время существует еще другая, основанная на догматических соображениях и приходящая к подобному же результату, хотя она исходит из другой точки зрения. Основываясь на предположении, что божественное вдохновение Свящ. Писания простирается и на словесную форму, эта теория заключает, что язык Свящ. Писания обладает характером совершенства. При этом идею о божественном вдохновении молчаливо переносят с Н. 3. и еврейского текста В. 3. также и на перевод LXX. Мнение пуристов о том, что библейский язык есть классический, правда, держалось недолго; но нашли другой выход. – идею об особенных свойствах языка Свящ. Писания; в отличие от светского греческого языка появился «библейский» греческий язык или христианско-греческий язык, который в силу этих особенных свойств не может подлежать исследованию светских ученых. Одним из главных представителей этой теории, – принятой, впрочем, и применяемой на практике большинством экзегетов, – является в настоящее время недавно скончавшийся проф. Hermann Cremer, который в предисловии к своему Biblisch-theologisches Wörterbuch der neutestamentlichen Gräcität цитирует [9-е изд., Gotha 1902, стр. VII–VIII] следующее положение известного догматиста Rothe «Действительно, можно с полным правом говорить о языке Св. Духа. В Библии нам ясно обнаруживается, как действующий в откровении Божественный Дух из языка того народа, который служил сферою для этого откровения, каждый раз создавал для Себя совершенно особое религиозное наречие, придавая новый, Ему только соответствующий, вид тем элементам языка, которые Он находил, равно как и существовавшим уже понятиям. Всего яснее заметен этот процесс на греческом языке Н. 3.» Во многих местах своего словаря Кремер пытается дать доказательства этой теории в частностях. И замечательно то, что специально христианскими считаются не только слова, выражающие новые, христианские понятия, но даже слова, выражающие самые обыкновенные понятия, если только эти слова в таком значении не попадаются у светских писателей (может быть, случайно) или даже просто не отмечены в лексиконах.

Благодаря этим двум теориям, в науке для обозначения языка LXX и Н. 3. вместе появился тернии «библейский язык»; а также отдельно: для языка LXX – «иудейско-греческий язык» или «язык LXX», для языка Н. 3. – «новозаветный греческий язык» или «христианский греческий язык» или даже «иудейско-христианский греческий язык».

При всем различии в точках отправления, обе эти теории – гебраистическая и догматическая – имеют одну общую черту: обе они рассматривают язык писателей В. и Н. 3., как особый, отличающийся от языка современных им светских писателей. Рассмотрим обе эти теории.

Критика гебраистической теории. Гебраистическая теория, – очень давняя, как мы видели, – на первый взгляд весьма привлекательна. Действительно, читая В. и Н. 3., всякий сразу чувствует разницу между языком Свящ. Писания и светским греческим языком не только классическим, но даже и литературною κοινή напр. языком Поливия. А так как книги В. и Н. 3. написаны и переведены иудеями, у которых «дух языка», естественно, семитический, то сама собою напрашивается мысль, что особенности в языке В. и Н. 3. суть именно еврейские и что иудеи-эллинисты говорили по-гречески иначе, чем природные греки, имели свой «жаргон»- иудейско-греческий язык.

Однако, против этой теории можно сделать несколько веских возражений.

1) Если бы существовал такой особый диалект, которым говорили иудеи и в котором множество греческих слов имело совсем другие значения, чем в чистом греческом языке того времени, то, несомненно, кто-нибудь из древних писателей, – напр., грамматиков и лексикографов, – упомянул бы хоть одним словом об этом странном диалекте, – тем более, что александрийские ученые писали об «александрийском наречии» – περὶ τῆς Ἀλεξανδρέων διαλέκτου; что же было бы естественнее, как упомянуть при этом об «иудейско-греческом диалекте», на котором говорил целый миллион иудеев, живших в Александрии и вообще в Египте (не считая уже миллионов остальных иудеев рассеяния)? Однако никаких следов упоминания об этом наречии у грамматиков и лексикографов до нас не дошло. Только математик Клеомид (неизвестного времени; вероятно, IV века по Р. Хр.) упоминает о каких-то «иудейских испорченных словах» Ἰουδαïκά τινα καὶ παρακεχαραγμένα, как о самых вульгарных выражениях; но это место Клеомида ненадежно в критическом отношении (см. Bernhardy, Griechische Literaturgeschichte, 5-е изд., I, 525); да если оно дошло и в истинном виде, все-таки не дает права делать заключение о существовании особого «иудейско-греческого языка», а доказывает только, что иудеи говорили языком самого простого народа.

2) Равным образом, из полемики между отцами церкви и язычниками относительно языка Свящ. Писания видно только, что его называли варварским, мужицким, рыбачьим и т. д., но опять-таки никто не обмолвился ни единым словом, что эго особый диалект, на котором говорили иудеи. Из названия «варварский» нельзя выводить такого заключения, потому что это слово аттикисты употребляют о выражениях вполне греческих, только вульгарных; напр., лексикограф Фриних называет слова εἶτεν и ἔπειτεν, встречающиеся даже в аттической новой комедии, – ἐσχάτως βάρβαρα «в высшей степени варварскими». Блаж. Иероним в приведенном нами выше месте объясняет novitas et vilitas sermonis В. 3. только трудностью перевода с еврейского на греческий, а не тем, что язык переводчиков был не чистый греческий: значит, в его время (IV–V в.) не только не было у иудеев особенного греческого языка, но даже не было никаких известий или преданий об этом из прежних времен.

3) Затем, как бы мы ни относились к известному письму Аристея о том, что перевод LXX был сделан вследствие желания царя Птоломея иметь еврейские священные книги в своей библиотеке, – во всяком случае, для нас важно то, что этому рассказу верили Филон, Иосиф Флавий, отцы церкви: стало быть, они находили, что этот перевод сделан настоящим греческим языком, понятным царю, а не каким-то жаргоном, которого греки не понимали; иначе – какая польза была бы царю от такого перевода? Мало того, Филон, прекрасно писавший по-гречески, прибавляет еще, что переводчики знали оба языка: след., он видел в языке ХХ настоящий (хотя может быть и вульгарный) греческий язык; в противном случае он хоть одним бы словом упомянул, что переводчики знали лишь жаргон. Правда, Филон в своих цитатах из LXX делает изменения, но они имеют целью лишь исправить язык LXX, как вульгарный, на более литературный, более близкий к аттическому.

4) Апостолы, проповедовавшие веру Христову всем народам и устно, и через послания, должны были тоже знать настоящей греческий язык, чтобы их понимали; Ап. Павел говорит даже в Афинах в Ареопаге, и в Деяниях нет ни малейшего намека на то, чтобы афиняне осмеяли его язык.

5) Равным образом, и иудейские прозелиты широко распространяли свое учение по всей римской империи еще в I веке нашей эры (см. И.И. Семенов, Иудеи и греко-римский мир, стр. 1): это тоже было возможно лишь при условии знания ими настоящего греческого языка.

6) Среди египетских папирусов найдено несколько иудейских документов на греческом языке, и язык их ничем не отличается от языка не иудейских папирусов того времени (см. Ad. Deissmann, Bibelstudien, стр. 63).

7) В пользу существования особого «иудейско-греческого языка» можно было бы сослаться на то, что в раввинских памятниках (Талмуде и др.) заимствованные евреями греческие слова имеют часто другое значение, чем в известных нам памятниках греческого языка (см. об этом S. Krauss, Griechische und lateinische Lehuwörter im Talmud, Midrasch und Targum, стр. 206 сл.): напр., στρατηγός значит «солдат», στρατιώτης – «офицер» или даже «князь», λεγεών «солдат» и т. д. Однако такое изменение значений греческих слов, заимствованных еврейским языком, все-таки не доказывает, что иудеи-эллинисты употребляли жаргон. Прежде всего, в числе приведенных Краусом слов, может быть, есть такие, которые и в самом греческом народном языке того времени и тех мест имели указанные им значения; только при нашем недостаточном знакомстве с разговорною κοινή нам неизвестны эти значения из греческих источников, – точно так же, как в числе этих гебраизированных греческих слов есть такие, которые нам совсем неизвестны из греческих источников. Затем, эти греческие слова вошли уже в плоть и кровь еврейского языка, получили иногда даже другую звуковую форму, напр., «сангедрин» вместо греческой народной формы συνέδριν из συνέδριον, и могли уже внутри самого еврейского языка, как его элементы, получить новое значение. Но из этого вовсе не следует, что иудей, владевший вполне греческим языком, говоря по-гречески (а не вставляя в еврейскую речь получившие в ней права гражданства греческие слова), искажал слова в произношении или придавал им значение, которого они в самом греческом языке не имели. В русском народном языке иностранные слова бывают иногда сильно искажены (напр., «фатера», «киятер»), получают даже новое значение (напр., «мораль» в выражении «мораль напущать», «линия» в выражении «вести свою линию»); но из этого вовсе не следует, что мы, говоря по-французски или по-немецки, произносим соответствующие французские и немецкие слова на русский лад и употребляем их в новом, русском значении. Во всяком случае, важно то, что эти раввинизмы почти не коснулись библейского греческого языка ни со стороны произношения, ни со стороны смысла, так что в огромном большинстве случаев звуковая форма и значение таких слов в библейском языке обыкновенные греческие, не совпадающие с раввинскими. Так, συνέδριον в Н. 3. всегда с υ, а не с α; στρατηγός и λεγεών никогда не означают солдата, а στρατιώτης – офицера или князя; λειτουργία в раввинском языке значит, как в древнеаттическом, «работа, возложенная государством на гражданина», «государственная служба», а в языке LXX и Н. 3., как в κοινή, оно (и глагол λειτουργεῖν) означает «богослужение» (откуда наше «литургия»). А, между тем, если бы LXX и писатели Н. 3. говорили и писали на иудейско-греческом жаргоне, из которого будто бы греческие слова попали и в раввинские книги, то, конечно, они употребляли бы греческие слова как раз в таких значениях, какие имеют они в раввинских книгах. Только некоторые специальные еврейские, – главным образом, религиозные, – понятия, которых у греков не было, выражаются одними и теми же словами в раввинских сочинениях и в библейском языке, что было неизбежно: напр., ἄγγελος у самих греков, конечно, не могло означать Ангела, так как это понятие им было неизвестно; только подобные слова и можно назвать иудейско-греческими.

Приведенные соображения доказывают, что гипотеза об особом «иудейско-греческом диалекте», мало даже понятном для греков, несостоятельна. Но еще более, пожалуй, несостоятельна она потому, что основание ее очень ненадежно. Основана она на том предположении, что у LXX и в Н. 3. очень много гебраизмов. А что такое гебраизмы? Это понятие – крайние неопределенное. Под ним разумеются все явления языка LXX и Н. 3., которые нам, при нашем недостаточном знании языка, кажутся не греческими и которые иногда бывают сходны с еврейскими. Но как субъективно подобное мерило, мы уже видели при обозрении спора между пуристами и гебраистами XVII–XVIII веков. Мы видели там, что были гебраисты крайние, которым чуть не все казалось гебраизмами; были и более умеренные; были, наконец, пуристы, которые никаких гебраизмов не признавали. Как различна практика, так различна и теория относительно того, что считать гебраизмом: Эрнести, напр., как мы видели, держался правила, «что, если какое-либо выражение встречается и в еврейском языке и в языке греческих писателей, то вернее думать, что оно образовалось по образцу еврейского, чем заимствовано у лучших греческих писателей, – потому что гораздо вероятнее, что люди еврейского происхождения самостоятельно употребляли это выражение; особенную силу имеет это замечание в том случае, если у греков такое выражение встречается редко и относится к числу изысканных». Напротив, П. Вендланд полагает, что все явления, которые можно найти в κοινή и которые понятны из развития греческого языка, должны быть исключены из числа доказательств в пользу арамаизмов («Byzantinische Zeitschrift» 1903 г., стр. 189).

Затем, даже если бы возможно было установить какую-нибудь теорию в этом отношении, все-таки наши заключения о гебраизмах были бы далеко не тверды. Всякий филолог знает, как трудно доказать с уверенностью, что какой-нибудь необычный факт языка, переданный вам в рукописях древнего автора, невозможен; и в истории классической филологии не раз бывали случаи, что критики очень ученые признавали невозможным то, что потом оказывалось вполне правильным. Ошибаются в этом отношении не только новые ученые, но даже ошибались и древние аттикисты, у которых в распоряжении было гораздо более произведений древней литературы: так, напр., они учили, что конструкция ἀκολουθεῖν μετά τινος неправильная (Phrynichus, Eel., стр. 458 по изд. Rutherford’а), а между тем, она у аттических писателей попадается нередко. Более надежны наши суждения в грамматических вопросах (и то далеко не всегда); но в лексических вопросах они всегда проблематичны: ввиду того, что до нас дошла лишь ничтожная часть всей греческой литературы, никогда нельзя сказать с уверенностью, что какое-нибудь слово, встречающееся в наших текстах только один раз (так наз. ἅπαξ εἰρημένα), или необычное значение какого-нибудь слова не существовали в языке: – они могли встречаться в недошедших до нас текстах. Почти у каждого автора найдутся ἅπαξ εἰρημένα: это не значит, что он их сочинил, может быть, даже, это были вовсе не очень редкие слова в языке, но просто лишь по игре случая они встречаются в дошедших до нас сочинениях только один раз. Наконец, если бы даже мы могли доказать, что какое-нибудь слово ни в одном письменном памятнике не встречалось, все-таки нельзя бы было сказать с уверенностью, что оно не могло существовать в языке, раз только оно не противоречит законам его: оно могло быть в разговорном языке и случайно не попасть в письменность; к тому же, всякий живой язык способен к такому бесконечному творчеству, что всегда может создать новое слово по аналогии со старыми, и такое слово будет вполне законным его элементом.

Таким образом, назвать гебраизмом какое-нибудь библейское слово или необычное значение его – только потому, что оно неизвестно нам из других греческих текстов, мы не имеем права. Притом же, старые гебраисты судили о библейском языке с точки зрения классического (припомним вышеприведенное выражение Эрнести: «заимствовано у лучших писателей»), т. е. считали гебраизмами те явления, которые чужды классическому греческому языку, но близки к еврейским. Так как теперь доказано, что в основе библейского языка лежит не классический, κοινή, и притом, не литературная, а разговорная, то, конечно, все старые суждения о гебраизмах не имеют никакого значения. Поясним это сравнением. Предположим, что вся наша теперешняя литература погибла бы, а сохранилось бы только несколько комедии, переведенных с немецкого, и несколько комедий оригинальных, написанных каким-нибудь обруселым немцем. Если бы какой-нибудь ученый через 2000 лет стал сравнивать язык этих комедий с языком Несторовой летописи, Слова о полку Игореве и других произведений древней русской литературы, то он нашел бы огромную разницу в языке и, может быть, стал бы считать все несогласия языка комедий с языком древним – германизмами; но разве это было бы верно? Старые гебраисты делали совершенно такую же методическую ошибку, сравнивая библейский язык с аттическим и даже с гомеровским. Гебраисты XIX века знали, что основа библейского языка есть κοινή о составе которой, – особенно в разговорной ее форме, – до последнего времени нам почти ничего не было известно; и, тем не менее, они ухитрялись каким-то образом определять, какие элементы библейского языка – греческие и какие – семитические. Каким же критерием они руководствовались? Новая школа гебраистов делает, пожалуй, еще большую методическую ошибку, чем старая: у тех было основание, хотя и ложное на самом деле, но которого они не считали ложным; а новые гебраисты продолжают пользоваться старым критерием, хотя и знают, что он ложный.

Они делают еще и другую, тоже важную методическую ошибку, отыскивая гебраизмы у LXX (и вообще, в переводных сочинениях) и выводя из этого заключение об особом «иудейско-греческом языке». LXX дают перевод, – иногда буквальный, иногда очень далекий, почти парафраз. Не считаясь с этими свойствами перевода, гебраисты делают двоякого рода ошибки.

1) В тех частях, которые переведены буквально, гебраизмы, если они и есть, не могут служить доказательством того, что переводчики говорили на гебраистическом греческом языке: при таком методе перевода конструкции подлинника, т. е. главным образом его синтаксические обороты, могли сохраняться в переводе даже и тогда, когда они чужды греческому языку. Но все-таки у LXX «обыкновенно, не бывает совсем негреческих конструкций» (Winer-Schmiedel, Gramm. d. N. Т., стр. 29): напр., лишь редко встречается еврейское употребление женского рода вместо греческого (и русского) среднего, как Пс.117:23 (=Мф.21:42; Мк.12:11) παρὰ Κυρίου ἐγένετο αὕτη καὶ ἔστιν θαυμαστὴ ἐν ὀφθαλμοῖς ἡμῶν «это от Господа и есть дивно в очах наших» (переводчик Псалмов вообще, – по замечанию Шмиделя, – один из наименее думавших). Таким образом, синтаксические семитизмы LXX являются следствием неправильного метода перевода и уважения переводчиков к подлиннику, но не могут быть доказательством того, что переводчики сами так говорили. Акила переводил уже совсем буква в букву, вовсе не заботясь о законах греческого языка, напр., Быт.1:5 ἐκάλεσεν ὁ θεὸς τῷ φωτὶ ἡμέρα (LXX правильно τὸ φῶς ἡμέραν) «назвал Бог свет днем»; но отсюда не следует, что Акила знал по-гречески еще хуже, чем LXX, ибо он был прозелит из греков. Если по буквальному переводу судить о языке самого переводчика, то пришлось бы допустить, что люди, переводившие Свящ. Писание и богослужебный книги с греческого на славянский язык, сами говорили на языке иудейско-греческо-славянском, – потому что в славянском переводе найдутся и грецизмы в большом количестве (напр., слово «дориносимый» или употребление родительного пад. в восклицании: «о божественного, о любезного, о сладчайшего Твоего гласа»), и гебраизмы, перешедшие из греческого текста (напр., Мф.21:42 в старых текстах: «От Господа бысть си, и есть дивна в очию вашею»). Доказательством того, что семитизмы в буквальных греческих переводах взяты прямо из оригинала, а не принадлежат языку самих переводчиков, может еще служить следующий факт. К книге Премудрости Иисуса, сына Сирахова, имеется пролог, написанный внуком автора прямо по-гречески, тогда как самый текст сочинения переведен этим внуком с еврейского. Замечательно, что между языком пролога и текста есть разница: в первом язык ничем не отличается от языка александрийского грека того времени; во втором он имеет семитическую окраску. Переводчик сам понимал, насколько отличается язык его перевода от обыкновенного греческого языка, на котором он говорил и писал в прологе. Он просит, поэтому, у читателей прощения в том, что некоторым он покажется слабыми относительно выражений перевода, несмотря на свое старание, потому что еврейский текст при (буквальном) переводе на другой язык получает иной смысл – παρακέκλησθε – συγγνώμην ἔχειν ἐφ᾿ οἷς ἂν δοκῶμεν τῶν κατὰ τὴν ἑρμηνείαν πεφιλοπονημένων τισὶ τῶν λέξεων ἀδυναμεῖν οὐ γὰρ ἰσοδυναμεῖ αὐτὰ ἐν ἑαυτοῖς ἑβραϊστὶ λεγόμενα καὶ ὅταν μεταχθῇ εἰς ἑτέραν γλῶσσαν. То же самое явление мы замечаем в Евангелии от Луки: пролог его написан другим языком, чем самый текст – особенно в начальных главах: в первом случае Ап. Лука писал от себя обыкновенным греческим языком; во втором он имел перед собою еврейский оригинал и старался близко передать его (см. Ad. Deissmаnn, Bibelstudien, стр. 63. 71).

2) LXX часто не столько переводят, сколько истолковывают⁵⁸. Упуская это из вида, гебраисты, при сличении греческого текста с еврейским, предполагают, что каждое греческое слово имеет буквально то же значение, как соответствующее еврейское, и при этом оказывается, что иное греческое слово должно иметь такое значение, какого оно вообще никогда не имеет; отсюда выводится заключение, что евреи употребляли это слово в таком смысле, в каком греки его не употребляли, и что, след., иудеи говорили на особом греческом диалекте. Напр., проф. J. М. S. Baljon в своем словаре (Grieksch-theologisch woordenboek hoofdzakelijk van de oud – christelijke letterkunde, Utrecht 1896) приводит для слова ἄρκευθος у LXX значения: «оливковое, масличное дерево» и «кипарис». Еврейские названия этих деревьев передаются греческими переводчиками через ἄρκευθος; след., – заключает Бальён, – ἄρκευθος у LXX имеет эти значения. Но на самом деле ἄρκευθος значит «можжевельник» как вообще в греч. языке, так и у LXX; «маслину» и «кипарис» LXX в переводе заменили «можжевельником», а не перевели. Думать, что иудеи могли обозначать на своем греческом диалекте одним и тем же словом два совершенно различные растения, – прямо бессмысленно (ср. также о. проф. Н.А. Елеонский, Очерки из библейской географии I, 375 прим.). То же самое произошло со словом χολή: в греч. языке оно всегда значит «желчь»; но комментаторы к Мф.27:34 ἔδωκαν αὐτῷ πιεῖν οἶνον (или ὄξος) μετὰ χολῆς μεμιγμένον, желая согласовать эти слова с Мк.15:23 ἐδίδουν αὐτῷ ἐσμυρισμένον οἶνον, думают, будто χολή может означать вообще «горькое вещество», и ссылаются при этом на несколько мест из LXX, в которых χολή поставлено там, где еврейский текст имеет слово, означающее «ядовитое растение» (Втор.29:18; Пс.68:22), «горечь» (Втор.32:32; Иер.8:14; Иер.9:15; Плач.3:19), «полынь» (Притч.5:4; Плач.3:15). Но на самом деле χολή вовсе не имеет всех этих значений; а LXX, переводя свободно, подставили во всех приведенных местах по какой-то причине вместо еврейских слов, означающих разные горькие вещества, одно χολή, означающее «желчь», которая тоже горька и ядовита (по мнению их); но тем не менее самое слово χολή не значит ни «яд», ни «горечь», ни «полынь». В нашем славянском переводе мы имеем такие же случаи замены одного, неизвестного, предмета другим, известным. В Быт.41:2 ἐβόσκοντο ἐν τῷ ἄχει переведено по-славянски «пасяхуся по брегу». Согласно методу Вальена, в словаре к славянской Библии для слова «брег» следовало бы отметить значение «тростник», «осока»; между тем, несомненно, что наши переводчики, не знавшие значения египетского слова ἄχι (см. о. проф. Н.А. Елеонский, Очерки из библейской географии I, 414), или по какой другой причине, подставили здесь вместо него по смыслу слово «брег»; в Ис.19:7 они передали его просто «злак». То же случилось у Мф.22:19, где они «ославянили» монету динарий, подставив вместо нее «пенязь».

К числу неточностей перевода LXX относятся и те случаи, когда они, – вместо перевода некоторых выражений, особенно каких-нибудь технических, – дают переложение их на египетские нравы. Так, в книге Есф.2:21 упоминается чиновник, который носит в подлиннике титул «хранитель порога»; но LXX передают этот термин через ἀρχιασωματοφύλαξ «обер-телохранитель», «начальник телохранителей», а это был египетский титул высшего офицера, командовавшего царской гвардией при дворе Птоломеев, и затем вообще титул разных высших придворных чинов. Тут LXX египтизировали и подновили библейский термин, т. е. сделали то же самое, как если бы мы в переводе Библии передали этот титул, напр., посредством «командир (шеф) лейб-гвардейского полка», или какого-нибудь древнего придворного назвали бы в переводе «камергером». Изображая нужду в стране, прор. Иоил.1:20 говорит, что высохли «источники»; LXX обращают эти источники в «каналы» – ἀφέσεις ὑδάτων, потому что для такой страны, как Египет, где каналы из Нила имеют то же значение, что источники в других странах, такое изображение бедствующей земли нагляднее. Равным образом, и слова «поток» и «река», когда они употребляются образно, иногда заменяются словом «канал» по той же причине. В книге Быт.50:2 сказано, что врачи набальзамировали тело Иакова, а LXX вместо «врачи» говорят ἐνταφιασταί, потому что ἐνταφιαστής было техническим египетским выражением для членов корпорации, занимавшейся бальзамированием трупов.

При важных в религиозно-историческом отношении словах LXX еще более неблагоприятно сказывается вредное влияние механического сопоставления греческих слов с еврейскими. Возьмем для примера слово ἱλαστήριον. О нем в самых почтенных богословских сочинениях говорится, что у LXX или в «библейском» греч. языке оно «значит» то же, что еврейское kарporeth, «крышка на ковчеге завета» (на которую кропил первосвященник жертвенной кровью в великий день очищения). Но, как показывает этимология этого слова и как подтверждают некоторые надписи, оно значит «предмет, которым умилостивляют». Когда LXX называют крышку ковчега завета ἱλαστήριον, то понятие «крышка» они не переводят, а заменяют другим понятием, которое объясняет священно-храмовое предназначение этого предмета. Крышка ковчега завета, правда, есть ἱλαστήριον, но из этого не следует, что слово ἱλαστήριον у LXX или у Ап. Павла или где бы то ни было означает «крышка»; оно всегда и везде значит «предмет, которым умилостивляют»⁵⁹. Большая часть так называемых «библейских» значений обыкновенных греческих слов обязана своим появлением в словарях просто такому механическому сопоставлению греческих слов с еврейскими.

Сказанное сейчас о языке LXX относится также и к другим переводам семитических оригиналов на греческий: с этой точки зрения надо судить не только о языке многих ветхозаветных апокрифов, но даже и о языке синоптических Евангелий, так как и они заключают в себе части, которые первоначально были задуманы по-арамейски.

Если мы будем следовать принципу умеренных – не считать гебраизмами тех явлений, которые можно объяснить из греческого языка, если будем сравнивать библейский язык не с аттическим, а с κοινή и если не будем судить о гебраизмах на основании переводов с семитического, – то уже и тогда окажется, что число предполагаемых гебраизмов очень невелико и что принадлежат они почти исключительно религиозной области. А так как изучение κοινή только что еще началось, то можно надеяться, что в будущем число их окажется совсем ничтожным. Бл. Иероним, по крайней мере, как мы видели, находил, что «слов, звучащих по-новому, гораздо меньше в стольких книгах Писания, чем Цицерон собрал их в своем маленьком труде»; а он под «словами, звучащими по-новому», разумеет, конечно, не только гебраизмы, но и чисто греческие новообразования. Но во всяком случае и теперь уже можно сказать с уверенностью, что никакого «иудейско-греческого наречия» не существовало: если даже и есть в библейском языке гебраизмы, то они показывают только, что это не вполне хороший греческий язык, но никоим образом они не могут служить доказательством того, что это – какой-то особый диалект греческого языка. Все эти семитизмы (в сочинениях, не переведенных с еврейского или арамейского) почти исключительно касаются лексической стороны языка; что же касается этимологии и синтаксиса, то они те же, чтоб в κοινή, т. е. вполне греческие. Если бы LXX и писатели Н. З. говорили на жаргоне, то это непременно отразилось бы и на грамматике. До нас дошло несколько образчиков греческого языка, на котором говорили иностранцы, плохо владевшие им; таковы, напр., нубийские надписи, где и этимология, и синтаксис не греческие: так, родит. падеж оканчивается на ε, предлоги соединяются с любым падежом (σὺν τῇ μητρὶ καὶ τῆς γυναικός) и т. п. Ничего подобного у LXX и в Н.З. нет; даже Акила употребляет член всегда правильно и применяет аттракцию относительного местоимения (Winer-Schmiedel, стр. 29).

Отрицая существование «иудейско-греческого диалекта», мы не хотим этим сказать, что все иудеи говорили по-гречески хорошо. Несомненно, что из тех иудеев, для которых родным языком был арамейский, а греческий был чужим (какими были иудеи палестинские), одни говорили хуже, другие – лучше по-гречески, со множеством градаций, причем каждый ломал настоящий греческий язык на свой лад, а одного общего для всех иудеев жаргона не было. Но у большей части иудеев рассеяния родным языком был греческий; еврейскому языку учились они уже после. Что эти иудеи-эллинисты говорили уже вполне настоящим тогдашним греческим языком, а не жаргоном, – это мы и старались доказать.

Однако влияние «еврейского духа», конечно, отразилось на Свящ. Писании; но оно сказывается не в языке, а в стиле вообще, в способе мышления и выражения: напр., греку чужды параллелизм мыслей В. З., применение притчи в Н. З.

Что касается догматической теории, то и она имеет не более прав на существование, чем гебраистическая. Хотя христианами были выработаны новые слова или старым словам были приданы новые значения, – это не дает нам права думать о каком-то особом «христианском» диалекте греческого языка: особые слова и особые значения слов найдутся во всяком языке в разных областях труда и знания; но из этого не следует, что язык, напр., моряков, военных и т. д. можно называть особым наречием. Греческая философия выработала тоже немало новых слов и придала новые значения многим старым словам; тем не менее никто не считает языка греческих философов особым диалектом греческого языка. Поэтому считать греческий язык христиан «совершенно особым религиозным наречием» так же неправильно, как считать русский язык после принятия русскими христианства отличным от русского языка раньше этого. Конечно, с принятием христианства и возникновением новых понятий явились в русском языке новые слова, отчасти прямо заимствованный у греков, напр., «Евангелие», «диакон», «диавол» и др., отчасти переведенные с греческого или образованные вновь, напр., «Богородица», «священник», «обедня», «вечерня», «утреня» и т. д.; а некоторые старые слова получили новое значение, напр., «Господь», «часы»; может быть, вошли в употребление и некоторые новые конструкции. Однако, несмотря на такие многочисленные нововведения, никто не видит в христианском русском языке особого наречия; а между тем, на русском языке эти христианские нововведения должны были отразиться сильнее, чем на греческом, потому что русский язык не был обработан литературно, так что христианству приходилось вводить в него понятия вообще культурные, а греческий язык и раньше был богат разными философскими терминами, которые надо было только приспособить к христианским идеям.

Против обеих теорий, касающихся языка LXX и писателей Н. 3., – гебраистической и догматической, – выступил гейдельбергский [ныне берлинский] профессор богословия Адольф Дейсман (G. Adolf Deissmann) в своих сочинениях: Bibelstudien 1895 г., Neue Bibelstudien 1897 г., Die sprachliche Erforschung der griechischen Bibel 1898 г. (переведено проф. H.H. Глубоковским в «Христианском Чтении» за 1898 г., № 8 стр. 372–400), Hellenistisches Griechisch, – статья в Realencyclopädie von Herzog-Hauch, т. VII³, стр. 627–639 и др. (см. ниже). Его Bibelstudien должны составить эпоху в изучении библейского языка. Он первый восстал против обособления библейского языка от языка светского, показав при помощи папирусов и надписей на многочисленных частных примерах, что так наз. «христианские» или «иудейско-греческие» слова или мнимые семитизмы на самом деле были обыкновенными словами общего языка, и притом, главным образом, нелитературного. В грамматическом отношении вообще почти не может быть и речи об особенных свойствах библейского греческого языка; но и относительно выбора слов – даже таких, по-видимому, чисто христианских, как, напр., ἀγάπη «любовь» (в этическо-религиозном смысле), ἐπίσκοπος «епископ», πρεσβύτερος «пресвитер», – Дейсман показал, что это не специально-новозаветный язык, а только лишь дальнейшее развитие κοινή. Изыскания Дейсмана находятся еще в начале: весь запас слов LXX-ти Н. 3. далеко еще не исследован на основании памятников «общего языка». Поэтому пока мы еще не в состоянии (а во всех пунктах это, пожалуй, будет невозможно и вообще) сопричислить все явления библейского языка к κοινή. Но тот факт, что уже при первом ударе сделана брешь в старой гипотезе, позволяет нам надеяться, что наука скоро обратит в развалины все это здание.

Как мы сказали выше, Дейсман, видя в библейском языке κοινή, – и притом, в более близкой форме к разговорному языку, чем к литературному, – основывает свои выводы главным образом на папирусах и надписях. На важность папирусов при изучении языка LXX указал еще Thiersch в 1841 г. (De Pentateuchi versione Alexandrina libri tres); пользовался ими и Winer в своей грамматике; но это были лишь слабые попытки; лишь в девяностых годах XIX века, благодаря тому, что наука обогатилась новыми находками папирусов в огромном количестве и их изданиями, на папирусы было обращено внимание ученых, и Дейсман первый сделал папирусы краеугольным камнем в изучении библейского языка.

Дейсман усиленно настаивает еще на необходимости при исследовании языка не представлять себе язык писаний В. и Н. 3. чем-то единым; напротив, необходимо прежде всего разграничить их на две большие категории – сочинений оригинальных, написанных прямо по-гречески, и переведенных с септических оригиналов. Это деление не совпадает с делением на книги ветхозаветные и новозаветные, так как, с одной стороны, к памятникам переводным надо причислить первичные документы синоптических Евангелий и, может быть, кое-что из Апокалипсиса Иоанна, а к греческим оригиналам – многие из так наз. апокрифов В. 3. Эти группы очень сильно различаются между собою по характеру языка; для примера можно сравнить 2-е послание Ап. Павла к Коринфянам с греческою Псалтирью. Оригинальные греческие сочинения суть памятники греческого языка, на котором действительно греки говорили, а в переводах – язык искусственный, книжный, сделанный для данного случая, подражающий в большей или меньшей степени, сознательно или бессознательно, особенностям чуждого ему оригинала; но эта зависимость от оригинала могла оказать влияние только на образование новых выражений, т. е. сочетаний слов, и на синтаксис, а никак не могла повести к сочинению новых слов или к изменению значений старых слов или на этимологию (но и в синтаксисе переводных сочинений, как мы говорили, вовсе негреческих конструкций нет). Язык перевода LXX был настолько искусственным и далеким от живого, что даже чтение Торы каждую субботу на греческом языке в «рассеянии» и научное изучение труда LXX не могли дать ему жизни у слушателей и читателей, как показывает то ничтожное влияние, которое он оказал на язык Ап. Павла и Филона. Всего лишь 2–3 оборота, обратившиеся в формулы, да несколько легко запечатлевающихся конструкций перешли в торжественный, архаизирующий религиозный язык.

Даже и внутри указанных двух больших групп есть заметные различия. Переводы сделаны не одною рукой и не по одинаковому методу: напр., слова Христа в Евангелиях в общем переведены лучше, чем многие части LXX. Какое своеобразие язык Евангелия и посланий св. Иоанна представляет хотя бы по сравнению с посланием к Евреям! Таким образом, язык у разных писателей В. и Н. 3. различен – так же, как он различен у светских авторов. Мнение о том, что библейский язык представляете собою нечто единое, произошло от того, что филологическую точку зрения смешивают с религиозной. С религиозно-исторической стороны священные тексты представляют, действительно, нечто единое, как документы и памятники двух фаз, которые не могут быть отделены одна от другой. Это бесспорно – так же, как и то, что мысли, понятия, дух греческого В. и Н. 3. родственны между собою и резко отличаются от верований греко-римского язычества. Но это единство их с религиозно-исторической точки зрения не дает нам права заключать и об единстве языка во всех ветхозаветных и новозаветных писаниях. Общее в их языке лишь то, что они почти все суть памятники позднейшего греческого языка, и притом нелитературного.

Ясно, что для изучения библейского языка необходимо, главным образом, изучение разговорной κοινή. Мы уже говорили о том, что изучать ее можно как на основании древних памятников безыскусственной письменности (папирусов, надписей и др.), так еще и обходным путем, – посредством заключения от теперешнего новогреческого языка к родоначальнику его – эллинистическому. На важность этого источника также и для изучения библейского языка указал проф. Albert Тhumb в сочинениях: Die Griechische Sprache im Zemalter des Hellenismus (Strassburg 1901), стр. 123, и Die Sprachgeschichtliche Stellung des biblischen Griechisch в «Theologische Rundschau» V, 3 (за март 1902 г.), стр. 85–99 (переведено проф. Н.Н. Глубоковским в «Христианском Чтении» за 1902 г., № 7, стр. 6–16 под заглавием «Греческий язык Библии» и пр.). Он доказывает свое мнение несколькими примерами. Ὄνομα в значении «лицо», – один из мнимых гебраизмов, – на самом деле, есть принадлежность эллинистического языка: это доказывают не только папирусы, но и новогреческий язык, в котором употребляется слово (ὀ)νομάτοι в значении «лица». Значение слова νύμφη «невестка» при значении «невеста» Шмидель (Грамм., стр. 27) выводит из еврейского kallâh, которое имеет оба эти значения; однако новогреческое νύφη «невеста», «молодая женщина», «невестка» доказывает, что и библейское νύμφη в значении «невестка» есть не гебраизм, а чисто греческое явление.

A priori надо предположить, что в языке LXX мы имеем александрийский (египетский) говор эллинистического языка, а в языке писателей Н. 3. – говор палестинский, или малоазийский. Но разница между этими говорами в ту эпоху могла быть лишь ничтожною: сколько-нибудь заметное деление общего языка на диалекты началось позже (см. выше), а в ту эпоху κοινή была поразительно однообразна. Данное наблюдение очень поучительно для нас в методологическом отношении: через это, напр., мы имеем право объяснять форму или значение слова у малоазийца Ап. Павла на основании греческого текста из Египта. Решение вопроса о таком тонком диалектическом различии между языком LXX и Н. 3. на основании рукописей невозможно: так как наши рукописи принадлежат к позднему, сравнительно, периоду, когда уже диалекты в κοινή обозначились яснее, то в рукописном предании Библии совсем нет единства; в каждой рукописи обнаруживается влияние позднейшего говора самого писца, времени и местности, где она возникла; а иногда, может быть, в рукописях первоначальные вульгаризмы исправлялись на основании грамматических правил аттического диалекта, когда вошел в большую моду аттикизм.

Подведем итоги всему сказанному нами о библейском языке.

1) Язык LXX и Н. 3., в общем, есть эллинистический в нелитературной его форме; насколько он близок к обыкновенному разговорному, – сказать трудно; но так как всякий письменный язык отличается от разговорного, то надо думать, что библейский язык занимает положение среднее между κοινή литературной и разговорной.

2) Язык отдельных писаний В. и Н. 3. неодинаков: в переводных сочинениях он имеет семитизмы, попавшие из оригинала вследствие стремления переводчиков передавать текст буквально; в оригинальных сочинениях язык свободен от семитизмов, за исключением цитат, или некоторых выражений, обратившихся в формулы, взятых из сочинений переводных. Но, кроме того, язык каждого писателя в отдельности имеет отличия от языка другого.

3) Как велико число семитизмов, – нельзя определить с совершенной решительностью, отчасти потому, что понятие о семитизме точно не установлено, отчасти же потому, что эллинистический нелитературный язык недостаточно изучен.

4) «Иудейско-греческого диалекта», на котором будто бы говорили иудейские эллинисты, не существовало, равно как не было и специального «христианско-греческого языка».

Дадим теперь краткий обзор языка LXX и Н. 3. Так как этот язык в основе своей есть эллинистический, то это будет обзор эллинистического языка, основанный только на материале, взятом из писаний В. и Н. 3. Если бы существовали у нас руководства к изучению эллинистического языка вообще, то в подобном обзоре почти не было бы надобности; но наше знание греческого языка есть почти исключительно знание аттического литературного языка, а потому нам приходится для того, чтобы составить себе представление об эллинистическом языке, сравнить его с известным нам аттическим. При этом надо заметить, что, указывая на разницу между эллинистическим и аттическим элементами, мы не можем с полною уверенностью сказать, что такого-то явления у аттиков не существовало, потому что и аттический диалект мы знаем все-таки очень несовершенно, особенно разговорную его форму, из которой главным образом и вышла κοινή; говоря об отсутствии того или другого явления в аттическом. мы этим говорим только то, что в известных нам доселе памятниках аттического наречия этих явлений не найдено.

Особенности языка LXX и Н. 3. удобнее всего изложить по связи с разными элементами, входящими в его состав, а именно: I «общий греческий язык»; II латинские и другие иностранные элементы; III семитические элементы; IV христианские элементы; V особенности отдельных писателей. Особенности первых трех категорий могут быть разделены на А – лексические, Б – грамматические, причем, к первым относятся: а) новые слова, б) новые значения слов; ко вторым: а) особенности этимологические, б) особенности синтаксические.

а) Новые слова. Собственно. новых слов, совсем неизвестных нам из аттического, т. е. слов с неизвестными нам корнями, очень мало; огромное большинство новых слов – или производные, или сложные, образованные совершенно правильно с аттической точки зрения, по старым типам, так что они составляют продукт только дальнейшего развития аттического языка.

Таковы: 1) Глаголы на όω, произведенные от имен: ἀσφαλτόω (от ἄσφαλτος – смола) ἀθῳόω, (от ἀθῷς), ἀναστατόω (от ἀνάστατος), ἀνακαινόω, ἀποδεκατόω, ἀφυπνόω, διηλόω, δολιόω, δυναμόω (ἐνδυν., ὑπερδυν.), ἐγκλοιόω, θεμελιόω, καλλιόω, καφαλαιόω, κραταιόω, μαδαρόω, μοτόω, μυελόω, νεκρόω, περισιαλόω, περιχαλκόω, σαρόω, σθενόω, φατνόω, χαριτόω, ὡραιόομαι.

На έω – по большей части сложные: (простой – δυνατέω) ἀγαθοποιέω – делаю добро, ἀγαθοεργέω, ἀθετέω, ἐκδεκέω, ἐξουθενέω, ἐργοδιωκτέω, ἑτεροζυγέω, εὐκληματέω, λατομέω, λιθοβολέω, λογομαχέω, ὀλιγοψυχέω, πολυπληθέω, πρωτοτοκέω, συμποδέω, τιμογραφέω, χωροβατέω.

Hа ίζω, после ι на άζω: αἱρείζω, αἰχμαλωτίζω, ἀκουτίζω, ἀναθεματίζω, ἀνεμίζω, ἀποκεφαλίζω, δειγματίζω, δογματίζω, ἐκμυελίζω, ἐνθρονίζω, ἐξεικονίζω, ἐπτιφυλλίζω, θεατρίζω, ἱματίζω, ἰουδαΐζω, καταστραγγίζω, κερατίζω, (ἐκ)μυκτηρίζω, ὀρθρίζω, πελεκίζω, προσσιελίζω, (δια)σκορπίζω, σμυρνίζω, σπλαγχνίζομαι, συμμορφίζω, φυλακίζω, χωματίζω, ὡραΐζομαι, – ἁγιάζω, ἀκιδιάζω, εἰσοδιάζομαι, ἐνταφιάζω, ἐξηλιάζω, ἐξιχνιάζω, θυσιμάζω, ὁμοιοάζω, σινιάζω.

Ha εύω: αἰχμαλωτεύω, ἁλιεύω, ἀποδεσμεύω, ἀφρονεύομαι, γυμνητεύω, διδυμεύω, ἡμισεύω, κωφεύω, λαξεύω, λοιμεύομαι, μεσιτεύω, (εξ)ολεθρεύω, παγιδεύω, παραβολεύομαι, περπερεύομαι, πρωτοτοκεύω, φυγαδεύω, χωνεύω.

Ha ύνω: ἀγαθύνω, σκληρύνω.

2) Существительные, произведенные от глаголов:

На μός, означающие действие, по большей части, от глаголов на ίζω и άζω. ἁγιασμός (от ἁγιάζω) освящение, очищение, ἀγορασμός, ἀκριβασμός, ἀνατιναγμός, ἀποσκορακισμός, ἀπωσμός, ἁρπαγμός, βαπτισμός, βρυγμός, γελοιασμός, γλυκασμός, γογγυσμός, γομφιασμός, διαμερισμός, (ἀπ)ελεγμός, ἐμπαιγμός, ἐνταφιαμός, ἐξιχνιασμός, ἑτασμός, θλιμμός, μυκτηρισμός, νυσταγμός, οἰωνισμός, ὀνειδισμός, παροργισμός, περιασμός, ῥαντισμός, σαββατισμός, σωφρονισμός, ὑποσκελισμός.

На μα, по большей части означающие результат действия, но также и самое действие (что выражается главным образом окончаниями σις и μός), а иногда употребляющиеся и в разных других значениях, производятся от всяких глаголов: ἀγαλλίαμα (от ἀγαλλιάω – радуюсь) – предмет радости, радость, ἀγαυρίαμα, ἀγνόημα грех, ἀθέτημα, αἰτίωμα, ἀνταπόδομα (у аттиков ἀνταπόδοσις), ἄντλημα орудие для черпания ( = ἀντλητήρ или ἀντλητής), ἀπαύγασμα, ἀπόκριμα (у атт. ἀπόκρισις), ἀποσκίασμα, βάπτισμα (несколько отличается от βαπτισμός, которое никогда не употребится о крещении Иоанновом, а о христианском употреблено только в посл. к Кол.2:12 в разночтении), (отличается от ἔμπαιγμος тем, что последнее означает только действие «поругание», а первое заключает в себе и результат этого действия «шутка», «насмешка»), ἔμπτυσμα, ἐξέραμα, ἐπίβλημα, ἐπίσαγμα, ἡμίσευμα, ἥττημα, θέλημα, θέμα, ἱεράτευμα, ἴνδαλμα, κάθεμα, (от καθίημι спускаю) собств. «спущенный вниз предмет», – «шейная цепочка», κατάκριμα, κατάλειμμα, κατάλθμα (от καταλύω останавливаюсь) место остановки, гостиница, κατόρθωμα, νύσταγμα, παράπτωμα, πρόσκομμα, πρόχωμα, σμῆγμα, τηλαύγασμα, ὑπόθεμα, ὑποσκέλισμα (то жe, что ὑποσκελισμός), ὑποστήριγμα, φαλάντωμα, φαλάκρωμα.

На σις: отвлеченные существительные, означающие действие, по большей части от глагольных основ на гласную, реже от глагольных основ на согласную, но не от глаголов на ζω, от которых существительные в большинстве оканчиваются на σμός: ἀθέτησις (от ἀθετέω) уничтожение, ἀνάβλεψις, ἀνάνευσις, ἀποκάλυψις, βίωσις, γόγγυσις (от γογγύζω, попадающееся только один раз в Чис.14:27 вместо обычного γογγυσμός), γρηγόρησις, ἐκδίκησις, ἔκνηψις, ἐπιπόθησις, ἔτασις, θέλησις, θλίψις, κατάνυξις, κατάρασις, πεποίθησις, πρόσκλισις, πρόσχυσις, ὑπέροψις.

На εία от глаголов на εύω: ἀρεσκεία (от ἀρεσκεύομαι) желание нравиться, ἐριθεία, ἑστιατορεία, ἱερατεία, μεθοδεία, φυγαδεία (от φυγαδεύω).

На μονή: ἐπιλησμονή (от ἐπιλήσμων), πεισμονή (οт πείθω).

Без суффикса: οἰκοδομή (древнее οἰκοδομία или οἰκοδόμημα), ἀναζυγή снятие с лагеря, ἀπαντή, ἀποκρυβή или ἀποκρυφή, βροχή, γλυφή, ἐπιγονή, ἐπισκοπή, κοπή, παρεμβολή.

На της, означающие действующее лицо: αἰνιγματιστής говорящий загадками, βαπτιστής (от βαπτίζω), βιαστής (от βιάζομαι), γελοιαστής, γνώστης, γογγυστής, διώκτης, δότης (древнее δοτήρ), ἐκδικητής, ἑλληνιστής (от ἑλληνίζω говорю по-гречески) говорящий по-гречески (иностранец), ἐνταφαστής, ἐνυπνιαστής, ἐξουσιαστής, ἐπισπουδαστής, ἐρεθιστής, εὐαγγελιστής, ἰατής (древнее ἰατρός или ἰατήρ), κερατιστής, λυτρωτής, μεριστής, πειρατής, προσκυνητής, πυρωτής, ῥαφιδευτής, τειχιστής, χωνευτής; такие слова образовываются почти так же легко, как глагольные формы. Отдельно стоят: ἐπενδύτης верхняя одежда и ὑποδύτης исподняя одежда от ἐπενδύω и ὑποδύω, означающие не лица, но вещи, а также ἐρημίτης отшельник и μεσίτης посредник, происходящие не от глаголов, а от прилагательных ἔρημος и μέσος.

На τηρ, означающие орудие: ἀναλημπτήρ (от ἀναλαμβάνω) то, чем можно брать, черпак, ἀρτήρ (от αἴρω) орудие, с помощью которого носильщики поднимают и носят тяжести, διωρτήρ или διωστήρ, ἐπαρυστήρ, λουτήρ умывальник, ὀνοχιστήρ, σφαιρωτήρ, ὑποχυτήρ.

На τήριον, означающие место или орудие: ἀκροατήριον (от ἀκροάομαι слушаю) место для слушания, зала суда, ἱλαστήριον предмет, посредством которого умилостивляют, крышка ковчега завета (см. выше), λαξευτήριον орудие для разбивания камней.

3) Существительные, произведенные от прилагательных:

На ότης, отвлеченные, от прилагательных 2-го склонения: ἁγιότις (от ἅγιος святой) святость, ἁγνότης (древнее ἁγνεία от ἁγνεύω), ἀδηλότης, ἀφελότης (от ἀφελής – неправильно образовано, так как существительные отвлеченные, произведенные от прилагательных 3-го склонения на ης, обыкновенно, имеют окончание εια; у других писателей и здесь ἀφέλεια), γυμνότης, δολιότης, ματαιότης, μεγαλειότης; от существительных образованы: ἀδελφότης (от ἀδελφός брат) братство (в конкретном смысле), θεότης (от θεός) состояние божества, божественность, λοιμότης (от λοιμός моровая язва).

На σύνη, отвлеченные, от прилагательных 3-го склонения на ων: ἐλεημοσύνη (от ἐλεήμων милосердный) милосердие; в Н. З. по большей части в конкретном смысле – милостыня; μεγαλωσύνη, ταπεινοφροσύνη; от прилагательных 2-го склонения: ἀγαθωσύνη, ἁγιωσύνη.

На ία, отвлеченные: ἀβροχία (от ἄβροχος) бездождие, αἰχμαλωσία (от αἰχμάλωτος), ἀποικεσία (от ἀποικέω, параллельная форма к ἀποίκησις) выселение, ἐκλιμία (от λιμός) голод, ἐλαφρία, παραφρονία (от παράφρων).

4) Существительные от существительных:

Женские на ισσα: μαγείρισσα: (от μάγειρος повар) повариха, Συροφοινίκισσα или Συροφοίνισσα (от Συροφοίνιξ) сирофиникиянка.

Уменьшительные на ιον, ίδιον, άριον, ισκος, ίσκη: αἰγίδιον (от αἴξ козел, коза) козленок, ἀρνίον, βιβλαρίδιον (уменьшительное от уменьшительного βιβλάριον, а последнее от βίβλος), γυναικάριον (в презрительном смысле), δορκάδιον, ἐρίφιον, θυγάτριον, ἰχθύδιον, κλινάριον, κλινίδιον, κοράσιον, κυνάριον, ὀνάριον, ὀψάριον, πτερύγιον, ψιχίον (от ψίξ), ὠτίον или ὠτάριον (от οὖς); – ἀσπιδίσκη, βασιλίσκος (от βασιλεύς). Некоторые из этих слов потеряли уменьшительное значение, напр., ὠτάριον, или ὠτίον ухо.

На ιον не уменьшительные, по большей части произведенные от существительного с предлогом: ἐμπλόκιον (от ἐμπλοκή, которое от ἐν и πλέκω плету) украшение, вплетенное в волосы, εἰσόδιον, ἐνώτιον (от ἐν и οὖς серьга, ἐξόδιον, ἐπιμύλιον, καθόρμιον, περιβώμιον, περισπόριον, περιστήθιον, περιστόμιον, ὑποπόδιον, ὑποτίτθιον, φρύγιον.

На εῖον, означающие место: εἰδωλεῖον (от εἴδωλον идол) капище, ἀσταρτεῖον капище Астарты.

На ών, означающие место: ἀμπελών виноградник, ἀφεδρών отхожее место, κοιτών спальня, λυτρών спальня, μελισσών улей, ῥοών гранатовый сад, σιτοβολών житница, συκών фиговый сад, φοινικών место, засаженное финиковыми пальмами.

5) Прилагательные, произведенные от имен или причастий:

На ιος: ἐπιούσιος⁶⁰, περιούσιος.

На ικός (после ι на ακός): κυριακός, σαρκικός.

На ινός, означающие время: ὀρθρινός утренний (классическое – ὄρθριος), αὐθημερινός, καθημερινός (от καθ᾿ ἡμέραν) ежедневный (классическое – καθημέριος, но уже у аттиков μεθημερινός), ταχινός (от τάχα, ταχέως).

В эллинистическом языке LXX и Н. З. очень много слов сложных, – сравнительно еще больше, чем в классическом. Перечислять их было бы бесполезно, потому что греческий язык образует сложные слова совершенно легко, – так же, как теперь немецкий, в противоположность латинскому и русскому, не любящим таких слов. Поэтому новые сложные слова едва ли можно даже назвать нововведением в языке. Напр., с предлогом σύν можно сложить любой глагол для означения совместного действия: (βασιλεύω царствую, συμβασιλεύω царствую вместе с кем⁶¹. Поэтому давать список новых сложных слов LXX и Н. З. было бы бесцельно. Укажем лишь несколько слов, более замечательных: αἱματεκχυσία (от αἷμα – ἐκ–χέω) кровоизлияние, ἀλλοτριοεπίσκοπος тот, кто вмешивается в чужие дела⁶², ἀμφοτεροδέξιος проворный, ἀνθρωπάρεσκος человекоугодник, ἀροτρόπους (от ἄροτρον – πούς) сошник, γραμματοεισαγωγεύς глашатай, δωροδέκτης (от δῶρον – δέχομαι) мздоимец, εἰδωλολατρεία, ἐργοδιώκτης, ζωογονέω, καλοποιέω, λιθοβολέω, νυχθήμερον, οἰκοδεσποτέω, πατροπαράδοτος, ποταμοφόρητος.

Совсем новых слов непроизводных и несложных (или по крайней мере таких, которых части не сразу видны) очень немного, напр., αἰθάλη пепел, ἄκαν (= классич. ἄκανθα терн), ἀκροβυστία крайняя плоть (по-видимому, испорченное сложное слово ἄκρο – ποσθία), ἀλισγέω, ἀμόρα, ἀμφίταπος, ἀττάκης или ἀττακός, βούβαλος, γλεῦκος, γογγύζω, γρηγορέω, διαβάθρα, δράξ, ἐγρήγορος, ἐγκρίς, ἐνώπιον, θλαδίας, καμψάκης, καρπάσινος, κάρταλλος, κοιλάς, λικμός, λογία, μέσακλον, ὀπήτιον, ῥογάς, ῥάδαμνος, ῥαφίς, ῥεμβάς, ῥέμβω, σκοταμήνη, σπίλος, στήκω, στρηνιάω, χάρτης, χυδαῖος, ᾤα, ὠμία.

Некоторые слова LXX и Н. З., хотя и древние, но известны нам не из аттического, а из других диалектов. Исследователи библейского языка, кажется, склонны думать, что LXX и писатели Н. З. брали эти слова сами непосредственно из разных диалектов в силу тех или других соображений. Так, проф. И.Н. Корсунский писал: «Но по местам LXX избирают и формы других диалектов взамен форм аттического диалекта, очевидно, пользовавшихся предпочтительным употреблением в κοινὴ διάλεκτος их времени, или же употребляют и формы одного и формы другого из диалектов древнегреческого языка по тем или иным соображениям их пригодности для выражения тех или других понятий еврейского кодекса ветхозаветных священных книг и по мере их употребления в народном устном или литературном обиходе того времени» (Перевод LXX, стр. 139). У него же (стр. 143): «Эту форму (νίτρον), которую еще Фриних считал эолической, … LXX толковников предпочли ионической и аттической … форме λίτρον». Такое мнение о непосредственном заимствовании библейскими писателями слов из разных диалектов ради каких-то особенных целей – должно быть признано ошибочным. Κοινὴ, как мы видели, приняла некоторые слова и формы из диалектов, всего более из ионического, – и, несомненно, те диалектические слова и формы, какие мы находим у библейских писателей, принадлежали самому «общему языку», на котором говорили и писали библейские писатели.

Так, из ионического диалекта κοινή заимствовала следующие слова, которая мы находим в книгах В. и Н. З.: γογγύζω (вместо аттического τονθορύζω), ῥήσσω (вм. ῥήγνυμι), πρηνής (вм. πρανής), βαθμός (вм. βασμός), σκορπίζω (вм. σκεδάννυμι). Равным образом, ионическому диалекту принадлежат формы с ρσ, вместо чего у аттиков было ρρ; таковы в библейском языке ἄρσην вместо ἄρρην, ταρσός вм. ταρρός, μυρσίνη вм. μυρρίνη; однако, относительно ρσ и ρρ эллинистический язык не был вполне последователен: так, у LXX и в Н. З. употребляются и θαρρέω, и θαρσέω. Что такое колебание было действительно в κοινή, – это доказывают и папирусы, и новогреческий язык, в котором соответствующие слова являются то с ρσ, то с ρρ. Точно так же не было последовательности в κοινή относительно употребления форм с σσ, и с ττ: вообще говоря, ионические формы с σσ получили в эллинистическом языке перевес над аттическими формами с ττ, но это бывало не во всех случаях: так, в библейском языке с σσ – θάλασσα, πράσσω, ταράσσω, περισσός, νεοσσός; но ἐκπλήσσομαι и ἐκπλήττομαι (1 раз); ἐλλάσσων и ἔλλαττον, ἐλαττονεῖν, ἐλαττοῦν; ἧσσον, ἡσσώθητε и ἥττημα, ἡττᾶσθα; κρεῖσσον и κρεῖττον, κρεῖττων. Соответственно этому всегда ионич. σήμερον вместо аттич. τήμερον. Эллинистическая форма νίτρον у LXX попала κοινή тоже не из аттического наречия, где было λίτρον, а из какого-нибудь другого, – может быть эолического, может быть ионического. Вместо аттич. λεώς, νεώς, как эллинистический язык вообще, так и LXX и Н. З. в частности имеют формы λαός, ναός; но аттическая форма ἵλεως удержалась. Вероятно, благодаря воздействию ионического диалекта на κοινή, в последней употребляются иногда не сокращенными формы, которые у аттиков всегда сокращались; таковы в библейском языке: νεομηνία (вместо аттич. νουμηνία), ἀγαθοεργεῖν; во 2-м склонении: ὀστέα, ὀστέων, но ὀστοῦν; χρυσέον, χρυσέους, χρυσέας наряду с сокращенными; в 3-м склонении: χειλέων, но ἐτῶν; в спряжении глаголов на εώ: ἐδέετο вместо ἐδεῖτο. Влияния других диалектов, – кроме ионического, – на эллинистический язык, как он представлен у LXX и в Н. З., следов почти нет: доризмами можно считать только разве слово ὄρνιξ (вместо аттич. ὄρνις), ἡ λιμός (вм. ὁ λιμός).

Многие слова, употребляемым у LXX и в Н. З., как обыкновенные, мы встречаем в более древнюю эпоху только в поэзии. †Проф. И. Н. Корсунский, указывая на то, что и классическая проза стояла под влиянием поэзии, полагает, что «LXX толковников, дабы выразить многие понятия, для которых в выработанной до них прозе не доставало многих выражений, обильно пользовались из того же источника». Это едва ли верно, так как 1) трудно допустить, чтобы LXX и писатели Н. З. были знакомы с древней греческой поэзией; 2) как мы говорили выше, такие поэтические слова употреблялись в живом эллинистическом языке, как самые обыкновенные. Надо думать, что такие поэтические слова попали в библейский язык не из древней поэзии, а из живого языка. Таковы слова у LXX и в Н. З.: ἀλέκτωρ, ἄμωμος, ἁρμόζω выдаю замуж, βαρέω вместо βαρύνω, βαστάζω, βρέχω, διαλαλέω, ἔνι, вместо ἔνεστι, ἐντρέπομαι стыжусь, ἔριφος, εὐοδόω, ζόφος, θαμβέω, καμμύω, κραταιός, λαῖλαψ, μεσονύκτιον, ὁδηγέω, πειράζω, ῥάκος, ῥύομαι, σαργάνη, σαρόω, σκύλλω, στεῖρος, φαντάζω делаю видным, показываю, φηνίζω, φλογλίζω, ὠρύομαι.

б) Но в позднейшем греческом языке мы находим не только новые слова, но также и новые, неизвестные нам из аттического, значения слов, существовавших в аттическом. Таковы, напр., у LXX и в Н. З. слова: ἀνάκειμαι возлежу за столом (вместо: откладываюсь в запас, приношусь в дар), ἀνακλίνομαι и ἀναπίπτω ложусь за стол (вм. отклоняюсь, падаю назад), ἀπεκρίθη ответил (по-аттич. ἀπεκρίνατο ответил, ἀπεκρίθησαν разошлись), ἀποτάσσομαι прощаюсь, ἐρεύγομαι говорю (вм. меня тошнит), ἐρωτῶ прошу (вм. спрашиваю), εὐχαριστῶ благодарю на словах (вм. плачу благодарностью на деле), παιδεύω наказываю (вм. воспитываю), παρακαλῶ прошу (вм. призываю), περισπῶμαι я очень занят (вм. снимаю с себя), σεβάζομαι почитаю (в смысле древнего σεβάζομαι, вм. боюсь), στέγω выдерживаю (вм. покрываю), συγκρίνω сравниваю (вм. соединяю), συνίστημι показываю, доказываю (вм. помещаю вместе), φθάνω достигаю (вм. предупреждаю, делаю раньше), χορτάζω кормлю, насыщаю (вообще; у древних, – кормлю животное, о человеке лишь с презрительным оттенком), χρηματίζω называюсь (вм. занимаюсь государственными делами), ψωμίζω кормлю (вообще; у древних – кормлю ребенка или молодое животное), – γεννήματα плоды (у древних – рожденное, дети), δαίμων, δαιμόνιον злой дух (вм. божество вообще), δῶμα крыша (вм. дом), λαμπάς лампа (вм. факел), ξύλον живое дерево (у древних δένδρον живое дерево, ξύλον срубленное дерево), ὀψάριοv рыба (у древних – всякое вообще кушанье, кроме хлеба), ὀψώνιον жалованье (вм. провизия), πτῶμα труп (вм. падение, упавший предмет), ῥύμη улица (вм. вращение, нападение), σώματα рабы (вм. тела), εὐσχήμων почтенный, богатый (вм. красивый).

В некоторых случаях утратилась аттическая разница между синонимами, так что вместо одних аттических слов вошли в частое употребление в эллинистическом языке другие, близкие к ним по значению. Так, «вижу» в языке LXX и Н. З. (βλέπω или θεωρῶ (которые у аттиков значат «смотрю»), редко ὁρῶ; «увидел» – εἶδον (εἶδα) или ἐθεασάμην, а не ἐθεώρησα или ἔβλεψα; в perfectum ἑώρακα или τεθέαμαι; «увижу» – ὄψομαι. «Иду» – πορεύομαι; исчезло βαδίζω и εἶμι со сложными; последние употребляются только в более литературном слоге у Ап. Луки и в послании к Евреям; сохранилось еще причастие ἐπιοῦσα. Ἔρχομαι значит «иду», «прихожу», «ухожу» и имеет все формы настоящего и имперфекта, тогда как у аттиков оно имеет только indicat. рrаеs. В смысле «ухожу» употребляется и πορεύομαι, но наиболее специальный глагол с этим значением есть ὑπάγω. Таким образом, οἱ ἐρχόμενοι καὶ οἱ ὑπάγοντες (Мк.6:31) значит «приходящие и уходящие» и равняется аттическому οἱ προσιόντες καὶ οἱ ἀπιόντες. Περιπατῶ, которое у аттиков значит «гуляю», в эллинистическом языке имеет гораздо более широкое значение «хожу» – аттич. βαβίζω, περίειμι. В смысле «говорю» употребляется не только аттич. λέγω, но и λαλῶ, которое у аттиков, обыкновенно, значит «болтаю». Τρώγω, имеющее у аттиков специальный смысл «гложу», «ем десерт», в κοινή имеет широкое значение «ем» (вообще). Εἷς употребляется также в значении аттического τίς, или в значении πρῶτος. Вместо οὐδείς говорится также πᾶς οὐ. Прилагательное ἴδιος «собственный» получило в κοινή значение почти притяжательного местоимения «свой» (= атт. ἑαυτοῦ). Сверх того, много глаголов, бывших прежде, обыкновенно, переходными, в κοινή получили возвратное, или среднее значение, напр., ἀπορρίπτω «бросаюсь» (Деян.27:43), αὐξάνω или αὔξω «увеличиваюсь», ἐνισχύω «получаю силы» (LXX и Деян.9:19), ἐπιβάλλω «падаю» (в лодку, о волнах) и др. Наоборот, некоторые средние глаголы получили переходное, или даже причинное значение, напр., βασιλεύω «делаю царем» (LXX), διψῶ и πεινῶ (Мф.5:6).

К лексическому отделу можно, отнести также те случаи, когда в κοινή существительные имеют другой род, а иногда, вместе с тем, и другое склонение, чем в аттическом диалекте. Так, ἔλεος «милосердие» у классиков всегда мужеского рода и 2-го склонения, а в эллинистическом языке LXX и Н. З. оно среднего рода и 3-го склонения, хотя в рукописях и изданиях иногда попадаются и формы мужеского рода; также ὁ и ἡ ληνός «точило», ὁ и ἡ λιμός «голод», ὁ и ἡ βάτος «терновый куст», ὁ и τὸ πλοῦτος «богатство», ὁ и τὸ ζῆλος «ревность», τὸ νῖκος и ἡ vίκη «победа», τὸ δίψος и ἡ δίψα «жажда». Некоторые слова лишь во множественном числе имеют оба рода: οἱ δεσμοί и τὰ δεσμά «узы», οἱ στάδιοι и τὰ στάδια «стадии».

В грамматическом отношении отметим лишь наиболее важные факты отличия «общего языка» от аттического.

а) Произношение. Произношение в κοινή изменилось сравнительно с аттическим и продолжало меняться с течением времени. Несомненно, были и местные различия в произношении. Но вопрос этот пока мало еще разработан. Папирусы дают нам некоторые указания относительно произношения в Египте; они исследованы в этом отношении в книге E. Mayser’а, Grammatik der griechischen Papyri ans dor Ptolomäerzeit 1906 [cp. «Христ. Чтение» 1902 г. 7, стр. 25].

б) Этимология.

Имена существительные и прилагательные. В 1-м склонении род. и дат. пад. ед. ч. слов на ρα и υῖα (которое произносилось как υα) оканчивается у LXX и в Н. З. на ης и ῃ (вм. атт. ας и ᾳ), напр., σπείρης, μαχαίρης, μαχαίρῃ, κονομυίης, συνειδυίης. Обыкновенно тут видят ионизм; но, скорее, это – явление, образовавшееся в самой κοινή под влиянием аналогии; напротив, слова на ρα и ια (ἡμέρα, ἀλήθεια, μία) удерживают α во всем склонении ед. ч. Слова vοῦς и πλοῦς склоняются по 3-му склонению, как βοῦς: род. νοός, дат. νοΐ. В 3-м склонении вин. п. ед. ч. оканчивается иногда на αν и ην вместо α и η, напр., у LXX (только в некоторых рукописях) αἷγαν (Числ.15:27), ἀκρίδαν (Исх.10:4), ἄνθρακαν (Иез.28:13), βασιλέαν (3Цар.1:47), γυναῖκαν (Руфь.4:12), ἐλπίδαν (Сир.13:6), κοιλάδαν (2Цар.5:18), μερίδαν (1Цар.13:24), νύκταν (Исх.13:21; 1Цар.14:34), σκίφαν (Исх.8:18), φρέναν (3Макк.5:3), χεῖραν (1Цар.21:8), – ἀσθενῆν (1Цар.2:10), ἀσεβῆν (Пс.9:23); в Н. З. (тоже лишь в некоторых рукописях): ἄρσεναν (Откр.12:13), ἀστέραν (Мф.2:10), Δίαν (Деян.14:12), εἰκόναν (Откр.13:14), μῆναν (Откр.22:2), χεῖραν (Ин.20:25), – ἀσεβῆν (Рим.4:5), ἀσφαλῆν (Евр.6:19), συγγενῆν (Рим.16:11), ὑγιῆν (Ин.5:11). Это не есть простое «прибавление ν к окончанию α винит. падежа» вследствие какого-то «усыпления значения и употребления носовых звуков», как сказано у † проф. И.Н. Корсунского (Перевод LXX, стр. 396 и 386), но это αν перенесено в 3-е склонение из 1-го, т. е. по аналогии, напр., с ἡμέραν возникло χεῖραν, по аналогии с βορέαν возникло βασιλέαν, по аналогии с κριτήν возникло ἀσφαλῆν. Вследствие этого, нельзя с точностью сказать, какое ударение надо ставить на этом ην – облеченное ли (как оно было на окончании η 3-го склонения), или острое (по аналогии с 1-м склонением), а также с каким ударением писать χειραν и т. п. – с облеченным ли (как в 3-м склонении), или с острым (как в 1-м склонении). От слов на ης 3-го склонения вин. п. на ην был и у аттиков, напр. τριήρην, Διμοσθένην, но только от barytona. Ввиду того, что αν и ην являются в рукописях В. и Н. З. только как вариант наряду с α и η, да и то в небольшом, сравнительно, числе случаев, издатели решают этот вопрос различно; несколько помогут для его решения папирусы и надписи, но едва ли много, так как и в них (по крайней мере, в документах после Р. Хр.) попадается и то, и другое окончание, иногда даже оба в одном и том же документе (в эпоху до Р. Хр. такое αν очень редко на папирусах).

Вин. п. множ. ч. от слов на εύς оканчивается на εῖς вместо έας, т. е. одинаков с именительным (вероятно, по аналогии с αἱ πόλεις – τὰς πόλεις), как уже у аттиков в конце IV века до Р. Хр. От τέσσαρες вин. п. тоже по большей части одинаков с именительным, как очень часто и на папирусах (по аналогии с несклоняемыми числительными). Наоборот, от слов на υς вин. п. множ. ч. имеет окончание не сокращенное υας (по аналогии с вин. п. на ας от согласных основ) – ἰχθύας, βότρυας; (вм. атт. ἰχθῦς, βότρυς; также и от βοῦς – βόας (вм. атт. βοῦς). От γῆρας дат. п. γῆρει, как в ионич. диалекте (в аттич. – γήρᾳ; однако эта форма едва ли заимствована из ионич. диалекта: вероятно, вследствие неясного произношения окончания в именит. п. ας, это слово перешло в склонение имен на ος (как γένος), так что и род. п. от него у LXХ γήρους, как γένους;, а не γήρως, как у аттиков. Подобным образом, у нас слова на «мя» (напр., время) перешли в склонение слов на «е» (как поле) вследствие неясности произношения, так что в просторечии род. п. «время» (как поля), дат. п. «времю» и т. д.

Двойственного числа совсем нет в κοινή ни в склонении, ни в спряжении; оно вымерло еще у аттиков в IV веке до Р. Хр. Но эллинизм пошел еще дальше в этом направлении и устранил и другие понятия, указывавшие на различие между двойственным и множественным, – πότερος, ἑκάτερος, οὐδέτερος, μηδέτερος, πρότερος; они все (кроме ἕτερος) были заменены словами, означающими множественность, – τίς, ἕκαστος, οὐδείς (οὐθείς), μηδείς (μηθείς), πρῶτος.

В силу того же уничтожения различия между двойственностью и множественностью, превосходная степень прилагательных на τατος почти исчезла и была заменена сравнительной степенью (здесь, – стало быть, – наоборот, прежнее понятие множественности исчезло); сохранились лишь некоторые старые, твердо установившиеся, окаменелые формы превосходной степени – ὕψιστος, ἐλάχιστος, πλεῖστος, μέγιστος, κράτιστος (в зват. п.), ἥδιστα (наречие), τάχιστα (наречие), μάλιστα. Но и они, может быть, уже не содержали в себе полного понятия превосходной степени, и были близки по значению к положительной, как это видно из того, что от ἐλάχιστος образована сравнительная степень ἐλαχιστότερος в смысле превосходной (Еф.3:8). В κοινή появились новые формы степеней сравнения, не существовавшие в аттическом: ἀγαθώτερος (Суд.11:25 и Суд.15:2, хотя не во всех рукописях), τάχιον, διπλότερος, μειζότερος, ἐλαχιστότερος, κατώτερος, ἐσώτερος, ἐξώτερος.

Глаголы. Система спряжения не потерпела в эллинистическом языке больших изменений сравнительно с прежним, так как почти все классические формы залогов, наклонений, времен уцелели, за исключением двойственного числа. В частности, заметим след. из библейского языка.

Слоговое приращение почти всегда пропускается в plusquamperf., напр., πεποιήκεισαν и, хотя есть исключения, напр. ἐβέβλητο (Лк.16:20), ἐπεγέγραπτο (Деян.17:23). Временное приращение иногда пропускается в глаголах, начинающихся с ει, οι, ευ, напр. εἶξα, οἰκοδομήθη, εὕρισκον, a кое-где в отдельных случаях даже в глаголах, начинающихся с краткой гласной (по большей части в сложных глаголах), напр., ἀφέθησαν, ὄφελον. В глаголах, сложенных с двумя предлогами, иногда бывает два приращения, напр. παρεσυνεβλήθη (LXX), ἀπεκατεστάθη (Мф.12:13; Мк.3:5; Лк.6:10).

Относительно образования глагольных форм заметим, что некоторые глаголы на ζω имеют гортанную основу: νυστάζω – аоr. ἐνύσταξα, παίζω – aor. ἔπαιξα, fut. παίξω (у атт. ἔπαισα, παίσομαι), βαστάζω – aor. ἐβάσταξα (LXX); στηρίζω имеет то зубные, то гортанные формы: ἐστήρισα и ἐστήριξα, στηρίσω (στηριῶ) и στηρίξω; наоборот, σαλπίζω имеет лишь зубные формы в противоположность аттическому: ἐσάλπισα, σαλπίσω (σαλπιῶ LXX).

Наиболее важным нововведением было перенесение окончаний 1-го аориста во 2-ой аорист и имперфект. Началось это явление еще у аттиков в формах εἶπα (при εἶπον) и ἤνεγκα (при ἤνεγκον). Но в эллинистическом языке это явление получило широкое распространение; в библейских текстах оно чаще встречается у LXX, чем в Н. З. Однако и в Н. З. этот процесс еще не был закончен (позднее он пошел еще дальше и устранил совсем окончания 2-го аориста); в библейских текстах мы находим окончания 1-го аориста в формах 2-го аориста наряду с аттическими правильными, причем рукописи часто колеблются между той и другой формами; очень редко это бывает в формах имперфекта, причем часть рукописей всегда дает и правильные аттические формы, почему можно думать, что такие позднейшие формы имперфекта представляют в Н. З. чтение не подлинное; у LXX такие формы имперфекта исследователями вовсе не указаны. Так получились в разных (но не всех) наклонениях формы аористов: εἶπα, ἤνεγκα, ἔβαλα, εἶδα, εἷλα, εὗρα, ἦλθα, ἔπεσα, ἀπέθανα, ἔλαβα, ἔπια и др. Impf. с окончаниями 1-го аориста дается некоторыми рукописями лишь в нескольких местах: εἶχαν, εἴχαμεν, εἴχατε, ἔλεγαν, причем во всех этих случаях другие рукописи дают правильные аттические формы.

Окончание 3-го лица множ. ч. 1-го аориста αν проникло и в perf. (вместо ασι), но как у LXX, так и в Н. З. аттические формы преобладают. Таковы у LXX: πέποιθαν (Иудиф.7:10) во всех рукописях, ἑώρακαν (Втор.11:7) и παρέστηκαν (Ис.5:29) в некоторых рукоп. В Н. З.: ἑώρακαν (Лк.9:36; Кол.2:1), τετήρηκαν (Ин.17:6), ἔγνωκαν (Ин.17:6), ἀπέσταλκαν (Деян.16:36), εἰσελήλυθαν (Иак.5:4), γέγοναν (Рим.16:7, Откр.21:6), πέπ(τ)ωκαν (Откр.18:3), εἴρηκαν (Откр.19:3) – все эти формы даются лишь некоторыми рукописями.

Окончание 2-го лица ед. ч. имперфекта проникло в перфект и аорист; но у LXX и в Н. З. есть только несколько случаев этого явления, и притом, лишь в некоторых рукописях. У LXX: ἀπέσταλκες (Исх.5:22), ἔδωκες (Иез.16:21; Неем.9:10). В Н. З.: κεκοπίακες и ἀφῆκες (Откр.2:3), ἐλήλυθες (Деян.21:22), ἑώρακες (Ин.8:57), ἔδωκες (Ин.17:7), εἴληφες (Откр.11:17), ἀπεκάλυψες (Мф.11:25).

Окончание σαι 2-го лица ед. ч. страд. и среднего залога перфекта или настоящего глаголов на μι проникло и в соответствующую форму настоящего глаголов на άω. У LXX: κοιμᾶσαι (Втор.31:16) вместо атт. κοιμᾷ, κτᾶσαι (Сир.6:7). В Н. З.: ὀδυνᾶσαι (Лк.16:25), καυχᾶσαι (1Кор.4:7; Рим.2:17, 23; Рим.11:18) и в будущих φάγεσαι и πίεσαι (LXX и Лк.17:8) – все формы в Н. З. без разночтений.

Глаголы на μι в эллинистическом языке подвергаются влиянию глаголов на ω, что заметно еще и в аттическом; но в κοινή это влияние усиливается в действ. залоге; впрочем, в библейском языке встречаются и древние формы – то во всех рукописях, то в некоторых; страдательный или средний залог спрягается по древнему, хотя и не вполне. Так, от глаголов на υμι образуются формы как бы от глаголов на ύω, напр., praes. δεικνύεις, ὀμνύει, ὀμνύουσι; impf. ἐζώννυες, ἐστρώννυον; imperat. ἀπόλλυε, ὀμνύετε; infin. ὀμνύειν, δεικύειν; partic. ἀπολλύων, δεικνύοντος. ἱστάναι переходит в ἱστάνειν или ἱστᾶν и даже στάνειν, от которых и образуются формы настоящего врем., напр., 3-е лицо множ. ч. ἱστῶσι, прич. ἱστάνων или ἱστῶν; от старого perf. ἕστηκα образовалось новое praes. στήκω. От δύναμαι иногда встречаются в разночтениях формы спряжения на ω: δύναμαι, -όμεθα, -όμενος (формы, известные нам из папирусов). От τίθημι 3-е л. множ. ч. имперфекта ἐτίθουν (в некоторых рукоп. также ἐτίθοσαν и атт. ἐτίθεσαν). От δίδωμι та же форма ἐδίδουν (наряду с атт. ἐδίδοσαν); в страд., или среднем залоге impf. ἐδίδετο и aor. medii ἔδετο с разночтениями ἔδίδοτο и ἔδοτο; conj. aor. δοῖ наряду с атт. δῷ; есть еще форма δώῃ, но трудно сказать, что она такое – conj., или opt. (если opt., то надо писать δῴη; conj. praes. διδοῖ. От γιγνώσκω conj. aor. γνοῖ наряду с γνῷ. Ἵημι переходит иногда в ἵω, и от этого встречаются новые формы: praes. ἀφίω, συνίεις, ἀφεῖς (сокращено из ἀφίεις), ἀφίομεν, ἀφίουσιν, inf. συνίειν, partic. τοῖς συνίομεν, impf. ἤφιεν. От εἰμί не аттич. формы: impf. ἤμην, ἦς, ἤμεθα, imperat. ἤτω. Οἶδα спрягается так: οἶδας, οἶδε, οἴδαμεν и т. д., но есть и атт. ἴστε, ἴσασι в более литературных писаниях Н. З. (у Луки, напр.).

От многих глаголов на ω мы находим в библейском языке не аттические образования аориста, перфекта, будущего, напр., от ἐσθίω fut. φάγομαι; эти глаголы перечислены в грамматиках к Н. З. Winer-Shmiedel’я и Blass’а.

Уже из представленного здесь краткого очерка особенностей этимологии библейского языка видно, что в ней много спорных вопросов, решение которых крайне затрудняется разногласием рукописей. Κοινή представляет собою такую стадию развития греческого языка, когда старые формы боролись с новыми, возникавшими, главным образом, под влиянием аналогии; каждая форма имеет свою отдельную историю; и для решения этих спорных вопросов необходимо как всестороннее исследование рукописей, так и детальное изучение каждой формы, по преимуществу на основании папирусов и надписей.

в) Синтаксис.

Перевод LXX, как мы указывали выше, вследствие буквальности своей, кое-где имеет конструкции не вполне греческие. Синтаксис LXX недостаточно исследован, и потому подробно мы не можем его касаться; но несомненно, что относительно собственно греческих элементов он очень близок к синтаксису Н. З., т. е. к синтаксису эллинистического языка, и потому сказанное о синтаксисе Н. З. приложимо более или менее и к синтаксису LXX. Укажем главнейшие черты, отличающие синтаксис Н. З. от синтаксиса аттической прозы.

Согласование подлежащего и сказуемого. При подлежащем среднего рода множ. ч. аттики ставят сказуемое – глагол в ед. ч. В Н. З. и у LXX это правило не всегда соблюдается, и сказуемое – глагол ставится то в ед., то во множ. ч.; очень часто рукописи колеблются. Ин.19:31 ἵνα κατεαγῶσιν αὐτῶν τὰ σκέλη, но там же ἵνα μὴ μείνῃ τὰ σώματα

Падежи. Конструкция многих глаголов изменилась: вместо одного падежа ставится другой; особенно часто вместо простого падежа употребляется предлог с падежом, хотя нередко наряду с новой конструкцией употребляется и старая – аттическая. Так, καλῶς ποιεῖν τινι (Лк.6:27) вм. τινά, καταρᾶσθαί τινα (Мк.11:21) вм. τινί, προσκυνεῖν τινι или ἐνωπιόν τινος (LXX и в Н. З.) которое тоже встречается у LXX в Н. З., παραινειν τινα (Деян.27:22) вм. τινί, χρῖσθαί τινα (1Кор.7:31) в части рукописей вм. τινί, что, обыкновенно, и в библейском языке, πεινᾶν и διψᾶν τι (Мф.5:6) вм. τινός, ἐπιθυμεῖν τι (LXX и Н. З.) вм. τινός, κληρονομεῖν τι вм. τινός, κρύπτειν τι ἀπό τινος (Мф.11:25) вм. τί τινα, ποιεῖν τί τινι или τι ἔν τινι или τι εἴς τινα «делать что с кем», ὀμνύειν ἔν τινι, или εἴς τι, или κατά τινος вм. τι «клясться чем», καταδικάζειν τινά вм. τινός, βασιλεύειν ἐπί τινος, или ἐπί τινα вм. τινός, πολεμεῖν τινα (Исх.14:25) или μετά τινος вм. τινί «воевать кем». Стали говорить ἐν τῷ ᾅδῃ и εἰς ᾅδην «в аду» ἐν и εἰς ᾅδου, очевидно, потому что ᾅδης стало обозначать саму преисподнюю, а не бога преисподней, кaк раньше. Вместо аттич. винительного отношения по большей части становится дательный, напр., τῷ γένει «по происхождению», ὀνόματι «по имени», ἀδύνατις τοῖς ποσίν, ἀπερίτμητοι τῇ κορδίᾳ. Вместо винительного внутреннего объекта слов одного корня или одного значения с глаголом часто ставится дательный, и притом даже без всякого определения, которое в аттическом языке при таком винительном почти необходимо, напр., ὁδῷ πορεύεσθαι, περιπατεῖν, στοιχεῖν (LXX и H. 3.) «идти путем», ἐπιθυμίᾳ ἐπιθυμεῖν, χαρᾷ χαίρειν, θανάτῳ τελευτᾶν и др. Вместо gen. partitivus очень часто употребляется описание с предлогами ἐξ, ἀπό, ἐν, напр., εἷς ἐξ ὑμῶν, τίνα ἀπὸ τῶν δύο, τίς ἐν ὑμῖν. Gen. part., или выражение с предлогом, его заменяющее, нередко ставятся в смысле подлежащего или дополнения, тогда как в классическом языке этим подлежащим или дополнением является τίς, от которого и зависит gen. part., напр., εἶπον ἐκ τῶν μαθητῶν αὐτοῦ (т. е. τινές) «сказали некоторые из учеников его», θανατώσουσιν ἐξ ὑμῶν (т. е. τινάς) «умертвят некоторых из вас». Вместо gen. part., зависящего от глаголов, также нередко ставится выражение с предлогом (ἐξ, ἀπό) или иногда вин. пад., напр., ἐκ τοῦ ἄρτου ἐσθιέτω (вм. аттич. τοῦ ἄρτου) «есть хлеб», ὃς ἂν πίῃ ἐκ τοῦ ὕδατος «пить воду», ἴνα ἀπὸ τοῦ καρποῦ δώσουσιν «чтобы дали плодов». При сравнительной степени вместо gen. comparationis или частицы ἤ с каким-либо падежом ставится иногда также παρά или ὑπέρ с вин. пад., напр., Лк.3:13 μηδὲν πλέον παρὰ τὸ διατεταγμένον πράσσετε «ничего не делайте более того, что приказано», Лк.16:8, φρονιμώτεροι ὑπὲρ τοὺς υἱοὺς τοῦ φωτός «умнее сынов света». В смысле сравнительной степени нередко употребляется даже положительная степень с ὑπέρ, напр., 1Цар.9:2 οὐκ ἦν ἐν υἱοῖς Ἰσραὴλ ἀγαθὸς ὑπὲρ αὐτόν «не было среди сынов Израилевых лучше его»; Лк.13:2 ἁμαρτωλοὶ παρὰ πάντας.

Предлоги. Н. З. сохранил все аттические собственные предлоги, кроме ἀμφί, но некоторые употребляются не со всеми падежами, с какими они употребляются в аттическом языке. Так, περί с дат. п., редкое и в аттической прозе, совсем не встречается в Н. З.: также ὑπό с дат. п.; πρός с род. и дат. п. попадается очень редко. Но зато в κοινή развилось употребление таких предлогов несобственных, которые вовсе, или почти не употреблялись так у аттиков, – ἕως с род. п. «до», ἐνώπιον «пред», ἐπάνω «на», «над», ὑποκάτω «под». Относительно предлогов в эллинистическом языке замечается тенденция к употребление винит. падежа вместо родительного или дательного при обозначении пребывания на месте, тогда как в аттическом языке винительный падеж при предлогах означает почти всегда движение к месту; иногда, впрочем, но гораздо реже, в эллинистическом языке бывает и обратное явление – употребление падежа (род. или дат.), означающего пребывание на месте, для обозначения движения. Так, в эллинистическом языке, а отсюда и в библейском, εἰς с вин. п. часто ставится вместо аттического ἐν с дат. на вопрос «где?», напр. Мк.1:9 ἐβαπτίσθη εἰς τὸν Ἰορδάνην, но Мк.1:5 ἐβαπτίζοντο πάντες ἐν τῷ Ἰορδάνῃ ποταμῷ и Мф.3:6 ἐβαπτίζοντο ἐν τῷ Ἰορδάνῃ. Лк.11:7 εἰς τὴν κοίτην εἰσίν. Обратное явление – ἐν с дат. вместо εἰς с вин. – в Н. З. редко, напр. Лк.9:46 εἰσῆλθε διαλογισμὸς ἐν αὐτοῖς. Нередко, впрочем, одни рукописи дают εἰς, другие – ἐν. Это смешение ἐν и εἰς встречается и у LXX, и у всех Евангелистов, кроме Матфея; но в посланиях и даже в Откр. ἐν и εἰς по большей части различаются, как в аттическом. Подобным же образом ὑπό с вин. п. употребляется вместо аттического ὑπό с дат. или род. в смысле «под чем», напр. Ин.1:48 ὄντα ὑπό τὴν συκῆν «под смоковницей». Также ἐπί с вин. п. вместо аттического ἐπί с род. или дат. в смысле «на чем», напр., Лк.2:25 πνεῦμα ἅγιον ἦν ἐπ᾿ αὐτόν «на нем». Бывает изредка и обратное явление – ἐπί с род. или дат. п. вместо аттического ἐπί с вин., напр., Мк.9:20 πεσὼν ἐπὶ τῆς γῆς «упав на землю»; Мф.9:16 οὐδεὶς ἐπιβάλλει ἐπίβλημα ἐπὶ ἱματίῳ παλαιῷ. Рукописи, однако, сильно колеблются относительно падежа при ἐπί. Равным образом, πρός с вин. п. употребляется в смысле «при ком», «у кого», «при чем». Напр., Мф.26:18 πρὸς σὲ ποιῶ τὸ πάσχα «у тебя».

Ἀπό иногда употребляется вместо ἐξ в значении «из», напр., Деян.16:39 ἀπελθεῖν ἀπὸ τῆς πόλεως «из города». Ἀπό ставится часто также и вместо ὑπό при глаголах в страд. залоге, напр., Деян.2:22 ἀποδεδειγμένον ἀπὸ τοῦ Θεοῦ; впрочем, рукописи в таких местах по большей части сильно колеблются. Κατά с вин. употребляется часто для описания простого род. падежа: так, в Н. З. напр., словами κατὰ Ματθαῖον, может быть, просто писатель этой формы евангельского повествования: «Евангелие Матфея»; Деян.18:15 νόμου τοῦ καθ᾿ ὑμᾶς ὑμετέρου «вашего». Περί и ὑπέρ с род. нередко ставятся один взамен другого (впрочем, и в рукописях смешиваются), так что περί получает значение «за» а ὑπέρ – «о»; напр., Мф.26:28 τὸ αἷμα τὸ περὶ πολλῶν ἐκχυννόμενον «изливаемая за многих», но Мк.14:24 τὸ αἷμα τὸ ἐκχυννόμενον ὑπὲρ πολλῶν. Обратное явление – ὑπέρ вместо аттич. περί – в Н. З. встречается редко, и почти только у одного Ап. Павла, напр., Флп.1:7 φρονεῖν ὑπὲρ πάντων ὑμῶν «думать о всех вас».

Прилагательные. Прилагательное ср. р. ед. ч. нередко употребляется в смысле отвлеченного существительного и даже, как существительное, соединяется с род. п. (в посланиях Ап. Павла, как вообще в κοινή, что бывает, впрочем, иногда и у аттич. писателей), напр., 1Кор.1:25 τὸ μωρὸν τοῦ θεοῦ σοφώτερον τῶν ἀνθρώπων ἐστίν (= ἡ μωρία).

Числительные. Для придания числительному, – и даже, вообще, имени, – разделительного значения оно повторяется, как и в еврейском языке, напр., Мк.6:7 ἤρξατο αὐτοὺς ἀποστέλλειν δύο δύο (= ἄνὰ δύο, или κατὰ δύο) «по двое». Мк.6:39 ἐπέταξεν αὐτοῖς ἀνακλινθῆναι πάντας συμπόσια συμπόσια «по отделениям» … καὶ ἀνέπεσαν πρασιαὶ πρασιαὶ «рядами».

Местоимения. Замечательную черту языка Н. З. и – еще больше – языка LXX составляет необыкновенно частое употребление косвенных падежей личных местоимений там, где в классической прозе это было бы избегнуто, напр., 1Ин.3:17 ὃς, ἂν… θεορῇ τὸν ἀδελφὸν αὐτοῦ χρείαν ἔχοντα καὶ κλείσῃ τὰ σπλάγχνα αὐτοῦ ἀπ᾿ αὐτοῦ, πῶς ἡ ἀγάπη τοῦ Θεοῦ μένει ἐν αὐτῷ. Возвратное местоимение во множ. ч. для всех трех лиц в эллинистич. языке есть ἑαυτῶν (атт. ἡμῶν αὐτῶν, ὑμῶν αὐτῶν, σφῶν αὐτῶν исчезли). Там, где аттики употребляют возвратные местоимения, в библейском языке нередко ставятся личные, напр., Мф.18:8 βάλε ἀπὸ σοῦ.

Ὅστις в относительном предложении не отличается по значению от ὅς, напр. Деян.8:15 Πέτρον καὶ Ἰωάννην, οἵτινες προσηύξαντο (οἵ); но у Ап. Павла ὅς и ὅστις; употребляются с аттическим различием. Вопросительное τίς с употребляется иногда в смысле относительного, напр., Мк.14:36 οὐ τί ἐγὼ θέλω ἀλλὰ τί σύ (= ὅ, как и стоит в рукописи D).

В прямом вопросе вместо τίς нередко ставится ποῖος (как иногда и в аттическом). В косвенном вопросе ὅστις и другие косвенно-вопросительные местоимения перестали употребляться и заменены прямыми τίς и др. (которые и в аттическом Н. З. могли употребляться наряду с ὅστις и пр.).

3алоги глагола. Действ. залог в библейском языке употребляется иногда там, где по-аттически должен бы был стоять средний, и наоборот, напр., ποιεῖν (κρίσιν, πόλεμον, συμβούλιον и др.) вместо ποιεῖσθαι; наоборот, περιβλέπεσϑαι вм. περιβλέπειν, τίϑεσϑαι (ἀποστόλους, εἰς ὀργήν) вм. аттич. ποιεῖν или ион. τιθέναι.

Времена глагола. Настоящее часто употребляется вместо будущего в предсказаниях (как иногда и в классическом языке); всего чаще. Так употребляется ἔρχομαι, напр., Ин.14:3 ἐὰν ἑτοιμάσω τόπον ὑμῖν πάλιν ἔρχομαι καὶ παραλήμψομαι ὑμᾶς. Равным образом, partic. praes. ставится иногда для обозначения действия, следующего за действием главного глагола, вместо классического partic. fut., которое в библейском языке почти вышло из употребления, напр., Деян.15:27 ἀπεστάλκαμεν Ἰούδαν καὶ Σίλαν ἀπαγγέλλοντας «чтоб они возвестили».

Разница между имперфектом и аористом изъяв. накл., а также между другими наклонениями настоящего и аориста в библейском языке та же, что в классическом, а именно видовая. Так наз. aoristus gnomicus употребляется в библейском языке очень редко и почти только в сравнениях, напр., Ин.15:6 ἐὰν μή τις μένῃ ἐν ἐμοί, ἐβλήθη ἔξω ὡς τὸ κλῆμα καὶ ἐξηράνθη.

Перфект употребляется с тем же значением, как и в аттическом; но иногда вместо него бывает и аорист (как, впрочем, иногда и в аттическом), напр. Мф.23:2 ἐπὶ τῆς Μωϋσέως καθέδρας ἐκαθισαν οἱ γραμματεῖς «сели (и сидят)» в Апокалипсисе бывает и наоборот – перфект вместо аориста, напр. Откр.5:7 ἦλθεν καὶ εἴληφεν.

В будущем почти исчезли неопредел. накл. и причастие; они встречаются только в литературном языке Деяний и послания к Евреям. Эти формы заменяются разными способами, напр., описанием посредством гл. μέλλω с inf. praes.

Вместо простых форм глаголов нередко встречаются сложные, составленный из форм гл. εἰμί (иногда γίγνομαι) с partic. perf. и с partic. praes.; такие описания попадаются и в классическом языке, но сравнительно редко. Так, в Н. З. употребляются в одинаковом значении γεγραμμένον ἐστί и γέγραπται, ἦν γεγραμμένον и ἐγέγραπτο, – ἦσαν καταμένοντες = κατέμενον, ἐσόμεθα προσκαρτεροῦντες = προσκαρτερήσομεν, ἔσεσθε μισούμενοι = μισήσεσθε «будете ненавидимы», ἐστὶν προσαναπληροῦσα = προσαναπληροῖ, ἴσθι εὐνοῶν = εὐνόει, εἶναι προσευχόμενον = προσεύχεσθαι.

Наклонения в главных предложениях.

Изъявительное наклонение. Так наз. modus irrealis, состоящий в аттич. прозе из прошедшего изъяв. (impf., аоr., plqp.) с ἄν и употребляемый в аподосисе условных периодов, в Н. 3. иногда встречается без ἄν (хотя в огромном большинстве случаев ἄν ставится), напр., Ин.15:24 εἰ τὰ ἔργα μὴ ἐποίησα ἐν αὐτοῖς..., ἁμαρτίαν οὐκ εἴχοσαν (вм. οὐκ ἂν εἴχ.)

Для выражения неисполнимого желания в аттическом ставится εἴθε или εἰ γάρ с прошедшим изъяв. или εἴθε (εἰ γάρ) ὤφελον с неопред. накл. Вместо этого в библейском языке употребляется ὤφελον или ὄφελον с прошедшим изъяв., причем это ὤφελον (ὄφ.) не спрягается, т. е., след., оно само обратилось в неизменяемую частицу, напр., ὄφελον ἀπεθάνομεν (Исх.16:3) «о если бы мы умерли (тогда)», ὄφελον ἐβασιλεύσατε (1Кор.4:8). Это же ὄφελον употребляется с fut. ind. для выражения желания исполнимого ( атт. εἴθε или εἰ γὰρ с opt.), напр., ὄφελον καὶ ἀποκόψονται οἱ ἀναστατοῦντες ὑμᾶς (Гал.5:12). Подобным образом, ἐβουλόμην, или ἤθελον, ставятся вместо аттич. ἐβουλόμην ἄν (для выражения желания неисполнимого) и вместо аттич. βουλοίμην ἄν (желания исполнимого), напр., Гал.4:20 ἤθελον παρεῖναι πρὸς ὐμᾶς ἄρτι καὶ ἀλλάξαι τὴν φωνήν μου «хотел бы я теперь быть у вас и изменить голос мой» ( = атт. ἐβουλόμην ἄν); Деян.25:22 ἐβουλόμην ἀκοῦσαι «желал бы послушать» ( = аттич. βουλοίμην ἄν).

Сослагательное наклонение. Fut. ind. и aor. conj. в библейском языке часто употребляются одно вместо другого; впрочем, это бывает почти исключительно в придаточных предложениях; в главных это редко, напр., Ис.33:24 ἀφεθῇ αὐτοῖς ἡ ἁμαρτία = ἀφεθῆσεται «будет отпущено согрешение».

При conj. adhortaivus 1-го лица множ. ч. (а также при imperativus 2-го лица) ставится ἄφες (imperat. aor. от ἀθίημι). обратившееся в частицу, как наше «пусть», так что оно ставится и при ед. и при множ. ч. глагола, или δεῦρο при ед. ч. глагола и δεῦτε при множ. ч. глагола (в классич. языке ставятся ἄγε, φέρε, δεῦρο); по-русски так употребляются «дай», «давай»; напр., Мф.7:4 ἄφες ἐκβάλω «дай вырву»; Мф.27:49 ἄφες ἴδωμεν «давай посмотрим»; Деян.7:34 (= Исх.3:10) καὶ νῦν δεῦρο ἀποστείλω; Мк.12:7 δεῦτε ἀποκτείνωμεν; Мф.28:6 δεῦτε ἴδετε «посмотрите».

При запрещениях, выражаемых 2-м и 3-м лицом aor. conj. с μή (а также imperat. praes. с μή), ставится часто ὅρα, ὁρᾶτε, βλέπετε без влияния на конструкцию (как по-русски «смотри»), напр., Мф.8:4 ὅρα μηδενὶ εἴπῃς «смотри, не говори никому»; Мф.24:6 ὁρᾶτε μὴ θροεῖσθε.

Желательное наклонение. Oplativus, выражающий в классическом языке исполнимое желание, употребляется иногда и в Н. З., напр., μὴ γένοιτο. Но он часто заменяется, – особенно в проклятиях, – повелительным, напр. ἀνάθεμα ἔστω. О замене его посредством ὄφελον с ind. fut. см. выше.

Modus potentialis (opt. с ἄν) в разговорной κοινή совсем исчез. В Н. З. встречается лишь несколько примеров его в литературном языке Ап. Луки (в Ев. и Деяниях). Вообще же вместо него употребляются другие обороты, напр., ind. fut.: 1Кор.15:35 ἐπεῖ τις = атт. εἴποι τις ἄν (хотя и по-аттически возможно fut.); вместо βουλοίμην ἄν ставится ἐβουλόμην (см. выше).

Повелительное наклонение употребляется в библейском языке так же, как в аттическом; но нередко заменяется другими оборотами, напр., посредством fut. ind. в законах В. 3. (редко в Н. 3.), напр., οὐ φονεύσεις «не убивай»; также посредством ἵνα с conj., напр., ἡ γυνὴ ἵνα φοβῆται τὸν ἄνδρα.

Наклонения в придаточных предложениях. Желательное наклонение в придаточных предложениях в Н. 3. почти совсем исчезло; остается лишь нисколько примеров его, почти исключительно в более литературном языке Ап. Луки (Ев. и Деян.). Поэтому вместо optativus orationis obliquae сохраняется наклонение прямой речи. Вместо optativus iterativus (т. с. желательного наклонения, употребляемого в предложениях временных и относительных для означения повторяемости действия в прошедшем – «всякий раз, когда» или «всякий, кто» с прошедшим) в библейском языке употребляется impf. или аоr. ind. с ἄν (или с ἐάν, которое в эллинистическом языке при относительном местоимении или наречии ставится в смысле аттического ἄν), напр., Мк. 3:11 τὰ πνεύματα ὅταν αὐτὸν ἐθεώρουν, προσέπιπτον «всякий раз, как его видели» (атт. ὁπότε ἴδοιεν); Μк.6:56 ὅπου ἐὰν εἰσεπορεύετο … ἐν ταῖς ἀγοραῖς ἐτίθεσαν τοὺς ἀσθενοῦντας … καὶ ὅσοι ἂν ἥψαντο αὐτοῦ ἐσῴζοντο «куда бы Он ни входил ... все, кто касались».

В предложениях цели при «ἴνα и μή кроме conj., ставится также fut. ind. (по-аттически оно может быть только при ὅπως), напр., Откр.22:14 ἵνα ἔσται… καὶ εἰσέλθωσιν, где fut. ind. и conj. стоят рядом в одном значении; Евр.3:12 βλέπετε, μή ἔσται.

В условных предложениях произошли след. перемены. Ἐάν соединяется не только с conj., как в аттическом, но и с ind. praes., напр., 1Ин.5:15 ἐὰν οἴδαμεν. Полная потенциальная форма условного периода (εἰ с opt. в придаточном, – opt. с ἄν в главном) в Н. З. совсем не встречается; но (εἰ с opt. в придаточном несколько раз встречается, но так, что главное предложение имеет ind. или заменяющую его форму, напр., 1Пет.3:14 εἰ καὶ πάσχοιτε διὰ δικαιοσύνην, μακάριοι (подраз. ἐστέ или ἔσεσθε) «если бы вы терпели мучения за правду, все-таки вы (будете) счастливы». Об ирреальной форме условного периода см. выше.

В относительных предложениях, имеющих смысл предложений цели, где аттики ставят ind. fut., в Н. З. употребляется редко ind. fut., обыкновенно же conj., напр., Мк.14:14 = Лк.22:11 ποῦ ἔστιν τὸ κατάλυμα, ὅπου φάγω «где бы Я мог вкусить» (= атт. ἔδομαι).

Во временных предложениях при ὅταν ставится ind. в смысле аттического opt. iterativus, о чем см. выше; но иногда ὅταν с ind. употребляется даже просто вместо аттического ὅτε с ind. для обозначения единичного случая, напр., Исх.16:3 ὄφελον ἀπεθάνομεν… ἐν γῇ Αἰγύπτῳ, ὅταν ἐκαθίσαμεν καὶ ἠσθίομεν «о если бы мы умерли в Египте, когда мы сидели и ели»; Откр.8.1 ὅταν ἤνοιξεν…, ἐγένετο σιγή «когда открыл».

При ἕως, ἕως οὗ (ἕως ὅτου) ἄχρις (οὗ), μέχρις (οὗ) с conj. «пока не» частица ἄν почти всегда отсутствует (рукописи, впрочем, часто колеблются), напр., Мк.13:30 μέχρις οὗ ταῦτα πάντα γένηται «пока это все не случится». Πρίν с conj. и opt. почти совсем вытеснено из употребления союзом ἕως и т. п.; πρίν сохранилось лишь в 2-х местах в более литературном слоге Ап. Луки (Ин.2:26 и Деян.25:16).

Неопределенное наклонение. Употребление инфинитива без члена в Н. З. сильно сократилось по сравнению с аттическим: в зависимости от глаголов со значением «говорить» и «думать» – там, где по-русски предложение с союзом «что», – inf. в Н. З. по большей части заменяется предложением с ὅτι или ὠς; а в остальных случаях – там, где по-русски неопределенное наклонение или предложение с союзом «чтобы», – наряду с inf. в Н. З. употребляется предложение с ἵνα (в аттическом языке конструкция с ἵνα в подобных случаях невозможна; изредка равносильной инфинитиву конструкцией в аттическом является предложение с ὅπως). Только при δύνασθαι и μέλλειν употребляется и в эллинистическом исключительно инфинитив. Впрочем, разные писатели Н. З. употребляют inf. и предложение с ἵνα в разных пропорциях: Мф., Мк., Ин. употребляют ἵνα очень часто, Лука, – особенно в Деяниях, – гораздо реже; у Иакова, Петра и в послании к Евреям предложение с ἵνα употребляется по-аттически, – как действительное предложение цели.

Предложение с ὅτι, ὡς в Н. З. ставится и в таких случаях, где по-аттически должен быть inf., а именно при глаголах φημί, ὄμνυμι и при глаголах со значением «думать» δοκῶ, ἐλπίζω, νομίζω, οἴομαι и др., напр., Мф.5:17 μὴ νομίσητε, ὅτι ἦλθον; Иак.1:7 μὴ οἰέσθω, ὅτι λήμψεται. Инфинитивная конструкция при глаголе «думать» встречается почти только Луки и Павла; инфинитивная конструкция при глаголе «говорить» у всех новозаветных писателей, кроме Луки и Павла, гораздо реже, чем предложение с ὅτι. Союз ὡς в Н. З. встречается тоже почти исключительно у Луки и Павла.

Косвенная речь, выраженная инфинитивами, почти исчезла в Н. З.; только у Луки есть несколько случаев ее, и то коротких: обыкновенно же бывает прямая и речь, перед которой иногда ставится еще ὅτι (что бывает и в аттическом), напр., Ин.10:36 λέγετε, ὅτι «βλασφημεῖς», ὅτι εἶπον «υἱὸς τοῦ Θεοῦ εἰμί» (в первом случае прямая речь введена посредством ὅτι, во втором она следует непосредственно за εἶπον.

Вот примеры употребления предложения ἵνα вместо аттического inf.: а) после глаголов со значением «хотеть, стремиться, остерегаться, просить, приказывать, позволять, делать»: 1Кор.14:5 θέλω πάντας ὑμᾶς λαλεῖν γλώσσαις, μᾶλλον δὲ ἵνα προφητεύητε (здесь рядом асс. с. inf. и предложения с в одинаковом смысле); Лк.9:40 ἐδεήθην τῶν μαθητῶν σου, ἵνα ἐκβάλωσιν αὐτό «попросил, чтобы…» (по-аттич. было бы или ἐκβαλεῖν, или ὅπως ἐκβαλοῦσιν); Мк.6:8 περήγγειλεν αὐτοῖς, ἵνα μηδὲν αἴρωσιν «приказал им не брать»; б) после безличных выражений συμφέρει, ἀρκετόν (ἐστι), сочетаний из глагола (по большей части ἐστίν) с существительными ὥρα, συνήθεια, χρεία и др. или с прилагательными ἱκανός, ἄξιος и др. Мф.5:29 συμφέρει σοι, ἵνα ἀπόληται (по-атт. было бы συμφ. σοι αὐτὸν ἀπολέσθαι); Ин.12:23 ἐλήλυθεν ἡ ὥρα ἵνα δοξασθῇ; Ин.1:27 οὐκ εἰμὶ ἐγὼ ἄξιος, ἵνα λύσω.

Неопределенное наклонение для означения цели при глаголах «идти», «посылать» и др. в Н. З. употребляется чаще, чем в аттическом, где, обыкновенно, в этом случае употребляется partic. fut., напр., Мф.5:17 οὐκ ἦλθον καταλῦσαι, ἀλλὰ πληρῶσαι «не нарушить пришел Я, но исполнить» (в аттич. было бы καταλύσων – πληρώσων); Мф.25:35 ἐδώκατέ μοι φαγεῖν (тут и по-атт. был бы инф.). Наряду с inf. и в этом случае употребляется предложение с ἵνα, напр., Μф.27:26 τὸν Ἰησοῦν παρέδωκεν, ἵνα σταυρωθῇ.

При глаголе «приказывать» ставится асc. с. inf. passivi, если не названо лицо, которому приказывают (как в лат. яз.), напр., Мф.18:25 ἐκέλευσεν αὐτὸν πραθῆναι «приказал его продать» (в аттич: был бы inf. activi, как в русском).

Соединение инфинитива с ἄν, очень употребительное в аттическом языке, в Н. З. ни разу не встречается, – очевидно потому, что modus potentials и modus irrealis, которые соответствуют ему в прямой речи, в разговорной κοινή вышли из употребления.

Если подлежащее инфинитива то же, что управляющего глагола, то по-аттически оно при инфинитиве совсем не выражается, а имя (существительное или прилагательное), относящееся логически к этому невыраженному подлежащему при инфинитиве или составляющее с инфинитивом сказуемое, ставится в именит. пад. Это правило аттической грамматики соблюдается и в Н. З., но встречаются и отступления от него, а именно: такое подлежащее при инфинитиве иногда выражается и возвратным местоимением в винит. пад. (как в лат. яз.), напр., Рим.6:11 λογίζεσθε ἑαυτοὺς εἶναι νεκρούς «думайте, что вы мертвы» (по-атт. было бы λογ. εἶναι νεκροί).

Nominativus cum infinitvo в H. 3. встречается очень редко (в более литературном слоге), напр., Евр.11:4 ἐμαρτυρήθη εἶναι δίκαιος.

Употребление инфинитива с членом в Н. З. расширилось сравнительно с аттическим; всего чаще встречается родительный пад. τοῦ или τοῦ μή с inf., употребление которого очень разнообразно: τοῦ может быть присоединено ко всякому такому инфинитиву, который может быть заменен предложением с ἵνα или ὥστε. Так, родительный пад. означает цель (это возможно и в аттическом, но редко встречается), напр., Мф.13:3 ἐξῆλθεν ὁ σπείρων τοῦ σπείρειν «вышел сеятель сеять» (можно поставить inf. без члена или предложение с ἵνα). Родительный падеж инфинитива может стоять при разных глаголах, соединяющихся с простым инфинитивом, напр., ἐγένετο, ἐκρίθη, ἐπιστεῖλαι, παρακαλεῖν, ἐντέλλεσθαι, προσεύχεσθαι, κατανεύειν, συντίθεσθαι, ποιεῖν и др., при которых в аттическом эта конструкция была бы невозможна. Напр., Лк.4:10 (= Пс.90:11) τοῖς ἀγγέλοις αὐτοῦ ἐντελεῖται περὶ σοῦ τοῦ διαφυλάξαι σε «заповедает сохранить»; Деян.3:12 ἡμῖν πεποιηκόσιν τοῦ περιπατεῖν αὐτόν «мы сделали, чтобы он ходил».

Часто встречается инфинитив с членом в зависимости от предлогов, особенно εἰς, πρός, διά с вин., μετά с вин., πρό, ἐν; это есть и в аттическом, но в некоторых случаях аттический способ выражения не совпадает с библейским, напр., Мф.20:19 παραδώσουσιν αὐτὸν τοῖς ἔθνεσι εἰς τὸ ἐμπαῖξαι «предадут на поругание» (означается цель; по-аттически был бы другой оборот); Мф.13:4 ἐν τῷ σπείρειν αὐτὸν «в то время, как он сеял» (по-атт. было бы иначе, напр., σπείροντες αὐτοῦ).

Если подлежащее инфинитива с членом в зависимости от предлога тождественно с подлежащим управляющего глагола, то оно в аттическом, по общему правилу, не должно выражаться при инфинитиве; но в Н. З. часто оно выражается винительным падежом личного (не возвратного) местоимения, напр., Мф.26:32 (= Мк.14:28) μετὰ τὸ ἐγερθῆναί με προάξω ὑμᾶς «после того как Я воскресну, Я пойду раньше вас».

Причастие употребляется в Н. З. приблизительно так же, как в аттическом языке, хотя и с ограничением некоторых случаев употребления.

Так, употребление причастия, дополняющего смысл некоторых глаголов, близких по значению к глаголу «быть», в Н. З. почти исчезло и встречается главным образом в литературном слоге у Луки и Павла. Такое причастие попадается в Н. З. лишь при следующих глаголах: ὑπάρχω (который в Н. З. и вообще в κοινή значит просто «быть»), ἐπιμένω, παύομαι, τελῶ (1 раз), λανθάνω (1 раз), διαλείπω (1 раз), ἐγκακῶ. При τυγχάνω, διατελῶ, ἄρχομαι, φθάνω, ἀνέχομαι, καρτερῶ, οἶχομαι, φαίνομαι, φανερός εἰμι, δῆλός εἰμι причастие ни разу не поставлено в Н. З.; глаголы κάμνω, ἀπαγορεύω, λήγω совсем не встречаются в Н. З. Напр., Лк.7:45 οὐ διέλειπεν καταφιλοῦσα «не переставала целовать».

При глаголах, означающих душевное движение «радоваться», «печалиться» и др., причастие в Н. З. встречается только в 2-х местах: Деян.16:34 ἠγαλλιάσατο πεπιστευκώς; 2Пет.2:10 οὐ τρέμουσιν βλασφημοῦντες.

При глаголах, означающих «видеть», «слышать», «знать», «замечать» и др., причастие изредка попадается в Н. З., напр., при ὁρῶ, βλέπω, θεωρῶ, ἀκούω, οἶδα (1 раз), ἐπίσταμαι (1 раз), γιγνώσκω, εὑρίσκω, δοκιμάζω. При συνίημι, αἰσθάνομαι, μέμνημαι, μανθάνω причастие ни разу не встречается. Напр., Мф.24:30 ὄψονται τὸν υἱὸν τοῦ ἀνθρώπου ἐρχόμενον. Вместо причастия при глаголах этой категории употребляется нередко inf. или предложение с ὅτι.

Причастие будущего, как мы видели, почти исчезло в Н. З.; оно заменяется причастием настоящего, инфинитивом и др. оборотами.

Acc. absolutus, напр., ἐξόν, δέον, исчезло в Н. З., кроме τυχόν, обратившегося в наречие «может быть».

Gen. absolutus сохранился; но аттическое правило о том, чтобы подлежащее его не встречалось в главном предложении, в библейском языке не существует, и gen. absol. часто ставится там, где по-аттически должно бы быть participium conjunctum, напр., Мф.9:18 ταῦτα αὐτοῦ λαλοῦντος αὐτοῖς, ἰδοὺ ἄρχων προσελθὼν προσεκύνει αὐτῷ (в аттич. было бы ταῦτα λαλοῦντι).

Из частиц, определяющих отношение причастия к главному предложению, в Н. З. употребляются, хотя и очень редко, только καίπερ, καί ταῦτα, καίτοι; чаще – ὡς.

Соединение причастия с ἄν исчезло в Н. З.

Но есть и новые случаи употребления причастия, в Н. З. сравнительно с аттическим языком: таково лишнее употребление некоторых причастий, напр., λαβών, ἀναστάς, ἀπελθών, πορευθείς: Мф.13:31 ὃν (=κόκκῳ σινάπεως) λαβὼν ἄνθρωπος ἔσπειρεν; Лк.15:18 ἀναστὰς πορεύσομαι. Такое же лишнее причастие λέγων при глаголах ἀποκρίνομαι, λαλῶ, κράζω и др., часто встречающееся в Н. З., напр., ἀπεκρίθη λέγων, ἠρώτων λέγοντες, ἔκραξαν λέγοντες. Такой же плеоназм составляет постановка при глаголе причастия, тождественного с ним, у LXX, а в Н. З. только в цитатах из В. З., напр., Мф.13:14 βλέποντες βλέψετε; Деян.7:34 ἰδὼν εἶδον; Евр.6:14 (= Быт.22:17) εὐλογῶν εὐλογήσω σε καὶ πληθύνων πληθυνῶ σε.

Отрицания. Правило об отрицаниях в Н. З., как в κοινή вообще, проще, чем в аттической прозе: οὐ ставится при изъявительном, μή при остальных наклонениях, в том числе при инфинитиве и причастии, хотя есть исключения в обоих случаях. В условных предложениях реальной формы (с изъявительным наклонением всех времен при изъявительном накл. в главном предложении) бывает отрицание οὐ; но в условных предложениях ирреальной формы (εἰ с изъявительным наклонением прошедших времен при изъявительном накл. прошедшего вр. с ἄν в главном предложении) – отрицание μή. В относительных предложениях с изъявительным наклонением – почти всегда οὐ. При причастии – обыкновенно μή, редко οὐ.

В Н. З., как и в аттическом, часто встречается соединение отрицаний οὐ μή с conj. aor. или с fut. ind. в смысле οὐ с fut. ind., напр., Лк.13:35 οὐ μὴ ἴδητέ με (οὐκ ὄψεσθε) «не увидите меня»; Мф.16:22 οὐ μὴ ἔσται τοῦτο. Но у LXX этот оборот служит также для выражения запрещения – подобно тому, как fut. ind. ставится в смысле imperativus (см. выше), напр., Быт.3:3 οὐ φάγεσθε οὐδὲ μὴ ἅψησθε «не ешьте и не касайтесь» (где рядом стоят οὐ с fut. ind. и οὐ μὴ с conj. aor. в одном значении).

Союзы. Союзы в Н. З. ставятся реже, чем в аттической прозе, но все-таки чаще, чем в семитических языках.

Вместо разнообразия частиц, которыми в аттической прозе характеризуется отношение одной мысли к другой, в Н. З. мы находим всего чаще монотонное соединение их посредством καί, которое повторяется иногда по нескольку раз сряду, напр., 7 раз в Деян.13:17 сл. Καί ставится нередко даже там, где аттик поставил бы другой союз, более выразительный, напр., καὶ ὅμως или ὅμως δέ «и все-таки», καὶ μήν или καίτοι «а между тем», ὥστε «так что» и др. Поэтому отношение одного предложения к другому часто приходится лишь угадывать на основании общего хода мыслей. Примеры: Мк.12:12 καὶ ἐζήτουν αὐτὸν κρατῆσαι, καὶ ἐφοβήθησαν τὸν ὄχλον «но побоялись народа» (по-аттич. было бы: ἐζήτουν μὲν.... ἐφοβήθησαν δέ); Мф.6:26 οὐ σπείρουσιν καὶ – ὁ πατὴρ ὑμῶν ὁ οὐράνιος τρέφει αὐτά «и все-таки Отец ваш Небесный питает их» (по-атт. ὅμως δέ, или просто δέ); Ин.7:28 κἀμὲ οἴδατε καὶ οἴδατε, πόθεν εἰμί, καὶ ἀπ᾿ ἐμαυτοῦ οὐκ ἐλήλυθα «а между тем, Я пришел не от Себя» (по-атт. καὶ μήν или καίτοι, или же καὶ ταῦτα с причастиem ἐληλυθότα); Мф.5:15 ἀλλ᾿ ἐπὶ τὴν λυχνίαν (τιθέασιν), καὶ λάμπει »так что светит» (по-атτ. ὥστε λάμπειν); Лк.19:43 ἥξουσιν ἡμέραι ἐπὶ σὲ καὶ παρεμβαλοῦσιν οἱ ἐχθροί σου χάρακά σοι «придут дни, когда обложат».

Соединение мыслей посредством μέν – δέ, столь обычное в аттич. прозе, в Н. З. применяется очень редко, так что μέν в некоторых писаниях совсем не встречается: 2Пет.1:2; 3Ин., 2Фес., 1Тим., Тит., Флм., Откр.; в других почти не встречается: Иак.3:17; Еф.4:11; Кол.2:23; 1Фес.2:18; довольно редко во всех Евангелиях (особенно у Мк. 6 раз: Мк.4:4; Мк.9:12; Мк.12:5; Мк.14:21, 38; Мк.16:19); несколько чаще только в литературном слоге – в Деяниях, посл, к Евр. (1Пет.), Иуд. и в некоторых посл. Ап. Павла (особенно Рим. и 1--2Кор.).

В клятвах у LXX нередко и в Н. З. Евр.6:14 вместо ἦ μήν употребляется сочетание частиц εἰ μήν (или εἴ μήν, встречающееся на папирусах.

Εἰ, употребляющееся у аттиков в косвенном вопросе, в библейском языке вводит также и прямой (как синоним с ἆρα), напр., Λκ.22:49 κύριε, εἰ πατάξω ἐν μαχαίρᾳ.

Из частиц сравнения, наряду с аттическими (ὡς и ὥσπερ, καθά, καθό, часто употребляется в Н. З. эллинистическое καθώς «как».

Соединение предложений. Периодическая речь не свойственна новозаветному языку; искусно построенными периодами в Н. З. можно считать только 3: Лк.1:1 – 4 ἐπειδήπερ πολλοὶ ἐπεχείρησαν...; Деян.15:24 – 56 ἐπειδὴ ἠκούσαμεν...; Евр.1:1 – 5 πολυμερῶς καὶ πολυτρόπως... Обыкновенно же в новозаветном рассказе предложения не соединяются в длинные периоды, а следуют одно за другим паратактически, связанные между собою каким-нибудь союзом или наречием, напр., καί (см. выше), τότε (также однозначащими с ним выражениями ἐν ἐκείνῳ τῷ καιρῷ, ἐν ἐκείνῃ τῇ ὥρᾳ и т. п.), οὖν, ἔπειτα, ἔτι, даже иногда совсем без союза (особенно в Ин., напр., Ин.1:23 ἔφη; Ин.1:26 ἀπεκρίθη).

В строении предложений встречается часто неправильность (анаколуф) такого вида: Мф.12:36 πᾶν ῥῆμα ἀργόν, ὃ λαλήσουσιν οἱ ἄνθρωποι, ἀποδώσουσιν περὶ αὐτοῦ λόγον (вместо περὶ παντὸς ῥήματος ἀργοῦ... ἀποδ. λόγ.); 2Цар.7:21 καὶ ὁ οἶκος οὗτος ὁ ὑψηλός, πᾶς ὁ διαπορευόμενος αὐτὸν ἐκστήσεται (вместо τὸν οἶκον ὑψηλὸν πᾶς ὁ διαπ. ἐκστ.).

Так как в эллинистическом языке были и негреческие элементы, то они находятся также и в Библии: это – главным образом латинизмы и в очень небольшом числе заимствования из других варварских языков. В то время, как гебраизмы в Библии являются следствием буквального перевода с еврейского или подражанием ему со стороны библейских писателей, а вообще не могут считаться составной частью живого греческого языка того времени, – латинизмы и иные варваризмы, встречающиеся в Библии, составляют принадлежность самого греческого языка: это были «иностранные» слова и обороты, получавшие в греческом языке права гражданства, как это бывает во всех языках. Надо заметить, что эти иностранные элементы были принадлежностью по преимуществу разговорной κοινή; образованные же люди – аттикисты – всегда смотрели на них, как на варваризмы, и старались избегать их в своей речи.

А. Латинизмы стали проникать в греческий язык с середины II века до Р. Хр. после завоевания римлянами Греции, Азии и Егита – сперва в незначительном числе, потом все больше и больше. В переводе LXX, как сделанном еще раньше этого времени, латинизмов нет; в Н. 3. они есть, но еще в небольшом количестве.

а) Лексические латинизмы в Н. 3. состоят главным образом из юридических и военных терминов, названий мер, монет, изредка предметов одежды, утвари и т. п. Латинские слова вполне сохраняют в греческом языке латинскую форму тогда, когда латинское окончание имеется и в греческом, напр. σπεκουλάτωρ, speculator, κουστωδία custodia; в противном случае латинское окончание заменяется греческим, напр., κῆνσος census, δηνάριον denarium; иногда бывают и небольшие изменения звуков внутри слова. Вот список латинских слов, попадающихся в Н. 3.: ἀσσάριον, δηνάριον, κεντυρίων, κῆνσος, κοδράντης quadrans, κολωνία, κουστωδία, λεγεών, λέντιον, λίτρα libra, μάκελλον, μεμβράνα, μίλιον, μόδιον, ξέστης – испорченное sextarius, πραιτώριον, σικάριον, σιμικίνθιον semicinctium, σουδάριον, σπεκουλάτωρ, αἱ ταβέρναι, τίτλος, φελόνης paenula, φόρον, φραγέλλιον flagellum, φραγελλῶ, χάρτης charta, χῶρος cοrus (сев.-зап. ветер).

Римские имена собственные тоже были в употреблении у греков и даже у евреев; в Н. 3. мы находим более 40 латинских имен лиц и мест.

Встречаются также буквальные переводы латинских слов и выражений, чуждые самому греческому языку, сколько мы можем судить; таковы: συμβούλιον – по-видимому, искусственное слово, образованное для перевода латинского consilium, ἔχειν с двумя винительными в смысле латинского habere «считать», напр., Лк.14:18 ἔχε με παρῃτημένον habe me excusatum, ἐργασίαν δούναι operam dare, τὸ ἱκανὸν ποιεῖν satis facere, τὸ ἱκανὸν λαμβάνειν satis accipere, συμβούλιον λαμβάνειν consilium capere, может быть также σὺ ὄψῃ (Μф.27:4) tu videris.

Латинский язык оказал влияние и на словообразование греческого языка; некоторые латинские суффиксы вошли в употребление в греческом, и через это получались слова с греческим корнем и латинским суффиксом. В Н. 3. таковы слова на -ιανος – -ianus: Ἡρῳδιανοί от Ἡρῴδης «приверженцы Ирода», Χρηστιανοί или Χριστιανοί от Χρηστός или Χριστός «христиане».

б) Грамматические латинизмы. Влияние латинского языка на греческий синтаксис было ничтожно; почти все синтаксические явления, которые обыкновенно считаются заимствованными с латинского, можно считать возникшими самостоятельно в греческом языке. Более вероятными (но все-таки не несомненными) латинизмами этого рода в Н. З. можно признать лишь след.: употребление предлога ἀπό, как в латинском ab, при определении расстояния, напр., Ин.11:18 ἦν δὲ ἡ Βηθανία ἐγγὺς τῶν Ἱεροσολύμων ὡς ἀπὸ σταδίων δεκαπέντε «на расстоянии около 15 стадий»; употребление предлога πρό с двумя родительными в таких выражениях: Ин.12:1 πρὸ ἓξ ἡμερῶν τοῦ πάσχα «за 6 дней до пасхи», как в лат. ante diem tertium Calendas; употребление inf. pass. вместо inf. act. при глаголе «приказывать», когда не названо и лицо, которому приказывают (см. выше), напр., Деян.23:3 κελεύεις με τύπτεσθαι jubes me verberari; употребление acc. c. inf. вместо простого inf., когда подлежащее инфинитива тождественно с подлежащим управляющего глагола (см. и выше), напр., Деян.5:36 Θευδᾶς λέγων εἶναί τινα ἑαυτόν dicens se esse magnum aliquem.

Б. Влияние других варварских языков на греческий было значительно меньше, чем латинского; из них заимствовались, главным образом, слова, обозначающие туземные предметы или обычаи. Некоторые из них были приняты в греческий язык задолго еще до Р. Хр. и в рассматриваемую нами эпоху уже перестали чувствоваться, как иностранные, а потому и перечислять все иностранные слова, встречающияся в Библии, нет надобности; укажем лишь несколько для примера: считаются персидскими ἀγγαρεύειν, ἀρτάβη, γάζα, κίδαρις, μανδύας, μανιάκης, παράδεισος, σανδάλιον, σαράβαρα, σατράπης; считаются египетскими ἄχι, βαΐον, βάρις, βίβλος, θίβη, ἴβις, κόνδυ, κόσυμβος, πάπυρος, στίβη, σίναπι, σινδών; считается финикийским ἀρραβών, кельтским ῥέδη (проникло в греческий при посредстве латинского rheda), македонскими κράβαττος, παρεμβολή, ῥύμη.

Мы говорили уже выше о том, что понятие о гебраизме неопределенное и что одни ученые считают гебраизмом то, что другие считают продуктом самого греческого языка. Поэтому мы приведем здесь лишь те явления, которые признают за гебраизмы такие умеренные последователи, как Schmiedel и Thayer. Но напомним, что даже и эти гебраизмы мы вовсе не считаем непременно все за таковые; весьма возможно, что многие из них суть чисто греческие явления, только неизвестные нам из памятников греческого языка.

А. Лексические гебраизмы.

а) Новые слова. Из них 1) некоторые представляют просто транскрипцию семитических слов, напр., ἀβαμά (LΧΧ), ἀββᾶ, ἀδωναΐ и ἀδωναιέ (LΧΧ), ἀλληλούϊα, ἀμήν, γαββαθά, Γολγοθᾶ, κορβᾶν, πάσχα, ῥαββί, ῥακά, σαβαώθ, σατᾶν, σικέρα, ταλειθά, χερουβίμ; 2) другие несколько изменены на греческий лад, обыкновенно в окончаниях; таковы βάτος (мера), γέεννα, γειώρας, ζιζάνιον (растение), κάβος (LΧΧ; мера), κόρος (мера), μαμωνᾶς, μάννα, σάββατον, σάτον (мера), χαυών (LΧΧ). Мы не приводим здесь слов семитического происхождения, с давних пор вошедших в греческий язык и получивших в нем права гражданства; полный список таких слов см. в книге Н. Lewy, Die semitischen Fremdwörter im Griechischen, Berlin 1895; мы привели лишь те, которые, сколько мы можем судить, заимствованы из еврейского самими LXX и писателями Н. З.

б) Более многочисленны слова и выражения греческие по происхождению, но под еврейским влиянием принявшие новое значение; к ним относят, напр., следующие: ὁ αἰὼν οὗτος (ἐκεῖνος; ὁ μέλλων), ἀποκρίνομαι «начинаю говорить» (хотя раньше нет вопроса), δέω и λύω «запрещаю» и «позволяю», δόξα «сияние» (τοῦ φωτός: Деян.22:11), δυνάμεις τοῦ οὐρανοῦ (о звездах), ἐπισκοπή (о божественном «посещении»), μακροθυμῶ «долготерплю», οἰκοδομῶ (в переносном смысле об увеличении – созидании христианской мудрости, благочестия, святости), ὀφειλέτης и ὀφειλήματα «должник» и «долги» (по отношению к греху), ὁδός «жизнь», περιπατῶ «живу», ποιῶ τὸν νόμον «исполняю закон», πορεύομαι «живу» и «умираю», πορνεύω «служу идолам», προστίθεμαι с inf. «повторяю», (напр., Лк.20:11: προσέθετο ἕτερον πέμψαι δοῦλον = πάλιν ἔπεμψεν), σκάνδαλον и σκανδαλίζω (в переносном смысле), σπέρμα «потомство», φωτίζω (о духовном просвещении).

Много слов греческого происхождения имеют в библейском языке специальное значение, относящееся к еврейской религии, национальным учреждениям, обычаям, историческим происшествиям и т. п.; таковы: ἄγγελος (ἀρχάγγελος), ἀκροβυστία, ἀνάθεμα и ἀναθεματίζω, ἀποδεκατῶ, ἀποσυνάγωγος, (ἀρχισυνάγωγος и др.), οἱ ἄρτοι τῆς προθέσεως, γραμματεύς «книжник», διάβολος, διαθήκη, διασπορά, δωδεκάφυλον, ἐγκαίνια, ἐγκαινίζω, ἐξορκιστής заклинатель бесов, ἐπιγαμβρεύω, θυσιαστήριον, τὸ ἱλαστήριον, καθαρίζω и κοινῶ (о чистоте и нечистоте в левитском смысле), κληρονομῶ (в техническом употреблении), λατρεία (ритуальное служение), λυτρῶ (в теократическом смысле), μοσχοποιῶ, νομοδιδάσκαλος, ὁλοκαύτωμα, πατριάρχης, πεντηκοστή, πρεσβυτέριον, προσήλυτος, προφήτης, πρωτοκαθεδρία, πρωτοτόκια, σκηνοπηγία, συναγωγή, συνέδριον, υἱός, τοῦ ἀνθρώπου (τοῦ θεοῦ), φυλακτήριον.

Некоторые слова – как полагают – может быть, даже образованы самими иудеями-эллинистами, или новозаветными писателями, для выражения нужных им понятий, от чисто греческих слов, напр., λιθοβολῶ, αἱματεκχυσία, σκληροκαρδία, σκληροτράχηλος, ἀγαθοεργῶ, ὀρθοποδῶ, ὀρθοτομῶ, μοσχοποιῶ, μεγαλωσύνη, ταπεινοφροσύνη, παραβάτης, πατριάρχης, ἀγενεαλόγητος, χρυσοδακτύλιον. Наиболее вероятно иудейское происхождение таких слов, которые относятся к иудейской религии, обычаям, учреждениям и т. д. (см. приведенные выше), или к идолопоклонству, напр., εἰδωλόθυτος, εἰδωλολατρεία.

Некоторые выражения, состоящие из чисто греческих слов, по большей части образные, представляют собою – как полагают – буквальный перевод семитических выражений и в таких сочетаниях были чужды грекам, напр., ἀνιστάναι σπέρμα τινί, ἀπερίτμητος τῇ καρδίᾳ, λέγειν ἐν τῇ καρδίᾳ, ἡ καρδία ἡμῶν πεπλάτυνται, ἐν γεννητοῖς γυναικῶν, ἐν ἡμέραις Ἡρῴδου, ἔσκαψε καὶ ἐβάθυνε, ζητεῖν τὴν ψυχήν τινος, καρποὶ τῶν χειλέων, ὀφειλήματα ἀφιέναι «отпускать грехи», ὀφθαλμὸς πονηρός (ο зависти), πορεύεσθαι ὀπίσω τινος быть последователем кого, ποτήριον «чаша» (в образном смысле) εἰς πρόσωπόν τινος βλέπειν и πρόσωπόν τινος λαμβάνειν и θαυμάζειν «смотреть на лицо кого» в смысле «обращать внимание на его общественное положение», «быть лицеприятным», σὰρξ καὶ αἷμα, σπλαγχνίζεσθαι, στηρίζειν τὸ πρόσωπον, στόμα μαχαίρης, υἱός и τέκνον с род.п. отвлеченного имени (напр., ἀπωλείας, εἰρήνης, βροντῆς, φωτός, ὀργῆς, ὑπακοῆς, и др.), χεῖλος τῆς θαλάσσης.

Б. Грамматические гебраизмы обязаны своим происхождением также буквальному переводу с еврейского; к числу их обыкновенно относят, напр., следующие случаи: употребление предлога ἐν с дат. п. в смысле простого dat. instrumenti, напр., κράζειν ἐν φωνῇ μεγάλῃ «кричать громким голосом», ποιεῖν κράτος ἐν βραχίονι, πολεμεῖν ἐν τῇ ῥομφαίᾳ τοῦ στόματος; употребление предлога εἰς с вин. п. в качестве сказуемого вместо именительного или винительного пад. при глаголах «быть», «считаться», «считать» и т. п., напр., ἔσονται εἰς σάρκα μίαν «будут единою плотью» (ἔσονται σὰρξ μία), ἐλογίσθη εἰς δικαιοσύνην, εἰς οὐδὲν λογισθῆναι, εἰς προφήτην αὐτόν εἶχον; некоторые конструкции глаголов с предлогами, напр., ὀμνύειν ἔν τινι, φεύγειν ἀπό τινος, ἐπίζειν ἐπί τινα или ἐπί τινι, ποιεῖν ἔλεος μετά τινος «оказывать милость кому», μεγαλύνειν ἔλεος μετά τινος и др.; употребление несобственных предлогов ἔμπροσθεν (Мф.11:26; Мф.18:14), ἐνώπιον (Деян.6:5), κατενώπιον (Еф.1:4), κατέναντι (Рим.4:17), ὀπίσω (Лк.14:27) – там, где в чисто греческой речи был бы другой оборот, напр., Мф.18:14 οὐκ ἔστιν θέλημα ἔμπροσθεν τοῦ πατρὸς ὑμῶν «нет воли Отца вашего»; Деян.6:5 ἤρεσεν ὁ λόγος ἐνώπιον παντὸς τοῦ πλήθους «понравилось это предложение всему собранию». Иногда употребляется описание, состоящее из предлога и существительных ὀφθαλμός, πρόσωπον, στόμα, χείρ там, где в чисто греческой речи достаточно одного предлога, напр., Деян.5:41 ἐπορεύοντο ἀπὸ προσώπου τοῦ συνεδρίου «ушли от синедриона»; Ин.10:39 ἐξῆλθεν ἐκ τῆς χειρὸς αὐτῶν «избавился от них». Местоимения иногда ставятся плеонастически там, где в чисто греческой речи они не должны быть – особенно αὐτός, которое ставится даже при причастии и в относительном предложении при ὅς, напр., Откр.2:7 τῷ νικῶντι δώσω αὐτῷ; Мк.7:25 γυνή, ἧς εἶχεν τὸ θυγάτριον αὐτῆς πνεῦμα ἀκάθαρτον. Родит. падеж отвлеченного существительного употребляется при существительном там, где в чисто греческой речи было бы прилагательное или другой какой-нибудь оборот (в еврейском языке употребление прилагательного вообще мало развито), напр., Лк.18:6 ὁ κριτὴς τῆς ἀδικίας = ὁ ἄδικος κριτής; Евр.12:15 ῥίζα πικρίας = ῥίζα πικρά. Выражение καὶ ἐγένετο или ἐγένετο δέ ставится плеонастически, как введение перед определением времени или перед рассказом о каком-либо случае, напр., Лк.2:1 ἐγένετο δὲ ἐν ταῖς ἡμέραις ἐκείναις ἐξῆλθεν δόγμα; Лк.19:15 καὶ ἐγένετο ἐν τῷ ἐπανελθεῖν αὐτόν... καὶ εἶπεν. Упомянутое выше употребление при глаголе причастия, тождественного с ним, или дательного падежа существительного одного корня с этим глаголом, напр., βλέποντες βλέψετε, χαρᾷ χαίρειν, есть перевод еврейского inf. absolutus. Гебраизмом считается также плеонастическое употребление причастий λαβών, ἀναστάς, ἀπελθών, πορευθείς (см. выше). Условное предложение с εἰ без аподосиса ставится иногда, как подражание еврейскому, для выражения сильного отрицания с клятвой или без нее, напр., Евр.4:3 (= Пс.95:11) ὤμοσα ἐν τῇ ὀργῇ μου εἰ εἰσελεύσονται εἰς τὴν κατάπαυσίν μου «поклялся: не войдут»; Мк.8:12 ἀμὴν λέγω ὑμῖν, εἰ δοθήσεται τῇ γενεᾷ ταύτῃ σημεῖον «не будет дано». Употребление οὐ... πᾶς в смысле οὐδείς тоже считается гебраизмом, как и выражение τί ἡμῖν καὶ σοί (Мк.1:24; Ин.2:4).

Христианский элемент в Н. 3. проявляется только в лексическом отношении. Христианство, давши жизнь новым понятиям, естественно, должно было выработать для них и словесные выражения. Много ли оно ввело совсем новых слов – мы с точностью определить не можем по недостаточному знанию обыкновенного греческого языка того времени; несомненно, что во многих случаях новая вера брала для выражения нужных ей понятий слова обычные, придавая им свое особое значение; напр., даже такие, по-видимому, чисто христианские слова, как εὐαγγέλιον, ἱερεύς, ἀρχιερεύς, ἐπίσκοπος, πρεσβύτερος, λειτουργία, употреблялись в обыденной речи у язычников. Многие греческие слова перешли в христианство уже со своеобразным значением из перевода LXX. Что же касается слов обыкновенных, не относящихся к области религии, которые в словарях отмечаются как христианские только потому, что они неизвестны нам из языческих писателей – то, по всей вероятности, такие слова были общи язычникам и христианам и лишь по простой случайности известны нам только из христианских писателей; по крайней мере, проф. Ад. Дейсману удалось найти в языческих папирусах и надписях немало слов, которые считались прежде чисто христианскими. Поэтому не следует придавать значения тому, что какое-либо слово у языческих авторов не найдено, и что слово впервые мы встречаем в Н. 3., никак не следует, что оно сочинено христианами или до них не существовало. Ради полноты, однако, приведем:

а) Слова Н. 3., не найденные пока у светских писателей: ἀγαθοποιΐα, αἰσχροκερδῶς, ἀκατάκριτος, ἀλίσγημα, ἀνακαινόω, ἀνακαίνωσις, ἀντιμισθία, ἀντίχριστος, ἀπέκδυσις, ἀπελεσμός, αὐτοκατάκριτος, ἀφιλάγαθος, ἀφιλάργυρος, βαττολογέω, δαιμονιώδης, δικαιοκρισία, δίλογος, διώκτης, δοκιμή, ἐγκομβόομαι, ἐθελοθρησκεία, εἰδωλολατρία и под., ἐπιούσιος, ἑτεροδιδασκαλέω, εὐαγγελιστής⁶³, εὐμετάδοτος, εὐπροσωπέω, θεοδίδακτος, ἰσάγγελος, καλοδιδάσκαλος, καρδιογνώστης, καταθεματίζω, κενοφωνία, λογομαχέω, λογομαχία, ὀλιγόπιστος, ὀλιγοπιστία, ὀρθοποδέω, ὀφθαλμοδουλία, πληροφορία, πολύσπλαγχνος, προσωπολήμπτης (-λημπτέω, -λημψία), πρωτοκαθεδρία, συγκακοπαθέω, συγκακουχέω, συζωοποιέω, σύμψυχος, συσταυρόω, φρεναπατάω (-πάτης), φυσιόω (-σίωσις), χρηστεύομαι, ψευδάδελφος, ψευδαπόστολος (и другие сложные с ψευδο-).

б) Новые значения, какие христианство дало старым словам. Сюда относятся прежде всего слова с техническим, или ритуальным, значением, напр., ἀδελφός о брате-христианине, ἀποστολή и ἀπόστολος об Апостолах, ἀρχαί, ἐξουσίαι и др. об Ангелах. βάπτισμα, γλῶσσα о даре языков, διάκονος, ἐκκλησία, ἐπίσκοπος, εὐαγγέλιον, ἱερεύς о христианах, κλητοί и ἐκλεκτοί «званные» и «избранные», παράδεισος (2Кор.12:4) о рае небесном, παράκλητος, προφητεύω, προφήτης о христианском пророчестве, τύπος о событии В. 3., которое было прообразом события Н. 3. ἀντίτυπον, Χριστός.

в) Новая вера вообще возвысила и одухотворила значения многих старых слов, каковы, напр., ἀγάπη, εἰρήνη, ζωή, θάνατος, κόσμος, πίστις, συνείδησις, σωτηρία⁶⁴, χάρις, ψυχή. Рабское слово ταπεινοφροσύνη было облагорожено; слово σταυρός, говорившее о позоре, было увенчано ореолом славы.

г) Образовались вновь целые выражения, напр., ἀποθανεῖν τῇ ἁμαρτίᾳ, ζῆν τῷ Θεῷ, ζῆν τῷ Θεῷ ἐν Χριστῷ Ἰησοῦ, τῶν πιστευόντων δι᾿ ἀκροβυστίας, τῆς ἐν ἀκροβυστίᾳ πίστεως, βαπτίζειν τινὰ ἐν πνεύματι, εἰς πνεῦμα, εἰς τὸ ὄνομα τοῦ πατρός, ἐπὶ τῷ ὀνόματι, ἐν τῷ ὀνόματι, εἰς Χριστόν, εἰς τὸν θάνατον, εἰς ἓν σῶμα.

Однако, все сказанное о новых греческих словах и значениях слов, введенных иудейством или христианством, относится не столько к истории языка, сколько к истории религии. Греческий иудей, напр., который впервые образовал слово εἰδωλόθυτος по аналогии με ἱερόθυτος, не коверкал этим греческого языка и не полагал начала новому диалекту; это был термин его, отличной от греков, религии, а не отличного от греков языка. То же самое надо сказать и о перемене значений старых слов, произведенной иудейством и христианством. Что многие пустые слова стали содержательными и полновесными, презренные – почетными, это не нуждается в доказательстве. Но все это относится к истории религии, а не языка: язык христиан был таким же греческим, как и язык остальных греков, о чем мы уже говорили.

Мнимые гебраизмы и христианизмы. В словарях к Н. 3. и теперь еще тщательно отмечаются слова, попадающиеся только в Библии, и этому обстоятельству придается важное значение, как доказательству того, что язык Библии совсем особый и в значительной степени является созданием самих библейских писателей. На самом деле это обстоятельство, по большей части, чисто случайное, как мы уже говорили. Мы упоминали также, что исследования проф. Ад. Дейсмана (а отчасти, и некоторых других ученых) показали, что многие слова, значения слов и конструкции, считавшиеся исключительно библейскими, на самом деле встречаются в языке папирусов и надписей, т. е. были принадлежностью обыкновенного греческого языка. Таковы слова: ἀγάπη, ἀκατάγνωστος, ἀντιλήμπτωρ, ἐλαιών, ἔναντι, ἐνώπιον, εὐάρεστος, εὐίλατος, ἱερατεύειν, καθαρίζειν, κυριακός, λειτουργικός, λογεία, νεόφυτος, ὀφειλή, περιδέξιον, ἀπὸ πέρυσι, προσευχή, πυρράκης, σιτομέτριον, φιλοπρωτεύειν, φρεναπάτης.

То же должно сказать о «библейских» значениях слов и выражений: ἀδελφός в смысле «член религиозного сообщества», ἀναστρέφεσθαι и ἀναστροφή в этическом смысле, ἀντίληψις «помощь», λειτουργεῖν и λειτουργία в сакральном смысле, πρεσβύτεροι «священники»⁶⁵, ἐρωτᾶν «просить», ἀρεσκεία в хорошем смысле, ἐπιθυμητής в дурном смысле, ἐξιλάσκεσθαι τὰς ἁμαρτίας, λούειν о сакральных омовениях, πάροικος «пришлец». Даже из приведенных нами выше гебраизмов и христианизмов некоторые, вероятно, были явлениями чисто греческими, напр., οἱ ἄρτοι τῆς προθέσεως, κατὰ πρόσωπόν τινος в смысле простого κατά, πρεσβυτέριον, προφήτης. Рассмотрим подробнее некоторые из предполагаемых «библейских» слов.

Ὄνομα в смысле «авторитет», «власть» (напр., βαπτίζειν τινὰ εἰς ὄνομά τινος) или в смысле «лицо» (напр., Деян.1:15 ὄχλος ὀνομάτων) встречается в языке папирусов и надписей (см. Ad. Deissmann: Bibelstud. 143; N. Bibelstud. 24).

Νύμφη в значении «невестка» (обыкновенно, оно значит «невеста» или «молодая женщина») считается за гебраизм ввиду того, что еврейское kallah означает «невеста» и «невестка»; однако новогреческое νύφη, употребляемое в значении «невеста», «молодая женщина» и «невестка», показывает, что и библейское значение νύμφη «невестка» нет надобности считать подражанием еврейскому, а что здесь – случайное сходство между греческим и еврейским, точно так же, как и церковнославянское «невеста» имеет оба эти значения (см. и выше).

Ὀρθρίζειν «рано вставать» также напрасно считается гебраизмом; древний лексикограф Мирид знает это слово и называет его эллинистическим; образование его вполне правильно, – такое же, как глагола ὀρθρεύειν, известного нам из Феокрита.

Ὑποπόδιον, встречающееся впервые у LXX, еще в грамматике Winer Schmiedel'я (стр. 23) причисляется к словам, которые могли быть образованы самими иудеями. Однако это слово встречается не только в позднейшей греческой литературе – у Лукиана и Афинея, но и на папирусах.

Форму κατήγωρ (вместо аттич. κατήγορος) в Откр.12:10 Шмидель (Грамм. § 8, 13) считает не греческим, но арамейским образованием. На самом же деле это – форма вполне греческая, только простонародная; образование ее аналогично образованию позднейшей формы διάκων вместо διάκονος и обязано своим происхождением тому, что в κοινή родительный падеж слов 3-го склонения имел окончание ου, напр., ἀλεκτόρου, Εὐπατόρου, ἀστέρου – формы, вполне сходные с κατηγόρου, вследствие чего от κατηγόρου и мог легко образоваться именительный пад. κατήγωρ.

Форма ἐραυνάω (вместо атт. ἐρευνάω) часто встречается у LXX и Н. 3. и долго считалась одним из самых сильных доказательств в пользу иудейско-греческого языка. Но теперь она найдена на папирусах и потому должна быть признана чисто греческой формой разговорной κοινή.

Повторение слова в разделительном значении (см. выше), напр., δύο δύο «по два», употребляется и в теперешнем новогреческом языке (см. Б.И. Ордынский, Сличение грамматики простонародного греческого языка с грамматикой языка древнегреческого, Казань 1858, стр. 88); стало быть, это – не гебраизм, как думают обыкновенно, а чисто греческая конструкция, случайно тождественная с еврейскою; нечто подобное есть и в классической литературе: Aeschyl. Pers. 981 μυρία μυρία πεμπαστάν = τὸν κατὰ μυρίους ἀριθμοῦντα.

Предполагаемый гебраизм – излишнее употребление слова ὄνομα, напр., Μф.1:21 καλέσεις τὸ ὄνομα αὐτοῦ Ἰησοῦν; Лк.2:21 ἐκλήθη τὸ ὄνομα αὐτοῦ Ἰησοῦς, встречается в папирусах уже около 260 г. до Р. Хр.

В описании имперфекта посредством причастия с εἶναι (см. выше) обыкновенно видят арамейское влияние; однако это описание встречается уже в папирусах эпохи Птоломеев и у эллинистических авторов, напр., у Аристея и особенно часто у Александра Афродисийского (II–III в. по Р. Хр.).

Нагромождение личных местоимений (см. выше) считают, обыкновенно, гебраизмом; но, скорее, это – признак вообще безыскусственного языка: по крайней мере, и в языке чисто греческих папирусов мы встречаем такое же явление, напр., ἐπελθών... εἰς τὴν οἰκίαν μου, ὡς ζητῶν τὸν ἄνδρα μου, ἄρας τὸν λύχνον μου, ἀνέβη εἰς τὴν οἰκίαν μου (Aegyptische Urkunden aus den königlichen Museen zu Berlin II, № 22, строки 24–30); то же в надписи царя нубийского Силько (Corpus inscriptionum. т. III, стр. 486, или у Mullach. Grammatik der griechischen Vulgärsprache. стр. 23), язык которой, правда, полуварварский, но, во всяком случае, по общему типу близкий к разговорному: ἐποίησα εἰρήνην μετ’ αὐτῶν καὶ ὤμοσάν μοι τὰ εἴδωλα αὐτῶν καὶ ἐπίστευσα τὸν ὅρκον αὐτῶν.

Монотонное соединение предложений посредством καί (см. выше), в котором нередко видят влияние семитического духа, на самом деле, вероятно, есть явление чисто греческое: по крайней мере, и в новогреческом языке соединение предложений посредством καί вместо подчинения их одного другому – не представляет ничего редкого (см. Ордынский, Сличение грамматики, стр. 102), да и Аристотель уже любит соединять предложения посредством καί. То же мы видим и в надписи царя Силько: в 22 строках ее καί поставлено 11 раз.

Употребление εἰ μήν в клятвах (см. выше) считается иудейско-греческой формулой, возникшей из смешения гебраистического εἰ μήν в клятвах (см. выше) с аттическим ἦ μήν, но это мнение опровергается тем, что εἰ μήν в этом смысле найдено на папирусах.

Анаколуф, указанный выше и считаемый, обыкновенно, за гебраизм, на самом деле тоже, может быть, есть явление, свойственное разговорному греческому языку: так, в одном греческом стихотворении XV века есть совершенно такой же оборот: ἡ πόλις ἡ ἀγάπη σου, ἐπῆραν τὴν οἱ Τοῦρκοι вместо τὴν πόλιν ἐπῆραν οἱ Τ. (см. Thumb, Griechische Sprache, стр. 131). Такое же построение фразы мы находим и в надписи царя Силько: οἱ γὰρ φιλόνεικοί μου ἀρπάζω τῶν γυναικῶν καὶ τὰ παιδία αὐτῶν, что, вероятно, значит: «я похищаю жен и детей моих врагов».

Что касается многих других предполагаемых гебраизмов и христианизмов, не найденных еще до сих пор нигде в греческих памятниках, то можно предположить, что и это случайность, и что со временем, может быть, хотя некоторые из них найдутся на каком-нибудь папирусе или надписи, или в тексте какого-нибудь вновь открытого автора.

Как мы говорили выше, библейский язык не представляет собою в лингвистическом отношении одного целого: как светские писатели, так и библейские имеют каждый свои особенности в языке. Язык переводчиков и писателей В. 3. в этом отношении совсем не исследован; язык писателей Н. 3. исследован довольно мало --- лишь в общих чертах. Поэтому мы можем дать здесь лишь общую характеристику языка некоторых новозаветных писателей.

Разница в языке новозаветных писателей зависит – помимо индивидуальных особенностей каждого из них, – главным образом, от степени его литературности: одни пишут более литературным языком, т. е. приближающимся к аттическому, другие – более простым, т. е. близким к обычному разговорному языку своего времени. Наиболее литературными писаниями являются послание к Евреям, Деяния Апостолов и Евангелие Луки; наиболее простонародным языком написан Апокалипсис; остальные писания занимают средние места, приближаясь то к одной стороне, то к другой. Так, о послании к Евреям мы имеем отзыв Оригена у Евсевия, Церк. Ист. VI, 25:11: ὅτι ὁ χαρακτὴρ τῆς λέξεως τῆς πρὸς Ἑβραίους ἐπιγεγραμμένης ἐπιστολῆς οὐκ ἔχει τὸ ἐν λόγῳ ἰδιωτικὸν τοῦ ἀποστόλου ὁμολογήσαντος ἑαυτὸν ἰδιώτην εἶναι τῷ λόγῳ τουτέστι τῇ φράσει, ἀλλά ἐστιν ἡ ἐπιστολὴ συνθέσει τῆς λέξεως ἑλληνικωτέρα, πᾶς ὁ ἐπιστάμενος κρίνειν φράσεων διαφορὰς ὁμολογήσαι ἄν («что характер языка Послания, носящего заглавие «к Евреям» не заключает в себе простоты речи Апостола, признающего себя простецом в речи, т. е. в способе выражения, но что это послание по слогу языка более греческое – это признает всякий, могущий судить о разнице в способе выражения»). Ап. Лука, греческий врач и, – как говорит Симеон Метафраст, – обладавший всею эллинскою образованностью παιδεία (Migne gr. CXV, 1129), был, – по авторитетному суждению блаж. Иеронима, превосходного стилиста своего времени, – inter omnеs evangelistas graeci sermonis eruditissimus («между всеми евангелистами лучшим знатоком греческого языка»). О языке автора Апокалипсиса Дионисий у Евсевия, Церк. Ист. VII, 25:26 дает такой отзыв: διάλεκτον μέντοι καὶ γλῶσσαν οὐκ ἀκριβῶς Ἑλληνίζουσαν αὐτοῦ βλέπω ἀλλ’ ἰδιώμασί τε βαρβαρικοῖς χρώμενον καὶ που καὶ σολοικίζοντα («наречие его и язык как я вижу, не вполне греческие, но он употребляет и варварские (не греческие) выражения, а кое-где допускает и солецизмы»).

Послания Ап. Павла в лингвистическом отношении безыскусственны; он писал так, как говорил, т. е. живым языком того времени, но, однако, не таким простонародным, каким написан Апокалипсис, а разговорным языком более или менее образованных людей, и нередко применял разные риторические фигуры: недаром блаж. Иероним в своих комментариях не раз указывает на его знакомство со светскою литературой (litterae saeculares), но, вместе с тем, и признает его недостаточное знание греческого языка, – конечно, литературного, аттического: Hebraeus ex Hebraeis et qui esset in vеrnaculo sermone doctissimus, profundos sensus aliena lingua exprimere non valebat, nec curabat magnopere de verbis, quum sensum haberet in tuto (Comm, in ep. ad Gal. III. c. 6) – «еврей, родом из евреев, большой знаток своего родного языка, он не мог выражать глубоких чувств на чужом языке, да и не заботился особенно о словах, когда относительно смысла не было опасности». Иероним отмечает у Апостола «солецизмы», т. е., конечно, погрешности против аттического, литературного языка: nos quotiesquumque soloecismos aut tale quid annotavimus etc. (In ep. ad Ephes. III. c. 5) – «когда мы отмечаем солецизмы или что-нибудь подобное». Не будучи литературными произведениями (с точки зрения аттикистических теорий того времени), послания Ап. Павла представляют собою памятник разговорной κοινή: выбор слов его таков, что древнему грамматику-аттикисту пришлось бы беспрестанно делать поправки, чтобы устранить все слова, не допускавшиеся в письменном языке образованного общества. Так, величественных слов γρηγορεῖτε στήκετε (1Кор.16:13) не употребил бы ни один писатель того времени, сколько-нибудь заботившийся о красоте формы, потому что оба эти слова – простонародные. Да и несправедливо было бы ожидать от Ап. Павла литературного языка; он не был писателем, или даже эпистолографом: его послания суть обыкновенные письма, записанные таким языком, каким он говорил⁶⁶ (70) ; а говорил он в лингвистическом отношении так, как говорили обыкновенные «маленькие люди» того времени. Его послания отличаются от писем этих «маленьких людей» не большой литературностью, а тем, что их писал человек, обладавший природным даром слова и пророческим пафосом пламенной души. Tonat, fulgurat, meras flammas loquitur Paulus!

Приблизительно такова же степень литературности и трех Евангелий – Матвея, Марка, Иоанна. Язык Ев. от Мф. Fr. Blass в предисловии к своему изданию этого Евангелия (Evangelium secundum Matthaeum. Lipsiae 1901, стр.111) характеризует так: Quod (=hoc scriptum) sive ab initio graeco sermone conceptum sive ex aramaico hebraicove Matthaei apostoli commentario ab ignoto aliquo homine est conversuin; certe longissime distat ab eo versionum genere, quod ex LXX qui vocantur Veteris Testamenti interpretum opere cognitum habemus, nitetque elocutione graeca satis pura, simplici pelerumque, sed in orationibus quidem dictisque ceteris saepe etiam praevalida et luminibus orationis haud mediocribus distincta («написано ли Ев. Мф. с самого начала по-гречески, или переведено каким-нибудь неизвестным лицом с арамейской или еврейской записи Ап. Матфея, – во всяком случае, оно очень далеко от таких переводов, какие нам известны по труду так называемых LXX толковников В. 3.: оно отличается довольно чистым греческим языком, по большей части простым, но в речах и, вообще, там, где приводятся чьи-либо слова, часто даже очень сильным и украшенным в значительной степени цветами красноречия»). Язык евангелиста Иоанна Дионисий у Евсевия, Церк. Ист. VII, 25:25, находит вполне греческим (конечно, эллинистического периода): τὰ μὲν γὰρ... ἀπταίστως κατὰ τὴν τῶν Ἑλλήνων φωνὴν... γέγραπται... Πολλοῦ γε δεῖ βάρβαρόν τινα φθόγγον ἢ σολοικισμὸν ἢ ὅλως ἰδιωτισμὸν ἐν αὐτοῖς εὑρεθῆναι, («они – т. e. Евангелие и Послание Иоанна, – написаны без погрешностей против греческого языка. Нечего и говорить, что в них не найдется ни варварского звука, ни солецизма, ни вообще, простонародного выражения»).

Но замечательно, что разные писания одного и того же писателя и даже различные части в одном и том же писании не одинаковы по литературности. Так, в Ев. Луки, как мы говорили выше, пролог, написанный Апостолом самостоятельно, отличается большею литературностью, чем другие его части, и период, из которого состоит весь этот пролог, есть (вместе с начальным периодом послания к Евреям) лучший период во всем Н. 3. Деяния Ап., написанные тем же Лукою, в общем, более литературны, чем его Евангелие; но и в Деяниях одни части менее, другие более литературны; примером первого рода может служить речь Стефана (гл. 7), второго – речь Павла (гл. 22). См. проф. Eduard Norden. Die antike Kunstprosa II, стр. 483–484. Ап. Павел в посланиях к отдельным лицам пишет иначе, – несколько более высоким слогом, чем в посланиях к общинам (Blass, Grammatik, стр. 6 1-го и 2-го изд.).

О степени литературности того или другого писания можно судить на основании выбора слов, этимологии, синтаксиса: чем больше слов, форм и оборотов аттических, чуждых живой речи эллинистического периода, – тем более литературным должно считаться произведение. Так, глагол οἶδα в «общем диалекте» спрягался так: οἶδας, οἶδε(ν), οἶδαμεν, οἶδατε, οἶδασι (ν). Но в речи Ап. Павла (Деян.26:4) стоит аттическая форма ἴσασι, также в посл. к Евр.12:17 ἴστε (см. и выше). В той же речи Ап. Павла находится единственная во всем Н. З. форма превосходной степени на -τατος (Деян.26:5 τὴν ἀκριβεστάτην αἵρεσιν). Inf. fut., исчезнувший из народного языка в эпоху Апостолов, встречается только в Деяниях и в послании к Евреям. Optativus с ἄν (modus potentialis) и optativus orationis obliquae, также исчезнувшие из народного языка, в Н. З. встречаются опять-таки только у Ап. Луки в Евангелии и в Деяниях. Аттическое ὅπως ἄν с conj. в предложениях цели встречается только у Луки; φοβοῦμαι μή– только у Луки, Павла и в послании к Евр.; ἀξιῶ с асс. с. inf. – только у Луки; косвенная речь, выраженная через асс. с. inf. – только у Луки (Деян.1:4; Деян.25:4); предложение с ἵνα – вместо классического inf. – Лука у потребляет редко, особенно в Деяниях; также в посланиях Иакова, Петра и к Евр. ἵνα встречается лишь как действительный союз цели.

Особенно важным критерием литературности служит употребление частиц, напр., μέν и δέ: так, в одной 7-ой главе послания к Евр. частицы μέν – δέ встречаются 7 раз, т. е. в одной главе их больше, чем в двух любых посланиях Павла, вместе взятых [Ed. Norden, Die antike Kunstprosa II, 499 прим. 2 кон.].

Проф. Норден (Die antike Kunstprosa II, 485 сл.) сделал в таблицах сопоставление целого ряда мест одинакового содержания из Евангелий трех синоптиков, из которого ясно видно, что язык Луки литературнее, т. е. ближе к аттическому, чем язык Матфея и Марка: Лука избегает не только иностранных слов, как ῥαββί, ἀγγαρεύω, ἀμήν, κοδράντης (ибо иностранных слов литературный язык избегал) но даже и эллинистических, которые отвергались аттикистами, и, наконец, употребляет аттические формы вместо эллинистических. Таблицы Нордена настолько поучительны, что мы приводим их почти целиком.

* – иностранные слова

2* – Ср. Cremer, Biblisch – theologisches Wörterbuch. 9-е изд., стр. 155; «у Луки ἀμήν встречается очень редко; он заменяет его посредством ἀληθῶς (9:27. 12:44. 21:3), ἐπ’ ἀληθείας (4:25), ναί (11:51), πλήν (10:14. 22:21), λέγω ὑμῖν, λέγω σοι, где у других Евангелистов стоит ἀμὴν λέγω ὑμῖν (ср. Лк.7:9 с Мф.8:10, и др.)».

3* – Употребление ἀπ’ ἄρτι вместо ἀπὸ τοῦ νῦν запрещается аттикистами: ср. примечание Lobeck’а к Phrynichus, стр. 21.

4* – О смешении εἰς и ἐν см. выше. Лука не только поставил здесь по-аттически έν, но и не аттическое выражение ἐπιστρέφειν (εἰς τὰ) ὁπίσω в смысле «возвращаться» заменил другим.

5* – Τρώγειν в эллинистическом яз. значило просто «есть», но в аттическом «есть десерт» (фрукты, орехи, миндаль); см. выше. Photius, изд. Naber'а, стр. 231: τρώγειν οὐχὶ τὸ ἐσθίειν ἁπλῶς, ἀλλὰ τὰ τραγήματα καὶ τρωκτὰ καλούμενα. У Луки не только этот глагол заменен аттическим ἤσθιον, но и расположение слов в виде τετράκωλον (4 членов) без союзов есть изысканный способ выражения.

6* – Об употреблении πτῶμα в общем смысле «труп» см. выше и Phrynich. стр. 375, изд. Lоbeсk’а.

7* – Οἰκέτεια (или οἰκετεία) в собирательном смысле «слуги» есть эллинистическое слово; у аттиков в этом значении употребляется θεραπεία: см. Lobeck к Фриниху, стр. 469.

8* – Moeris стр. 273: ὁμόδουλος ἀττικῶς, σύνδоυλоς ἑλληνικῶς («в эллинистическом языке»); по-видимому, Лука следует такой же теории, заменяя σύνδουλος описанием, хотя на самом деле σύνδουλος есть и в аттическом.

9* – Ὑποκριτής лишь в позднейшем языке употребляется в смысле «лицемер»; здесь Лука заменяет его словом ἄπιστοι «люди, которым нельзя верить»; однако, в других местах и Лука не раз употребляет ὑποκριτής в указанном смысле: см. H. Cremer, 612.

10* – Об употреблении ἴδιος в смысле «свой» см. выше.

11* – Это выражение, означающее «сводить счеты с кем», в греческой литературе не найдено.

12* – Форма аориста не аттическая: см. Lobeck к Фриниху, стр. 740.

13* – В виде восклицания εὖ γε у аттиков употребительнее, чем εὖ.

14* – Не аттическое слово: см. выше и Lobeck к Фриниху, стр. 218.

15* – «Не вздумайте»; в аттическом яз. такого значения δοκεῖν не имеет.

16* – «Ночью»: не аттический способ выражения.

17* – Употребление ὀψία (собственно, прилагательное женск. р. от ὄψιος) в качестве существительного (с подразумеваемым ὥρα) «позднее время» запрещалось аттикистами (ср. Blass, Grammatik, стр. 137 1-го изд,, 141 2-го изд. ); ὥρας πολλῆς (без γενομένης) – выражение эллинистического языка (Polyb. V, 8, 3). Из выражений, выбранных Лукою, ἡ ἡμέρα ἤρξ. κλίνειν нам неизвестно из классических авторов, но употребление κλίνειν о солнце допускалось аттикистами: Pollux IV, 158 λέγοις δ’ἂν καί κλίνοντος εἰς τὰ μεσημβρινά τοῦ θεοῦ; в выражении ὅτε ἐγέν. ἡ ὥρα слово ὥρα употреблено в смысле «пора», «определённое время», – правильно с классической точки зрения; выражение δύνοντος τοῦ ἡλίου есть у Ксенофонта.

18* – Аттикисты (Moeris 262, Hesychius под сл. ὄνος) различают μύλος «нижний жернов» и ὄνος «верхний жернов»; поэтому в классическом яз. соединение μύλος ὀνικός невозможно.

19* – О σπέρμα в смысле «потомство» см. выше и Н. Cremer, 958. Замечательно, что Лука употребляет этот гебраизм только в двух местах, из которых одно (20:28) есть цитата из LXX, а в другом (1:55) имеется в виду фраза из LXX.

20* – Γρηγορεῖν – позднейшее образование, запрещаемое аттикистами: см. выше и Lobeck к Фриниху, стр. 119. У Луки, впрочем, оно встречается в 2 местах: 12:37, 39 (в последнем месте лишь как вариант).

21* – Κρατεῖν в смысле «держать», «хватать» с вин. п. есть эллинистический способ выражения: Blass, Grammatik. стр. 100 1-го изд. [104 2-го изд.].

22* – Существительное ῥάπισμα «пощечина» – не аттическое слово и запрещается аттикистами: Phrynichus, стр. 175 изд. Lobeck’a. То же, вероятно, касается и глагола ῥαπίζειν «давать пощечину»: хотя оно и встречается 2 раза у аттических писателей – у Демосфена и комика Тимокла, но у последнего – в другом значении, а речь Демосфена, в которой оно находятся, считается не принадлежащей ему. См. W. Gunion Rutherford, The New Phrynichus (London 1881), стр. 264–265.

23* – Ῥαφίς запрещается аттикистами; в аттическом употребляется βελόνη: Phrynich., стр. 90 изд. Lob. Cp. Rutherford, The New Phrynichus, стр. 174.

24* – Κοράσιον запрещается аттикистами: Phrynich,, стр. 73 изд. Lob.

25* – Ἀγγαρεύειν «заставлять» – иностранное слово, вошедшее въ κοινή: см. выше.

26* – Κωμόπολις известно нам лишь из позднейших писателей – Страбона и византийцев.

27* – Συμβούλιον – латинизмъ: см. выше.

28* – Хотя отрицание по-гречески может быть повторено в разных формах

несколько раз (напр., Plat. Раrmen. 166А οὐδενὶ οὐδαμῇ οὐδαμώς οὐδεμίαν κοινωνίαν ἔχει), но сочетание οὐδεις οὔπω едва ли встречается в классич. языке.

29* – Форма perf. κεκάθικα – эллинистическая.

30* – Такое употребление существительного с предлогом в виде определения существительного без члена возможно и в классическом языке; но с прибавлением причастия, как у Луки, получается оборот более книжный.

31* – У Луки с причастием оборот более книжный.

32* – Употребление возвратного местоимения вместо ἀλλήλων возможно и в классическом яз. (Blass, Grammatik, стр. 166 1-го изд., 173 2-го изд.), но ἀλλήλων все-таки более «правильно».

33* – О повторении слов в разделительном значении см. выше. Но, так как это был оборот не литературный, то Лука его не употребил. Кроме того, вместо κατά он ставит аттический предлог ἀνά, который в разделительном смысле неизвестен въ κοινή и введен в эллинистическую литературу аттикистами.

34* – У Луки оборот более стройный.

35* – «Не останется камня на камне». О вин. пад. при ἐπὶ вместо аттического род. или дат. п. см. выше. У Луки здесь дат. п. по-аттически; однако, и у него в других местах есть эллинистический винительный, ншр., Лк.2:25 πνεῦμα ἦν ἅγιον ἐπ᾿ αὐτόν.

Лука иногда строит периоды лучше, чем оба другие Евангелиста (хотя, вообще, он строит их далеко не искусно), напр.

Особенно выдается у Луки употребление известного рода периодов, построенных с помощью причастных конструкций, в то же время как у других речь составлена из сочиненных предложений, напр.

36* – Вместо эллинистического оборота ἵνα с conj. (см. выше) у Луки поставлен по-аттически род. п. инфинитива, который в таком виде, – в зависимости от существительного, – въ Н. 3. встречается, главным образом, у Луки и Павла: Blass, Grammatik, стр. 229 1-го изд., [239 2-го изд.].

37* – Лука избегает здесь соединения οἷδα с вин. лица (в Лк.13:25 ὑμᾶς поставлено вследствие так наз. prolepsis subjecti вместо οὐκ οἶδα πόθεν ὑμεῖς ἐστε); однако в Лк.22:34 он сам употребляет этот оборот.

38* – Лука избегает здесь соединения ἀπαρηοῦμαι с вин. п. лица в смысле «отрицать свое знакомство с кем»; однако, в Лк.22:61 он сам употребляет этот оборот.

39* – Употребление εἷς в смысле τὶς не аттическое; см. выше.

40* – Очень любимая у аттиков игра слов.

41* – Вполне литературный аттический оборот – соединение вопросительного слова с причастием.

Обратного отношения, т. е. употребления Лукою менее литературных слов или оборотов, почти нигде нет; впрочем, ср. Μφ.24:45 τροφήν и Лк.12:42 σιτομέτριον (эллинистическое слово: Фриних стр. 383 запрещает говорить σιτομετρεῖσθαι вместо σῖτον μετρεῖσθαι). – Μф.24:48 χρονίζει μου ὁ κύριος (по-атт.), Лк.12:45 прибавлено ἔρχεσθαι (с inf. χρονίζω у аттиков не соединяется). – Μф.19:25 τίς ἄρα δύναται σωθῆναι более литературно, чем Мк.10:26 и Лк.18:26 καὶ τίς δύναται σωθῆναι. – Μф.21:46 ζητοῦντες αὐτὸν κρατῆσαι ἐφοβήθησαν τοὺς ὄχλους лучше построено, чем Μк. – ἐζήτουν αὐτόν κρατῆσαι καὶ ἐφοβήθησαν τὸν ὄχλον и Λк.20:19 ἐζήτησαν ἐπιβαλεῖν ἐπ᾿ αὐτὸν τὰς χεῖρας καὶ ἐφοβήθησαν τὸν λαόν.

Такое сравнение языка трех синоптиков наводит на мысль, что Лука пользовался Евангелиями Матфея и Марка, исправляя их язык с целью придать ему большую литературность, как это по синоптическому вопросу и утверждает одна из теорий взаимного пользования первых трех Евангелистов.

В заключение этого отдела приведем мнение о библейском языке известного знатока греческого языка, бывшего профессора Дублинского университета Магаффи (John Pentland Mahaffy), высказанное им в сочинении The Progress of Hellenism in Alexander’s Empire, Chicago-London 1905, стр. 114–115: «Рассмотрим язык синоптических Евангелий. Тут мы имеем обыкновенный греческий язык Палестины и Сирии, на котором писали люди, имевшие мало, по-видимому, претензий быть литературными знаменитостями. Они пишут наречием простым и грубым, в сравнении с аттическим; они употребляют формы, неправильные с точки зрения пуристов. Но повествовал ли кто когда-либо о великих событиях с большей простотой, с большей непосредственностью, с большей силой? Возьмем, напр., вступительную главу Евангелия от Луки: – может ли какой художник, начиная с Феокрита, показать нам идиллию более совершенной прелести? Возьмем рассказ о страданиях: – кто изображал когда-либо великое горе с более простым пафосом, с более трогательною скромностью, с более естественным достоинством? Поверьте мне, вопреки педантам всего света, что наречие, которое рассказывает такие события таким образом, не есть бедный язык, но есть отражение (outcome) великого и плодотворного умственного воспитания. Таково было воспитание, которое эллинизм внес в сирийский мир».

Изучение библейского языка далеко еще не окончено. Для LXX лексикографических исследований мало, и они недостаточны (напр., очень важно было бы проследить, одинаково ли переводится в отдельных книгах одно и то же еврейское слово, или в одних так, в других иначе), а собственно, грамматических исследований совершенно не имеется, если не считать случайных замечаний в грамматиках к Н. 3., особенно у Шмиделя, и одной главы, очень неполной, в книге проф. Н.И. Корсунского, Перевод LXX, стр. 369–465. А, между тем, это – поистине плодотворная область исследования; не надо только начинать сразу с полной грамматики LXX. Самое большее – это исследовать этимологию всего перевода сразу в связи. Но, что касается остального, то надо заняться ближайшим образом грамматическими изысканиями к отдельным книгам, синтаксические проблемы которых, в большинстве случаев, совпадают с вопросом о методе перевода, причем следует иметь в виду, что тут мы имеем дело с явлениями не настоящего разговорного греческого языка. Равным образом, необходимы были бы экзегетические работы для отдельных книг LXX. Что таких трудов до сих пор вообще нет, – это, пожалуй, самый чувствительный пробел в исследовании. Каждая книга LXX, – напр., хоть книга Псалмов, – есть совсем другая книга, чем еврейская Псалтирь. Чрезмерная буквальность и, с другой стороны, относительная свобода по сравнению с подлинником, маленькие и большие уклонения в значениях, которые бывают во всяком переводе, – все это делает из труда LXX совершенно новую книгу, которая представляет свои, особые трудности. Здесь исследователю придется работать, в сущности, еще на девственной почве. Нужно пожелать, чтобы обильная продуктивность по истолкованию В. З. направилась на непростительно заброшенную область истолкования LXX. Ведь изъяснять LXX – это значит изъяснять Библию Ап. Павла и, вообще, древнейшего христианства.

Что касается языка Н. З., то, несмотря на значительное число исследований в этой области, все-таки еще многое остается неизвестным относительно разных деталей. Кроме неясностей, происходящих от недостатка исторических сведений, напр., о «крещении мертвых ради» (1Кор.15:29), о «даре языков» (1Кор.14 и др.), апостольского «жала в плоть» (2Кор.12:7) и пр., – есть пункты лексикографического и грамматического характера, в которых между руководящими толкователями не достигнуто еще единодушия и в которых, поэтому, нужны новые разыскания. Среди лексикографических вопросов можно указать след.: ἁρπαγμός (Флп.2:6 – крайне трудное для экзегетики слово; – совсем ли исчезло, или насколько сгладилось в новозаветном языке различие между отглагольными существительными на μα, μός и σις?), τὴν ἀρχήν (Ин.8:25), ἐμβριμῶμαι (Мк.1:43, Ин.11:38 и др.), ἐξουσία (1Кор.11:10), ἐπερώτημα (1Пет.3:21), ἐπιβαλών (Мк.14:72), ἐπιούσιος (Мф.6:11, Лк.11:3), εὐπερίστατον (Евр.12:1), κατοπτρίζομαι (2Кор.3:18), κεφαλιῶ (Мк.12:4), κοσμικός (Евр.9:1), ὁδὸν ποιῶ или ὁδοποιῶ (Мк.2:23), παραρυῶμεν (Евр.2:1), προεχόμεθα (Рим.3:9), σπιλάδες (Иуд.12), συναλίζομαι (Деян.1:4), συγκρίνοντες (1Кор.2:13), τροπῆς ἀποσκίασμα (Иак.1:17), τροχὸς τῆς γενέσεως (Иак.3:6). – Далее: каково различие, и насколько оно соблюдалось новозаветными писателями, между ἄλλος и ἕτερος (напр., Гал.1:6 сл.), βούλομαι и θέλω (напр., Мф.1:19), εἰμί и ὑπάρχω (напр., Флп.2:6: труднейшее место для экзегетики!) и др.? Насколько близки между собою случаи употребления εἰς καὶ ἐν? Насколько теряется разница в употреблении падежей при некоторых предлогах (напр., πρός), существующая в классическом языке? Всегда ли εἰς τό с inf. выражает цель (намерение)? Какое различие между εἴγε καὶ εἴπερ? Всегда ли διότι значит «потому что»? Может ли ὅ τι вводить прямой вопрос в значении «почему» (Мк.9:11, 28)? Вводит ли εἰ прямой вопрос (см.)? Употребляет ли Ап. Павел 1-е лицо множ. ч. об одном себе (см. Dick) и др.?

Из, собственно, грамматических проблем упомянем след.: много ли уклонений от классической нормы в употреблены члена – πᾶς (напр., Еф.2:21; Еф.3:8; Деян.2:36; 1Тим.1:16); с νόμος; с πνεῦμα (ἅγιον); в таких сочетаниях, как Рим.5:7 (δικαίου – τοῦ ἀγαθοῦ), Рим.3:30 (πίστεως – τῆς πίστεως), 1Тим.2:26 (τῆς τεκνογονίας – πίστει κτλ.)? Соблюдается ли классическое правило об употребления члена при атрибутивном причастии (ср. 1Пет.3:19, 20 ἀπειθήσασιν)? Есть ли разница в значении между ὁ ὄχλος πολὺς и ὁ πολὺς ὄχλος (ср. Ин.12:9, 12 и Мк.12:37)? Какая разница между αὐτὸς и ἐκεῖνος в 2Тим.2:26? Употребляются ли косвенные надежи от αὐτός в возвратном значении? Всегда ли ὅστις есть просто относительное местоимение – то же, что ὅς: ср. Мф.22:2 и Мф.18:23? Какой смысл имеет род. пад. в выражениях: δικαιοσύνη Θεοῦ (Рим.1:17: трудное для экзегетики место!) πίστις Ἰησοῦ Χριστοῦ (Рим.3:22: тоже!)? Различаются ли по значению (ἀκούειν φωνῆς и ἀκούειν φωνήν (ср. Деян.9:4; Деян.22:7, 9; Деян.26:14 и F. Blass. Grammatik § 36, 5)?

Присоединим еще группу прямо экзегетических проблем, напр., Мф.6:13; Лк.12:49, 18:7; Деян.26:28, сл. Иак.4:5; 2Пет.1:20.

Укажем несколько общих вопросов, напр.: какое влияние, – если только оно было, – оказывали переписчики на язык новозаветных писаний? Какие указания, – если только они есть, – дают новозаветные тексты о месте своего происхождения? Наконец, необходимо последовать язык каждого из новозаветных писателей в отдельности.

Как мы видели, язык новозаветных авторов неодинаков: одни пишут языком более близким к разговорному, другие заботятся о литературности слога. Та же двойственность наблюдается и во все последующее время; но лишь сочинения, предназначаемые для простого народа, пишутся на живом языке того времени; вообще же, ученые христианские писатели последовали аттикистическому течению, господствовавшему тогда в литературе. Конечно, резкой границы между этими двумя категориями провести невозможно, так как и в пределах каждой из них сочинения по степени литературности своей бесконечно разнообразны, почему, в общем, мы видим в христианских сочинениях всевозможные степени литературности языка, – начиная от самого простонародного до самого изысканного подражания аттическому.

К первой категории относятся главным образом сочинения мужей апостольских (первое послание Климента Римского к Коринфянам и другое, известное под именем второго послания к Римлянам, послание Варнавы, послание к Диогнету, послания Игнатия, послание Поликарпа, мученические акты Поликарпа, Пастырь Ермы), Учение XII Апостолов, апокрифы (евангелия, деяния Апостолов, апокалипсисы) и разного рода легенды. Из них на самой низкой ступени литературности стоят Деяния Фомы, Деяния Пилата, «Апокалипсис» Ездры; напротив, Послание к Диогнету по языку есть одно из самых блестящих христианских произведений.

В теории – христианские авторы, с самых древних времен до глубины средних веков, почти все без исключения держались взгляда, что надо писать простым языком; но на практике они следовали как раз противоположному. Так, Василий Великий в известном письме к своему учителю Ливанию говорит (Migne gr. XXXII, 1084): ἡμεῖς μὲν Μωσεῖ καὶ Ἠλίᾳ καὶ τοῖς οὕτω μακαρίοις ἀνδράσι σύνεσμεν, ἐκ τῆς βαρβάρου φωνῆς διαλεγομένοις ἡμῖν τὰ ἑαυτῶν, καὶ τὰ παρ᾿ ἐκείνων φθεγγόμεθα, νοῦν μὲν ἀληθῆ, λέξιν δὲ ἀμαθῆ. Εἰ γάρ τι καὶ ἦμεν παρ᾿ ὑμῶν διδαχθέντες, ὑπὸ τοῦ χρόνου ἐπελαθόμεθα («Мы имеем общение с Моисеем, Илиею и с подобными им блаженными мужами, которые высказывают нам свои мысли на варварском языке; мы говорим то, что получили от них, – истинное по мысли, но неученое по способу выражения. Если мы и научились чему у вас, то позабыли это за давностью времени»). Но, несмотря на эту теорию, христианские авторы не могли противостоять духу времени: и действительно, трудно было писать о высоких истинах христианского учения на языке простонародном, который у всех образованных людей того времени был в презрении (как и в наше время богословы пишут, по большей части, «высоким слогом»): сам Василий Великий даже в приведенном сейчас отрывке пишет совсем не «варварским», а почти настоящим аттическим языком, и в этих нескольких строках не может обойтись без риторической фигуры (ὁμοιοτέλευτον – рифма: ἀληθῆ – ἀμαθῆ). Некоторые христианские авторы прямо находили, что и христианину не следует пренебрегать хорошим слогом: так, напр., Исидор Пелусиот говорит (Migne gr. LXXVIII, 1500): τῆς θείας σοφίας ἡ μὲν λέξις πεζή, ἡ ἔννοια δὲ οὐρανομήκης‧ τῆς δὲ ἡ ἔξωθεν λαμπρὰ μὲν ἡ φράσις, χαμαιπετὴς δὲ ἡ πρᾶξις. Εἰ δέ τις δυνηθείη τῆς μὲν ἔχειν τὴν ἔννοιαν, τῆς δὲ τὴν φράσιν, σοφώτατος ἂν δικαίως κριθείη‧ δύναται γὰρ ὄργανον εἶναι τῆς ὑπερκοσμίου σοφίας ἡ εὐγλωττία, εἰ καθάπερ σῶμα ψυχῇ ὑποκέοιτο ἢ ὥσπερ λύρα λυρῳδῷ, μηδὲν μὲν οἴκοθεν καινοτομοῦσα νεώτερον, ἑρμηνεύουσα δὲ τὰ οὐρανομήκη ἐκείνης νοήματα‧ εἰ δ᾿ ἀντιστρέφοι τὴν τάξιν καὶ δουλεύειν ὀφείλουσα ἡγεῖσθαι, μᾶλλον δὲ τυραννεῖν οἵα τε εἶναι νομίζοι, ἐξοστρακισθῆναι ἂν εἴη δικαία («У божественной мудрости язык низкий, но содержание высоко, как небо; а у светской – способ выражения блестящий, но дела пресмыкаются по земле. А, если бы кто мог совместить в себе содержание первой и способ выражения второй, то по справедливости он мог бы считаться величайшим мудрецом; ибо красноречие может быть орудием мудрости, которая выше мира, если оно будет подчинено ей, как тело душе, или как лира, играющему на ней, и не будет привносить ничего нового от себя, а будет истолковывать мысли ее, высокие как небо; если же оно извратит этот порядок и, долженствуя служить, будет думать, что оно может стоять во главе или, вернее сказать, властвовать по-царски, то его следует изгнать⁶⁷.

Нет сомнения, что и на практике теория о простоте языка применялась в христианской Церкви, отчасти даже невольно: среди пастырей, даже епископов, были люди неграмотные, не умевшие на соборах подписать своего имени: – нельзя ожидать, чтоб их проповеди отличались литературностью. Мы имеем даже прямое свидетельство об этом: Григорий Нисский о Григории Чудотворце рассказывает (Migne gr. XLVI, 937), что поставленный им в епископа Александр, бывший прежде угольщиком, однажды проповедовал в церкви, проповедь его была глубока по мысли, но груба по внешней форме; случайно в церкви был один юноша, который стал громко смеяться над проповедью Александра, потому что она не была украшена цветами аттического красноречия. Но такие проповеди простые не дошли до нас; а произведения ученых христианских авторов написаны вполне литературным языком; и притом не только богословские сочинения, которые предназначались для ученых, написаны так, но даже проповеди произносились ими на этом же мертвом, непонятном для простых людей языке⁶⁸. Об этом сохранилось свидетельство в житии св. Иоанна Златоуста. Однажды в Антиохии он говорил речь, во время которой одна женщина обратилась к нему с просьбою поучать народ на более понятном языке, и поэтому святитель впоследствии стал говорить проще: по суждению Фотия, по крайней мере, в его проповедях на книгу Бытия φράσις ἐπὶ τὸ ταπεινότερον ἀπενηνεγμένη – «слог, сравнительно, низкий». Во всяком случае, впоследствии в Константинополе Златоуста народ понимал: по свидетельству Зосимы, ἦν ὁ ἄνθρωπος ἄλογον ὄχλον ὑπαγαγέσθαι δεινός – «он умел привлечь к себе необразованную чернь»: быть может, в Константинополе и простой народ мог легче понимать литературную речь, чем в Антиохии. Вот еще факт из более поздней эпохи, когда литературный язык стал еще дальше от языка народа и еще меньше был ему понятен: ученый митрополит афинский Михаил Акоминат жаловался, что его необразованная паства не понимает его, – и таких жалоб мы имели бы тысячи, если бы народ оставил нам память о своих чувствах при слушании высокопарных проповедей своих пастырей. Чтобы судить о том, с каким презрением ученые богословы смотрели на язык простого народа, достаточно указать на следующие два факта: в IV веке какое-то неизвестное нам лицо исправляло язык в посланиях Игнатия, чтобы сделать его более литературным (Norden II, 515); а несколько столетий спустя, патриарх Николай Музалон (1147 – 1151 г.) приказал сжечь жизнеописание св. Параскевы, составленное одним крестьянином «невежественным и недостойным ангельского жития святой образом», --- очевидно, на народном языке, – и поручил диакону Василику написать другое житие святой.

Если язык проповедей был непонятен народу, то тем более могли быть не вполне понятны уже при самом своем возникновении церковные песнопения и молитвы, которые постоянно писались на литературном языке и, к тому же, еще украшались обильно цветами риторики.

Лучшими стилистами среди отцов Церкви были: в IV в. Афанасий Александрийский, Кирилл Иерусалимский, Григорий Богослов, Василий Великий, Иоанн Златоуст; в V в. – Феодор Мопсуестийский, Синезий Птолемаидский, Исидор Пелусиот. VІ-й век был поворотным пунктом в истории греческого языка вообще и церковного творчества в частности. С VII века уровень образования у греков очень понизился: – ученых людей было очень мало. Авторы того времени подражали Василию Великому, Григорию Богослову, Иоанну Златоусту, которые пользовались у них большим почетом. В своих сочинениях они старались избегать, по возможности, всего, что было свойственно обыденному языку. Но, конечно, и в эту эпоху были выдающиеся по образованию и по языку христианские авторы, напр., Иоанн Дамаскин, который в своих песнопениях не только подражал аттическому языку, но даже употреблял и древние стихотворные размеры, основанные на долготе и краткости слогов, хотя в живом языке еще задолго до того времени исчезла разница между долгими и краткими слогами: примером может служить, хотя бы канон Иоанна Дамаскина на Рождество Христово, написанный ямбическим триметром – ἔσωσε λαὸν θαυματουργῶν δεσπότης.

Необходимость изучения греческого языка для богословов так очевидна, что об этом достаточно сказать лишь несколько слов. Знаменитый гуманист Меланхтон правильно утверждал, что Свящ. Писание «нельзя понять с богословской точки зрения, если раньше оно не будет понято вполне с грамматической» – (Scripturam) non posse intelligi theologice, nisi antea sit intellecta omni ex parte grammatice, а Лютер даже «полагал, что истинное и высшее богословие есть не что иное, как грамматика» – theologiam veram et summam nihil aliud esse quam grammaticam putabat (Ernesti, Opera philol., стр. 199). И действительно, чтобы понимать Свящ. Писание, необходимо знать в совершенстве не только греческий язык вообще, но и язык каждого из библейских писателей в частности: мы видели, напр., что Евангелист Лука пишет более литературным языком, чем другие синоптики, и это может во многих случаях объяснить причину разницы в выражениях при повествовании их об одном и том же предмете, и поможет правильнее понять мысль каждого из них.

Как мы старались показать в своем изложении, библейский язык вообще не есть особое наречие греческого языка, но есть греческий язык эллинистической эпохи в форме средней, между разговорной и литературной, причем в одних писаниях он приближается к первой форме, в других – ко второй. Из этого следует, что при изучении языка Свящ. Писания необходимо изучить и язык окружающей его среды, т. е., прежде всего, эллинистический язык в разговорной и литературной его формах, а затем и греческий язык других эпох, – как более ранней, так и более поздней. «Изолирование Н. 3., – говорит Бласс (Grammatik, стр. VII 1-го и 2-го изд.), – есть дурная вещь для его уразумения и должно быть устраняемо, елико возможно».

Не менее, чем для истолкования Библии, изучение языка важно для критики – низшей и высшей. Пользование языком в этом случае, – как, конечно, всегда и везде, – должно быть разумным: небольшая разница, напр., во фразеологии различных творений одного и того же писателя не может служить непреложным доказательством того, что эти писания принадлежат разным лицам. Разница в лексическом отношении, или в стиле писателя может быть вызвана обсуждаемым предметом или характером и положением лиц, к которым он обращается, иногда даже каким-нибудь случайным, или неизвестным нам обстоятельством: замечено, напр., что Ап. Павел для выражения «во всем» употребляет в посланиях к общинам ἐν παντί, а в пастырских посланиях – ἐν πᾶσιν, между тем, в Флп.4:12 оба эти выражения соединены: ἐν παντὶ καὶ ἐν πᾶσιν. Ср. также то, что сказано выше о разнице в языке в писаниях св. Луки и Ап. Павла.

1) Русская литература по библейскому греческому языку очень бедна, – особенно, если сравнить ее с западною: в нашей литературе нет ни полного греческо-русского словаря к Новому Завету (не говоря уже о словаре к LХX), ни полного систематического руководства по грамматике Нового Завета или LXX; – можно почерпнуть лишь отрывочные грамматические сведения из комментариев к греческим текстам отдельных новозаветных писаний.

А. Миляев, Синтаксис греческого языка, с применением общих правил к Новому Завету с указанием на сходство с сим синтаксисом синтаксиса языка латинского, Москва 1847 (218 стр.). – Книга устаревшая.

С.К. Смирнов [протоиерей, ректор моск. Дух. Академии], Филологические замечания о языке новозаветном в сличении с классическим при чтении послания Апостола Павла к Ефесеям, Москва 1873 (LXIV+156 стр.). – Книга [докторская диссертация] представляет собою комментарий к греческому тексту послания и не отличается самостоятельностью. Наиболее важная часть книги – обширное введение, где подробно изложены споры гебраистов и пуристов.

Его же Особенности греческого языка новозаветного (в «Прибавлениях к изданию творений св. отцов в русском переводе за 1886 г., ч. ХХХVIII, стр. 153–156 и отд., Москва 1886). – Работа – лексического характера, представляющая разбор некоторых новозаветных слов [на основании старых пособий].

[Его же Терминология отцов Церкви в учении о Боге (в «Прибавлениях к изд. твор. св. отцов за 1885 г., ч. XXXV, стр. 537–574, и отд., Москва 1885). – Работа – совершенно такого же характера].

† Н.Ф. Фокков, К синтаксису греческого новозаветного языка и византийского, Москва 1887 (ХХIII + 291 стр.). – Книга представляет собою избранные места из Ев. Матфея на греческом языке, сопровождаемые обширным комментарием, касающимся, главным образом, синтаксиса, но также этимологии, стилистики и лексикона новозаветного языка.

Его же К чтению церковно-греческого текста, Киев 1886 (VIII + 260 стр. в 16°). Это – хрестоматия, содержащая избранные «гимны, молитвы, песнопения, а равно, и отрывки из них на греческом языке с комментарием к тексту; при выборе их «внимание обращалось на риторическое построение извлечений, на лексический материал, на славянский перевод, на общеизвестность этого перевода и под., чтобы при подробном объяснении этих выразительных примеров удобно было бы делать более или менее общие замечания о некоторых особенностях церковно-греческого языка и славянского перевод (из предисловия).

† Проф. А.А. Некрасов: Чтение греческого текста святых Евангелий, Казань 1888 (200 стр., из «Прав. Собеседника»); Чтение греческого текста Деяний и посланий апостольских, Казань 1892 (стр. 99, из «Прав. Собеседника»). [Замечания относительно тех мест русского новозаветного текста, которые не вполне соответствуют текстам греческому и славянскому (в «Православн. Собеседнике» 1884 г. № 1, стр. 17–23). Несколько недоумений, вызванных статьей в «Богословском Вестнике»: «О предположенной справе славяно-русского Нового Завета» (там же 1893 г. 145, стр. 3–7); По поводу предполагаемого пересмотра русского Нового Завета (там же 1895 г. № 11, стр. 265–269)].

О всех этих сочинениях г. Некрасова проф. Η.Н. Глубоковский дает такой отзыв: «Но и эти библейско-филологические опыты частью вполне несамостоятельны даже по сводке готового материала и частью запечатлены характером произвольного оригинальничанья, не имеющего ценности ни экзегетической, ни филологической» (см. «Христ. Чтение 1898 г. № 9, стр. 367).

† Проф. И.Н. Корсунский, Перевод LХХ. Его значение в истории греческого языка и словесности. Свято-Троицкая Сергиева Лавра 1898 (II+644+LXII+II стр.). – Это – единственная на русском языке книга, трактующая о языке LXX; но и она не всецело посвящена языку (лишь стр. 119–526 и отчасти 527–644), и ни одна сторона языка не исследована в ней сколько-нибудь полно: здесь – не систематическое изложение грамматики LXX, а лишь этюды по лексикографии, грамматике и стилистике языка LXX, не исчерпывающие предмета. Так, слова, исключительно или впервые употребляемые у LXX или имеющие особое значение у них, перечислены не все, а лишь некоторые; синтаксис LXX занимает всего 17 стр. (448–465) и содержит лишь кое-какие отдельные замечание. Кроме того, автор делает иногда такие грубые филологические ошибки, которые подрывают доверие к его выводам вообще; для примера укажем на его производство глаг. βηματίζω «от дорич. формы неопред. накл. 2 аор. βήμεναι» (стр. 128),–производство, в котором заключаются 3 ошибки: 1) автор, очевидно, думает, что βημ в βηματίζω взято прямо из βήμ-εναι, что совершенно невозможно; это так же ошибочно, как думать, напр., что в слове «житель» часть «жит» взята прямо из «жит-ь»; 2) окончание μεναι не дорическое; 3) форма корня βη тоже не дорическая; по-дорически inf. аоr. был не βήμεναι, а βᾶμεν. А вследствие неверности производства автор приходит к неверному выводу, будто βηματίζω проникло в κοινή из дорического наречия. На самом деле это слово, вероятно, ионическо-аттическое и происходит от основы βηματ существительного βῆμα – так же, как, напр., ἀναθεματίζω от основы ἀναθεματ существительного ἀνάθεμα. Вообще, книга † проф. И.Н. Корсунского в филологическом отношении неудовлетворительна, и мы не согласны с проф. Η.Н. Глубоковским («Христ. Чт.1898 г., № 9. стр. 367), дающим о ней похвальный отзыв. [Но там сказано только следующее: «Филологическая опытность и широко-разностороннее библейское изучение сообщают этому труду печать солидной научной серьезности, и автор по местам предвосхищает обрисовывающиеся задачи библейской филологии. Но, видимо, и он был сильно связан недостатком союзников и помощников... Посему у него получился труд громадных размеров с значительным разнообразием обсуждаемых материй. При всем том не все вопросы рассмотрены одинаково детально, не все пункты освещены с равной отчетливостью и не все детали обоснованы с доскональною точностью, хотя, в общем, все сочинение поучительно, а некоторые отделы (особенно грамматика LXX-ти) обследованы вполне удовлетворительно». Кроме официальных отзывов профф. Г.А. Воскресенского и В.Н. Мышцына об этой докторской диссертации в «Журналах Совета моск. Дух. Акад.» см. еще тоже официальную рецензию (по поводу соискания автором Макариевской премии через Учебный Комитет при Св. Синоде) † проф. А.А. Некрасова в «Христ. Чт.» 1900 г., 9, стр. 425–452 – Н.Н. Г]..

[Его же К истории изучения греческого языка и его словесности в Московской Духовной Академии, Сергиев Посад 1894 (72 + ХХХVII стр.); «актовая речь» по оттиску из «Богословского Вестника» за 1893 г]..

[Его же О подвигах Филарета, митрополита Московского, в деле перевода Библии на русский язык; историко-критическое исследование в «Сборнике, изданном Обществом любителей духовного просвещения по случаю столетнего юбилея со дня рождения Филарета, митрополита Московского», т. II (Москва 1883), стр. 215–666].

[Его же Филарет, митрополит Московский, в его отношениях и деятельности по вопросу о переводе Библии на русский язык, Москва 1886 (169 стр.，из «Правосл. Обозрения»].

[Его же Труды Московской Духовной Академии по переводу Св. Писания и творений св. Отцов на русский язык за семьдесять пять лет (1814–1889) ее существования в «Прибавл. к твор. св. отцов» за 1889 г. (ч. XLIV, стр. 419–587), 1890 г. (ч. XLV, стр. 341–405) и 1891 г. (ч. XLVII, стр. 483–614); исследование не закончено с обещанием продолжения, которого – по неизвестным причинам – не последовало; имеются сброшюрованные оттиски в 358 страниц – без последних 607–614 страниц журнала].

[Его же Памяти Святителя Филарета, митрополита Московского: к истории редакции русского перевода Священного Писания, Москва 1894 (74 стр., из «Душеполезного Чтения].

[Филаретовские замечания изданы (под редакцией А.В. Гаврилова) в книге: «Труды митрополита Московского и Коломенского Филарета по переложению Нового Завета на русский язык, Спб. 1893 (Х+238 стр.)].

Н.Н. Г. (= проф. Н.Н. Глубоковский), Современное состояние и дальнейшие задачи изучения греческой Библии в филологическом отношении («Христ. Чтение» 1898 г., № 2, стр. 365–400). Статья эта представляет перевод брошюры проф. G. Adolf Deissmann, Die sprachliche Erforschung der gritchischen Bibel, ihr gegenwartiger Stand und ihre Aufgaben, Giessen 1898, с предисловием (стр. 365–372) и примечаниями проф. Н.Н. Глубоковского. Н.Н. Г. (проф. Н.Н. Глубоковский), Греческий язык Библии, – особенно в Новом Завете, – по современному состоянию науки («Христ. Чтение» 1902 г., № 7, стр. 3–86). – Статья эта состоит из двух частей: из перевода (стр. 6–18) реферата (Vortrag) проф. Albert Thumb, Die sprachgeschichtliche Stellung des Biblischen Griechisch («Theologische Rundschau» V, 3 [Marz 1902], стр. 85–99) и из изложения (стр. 18–35) библиографической статьи проф. Ad. Deissmann, Die Sprache der griechischen Bibel («Theologische Rundschau» V, 2 [Februar 1902], стр. 58–69), с предисловием (стр. 3–6) и добавлениями проф. Н.Н. Глубоковского. [Обе эти статьи (в переводе г. Γρηγόριος X. Παπαμιχαήλ, Григория Христоф. Папа-Михаила, ныне редактора-изд. в Александрии журнала Ἐκκλησιαστικὸς φάρος) на новогреческом языке под заглавием: Ἡ κοινὴ (ἑλληνικὴ) γλῶσσα τῶν ἁγίων γραφῶν καὶ δὴ τῆς καινῆς διαθήκης κατὰ τὰ πορίσματα τῆς συγχρόνου ἐπιστήμης (Κριτικὴ φιλολογικὴ ἀνασκοπή)… перепечатаны в «фельетонах» еженедельной греческой газеты, издаваемой в Триесте, «Νέα ἡμέρα» в №№: 1525, 1527, 1528, 1529 (2503, 2505–2507) за 20 февраля (5 марта), (6 (19), 13 (26) марта и 20 марта (2 апреля) 1904 г]..

Иеромонах [епископ] Георгий (Ярошевский), Соборное послание cв. Апостола Иакова; опыт исагогико-экзегетического исследования, Киев 1901 (VIII + 299 + XVII стр.). Главную часть книги [магистерской диссертации] составляет комментарий, где автор касается и языка.

Проф. Николай И. Сагарда Первое соборное послание святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова. Исагогико-экзегетическое расследование, Полтава 1908 (ХХII + 640 + II стр.). Главную часть книги [тоже магистерской диссертации составляет комментарий, где автор касается и языка [см. о ней и у проф. Н.Н. Глубоковского в «Христ. Чтении» 1904 г. № 26, стр. 857–877].

Ф.Е. Корш, Мысли о происхождении новогреческого языка (в «Летописях Историко-филологического Общества при Императорском Новороссийском Университете» за 1896 г., Византийское отделение III, стр. 279–294). – Автор статьи – известный знаток классической филологии, бывший профессор Московского Университета, ныне ординарный академик Академии Наук. В этой прекрасной статье говорится о происхождении и истории κοινή. [Впрочем, этот трактат – совершенно общего характера и касается библейского языка лишь несколькими мимоходными строками].

[Проф. Д.И. Богдашевский. Послание святого Апостола Павла к Ефесянам; исагогико-экзегетическое исследование, Киев 1904 (VII+698 стр.). – В этой докторской диссертации уделяется немало внимания языку новозаветному, особенно же писаний св. Ап. Павла. – Кроме официальных отзывов и. д. доц. В.И. Экземплярского и проф. К.Д. Полова в «Журналах Совета Киевской Дух. Академии» за 1904 г. (стр. 132–156; 156–169) см. еще рецензию проф. Η.Н. Глубоковского в «Правосл. Собеседнике». 1906 г. №№ 4 и 5, а в частности, о новозаветном языке № 5, стр. 167–169].

[Его же Объяснительные замечания к наиболее трудным местам соборного послания св. Ап. Иакова, Киев 1894 (30 стр., из «Трудов Киевской Духовной Академии» 1894 г., № 9, стр. 116–145). – По самой задаче работы, автор должен был здесь постоянно касаться филологических вопросов].

[Проф. М.Д. Муретов, О предположенной справе славяно-русского текста Нового Завета в «Богословском Вестнике» 1892 г. № 10, стр. 122–135. – См. об этой статье указанную выше заметку проф. А.А. Некрасова].

[Его же Отзыв о переводе песней св. Романа проф. П.И. Цветкова, Св.-Тр. Сергиева Лавра 1903 (39 стр., из «Богословского Вестника» 1903 г. №№ 1 и 2); – здесь немало данных и наблюдений относительно церковно-песнотворческого языка].

[Его же Новозаветная песнь любви (1Кор.12:31, 14, 1) сравнительно с «Пиром» Платона и «Песнию Песней», Св.-Тр. Сергиева Лавра 1903 (92 стр., из «Богословского Вестника» 1903 г. №№ 11 и 12). – В этой «актовой речи» много замечаний о новозаветном (Павловом) языке, – особенно со стороны «поэтического» строя].

[Еп. (архиеп.) Никанор (Каменский), Экзегетико-критическое исследование послания св. Ап. Павла к Евреям (Казань 1914), стр. 252–282: «Общие замечания о языке и изложении послания» (к Евреям); однако эти «замечания» данной докторской (Казанской) диссертации не отличаются ни самостоятельностью, ни достаточной отчетливостью].

[Проф. К.Д. Попов, Блаженный Диадох (Ѵ-го века), епископ Фоники Древнего Эпира, и его творения, т. |I-й, Киев 1903 (ХХХIѴ+620 стр.). – Много данных об отеческом (особенно – аскетическом) языке. – Кроме официальных отзывов проф. о. И.Н. Королькова и † Μ.Ф. Ястребова об этой докторской диссертации в «Журналах Совета Киевской Дух. Академии» за 1903 г. см. еще особую брошюру проф. А.А.Дмитриевского, Спб. 1905].

[С.Μ. Зарин, Аскетизм по православно-христианскому учению, т. I, кн. 1–2, Спб. 1907, здесь выясняется немало греческих терминов аскетического вокабуляра, небезразличных для библейского греческого языка; в кн. II; стр. 683–637 помещен «указатель важнейших аскетических терминов»].

[† Свящ. Н. Малиновский, Греческий словарь на Евангелие от Матфея для воспитанников IV класса, Москва 1870 (50 стр.), издание Лицея Цесаревича Николая. Это – совершенно элементарная книжка].

За неимением специальных греческо-русских лексиконов к Н. З., лучше всего при чтении Н. З. употреблять «Греческо-русский словарь по Бензелеру, изд. Киевского отделения Общества классической филологии и педагогики, Киев» (1-е изд. 1881 г.; 2-е изд., исправленное и дополненное, – 1890 г.), в котором содержатся и слова Н. З. (кроме Апокалипсиса) [но в филологическом отношении, пожалуй, выше «Греческо-русский словарь» † проф. А.Д. Вейсмана, 5-е изд. Спб. 1899]. Для чтения LXX и церковной литературы из греческо-русских словарей наиболее пригоден, да и то не вполне, «Греческо-русский словарь бр. Коссовичей, изданный иждивением Департамента Народного Просвещения, Москва 1848».

2) Иностранная литература по нашему предмету, – преимущественно на немецком и английском языках, – очень богата. Подробно она указана в статье проф. Ad. Heissmann’a Hellenistisches Griechisch (mit besonderer Berücksichtigung der griechischen Bibel), помещённой в «Realencyclopädie für protestantische Theologie und Kirche», begründet von † J.J. Herzog, 3 Auflage herausgegeben von D. А. Hаuck, том VII (Leipzig 1899), стр. 627–639 [и в его отчетах в «Theologische Rundschau» V, 2 (Februar 1902), S. 58–69, IX, 7 (Juni 1906), S. 210–229, равно, в ежегодных отчетах разных авторов в «Theologischer Jahresbericht», а – со включением отеческой письменности – см. у Dr. phil. К. Μ. (Dr. А. Förster), Repertorium christiano-classicum: Unser (altsprachlich –) christlicher Klassiker-Schatz, Verlag der «Selbstbildung» in Augsburg (Bayern) 1903, стр. 44: см. и «Theol. Rundschau» IX, 7, S. 216). Литература (русская и иностранная), касающаяся языка LXX, подробнее всего указана во введении к упомянутой выше книге † проф. И.Н. Корсунского «Перевод LXX» [но см. еще Henricus Anz, Subsidia ad cognoscendum Graecorum sermonem e Pentateuchi versione Alexandrina repetita в «Dissertationes philologicae Halenses» vol. XII, pars I, Halis Saxonum 1894, стр. 259–387; см. «Христ. Чтение» 1898 г. № 9, стр. 386]. Мы приведем здесь из иностранной литературы наиболее важные и необходимые сочинения, которых, впрочем, вполне достаточно для хорошего общего ознакомления с предметом и для чтения греческой Библии, не упоминая многочисленных комментариев к ней.

I. По истории κοινή:

Prof. Albert Thumb, Die griechische Spraсhe im Zeitalter des Hellenismus. Beiträge zur Geschichte und Beurteilung der κοινή. Strassburg 1901 (VIII+275 стр.).

[Prof. A. N. Jannaris, The True Meaning of κοινή в «Classical Review» ХVII, 2, p. 93–96, где автор (специалист новогреческого языка) доказывает, что «κοινή нужно понимать не как нечто недиалектическое, а как общий диалектам литературный греческий язык»; ср. и в «Theologischer Jahresbericht» ХХIII (für 1903), III Abth.; Das Neue Testament (Berlin 1904), S. 246. – О работе P. Kretschmer’a, Die Entstehung der Koine см. «Христ. Чтение» 1902 г. № 7, стр. 21. – Prof. А. Thumb, Prinzipienfragen der Koine-Literatur в «Neue Jahrbücher für das klassische Altertum» XVII (1906), S. 246–263; в этом трактате, читанном на гамбургской конференции филологов, автор высказывается против допущения семитизмов и арамаизмов в греческом новозаветном языке даже для таких сочетаний, как σὺ τίς εἶ, ποῦ ἐστιν εκεῖνος, καὶ λέγει τὶ κλαίεις, у Мф.11:5, 16 ἀπέχουσι понимает эквивалентно ἔλαβον или ἔσχον, т. е. за наст. вp. аористное (в смысле прошедшего) и утверждает асийское происхождение Евангелия Иоаннова по предпочтению писателем ἐμός вместо ἐμοῦ и μοῦ. Напротив, семитскую стихию в греческом библейском языке удостоверяют Prof. Dr. Henry Barclay Swete, The Apocalypse of St. John, London 1906, p. CXX, и Prof. Dr. Eb. Nestle в «Zeitschrift fur die neutestamentliche Wissenschaft» VII (1906), 3, S. 279–280 (см. ниже) для Мф.10:32 и Лк.12:8, где якобы «сириазм»; ср. еще «The Expositor» 1907, I, p. 90–92, и «Biblische Zeitschrift» V (1907), 1, S. 70. А. Thumb, Die Forschungen über die hellenistische Sprache в «Archiv für Papyrusforschungen» II (1905), S. 396–427, III (1906), S. 443–473; здесь обстоятельные критические отчеты по 1904-й год с поименным указателем авторов].

II. По грамматике κοινή:

Prof. Karl Dieterich, Untersuchungen zur Geschichte der Griechischen Sprache von der hellenistischen Zeit bis zum 10. Jahrhundert n. Chr. = «Byzantinisches Archiv», Heft. 1, Leipzig 1898 (XXIV + 326 стр.). – Автор, – по его собственным словам, – «исследует, исходя от новогреческого языка, все явления в κοινή, замечательные в фонетическом и морфологическом отношениях, главным образом, на основании надписей и новооткрытых папирусов, и старается таким путем установить происхождение различных явлений». Это сочинение богато отдельными замечаниями к LXX и Н. З.; но синтаксиса κοινή оно не касается. [См. «Христ. Чтение» 1902 г. М 7, стр. 21–22].

[Stanislaus Witkowski, Prodromus Grammaticae papyrorum Graecarum aetatis Lagidarum, Cracoviae 1897 (из XXVI тома изданий (classis philologicae) Academiae Litterarum Cracoviensis), стр. 65].

Eduard Schweizer, Grammatik der Pergamenischen Inschriften; Beiträge zur Laut – und Flexionslehre der gemeingriechischen Spraсhe, Berlin 1898 (VIII+212 стр.). – Эта книга также не касается синтаксиса.

[Prof. Dr. Edwin Mayser, Grammatik der griechischen Papyri aus der Ptolemäerzeit mit Einschluss der gleichzeitigen Ostraka und der in Aegypten verfassten Inschriften: Laut – und Wortlehre, Leipzig 1906, XIV+ 538 стр]. Это – книга первостепенной важности для изучения грамматики эллинистического языка: вся этимология изложена во всех подробностях с указанием мест на папирусах, где встречается каждая форма. Синтаксиса в ней нет.

[А. N Jannaris, The Digamma, Koppa, and Sampi as Numerals in Greek в «The Classical Review» за апрель 1907 г].

Gualtherus Kuhring, De praepositionum graecarum in chartis Aegyptiis usu quaestiones selectae, Bonnae 1906, 57 стр].

По синтаксису κοινή ни одного систематического руководства не имеется [но см. Dr. Fr. Völker: Papyrorum graecarum syntaxis specimen (de accusativo; accedunt II tract. de – ν et –ς finali) dissertatio philologica, Bonnae 1900 (37 стр.); Syntax der griechischen Papyri I: Artikel в «Beilage zu dem Jahresberichte über das Realgymnasium zu Münster i. W. für Schuljahr 1902», Progr. № 433, Münster 1903, 20 стр.].

[Lic. theol. Gottfried Tieme, Die Inschriften von Magnesia am Mäander und das Neue Testament; eine sprachgeschlichtliche Studie, Göttingen 1906 (43 стр.). В этой брошюре, обозревающей грамматику, синтаксис, лексикон и ономатологию, есть особый отдельчик (стр. 33–38) под заглавием: Zum Wortschatz der Pastoralbriefe; см. о ней Ad. Deissmann в «Theologische Literaturzeitung» 1906, 8, Sp. 234].

III. По грамматике и лексикографии аттикизма:

Prof. Wilhelm Schmid, Der Atticismus in seinen Hauptvertretern von Dionysius von Halikarnass bis auf den zweiten Philostratns. Stuttgart 1887–1897, 5 томов (XIX+432, 316, 350, 734, IV+234 стр.). – При исследовании языка атгикистов (этимологии, синтаксиса, лексикона) Шмид постоянно привлекает также и памятники современного аттикистам живого языка, особенно LXX и Н. З. – отчасти для сравнения, отчасти для обнаружения влияния, которое оказывал живой язык даже и на фанатиков искусственного языка. Поэтому подробный указатель к сочинению Шмида, занимающий весь 5-й том, есть прекрасное пособие также и для грамматика, и лексикографа Библии. [См. «Христ. Чтение» 1902 г. № 7, стр.22–23].

[О диалектах вообще и в частности об «эллинистическом греческом языке» см. еще у E. А. Sophocles, Greek Lexicon of the Roman and Byzantine Periods (from В. C. 146 to A.D. 1100), New York 1887, p. 1 sqq]..

IV. По языку Библии.

[Для общего обозрения – кроме соответствующих трактаций и заметок в разного рода «Введениях», иногда очень ценных (напр., у проф. Theodor Zahn’a), а также кроме экзегетических трудов– см. еще «энциклопедические» статьи проф. Ad. Deissmann’a у Герцога-Гаука (выше, и ср. в «Христ. Чтении» 1902 г., №7, стр. 20), Μ. abbe Joseph Viteau, Grec biblique в Dictionnaire de la Bible publie par F. Vigоurоux, t. III (Paris 1903), col. 312–331, Rev. Prof. D. S. Margoliouth, Language of fhe Apocrypha в A Dictionary of the Bible ed. by James Hastings, vol. III (Edinburgh 1900), p. 36–36, Rev. Prof. Joseph Henry Thayer († 26 ноября 1901 г.), Language of the New Testament ibid. III, p. 36–43 (см. «Христ. Чтение» 1902 г. № 7, стр. 23–24). – Prof. H. В. Swete, An Introduction to the Old Testament in Greek, Cambridge 1900, 2-e изд. London 1902].

[Для LXX-ти имеется (в College Series of Greek Authors edited under the Supervision of John Williams White and Thomas Day Seymour, Editors, Charles Burton Gulick, Associate Editor), собственно, лишь одна новейшая специальная книга: Selections from the Septuagint according to the Text of Swete by F. C. Conybeare, Μ. A., Ex Fellow of University College, Oxford, and St. George Stock, Μ. A. Oxon., Pembroke College, Oxford, Ginn & Company: Boston-New York-Chicago-London (1915), VI+313 cтp. В этой книге вспомогательно-учебного характера – после «предисловия» – сообщаются во «введении» следующие сведения: Александрия (стр. 1–4), письмо Аристея (4–8), вдохновенность LXX-ти (8–10), подлинно ли письмо Аристея? (10–14), дата LXX-ти (14–16), возражения против истории Аристея (16), переводы Ветхого Завета до LXX-ти (16). переводы В. 3. после LXX-ти: Акилы, Феодотиона, Симмаха, анонимные, экзаплы и тетраплы Оригена, рецензия Лукиана (17–19), превосходство LXX-ти по сравнению с Вульгатой и их значение для толкования Нового Завета (19–21), эллинистический греческий язык (21–24). Дальше идут грамматика греческого языка LXX-ти (25–49), синтаксис (50– 97), – все с примерами, – образцы из Быт. ХХХVII, XXXIX, XL–XLV (101–142). Исх. I–ХII, XIV–ХV (143–299). Числ. XXII–XXIV (201–221). Суд. ХIII–ХVI (223–245). 1Цар. ХVII (247–258). 3Цар. XVII–XX. 4Цар. I–II (259–290). 4Цар. ΧVIII–XIX (291–308); на стр. 98–100 содержится «оглавление» к грамматике и синтаксису, а на стр. 309–313 – греческий индекс к тексту и примечаниям, какими обильно снабжены перечисленные выше «образцы», каждый из которых предваряется соответствующим «введением»].

[N. St. John Thackeray, Renderings of the Infinitive Absolute in the LXX в «The Journal of Theological Studies» IX, 36 (July 1908), p. 597–601].

[Y. Psichori, Essai sur le Grec de la Septante в «Revue des etudes juives» 1908, Avril, p. 161–203].

[Dr. Robert Helbing, Professor am Mädchengymnasium in Karlsruhe, Grammatik der Septuaginta: Laut – und Wortlehre, Göttingen 1907, ΧVIII +149 стр].

[Max L. Margolis, Studien im griechischen alten Testament в «Zeitschrift für die alttest imentliche Wissenschaft» XXVII (1907), 2, S. 212–270].

[Его же Καίεν (einschliesslich der Komposita und Derivata) und seine hebräischaramäischen Aequivalente im Gräzismus des Alten Testaments ibid. XXVI (1906), 1, S. 85–89].

[Его же «Λαμβάνειν» (including Compounds and Derivata) and its hebrew-aramaic Equivalents in Old Testament Greek в «The American Journal of Semitic Languages and Literatures» ХХII (1906), p. 110–119].

[Вообще, о библейском (новозаветном) языке см. Prof. J. Wellhausen, Einleitung in die drei ersten Evangelien (Berlin 1905), S. 9–43: Das Griechisch der Evangelien; Stilistisches; Satzbau und Satzverbindung. Einzelne Satzteile; Lexikalisch s; Schluss].

[† Prof. Karl Friedrich Hösgen, Der Text des neuen Testaments в «Biblische Zeit und Streitfragen zur Aufklärung der Gebildeten» herausg. von Dr. J. Boehmer und Dr. Kropatschek I, 7 (Gr. Lichterfelde – Berlin 1905), S. 3–5].

[Prof. Ernest De Witl Burlon, The Prosent Problems of New Testament в «The American Journal of Theologe» IX, 2 (April, 1905), p. 210–212].

2. Сочинения более общего хараκтepа:

[Prof. Ulrich von Willamowitz – Moellendorff, Die griechische Literatur des Altertums (с 700 г. до p. Хр. по 529 г. по р. Хр.) в серии: Die Kultur der Gegenwart herausg. von Paul Hinneberg, Theil I, Abth. VIII (Berlin und Leipzig 1905), S. 1–236; Cм. Ad. Deissmann в «Theologische Literaturzeitung» 1906, 8, Sp. 238].

[Prof. Karl Krumbacher, Die griechische Literatur des Mittelalters у Hinneberg I, VIII, S. 237–285].

[Prof. Jacob Wackernagel, Die griechische Sprache у Hinneberg I, VIII, S. 285–312].

[Charles H. Hoole, The Classical Element in the New Testament, c onsidered as а Proof of its Genuineness: with an Appendix of the Oldest Authorities used in the Formation of the Canon, London 1888, 146 стр].

[Late Rev. William Henry Simcox, The Language of the New Testament, second edition, London 1802, ХII+226 стр].

[† Prof. A. Tholuck, Beiträge zur Sprächetklärung des Neuen Testaments, 1832].

[W. H. Guillemard, Hebraisms in the Greek Testament, Cambridge 1879].

[Schilling, Commentarius exegetico-philologicus in hebraismos N. T., Malines 1886].

[De Pauly, Ὀρϑοτομία, sive de N. T. dialectis accentibusque, Lyon 1890].

[D. E. F. Böckel, De hebraismis N. T. I, Lipsiae 1840].

[Rev. Prof. Alex. Souter, Some Thoughts on the Study of the Greek New Testament в «The Expositor» 1904, II, p. 133–146].

[Prof. Dr. Hermann Freiherr von Soden, Die Schriften des Neuen Testaments in ihrer ältesten erreichbaren Textgestalt hergestellt auf Grund ihrer Textgeschichte, Bd. I, Abt. 2 (Berlin 1906). § 301–320, S. 1360–1419, где рассматриваются следующие пункты: ореография; фонетика; различное образование или разный род (genus) слов; грамматика: языковые средства выражения, поскольку они не изменяют смысла; не затрагивающие смысла изменения в синтаксисе].

[Rev. Prof. James Hope Moulton,The Science of the Language and the Study of the New Testament, Manchester 1906, 32 стр]..

[A. Roberts, А Short Proof that Greek was the Language of Christ (London 1894?); «The Classical Review» 1894 r. №№ 4 и 5 и «The Dublin Review» 3a 1894 г., июль].

[A. T. Robertson, New Testament Greek Syllabus for Junior Greek Class, Louisville (Ky.) 1900 (IV+99 cтp.); см. «Христ. Чтение» 1902 г. № 7, cтp. 4, прим. 1].

[Prof. G. Adolf Deissmann (биографические сведения и обзор трудов его см. у Lionel R. Μ. Strachan в «The Expository Times» XVII, 12, September 1906, p. 535–540, и ср. ״Энц.“ IV), Die neutestamentliche Formel «in Christo Jesu» untersucht, Marburg 1892; диссертация эта содержит немало филологических наблюдений и соображений в тоне известных работ этого автора].

[Его же, Die Hellenisierung des semitischen Monoteismus, Leipzig 1903; оттиск из «Nene Jahrbücher für das klassische Altertum, Geschichte und Literatur» зa 1903 r.. с сохранением пагинации журнала].

[Его же Die griechische Bibel в «Die Studierstube» herausg. von Dr. J. Boehmer I (Stuttgart 1903), 1, S. 10–13].

[Его же Ein Original-Dokument aus Diocletianischen Christenverfolgung: Papyrus 713 des British Museums herausgegeben und erklärt, Tübingen und Leipzig 1902, 36 cтp. и снимок].

[Его же и о том же «документе»: Der Brief des Psenosiris в «Die Studierstube» I (1903), 12 (по оттиску 8 cтp.); есть и английский перевод: The Epistle of Psenosiris, an original Document from the Diocletlan Persecution].

[Его же Papyrus und Papyri в Realencyclopädie von Herzog-Hauck XIV (Leipzig 1904), S. 667–675].

[Его же Das Neue Testament und die Schriftdenkmäler der römischen Kaiserzeit в «Jahrbuch des freien deutschen Hochstifts» 1905 (Frankfurt а Μ.), S. 80–96].

[Его же отчет о «The Hibeh-Papyri part I» в Theologische Literaturzeitung» 1906, № 20, Sp. 547–548, где есть специальныя замечания об ἀποστάσιον, εἰς τὸ ὄνομα и 1 Κορ. XV, 32 (якобы возможно, что это цитата из Еврипида)!

[Его же The New Testament in the Light of recently discovered Texts of the Graeco-Roman World в «The Expository Times» ХVIII, 1 (October 1906), p. 8–15, ХVIII, 2 (November 1906), p. 57–63, ХVIII, 3 (December 1906), p. 103–108, ХVIII, 5 (February 1907), p. 202–211, ХVIII, 7 (April 1907), p. 305–310 и отдельно под заглавием: New Light on the New Testament from Records of the Graeco-Roman Period, Edinburgh 1907].

[Его же Barnabas в «Zeitschrift für die neutestamentliche Wissenschaft» VII (1906), I, S.91–92; здесь даются дополнения к стр. 175–178 Bibelstudien автора].

[Его же The Philology of the Greek Bible, is Present and Future (I. The Greek Bible as Compact Unity. Now Lingaistic Recorods. II. The Problem of «Biblical» Greek. III. Septuagint Philology. IV. New Testament Philology) в “The Expositor“ 1907, X, p. 289–302, XI, 425–435, XII, 506–520; 1903, I, 61–75 и отдельно: London 1903, с предисловием и маленькими дополнениями, Х+147 стр.)

[Его же Licht vom Osten: das Nene Testament und die neuentdeckten Texte der hellenistisch-römischen Welt. Tübingen 1908, X+364 стр]. (Prof. Dr. Paul Wendland, Zur ältesten Geschichte der Bibel in der Kirche в «Zeitschritt für die neutestamentliche Wissenschatt» I (1900), 4, S. 267–290].

[Его же Christentum und Hellenismus in ihren litterarischen Beziehungen: Vortrag в «Neue Jahrbücher für das klassische Altertum, Geschichte und deutsche Literatur» зa 1902 г. и в отд. оттиске, Leipzig, 902].

Dr. Eberhand Nestle, Zum neutestamentliehen Griechisch в «Zeitschrift für die neutestamentliche Wissenschaft» VII (1906), 3, S. 279–280, где автор защищает мысль о значительных семитических влияниях на библейский греческий язык; см. выше].

[Его же Ἐνδιηλλαγμένος in I (III) Reg. 22, 47 и G. Jahn о том же в «Zeitschrift der deutschen morgenländischen Gesellschaft» LIX, S. 735 сл., LX, 243 сл. 375].

[Prof. Dr. C. F. Georg Heinrici, Der litterarische Charakter der neutestamentlichen Schriften, Leipzig 1908 (VIII + 127 стр.); здесь в пяти главах обсуждаются следующие пункты; I. Zur Geschichte der Probleme. II. Hellenismus und Judentum. III. Die Ursprungsbedingungen des neutestamentlichen Schrifttums. IV. Die literarischen Formen der neutestamentlichen Schriften. V. Die Ausdrucksmittel].

[Prof. Dr. Hans Lietzmann, Die klassische Philologie und das Neue Testament в «Neue Jahrbücher für das klassische Altertum, Geschichte und deutsche Literatur und für Pädagogik» herausg. von Joh. Ilberg und Bernh. Gerth 1908, 1, S. 7–21].

[Dr. phil. Alexis Schumann, Paulus an Philemon (Leipzig 1908), S. 34–40 (о письмах и посланиях Павловых с формально-литературной стороны].

[George Мilligan, St. Paul’s Epistle to the Thessalonians (London 1908), p. 121–130 (St. Paul as а Letter-Writer), 131–132 (об эпистолярном множественном у Ап. Павла), 141–144 (об εὐαγγελίον, εὐαγγελίζομαι), 145–151 (παρουσία, ἐπιφάνεια, ἀποκάλυψις), 152–154 (ἀτακτέω und its cognates). 155–157 (on the meaning of κατέχω].

[Georg Benedict Winer’s Grammatik des neutestamentlichen Sprachidioms. 8 Auflage, neu bearbeitet von D. Paul Wilh. Schmiedel. I Theil: Einleitung und Formenlehre, Göttingen 1894 (XVI+144 стр.). II Theil: Syntax, Göttingen 1897–1898 (вышло доселе только 2 тетради: 145–272 стр.) [хотя обещано продолжение при сотрудничестве Eduard Schwyzer: см. «The Expositor» 1908, 1, p. 64; почему, в целом, пока приходится пользоваться 7-м изданием под ред. проф. L. Lunemann’а Leipzig 1867]. – Грамматика Винера, 1-е издание которой вышло еще в 1822 г. [и которая была издана на английском языке в двух переводах – W. Мoulton’а (Edinburgh) и J. Н. Thаyer'а в Andover, 1883 г., имела целью бороться против безграничного произвола в толковании новозаветного языка, о чем мы говорили. В течение более полустолетия эта книга, выходящая теперь 8-м изданием, имела решающее значение для истолкования греческого текста Н. З. За этот долгий промежуток времени книга, несмотря на частичные исправления, значительно устарела, и новый издатель ее проф. П.В. Шмидель переработал ее так, что получилось почти совсем новое сочинение. Грамматика Винера-Шмиделя отличается подробностью, точностью и стоит на высоте науки; работы, вышедшие в свет до нее, использованы добросовестно [она также богата библейско-экзегетическими применениями, хотя далеко не всегда бесспорными именно по своей экзегетической ценности]. По вопросу об иудейско-греческом языке Шмидель, хотя частью и держится старой точки зрения (мнение его об этом выражено не очень ярко), но, по-видимому, не является непримиримым противником Дейсмана. Одно из важных достоинств этой грамматики то, что автор в спорных грамматических вопросах, давая свое решение, приводит, однако, и подвергает разбору также и те мнения, которым он не сочувствует, давая, таким образом, читателю возможность самому обсудить вопрос. Еще одно из достоинств этой грамматики то, что в ней постоянно делаются указания и на соответствующие явления языка LXX, что очень важно при отсутствии полного специального руководства по грамматике LXX. Хорошим дополнением к I части этой грамматики (этимологии) служит обширная рецензия на нее W. Schmid'a. в журнале «Göttingische gelehrte Anzeigen» 1895 г., № 1, стр. 26–47, содержащая много поправок и добавлений к ней, главным образом, на основании папирусов. [См. еще Fr. Blass в «Theologische Literaturzeitung» 1894, 21, Sp. 532–534; Ad. Hilgenfeld в «Berl. Philolog. Wochenschrift» 1895, 40; «Христ. Чтение» 1898 г. № 9, стр. 392–394].

† Prof. Friedrich Blass, Grammatik des Neutestamentlichen Griechisch, Göttingen: 1-е изд. 1896 r. (XII+329 стр.), 2-е изд., исправленное и дополненное, 1902 г. (ХII+348 стр.). – Книга [имеющаяся и в английском переводе H. Thackeray, London 1898] содержит этомологию и синтаксис в полном обеме, но изложенные менее пространно, чем у Винера-Шмиделя. Обе книги предполагают в читателе знакомство с элементарною грамматикой классического языка и потому не дают, напр., полных образцов склонений и спряжений новозаветного языка, а указывают лишь на отступления этого последнего от классического. Касаясь мест новозаветного текста, где есть в рукописях разночтения, Блясс указывает, как в какой рукописи читается, а Винер-Шмидель указывает, как в каком издании читается. Блясс менее, чем Винер-Шмидель, касается языка LXX, но зато он исследовал грамматически и включил в свою книгу материал из «Пастыря» Ермы, Послания Варнавы и Клементинской литературы. Одним из достоинств труда Блясса является также его отношение к вопросу о новозаветном языке: он стоит на точке зрения Дейсмана. Как и следует ожидать от Блясса (он – известный авторитетный профессор классической филологии), в частностях его работа содержит много прекрасных наблюдений [но экзегетических применений у него меньше и они излагаются весьма сжато]. Главный недостаток сего труда, по сравнению с Винер-Шмиделем, – это склонность автора категорически решать спорные вопросы и игнорировать другие способы грамматического обяснения, заслуживающие внимания (что касается главным образом синтаксиса), а это может иногда ввести в заблуждение неопытного читателя, который слепо положится на авторитет Блясса. 2-е издание грамматики не отличается существенно от 1-го; но во 2-м изд. в этимологии увеличено число параллелей к библейскому языку, – особенно из папирусов и надписей; синтаксиса это менее коснулось. Сравнивая грамматики Винер-Шмиделя и Блясса, можно сказать, что обе они очень важны для богослова и взаимно дополняют одна другую; в строго филологическом отношении Блясс выше Винер-Шмиделя, – в богословском – наоборот: Шмидель основательнее Блясса исследует интересующие специалистов богословско-экзегетнческие вопросы; но филологические слабости у Шмиделя меньше, чем богословские у Блясса, а из этого следует, что Шмидель больше помогает для положительного уразумения текста

Н.3., насколько можно судить по 2 тетрадям его синтаксиса. [См. еще Ad. Heissmann в «Göttingische gelehrte Anzeigen» 1898, № 2, 120–124, и в «Христ. Чтении» 1898 г. № 9, стр. 344–395; Е. Brose в «Studien und Kritiken» 1898, I, 199–208].

Prof. G. Adolf Deissmann, Bibelstudien: Beiträge, zumeist aus den Papyri und in Schriften, zur Geschichte der Sprache, des Schrifttums und der Religion des hellenistischen Judentums und des Urchristentums, Marburg 1895 (ХII+297 стр.). – Об этом выдающемся сочинении мы уже говорили выше. Для языка особенно важна 3-я глава: Beiträge zur Sprachgeschichte der griechischen Bibel (стр. 55–168).

Его же Neue Bibelstudien: Sprachgeschlchtliche Beiträge, zumeist aus den Papyri und Inschriften, zur Erklärung des Neuen Testaments, Marburg 1897 (VIII+109 стр.). – Эта книга служит продолжением 3-й главы Bibelstudien. О ней мы говорили выше. Обе книги (Вib. St. и N. Bib.-St.) переведены – с небольшими поправками и дополнениями самого автора – на английский язык и соединены в одну книгу под заглавием: G. А. Beissmann, Bible Studies: Contributions, chiefly from Papyri and Inscriptions, to the History of the Language, Literature and Religion of Hellenistic Judaism and Primitive Christianity; authorised Translation... by A. Grieve, Edinburgh 1901 [2-е изд. ibid. 1903] (ХѴ+384 стр.). [См. «Христ. Чтение» 1902 г. № 7, стр. 19–20).

[Для новозаветной (и частью библейской вообще) грамматики (в широком смысле) не излишни еще следующие труды:

[Berger de Xivrey, Etude sur le texte et le style du Nouveau Testament, Paris 1856 (163 стр.).

Grammatik des neutestamentlichen Sprachgebrauchs: im Anschlüsse an Ph. Buttmann’s Griechische Grammatik bearbeitet von f Prof. Alex. Buttmann, Berlin 1859 (XIII+374 стр.); был и английский перевод Тhауеr’а, Andover 1880.

Того же Al. Buttmann’a Beiträge zur Kritik und Grammatik des Neuen Testaments в «Studien und Kritiken» 1858, S. 474–516. Grundzüge der neutestamentlichen Gräcität nach den besten Quellen für Studirende der Theologie und Philologie von Prof. Dr. S. Ch. Schirliiz, Giessen 1861 (IV+436 стр.); 6-е изд. ibid. 1908.

Его же Die Hellenistischen, besonders Alexandrinischen und sonst schwierigen Verbalformen im Griechishen Neuen Testamente für Schulen und den Selbstunterricht alphabetisch geordnet und grammatisch nachgewiesen, Erfurt 1862 (ХХIII+215 стр.).

Его же Anleitung zur Kenntniss der neutestamentlichen Sprache, zugleich als griechische neutestamentliche Schulgrammatik für Gymnasien, 1863. Grammatische Untersuchungen über die biblische Gräcilät von † Dr. Karl Heinrich Adelbert Lipsins, herausg. von † Prof. Dr. Richard Heinrich Lipsius: Ueber die Lesezeichen, Leipzig 1863 (ХII+153 стр.). См. о ней и у † Prof. Al. Buttmann в «Zeitschrift für wissenschaftliche Theologie» VII (1864), S. 417–425.

H. Stuart, Grammar of New Testament Dialect, Andover 1834.

W. Trollope, А Greek Grammar of the New Testament and to the Common or Hellenic Diction of the Greek Writers, London 1842.

C.G. Wilcke, Die neutestamentliche Rhetorik, Dresden 1843.

J.T. Beelen, Grammatica graecitatis Novi Testamenti, quam ad G. Wineri ejusdem argumenti librum composuit, Lovani 1847.

S. G. Green, Handbook to the Grammar of the Greek Testament, London 1886; ср. ниже].

[Th. Burchardi, Elementargrammatik der griechischen Sprache des Neuen Testaments, 1889.

Th. Heusser, Griechische Syntax zum Neuen Testament nebst Uebungsstücken zum Uebersetzen ins Griechische für Formenlehre und Syntax. Mit Vorwort Th. Haarbeck. Basel 1889 (88 стр.).

The Doctrine of the Greek Article applied to the Criticism and Illustration of the New Testament by the late Bishop of Calcutta Thomas Fanshaw Middleton, with Prefatory Obserwations and Notes by Hugh James Rose, London 1841 (XLIV+502 стр.).

Syntax of the Moods and Tenses in New Testament Greek by Prof. Ernest De Wilt Burton. Second edit. Chicago 1893 и Edinburgh 1894 (ХХII+215 стр.). Это – серьезная работа: см. «Critical Review» V, 1 (January 1895), p. 88; »Theologische Literaturzeitung» 1894, 13, Sp. 337–338 (Fr. Blas s)].

Grammaire du Nouveau Testament par Prof. Ernest Combe, Lausanne 1894 (стр. 189). Элементарное руководство: «Revue de théologie et de Philosophie» 1895, I, 89–91; «Critical Review» за июль 1895 г., стр. 251; «Revue biblique» 1895 г., №2; «Revue de théologie et des questions religieuses» 1895 r. № 2; «Presbyterian and Reformed Review» зa октябрь 1895 г.; «Христ. Чтение» 1895 г., вып. III, стр. 643–645.

Etude sur le grec du Nouveau Testament. Verbe: Syntaxe des propositions par Μ. l’abbé Joseph Viteau, Paris 1893 (235 стр.). См. Fr. Blass в «Theologische Literaturzeitung» 1894, 13, Sp. 338–339; J. Η. Moulton в «Critical Review» за июнь 1895 г., стр. 252–256.

Его же Etude sur le grec du Nouveau Testament, comparé avec celui des Septante: Sujet, complément et attribut в «Вibliothèque de l’école des hautes études», fase. CXL, Paris 1896 (V+316 стр.).

Buresch, Ueber γέγοναν und anderes Vulgargriechisch в «Rheinisches Museum» 1891, 193 сл. См. у Prof. Ed. König в «Studien und Kritiken» 1893, III, S. 477–478.

H. A. Scomp, The Case Absolute in the New Testament в «Bibliotheca Sacra» за январь 1902 г., стр. 76–84.

Rev. Ambrose J. Wilson, Emphasis in the New Testament в «The Journal of Theological Studies» VIII, 29 (October, 1906), p. 75–85.

J. de Zwaan, Syntaxis der wijzen en tijden in het Grieksche N. T., Haarlem 1906 (288 стр.).

Hamilton Ford Allen, The Infinitive in Polybius compared with the Infinitive in Biblical Greek, Chicago (The University of Chicago Press) 1907 (60 стр.).

Effle Freeman Thompson, Μετανοέω and μεταμέλει in Greek Literature until 100 A. D., including Discussion of their Cognates and of their Hebrew Equivalents, Chicago (ibid) 1908 (29 стр.)].

[F. O. Norton, A Lexicographical and Historical Study of διαθήκη, from the earlest Times to the End of the classical Period, Chicago (ibid.) 1908 (71 стр.).

Clyde W. Votaw, The Use of the Infinitive in Biblical Greek, Chicago 1890 (59 стр.). Диссертация на степень доктора философии.

F. W. Mosley, The Biblical Use of the Present and Aorist Imperative в «The Journal of Theological Studies» IV, 14 (January, 1903), p. 279–282.

Dr. Alois Theimer, Beiträge zur Kenntniss des Sprachgebrauches im Neuen Testament в Programm zum XXIV. Jahresberichte des niederösterreichischen Landes-Real- und Obergymnasiums Horn, Horn 1896 (40 стр.).

Theophilus D. Hall, А First Introduction to the Greek Testament with Extracte from the Gospels and Epistles accompanied by Notes Grammatical and Explanatory, London 1893 (VII+210 стр.).

Richard Μ. Smith, Studien in the Greek New Testament, edited, with an Introduction, by J no J. Tigert, Nashville (Tenn.) 1895 (163 стр.).

Обе последние книжки – смешанного содержания и довольно элементарного характера.

Rev. P. Thomson, The Greek Tenses in the N. T. Edinburgh 1894 (317 стр.). См. «Critical Review» за апрель 1895 г. (V, 2), стр. 118.

C. W. Е. Miller, The Imperfect and the Aorist in Greek в «The American Journal of Philosophy» XVI, 2.

R. Horton Smith, The Theory of Conditional Sentences in Greek and Latin, for the Use of Students, London 1894. Cм. «The Асаdemy» за 3 ноября 1894 г.

J. H. Huddilston, Essentiale of the New Testaments Greek, London 1895 (204 стр.).

W. Webster, Syntax and Synonyms of the Greek New Testament, London 1864.

R. Fr. Weymouth, On the Rendering into English of the Greek Aorist and Perfect; with Appendices on the N. T. use of γάρ and of οὖν, London (1895?).

Rev. Herbert G. Miller, Rendering of δέ in the New Testament в «The Expository Times» XV, 12 (September 1904), p. 551–555.

G. A. King, Δέ ibid. XVI, 1 (October 1904), p. 43.

Rev. James B. Lawrence, The Rendering of δέ ibid. XV, 9 (June 1904), p. 428.

Prof. C. Bruslon, Le génitif du régime indirect dans le Ν. T. в «Revue de théologie et des questions religieuses» 1903, 6, p. 536–542.

Его же Le génitif du régime indirect avec le substantif ἀπέκδυσις et avec le verbe καταργέω ibid. 1903, 7, p. 60–70.

E. Brose, Die Präposition ἀπό 1 Kor. XI, 23 в «Studien und Kritiken» 1901, S. 351– 360; см. «Христ. Чтение» 1902 г. № 7, стр. 26].

[Prof. E. J. Goodspeed, A New Glimpse of Greek Tense-Movements in New Testament Times в «The American Journal of Theology» X, 1 (January, 1906), p. 102–103].

[Frederick Field († 19 апреля 1885 г.), Notes on the Translation of the New Testament, being the Otium Norvicense (pars tertia), Cambridge 1899 (XVII+267 стр].

Some Lessons of the Revised Version of the New Testament by f Bishop Brooke Foss Westcott, London 1897 (VIII+279 стр.). И вообще, по связи и по поводу «ревизии» английского перевода Н. З. (см. об этом, напр., The Revised New Testament and History of Revision (Anglo-American Editioni, giving а Literal Reprint of the Authorised English Edition of the Revised New Testament, with а Brief History of the Origin and Transmission of the New Testament Scriptures, and of its many Versions and Revisions that have been made, also a Complete History of this last great combined Movement of the best Scholarship of the World; with Reasons for the Effort; Advantages gained; Sketches of the eminent Men engaded upon it, etc.: prepared under the Direction of Professor Isaac H. Hall. Hubbard Bros., Publishers U. S. of N. America, 1881. Rev. Samuel Hemphil, А History of the Revised Version of the New Testament, London 1906, стр. 144) появилось много особых работ, имеющих иногда большой филологический интерес (напр., † епископа J. В. Lightfoot’a., А Fresh Revision of the English New Testament, † еписк. C. J. Ellicott’a (в комментариях которого на Павловы послания столь много филологического элемента) и других в изданном † проф. Philip Schaff’ом сборнике: Revision of the English Version of the New Testament, New York 1873; см. и другой сборник того же Phil. Schaff’a, А Companion to the Greek Testament and the English Version, fourth ed. New York 1896, где есть специальная глава (p. 1–81) о новозаветном языке вообще и об отдельных свящ. писателях в частности). Ср. еще W. Beck, Suggested Amendments of the Revised Version of the New Testament, together with Fürther Marginal Notes, Exeter 1905 (110 стр.).

Prof. L. S. Potwin, Here and There in the Greek New Testament, Chicago, New York, Toronto 1898 (220 стр.). Работа грамматического и лексикального характера см. о ней, напр., «Вiblical World» XII, 1 (July, 1898), p. 59.

Rev. Prof. James Hope Moulton, Notes from the Papyri в «The Expositor» 1901, IV, p. 271–282; 1903, II, p. 104–121; XII, p. 423–439. Немало ценных филологически-экзегетических применений к библейскому языку (см. Ad. Deissmann в «Theologische Rundschau» V, 2 (Februar 1902), S. 63).].

[Его же Characteristics of New Testament Greek ibid. 1904, I, p. 67–75, III, p. 215–225, IV, p. 310–320, V, p. 359–368, VI, p. 461– 472, VIII, p. 124–134, IX, p. 168–174, X, p. 276–283. XI, p. 353–364, XII, p. 440–450]. Тоже много важных (общих и частных) филологических наблюдений и замечаний].

[Его же Egyptian Rubbish-Heaps and the Study of the New Testament в «The Interpreter» II, 4 (July, 1904), p. 373–382.

Его же A Grammar of New Testament Greek based on W. F. Moultons edition of G. B. Winer’s Grammar, vol. I: Prolegomena, Edinburgh 1906 (XX+274 стр.); 2-е изд. with Corrections and Additions ibid. 1906 (XX+284 стр.). Судя по началу, это будет самая полная (обширная) и едва ли не самая пригодная для богословов грамматика греческого новозаветного языка. См. Ad. Deissmann в «Theologische Literaturzeitung» 1906, 8, Sp. 238–239; 1907, 2, Sp. 38–39, и в «Theologische Rundschau» IX, 6 (Juni 1906), S. 220–221; Rev. H. А. A. Kennedy в «The Expository Times» XVII, 10 (July 1906), p. 450–452. По отзыву Ad. Deissmann’a в «The Expository Times» ХVIII, 1 (October 1906), p. 14a это «the brilliant first volume».

Его же вместе с Rev. George Milligan, Lexical Notes from Papyri в «The Expositor» 1908. 1, p. 51–60; II, p. 170–185; III, p. 262–277; VII, p. 84–93; VIII, p. 183–192; IX, p. 273–281; X, p. 370–384.

S. G. Green Handbook to the Grammar of the Greek Testament; with Complete Vocabulary and Examination of Chief New Testament Synonyms, London 1905 (элементарный учебник: см. Arnold Meyer в Theologischer Jahresbericht XXV Bd., III Abt., Leipzig 1906, 3.24 [232]).

Его же Lessons in New Testament Greek (a Secondary Course) with Exercises and Reading Lessons, London 1906 (V–VIII+141 стр.); популярно-элементарное школьное пособие.

Edward William Winslanley, Spirit in the New Testament: an Enquiry into the Use of the Word πνεῦμα in all passages, and а Survey of the Evidence concerning the Holy Spirit, Cambridge 1908.

Prof. Adolf Harnack, Zwei Worte Jesu (Matth. 6, 13=Luk. 11, 4; Matth. 11, 12 f.= Luk. 16, 16) в Sitzungsberichte der Königlieh Preussischen Akademie der Wissenschäften LIII (1907), S. 942 ff. и по оттиску, S. 1 ff (о слове πειρασμός = страдание, искушающее к отпадению).

Prof. Edgar J. Goodspeed, The Syntax of I Cor. 7:18, 27 в «The American Journal of Theology» XII, 2 (April, 1908), p. 249–250.

Prof. А. T. Robinson, А Short Grammar of the Greek New Testament, London 1908.

Prof. Dr. L. Rademacher, Grammatik des neutestamentlichen Griechisch в Handbuch zum Neuen Testament, herausg. von Hans Lietzmann, Band I, 1 (имеет выйти).

Grammatica Graecitatis Novi Testamenti в серии «Cursus Scripturae Sacrae, (имеетвыйти)]. [По частным вопросам и об отдельных новозаветных писателях: † Prof. Dr. Fr .Blass, Philology of the Gospels, London 1898 (250 стр.).

Dr. theol. und phil. Theodor Vogel, Zur Charakteristik des Lukas nach Sprache und Stil; eine (philologische) Laienstudie,1-е изд. Leipzig 1897 (стр.49; см. О нем проф. G. Heinriсi в «Theologische Literaturzeitung» 1898, 9, Sp.236–238); 2-е vornehmlich fur jungere Theologen vollig umgearbeitete Auflage ibid. 1899 стр. 70).

E. J. Goodspeed, Two supposed Hebraisms in Mark в «The Biblical World» XIX (1907), p.311–312 ο πεπλήρωται ὁ καιρός Μрκ.I,15 и συμπόσια συμπόσια и πρασιαὶ πρασιαί Μк.VI, 39–40.

Prof. Dr. Adolf Harnack, Lukas der Arzt – der Verfasser des dritten Evangeliums und der Apostel geshichte: eine Untersuchung zur Geschichte der Fixierung der urchristlichen Ueberlieferung (Beitrage zur Einleitung in das Neue Testament, I. Heft), Leipzig 1906; здесь на стр. 138–152 имеется трактат: «Sprachlich-lexikalische Untersuchung von Luk. 1, 39–56. 68 bis 79; 2,15–20. 41–52).

О языке книги Деяний см. у И.П. Николина, Деяния святых Апостолов, Сергиев Посад 1895, стр. 813–814.

Edwin A. Abbott, Johannine Grammar, London 1906 (XXVII+687стр.); труд – весьма важный: см. «The Expository Times» XVII, в (March 1906), p.260–262; «The Interpreter» II, 3 (April,1906), p.324–325.

G. P. C. Kaiser, De speciali Joannis grammatica culpa negligentiae liberanda. I-II, Erlangae 1842, и такие же труды этого автора об Ап. Петре (1843), Матфее (1843), Марке (1846) и Павле (I-II, 1847).

Lic. theol. Karl Dick, Der schriftsfcellerische Plural bei Paulus, Halle a. S. 1900 (170 стр.). См. о нем и у Ford Allen в «The American Journal of Theology» V, 3 (July, 1906), p. 561–562; Proff. P. W. Schmiedel и Ad. Deissmann в «Theologische Rundschau» IV, 12 (December 1901), S. 510, и V, 2 (Februar 1902), S. 60; «Христ. Чтение» 1902 г. №7, стр. 26–27. Труд – очень почтенный.

В. A. Lasonder, De linguae Paulinae idiomate, pars I – lexicalis, II – grammaticalis, Utrecht 1866.

Prof. G. F. Georg Heinrici, Zum Hellenismus des Paulus в приложении (S. 436–458) к книге: Der zweite Brief an die Korinther в 8-м издании VI-й части Kritisch-exegetischer Kommentar uber das Neue Testament begrundet von H. A. W. Meyer, Gottingen1900.Этот трактат, направленный, собственно, против уничижительных суждений проф. Eduard Nоrdеn’а (Die antike Kunstprosa, Bd. II, начало), содержит немало и чисто филологических замечаний; см. «Христ. Чтение» 1902 г. № 7, стр. 32–35.

Prof. D. Johannes Weiss, Beitrage zur Paulinische Rhetorik, Gottingen 1897 (87 cтp.) в оттиске из сборника: Theologische Studieih. Prof. D. Bernhard Weissdargebracht (Gottingen 1897), S. 165–247. См. «Христ. Чтение» 1902 г. № 2, стр. 31–32.

Prof. Dr. Friedrich Blass, Textkritisches zu den Koriatherbriefen в «Beitrage zur Forderung christlicher Theologie» herausg. von Proff. A. Schlatter und W. Lutgеrt (Gutersloh. 1906), 1, S. 51–63. Трактат доказывает наличность строфического строения в посланиях к Коринфянам (см. и речь проф. Муретова выше).

Его же Die rhythmische Komposition des Hebraerbriefes в «Studien und Kritiken» 1902, III, S. 420–461.

Его же (Barnabas') Brief an die Неrbraer: Text mit Angabe der Rhythmenn, Halle a. S. 1903 (53 стр.). См. об этом издании Prof. Johannes Draseke в «Zeitschrift fur wissenschaftliehe Theologie» XLVI (N. F. XI: 1903), 4, S. 589–592.

Его же Zur Rhythmik in den neutestamentlichen Briefen в «Studien und Kritiken» 1907, II, S. 304–308.

Его же Die Rhytlimik der asianischen und romischen Kunstprosa (Paulus – Hebraerbrief – Pausanias – Cicero – Seneca – Curtius – Арuleius), Leipzig 1905 (IV + 221 стр.).

См. Prof. Johannes Draseke в «Zeitschrift fur wissenschaftliehe Theologie» XLIX (N. P. XIX), 1, S. 133–139, и (весьма сурово) Ad. Deissmann в «Theologische Literaturzeitung» 1906, 8, Sp. 231–236, и в «Theologische Rundschau» IX, 6 (Juni 1906), S. 227–229.

Privatdoz. Lic. Hermann Jordan, Rhythmische Kunstprosa im Neuen Testamente? в «Theologisches Literaturblatt» XXVI, 41 (13 Oktober 1905), Sp. 481–487.

Его же Gibtes Rhythmik in neutestamentlichen Briefen? в «Studien und Kritiken» 1906, IV, S. 634–642.

Alexander R. Eagar, The Hellenistic Element in the Epistle to the Hebrews в «Hermathena» (Dublin 1901), 27, p. 263–287; см. «Христ. Чтение» 1902 г. № 7, стр. 30]. [Вообще, язык писаний Павловых подвергался наиболее тщательному исследованию с давних времен, причем имеется немало обширных старинных работ и по общим, и по частным вопросам (напр. Car. Lud. Baueri Logica Paullina, vel, Notitia rationis, qua utatur Paullus Apostolus in verbis adhibendis, interpretando, definiendo, enuntiando, argumentando, et methodo inversa; in usum exegeseos et doctrinae sacrae, Halae Magdeburgicae 1774, 412 стр. Его же Rhetoricae Paullinae, vel, Quid oratorium sit in oratione Paulli, pars I, inventionem [materiam], vel res oratorie tractatas, complexa, pars II–III, tractationem vel elocutionem [formam] complexa; adspersis passim variis lectionibus соdicis inscripti vulgatae, ibid. 1782, 756+798 стр.); однако уже и из древности высказывались весьма различные суждения о характере и достоинствах языка Павлова (см. по сему предмету библиографические и иные указания у К. A. Credner, Einleitung in das Ν. Т. 1, 1, Halle 1836, S. 296, Jos. Danco, Historia Revelationis Divinae Ν. Т., Windobonae 1867, p. 328; † Rud. Cornely, Introductio specialis in singulos Ν. T. libros, Parisiis 1886, p. 353. 355; P. Phylibert Seebock, Sankt Paulus, der Heidenapostel，Paderborn 1897, S. 234; Ed. Norden, Die antike Kunstprosa II. S. 494, Anm. 2, и др.).

[Late Rev. William Henry Symcox, The Writers of the New Testament: their Style and Characteristics, London 1890 (VI+190 стр.).

Проф. Е.А. Воронцов, Язык и стиль в послании к Евреям в «Христианском Чтении» 1907 г. № 1, стр. 3–23.

Неизвестного автора The Authorship of the Pastoral Epistles II: The Language and Stile в «The Church Quarterly Review» LXIII, 126 (January 1907), p. 344–358.

E. S. Dodgson, The Leiсarragan Vert. An Analysis of the 703 Verbal Forms in the Gospels according to Matthew, London 1907.

Проф. Н.Н. Глубоковский, Благовестие св. Апостола Павла по его происхождению и существу, книга II-я, трактат IV-й, гл. 1-я и, частью, 2-я о языке греческом «библейском» вообще и специально об Апостоле Павле].

V. По языку мужей апостольских и апокрифов.

Henricus Reinhold, De graecitate patrum apostolicorum librorumque apocryphorum Novi Testamenti quaestiones grammaticae (в издании Dissertationes philologicae Halenses, ѵоl. XIV, pars I), Halis Saxonum 1898 (115 стр.). [См. «Христ. Чтение» 1902 г. № 27, стр. 31].

VI. Словари и конкорданции к Н. З. и LXX.

[Вообще, о словарях к LXX-ти и греческому Новому Завету – с перечнем самых трудов – см. у Е. Mangenot в Dictionnaire de la Bible publie par P. Vigouroux II (Paris 1899), col. 1419–1422].

Prof. Carolus Ludov. Wilibaldus Grimm, [† l891 г], Lexicon graeco-latinum in libros Novi Testamenti. Ed. IV recognita. Lipsiae 1903 (XII+474 стр.). – Это полный лексикон к Н. З., с указанием мест Н. З., где каждое слово встречается, а также с указанием книг LXX и других писателей, употребляющих его. О ΙV издании этого словаря проф. Н.Н. Глубоковский замечает след.: «Это мнимо 4-е издание до точности совпадает с 3-м (1888 г.) по страницам, колоннам, строкам, знакам и всем типографским особенностям», («Странник» 1904 г. № 1, стр. 203).

[Jacob. Elsner, Observationes sacrae in Novi Foederis libros, quibus plura illorum librorum loca ex auctoribus potissimum graecis et antiquitate exponuntur et illustrantur. Tomus I, libros historicos complexus; t II. epistolas Apostolorum et Apocalypsin complexus. Trajecti ad Rhrenum 1720. 1722 (506+472 стр.)].

[Jo. Christoph. Wolfii Curae philologicae et criticae in SS. Apostolorum Jacobi, Petri, Judae et Joannis epistolas hujusque Apocalypsin; accedunt in calce quaedam ex Photii Amphilochiis adhuc non editis cum interpretatione latina, Hamburgi 1735 (815 стр.).

Его же Сurae philologicae et criticae in IV priores S. Pauli Epistolas quibus integritati contextas graeci consulitur, sensus verborum ex praesidiis exegeticis illustratur, diversae interpretum sententiae enarrantur, et modesto examini subjectae vel approbantur vel repellantur: accedit, appendicis loco, examen locorum aliquot Paulinorum, a L. M. Artemonio nuper temere et infeliciter solicitatorum. Editio secunda, Hamburgi 1737 (820 стр.).

Его же Curae philologicae et criticae in X. posteriores S. Pauli epistolas... Editio secunda, Hamburgi 1738 (860 стр.).

Joannis Jacobi Wetstenii Novum Testamentum graecum editionis receptae cum lectionibus variantibus codicum MSS., editionum aliarum, versionum et patrum, nec non commentario pleniore ex scriptoribus veteribus Hebraeis, Graecis et Latinis historiam et vim verborum illustrante. Tomi I–II. Amstelaedami 1751. 1752 (966+920 стр.).

Prof. Caspari Friderici Munte Observationes philologicae in sacros Novi Testamenti libros, ex Diodoro Siculo collectae, una cum indice vocum Diodorearuin, quibus lexica locupletari et suppleri possunt. Hafniae et Lipsiae 1755 (560 стр.).

Jo. Tobiac Krebsii Observationes in Novum Testamentum e Flavio Josepho, Lipsiae 1755 (414 стр.).

Prof. Georgii Davidis Кyрkе Observationes sacrae in Novi Foederis libros ex auctoribus potissimum graecis et antiquitatibus. Tomus I, quatuor Evangelistas complexus; t. II, Acta Apostolorum, Epistolas et Apocalypsin complexus. Wratislaviae 1755 (416+464 стр.).

Joh. Ernst Imm. Walch, Observationes in Matthaenm ex graecis inscriptionibus, Jenae 1779.

Prof. D. Friedrich Burchard Koster, Erlanterungen der heiligen Schrift Alten und Neuen Testaments ans den Klassikern, besonders aus omer, HKiel 1833 (XXIV+231 стр.).

Christ. Abrah. Wahl, Clavis librorum Veteris Testamenti Apocryphorum philologica, Lipsiae 1863 (VI+509 стр.); см. о нем «Христ. Чтение» 1898 г. № 9, стр. 385].

[Joh. Fr. Schleusner, Novum Lexicon graeco-latinum in Novum Testamentum. Tom. I 1–2. II, 1–2. Editio quarta, Lipsiae 1819 (XX+684. 685–1346. 808. 809–1424 стр.). – Работа такого же характера и достоинства, что и Novus thesaurus].

[D. Joh. Alberti Bengelii Gnomon Novi Теstamenti, in quo ex nativa verborum vi simplicitas, profunditas, concinnitas, salubritas sensuum coelestium indicatur. Editio octava... opera Pauli Steudel. Stuttgartiae 1887 (XXVIII+1149 стр.) – Работа, расположенная по порядку книг и глав новозаветного канона, представляет труд экзеге тически-лексический с привлечением и других филологических вопросов.

Prof. Gerhard von Zezschwitz, Profangracitat und biblische Sprachgeist: eine Vorlesung uber die biblische Umbildung hellenischer 5 egriffe, besonders der psychologischen, Leipzig 1859 (76 стр.).

Ozora Stearns Davis, Vocabulary of New Testament Words classified according to Roots with Statistics of Usage by Authors. Second edition, Hartford (Conn.) 1895 (32 стр.). См. «Христ. Чтение» 1896 г., вып. IV, стр. 198–200.

† Archbishop Richard Ghenevix Trench, Synonyms of the New Testament, 11-е изд., London 1890 (XXX+405 стр.), но есть и 12-e (London 1901); существует также французский перевод: Synonym es du Nouveau Testament... par Pasteur С1ément dе Faye, précedee d’une introduction sur rhellenisme traduite de l'allemand par Pastear L. Durand, Paris 1869 (LI+400 стр.); по-немецки несколько сокращенно: Synonyma des Neuen Testaments von R.H. Trench, ausgewahlt und ubersetzt von Heinrich Werner mit einem Vorwort von Prof. D. Ad. Deissmann, Tubingen 1907 (XVI+247 стр.).

Gerhard Seine, Synonymik des Neutestamentlichen Griechisch, Leipzig – R. 1898 (XXIV+222 стр.). Довольно элементарный труд: см. J. Н. Thayer в “The Аmerican Journal of Theologie” IV (1900), 1, p. 169–171; Val. Weber в Theologischer Litteratur – Bericht при «Der Beweis des Glaubens» 1899, 6, S. 205–207; Ad. Deissmann в «Theologische Literaturzeitung» 1900, 3, Sp. 74–76, и в «Theologische Rundschau» V, 2 (Februar 1902), S. 69.

Edwin A. Abbott, Johannine Vocabulary: a Comparison of the Words of the Fourth Gospel with those of the Three, London 1906 (XIII+364 стр.). Единственная в своем роде работа по данному предмету, хотя с несколько устаревшими пpиeмами: см. Аrn. Меуеr в «Theologische Rundschau» IX, 10 (Oktober 1906), S. 381–382.

Richter, Ueber das Verhaltnis der Begriffe πιστεύειν und γινώσκειν in dem Evangelium und den Briefen des Johannes в «программе» № 123: Friedrich–Wilhelms– Gymnasium zu Greifenberg in Рommern, ХХV (Ostern 1897), S. 1–13].

О значении род. пад. в выражении Апостола Павла πίστις Ἰησοῦ Χρίστοῦ см. у Prof. R. Kittel в «Studien und Kritiken» 1906. S. 419–436, и Dr. Schlager в «Zeitschrift fur die neutestamentliche Wissenschaft» VII (1906), 4, S. 356–358].

[Prof. Eberhand Nestle, Ein neues Wort fur das Worterbuch des Neuen Testaments в «Zeitschrift fur die neutestamentliche Wissenschaft» VII (1906), 4, S. 361–362, где для загадочного σαίνεσθαι в 1Фес.3:3 отмечается вариант F.G. σιένεσϑαι, т. е. σιαίνεσϑαι, а для последнего указываются две параллели из Historia Lausaica cap. 24 и 35 (по изд. Butler’a 1904 г., р. 78,10. 102,16), но см. еще у G. Mercati ibid. VIII (1907), 3, S. 242.

Е. Nestle, ibid. VII, 4, S. 362–364: Die Stelle von δειπνοκλήτωρ Mt. 20, 28.

Его же. Ein weiteres Wort fur das Worterbuch des Griechischen Neaen Testaments. ibid. IX (1908), 3. S. 252–253 (ο προσέπεσαν из προσέπαισαν у Μф.8:25).

Liс. theol. Adolph Scheffler, Die paulinische Form el «Darch Christus», Tubingen 1907 (здесь исследование ο διά с род. пад. у LXX-ти и у Апостола Павла).

J. Le Coultre, De l’étymologie du mot «chrétien» в «Revue de théologie et de philosophie» XL (1907), p. 188–196.

Prof. H.H. Wendt, Der Gebrauch der Worter ἀλήθεια, ἀληθής und ἀληθινός im Neuen Testamente в «Studien und Kritiken» 1883, III, S. 511–647, а об ἀληθινός у Ин. см. еще J. H. Moulton в «The Expositor», 1903, XII, p. 425.

Rev. G. F. Hamilton и Rev. Prof. G. G. Findlay, Ἀληθής and Ἀληθινός in St John в «The Expository Times» XVI, 1 (October 1904), p. 42. 42–43 (и cp. ibid. ХV, II: August 1904, p. 505b).

Dr. W. K. Hobart, The Medical Language of St. Luke – a Proof from Internal Evidences that «the Gospel according to St. Luke» and «the Acts of the Apostles» were written by the same Person, and that the Writer was a Medical Man, Dublin 1882 (305 стр.); ср. к сему Prof. Theodor Zahn, Einleitung in das Neue Testament II (Leipzig 1899), S. 435–437 (2-е изд. ibid. 1907, S. 442–443) и Ad. Harnack, Lukas der Arz der Verfasser des dritten Evangeliams und der Apostelgeschichte, S. 122–137.

Rev. Myron Winslow Adams, St. Раul’s Vocabulary. St. Paul as a Former of Words. Two Theses presented to the Hartford Theological Seminary for the Degree of Doctor of Philosophy, Hartford (Conn.) 1895 (55 стр.). См. «Христ. Чтение» 1897 г. № 6, стр. 961– 965].

[Theodor Nageli, Der Wortschatz des Apostels Paulus: Beitrag zur sprachgeschichtlichen Erforschung des Neuen Testaments, Gottingen 1905 (100 стр.). – Преувеличенно-похвальный отзыв Ad. Dеissmаnn’а см. в «Theologische Literaturzeituug» 1906, 8, Sp. 228–231, и в с Theologische Rundschau» IX, 6 (Juni 1906), S. 225–226; ср. также Rev. Prof. W. Lоск в «The Journal of Theological Studies» VII, 26 (January, 1906), p. 297–299, и Valentin Weber в «Theologische Revue» 1906, 1, Sp. 8–9].

[W. G. Griffith Thomas Apostolic Arithmetic: a Pauline Word-Study в «The Expository Times» XVII, 5 (February 1906), p. 211–214 ο λογίζομαι у Ап. Павла.

Rev. J. Ritchie Smith, The Vocabulary of the New Testament в «The Presbyterian and Reformed Church Review» II, 8 (October 1891), p. 647–658.

Dr. Heinrich Lewy, Die semitischen Fremdworter im Griechischen, Berlin 1895 (266 стр.).

Rev. H. A. A. Kennedy, Sources of the New Testament, or, the Influence of the Septuagint on the Vocabulary of the New Testament, Edinburgh 1895 (X+169 стр.). См. «Христ. Чтение» 1898 г. № 9, стр. 385–386.

Edwin Hatch, Essays in Biblical Greek, Oxford 1889 (X+293). – Здесь рассматриваются общие вопросы о библейском греческом языке (тракт. I) и разъясняются (тракт. II) многие термины (особенно у LXX-ти). См. дополнения и поправки Prof. Dr. P. J. A. Hоrt’a в «The Expositor» 1897, II, 8 1–96; III, 178–184.

Prof. Т. K. Abbott, Essays chiefly on the Original Texts of the Old und New Testament, London 1891 (227 стр.). – Здесь заслуживают внимания трактаты о новозаветной лексикографии (стр. 65–109), о том, имеет ли ποιεῖν в Η. 3. «жертвенное» значение (стр. 110–128), – до какой степени был распространен греческий язык в Галилее при Христе (стр. 129–182).

Rev. J. Armitage Robinson, Πώρωσις and πήρωσις в «The Journal of Theological Studies» III, 9 (October, 1901), p. 81–93.

Late Rev. F. J. A . Hort and Rev. J. O. F. Murray Εὐχαριστία, εὐχαριστεῖν ibid. III, 12 (July, 1902), p. 594–597; 597–598.

Rev. J. B. Mayor, Φθινοπωρινός (у Иуд. 12) в «The Expositor» 1904, II, p. 98–104.

Rev. J. R. Madan, Ἀσιτία of St. P aul’s Voyage (к Деян. XXVII, 21) в «The Journal of Theological Studien» VI, 24 (October, 1904) p. 116–121.

Ο θρησκεία Иaк.1:26–27 см. † Rev. Chas. Taylor в «The Expevsitory Times» XVI, 7 (April 1905), p. 334; ο συκοφαντέω Rev. George Henslow ibid. XIX, 12 (September 1908), p. 566.

Rev. W. Okes Parish, Ἐκεῖνος and Αὐτός в ibid. XVII, 3 (December 1905), p. 144.

John Ross, Ἐκεῖνος ibid. XVII, 6 (March 19:6), p. 287.

Об οὖτος ibid. XIX. 9 (June 1908), p. 393a (Prof. H. Е. Swete) и XIX, 11 (August 1908), p. 523b (Rev. H. W. Fulford)].

[Сюда же можно отнести работу Prof. D. A. Schlatter’a) Verkanntes Griechisch в «Beitrage zur Forderung christlicher Theologie» IV (Gutersloh 1900), 4, S. 49–84, где в словарном порядке дается обозрение греческих слов, содержащихся в иудейской литературе, при снесении с новозаветным лексиконом; ср. «Христ. Чтение» 1902 г. № 7, стр. 25–26].

[Prof. D. Karl Tieme, Die christliche Demut; eine historische Untersuchung zur theologischen Ethik, I. Halfte: Wortgeschichte und die Demut bei Jesus (Giessen 1906), S. 14–43 о терминах ταπεινοφροσύνη, ταπείνωσις, ταπεινός, πραΰτης и πραΰς.

Th. Haarbeck, Griechische Formenlehre sammt der Lehre von den Prapositionen zum Ν. T. nebst Beispielen zum Uebersetzen und einem alphabetischen Wortverzeichnis, 3 Аufl. (VIII+160стр.), Ваsе1, 1906.

T. A. Lacey, The Christian Idea of Grace в «The Church Quarterly Review» LXV, 129 (October 1907), p. 74sqq.

U. Holzmeister S. J., 2Cor. 17: Dominus autem Spiritus; eine exegetische Untersuchung mit einer Uebersicht uber die Geschichte der Erklarung dieser Stelle (Innsbruck 1908) для ὁ κύριος и πνεῦμα с членом и без члена.

Axel Andersen, Zu der λύτρον – Stelle в «Zeitschrift fiir die neutestamentliche Wissenschaft» IX (1908), 2, S. 164–166.

A. Bischoffy Exegetische Randbemerkangen ibid. IX (1908), 2, S. 166–172.

Ludvig Kohler, Νεόψηφον ibid. IX (1908), 2, S. 173–174].

† Prof. Joseph Henry Thayer, A Greek-English Lexicon of the New Testament being Grimm’s Wilke’s Clavis Novi Testamenti translated, revised and enlarged. Corrected edition. New York 1896 (XIX+727 стр. 4°). – Это – пока лучший, – по мнению Дейсмана, – словарь к Н. З. Он представляет собою переработку на английском языке вышеупомянутого греко-латинского словаря Гримма, который, благодаря обширным дополнениям американского богослова, увеличился в объеме более, чем втрое (plus triplo auxit, говорит о нем Гримм в предисловии к 3-му изд. своего словаря); однако сам Гримм не счел нужным включить эти дополнения в новое издание своего словаря. Лексикон Thayer’а издaвaлcя несколько раз, но, по-видимому, издание 1896 г. почти тождественно с изданием 1889 г., а это, в свою очередь, с изданием 1885 г. † Prof. Hermann Cremer, Biblisch-theologisches Worterbuch der Neutestamentlichen Gracitat. 9 vermehrte und verbesserte Auflage. Gotlia 1902 (XX + 1120 стр.). – Этот словарь [имеющийся и в английском переводе, Edinburgh 1872, 1880, 1892] отличается от предыдущих по своей задаче: веря в «словообразовательную силу христианства», Кремер включил в свой лексикон только те слова, «которые должны были быть затронуты влиянием христианства, – выражения духовной, нравственной и религиозной жизни, или все те выражения, которые были взяты специально на службу новому воззрению на Бога и мир», те выражения, которые «имеют библейско-богословское содержание». Для этой цели недостаточно, по мнению автора, доказать простыми цитатами употребляется ли, и в какой мере употребляется, то или другое слово у светских писателей: он считает необходимым определить сферу понятия слова во внебиблейском употреблении и показать отличие или родство библейского представления и связующий пункт между светским и библейским понятием слова. А так как новозаветныя повятия по большей части покоятся на ветхозаветном основании, и способ выражения новозаветных писателей в значительной степени зависит от способа выражения LXX, то Кремер исследует также и нужные для его цели слова В. З., так что его лексикон для большей части вошедших в него слов является, вместе с тем, и наиболее обстоятельным словарем к LXX. Кремер обращает внимание также на синонимику [почему у него материал располагается не по алфавиту, собственно, а по синонимическим понятиям и по коренным словам, но в конце дан алфавитный указатель]. Благодаря указанным целям, словарь Кремера есть в значительной степени исторический словарь, в котором излагается история слов и понятий. Для богослова это – книга первостепенной важности [но с протестантско-конфессиональной окраской]. Словарь выдержал уже 9 изданий и с каждым новым изданием все дополнялся и исправлялся.

Prof. J. М. Baljon, Grieksch-theologisch Woordenboek hoofdzakelijk van de oud-Christelijke letterkunde. [Этот словарь вышел в двух частях в Utrecht в 1895 и 1899 г.г., но теперь почти весь распродан, почему подготовляется 2-е издание]. Так как этот труд на голландском языке, то может быть доступен лишь немногим из русских богословов. «Он содержит, или, во всяком случае, желает обнять весь запас слов LXX-ти и других переводчиков ветхозаветного текста, Н. З., и вообще древне-христианской литературы» (см. «Христ. Чтение» 1893 г., № 9, стр. 386).

Dr. Joh. Fr. Schleusner, Novus thesaurus philologico-criticus sive Lexicon in LXX et reliquos interpretes graecos ac Scriptores apocryphos Veteris Testamenti. Partes I–V. Lipsiae 1820–1821 (X+594. 596. 594. 562. 650 стр.). – Это, – по словам проф. † И.Η. Корсунского (Перевод LXX, стр. 15), – труд, «доселе не имеющий для себя достойного преемника, капитальный, хотя и нуждающийся во многих поправках, особенно в настоящее время». Неблогоприятный и, по мнению проф. Н.Н. Глубоковского, – не совсем справедливый отзыв об этом словаре дает Дейсман: см. «Христ. Чтение» 1898 г. № 9, стр. 385.

[См. еще: Prof. Dr. S. Ch. Schirlitz, Griechisch-dentsches Worterbuch zum Neuen Testament, 5-е изд. Giessen 1893 (V+458 стр.). Berthold Kuhne, Neutestamentliche Worterbuch: ein kurzgefasstes Nachschlagebuch, Gotha 1896 (56 стр.), 3-е нздание Gotha 1907. F. W. Stellhorn, Kurzgefasstes Worterbuch zum griechischen Neuen Testament, Leipzig 1886 (VI+153 стр.; ср. о нем у Prof. P. Zimmer в «Theologische Literaturzeitung» 1894, 12, Sp. 313–316); есть 2-е издание ibid. 1905 (VII+158 стр.).

S. Th. Bloomfield, A Greek and English Lexicon of New Testament, edit, revis. by E. Robinson 1829, New York 1836 и новое изд. 1850. К. W. Bullinger, Critical Lexicon and Concordance to the English and Greek New Testament, London 1877.

W. J. Rickie, Greek-English Lexicon to the New Testament, London 1893 (214 стр). A Greek-English Lexicon to the New Testament: a new edition with Additions and Alterations revised by the Rev. Thomas Sheldon Green, Boston (см. и ниже). Greenfield, Polymicrian Greek Lexicon, London.

The Analytic Greek Lexicon to the New Testament, London. Bass, Lexicon to the Greek Testament. S. G. Green, A Complete Vocabulary of the Greek Testament; with a Collection of Chief New Testament Synonyms, London 1905 (166 стр., a вместе с грамматикой см. выше).

D. Dr. Erwin Preuschen, Vollstandiges Griechisch-deutsches Handworterbuch zu den Schriften des Neuen Testaments und der urchristlichen Litteratar, Giessen (Alfred Topelmann) 1908–1909. Этот лексикон, где для встречающихся у LXX-ти слов приводятся и еврейские эквиваленты, ставит и осуществляет такие задачи: 1) возможная полнота для всей совокупности значений, исключающая в большинстве случаев обращение к конкорданциям; 2) расширение лексиканского материала включением неканонической и апокрифической письменности, и мужей апостольских; 3) наиудобнейшее расположение значений; 4) краткость выражений; 5) устранение всех примеров из светской литературы и из позднейших церковных писателей, так как это есть дело Thesaurus'a вульгарного греческого языка].

[Prof. Dr. G. Adolf Deissmann изготовляет греческий новозаветный лексикон ва основании новейших материалов и современных научных методов, а в Кембриджском университете предпринимается издание греческого патристического лексикона до 500 г. и даже до св. Иоанна Дамаскина (750 г.) включительно: см. «The Expository Times» ХVIII, 12 (September p. 568a); XX, 1 (October 1908), p. 33.

[Robet Young, Concordance to the Greek New Testament, exhibiting every Root and Derivative, with their several Prefixes and Terminations, in all their Occurences. With the Hebrew Originals of which they are Renderings in the LXX. Together with a Concordance and Dictionary of Bible Words and Synonyms (being a Condensation of the New Testament part of the Analytic Concordance); also a Concise Concordance to Eight Thousand Changes of the Revised Testament. Edinburgh 1884 (IV+108+67+11 стр.).

A Critical Greek und English Concordance of the New Testament, prepared by Charles F. Hudson under the Direction of Horace L. Hastings, revised and completed by † Prot. Ezra Abbot.

Eighth edition, to which is added Green’s Greek and English Lexicon (см. выше). Boston 1891 (XXII+508+208 стр.).

Вообще же о конкорданциях к LXX-тн см. † Н. A. Redpath в «The Expositor» 1896, I, p. 69–77, и E. Mangenot в Dictionnaire de la Bible рublie par F. Vigouroux II, col. 892 сл.]

С. H. Bruder, Ταμιεῖον τῶν τῆς καινῆς διαθήκης λέξεων sive Concordantiae omnium vocum Novi Testamenti graeci. Ed. stereotypa sexta е quarta repetita, lectionibus Tregellesii atque Westcotti et Hortii locupletata. 2 тома, Gottingae (LII+885 стр.).

[Prof. Friedrich Zimmer, Concordantiae supplementariae omnium vocum Novi Testamenti graeci, Gothae 1882].

[Rev. W. F. Moulton and Rev. A. S. Geden A Concordance to the Greek Testament according to the Texts of Westcott and Hort, Tischendorf and the English Revisers, Edinburgh 1897 (XII+1037 стр.). Это – наилучшая конкорданция к греческому Н. З., но главный еt недостаток в том, что она отмечает чтения только «критических» изданий и опускает всякие иные варианты, напр., даже textus receptus: см. «Христ. Чтение» 1898 г. № 9, стр. 391, прим. 59].

† Edwin Hatch [† в Оксфорде 11 ноября 1889 г.: см. «Христ. Чтение» 1898 г. № 9, стр. 383, прим. 29] and Henry A. Redpath [† в Лондоне в начале октября 1908 г. н. ст.]., A Concordance to the Septuagint and the other Greek Versions of the Old Testament (including the Apocryphal Books), voll. I–II, Oxford 1897. – В этой конкорданции, как видно и по заглавию, принимается во внимание текст не только перевода LXX , но и других переводчиков (Акилы, Симмаха и иных), равно как и неканонических и «апокрифических»» книг В. З. «Не чуждая недостатков, как дело рук человеческих, она, в общем, достоверна, – говорит о ней Дейсман; – но в ней главный шаг в перед – это обращение внимания на столь важные для языка частицы». «Заслуживает благодарности также и приведение главных разночтений рукописей». «Весь труд отпечатан с обычными англичанам исправностью и изяществом, и останется единственным в своем роде на целые десятки и, пожалуй, сотни лет». См. «Христ. Чтение» 1898 г. № 9, стр. 383–384. [Вышедший позднее дополнительный том (162 стр.) содержат конкорданцию собственных имен. (Обо всем издании см. у Prof. Ad. Deissmann, The Philology of the Greek Bible, p. 69–78, и в «The Expositor» 1907, XII, p. 506–509). – Нужно прибавить, что авторы этого классического труда пользовались существовавшими тогда критическими изданиями LXX-ти, а после того начало выходить новое издание: The Old Testament in Greek according to the Text of Codex Vaticanus, supplemented from other Uncial Manuscripts, with a Critical Apparatus containing the Variants of the Chief Ancient Authorities from the Text of the Septuagint (со включением важнейших минускульных манускриптов) edited by Alan England Brooke and Norman McLean. Vol. I, part. I: Genesis (Cambridge 1906, ѴIII+155 стр.)].

[См. еще небезразличные для библейской филологии: 1) (W. Clawner), Index of Noteworthy Words and Phrases found in the Clementine Writings commonly called The Homilies of Clement, London 1893 (VI+106 стр.); 2) Edgar J. Goodspeed, Index patristicus sive Clavis patrum apostolicorum operum ex editione minore Gebhardt-Harnack-Zahn lectionibus editionum minorum Funk et Lightfoot admissis, Leipzig 1907 (VIII +262 cтр.)].*

*) При составлении этого очерка мы, делая заимствования из сочинений русских и иностранных, нередко не отмечали их кавычками, отчасти не желая развлекать внимание читателя, отчасти же потому, что в цитатах мы часто делали изменения, так что пришлось бы иногда отмечать кавычками отдельные слова в фразе. (Примечания, добавления и вставки, вносившиеся в рукопись ради библиографической полноты разновременно и потому, по необходимости, не всегда систематично, которые отмечены Н.Н. Г. или просто включены в [ ], принадлежат редактору «Прав. Богосл. Энциклопедии» проф. Н.Н. Глубоковскому).

Сергей Соболевский