Азбука веры Православная библиотека архиепископ Никанор (Бровкович) Речь ректора Казанской духовной академии архимандрита Никанора (Бровковича) по наречении его во епископа

Речь ректора Казанской духовной академии архимандрита Никанора (Бровковича) по наречении его во епископа

Источник

Ваше Святейшество!

Обязываемый чиноположением церковным, в этот священно-торжественный в моей жизни час, отвечать пред Вами и всею церковью: благодарю, приемлю и ничтоже вопреки глаголю, что я и выразил уже как устами, так и самим предстоянием здесь, чтобы произнести эти знаменательные слова открытым сердцем, как на исповеди, как пред Богом, прошу Вашего благословения выразить душевные движения с какими мое смирение предстало сюда пред лицо Ваше.

Было бы совестно сказать, что мы понимаем высоту и тяготу епископского сана так же, как чувствовали и понимали Василий Великий, Григорий, Златоуст или Августин. Где встретишь таких мировых гениев, такие широкие сердца? Они были тончайшие чувствилища церковного тела своего времени. А церковь их времени была церковь юная, чувствующая юную развивающуюся жизнь с восприимчивостью и впечатлительностью чистыми юношескими; тогда как мы живем уже в периоде возмужалости, если только не дряхления христианского человечества, когда и чувствительность в членах церкви земной уже приослабевает и кипучее развитие жизни уже замедляется и охладевает. Тем не менее и в наше время много ли внимания, много ли глубокомыслия нужно, чтобы видеть, что к прежним тяготам епископства присоединились новые? Разве епископ теперь менее ответствен пред Богом и пред людьми? Слово апостола: настой благовременне и безвременне... Умерщвляю тело мое и порабощаю, да никако иным проповедуя сам неключим буду, – разве не для него сказано? И оно его не пугает? И если б он смежил очи и заснул, разве его не пробуждают бури века, которые ему более, чем кому либо воют грозою? Окружающее нас спокойствие нравственного мира только кажущееся. Не надо глядеть далеко во Францию, – наша Русь шире и для бурь пространнее. Наши собственные очи с смятенным изумлением смотрели и сердца муками настоящего и горькими предчувствиями будущего болели и ноги едва держали, а некоторых и не удержали бы, если б другие не поддержали, когда неслась грозная буря идей и событий над нашими головами. Эти бури по местам, по временам, взрываются и теперь, предвещая всеобъемлющий вихрь. Жизнь есть движение, есть борьба, есть неустанный подвиг. А к концу веков эта борьба, увеличиваясь больше и больше должна кончиться небывалым и невообразимым смятением, грозно сокрушительным восстанием духа мира сего на церковь Божию. Не слышим ли мы с томительным предчувствием сердца пока глухих, но громовых раскатов надвигающейся грозы в этом гуле, с каким дух века сего, тяготясь смиренным положением церкви, вопит о наших недостатках и требует от каждого из нас и от всех идеального совершенства, якобы в видах собственного назидания, на самом же деле в духе евреев, которые, не довольствуясь всем прошлым жизни Спасителя, требовали от Него еще на кресте чуда: спасися Сам и сниди со креста, и веруем Ти?

Отчего же мы не бежим епископства, как бегали древние угодники Божии? Не из честолюбия ли и других преступных влечений? Оказали бы мы, будь проклято честолюбие, которое влечет человека на такой опасный путь, если б уста наши не призваны были изрекать благословения, а не проклятия. Не благословенны самые укоры в подобной низости чувств, нагло к нам обращаемые. Мы не смеем бежать потому, что жребием нашей жизни вдвинуты в священное сросшееся с духом и жизнью нашей церкви с И-го и по сей XIX век, великое учреждение слуг церкви, оторвавшихся от мира и всецело отдавшихся Богу с силами и немощами своими. Не смеем бежать потому, что в мире души все целостно: как нарушение одной заповеди есть оскорбление всего нравственного закона, так соблюдение одного из иноческих обетов, основного из них – благопокорного послушания, приводит с собою и облегчает удовлетворение и другим иноческим обязательствам, – потому что не много нужно над собою наблюдения, чтобы видеть, что самоволие в нашей иноческой жизни, приводит на край гибели, даже нравственной, – что напротив покорность воле Божией и следование призванию держать людей если не на уровне, то вблизи нравственной высоты сана и положения, – потому что в дому Божием нужны орудия – сосуды Божественного домостроительства, и сосуды всякие, златые и глиняные, в честь и не в честь, сосуды гнева и милости и помилования через гнев, – потому что призвание к епископству вводит мерность избранного в сонм избранных и отрешенных от мира рабов Божиих, передовых двигателей церковной истории, от апостолов Павла и Иоанна и чрез Тита и Тимофея и даже до днесь.

Благодарю Тебя, кроткий милостивый наш Спаситель, яко не по беззакониям нашим сотворил еси нам; твори Боже волю Твою с нами, и Твоя святая воля да будет нашею... Буди благословенно имя мудрого многоопытного иерарха, чиноначальника моего архиепископа Платона, твердая отеческая рука которого много лет, особенно же в годину искушения, крепко держала меня в прямом стоянии на жизненной дороге и велением Божиим, ходатайством пред благостью Вашего Святейшества, теперь поставила здесь: молю Бога о милости долго послужить надежным посохом его маститой старости. Буди благословенна пучина благости иерарха, коему судил Бог утишить и утешить последние годы моей не беспечальной жизни. Буди благословенна долготерпеливая христоподобная любовь всех вас, мои отцы, мои воспитатели и братия, даже до сей священной в моей жизни минуты, утверждавших нетвердые шаги моей немощи отеческим и братским внушением и милованием, благим чаянием и желанием, добрым словом и молитвою.

Отцы Святейшие! Достоинство Златоустов и других светил церкви ими самими пред святостью сана признано было устрашающим недостоинством, о моем же сравнительном достоинстве или недостоинстве здесь не может быть и речи. Подклоняю мою выю под возлагаемое иго только потому, что боюсь не подклонить, боюсь оскорбления духа церкви и кары Божией, потому что надеюсь держаться за вашу твердость – твердость всецерковного и особенно епископского сонма и идти вместе и вслед за вами, аможе поведет церковь свою благий Господь. Благодарю за долготерпеливое благоволение, приемлю милость за милость и ничтоже вопреки глаголю кроме только, что немощен есмь от ложесн, от сосцу матери моея; поддержите немощь, подкрепите бессилие, восполните скудость, помолитесь; помолитесь, чтобы Господь помог мне право править слово истины и правды прежде всех в себе, а потом и в других, чтобы последние годы моей жизни и смерть моя явились если и не прославлением имени Божия, то и не бесчестьем святой Божией церкви. Боже! Спаси Царя, и услыши ны, в он же аще день призовем Тя.


Источник: Христианское чтение. 1871. № 7. С. 126-130.

Комментарии для сайта Cackle