Глава 13. 1807–1808

...Исполняйтесь Духом, назидая самих себя псалмами,

и славословиями, и песнопениями духовными,

поя и воспевая в сердцах ваших Господу…⁷⁸⁶

Апостол Павел

В «Еортодромии» премудрость святого Никодима дос­тигает своих высочайших и глубочайших проявлений. Проникновенные слова творцов канонов, которые он истолковывает в этой книге, дают ему повод во всех деталях показать, где они совершили «достохваль­ную кражу»⁷⁸⁷. «Еортодромий» объемом в 750 стра­ниц формата «in quarto» – это подлинная сокровищ­ница познаний, которые преподобный рассеял по всей своей огромнейшей книге, повествующей о множестве богословс­ких, нравственных, религиозных, литургических проблем, причем автор обращается к клирикам, к монахам, ко всему миру! Глядя на созданную самим святым отцом систему примечаний, не знаешь, кому удивляться больше: гимнографам или их толкователю? Преподобный Никодим не доволь­ствуется истолкованием канонов. Читатель должен знать и все, что святые Отцы написали в прозе по поводу каждого из разбираемых праздников и где находятся эти их Слова: в Лавре, Ватопеде, Ивироне, Дионисиате и т.д., и какой фразой они начинаются... И среди этого пиршества знания и многоведения ты видишь святого Никодима, коленопрекло­ненного пред Космою и Дамаскином⁷⁸⁸ и говорящего: «Я немуд­рый, глупый и неученый».

Видный иерарх, поразивший аудиторию, состоявшую из богословов и профессоров, своей беседой, на вопрос, откуда он столько знает? Ведь они вместе учились! – ответил: «Я учился еще и в другой школе – школе Никодима Святогорца!» Все, о чем он сказал обобщенно, серьезный исследова­тель обнаружит в одной только книге святого – в «Еортодромии». Эта книга сама по себе – школа, или, если это определение не слишком удачно, этот труд – труд целой школы мудрецов и святых, а не одного только нищего монаха-святогорца.

Златоустый Никодим не только истолковывает каноны, но и, можно сказать, находит в них повод изложить в сконцентрированном виде богословие, догматику, филосо­фию, историю и патристическую филологию, и делает все это с таким высоким искусством, что читатель наслаждается едва ли не в большей степени красотой и богатством толкований, чем тому, что они изъясняют. К сожалению, это сокровище многим неизвестно, и особенно грустно, что его не знают те, кто занимается богословием, этикой и гомилетикой, и все из-за того, что книга чересчур велика и плохо продается. Авторы трудов на эти темы не знают, что найдут в «Еортодромии» готовые и богатейшие материалы по своим проблемам, сопро­вождаемые подробным указателем. Так, при слове «Богоро­дица» мы обнаруживаем 143 ссылки на связанные с Пресвя­той Девой темы, идет ли речь об Ее материнском обращении к Своему Сыну или же о Сыновнем обращении к Матери Ее Божественного Сына. О, если бы я обладал златоустовым пером только для того, чтобы собрать и стройно изложить эти эпитеты, я бы принес неведомое наслаждение читателям, а Владычице – прекраснейший венок! И каким же было бы название? Название надлежало бы заимствовать у Иоанна Геометра⁷⁸⁹: «Изумительнейшая высота»!

Но как же преподобный Никодим смог довести до конца этот труд? Ведь он был изнуряем бедностью и болезнью на закате своей жизни. Откуда он черпал душевные силы для такой работы, когда небратолюбивые враги его постоянно измышляли против него новые козни? Откуда бралась его выносливость, откуда проистекала сама эта полноводная река знания и «всезнания»? На странице 403 «Еортодромия» он сам отвечает нам на эти вопросы. Говоря о Богоприимном Гробе в истолковании канона Великой Субботы, преподоб­ный пишет следующее: «Я говорю это, и во мне подпрыгива­ет сердце мое, радуется дух мой и веселится душа моя»⁷⁹⁰.

Святой отец занялся этим трудом в ту пору, когда он изнемогал от усталости и был изнурен постигшей его болез­нью. Но душа его, уязвленная божественной любовью, не желала подчиняться законам естества, до некоего предела, который она превзошла, когда в нее вселился Сущий превы­ше естества Бог. Во вступлении к канону Вознесения препо­добный Никодим прикровенно представляет борьбу между естеством и стремлением, из которой он выходит победите­лем: «Посему я, хотя и утружден истолкованием иных канонов, – ибо я истолковал эти каноны последними, – однако понудил себя самого, призвав на помощь Вознесшего­ся Христа Бога нашего... и написал к ним комментарий более сжато, по причине, указанной выше...»⁷⁹¹. Несмотря на то, что телесные силы оставляли его, подвижник смог даровать Церкви изумительную книгу, подобной которой дотоле не знал православный мир. Такой внутренний огнь снедал его богоносную душу! «Еортодромий» Никодима Святогорца «извествоваше словесе утверждение»⁷⁹².

В своем введении преподобный Никодим объясняет причину, по которой Богу надлежит воздавать славу в песнях и славословиях: «Как Бог благотворит людям, так и люди должны благодарить Благодетеля своего Бога... Поскольку Бог есть Слово живое и сущностное, Он радуется, когда Его именуют этим именем, и потому благодарение, воссылаемое посредством слова, для Него приятнее всех прочих. А слово – это не только то, что читается прозаически, без какого-либо метра, но и то, что составлено в стройных стихах, и в песнопениях, и песнях...»⁷⁹³. Он рассказывает о переходе Чермного моря и славословии, которое вознес Моисей, составив стихи на еврейском языке⁷⁹⁴, о матери Самуила, пророчице Анне, которая сочинила третью песнь о благодея­нии, сотворенном ей Богом, рассказывает он и о том, как Иона⁷⁹⁵ и три святых отрока⁷⁹⁶ составили песни о своем спасении. Так и пророк Давид за многочисленные благодея­ния, оказанные ему Богом, сочинил множество псалмов, «которые положены на определенную мелодию и наполнены

песненной гармонией»⁷⁹⁷.

«...А в Новом Завете было установлено праздновать ежегодно великие Господские праздники, в которых Едино-родный Сын Божий излил миру реки Своей благодати и благодеяний чрез Домостроительство Своего Воплощения»⁷⁹⁸, как говорит Феодорит Кирский: «Сотворивший нас Бог, связав нас по грехопадении заботами и печалями, подал нам и повод к утешению душевному, установив божественные празд­ники; ибо их предмет – воспоминание даров Божиих и предвосхищение полного уничтожения всякой печали»⁷⁹⁹.

Потому и Отцы написали на различные праздники торжественные слова и стихотворные творения, составили стройные песни, мелодии и разнообразные песнопения, что­бы, согласно Василию Великому, «вместе со сладостным и благозвучным для слуха мы неприметным образом принима­ли и то, что есть полезного в словах, уподобляясь мудрым врачам, которые, давая пить горькое лекарство питающим к нему отвращение, нередко обмазывают чашу медом. Потому-то изобретены эти стройные песнопения, чтобы... юные нравом только по видимости пели, а на самом деле обучали бы свои души»⁸⁰⁰.

По этой причине, говорит преподобный Никодим, Кли­мент Александрийский, мученик Афиноген, епископ Непот, Викторин, Лактанций, Григорий Богослов, Андрей Критс­кий, Иосиф Песнописец, Анатолий и многие другие состави­ли различные гимны, «а особенно и изрядно – иерусалимс­кий иерарх Косма и происходящий из Дамаска тезоименный благодати Иоанн, иерусалимский пресвитер, – две священ­ные Музы, два небесных Орфея и два доброгласных и сладкозвучных соловья святой Христовой Церкви: они укра­сили, они облагодетельствовали, они усладили все великие и Господские праздники Господа нашего Иисуса Христа и Владычицы нашей Богородицы»⁸⁰¹.

Далее святой пишет, что по причине высоты мыслей и неудобопонятности древнегреческого языка, особенно для простых христиан, он предпринял истолкование и упрощение языка канонов, «чтобы принести пользу простым нашим братьям, при помощи простоты толкования, а опытным в древнегреческом языке, посредством печатного издания. По­будили же нас к этому многие братья, ревнители добра и поборники общей пользы православных христиан...»⁸⁰². Пре­подобный Никодим разбирает значение ирмоса, тропаря, канона и песни и переходит к их корням, излагая историчес­кие факты, при каких обстоятельствах были воспеты различ­ные каноны и песни, от которых берут свое начало воспевае­мые в церквах девять песней, и раскрывает причины, подвигшие Косму Сладкопевца использовать определенный глас для каждого праздника, находя в этом символическое значе­ние.

И, наконец, он пишет: «Итак, теперь, когда все рассказа­но и изложено, вас, братья, призывает к чтению этой книги, во-первых, Сам Владыка Христос, Которого во все Господс­кие праздники воспевают и славословят пением этих празд­ничных канонов. Во-вторых, призывают вас божественные и священные творцы этих канонов... священная двоица песнописцев, вселюбезная и единонравная пара боговдохновенных песнопевцев, и во Христе тривожделенная и единомудренная двоица духодвижных музыкантов, которые положили много трудов и потов, дабы составить сии прекраснейшие, мелодич­нейшие и мудрейшие божественные каноны... с ними же вместе призываю и я, ничтожный, собравший это толкование и изъяснивший его на простом языке, всех православных христиан, и священнослужителей и мирян, и молодых и старых, и неученых и опытных в древнегреческом языке... И для тех, кто алчет хлеба премудрости, эта книга станет духовной трапезой, полной мириад небесных снедей... Для тех же, кто жаждет нектарной и сладостной воды священных тропарей, она станет медоточивым и полноводным источником, изливающим им воскрешающую мертвых духовную струю бессмертия. И наконец, для тех, кто желает проникнуть в божественный и духовный смысл Господских праздников, для них эта книга станет цветущим и благоуханным раем, наполненным самыми благовонными растениями, нардом, шафраном, тростником и корицей; наполненным сладчайшими плодами, финиками, грана­тами, орехами и фруктами; и наконец, наполненным различными небесными дарованиями, просвещающими ум, привлекающими сердце и веселящими всего внутреннего человека...»⁸⁰³.

Как только преподобный Никодим закончил «Еортодромий», он тотчас же известил патриарха Григория 5, возвратив­шегося на Вселенский престол после второго своего изгнания на Афон, что «завершены с Божией помощью толкования на простом языке Господских праздников и Успения Пресвятой Богородицы, а также священных антифонов Октоиха, как в бытность Вашу на Афоне завещало мне Ваше Святейшество». Он горячо просит, чтобы, «поскольку Патриарху известна моя бедность, вышло повеление переписать и издать эту книгу на общую пользу православных христиан». Патриарх ответил следующим письмом⁸⁰⁴:

«Преподобнейший в монахах кир Никодим, чадо о Господе, возлюбленное нашей мерности, да будет благодать учености твоей и мир от Бога, а от нас молитва, благослове­ние и прощение.

Мы получили письмо твоей учености, в котором говорит­ся о переписывании толкования канонов Господских и Бого­родичных праздников. Хваля ревность твоей учености, по­скольку мы уже долгие годы знаем твое трудолюбие в духовных писаниях на всеобщую пользу православной полно­ты, вот, мы определяем преподобнейшему кир Никифору, хартофилаксу, вручить твоей учености необходимую сумму на переписывание твоего труда. А о печатном издании книги позаботится Церковь... Ученость же твоя да приимет сугубые молитвы и благословения от Святой Церкви за те труды, которые ты подъял, истолковывая каноны. А от Мздовозда­ятеля Бога как за эти, так и за другие твои труды... да будешь ты удостоен награды в Царствии Божием...

Константинопольский Патриарх Григорий, во Христе молитвенник 1808 июня 10».

Книгу послали Иосифу Ватопедскому, который среди прочего писал так: «Я обрел в ней, словно рубины и сапфиры, благочестивые словеса высокого богословия о Святой Трои­це; словно изумруды и ясписы, таинственные и глубокие мысли о Домостроительстве Воплощения Бога Слова; словно драгоценные жемчужины, вставленные повсюду изречения по естествознанию; словно топаз и злато из Суфира, теории нравственной философии; и просто сказать, обрел в ней богатую сокровищницу Духа, которой обогащается вся Хри­стова Церковь, и всякий читатель становится богачом...»⁸⁰⁵. Хвалу Никодиму он выражает и в трех ямбических эпиграм­мах.

Таким же образом и хартофилакс Никифор написал свое «Утверждение» на «Еортодромий»: «Я прочитал Толкование на каноны Господских и Богородичных праздников... и по моему мнению, книга, содержащая сказанное Толкование – словно нектарный и полноводный источник, вода которого прозрачна и чиста видом, сладка и медоточива вкусом, воскре­шает мертвых силою и животворна по действию. В общем, я нашел, что книга эта духовна и источает благодать. Как сказал бы поэт: «Тонут в ней горе и гнев и приходит забвение бедствий»⁸⁰⁶. Я видел, как автор книги, господин Никодим, как будто прорывает русла и прокладывает каналы, и путем утомительных трудов отверзает в этой книге другой колодезь Иакова, водоносную скалу Моисея, воскипающую воду Сило­ама, разделяющийся источник из вышних вод Духа, дабы все словесные овцы Церкви Христовой пили из него живые и приятные воды, изливающие бессмертную сладость.

Итак, если кто жаждет жаждою душевною и умною, пусть приходит к этому источнику и ненасытно пьет живую и бессмертную воду, о которой я хорошо знаю, что она станет в нем иным источником, текущим в жизнь вечную, как сказал Господь⁸⁰⁷. И пусть он благодарит также и того, кто ископал этот источник на пользу всех братий.

Но прежде всего, и во всем, и со всем, да благодарит он многократно и тысячекратно Всецарицу Богородицу Марию, Хранительницу и особенную Предстательницу этой святоимен­ной Горы, Которая не только мощной силой и светоносной Своей благодатью просветила и укрепила писателя на создание и составление этой стоившей многих трудов и исполненной вели­кой пользы книги, но и священную эту землю изначально, с древних времен сделала Своим Раем и садом, полным разнооб­разных плодов и всевозможных цветов, и духовных растений: что означает – полным мужей, не только творящих спаситель­ные заповеди и богообразные добродетели, но и сияющих священными искусствами, во славу Свою и Единородного Сына Ее, и на пользу всей Христоименитой полноты»⁸⁰⁸.

Написанное Никифор сопроводил тремя ямбическими эпиграммами, одна из которых такова:

«Радуйся, писатель этого Толкования,

Святогорец Никодим, честь,

Сила и слава жителей Наксоса.

Ибо тьмочисленными трудами Каноны

Все он истолковал на божественные праздники,

Собрал свет и словеса святых.

Подобает восхвалить этого мужа всем

Народам, как православного, с крайним тщанием

Написавшего бессмертную Книгу,

Которой он удивляет души христиан»⁸⁰⁹.

Прочитал эту монументальную книгу и друг святого, колливад Христофор⁸¹⁰, – и послал ему такое прекрасное послание:

«Я прочитал, мой возлюбленный духовный брат, сотво­ренную тобою книгу, «Еортодромий»; прочитал, впрочем, не всю, но только часть. Однако и из одной этой части, как бы по когтям, согласно пословице, узнал льва⁸¹¹. Конечно, я возрадовался сердцем: ведь ты наполнил сию книгу, возлюб­ленный, такой словесной амброзией, что совершенно посра­мил, как мне кажется, и Сирен, если бы таковые существова­ли, и самих соловьев (разве что кто-то подразумевает под соловьями Силы Небесные).

Я увидел в этой книге новое, ставшее эхом, отзываю­щимся на глас первообраза; и, так сказать, узрел, согласно мужу желаний⁸¹², глас словес, аки глас народа⁸¹³. И подобно тому, как в Евангелиях Богослов назван Сыном громовым⁸¹⁴, по причине явленных им небесных и сверхъестественных догматов, было бы справедливо и тебя наименовать Сыном громовым, ибо ты изъяснил церковные и воспетые святыми песни. Ведь этот источник, наполненный приятною и живо­точною водою, был запечатлен, по причине покрывающей его сени неясности, и оттого весьма мало полезен. Но ты, излив его сладостную и обильную влагу во многие русла, позволил воспользоваться ею всем. Ибо здесь скудость преобразил в широту, а там – приложил глубину смысла, здесь вознесся к высоте созерцаний, а там изложил долготу правых догматов; и собрав целый сонм свидетельств из Писания Ветхого и Нового Заветов, из прославленных даром слова святых и даже из внешних мудрецов, при помощи всех этих богатств воссиял, словно некая новая молния с Олимпа, и породил для верных, словно в устричной раковине, в этой книге подлин­ные жемчужины⁸¹⁵, каковые надлежало бы выпустить в свет путем печатного издания, ведьме суть речи, ниже словеса, ихже не слышатся гласи их⁸¹⁶, – и сие не иначе, как с охотою, как с готовностью, как с радостью: и сие буди, буди!» Да будет услышана молитва Христофора и о втором издании.

Сердце мое к Тебе, Слове, да возвысится,

и да ничтоже усладит мя от мирских красот на слабость⁸¹⁷.

Степенна

То, что мы написали по поводу «Еортодромия», справед­ливо и в отношении «Новой Лествицы», по ее содержанию, высоте, премудрости и обстоятельствам, в которых она была создана. «Новая Лествица» – это, так сказать, лебединая песня преподобного: он завершил ее с большим трудом, одолеваемый нарастающей болезнью. Эта книга посвящена исключительно темам истолкования, богословия, духовности, нравственности и догматики. Преподобный Никодим взял все степенны Октоиха (их 75) и создал целую книгу большо­го формата, объемом в 350 страниц, как он пишет, «душепо­лезную книгу, которой недоставало в Святой Его Церкви»⁸¹⁸.

И если «Еортодромий» служит доказательством многооб­разной премудрости преподобного Никодима, то «Новая Ле­ствица» открывает перед читателем то обилие даяний и дарова­ний Святого Духа, каким в действительности в избытке был наделен преподобный. Конечно же, последний труд преподоб­ного поневоле должен был стать самым зрелым плодом его божественного опыта и самым прекрасным итогом его порази­тельной учености и глубокой мудрости. Если бы нам были неизвестны возможности его бескрайней памяти, мы были бы в праве предположить, что «Новая Лествица» вовсе не является трудом, созданным всего лишь за несколько месяцев (да и в это время работу постоянно прерывала одолевавшая прежде несгибаемого аскета болезнь, постигшая его в тот период жизни), но что перед нами творение, потребовавшее многолет­него прилежания и гораздо больше телесных сил, чем остава­лось у святого. Между тем, его биограф Евфимий сообщает, что он написал эту книгу во время болезни, в середине 1808 года, то есть за год до своей преподобнической кончины. Какая сила помогла ему совершить этот подвиг? Мы уже сказали об этом выше. «Где вселяется Бог, Сущий превыше естества, там происходят сверхъестественные вещи». Мы полагаем, что и одной «Новой Лествицы» было бы достаточно, чтобы пока­зать, что преподобный Никодим – великий богослов, равный прежним святым Отцам, ибо в этой книге он сосредоточил едва ли не всю богословскую книжность. Отрадно, что недавно благочестивым издателем из Волоса г-ном Сотириосом Схинасом⁸¹⁹ она была издана вновь.

Как это было в случае с «Еортодромием», преподобный Никодим послал патриарху Григорию письмо и о «Новой Лествице», «поскольку, – как он пишет⁸²⁰, – во время пребывания Патриарха в святой обители Ивирон он лично предстал пред Его Святейшеством и сообщил ему о своем намерении истолковать на простом языке священные антифо­ны Октоиха...». На это письмо патриарх, в ту пору вторично возвратившийся на свой престол, ответил, что, «хваля рев­ность твоей учености, поскольку мы уже долгие годы знаем твое трудолюбие в духовных писаниях на всеобщую пользу православной полноты»⁸²¹, Церковь с радостью возьмет на себя расходы по переписыванию и изданию также и этой книги.

По своему обыкновению Никодим Святогорец послал «Новую Лествицу» давнему другу, дидаскалу и колливаду Христофору Продромиту, чтобы тот вынес свое суждение. К сожалению, писем преподобного друзьям сохранилось немно­го, и потому мы лишены важных данных о его дружеских и родственных связях. Христофор, изучив книгу, послал препо­добному Никодиму следующее письмо, которое мы приводим здесь полностью⁸²², поскольку оно не только выражает любовь автора к преподобному, но и описывает содержание прекрас­нейшей и глубокомысленной «Новой Лествицы».

«Я прочитал, любезнейший из братий моих Никодиме, посланную тобою книгу, которую ты трудолюбиво составил, чтобы истолковать семьдесят пять степени Октоиха. И поис­тине, я нашел в ней священные восхождения⁸²³, по Давиду, по которым одни, хотя и обремененные тяжестью тела, возлетают ввысь добродетелями; другие же, простерши крыла мыс­ли, восходят на высоту божественного познания; или же, через эти священные степенны, один восходит, когда рассуж­дает о Божестве Единородного; другой же нисходит, когда размышляет о причинах Домостроительства Воплощения. И просто сказать, во всех этих степеннах, и в каждой их части, куда бы ни погружался ум, он повсюду находит, что степенны носят свое имя символически: то есть, содержат высокие мысли, словно некие ангелы, восходящие и нисходящие на Сына Человеческого, как сказал в Евангелиях Сам Господь⁸²⁴.

Итак, знай, о возлюбленный, что чтение этого труда наполнило мое сердце несказанным наслаждением. Ведь Христова Святая Церковь в эти последние времена обогати­лась такой священной книгой, полной божественных и чело­веческих дарований: человеческих, ибо она испещрена исто­риями, притчами и изречениями внешних мудрецов; и боже­ственных, ибо она украшена словесами Священного Писа­ния, свидетельствами божественных Отцов и нравственными увещаниями. И над всем этим, она, словно неким венцом и златым и блаженным чертогом, если говорить в подражание Пиндару, блистает чистейшим, богатейшим и православным богословием. И потому, если я скажу, что ты источаешь реки богословия, то не погрешу против истины.

Конечно же, весьма справедливым будет сказать: о, Афон! о, безмолвие! И еще больше этого: о, уединение! о, изящество мысли! о, широта и плодотворность! И вслед за тем: о, красота и плавность речи! Сколь велика будет утрата для чад Церкви Христовой, если ты не потщишься напеча­тать и эту твою многополезнейшую книгу! Потому, пусть вместе с другими, не поддающимися подсчету, о дивный, будет причтен к чадам, рожденным тобою, как говорит разумный воистину Синесий, то есть к священным книгам, и этот твой труд: буди!

Весь объятый любовью во Христе, Христофор Монах».

Затем преподобный послал «Новую Лествицу» другому своему знакомому, ученому Онуфрию Кундуроглу, составив­шему впоследствии его краткое жизнеописание.

Онуфрий глубоко уважал и почитал преподобного Нико­дима, и, кажется, поддерживал с ним дружеские отношения, когда тот приходил в Иверский монастырь⁸²⁵ из Капсалы, чтобы поклониться Пресвятой Вратарнице. Онуфрий, «и раз, и два и многажды со вниманием прочитав и познав», сколь замечательна эта книга, был поражен ее духовной красотой и послал святому следующее письмо⁸²⁶:

«Я раз, и два, и многажды прочитал и уразумел послан­ную мне тобою по моей просьбе священную Книгу толкова­ния степени Октоиха. И что сказать тебе о ней, отче, не знаю: ведь эта книга внушает читателю благоговение и почтение к ее автору. Она высока, благодаря высоте догматического богословия. Она широка, благодаря разнообразию рассмат­риваемых в ней тем. Она чрезвычайно ясна, по причине простоты языка. Она крепка, благодаря мужественности и твердости мысли. Она методична по образу написания. Итак, я ублажаю написавшего такую книгу; хвалю того, кто ее издаст; и трижды ублажаю весь народ, удостоенный такой общеполезной книги. И она справедливо названа «Лествицей», ибо возводит читателя от низкого и земного к высокому и небесному. Ведь она учит его единству Пресущественного Божества и троичности Богоначальных Ипостасей; пове­ствует о совершенствах Божиих; показует различие, какие в Боге свойства естественные и сущностные, а какие – ипостасные; излагает догматическое учение и являет, что Дух Святой – поистине совершенный Бог, славимый со Отцом и Сыном, и от единого Отца исходящий, и что Он укрепляет все творение, сохраняет сущее в соответствии с тем, ради чего оно было сотворено; приводит в бытие то, что не существова­ло, животворит его и движет; освящает всю умную и словес­ную тварь, и просто всем все подает сообразно достоинству каждого.

Эта книга опровергает различные заблуждения и злославие савеллиан, ариан, евномиан, македониан, духоборцев и вообще всех еретиков, и острейшим мечом Духа разрубает, словно нить, и расторгает, словно паутину, их нововведения. Чтение этой книги просвещает ум и делает его боговидным; искореняет злобу и взращивает добродетели; воспитывает нравы и изменяет их на лучшее; борется со страстями и дарует победу над ними; и коротко сказать, как не требует правое исправления, как не нуждается полное в добавлении, так и она, коль скоро она полна, учит всех всему для всех полезному, и едва ли найдется такое благо, которого бы она не подавала всем, как вдыхание воздуха, и вкушение хлеба, и питие воды, и обращение стихий; а коль скоро она права, то направляет человека к правому по природе Богу. Посему мы воздеваем к Богу руки в слезном молении, дабы узреть нам вскоре сию книгу, изданною на всеобщую пользу.

Твоей всечестной Преподобноучености во всем покорный раб, Онуфрий Кундуроглу».

«О, что за вожделеннейшая вещь явлена была бы право­славным, если бы случайно, или, лучше сказать, по священ­ной молитве, нашлась некая Лествица, возводящая желаю­щих от земли на Небо, от мира к Богу, от дольнего к горнему и от временного к вечному! И правда, это было бы вожделеннейшим! Ибо сколь велика и почти беспредельна высота неба в сравнении с землею, столь же трудно и взойти на эту высоту...» – пишет преподобный Никодим⁸²⁷.

Как мы уже писали ранее, «Новая Лествица» – это подражание Лествице святого Иоанна, оказавшей на препо­добного столь глубокое влияние в первые годы его монашес­кого жития и уже описанной нами вкратце. Сравнивая ту Лествицу со своей собственной, святой отец, помимо всего прочего, пишет: «Ибо это толкование – поистине лествица, возносящая людей к Небесам... И коротко сказать, это толкование – Лествица более богатая, высокая и безопасная, чем всем известная Лествица Иоанна. Более богатая, потому что та Лествица имеет только тридцать ступеней, а эта – семьдесят пять, дабы восходящие увлекались ее богатыми и духовными мыслями; более высокая, ибо содержит в себе высокое богословие Святого Духа, или, лучше сказать, Царственнейшей и Пресущественной Троицы, Отца, Сына и Святого Духа; и более безопасная, чем Иоаннова, потому что из каждых трех степени одна всегда составляет Троичен⁸²⁸ о Святом Духе. И это для того, чтобы, с одной стороны, ободрять восходящих Его силой и благодатью, дабы они не боялись и не испытывали головокружения от высоты восхож­дения, но укреплялись, простираясь вперед, и забывая зад­няя, по блаженному Павлу⁸²⁹; а с другой, чтобы украсить эту небесную Лествицу богословием о Его Божестве; и вместе с тем, чтобы укрепить эту Лествицу, подобно так называемым скрепам или связкам, помещаемым внутрь стены, дабы еще более утвердить ее...».

Святой отец завершает свое предисловие, описав вели­кую пользу «Новой Лествицы»⁸³⁰: «Итак, братия мои воз­любленные, читая настоящую книгу и получая от нее пользу, прославьте Подателя всех благ Бога и воздайте благодарение Его благости, ради которой Он благоволил привести к благоприятному концу сию общеполезную книгу, которой так не хватало Церкви Христовой...».

Как характерно для великой и святой души преподобно­го, что, несмотря на гонения, скорби, клевету, которая обрушивалась на святейшего аскета, делателя таинственного виноградника Господня, он не отчаялся, но продолжал тру­диться, хорошо зная, что надлежит и ему испить чашу своего Господа, как это случилось со всеми Отцами, жившими прежде него, – ведь они подверглись множеству испытаний и претерпели немало скорбей по некоему мистическому закону Божественного Промысла. И, как сказал один мудрец, «лишь в одном мы можем быть уверены: что мы будем страдать и что мы умрем». Ведь от него не утаилось, что брань, которой он подвергся, по Божию попущению, исходи­ла от общего врага рода человеческого, диавола. Люди не злы, но часто они становятся исполнителями злых советов сатаны. Против него-то и ополчался преподобный Никодим, и именно его попалял в смиренных пустынях безвестной Капсалы.

...Будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчета

в вашем уповании, дать ответ...⁸³¹.

Апостол Петр

Благоговейный Евфимий, описавший подвиги и жизнь преподобного Никодима и назвавший его «неблуждающим светилом»⁸³², видел, как тот приближается к неизбежному закату, после дивного шествия, совершаемого почти полвека средь мрачной зимы народного невежества, и потому ощущал глубочайшую скорбь. Евфимий был уже старцем-подвижни­ком, и не ожидал, что преподобный отец, «его рачитель», который был намного моложе Евфимия, предварит его в отдании общего долга. Но еще более скорбел он оттого, что преждевременная смерть святого должна была лишить «бед­ный наш народ такого вождя заблудших». Описывая усугуб­ление болезни преподобного, он испускает из недр своей души стенание о невосполнимой утрате народа и Церкви, выражая одновременно любовь и сострадание к своему собрату:

«Ах! И как написать мне, отцы мои, без слез об этой печальной вести! Как начал гордиться бедный народ наш и славить Бога, что Он даровал ему такое неблуждающее светило в столь несчастное время, когда распространилось безбожие и нечестие едва ли не во все части земли, и такого вождя заблудших и утешение скорбящих! Да, я исповедую, что он таков, и не только по книгам его, которыми он просветил и до конца будет просвещать всю Православную Церковь Христову, но говорю я это по тому, что видел каждый день: когда почти все израненные грехами оставили архиереев и духовников и прибегали к облаченному в рубище Никодиму, чтобы обрести исцеление и утешение в своих скорбях. Не только из монастырей, и скитов, и келлий, но и многие христиане из разных мест приходили увидеть Нико­дима и получить у него утоление своих скорбей. <...> Но скажу, отцы, скорбную весть. Когда он писал толкование на степенны, усилилась болезнь его, которая выражалась в слабости и отсутствии аппетита, и что бы он ни ел, в его теле не чувствовалось никакой силы, но, напротив, оно стало разрушаться. Выпали у него зубы, и он немного оглох»⁸³³.

К этой тяжкой болезни прибавилась скорбь, вызванная Соборным определением Григория 5, которым возвещалось, что «случающиеся поминовения почивших в благочестии дол­жны совершаться без различия и в воскресные дни, и по субботам, и в прочие дни седмицы, чтобы совершенно изглади­лась некогда возникшая оная распря». И патриарх Григорий, которого ожидала страшная кончина⁸³⁴ и который был более обеспокоен великими проблемами порабощенного народа, счи­тал монашескими распрями, недостойными внимания, Преда­ния Отцов и уставы Церкви! Потому он и издал во время своего второго патриаршества это определение, предполагая тем самым примирить спорящих монахов, которые возмущали Святую Гору, применив так называемую церковную икономию. Между тем, некоторые тонкие церковные проблемы, по при­чине их связи с древним Преданием, имеют особое значение. Следовательно, такой консервативный учитель Церкви, как преподобный Никодим, не мог оставаться безразличным, когда без серьезных причин нарушались и попирались Преда­ния, только из-за какой-нибудь кратковременной и даже преодолимой нужды или по той причине, что противники его располагают достаточными средствами и знакомствами в Кон­стантинопольской Церкви. Ведь не следует забывать, что уважение или неуважение к Преданиям Церкви, как и к святым Отцам, изобличает упадок или оживление в каждый период церковной истории, сообразно позиции Церкви по отношению к Священному Преданию.

Преподобный Никодим воевал при помощи своего непо­бедимого пера с первых лет пребывания на Святой Горе и вплоть до последних дней своей многострадальной и святой жизни. Но там, где истощаются убеждения, начинается безразличие. И «видя, что здесь начальствующие отцы Горы не обращают никакого внимания ни на Предания святых Отцов, ни на уставы, которые видят каждый день»⁸³⁵, и вспоминая, сколько злостраданий претерпели колливады, храня верность Преданиям Церкви, Никодим Святогорец счел, что правильнее будет замолчать, удовольствовавшись составлением «Исповедания веры»! «Этот исполин духовной борьбы за распространение и сохранение Православной веры и жизни составил... исповедание и апологию своей веры в опровержение нечестивых обвинений, которые высказыва­лись некоторыми завистливыми иноками Святой Горы!»⁸³⁶. Но таков удел святых мужей. «Невозможно тому, кто печется о добродетели, не иметь множества врагов», – вопиет Злато­уст⁸³⁷, – будь то в ответ на добрые дела, как это было с Господом, апостолами и святыми, – или же по действу ненавистника добра диавола, или из-за скверны зависти, «затрагивающей даже лучших». Потому святой отец, говоря о причинах без малого полвека продолжающейся вражды против колливадов и прежде всего – особых нападок лично на него, написал в своем «Исповедании веры» следующее:

«Страшная вещь зависть, возлюбленные, и беспокой­ная, постоянно пребывая в возбуждении, она никогда не перестает творить свойственное ей по природе: а именно, приписывать порок непорочным, обвинять невиновных и даже благочестивейших и православнейших, дабы оклеве­тать их как злославных и нечестивых. В подтверждение этого достаточно примеров великих учителей и святых нашей Церкви, я имею в виду Афанасия, Василия, Григо­рия, Златоуста и остальных, которые, будучи благочести­вейшими и православнейшими, были оклеветаны противни­ками как нечестивые и злославные. И если невозможно было таким и столь великим святым Церкви избавиться от зависти и клеветы, то как же могли бы мы оказаться выше их, не достойные даже их стоп? <...> Есть даже некоторые люди, которые, вовсе не зная, что означает «коливад», и не представляя, по какой причине нас обвиняют и злословят, только слыша, как другие называют нас коливадами, и еретиками, и злославными, и другими порочащими прозвищами, тотчас и сами присоединяют свои поношения. Поэто­му они похожи на тех неразумных афинян, которые, будучи невежественными, обвинили справедливого Аристида и проголосовали против него на глиняном черепке, решив, что он достоин остракизма⁸³⁸ и должен быть выслан из Афин. А между тем, они его совсем не знали прежде, а только слышали от других, что он достоин остракизма и изгнания, как повествуется об этом в «Сравнительных жизнеописани­ях» Плутарха. Приведем по поводу злословия очень подхо­дящую к подобным обстоятельствам народную и просторечную пословицу, которая гласит: «Стоит залаять одной собаке, как тут же начинает лаять и другая»»⁸³⁹.

Преподобный Никодим боролся, защищая Предания и уставы Церкви, неразрывно связанные с догматами и состав­ляющие сдерживающую силу Церкви, сколь бы незначитель­ными они ни казались. Православие как учение, как литурги­ческое предание, как особая духовность, как писанный закон, как неписаное предание от века представляет собой целокупное единство – утверждаемое Святым Духом неразрывное целое. Зная это, святой отец не терпел компромиссов и искажений, вносимых изменчивой и пестрой человеческой мыслью, которым не подвластны ни опыт Церкви, ни догма­ты, по происхождению своему непостижимые разумом, ни авторитет святых Отцов. Православие не подлежит измене­ниям и эволюции. Православие не нуждается в дополнениях и единственное, что необходимо, это вовсе не заключение беспредельности Православия в узкие рамки человеческой ограниченности, но наше расширение и возвышение и углуб­ление, чтобы мы смогли не исчерпать его дух, – это невозможно! – но причаститься его неисчерпаемому богат­ству, насколько подобное допустимо ограниченной челове­ческой природой.

...Сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению.⁸⁴⁰

Апостол Павел

Для опровержения клеветы преподобный Никодим вы­нужден был составить, как он сам пишет, «собственноручное Исповедание нашей Веры, чтобы вкратце ответить, как мы мыслим о том, в чем нас несправедливо обвинили. Ибо мы слышим первоверховного Петра, призывающего: «Будьте всегда готовы всякому требующему у вас отчета... дать ответ» (1Пет.3:15), чтобы те, кто по страсти говорит это против нас, заключили уста свои, убоявшись Бога и будущего воздаяния; а братья, соблазнившиеся по незнанию и охладевшие из-за говорившегося против нас, прекратили соблазняться, видя уже откровенными – и сло­вом, и письменно, и печатно, – сердечные наши мысли. Потому что, по Апостолу, сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению (Рим.10.10)»⁸⁴¹.

Далее Никодим Святогорец, во-первых, исповедует, провозглашает и принимает двенадцать членов Символа Веры, при этом он приводит слова святителя Иоанна Злато­уста из «Беседы 40 на Послание к Коринфянам» о том, что «с Неба ниспосланы догматы – Символа страшные каноны». Во-вторых, он исповедует и горячо приемлет все прочие догматы Православной Церкви, как о высоком Троическом Богословии, так и о глубоком Домостроительстве Воплоще­ния Бога Слова, говоря вместе с Великим Василием: «Веру­ем, как крещены, и славим Бога, как уверовали» (Первое слово о подвижничестве). В-третьих, он благочестиво испо­ведует и принимает семь божественных церковных Таинств, по образу и чину, который хранит Восточная Христова Церковь. В-четвертых, держится Апостольских Преданий, «которым мы научены, будь то словом, будь то посланием святых Апостолов», и пребывает в том, чему научен и во что уверовал, по Павлу, возвещающему так в «Первом послании к Коринфянам», во «Втором послании к Фессалоникийцам» и во «Втором послании к Тимофею». Пятое, преподобный Никодим вместе с Апостольскими Преданиями содержит и приемлет Предания Церкви, изложенные наследниками Апостолов... так как догматы веры составляют Предания Церкви, а Предания основываются на догматах веры, «ибо и те, и другие равную силу имеют для благочестия» (Прав. 91), согласно Великому Василию. Шестое, пишет он, «мы содер­жим и приемлем все священные Правила всехвальных Апос­толов, Семи Вселенских Соборов, Поместных, и отдельные правила святых и богоносных Отцов, утвержденные 6 Вселенским Собором во 2-м правиле и 7 Вселенским в 1-м, с правилами же принимаем и Деяния сих Святых Соборов; ибо те и другие имеют одинаковую силу. Седьмое, дабы подытожить нам сказанное: все, что Христова Святая, Соборная, Апостольская и Восточная Церковь, общая и духов­ная наша Матерь, принимает и исповедует, это и мы с нею принимаем и исповедуем, а то, что она отметает и отвергает, также и мы с нею отметаем и отвергаем, как ее искренние и верные чада»⁸⁴².

Темы, по которым защищается преподобный Никодим, позволяют сделать вывод, что его враги к обличению главных его убеждений – о поминовениях и Божественном Причащении – присоединили и другие обвинения, в том числе связанные с вопросами веры. Ведь из того, что колливады для них были «фармазонами, злославными и еретиками»⁸⁴³, следовало, что они мыслят ошибочно также и о ключевых и существенных предме­тах веры. Затем, чтобы раскрыть свои взгляды на вопрос о поминовениях, преподобный приводит некоторые сведения о приносимом в Церкви коливе и пишет: «Все сие испове­дав, приходим мы уже к тому, чтобы оправдаться вкратце в том, в чем нас обвиняют; прежде же оправдания нашего мы посудили необходимым дать сведения читателям, что озна­чает так называемое коливо. Итак, коливо – это вареная пшеница, которая представляет собой символ человеческого тела, так как человеческое тело питается и растет посред­ством хлеба; почему и Господь уподобил Богоипостасное Тело Свое зерну пшеничному, ибо Он так говорит в двенадцатой главе Святого Евангелия от Иоанна: «Если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода». <...> Погребается в земле мертвое тело и гниет, как и зерно. Итак, это стало поводом для Церкви Христо­вой творить так называемое коливо, как в праздники святых, так и на заупокойных поминовениях во Христе усопших наших братий...»⁸⁴⁴.

Затем он переходит к главной своей теме – о поминовениях, отчасти защищая и своих оклеветанных братьев. Он разверты­вает догматические положения, по которым Церковь совершает поминовение в субботу, взывая к авторитету Иоанна Дамаскина, Дионисия Ареопагита, Григория Нисского и др., а также приводя иные относящиеся к этому вопросу места. Он ссылается на чин церковный, изложенный в богослужебных книгах – Триоди и Октоихе, равно как и в уставах святых обителей Афона. Обращаясь к своим обвинителям, которые придумали ироническое прозвище «колливады», он пишет: «Итак, нас, хранящих приведенное выше предание Церкви, творящей поминовение усопших в субботу, нас, хранящих сказанные словеса божественного Дамаскина и священной Триоди, – нас, говорю, обвиняют и называют коливадами. Кто же? Те, кто преступают сие предание Церкви и творят поминовение в день воскресный! <...> Разве не было бы справедливо... хвалить нас как храните­лей Церковного Предания?»⁸⁴⁵. Предвосхищая реакцию против­ников, которые могли бы сказать: «О друзья, судя по доказа­тельствам, которые вы приводите, вы считаете, что поминовение усопших надлежит совершать только в субботу и ни в какой другой день седмицы», – он отвечает: «Мы, брат, не интересу­емся прочими днями седмицы, но одним воскресным; ибо его видим избранным пред другими, и пред самою субботою, ради преимущества Воскресения Господня, в оный происшедшего, и воскресения всех верных, в оный преобразуемого, и из-за радости Воскресения...»⁸⁴⁶. «Положим конец главе сей и скажем, что, если ничто иное не подвигнет наших братий о Христе прекратить именовать нас коливадами, пусть пристыдит их свидетельство свыше и слава и честь, которыми почтил Бог в настоящее время двух первых вождей защитников Церковного Предания, призывающего совершать поминовения в субботу: а именно, покойного отца Парфения Зографа, всеобщего духов­ника Святой Горы, мощи которого по открытии их явились благоухающими. А также и блаженного прежнего предстоятеля Коринфского, кир Макария... вышний Промысл Божий просла­вил явным чудом, совершившимся при кончине его»⁸⁴⁷. Таким образом преподобный Никодим завершил свой обширный трак­тат о поминовениях и о «преимуществе воскресного дня», утвержденный на священных канонах Церкви, богослужебных книгах, словах Отцов и уставах Святой Горы.

Кроме того, в «Исповедании веры» среди вопросов, по которым защищается Никодим Святогорец, есть и два таких: 1) «О том, что Господь наш ремеслом был плотник»; 2) «Об истории волхвов». Речь идет о высказанных в книге преподоб­ного Никодима «Духовные упражнения» мнениях, по поводу которых соблазнились его враги, почему он и оправдывается довольно многословно, доказывая правоту своих мыслей. О Таинстве Божественной Евхаристии мы уже написали в своем месте; по этому поводу он также защищается весьма убедительно.

Уже в самом конце «Исповедания веры» он пишет: «О, горе мне! Кто даст главе моей, по Иеремии, источник слез, и плачуся о сокрушении дщере людей моих⁸⁴⁸? И разве не достойно рыданий – видеть стольких братий, оставивших мир и обитающих в горах и пещерах, чтобы спасти свои души, излить столько кровавых потов, пребывать в превышающих всякую меру подвигах постов, бдений, злостраданий, путешествовать с тяжкою ношею, доставляя воду и проходя по непроходным и обрывистым местам, – и напоследок, после всего этого, видеть, как они питают в сердце своем такого ядовитого василиска?! – ненависть, говорю, к братьям своим? О! и кто не восстенает? О! и кто не обронит идущие от сердца слезы?

Посему просим: приидите в себя, честнейшие отцы и возлюбленные наши о Христе братья, приидите и ощутите вред, который причиняет вам враг; оставьте упрямство, искорените из сердец ваших ненависть к братьям вашим и насадите в них любовь к братьям вашим, которая есть союз совершенства, как говорит блаженный Павел⁸⁴⁹. <...>

Перестаньте, отцы, злословить братьев ваших, и начните хвалить их и всех, поминая то апостольское изречение, которое гласит: «Наконец, братия мои, что только истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно, что достославно, что только добродетель и похвала, о том помышляйте» (Флп.4:8).

Положим конец этому Исповеданию и Оправданию нашему и скажем это краткое, но благородное и истинное слово. Братия и отцы, если вы не искорените ненависть из сердца вашего, и не насадите любовь, и не перестанете злословить братьев ваших, знайте (и простите нам эту дерзость), что всуе вы жили на горах и холмах; суетны все ваши аскетические подвиги и труды и поты. Сказать ли больше? Если и претерпите мученичество за Христа, но имеете ненависть и не любите братьев, всуе будет это мученичество ваше; и это не собственное наше слово, но златого умом и языком Иоанна; ибо он так говорит: «...ничто не больше любви и не равно ей, даже самое мученичество, которое есть верховное из всех благ; а каким образом, послушай. Любовь и без мученичества делает учениками Христа, а мученичество без любви не могло бы сделать этого»⁸⁵⁰ (Слово о великомученике Романе).

Итак, братия и отцы, отложив в сторону ненависть и зависть и злословие против братьев, восприимем знамение и отличие учеников Христовых – любовь, и мир друг с другом, и единомыслие, и единодушие заключим в объятия, и так да вознесем в мире молитвы наши начальнику мира Богу, умиротворившему нас Кровию Креста Своего и давшему мир дальним и ближним, по Апостолу⁸⁵¹; прославляя едиными усты и единем сердцем всесвятое Имя Отца и Сына и Святаго Духа, Единаго в Троице Божества, Ему же подобает всякая слава во веки веков. Аминь»⁸⁵².

«Только подлинный святой мог так думать и говорить. Только святой, в сердце которого воцарилась изобильная любовь Христова, мог с такой лаской и добротой обращаться к своим врагам и клеветникам, прощать их из глубины души и призывать с болью и любовью на путь спасения. Никодим Святогорец был действительно великим святым. Пусть его молитвы ко Господу сохранят и укрепят незыблемый мир Божий в Церкви, и пусть между верующими будет нерастор­жимое и неколебимое единство»⁸⁵³.