Отдел третий

В третьем отделе святой учитель наш излагает общие средства, необходимые для успешного ведения духовной брани, каковы: 1) молитва к Богу и призывание Его Святого Имени 2) памятование о смерти и о Страшном Суде 3) внутреннее сокрушение и слезы 4) охранение себя от злых помыслов 5) устранение себя от всяких попечений – безмолвие 6) наконец – соблюдение для каждого из исчисленных занятий и действий приличного времени и способа

«На все злые помыслы необходимо призывать в помощь Бога, ибо мы, как сказал св. Исаак, не всегда обретаем в себе силу противиться лукавым помыслам, а другой помощи в этом деле, кроме помощи от Бога, нет. Поэтому, руководясь наставлением Нила Синайского, нужно нам прилежно, с воздыханиями и слезами, молиться Владыке Христу так: «Помилуй мя, Господи, и не даждь мне погибнуть! Помилуй мя, Господи, яко немощен есмь! Посрами, Господи, борющего мя беса. Упование мое, осени над головой моей в день брани бесовския! Борющего мя врага побори, Господи, и обуревающие мя помыслы укроти тишиной Твоей, Слове Божий!» Или, по наставлению блаженного Феодора Студита, молиться на нечистые помыслы словами пророка Давида: «Суди, Господи, обидящия мя и побори борющия мя», и далее – весь псалом 34; и как написал песнописец: «Рассеянный мой ум собери, Господи, и олядиневшее (поросшее дурной травой) мое сердце очисти. Яко Петру, даруй мне покаяние, яко мытарю – воздыхание, яко блуднице – слезы, да зову к Тебе: помози ми и от скверных помысл избави мя! Ибо, яко волны морские, восстают на мя беззакония мои, и яко корабль в пучине погружаюся помышлениями моими; но в тихое пристанище настави мя, Господи, покаянием и спаси мя! Зело бо скорблю за немощь ума моего, яко не хотя стражду воистину невольное изменение – колебание, обуревание, крушение. Сего ради вопию ти: Безначальная Троице Святая, помози мне, и в стоянии мя добрых помыслов и чувствований учини!».

Так, выбирая из Святых Писаний приличное на каждый помысл и каждому времени потребное, и подобным образом будем призывать Бога на помощь против всех помыслов, и Он упразднит, отженет их.

Если же и нам, немощным, когда-либо нужно будет стать против стужающих нам лукавых помыслов, запрещая, противодействуя и прогоняя их, то да совершаем это не просто, как прилучится, но так же, по примеру святых отцов, Именем Божиим и глаголами Божественных Писаний, говоря каждому помыслу: «Да запретит тебе Господь» (Иуд. 9); и так: «Отступите от Мене, вси делающий беззаконие, и уклонитесь от Мене, вси лукавнующии» (Пс. 6, 9), да поучуся в заповедях Бога моего; и по примеру того старца, который говорил: отыди окаяние, и прииди возлюбление. «С кем это ты, отче, беседовал?» – спросил его один из братии, слышавший сие и думавший, что он с кем-либо разговаривал. «Я отгонял злые помыслы, а благие призывал», – отвечал ему старец. Сие и сему подобное да глаголем и мы, когда-то нам будет нужно и удобно.

Отцы говорят вообще, что в нашем духовном деле весьма полезно и потребно иметь всегдашнюю память о смерти и о Страшном Суде; а Филофей Синаит устанавливает делу сему даже чин и порядок. «От утра, – говорит, – до времени ястия пребудь в памятовании о Боге, т.е. в молитве и хранении сердца, а потом, возблагодарив Бога, должно погрузить ум свой в размышление о смерти и о Суде». Кто посвятит себя этому размышлению, тому наипаче должно иметь, в себе сии глаголы Господни: «В сию нощь душу твою истяжут от тебе» (Лк. 12, 20); «о праздне слове будете отвещать в День Судный» (Мф. 12, 36); сердечные помышления сквернят человека (Мф. 15, 18); или слова святых Апостолов: «конец приближися» (1Пет. 4, 7); «приидет День Господень, яко тать в нощи» (1Сол. 5, 2); «всем нам подобает предстати судилищу Христову» (2 Кор, 5, 10); «слово Божие судит не только делом и словесем, но и помышлением сердечным» (Евр. 4, 12).

Начальник отцов, святой Антоний Великий говорит: «Нам должно так думать в себе, что и настоящего дня не доживем до конца». Святой Иоанн Лествичник пишет: «Поминай последняя твоя, и во веки не согрешиши (Сир. 7, 39), и память смертная всегда да будет с тобой». Святой Исаак Сирин сказал: «Всегда носи, человече, в сердце твоем память об отшествии твоем». И все святые память сию и сами всегда имели и другим желающим спасения внушали иметь. И не только святые, но и внешний образ любомудрия гласит, что память о смерти весьма нужна для нравственного совершенства.

Но что нам, страстным и немощным, делать? Откуда научиться сему деланию, чтобы хоть мало водрузить и вскоренить в сердцах наших память смертную? «В совершенстве и полноте памятование о смерти и о Суде есть дарование и дивная благодать Божия», – сказал святой Исаак. А наше непостоянство, наше парение мысли и омрачающая забывчивость составляют великое препятствие – утвердиться нам в памяти о последних, т.е. о смерти, Суде, аде и вечном блаженстве. Мы часто приводим их на мысль, иногда беседуем друг с другом о смерти, но внутрь сердца своего углубить и вкоренить сего не можем... Не смотря на это, да не малодушествуем, и да не прекращаем нашего об этом старания; ибо, при помощи Божией, трудом и временем, т.е. потрудясь и потерпев, достигнем желаемого успеха.

А желающему в этом успеха должно поступать так: пусть он твердо памятует, что сказано выше: пусть уразумеет крайнюю необходимость и пользу памяти смертной; пусть убедится, что – как хлеб нужнее всех яств, так и память смертная благопотребнее всех добродетелей. «Как невозможно алчущему не помнить о хлебе, так и желающему спасения невозможно не иметь памяти о смерти», – сказали отцы. Далее, пусть соберет ум свой и сосредосточит его в том, что изрекли святые в Писаниях своих о различных и страшных видах и родах смерти, как например, Григорий Беседовник и многие другие.

Думаю, – говорит преподобный Нил, что полезно нам воспомнить и о тех различных родах смерти, которые были в наше, или в недавнее время, о которых мы слышали, или которых были очевидцами. Сколько не из мирян только, но и из иноков знаем мы таких, которые благоденствовали, услаждались житием века сего, имели надежду на долгую жизнь, будучи еще далеки от старости, и внезапно сражены смертью?! Многие из них застигнуты часом смерти так быстро, что не успели и проститься. Одним из них восхищены, когда стояли или сидели; другие за ястием и питием вдруг испустили последнее дыхание; иные скончались, идя по дороге; иные уснули сном вечным на ложе, на которое возлегли с мыслью – успокоить тело малым только и временным сном. Некоторые, как знаем, в последний час подверглись истязаниям столь страшным и мучительным, что и представить их себе ужасно. Приводя все это на память себе, размыслим: где наши друзья и знакомые? Что осталось теперь от тех из них, которые были здесь в чести, в славе, облечены властью, пользовались богатством и всяким вещественным изобилием? Не все ли это обратилось в тлю, дым и прах?!..

Вспомним святого песнописца (святого Иоанна Дамаскина), говорящего об этом: «Кая житейская сладость печали пребывает непричастна? Или кая слава стоит на земли непреложна? Вся сени немощнейша, и вся соний прелестнейша: един час, и вся сия смерть приемлет. Воистину убо всяческая суета в житии сем, елика с нами не пребудут по смерти: не предидет тамо богатство жития сего, ниже снидет с нами слава века сего, но пришедши смерть вся сия погубит». Итак, уразумев суету века сего, для чего мятемся мы всуе, прилепляясь к житейскому. Путь, коим шествуем, краток. Наша жизнь – дым, пар, перст и пепел: является и вскоре исчезает; даже и путем назвать ее не стоит – и пути худши есть, по слову Златоуста.

«Путешествующий, – рассуждает святой Иоанн Златоуст, – в какую сторону захочет пойти – идет, а в какую не захочет – не идет; и когда находится в гостинице – знает, когда пришел в оную и когда имеет отойти: вечером пришел, утром отойдет; но если захочет – может замедлить или ускорить отшествием. А мы, хотим или не хотим, должны неотложно выйти из мира сего, и нам неизвестно, когда выйдем из него; и не в нашей состоит то воле, чтобы остаться здесь на несколько времени, хотя бы мы и желали сего, но внезапно находит на нас воистину страшное таинство смерти. Душа с трудом отходит от тела, разрывая, по изволению Божию, и расторгая составы и нити, скреплявшие их естественный союз. И что сотворим тогда, если заранее не подумали об этом часе, если не приготовлялись к нему и обрящемся неготовыми? Ибо в тот горький час уразумеем, как велик подвиг души, разлучающейся с телом! О, какой плач она тогда поднимет! Но некому будет помочь ей, никто не помилует ее. Будет она возводить очи к Ангелам и молить их, но безуспешно; прострет руки свои к людям, но не найдет помогающего ей никого, никого кроме Бога и добрых дел!»...

Итак, уразумев краткость нашей жизни позаботимся о смертном часе нашем, не вдаваясь в молвы мира сего и в неполезные попечения: всуе бо мятется всяк человек, – говорит Святое Писание. Хотя бы мы и весь мир приобрели себе, но во гробе вселимся, ничего не взяв туда из мира сего: ни красоты, ни славы, ни власти, ни чести, ни другого какого-либо здешнего блага. Вот мы смотрим в гробы, что же мы видим? Видим «созданную нашу красоту – безобразну, бесславну, не имущую доброты». Видя обнаженные кости, узнаем ли по ним: кто царь, кто нищий, кто славный, кто неславный? Где красота и велелепие мира сего? Не все ли обратилось в смрад и приняло вид отвратительный! И вот все, что мир имеет прекрасного и вожделенного, изменилось в непотребство и ничтожество: как увядший цвет отпадает, как тень мимоходит, так преходит все человеческое. Почудимся такой превратности и воззовем в душе своей: «О чудесе! что сие, еже о нас бысть таинство? Како предахомся тлению? Како сопрягохомся смерти! Воистину Бога повелением, якоже писано есть».

За преступление заповеди Адам подпал болезни – всякому бедствию; и за вкушение от древа в Едеме, когда змий изблевал яд свой, всеродная вошла смерть, поражающая нас. Но предвидевший смерть Владыка и глубиной неизреченной Своей мудрости полагающий предел, или подавающий уроки, нашей жизни, пришед, низложил змия, и даровав нам воскресение, переселяет рабов Своих в жизнь иную.

Итак, воспримем в ум свой второе пришествие Господне, и наше воскресение, и Страшный Суд, воспоминая все то, что об этих событиях сказал Господь в Евангелии Своем, как написал богогласный Матфей: «После скорби дней тех, – сказал Господь, – «солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с небес, и силы небесныя подвигнутся. И тогда явится знамение Сына Человеческаго на небеси: и тогда восплачутся вся колена земная, и узрят Сына Человеческаго грядуща на облацех небесных с силою и славою многою. И послет Ангелы Своя с трубным гласом велиим, и соберут избранныя Его от четырех ветр, от конец небес до конец их» (Мф. 24, 29–31). А возлюбленный ученик Господа, – богогласный Иоанн, передает следующие глаголы Его: «Приидет час, в онже вси сущии во гробех услышат глас Сына Божия, и услышавше оживут, и изыдут сотворшии благая в воскрешение живота, а сотворшии злая в воскрешение суда» (Ин. 5, 28–29). И опять евангелист Матфей пишет: «Егда приидет Сын Человеческий в славе Своей, и вси святии Ангели с Ним, тогда сядет на престоле славы Своея. И соберутся пред Ним вси язы́цы: и разлучит их друг от друга, якоже пастырь разлучает овцы от козлищ. И поставит овцы одесную Себе, а козлища – ошуюю. Тогда речет Царь сущим одесную Его: «приидите, благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царствие от сложения мира». Сущим же ошуюю Его речет: «отыдите от Мене, проклятии, во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его». И идут сии в муку вечную, праведницы же – в живот вечный» (Мф. 25, 31–46).

Что, братия, что может быть страшнее и ужаснее того грозного ответа и видения, когда увидим всех согрешивших и непокаявшихся, которые за нераскаянность свою праведным определением Божиим, будучи отсылаемы на вечные мучения, в несказанно лютом трепете, возопиют неуслышанно и восплачутся горько? Как не тронуться и не возрыдать, когда вообразим в уме своем те страшные и лютые муки, о которых говорит Писание: «Огнь вечный, тьму кромешную, пропасть глубокую, червь лютый и неусыпающий, скрежет зубов», – и прочие страдания, имеющие постигнуть людей согрешивших, и делами своими прогневавших всеблагого Бога, – от нихже первый есмь аз окаянный! Какой страх, братия, обнимет нас, когда поставятся престолы, разгнутся книги, Бог сядет на Суде со славой и Ангелы будут предстоять Ему в трепете? И что мы, виновные в грехах многих, будем делать тогда, когда услышим, что Господь благословенных Отца Своего призывает в Царствие Небесное, а грешных, отделив от среды избранных, отсылает в муки? Какой дадим ответ? Что скажем, когда все дела наши предстанут нам в обличение, и все наши тайные слова, помышления – все, днем и ночью сделанное сокровенно, обнаружится перед всеми? Какой срам тогда покроет нас? Отречься от студных дел не будет никакой возможности: истина уличит и страх превеликий и стыд поразит души грешных. Не то будет с праведниками: они в радости и веселии войдут в Чертог Небесный и примут награду за добрые дела свои. И кто может, братия, изрещи страх оный и ужас второго пришествия Господня и Суда Страшного – неумытного, неподкупного, нелицемерного? «Если бы, – говорит некто из отцов, – возможно было тогда умереть, весь мир умер бы от страха».

Поэтому-то убоимся и ужаснемся, и углубим все это в уме нашем. Если бы сердце наше и не желало сего, будем принуждать его думать об этом, и в душе своей взывать: «Увы, омраченная душа, се приблизилось время твоего с телом разлучения! Доколе не отстанешь от злых дел? Доколе будешь пребывать в разленении? Почто не думаешь о страшном часе смертном? Почто не ужасаешься Страшного Суда Спасова? Какой дашь ответ, или что скажешь тогда в оправдание свое! Се дела твои предстоят, обличая тебя и свидетельствуя против тебя!.. Но, о душа, пока имеешь время, отступи от дел срамных, примись за благое житие: прибегни ко Господу, предвари Его и верою возопий: «Согреших, Господи, согреших Ти зле! Но вем благоутробное Твое человеколюбие. Того ради припадаю и молюся Твоей благости, да приидет на мя милость Твоя, Владыко. Яко смятется душа моя и болезненна будет во исхождении своем от окаянного моего и скверного телесе сего, да не когда лукавый супостата совет срящет и препнет ю во тьме, за неведомые и ведомые в житии сем бывшие ми грехи. Милостив буди ми, Владыко, и да не узрит душа моя мрачного взора лукавых демонов, но да приимут ю Ангели Твои светлии и пресветлии. Имеяй власть оставляти грехи, остави ми, да почию и да не обрящется грех мой перед Тобой, еже согреших немощи ради естества моего, словом, делом и помышлением, в разуме и неразумии! Да обрящуся перед Тобой, в совлечении тела моего, неимущ некоеяже скверны на образе души моея, и да не приимет мене грешника рука темного князя мира сего, еже исторгнута мя во глубину адову, но представни ми, и буди ми Спас и Заступник! Помилуй, Господи, осквернившуюся страстьми жития сего душу мою, и чисту ю покаянием и исповеданием прими, и Твоей силой возведи мя на Божественное Твое судище. И егда приидеши, Боже, на землю со славой, и сядеши, Милостиве, на престоле Твоем, праведный Твой суд судити, мы же вси нази, яко осуждени, неумытному Твоему суду предстанем, и егда начнеши творити испытание нашим согрешением, тогда, Преблагий, не обличи моя тайная, ниже посрами мене пред Ангелы и человеки, но пощади мя Боже, и помилуй мя. Понеже страшное Твое судище помышляя, Преблагий, Дне Судного трепещу и боюся, от совести моея обличаем, и скорблю зело о деяниях моих лукавых, и недоумеваюся, как отвещаю Тебе, Бессмертному Царю, яко Тебе горце прогневах: коим ли дерзновением воззрю на Тя, Страшного Судию, аз скверный и блудный?! Но, Господи, Благоутробне Отче, Сыне Единородный и Душе Святый, помилуй мя, и избави мя тогда огня неугасимого, и сподоби мя одесную Тебе стати, Судие Праведнейший!»

Примечание. Молитва эта составлена преподобным Нилом из молитв великомученика Евстратия и преподобной матери Макрины. Желающим научиться памятованию о смерти и о Страшном Суде преполезно читать эту молитву ежедневно, отходя ко сну.

Так и подобным образом молясь и размышляя, как указано выше, если благодатью Божией обрящем слезы, – говорит преподобный, – то нужно плакать столько, сколько то возможно: елико силу и крепость имамы; ибо плач избавляет нас от вечного огня и прочих будущих мук, – сказали отцы. Если же не сможем плакать много, то понудим себя хоть несколько каплей испустить слез сердечных сокрушением: ибо, по словам святого Лествичника, Благий наш Судия на слезы наши, равно как и на всякое наше дело, взирает и судит о них не по количеству, а по качеству и по мере силы и возможности нашей. «Видел я, – говорит он, – немногие капли слез, но таких, которые как кровь истекают с болезненным чувством; видел также и обильные слезы, но такие, которые струятся как источник – свободно, без болезни. Видел то и другое, и сужу о том и другом не по количеству слез плачущего, а по страждущему чувству сердца его. Думаю, что и Божий суд таков же».

Если же, по немощи нашей, или от небрежения, или по иной какой-либо причине, не возможем и малого плача иметь; да не унываем и да не малодушествуем, но будем скорбеть, и воздыхать, и сетовать, и печалиться, взыскуя его с благой надеждой: ибо «скорбь и томление духа, – говорит святой Исаак, – восполняет недостающую меру всех дел телесных». Согласно с сим и святой Лествичник рассуждает: «Некоторые, желая и не обретая слез, окаевают себя, удручают стенаниями и тугой душевной, внутренне сетуют и плачут; и все это вполне заменяет им слезы, хотя то вменяется ими ни во что». «Бывают еще случаи, говорит святой Исаак, – когда слез не бывает по причине какой-либо немощи, и телесная немощь бывает причиной не только того, что желающие и ищущие плача не плачут, но и у тех, кои обрели уже и прияли дар слез, благодатный ток их прекращается и сердечная теплота охлаждается». И Симеон Новый Богослов, беседуя о слезах, поучает плакать всегда, если только, по некоему неизреченному смотрению Божию, или по приключившейся немощи, не оскудеет источник слез. Тоже явствует и из Святого Писания, в котором псалмопевец Давид, как бы заменяя слезы наружные плачем внутренним, говорит: «Жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс. 50, 19). Итак, нужно скорбеть в мысли, печалиться и искать слез духом сокрушенным и сердцем смиренным.

Искать слез должно так, как повелевает Святое Писание, если истинно желаем их. Из святых отцов, со всей обстоятельностью, о слезах поучает святой Симеон Новый Богослов, приводя и представляя то, что сказали о них псалмопевец Давид и Лествичник. Желающий изучить это дело, или лучше – важнейший и высший урок всей духовной науки, пусть вникнет в самую книгу Симеона Богослова и, сообразуясь с изложенным в ней, да исполняет, если только не изнеможет состав тела его. Но слишком изнурять телесное естество не полезно; ибо если сверх силы будешь понуждать немощное тело на дело, – помрачение к помрачению души приложишь и усилишь ее смущение, – говорит святой Исаак согласно с прочими отцами. Но нужно знать, что отцы разумеют здесь немощь истинную, а не притворную и воображаемую, и что нужно всегда и во всем понуждать себя неотложно, – говорит святой Симеон. Он же и то сказал, что когда душа наша пребывает в надлежащем устроении, то не может быть без слез. А мы, если не достигли в меру совершенства, постараемся приобрести хотя малую часть слез и будем просить их у Господа Бога с болезнью сердца, ибо отцы сказали, что слезы суть дар Божии, дар из числа великих даров, и повелели испрашивать его от Господа.

Так, преподобный Нил Синайский говорит: «Прежде и паче всего о даровании слез молися». А блаженный Григорий, святейший папа Римский, пишет: «Кто пребывает в благих делах и сподобился некоторых дарований от Бога, но не стяжал еще слез, тот должен молиться о том, чтобы плакать – или помышляя о Страшном Суде, или стремясь к Царствию Небесному, или каясь в злых делах, прежде содеянных, или у Креста Господня, взирая на страждущего за нас и распинаемого дражайшего Искупителя нашего; таким образом и он вступит на ту степень, на которой находятся великие подвижники, горящие любовью. В пояснение сего святой Григорий приводит из святого Писания сказание об Асхани, дочери Халевовой. Сидя на осле, она, вздыхая, просила у отца своего участка земли, имеющей воду: Суху дал ми еси, – говорит она отцу, – приложи мне и водную, яже доле: и даде ей отец ея, суху, яже горе и водную, яже доле (Нав. 15, 18–19). Под Асханью разумей, поясняет святой Отец, применительно душу, сидящую на осляти, т.е. на бессловесных плотских движениях; а то, что Асхань, воздохнувши, просила у отца своего водоточную землю, представляет ту истину, что и нам должно с великой болезнью сердца и с воздыханиями просить у Зиждителя нашего дара слез». С этим согласны и прочие святые.

Как же будем просить? Как станем молиться о даровании слез? Откуда положим начало? Не иначе, как только от Божественных Писаний; не довольна бо есмы и помыслити что от себе (2Кор. 3, 5), но довольство наше – Богодухновенные Писания, как написали святые, например, Андрей Критский: «Откуда начну оплакивать деяния моего страстного жития? Какое начало положу моему настоящему сетованию? Но, как Милосердый, даруй мне, Господи, слезы умиления, да плачуся перед Тобою, Творцом всех и Создателем нашим Богом. Перед Тобой, Спасе, открываю, елика согреших окаянной моей душой и скверной моей плотью, да, Твоей помощью укрепляемый, отвергнусь прежнего бессловесия и принесу Тебе слезы покаяния». Герман, Патриарх Цареградский: «Боже мой, Творче всего мира, Создателю мой, изведший некогда воду из несекомого камня и усладивший горькие воды Мерры, даруй зеницам очей моих источники слез, исполни голову мою чистительными водами и очи мои сотвори облаками всегда слезоточными! Ибо нечистота моего смысла и скверны души требуют, Владыко, окропления и очищения от Твоего человеколюбия, сердечные мои очи жаждут непрестанного дождя вод слезных, или озера, или источника душечистительного». Святой Ефрем Сирин: «Даруй, Владыко, мне, недостойному, всегдашние слезы на просвещение сердцу, да, просветившись сердцем, изведу источники слез с сладостью в молитве чистой, да потребится, великое написание моих грехов в слезах малых и да угасится малым сим плачем тамошний огонь палящий». Симеон Новый Богослов: «Господи, Зиждителю всех! Сам даруй ми руку помощи, – очисти скверну души моей и подаждь ми слезы покаяния, слезы любительные – из любви, слезы спасительные, слезы очищающие мрак ума моего и светлым меня соделывающие, дабы зреть Тебя, Света миру, просвещение окаянных очей моих». Песнописец: «О, Христе, Царю всех, даруй мне слезы теплые, да оплачу душу мою, которую зле погубил. Даруй мне, Христе, яко щедр, тучу слез божественного умиления, да плачуся, и омыю скверную сластей, и явлюся очищен перед Тобой... Даруй мне слезы, Христе Боже, как древле Ты даровал их жене грешнице»... И прочие, подобные сим, молитвенные стихи, находящиеся в Писаниях Святых, нужно с усердием произносить из глубины души, испрашивая слез и чаще молясь к Господу, да подаст нам благодать сию слезную, которая, по словам Исаака Сирина, лучше и превосходнее прочих дарований, и через которую, если стяжем ее, войдем в чистоту душевную и сподобимся всех благ духовных.

Есть некоторые и такие, которые еще не стяжали совершенно слезного дара, но приобретают его – иной через созерцание таин домостроительства и человеколюбия Господня, иной – через чтение повестей, житий, подвигов и поучений святых, иной – посредством одной, наедине творимой, молитвы Иисусовой, иной – приходит в умиление от некоторых молитв, составленных святыми, иной – умиляется некоторыми канонами и тропарями, иной – от воспоминания своих грехов, иной – от памятования смерти и Суда, иной – желанием будущего наслаждения и иными различными способами – приобретают слезный дар. И кто каким предметом возбуждается к слезам, о том и размышлять ему нужно, чтобы поддержать плач до тех пор, пока не прейдет; ибо «желающий избавиться от грехов, плачем избавляется от них, и желающий предохранить себя от них, плачем же предохраняется», – сказали отцы. В том-то и состоит путь покаяния с плодом его, чтобы и во время напасти, находящей на нас, и при всяком наводимом от врага помысле, плакать перед благостью Божией, да поможет нам. И если будем молиться с разумом, Господь не умедлит подать нам покой и умиротворение. Святой Симеон Новый Богослов все добродетели называет воинством, а умиление и плач величает царем и военачальником; ибо плач, – говорит, – с одной стороны, вооружает, научает и укрепляет нас бороться с врагом во всех начинаниях, а с другой – сохраняет от поражений противного.

Но если бы и так случилось, что ум наш, погрузясь в какие-либо простые помыслы, возбужденные слухом или видением предметов приятных или горестных для чувства, тронулся бы ими до пролития слез, то естественные эти слезы нужно преложить и перевесть на духовные и спасительные, обратив ум свой к славословию Бога, к исповеданию Его совершенств и дел, или к размышлению о смерти, о Суде, о муках и прочее, и таким образом плакать слезами благодатными. Святой Иоанн Лествичник говорит, что естественные слезы прелагать в слезы духовные достохвально, но, – замечает, что если душа наша, по благодати Божией, умиляется и слезит без нашего напряжения, сама собой, то это не что иное есть, как Божие посещение, и слезы те, слезы благодатные, благочестивые, таковые слезы должно хранить, как зеницу ока, пока отыдут; потому что они имеют большую силу и действительность к истреблению и искоренению грехов и страстей, чем те слезы, которые возбуждаются с трудом и разными мерами или ухищрением.

Когда же при внимании к себе, т.е. хранением сердечным, воздействует в нас, благодатью Божией, духовная сила молитвы, проникая нас теплотой, согревающей сердце и веселящей душу, неизреченно воспламеняя нас любовью к Богу и человечеству, просветляя ум и разливая во внутренности нашей чувство радования, тогда слезы изливаются сами собой и источаются без усилия с нашей стороны – самоисходно, тогда, как говорит святой Иоанн Лествичник, душа, подобно младенцу, и плачет и купно осклабляется, т.е. духовно радуется, выражая эту радость и на лице своем. Да сподобит нас Господь этих слез! Ибо нам, новоначальным, слабым и неопытным, кроме сего, нет другого утешения.

А когда, благодатью Божией, дар сей, дар благодатных слез в нас умножится, тогда и брань с врагом бывает легче, и помыслы умиротворяются и утишаются, и ум, как некоей обильной пищей, насыщается и услаждается молитвой: из глубины сердца льется некая несказанная сладость, ощущаемая по всему телу, и всякое болезненное чувство превращающая во всех членах в радостное взыграние.

Вот утешение, происходящее от плача, – говорит святой Исаак, – по слову Господню: Комуждо по благодати, данной ему (Еф.4:7)! Тогда радость, чувствуемая человеком, бывает такова, какой не обретается в веке сем. И это никому вполне неизвестно, кроме тех, которые всецело посвятили себя от всей души на дело сие.

Когда Господь благодатью Своей сподобит нас обрести слезы и восплакать, или когда поможет нам совершить чистую молитву, тогда всемерно да блюдемся от духа гневного и от прочих злых приражений. Ибо враг наш, в это особенно время, или старается возмутить нас внутренними помыслами и страстными движениями, или ухищряется отвне навести на нас брань и мятеж, чтобы дело наше запятнать и сотворить порочным.

«Когда помолишься чисто и трезвенно, – говорит Иоанн Лествичник, – вскоре за сим будешь ратуем и разжигаем на гнев. Таково ухищрение врагов наших! Поэтому, всякое доброе дело, а наипаче молитву, всегда должно совершать со всевозможным вниманием и чувством, а после молитвы беречься ярости, гнева и иных душевредных волнений. У новоначальных безгневие удерживается и блюдется слезами, как некоей браздой. И если выпустим эту бразду или воздействуем ею неправильно, тотчас начинается бесчинство».

«Бес крайне завидует молящемуся человеку, – говорит Нил постник (Синайский), – и всеми кознями силится отвратить от молитвы ум его, непрестанно возбуждая в памяти его разные представления и в теле приводя в движение все страсти, чтобы запнуть добрый подвиг и шествие молитвенное к Богу. А когда этот лукавейший дух, после многих ухищрений своих, не возможет воспрепятствовать крепкой молитве прилежно молящегося, то на время ослабляет свои действия, чтобы потом, по совершении молитвы, напасть на него с большей злобой, и или, возмутив его гневом на кого-либо, лишает душу того настроения, какое даруется молитвой, или, раздражив чувственность какой-либо сластью, помрачает ум. Поэтому, помолився якоже подобает, ожидай яже не подобает, и стой мужественно и бодренно, сохраняя плод свой; ибо исперва на то поставлен ты, чтобы делати и хранити. Итак, делая и трудясь, не оставляй без охранения того, что стяжал трудом и деланием; без этого же никакой пользы не будет тебе от молитвы».

Явно, что о делании и хранении святой отец берет слова из райской истории Адама, ибо Писание говорит: сотвори Бог Адама, и посели его в раи, еже делати и хранити его – рай (Быт. 2, 15). Райским делом он назвал здесь молитву, а соблюдение себя, или своего сердца, после молитвы от злых и лукавых помыслов – хранением. Итак, если Господь удостоит нас посещения Своей благодатью во время молитвы, плача, богомыслия, то да сохраняем себя всячески от всяких недобрых помыслов, наипаче же от худых слов и дел, и свои чувства да ограждаем бдительно, чтобы через них не воздвиглась на нас брань.

Если же по нужде, против воли нашей, душа наша впадет в какие-либо помышления, тотчас да прибегаем к Творцу нашему с мольбой, и Он рассеет их. Прямее и благонадежнее этого способа иного нет. И таким образом, при содействии Божием, мы сохраним души наши в страхе Его, не попуская уму нашему рассеяться и ослабнуть от обуревания помыслов, ни быть расхищену от каких-либо суетных удовольствий, и удаляя от себя все то, от чего может быть, при слабости ума, утрачено приобретенное посредством умиления сердечного. После слез и после молитвы твердо и крепко да стоим в том же, т.е. слезно-молитвенном настроении духа.

Сии чудные делания, о которых мы сказали, непременно требуют отсечения попечений, т.е. чтобы умереть для всего житейского и упражняться со всем прилежанием и вниманием в одном деле Божием, как сказали великие отцы, собственным опытом познавшие эту мудрость.

Святой Макарий Великий говорит: «Кто хочет приступить ко Господу, сподобиться Вечной Жизни, сделаться обителью Христовой, исполниться Духа Святого, чтобы придти в состояние приносить плоды Духа, чисто и неукоризненно исполнять заповеди Христовы, – тот должен начать тем, чтобы, прежде всего, крепко веровать в Господа и всецело предать себя вещаниям заповедей Его, во всем отречься от мира, чтобы весь ум не был занят ничем видимым. И ему надлежит, однако ж, думать, чтобы единого Бога иметь перед очами своими, и Ему единому быть угодным, и непрестанно пребывать в молитве с верой, в чаянии Господа, всегда ожидая Его посещения и помощи, сие одно всякую минуту имея целью ума своего. Потом, по причине живущего в нем греха, надлежит ему понуждать себя на всякое доброе дело, к исполнению всех заповедей Господних. Более всего, в незабвенной памяти, как образец, да содержит смирение Господа и жизнь Его и кротость и обращение с людьми, да пребывает в молитвах, всегда веруя и прося, чтобы Господь пришел и вселился в него, усовершал и укреплял его в исполнении всех заповедей Своих... Тогда Господь, видя такое его произволение и доброе рачение, видя, как принуждает себя к памятованию Господа, и как сердце свое, даже против и воли его, ведет непрестанно к добру, тогда Господь творит с ним милость Свою, избавляет его от врагов и от живущего в нем греха, исполняя его Духом Святым. И тогда уже без усилий и труда во всей истине творит он все заповеди Господни, лучше же сказать, Сам Господь творит в нем заповеди Свои, и он часто плодоприносит тогда плоды Духа». И Василий Великий говорит: «Начало чистоты душевной есть безмолвие». А дело безмолвия, по словам Иоанна Лествичника, есть отложение попечений о предметах не только предосудительных, но и благословных, молитва без лености и ненарушимая деятельность сердца. Вещами же благословными называет здесь Лествичник не занятия внешние, вошедшие ныне в обычай, как то: управление селами, распоряжения многими поместьями и прочие, связывающие с миром отношения. Все это – бессловесно, нам неприлично, неуместно. Но под этими благословными вещами святой Отец разумеет то, что кажется благоприличным и для спасения души полезным, например: беседы и свидания, в удобное время и в меру, с отцами и братиями, духовными и благоговейными. Если эти благословные беседы выходят из своих пределов и бывают без должной осмотрительности, то по необходимости, и они обращаются в неполезное и предосудительное – в бессловесное, т.е. любопрения, противоречия, ропотливость, пересуды и другие погрешения, к которым бывает легкий и незаметный переход от беседы благословной.

«Естественное дело, что, не учась письменам, нельзя навыкнуть чтению книг: последнее не может быть без первого. Просто сказать: не учившемуся грамоте, нельзя по книгам говорить, читать, канонаршить. Тем более, не приобревшему первого, т.е. отложения попечений о благословных и неблагословных вещах, не умершему для всего земного и мирского, невозможно совершать ни песнословий с разумом – неленостно, ни молитвы внутренней – чисто, т.е. невозможно совершать делания сердечного», – поясняет вышесказанные мысли святой Иоанн Лествичник. И в другом месте он же говорит: «Малый волос затемняет око, и малое попечение разоряет безмолвие», – и еще: «вкусивший от плода молитвы нередко одним словом своим оскверняет ум так, что, принявшись снова за молитву, уже не находит того, что прежде сего ощущал».

Святой Симеон Новый Богослов говорит: «Да будет житие твое безмолвно, беспечально и для всего мертво», – и уже после сего наставления, он поучает молитве и трезвению. Преподобный Исаак истинно желающим безмолствовать и очищать ум свой молитвой так говорит: «Удалися от видения мира, прекрати беседы, откажись принимать в келлию свою приятелей даже под благими предлогами, кроме тех, которые с тобой единонравны и единомысленны и разделяют твои сокровенные чувствования – стаинники; опасайся возмутить душу твою собеседованием, которое часто оставляет следы надолго и по прекращении разглагольствия, как сами дознали своим опытом; бывает, что лишнее слово, сказанное лицом, к нам близким и любимым, не малое время волнует нас и весьма препятствует хранению ума и тайному поучению – богомыслию».

В других местах и еще строже говорит святой Исаак: «О, что злее и вреднее свиданий и разглагольствий для истинно пребывающих в безмолвии! О, братия! Как гололедица, внезапно покрыв садовые ветви, иссушает их, так и разглагольствия с людьми, кои не хранят безмолвия, хотя бы они были кратки, хотя бы казались полезными, иссушают цветы добродетелей, цветы, вновь расцветающие в безмолвии, цветы нежные и молодые, окружающие сад души, насажденной при исходищах вод покаяния. И как иней мертвит прозябающие растения, так и беседы человеческие мертвят корень ума нашего, корень только что пустивший ростки добродетели. И если вредоносны беседы с такими лицами, которые в житии своем не совсем беспечны и несколько внимают себе, то сколь вредны для души свидания и разглагольствия с людьми беспечными и нерассудными, не говоря уже о мирских!.. Как человек благодарный и благонравный, когда упиется, забывает свое благородие, и свое имя и звание подвергает бесчестию и осмеянию, по причине неблагочинных слов и поступков, происходящих от опьянения, так и целомудрие души свиданиями и разглагольствиями нарушается, тщание ее о хранении сердечном ослабевает, усердие к добродетели охладевает и она ниспадает из благонастроения своего. И если не всегдашние, а по временам бывающие разглагольствия, не сдерживаемые дверью ограждения у стен и слуха, причиняют великий вред безмолвнику, смущая его ум и охлаждая его в божественных занятиях, то что сказать о тех, кои постоянно друг друга сретают и провожают, не полагая хранения языку своему?!»

«Любящий обращение в мире лишается жизни, – говорит тот же святой отец в ином месте, – и не знаю что сказать о нем, разве только с плачем рыдать рыданием неутешным, подвизая к сорыданию и братолюбные сердца других». И еще: «Единое видение мирских может подать силу и пищу страстям, ослабить в подвижнике любовь к подвигу своему и изменить его расположение и любомудрие».

«По сим причинам, – говорит святой Исаак, – иноку не должно входить в общение с теми предметами, ком возбуждают в нем брань; но надлежит ему всячески избегать ее и не приближаться ко всему тому, что свободу его подвергает искушению. Ибо в то самое время, как приходим мы к Богу, поставляем завет с Богом, чтобы удалить себя и отрешить от всего этого; и не только отрешиться, но чтобы и не видеть кого-либо из мирских, ни слушать их слова, ни о них что-либо слышать».

И еще многое сему подобное пишет святой сей и другие святые. Поэтому истина сия считается несомненной.

Все сии добрые и благолепные дела подобает совершать благовременно и в должной мере, как говорит святой Василий Великий: предварять все благорассуждением, потому что без благорассуждения и доброе нередко обращается во вред, если не соблюдается время и мера, а когда благорассуждение правильно установит время и меру, великая польза, чуден прибыток получается.

И святой Лествичник, на основании Священного Писания, говорит: «Время всякой вещи под небом» (Еккл. 3, 1), – всему и в нашей жизни священной для каждого время. Время безмолвию и время немятежному общению, время непрестанной молитве и время нелицемерного служения; да не прельстит нас неразумное и предерзкое усердие, и да не взыщем желаемого времени прежде своего времени, чтобы не лишиться нам того, что можно было получить в свое время. Время трудиться над сеянием и время пожинать кламы неизреченной благодати. Ту же истину он поясняет иным примером."Не безбедно воину, неискусному в единоборстве, отделиться от своего ополчения и вступить в единоборство с врагом; не безбедно и иноку начать безмолвие, не искусив себя и не обучив себя в обуздании страстей долгим обучением; тот гибнет телесно; сей – душевно. Ибо путь истинного безмолвия есть путь мудрых и тех только, которые в трудном своем подвиге стяжали божественное утешение и бранную помощь».

Великий Варсонофий, когда один из братии прочитал ему в Патерике, что истинно желающий спастись должен прежде пожить в братстве, перенести, по примеру Господа, и досаждения, и поношения, и бесчестия, и прочее, и потом уже идти на совершенное безмолвие, которое есть восшествие на крест, т.е. умерщвление себя всему земному и мирскому, в ответ на это сказал: «Верно сказали отцы; иначе и быть не может». А другому сказал: «Прежде, нежели человек не войдет в себя самого и не возобладает собой, безмолвие порождает высокоумие, а обладает собой тот, кто совершен в смирении». И еще сказал: «Если дерзнешь ступить за свою меру или черту, знай, что потеряешь и то, что имел. Но держись середины, внимая воле Божией. Ибо, кто захочет обеспечалиться прежде времени, сложить с себя всякую заботу внешнюю и дела, тому общий враг подготовит гораздо более смущения, чем покоя, и доведет его до того, что вынужден будет сказать: «Лучше бы мне не родиться».

Сказал же так святой потому, что с таковыми случаются многие обольщения, как говорит Григорий Синаит: «Многие в безмолвии неискусные подвергались прелести древле, и ныне подвергаются новоначальные и самочинные, и после многих трудов, за несмысленное свое безмолствование, бывали и бывают предметом смеха и поношения... Ибо памятование о Бозе, т.е. умная молитва – выше всех деланий и есть глава добродетелей точно так, как любовь Божия. И тот, кто бесстудно и дерзостно домогается внити к Богу, чтобы беседовать с Ним чисто и вселить Его в себя с понуждением, тот, говорю, удобно удовляется в смерть, если это будет попущено; ибо гордостно, и дерзко, и прежде времени, и недостоин будучи, устремляется к этой высоте. Одни только сильные и совершенные в состоянии противоборствовать бесам наедине и извлекать на них меч, иже есть глагол Божий, немощные же и новоначальные, не осмеливаясь прежде времени бороться и отрекаясь от брани, скрываются в твердыни опасения и благоговейного общежития и таким образом избегают смерти...»

Слыша это, будем осмотрительны и прежде времени да не дерзнем простираться на высокое подвижничество, чтобы не потерпеть вреда и не погубить души. Соблюдая приличное время и среднюю меру, будем идти безопаснее и благонадежнее: средний путь, говорят писания святых, неподателен и непреткновенен.

Приличным для безмолвия временем может быть то, которому предшествует предобучение себя в сожительстве с людьми, а средняя мера и средний путь есть сопребывание с одним или с двумя братиями, как написал святой Иоанн Лествичник: «Желающие работать Христу, да избирают приличные для сего места и образы жительства, которое может быть троякое: или – уединенное, отшельническое, или – безмолствование с одним, с двумя, или же – общежительное. «Не уклоняйся ни направо, ни налево», но «путем царским» иди», – присовокупил он из Писания (Втор. 5, 32; Чис. 21, 22).

Из указанных образов жительства средний, т.е. безмолвное сопребывание с одним или с двумя, по мнению Иоанна Лествичника, для многих был гораздо благонадежнее. «Ибо, – говорит, – горе единому, когда впадет в уныние, или в сон, или в разленение, или в отчаяние: некому его в тот час. воздвигнуть и ободрить. В доказательство сего он приводит слова Самого Господа: «Идеже бо еста два или трие собраны во Имя Мое, тут есмь посреде их» (Мф. 18, 20), – и изречение премудрого: «блази два паче единого» (Еккл. 4, 9), т.е. благо отцу с сыном, при содействии Божественного Духа, совместно подвизаться: кто один без помощи другого вступит в брань против духов, тот умеряется от них – терпит от них более опасных уязвлений».

Перечислив добрые нравы некоторых, святой Иоанн Лествичник сказал: «Таковым сопребывание с другими неполезно, они, под руководством наставника, от безмолвия, как из тихого пристанища, восходят на небо, не имея нужды в том обучении, в тех искушениях, которые происходят от молвы и соблазнов в общежитиях. Но тем, которые неискусны и еще побеждаются душевными страстями, отцы и прикасаться к безмолвию, наипаче же одиночеству не велели».

Душевными страстями называют тщеславие, самомнение, лукавство и другие – от них происходящие. «Кто недугует сими страстями и, не смотря на сие, вступает в безмолвие, тот уподобляется человеку, выскочившему из корабля и на одной доске думающему безбедно достигнуть берега, – сказал Лествичник. Но те, которые борются с калом, т.е. с телесными страстями, могут исходить в уединенное житие, и то не просто, как прилучалось, но в свое время и если имеют наставника; ибо уединением требует крепости Ангельской. Стужаемые же от душевных страстей, пусть не дерзают и следа безмолвия видеть, да не потерпят исступления».

Находим и иных многих, дивных и великих отцов, которые так учили и так творили, как это видно из их писаний. Так святой Исаак более всех отцов ублажает безмолвие, и святого Арсения Великого восхваляет как совершенного безмолвника; но и он имел служителей и учеников. Точно также и Нил Синайский и Даниил Скитский и многие другие, как повествуется в житиях их, имели учеников. И повсюду в писаниях обретаются похвалы и одобрения безмолвию, в сопребывании с одним или с двумя; какового сопребывания и мы были очевидцами, говорит о себе преподобный Нил, во святой горе Афонской, в странах цареградских и в иных многих местах.

Если где живет духовный старец с одним или двумя, а по нужде и с тремя учениками, и если кто еще вблизи безмолствует, то они, в известное время, приходя друг к другу, между собой просвещаются духовными беседами. А мы – новоначальные и неразумные – вразумляемся и подкрепляемся один от другого, как написано: «брат от брата помогаем, яко град тверд» (Притч. 18, 19), – и имеем непрелестного учителя – Богодухновенные Писания.

Поэтому, нам кажется весьма удобным пребывание с одним или двумя верными братиями и единомудренными в деле Божием, да научаемся воле Божией от Священных Писаний. И если кому Бог даст разуметь больше, да назидает брат брата. Боримые же от бесов и стужаемые от страстей, да помогаем друг другу, как говорит святой Ефрем; и таким образом, благодатью Божией будем направляться на дела благие.

Но когда хотим созидать безмолвное жительство, прежде всего, нужно предустроять себя молитвой, да даст нам Бог свойства, нужные к совершению его, как говорит Лествичник, т.е. терпеливое соседение – пребывание на одном месте – в одном деле, чтобы как положим начало сему, не быть нам в посмех врагам и в препятие – соблазн другим делателям – братии; но да пребудем в делах добрых – твердо, будучи сохраняемы благодатью Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, молитв ради Владычицы нашей Богородицы и всех святых, в подвигах добродетели просиявших.

Нужно нам и то знать, что мы избираем место безмолвия, да отступим от неполезного мятежа, молвы и прочего, неугодного Богу, и пребудем в заповедях Его, все потребное приобретая трудами своими; если же нет, то помалу взимая милостыни, откуда усмотрит благость Его, но излишнего всячески избегая. Будем же делать то, что угодно Богу: пение, молитву, чтение и поучение в вещах духовных, рукоделие и труд в какой – либо работе. И тако, мало-помалу, по силе своей, приближаясь к Богу, во внутреннем человеке, будем воссылать во благих делах своих славу Отцу, и Сыну, и Святому Духу – Единому в Троице Богу, ныне и присно и во веки веков, аминь.