Феодор Эдесский

Святой отец наш Феодор жил во время правления Ираклия и Константина Бородатого, около 660 года по Р. X. Сначала проходил он подвиг аскетической жизни в монастыре святого Саввы, а потом Божественным избранием (ψήφο) взошел на епископский престол города Эдессы. Он совершил много чудес и при жизни, и после смерти, и божественными [своими] ученьями сделал многих свидетелями (μάρτυρες) Христовыми и многих спас, а 11⁶ июля отошел в вечную обитель, как написано в житии, содержащемся в книге «Калокаири́ни» («Лето»). Оставил ли он, кроме представленных здесь, другие какие сочинения, утвердительно о том сказать не можем. Но настоящие 100 глав, его трудами составленные, включены в число других подвижнических книг. Ибо эти главы священного трезвения, читающим их с рассуждением, подают обильный плод духовной пользы. Желающие спастись: приходите и собирайте обильный урожай. В конце [же] настоящих [ста] глав добавлено и умозрительное [слово], которое носит на себе так же имя Феодорово. Заметив, что оно, вместе со ста главами, одного трезвенного характера (χαρακτήρα) и выражения (έκφραση) слова; мы, по этим и другим разумным (εύλογα) признакам, заключаем, что это подлинное произведение Феодора.

1. Поскольку Бога благого благодатью, отрекшись от сатаны и дел его, сочетались мы Христу, как вначале в бане пакибытия, так теперь снова в иноческих обетах, то будем соблюдать Его заповеди. Сего требует от нас не сугубый только обет наш, но и естественный долг; потому что, будучи изначально созданы Богом весьма добрыми, мы и должны быть таковыми. Хотя грех, привзошедший от нашего невнимания, произвел в нас и то, что неестественно нам; но, по множеству милости Великого Бога нашего, мы опять воззваны, обновлены страстью Бесстрастного и искуплены ценою крови Христа Господа, избавившись таким образом от древнего праотеческого преступления. Судя по сему, если мы соделаемся праведными, то в этом не будет ничего великого; но тем паче будет достойно жалости и осуждения, если отпадем от правды.

2. Как доброе дело, без правой веры бывающее, мертво есть всецело и бездейственно, так и вера одна, без дел праведных, не избавляет нас от огня вечного. Ибо кто любит Меня, говорит Господь, заповеди Мои соблюдет (Ин.14:23). Итак, если любим Господа и веруем в Него, засвидетельствуем о том исполнением заповедей Его, чтоб улучить Жизнь Вечную. Если же в презрении у нас соблюдение повелений Его, коим покорствует вся тварь, то как назовем себя верными, мы, – почтенные паче всякой твари, и одни из всех их непокорные повелениям Сотворшего и неблагодарными оказывающиеся Благодетелю?

3. Заповеди Христовы соблюдая, мы ничего тем не доставляем Ему, ни в чем не нуждающемуся, и всех благ Подателю, но самим себе благодетельствуем, заслуживая себе Жизнь Вечную и наслаждение неизреченных благ.

4. Всяк противящийся нам в исполнении Заповедей Божиих, будь то отец, или мать, или кто бы то ни был, мерзок нам и ненавистен, чтоб не услышать нам: кто любит отца или мать более, нежели Меня, или другого кого из людей, не достоин Меня (Мф.10:37).

5. Свяжем же себя всеусильно исполнением заповедей Господа, чтобы не быть связанными неразрешимыми узами злых похотей и душетлительных сластей: в каком случае изречется и о нас присуждение о бесплодной смоковнице, гласящее: сруби ее: на что она и землю занимает (Лк.13:7)? Ибо всяк, говорит, не приносящий доброго плода, срубается и в огонь бросается (Лк.3:9).

6. Побеждаемый похотями и сластями и в мiре обращающийся, скоро впадет в сети греха; грех же, содеянный однажды, есть что огонь в тростнике, что камень, катящийся с горы, что водотечь, расширяющаяся от прибавления притоков. Так это бывает; и всяко грех губит того, кто творит его.

7. Душа чрез грех выступает из своего естественного чина, и, дичая от сего и исполняясь терниями сластей греховных, делается жилищем страшных зверей, по сказанному: там отдыхают онокентавры, там угнездится еж, и бесы встретятся с онокентаврами (Ис.34:14, 15), – кои суть различные страсти греховные. Когда же она воззовет себя в естественный свой чин (ибо может, если захочет, пока связана с плотью), укротит себя старательными над собою трудами и станет жить по Закону Божию; тогда вгнездившиеся прежде в нее звери убегут, а хранители жизни нашей Ангелы прибудут, днем веселия и радования соделовая день ее обращения; тогда и благодать Святого Духа найдет на нее, научая ее ведению, как не только сохранить себя в добре, – но и преуспеть еще более в нем.

8. Молитву отцы называют оплотом духовным, без которого нельзя выходить нам на брань, чтоб не быть уязвленными копьями вражескими и отведенными в страну их. Но молитву действенную, чистую стяжать нельзя никому, если не приседит он Богу в правоте сердца: ибо Бог есть дающий молитву молящему, и научающий человека разуму.

9. То, что душу беспокоят страсти, и приступают к ней с бранью, не в нашей власти; но что замедляет в нас страстные помыслы и приводит в движение страсти, это в нашей власти. Первое безгрешно, как не в нашей власти состоящее; а второе, если мужественно воспротивившись, победим, доставляет венцы, а если, послабив, побеждены будем, подвергает мучениям.

10. Есть три главнейших страсти: сластолюбие, сребролюбие и славолюбие. За ними следуют другие пять духов злобы; а от этих наконец порождается многое множество страстей и все виды разнообразных склонностей греховных. Почему победивший трех первых начальников страстей и вождей, вместе с тем низлагает и следующие за ним пять страстей, а потом покоряет и все страсти.

11. Что по страсти сделано нами, о том и воспоминания страстями возмущают душу. Но когда страстные воспоминания совсем изгладятся из сердца, до того, что и не приближаются к нему; тогда это служит признаком отпущения прежних грехов. Ибо пока душа страстно к чему-либо греховному относится, дотоле надо признавать присущим в ней владычество греха.

12. Страсти телесные и веществолюбивые обыкновенно умаляются и увядают от телесных злостраданий (произвольных лишений и подвигов телесных); а душевные и невидимые уничтожаются смиренномудрием, кротостью и любовью.

13. Похоть страстную увядает воздержание со смиренномудрием; гнев пламенеющий укрощает любовь; помысел влающийся сосредоточивает прилежная молитва с памятью Божией. Так очищаются все три части души. Их-то желая исправить, божественный Апостол говорил: мир имейте со всеми и святость, кроме них никто не увидит Господа (Евр. 12, 14).

14. Некоторые недоумевают, как сказать, – помысел ли приводит в движение страсти, или страсти – помысел; так как одни говорят то, а другие – это. Я же говорю, что помыслы приходят в движение от страстей; ибо если б не было в душе страстей, то страстные помыслы не беспокоили бы ее.

15. Обычай есть у всегда воюющих против нас бесов, посильным для нас и удобоисполнимым добродетелям полагать преграды, а к непосильным и безвременным (за которые не время еще нам браться) сильное влагать стремление, именно: преуспевающих в общежительном послушании они заставляют делать дела безмолвников; а безмолвникам и отшельникам внушают держаться правила общежительного. Таким же образом они поступают и в отношении к каждой добродетели. Но мы да не неразумеваем умышлений их (2Кор.2:11), ведая, что все, в свое время и в своей мере делаемое, хорошо, все же безмерное и безвременное вредно.

16. Тех, кои вращаются в мiре и встречаются с предметами страстей, бесы борют, увлекая их на дела страстные, а тех, которые в пустынях живут, где нет таких предметов, возмущают помыслами страстными. В этом втором виде брани гораздо труднее одержать победу, чем в первом. Там для дела требуются время, место и прочее удобство; ум же в помыслах своих удободвижен и неудержим. В противоборство сей невидимой брани дана нам чистая молитва, в коей и заповедали нам пребывать непрестанно. Она делает ум сильным в брани и всегда готовым к ней, так как может быть совершаема и без участия тела.

17. Указывая на совершенное умерщвление страстей, Апостол говорит: а иже Христовы суть плоть распяша со страстьми и похотьми (Гал.5:24). Ибо когда умертвим страсти, уничтожим похоти и мудрование плоти подчиним духу; тогда только берем на себя крест и последуем Христу. И удаление от мiра есть ничто иное, как это умерщвление страстей и проявление сокровенной во Христе жизни.

18. Бедствующие от восстаний (επαναστάσεις) cero тела, которое есть вместилище (έδρα) смерти (Рим.7:24), и безостановочной (αδιάκοπο) почти войной его утомляемые, пусть не плоть за это осуждают, а самих себя; ибо если бы они не давали ей силы, попечения о ней простирая до похоти, то не бедствовали бы столько от нее. Или не видят они распнувших плоть свою со страстями и похотями и мертвость Иисусову в мертвенной плоти своей носящих, как они имеют ее содейственницей паче в добром, – не противоборствующей, но покорной и ведомой Законом Божиим? Пусть и они также сделают, и тогда такого же вкусят покоя.

19. Всякое сосложение помысла с какою-либо запрещенной похотью, или склонение на сласть похотную, грешно для инока. Ибо сначала помысел начинает омрачать ум вожделетельной частью, потом душа склоняется на сласть греховную, не выдерживая брани, и, наконец, происходит сосложение, которое, как сказано, есть грех. Если продлится это, то отсюда порождается страстное влечение, которое мало-помалу приводит и к самому делу греховному. По сей-то причине пророк и ублажает тех, кои избивают о камень младенцев вавилонских (Пс.136:9). Значение сего ясно для мудрых и разумных.

20. Ангелы, будучи служителями любви и мiра, радуются о нашем покаянии и преуспеянии в добродетели, почему стараются наполнять нас духовными созерцаниями и содействуют нам во всяком добре. Напротив, бесы, слуги гнева и злобы, радуются, когда умаляется добродетель, и весь труд свой обращают на то, чтоб увлекать души наши в срамные мечтания.

21. Вера есть благо (αγαθό) внутреннего (εσωτερικής) расположения (διαθέσεως) души; она рождает в нас страх Божий; страх же Божий научает соблюдению заповедей или устроению доброй деятельной жизни; из деятельной жизни произрастает честное бесстрастие; а отрождение бесстрастия – любовь, которая есть исполнение всех заповедей, всех их в себе связующая и держащая.

22. Как чувство тела, когда здорово, чувствует, какой схватывает его недуг; не распознающий же сего болит нечувствием: так и ум, поскольку хранит целую свойственную ему деятельность, постольку сознает силы свои и видит, откуда находят на него страсти, более тиранские, и на ту часть направляет более настоятельное противоборство. Но положение его бедственно, если он в нечувствии проводит дни свои, подобясь бьющемуся со врагом ночью, так как не видит вражеских помыслов.

23. Когда мысленная наша сила неослабно прилежит созерцанию добродетелей, и когда к нему же одному и к подателю его Христу Господу устремляется сила вожделетельная, а раздражительная вооружается против бесов; тогда силы наши действуют по естеству своему.

24. По св. Григорию Богослову, разумная душа трехчастна. И он назвал добродетель мысленной силы благоразумием, ведением и мудростью; добродетель силы раздражительной – мужеством и терпением; а добродетель силы вожделетельной – любовью, целомудрием и воздержанием; а правда (δικαιοσύνη) во всех их имеет свою часть, научая действовать благообразно. Благоразумием воюет она с ангелами вражескими, защищая добродетели; целомудрием бесстрастно смотрит на вещи; любовью всех людей, как себя, любить заставляет; воздержанием отсекает всякую сласть; мужеством и терпением вооружается против невидимых браней. Такова благозвучная гармония органа душевного.

25. Тщащийся о целомудрии и вожделевающий блаженной чистоты, которую непогрешительно можно назвать бесстрастием, должен нещадно удручать и порабощать плоть, со смиренномудрым помыслом Божественную призывая благодать, – и получит желаемое. Откармливающий же тело без воздержания в ястве и питии, измучен будет духом блуда. Ибо как вода в большом количестве угашает пламень, так алчба и жажда, или вообще всякое воздержание со смирением душевным уничтожают разжжение плоти и срамные мечтания.

26. Да отступит совсем от души твоей страсть злопамятства; и отнюдь не давай места в себе вражде. Ибо что огонь, скрытый в соломе, то злопамятство, гнездящееся в сердце. Но паче молись тепло об оскорбившем тебя и поблагодетельствуй ему, сколько и чем можешь, чтобы избавить душу свою от смерти и не быть бездерзновенну во время молитвы своей.

27. В душе смиренных упокоевается Господь, в сердце же гордых – страсти бесчестия; ибо ничто так не усиливает их против нас, как высокомудрые помыслы; и напротив, ничто так действенно не исторгает с корнем из души эти стебли злые, как блаженное смирение, которое справедливо потому названо убийцей страстей.

28. Да очищается паче и паче душа твоя от злых воспоминаний, и да просвещается добрейшими помышлениями, держа всегда в уме сказанное, что во время исхода сластолюбивое сердце – темница и узы, а трудолюбивое – дверь отверстая. Ибо воистину чистым душам по исходе их из тела сопутствуют Ангелы, руководя их к блаженной жизни; души же, осквернившиеся и не очистившиеся покаянием, перехватывают, – увы мне! – бесы.

29. Прекрасна голова, украшенная драгоценной диадемой, блестящей камнями индийскими и маргаритами; но несравненно краше ее душа, богатая ведением Бога, светящаяся светозарными созерцаниями и имеющая обитающим в себе Всесвятого Духа. И кто может достойно изобразить в слове такую блаженную душу!

30. Гневу и ярости не позволяй водворяться в душе твоей: ибо муж гневливый неблаговиден (Притч.11:25); а в сердце кротких почиет премудрость (Притч.14:33). Если страсть гнева возгосподствует над душой твоей, то лучшими тебя найдены будут живущие в мiре, и ты покроешься стыдом, оказавшись негодным монахом.

31. Во всяком искушении и во всякой брани молитву имей непобедимым оружием, – и победишь благодатью Христовой. Но да будет она чиста, как заповедует нам премудрый учитель наш, говоря: желаю, чтобы на всяком месте произносили молитвы мужи, воздевая чистые руки без гнева и сомнения (1Тим.2:8). – Кто нерадеет о такой молитве, тот предан будет искушениям и страстям.

32. Написано, что вино веселит сердце человека (Пс.103:15). Но ты, давший обет плакать и рыдать, отклони от себя такое веселье, – и будешь обрадован дарами духовными. Увеселяясь же вином, будешь проводить жизнь в сожительстве со срамными помыслами и много испытаешь печалей.

33. Праздники проводи не в винопитиях, но в обновлении ума и душевной чистоте. Наполняя же чрево яствами и винопитиями, прогневишь паче того, кому посвящается празднество.

34. Бодрствовать в псалмопениях, молитвах и чтениях велено нам всегда, а наипаче в праздники. Бодрствующий монах утончает ум свой для душеполезных созерцаний, а многоспание одебелевает ум. Но смотри, не вдавайся во время бдения в пустые воспоминания и в помыслы греховные, ибо лучше спать, чем бодрствовать ради таких суетностей и осквернений себя неподобающими занятиями.

35. Питающий змею в лоне своем и лукавый помысел в сердце, оба умерщвлены будут: тот, в теле поражен будучи ядовитым жалом, а этот, в душу вложив смертоносный яд [помысла]. Но как поспешно побиваем мы порождения ехидн, так и помыслам злым не дадим порождаться в сердце, чтоб потом не страдать от них горько.

36. Душа чистая справедливо может быть названа и сосудом избранным, и садом огражденным (κλεισμένος), и источником запечатленным (Песн.4:12) и престолом чувствия (αισθήσεως) {седалищем знания – пер. Юнгерова} (Притч.12:23). Но душа, оскверненная нечистыми страстями, преисполнена смрадом зловония греховного.

37. Слышал я от опытных и деятельных старцев, что помыслы греховные в душе рождаются от [излишнего] украшения в одеждах, пресыщения чрева и вредных бесед.

38. Желание имений пусть не водворяется в душах подвижников. Многостяжательный монах – корабль с течью, взбрасываемый волнами многозаботливости и погружаемый в глубину печали. Болезнь любоимания (φιλαργυρία) многих страстей бывает родительницей и справедливо названа корнем всех зол (1Тим.6:10).

39. Нестяжателность и молчание – сокровище, сокрытое на поле монашеского жительства. Поди же продай все, что есть у тебя, и раздай бедным, и этим купишь поле то́, которое покопав и обретши сокровище, блюди его в себе тщательно от похищения, чтоб обогатиться богатством некрадомым.

40. Начав жить вместе с духовным отцом и восчувствовав пользу от него, не допускай, чтоб кто-либо отдалил тебя от любви к нему и от сожительства с ним; не осуждай его ни в чем; не говори о нем худо, хотя будешь им обличаем и даже бит; уха своего не открывай, когда кто другой станет злословить его; и отнюдь не сдружайся с тем, кто поносит его, чтобы не прогневался на тебя Господь и не изгладил тебя из книги живых.

41. Подвиг послушания утверждается на отречении от себя и от всего, как мы изведали. Проходящий его да оградит себя тремя оплотами: верой, надеждой и любовью всечестной и Божественной, чтобы, ими будучи огражден, успешно мог подвигом добрым подвизаться и получить венец правды.

42. Не будь судьей дел отца твоего, но исполнителем заповедей его. Демоны, как обычно им, начнут указывать тебе на недостатки его, чтоб оглушить уши твои для уроков его, и тебя чрез то или сделать немощным и страшливым воином на брани, или одними помыслами неверия расслабить тебя и разленить ко всякому виду добродетели.

43. Не слушающий отеческих заповедей, оказывается преступником наилучших пунктов обета своего. Кто же внедрил в себя послушание и волю свою отсек мечом послушания, тот исполнил подобающее ему, что при многих свидетелях обещал он Христу Господу.

44. Наблюдая за иноками, видели мы ясно и затвердили, что на подвизающихся в послушании отцам сильно злобствуют враги нашей жизни, бесы, скрежеща на них зубами своими и всякие против них злоумышляя козни. И чего они не делают, чего не внушают, чтобы отторгнуть их от отеческих недр? Выставляют предлоги к непослушанию, будто благословные, устраивают неудовольствия, возбуждают неприязнь к отцу, его наставления представляют обличениями, а обличения, как стрелы изощренные, вонзают в сердце. И для чего ты, говорят они, будучи свободным, сделался рабом, и рабом бессердечного деспота? Доколе будешь ты тереть лямку рабства, не видя света свободы? – После сего внушают: лучше бы тебе заняться странноприимством, ходить за больными, заботиться о бедных. Потом расхваливают подвиг совершенного уединения и безмолвия; и всякого рода злые плевелы насевают в сердце подвижника благочестия, только бы извергнуть его из духовной ограды отеческой и, извлекши из благоотишной (ήσυχο) пристани, отбросить в неистовствующее душетленной бурей море. Если, наконец, успеют в этом, то, забрав его в свою власть, как пленника заставляют его действовать по их злым хотениям.

45. Не выпускай же из памяти этой злокозненности врагов и противоборцев твоих, находясь в послушании отца своего духовного, и не забывай обетов звания твоего пред Богом: ни руганью не будь побеждаем, ни обличений и поношений или насмешек не бойся, ни прилогами греховных помыслов не увлекайся, ни отческой строгости не бегай, ни дерзким самоугодием и самоволием не бесчести благого ига смирения; но в сердце вложив Господнее слово, что претерпевший до конца будет спасен (Мф.10:22) с терпением беги на предлежащий тебе подвиг, взирая на Начальника веры и совершителя Иисуса (Евр.12:1, 2).

46. Золотарь, влагая в горнило золото, делает его чистейшим, и новоначальный монах, предающий себя подвигам подчинения воле отцов и всеми прискорбностями жизни по Богу жегомый, с трудом же и терпением великим изучающий послушание, выплавив из себя все недобрые нравы, преисполняется смирением, весь светлым соделовается и достойным Небесных сокровищ, бесскорбной жизни и блаженного пребывания, откуда отбежали печаль и воздыхание и где насаждены непрестанная радость и веселие.

47. Вера правая и глубоко внедренная рождает страх Божий; страх же Божий научает нас соблюдению заповедей: ибо, говорит, где страх, там соблюдение заповедей; в соблюдении же заповедей состоит деятельная добродетель, которая есть [чистая молитва и] начало созерцания; плод же всего сего – бесстрастие; чрез бесстрастие же водворяется в нас любовь; a о любви говорит возлюбленный ученик: Бог есть любовь, и пребывающий в любви – в Боге пребывает, и Бог в нем (1Ин.4:16).⁷[Слышал некоторую хорошо составленную главу, обращенную к некоему [человеку]: «потому ничто, сказано, не сочетается от очищающих тела с очищенными; а добродетели все вместе очищают душу и сопребывают с очищенными].

48. Как прекрасна воистину и добра жизнь монашеская! Как прекрасна она воистину и добра, когда течет в пределах и по законам, какие положили для нее началовожди и предводители ее, Духом Святым наученные. Ибо воину Христову надлежит быть безвещну (ничего не имущему), неозабочиваему никакими замыслами и делами мирскими, как говорит Апостол: никакой воин не вмешивается в дела житейские, чтобы угодить военачальнику (2Тим.2:4).

49. Подобает убо монаху быть безвещну, бесстрастну, чуждому всякого греховного похотения, не сладкоястливу, не винопийце, не вялу (νωθρός), не лениву, не сребролюбиву, не сластолюбиву, не славолюбиву: ибо если кто от всего такого не отрешится, то он не может исправно вести эту ангельскую жизнь; для тех же, кои так именно поступают, она есть иго благое и бремя легкое, так как, в таком случае, Божественная надежда все делает для них легким. Приятна жизнь сия, усладительны дела ее, блага часть ее, которая не отнимется от стяжавшей ее души.

50. Отрекшись от житейских забот и восприняв иноческий подвиг, не возжелай богатства для раздаяния бедным, ибо и это есть одно из прелыцений лукавого, ведущее к тщеславию, чтоб ввергать ум в многоделие хлопотливое. Пусть только хлеб имеешь ты и воду, и ими одними можешь стяжать мзду странноприимства. Пусть даже и их не имея, с одним благим расположением примешь странника и дашь ему слово утешения, и таким образом можешь заслужить мзду странноприимства. Имеешь пример сему в бедной вдове, о которой Господь засвидетельствовал в Евангелии, что она своими двумя лептами, в силу благого произволения своего, превзошла подаяния богатых.

51. Это сказано тем, кои живут в безмолвии. Находящиеся же в послушании отца, одно да имеют в уме, ни в чем не отступать от заповеди отца; ибо исполняя это как следует, они исполняют все, требуемое от них; как наоборот, отступающие от точного исполнения этого долга, останутся неискусными во всяком виде добродетели и духовного жительства.

52. Вот и еще совет мой тебе, Христолюбче: возлюби странничество, т. е. будь как странник, чуждый для событий своей страны; не завлекайся заботами родительскими и любовями родственными; бегай бывания в городе и с терпением сиди неисходно в пустыне, говоря с пророком: Вот я удалился, бегал и водворился в пустыне (Пс.54:8).

53. Ищи мест уединенных и удаленных от мiра, и, хотя будет утеснять тебя там скудость необходимых потреб, не бойся; если и враги окружат тебя, как пчелы или злые осы, всякого рода воздвигая на тебя брани и всяческими возмущая тебя помыслами, не устрашайся, не приклоняй к ним послушливого уха и не убегай с поприща состязания, но паче мужественно претерпевай все, припевая себе и говоря: терпеливо уповал я на Господа, и Он внял мне и услышал молитву мою (Пс.39:2). И узришь величие Божие, Божие заступление, попечение и всякое спасительное о тебе промышление.

54. Друзьями должно тебе иметь таких лиц, которые были бы назидательны для тебя и сходились с тобою в образе жизни; ибо говорит Писание, мужи мирные да будут друзья тебе, братья духовные, отцы святые, о коих и Господь наш сказал: мать Моя и братья Мои есть те, которые творят волю Отца Моего, Который на Небесах (Мф.12:49).

55. Не будь пристрастен к разнообразным и дорогим яствам и не питайся ими пространно; ибо сластолюбивая, говорит Писание, заживо умерла (1Тим.5:6). Да и не дорогими яствами, если можно, избегай насыщения. Ибо написано: не прельщайся насыщением чрева (Притч.24:15).

56. Часто бывать вне келлии не позволяй себе, если ты избрал себе безмолвное житие, потому что это очень вредно, – отъемлет благодать, омрачает мысли, ослабляет ревность. Почему и сказано: блуждание (περιπλάνηση) похоти извращает (διαστρέφει) незлобивый ум (ПремСол.4:13). Пресеки же сношения с внешними, чтоб ум твой не сделался парительным и не возмущал порядков безмолвия твоего.

57. Сидя в келлии, не совершай деланий своих бессмысленно и времени не проводи в праздности: ибо бесцельно, говорят, путешествующий – всуе потрудится. Но стяжи себе благое делание, собери ум свой, пред очами имей всегда последний час смертный, помни о суетности мiрской, как она обольстительна и вместе как нетверда и ничтожна, помышляй об обстоятельствах страшного на Суде испытания, как наши горькие обличители будут видимо представлять тогда наши деда, слова и помышления, которые они влагали, а мы принимали, приводи себе на мысль и адские мучилища, и то, как в них заключены будут души, представляй также великий оный и страшный день, – разумею день общего воскресения, предстания пред Богом и окончательного определения Судии неложного, воображай имеющие объять грешных мучения, стыд и обличение совести, и то, как будут они отвержены Богом и ввержены в огнь вечный, к червю неусыпающему, во тьму непроницаемую, где плач и скрежет зубов, обозревая же все другие мучилища, не переставай, стеная, обливать слезами лицо свое, одеяние свое и место, на котором сидишь. Такими помышлениями, как я видал, многие стяжали себе обилие слез и дивно очищали все силы души своей.

58. Помышляй также о благах, отложенных праведным, поставление их одесную Христа, благословенными их нарицающий глас Владыки – Господа, наследие Царства Небесного, превышающие ум дары им, свет оный сладчайший, радость, конца не имеющую и никакою печалью не пресекаемую, обители оные небесные, сожительство Ангелов и все другое обетованное боящимся Господа.

59. Такие помышления да пребывают с тобою за столом, да сопровождают тебя ко сну и да восстают с тобою. Смотри, никогда не забывай их, но где бы ты ни был, не отводи ума своего от памятования о них, чтобы худые помыслы бежали от тебя, Божественные же утешения преисполняли душу твою. Душа, не будучи ограждена и вооружена сими помышлениями, не может исправно держать безмолвие: ибо источник, не содержащий воды, напрасно носит это имя.

60. И вот какой образ жития законоположено вести безмолвствующим: пост, сколько сил достанет, бдение, спание на голой земле и всякие другие произвольные лишения, ради будущего упокоения; ибо как говорит Писание, нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас (Рим.8:18); особенно же молитва чистая, непрестанная и непрерывная: она есть стена крепкая, пристанище благотишное, добродетелей охрана, страстей истребление, души благоустроение, ума очищение, страждущим упокоение, плачущим утешение; молитва есть общение с Ангелами. Молись, подвижник, день и ночь, со страхом и трепетом, бодрым и трезвенным умом, чтобы благоприятна была Господу молитва твоя: ибо Писание говорит: очи Господа [обращены] к праведным, и уши Его – к молитве их. (Пс.33:16).

61. Неким из древних очень верно и с делом сообразно сказано, что из противоборствующих нам демонов первыми вступают в брань те, коим вверены чревоугодные желания, кои внушают сребролюбие и склоняют к тщеславию; другие же все, идя позади них, забирают пораненных ими.

62. И воистину, присматриваясь, узнали мы, что не бывает, чтобы человек впал в грех какой или в какую-либо страсть, если прежде не уязвлен он чем-нибудь из сих трех. Почему на эти три помысла наводил тогда диавол и Спасителя; но Господь, явившись недоступным для них, велел диаволу удалиться назад Себя, даровав и нам победу над ним, как Благой и Человеколюбивый Владыка, облекшийся в подобное нам во всем тело, кроме греха, и показавший нам неложный путь к несогрешанию, по коему идя, мы созидаем в себе нового человека, обновляемого по образу Создавшего его (Кол.3:10).

63. Совершенною ненавистью ненавидеть бесов, как врагов нашего спасения, Давидово научает нас слово. И это очень пригодно в деле преуспеяния в добродетелях. Но кто же будет этот, совершенною ненавистью ненавидящий врагов спасения? Тот, кто не грешит не только делом, но и мыслью. Коль же скоро сосуды любления их, т. е. причины страстей, будут в нас, то как установиться в нас ненависти к ним? Ибо сластолюбивое сердце бессильно питать в себе ненависть к ним.

64. Брачное одеяние есть бесстрастие разумной души, отдалившейся от мiрских сластей, отрекшейся от всех непотребных похотей и всецело посвящающей себя боголюбивым помышлениям и чистейшим созерцаниям. Коль же скоро она поблажает страстям бесчестия и в них укрепляется, то совлекается сей одежды целомудрия и облекается в рваные и оскверненные рубища, как и в Евангелиях показывается, что связанный оный по рукам и ногам и брошенный во тьму кромешную (Мф.22:13), имел из таких помыслов и деяний сотканное одеяние, которое Словом Господним сочтено недостойным Божественного и нетленного чертога брачного.

65. О самолюбии, всех ненавидящем, верно сказал некто из премудрых: лютая брань самолюбия, как тиран некий, стоит во главе всех помыслов, коими три оные и пять захватывают наш ум.

66. Дивно будет, если кто, насыщаясь всегда вдоволь яствами, возможет стяжать бесстрастие. Бесстрастием же я называю не удаление от греха делом: ибо это есть воздержание; но то, если кто пресек совершенно исхождение из сердца самих помышлений страстных, – что и называется чистотой сердца.

67. Удобнее очистить душу нечистую, нежели очистившуюся и снова уязвленную ранами страстей, опять возвести к здравию: ибо только что отрешившимся от мiрских уз, в какие бы грехи ни случалось им впадать, доступнее достижение бесстрастия; а тем, которые вкусили добрых глаголов Божиих (Евр.6:5) и текли уже путем спасения, и потом опять уклонились ко греху, доступ к бесстрастию загражден едва преодолимыми препонами. Это по причине установившегося греховного навыка и укоренившейся склонности ко греху не меньше же и от того, что тогда бес привычного греха, вертясь пред очами ума, непрестанно преподносит ему образы сего греха. Впрочем, душа ревностная и трудолюбивая и это труднейшее дело удобно исполнит содействием благодати Божией, человеколюбно долготерпеливой к нам, к покаянию нас призывающей и возвращающихся с неизреченными утробами щедрот приемлющей, как научаемся мы в Евангелиях притчей о блудном сыне.

68. Никто из нас собственными силами не может избежать искусств и козней лукавого, но только непобедимой силой Христовой. Потому опасно заблуждаются мечтающие совершаемыми ими подвигами и силой воли своей упразднить грех, упраздняемый одной благодатью Божией {одним желанием Божиим}, потому что он упразднился через таинство на Кресте. Чего ради, светило Церкви, Иоанн Златоуст говорит, что недостаточно одного усилия человеческого, если не получит он и помощь свыше; и опять, никакой не будет пользы от помощи свыше, если не будет собственного усилия. То и другое показывают на себе Иуда и Петр: тот, столь много прияв от благодати, не получил от того никакой пользы, потому что не приложил своего хотения и не привнес своего усилия; а Петр, хотя и ревностную изъявил готовность, но как не получил помощи свыше, пал. Посему прошу, все возложив на Бога, как и самим не спать, так и, ревностью ревнуя, не думать все исправить собственными усилиями, но показывать Богу свое произволение и от этого добре просить Его помощи. Как и Псалмопевец научает нас, говоря: если Господь не построит дома, напрасно трудятся строители (Пс.126:1).

69. Невозможно также наступить на аспида и василиска и попрать льва и змея (Пс.90:13), если кто, прежде очистив себя сколько доступно то для сил человеческих, не получит на это сил от Сказавшего Апостолам: вот, даю вам власть наступать на змию и скорпиона и на всю силу вражию (Лк.10:19). Почему и велено нам в молитве умолять Отца Небесного: не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого (Мф.6:13). Ибо если мы силой и помощью Христовой не избавимся от разжженных стрел лукавого и не сподобимся улучить бесстрастия, то тщетно трудимся, чая собственными силами или рвением, исправить что-либо подобное. Итак, желающий устоять против обходов диавола и сделать их безуспешными, и сделаться причастным Божественной славы, должен со слезами и воздыханиями, с ненасытным желанием и пламенной душой, ночь и день Божией искать помощи и Божественного заступления. Желающий же получить таковые, должен сделать душу свою чистой от всякого сладострастия мiрского и от всех страстей и похотей. Ибо о таких именно душах говорит Бог: вселюсъ в них и буду ходить (2Кор.6:16), и Господь говорил ученикам: кто любит Меня, тот заповеди Мои соблюдет, и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим (Ин.14:23).

70. Весьма разумное и благоприятное слово изрек некто из древних относительно помыслов, говоря: истязуй помыслы на пороге сердца (при входе в него), наши ли они, или от сопротивных; и родные нам и благие вводи во внутреннейшее хранилище души и храни их там, как в некрадомой сокровищнице, а противнические, бичами разумного рассуждения помучив, тотчас изгоняй, не давая им покоища и места даже в окрестностях души своей, или лучше совсем избивай их мечом молитвы и Божественнейшего поучения, чтобы от такого истребления татей страх напал и на самого начальника их. Ведай, что кто так тщательно истязует помыслы, тот бывает истинным ревнителем и об исполнении заповедей.

71. Усиливающийся отсечь борющие его и смущающие помыслы и движения, пусть побольше ополчит сподвижников и союзников (συμμάχους) и приблизит их к себе на совместное противоборство, таковы – смирение душевное, труд телесный и всякое другое подвижническое самоумерщвление, и особенно молитва из сокрушенного сердца со множеством слез, как поет Давид: посмотри на смирение мое и на изнеможение мое, и оставь все грехи мои (Пс.24:18) и: не будь безмолвен к слезам моим, Господи (Пс.38:13), еще: слезы мои были мне хлебом день и ночь (Пс.41:4). Опять: питье мое растворял слезами (Пс.101:10).

72. Соперник нашей жизни, диавол, разными помыслами умаляет грехи наши и часто покрывает их забвением, чтоб мы послабили себе в трудах и не думали более оплакивать свои падения. Мы же, братья, не дадим себе забыть о своих падениях, хотя бы казалось, они прощены уже нам в силу покаяния нашего, но всегда будем памятовать о грехах своих и оплакивать их не перестанем, чтобы, стяжав себе, яко добрую сожительницу, смирение, избежать нам сетей тщеславия и гордости.

73. Никто не думай своими силами понести труды и преуспеть в добродетели: ибо виновник всего доброго для нас есть Бог, как всего худого – обольститель душ наших – диавол. Почему, когда сделаешь что доброе, приноси благодарение Виновнику его; и когда стужает тебе что худое, относи то́ к начальнику таких вещей.

74. Сочетавший с ведением соответственную деятельность есть похвальный возделыватель духовный, из двух приятнейших источников напаяющий ниву душевную. При сем ведение окрыляет ум созерцанием наилучшего, а соответственная ему деятельность умерщвляет земные члены: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть (Кол.3:5). Когда же эти умертвятся, тогда распускаются прекрасные цветы добродетелей, приносящие обильные плоды духовные – любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, веру, кротость, воздержание (Гал.5:22, 23). Тогда, наконец, целомудренный сей делатель, распявши плоть со страстями и похотьми, речет с Богоносным проповедником: и уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня (Гал.2:20).

75. И вот еще, Христолюбче, не забывай, да не утаится от тебя, что одна страсть, нашедши в тебе свое место и укоренившись до навыка, в тот же дом приводит и прочие страсти; ибо хотя страсти соперничают одна против другой, равно как и виновники их, бесы, но погибели нашей все согласно ищут.

76. Заставляющий увянуть цвет плоти подвигами, и отсекающий всякую ее волю, – вот кто язвы Христа Господа носит на мертвенном теле своем (Гал.6:17).

77. Подвижнических трудов конец – покой бесстрастия, а разнообразных утешений плоти – страсти бесчестия.

78. Не позволяй себе делом многоценным считать многолетие твоей монашеской жизни, и не будь уловлен самовосхвалением из-за долгого пребывания в пустыне и терпеливого поднятия там жестоких подвигов, но Господнее слово держи в уме, что ты все еще раб неключимый (Лк.17:10), и все еще не исполнил заповеди Владыки своего. И в самом деле, пока находимся мы в настоящей жизни, – дотоле состоим невоззванными из изгнания, но еще сидим на реках вавилонских (Пс.136:1), еще мучаемся деланием кирпичей египетских (Исх.1:14), еще не увидели земли обетованной, так как не совлеклись еще ветхого человека, истлевающего в обольстительных похотях (Еф.4:22), еще не облеклись в образ небесного, еще носим образ перстного. Итак, нет нам дороги к самопохвальбе, но плакать долженствуем мы, молясь к Могущему спасти нас от рабства горького фараонского, исторгнуть из лютого тиранства его и ввести в благую землю обетования, да обретем наконец покой во Святилище Божием, удостоясь поставленными быть одесную величествия Вышнего. Благ же сих, паче ума великих, сподобиться мы можем не от дел, которые успеем наделать в правде, но по безмерной милости Божией. Не перестанем же проливать слезы день и ночь, подражая рекшему: утрудился я от воздыханий моих, каждую ночь омываю ложе мое, слезами моими орошаю постель мою (Пс.6:7). Ибо сеющие со слезами пожнут с радостью (Пс.125:5).

79. Далеко отгони от себя многоречивого духа, потому что в нем кроются всезлобные страсти: от него ложь, от него дерзость, от него смехотворство, срамословие, буесловие и многое другое; так что на нем верно подтверждается сказанное: при многословии не избежишь греха (Притч.10:19). – А муж молчаливый (разумный) престол чувства (Притч.12:23). Но и Господь сказал, что мы должны будем дать ответ за всякое праздное слово (Мф.12:36).

80. Тем, которые злословят и укоряют нас или другим каким образом нападают на нас, мы получили заповедь не тем же отвечать, т. е. не противозлословить и не противоукорять, а напротив, добрые о них говорить речи и благословлять их. Ибо когда мы мирствуем с людьми немирными, тогда в брани, или битве состоим с демонами; когда же с братьями состоим в неприязни и брани, тогда мирствуем с демонами, – которых научены мы совершенною ненавидеть ненавистью и непрерывную вести с ними брань.

81. Избегай словом лукавым претыкание полагать ближнему, чтоб самому не быть преткнуту от вселукавого диавола. Ибо слушай, что вопиет пророк: кровожадного и льстивого гнушается Господь (Пс.5:7) и еще: истребит Господь все уста льстивые, язык высокомерный (Пс.11:4). Равным образом избегай и осуждать брата при падении его, чтоб не отпасть от благости и любви. Ибо кто благости и любви к брату не имеет, тот не познал Бога; ибо Бог есть любовь, как взывает Иоанн, сын громов и возлюбленный ученик Христов (1Ин.4:8). – Если Христос и Спаситель всех душу Свою положил за нас, то и мы должны полагать души свои за братьев (1Ин.3:16).

82. Любовь справедливо названа матерью добродетелей, главою закона и пророков. Подымем же всякий труд, пока улучим преподобную любовь, и чрез нее исторгнемся из тиранства страстей, и на небеса взыдем, возносясь на крыльях добродетелей, и Бога узрим, сколько это доступно для человеческого естества. Если Бог любовь есть, то имеющий любовь, Бога имеет в себе. Когда же ее нет, то нет нам совершенно никакой пользы и совсем невозможно говорить, что мы любим Бога. Ибо св. Иоанн говорит: если кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец (1Ин.4:20), и опять: Бога никто никогда не видел. Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас (1Ин.4:12), отсюда явно, что любовь есть благо высшее всех благ, указанных в Писании Святом; – и нет ни одного вида добродетели, человека с Богом соводворяющей и сочетающей, которая не была бы связана с любовью и от нее не исходила, неизреченно как-то ею бывая объемлема и охраняема.

83. Принимая приходящих к нам братий, – не будем отягощаться тем или почитать то пресечением безмолвия, чтоб не нарушить устава любви, не будем также приглашать их, как добро им делающие, но паче как сами от них приемлющие добро, и странноприимем их, как обязанные им, с мольбою и лицом радостным, как показал нам пример патриарх Авраам. Почему и Богослов учит, говоря: дети мои! станем любить не словом или языком, но делом и истиною; и вот по чему узнаём, что мы от истины (1Ин.3:18, 19).

84. Патриарх, избрав в постоянное себе делание странноприимство, сидел пред своей скинией и приглашал мимоходящих, всем потом без различия, нечестивым и варварам, предлагая трапезу, не раздумывая. Почему сподобился и дивного оного сотрапезования, странноприяв Ангелов и всех Владыку. Будем и мы прилежать странноприимству со всем усердием и готовностью, чтоб принять не только Ангелов, но и Самого Бога. Ибо Господь говорит: как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне (Мф.25:40). Всем хорошо благодетельствовать, но наипаче тем, кои не имеют чем воздать (Лк.14:14).

85. Кого сердце не зазрит в нарушении Заповеди Божией, или в нерадении, или в принятии вражеской мысли, тот чист сердцем и достоин услышать: блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф.5:8).

86. Постараемся достигнуть того, чтобы разумно управлять чувствами, особенно зрением, слухом и языком, поставляя себе законом ничего ни видеть, ни слышать, ни говорить страстно, а все для пользы нашей душевной. Ибо ничто так не поползновенно на грех, как эти органы, когда они не управляются разумом; и напротив, ничто паче их не благоприятно делу спасения, когда ими правит разум, держит их в строе и ведет, куда должно и куда хочет. Ибо когда они бесчинствуют, тогда и обоняние изнеживается, – и осязание с неистовством простирается на недолжное, и бесчисленное множество страстей привходит; когда же они разумом держатся в своем чине, тогда повсюду в нас проявляются великий мир и невозмутимая тишина.

87. Как драгоценное миро, хотя заключено бывает в сосуде, но намастив благоуханием воздух жилища, не только близко к нему, но и вдали от него стоящих исполняет приятным ощущением, так и благоухание добродетельной и боголюбивой души, всеми чувствами телесными будучи издаваемо, всем видящим сие показывает внутрь сокрытую добродетель. Ибо кто, видя, что язык не произносит ничего неуместного и неблагопристойного, а все такое, что полезно для слышащих, что глаза смотрят скромно, слух не принимает никаких неподобающих мелодий и речений, ноги ступают благообразно, лицо не искажается смехом, а скорее указывает на готовые излиться слезы и плач. – Кто, видя все сие, не познает, какое обильное благоухание добродетелей заложено внутри. Почему и Спаситель говорит: так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного (Мф.5:16).

88. Который путь Христос и Бог наш в Евангелии наименовал тесным и прискорбным (Мф.7:13, 14), тот потом назвал игом благим и бременем легким (Мф.11:30). Как же то и другое, кажущееся противоположным, видится в одном и том же? – Так: по свойству своему путь сей жесток и труден; а по произволению совершающих его и по надеждам благим он вожделенен, возлюблен и сладостен более, нежели скорбен для душ добролюбивых. Вот почему ты и видишь, что избравшие сей путь тесный и прискорбный с большей готовностью идут по нему, чем по пространному и широкому. Послушай, что говорит блаженный Лука об Апостолах, как они, после биения бичами, возвратились от лица собора, радуясь (Деян.5:40, 41). Но ведь не таково свойство бичей, не сладость и радость, а скорбь и болезнь причиняют они. Если же бичи сладостны были Христа ради, что дивного, если Его ради и другие виды злостраданий и озлоблений плоти таковыми же бывают?

89. Мучимые и в плену держимые страстями, нередко в недоумении вопрошаем мы в себе самих, от чего претерпеваем мы это? – Ведать надлежит, что такие пленения бывают с нами по причине отступления нашего от созерцания Бога. Если же кто прилепится умом своим к Богу нашему и Владыке, то, – верен Бог, – Сам Спаситель всех избавит такую душу от всякого пленения, как говорит пророк: всегда я видел Господа пред собою, ибо Он одесную меня, дабы не поколебаться мне (Пс.15:8). Что же сладостнее, как иметь всегда одесную себя Господа, покрывающего, ограждающего и не дающего поколебаться? Но сподобиться сего от нас зависит.

90. Хорошо и бесспорно верно сказали отцы, что не найдет человек покоя иначе, как стяжав и утвердив в себе такое внутреннейшее расположение, что в мiре только и есть, что Бог да он, отнюдь ни к чему не обращаясь умом своим, но Его Единого вожделевая и к Нему Единому прилепленным пребывая. Такой воистину найдет покой и свободу от тиранства страстей. Прильнула, говорит Псалмопевец, душа моя к Тебе, а десница Твоя восприяла меня (Пс.62:9).

91. Самолюбие, сластолюбие и славолюбие изгоняют из души память Божию. Ибо самолюбие есть родительница многого зла. А когда пресекается память Божия, тогда поселяется в нас многий мятеж страстей.

92. Самолюбие бывает родительницей неисчислимых страстей. Почему, когда кто исторгнет из сердца своего самолюбие, тогда легко возьмет силу и над другими страстями, при содействии Господа. Ибо из него обыкновенно рождаются гнев, печаль, злопамятство, сластолюбие и необузданная дерзость; и побежденный им неизбежно побеждается и прочими страстями. Самолюбием же называем мы страстное расположение и любовь к телу с исполнением плотских пожеланий.

93. Кто что любит, тот с тем непрестанно и быть желает, и отвращается от всего, что препятствует соводворяться и сообщаться с любимым предметом. Явно потому, что и Бога любящий вожделевает всегда с Ним пребывать и беседовать. Достигается же сие нами чистой молитвой. О ней и следует нам заботиться, сколько сил есть; ибо она присвояет нас Владыке нашему. Таков был тот, кто изрек: Боже, Боже мой! к Тебе с утра обращаюсь, возжаждала Тебя душа моя (Пс.62:2). Ибо утреннюет к Богу тот, кто, удалив ум свой от всего худого, непрерывно уязвленным бывает Божественною любовью.

94. От воздержания и смирения, как научились мы, рождается бесстрастие; а от веры – ведение; чрез них же душа преуспевает в рассудительности и любви. А вселившие в недра свои Божественную любовь, на крыльях чистой молитвы непрестанно востекают на самую высоту ее, доколе все придем в познание Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова (Еф.4:13).

95. Деятельной добродетелью порабощается похоть и обуздывается гнев; а ведением и созерцанием окрыляется ум и, вознесшись над всем вещественным, к Богу переселяется и истинное в Нем улучает блаженство.

96. Первый наш подвиг – умалить страсти и по силе победить их; а второй подвиг – стяжать добродетели и не оставлять души своей пустой и недеятельной; третий же – трезвенно блюсти плоды наших добродетелей и трудов, ибо нам заповедано не только делать трудолюбиво, но и хранить бодренно (Быт.2:15).

97. Да будут чресла ваши препоясаны и светильники горящи, говорит Господь (Лк.12:35). Доброе препоясание чресл наших, посредством которого мы делаемся хорошо приспособленными и легкими на делание, есть воздержание со смирением сердца; под воздержанием же я разумею отсечение всех страстей. А духовного светильника световодитель есть чистая молитва и совершенная любовь. Сим образом благонастроенные воистину подобны суть человекам, чающим Господа своего, которые, когда придет Он и постучит, тотчас отворят Ему, и Он, пришедши со Отцом и Святым Духом, обитель у них сотворит (Ин.14:23). И блаженны те рабы, Господь которых, придя, найдет их так делающими {бодрствующими} (Лк.12:36, 37).

98. До́лжно монаху, как сыну, от всего сердца и всем помышлением любить Бога; как рабу, благоговеть пред Ним и повиноваться Ему, и со страхом и трепетом заповеди Его исполнять: духом гореть, во всеоружие Духа Святого облечену быть, на уповании получения Жизни Вечной упокоеваться, все заповеданное неопустительно творить, трезвенствовать, блюсти сердце свое от помыслов худых, в помышлениях благих непрестанно совершать святое Богомыслие, каждодневно суд над собою производить относительно домыслов и дел, недостающее восполнять, а соделанным не возноситься, называя себя рабом неключимым, должного не исполнившим как следует, о всем Бога Всесвятого благодарить и Ему приписывать все исправное в жизни своей, ничего совершенно не делать по тщеславию или человекоугодию, но все тайно делать, от Единого Бога чая похвалы; прежде же всего и паче всего в душе своей ограждену быть православной верой во все догматы вселенской Церкви, преданных ей от апостолов богопроповедников и от святых отцов; ибо тем, которые так жительствуют, воздаяние велико – жизнь нескончаемая и обитель несокрушимая, у Отца и Сына и Святаго Духа, Единосущного и Триипостасного Бога.

99. Конец слова, все слушай: бойся Бога и заповеди Его храни, потому что в этом все для человека, говорит Екклесиаст (Еккл.12:13). Я, говорит, тебе в кратких словах показываю, в чем состоит путь Божий: бойся Бога, и заповеди Его храни. Страх же разумеется здесь не вводный, страх мучений, но совершенный и совершенство созидающий, который обязаны мы иметь по любви к Давшему заповеди. Ибо если мы из страха наказания не делаем грехов, явно, что если бы не предлежало подвергнуться этим ужасам, то мы, имея грехолюбивое расположение, конечно делали бы их, не останавливаясь. Если же не по страху наказания, но по отвращению к самым грехам воздерживаемся от них, то действуем по любви к Владыке своему, боясь прогневать Его. Когда боимся, чтобы не опустить чего из заповеданного, то такой страх чист, потому что бывает из-за самого добра; и он очищает души наши, равносилен будучи совершенной любви. И кто имеет сей страх и хранит заповеди, – тот есть весь оный человек, иначе человек совершенный, истинный, не лишенный ничего.

100. Мужественная душа, в течении всей своей жизни, имеет как [бы] два горящих светила: деятельное и богосозерцательное, и тем совершает необходимое; а немужественная душа более изнемогает от наслаждений. Сие ведая, будем таким страхом бояться Бога и заповеди Его соблюдать, чтобы быть нам совершенными во всей полноте, и не лишенными никакой добродетели (Иак.1:4), имея мудрование смиренное и сердце сокрушенное, и щеки свои во все время слезами омоченные, и непрестанно вознося к Господу молитву божественного Арсения Великого: «Боже мой! не остави мене; ничего не сделал я пред Тобою доброго, но дай мне по благодати Твоей положить тому начало». Ибо все спасение наше – в благоутробии и человеколюбии Бога. Ему слава во веки веков. Аминь.

Сколь велик подвиг расторгнуть эти крепкие узы веществолюбия, освободиться от работы ему и стяжать навык в доброделании! Воистину, доблестная и мужественная потребна душа, чтоб отрешиться от всего вещественного. Чего же после сего искать следует, есть не очищение только от страстей: ибо это не есть еще само по себе добродетель, а только приготовление к добродетели; но к очищению недобрых навыков должно приложить и стяжание добродетелей. Очищение же души есть: по части мысленной, – применение и совершенное оставление дольных прелестных нравов, т. е. житейских забот и попечений, худых склонностей и неуместных гаданий, и загадываний; по части вожделетелъной – не стремиться ни к чему вещественному и не смотреть на чувство, но быть покорным разуму, по части раздражительной, – ничем из приключающегося не возмущаться. А после такого очищения и истребления всего, делающего силы наши нечистыми, и благоустроения их, требуется и восхождение к духовным совершенствам и обóжение: ибо уклонившемуся от зла надлежит делать добро (Пс.33:15). При сем отвергнуться себя должно прежде всего, и, таким образом, взяв крест, последовать Владыке для достижения высшего состояния обожения.

Какое же это восхождение к совершенству и обóжение? По части ума, это – совершеннейшее ведение сущего и Того, Кто выше всего сущего, сколько это доступно для человеческого естества; по части вожделения – всеконечное и непрестанное вожделение и стремление к первому добру; по части раздражения – энергичнейшее и деятельнейшее движение к вожделенному, непрестанное и неослабное, никакими из встречающихся прискорбностей не пресекаемое в своем поступлении вперед; но неудержимо, и вспять не обращаясь, шествующее. Движение души к доброму должно быть столько сильнее движения ее к худому, сколько мысленные красоты превосходят чувственные, так что и попечение ее о плоти должно быть допускаемо лишь настолько, насколько это необходимо для удовлетворения ее потребностей и поддержания жизни, чтобы иначе не довести животный организм наш до насильственного расстройства. Но установить это для себя легко; в дело же произвести весьма трудно; ибо нельзя без труда искоренить устаревшие привычки души. Как обучение какому-либо искусству не приобретается без пота: так и к блаженному естеству, – Богу, – напряженное воззрение и простирание вниманием достигается многими трудами и в долгое время, пока желающая сила освоится с последствиями такого стремления и вкусит от плодов его. При этом многое ум наш должен проявлять сопротивление чувственности, влекущей к дольнему, от чего брань у нас и борьба с плотью, не прекращающаяся до смерти; хотя иногда и кажется она умаляющеюся вследствие укрощения гнева и похоти и подклонения чувства под иго обогатившегося опытным ведением и искусством в брани ума.

Надлежит, однако же, заметить, что душа непросвещенная, как не пользующаяся обыкновенно помощью от Богаa, ни очиститься не может подлинно, ни к Божественному вознестись свету, как сказано; ибо сказанное должно считать сказанным о верных. К большему же сего уяснению надобно вкратце объяснить, какое различие есть в познаниях наших.

Из здешних наземных познаний одно бывает по естеству, а другое сверх естества. Что есть это второе, явно будет из первого. Знанием естественным называем мы то, которое душа может получить чрез исследование и изыскание, естественными пользуясь способами и силами, о творении и Виновнике творения, – разумеется, – сколько это доступно для связанной с веществом души. Ибо энергия ума ослабляется от соприкосновения его и срастворения с телом, и от сего не может он быть в непосредственном прикосновении с мысленными вещами, но имеет нужду для помышления о них в фантазии, природа которой – творить образы протяженные и дебелые. Итак, ум, поскольку во плоти есть, имеет нужду в соответственных образах вещей, чтобы судить о них и понимать их. Какое теперь познание ум, таков будучи, получит этим естественным способом, такое мы называем естественным. А сверхъестественное знание есть то, которое привходит в ум путем, превышающим его естественные способы и силы, или в котором познаваемое сравнительно превышает ум, связанный с плотью, так что такое познание очевидно свойственно уму бестелесному. Бывает же оно от Единого Бога, когда найдет Он ум очищенным от всякого вещественного пристрастия и объятым Божественной любовью.

He одно, впрочем, знание так разделяется, но и добродетель: ибо иная добродетель такова, что не превышает естества и справедливо называется естественной; иная же воздействуется от первого источника добра, и, как превышающая естественные наши силы и состояние, должна прилично именоваться сверхъестественной. Объяснив это, полагаем, что естественное познание и естественную добродетель может иметь и непросвещенный, сверхъестественных же никак. Ибо как бы мог он возыметь их, не причастен будучи действующего здесь верховного Виновника? А просвещенный может иметь их обе. Прибавлю только при сем еще одно различие; сверхъестественной добродетели нельзя стяжать, не стяжав прежде добродетели естественной; знания же сверхъестественного сделаться причастным и без естественного ничто не препятствует. Ведать, однако же, надлежит, что как чувство и фантазию имеют и животные, имеет их и человек, только у него эти силы гораздо лучше и выше; так и в отношении к естественным добродетелям и познаниям бывает, что их оба, и просвещенный, и непросвещенный, имеют, но у просвещенного они в гораздо лучшем и высшем состоянии находятся, нежели у непросвещенного. Приложу и еще. Из познаний, называемых естественными, то, которое занимается добродетелями и противоположными им склонностями, бывает тоже двоякое: одно голое, когда философствующий о таких расположениях не испытал их на деле, – каковое познание иной раз колеблется сомнениями; а другое деятельное, и как бы сказать, задушевное, когда познание подтверждается испытанием на деле таких расположений, – каковое познание бывает очевидно и верно, никогда не колеблется и не допускает сомнений.

Между тем как это так бывает, узнаем, что есть четыре вещи, противодействующие уму в стяжании добродетели: первое – предрасположение к противным ей навыкам, которое в силу долговременного навыка влечет склониться на земное; второе – действие чувства, которое, увлекаясь чувственными красотами, вместе с собою увлекает и ум; третье – ослабление энергии ума, которому подвергается он по причине соединения своего с телом. Ибо не в таком отношении состоят зрение к зримому, и вообще чувство к чувственному, как ум к мысленному. Говорю об уме души еще сущей в теле. Ибо безвещественные умы действеннее соприкасаются с мысленным, нежели зрение со зримым. Но как когда зрение заволокло – оно неясно, неточно и более размыто отображает в себе формы видимых им вещей, так и ум наш, хотя сознает мысленное, однако ж не может действенно зреть мысленных красот; а вместе с тем и желать из того ничего он не может, так как мера расположения бывает по мере познания, и он тотчас опять возвращается к чувственным красотам, яснее ему представляющимся; ибо он по необходимости устремляется к тому, что является пред ним добром, истинным ли, или не истинным. Кроме же всего этого еще и [четвертое] – нападения бесчеловечных нечистых духов. И сказать нельзя, сколько и каких сетей для уловления душ расставляют они, увы! – всюду по пути многовидно и многообразно, в чувствах, в слове, в уме, во всем можно сказать сущем, которых никак не избегла бы ни одна душа, если б Восприявший на рамо свое заблуждшее овча – тех, которые на Него очи свои устремляют, безмерным попечением Своим не делал высшими их.

Во избежание всего сего три следующие потребны нам средства, из коих первое и величайшее есть к Богу очей своих вседушное обращение и от Него руки помощи испрашивание, все упование на Него возлагая, по искреннему убеждению, что если Он не заступится, то неизбежно попадем в плен тех, кои влекут нас к себе. Второе же, которое, как я полагаю, служит причиной и первого, есть непрестанное ума питание ве́дением. Под ведением же сим я разумею ведение всего сущего, чувственного и мысленного, как оно есть само по себе, и какое отношение имеет к первой причине, яко от Нее и для Нее сущее, и доступное для нас созерцание Виновника всего сущего, по наведению из того, что от Него. Ибо исследование естества тварей очищает от страстного к ним расположения, избавляет от прельщения ими и возводит к началу их, давая, как в зерцале, видеть в прекрасном, чудесном и великом прекраснейшее, чудеснейшее и величайшее, лучше же сказать то, что выше всякой красоты, чудесности и величия. Вращаясь всегда в таких помышлениях, ум может ли не возжелать сущего блага? Ибо если он иной раз устремляется к чуждому для него, не тем ли паче устремится к своему? Пленившись же сим душа, к чему из сущего внизу позволит себе прилепиться, когда оно обыкновенно отвлекает ее от Любящего ее и любимого ею? Да она даже и жизнью во плоти станет недовольна, как такой, которая полагает ей препоны к стяжанию и вкушению истинных благ. Ибо если и неясно, как сказано, ум видит в вещественном мысленную красоту, но мысленные блага таковы и толики, что и малое оттечение из моря оной красоты и слабое лучей ее появление может убедить ум перелететь чрез все немысленное и к тем одним благам устремиться, отнюдь не попуская себе отступать от сладости оной, хотя бы из-за сего случилось подпасть чему-либо и горькому. А третье, что должно быть при сем, есть умерщвление супружницы нашей плоти; ибо иначе невозможно ясно и раздельно узреть сказанные появления небесных оных доброт. Умерщвляется же плоть постом, бдением, спанием на голой земле, суровой одеждой необходимой и утомительными трудами. Так умерщвляется, или лучше сказать – сораспинается, Христу плоть. Сделавшись же таким образом утонченной и очищенной, легкой и благоустроенной, она удобно без сопротивления следует за движением ума и вместе с ним возвышается горе. Без сего же всякое наше старание о том оказывается тщетным.

Сия честная троица, когда бывает согласной сама в себе, порождает в душе лик блаженных добродетелей. И невозможно, чтобы в украшенных сей троицей или след греха какого оказался, или недоставало какой-либо добродетели. В таких не смущают уже ума ни стяжание, как уже брошенное, ни слава, как уже оплеванная, от которых душа, пока привязана к ним бывает, уязвляется многими страстями. И как утверждаю, что невозможно воспарить горе́ душе, приверженной к богатству и славе, так не говорю, чтобы было возможно заботиться о них душе, которая довольно долго подвизалась в сказанных трех духовных деланиях, так что и до навыка в них дошла. Ибо если она при таком настроении не считает истинным благом ничего, кроме блага Верховного, из прочих же благ – лучшим то, которое, как убеждена, более подобно первому; то как может она любить и благоволительно принимать злато и серебро или другое что из дольних вещей? Сие же да будет сказано и относительно славы.

Даже и эта ненасытнейшая вещь, разумею, – забота, не делает тогда нападений на разум с противной стороны. Ибо о чем стал бы заботиться ни к чему из здешнего не пристрастный и ничем из того не занимающийся? Облако забот составляется из испарений от главнейших страстей: сластолюбия, сребролюбия и славолюбия; так что свободный от этих, чужд и заботы. У названных лиц, навыкших трем оным духовным деланиям, нет недостатка и в благоразумии, которое почитается подругой мудрости, и есть наисильнейшее из ведущих горе́ средств. Ибо в науке добродетелям заключается точное распознание и блага, и того, что противно тому; а для этого требуется благоразумие. Под его же руководством опыт и борение с плотью научают, как наилучше делать добро и противиться злу. И страх присущ им. Ибо по мере того, как увеличивается любовь, возрастает и страх; и насколько велика надежда получить благо, настолько велик и страх не получить. И это гораздо более угрызает душу уязвленных любовью, нежели угрозы бесчисленными муками; ибо как получить блаженнейше, так не получить окаяннейше. Чтобы по пути нам слово и иным образом предтекло, надобно начать с конца; ибо все бывающее от конца своего получает как различение частей, так и их чинное соотношение. Конец нашей жизни есть блаженство, или, что то же, Царство Небесное, или Царство Божие. А оно само есть не зрение только царственнейшей Троицы, но при этом приятие и Божественного привтечения, и как бы восприятие обожения, и сим привтечением восполнение недостающего в нас, и усовершенствование несовершенного. И это-то служит пищей мысленных существ, – это восполнение недостающего чрез Божественное оное привтечение. Здесь совершается круг некий непрестанный, от того же начинающийся и тем же кончающийся. Ибо чем более кто понимает, тем более вожделеет, чем более вожделеет, тем более вкушает, чем более вкушает, тем более возбуждается к большему опять уразумению; и тотчас снова начинает это недвижимое движение, или, пожалуй, недвижимую недвижность. Итак, конец жизни нашей, сколько доступно это нашему постижению, таков. Теперь следует рассмотреть, как к нему должно идти.

Для разумных душ, кои суть умные сущности и малым чем отстоят от умов ангельских, здешняя жизнь есть борение, и жизнь во плоти дана им на подвиг. Воздаяние же за подвиг и борение есть сказанное состояние, – дар, достойный вместе и Божественной благости, и Божественной правды: правды, потому что блага оные достигаются не без собственных трудов и потов; благости, потому что дар безмерно превосходит всякий собственный труд и еще потому, что самое то, чтоб возмочь делать доброе, есть дар Божий.

Но в чем же здешний подвиг? Разумная душа сопряжена с животным телом, из земли имеющим бытие и к дольнему тяготеющим. Срастворена же она с сим телом так, что из сих двух, – души и тела, – совершенно друг другу противоположных, состоялось одно существо без превращения, однако же, или смешения сих частей, – да не будет! – но так, что из сих двух, носящих свойственное им по природе их, состоялось одно лицо в двух совершенных естествах. Так двуестественным неким существом состоявшееся сие составное животное – человек, проявляет и в действии свойственное каждому в частности естеству. И телу естественно желать подобного ему – телесного. Такое желание подобного естественно всем существам, так как само существование их обусловливается всуществлением в себя подобного себе. Телу естественно и наслаждаться подобным в чувстве; еще же любезен ему отдых при утомлении. Вот что естественно и желательно животному нашему естеству. Разумной же душе, как естеству умному, естественно и желательно такое же умное, и наслаждение тем свойственным тому образом. Прежде же и паче всего естественно вкоренена в ней любовь к Богу. И она естественно желает наслаждаться Им и другими мысленными вещами, но не может этого делать беспрепятственно.

Первый человек беспрепятственно мог как чувством чувственное, так умом умное воспринимать и наслаждаться тем. Но ему следовало преимущественно занятым быть не худшим, а лучшим; хотя сам по себе мог он входить в общение и с мысленным чрез ум, и с чувственным чрез чувство. Я не говорю, что Адаму не следовало пользоваться чувством, ибо не напрасно был он обложен телом; но что не следовало ему преимущественно услаждаться чувственным и ради чувственного, а следовало, усматривая чрез чувственные впечатления красоту тварей, востекать к Виновнику ее и Им услаждаться с изумлением, сугубые имея причины изумляться Создавшему, а не к чувственному прилепляться и тому дивиться, оставив мысленную красоту Создателя. Так должен был действовать Адам. Но как он, худо пользуясь чувством, чувственной стал дивиться красоте и, увидев плод прекрасным для видения и добрым в снедь, вкусил его, оставив наслаждение мысленными вещами; то праведный Судия, почетши его недостойным созерцания Бога и всего сущего, – вещей, презренных им, – изгнал его, мрак сделав покровом Своим и всех невещественных предметов (Пс.17:12). Ибо не должно было нечистому предоставлять святое; но что возлюбил он, наслаждение тем и попустил ему Бог, оставив его жить чувством с малыми следами жизни умной.

Вот от чего подвиг к достижению общения с мысленными вещами сделался для нас тягчайшим, ибо не в нашей власти умом наслаждаться мысленным так же, как чувством наслаждаемся чувственным, хотя и великую к тому получаем помощь чрез крещение, будучи им очищаемы и возвышаемы. Впрочем, сколько доступно нам, мы все же должны упражняться в мысленном, а не в чувственном; тому дивиться и того желать, из чувственного же ничему не дивиться и ничем не желать услаждаться самим по себе (как чувственным и в удовлетворение чувственности); ибо поистине она никакого сравнения не может иметь с мысленным. Видим, что как сущность сущности, так и красота красоты бывает удивительнее. Но каковы они есть, так и относиться к ним должны мы. Возлюбить же срамное паче благолепнейшего и низкое паче досточестного, всякое превосходит безумие! И это еще когда так относятся к тварям, мысленным ли то, или чувственным. Но что сказать, если так относимся и к Тому, Кто выше всего, когда и Ему предпочитаем вещество безобразное и ничтожное?

И вот в чем теперь наш подвиг – внимать себе со тщанием, чтобы мысленным всегда наслаждаться, к тому и ум, и желание простирая, и отнюдь не позволять себе окраденными быть чувственным, увлекаясь к тому чувством до удивления ему ради него самого. Но если нужно и чувством пользоваться, надлежит пользоваться им для того, чтобы от тварей Творца познавать, в них видя Его, как в водах видим солнце, так как в сущем отображается первый Виновник всего, насколько это вместимо для He­ro. Таково лежащее на нас дело; но как его исполнить, об этом следует подумать. Ибо, как сказано, тело желает наслаждаться свойственными ему вещами посредством чувства, и чем более удовлетворено бывает, тем более желает. А это противно стремлению души. Почему первой заботой души да будет – всем чувствам наложить узду, чтоб не услаждаться чувственным, как сказано. Поскольку же тело чем сильнее бывает, тем сильнее стремится к своему; чем же сильнее к сему стремится, тем неудержимее бывает, то душе надлежит усиленно стараться умерщвлять плоть постом, бдениями, стояниями, спанием на голой земле и всякими другими лишениями, чтоб, истощив силы ее, иметь ее смиренной и благопокорной при своих духовных деяниях: в этом и есть главное, что предлежит ей исполнить. Но как желать сего легко, а исполнять трудно, и много при сем допускается опущений против должного по причине окрадения чувством при всем внимании, то третье благоразумно придумано врачевство – молитва и слезы.

Молитва благодарит за дарованные блага и испрашивает отпущение прегрешений и ниспослания сил на дальнейшее преуспеяние; так как без Божественной помощи душа, как сказано уже прежде, ничего не может исправно делать одна. Еще же она доставляет единение с Тем, Кого взыскала душа, и услаждение Им, и желательной силы всецелое к Нему устремление, – что наиважнейшее есть дело в достодолжной жизни, т. е. это склонение воли желать сего сколько возможно сильнее. И слезы великую имеют силу: умилостивляют Господа о прегрешениях наших, очищают причиняемое нам чувственной сластью осквернение и окрыляют вожделение горнего. Так вот в чем все дело: главное – созерцание мысленных или духовных благ и всецелое их возжелание; в силу этого порабощение плоти, которого части суть: пост, целомудрие (σωφροσύνη) и прочее, – все одно для другого подъемлемое; для того же, и вместе с тем, молитва. Каждое из этих деланий разлагается на многие части, которые, однако же, все состоят в связи, так что одно другим требуется, и одно без другого не бывает.

Никто пусть не думает, что славолюбие и сребролюбие принадлежат к телесным страстям. Телесная страсть – одно сластолюбие, которое находит подобающее врачевство в умерщвлении плоти. Указанные же две страсти суть порождения неведения. Не испытав и не познав истинных благ, мысленных или духовных, душа придумала блага ложные, богатством думая утешиться в оскудении духовными благами; о богатстве печется она вместе с тем и для удовлетворения сластолюбия и славолюбия и для него самого, почитая его неким благом. О чем скажем, что все это есть порождение неведения истинных благ. Славолюбие не по причине скудости потреб телесных бывает, ибо им не телесное что-либо удовлетворяется; но по причине неиспытания и неведения первого блага и истинной славы. И не славолюбия только, но, коротко сказать, и всех зол корнем служит неведение. Ибо невозможно, чтобы тот, кто, как должно, познал природу вещей и то́, откуда каждая из них и какое имеет назначение, забыв потом о своем последнем конце, устремился к земному. Душа не пожелает такого блага, о коем знает, наверное, что оно только кажется благом. Пусть даже тирански влечет ее к чему-либо привычка, она, в силу точного и ясного познания дела, может победить и самую привычку. Но и когда еще не было привычки, она по причине неведения прельщаема была. Так что более всего и пораньше надо стараться приобрести верные о всем сущем познания, и потом в соответствие тому и волю свою окрылить стремлением к Первому Благу, чтобы презреть все это (настоящие блага) и познать полную (μεγάλη) их суетность. Ибо что помогает достичь нашей цели?

И скажу кратко: у разумной, с телом соединенной души, одно дело – стремиться к конечной цели. Поскольку же сила (ενέργεια) воли (βουλήσεως) без понимания (νόηση) не движима (недействительна), то и было воспринято умное (νοερή) действие (ενέργεια) (т. е. это она должна делать с разумом). Итак, понимание для воли ли существует, или и для себя самого и для воли, что кажется справедливее (ибо блаженство, которое не только доставляет здешняя жизнь добродетельного человека, но и изображает собою, заключает в себе оба действия, – и понимание (νόηση) и желание (волю), то есть, любовь и духовное (πνευματική) наслаждение), оба ли эти действия суть главные, или одно из них, – пусть полюбомудрствует об этом желающий. В настоящем же случае допускаем оба действия, из которых одно называем деятельностью (πράξη), а другое созерцанием. И невозможно, чтобы одно обрести без другого, когда мы говорим об этих двух высших действиях (ενέργειες); а в действиях низших и приходящих после них – возможно. Те, которые препятствует сим действиям, или восстают против них (уклоняются к противоположному), мы называем пороками. А те, что содействуют им, или освобождают нас от препятствий, называем добродетелями. Действия добродетели мы называем исправлениями (κατορθώματα, достижениями), а действия пороков мы называем проступками и грехами (αμαρτήματα)⁸. Особенность любого действия – [стремится] либо к худшему, либо к лучшему, это конечная цель (которой стремится достичь тот, кто действует); и это действие складывается из понимания (νόηση) и желания (βούληση, воли).