Приложение. Архимандрит Августин (Никитин). Русские паломники у святынь Египта

«Из Египта воззвах Сына Моего»

(Осия 11, 1).

Каждого, кто прибывает в Каир, поражает количество мечетей – их здесь более пятисот. Но среди многочисленных минаретов, возвышающихся над городом, взгляд без труда отыскивает храмы, купола которых увенчаны крестами. Изображения Спасителя, Девы Марии и христианских святых, иконы в позолоченных киотах можно увидеть в лавках простых торговцев, в витринах фешенебельных магазинов. Все это напоминает о том, что Каир не только один из центров ортодоксального ислама, но также и город, где издревле жили христиане.

Египет был одной из первых стран, где воссиял свет христианства. Труды апостола Марка, который в Египте принял мученическую кончину, принесли богатые плоды: церкви быстро вырастали по всей стране. Множество церквей было в долине Нила, старинные коптские монастыри и церкви сохранились до наших дней.

Коптская Церковь относится к числу древних Восточных Церквей, к которой принадлежат Армянская, Эфиопская, Сиро-Яковитская и др. Эти Церкви называют также «дохалкидонскими», поскольку в период богословских споров они не приняли решений IV-го Вселенского собора, имевшего место в Халкидоне в 451 году. Первоначально Коптская Церковь входила в состав Александрийской Патриархии, но после избрания первого коптского патриарха Феодосия (536–538) окончательно отделилась от нее и стала самостоятельной национальной Церковью, исповедуя монофизитство (или как бы «миафизитство» от μία ϕύσις – «одна (единая) природа»; подразумевается, естественно, природа воплощенного Бога Слова).

Само название Коптской Церкви говорит о ее древности. Слово «копт» происходит от арабского «кубт» – это искаженное греческое название Египта, Αιγύπτος. А оно, в свою очередь, восходит к «Ха-Ка-Птах», древнему культовому наименованию Мемфиса. Как отмечал в начале XX в. выдающийся отечественный востоковед Б. А. Тураев, «около миллиона потомков подданных древних фараонов, единоплеменников свв. Антония и Пахомия Великих, до сих пор с гордостью называют себя «египтяне православные»⁵²². В настоящее время число коптов, живущих в Египте, по разным оценкам достигает пяти-семи миллионов человек.

Русские паломники, путешественники, ученые издавна бывали в Египте и знакомились с его христианскими святынями. В Никоновской летописи под 6509 (1001) годом читаем: «Того же лета посла Володимер гостей своих, аки в послех, в Рим, а других во Иерусалим, и в Египет, и в Вавилон, съглядати земель их и обычаев их»⁵²³. В «Повести временных лет» неоднократно упоминаются Египет (Еюпет), Александрия, Нил (Геона).

К 70-м годам XIV в. относится путешествие на Восток архимандрита Агрефения. Его «Хождение» ценно тем, что он едва ли не первый из русских паломников посетил Египет, города Каир и Александрию и, очевидно, познакомился с христианами-коптами⁵²⁴.

Заветной целью русских пешеходцев был Синай, куда они устремлялись, чтобы посетить знаменитый монастырь св. Екатерины и поклониться его святыням⁵²⁵. Однако при этом путь паломников нередко лежал через Каир с его древними коптскими храмами и монастырями. В этих обителях в середине XVI в. побывали архидиакон новгородской Софийской церкви Геннадий и смоленский купец Василий Поздняков. В начале XVIII столетия египетские святыни посетили иеромонахи «из Новгородка Северского» Макарий и Селивестр⁵²⁶. Заслуживает упоминания и «Путешествие из Константинополя в Иерусалим и Синайскую гору находившегося при Российском посланнике, графе Петре Андреевиче Толстом, священника Андрея Игнатьева и брата его, Стефана, в 1707 году»⁵²⁷, в котором автор приводит описание Александрии и ее святынь и дает краткую характеристику коптам.

Первая половина XIX столетия богата путешественниками, посетившими Святую Землю и Египет. Одним из таких странников был Кир Бронников, совершивший «хождение» в 1820–1821 гг. Он посетил Египет и имел возможность познакомиться там с коптами⁵²⁸. Замечательный вклад в паломническую литературу внес А. Н. Муравьев, описавший свое путешествие, предпринятое в 1830 году. Как и его предшественники, он дает описание коптов и указывает на их общественное положение⁵²⁹.

Неоценимая заслуга в истории отечественной египтологии и коптологии принадлежит А. С. Норову, совершившему в 1834–1835 гг. долгое и трудное путешествие по Нилу – от Александрии до Нубии⁵³⁰. Во второй половине XIX в. – начале XX в. описанию коптских храмов и монастырей уделили внимание такие известные русские исследователи, как архимандрит Порфирий (Успенский), Е. Э. Картавцов, В. Г. Бок, М. И. Ростовцев, Б. А. Тураев и другие. Сопоставляя их записи, можно получить цельное представление об истории христианских святынь Египта – колыбели восточного монашества.

Начать этот обзор можно с Каира, где в 1999 году на окраине египетской столицы протоиерей Димитрий Нецветаев, представитель Русской Православной Церкви при патриархе Александрийском и всея Африки, отслужил первую службу во вновь переданном нашей Церкви храме св. Димитрия Солунского⁵³¹.

В Египте есть несколько мест, освященных пребыванием Святого Семейства. Предание о нем засвидетельствовано в древних коптских источниках. Первое из них – Эль-Ариш; ныне это курортный городок, расположенный на берегу Средиземного моря, неподалеку от границы с Израилем (сектор Газа). «Обратим внимание на сказания библейские и святых отцов о пути Святого Семейства в Египет, – пишет А. С. Норов. – По сказаниям палестинским, Пресвятая Богородица направилась из Вифлеема пустынным путем, ведущим в Газу»⁵³².

Отсюда в древности начинался нелегкий путь к берегам Нила – через безводную песчаную пустыню Сур. Нынче автобусы преодолевают ее за несколько часов, доставляя пассажиров в Каир, к площади Рамзеса. (В центре площади – огромная статуя Рамзеса Н-го, перевезенная сюда из Мемфиса в 1954 году.) К северо-востоку от Рамзес-сквер расположен пригород Каира – Гелиополис, а неподалеку от этого древнего города – знаменитая Эль-Матария. Вот что писал об этом месте русский путешественник А. С. Норов, посетивший Египет в 1834–1835 гг.: «Селение Матарие, этот мирный оазис, осененный веселою рощею и цветущий среди безмолвной пустыни, сохраняет глубокие, утешительные воспоминания для христианина. Здесь, по достовернейшим преданиям, Пресвятая Дева с Божественным Младенцем Иисусом, сопровождаемая Иосифом, нашла себе покров после утомительного пути через пустыню»⁵³³.

В древние времена многие паломники считали свой обет неисполненным, если они по дороге из Палестины не побывали в Матарии. А. С. Норов прибыл сюда, в это селение, с севера, по пути из Александрии в Каир. «Вскоре нам открылись пальмы селения Матарие. Мы сошли отдохнуть в кофейный дом у дороги», – пишет русский путешественник, отмечая при этом: «Мы имеем достаточные основания думать, согласно с местным преданием, что пребывание Пресвятой Богородицы было возле Гелиополиса, ибо тут были колонии еврейские. Святое Семейство преимущественно могло избрать себе жилище между соотечественниками и предпочесть Гелиополис шумному Мемфису»⁵³⁴.

В Нижнем Египте широко известно Матарийское древо Пресвятой Богородицы и источник, у которого отдыхало Святое Семейство. В записках А. С. Норова приводятся подробные сведения об этих реликвиях. «В саду Матарие показывают срубленное фиговое дерево, от которого остался удивительной толщины пень, носящий на себе печать веков, – пишет русский путешественник. – Из вершины этого пня идут теперь в высоту сочные ветви, которые обещают возобновление дерева в прежней красоте; множество надписей, большею частью еврейских, арабских и коптских, перемешанных с красными знаками, испещряют пень. По преданиям, это дерево осеняло некогда своей тенью Святое Семейство. Тут фруктовый сад и светлый источник, которому вместе с деревом приписывают сами мусульмане целебные свойства; возле сада показывают развалины священного жилища Матери Божией: туда иногда приходят служить христианские священники из Каира»⁵³⁵.

Русский паломник посетил сад, «прочтя из глубины души на этом месте Богородичную молитву»⁵³⁶. Вот еще несколько строк, которые А. С. Норов посвятил святому источнику: «Матарие получило свое арабское название: «свежая вода», от чрезвычайной доброты ее воды, которая славится в окрестности; везде, кроме этого места, она имеет вкус солоноватый, по причине натровых частиц земли. Замечательно также, что доныне арабы называют этот источник «Айн Шемс», т. е. «источники солнца»⁵³⁷.

В 1880–188Д гг. в Египте побывал русский путешественник В. Андреевский. Будучи в Каире, он посетил близлежащий Гелиополис, а также то место, где, по преданию, отдыхало Святое Семейство во время бегства в Египет. «Этот эпизод из детства Христа, так часто бывший сюжетом великих художественных произведений, видишь здесь в лицах на каждом шагу, – отмечает гость из России. – Еще на пути к Гелиополису я обогнал женщину, ехавшую на осле и державшую на руках ребенка, прикрывая его от солнца полою своего широкого синего бурнуса. В нескольких шагах за ними шел, опираясь на палку, человек такого же возраста, какой дают обыкновенно Иосифу, – страница из Евангелия, воспроизведенная кистью Джотто; та же обстановка, тот же костюм, то же небо и пейзаж. По дороге росли пальмы, подобные той, которая, по одному апокрифическому сказанию, наклонила свою верхушку до рук Христа-Младенца»⁵³⁸.

И вот русский путешественник у цели. В стороне от дороги, среди большого сада, возвышался громадный сикомор, весь испещренный надписями. В нескольких шагах от него был глубокий колодец с прозрачной водой. «Его вода была прежде горькой и лишь от прикосновения к ней Христа сделалась годной к употреблению и до сих пор славится в Египте как необыкновенно вкусная, – сообщает В. Андреевский. – Под этим деревом отдыхала Пресвятая Дева Мария с Младенцем Христом, под широкой тенью от могучих веток. Теперь от этих веток осталось весьма немного; во-первых, и время наложило на них свою тяжелую руку, а во-вторых, всякий верующий считает долгом отрезать себе на память кусочки дерева или вырезать в коре свои буквы»⁵³⁹.

В 1889 году в Матарии сподобился побывать другой русский автор – Е. Э. Картавцов. В его дневниковых записях от 27 марта есть такие строки: «Подъезжаем к саду и выходим из экипажа. Священная смоковница шагах в тридцати-сорока от входа; она обнесена решеткой, дерево великолепное, развесистое; это не то, конечно, под которым покоилось Святое Семейство, но оно идет от тех же корней и ему теперь лет 250–300»⁵⁴⁰.

В книге Е. Э. Картавцова приводятся интересные сведения, не встречавшиеся ранее в записках его предшественников. По словам русского автора, «весь сад со смоковницей еще тридцать лет тому назад принадлежал России, точнее сказать, одному из тогдашних представителей русской дипломатии в Каире; но вместо того, чтобы хранить его или продать русскому правительству, мудрый дипломат преподнес его хедиву Измаилу-паше; тот, конечно, не отказался, а когда приехала в Каир (французская) императрица Евгения, Из- маил-паша подарил ей и сад, и священную смоковницу; акт укрепления совершен был на имя французской империи, в доме поселились католические монахи и владеют всем и до сего дня»⁵⁴¹.

Сообщив своим читателям об этом некогда «русском участке», тот же автор добавляет: «Дерево, правду сказать, монахи тщательно оберегают и ухаживают за ним. Нам дали по веточке на память»⁵⁴².

А еще почти через сто лет после Картавцова в Матарии побывала группа православных монахинь из русского Горненского монастыря (Иерусалим), посетившая святыни Египта в сентябре 1984 года. Одиннадцать инокинь, во главе с игуменией Феодорой, с волнением подошли к высокой каменной стене. Араб, хранитель святыни, открыл им вход в ограду, и русские монахини ступили на место, освященное пребыванием Святого Семейства. «Земля вокруг древа посыпана песком, – пишет матушка Феодора. – Само дерево относится к породе сикомор, или диких смоковниц (лат. – «фикус сикоморус», а по-арабски «гимыз»). Плоды сикоморы отличаются видом и вкусом от обыкновенных смокв: они совсем круглые, даже несколько сдавленные, розоватые, водянистые, но в жару хорошо освежающие. Ствол дерева очень старый, раздвоенный, одна часть его сильно склонена к земле»⁵⁴³.

Сотворив краткую молитву, насельницы Горненской обители направились к деревне Мостброд, месту более ранней остановки Святого Семейства. «Деревня Мостород расположена в четырех километрах от Матарии, здесь находится старинная коптская церковь, ей 1000 лет, – продолжает игумения Феодора. – Осмотрев церковь, по ступенькам спустились вниз к пещере, где отдыхало Святое Семейство. Здесь же колодец, из которого Пресвятая Богородица и праведный Иосиф брали воду...»⁵⁴⁴.

Храм св. Николая Чудотворца

Вавилон

Дом Пресвятой Богородицы

Церковь Богоматери «Подвешенная»

Церковь св. Варвары. Коптский музей

Церковь св. Семаана Кожевника

Фаюм – город, лежащий близ берега Нила, в ста километрах к югу от египетской столицы. От каирской площади Рамзес-сквер туда регулярно отправляются автобусы. А в XIX веке русские паломники добирались до этого города на больших лодках, которые местные жители называли «дахабии». В 1845 году подобное путешествие по Нилу предпринял архимандрит Порфирий (Успенский), начальник Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Он нанял такое судно и, поднимаясь вверх по Нилу, посетил целый ряд древних коптских монастырей. «Я посвятил свою дагабию св. Николаю и назвал её его именем», – отмечал о. Порфирий в своих записках⁶⁰⁵.

В дневниковых записях русского паломника сначала упоминаются те обители, которые были основаны к югу от Фаюма. Так, близ деревни Сермент-эль-Гебел он посетил монастырь св. Георгия, «перестроенный коптами и заваленный разными хлевами и хижинами»⁶⁰⁶. Вот как выглядел в те годы интерьер храма этого монастыря. «Церковь в нем довольно светла; свет падает из купола; церковь высока; в ней есть две мраморные колонны, коих верхняя половина отбита, а прочие колонны по обе стороны церкви двойные, т. е. две круглые колонны тонкие стоят рядом и тесно друг подле друга на одном базисе; на сих колоннах покоятся арки, – пишет о. Порфирий. – Иконостас деревянный, чистый; храмовая икона большая – св. Георгия на белом коне, в большом киоте с колонночками на левой стороне церкви. Священников двое. К монастырю принадлежит ближняя деревня»⁶⁰⁷.

К юго-западу от Фаюма находится древний монастырь Алнаклун, основанный, по преданию, в VII веке. В обители есть две старинные церкви, а позади монастыря имеются несколько пещер, в которых когда-то жили местные насельники. Архимандрит Порфирий посетил этот монастырь – «Богородицкий, близ деревни Лязеп, на Фаюмском поле». В большой церкви он видел «девять колонн, по три в ряде». В обители в те годы был один священник; незадолго до визита русского гостя монастырь был восстановлен из развалин. «Через двор – другая церковь, во имя Макария абу-Сифет, вновь сделана 19 лет назад», – сообщает о. Порфирий, добавляя при этом: «Близ сего монастыря есть много древних катакомб или подземелий; ибо они устроены в подземной скале, покрытой песком и поверхностью почти равняющеюся Фаюмскому полю. В этих катакомбах похороняются копты»⁶⁰⁸.

Близ Фаюма находятся еще два старинных коптских монастыря: Эль-Азаб и Эль-Моллак. Дейр-эль-Азаб находится в восьми километрах от Фаюма и доехать туда можно на микроавтобусе. Основанный в XIII веке, он находится в деревушке Эль-Азаб, отсюда и его название. Здесь сохраняются мощи местного подвижника – св. Авраама, скончавшегося в 1914 г.

Для того, чтобы добраться до обители Эль-Моллак, нужно из Фаюма доехать до деревни Айзбет-аламша. Здесь довелось побывать архимандриту Порфирию, и он посетил в этой деревне монастырь Архангела Гавриила. «Сей монастырь при деревне мусульманской Эзбет-Амбеша, а из Фаюма ходят сюда христиане», – сообщает о. Порфирий⁶⁰⁹. В записках русского паломника приводится описание убранства монастырского храма: «В церкви шесть тонких колонн, по три на стороне, с коринфскими капителями, а за аркою пред алтарем и за двумя столбами две колонны мраморные, тонкие, с капителями, одна капитель в виде корзинки, плетенной из соломы, а другая коринфская в виде листов. Иконостас деревянный. Есть иконы»⁶¹⁰.

Еще несколько строк о. Порфирий уделяет устройству этой обители: «С южной стороны церкви – келлии в два этажа и смежно с южною стеною и северною вверху келлии, – из них видно чрез окна в церковь; вообще кругом церкви есть келлии <...> Монастырь построен при скалах в песчаной пустыне и обнесен низкою оградою, которая перестроена»⁶¹¹.

В записках о. Порфирия упоминается еще несколько обителей. «В Фаюме кроме означенных монастырей есть еще три: св. Феодора и архангела Михаила внутри сей провинции, устройством похожие на первые, и третий, оставленный в пустыне, недалеко от Еллахуна; виден у подошвы горного хребта»⁶¹². Архимандриту Порфирию не пришлось посетить обитель близ «Еллахуна», а между тем ныне этот монастырь часто навещают коптские паломники.

Близ деревушки Айзбет-аламша, у развилки, начинается дорога, ведущая в пустынную местность, где и расположен этот монастырь, основанный, как и Эль-Азаб, в XIII веке. Расстояние до обители не «пешеходное», и остается уповать на оказию. Молодой копт-мотоцик- лист любезно приглашает одинокого странника занять место позади него. Наш «экипаж» преодолевает холмы и низины, всё дальше удаляясь от нахоженных дорог. В голове одна мысль: как добираться обратно? Ведь день на исходе, а встречного транспорта что-то не видно.

Миновав селение Эль-Лахун («Еллахун»), мы подкатываем к самым воротам монастыря. Он обнесен обширной каменной оградой. Старец-монах неспешно прогуливается вдоль нее, перебирая четки. В монастырском дворике еще есть посетители, здесь же стоит их пикап. В храме полумрак; старинные иконы, гробницы с мощами, – всё это переносит паломников в атмосферу средневековья.

Во дворе журчит источник, и можно испить кружку воды. Старец читает молитву, возложив руки на головы коптов-паломников. Получив благословение, они идут к микроавтобусу. Там есть еще одно местечко, и, как само собой разумеющееся, они приглашают «безлошадного» странника в салон. Через полчаса мы возвращаемся в Фаюм, где творится что-то необычное. На набережной канала прогуливаются нарядно одетые горожане. В кузове грузовиков – веселящиеся арабы, в руках у них барабаны и трубы. Слышны звуки музыки. «Завтра у мусульман начало рамадана», – объясняют мои спутники.

ПОДВОРЬЕ МОНАСТЫРЯ СВ. АНТОНИЯ ВЕЛИКОГО

Автобус, который отправляется из Фаюма вдоль Нила на юг, доставляет путников в Бени-Суэйф через два часа. А когда-то на это требовался не один день. В 1834 году здесь побывал А. С. Норов; он проехал верхом встречным путем – от Бени-Суэйфа до Фаюма. Вот что сообщает русский писатель о своем посещении коптской обители: «На этом пути я остановился на восточном берегу Нила у коптского монастыря или подворья св. Антония Великого (Мар Антониос уль Бар). Это малое убежище служит сообщением между берегом Нила и знаменитым монастырем сего имени близ Чермного (Красного – а. А.) моря; оно построено на голом песке, где братия с трудом могли вырастить несколько тощих пальм; со всем тем они обложены податью»⁶¹³.

Эти строки были написаны А. С. Норовым на обратном пути, когда он возвращался в Каир из Фиваиды. А ранее, при его плавании вверх по Нилу, русский путешественник упоминал про другой путь, ведущий к легендарным обителям. «Через полчаса плавания (вверх) от Бенисуэфа, на восточном берегу, видно селение Баядие, откуда ведет пустынная дорога мимо подошв гор Джебель-Буш к монастырю свв. Антония и Павла, на берег Чермного моря. Тут всегда собраны верблюды для проезда через пустыню», – отмечает Норов⁶¹⁴. Таким образом, если верить записям нашего паломника, к древним обителям св. Антония и св. Павла в те годы от правого берега Нила вели два пути, и обе караванные тропы смыкались, по-видимому, в одну за Бени-Суэйфом.

А. С. Норов не имел возможности совершить столь трудное путешествие. (Участник Отечественной войны 1812 года, Авраам Сергеевич потерял ногу под Бородино.) Поэтому он уделил внимание описанию Антониевского подворья, где он нашел приют у братии. Вот как выглядела эта обитель с фелюги, идущей по Нилу. Пред взором путешественника «тянутся, как бы укрепления, сделанные руками человеческими, хребты скал Аравийских. <...> Эти горы называются Джебель-Абу-Нур. Против них, на восточном берегу Нила, построен коптский монастырь, во имя св. Антония, о пяти небольших куполах, обнесенный стенами. Он стоит совсем без приюта на узкой полосе плодоносной земли; возле растут несколько тощих пальм, спереди песчаный берег Нила, а сзади обширная пустыня до самых гор»⁶¹⁵.

Вот еще несколько строк, посвященных этой обители. «Церковь состоит из небольшой ротонды с куполом, поддерживаемым несколькими колоннами грубой отделки, с коринфскими капителями, – продолжает Норов. – Здесь считают всего десять братий: они, вероятно, принадлежат белому духовенству, потому что я тут видел жен и детей»⁶¹⁶.

Побывал в этой обители и архимандрит Порфирий (Успенский). Его визит в этот монастырь имел место 30 марта 1845 года. К этому времени здесь мало что изменилось. «В монастыре живут феллахи семьями», – пишет о. Порфирий⁶¹⁷, подтверждая сообщение А. С. Норова. Русский архимандрит дополняет зарисовки своего предшественника, относящиеся к внутреннему убранству храма. «Купол покоится на четырех колоннах-монолитах тонких с коринфскими капителями. Вместо четвертой колонны поставлен столб. Во всей церкви пол из скалы, но стены ее кладены из красного кирпича», – пишет о. Порфирий⁶¹⁸. Он также отметил, что в храме «иконостас деревянный. Икона св. Антония в киоте. Он изображен в фелони, – в одной руке крест, в другой – посох»⁶¹⁹. «Напротив сей церкви – другая, во имя Абу-Сифше (т. е. Макария), малая», – так заканчивает о. Порфирий свои заметки об этом подворье⁶²⁰.

Возвращаясь к запискам А. С. Норова, можно отметить, что русский автор приводит краткие сведения монастырях св. Антония и св. Павла, каждый из которых «отстоит почти на два дня пути отсюда, чрез ущелья скал»⁶²¹. Ведь до того времени ни один русский паломник еще не бывал в этих обителях, и А. С. Норов знакомил своих читателей с древними обителями, пользуясь сообщениями, почерпнутыми из записок европейских путешественников. Завершая свое повествование, русский автор замечает: «Я очень жалел, что не успел посетить эти вдохновительные святые уединения»⁶²².

И лишь через пятнадцать лет это довелось осуществить архимандриту Порфирию, который не побоялся бросить вызов жаркой и безводной пустыне.

Удаленный от берегов Нила, монастырь св. Антония Великого всегда был труднодоступен для посещения, и русские паломники не бывали там вплоть до середины XIX века. Первым гостем из России, переступившим порог этой обители, стал начальник Русской Духовной Миссии (Иерусалим) архимандрит Порфирий (Успенский).

О. Порфирий намеревался побывать в этой прославленной обители, а также в расположенном неподалеку монастыре св. Павла Фивейского еще в 1845 году, во время своего первого путешествия по Египту. В тот раз он посетил тридцать четыре коптских монастыря, расположенных в более доступных местностях. Однако ему тогда не удалось посетить обители свв. Антония и Павла, поскольку он должен был ехать в знаменитый Синайский монастырь, а оттуда – в Иерусалим. И вот еще через пять лет у неутомимого архимандрита появилась новая возможность, «чтя память св. Антония, именем которого назывался первый начальник монахов в России, ублажая и преподобного Павла, посетить места их подвигов удивительных и провести там четыре дня в богомолье»⁶²³.

В своей книге, озаглавленной «Путешествие по Египту и в монастыри святого Антония Великого и преподобного Павла Фивейского в 1850 году» (Спб. 1856), архимандрит Порфирий отмечает: «Из русских я первый еду в пустыню, в которой спасались Павел и Антоний»⁶²⁴.

Архимандрит Порфирий отправился в трудное путешествие, заручившись рекомендательными письмами от коптского патриарха Петра и благословением патриарха Александрийского Иерофея. Путь русского паломника начинался из Каира, от Булакской пристани. Его судно (канджа) медленно начало подниматься вверх по Нилу под парусом. Неспешное плавание позволяло замечать то, что не увидишь нынче из окна автобуса. «Вот на правом берегу Нила одиноко стоит обитель коптов Дер Маклер Хабйра и смотрится в реку, а из десяти окон ее не выглядывает ни один монах», – пишет о. Порфирий⁶²⁵.

До Бени-Суэйфа о. Порфирий добрался на третий день плавания. Еще несколько дней русскому архимандриту понадобилось для того, чтобы подготовиться к отправке с караваном из близлежащего селения Буш в долгий и трудный путь по пустыне. Для этого пришлось нанимать «бедуинов и верблюдов, которых потребовалось осмнадцать»⁶²⁶. За это время о. Порфирий смог посетить подворье монастыря Св. Антония, где за пятнадцать лет до этого гостил другой русский путешественник – А. С. Норов. «Оно вновь построено недавно. В нем есть церковь, – сообщает о. Порфирий. – К нам пожаловали почетные копты в шелковых одеждах и монахи из обителей свв. Антония и Павла в суконных темно-синих рясах и подрясниках с черными завивалами (тюрбанами) на головах. После взаимных приветствий я поведал им, что благоговение к памяти Антония Великого и пламенное желание видеть место его дивных подвигов привели меня в Египет с отдаленного севера. Тогда миряне промолвили: «Мы живем недалеко от Антониевой обители, а не бывали в ней. Ваше благочестие назидательно для нас»⁶²⁷.

В этом подворье о. Порфирий принял участие в богословской дискуссии; разговор шел о Божественной и человеческой природе Спасителя. Тем временем бедуины готовились к путешествию. Их «шейх» получил в задаток восемьсот пиастров и «обещался привести горбатых животных на другой день рано утром»⁶²⁸.

3 мая 1850 года архимандрит Порфирий отправился в путь. Рано утром он и его спутники переправились в лодке через Нил, «прямо против Буша». «Верблюдов навьючили, – пишет о. Порфирий, – мы сели на них, перекрестились и двинулись, за два часа до полудня»⁶²⁹. Вот основные этапы этого пути. В течение шести с половиной часов паломники «поднимались от Нила постепенно в направлении к юго- востоку-востоку по Ажбейской долине и взобрались на равнинную высь Аравийскую, вдоль разграниченную низким гребнем Баракатским <...> всего сделали около 40 верст»⁶³⁰. Так прошел первый день пути, и вечером, помолившись, о. Порфирий «заснул сладко и крепко на Аравийской горной выси, в таборе бедуинском, под небом открытым»⁶³¹.

4 мая. Через два часа после отъезда с места ночлега путешественники преодолели хребет Баракат; «по другую сторону его ясно обозначилась вправо гора св. Антония, – записывал о. Порфирий, – она длинна, как молитва сего угодника Божия»⁶³². После нескольких часов пути, вспоминал о. Порфирий, «наш поезд (караван – а. А.) остановился на ночлег в пустом месте, которое бедуины называют Абурйш»⁶³³.

5 мая. «В восемь часов мы достигли Уади Ахедыр и по этой ложбине, имеющей дождевое русло, потянулись в направлении к юго-востоку-востоку, понижаясь неприметно» – продолжает о. Порфирий⁶³⁴. А еще через два часа ветер-хамсин, проникавший до костей, превратился в вихрь. Минул полдень, а «хамсин так и воет, и ревет, и ходенем ходит по пустыне, песок мечет в небо, пламень льет на землю, мраком повивает горы», – сетовал о. Порфирий⁶³⁵. Это задержало продвижение каравана, и, как продолжает русский паломник, «в два часа и тридцать минут поезд наш тронулся с места и в половине пятого остановился на ночлег в широкой долине Эль-Араба»⁶³⁶.

6 мая. Рано утром «четвероногие корабли понесли нас поперек открытой долины Эль-Арабы, направляясь к юго-востоку-востоку, – пишет о. Порфирий. – Сидим на них и качаемся. У нас четки в руках, молитва в устах, пустыня перед глазами»⁶³⁷. Во время долгого перехода у паломников случилось несчастье. Это произошло около девяти часов утра, когда караван миновал Уади-эль-Буэрат. «Иеродиакон наш вздремнул на верблюде и, упав с него, вывихнул кисть правой руки, – жалуется о. Порфирий. – Здоровый и сильный, он скоро перемогся и продолжал путь. А то пришлось бы бедствовать с ним в пустыне, где нет костоправов»⁶³⁸.

И только во второй половине дня вдали, у подножья горы, показалась «обитель первого христианского по движника» – монастырь св. Антония Великого. Итак, преодолев многочисленные трудности, архимандрит Порфирий сумел достичь желанной цели, о чем писал в своем путевом дневнике: «Поминутно мы приближаемся к монастырю св. Антония, и он постепенно вырастает перед нами, отделяется от смежной горы и обозначается в полном составе своем. Вот видна ограда монастырская. <...> Главных зданий внутри еще нельзя различать, потому что они тонут в зелени разных дерев. Мы еще ближе, и вот видно: монастырь стоит на равнине Арабайской у подошвы высокой и крутоярой горы; за ним белеет небольшая полоса земли, как будто там пролито верблюжье молоко <...> из-за ребристой ограды желтого цвета выказываются зубчатая башня, полукуполы церквей и верхи прочих строений»⁶³⁹.

Одной из особенностей тогдашней монастырской жизни коптов была постоянная опасность вооруженных нападений бедуинов. Архимандрит Порфирий отметил это в своих записях: «Мы спешились и стали в тени, отбрасываемой высокими стенами, сложенными из тесаных камней. Ворот в них нет. Монахов и пришельцев поднимают на веревке»⁶⁴⁰.

Насельники обители не ожидали приезда русских паломников, а постучаться в дверь было невозможно. Наконец гости были замечены. «Монахи появились на стене у навесного подъема и тотчас спустили к нам толстую веревку с петлею на конце, – пишет о. Порфирий. – Наш переводчик, первый, ступил в эту петлю левою ногою, схватился обеими руками за веревку и так на одной ноге был поднят наверх воротом, утвержденным на толстой стене под навесом. Потом таким же способом подняли дружину мою и наконец меня»⁶⁴¹.

Это был исторический момент: впервые в истории русско-коптских связей православные паломники из России посетили древнюю обитель св. Антония Великого. Дорогим гостям была устроена торжественная встреча, и о. Порфирий подробно описывает ее в своих заметках. Вот как происходило это чинопоследование.

У ворота стоял игумен с братиею и было поставлено церковное кресло для меня. Как только я переоделся пристойнее и сел на приготовленное седалище, мне и о. Феофану дали в руки по медному кресту, потом окадили всех нас по чину храмовому, и затем начался крестный ход. Все монахи в темно-синих рясах и черных завивалах на голове, с предлинными ветвями масличными и финиковыми, пошли вперед попарно и, спустившись со стены по уступам лестницы, продолжали шествие до церкви, воспевая какой-то священный стих. За ними и мы в облаках фимиама, воскуряемого молодыми иподиаконами, шли между тесными зданиями монастырскими. Когда крестный ход наш приблизился к церквам, начали благовестить в колокол. От чистых звуков его зазвучала в нас чистая радость. Нас привели сперва в древнейший храм св. Антония, а потом в смежный с ним собор, прямо в алтарь. Тут все мы обошли кругом престола, целуя углы его, и, вы шедши из царских врат, продолжали шествие по всему собору около стен, снова входили в алтарь, опять лобызали четыре угла престола и еще раз прошли по всей церкви.

После сего меня посадили на убранное шелковыми пеленами кресло пред алтарем на левой стороне и дали мне в руки возжженный трикирий. Монахи же столпились предо мною, кадили меня поочередно, целовали мои руки и пели, ударяя медные блюдца одно о другое, звоня в колокольчик и стуча в стальной треугольник. <...> Наконец один иеромонах спросил мое имя и, разогнув большую книгу, начал читать приветствие на арабском языке. Из всего я понял только часто повторяемые слова: «радуйся, авва Порфирие». Слышно было, что они ублажали меня разными приветами...

Приветствием кончился обряд принятия поклонников, и я успокоился в палатке, поставленной в саду под огромными финичиями близ собора, после забот о несчастном иеродиаконе, который много страдал от ушиба и от растирания вывихнутой кисти ручной над парами. Пред захождением солнца, по желанию моему, принесли мне список помянутого приветствия ⁶⁴² .

В середине XIX столетия в монастыре св. Антония числилось сто тридцать монахов, но только тридцать четыре из них жили здесь, а остальные находились либо на монастырском подворье на берегу Нила, либо в Каире и Иерусалиме, а часть из них постоянно странствовала по Египту. За несколько дней, проведенных здесь, архимандрит Порфирий присутствовал за коптской литургией⁶⁴³, осмотрел древнюю обитель и составил подробное описание этого монастыря. «Все здания в нем так же, как и в прочих обителях египетских, расположены в одном углу северо-западном, – так начинает о. Порфирий свое повествование. – Остальное же место внутри обширной ограды занято садом. Кроме келлий монашеских <...> главные здания суть: соборная церковь с примыкающим к ней храмом св. Антония, ризница и вместе книгохранилище в зубчатой башне, братская трапеза (столовая – а. А.) и келарня в три яруса вышиною, домик для патриарха, отдельная церковь во имя св. Марка в северо-восточном краю сада и водоем»⁶⁴⁴.

Осмотрев соборную церковь во имя свв. апостолов Петра и Павла, русский паломник отметил в его убранстве интересные подробности. Наряду с иконами, помещенными в храме, здесь находилась картина, подаренная монастырю каким-то католическим паломником. Это был «образ Божией Матери и св. Иосифа Обручника итальянской живописи, – отмечает о. Порфирий. – Сие Святое Семейство отдыхает на пути в Египет. Иосиф принес в платке разные плоды и, развернув его, подает их Предвечному Младенцу, Который простер к ним свою ручку и смотрит на них весело, стоя у колена Пречистой Матери Своей»⁶⁴⁵.

Особый интерес для русских паломников представлял небольшой храм св. Антония; он «по коптскому обычаю разделен на три части каменными стенками, кои возвышаются от полу не более как на два аршина», – пишет о. Порфирий⁶⁴⁶. В его дневнике находим важное замечание, относящееся к истории древнего монашества: «Во второй части храма под тремя ступенями, по коим восходят в предалтарное отделение, будто находится гробница св. Антония, по словам коптов. Но сами они не знают, есть ли в ней мощи сего угодника Божия»⁶⁴⁷.

Что касается алтарной части древнего храма, то в середине XIX столетия она представилась взору русских паломников в таком виде: «Самый алтарь, малый и темный, разделен на три части каменными стенами, в коих проделаны ходы для сообщения, – пишет о. Порфирий. – Он весьма слабо освещается чрез маленькие и тусклые окна в небольшом куполе. Почти весь храм этот расписан в разные времена. На стенах и под арками его видны почернелые лики пророков, апостолов, преподобных и мучеников на конях. <...> По местам начертаны коптские надписи. Монахи говорили мне, что сей храм древле освящен был во имя Панагии, т. е. Всесвятой»⁶⁴⁸.

Отец Порфирий сознавал, что его записи, посвященные колыбели древнего монашества, представляют огромный интерес для православных читателей в России. Поэтому он уделяет несколько строк и архитектурному устройству храма св. Антония. «Первые два отделения его и алтарь вывершены тремя куполами, которые точь-в-точь походят на опрокинутую воронку, – продолжает русский исследователь. – На крыше храма они заострены, но подняты не более как на два аршина от уровня ее, внутри же его утверждены, каждый, на широком каменном обруче, в котором проделаны маленькие окна с оконницами, составленными из стекольчатых кружков. Алтарный купол менее других. В первый раз в жизни я видел здесь воронкообразные куполы»⁶⁴⁹.

В настоящее время бытует мнение, что этот небольшой храм был построен самим аввой Антонием⁶⁵⁰, поскольку так гласит коптское предание⁶⁵¹. Однако у о. Порфирия на этот счет было собственное мнение. «В житии сего великого угодника Божия не сказано, чтобы на том месте, где он подвизался и умер, была какая-нибудь церковь во дни его, – размышлял о. Порфирий. – Думать надобно, что помянутый храм построен был вскоре по смерти его, последовавшей в 17 день января 356 года, и освящен во имя Божией Матери»⁶⁵².

Во время своего пребывания в обители св. Антония о. Порфирий сумел познакомиться с монастырской ризницей и книгохранилищем: «Из числа книг, хранящихся в шести сундуках, замечательны две огромные рукописи на коптском языке, содержащие пасхальную службу (они тщательно берегутся в пристойных футлярах деревянных), словарь Нового Завета коптско-арабский в лист, рукопись драгоценная, и летопись на арабском языке от создания мира до седьмого вселенского собора. <...> На одном ее поле замечено: «Доселе (то есть до Халкидонского собора) составлена сия летопись святым Иоанном Златоустом». Стало быть, она переведена по-арабски с греческого языка. Прочие рукописи суть Евангелия, Апостолы, Псалтири, Часословы, Минеи, жития святых и т. д.»⁶⁵³.

Интерес русского ученого-паломника к древним восточным рукописям не был случайным и праздным. Благодаря трудам о. Порфирия отечественная наука обогатилась неоценимым по своей исторической значимости материалом. Рукописи, вывезенные им с Ближнего Востока, впоследствии стали предметом целого ряда исследований и монографий. Незадолго до своей смерти он передал С.-Петербургской императорской Публичной библиотеке все свои рукописи. Сам о. Порфирий на основании своих архивов написал целый ряд научных трудов, не потерявших своей ценности и до настоящего времени.

Вечерние часы о. Порфирий проводил в беседах с местным священником – отцом Даудом (Давидом). Один из вопросов, заданных русским ученым о. Дауду, представляет особый интерес для истории восточного монашества. Вот отрывок из книги о. Порфирия:

Скажи нам, отче, где родился св. Антоний?

В принильском селении Гемйне эль-Арусе, которое отстоит от Буша на три часа пути, ниже по течению реки.

Мы знаем житие и наставления его, но нам неизвестна история монастыря, носящего имя его. Пожалуй, поведай нам всё, что знаешь о нем.

Св. Антоний построил здесь небольшой монастырь с церковью для учеников своих. По смерти его он, мало-помалу, увеличивался в течение столетий, не от царских щедрот, а от подаяний христиан благочестивых. Мусульмане пощадили его. Султан Эль-Хакем Лагер, разрушивший весьма многие обители (в начале XI в. – а. А.), не коснулся его. Триста пятьдесят лет назад наш монастырь был разорен и в течение семидесяти лет оставался в запустении. Но 91-й патриарх Гавриил принудил нитрийских монахов обновить его и поселиться в нем, напомнив им, что они – духовные потомки св. Антония. Эти чернецы неохотно перешли сюда и даже прибили Гавриила, так что он скончался от их побоев. Но с тех пор поныне сей монастырь постоянно был обитаем и процветал молитвами великого угодника Божия ⁶⁵⁴ .

Собеседник о. Порфирия поведал русскому архимандриту об уставе монастыря и о тогдашнем состоянии египетского монашества⁶⁵⁵.

Высоко на горе, за стенами монастыря, находится пещера, где св. Антоний прожил некоторое время, прежде чем обосновался у подножия хребта. Неутомимый архимандрит решил посетить эту древнюю святыню. Местные игумены Дауд и Павел вызвались сопровождать гостей из России; они взяли с собой трех коптов-мона- хов и четырех бедуинов-арабов с ослом. «Он первый спущен был со стены в веревочной сети; и его навьючили мехами с водою, – пишет о. Порфирий. – За ним спустились мы благополучно и пошли вдоль западной ограды монастырской к крутоярой горе»⁶⁵⁶.

Через полчаса паломники достигли склона горного отрога, где, по коптскому преданию, подвизался ученик св. Антония – Павел Простый. «Мы остановились на этом месте у огромного камня, когда-то отвалившегося от горы, – пишет о. Порфирий. – Сей камень и прикладенная к нему маленькая ограда из дикого камня обозначают жилище преподобного простеца»⁶⁵⁷.

Немного передохнув, русские паломники продолжили свой путь на восток. Еще с дороги коптские иноки показали о. Порфирию пещеру св. Антония. Но добираться туда было непросто, и о. Порфирий упоминает о тех испытаниях, которые при этом выпали на его долю: «Чем ближе мы подходили к колыбели монашества, тем круче и стропотнее становилась стезя, ведущая к ней. Во многих местах надлежало взлезать с уступа на уступ и цепляться руками. Я четыре раза немного отдыхал на камнях <...> Не понять бы мне, как столетний старец Антоний сходил и восходил по такому стропотному месту, если бы вера не сказала мне, что его носила всемощная благодать Божия. Ровно полчаса я поднимался до пещеры от разрушенной кельи преподобного Павла»⁶⁵⁸.

Достигнув наконец желанной цели, о. Порфирий выяснил, что «у св. Антония были две пещеры, одна побольше и ниже, а другая рядом выше и меньше»⁶⁵⁹. В нижнюю пещеру о. Порфирий прошел через «междустение, искусно иссеченное в горе, длиною в шестнадцать шагов». «Пещера с первого взгляда показалась мне естественною, – отмечает о. Порфирий. – В средине ее сложен из диких камней круглый престол низменный для богослужения. На нем нет ни доски, ни одежд. Окрест его можно ходить. Тут я преклонил колена мои и, приникши челом к святой трапезе (престолу – а. А.), помолился Богу о царе и отечестве, о матери и о себе, о мире всего мира и благостоянии святых Божиих церквей и поручил всех и вся и себя самого предстатель- ству св. Антония. В душе моей царствовало неизреченное веселие – это знамение нашей близости к Богу и к святым угодникам Его»⁶⁶⁰.

Совершив молитву, о. Порфирий осмотрел «священную колыбель монашества», после чего составил подробное ее описание⁶⁶¹. «Слой горы в этом месте состоит из стекловидного хряща, похожего на белый мрамор, – сообщает о. Порфирий. – Все мы отбили тут по куску мрамора с намерением сделать из него образ св. Антония в память посещения места дивных подвигов его»⁶⁶².

Рядом с этой пещерой, немного выше и правее ее, находится другая, малая. О. Порфирий с трудом добрался до нее, прижимаясь спиной к отвесу горы. «Пещерка сия так низка и узка, что в ней можно только сидеть и спать, а стоять нельзя, – пишет он. – Из нее видна долина Арабайская с противоположным хребтом горным»⁶⁶³.

После осмотра места молитвенных подвигов св. Антония о. Порфирий здесь же, сев на камень, записал в своем дневнике следующие строки: «Истинно предание, которое указывает, здесь в горе и у подошвы ее, два места подвигов св. Антония. Ибо они точно таковы, какими их изобразили древнейшие списатели жития сего великого угодника Божия. По словам блаженного Иеронима, «Антоний, когда услышал на берегу Нила некий голос, повелевавший ему идти с сарацинами вглубь пустыни, через три дня достиг того места, которое Бог назначил ему в обитание». И мы дошли сюда в три дня. – «Преподобный муж поселился у каменистой горы, из подошвы которой вытекала вода и образовала ручеек». – Она струится оттуда и ныне. – «Около сего ручейка росло много фиников, которые делали место удобным для жизни и приятным». – Эти пальмы красуются тут и теперь. – «Близ их Антоний поселился в такой малой пещере, что в поперечнике ее заключалось столько пространства, сколько может занять человек, протянув свои ноги». – На месте ее, вероятно, стоит церковь Панагии-Всесвятой. – «Подвижник насадил виноград и разные дерева, воспитывал овощи и сам выкопал водоем для поливки своего огорода». – Водоем его существует и теперь. – «Кроме помянутой пещеры были еще две, иссеченные в горе у вершины ее; и туда всходил с величайшим трудом по извилистой и стропотной стезе». – То же и ныне. – «В одну из них святой удалился, когда узнано было подгорное жилище его у потока; но и там он не укрылся от чад своих духовных». – сия пещера цела и теперь»⁶⁶⁴.

Предаваясь размышлениям у пещеры св. Антония, о. Порфирий вряд ли мог предположить, что за несколько столетии до него здесь молился другой подвижник, которому впоследствии суждено было принять Православие. Речь идет об известном коптском реформаторе по имени Марк-ибн-аль-Канбара (1137– 1208). Он жил в XII веке и получил сан при патриархе Коптской Церкви авве Иоанне (1147–1167)⁶⁶⁵.

Отец Марк был сторонником обновления духовной жизни Коптской Церкви. Он хотел исправить или даже упразднить те обряды, которые утратили свой смысл и противоречили духу христианского учения. Так, он выступал против обрезания младенцев прежде их крещения, рассматривая этот обычай как влияние ислама. Талантливый проповедник, он переводил церковные книги с забытого коптского языка на разговорный арабский, считая, что смысл богослужения должен быть понятен каждому христианину. Но тогдашнее церковное руководство не готово было принять эти начинания, и в начале 1174 г. о. Марк, под конвоем патриарших слуг, был отправлен в заточение в монастырь св. Антония⁶⁶⁶.

Это произошло уже при следующем патриархе; им был авва Марк (1167–1189), соименник опального священника. Патриарх предписал настоятелю монастыря привести о. Марка на то место, где покоятся мощи св. Антония, и потребовать, чтобы на этих святых мощах и на Евангелии о. Марк поклялся в том, что не будет повторять своих прежних поступков. Свобода могла быть возвращена ему лишь при условии подобной клятвы. Прошло некоторое время, и о. Марк исполнил требуемые от него предписания, после чего был отпущен из обители. Однако, вернувшись на берега Нила, он продолжил реформаторскую деятельность, за что был извержен из сана и отлучен от Коптской Церкви.

В то время в Египте имелись общины мельхитов – христиан, сохранявших верность Православию. «Мельхиты» – арабизированная форма от сирийского «малканийе», что, в свою очередь, является переводом с греческого «базиликон» – «императорский», «царский» – ив данном случае означает «сторонников царя». В период христологических споров, которые проходили в Византийской империи в IV-VI вв., часть христиан-сирийцев, в отличие от сирийцев-монофизи- тов, признала постановления Халкидонского собора 451 года, решения которого осуждали монофизитское вероучение. Сирийцы-христиане, сторонники этого собора, фактически признавали власть византийского императора, и поэтому они стали называться мельхитами или царскими христианами (православные). Унию с Римско-Католической Церковью они заключили только в середине XIX века⁶⁶⁷.

Отец Марк долго колебался, не желая порывать со своей Церковью. Но, как сообщал его биограф, «кончилось всё это тем, что он перешел в общину мельхитов и исповедал две природы и две воли (Иисуса Христа – а. А.), и мельхиты его приняли»⁶⁶⁸. Вместе с о. Марком в Православие обратились и многие его последователи.

Мельхитскии патриарх дал о. Марку в управление монастырь св. Иоанна Колова («Малорослого»), известный под арабским названием аль-Кусаир, близ Каира⁶⁶⁹. Эта обитель считалась одной из самых значительных в истории восточного монашества. Предание связало этот монастырь с именем знаменитого подвижника – св. Арсения, учителя императора Аркадия. Мощи святого покоились под алтарем церкви, сооруженной в его память. Вблизи монастыря имелись высеченная в скале пещера и камень, который служил ему подголовьем. Из числа украшавших монастырь десяти церквей две были особенно богато убраны. Близ одной из них был погребен монах Иоанн, строитель каирских стен и ворот; мраморная доска отмечала его могилу⁶⁷⁰.

Но во второй половине XII века монастырь аль-Кусаир пришел в упадок, многие здания разрушились, и в обители жило всего пять монахов. Сюда-то и был назначен настоятелем о. Марк; он управлял монастырем последние двадцать лет своей жизни (†1208). Именно в эти годы в обители развились традиции старчества...⁶⁷¹

...Вернувшись в монастырь, гости из России узнали, что после вечерни будет совершен «обряд увещания двум молодым коптам, приготовленным к принятию ангельского образа». Этот обряд состоял в том, что сподоблявшиеся монашества ссылались на свою молодость и неопытность, а старцы говорили им: «Мы будем учить и руководить вами»⁶⁷².

Но усталость помешала о. Порфирию присутствовать при этом обряде – ведь на следующий день он должен был продолжить нелегкий путь по пустыне. И, отходя ко сну, он записал в своем дневнике: «Господи! Сподоби их достигнуть вечного спасения, а наши стопы направи заутра в обитель св. Павла»⁶⁷³.

...Архимандрит Порфирий и его спутники были едва ли не единственными из россиян, побывавшими в обители св. Антония (и св. Павла) в XIX веке. А в следующем столетии, после социальных потрясений, имевших место в России, колыбель восточного монашества стала еще более труднодоступной для русских паломников. Возобновление наших связей относится к 1984 году, когда группа православных насельниц из русского Горненского монастыря (Иерусалим) совершила паломничество к святыням Египта. В один из сентябрьских дней автобус доставил одиннадцать русских монахинь к стенам древней обители. Заметки игумении Феодоры, настоятельницы Горненского монастыря, посвященные этому визиту, отличаются краткостью: пребывание женщин в мужской обители не могло быть продолжительным. И, тем не менее, они представляют большой интерес – ведь эти строки написаны спустя сто тридцать четыре года после того, как здесь побывал о. Порфирий.

«Стены монастыря преподобного Антония белеют у подножия цепи гор, из-за стен поднимаются зеленые кроны деревьев, высятся две белые колокольни. Святой Антоний прожил здесь семьдесят лет, – пишет матушка Феодора. – В монастыре около ста человек братии. Нас радушно встретили, предложили трапезу, и затем один из монахов предложил нашей группе осмотреть обитель. Сначала мы прошли в маленькую древнюю церковь, построенную святым аввой Антонием⁶⁷⁴ в честь Пресвятой Богородицы. На стенах остатки фресок, писанных еще при жизни основателя монастыря. Направо – маленькая часовенка, где молился святой Антоний. Стены ее расписаны великолепными фресками в византийском стиле, хорошо сохранившимися. Большой храм – во имя святых апостолов, ему более шестнадцати столетий – воздвигнут учениками преподобного. Мы зашли в церковь святого Марка Малого, который после преподобного Антония прожил здесь сто двадцать лет. Далее нас проводили к источнику святого Антония. Мы омылись этой священной водой, испили ее и взяли с собой в дорогу. Пропев тропарь и молитву святому, мы поблагодарили гостеприимных монахов этой древнейшей обители и направились дальше – в близлежащий монастырь преподобного Павла Фивейского...»⁶⁷⁵.

Эта древняя обитель, расположенная сравнительно недалеко от прославленного монастыря св. Антония Великого, издавна вызывала интерес у русских паломников. В 1835 году А. С. Норов намеревался отправиться туда от нильских берегов, но не смог осуществить задуманное. Тем не менее в своей книге он приводит краткие сведения об этой колыбели восточного монашества. «Монастырь св. Павла находится ближе к Чермному (Красному) морю на горе Холзим, на расстоянии не более четырех верст в прямую линию от монастыря св. Антония, но отделен столь высокою и крутою скалою, что обход вокруг нее очень продолжителен, и потому св. Антоний употребил почти два дня, чтобы достигнуть уединения св. Павла, – пишет Норов. – Вид и построение этого монастыря почти подобны первому. Там показывают доселе пещеру св. Павла. Монахи обоих монастырей ведут жизнь самую строгую и порабощены молчанию. В обоих монастырях не более сорока братий. Между ними есть схимники»⁶⁷⁶.

Эти сведения А. С. Норов заимствовал из книг европейских путешественников, сумевших побывать в обители св. Павла в конце XVIII – начале XIX вв. А в середине XIX в. архимандрит Порфирий (Успенский), первый из русских паломников, смог посетить эту обитель.

Отец Порфирий и его спутники отправились туда из монастыря св. Антония.

Утром 9 мая 1850 г. их караван потянулся вдоль горного кряжа в направлении к Красному морю. Спустя четыре часа по выезде из монастыря путники достигли глубокого сухого русла Аррижбэ, которое пересекает Арабайскую долину и тянется к морю. Еще через два часа пути паломники повернули на юг, и их взорам открылось Красное море. «Голубою лентою оно извивалось между Синайским полуостровом и Африканским материком, – пишет о. Порфирий. – Лазуревая синева его приятна была очам, утомленным угрюмою пустынею»⁶⁷⁷.

Путники заночевали неподалеку от высокой и крутой горы Фраэль Ахмар. Отец Порфирий сел на берегу; волны, освещенные лунным сиянием, докатывались до его ног. «Я сперва погрузился в безотчетное созерцание велелепия природы, потом воспел «Тебе Бога хвалим» и по окончании сего песнопения укрылся в палатке» – записал о. Порфирий в своем дневнике⁶⁷⁸.

Утром 10 мая караван продолжил свой путь вдоль моря и достиг долины Уади Дер (Вади-Дейр), то есть «монастырской». Продвигаясь по этой долине к монастырю, о. Порфирий размышлял о судьбах основателей восточного монашества. «От сует и соблазнов сего мира Павел ушел сюда для покаяния и молитв в предощущении явления мира нового. Выбор сего места обнаруживает наклонность души его к самоотвержению и уединению глубокому, – записывал о. Порфирий в своем дневнике. – Св. Антоний водворился на лучшем месте, с которого видны Чермное море, Арабайские потоки и кочевья арабов, и имел учеников. А преподобный Павел, один, безмолвствовал в ущелии самом диком и угрюмом, из которого ничего отрадного не видно»⁶⁷⁹.

Русские пешеходцы продвигались к обители св. Павла, следуя по пути, который когда-то проделал св. Антоний. Когда преп. Антоний был уже стар, по откровению Божию он узнал, что невдалеке спасается в совершенном уединении другой отшельник, и предпринял путешествие к нему. И хотя их пещеры находились по разные стороны не очень высокого горного массива, который теперь монахи пешком преодолевают за семь-девять часов, авва Антоний потратил на путешествие два дня: вероятно, он обошел массив кругом. Святой Антоний по просьбе старца – преподобного Павла – пришел к нему и во второй раз, но застал его мертвым, застывшим в молитве. Преподобный Павел преставился ста тринадцати лет, из которых девяносто один год прожил в пустыне⁶⁸⁰.

В отличие от обители св. Антония, которая издалека открывается идущим к ней паломникам, монастырь св. Павла показался русским пилигримам лишь тогда, когда они подъехали к нему довольно близко. «Сперва открылась вся южная стена его с келейками на ней, словно птичьими клетками, потом обозначилась восточная сторона его с подъемом между двумя маловыступными башенками четвероугольными», – пишет о. Порфирий⁶⁸¹. Путешественники спешились у стен монастыря за час до полудня. Как и в обители св. Антония, здесь не было монастырских ворот «из-за опасения от грабежа бедуинов».

Вот как происходила встреча россиян с местными насельниками: «Монахи явились у подъема на стене и спустили к нам толстую веревку, запетлеванную в конце. – Я велел поставить палатки немного ниже обители у источников сланой воды, приосененных дикими финичиями, переоделся и после переводчика первый был поднят на высокую стену. За мною втащены были спутники мои. После обычных взаимных приветствий коптские отцы с финиковыми ветвями в руках начали сходить попарно в монастырь, при благовесте в колокол, и, по желанию моему, провели нас в облаках фимиама в пещеру преподобного Павла, обращенную в церковь. Тут мы поклонились гробу его и прошли в приемную горницу для вожделенного отдыха»⁶⁸².

После вечернего богослужения о. Порфирий осмотрел весь монастырь и составил его краткое описание. «Монастырь преподобного Павла Фивейского стоит при высокой и дугообразной горе, которой отвесная вершина кажется угрюмою крепостию, немного пошатнувшеюся и подпертую частыми пирамидальными откосными устоями», – так начинает он свое повествование об этой обители⁶⁸³.

Вместе с о. Порфирием можно совершить мысленный обход монастыря и ознакомиться с его внутренним устроением. «Спустившись с подъема внутрь обители, вступаешь на длинную площадь, обставленную с обеих сторон сплошными зданиями. Она чем далее тянется, тем уже становится, – сообщает о. Порфирий. – По левую сторону ее к южной ограде примыкают монашеские кельи, а по правую стоят также келии, и среди их, но в связи с ними, высится соборный храм»⁶⁸⁴.

Собор во имя Св. Иоанна Предтечи с приделом Архангела Михаила был возведен здесь в 1727 году по благословению 105-го коптского патриарха – аввы Иоанна. Об этом упоминалось в арабской надписи на одном из столпов храма, и о. Порфирий не замедлил занести эти сведения в свой дневник. «Сей храм, по коптскому обычаю, разделен сквозными перегородками на три части; алтарь же его отгорожен глухим деревянным иконостасом кровавого цвета, – продолжает русский пешеходец. – Размеры сего святилища – средние. Наилучшим украшением его служит образ евангелиста Марка, писанный в Европе художною кистию. Сей провозвестник спасения в Египетской стране сидит и размышляет. У ног его лежат две книги в пергаминном переплете. Вдали видна пирамида»⁶⁸⁵.

В северо-восточном углу монастыря св. Павла имеется небольшая церковь во имя «Двадцати четырех Апокалипсических старцев» (Откр. 4, 4 и 10). Сюда русские паломники сошли через паперть, по каменной многоступенчатой лестнице. «Паперть – выше самой церкви несколькими ступенями, – уточняет о. Порфирий. – Когда сойдешь по ним и переступишь за решетчатую перегородку, то едва при свете возжженных свечей заметишь расположение святилища. Оно длинно и узко, но довольно высоко. В алтаре его, отделенном каменным иконостасом, на котором видны лики святых, за престолом высоко на стене изображен стоящий Спаситель»⁶⁸⁶.

Непосредственно к этому храму примыкает пещера, в которой спасался преподобный Павел. Она отделена от церкви решеткой. «Когда переступишь за нее и ощупью пройдешь шагов двенадцать, очутишься у каменной раки сего первого отшельника, – повествует о. Порфирий. – Она под скалистым навесом пещеры стоит вдоль южной стены и мало возвышается над уровнем пола. Облицовка ее известковая. Ничего нет на ней, ни покрова, ни креста. Не горит пред нею и лампада. Тут на левой, или восточной, стене изображен преподобный Павел, во весь рост, в финиковом хитоне; руки его воздеты к небу; ворон несет ему круглый хлебец, а два льва лижут его стопы. Из пещеры входят прямо в алтарь, освященный во имя сего угодника Божия. Низкий, малый, длиною в пять шагов, шириною же в четыре, почти весь занятый св. трапезою (престолом – а. А.), он сообщается с побочным алтарем посредством двери. В нем темно, как в гробе; купола нет, потому что пещеру оставили неприкосновенною»⁶⁸⁷.

Отец Порфирий подробно описывает эту пещеру, так как она представляет наибольший интерес для читателей, интересующихся историей восточного монашества. Весьма кратко он упоминает про другие монастырские постройки: это церковь св. Меркурия, колоколенка, трапезная, башня. «С сей башни хорошо видны прибрежные высоты Синайского полуострова и остроконечная вершина тамошней горы, носящей имя. св. Екатерины», – замечает русский архимандрит⁶⁸⁸.

11 мая гости из России присутствовали в соборной церкви на литургии св. Василия Великого, по чину Коптской Церкви. По окончании богослужения о. Порфирий беседовал с местными старцами и почерпнул много ценных сведений о литургических традициях Коптской Церкви. «Взаимно старцы узнали от меня число наших литургий и наши водосвятные дни», – пишет о. Порфирий, замечая при этом, что далее разговор зашел об иконопочитании. При этом один из старцев поведал, что «он, в бытность свою в Иерусалиме, видел св. образа, писанные в России, и восхищался нашею церковною живописью»⁶⁸⁹. По словам наместника обители, здесь в то время подвизались тридцать два монаха, «да в сборах труждаются шестьдесят старцев»⁶⁹⁰.

Будучи пытливым исследователем, о. Порфирий сопоставил увиденное с теми сведениями, которые содержались в житии св. Павла Фивейского. Вот что пишет о. Порфирий по этому поводу:

В помянутом житии сказано, что Павел на шел у одной горы пещеру, которой устье заслонено было ветвями дикого финичия, и что она находилась близ родника воды, протекавшего малое пространство и терявшегося в земле недалеко от своего истока. В самом деле, естественная пещера, включенная в монастырский храм апокалипсических старцев, находится возле скудного источника. Дерево у ней срублено, но зато другие дикие финичья, закрывающие своими верхними и нижними ветвями другие соседние источники вне обители, живо напоминали нам, что подобным образом приосенялась и заслонялась и пещера Павлова.

В житии преподобного Павла упомянуто, что когда св. Антоний, по откровению свыше, пошел из своей пещеры отыскивать жилище сего праведника, то достиг до него в два дня. И мы оттуда же доехали сюда в два дня ⁶⁹¹ .

Своими мыслями по этому поводу о. Порфирий поделился со своим спутником по паломничеству – о. Феофаном. «Сличение этого места с житием сего угодника Божия поселяло в обоих нас твердую уверенность, что мы видели и почтили первую колыбель монашества, – пишет русский архимандрит. – Нам приятно было находиться на этом месте; и радость наша увеличилась еще более, когда над самым теменем соседней горы увидели две звезды рядом. Они напоминали нам Павла и Антония. Любуясь ярким светом их, мы говорили друг другу: и в нас должен сиять свет Христов»⁶⁹².

Вот еще несколько строк, в которых о. Порфирий выражал свои чувства по поводу свершившегося в его жизни события: «Достиг я своей цели: видел первейшую колыбель монашества, укрытую в скалистых горах, далеко, весьма далеко от Петрополя, где в Академической церкви облекли меня, еще молодого, в мантию, куколь и сандалии. Светло мне было у этой колыбели»⁶⁹³.

А 12 мая рано утром паломнический караван двинулся в обратный путь. «Прохладный ветер дул нам с севера; и в нем каждый из нас ощущал родное веяние, кто костромское, кто орловское, кто петербургское...»⁶⁹⁴.

...Современные коптские иноки поддерживают древние традиции в монастыре св. Павла. Паломники, изредка посещающие эти суровые места, по-прежнему пользуются гостеприимством местных насельников. Скалистый извилистый путь ведет на запад от Суэцкого залива через безводные ущелья, пока вдруг резко не появятся на вершине обрыва очертания монастыря св. Павла. Его высокие стены почти незаметны на фоне бледно-коричневых отвесных песчаных скал, в которых в древности были выкопаны пещеры отшельников.

Двадцать монахов, живущих в монастыре св. Павла, встают в три часа утра для совершения утреннего богослужения и присутствуют на литургии, а затем возвращаются в свои кельи и снова молятся. После завтрака каждый монах выполняет свои послушания: одни выпекают просфоры, другие строят стены в кельях, готовят пищу, переписывают книги. Заботливо ухоженные деревья в саду дают братии время от времени финики, апельсины и лимоны. Овощи растут на участке земли, который монахи обрабатывают сами. Этот участок находится в ста шестидесяти километрах на запад, недалеко от города Бени-Суэйф на Ниле.

За последние годы жизнь насельников обители стала несколько легче благодаря использованию современной техники. Имеющиеся в монастыре два передвижных электрогенератора позволяют время от времени использовать в ночные часы искусственное освещение. Доставка продовольствия с помощью автотранспорта из Бени-Суэйфа теперь занимает несколько часов по сравнению с прошлым, когда караван верблюдов покрывал это расстояние почти за неделю.

В сентябре 1984 года у стен древней обители снова можно было услышать русскую речь. Сюда с паломническим визитом прибыли насельницы Горненского Иерусалимского монастыря во главе со своей игуменией. «Монастырь преподобного Павла Фивейского расположен на высоте тысячи пятисот метров над уровнем моря, окружен каменными стенами. Через несколько минут после того, как мы через довольно большие ворота вошли в монастырь, к нам подошел игумен и повел нас в храм поклониться могиле преподобного Павла, – пишет игумения Феодора. – Монахи считают, что этому храму тысяча шестьсот семьдесят лет. Могила преподобного – под землей, на ней большое мраморное надгробие. С возжженными свечами мы преклонили колена перед могилой, облобызали надгробие, пропели тропарь святому и осмотрели церковь. В монастыре имеются еще три церкви, более поздней постройки. Мы сердечно поблагодарили игумена монастыря и, простившись с обителью, поспешили в обратный путь, в Каир...»⁶⁹⁵.

Русские путешественники, посещавшие Нижнюю Фиваиду, обычно останавливались в Бени-Суэйфе, чтобы пополнить запасы воды и продовольствия, а затем продолжали свое плавание вверх по Нилу. На следующий день перед ними представала во всей красе гора Джебель-эль-Тейр (Птичья), увенчанная коптским монастырем во имя Пресвятой Богородицы.

В 1834 году здесь побывал А. С. Норов. В своих записках он уделил внимание этому живописному месту. «Нил прорыл глубокие пещеры в подошвах этих живописных скал; сверх того множество глубоких трещин раздирают стены, и стаи птиц с криком беспрестанно влетали туда на ночлег, оправдывая тем название горы, – пишет русский автор. – Она раздвоена на два уступа; на самой высоте видно строение; кирпичный купол выглядывает из-за ограды земляных стен. Это коптский монастырь, посвященный Пресвятой Богородице (Дёр-Мариям). Сюда вначале уединился святой Антоний»⁶⁹⁶.

А. С. Норов намеревался посетить эту обитель на своем пути к нильским порогам, но эта попытка оказалась неудачной. Вот что пишет по этому поводу сам русский путешественник: «Несколько братий, сопровождаемых верною собакою, приветствовали нас с грозных вершин и знаками приглашали под свой кров. В самое это время солнце погружалось за беспредельную степь Ливии, и ветер нас оставлял; я велел поворотить к монастырским скалам, но мы нигде не находили приюта для нашей дагабии по причине их крутизны. Отшельники, заметив наше намерение, с радостью начали спускаться со скал к нам навстречу. Мы хотели пристать к тому месту, где видны идущие от верху до половины скалы высеченные в камне ступени, но копты нам закричали, что тут нет никакой возможности подняться от подошвы иначе как на канатах, и приглашали нас к другому месту. Пристав туда, мы увидели, что и тут доступ почти столь же труден и даже опасен, особенно ночью. В обуви этот всход невозможен, и сами отшельники советовали нам дождаться дня. Дорожа временем, я обещал им на возвратном пути посетить их»⁶⁹⁷.

Тем не менее А. С. Норов и его спутники провели это время не без пользы. Русский путешественник пытался выяснить у местных насельников, кто был основателем этого монастыря. Один из священников ответил ему, что обитель была основана святым Авраамом Сирийским. «Желая увериться в этих словах, я заставил его несколько раз повторить себе то же самое и ясно слышал: «Ембабе Ибрагим Суриани», – пишет А. С. Норов⁶⁹⁸.

Те же иноки советовали русскому путешественнику на обратном пути пристать к берегу с северной стороны, около селения Серарие, «куда обещали выслать ослов, как скоро завидят наш флаг»⁶⁹⁹. И вот, возвращаясь из долгого путешествия к нильским порогам, дагабия, на которой находился Норов, вновь подошла к отвесному склону...

Как и было обещано, насельники помогли гостю из России добраться до их обители. Вот как это происходило. «Копты нас увидели и знаками рук показывали на северный мыс горы, куда мы и направились, – пишет А. С. Норов. – Вместе с тем, два монаха спускались по ребрам скал, и мы не могли понять, как они могли превозмогать такие страшные крутизны; мы опасались за них, как вдруг, достигнув крайнего уступа, но еще довольно высокого, они бросились в Нил – исчезли, опять появились и уже плыли к нашей дага- бии; мы тотчас поворотили к ним, вскоре приняли их на борт и прикрыли утомленных нашими плащами; я заметил знамение креста, выжженное на их руках. По их указаниям, после дальнего обхода, мы пристали к низменным скалам»⁷⁰⁰.

Езда на лошади по безжизненным скалам заняла полчаса, и наконец русский путешественник спешился у врат обители. «Нас ожидала у дверей толпа монахов, не привыкших видеть посетителей на этих грозных высотах, – продолжает Норов. – Настоятель повел меня в церковь. Мы должны были спуститься на несколько ступеней в глубину пещеры, иссеченной в скале; в этой пещере, как сказывают, жил некогда св. Антоний Великий, и тут теперь устроена подземная церковь, имеющая шагов около двадцати квадратного пространства; она украшена двумя колоннами коринфского ордена (ордера), которые отделяют паперть от самой церкви»⁷⁰¹.

В храме, по просьбе русских паломников, была отслужена вечерня, и А. С. Норов подробно изложил ее чинопоследование в своих записках⁷⁰². Беседуя с наместником обители, русский исследователь еще раз пытался выяснить время ее основания. Однако ничего нового тот сообщить не мог, и русский ученый снова называет имя «Авраама Сирианина, вероятно того самого, который был после св. Марка 62-м патриархом Александрийским, около 977 года. Его жизнь описана на арабском и сирском языках. Александрийская Церковь причла его к лику своих святых»⁷⁰³.

А. С. Норов и его спутники имели достаточно времени, чтобы осмотреть монастырь и полюбоваться с прибрежных скал на открывающуюся панораму. «С запада горизонт исчезал в необъятной пустыне ливийских песков, а с востока, от самого монастыря, хребты безжизненных гор с песочными насыпями тянутся к берегам Чермного (Красного) моря, – пишет Норов. – Кругом монастыря – мертвенность невообразимая, – здесь нет ни одного растения, ни одного источника; монахи достают воду дальним обходом с Нила или спускаясь с большой опасностью с отвесных скал; ужасная бедность царствует в обители»⁷⁰⁴.

На самом краю обрыва остатки древних строений служили парапетом, а под ним, высеченные в скале, виднелись ниши – могилы для усопших отшельников. Казалось бы, жизнь местных иноков была полна лишений и забот. Однако, как отмечает Норов, «святой Антоний, поселившийся здесь сначала, нашел это место слишком роскошным, по причине близости Нила, и укрылся в горах, между этим берегом и Чермным морем»⁷⁰⁵.

Жизнь древних отшельников представляла собой образец совершенства, и Египет по праву считается колыбелью восточного монашества. Подводя итог своим размышлениям на эту тему, А. С. Норов пишет: «Св. Василий из далеких стран прибыл назидать себя жизнью египетских отшельников. Св. Кассиан, рожденный в Скифии, пробыл семь лет в изучении их жизни. Св. Иларион передал правила их монашеской жизни в Сирию, откуда они перешли на берега Чермного моря чрез другого сподвижника Христова, св. Василия, епископа Кесарийского, что в Каппадокии»⁷⁰⁶.

Словно продолжая дело своего предшественника, в 1845 году Птичий монастырь осматривал архимандрит Порфирий (Успенский). 4 февраля он сделал в дневнике такую запись: «Сравнялись с монастырем. Монахи смотрят на нас. Один спустился за милостынею. Но лодка наша идет скоро без паруса (парус подвязан). Монах бежит впереди. Монастырь не имеет никакого вида – это кучка убогих зданий. В третий раз догнал нас тот же араб – старый, седой, все тело покрыто волосами; получил шесть пиастров и взял их в рот, ибо мы приблизились к левому берегу»⁷⁰⁷.

Из дальнейших слов о. Порфирия следует, что ему не удалось выйти на берег близ этого монастыря – ведь еще А. С. Норов красноречиво описывал все трудности, которые было необходимо преодолеть для этого. Поэтому русский архимандрит мог лишь с борта дагабии созерцать открывшуюся перед ним панораму: «Солнце ярко освещает Птичью гору. Она меловая, состоит из горизонтальных пластов. Выше, за монастырем, есть кусок земли у подошвы горы во всю длину; он принадлежит монастырю. Мы идем без паруса около левого берега; ветер слаб. Монахи забегают далеко вперед»⁷⁰⁸.

Еще через полчаса в дневнике того же путешественника появляется очередная запись: «Поставили парус. Нагнал нас монах нагой по берегу левому бегом, бросился в воду и вошел в лодку, потому что мы плыли близ берега. По его словам, двадцать монахов в монастыре»⁷⁰⁹.

В начале 1880-х гг. по Нилу уже регулярно ходили пароходы. На одном из них мимо Птичьей горы (Джебель-эль-Тейр) следовал русский путешественник В. Андреевский. Он не смог посетить обитель Пресвятой Богородицы, но в своих записках приводит интересные сведения о ее тогдашнем состоянии. «На самом верху одной из скал приютился коптский монастырь Дейр-эль-Бакара, – сообщает русский автор. – Бакара – значит блок; такое имя дано этому монастырю потому, что обитатели его не иначе могли достигнуть его, как будучи поднятыми в корзинке по веревке, перекинутой через блок. В настоящее время монастырь этот, кажется, заброшен; прежде же, лет десять тому назад, ни одна дахабия, ни одна барка не проходила мимо, не отдав известной дани его монахам. Эти отшельники проводили все свое время в наблюдении за проезжающими по Нилу и, бывало, едва только заметят приближающееся судно, бросались в воду с криками: «бакшиш!», плыли за проходящей баркой, провожая ее до тех пор, пока им не кидали несколько монет, которые они ловили с необыкновенной ловкостью»⁷¹⁰.

В монастырь Пресвятой Богородицы (Дейр-эль- Адра), стоящий на отвесном берегу Нила, можно добраться из Эль-Миньи. Этот крупный город расположен на берегах Нила в трехстах километрах к югу от Каира. Однако для начала – небольшая цитата из газетной периодики: «22 июля 1997 года в Минье мусульманские террористы убили шестерых полицейских, несмотря на то что в начале июля заключенные члены командования вооруженных групп призвали своих соратников к прекращению огня. За пять лет мусульманского терроризма и борьбы с ним в стране погибло около тысячи двухсот человек»⁷¹¹.

Паломники, прибывающие в Эль-Минью, попадают «под колпак» местных спецслужб не сразу. Сначала обычное размещение в обычной гостинице. Можно пройтись по городу, с набережной полюбоваться Нилом в его среднем течении. Вечером советуюсь с менеджером отеля: как добраться до монастыря Дейр-эль-Адра? Ведь, по преданию, он был основан на том месте, где останавливалось Святое Семейство во время бегства в Египет. А в Минье несколько площадок, откуда автобусы идут в разных направлениях.

Утром спускаюсь вниз и приветствую дежурного по гостинице. У него для меня сюрприз. Сейчас придет провожатый – он поможет добраться до нужного автобуса. Благодарю за любезность, отказываться неудобно, за человеком уже послали. «Человек» появляется через четверть часа. Это скромный копт, в длинной серой галабии. Просто, без затей, сообщает, что он – из полиции и что мне с ним будет надежнее.

Всё в открытую, честно, и это располагает к нему. Мы идем через весь город, пересекаем какие-то площади, кривые улочки и наконец выходим к нашей стоянке микроавтобусов. Без гида действительно пришлось бы нелегко. Он сажает меня в «мукробас», идущий до местечка Самалют, а там – пересадка. Но на этом его миссия не заканчивается. Он записывает номер автобуса и долго говорит с водителем.

Полицейский, встречающий пикап в местечке Самалют, уже ждет гостя из России. Мы добираемся на машине до берега Нила, где действует регулярная переправа. Мы садимся не в обычную лодку, а в фелюгу под парусами и, «поймав ветер», переправляемся на другую сторону. Неподалеку от обрыва, на котором высится монастырь, «действующие» каменоломни. Для жителей прибрежной деревеньки это единственный источник заработка, и обтесыванием каменных глыб занимаются все – от мала до велика. Потом эти блоки грузят на фелюги и развозят по нильским городам. При обители – коптская деревенька, но мы следуем прямо в полицию. Там мне выделяют местного полицейского в чалме, галабии и с бамбуковым посохом. Свою берданку он оставляет в дежурной комнате – видимо, повстанцы здесь тихие.

Асуанская плотина понизила уровень Нила, текущего на север от нее. Но и сегодня его вид не менее прекрасен, чем во времена А. С. Норова: «Нил, между двумя лентами яркой зелени лугов и пальмовых рощей, извивается по неизмеримому пространству в обе стороны, отражая лучи заходящего солнца»⁷¹². Монастырь закрыт ввиду «чрезвычайных обстоятельств», и его можно осмотреть лишь снаружи.

На обратном пути в фелюгу набивается много народа. Крестьяне достают из своих баулов нехитрую снедь и приступают к трапезе. Молодая женщина протягивает одинокому страннику кусок брынзы. У нее темные от загара натруженные руки. Вежливо отказываюсь, не потому, что брынзу придется брать из руки – на Востоке к этому быстро привыкаешь. А просто нынче жарко, хочется пить, а брынза соленая. Но это трудно объяснить, и пытаюсь отделаться шуткой: «Рамадан!», то есть нельзя вкушать пищу до заката солнца. Но мой «тонкий юмор» до селян не доходит. Их лица вытягиваются, и они с опаской смотрят на меня, а кто-то шепчет: муслим! Особенно встревожен мой охранник: неужели «казачок засланный»? До меня доходит, что деревня-то коптская и жители пребывают в постоянном страхе за свою жизнь. На Востоке с этим не шутят, и, чтобы «закрыть тему», я беру кусок брынзы и подношу его ко рту. Мои попутчики облегченно улыбаются: свой, ортодокс!

На обратном пути в Эль-Минью прощаюсь с сотрудником, встречавшим меня в Самалюте. Но он явно не хочет здесь оставаться и занимает место в автобусе. Значит, охраннику дали команду не спускать глаз с подопечного. У Эль-Миньи – толчок в бок: на выход! Оказывается, страж должен оформить мое возвращение в полиции и передать паломника под расписку: сдал-принял. Показываю конвоиру визитку с адресом своего отеля: еду прямо туда, а выходить на окраине и не подумаю. Водитель нетерпеливо ждет, все смотрят на нас. Шевеля губами, полицейский читает название гостиницы, переписывает адрес и медленно покидает салон.

В гостиницу прихожу не рано – после прогулки по городу. Портье озабочен: уже звонили, и не один раз... Спрашиваю его: в чем причина такой заботы? Ведь персональная охрана влетает казне в копеечку, а деньги в Египте считать умеют. И почему плотная опека именно здесь – ведь в других городах ты никому не интересен?

Дежурный, неизменно восседающий за гостиничной стойкой, – копт, и он радушно относится к гостю из России. Вот что сообщалось сто лет назад в русской печати о коптах: «В настоящее время копты держат себя к грекам весьма близко. Богослужение греческое копты посещать любят и много из него воспроизводят в своих храмах. Еще с большим благоговением относятся копты к совершенно неизвестным им, отдаленным «московам»⁷¹³.

Гостиничный копт доверительно рассказывает «москову» про местную обстановку. Никакой шпиономании в Эль-Минье нет, но здесь действуют фундаменталисты. Братья-мусульмане считают, что страна должна идти своим путем, наособицу. Они против «тлетворного влияния Запада». С весны 1992 г. они убили тридцать иностранных туристов. Самый «урожайный» теракт был осуществлен 18 апреля 1996 г., когда были убиты восемнадцать греческих туристов⁷¹⁴. А еще через год последовал расстрел туристского автобуса в долине царей... Каждый раз в мировой печати поднимается большой шум, западные турфирмы немедленно отменяют чартеры в Египет, и страна несет громадные убытки. Именно поэтому и введено сопровождение туристов-одиночек в районе Эль-Миньи, Асьюта и Маллави – ареале обитания боевиков.

С вечера готовлюсь к завтрашнему отъезду из Эль-Миньи. Мне предстоит дальнейшее путешествие по пустыне, вдали от дельты Нила с его фундаменталистами...

Эль-Минья – город, лежащий на левом берегу Нила в его среднем течении. В 1845 году в этом городе побывал архимандрит Порфирий (Успенский). В его дневнике под 25 марта есть такая запись: «Минье. Кафедральная церковь во имя св. Георгия; священников четыре. Церковь довольно хороша; завесы на царских вратах бархату зеленого и шелковые. Четыре иконы в киотах»⁷¹⁵.

В окрестностях Минии о. Порфирий посетил монастырь Абагур, «четверть часа езды на восточной стороне Нила, внизу горы, в катакомбе. Христиане посещают его»⁷¹⁶.

Русские путешественники, продвигавшиеся от Миньи на юг, вверх по течению, могли знакомиться со старинными коптскими монастырями, возведенными близ нильских берегов. Вот что сообщал об одной акой обители А. С. Норов в 1834 году: «Я расспрашивал о монастыре Аббата Гора, который должен быть близ Сауади, но никто не мог мне показать его; меж тем, проходя очень близко от берега, я открыл в зрительную трубу развалины этого монастыря на самой вершине скал; стены обширны и в иных местах зубчаты. Нам сказали, что этот монастырь еще не упразднен»⁷¹⁷.

Эль-Минья – своего рода пограничный город. К югу от нее, пишет А. С. Норов, «начинаются те древние каменоломни и погребальные пещеры, которые столь долгое время служили убежищем умершим для мира святым отшельникам. Эти места прославились в христианском мире под названием «уединений Фиваидских», хотя собственно Фиваида начинается еще несколько далее»⁷¹⁸.

Миновав селение Бени-Хасан с его всемирно известными древнеегипетскими гробницами, дагабия русского путешественника достигла селения Календул, все жители которого «сидели семейными группами под тению дерев, дыша бальзамическим воздухом»⁷¹⁹. На противоположном, восточном, берегу скальные обрывы были изрыты пещерами – когда-то здесь были каменоломни древнеегипетского города Бессы. «От обоих городов остались только эти каменоломни и гробницы, которые долго укрывали в своих недрах святых отшельников, – пишет Норов. – Спасительное знамение креста, вычеканенное на многих стенах, свидетельствует о существовании здесь церквей и пребывании чистейших душ, приуготовивших себя в этом ужасном уединении созерцательною жизнию к вечности; подземные галереи, где устроены были их келлии, идут на далекое пространство»⁷²⁰.

Немного выше, на левом берегу, стоит селение Аш- мунейн. Когда-то к югу от него, у подножия Ливийского хребта, был основан коптский монастырь, названный Крестным. Однако местные арабы называли его Абу-Фуне, т. е. аббата Стефана. Церковный писатель Руфин (345–410) составил житие этого подвижника, который провел шестьдесят лет в пустынном, уединении. «Все стены этого монастыря покрыты разноцветными изображениями крестов. На большом кресте, который находится на своде алтаря, написано по- гречески: «древо жизни», – пишет Норов, добавляя при этом: «Коптские монастыри Св. Иоанна и так называемый Амба-Бишой, находившиеся по ту сторону близ Шех-Абаде, разрушены»⁷²¹.

Продвигаясь на юг вдоль нильских берегов, А. С. Норов и его спутники миновали городок Малави (Маллави) и мыс Эль-Амарне, близ которого лежат развалины Ахетатона – столицы Египта при Аменхотепе IV (XIV в. до н. э.). Отметив, что немного выше по течению был виден коптский монастырь Дейр Коссе- ир, Норов пишет: «Несколько поодаль видно значительное селение Коссеир», а «за три часа расстояния есть два монастыря: один из них – Абиссинский»⁷²².

К сожалению, русский путешественник не смог посетить эти обители, и его дагабия проследовала дальше – к Сиуту (совр. – Асьют), городу, где в те годы было «около двадцати тысяч жителей; в том числе много коптов, у которых три церкви»⁷²³.

Многие великие художники прошлого вдохновлялись сюжетами, почерпнутыми из Евангелия. «Бегство в Египет» была одной из любимых тем таких мастеров, как Джотто, Ван Дейк, Пуссен, Мурильо. Вот что сообщает евангелист Матфей: «Ангел Господень является во сне Иосифу и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его и беги в Египет, и будь там, доколе не скажу тебе; ибо Ирод хочет искать Младенца, чтобы погубить Его. Он встал, взял Младенца и Матерь Его ночью и пошел в Египет. И там был до смерти Ирода» (Мф. 2, 13–15).

В Евангелии не упоминается о том, где именно провело опасное время Святое Семейство. Однако в среде египетских коптов-христиан издавна сохраняется предание о том, что праведный Иосиф и его семейство обосновались в Среднем Египте, близ того места, где ныне расположен город Асьют.

А. С. Норов, побывавший в этом городе в 1834 году, сообщает своим читателям, что «в Сиюте было некогда епископство; один из его епископов, по имени Иона, известен по сочиненному им описанию жизни некоторых святых»⁷²⁴. Тот же автор упоминает и о том, что в окрестностях Асьюта (Сиута) «коптские христиане показывают семь пещер, где, по их преданиям, был женский монастырь; они даже утверждают, что там несколько времени укрывалась Пресвятая Богородица с Младенцем Иисусом во время Ее пребывания в Египте»⁷²⁵.

Эти сведения представляют особый интерес, поскольку, согласно коптскому преданию, Святое Семейство, бежавшее от Ирода, обосновалось в землях, лежащих к северо-западу от современного Асьюта – там, где впоследствии была основана древняя обитель Аль-Мухаррак. Ранее в своих записках А. С. Норов упоминал об этом: «О пребывании Святого Семейства в Египте предания различны; мы полагаем, согласно с Епифанием и с Торниеллием, что это пребывание не продолжалось долее двух лет с несколькими месяцами»⁷²⁶.

А. С. Норову не довелось побывать в Аль-Мухар- раке; он лишь упомянул о нем в своей книге («Дейр- Магарак, т. е. сожженный монастырь»)⁷²⁷. А в 1845 году эту обитель сподобился посетить архимандрит Порфирий (Успенский). 22 марта он сделал в своем дневнике такую запись: «Магарака. Пять церквей – одна во имя Богоматери. Здесь была Богоматерь. Сто двадцать монахов живут; пятьдесят собирают деньги, но платят подать (за) четыреста федданов, по пятьдесят грошей за феддан. Пятнадцать мужиков обрабатывают их»⁷²⁸.

В своей книге о. Порфирий приводит план этого монастыря⁷²⁹, а также сообщает дополнительные сведения об этой знаменитой обители: «Монастырь платит тридцать мешков паше. Паша знает, что монастырь есть, но числа монахов не знает. Монастырь построен был каким-то патриархом на месте посещения Богоматери»⁷³⁰.

Сегодня эта обитель занимает почетное место в ряду прославленных коптских монастырей, и ныне туда стекаются паломники со всего Египта, а также из-за границы. В рекламном буклете кратко упоминается о монастыре Аль-Мухаррак, основанном на том месте, где, по преданию, обосновалось Святое Семейство. Судя по приложенной схеме, от Асьюта предстоит еще двигаться на север вдоль берега Нила. Поезд до Асьюта идет медленно. Вагон третьего класса набит пассажирами, но здесь, на удивление, почти тихо. Идет мусульманский третьего класса набит пассажирами, но здесь, на удивление, почти тихо. Идет мусульманский пост – рамадан, и мальчишки-торговцы не бегают с криками по вагонам. А на пустой желудок разговаривать не тянет, так что многие правоверные просто дремлют.

Близ железнодорожного вокзала расположены площадки, откуда отправляются в разные стороны множество автобусов. Судя по карте, от Асьюта до монастыря – километров пятьдесят, а здесь на такие расстояния ходит микроавтобус («мукробас»). Вот площадка северного направления, где можно спросить водителей-арабов об Аль-Мухарраке. Но, оказывается, они ничего не знают про этот монастырь. Это неудивительно, ведь они мусульмане, а святыня – христианская.

Здесь «концов не найти», и, значит, надо идти в местный христианский храм. Уж там-то наверняка расскажут, как добраться до чтимой обители. А вот и коптская церковь: белый купол храма увенчан четырехконечным крестом. До вечерней службы еще далеко, и ворота на запоре. Но на одной из боковых улочек виднеется вывеска с надписью: «Миср Трэвел» (Египетское туристическое агентство). Дверь конторы открыта, за стойкой сидит юноша. У него в руке телефонная трубка, а на запястье вытатуирован небольшой крестик – давняя коптская традиция.

Закончив разговор по телефону, он с удовольствием объясняет, как добраться до обители. Он пишет название городка, где нужно сделать пересадку, – арабскими и латинскими буквами – Осайя. Называет и примерную стоимость проезда на «мукробасе» – всего полдоллара. А из Осайи ходит маршрутный пикап – прямо в «Дейр» (по-арабски – монастырь).

Микроавтобус быстро заполняется, и через двадцать минут водитель заводит мотор. Дорога идет вдоль берега Нила. За окном тянутся зеленые поля, пальмы. На дорожных указателях мелькают цифры: расстояние до Каира – больше трехсот километров. А до Осайи – лишь шестьдесят. При въезде в городок водитель останавливает свой экипаж у площадки с пикапами. Показывая на один из них, уже стоящий «под парами», он произносит: «Дейр!»

В салоне есть одно местечко. Теснота страшная, но ехать недалеко, можно и потерпеть. Снова мелькают пальмы, ухоженные поля, буйволы, каналы и крестьяне, восседающие на осликах. Наверное, на таком ослике бежало в эти края Святое Семейство. Колокольня монастыря возникает внезапно, после очередного поворота. И вот наш пикап разгружается: паломники один за другим тянутся к вратам обители.

Здесь особая духовная атмосфера: невидимая черта отделяет обитель от натиска нахрапистых «сарацин». Ведь копты-христиане – это коренное население Египта. Арабы начали завоевывать эти земли лишь с VII века. И копты постепенно стали этническим и религиозным меньшинством на своей собственной родине. По своему вероучению Коптская Церковь близка к Армянской Апостольской и Эфиопской Церквам.

Территория обители разделена на три части. Первая, при въезде, предназначена для паломнического транспорта. Ведь копты-пилигримы едут сюда со всего Египта, чтобы побыть хотя бы несколько дней в стенах благословенной обители. Здесь и частные автомобили, и автобусы, арендованные для перевозки паломников. Вторая часть монастырских земель отведена для паломников-мирян. Здесь и странноприимный дом, где размещают пилигримов, и монастырская школа, куда благочестивые родители стараются поместить своих детей на обучение и воспитание в христианском духе. Так что по монастырскому двору бегает ребятня, и во время перерыва между уроками монастырские стены оглашаются щебетом нескольких сотен голосов. Здесь высится новый храм, пол которого выложен черным полированным мрамором.

Собственно монастырские строения находятся в третьей, самой дальней части обители. Привратник, сидящий у входа, объясняет, как пройти к чтимым монастырским святыням. При входе, над вратами, надпись по-арабски и на английском. Вот что она гласит: «Во время бегства в Египет Святое Семейство благословило это место. Древнейшая церковь на территории монастыря датируется I-м веком по Р. X. Сама же обитель основана в IV-м веке по Р. X. Часовня в честь Архангела Михаила основана в VI-VII вв.; остальные храмы возведены сравнительно недавно».

Храм Святой Девы Марии – тот самый, что возведен в I-м веке; он небольших размеров, и паломники, входящие под его своды через низенькие врата, оставляют обувь при входе, по восточному обычаю. Как известно, в исламской традиции не поощряется изображение живых существ; копты, с УН-го века вынужденные жить бок о бок с мусульманами, не могли развивать искусство иконописи, чтобы не провоцировать иноверцев на агрессию. Поэтому в коптских храмах нынче преобладают иконы греческого письма; есть и западного, «фряжского» стиля. Копты открыты к восприятию религиозной живописи как Востока, так и Запада, и нередко в коптских храмах можно увидеть уменьшенную копию знаменитой «Тайной Вечери» Леонардо да Винчи. Так что древний храм Святой Девы Марии украшен иконами сравнительно новыми. Таков же интерьер храма св. Георгия, который паломники также посещают без обуви.

К паломнику из России подбегают ребятишки. За время, проведенное в Египте, на это уже выработалась привычная реакция: сейчас будут просить «бакшиш».

Однако здесь всё наоборот: они дарят гостю бумажные иконки, ничего не прося взамен. Вспоминаются слова Иисуса Христа: «Блаженнее давать, нежели принимать» (Деян. 20, 35). Раздаю ребятишкам календарики с изображением старинных русских храмов. Они сопровождают странника до врат обители. Судя по всему, обитель имеет где-то неподалеку земельные наделы. Зачем иначе одному из насельников, облаченному в рясу, разъезжать у стен монастыря на колесном тракторе?

Насельники, несущие послушание при храмах, вежливо встречают гостей, пытаясь связать фразы из английских слов. Но мы и без этого понимаем друг друга: «христианин», «ортодокс» (православный) – вот два слова, сближающие нас с коптами. Известно, что в середине XIX века выдающийся русский церковный деятель – архимандрит Порфирий (Успенский), начальник Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, предпринял ряд шагов по сближению Коптской и Русской Православной Церквей. И лишь начавшаяся в 1853 г. Крымская война помешала его дальнейшим усилиям в этом направлении...

Белый монастырь (Дейр-эль-Абиад) находится в десяти километрах к северо-западу от города Сохаг, на краю Ливийской пустыни. Это один из древнейших памятников христианской архитектуры Египта. Он был построен в начале V-го века одним из знамени- теиших святых Коптской Церкви – архимандритом Шенуди, творения и жизнеописания которого сохранились во многих древних рукописях на коптском, сирийском, арабском и эфиопском языках.

Когда авва Шенуди умер, тело его было перенесено учениками в Белый монастырь. Коптская легенда утверждает, что тело святого было обернуто частью нешвенного хитона Господня, которую принесли сюда ангелы⁷³¹. (Однако, по свидетельству одного из коптских агиографов XIII века – Абу-Салиха, могила св. Шенуди находилась в монастыре, стоявшем на вершине горы Атрибиса, и была разорена во время вторжения мусульман около 1168 года⁷³².)

Различные рассказы о жизни св. Шенуди содержат ценные сведения об истории монастыря. Поначалу обитель и церковь имели небольшие размеры, но когда число братии умножилось (под правлением св. Шенуди жило 2200 монахов и 1800 монахинь, не считая послушников и рабочих), то помещения стали тесными. По словам самого святого, Сам Христос, явившись ему однажды, велел увеличить церковь и построить монастырь. Недостававшие для постройки средства явились из клада, который был найден в пустыне самим Шенуди. Было собрано большое число каменщиков, каменотесов, плотников и других мастеров. Все они принялись за работу, которая, под руководством сподвижника св. Шенуди – Висы, продолжалась шесть месяцев. Когда постройка была закончена, главный каменщик весь свой заработок отдал на изготовление прекрасного венца, который он водрузил над престолом, а его брат сделал украшенный золотом и серебром крест и подвесил его к середине двускатной крыши церкви.

Так был построен Белый монастырь, который сам Шенуди называл одной из величайших базилик мира. Он давал ему иногда также имя Иерусалима, призывая туда на поклонение всех тех, кто не мог отправиться в настоящий Иерусалим⁷³³.

Громадное четырехугольное здание, наклоном своих стен напоминающее храмы Древнего Египта, было сложено из тесаного местного известняка и с XIII века носит народное прозвище Дейр-эль-Абиад, то есть Белый монастырь, в отличие от соседнего кирпичного монастыря – Дейр-аль-Ахмар, то есть Красного.

В начале ХШ в. в монастыре, по сообщению Абу-Салиха, почивали тела апостолов Варфоломея и Симона Кананита; тот же Абу-Салих рассказывает, что в начале XII века в монастырь поступил монахом визирь халифа Аль-Хафиза, армянин Бахрам, после того как лишился своего места (в 1137 г.). Этот факт интересен в связи с присутствием в монастыре армянских надписей на фресках начала XII в.⁷³⁴

Позднейшая история монастыря не так хорошо известна. Лишь с XVII века на него было обращено внимание европейских путешественников. Первоначально это были католические миссионеры.

В 1673 году французский исследователь христианских памятников Египта о. Ванслеб посетил Белый монастырь и оставил тщательное его описание. Впоследствии описание этой обители было составлено о. Сикаром, а в 1737 году монастырь был описан английским исследователем Пококом. В 1759 г. о. Виталиан Донати сообщал, что в монастыре находилось много рукописей. Однако эта богатая библиотека постепенно разошлась отдельными листами по различным европейским собраниям; ее остатки были найдены в монастыре в 1883 году⁷³⁵. Со времени французского похода в Египет Белый монастырь посещали многие западные исследователи. Однако в эти годы он претерпел беды. Белый монастырь разрушался мамлюками и в 1798 г., и около 1812 г.

А. С. Норов, путешествуя в 1834–1835 гг. по Нилу, был вблизи обоих монастырей, но, к сожалению, не смог их посетить. В своих записках он ограничивается лишь кратким упоминанием об их местоположении. «Возле Саувача, на западном берегу, пролегает дорога вдоль нового канала к двум монастырям, из которых первый называется Красным, а второй Белым, – пишет русский автор. – Они находятся недалеко один от другого и построены, по свидетельству коптов, во времена святой Елены; эти монастыри, в своем разрушении, замечательны строгим зодчеством, напоминающим египетские построения, что самое уже показывает их древность»⁷³⁶.

В 1845 году Белый и Красный монастыри посетил архимандрит Порфирий (Успенский). В его записках об этих обителях упоминается предельно кратко. Белый монастырь он называет «Амба-Шнуда» – по имени основателя этой обители. «Белый монастырь на запад от Сугача (Сохага – а. А.) с малою выступкою на север, в расстоянии 1У₄ часа. Красный монастырь 1 ч. 35 мин. от Сугача на северо-запад»⁷³⁷. Вот и всё, что можно прочесть у о. Порфирия о Белом монастыре. В его книге помещен план обеих обителей, либо составленный его помощником, либо заимствованный из какого-либо западного сочинения. Так что вновь обратимся к запискам А. С. Норова, который кратко упоминает про архитектурное устройство этих монастырей: «Они представляют вид четырех египетских пилонов, соединенных в параллелограмм, который, на половине своей высоты, опоясан двумя рядами окон. Первый монастырь построен из кирпичей, а второй из тесаного камня. Оба эти монастыря были сожжены во время французской экспедиции»⁷³⁸.

Восполнить пробелы в исследованиях своих предшественников довелось русскому востоковеду Владимиру Георгиевичу Боку. Выпускник С.-Петербургского университета, он в 1888–1889 гг. совершил свою первую поездку в Египет, откуда вывез коптские узорчатые ткани, пополнившие собрание Эрмитажа. В 1897– 1898 гг. В. Г. Бок предпринял вторую поездку в Египет. Там он занимался раскопками древних христианских монастырей, сделал множество снимков и обогатил Эрмитаж памятниками коптского искусства.

Посетив Белый и Красный монастыри, В. Г. Бок составил описание этих обителей и привез в Россию множество фотоснимков. В его сочинении «Материалы по археологии христианского Египта» (Спб. 1901), изданном посмертно, опубликовано по пять фотоснимков Белого и Красного монастырей⁷³⁹. Но это лишь выборка из фотоархива русского исследователя. Описательный текст посмертного издания основан на кратких черновых заметках самого В. Г. Бока. (Владимир Георгиевич проводил раскопки в Ахмиме, Накаде, Самайне и Фаюме. Едва ли не единственный из русских ученых XIX в., он посетил Большой оазис в Ливийской (Западной) пустыне. Здесь, в пяти километрах к северу от городка Эль-Харга, находится Эль-Багауат – обширный коптский некрополь IV-VI веков. Описание и фотографии этого раннехристианского сооружения заняли достойное место в книге В. Г. Бока⁷⁴⁰.)

В середине 1880-х гг. В. Г. Бок был назначен хранителем Отделения Средних веков и эпохи Возрождения императорского Эрмитажа, и в этой должности он состоял до конца жизни. Кроме того, с 1891 г. и до самой кончины В. Г. Бок исполнял обязанности хранителя музея Русского Археологического Общества. Владимир Георгиевич Бок скончался 4 мая 1899 г. в Берлине, на 49-м году жизни...⁷⁴¹

Недалеко от рыночной площади Сохага стоят микроавтобусы. Достаточно сказать: «Дейр-эль-Аби-ад», и тут же вам укажут пикап, идущий к Белому монастырю. У врат обители дежурит солдат, но не с автоматом, как в Сохаге, а с винтовкой. Здесь сельская местность, и всё по-простому, по-домашнему. Однако приходится охранять эту древнюю обитель от посягательства исламских фундаменталистов.

Нынче обитель отреставрирована, но печать былых разрушений всё же лежит на ее постройках. Как и в древности, внутри монастыря помещаются и церковь, и кельи монахов. Во дворе сохранился колодезь, выкопанный еще по повелению Висы. Когда-то здесь было одиннадцать печей, в которых пекли хлебы для братий, и подземные хлебные склады, один из которых назывался «сокровищем благословения». Но теперь всего этого здесь не увидишь.

Сняв, по старинному обычаю, обувь, можно посетить древний храм, где днем всегда молятся копты-паломники. Когда-то ризница монастыря славилась своим богатством. Здесь хранилась «серебряная трапеза для получения благословения», в середине которой было вырезано имя Шенуди. Возможно, это был небольшой переносной престол или же, скорее, поднос или блюдо, которое употреблялось при богослужении. В этом монастыре хранился также жезл, которым святой Шенуди творил чудеса и карал грешников. Еще в начале XIII века в монастыре показывали деревянный, выложенный слоновой костью ящик с тремя полками, на которых лежали книги, в которые св. Шенуди записывал пожертвования, стекавшиеся отовсюду в пользу монастыря⁷⁴². Но нынче, в условиях постоянных межрелигиозных столкновений, насельники монастыря предпочитают не афишировать его сокровища, и простому страннику ознакомиться с ризницей нельзя.

Красный монастырь находится от Белого монастыря сравнительно недалеко: в часе ходьбы. Оставляю свою котомку у гостеприимных стражников и отправляюсь в Дейр-эль-Ахмар налегке. Чужестранец неизбежно привлекает внимание местных жителей; зарубежные гости здесь большая редкость. Ко мне в попутчики напрашивается местный учитель-копт, и путь вдоль арыков, обрамленных пальмами, за беседой проходит незаметно. Вот несколько строк, которые В. Г. Бок посвятил Красному монастырю: «В пяти километрах к северо-западу от Белого монастыря находится другое древнее здание, сходное с описанным выше монастырем св. Шенуди: это Дейр-эль-Ахмар, «Красный монастырь», прозванный так потому, что внешние стены его сложены из красного кирпича. Монастырь этот носит имя Св. Бишаи, учителя св. Шенуди»⁷⁴³. (Архимандрит Порфирий (Успенский), побывавший здесь в 1845 году, так и называет эту обитель: «Амба-Бшай»⁷⁴⁴.)

Красный монастырь, как и Белый, под охраной «человека с ружьем». Истоки межрелигиозной вражды здесь давние. Так, католический священник Ванслеб, побывавший в этом монастыре в 1673 г., еще видел там все колонны, стоявшие на своих местах в два ряда, и отметил их единообразие и красоту. Однако о. Порфирий (Успенский) эти колонны в Красном монастыре уже не застал; они были увезены мусульманами для постройки мечети в Сиуте (Асьюте)⁷⁴⁵.

В записках В. Г. Бока приводится детальное описание Красного монастыря⁷⁴⁶. «Красный монастырь весьма сходен планом своим с Белым монастырем, – пишет исследователь. – Существеннейшим отличием является четырехугольная пристройка к южной стене монастыря в виде особой башни, внутри которой находится колодец, и значительное число различных позднейших построек»⁷⁴⁷. К тому времени, когда В. Г. Бок побывал в Красном монастыре, перед паломниками там открывалась такая картина: «Все пространство первоначальной базилики застроено теперь жалкими лачугами теперешних обитателей монастыря, которые мешают ясно распознать прежнее устройство базилики», – пишет тот же ученый⁷⁴⁸. Сегодня монастырские постройки выглядят более достойно; они очищены от поздних «наслоений».

На обратном пути забираю свою поклажу из Белого монастыря и на попутном автобусе возвращаюсь в Сохаг. Иду по набережной Нила. Останавливаюсь у парапета, чтобы полюбоваться закатом. Заодно нужно занести в путевой блокнот впечатления от только что увиденных древних обителей.

Фивы – один из крупнейших центров Древнего Египта; этот город был столицей Египта в 21 и в 17–7 вв. до н. э. Фивы были расположены на обоих берегах Нила; на их территории сохранились грандиозные храмовые ансамбли. Наиболее известные из них – на восточном берегу – в Карнаке и Луксоре. На западном берегу возводились заупокойные храмы фараонов и некрополи. К Нилу шла аллея сфинксов, два из которых теперь украшают Университетскую набережную. Они символически соединяют воды Нила и Невы в С.-Петербурге.

Побывать в Фиваиде было заветной мечтой знаменитого русского философа Владимира Соловьева. Осенью 1875 года он посетил Египет и, остановившись в Каире, готовился к путешествию на юг страны. В своем письме к матери от 18 ноября В. Соловьев повествует: «Я осмотрел здесь почти всё замечательное. Влезал на пирамиду Хеопса (100 саженей высоты) и спускался в подземные гробницы, причем несколько десятков саженей нужно было пролезать ползком в совершенном мраке; купался в Ниле, видел настоящую сфинксу; всё это находится в 10 верстах от Каира по превосходной дороге. В самом Каире спускался в колодезь Иосифа, тоже около 100 саженей глубины, осмотрел главные мечети, великолепный музей египетских древностей и т. д.»⁷⁴⁹.

А еще через несколько дней, в очередном письме матери, отечественный мыслитель сообщал: «Я в пустыню удаляюсь от прекрасных здешних мест. Когда вы получите оное (письмо), я буду в Фиваиде, верстах в 200 отсюда, в месте диком и необразованном, куда и откуда почта не ходит, и ни до какого государства, иначе как пешком, достигнуть нельзя»⁷⁵⁰.

В. Соловьев предполагал пробыть в Фиваиде «с месяц»; однако намерениям путешественника не суждено было осуществиться. В отличие от более опытных паломников, избиравших водный маршрут, В. Соловьев решил добраться до Фиваиды наземным путем. Результат оказался печальным. «Путешествие мое в Фиваиду, о котором я писал в прошлом письме, оказалось невозможным, – жаловался матери «блудный сын». – Отойдя верст 20 от Каира, я чуть не был убит бедуинами, которые ночью приняли меня за чор- та, должен был ночевать на голой земле еtс., вследствие чего вернулся назад»⁷⁵¹.

Будучи «существом отвлеченным», отечественный мыслитель потерпел фиаско, соприкоснувшись с объективной реальностью, в то время как прочие паломники-россияне преодолевали многочисленные препятствия на пути в Фиваиду, в том числе и «мусульманский фактор».

На пути к Фивам русские путешественники посещали древний Абидос – один из древних городов Верхнего Египта, считавшийся по великолепию вторым после Фив. В 1880-х гг., когда по Нилу уже ходили пароходы, русский востоковед В. Андреевский писал: «Абидос стоит на левом берегу Нила, на половине пути между Асуаном и Каиром, верстах в двадцати от местечка Белиане, где обыкновенно останавливаются пароходы, чтобы запастись углем»⁷⁵².

А в те годы, когда «эпоха пара» еще только начиналась, в местечке Белиане (Белиене) довелось побывать другому русскому путешественнику – А. С. Норову. В ожидании попутного ветра протекали часы, и неутомимый путешественник отправился в близлежащий коптский монастырь. «Я нашел там только пять братий, – отмечал А. С. Норов. – Вход в монастырь мало отличается от арабских хижин. Церковь находится в подземных сводах; она покрыта шестью малыми куполами, по три в ряд, и поддерживается двумя колоннами. Тут устроены три придела. Иконостасы, как во всех коптских церквах, из резного дерева; некоторые образа писаны в Иерусалиме»⁷⁵³.

Здесь монахи показали русскому гостю старинное Евангелие XV в., «писанное на бомбицине». Несмотря на то, что этот монастырь неоднократно разрушался мусульманами, он снова каждый раз возрождался к жизни. Норов замечает, что в те годы в нем даже была школа для детей⁷⁵⁴.

В другом из близлежащих коптских монастырей довелось в 1909 г. побывать известному русскому востоковеду Б. А. Тураеву. «Из монастырей-пустыней мы имели возможность посетить только маленький, расположенный около древнего Абидоса, – пишет отечественный ученый. – Снаружи обычные стены и линия куполов, церковь в пять престолов. Иконостас обычный резной. Икон почти нет. Из братии умеют читать по-коптски только один монах и два послушника. Они пропели нам несколько стихир из «Псалмодии»⁷⁵⁵.

За столетия исламского господства в Египте число мусульман в Фиваиде постоянно увеличивалось, и это отмечает в своих записках А. С. Норов. Так, проходя мимо города Кена на борту дагабии, русский путешественник заметил, что «у пристани стояло много судов с поклонниками в Мекку»⁷⁵⁶.

Приближаясь к Фивам, Норов и его спутники проследовали мимо местечка Некаде, лежащего у подножия горы. «Тут есть коптский монастырь, а в окрестности развалины других древних монастырей», – пишет он, добавляя при этом: «Я намеревался посетить это место на обратном пути моем»⁷⁵⁷. И действительно, на обратном пути – из Нубии в Нижний Египет – русский путешественник смог побывать в Некаде, где у него была встреча с католическим миссионером. «Я расспрашивал его о монастырях, которые находились некогда между Некаде и Фивами, – пишет А. С. Норов. – Они были основаны святыми Палемоном и Пахомием в середине IV века. Из этих монастырей три существовали еще в прошедшем (XVIII) веке. Первый назывался Дер-Салиб или Святого Креста, второй – Дер-ель-Мегма или Синод, третий – Дер-Мари-Поктор или св. Виктора»⁷⁵⁸.

Однако сведения, полученные Норовым от католического священника, были неутешительны. «Миссионер сказал мне, что все они разрушены, но что по праздничным дням копты ходят туда служить обедни», – отмечает русский автор⁷⁵⁹. Осмотрев местный католический храм и поблагодарив миссионера за гостеприимство, А. С. Норов продолжил свое плавание.

Путешественники, попадающие в Фивы, спешат осмотреть знаменитые древнеегипетские храмы. Однако здесь – как в Луксоре, так и в Карнаке – живет немало коптов, но их церкви как бы теряются на фоне монументальных сооружений – таких, как храм бога Амона-Ра, храм богини Мут и др. Но в близлежащих окрестностях не угасала жизнь в коптских обителях, и русские паломники в своих записках свидетельствовали об этом. 4 марта 1845 года в Луксор прибыл начальник Русской Духовной Миссии (Иерусалим) архимандрит Порфирий (Успенский).

На следующий день, рано утром, он отправился в Коптский монастырь Амба-Бахум-Аббиширке, лежавший в часе пути от Луксора. Отметив, что в те годы к этой обители были приписаны две деревни, о. Порфирий занес в свой дневник краткие сведения: «Три священника; пять престолов в линию. А вся церковь состоит из трех параллельных линий; в каждой линии множество куполов. Куполы покоятся на приземистых арках»⁷⁶⁰.

7 марта русский пешеходец переехал на западный берег Нила, где на просторной равнине, раскинувшейся вокруг Фив, возвышаются «колоссы Мемнона» – две гигантские статуи двадцатиметровой высоты. О. Порфирий осмотрел также расположенный неподалеку храм Рамзеса III в Мединет-Абу⁷⁶¹. В те годы там еще сохранялись следы коптского влияния. «В Мединет-Абу, в большой четырехугольной зале, алтарь, обращенный на север; на стоящих колоннах, не египетской работы, кресты коптские со словами «Иисус Христос Господь» (по-греч.). Есть подобные слова на одной лежащей колонне. Тут была церковь. Да и в средине древнего храма и окрест его едва ли не монастырские келлии?» – такое предположение высказывал русский исследователь⁷⁶².

Упомянув про Мединет-Абу, о. Порфирий сообщает читателям о близлежащей коптской обители: «Направо, за развалинами, вдали дорога как канал, вблизи – маленький храм; назади, на песках, монастырь коптский новый Деир-Махареб (а по словам Трианда- фила – древний св. Феодора Стратилата)»⁷⁶³.

9 марта неутомимый паломник взошел на гору близ селения Гурна, где осмотрел развалины древнего монастыря. «Монастырь на горе. Вид из него восхитительный на Канал, Луксор, Мединет-Абу, – Колоссы; поле зеленое с Нилом окаймлено горами. Под монастырем катакомба», – пишет о. Порфирий⁷⁶⁴. Вот несколько строк, которые русский архимандрит уделил описанию остатков коптской святыни. «Обитель велика. С южной стороны видны еще десять келлий направо, а противоположные налево развалились. Средину занимала большая церковь; остатки капителей валяются. На северной стороне были также кел- лии, – одна видна. В юго-западном углу нашел я гранитный гроб без крышки и три камня небольших с иероглифами»⁷⁶⁵.

С вершины, увенчанной монастырскими развалинами, в те годы можно было видеть остатки еще двух коптских обителей: «один ниже на холме, другой – на самом темени горы»...⁷⁶⁶

Записки о. Порфирия имеют особую ценность, поскольку его преемники, посещавшие Фивы, ограничивались лишь краткими сообщениями о местных коптских церквах. Так, Б. А. Тураев в своих заметках лишь бегло упомянул о том, что в 1909 году ему «из провинциальных (коптских) храмов пришлось видеть Луксорский и Асуанский. Оба снаружи несколько похожи наши, имея спереди высокую колокольню, а над самой церковью круглый купол»⁷⁶⁷.

Гости из России часто общались с местными христианами в этих шумных туристических центрах. В своих записках русский востоковед Е. Э. Картавцов повествует о подобной встрече, имевшей место в 1889 году в одной из луксорских гостиниц.

– Слуга спросил: «Москoв? Москoв?!», а затем бил себя в грудь и говорил; «Копт! Кристос, копт! Кристос!» Я понял, что ему нужно; поднялся, перекрестился и, показав на себя, сказал: «Москдв», а затем, упирая ему в плечо, – «копт».

Копты пришли в восторг. Быстро на левой руке засучили они до плеча рукава одежды и показывали татуированный ниже плеча большой православный крест. Ударяя по нему и целуя его, они повторяли: «Москдв, копт. Кристос, ами, ами!» ⁷⁶⁸ .

Так излагает русский путешественник свои впечатления от состоявшегося разговора, а затем продолжает: «Большинство сельчан Верхнего Египта – копты-христиане, в городах же – мусульмане. Здешнее христианство – дело проповеди, трудов и мученичества великих фиваидских отшельников; оно уже со времени женитьбы Иоанна III на Софии Палеолог стало видеть в Москве своего защитника; победы Екатерины над турками еще более укрепили эту мысль»⁷⁶⁹.

Для многих русских путешественников, поднимавшихся вверх по Нилу, Фиваида была конечной целью их паломничества. Однако некоторые из них упорно продвигались далее, на юг, и на этом пути посещали городок Эсне. Здесь сохранился храм, посвященный Хнуму, переделанный из древнеегипетского в эпоху Птолемеев. Неподалеку от Эсне когда-то был коптский монастырь Мучеников, но к XIX веку он уже опустел.

Среди египетских христиан весьма распространен культ мучеников. Согласно церковной традиции, копты ведут свое летоисчисление с 284 года по Р. X., когда в Риме воцарился император Диоклетиан и начались усиленные гонения на христиан. Александрийские христиане начали новое летоисчисление, назвав его «эрой мучеников». Это особое летоисчисление появилось у коптских христиан в VI в., а в VIII в. стало общепринятым. (Современные копты в своей гражданской деятельности пользуются обычным григорианским календарем.)

В феврале 1845 г. монастырь Мучеников (Деир-Шугаде) посетил архимандрит Порфирий (Успенский). В то время коптская епархия Эсне простиралась до Асуана, по левому берегу Нила, а в самом Эсне проживало около двухсот пятидесяти коптских семей. «В Эсне есть три учителя для христианских мальчиков, – один из них слепой; мальчик каждый платит учителю своему по десять паричек, по двадцать в неделю; смотря по состоянию», – пишет о. Порфирий⁷⁷⁰. При этом он добавляет, что «пять епископов погребены в сем монастыре: Губриан, Матфей, Михаил, Бедаба»⁷⁷¹; имя пятого русский автор не приводит.

Завершая краткое повествование об этой обители, о. Порфирий замечает: «Монастырь Мучеников посещается два раза в год <...>; он имел 40 федданов земли, но паша отнял их»⁷⁷². В 1898 году в этой обители побывал известный русский востоковед В. Г. Бок. В его записках приводятся сведения, дополняющие и уточняющие то, что несколько десятилетий ранее представилось здесь о. Порфирию. «Находящийся на краю пустыни, на расстоянии приблизительно одной мили к югу от г. Эсне, коптский «монастырь Мучеников» (Дейр-эш-Шуххад), который, по преданию, построен был св. Еленой, не раз был описан европейскими путешественниками, – отмечает В. Г. Бок. – Теперь монастырь покинут и монахов в нем нет. Богослужение же совершается в церкви его лишь по некоторым дням»⁷⁷³.

Сделав целый ряд фотоснимков обители Мучеников, В. Г. Бок, по возвращении в Россию, пополнил собрание Эрмитажа богатыми материалами⁷⁷⁴.

Если продвигаться вверх по Нилу, то следующим после Эсне городом, лежащим на западном берегу Нила, будет Эдфу. Городок Эдфу вошел в египетскую историю благодаря своему храму, посвященному богу Хору (эпоха Птолемеев). Здесь в 1845 году побывал архимандрит Порфирий (Успенский), и его внимание привлекла местная коптская обитель. «В Эдфу, внутри сего города, есть монастырь, называемый Амба-Бахум, – сообщает русский паломник. – Прежде в нем были монахи, ныне один священник. В Эдфу не более восьми-девяти домов или двадцать-тридцать душ. В сем монастыре, под церковью, есть комнаты. Близ, в горе, есть иноческие пещеры в гробах древних»⁷⁷⁵. При этом православный архимандрит, сочувствовавший коптам-христианам, замечает: «Причина бедной обстановки внешности монастырей – боязнь издерживать деньги пред властию»⁷⁷⁶.

В записках о. Порфирия, которые он вел в хронологическом порядке, имеется временной перерыв. Так, упомянув про свое пребывание в Эдфу под 13 февраля 1845 г., он возвращается к своему дневнику только 3 марта и описывает обратный путь – к Луксору и далее – вниз по течению Нила. Из этого можно сделать вывод о том, что русский путешественник не добрался до Асуана, – ведь в противном случае он не преминул бы посетить там знаменитый монастырь св. Симеона и отметить это в своих записках. Но позднее другие отечественные исследователи проделали этот путь.

Одним из них был В. Г. Бок; известный востоковед, прибыв в Асуан, посетил древний монастырь св. Симеона и запечатлел его живописные развалины⁷⁷⁷. Вот что сообщалось в тогдашней русской печати о древних обителях, некогда основанных близ Сиены (Асуана): «Эта отдаленная египетская провинция в христианскую эпоху была поприщем иноческого подвижничества. Около Асуана было три монастыря: один, не обозначенный по имени, совершенно разрушенный; другой – во имя св. Лаврентия, еще обитаемый монахами, и третий – запустевший с XIII века, но до сих пор настолько сохранившийся, что по уцелевшим остаткам можно видеть, что принадлежал он к обширнейшим обителям Египта. В народе он известен под названием Дер Амба-Самаан (Симеон – а. А.). Он стоит на скалистом левом берегу Нила»⁷⁷⁸.

Заметка эта была опубликована в 1894 году, и за истекшее столетие в этих краях произошло много изменений. Монастырь св. Лаврентия, как и другие, опустел, а в 1904 г. на первом пороге Нила была построена плотина. В 1909 году здесь побывал известный русский востоковед Б. А. Тураев; он кратко упоминает лишь о знаменитой обители св. Симеона: «Посещенный нами монастырь уже с XIII века не имеет обитателей. <...> Эти почтенные развалины с их надписями и остатками фресок были неоднократно предметом (иностранных) описаний»⁷⁷⁹.

Современный Асуан высится на месте бывшего базара города Абу, который греки называли Элефантиной, что значит «остров слонов». В бытность Б.А. Тураева в Асуане русскому исследователю, к его удивлению, довелось встретиться в этом городе с «новыми греками», которые образовали здесь небольшую православную общину. «Недавно (греки) на набережной устроили себе молитвенный дом, а в ближайшем будущем надеются воздвигнуть и настоящую церковь, так как их уже теперь в Асуане сто пятьдесят человек, – сообщает Б. А. Тураев. – Этот молитвенный дом, находящийся на берегу Нила, против знаменитого острова Элефантина, я отыскал. Он почти всегда открыт, так что с улицы видны царские врата. Налево от входа живет священник-старичок, говорящий по-русски и очень приветливый. Какое это производит трогательное впечатление под тропиками и в виду Нубии!»⁷⁸⁰.

Первый нильский порог находится в нескольких километрах к югу от Асуана: это широкое пространство бурлящей воды и водоворотов между многочисленными скалами и островами. Русские путешественники, совершавшие свои вояжи в Нубию, должны были преодолевать эту преграду. В записках А. С. Норова, относящихся к 1834–1835 гг., об этом говорится следующее: «Меня уведомили, что губернатор прислал мне четырех лошадей для моего проезда берегом на ту сторону порогов. Надобно было также переносить из дагабии (лодки) всё мое имущество и отправлять вперед на верблюдах, потому что переправа через пороги не всегда безопасна»⁷⁸¹.

Любознательный путешественник проделал этот путь по берегу, двигаясь по направлению к острову Филе. «От этого места начинается Нубия, – пишет А. С. Норов. – Блеснул несравненный Нил и развернулся волшебный остров Филе, названный арабами, по разительному великолепию его храмов, «островом храмов» (Джезирет-эль-Бирбе)»⁷⁸².

На фоне гранитных скал вздымал свои колонны и пилоны храм богини Исиды, дошедший до нашего времени от эпохи Птолемеев. После постройки в 1904 году первой плотины на первом пороге Нила храм этот был затоплен водой большую часть года. Его можно было посетить только в августе – единственный период, когда открывались все шлюзы, чтобы не допустить слишком большого паводка. При строительстве большой Асуанской плотины потребовалось разобрать храм, перенести на 150 метров севернее на остров Эджелика. И хотя на новом месте храм был восстановлен в точности, ныне уже не увидеть тех надписей и росписей, о которых сообщал в своих записках А. С. Норов.

«Велико было мое удивление, когда, подойдя к дверям этого прекрасного здания, я прочел глубоко врезанную надпись (на латыни): АЛЕКСАНДР I. Со славою и благополучием царствовал над россиянами 25 лет»⁷⁸³. Эта надпись, начертанная на латыни, умилила отечественного путешественника: «Так сладостно для русского найти отголосок в память благословенного монарха своего даже у пределов Нубии!» – восклицает Норов⁷⁸⁴.

Интерьер святилища Исиды и Осириса привлек внимание наблюдательного автора, и он обращает взгляды своих читателей на те символы, которые еще сохранялись в этом храме. «Слабый свет проникает туда через узкое боковое отверстие, едва позволяя различать мифические изображения, которыми покрыты стены <...> Но сердце христианина подвигнуто сильными ощущениями, когда он видит, тут же, торжествующее знамение креста, вычеканенное и нарисованное в разных местах, – знамение, перед которым пали идолы и, вслед за тем, все эти великолепные капища запустели! – пишет А. С. Норов. – Храм Филе был обращен на некоторое время в церковь Христову; доселе свидетельствует о том один гранитный кубический камень с крестным изображением, служивший престолом, и сверх того греческие надписи, где именно говорится о сооруженной здесь церкви при некоем епископе Феодоре»⁷⁸⁵.

Далее А. С. Норов высказывает предположение о том, что этим епископом был Феодор Мопсуестийский (ок. 350–428), родом из Антиохии. Он был современником св. Иоанна Златоуста и под его влиянием предался подвижнической жизни. Когда в Мопсуестии (Киликия) освободилась епископская кафедра, Феодор занял ее около 392 года и пребывал на ней вплоть до самой кончины, последовавшей в 428 году. «Известно, что он посещал и назидал самые отдаленные церкви», – пишет Норов⁷⁸⁶.

Русский исследователь высказывает еще одно интересное предположение. «Заметим, что остров Филе означен у пророка Исаии под именем Фул или Пул, – продолжает Норов. – Эти остатки христианской церкви, эти многочисленные крестные знамения явно показывают совершившееся пророчество: «И положу на них знамение и пошлю из спасенных от них к народам: в Фарсис, к Пулу и Луду на дальние острова, которые не слышали обо Мне и не видели славы Моей, и они возвестят народам славу Мою» (Ис. 66, 19)⁷⁸⁷.

Русский путешественник провел целый день на о. Филе, созерцая «таинственные храмы Исиды». И уже в темноте он устроился на ночлег «в пристроенных к гордому языческому храму скромных монашеских кельях»...⁷⁸⁸

Асуан, первый нильский порог – это были те пределы, где заканчивались маршруты большинства россиян, путешествовавших вверх по Нилу. И лишь немногие из них, подобно А. С. Норову, отваживались продвигаться далее вдоль пустынных нубийских берегов.

Знакомясь с описанием странствий россиян по Верхнему Египту, можно проследить, как один за другим они «сходят с дистанции» и отправляются в обратный путь – в Каир и Александрию. А между тем записи их неосуществленных наблюдений сегодня представляли бы большую ценность для истории восточного монашества. Ведь после возведения второй Асуанской плотины (1964 г.) уровень Нила начал подниматься, и в результате было создано искусственное водохранилище – озеро Насера – пятьсот километров длиной, объемом сто пятьдесят семь миллиардов кубометров воды.

Во время строительства Асуанской плотины археологи находили в зоне будущего водохранилища сильно разрушенные коптские храмы, укрытые в подземельях от постороннего взора. И в настоящее время большинство из них затоплено. А. С. Норову довелось осмотреть некоторые из них, и в записках русского автора можно почерпнуть сведения об этих утраченных святынях.

Выше острова Филе взору путешественника открылось величественное сооружение – древний храм Калабша, дошедший, к счастью, до нашего времени. Когда-то здесь процветал город Тальмис, а ныне водохранилище поглотило земли, на которых он располагался. «При полном попутном ветре мы пронеслись мимо», – пишет Норов⁷⁸⁹, не предполагая, какие открытия ожидали бы его здесь. Однако этот пробел можно восполнить, обратившись к запискам другого российского автора – Осипа Ивановича Сенковского. Современник А. С. Норова, Сенковский осуществил путешествие по Египту и Нубии в 1820–1821 гг., опередив своего собрата по перу на четырнадцать лет. Но, в отличие от А. С. Норова, Сенковский опубликовал лишь отрывки из своих дневниковых записей, и сведений о коптах-христианах в его книге весьма мало. Но один из отрывков как раз и посвящен тому храму, мимо которого пронесло дагабию Норова.

Отбыв с о. Филе 3 апреля 1821 года, О. И. Сенковский продолжил свой путь вверх по Нилу, и вскоре его судно причалило к берегу близ храма Калабша. «Келявши, древний Тальмис, почитается одною из самых живописных развалин, – пишет Сенковский. – Несколько колонн, величественно возвышающихся из средины развалин <...>, напоминают шесть главных колонн Бальбека (Гелиополя)»⁷⁹⁰. В первые века христианства этот храм был превращен в церковь, и тогда его стены были расписаны изображениями святых. «До сих пор голова св. Иоанна видна на последней стене храма, возвышающейся в средине строения», – сообщает тот же автор⁷⁹¹.

Поднимаясь вверх по Нилу, Сенковский и Норов записывали увиденное; их сообщения о христианских памятниках, ныне скрытых водами Нила, удачно дополняют друг друга. Так, А. С. Норов лишь мимоходом упоминает о селении Дакке, близ которого возвышались два массивных пилона – остатки храма, воздвигнутого «богу Фоту, Гермесу, этому покровителю наук»⁷⁹².

В записках Сенковского также говорится про «прекрасный храм древнего селения Псельцис, ныне называемого Дакке». «Это здание посвящено было Тоуту, Меркурию древних египтян, – пишет Сенковский. – После жили (здесь) набожные монахи, начертавшие в этих сокровенных убежищах знамение святого креста, драгоценный залог их надежд, облегчавший их тяжкие страдания. Храм сей был некогда христианской церковью, что доказывает штукатурка, покрывающая прежние баснословные изображения»⁷⁹³.

Христианская тема вновь появляется только лишь в самом конце путешествия Сенковского, когда он достиг «границы страны, собственно называемой Нубиею»⁷⁹⁴. Но, как и ранее, ему на помощь приходит А. С. Норов. Продолжая плавание до больших порогов Нила, 9 февраля 1835 года он увидел на берегу развалины храма Амады. «Это здание есть одно из древнейших в Нубии: оно воздвигнуто фараоном Мерисом, – сообщает Норов. – Арабский купол венчает эту нестройную груду; здесь была некогда коптская христианская церковь, и в первые века христианства эти пустыни осенены были спасительным знамением креста»⁷⁹⁵.

Дагабия пытливого русского странника упорно продвигалась вверх по Нилу: «Большие пороги Нила находились не более как в пятидесяти верстах»⁷⁹⁶. Вскоре судно поравнялось со скалой Абагуда, «в которой видно несколько погребальных пещер»⁷⁹⁷. Как порой бывало и ранее, Норов решил посетить это живописное место на обратном пути. А вскоре на восточном берегу Нила показалось несколько селений. «Последнее из них называется Уади-Гальфа; вдали виден хребет скал, которые представляют преграду к плаванию по Нилу; там столь знаменитые большие пороги», – сообщает Норов⁷⁹⁸.

Для того, чтобы полюбоваться большими порогами, русскому исследователю пришлось проделать небольшое путешествие на верблюде. «Арабы называют эти большие пороги Дженадель. Местах в трех или четырех быстрота Нила ужасна и от сопротивления камней поднимается водяная пыль», -пишет Норов⁷⁹⁹, замечая при этом, что с юга Нил заслонен скалами и что между ними виднеются развалины греческого монастыря⁸⁰⁰.

Размышляя о причинах распространения христианства в столь далеких и пустынных землях, русский автор пишет: «При византийских императорах Нубия была совершенно забыта или, лучше сказать, доступ в нее был тщательно охраняем от всех покушений иноземцев. В начале седьмого столетия Нубия еще посылала вспомогательное войско в Нижнюю Фиваиду, христианам-грекам; вскоре после того арабы нахлынули на Египет. Все жившие там христиане, которых число было весьма велико, укрылись от гонений в Нубию и распространили там свет христианства. <...> Этому времени бегства христиан из Египта должно приписать основание церквей в Нубии; но после того, по покорении Египта арабами, начались вторжения исламов в Нубию...»⁸⁰¹.

Вернувшись в селение Вади-Хальфа (Уади-Гальфа), А. С. Норов «вкораблился» в дагабию, и на следующее утро попутное течение вынесло путников к живописным скалам Абагуды. «Пройдя скалы, увенчанные разрушенным городом, мы пристали к той, которая почти отвесно сходит в Нил и в которой чернеет гробовая пещера, – это «спэос» времен фараонов», – пишет Норов⁸⁰². За время своего путешествия по Египту неутомимый исследователь видел немало таких захоронений. Но здесь его ждал приятный сюрприз. «Как я был поражен при первом вступлении туда, увидев перед собою храм Христа Спасителя! – восклицает очарованный странник. – Не могу выразить моего восторженного ощущения, когда мой первый взгляд остановился на изображении благословляющего Искупителя»⁸⁰³.

Из всех виденных им древних христианских изображений это было наиболее сохранившееся. И поэтому А. С. Норов уделил его описанию довольно много места. Вряд ли эта живопись дошла до нашего времени, и поэтому строки, посвященные интерьеру храма, представляют большой интерес. Это изображение находится на потолке, – пишет А. С. Норов. – Христос представлен стоящим, в ризе червленной. Лицо написано по облику Нерукотворного образа; тройное сияние главы разделено на семь лучей; десница благословляет; шуйца, приложенная к груди, держит Евангелие. Обратясь к входу, вы видите на том же потолке изображение одного святого угодника, также во весь рост, но весьма поврежденное в лице и в стопах. Глава украшена тройным сиянием; висон белый, а риза червленная; в правой руке венец, а в левой крестный посох; правая нога наступает на пламень. Я полагаю, что это Иоанн Креститель. На потолке, который над дверью, находится, в кругу, поясный образ Спасителя. По обеим сторонам двери стоят, уже почти изглаженные, облики ангелов в белых ризах, с крыльями: они держат в правой руке, вместе с сосудом, крестный посох, а в левой венок или шар, что трудно уже распознать.

На правой стене видны три изображения великомучеников на конях, из которых один – св. Георгий, а на левой и на главной стене видны стоящие изображения святых угодников, едва уже заметные. Эта главная зала поддерживается четырьмя египетскими колоннами. Из средней стены есть вход в небольшую комнату или нишу, где, тотчас при вступлении, видно в полу могильное отверстие. В этой нише, должно полагать, стоял алтарь, ибо в каждой стене видны небольшие углубления, как бы места для святых сосудов. Вдоль стен большой залы выделаны каменные скамьи.

Справа и слева главной залы есть еще по одной комнате, которые, вероятно, служили кельями для отшельников. Живопись всех этих альфресков носит характер древнейшей византийской живописи. Изображенные на образах облачения принадлежат Православной Восточной Церкви. Это легко поясняется тем, что мы сказали выше. Основатели этой церкви и других подобных ей в Эфиопии были первые египетские христиане, укрывшиеся сюда от нашествия арабов и принесшие, в дар за гостеприимство, свет Христов сидящим в стране и сени смертной ⁸⁰⁴ .

«Церковь, находящаяся в скале Абагуды, судя по оставшимся в ней иконам, конечно должна быть причислена к числу церквей православных», – такой вывод делает русский исследователь, завершая свое повествование⁸⁰⁵.

В отличие от А. С. Норова О. И. Сенковский смог добраться до самой границы Нубии, туда, где ныне начинается территория Судана. Он был едва ли не единственным русским путешественником XIX в., посетившим знаменитый храм Абу-Симбел, что в трехстах двадцати километрах к югу от Асуана. Посвященный триаде богов Амон-Ра, Хармакису и Птаху, этот храм был полностью высечен в скальном массиве. После сооружения высотной Асуанской плотины возникла угроза затопления храмового комплекса водами Нила. В 1965 году, при содействии ЮНЕСКО, этот храм, распиленный на блоки, был демонтирован и заново воссоздан на площадке, расположенной на более высоком уровне.

Сегодня сюда можно добраться автобусом из Асуана и, осмотрев этот шедевр, в тот же вечер вернуться обратно. Близ Абу-Симбела имеется аэропорт, и состоятельные туристы с комфортом добираются сюда из Каира чартерными рейсами. Но ни один из них уже не сможет увидеть то, что смог созерцать здесь наш предшественник из России. «В нескольких десятках шагов от этих великолепных подземных зданий находится другой храм, состоящий из четырех различной величины комнат, также иссеченный в скале и посвященный египтянами Исиде, а христианами – св. Иоанну», – пишет О. И. Сенковский⁸⁰⁶, приводя бесценные сведения из истории восточного монашества в Египте.

Монастырь св. Макария

Монастырь Барамус

Монастырь св. Ефрема Сирина и обитель преп. Псоя

Основанная Александром Македонским в 332–331 гг. до Р. X. на побережье Средиземного моря, Александрия издревле была центром богословской учености. Именно здесь в III в. до Р. X. с древнееврейского на греческий было переведено Пятикнижие, а к середине II в., по-видимому, и весь Ветхий Завет – так называемый перевод семидесяти двух толковников. А. С. Норов упоминает об этом в своих записках. Ссылаясь на свидетельство Иосифа Флавия, он пишет: «Деметрий Фалерский проводил их (семьдесят два толковника) по длинной плотине о семи стадиях и по мосту, который соединяет остров (Фарос) с твердою землею, в здание, находящееся на берегу моря, на северной стороне, столь отдаленное от всякого шума, что ничто не могло их развлекать среди трудов, требовавших самого внимательного прилежания». Далее сказано, что они «каждое утро приходили приветствовать царя и потом принимались за труд, обмыв руки в море»⁸⁴³.

По древнему преданию, Церковь в Египте основал апостол и евангелист Марк, открывший список патриархов Александрии. И снова можно обратиться к запискам А. С. Норова, где он, ссылаясь на Филона, Евсевия и других писателей, говорит о возникновении христианства в этом городе. «Апостол и евангелист Марк первый основал христианскую церковь в Александрии, оттуда он распространил свет своего евангельского учения в дальние пределы Африки <...> Ананий наследовал св. Марку, кончившему жизнь в Александрии», – пишет А. С. Норов⁸⁴⁴, замечая при этом, что «перевод Библии, который со времени Птоломея находился в руках многих ученых мужей, – и изучение творений Платона приуготовили здесь, более чем где-либо, принятие христианства»⁸⁴⁵.

Александрия в первые века по Р. X. была одним из основных духовных центров богословской мысли. «Имена, украшавшие патриарший престол и церковную школу Александрии, блистают неувядаемой славою, – пишет А. С. Норов. – Св. Пантений, некогда стоический философ и обратившийся в христианство, был преемником учеников св. Марка в Александрии. Этот самый Пантений проник в дальние пределы Эфиопии для распространения слова Христова»⁸⁴⁶.

Из Александрии вышли такие выдающиеся церковные деятели, как Климент (конец II – начало III в.), Ориген (ок. 185–253), Афанасий (293–373), Кирилл (1–445). «Школа Александрийская, – продолжает Норов, – была управляема избранными мужами, каковы Климент, прозванный Александрийским, Ориген, светозарный слепец Дидим <...>, Афанасий, Кирилл и другие»⁸⁴⁷.

Русские паломники, посещавшие этот знаменитый город, находили пристанище в монастыре св. Саввы Освященного, при котором находилась и резиденция патриархов Александрийских. В 1704 году здесь радушно были приняты гости из России – иеромонахи Макарий и Селиверст, насельники «монастыря Всемилостивого Спаса Новгородка Северского». «Пришли до Александрии месяца июня 27-го дня, – повествуют российские пилигримы. – А во дворе Святейшего патриарха церковь святого Саввы Освященного великая, по правой стороне придел святого великомученика Георгия Победоносца, по левой стороне – святой великомученицы Екатерины придел»⁸⁴⁸.

Интересно замечание российских паломников о той реликвии, которая сохранилась в этом храме. «В приделе святой великомученицы Екатерины есть стол- пик невеликий мармуровый белый, до которого каме- ня главу втято великомученице Екатерине. Еще же и доныне есть многим видети на столпику святой великомученицы кровь, и тут вернии кланяются и целуют тот столпик», – пишут иноки⁸⁴⁹, добавляя при этом: «Так же и нам Бог сподобил видети кровь святой великомученицы Екатерины и знаменоватися»⁸⁵⁰.

Можно было бы предположить, что подробные сведения об этой обители приведет в своих записках А. С. Норов. Однако он ограничивается кратким замечанием: «Скромный греческий монастырь во имя св. Саввы заменяет теперь знаменитую патриаршую церковь Александрийскую»⁸⁵¹. При этом русский путешественник с сожалением отмечает: «Я не мог там быть по причине чумы, которая обнаружилась в стенах этого монастыря»⁸⁵².

Большое место истории этой обители уделил на страницах своих книг архимандрит Порфирий (Успенский). В первый раз он посетил эту обитель в 1845 году. В дневнике под 30 января он привел план монастырской церкви св. Саввы, а также отметил, что «возле монастыря св. Саввы находится больница для православных. Она состоит из двух отдельных домов, в два этажа каждый. В первом вверху пять комнат для больных; во втором шесть-семь комнат; внизу помещаются бедные. При больнице есть большие дворы с огородами и сад»⁸⁵³.

Во время своего второго пребывания в Александрии о. Порфирий уделил обители св. Саввы гораздо больше внимания. «Монастырь св. Саввы, который я мельком видел в первое путешествие мое по Египту, обозрен был мною сегодня подробно», – записал русский автор в своем дневнике 29 марта 1850 года⁸⁵⁴. Во-первых, о. Порфирий указывает на местоположение этого монастыря: «Он находится в конце Александрии, напротив так называемых игл (обелисков) царицы Клеопатры у новой пристани, в недальнем расстоянии от них. Из окон его видны эти гранитные и узорчатые иглы, синее море и остров Фарос со старинною зубчатою крепостью»⁸⁵⁵.

Подробно описав внутреннее устройство обители, о. Порфирий отмечает, что в храме «сохраняются частицы мощей св. Василия Великого, св. Иакова и св. Марины»⁸⁵⁶. Особое внимание русский паломник уделил местной святыне – это камень, на котором была усечена честная глава св. Екатерины. «В приделе царственной великомученицы стоит беломраморный налой чет- вероугольный, иссеченный из цельного куска с колоннами по углам и с четвероконечными крестами на трех лицевых сторонах его. Вверху есть круглое углубление для водружения креста или толстой свечи. <...> Впоследствии его обделали в таком виде, в каком он теперь находится. Христиане лобызают его с благоговением»⁸⁵⁷.

Архимандриту Порфирию довелось отслужить литургию в монастырской церкви св. Саввы – это было 2 апреля 1850 года. «В ней было много православного народа, – пишет о. Порфирий. – Даже копты, армяне и сириане приходили видеть священнодействие мое и слушать наше церковное пение. Небесный Вертоградарь да привьет эти отломившиеся ветви к плодоносной маслине, к Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви!»⁸⁵⁸.

О. Порфирии сообщает своим читателям о своем посещении новой церкви, которая была заложена в 1847 году «самим патриархом Иерофеем, при многочисленном стечении народа и в присутствии российского генерального консула Г. Фока»⁸⁵⁹. Отметив, что «нет средств к окончанию храма», о. Порфирий продолжает: «Очи всех обращены к России. Подумывают послать в Москву архиерея за сбором милостыни. В Египте со времени Александрийского патриарха Паисия, пользовавшегося богатыми щедротами царя Алексия Михайловича, памятно благочестивое усердие русских, с каким они всегда готовы помогать угнетенному православию на Востоке»⁸⁶⁰.

Весной 1909 года Александрию посетил Б. А. Тураев. Он давно хотел побывать в Египте – «в стране святых Пахомия, Антония и Афанасия Великих». Особенно его интересовала Александрия – «град св. Афанасия». Русский путешественник нанес визит в Александрийскую Патриархию, которая «оказалась известным монастырем св. Саввы Освященного». С тех пор, как здесь побывал о. Порфирий, Александрия сильно разрослась; по словам Б. А. Тураева, «тогда обитель была за городом, едва ли не в пустыне, среди фиников; теперь же среди европейских оживленных улиц»⁸⁶¹.

К началу XX в. здесь уже была открыта типография. Тураев присутствовал в греческом храме за богослужением в Великий понедельник на всенощной, «которая у греков называется «Последование Жениха». В заметках Б. А. Тураева, посвященных церковной жизни Александрии, можно найти описание греческого богослужения от Великого понедельника до Великой пятницы включительно⁸⁶².

В отличие от удаленной Синайской обители, монастырь св. Саввы Освященного посещался русскими паломниками гораздо чаще. Один из таких визитов состоялся в 1984 году, когда в Египет прибыла из Иерусалима небольшая паломническая группа монахинь Горненского русского монастыря. «В Александрии у собора в честь Благовещения Пресвятой Богородицы нас встретил епископ Нил (Александрийский Патриархат), – пишет игумения Феодора. – По приглашению преосвященного Нила мы осмотрели здание Патриархии и храм во имя преподобного Саввы Освященного. Здесь, в храме, стоит невысокая четырехугольная мраморная колонна, на которой была усечена глава великомученицы Екатерины»⁸⁶³.

Неподалеку от храма св. Саввы Освященного находится коптский монастырь святого апостола и евангелиста Марка. Главный храм монастыря стоит на месте мученической кончины и погребения святого апостола. «Коптская церковь в Александрии еще древнее греческой, она посвящена св. евангелисту Марку», – подчеркивал А. С. Норов⁸⁶⁴.

Подробные сведения об этом храме содержатся в записках архимандрита Порфирия. Здесь о. Порфирий бывал дважды- в 1845 и 1850 гг. Во время своего первого посещения этого храма русский автор в своем дневнике уделил место его описанию. «Генваря 31. Утром обозревал церковь коптов во имя евангелиста Марка», – так начинает о. Порфирий описание этого храма⁸⁶⁵. «В правом приделе копты показывают гроб евангелиста у восточной стены алтарной. Гроб состоит из четырех беломраморных досок. На нем нет никаких украшений и письмен. Копты знают, что в гробе нет мощей и что они увезены»⁸⁶⁶.

Здесь речь идет о том, что в 811 году мощи св. Марка были перенесены в Венецию, вследствие чего св. Марк был объявлен покровителем этого города. (Во время восстания 1848 г. против Австрии венецианцы объявили свой город независимой республикой св. Марка.)

Вот еще несколько строк, посвященных коптской церкви св. Марка в Александрии: «В сей церкви, направо, находится подземельная усыпальница коптских архиереев. Копты говорят, что там похоронены семьдесят три архиерея. – Вместо иконостаса – узорчатая перегородка без пилястров, без колонн. По правую и левую сторону царских врат два малые четвероуголь- ные задвижные окошка для пропуска света в алтарь. Иконы поставлены весьма высоко; их очень мало, и те – старой живописи. Церковь мала и убога. По виду и архитектуре – новейшего произведения. Но около нее валяются мраморные и гранитные колонны»⁸⁶⁷.

Осенью 1960 года, во время паломнической поездки на Восток, Святейший патриарх Московский и всея Руси Алексий I и его спутники посетили этот храм. Здесь они приложились к святыне – главе св. апостола Марка и «вместе с братьями-коптами вознесли совместную молитву о соединении святых Божиих Церквей»¹. А еще через тридцать с лишним лет – осенью 1991 года – коптский собор св. апостола Марка посетил Святейший патриарх Алексий II. Здесь ему вынесли для поклонения частицу мощей св. апостола Марка⁸⁶⁸.

* *

Духовные связи России и Египта не прерывались на протяжении столетий. Русские паломники, поклонявшиеся христианским святыням близ берегов Нила, всегда помнили о своей родине, и об этом хорошо сказал А. С. Норов. Осматривая в Александрии «колонну Помпееву», стоявшую на краю пустыни и мертвого озера Мареотийского, он сделал в своем дневнике такую запись: «Я невольно сравнил это запустение с тем торжеством, которого я был так недавно свидетелем, когда на берегах Невы подобный колосс, но еще более величественный, воздвигся в память Александру Благословенному»⁸⁶⁹.

Примечательно, что именно в этот торжественный день, когда на Дворцовой площади был воздвигнут Александрийский столп, русский писатель отправился из Петербурга на поклонение христианским святыням Египта. Созерцая это величественное зрелище, А. С. Норов сложил четверостишье, и эти бесхитростные строки могут завершить данное повествование. «Прощание мое с родиной обратилось к кресту и Ангелу этой колонны, – пишет Норов, – и я невольно произнес четыре стиха, которые доверил тогда только своему дорожному портфелю:

Сей Ангел и хоругвь Мессии Меня в тот путь благословят,

Куда кресты родной России С высот святых церквей глядят»⁸⁷⁰.