Слова и речи

И состав, и происхождение настоящего сборника определились совершенно случайно. Он является ответом на настойчивые просьбы благосклонных слушателей, пожелавших видеть мое устное слово в печати, в отдельно изданном сборнике. Но, к сожалению, те проповеди, которые показались моим слушателям наиболее задушевными, а потому были и наиболее удачными по своему воздействию на аудиторию, не вошли в состав этого сборника. И это по той простой причине, что у меня не было времени их записать. По особым условиям моего служебного положения я призван проповедовать почти ежедневно, а в воскресные и праздничные дни количество произнесенных за день проповедей иногда возрастает до 4 и 5. При постоянной текучести наплывающих и сменяющих друг друга новых образов, конечно, создается очень неблагоприятное условие для. того, чтобы сказанное раз словно удержалось в памяти и сознании в своей первоначальной форме, дабы быть восстановленным потом «во время благоприятное».

Поэтому состав настоящего сборника пришлось ограничить прежде всего теми проповедями, которые были произнесены по официальному назначению и подлежали предварительной цензуре епархиальной власти, куда они представлялись по необходимости в записанном виде, а потом теми, которые удалось восстановить по случайным записям некоторых моих благосклонных слушателей. Так как при этом большая часть проповедей восстановлялась по записям во время печатания самого сборника, то поэтому в размещении их отсутствовала какая-либо система и оно имело совершенно случайный характер.

Пусть указанные условия происхождения настоящего сборника хоть несколько оправдают перед судом читателей и смелость издания его, и часть тех недостатков, которые, несомненно, будут замечены в этих слабых опытах, моего проповеднического слова.

Протоиерей Петр Миртов.

Петроград, Обводный, 116.

1914. XII.. 16.

(Речь, произнесенная по прочтении Высочайшего Манифеста о войне с Германией перед молебном на Варшавском вокзале в Петрограде 20-го июля 1914 г.).

«Господи сил, с нами буди».

Точно взмывшая внезапно на ясном небе туча и вдруг, среди тихого летнего дня, раздавшийся из неё удар грома – прозвучала для всех нас неожиданно весть боевая, так нарушившая спокойное течение нашей мирной обывательской жизни. И знаменательно, что эта грозная весть о войне объявляется нам в день гремящего пророка Божия Илии, грозного обличителя неправд человеческих.

Мы выслушали сейчас и Державное, Царское слово о ней. Царь изрёк его вслух всего русского народа... В нём, как отец детям, поведал Он всем своим верноподданным, что для Русской земли настал «грозный час испытанья», и что «Россия, поднявшись, как один человек, должна отразить дерзкий натиск врага». И разнесётся теперь эта весть боевая по всей Руси святой от края и до края... И то, что в художественном озарении своём как бы провидел некогда наш отечественный поэт, сбудется, да и сбывается уже на наших глазах. «Славянские ручьи сливаются в русском море»... И оно, неиссякаемое, родит одну за другой волны народного одушевления и героического подъёма. И покорная призыву Своего Монарха Русская Земля, раскинувшаяся на необъятное пространство, «от Перми до Тавриды, от Финских хладных скал до пламенной Колхиды, от потрясенного Кремля до стен недвижного Китая, стальной щетиною сверкая» встает уже с величавым достоинством и готовностью идти на дерзкого врага. Как вспугнутая, как раненая орлица с тревожным клекотом и гневным криком вьётся над своим гнездом, готовая защищать его своей грудью до последней капли крови, так и наша матушка Русь с болью в сердца, с тревогою в душе, но в то же время с глубоким сознанием своего долга отдаёт на защиту родной земли все свои силы, всю свою мощь. И шлёт она своих родных сынов в ту, по словам Государя, «единородную, единодушную, крепкую, как стена гранитная, армию», которую Он – Державный Вождь и Хозяин русской земли – Сам же и «благословил сегодня на труд ратный».

Мы все сознаем, что грядущая война таит в себе много тяжких испытаний, что она потребует от страны напряженья всех её сил. Но великим утешением и ободрением «в грозный сей час» да послужить для нас обетование, что «не в сим Бог, а в правде», что «на начинающего Бог».

Не мы начали войну. Не мы первые обнажили меч. И, принимая брошенный нам вызов, мы одушевляемся не преступной алчностью новых завоеваний, не жаждой суетной славы, но ревностью о попранной врагами нашими правде. Как нечестивый Ахав и беззаконная Иезавель во дни пророка Божия Илии посягнули на соседний с их владениями виноградник бедняка Навуфея и, убив его, отняли это «наследие отцов его» (3Цар.21:3), – так и вероломная Австро-Венгрия, нарушив правду международных отношений, надругавшись над законами Божескими и человеческими, с ничем не оправдываемой дерзостью, простерла руку свою на маленькую соседнюю Сербию и хотела лишить её политической независимости – этого дорогого для славянской страны отеческого достояния и исторического наследства. И Русь Св., поднимая сначала свой голос на защиту попираемой Австрией правды, а потом и меч на оборону пределов своих от вторжения в них коварной Германии, выступает поистине в духе и силе Илии, не только обличившего беззаконников, но предсказавшего им грозную погибель, позорный конец.

Будем верить, что не случайно знаменательное совпадете настоящих переживаний с священно-историческими, библейскими воспоминаниями нынешнего дня. В туман неизвестного будущего, в загадочную темь грядущих событий не бросается ли этим совпадением луч для нас светлой и отрадной надежды? Не предрешается ли здесь пророчески и самый конец кровавой драмы, для нас радостный, победный, а для врага нашего позорный и постыдный? Не об этом ли и будем мы возносить сейчас свою молитву, собравшись здесь в таком множестве?!

Неложно слово Господа: «взявшие меч мечом и погибнуть». (Мф.26:52). Уже из поднявшегося повсюду народного воодушевления видно, что направленный на нас удар будет отражен с честью, достойною великого народа. Будем надеяться, что неприятельский меч, с такой самоуверенной дерзостью извлекаемый врагом из ножен, разобьется о твердыню русского патриотизма, вспыхнувшего повсюду с таким ярким блеском, с такой захватывающей силой. Как железо, как сталь, ударяясь о твердый, неподатливый гранит, извлекает из него целый сноп, целый фонтан искрящихся фейерверком огненных брызг, так и жестокий удар врага не сокрушить нашей крепости, а лишь еще более воспламенить богатырскую грудь нашего Ильи Муромца непобедимой любовью к Царю и родине.

Трогательно было наблюдать эту любовь и это единение Царя с народом сегодня, перед Зимним дворцом, на площади, буквально залитой притекшими сюда со всех концов столицы народными потоками... При полном почти отсутствии полиции, громада в несколько сот тысяч человек стояла стена стеной и сохраняла образцовый порядок. Чувствовалось, что эту многотысячную толпу, слившуюся в общем настроении, как монолит, сдерживает не внешняя сила, но какая-то внутренняя узда, какое-то особое, могучее одушевление, подчиняясь которому, народ терпеливо выстоял более трех часов, выжидая появления Государя. И в груди закипало непобедимое чувство мужества и отваги от сознания, что это море голов есть в то же время и безбрежное море народной любви и преданности своему Государю... И когда Он, как долго жданное красное солнышко, показался, наконец, на балконе, когда все узрели Его светлое лицо, на которое наша общерусская скорбь успела уже положить свою печать,– о, что тогда произошло?! Возможно ли это описать и высказать человеческим словом?! Точно могучий ураган ударил вдруг в самую грудь этого народного моря, коснулся его бездонных глубин, всколыхнул их и пронесся бурным рокотом клокочущих волн... А когда Государь, в ответ на народную ласку, склонил перед ней свою венценосную голову, как бы весь охваченный могучей стихией народного восторга и любви, – то всплески этого моря достигли высшей своей силы. Они как бы хотели допрянут до самого подножия балкона, до Царственных стоп обожаемого Монарха... И весь народ, в порыве благоговения, точно нива, от сильного ветра пригнувшаяся до самого корня, преклонился пред своим Государем и коленопреклоненный долго, долго стоял на земле, с умиленным восторгом взирая и приветствуя своего «Надежу Царя».

Сохраним же это настроение навсегда. Станем вокруг престола плечо-в-плечо и соединимся в тесную братскую семью. Пусть в каждом из нас Царь найдет верноподданного, готового положить за Него живот свой.

Россия всегда сильна была своей верой в Бога, своей горячей народной молитвой и единением со своими Государями. Достаточно сделать самый беглый обзор нашей отечественной истории, чтобы видеть, как действительно «крепка была молящихся рука», как сильна была Русь, когда она объединялась вокруг своих вековых, заветных, исторических святынь.

Вспомним наших отечественных героев. Вспомним, как Димитрий Донской, с благословением преп. Сергия, пошел на брань с татарами, и на Куликовом поле поразил «полки чужих» (Евр.11:34)... Вспомним, как Иоанн 3 объединил вокруг себя русский народ, раньше разъедаемый междоусобиями князей, и окончательно сверг татарское иго. Вспомним Минина и Пожарского. Вспомним Отечественную годину. Вспомним подвизавшихся за родину не только ратным делом, но и подвигом поста и молитвы св. бл. князей, святителей и всех отечественных угодников наших! Вспомним «Солнце Земли Русской» – св. бл. вел. кн. Александра Невского, своим державным именем как бы приосенившего нашу северную столицу. Вспомним его ратные доблести и победу над немцами.

Эти великие воспоминания о «стоятелях» и молитвенниках земли русской обязывают и нас хранить достоинство родины, полагая за нее живот свой. И особенно в настоящую ответственную минуту они налагают на нас священный долг, который с такой красотой и силой выражен апостольским чтением предстоящего молебствия. «Посему и мы, имея вокруг себя такое облако свидетелей, свергнем с себя всякое бремя и запинающий нас грех, и с терпением будем проходить предлежащий нам подвинь, взирая на начальника веры и совершителя Иисуса». (Евр.12:1–2). И Бог не посрамить нашего упованья, нашей надежды: Он будет с нами, – ибо Бог «гордым противится, смиренным же дает благодать».

«Господи сил, с нами буди, иного-бо разве Тебе помощника в скорбех не имамы, Господи сил, помилуй нас». Аминь.

(Слово, произнесенное в Воскресенском храме, что на крови, 9-го сентября 1911 г., во время богослужения, совершенного членами Святейшего Синода, в день погребения П. А. Столыпина).

«Нет больше той любви, как если кто положить душу свою за друзей своих» (Ин.15:13).

Снова русская земля обагрилась безвинно пролитой и для нас теперь священной кровью. И то жгучее чувство общественной скорби, которое охватило всю страну в виду понесенной нами великой государственной утраты и которое так молитвенно объединяет нас сейчас в этом храме, являющемся живым памятником другой, еще более для нас драгоценной и священно исторической крови – Помазанника Божия, пролитой тоже за русский народ, – это горестное чувство властно влечет нашу встревоженную мысль к тому, что сейчас, в эти минуты, совершается в далеком от нас древле-стольном Киеве. Там, где когда-то началось наше историческое бытие, как народа русского, православного, где христианская вера впервые влилась в русло нашей государственной жизни, как новая, могучая, мирообразовательная стихия, и где волны седого Днепра, ударяясь о высокий берег, глухим рокотом своим до сих пор как бы рассказывают нам о том, как чудом Божиим строилась русская земля, – там, в этой «матери городов русских», наша страна, пораженная роковой потерей в самое сердце, хоронить сегодня одного из лучших сынов своих, так много давшего для её исторического благоустроения. Там, под сенью нашей древнерусской заветной святыни, святой обители Печерской, раскрылась новая историческая могила, дабы принять в свои холодные объятия новую жертву до конца исполненного христианского и государственного долга. Там нашел для себя место вечного упокоения не знавший покоя в работе великий строитель нашей государственной мощи, незабвенный П. А. Столыпин.

И склонилась в немом отчаянии вся благоразумно мыслящая Россия над этой новой холодной могилой. И потоками горячих слез провожает сейчас туда, в её тёмные недра, свою надежду и славу. Не иначе, как с обнаженной головой, отселе будет стоять перед этой могилой православный русский народ, и имя павшего героя, как первого и верного слуги Государева, сделается народным: оно останется навсегда достоянием нашей благодарной памяти и молитвы.

Говорить ли здесь о том, что в лице почившего П. А. Столыпина мы потеряли человека с большим государственным разумом, с широким размахом чисто русской отваги и мощи?! Уже теперь, сквозь туман набегающих слез, мы видим, в какую величественную историческую фигуру вырастаешь его незаурядная личность. В лице его действительно у кормила власти стояла благородная и мощная сила, обаятельная искренность, христианская честность и честь. Беззаветно любя родину, он бестрепетно стоял на страже её исторической славы, всемерно оберегая её от злодейских покушений на её благополучие и исторически рост. Здесь он был в буквальном смысле рыцарем без страха и упрека. Для него, как государственного деятеля, воспитанного на великих заветах христианства, этой религии Креста, не было страха там, «идеже не бе страх». (Пс.13:5). И его историческое «не запугаете» не осталось лишь одним красивыми и разительным жестом. Это был твердый, спокойный, величественный в своей простоте и вдумчивый ответ, брошенный им недоумкам политической мысли. Этот ответ вытекал из целостного настроена, которым жил покойный. Мужественный и бесстрашный борец за благо России, он имели один только страх – страх Божий. Объятый им, он приступал к своей государственной работе действительно «со страхом Божиим и верою». Бестрепетно глядевший прямо в глаза всегда грозившей ему опасности, он трепетал, как христианин, пред одним лишь неподкупным и страшными Судом Божиим.

Конечно, здесь не место и не время подсчитывать государственный заслуги почившего. Оне сделаются достоянием беспристрастной истории. История произнесет со временем свой нелицеприятный суд над ним и покажет, какой государственный столп сдвинут со своих устоев в лице почившего П. А. Столыпина. Но если не дело служителя церкви производить расценку политических заслуги почившего, то наш долг – отметить в его государственной деятельности те христианские заветы, которыми эта деятельность вдохновлялась и одухотворялась.

Как постройку воздвигаемого дома православный человек привык осенять прикрепленным к вышке крестом, так и государственное строительство почившего от начала и до самого конца проходило под осенением заветов Креста Христова. И в этом смысле вся его жизнь вырастает в целокупный крестный подвиг, построенный на основе того евангельского принципа, который был дан на вечные времена Христом: «Больше сея любве никто же имать, да кто душу свою положит за други своя».

Вот мера живой, деятельной христианской любви! И полноту этой любви прежде всего воплотил в Своём мировом подвиге голгофский Страдалец, принесший Себя в жертву для спасения Mиpa. И этот неповторяемый образ божественного самоотвержения, видимо, всегда предносился, как высочайший идеал, пред сознанием почившего П. А. Столыпина. Вот почему для личной жизни, для личных радостей у него отведен был такой маленький и скромный уголок. Все – и силы, и таланты, и самую жизнь – он нес на алтарь служения родине, а в лице её и ближним своим. И если жизнь делала его подвижником, то смерть облечет теперь его ореолом мученика. И та молитва, которая с жгучею грустью втеснится сейчас в наше сердце, молитва о вечном упокоении раба Божия Петра, за Веру, Царя и Отечество живот свой положившего, эта молитва, как нельзя полнее и лучше, определи его истинное значение его подвига, а также вскрывает и истинные заветы его жизни. Только тот, для которого вера – не отвлеченный логически пункт, а действительный источник живых упований, мог так объяснять свое спокойствие в виду постоянно грозящей опасности смерти, как с чарующей простотой и откровенностью объяснял это П. А. вопрошавшему его иностранцу.

«Каждое утро, когда я просыпаюсь и творю молитву, я смотрю на предстоящий день, как на последний в жизни, и готовлюсь выполнить все свои обязанности, уже устремляя взор в вечность. А вечером, когда я опять возвращаюсь в свою комнату, то говорю себе, что должен благодарить Бога за лишний дарованный мне в жизни день. Это единственное следствие моего постоянного сознания близости смерти, как расплаты за свои убеждения. И порой я ясно чувствую, что должен наступить день, когда замысел убийцы, наконец, удастся».

Так мыслить, так чувствовать, так говорить и, наконец, так жить может только тот, кто верить в более высокие ценности, чем цена собственной жизни. Не здесь ли тайна его героической, истинно-христианской кончины. Пронизанный пулей злодея, он ищет не телесного врача для облегчения своих страданий, а прежде всего в святом таинстве Церкви ищет залога вечной жизни. И просьба о напутствии в загробную жизнь была первой просьбой, которая срывается с его смертельно бледнеющих уст.

И в ту минуту, когда он, истекающий кровью, сам так нуждался в помощи, когда невыносимые страдания невольно должны были приковать все внимание его к себе, его мысль несется к горячо-любимому Государю, Которому он так беззаветно служил. Находясь сам в смертельной опасности, он находит в то же время силы думать и заботиться о безопасности Царя, трогательно ограждая Его св. Крестом. «Передайте Государю, – говорил далее он, – что мне не страшно умереть за Него».

Не в праве ли мы после этого утверждать, что П. А. в буквальном смысле положил свой живот за Веру, Царя и Отечество.

Отечество! О, как он любил его! О, как он хотел пробудить национальное величие и мощь России. И его национализм покоился не на зоологических принципах. Это был тот здоровый русский национализм, который питается высшей зоологией и свои корни имеет в богоносной русской душе, С каким героическим бесстрашием покойный боролся за торжество в жизни этого государственного начала. Он поистине сражался за это «до крове». Забудет ли Русь святая его героический подвиг и его мученическую смерть?

Героизм – ведь это не только великая сила, но и великое сокровище народа.

Героизм из океана безвестности поднимает, возносит человеческое имя на высоту исторического бессмертия. Герои не должны умирать для сознания и истории родного народа. «Память вечная» должна храниться о них и «с похвалами» передаваться грядущим поколениям. Героизм – великое, не умирающее наследие, завещанное потомкам их великими предками. Он вливает в сердце мужество, родит патриотический энтузиазм, воспитывает дух народный, держит его в постоянном напряжении. Вот почему ветхозаветный патриот Иуда Маккавей пред решительной битвой воспоминанием о древних героях старался укрепить дух мужества в своих подвижниках. Вот почему, чем сильнее и развитее народ, тем он дороже ценить заслуги выдающихся общественных деятелей и строить им исторические памятники. Да, подвиги самоотвержения не забываются; на них воспитывается гражданское чувство грядущих поколений.

Как зерно, брошенное в землю, приносить «плод мног», так и героический образ,– мысль, рассказ о котором брошены в молодое раскрывающееся сознание, не останется бесплодным, а зажжет юные сердца жаждой героических подвигов. И мы надеемся, что жизнь оплакиваемого ныне героя таким же дивным и светлым образом войдет в благодарную память народа и в нашу родную историю.

Но мы – христиане. И наши христианские надежды должны простираться гораздо дальше.

«Тому не радуйтесь, что духи вам повинуются, но радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах» (Лк.10:20), сказал Христос Спаситель Своим ученикам.

П. А. Столыпин всем подвигом жизни своей и своим мученическим концом уже внес, вписал свое имя в скрижали исторического бессмертия. Неужели же пред этим именем не откроется и другая книга – книга живота вечного?

Если земная жизнь возложила на его чело терновый венок, то мы будем надеяться, что почивший страдалец не лишен будет и другого венца – венца той небесной славы, который Господь обещал всем любящим Его. А на место павшего героя Промышляющий о судьбах народов Царь царей воздвигнет нового мужа такой же силы и крепости, такого же совета и разума, какими в такой полноте обладал почивший. Убит Столыпин, но не убито то русское дело, за которое он пролил свою кровь. Напротив, эта кровь не только вопиёт «к Небу», – но она явится, как кровь мучеников, семенем, залогом еще боле могучих национальных движений.

И эта христианская надежда пусть умерит нашу скорбь теперь, пусть поставит границы нашему отчаянию, дабы нам, по слову Апостольскому, не уподобиться «неимущим христианского упования». Аминь.

(Речь, произнесенная 27-го апр. 1906 г., в 2 ч. дня, на общественном молебне в зале Петроградского вокзала Варш. ж. д.).

Сегодня вся разноверная, разноплеменная, многоязычная Русь празднует начало своего гражданского совершеннолетия... От пенистых волн Балтики до глубоких вод Тихого океана, от холодного моря Северного до бурного Черного, – вся Русь, как один человек, охвачена сейчас общим настроением благоговейного трепета и ожиданий. Как «небопарные орлы», – употреблю выражение летописца деяний Стоглавого собора, – слетелись отовсюду русские земские люди для устроения порядка в той стране, о которой еще на самой заре её истории, когда только что складывалось наше государственное бытие, было сказано: «земля наша велика и обильна, а порядка в ней мало»...

Народ русский, православный! Чувствуешь ли ты, какой знаменательный момент наступает в твоей жизни?!

Зачинается самобытный период русской истории. Открывается великая книга новых исторических судеб для России... и сюда вписывается первая золотая страница... Да не будет же она кровавой и да благословится на ней имя Господне!..

Долго, как мертвый, неиспользованный капиталу лежала без движения спеленатая, как бы повитая бюрократической опекой, могучая, свободная, самобытная творческая мысль народа русского...

Как подземный поток ищет выхода наружу и, пробив, наконец, толщу земной коры, вырывается на свет Божий кристально-чисты ми, живыми струями, так и сдавленная тисками печального недоразумения народная мысль металась, билась и тревожно искала для себя свободного выхода... И вот теперь он дан. Русский народ призван к новой жизни. С сегодняшнего дня он вступил в возраст гражданственной зрелости. Для него открыть свободный вход в палату государственного разума. Стена, отделявшая царя от народа, рухнула. Русский народ теперь беспрепятственно понесет к державному трону свои боли и нужды. Из сокровищ народного ума, народного сердца, державная власть станет щедро черпать руководящая указания, которыми и будет направляться дальнейшее течете нашей государственной жизни.

Народ должен сознать всю громадную ответственность выпавшей на него задачи. Он приступает к законодательной работе. Он призван сказать новое, народное, мудрое слово, которое вдохнуло бы во все отправления государственной жизни новые силы, осветило бы затаенные уголки её, согнав с царственной ризы нашей дорогой родины все темные пятна.

Некогда с дымящихся вершин Синая Моисей снёс народу еврейскому скрижали Завета с Богоначертанными на них письменами, который и легли потом в основу не только религиозной, но и общественно-бытовой жизни евреев. Дух этих законов не должен никогда вымирать в поток исторического бытия народов. Им должно быть запечатлено всякое законодательное творчество. И потому теперь с вершин народной мысли, народного совета должны блеснуть сияющие той же божественной правдой законы жизни. Только при этом условии они и вольются благодатной, живящей струей в океан наших общественных отношений. Только положив в основу нашего гражданского законодательства дух и правду Божьих законов, снесенных с Синая, мы дадим начало христианскому, законодательному, народному творчеству.

И история поставила не кого-нибудь, а именно нас перед этим гражданским Синаем! Как же нам не почувствовать благоговея к переживаемому моменту, как с трепетом не обнажить перед ним своей головы!

«И сказал Господь Моисею: пойди к народу, объяви и освяти ею сегодня и завтра; пусть вымоют одежды свои, чтобы быть готовыми к третьему дню» (Исх.19:10–11). Так готовился к Синайскому законодательству народ еврейский!

Не должно ли лечь это настроение благоговейного трепета и на наши сердца? Не должны ли и мы к великому делу государственных преобразований приступить «со страхом Божим и верою», с трезвым, вдумчивым настроением и совестью, омытою слезами сокрушения.

Древние православные люди прежде, чем решать тот или другой вопросы общественной важности, назначали трехдневный пост, очищали душу покаянием, оживотворяли свои духовные силы таинством Тела и Крови Господней, – и потом уже, благоговейно настроенные, брались за обсуждение великого государственного дела. Не из пьяных ресторанов, не от жарких застольных речей, не с шумных банкетов, а из храма Божия шли они в цареву палату и несли сюда тихое вдохновение горячей молитвы. Какое-бы святое настроение внесли в стены Государственной Думы и современные законодатели, если бы вошли сюда, обвеянные молитвой! Как бы засияла правда Божия во всех их постановлениях и решениях! Вы только вообразите себе, что стало бы, если бы думать общеземскую думу собрались люди «с Богом в душе», с настроением Радонежского Печальника русской земли или с тихим упованием кроткого, верующего Серафима?!. Здесь, как некогда на Синае, загремел бы тогда неподкупный голос правды Божией, – и общенародная совесть, как молния, осветила бы все извилины и кривизны нашего исторического шествия.

Первая золотая страница, которой начинается новый период нашей истории, нудит мысль к невольному сближению. Вспоминаются начальные строки первой же страницы из Книги книг – св. Библии: «земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, Дух Божий носился над водою»... И этот первобытный хаос, под благодатным дыханием Божией силы, постепенно получал вид правильного, закономерного развитая. Не заставит ли вспомнить об этом первобытном хаосе то множество различных мнений, требованья, взглядов, которые будут несомненно высказаны народными представителями, собравшимися со всех краев России в нашу Государственную Думу? Но пусть же и здесь, над этим хаосом разнообразных мнений, почувствуется животворящее веяние Духа Святого! Пусть благодатная, зиждительная сила Его творчески введет этот широко разлившийся поток – иногда до враждебности противоположных – пожеланий в определенное русло и даст ему закономерное течение! И тогда только народная мысль вольётся в море нашей государственной жизни новой, великой, мирообразующей стихией!

Да не будет же выступление творческих сил народа русского на арену истории разрушительным наводнением, которое ломает виноградники, закидывает песком цветущие поля и пастбища, оставляя всюду по себе картины страшного опустошения... Нет! Пусть народная дума широкой, плавной рекой тихо обтекает берега русской жизни, везде пробуждая к деятельности новые, свежие силы. И тогда только зацветет правдой и миром родная страна.

Господи! Сотвори же Себе и нам – «люди избранны, ревнители добрым делом». (Тит.2:14). Аминь.

(Слово, произнесенное в Казанском соборе, 14 мая 1911 г., в день Коронации Их Императорских Величеств, за служением членов Св. Синода).

В один из самых важных тайнодейственных моментов литургии, когда верующие должны отложить «всякое житейское попечение», когда величие совершаемой тайны невольно налагает на наши уста печать благоговейного молчания, и когда сама Церковь поет: «да молчит всякая плоть человеча и да стоит со страхом и трепетом и ничтоже земное в себе да помышляет: Царь бо царствующих и Господь господствующих приходит заклатися», – в эти священный минуты, возводящая ум наш горе, служитель алтаря от лица Церкви молится к Богу: «Помяни, Господи, благоверного и христолюбивого Государя нашею, Императора и Самодержца Всероссийского, его же оправдал еси царствовати на земли: оружием истины, оружием благоволения венчай его, осени над главою его в день брани, укрепи его мышцу, возвыси его десницу, удержави его царство, покори ему вся варварския языки, брани хотящия; даруй ему глубокий и неотъемлемый мир, возглаголи в сердце его благая о Церкви Твоей и всех людех Твоих, да в тишине его тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте».

Знаменательна эта таинственная молитва за царя земного, повергаемая пред престолом Царя небесного в самую священную минуту тайнодействия, когда верующая мысль, отрешенная от житейских попечений, должна особенно воскрилиться и, оторвавшись от земли, высокими порывами воспарить к небу! Не устанавливается ли этой молитвой священная, мистическая связь между властью земной и властью небесной? Не обручается ли здесь власть земная с заветами царства небесного? Не указывается ли ей действительный источник государственной мощи и силы, раздвигающей в бесконечность самую идеологию государственного строительства, задачи и цели которого, во всяком случае, не исчерпываются одними лишь житейскими попечениями? Ведь если Церковь, не нарушая общей гармоней молитвенных настроений, пробуждаемых священным моментом тайнодействия, находит уместным молиться в это время за царя, за его державу, – то, очевидно, идейный замысел государственной власти выше и шире, чем та материальная цивилизация, стремление к которой движет и заправляет политической жизнью современных народов. Пусть народ языческий тщится утверждать везде свою гражданскую доблесть и славу. Пусть всемерное владычество – его единственный и конечный идеал. Пусть главную мечту, которой одушевляется его политическая жизнь, он полагает в том, чтобы «его рука лежала на хребте врагов». Но одни эти задачи не могут покрыть собою государственной идеологии христианской страны. Народ христианский в основу своей даже политической жизни должен класть другие начала. Он должен помнить, что мы призваны утверждать на. земле не свою, но Божью славу, и что только лишь в ореоле этой лучезарной божественной славы «праведник яко феникс процветет и яко кедр в Ливане умножится», – что в безграничном океана Божьей славы не затеряется, не потонет ни одно имя, ни одна капля человеческого бытия, если только на ней есть отражение этой славы.

Так вся мировая жизнь и человеческая история со всеми их установлениями и порядками npиобретают единственно возможный для них смысл – религиозный, вне которого все суета и томление духа; вне которого даже могучие порывы человеческого духа создают только беспорядочный хаос мысли и жизни, куда внести начало гармонии и порядка может одна лишь зиждительная сила Духа Святого.

Определяя ценность идейных стремлений, захватывающих собою нравственное чувство и волю как отдельных лиц, так и целых общественных групп – до государства включительно, – Христос Спаситель однажды сказал: «какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредить» (Мф.16:26).

Вопрос о пользе в наш деловой практически2 век самый модный вопрос. Он занимает и волнует современное общество от самых верхних слоев его до самых глубоких низов народной толщи. Но, к сожалению, этот вопрос представителями не только государственной, но и церковной власти решается иногда в узких рамках совершенно безверного миросозерцания или, в лучшем смысле, в ущерб вечными идеалам жизни, как это и случилось на нашем церковном католическом Западе.

Не так этот вопрос был решен на берегах Галилейского озера, этой священной родине нашей веры, – откуда простодушные рыбари, оставивши свои мрежи, пошли во все концы вселенной и закинули Евангельскую сеть для новой ловитвы. И мы знаем, какое организованное противодействие, какую враждебную силу встретили они в лице современных им державных представителей царственной власти, которые не склонили ещё своей венценосной главы пред животворящим крестом, обагренным кровью Божественного Страдальца. Но вот «вера победила царства» (Евр.11:33). Меч Божьего Слова сокрушил «ocmpиe меча» языческой власти. И спасительное знамение христианской победы осенило собою трон миродержцев. И с тех пор св. Церковь смиренно слагает к подножию Престола Божия свою таинственную молитву о том, чтобы Своего Помазанника, облеченного во все доспехи власти, Господь «облек и во вся оружия Божия, чтобы венчал его оружием истины и благоволения, чтобы возглаголал в сердце его благая о Церкви Своей».

Такими образом, этой молитвой не только освящается царская власть, но и указывается, что начало, из которого родится она, надо искать не внизу, не под ногами, не в источниках народовластия, но выше, вверху, у Того Царя царей, что «сидит на престоле высоцем и превознесенными» и о Котором сказано: «владеет Вышний царством человеческим и, ему же хощет, даст е» (Дан.4:14:22:29), и что «Им Царие царствуют и сильнии пишут правду» (Притч.6:15, Прем.6:3).

Но если уже одной этой молитвой закладывается в душу верующего твердая, хотя бы и мистическая, основа для самого благожелательного и даже благоговейного отношения к царственной власти, – то сколько живых, реальных впечатлений, в одно и то же время и поднимающих, и умиляющих до слез православно-русское сердце, дает величественная картина того священного события, воспоминайте о котором собрало нас сегодня под сень этого Божьего храма.

Пятнадцать лет тому назад, в самом сердце России, в Москве Белокаменной, среди православных древнерусских святынь седого и для нас священного Кремля воссевший на свой прародительский престол и восприявший бармы Мономаха возлюбленный Монарх наш, как Божий раб и слуга, смиренно склонил пред алтарем Божиим свое венценосное чело, дабы восприять помазание на царство. Являясь сам источником силы и всякой власти земной, – Он притек к источнику благодати, дабы почерпнуть здесь к правлению и правосудно силу и премудрость и дабы управить достояние Божие на тот путь истины и правды, который приводить не только к благам жизни временной, но и вечной.

Благословен грядый во имя Господне, Царь и Самодержец Всероссийский! В Тебе Церковь Христова приобрела себе царственного сына, верного и покорного священным заветам её. И с высоты благодатного настроения, на какую возводит Помазанника Божия священный акт помазания, как ширится наш исторический горизонт, какими ясными, при всей своей безграничности, делаются те исторические дали, которые открываются пред верующими царственным взором. И как спокойны могут быть православные люди за судьбы своего родного русского народа, видя, что православная вера, это священное наследье наше от дней древних, сияет, как самый драгоценный камень в короне русских Монархов. Увенчав крестом свою корону, возложив вместе с порфирой на свои царственные рамена бремя забот о том, чтобы быть стражем Божьего достояния, наш венценосный Помазанник Божий, верный заветам Господа, действительно, прежде всего, и стал «на божественной страже», оберегая главное сокровище души народной – её живую, творящую веру.

Какая польза народу, если он приобретёт весь мир, но утратить или исказить свой национальный облик, свою веру и совесть? Не случилось ли это с древним Римом? Он npиoбрел почти весь мир, но утратил свои нравственные доблести. То же самое произойдет и с христианской страной, если она в погоне за царством материальной сытости и довольства пренебрежет водвореньем Царства Божья и правды его. Православная вера не враждебна обогащение страны, развитие её торговли и расцвету промышленности. Но если сердце и голова великого народа всецело преданы материальным интересам; если умноженье богатства рассматривается, как самоцель, а не как следствие пробужденных в народе нравственно-творческих сил, – и в то же время дело Христово, Его Церковь святая – остаются в небрежении, – то страшным приговором прозвучит над страной слово Спасителя: «какая польза народу, если он приобретёт весь мир, но Бога потеряет и исказить образ богоносной души своей».

Но этого опасения не может быть для православно-русских людей, пока Русь святая даёт в своей жизни место таким праздниками, как настоящий, и, главное, пока православная вера венчает коронованную главу Помазанника Божия. Поэтому, какими чувством нравственного удовлетворения должно наполняться сердце каждого православно-русского человека при виде того, как свято хранить в себе и как твердо охраняет Православие наш Державный Монарх, полагая в нём залог силы и жизни своего народа.

Передают, что некогда царственная повелительница Англии на запрос негритянского владетеля, пожелавшего узнать причину величия этой страны, послала ему Библию с надписью: Слово Божие составляет тайну величия Англии.

Но слово Божие не должно быть мертвой буквой, мертвыми, бескровными письменами. Буква мертвит, дух животворит.

Как растение нельзя отделить от почвы без опасения лишить его соков и жизни, так и слово Божие, без ущерба для чистоты и широты его понимания, нельзя оторвать от вселенского, католического предания, на почве которого из его семян только и может произрастать плодоносная нива. Слово Божие, подобно зерну в доброй, согретой солнцем почве, во всей полноте и беспримесной чистоте раскрывает таящуюся в нем благодатную силу лишь в недрах Церкви православной. Наша вина, что мы, стоя у чистого родника неповрежденной апостольской веры, не поим ею в достаточной мере жаждущую живой воды народную душу, превращая часто её в безводную, неорошенную пустыню. Но если бы нас спросили, в чем залог хотя бы будущего величия нашей Родины, мы бы с силой непреклонного убеждения могли указать на нашу православную веру.

Что это не беспочвенное утверждение, а непреложный факт, мы сошлемся на свидетельство беспристрастной истории, которая устами одного из ученейших и объективнейших представителей исторической науки говорит: «Православие могущественно содействовало у нас утверждению единовластия и самодержавия. Предположим, что вместо православия в России быль бы католицизм. Конечно, историки не имеет права толковать о том, что бы из этого произошло; но он имеет право сказать, что могли бы произойти такие явления, которыми помешало одно только православие, а именно, только одно православие помешало Владиславу стать царем в 1612 году и ополячить Московское государство; но кто же решится сказать, что было бы лучше, если бы восточная Европа представляла сплошную Польшу? Православие отняло Малороссию у Польши и дорушило последнюю, собравши всю восточную Европу в одно целое под именем Россия: неужели мы будем сетовать на православие? Относительно настоящего я спрошу у тех, которые не признают никакой религии, но уважают католицизм за его великую роль, будто бы, историческую и презирают православие за то, что оно этой роли не играло, – я спрошу у этих господь: вы не верите ни во что, громко признаетесь в этом, круглый год не заглядываете в церковь, – и кто вас за это тревожить? Знаете ли вы вашего приходского священника, и знает ли вас этот священник? Вы совершенно свободны и этой свободой обязаны православию, ибо католический священник не позволил бы вам так свободно вольнодумничать, так спокойно презирать его: в нем имели бы вы самого злого врага, доносчика, который или запрятал бы вас в недоброе место, или бы заставил ходить к себе в церковь и на исповедь. Но самое важное и благодетельное значение православие должно, по моему мнению, иметь для будущности народов, его исповедующих. Мы видим, что протестантизм многих не удовлетворяет; достаточно факта, всем известного: движение от протестантизма между англичанами, народом самым практическим, умеющим более других народов остановиться на средине, избежать крайностей, – всего лучше доказывает, что протестантизм неудовлетворителен. С другой стороны, католицизм, не говоря об исторической и догматической неправде, становится, как видим, постоянно на дороге движения народа вперед, никак не может ужиться с новыми потребностями народов. Что же касается православия, – то, во 1-х, оно не имеет того характера без авторитетности, которым протестантизм именно многих не удовлетворяет; с другой стороны, чуждое неправды папизма, православие может быть везде народною формою религиозного исповедания и нисколько нигде не стеснить народных движений» (С. М. Соловьев. Вести. Евр. 1907 г. Март).

Этими словами нашего родного, великого историка мы и закончим наше посильное слово. Величие православия доказывается историческим опытом. И если кого не может склонить к признанно сего непосредственное чувство божественной красоты православия, – то пусть к этой истине приведет его верное историческое чутье, если только он им обладает. Для всех же чад Церкви русской наше православие – истина непререкаемая, за которую мы всегда готовы страдать, а умереть за которую должно быть счастьем целой жизни. И в этом сознании каждый православно-русский человек найдет для себя сильное побуждение, особенно в настоящий день, к молитве за Боговенчанного Царя, поставленного на .страже самой дорогой и заветной святыни русского сердца – веры православной.

Великое бремя державных забот легло на его царственный рамена, и мы не в силах даже их перечислить. Потому-то, вероятно, так долго, чуть не до самого утра, и не гаснет огонь в ложнице Царской. Потому-то восходящее солнце и застает часто на ногах, восставшим от сна солнце земли русской – нашего Государя. Но из всех забот самая священная забота его о благе Церкви Христовой.

Пусть же молитва: Господи! сохрани нам Помазанника Твоего на многия лета, – будет горячей и единодушной молитвой всей Руси святой и православной. Аминь.

(Слово в день рождения Государыни Императрицы Александры Феодоровны, произнесенное в Исаакиевском соборе за служением членов Св. Синода).

«Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час её, но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир». (Ин.16:21).

Ныне – день рождения Августейшей супруги нашего Государя. И. по той глубокой исторической связи, какая издавна существует между царственной семьей Монарха и семьей верноподданных ему племен и народов, входящих в составь Русской земли, – настоящий день приобретает значение Всероссийского праздника. И нам кажется, не будет затемнено, не будет ослаблено величие этого торжества, если сегодня с высоты церковного амвона будет предложено слово о жизни, о тех вечных, непреходящих задачах её, который ставятся пред каждым христианским сознанием самым появлением нового человека в мир. К этим общим, основным, но вечно живым и новым вопросам всегда охотно поднимается христианская мысль. Тем более побуждений сделать эти вопросы предметом наших размышлений в день рождения Августейшей Виновницы настоящего праздника.

Рождение везде, даже в области растительно животного царства, является светлыми моментом, так как и здесь оно служит расширением и торжеством вечного начала жизни, источники которого сокрыт в Самом в Боге: ибо Он «начало и конец» всему (Апок.1:8). По Его творческому слову, «начало быть все, что начало быть» (Ин.1:3). Его силой безвидная, неустроенная хаотическая материя получила возможность закономерного развитая. Его велением среди первобытной тьмы, среди до-мирного царства покоя и смерти зародилось первое движение, загорелись первые искорки жизни. И с тех пор это жизнетворное начало, разлитое по вселенной, неустанно и безостановочно бьет из таинственных недр природы, вынося на поверхность её разнообразный формы бытая и жизни. Сколько священного восторга и благоговейного трепета вносится в человеческую душу одним лишь мысленными представлением этого вечно движущегося начала, постоянно рождающего из себя все новые и новые силы, живого, текучего, но всегда себе равного и послушного вложенным в его природу законам. Но какой бедной становится эта картина, если мы сопоставим ее с другой, более величественной и богатой идейным движением картиной, какую дает нам высшая область сознательной, человеческой жизни, где Дух Божий Савла делает Павлом, Египетскую блудницу преподобной женой, и где с такой божественной красотой проявляется Его животворящая сила.

Человек стоить в самом конце длинной цепи творений. Он как бы венчает её. Через него, как через свою вершину, вселенная соприкасается с горним, невидимым миром. Он для неё царь и священник. Это положение обязывает. Оно налагает на него долг быть всегда на высоте своего царственного господства, ибо он призван управлять течением жизни, а не плыть в ней по воле капризного ветра страстей, способных погрузить иногда человека в самую глубь чувственных похотей.

Если таковым должно быть общечеловеческое сознание, то сознание христианское должно отличаться еще большей высотой. Ему всегда должна быть присуща мысль, что, кроме, «бездны небытия», из которой каждую жизнь выносить на свет Божий естественное рождение, есть еще «бездна греха», от которой спасает нас рождение благодатное. «Если кто не родится от воды и Духа, не может войти в царствие Божие» (Ин.3:5). «Рожденное от плоти есть плоть» (Ин.3:6). «А плоть и кровь наследовать царства не могут». (1Кор.26:50) – ибо «мудрование... плотское есть смерть... вражда на Бога». (Рим.8:6–8).

При условии возрождающего действия благодати и естественное рождение, – это, невидимому, незначительное событие, совершающееся в укромных уголках семьи, но предполагающее за собой, как последовательный момент, рождение благодатное, приобретает для верующей совести христианина высший смысл и значение. Оно делает новорожденного не «чадом тела», но «чадом царствия Христова» (мол. оглашения), новым сосудом, готовым к восприятию благодати и созданным «на дела благая, да в них ходим» (Еф.2:10). Вот почему и Спаситель, как-бы желая обосновать радость матери, при виде новорожденного младенца забывающей смертные муки свои, называет это беспомощное и слабое создание полноправным именем человека: «родился человек в мир» (Ин.16:21). Он усвояет матери радость, естественную в положении каждой благополучно родившей женщины. Но мотивы этой радости указываются не обычные, по крайней мере, для той неверующей, не просвещенной христианским сознанием среды, где новорожденного встречают, как предмет забавы или, в лучшем случае, как предмет одной только инстинктивной любви.

Мать-христианка в своих чувствах к рожденному детищу одухотвореннее и выше: для неё он прежде всего новый «человек», посланник Божий, бедующий член святой соборной апостольской Церкви, наследник всех великих обетований, какие даются христианством, храм, готовый для восприятия живущего в нас Духа Святого. С высоты этих соображений является многозначительным день рождения человека уже независимо от суммы того идейного блага, которую внесет в общую мировую сокровищницу его последующая жизнь. Но чем плодоноснее будет эта жизнь, чем шире раздвинется круг её благотворного влияния, – тем больше нравственных побуждений к благодарности Творцу за эту жизнь, тем больше не теоретических уже, а реальных оснований к тому или другому торжеству в честь её.

Ценность и нравственное величие жизни Господь измеряет степенью участия человека в исполнены Божих планов о нём. Христос Спаситель Сам пришел «не нарушить закон, но исполнить» (Mф.5:17). И от Своих последователей Он требует в этом отношении не разрушительной, а творческой, созидательной работы: «иже сотворит и научить, сей велий наречется в царствии небесном» (Mф.5:19). И если о тех, кто, подобно предателю Иуде, вносить в жизнь начало разрушения, расшатывает и ослабляет устои её, а высшие ценности жизни продает за сребреники, Спаситель говорить: лучше было бы этому человеку не родиться (Мф.26:24); если день рождения их ничего не вызывает в душе, кроме горького чувства, то, напротив, день рождения всех, подъявших на себя в жизни крест христианского подвига, крест служения благу ближнего, является днем радости и торжества: «и многие о рождении их возрадуются» (Лк.1:14). И это потому, что здесь жизнь находить посильное осуществление своих высших задач, которые все, при всём их видимом разнообразии, могут быть сведены к одному: «такова есть воля Божия, чтобы мы, делая добро, заграждали' уста невежеству безумных людей, как свободные, не как употребляющее свободу для прикрытия зла, но как рабы Божии». (1Пет.3:15–16); «ибо воля Божия есть освящение наше» (1Фес.4:3).

Возрадуемся же и возблагодарим Бога за то, что эти высшие христианские задачи жизни не чужды нам. Они как бы начертаны на знамени нашего православного веросознания, живой исповедницей которого является и сама Августейшая Виновница настоящего праздника, и вся наша Русь Святая, православная. Аминь.

(Речь, произнесенная в присутствии г. Министра путей сообщения С. В, Рухлова на молебне по случаю 50-летия Северо-3ападных жел. дорог).

«Аз есмь путь» (Ин.14:6).

Сегодня Управление Северо-Западных железных дорог, во главе с высшими представителями Министерства путей сообщения, празднует 50-летие со дня открытия движения по его линиям. Не мне, скромному служителю Церкви, подробно и обстоятельно выяснять пред этим высоким собранием культурное значение настоящего праздника: оно должно быть понятно здесь присутствующим работникам железно-дорожного дела более, чем кому-либо. Это их праздник, это их торжество. Торжество не только научной техники и административного таланта, но вместе торжество свято исполненного служебного долга, торжество любви к своему делу, увенчавшейся успехом, торжество побежденных препятствий. Однако, мы погрешили бы против исторической правды и незаслуженно сузили бы значение праздника, если бы ограничили его исключительно профессиональной средой.

Успех железнодорожного ведомства есть успех всей России.

Не только экономическая, но на ряду с ней вся государственная и общественная жизнь своим развитием, своим расцветом в значительной степени обязана усовершенствованным путям сообщения, побеждающим не одно лишь пространство и время, но вялость и дряблость общественных взаимоотношений. Не даром сеть железных дорог, так густо покрывающих теперь нашу страну, считается как бы жизненной артерией её, по которой из наших центров распределяются культурные и экономические блага по всем, даже далеким окраинами нашей Родины.

И если бы этим только исчерпывалось все значение, весь смысл настоящего торжества, как торжества внешней культуры, то и тогда велика была бы заслуга тех, которые приготовили нам этот праздники, так много потрудившись над созданием быстрых и удобных путей сообщения и так много внеся сюда своего творчества, таланта, а вместе с этим и богатства технических знаний.

Но расценка исторических заслуги железнодорожного ведомства пред Россией своей отправной точкой должна иметь не одни лишь внешнекультурные, экономические итоги. Здесь вполне возможна другая, высшая, нравственная мерка заслуг... Здесь имеет законное право моральный критерий, моральный момент...

Конечно, вся сложная деятельность железнодорожного ведомства содействуете прежде всего материальному обогащению страны, её внешнему прогрессу и росту. Но не только в Евангелии, а и в самой жизни хлопотливая, практическая Марфа и восторженная, полная небесного идеализма Мария остаются родными сестрами. Отложи житейские попечения первая, не было бы, м. б., высокого, неземного настроения второй. Не хлопочи по хозяйству Марфа, может быть, не сидела бы у ног Иисусовых Мария. И нежный упрек Спасителя: «Марфо, Марфо! Печешися и молвиши о мнозе» – осуждает не самую житейскую заботу, а только предпочтение, забвение ради неё высших интересов и целей жизни. Но, поставленное на своем законном месте, «всякое житейское попечение», всякое житейское творчество не только является исполнением воли Божией, заповедующей нам: «шесть дней делай», но и обусловливает собою служение «единому на потребу». И в этом смысле деятельность железно-дорожного ведомства приобретает особенно высокий, идейный вес. Повышая продуктивность и энергию экономических сил страны, она тем самым создает лучшие, благоприятнейшие условия для выполнения Евангельских задач человеческой жизни, даёт средства для более живого христианского взаимообщения, для подъема и роста общественного самосознания, для накопления тех нравственных сокровищ и сил народного духа, которые, воплощаясь в нашу государственную мощь, делают историю, но которые, в противном случае, так непроизводительно расходуются, тратятся на примитивную борьбу за существование, на борьбу с первобытными условиями чуждой каких-либо культурных усовершенствований жизни. К чести нашего Министерства путей сообщения надо сказать, что оно не только косвенно содействует нравственному прогрессу и идейному обогащению нашей страны, а идет к этому и прямыми путями, не замыкаясь в тесный круг своих специальных задач. Такими путями являются все просветительные начинания Министерства путей сообщения, и в числе их, между прочим, железно-дорожные школы. Прокладывая пути сообщения в далекие, нетронутые культурой медвежьи уголки русской земли, Министерство не забывает прокладывать в то же время другие пути непосредственно к народному уму и сердцу, воспитывая в учебных заведениях своего ведомства подрастающие поколения на великих и священных заветах родной веры и истории. Мы знаем также, что при покровительственном отношении главного хозяина ведомства г. Министра на всех дорогах, а на Северо-Западных в особенности, возникают и умножаются в числе трезвенные организации, ставящие перед собою задачу государственная значения – оберегать русскую жизнь от того экономическая и идейная расхищения, какое вносит в неё алкоголизм, сделавшийся за последнее время злом мировым, международным. Такими образом, заведуя путями сообщения, железно-дорожное ведомство не забывает обращать мысль и внимание подчиненного ему служебного персонала к Тому, Кто является единственно истинными Путем для общечеловеческой истории и жизни и Кто открыто исповедали это почти пред лифостротоном римского судилища, сказав: «Аз есмь путь, истина и жизнь». Возблагодарим же Господа Бога за то, что Он почивал Своим благословением на успехах деятельности Министерства путей сообщения и, в частности, Управления Северо-Западных железных дорог за время его полувековой работы, и помолимся о том, чтобы исторический путь великодержавной России в своём направлении никогда не расходился с Евангельскими заветами Христа Жизнодавца, к Которому должны сходиться, в конце концов, все пути человеческой культуры и жизни. Аминь.

(Речь, произнесенная в присутствии высокопреосвященнейшего Владимира, митрополита Петроградского и Ладожского, членов Государственного Совета и Думы и членов «Постоянной комиссии по вопросу об алкоголизме» пред панихидой 31-го марта 1913 г.).

«Помысли о летах прежних родов» (Втор.32:7). «Чти отца... и долголетен будеши» (5 заповедь).

Сегодня «Постоянная комиссия по вопросу об алкоголизме», существующая при «Обществе охранения народного здравия», празднует 15-летие своей научной и просветительной деятельности.

В последующих речах и докладах, вероятно, будут подведены итоги всей её пятнадцатилетней академической работы и будет выяснено значение и общественный смысл настоящего праздника. Мы же сейчас предварим наше торжество молитвенным поминовением тех преждеотшедших братий наших, которые, в качестве членов комиссии, вложили в дело научной разработки вопросов, связанных с алкоголизмом, свой труд, таланты и знания и тем как бы предначали слагающуюся историю нашего юбиляра, явившись, может быть, главными виновниками и настоящего праздника.

Как христианство успехом и широтой распространения христианских идей обязано Голгофским мукам Своего Божественного Основоположника; как оно строило успех своего дела на крови мучеников, так и всякое идейное творчество двигается вперед и созидает свои успехи на самоотвержении и подвигах своих первоначальников. Им оно бывает обязано очень многим, так как первые шаги чаще всего определяют всё направление дальнейшего движения. И это налагает на последующих деятелей священный долг – сохранить навсегда благодарную, молитвенную память о тех, кому приходилось прокладывать первую борозду в общей работе. Если поднимать целину везде не легко, если первая борозда тяжела на всякой рабочей полосе, то особенно это должно сказать в применении к трезвенному движенью, которое на своем пути встречало особенно много препятствий и долгое время не пользовалось даже правом гражданства. Теперь алкоголизм успел вырасти в страшное мировое, международное зло, и на борьбу с собой вызывает все живые охранительный силы каждой страны. Трезвенное движение, охватившее всю Европу, начинает пробивать себе более заметное русло и в нашей русской общественной жизни. К тому же оно началось у нас не вчера только.

Из исторической дали веков неумолчно звучал голос Церкви, призывая всех к подвигу христианского воздержания. И не сухими, мертвыми, отвлеченными сентенциями учила Церковь чад своих этой добродетели. Она выдвигала пред ними целый ряд «зовущих» образов, целый сонм подвижников благочестия, из которых каждый является для нас не только «правилом веры и образом кротости», но и «учителем воздержания». Как верстовые столбы, показывающие дорогу, – эти просиявшие в подвигах угодники Божии украшают собою церковно-исторический путь православно-христианских народов и влекут всех в направлены пройденных ими подвигов.

Но, к сожалению, голос Церкви часто оставался «гласом вопиющего в пустыне». Тем с большей радостью церковные деятели должны приветствовать работу ученой мысли, направленную к борьбе с алкоголизмом. Как ни широка и как ни почтенна практическая деятельность разнообразных трезвенных организаций, – но она очень нуждается в научном обоснованы своих положений, – дабы влияние её на все стороны жизни было более действенным и глубокими и, между прочим, дабы идейный «нажим» на законодательную власть с целью поворота её в сторону трезвенного движения возможен был -не только во имя религиозных идеалов, но и во имя строгих, бесстрастных выводов и требований точной науки.

Когда пред обезумевшим от пьянства и испуга Валтасаром, в самый разгар его пиршества, огненная рука начертала на стене таинственные письмена: «мене, текел, упарсин», то потребовалась мудрость пророка Даниила, дабы прочесть и разгадать скрытый смысл этой непонятной никому надписи.

Таинственная рука жизни, как бесстрастный отметчик всех уклонений человечества от установленных Богом законов и норм, тоже чертить пред нами роковой приговор. Не на мертвой стене, а на живых скрижалях печальной действительности кровавыми цифрами отмечает она итоги разрушительной работы алкоголизма. Но, чтобы понять этот красноречивый язык ужасных цифр, чтобы прочитать эти кровавые иероглифы, нужна особенно зоркая, научная мысль, которая не только всесторонне, с объективным беспристрастием освещает, выясняет вопрос об алкоголизме, но которая, пользуясь статистическими данными, авторитетно и указывает на весь реализм грядущей от него опасности.

Почившие члены комиссии, пред которыми открылась теперь вечная жизнь с её высшими измерениями, постигаемая ими уже не кропотливыми вычислениями и выкладками, а непосредственным созерцанием, – во время своего земного поприща много поработали над решением разных проблем науки и жизни. И, в частности, в общей сокровищнице научных данных и статистических выводов по вопросу об алкоголизме очень большая часть ученого вклада принадлежит им. Пусть же вечная память сохранить нам навсегда не только имена, но и дорогие образы этих первых работников «Постоянной комиссии». Пусть их ученые труды послужат для нас не только ценными материалом, но и одушевляющим заветом призывающим нас с самоотвержением работать над делом отрезвления родного русского народа, дабы сберечь, сохранить творческие силы его, столь нужные как в государственном, так и церковно-культурном строительстве. И тогда «вечная память» о почивших членах «Постоянной комиссии» и их ученых трудах, свято хранимая последующими деятелями, будет верным залогом «многих лет» жизни и продуктивной деятельности для самого юбиляра. Аминь.

(Речь, произнесенная в присутствии Ея Императорского Высочества, Августейшей Покровительницы Общества «Врачебная Помощь», Великой Княгини Ольги Александровны, пред молебном на освящении Яслей, открытых Обществом 3-го декабря 1913 года).

Ваше Императорское Высочество!

Общество «Врачебная Помощь», новое учреждение которого мы освящаем сейчас церковною молитвою, ведает то, что у нас принято называть изнанкой жизни... Оно читает самую скорбную страницу её.

Вдохновляемое своей Августейшей Покровительницей и направляемое идейными руководителями, которые вкладывают в это дело всю свою душу, Общество своей деятельностью спускается в самые мрачные и темные углы жизни, прикасается к язвам, от которых так часто мы любим отвлекать наше внимание в сторону более светлых, радостных и успокаивающих тонов жизни... И сюда, на эти раны болящие, Общество, с милосердием Евангельского самарянина, льёт целящий бальзам утешения и врачебной помощи.

Как дело, рожденное глубокими порывом христианской любви, Общество растет и с каждым годом, всё больше и больше расширяет свою деятельность. Врачуя раны, которые наносить народному здоровью своими ядом гнилые болезни, Общество чрез организацию разумной помощи детям столичных окраин вступает на путь более радикальной борьбы с бичами человечества. Теперь оно решило подрубать самые корни этих страшных, опустошающих болезней, охраняя своей заботой нежный младенческий возраст. Склоняясь с любовью над несчастными, уже израненными жизнью, оно склонилось теперь над детской колыбелью, чтобы своевременной помощью предотвратить здесь возможность новых заболеваний.

Кто знает, какие могучие силы и сокровища таит в себе этот детский таинственный мир, являющийся как бы запасными капиталом нашего государственного строительства!

Здесь, в этих младенческих яслях, покоится будущая Россия!

Около них завивается новая жизнь, зарождается новый наклон её и, может быть, закладываются новые основы нашей дальнейшей слагающейся. истории. И отсюда понятна вся законность повышенного и тревожного внимания к детскому возрасту.

Естественными плодом такого внимания и являются эти детские ясли, открываемые Обществом почти накануне того великого праздника, радость которого тесно связана с поклонением Вифлеемским яслям Богомладенца. Вечный Бог, открываясь в условиях тварной ограниченности, не для того ли и возлег Богомладенцем в скотских яслях Вифлеемской пещеры, чтобы освятить младенческий возраст и приковать к нему особенную любовь и внимание всего человечества.

Молитвенно приветствуя вхождение Вашего Императорского Высочества в этот приют детской любви и ласки, мы все – члены покровительствуемого Вашим Высочеством Общества одушевлены сейчас одним общим желанием и мыслию: над освящаемым ныне новым учреждением Общества и над тем делом его, в котором так трогательно сочетались христианское милосердие и врачебная наука, да пребывает благословение Божие всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

(Слово, произнесенное перед гробом Высокопреосвященного Антония, Митрополита Петроградского, за литургией, совершенной Членами Св. Синода в воскресенье, 4-го ноября 1912 г., в соборе Александро-Невской лавры).

«Возлюби Господа Бога твоего... и ближняго твоего... так поступай, и будешь жить». (Лк.10:27–28).

В сегодняшнем евангельском чтении мы выслушали Божественный урок о любви, как основном начала или принципе жизни, – так сказать, источном роднике её – преподанный Христом Спасителем законнику, а в лице его всему человеческому роду. Когда законник на вопрос Господа прочитал слова закона: «возлюби Господа Бога Твоего... и ближняго твоего... Иисус сказала ему: так поступай и жив будеши». (Лк.10:27–28). А в рассказанной затем Евангельской притче о милосердом Самарянине Христос Спаситель с жизненной картинностью изобразил и самое действие любви в человеческом мире. Он показал, как эта любовь созидает человеческое общество, нравственно сближая членов его; как она входит в мир победной силой, расширяя самое начало жизни и давая ей самые нежные, теплые краски.

И основанная Христом Церковь близко к сердцу приняла Божественный завет своего Основателя. Она не стала на путь ветхозаветного священника и левита. Она осудила их равнодушие, а урок Евангельской притчи ввела, как норму, в широкое течение своей церковно-общественной жизни. Она хотела, чтобы дух милосердого самарянина царил во взаимных отношениях её членов. И, по-видимому, не случайно на фоне Евангельской картины проходят пред нами ветхозаветные блюстители закона – священник и левит. Завернувшись к тогу мертвой законнической праведности, они неуклонно идут своей дорогой, равнодушно минуя «впадшего в разбойники».

Не хотел ли здесь Пастыреначальник наш Христос показать, как отсутствие духа милосердого Самарянина обездушивает, лишает нравственной красоты и силы даже самих стражей закона? А с другой стороны, не хотел ли Он влить в сознание христианского мира новую мысль и убеждение, что любовь милосердная есть сердце, самый жизненный нерв новозаветного пастырства, что каждый пастырь христианский должен идти в жизни не своей дорогой, а тем путем, который проложил Христос Спаситель от Вифлеемских яслей до Голгофы, указав на Себя, как на Путь, Истину и Жизнь (Ин.14:6).

Не этой ли любовью запечатлена вся история домостроительства нашего спасения? Не склонилось ли, как милосердый Самарянин «над впавшими в разбойники», и Святейшее Небо над грешной землей?! Не явился ли делом снисходящей любви беспримерный факт воплощения Сына Божия, снисшедшего с неба на землю, дабы спасти изъязвленное грехом человечество. И не эту ли мысль выражает св. Церковь, когда поет: «Царь Небесный за человеколюбие на земли явися и с человеки поживе».

Действительно, не столько силой божественного всемогущества, сколько силой любви распятого Голгофского Страдальца был спасен человеческий мир. И эта мировая жертва была плодом любви к миру Самого Бога любви: «Бог есть любовь» (1Ин.4:16) и «так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не. погиб, но имел жизнь вечную» (Ин.3:16).

Таким образом, любовь не была отвлеченно-выраженным, теоретическим принципом. Получив полное историческое воплощение в образе Богочеловека, она светила и грела потом человеческий мир во все моменты христианской истории в лице целого сонма носителей и подвижников этого великого животворящего начала. Пред благоговейным. сознанием верующего обозревателя судеб Церкви Христовой вырастает целая историческая галерея таких священных образов, в которых любовь явила силу на всех ступенях человеческой жизни. Любовь дала не только историческое бессмертие, но и вечную жизнь множеству тех «немощных», «немудрых» и «худородных Mиpa, которых избрал Господь, дабы посрамить мудрых и знатных» (1Кор.2:21). И эту любовь особенно громогласно проповедовала Церковь на пространстве всей своей многовековой истории. К этой любви призывает нас и святой апостол Павел в сегодняшнем апостольском чтении. Из римских уз, из мрачной римской темницы, рукой, закованной в кандалы, и как бы кровью апостольского сердца апостол пишет в послании к Ефесянам: «я, узник о Господа, умоляю вас поступать достойно звания, в которое вы призваны, со всяким смиренномудрием и кротостью, и долготерпением, снисходя друг к другу любовию». (Еф.4:1–2).

Наконец, живой урок такой любви мы слышим сегодня уже не из римской темницы, а из сего предлежащего нам гроба, в котором опочил вечным сном наш незабвенный первосвятитель и учитель любви.

Может быть, чтобы этот урок вышел полнее и нагляднее, мы должны бы начертать во всем величии нравственный облик почившего?! Но нам ли своим бедными, немощным словом живописать этот образ?! Да и время ли теперь, когда наши сердца разрываются от скорби, подходить с холодным анализом к нравственной оценке личности нашего святителя?!

Его дивный и светлый образ жив. Он непосредственно чувствуется, ощущается нами и как бы витает сейчас в настоящих наших переживаниях скорби, – скорби глубокой и острой, готовой излиться целыми потоками слез. Кто не видит, какое горькое чувство переживает теперь православно-верующее население нашей столицы...

Осиротела Петроградская паства. В лице почившего архипастыря она, действительно, потеряла своего отца, с которыми была связана кровными узами самого тесного духовного родства, к которому питала чувства самой нежной и искренней любви.

Но не за то только любили мы тебя, дорогой наш святитель, что ты благостным оком взирал на наши немощи и недостатки. Мы любили тебя за твою преданность и любовь к Церкви Христовой, за твое самоотверженное служение ей, за твою ревность о её величии и неземной красоте, за твою беззаветную готовность пожертвовать всем ради славы Церкви, которую Господь «стяжал кровию Своею» (Деян.20:28).

В нашей православно-русской иконописи есть образ святителя и чудотворца Николая, где этот столп веры изображен держащим в одной руке храм, а в другой обнаженный меч. Здесь Церковь картинно, в конкретном образе выразила свой взгляд на задачи епископского служения. Епископ действительно призван мечом слова Божия и духовной ревности ограждать чистоту церковных поняты и святость идеалов Церкви от натиска враждебных ей сил. И мы знаем, дорогой наш святитель, с каким достоинством стоял ты на этой «божественной страже». Ты был воистину ангелом врученной твоему управленью паствы. Как приставленный к дверям рая с пламенным оружием Херувим, ты, архипастырь Божий, хранил и берег священную высоту и чистоту небесных идеалов Церкви, ты защищали её достоинство и честь. Ты сам верил в её благодатную жизненность и непобедимость, – и нас научил выше всего чтить её, свято хранить её достояние, и ни за какие «сребренники» или «чечевичную похлебку» не продавать её первородства среди других ценностей жизни. Как милосердый Самарянин, ты сам влёк и нас побуждал привлекать всех, разбойнически изъязвленных жизнью Mиpa сего, в ту евангельскую «гостиницу», какой является Церковь с её благодатно врачебными и целящими силами. В служении Церкви, в преданности её заветам какой яркий образец христианской любви дал ты нам своею жизнью! Ты всё принес ей в жертву. Ты всё сложил к подножию алтаря Господня.

«Архиерей не имеет своей личной жизни, жизни для себя, – писал ты в предисловии к изданному сборнику своих речей и поучений, который навсегда останется теперь для нас живым памятником твоего ревностного служения Слову, – но он живее жизнию Церкви, посвящая свою жизнь спасение других, в жизни которых и заключаются его радости и невзгоды.

Это – твоя исповедь. Но это и твоя жизнь. Не здесь ли тайна той духовной красоты твоей, которой ты привлекал к себе сердца многих! Твоя мысль всегда витала в небесных сферах. Вечность была родной стихией для твоего ума и сердца. И все явления и события жизни ты расценивал не с точки зрения момента, хотя бы исторически и важного, а от лица вечности. Её принципы, её начала полагал ты и в основу своих отношений к людям.

И все, что попадало в лучи этого «присносущного света Христова», «просвещающего всякого человека, грядущего в мир», – все это было близко твоему сердцу, все было дорого для тебя. Вот где источник твоего широкого христианского миросозерцания! Вот чём определялись единство и цельность твоих настроений!

Ты умер для этого Mиpa гораздо раньше, чем возлег в этот гроб... Все блага земные, вся прелесть мирская отслаивались, отмирали от твоего сложившегося настроения, как шелуха от созревшего плода. Потому-то и в твоем вдумчивом слове, и во всей обстановке твоего жизненного быта, и в каждом проявление святительского такта чувствовалась иноческая собранность и выдержанность аскетического духа. Потому-то также – соприкасался ли ты с верхними слоями нашего общества, спускался ли любовно своею до несчастных героев печального образа, поверженных на самое дно нашей общественной жизни, – всегда в обращении с людьми отличали тебя величавая серьёзность и священная простота.

И широко лились в окружающую темь жизни мягкие, согревающие лучи от твоей высокой нравственной личности.

Как евангельский Самарянин, ты охотно склонялся над каждым человеческим страданием, ты мужественно и смело шел в самые смрадные и темные углы нашей жизни, раз только дело касалось спасения души человеческой.

Сколько раз твоя святительская рука, как рука Мирликийского милостивца и чудотворца Николая, отводила меч правосудия, уже занесенный над головою преступника. Сколько раз являл ты свой ободряющий святительский лик среди умирающих во время холерной эпидемии. Сколько ласки и нежности вносил ты в эти приюты страданий и человеческих скорбей. Согревающий свет твоей архипастырской любви проник даже в темные узилища Шлиссельбурга и внёс сюда примиряющий луч христианских упований.

Казалось, что ты владеешь какой-то особенной силой, которая не доступна другим, – силой великого чуда – воскрешать мертвые души, оживлять окаменевшие сердца. Как ветхозаветный вождь народа еврейского ударом жезла своего извлёк из каменной скалы струю живой воды, так и ты, во не тяжелым жезлом своей власти, а мягким, любовным прикосновением к самому зачерствелому человеческому сердцу умел извлекать из него живые, светлые, возрождающее порывы... Ты рождал в нас пастырский дух и от своего святительского сердца умел зажигать нас огнем пастырской ревности...

Со временем, когда пора твоей жизни и деятельности отойдёт в историческую глубь, – все отдельные черты твоей личности сложатся в определённый, законченный, величавый исторический образ, окруженный нежным ореолом твоего великого смиренномудрия! И вдвинется этот образ в панораму родной нам истории, как один из светлых её моментов. И останется он памятным здесь навсегда. На нем сбудется пророчество церковного стиха: «в память вечную будет праведник».

Уже сейчас мы видим, как широко раскрылось сердце народное, чтобы восприять этот образ. Народ верным чутьем своим предугадал, какое нравственное величие имели мы в лице почившего Владыки Митрополита Антония. Смотрите, как всколыхнулось народное море! Смотрите, какими могучими всплесками отвечает оно на тот грозный громовой удар, каким явилась для всех нас смерть любимого Архипастыря! Смотрите, каким неиссякаемым, широким потоком льется к гробу святителя народ, дабы облобызать его хладную руку.

Но на почившем Архипастыре исполнится и обетование Спасителя, данное Им в сегодняшнем евангельском чтении вопрошавшему о путях вечной жизни законнику: «возлюби... и жив будеши» (Лк.10:27–28). Так много любивший и так долго учивший нас любви Первосвятитель не только останется вечно живым в памяти народной, но он «приискренне приобщится» к самому Источнику вечной жизни и бессмертия; ибо «пребывающий в любви пребывает в Боге» (1Ин.4:16), Который есть не только «Путь», «Истина», но и «Жизнь» (Ин.14:6).

И какие великие заветы дает величавый образ почившего Святителя грядущим поколениям, – заветы, особенно ценные сейчас, на знаменательном перегибе нашей истории!

В церковном сознании уже давно бродит и зреет мысль о разных преобразованиях в самом строе нашей Церкви до патриаршества включительно. И казалось бы, – кого же и облечь высокими саном патриарха, кого же и венчать этой славой, как не того, кто чрез возложение своих святительских рук поставили на чреду епископского служения такое множество епископов и чрез то в буквальном смысла сделался духовным их родоначальником?!

Но ты, великий наш Первосвященник, не восприял этого величия в нашей воинствующей Церкви. Ты отошел в лоно ветхозаветных патриархов Авраама, Исаака и Иакова: ты приобщился к лику Церкви торжествующей. И оттуда, с высоты небесного величия, ты как бы вещаешь нам: стремитесь к вечному, любите Церковь, храните её чистоту, поддерживайте её великолепие, возвеличивайте её красоту... Пусть стоит она, как невеста Христова, «рясны златыми преукрашенная и приодеянная»...

Но помните, что истинное величие Церкви не во внешнем блеске, а в полноте её жизни и благодатных сил... И под золотым покровом пышного благолепия, царственного господства, и под жалким рубищем гонимой мученицы – Церковь прежде всего должна хранить своё главное сокровище, своё настоящее, неподдельное золото, – это живой, созидающий дух евангельской любви... Лейте же этот целящий бальзам на язвы народной души, которая, как «впавший в разбойники», лежит при дороге жизни – забытая и истерзанная... Врачуйте пастырской любовью её греховные раны... Внимательно и чутко вслушайтесь в этот урок, который дает всем нам сегодня святой Апостол Павел в недельном апостольском чтении. «Поступайте достойно своего звания, в которое вы призваны, со всяким смиренномудрием, и кротостью, и долготерпением, снисходя друг ко другу любовью, стараясь сохранить единство духа в союзе мира. Одно тело и один дух, как вы и призваны к одной надежде вашего звания; один Господь, одна вера, одно крещение, один Бог и Отец всех, Который над всеми и чрез всех и во всех нас» (Еф.4:1–6). Аминь.

(Слово, произнесенное в Исаакиевском соборе за служением Владимира, митрополита Петроградского и Ладожского, и членов Святейшего Синода).

«Как отец милует сына, так милует Господь боящихся Его» (Пс.102:13).

Милость и истина охраняют царя, и милостию он поддерживает престол свой (Прит.20:28).

День 17-го октября является особенно знаменательным в истории царственной России. Это, во-первых, день, когда 25 лет тому назад, пред глазами всего мира, совершилось великое чудо милости Божией, спасшей Августейшую Семью Царствующего Дома от явной, неминуемой гибели. Во-вторых, –.это день, когда великодержавный Хозяин земли Русской, в своих Царственных заботах о процветании врученного ему. Богом государства, явил Царскую милость людям Своим, призвав лучших сынов и представителей народа, – мужей совета, разума и нравственной крепости, – к участию в законодательном строительстве русской государственной жизни. Совпадете воспоминаний об этих событиях, знаменующих собою Божию и Царскую милости и разделенных сравнительно большим промежутком времени, не является только случайным и внешним. Между ними усматривается более глубокая, живая и внутренняя связь, особенно если мы в основу своего взгляда на них положим те начала христианского жизнепонимания, которые намечаются св. апостолом Павлом в сегодняшнем апостольском чтении (19 нед. четверг).

Здесь апостол, предостерегая Филиппийцев от «псов, злых делателей и обрезания» (3,2), говорить об условиях нашего спасения и залог его видит не во внешних преимуществах, не в происхождении от Авраама и, вообще, не в той или другой генеалогии, не в том или другом общественном положении или устройстве: "всё это, пишет апостол, я почитаю тщетою ради превосходства познания Иисуса Христа Господа моего. Для Него я от всего отказался и все почитаю за сор, чтобы приобресть Христа» (Флп.3:8).

Вот на какую высокую точку зрения поднимает апостол человеческую мысль! Вот какую, истинно христианскую основу для расценки всех событий и явлений человеческой жизни даёт он! Вот что должно быть венцом исторической деятельности царств и народов!

С идейной высоты этого выдвигаемого апостолом принципа мы и должны смотреть на все ценности мира, а, следовательно, и на те события нашей государственной жизни, память о которых связана с днем 17 октября. Только с устанавливаемого здесь апостолом критерия христианская мысль и может расценивать эти события, определять их истинное значение и жизненный смысл.

Несомненно, – фактом громадной исторической важности явился Царский Манифест, Божьею милостью открывший выборными от народа свободный вход в палату государственного разума, давний им возможность беспрепятственно понести к подножию Державного Трона народные боли и нужды. Державная власть получила чрез это возможность из сокровищ народного ума, народного опыта щедро черпать указания, которыми направлялось бы дальнейшее течете общегосударственной жизни.

По мысли и воле Монарха, народ, призванный сказать чрез выборных свое народное, мудрое слово в деле обсужденья законов, должен своей народной совестью и своим живым непосредственными знакомством со всеми сторонами нашего общественного быта осветить темные, затаенные уголки жизни. И все надеялись, да и до сих пори ожидают, что с вершин народной мысли, народного совета блеснуть сияющие правдой законоположения, которые будут отображать на себе духи законов, снесенных некогда с дымящихся вершин Синая. Войдя в жизнь, такие законоположенья несомненно повысят все жизненные силы страны, создадут её экономическое благосостояние, а также укрепят политическое могущество и крепость русского государства.

Но было бы большим заблуждением со стороны народа, если бы он в своем творчестве понадеялся лишь на свои собственный силы и забыл, что « Господом утверждаются стопы мужа» (Пс.36:23),а тем более исторические судьбы народов. Было бы изменой пред родной историей, если бы он оторвался от того религиозного сознания, которое воспитывало наших предков в убеждении, что без Бога ни до порога, что «аще не Господь созиждет дом, всуе трудитася зиждущий, аще не Господь сохранит град, всуе бде стрегий» (Пс.126).

И эта вера в помогающую десницу Всевышнего, промышляющего о царствах и народах, поставляющего их на пути исторической славы, а «за премногия беззаконья» низвергающего их и как бы стирающего, «истребляющего самую память их» со скрижалей истории, находит подтверждение в той катастрофе, весть о которой 25 лет тому назад так глубоко потрясла Русь Святую от края и до края.

Картина, где Царская Семья осталась «цела, здрава и невредима"» среди общего разрушения, гибели и смерти, где шум дождя, свист ветра, стоны умирающих и обезображенные, искалеченные трупы убитых слились в какой-то дикий, ужасный кошмар, – эта картина дает впечатлите, что Всемогущая Десница Всевышнего исторгла жизнь Царственной Семьи из самых челюстей смерти. Все, чем только располагают теперь естественные силы человека и современная железнодорожная техника, дабы сделать путешествие удобным и безопасным, было здесь налицо. И, однако, приведенный в особое напряжете эти естественный человеческие усилия, – предусмотрительность, забота, служебный долг и талант, – не в состоянии были предотвратить опасность. Нужна была особая, сверхъестественная сила Божия, помощь Всевышнего, чтобы «спасти Царя»...

Не указывается ли этим, в Чьих руках жизнь как отдельных людей, так и целых народов.

Не побуждает ли это нас обращать свой верующий взор к Господу, стоящему на страже успехов и безопасностей человеческой жизни во всех её исторических проявлениях... Не говорит ли это о том, Чья воля должна определять эту жизнь. И не налагает ли это на нас долг «познавать всегда благую и совершенную волю Божию» (Еф.5:11) и в основу законодательного творчества страны ставить Закон Божий: «потому что», пишет св.апостол в сегодняшнем чтении, мы – служащие Богу духом и хвалящиеся Христом Иисусом, а не на плоть надеющиеся» (Флп.3:3). И мы никогда не должны забывать грозное слово пророка: «аще хощете и послушаете Мене, благая земли снесте, аще же не хощете, ниже послушаете Мене, меня вы пояст» (Ик.1:19). А потому, пользуясь милостью Царской, не будем забывать милость Божию, которую подает Господь только верующим во имя Его, ибо только «взыскующим Его мздовоздатель бывает» (Евр.11: 6). Устрояя своё земное царство, создавая и блюдя его законы, напрягая государственное творчество во всю ширь дарованной свободы, не будем забывать о Царстве Божием, не будем забывать о той свободе, которая даётся познанием Сына Божия. Он есть «Путь, Истина и Жизнь» для всех людей и для всех народов. И только Он указали нам действительный путь к настоящей, а не призрачной свободе, говоря: «Познайте Истину, и Истина сделает вас свободными». (Ин.8:32).

И то, что Господь явил милость Своего благоволения именно Православному Царю нашему, не говорить ли о том, сколь любезна Господу Богу Православная Держава Царская, освящающая свои царственные доспехи молитвами основанной Господом Церкви! А это налагает на нас долг хранить в чистоте великое и главное сокровище наше – веру Православную, а вместе с этим и верность Православному Царю... Это – непременное условие, это – главный залог благоденственного и мирного жития нашего, а также главный залог и спасения нашего во Христе Иисусе...

Не «на плоть» мы уповаем, не на новые формы политической жизни и гражданственной зрелости, но «на Бога жива, дающаго нам вся обильно к наслаждению» (2Тим.6:17). В познании Его – тайна всякой жизненности... Это познание – источник и жизни государственной, источники всякого творчества в ней, облагораживающая и поднимающего человечество. «Се есть живот вечный, да знают Тебе, Единого истинного Бога, и Его же послали еси Иисуса Христа» (Ин.17:3)... А потому всё, что не приближаете нас к этому познанию, всё это, по апостолу, должно быть «тщетою» и «сором», который мы тщательно должны выметать из всех углов нашей жизни... Права же гражданской свободы и блага государственного творчества тогда только приобретают истинную цену и значение, если они не лишают нас другого высшего права, – права быть гражданами Сиона Небесного, куда должна иметь конечное устремление история каждого христианского, а теми более православного народа.

Пусть же мысль об этом Сионе яркой путеводной звездой горит перед общественным самосознанием русского народа. Путеводимые ею, мы не собьёмся со своей исторической национальной дороги, и всякое наше строительство будет тогда строительством во славу Божию, а не суетным строительством Вавилонской башни. Аминь.