О Боге, как высочайшем Духе

Учение о Боге, как высочайшем Духе,​ которое​ я принимаю на себя смелость изложить перед вами, относится в самой богословской науке к числу особенно таинственных и глубоких​. Здесь идет слово о внутренней, сокровеннейшей жизни Верховного Суще​ства. Поэтому, прежде чем начну речь о предмете чтения, я почитаю непременным долгом сказать, и это слово полагаю в моей беседе с вами: Бог непостижим. По слову Апостола, -​ Бог оби​тает в неприступном свете, Которого никто из людей не видел и видеть не может (1Тим.6:16). Прекрасно рассуждает об этой непостижимости Божества один древний христианский писатель: если, ​говорит он​, мы не можем смотреть на солнце, то как можем смотреть на Творца солнца,​ на самый​ источник света! Бога нельзя видеть; Он слишком блестящ для наших глаз. Его нельзя объять; Он слишком чист для наших рук. Его нельзя представить потому​, что Он слишком велик для наших чувств. Бесконечный, неизмеримый, Он может быть ведом только одному Себе. Каким бы именем Его ​не назвал​, я уменьшу Его. Кто не хочет Его уменьшать, тот не покушайся Его постигнуть. Наше сердце тесно для того, чтобы обнять Его, и мы тогда Его достойно постигаем, когда признаем непостижи​мым¹. Итак Бог прежде всего непостижим, и эта мысль ни на одну секунду не должна оставлять ни меня,​ ни ва​с.

Но с другой стороны, слышим слова Спасителя: сия есть жизнь вечная, да знают Тебя, единаго истиннаго Бога ​(Ин.17:3). Если наш ум призван к рассуждению и познаванию,​ то какой ​предмет может быть для него выше? Непостижимость: в этом слове в одно и то же время и полагается граница нашей мысли, и заключается сила, движущая ее вперед. По ​тому самому​, что Бог непостижим,​ Он и есть​ вечный неистощимый предмет благоговейного созерцания человеческих и ангельских умов. Надобно ​помнить еще, что жизнь нашего духа состоит не из одних умственных стремлений. Наше сердце желает, как можно ближе жить к Тому, Кого получили ​свое бытие​, Чей образ в себе носим,​ Кому служим перед Кем будем отвечать за свою жизнь.​ В особенности, это жизненное значение имеет истина духовности Божией: она дает известное направление всем помыслам человека, ставит жизни его свои цели и проникает собою каждое его действие.

По этой важности богопознания вообще и истины духовности Божией в частности, Бог не оставил нас в неведении о Себе и открыл разные пути,​ не только​ для убеждения в том, что есть наш Творец,​ но и для​ ​познания того​, кто Он в Своем существе. ​Во-первых,​ Он открыл и открывает Себя в видимой природе и нашей собственной душе. Там и здесь, невидимое Божие, – по слову апостола, – делается видимым, и не только вечная сила Его, но и божество. (Рим.1:20). Это откровение Божие называется естественным. Оно возвещается с первой минуты бытия тварей – от ​создания мира​, по слову апостола, и так внятно и сильно, что непонимающие голоса природы о Творце ее безответны . Затем Бог открывает о Себе через провозвестников-пророков в Ветхом Завете: это откровение особенное, сверхъестественное; им вразумлялись Евреи, а через них и другие народы,​ и приготовлялись к принятию Евангельского света; как слово самого Бога, оно незыблемо сохраняет свое значение и в христианстве, служа, по слову апостола Павла, – ​для научения​, обличения, исправления и наставления в праведности (2Тим.3:16).​ Наконец Бог открыл Себя в Сыне и через Сына; это окончательное и совершенное откровение Божие (Евр.1:1,2).

В этих способах Откровения замечается мудрая постепенность, некоторый величественный план к воспитанию человечества, и этим самым указывается нам как бы самый метод для рассуждения о предмете, ​именно исторический​. Этот метод в особенности важен для раскрытия избранной нами великой истины: 1) каждая новая черта в откровении делается понятнее по сравнению с прежде данными и, испытав некоторое затруднение в искании ее, мы учимся более ценить тот свет, который свыше нам ниспослан к ее уразумению; 2) перед нами вместе с постепенностью в открытии истины постепенно выступает человеческое заблуждение в ее, и собираются весьма важные данные для объяснения того, почему и в настоящее время, при ясном свете истины в откровении новозаветном, возможно непонимание и даже полное ее забвении. Таким образом определяются перед нами следующие главные части нашей беседы: 1) какие указания для познания духовности существа Божия можно иметь при наблюдении над природой и при вникании в свою собственную душу, и как воспользовались этими указаниями люди, предоставленные относительно богопознания самим себе? 2) что открыто было из этой таинственной области людям, ходившим в свете подготовительного сверхъестественного откровения в Ветхом Завете, и все ли они, как должно, воспользовались лучами этого света? 3) как возвещена истина духовности Божией в христианстве​, и какие условия требуются для того, чтобы содержать эту истину в ее высоте и чистоте?​

Постараемся же​, ​достопочтеннейшие слушатели​, отрешиться,​сколько возможно​, от света христианской истины и будем искать черты великого образа Божия в природе и своей собственной душе,​ как искали​ их некогда древние народы, жившие до христианства. Помощью нам будут мыслители, преимущественно Греко-римского мира, они покажут нам, насколько была им известна эта истина,​ как и какими ​путями они шли к ней.

Разнообразные указания в природе и нашей душе на истину духовности Божией, можно привести к следующим трем:

1) Прежде всего нельзя не видеть премудрости Творца мира: везде в мире заметен разумный план, видны цели, к достижению которых приноровлены средства. Древние отлично понимали эту дивную целесообразность в природе и, например, Греки называли мир κόσμος, ​что значит​: порядок и красота. Древние хорошо понимали и то, по какой причине в природе может быть такой порядок, и вот первое серьезное слово греческой философии о Творце мира было то,​ что это​ Ум. Древние мыслители шли еще далее: ​не только​ ​сознавали величие​, как они выражались, Перворазума вселенной​, но умели подметить типы, или основные формы в вещах, явлениях природы, в которых выразились, ​или отпечатлелись​, ​так сказать, самые мысли великого Художника мира.​ Проникновение в это царство творческих идей составляет славу гениального греческого философа Платона, ​но и гении​, как известно, не творят нового. Они умеют обнять и выразить то, что носится в умах всех и более или менее всеми чувствуется. Всех ближе к людям, всего чаще дает себя знать, конечно,​ идея блага​, провозвестницей которой служит ​наша совесть​, а осуществлением должна быть наша жизнь. Здесь так близко чувствуется веяние высочайшего Разума по слову древних, высочайшего Духа по нашему просветленному свыше понятию, ​что люди​ слышат в себе как бы самый голос Его и с незапамятных времен так называется наша совесть. ​Всеобщее верование​: совесть-это голос Бога в ​нашей душе​. Итак, целесообразность природы указывает на премудрость Творца, ​а разумность ​- это естественное свойство духа.

Второе указание на духовность существа Божия соединяется с ответом на вопрос: в каком образе мы можем представить самое высшее бытие, самую ​совершенную жизнь​, какие должны принадлежать Верховному Существу? Древние очень хорошо понимали и выясняют, что такое бытие не может принадлежать чему-либо вещественному, ибо вещественное сложно, подвержено переменам и по самой природе не деятельно​. Поэтому первою причиной всего существующего, Перводвижителем по выражению знаменитого Аристотеля, может быть существо, ​чуждое материи​, в котором все было бы одной или чистой деятель​ностью​, и свободное от каких-либо ограничений или препятствий. Природа же вещественная со своей стороны как бы намеренно отсылает нас от себя, от своей видимой и осязаемой области, туда,​ в область​ невидимого. В ней представляется как бы некоторая лестница предметов и существ, по которой разум человеческий восходит выше и выше, ​пока не​ дойдет до мысли о духе. Самую низшую форму жизни представляет простая глыба земли, ​или камень​. Здесь жизненная сила как будто совсем погребена под тяжестью грубого вещества. Но вот вещество как бы облегчается в растении.​ Есть что-то движущее в нем жизнь изнутри, и это движущее жизнь прежде всего невидимо, и это невидимое долее остается, чем изменяющаяся форма растения: ​оно заправляет​ жизнью растения до самого его увядания. ​В животном еще сильнее проявляется эта невидимая жизненная сила​, и потому животное выше в цепи творения, чем растение. В том и другом виде жизненная сила действует в человеке, этом малом мире, по выражению древних; но здесь сверх них являются некоторые особенные, единственные в этом мире, силы: сила разума​, сила свободной воли. Для этих сил мало уже этой жизни. Приобретения, какие усвояет ​себе разум​, видимо, никакая земная сила отнять не может. Подвизаясь на поприще добра,​ человек может заслужить таких наград, каких здешняя жизнь дать не в состоянии, и наоборот.​ Поэтому жизнь человека всегда признавалась такой жизнью​, которая не может прерваться смертью, а должна действовать и за гробом: умирает тело, а дух останется и будет продолжать свою жизнь и деятельность. Но мысль человеческая не останавливалась на этой, если так можно выразиться, форме духа, а простиралась далее: предполагала бытие духов чистых, свободных от тела, и, в силу этого превосходства духовной природы, более разумных и сильных. Теперь уже готов ответ на вопрос: как же, наконец, представить самое высшее бытие, жизнь Божества?​ Не иначе​, как в самой совершеннейшей форме,​ образе высочайшего​, всесовершенного Духа. Повторяем и сама природа как бы нарочно,​ как бы​ усиленно говорит нам: ​туда иди​, там,​ в царстве​ духа, там ищи жизни совершенной и бытия непреходящего.

Третье указание на истину духовности Божией получалось из чувства некоего таинственного родства нашего духа с Верховным Существом. ​Апостол Павел в своей знаменитой речи афинскому ареопагу приводит слова одного поэта древности: вот, ​возвещал он ученым светилам языческого мира,​ некоторые и из ваших стихотворцев говорили: мы Его (т.е. Бога) и род, и представляет им в этом указании свидетельство именно о духовности существа ​Божия​, ибо далее продолжает:​ итак​, будучи родом Божиим, не должны думать,​ что Боже​ство подобно золоту или серебру и дал. (Деян.17:28,29). Отсюда и из многих других свидетельств видно, что древние очень хорошо сознавали разницу между природой и духом человеческим и особенную близость последнего к Божеству... Но как только сознано это сродство человеческого духа с Бесконечным Существом, то разуму представляется уже широкий путь восхождения от свойств нашего бессмертного духа к высочайшим духовным совершенствам бесконечного Существа, например: если люди добры к детям своим, то как же Он благ? Если наша совесть так смущается при совершении греха, как же свят Тот, Кто говорит в нашей совести?

Таковы, по свидетельству древних мыслителей, указания в природе и нашей душе на истину духовности Божией. Должно прибавить к сему,​ что древние народы не лишены были и руководства к надлежащему пониманию этих указаний. ​Несомненные памятники истории удостоверяют, что,​ прежде всякой философии​, религия цвела силою первобытного предания. Древние народы называются оставленными самим себе только относительно, т.е.​ по сравнению с Евреями. Три с лишним тысячелетия не было деления между народами, и все одинаково пользовались светом особого откровения, данного через Адама, ​Еноха​, Ноя и других патриархов,​ и по отделении Еврейского народа, свет истинного богопознания из среды его распространялся разными путями между другими народами древности. Значит, ​не только​ даны были древним указания на духовность Божества в природе и собственной их душе, но и растолкованы​, по меньшей мере, настолько, чтобы знать Бога, как отдельное от мира и высочайшее Существо, обращаться к Нему единому в нуждах, ​чтить Его​, как Творца и Промыслителя, и свято исполнять закон Его​, начертанный, как нельзя ближе к нам, в собственном сердце каждого.

Как же воспользовались люди этими указаниями на духовность существа Божия? Язычество с разнообразными видами своих заблуждений доказывает, что люди не поняли этих указаний и не воспользовались ими для истинного служения Богу-Духу. Язычество представляет странное, на первый раз совершенно непонятное​, стремление людей затемнять понятие Божества и именно черты Его духовности. Божество несвободно: над ним царствует рок или судьба; ​не всемогуще, ибо, кроме подчинения року, множество божеств лишают друг друга силы; боги нуждаются в дарах, им приносимых, как мы в пище и питии; у богов также,​ как и у нас​, есть ​чувства зависти​, ревности, вражды, убожества и проч., у божества отнимают самосознание и, значит, самый разум и представляют его под видом слепой силы;​ наконец, божество лишается самой жизни; это не более, как отвлеченное понятие о силах природы,​ или бес​предельная пустота. По той мере, как в язычестве затемняется мысль о живом Боге Духе, природа начинает отовсюду оцеплять людей своим чарующим влиянием и затягивает в свои сети, наконец, порабощает их себе и заставляет себя обоготворить. Язычество по отношению к человеку есть состояние, как выражаются ученые, пассивное, т.е. страдальческое, состояние духовного рабства. ​Человек не господин природы, а раб у ног ее. ​Должно заметить​, впрочем, что таким рабом природы человек был только в области религии, в других отношениях он продолжал господствовать ​над нею. Он покорил своей власти многих животных​, а потом этим же самым животным поклонился. Он возводил колоссальные постройки,​ в произведениях искусства заставлял говорить камень, в то же время боготворил бездушную природу.

Как чувствовалось людям в таком состоянии? На этот вопрос мог бы вполне ответить тот, кто испытал его. Мы, христиане, не можем себе представить, что значит утратить правую мысль о Боге. Приведем, однако, несколько примеров. Едет просвещенный Грек на родину цивилизации – Египет. Гигантская постройка на берегу исторического Нила привлекает его внимание: это знаменитый во всей окрестности храм. Великолепный притвор; несколько зданий до входа в самое святилище; вот и оно: прекрасная завеса из драгоценной материи, насквозь протканная золотом, закрывает вход; жрец бережно ее отверзает, таинственный полумрак..., и там что же: там, например, кошка, валяющаяся на пурпуровых одеялах. Можно ли, кажется, не видеть здесь самого жалкого заблуждения тому, кто имел хоть каплю разума?

Но это зло пока, так сказать, на поверхности. Если вы читали интересную книгу о Китае г-на Пясецкого, помните тот эпизод, когда при нем в языческое капище, наполненное идолами чудовищно-безобразного вида, входит женщина: видимо она принесла сюда нужду сердца, ей хочется, как некогда Анне, излить свою душу перед Господом, но смертным холодом веет от этих безобразных чудовищ, в которых ослепленные люди воплотили идею своего Творца-Отца.... Ко всему этому присоединялось чувство страха от всего на свете: свищущий ветер, быстротекущая вода, треск низвергающихся камней, угрюмый утес, втихомолку подкрадывающийся гад, голос ревущих свирепых животных, отдающееся из углублений эхо, – все это приводило язычников в ужас и отчаяние. Кто не боится истинного Бога, тот всего боится. Говорят про одного из языческих владык Рима, что он сам себя произвел в боги и прятался под кровать при ударах грома. С этим, однако, страхом умели уживаться крайний эгоизм, жестокосердие, бесчувственность, кровожадность: здесь новые бичи погрязшего в язычестве человечества.

Что же было причиною такого жалкого ослепления язычников? Надобно заметить, что языческие верования, обряды, обычаи представляют страшный хаос: истина рядом с ложью, строгое требование долга и тут же соблазнительная подачка чувственности, в истории язычества видны разные течения, действуют разные силы со стороны этнографических и бытовых условий, вообще история его только еще начинает разрабатываться. Но среди разных влияний заметно выделяется, однако, одна струя, увлекающая умы и сердца людей в свою сторону, а именно: здравые и чистые вначале религиозные идеи искажаются под влиянием разных противозаконных расположений нашей падшей и в корне испорченной воли. Разные греховные поползновения и предшествуют искажению религиозной идеи, и последуют за этим искажением... Разум уже здесь играет, так сказать, пассивную роль: не то, чтобы он не видел истины, нет, он нарочно от нее отрывает свои глаза; не то, чтобы не умел дойти до первой причины бытия и счастья, нет, он намеренно останавливается на вторых и третьих причинах. Светлый лик Божества как бы режет ему глаза. Ему хочется заменить его чем-либо не столь строгим, он пытается ввести божество в круг тварной ограниченности, хочется уверить и себя и других, что оно не непричастно нашей слабости.

Подробное развитие этого взгляда, утверждающегося на свидетельствах слова Божия, учении Отцов церкви и древних памятниках истории, увлекло бы нас слишком далеко. Два, три примера однако же не излишни по отношению к последующему нашему раскрытию. Некоторые из древнейших индийских гимнов за 1000–500 л. до P. X. представляют довольно чистые понятия о Боге. Различные названия Верховного Существа пока означают только разные Его свойства. Но зародыш будущих искажений уже ясно виден: это старание извинит грех и каким-либо подарком, а не исправлением жизни, отделаться от ответственности перед Богом. Греху дается такое толкование, что это поступок невольный, это «отравленное ядом влечение, страсть, рок». Старик имеет наклонность развращать юношу, самый сон ведет к преступлению. Как нечто невольное, грех есть постороннее стеснение для человека: «освободи меня», поется в гимне, «как освобождают теленка от веревки». Жертв же, приносимых для умилостивления божества, дается такое значение, что это дар, приятный божеству. «Сойди на нее» т. е. на жертву, поется в гимне, «как мухи слетаются на мед». Немного погодя, слышится уже такая фраза, которая, как тяжелым молотом, бьет наше ухо: ты воешь, как голодный волк, при виде грома, вопиет Индиец, слыша раскаты грома². Другой пример: в большинстве языческих религий, ранее других предметов, обоготворяется солнце с подчиненными ему светилами. От него, думает язычник, день и ночь, весна и осень, сеяние и жатва богатство и счастье. Но ведь и солнце и планеты действуют в пределах физических законов. Что же? думает язычник, так и все должно совершаться в жизни, и вот физический закон начинает мало-помалу заслонять собою требования закона нравственного. Как скоро это случилось, то многие омерзительные пороки перестают казаться такими и включаются в число естественных и как бы законных потребностей человеческой природы³. До чего доводить язычников эта струя в своем последнем течении, страшно сказать: до полного оправдания и даже освящения греха. Самые ужасные преступления совсем, будто бы, не грех, а добродетель, даже средства угождения божеству. Что может быть ужаснее преступления, когда отец или мать убивает свое дитя, и даже заставляет его при этом мучиться? А в язычестве отцы и матери бросали живых детей в раскаленное чрево например, бронзовой статуи Молоха, в честь языческих богинь Ашеры, Венеры и под. в самых их святилищах, в угоду им, совершались такие гнусные дела, о которых Апостол запрещает христианам даже говорить (Еф.5:3). Значит, прежде чем дух человека сделался рабом природы, он стал рабом страстей в своем собственном существе. В самой природе человека пошатнулось равновесие, и чувственность взяла верх над духовными стремлениями; а от того и внешняя природа возымела сверхдолжное на него влияние и подчинила его себе. Послушный страсти, разум сам помогал своему врагу в измышлении его козней, и мирился со всякого рода заблуждениями, даже нелепостями, лишь бы подалее была мысль о законе и суде. Апостол Павел произносит посему такой суд над язычеством: как они (язычники) познав Бога, не прославили Его, как Бога, и не возблагодарили, но осуетились в умствованиях своих, называя себя мудрыми, обезумели, и славу нетленного Бога изменили в образ подобный тленному человеку и птиц четвероногим и пресмыкающимся, то и предал их Бог в похотях сердец их нечистоте, так что они сами сквернили свои тела. Они заменили истину Божию ложью, и покланялись и служили твари вместо Творца, который благословен вовеки, аминь. Посему предал их Бог постыдным страстям. И как они не заботились иметь в разуме, то предал их Бог превратному уму, делать непотребства... Они знают праведный суд Божий, что делающие такие дела достойны смерти; однако не только их делают, но и делающих одобряют (Рим. 1:21–28,32).

Что же делали среди такого страшного заблуждения эти светочи язычества, Сократы, Платоны, Аристотели, эти гиганты человеческой мысли, гению которых мы не перестаем доселе изумляться? Они делали, что могли, но не могли ничего сделать. С одной стороны перед ними была страшная кора заблуждений, в которых погрязла масса народная, и которую пробить нельзя было никакими философскими рассуждениями, с другой они чувствовали, что в самой душе их царил какой-то мрак и погружал их мысль в бездну натурализма, т. е. обоготворения природы, и они сознали свое бессилие, и в этом смиренном сознании состоит их сила и заслуга. В сочинениях греческого философа Платона есть замечательные места, где они говорят о трудности богопознания и необходимости помощи свыше. Трудно найти, говорит он, Творца и Отца всего (существующего), а обретши невозможно (αδύνατον) проповедать Его всем⁴. Не быть порядку в мире, если, не произойдет, какого-то божественного случая⁵. Итак, нужно подождать, пока кто-то не научит, в каких отношениях мы должны быть к Богам и людям⁶. Это было как бы мольбою человеческого духа к небу о просвящении и освобождении от уз и заветом этого гениальнейшего из мыслителей древности к многочисленным его ученикам и подражателям, которого они не могли забыть.

***

Перенесемся теперь в среду Еврейского народа. Ничтожный по численности, он противополагается всем народам древности. Это народ, избранный Богом собственно для сохранения истинного богопознания. Двойной свет освящал его: видя перед собою природу, возвещающую славу Божию, он имел у себя слово Божие, которое хранил и сохранил для нас.

В этом слове Божием: 1. освящались те пути, которыми человеческий разум шел к познанию духовности существа Божия. У прочих народов, даже в высокопросвященной Греции, искание Бога в природе совершалось с некоторым напряжением: мысль движется не свободно, с трудом подыскиваются выражения, вообще держится путь очень длинный и утомительный, а в Священном Писании эти самые мысли излагаются в ясной, светлой, поэтической форме, напр. за четыре века до туманных философских соображений о перворазуме, Давид поет этот дивный псалом: Благослови душе моя Господа. Ты дивно велик,... Ты облечен славою и величием (Пс.103:1) и, затем, как известно нам, подробно изображает в разных тварях чудеса Творческой мудрости. За семь веков до того времени, как Аристотель утверждал мысль о свободном от материи Перводвигателе вселенной, у того же псалмопевца, эта мысль выражена в следующих ясных и мощных словах: в начале Ты, Господи, основал землю, и небеса – дело рук Твоих, они погибнут, а Ты пребываешь; и все они, как риза, обветшают, и как одежду, Ты переменишь их, и изменятся. Но Ты тот же и лета твои не кончатся (Пс.101:26–28). Мысль о родстве человеческого духа с Верховным Существом представляется как особое торжество греческого гения, как бы возвысившегося над внешнею природою и преклонившегося перед своею собственною, а в Библии на первой странице не только говорится о нём, но и объясняется оно: сотворим человека по образу нашему и по подобию нашему (Быт.1:26). При подобном сличении мудрований философов с ясным и величественным в своей дивной простоте словом Откровения, невольно чувствуется, что там освящение идет снизу вверх: философская мысль усиливается пробиться сквозь мрак господствующего над умами заблуждения и часто сама падает под его гнетом; а здесь свет дается сверху вниз, и сразу освящает все затруднения человеческой мысли.

2. В ветхозаветном Священном Писании с особенным намерением выясняются те черты Божеского существа, которые, в силу своих греховных влечений, затемняли для себя язычники. Цену этих мест ветхозаветного Священного Писания опять можно оценить только при сравнении их с блуждениями язычествующей мысли. Откровение – мудрый педагог; оно как бы вскользь упоминает о том, что всем известно, и повторяет часто, с особенной силой и энергией, то, что людьми забывалось. Так оно весьма часто напоминает Евреям: 1. о единстве Бога в противоположность языческому многобожию. Слушай, Израиль, Господь Бог наш Господь един есть. (Втор.6:4); 2. о жизни Верховного Существа, отдельной от жизни мира. Я подъемлю к небесам руку Мою и клянусь десницею Моею, – говорить с необыкновенной торжественностью Господь у Моисея: живу Я вовек. (Втор.32:40). Жив Господь Бог Израилев, пред Которым Я стою (3Цар.17:1), – воскликнул Пророк Илия, когда, как молния, предстал пред идолопоклонником Ахаавом. 3. Напоминает о высочайшей святости Бога. Эта истина внушается с особенною силою потому, что в затемнении ее лежит самый корень языческого заблуждения. Так говорит, – восклицает пророк Исаия, – Высокий и Превознесенный, вечно Живущий, Святый – имя Ему (Ис.57:15). Святый Израилев: это было одним из самых употребительных имен Божиих. При этом слово Божие строго запрещает Евреям идолопоклонство, напр, во 2-й заповеди, и показывает им пустоту и гнусность идолов. В этом отношении особенно замечательно послание пророка Иеремии к Евреям, отведенным в Вавилонский плен: они, т. е. идолы, пишет им пророк, как бревно дом. Сердца их, говорят, точат черви земляные и съедают их самих и одежду их, а они не чувствуют. Лица их черны от курения в капищах. На тела их и на головы их налетают летучие мыши и ласточки и другие птицы, лазают также по ним и кошки. Из этого уразумеете, что это не боги. Итак, убеждает пророк, – вы не бойтесь их... (Посл. Иер.1:19–22). Читая эти строки у Пророка, невольно изумляешься от каких очевидных заблуждений нужно было когда-то остерегать людей.

Наконец ветхозаветное Откровение приближает к умственному взору людей саму идею Бога-Духа, и именно в ее нравственной высоте. Весьма замечательно в этом отношении следующее место. Когда Бог определяет наказать отпадших от Него людей всемирным потопом, то говорит так: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками сими, потому что они плоть (Быт.6:3). Здесь плоть в смысле видимого вещественного бытия и особенно в смысле чувственности противополагается Духу Божию, как силы невидимой и нравственной. Высочайший Дух не терпит пороков и развращения и, после многих мер к исправлению людей, изрекает им приговор Своей вечной правды. Покаянный псалом Давида также весьма замечателен в отношении к учению о Боге-Духе. Для того, чтобы оценить высоту этого учения, припомните, что прежде сказано было о гимнах Божеству в Индийских Ведах. Там наклонность извинить грех ведет к извращенно-религиозной идее, здесь наоборот: мысль о духовности существа Божия стоит в неразрывной связи с искренним сознанием глубокой пред Богом виновности. Индийский поэт говорит: это поступок невольный, страсть, рок, а Давид поет: беззаконие мое я сознаю, и грех мой всегда предо мною (Пс.50:5). Индийский поэт говорит: старик учит юношу грешить, самый сон внушает преступление, а Давид поет: Тебе, Тебе единому согрешил я и лукавое пред очами Твоими сделал, так что Ты праведен в приговоре Твоем и чист в суде Твоем (Пс.50:6). Индийский певец говорит: освободи меня, как теленка от веревки, а Давид совершенно иначе: сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови в утробе моей (Пс.50:12). Индийский поэт, сообразно предыдущему, взывает к Божеству: сойди на жертву, как мухи на мед, а у Давида уже вот какая мысль о Боге: жертвы ты не желаешь, я дал бы ее; к всесожжению не благоволишь. Жертва Богу – дух сокрушенный: сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже (Пс.50:18,19).

Что же? При этом двойном и столь сильном свете, всегда ли Евреи, как должно, понимали истину духовности Божией? Конечно, во все времена ветхозаветной священной истории были люди, стоявшее на высоте истинного богопознания. Отличительная черта этих праведных людей была та, что они ходили пред Богом, всегда имели в виду Его величие и нравственную высоту, и старались по возможности отвечать им своею доброю жизнью. Ходи предо Мною и будь непорочен (Быт.17:1), – сказал Бог Аврааму, заключая с ним Свой завет, и это поставлено было условием завета Божия и для всех его потомков. Но эти люди составляли в иные времена меньшинство, а в иные даже исключение. Большинство же Еврейского народа в отношении к поставленному нами вопросу представляет весьма печальное явление.

В первые и ​средние​ времена своей истории еврейский народ обнаруживает страшную наклонность к идолопоклонству: у подножия ​Синая​ он поклоняется тельцу. Затем вся его история представляет​ почти одно следующее явление: несмотря на увещания пророков, он входит в союзы с разными​ соседними народами и перенимает у них ​идолослужение, подвергается за это наказанию, кается и, по избавлении от бедствий, на некоторое время исправляется, затем снова впадает в идолопоклонство, снова наказывается и т. д. Мимо великолепного храма ​Соломонова​, Евреи проходят в ​языческие​ капища. В местах царских резиденций стояли ​идольские​ капища, и Израильтяне пили, по выражению пророка, из опьянявшей чаши (Иер.51:7) идолослужения и ​предавались гнусному разврату. На юго-восточной стороне от Иерусалима лежит страшное место ​Тофет​ в долине сынов ​Еннома​, где совершались жертвоприношения​ в честь Молоха, и дети ввергались сотнями в раскаленное чрево этого идола. Эти страшные, огненные мучения невинных жертв человеческого ослепления в долине Енномовой дали имя будущему месту адских мучений: геенне.

Что же это значит? Значит то, что природа Евреев была падшая и испорченная, словом, та же, какая и у язычников. И где они не сдерживались узами закона, там они неудержимо и влеклись на путь язычества. Наконец действиями промысла Божия и увещаниями пророков народ еврейский, казалось, был навсегда исцелен от заразы идолопоклонства. Плен Вавилонский был самым сильным в этом случае врачевством. Ненависть к идолам вошла в плоть и кровь Евреев, всасывалась с молоком матери, и, как совершенно утвержденный в идее единобожия, этот народ послан был ко всем народам, в качестве их учителя и подготовителя к христианству. Но это исцеление для многих и многих Евреев было не более, как только закрытием наружной язвы... Природа их осталась ​также​ грешная, а наша русская пословица говорит: гони природу в дверь, она влетит в окно. С течением времени начали прокладываться среди Евреев новые пути, на которых с признанием единого истинного Бога умели уживаться разные наклонности, свойственные забывшему о Нем язычеству. ​Такие​ направления заблуждающейся или, вернее, блудящей мысли рельефно и в типичных чертах выразились​ в двух главных сектах еврейских: Саддукействе​ и Фарисействе. Чрезвычайно ​характерно​ определение Саддукеев у святого Луки в Деяниях Апостольских: Саддукеи говорят, что нет воскресения, ни ангела, ни духа (Деян.23:8)... Относительно Самого Бога пока ни слова: кто Он и каков в своем существе. Но отрицание духа не относилось и к одним ангелам, ибо ангелы отвергаются сами по себе, а дух сам по себе, не относится и к людям, ибо воскресение их отвергается также само по себе. Что же это такое? Что они хотели сказать? Это робкая на словах, но дерзкая в сердце попытка отвергнуть в Верховном Существе духовность с её нравственными требованиями. Для чего это нужно было Саддукеям? Для того именно, чтобы быть Саддукеями, т. е. жить в полном удовольствии и ​предаваться страстям, не стесняясь ​мыслию​ о вечности и суде. Фарисеи – эти поступали еще хитрее: они совсем не ​затрагивали​ вопроса о духе, верили и ​вос​кресению​ и ангелам, и вообще в теории оставляли все на своем месте, но на практике следовали манере язычников: угождать Богу соблюдением наружных обрядов, оставляя в стороне нравственные требования закона Божия. Сходи в известное время в храм, принеси жертву, раздай несколько монет бедным и затем будь спокоен относительно своей ответственности пред ​Богом​, а когда ты несколько усилишь эти ​внешние​ дела благочестия, т. е. напр., ​попостишься​ два раза в неделю, чего закон Еврейский обязательно от всех не требовал, то ты уж смело можешь сказать о себе: ​несмь​, ​якоже​ ​прочии​ ​человецы​.... (Лк.18:11). Понятно теперь это энергическое, мало того, огненное слово к ним Предтечи Господня Иоанна: порождения ​ехидны​, кто внушает вам бежать от будущего гнева (Мф.3:7; Лк.3:7)? Кто это учит вас заглушать в сердце требования долга и чувства виновности, и укрываться за пустыми софизмами и лицемерным ​благочестием? До чего могли довести заблуждения Фарисеев и Саддукеев, пример на лицо в бреднях Талмуда, где божество представляется, как и у язычников, видимым, чувственным и осязаемым, высчитывается его мера, рост, расстояние между глазами, и где приписываются ему занятия хуже, чем ​человеческие​. Но и в это время были люди, желавшие искренно примириться с Богом и ​благоугождать​ Ему. Некоторые из них здесь же на берегу Иордана стояли алчущие и жажду​щие​ правды, и со слезами на глазах, с глубоким умилением в сердце внимали строгому слову истины из уст великого проповедника покаяния, и, громя других, это слово святой правды их утешало. Вообще​ ​особенностью​ этого времени было то, что рыбаки​, сборщики податей, женщины, ​ходившие​ с ведрами к колодцам – от всей души интересовались религиозными вопросами и надеялись, что вот придет Мессия и разъяснит им все недоумения... Там, в языческом мире, шли на свет истины ученые – философы и волхвы; здесь, в стране Израильской, эта жажда истины горела более в сердцах простых людей – мытарей, рыбаков и пастырей. В умах этих простых и смиренных людей ​рождались​ и зрели великие ​вопросы​ в роде того напр., какой слышится в словах рыбака Филиппа из Вифсаиды, сказанных ​впослед​ствие​ Спасителю: Господи, покажи нам Отца (Ин.14:8). Вот одной-то из этих простых и смиренных, жаждущих истины, душ и было сказано Господом слово жизни.

Судя по великой важности учения о Боге Духе для мысли и жизни человеческой, можно было бы ожидать, что оно будет торжественно возвещено в Иерусалимском храме, или, по меньшей мере, в ареопаге афинском. Нет: оно открывается Господом, у ​Сихемского​ колодца, во время отдохновения на ​пути​, в беседе с единственной слушательницею, самой простой из простых женщиной – ​Самарянкой​. Это безмерное снисхождение Спасителя во все времена возбуждало​ благоговейное изумление: но здесь более, чем одно только снисхождение, здесь видны ​глубокие​ цели. И беседа с ​Самарянкой​ никак не случайность. Так как раскол ​самарянский​ представлял смесь иудейских​ и языческих верований, то в лице ​Самарянки​ пред ​Врачом​ душ как бы стояли две стороны древнего мира, одинаково нуждавшиеся в ​просвещении​ от Него: стояло язычество, потерявшее истину ​богопознания и задыхавшееся в узах тяжкого ​порабо​щения​ природе; стояло Еврейство, хранившее ​сокрови​ще​ слова Божия и правую веру, но в ​большинстве​, и притом в лице своих представителей, тех, кто держал у себя ключ разумения, носившее только образ благочестия, а силы его ​отвергшееся​. В тоже время в лице ​Самарянки​, стояла пред Господом женщина, которой в христианстве указано такое великое значение, эта будущая распространительница​ св. веры, мать и воспитательница детей. Открыв ей великую истину о Боге-Духе, Господь показал, что эта истина не есть какая-либо философская доктрина, излагаемая в тесных стенах школы только избранным​ и утаиваемая от обыкновенных смертных; нет: это истина жизни, она должна проникать все ​поведе​ние человека, лечь в основу его воспитания. Наконец не напрасно избрана ​провозвестницей​ этой истинны не другая какая-либо женщина, а именно эта ​Самарянка​. Этот глубокий интерес к вопросам религии, эта живая вера в Мессию, наконец это её ​простосерде​чие​ и искренность: вот её ​высокие​ права. Только что ​пред​ сим она выслушала строгий суд над своею ​жизнью​, ей было открыто и прошедшее и настоящее, но она не бежит от гнева праведного ​Судии​, не ​выду​​мывает​ извинений и оправданий, напротив этому то Провидцу и ​Судии​ своей жизни и открывает все свое сердце. Припомните извинения греха у язычников, которые​ повели к извращению религиозной идеи, ​припо​мните глубокое сокрушение Давида, соединенное с ​глу​бокой​ также ​мыслию​ о Боге-Духе, и вы увидите, что беседа Господа с ​Самарянкой​ есть нечто предусмотренное и ​предуставленное​ в глубоких путях Провидения.

Увидев, что Говорящий с ней владеет даром про​рочества​, или, что то же, учительства, ​Самарянка​ ​обра​​щается​ к Нему с недоумением, о котором много слышала разных толков, много сама думала. Отцы наши, – говорит она, – ​покланялись​ на этой горе ​(гора Гаризин​ возвышалась вблизи), а вы говорите, что место, где должно ​покланяться​, находится в ​Иеру​салиме (Ин.4:20)​? ​Самарянка​ чувствует, что она не на правом пути, но как отступить от него, когда этого пути так давно держались отцы и деды? О сколько и теперь​, заметим мимоходом, вне спасительной ограды церкви держатся люди только ​этим уважением к па​мяти​ отцов и дедов! Выслушав со смирением суд над своею собственной ​жизнью​, она, ради этих отцов​ и дедов, как будто боится говорить дальше, ей страшно прямо высказать вопрос: но он сам собою виднеется в словах её: где же правда? В словах ​Самарянки​ скрывался и другой вопрос, о самом ​слу​жении​ Богу: ​какие​ Ему приятнее жертвы, те ли, ​кото​рые​ приносятся там в храме Иерусалимском, или те, ​какие​ некогда приносились здесь, в ​Самарянском​ храме, от которого в недалекой перспективе ​видне​лись​ священные для неё развалины, какое вообще ​угод​нее Ему служение? Таким образом в словах Самарянки​ сказались все недостатки языческого и узко-​ев​рейского​ богопознания. Прежде всего в вопросах веры лежит на уме её тяжким бременем обычай отцов и предания старцев. Далее божество является привязанным к одному месту. Наконец выражается мысль, что Богу угодны сами по себе те или ​другие​ жертвы, те или ​другие​ обрядовые особенности.

Спаситель объяснил ей, что доселе правда была на стороне Евреев, но никак не потому, чтобы Господь ограничивал Свое пребывание только храмом в ​Иерусалиме​, а потому что Иудея была избрана местом, с которого имела начаться спасительная благодать для просвещения всех людей. Но я боюсь, чтобы мое ​соб​ственное​ слово чего-либо не умалило в словах Господних​, и ​почитаю​ лучшим напомнить их вам во всей их дивной красоте, как передал нам Его наперсник​: ​поверь мне​, – говорит ей ​Господь​, – ​что наступает время, когда и не на горе сей и не в ​Иеру​салиме​ будете ​поклоняться​ Отцу. Вы не знаете, чему кланяетесь, а ​мы знаем​, чему кланяемся, потому что спасение от Иудеев. Но настанет ​время​ и настало уже, когда истинные поклонники ​бу​​дут​ ​поклоняться​ Отцу в Духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе. ​Бог есть​ дух, и ​поклоняющиеся​ Ему должны ​поклоняться​ в духе и истине (Ин.4:13–24).

Другое сильное место, открывающее эту же великую истину, находится в послании ​Ап​. Павла к ​Корин​​фянам​. Жители Коринфа, этой древней столицы ​Спар​ты, во времена ​Апостольские​ всемирного торгового города, отличались с одной стороны ​утонченностью во вкусах, с другой крайнею ​распущенностью, и ни в одном городе не замечал Апостол таких пороков, как здесь. Значит, языческое растление здесь дошло до крайних пределов: довольно сказать, что ​выра​жение​ жить по-​Коринфски​ значило – жить распутно. И вот людям, жившим среди такого страшного развращения нравов, и ​возвещается​ животворное слово о Боге Духе: Господь есть Дух, – пишет им Св. Апостол и прибавляет слова глубочайшего значения: а где Дух Господень, там свобода. (2Кор.3:17).

Остановимся же на этих местах и постараемся не обнять – это не возможно, а хотя наметить ту область​ разных истин и догматических, и нравственных​, и обрядовых, и бытовых, куда простирается свет от этой великой и животворной истины, что Бог есть дух.

1) Учение о Боге дополняется важнейшею чертою и получает свою законченность. Некогда Моисею, на вопрос его, как Твое имя, Бог сказал: Мое имя: Сущий (Исх.3:14), всегда неизменно существующей ​Иегова​. Теперь же определенно указана самая форма жизни божественной, насколько ​это возможно​ для нас, при средствах нашего ограниченного ума и неизбежной образности нашего языка, и то, что некогда, в виде светлой звезды, ​предносилось​ великим умам ​гениаль​​ных​ философов, говоривших тесному кругу избран​ных​ учеников о ​Перворазуме​, ​Перводвижителе​ вселенной, о Верховном благе – утверждено, уяснено и приближено к разумению всех... То нисколько не умаляет значения христианской истины, что она предчувствовалась великими умами. Душа наша по природе христианка, и Господь ​пришел​ на землю не вновь ​тво​рить​ людей, а воссоздать падший человеческий род. С другой стороны иное дело предчувствовать истину, и иное дело дать и открыть ее во всей её дивной красоте. Итак Бог есть Дух. Это самое возвышенное бытие. Это ​са​мая совершенная жизнь. Как Дух, Бог беспределен, независим, самобытен, ​вседоволен​, всемогущ, неизменяем, вечен: все эти свойства ​Божии​ удобно ​совме​​щаются​ в понятии всесовершенного Духа, и суть как бы коренные свойства Его природы. Но вот вместе с этим открываются нам свойства как бы ​всесо​вершенного​ ума Божия: всеведение, премудрость, истинность​; как бы всесовершенной воли Божией: свобода, праведность, святость. Но как жизнь ​ограниченного​ духа имеет средоточие в сердце, и сердце есть самое ​исходище​ жизни; то и в природе ​высочайшего​ и ​всесовершеннейшего​ Духа открывается нам одно свойство как бы господственное или ​средоточ​ное, и имя этому свойству любовь: Бог Дух есть любовь (1Ин.4:8). А дивное сочетание и ​согла​сие всех этих совершенств в Боге-Духе, полнота их составляют то, что мы называем блаженством божественной жизни. Таким образом мы видим пред собою как бы живой образ нашего Творца и Промыслителя, и в беспредельной любви, если только ​мож​но так сказать, слышим биение самого Его сердца. Ближе, яснее передать нам мысль о ​Боге​ нельзя. Как бы так говорит Господь каждому из нас: вот я ​запечатлел​ свой закон в твоем сердце, чтобы ты всегда имел свет его пред очами твоими; а теперь Я открываю тебе образ моей жизни в ​тво​ем собственном духе... Он, этот твой дух, от Меня. Я вдохнул его в твое бездушное тело. Ужели ты теперь когда-либо Меня забудешь?!

Вместе с этим 2) утверждается истинное понятие о жизни вообще. Теперь самим Богом всем нам несомненно открыто, что настоящая жизнь, в полном смысле этого слова, жизнь в себе и по себе, принадлежит​ никак не веществу, а духу. Было время, когда ничего не было, а вечно царствовал единый безначальный Дух. Все существующее в мире, произошло, по воле сего бесконечного Духа, из несущего. И будущее принадлежит Духу: в Духе бесконечном – это вечность, в духах ограниченных​, по воле и неизреченной милости Бога-Духа, бессмертие. Остальному всему принадлежит жизнь мимолетная​ и зависимая от духа: взглянул, и оно уже не то, нечто ​исчезло​ и улетучилось, другое явилось вновь. Все это является и ​исчезает​, остается и изменяется, по воле Вечного Духа и для целей духа, т. е. для развития и жизни духов ограниченных.

Таким образом 3) вместе с бытием единого совершенного Духа, является умственному взору нашему​ великое царство духов, которым, по воле ​Бо​жией​, принадлежит несравненно лучшая жизнь, чем та, которая видимо совершается кругом нас. ​Отны​не будете, – сказал Господь, – ​видеть небо​ ​отверсто​ и Ангелов ​Божиих, ​восходящих​ и нисходящих к Сыну человеческому (Ин.1:51). Известное ​вет​хозаветным​ людям, предугадываемое всеми народами, царство небожителей, только в Новом Завете открылось в ясных определенных чертах и в том величии, которое не может не возбуждать к ним благоговейного изумления. Это прежде всего ​са​мая высокая красота жизни, с которой не могут сравниться ​никакие​ красоты этой внешней природы, которая также, конечно, как дело Бога ​преблагого и премудрого, в своем роде прекрасна. Как бы представить ближе эту незримую телесными ​оча​ми красоту духа? Вот пример: самое лучшее в обитаемом нами мире – это, по всей справедливости, человеческий гений. Мы изумляемся этой мощи ума, с которою гениальный человек ​прозирает​ в самую сущность вещей, мы удивляемся той несокрушимой си​ле​ воли, с которою он побеждает ​встречающиеся​ на пути его препятствия, мы восхищаемся этой дивной красотой слова, образа, звука, в которых выливаются​ мысли, чувства и предчувствия гения, и ​каждая​ черта в духовно-нравственном образе ​гениальной личности нам дорога, тщательно разыскивается и изучается, передается из поколения в поколение, как святыня, как искра света Божия. Так вот те​перь​ над нами поднимается необозримый ряд чистых духов, из которых каждый силою ума и воли ​превосходит самых высших гениев человечества: взор их быстрее молнии, обширнее орлиного ока. Светозарные Херувимы, быстродвижные Серафимы, они идут в порядках и степенях до самого ​пре​стола Вседержителя и наполняют ту бездну, которая отделяет мир от Высочайшего Духа... ​Различие в​ этих степенях, превосходство одного над другими этих небожителей, зависят единственно от силы духа. Чем выше ум, тем ​святее​ воля, чем пылче любовь, тем ближе к Высочайшему Духу, и этих великих светлых духов тьмы тем, такое ​множе​​ство​, какого нам невозможно и вообразить. Одна из притчей Господних несколько приближает к нашему взору это необозримое богатство духовного царства. У пастыря из ста овец одна заблудилась, и он, забыв о девяносто девяти овцах, пошел искать заблудшую. Эта пропавшая овца, найденная и поднятая на ​рамена​ Пастырем душ, ​человече​ский​ род и прежде нас бывший, и теперь существующий​, и который будет после нас. Девяносто девять​ овец – это Ангелы. Вообразите же теперь ​гра​ницы​ этого мира духов! Уже одна мысль, что есть мир столь богатый и разнообразный вне того, ​кото​​рый​ нас здесь окружает, делает невозможным раб​ское​ преклонение перед ​громадой​ внешней природы; но нам открыто, что этот великий мир чистых ​блаженных​ духов – не чужой нам. Мы принадлежим к нему лучшею стороною нашего существа. Мы призваны занять место в среде его, быть также членами этой умной иерархии. Нас зовут туда, нам ​оказы​вается​ непрестанная и сильная поддержка, чтобы, чрез путь этой мимолетной жизни, направить нас туда, в их нескончаемое царство. Сотни тысяч искупленных​ ​кровью​ ​Христовою​ уже там, как бы заняли место​ отпадших от Бога духов. И вот еще ​бли​же стало к нам небо, еще сильнее оно зовет нас в свои вечные обители.

Поэтому 4) истиною духовности Божией ​проясня​ются​ стремления человеческой жизни и возвышается та сторона в нашем существе, которая называется духом; дается ответ, почему ​никакие удовольствия жизни не насыщают нашей души, даются указания​, как и где мы можем обрести себе покой. Вместо собирания благ многих на лета ​многие​, встает пред человеком другая задача – сеять в дух, препровождать сокровища туда, где ни моль не съедает, ни ржа не истребляет. Дается истинная оценка разным делам и подвигам человеческой жизни. Ко многим ​величиям​ этого мира применяется слово: видел я нечестивца грозного, ​расширявшагося​ подобно укоренившемуся ​многоветвисто​му​ дереву, но я прошел, и вот нет его: ищу его и не нахожу (Пс.36:35,36), и наоборот, кого здесь так часто гонят и поносят, те оказываются истинно мудрыми. Наконец ​указуется​ высокое назначение самому земному праху, который мы носим в своем теле, чрез одухотворение, сделаться несокрушимым вовеки вместилищем и органом нашего ​бессмерт​ного​ духа.

5) Истина духовности Божией дает даже смысл всем действиям христианского ​богопочтения​. Дух есть Бог и как дух, Он любит дух. Сын мой, отдай сердце твое мне, – говорить Он каждому из нас. Отец ищет себе таких, а не других поклонников (Ин.4:23,24; Притч.23:26). Преданность, смирение, благодарность, любовь – вот те жертвы, которые ему угодны, как Высочайшему Духу. Но дух окрыляет и наружные действия ​богопочтения​ и дает им цену, какой они сами по себе не имеют. Для Бога-Духа одинаково не нужны были и те тысяча жертв, которые с такой ​щедростью от своего богатства принес Соломон​ в ​Гаваоне​, и те две лепты, которые с таким усердием от своей бедности положила вдова в сокровищницу храма; но Он принял эти жертвы, ради тех чувств любви и преданности, с которыми они приносились. Пусть, ​однако же​, не выводят от сюда никаких поспешных заключений те, которые, во имя духа, унижают обряды церковные. Нет! эти церковные обряды и сильны именно силою духа: 1) они, как нельзя лучше, выражают движение духа; 2) они воспитывают его в христианине. Церковность – это, так сказать, атмосфера духа: крестное знамение выражает​ веру в Господа Спасителя, пост есть знак сердечного участия в Его страданиях, поклоны и коленопреклонения​ – знак смирения и покорности, свечка, ​сожженная​ пред святою иконою, есть символ любви, горящий в сердце. Псалмы, песни и пения духовные – это проводники к нам духа: если они за​имствованы​ из Библии, то это есть слово Святого Духа; если составлены отцами церкви, то они были помазаны от Святого Духа, и слово их исполнено Его силою. Посему и говорил Апостол: исполняйтеся​ Духом, ​назидая​ самих себя псалмами, и ​словословиями​, и песнопениями духовными, ​поя​ и воспевая в церквах ваших Господу (Еф.5:18,19).

Наконец Апостол торжественно провозглашает свободу человеческому духу: свободу в обращении к Богу, как к Отцу, свободу от рабского служения природе, свободу от чувственности и страстей, ​сво​боду в отношении жизни. Права этой свободы безграничны​: все ​мне​ позволительно, – говорил ​Апо​стол, но при этом ​указует​ и коренной закон этой свободы: но ничто не должно обладать мною (1Кор.6:12). Истинная свобода и мысли и жизни состоит никак не в своеволии, которое есть рабство греху и страсти, а в том, что дух человеческий становится выше всех враждебных на него влияний, со стороны своей ли собственной плоти, или ​окружа​ющего мира, и делает то, что указывают ему ​высо​кие нравственные требования собственной его ​богопо​добной​ природы. Где Дух Господень, там ​сво​бода (2Кор.3:17).

Представляя эту безграничную ширь и даль, ​откры​тую нам двумя словами святой истины, как не преклониться пред Божественным Учителем и ​Врачем​ душ наших, и не воскликнуть: слава Тебе, показавшему нам свет! Дух человеческий в ​хри​​стианстве​ как бы вырвался из тяжкого заключения. Пленному ему сказано освобождение, слепой он ​про​зрел, измученный отпущен на свободу (Ис.61:1,2; Лук.4:18). Конечно, наиболее чувствовали милость ​Господню​ те, которые были под гнетом плена и помнили тот мрак, который некогда висел над их ​мыслью​ и ​жизнью​. В этом отношении особенно замечательна литература Апологетов, т. е. ​защитни​​ков​ христианства при начале его ​распространения​ против разного рода гонителей. Они были учениками языческих философов, кое-где держатся старых фи​лософских​ воззрений; но где почувствовала свободу их христианская мысль, там она высоко парит над мировоззрением язычников, и слово их принимает тон победного клика над падшим врагом... ​Нуж​ды​ нет, что этот враг сохранял еще внешнее ​мо​​гущество​; он нравственно пал, и победитель милостиво​ щадит его и с любовью к нему относится. Вот, для примера, обращение к Богу одного из этих христианских писателей: «О великий Боже, – ​вос​​клицает​ он, – Творец вещей, невидимый и ​непости​жимый​! Ты достоин непрестанно получать хвалу от всего того, что ​дышит​ и мыслит, если только ​смерт​​ные​ уста достойно выражают Твое имя. Ты причина причин. Ты бесконечное, ​несотворенное​ существо, без начала, без конца. Ты тот, Который превознесен над всякой высотой и величием. Прости, Верховный Царь, тем, кто преследует Твоих служителей, и так как это согласно с Твоим милосердием, то имей сострадание к несчастным, отвергающим Твое имя и Твою религию. То неудивительно, что они не знают Тебя, было бы гораздо удивительнее, если бы они Тебя познали»⁷.

Но ​христианство​ велико не тем только, что оно открывает ​высокие​ и животворные истины. Оно дает силу к восприятию этих истин и учит, как содержать их в подобающей им высоте и чистоте. Мало было научить нас истине, надобно было примирить нас с Богом и разрушить ту преграду, которая отделяла нашу жизнь от Его жизни и вновь возродить нас, надобно, чтобы благодать Святого Животворящего Духа сошла в сокровеннейшие​ глубины нашего сердца и там рассеяла тот, по прекрасному выражению церковной молитвы, ​есте​​ственно​ – животный мрак, который препятствует людям видеть свет истины. Иначе этот свет ​бу​​дет​ скользить, только так сказать, по поверхности души. ​Хорошие​ слова о великой истине человек ​будет​ помнить и повторять, но свет её не проникнет в сердце. Сами Апостолы, эти преданнейшие ученики Господа, до тех пор не прониклись всею силою Его учения, пока не просветились силою Святого ​Ду​ха. Это самое главное условие к тому, чтобы человек мог как должно понимать ​высокие истины ​хри​стианства​. Какую бы красноречивую проповедь вы не услышали о ​Боге​ Духе, она не даст вам той ясности​ сердечного взора, как чувство близости к Богу, та духовная свобода, с которою, примиренный с ​Бо​гом​ и чувствующий веяние любви Его в сокровеннейших​ глубинах сердца, верующий христианин встает прямо, так сказать, пред очи Его, и ясно, и твердо, с дерзновением говорит: Отче наш… Это высокое право и эта ​преискренняя​ близость ​земной твари к непостижимому и необъятному Божеству дается ​благодатью​ Св. ​Живоначального​ Духа в ​таин​ствах​ Крещения, где человек ​возраждается​ и усыновляется​ Богу, Миропомазания, где сообщается ему духовное просвещение, так что человек не нуждается в постороннем руководстве для познания истины, но это самое помазание учит его всему (1Ин.2:20,27), и наконец – Евхаристии, где он приобщается самой Божественной жизни и не только узнает, но и вкушает, как благ Господь.

И со стороны человека требуются также важные ​усло​​вия​ к должному восприятию и хранению святых истин: прежде всего должно очищать сердце от греховных склонностей и влечений, которые были главной причиной забвения истины о Боге Духе в язычестве и недос​таточного внимания к ней ​большинства Евреев. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят​ (Мф.5:8). Сердце – это духовное око, ​кото​рым​ созерцаем мы невидимое для чувственных очей и непостижимое для разума. Насколько сердце чисто, настолько оно способно к духовному созерцанию. Некто ​Автолик​, образованный язычник, ​спрашивает​ одного из апологетов (​Феофила​, ​еп​. Антиохийского): «покажи мне твоего Бoгa». Феофил​ прекрасно отвечал ему: «покажи мне твоего человека, и я покажу тебе моего Бога». Покажи, что очи души твоей умеют видеть и уши сердца твоего умеют слышать. Ибо как телес​ные​ глаза у зрячих людей видят предметы этой ​земной жизни, как уши различают звуки: так точно есть уши сердца и очи души, чтоб видеть Бога⁸.

Но чистота сердца это далеко еще не все, что ​тре​буется​ для истинного богопознания: это только удаление препятствия, так сказать, отрицательная сторона дела​. Глаз может быть здоров и открыть, и не заметить того, что нужно. Для полноты и ясности ​зна​​ния​ нужно иметь, по слову Апостола, – чувства навыком приученные к различению добра и зла (Евр.5:14). В частности для того, чтобы сердце наше могло​ ​прозирать​ в тайны божественной жизни, ​надоб​но, чтобы оно вошло в дух её, само прониклось чистыми и святыми духовными стремлениями. Тогда только оно и будет способно восчуствовать совершенства​ Божественной жизни. Так как господственное и ​средоточное​ свойство Высочайшаго Духа есть любовь; то сердцу нашему должно в особенности проникнуться духом христианской любви. Только, укорененные и утвержденные в любви, мы, по слову апостола Павла, – можем со всеми святыми постигнуть, что широта и долгота, и высота и уразуметь превосходящую разумение любовь Христову (Еф.3:18,19). Кто не любит, тот, – по слову апостола Иоанна, – не познал Бога (1Ин.4:8).

Нарушение этих необходимых условий бывает причиною​ того, что и в христианстве, при ясном свете богопознания, могут быть уклонения в понимании ​ис​тины духовности Божией. Хотя природа наша и облагодатствована в таинствах, но исправление её есть и собственный наш подвиг и подвиг целой жизни... Страсти и теперь действуют... Разум наш и теперь готов на ​всякие​ измышления для смягчения чувства ​ви​новности​ греха и, если бы оказалась возможность, и к совершенному его устранению. Посему и в настоящее​ время возможно уклоняться на все те ложные пути, которые указаны были выше: можно и теперь оставлять в стороне нравственные требования верховного ​Зако​нодателя​ и ​успокаиваться​ на одних внешних делах благочестия, или, что тоже, быть фарисеями; можно и теперь, не отрицая бытия Божия, подвергать разного рода недоумениям, сомнениям, некоторого нерешительного вида отрицаниям истину загробной жизни, суда, ​суще​ствование​ самого духа, и уже с большей ​смелостью​, в силу таковых якобы убеждений, позволять ​себе​ ​разнуз​данность в жизни и нарушение разных законов, не ​ исключая​ даже и тех, которые начертаны ​Моисем​, по повелению ​Божию​, скрижалях, ​одним словом​ быть Саддукеями; можно наконец ничему не верить, не признавать даже бытия Божия и не только быть язычниками в жизни, но и открыто ​проповедовать​ язычество. История проложила эти пути уклонения от истины ясно и в чертах самых типичных, и ​каж​дому дана возможность видеть и поверить, на каком пути он стоит в отношении к святой истине. Посему и Господь сказал всем нам в лице своих учеников: смотрите, берегитесь закваски ​фарисейской​ и саддукейской (Мф.16:6,11). Апостол Петр, предостерегая верующих от нового ​впа​дения​ в язычество, говорит: лучше бы им не поз​нать​ пути правды, нежели познав, возвратиться назад от преданной им святой заповеди и последнее бывает ​хуже​ первого (2Пет.2:20,21).

С тех ​пор​, как открыта великая истина о ​Бо​ге​-Духе, проходит уже и близится к концу второе тысячелетие. В это время возникали разного рода во​просы​ и недоумения относительно её и разъяснялись отцами и учителями Церкви. Некоторые из этих вопросов слышатся и теперь. Посему представляется не ​излишним​ указать их.

Прежде всего, при учении о Боге, как совершеннейшем ​ Духе, недовольно понятными представляются те выражения о Боге, в которых приписываются ему ​человеческие​ свойства и даже члены человеческого тела: сердце, очи, уши... Эти выражения во-первых ​неиз​бежны​. Если бы мы знали ​Ангельские​ языки, о ​которых​ ​упоминает​ Апостол (1Кор.13:1), то, может быть, и выражались бы иначе о Боге, ближе к ​ис​тине Его высочайшей духовности, а человеческий язык, по существу своему, образен. Самая мысль движется у нас в сфере разных образов. Таково уже свойство​ нашей духовной природы. Посему и в мысли о Высочайшем ​Существе​ неизбежно входит образность, а отсюда она проникает и в слово. Какое слово ни возьмем: отец, владыка, вседержитель, ​внеми​, ​призри​, ум, воля, – это образы. Не ​гово​​рить​ образно, значит, совсем перестать говорить. Во-вторых – эти человекообразные выражения о Боге имеют некоторое даже законное для себя основание. Господь сотворил нас по образу Своему. Поэтому и нам свойственно размышлять и говорить о Боге по образу нашему. Есть таинственная связь нашего духа с Бесконечным Духом; поэтому и ​высочайшие​ совершенства​ Бесконечного Духа представляются нам в чертах нашего конечного духа. Но это не мешает нам ​всегда сознавать различие между словом и ​мыслью​ и, по силе своей и главным образом при пособии таинственной благодати, возноситься к возможно частому представлению​ о Боге: когда слышим о ​Отце​, представлять​ Его неизреченную любовь, когда слышим о Владыке, представлять себе Его высочайшее могущество​. Самое слово дух – есть образ, и, по ​уче​нию​ Иоанна ​Дамаскина​, этим словом никак не ​пости​гается​ сущность Божества, а только нечто, ​относяще​​еся​ к сущности, подобно тому если о теле сказать, что оно белое или черное (изложение Православной веры Кн. 1, гл. 10). Мысль святого отца очень глубокая. Говоря о теле, что оно белое, мы не постигаем сущности тела, но имеем, ​однако же​, некоторое верное представление о нем. Есть мысль, которая должна всегда ​предноситься​ нам и при этих двух словах: «Бог-Дух», это мысль о высочайшей святости Божества, которая выражается в другом также прекрасном образе: Бог есть ​свет​, и нет в Нем никакой тьмы (1Ин.1:5). Кому Господь​ даст участие в райской жизни, тот ближе, лицом​ к лицу, увидит то, что теперь видим, как бы сквозь тусклое стекло, ​гадательно​ (1Кор.13:12), и научится ​просла​влять​ Бога вместе с Ангелами: а пока мы в этой жизни, и разные соблазны влекут нас на путь греха. То сами св. Ангелы внушают нам о Боге Духе крепче всего вот какую истину: свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель (Апок.4:8). В забвении о величайшей святости Бога Духа лежит корень языческих заблуждений, а также разнообразных уклонений на путь язычества в среде Еврейства, и вот эту-то святую истину о ​Боге​ Духе надобно нам в особенности помнить: Бог свят и от нас ​тре​​бует​ чистоты сердца и исправления жизни, иначе мы не можем быть причастниками Его вечного царствия.

Некоторые говорили: если Бог есть Дух, и мир создан им из небытия в ​известное​ время, то что же Он делал прежде сотворения мира? Указанный вопрос заявлялся из двух побуждений, и потому разные были на него ​ответы​. Иногда в подобных вопросах выражалось одно праздное любопытство, или желание каким-то софизмом удалить от глаз истину, слишком светлую для этих глаз, и на во​прос​ в этом тоне вот, например, ответ ​бла​женного​ ​Августина​ «Я не скажу, как сказал некто, решая этот вопрос, что Бог готовил тогда геенну для покушающихся постигнуть ​непости​жимое​, а охотнее скажу: не знаю, не знаю.»

В другом месте тот же учитель говорит: так как прежде сотворения неба и земли не было ​ника​кого времени, зачем и спрашивать: что делал тогда Бог? Не было и этого тогда, когда не было ​време​ни⁹. В словах великого учителя западной церкви звучит некоторое праведное негодование, нечто ​подоб​​ное​ тем словам огня и силы, какими карали блудящую​ мысль пр. ​Илия​ и Св. Иоанна Предтеча. Тебе, как бы так он говорит, тебе открыта великая истина, животворная и спасительная, она требует покаянной​ слезы из твоих глаз и глубокого ​вздо​ха из души твоей, а ты находишь время и охоту заниматься пустыми и праздными вопросами. Но тот же самый вопрос может быть и в ином тоне и выражать не праздное любопытство, а ​ис​креннее​ искание истины, свойственное любомудрию. Правда, при этом изменяется и самая форма вопроса: «если Бог есть Высочайший Дух и совершенно отдельное от мира существо, то в чем же могла проявляться жизнь этого Духа, когда не было мира? Что было предметом познавания Его ума, предметом его любви?» Для ​успокоения​ волнующейся мысли, учители церкви с давних времен указывали на высочайшую и глубочайшую из христианских та​ин​: тайну Святой Единосущной и Нераздельной Троицы​. Эта тайна говорит: Бог один, но не ​оди​нок​. Существо Единого Бога составляют: Отец, Сын и Св. Дух. Каждое из этих лиц обладает умом, свободою, действием, и все вместе ​составля​ют единую жизнь ​всеблаженную​. При этой ​внутрен​ней полноте жизни Всесовершенный Дух не имеет нужды ни в какой посторонней вещи для Своего существования​ и, если ​восхотел​ дать жизнь бесчислен​ным​ тварям, то это было ​всесвободным​ делом единственно​ Его беспредельной любви.

Наконец уже в последнее, близкое к нам, время поднять вопрос о самосознании и личности свойствен​ных​ Духу, но как будто противоречащих идее ​беско​нечного​ и неограниченного Существа? Если, говорят, Божество сознает себя личным существом, то этим будто бы себя ограничивает… С этого тезиса​ или основоположения за два с половиной ​ве​ка ​пред​ сим началось движение философствующей мысли на Западе, которое продолжается доселе. Подробное развитие разных философских взглядов на этот предмет и опровержение их завлекло бы нас слишком далеко. Это должно быть предметом отдельных чтений. Скажу, ​однако ж​, что спор с представителями разных философских воззрений, отступающих от христианской истины, ведется и за границей и у нас с великим достоинством и ​успе​​хом​, и разъяснение разных недоумений обогащает богословскую науку новыми данными в подтверждение её истин. Между прочим раскрывается весьма ​важ​​ное​ значение самосознания и личности, по которому они никак не составляют какого-либо ущерба в понятии Высочайшего Существа, напротив, необходимо требуются этим понятием, как отличительные черты жизни самой совершеннейшей. И в видимой природе жизнь тем совершеннее, чем определеннее её ​чер​ты. Самую высокую определенность в этом мире, составляет личность человека. В самосознании и ​ра​​зуме​, свободе и характере высокой и благородной личности есть нечто лучшее во всей мировой жизни; а Бог есть первообраз всякого совершенства, поэтому не иначе мыслим, как ​самосознающим​ и личным.

Но личность, говорят, мыслима при других ​лич​​ностях​: какое различение личности можно представить в Бесконечном Существе? При углублении в этот вопрос снова, как светоносная звезда, сияет над умами тайна Святой Единосущной и Нераздельной Троицы. Отец, Сын и Св. Дух и различны и нераздельны. Личные свойства Трех ​Ипостасей​ в ​Еди​​ном​ Божестве представляют как бы ​своеобраз​ные​ вечные обнаружения единой Божественной жизни. Здесь является некое, конечно в ​существе​ ​непости​жимое​, дивное ​сочетание​ понятия личности, как ​необ​ходимого​ признака жизни совершеннейшей с ​поняти​ем бесконечности, которая свойственна Существу Высочайшему​. Поэтому некоторые из философов ​назы​вают​ тайну ​Пресв​ятой Троицы высочайшим ​торже​​ством​ умозрения: но вернее сказать, что эта тайна есть последнее слово Бога о Себе и Своей жизни и составляет венец всех данных об этом ​откро​​вении​.

Здесь еще резче должно провести ​различие между запросами серьезной философской мысли и разного рода сомнениями и недоумениями, которые заявляются ​людь​ми, не стоящими на почве чистой науки из иных побуждений, преимущественно практического свойства. Причина, по которой могут возникать последнего ​ро​да недоумения, достаточно выяснена нами выше. ​Ска​жем​ несколько слов о первых, т. е. о запросах серьезной философской мысли. Что философы будут и будут касаться разных вопросов из области религии​, это весьма естественно; с одной стороны, что может быть ​заманчивее​ для человеческого ума этой родной ему сферы невидимого? С другой, о чем бы человек ​серьёзно​ ни думал, о внешней природе, о себе ​ли самом​, он постоянно встречается с ​мыслью​ о Боге. Что углубление в богословские вопросы возможно и после открытия истин в христианстве, это один из признаков божественной мудрости в Откровении: ​ве​ликая​ истина в одно и тоже время понятна дитяти, и ​представляет​ недосягаемую глубину для премудрых и разумных мира сего. Какие бы вопросы ни ​воздви​гались​ на поприще чистой науки, не должно бояться их: рано или поздно истина восторжествует и явится​ изумленным умам человечества в новом свете. Так было прежде нас, ясно видим это и теперь – припомните, что сказано было выше о тайне ​Пресв​. Троицы, так будет и после нас. Но не должно никогда забывать, что истина не так легко дается умам ограниченным, хотя бы даже и гениальным, как легко она открывается свыше, и что на пути её для них неизбежны уклонения, иначе сказать, увлечения и ошибки. Можно, например, для философской мысли с силой устремиться в одну сторону, и потом с такой же быстротою увлечься в противоположную: начав с идеализма, кончить крайним материализмом, и наоборот. Один и тот же мыслитель иногда в начале своего поприща держится одного мировоззрения, а в конце проводит другое. Уже одна эта быстрая смена ​авторитетов​ науки, отвергающих сегодня то, что говорилось вчера, показывает, что ученые философы идут к истине, но еще далеко до неё не дошли. Пусть же они и идут своим путем, и серьезный спор с ними и указание тех или других отступлений от ​ис​тины возможен, только и, как мы сказали, с ​честью ведется на ​поприще​ богословской науки.

Но это не должно препятствовать вере делать свое дело. Во всякое время в православной церкви ​вож​жен и светит светильник чистой святой истины, ясно ​указуя​ каждому путь к небу, и христианин должен пользоваться временем, пока имеет этот свет пред собою, для посева в дух, для приготовления к нескончаемой жизни там, в царстве духа. Для движения философствующей мысли назначены века и даже тысячелетия; а для нашей жизни назначен краткий предел, и мы должны так дорожить своим ​вре​менем​ для этой цели нашего бессмертного духа, как бы покупали его дорогою ​ценою​. На этом спасительном​ пути, если будут до слуха верующей души доноситься разные ветры противных вере учений, и громко будут ​возглашаться​ пред нею разные имена великих знаменитостей, якобы воюющих против ​свя​той истины, она, представляя мысленно то ​необозри​мое пространство света, которое воссияло в мире с явлением истины Евангельской, всегда может и ​име​ет​ неотъемлемое право сказать: никогда человек не говорил так, как этот человек т. е. Господь Спаситель наш (Ин.7:46), и всегда найдет покой от всех сомнений и недоумений в молитве апостола Петра: Господи, к кому нам идти? Ты имеешь глаголы жизни вечной (Ин.6:68).

Непостижимость Божества

Важность богопознания вообще и в частности истины духовности существа Божия для мысли и жизни человеческой

Пути, открытые Богом к познанию Его духовности

Исторический метод исследования предмета

Указания на истину духовности Божией в сфере ​откро​вения естественного

Пособия к уразумению этих ​указаний​ из сверхъестственного откровения

Забвение истины духовности ​Божией​ язычестве

Порабощение​ человеческого духа в обоготворении природы

Тяжесть этого плена

Причина этого порабощения

Заслуга древних мыслителей

Указания на истину духовности Божией в ​сверхъестественном​ откровении ветхозаветном

Наклонность Евреев к забвению этой истины и причина этой наклонности

Новые пути к забвению этой истины в саддукействе и ​ фарисействе​

Души, искренно ​жаждавшие​ истины перед пришествием Спасителя

Открытие истины о Боге-Духе в беседе Господа ​Спасителя​ с ​Самарянкой

Учение о Боге-Духе в ​послании​ Св. Апостола Павла к Коринфянам

​ Круг​ истин, освещаемых ​великой​ истиной о ​Боге​-Духе:

а) в ​учении​ о свойствах существа Божия

б) в ​понятии​ о жизни вообще

в) в ​учение о мире духов

г) в ​учении​ о человеке

д) в учении о ​богопочтении​ и богослужении

е) в учении о свободе

Торжество духа в христианстве по освобождении от рабского ​преклонения​ перед природой

Благодатные силы, ​даруемые​ свыше, к ​ураз​умению великих​ истин христианства и в частности истины о Боге-Духе

Условия со стороны человека к должному хранению и ​пониманию​ этой великой истины

Вопросы и недоумения в ​учении​ о Боге-Духе:

а) относительно человекообразных представлений и выражений​ о Боге-Духе

б) относительно ​жизни​ Божией до создания ​мира​ и вне его

в) относительно самосознания и ​личности​ в понятии ​Бесконечного Существа

О ​запросах​ серьезной философской мысли

О ​спасительном​ пути веры, преданной руководству ​откровения​