Руководство для сельских пастырей
Выпуск № 5. 1870 г.

По сотворении невещественного, духовного мира – ангелов, Бог благоволил открыть Свои высочайшие совершенства в сотворении другого – низшего, видимого, вещественного мира, того самого, в котором и среди которого мы обитаем.

Видимый мир – есть стройное соединение невообразимого множества тварей, которые непрерывно сменяются путем смерти и рождения. Смерть и рождение существуют только для отдельных видимых тварей: и мир этим способом непрерывно изменяется и обновляется, но в целом пребывает постоянным. Род преходит и род приходит, – сказано в свящ. писании, а земля во веки стоит... Что было, тожде есть, еже будет; и что было сотворенное, тожде имать сотворитися (Еккл.1:4,9). Вся, елика сотвори Бог, сия будут в век: к тем несть приложити, и от тех несть отъяти (Еккл.3:14). Таким образом, в нашем мире ежеминутно призываются к жизни несметное количество новых тварей взамен старых, а мир не разрушается и будет существовать, доколе Творцу не будет угодно или преобразовать, или вовсе уничтожить его.

Вещество само по себе разрушимо и смертно. Жизнь мира зависит от той животворной силы, которую сообщил ему животворящий Дух Божий, носившийся над бездною в первые дни мира. Эта жизнь распространяется и будет распространяться, пока сие угодно воле Божией, в мире, тем порядком и способом, какие определил Сам источник жизни – Бог. Так, наша земля каждый год, обходя вокруг солнца, оборачивает к теплым лучам солнца попеременно все части своей поверхности, и от него заимствует свет и теплоту, т е. свою жизнь. Земля правильно движется вокруг солнца сама собою, по данным ей от Бога естественным силам. Основаяй землю на тверди ея, – сказано в свящ. писании, не преклонится (т. е. не совратится с первоначального пути) в век века (Пс.103:5). Подобным образом и все в видимом мире происходит по естественным причинам, а сам Творец пребывает единою и неизменною причиною всех причин. Если ж мы многого на свете не можем объяснить, и многому не можем отыскать ближайших естественных причин, то это от недостатка и слабости нашего разумения и познаний.

Премудрый Творец все в мире расположил мерою, числом и весом (Прем.11:21); в устройстве всех видимых тварей, не смотря на их невообразимое множество, Им соблюдена строгая и дивная постепенность. Посему одни твари наделены от Творца высшими дарами, другие низшими. Такое различие в устройстве каждой твари, такое разнообразие их требовалось по премудрому плану Творца, и Тот, Кто мог сотворить великое и более совершенное, конечно, мог сотворить малое и менее совершенное: поэтому беспредельная премудрость и всемогущество Творца одинаково видны на всех ступенях творения, от человека до незримой пылинки. Если одни твари получили от Творца высшее и более сложное устройство, другие низшее и простейшее, то этим Творец отнюдь не обидел одних тварей пред другими, не сделал одних счастливыми, а других несчастными: любиши сущия вся, – говорит свящ. писание, обращаясь к Богу, – ниже бо ненавидя что устроил ecu (Прем.11:25). Все твари, получив различное устройство, получили вместе с тем каждая соответственные своему устройству потребности и приемлемость даров творческих: в удовлетворении этих-то разнообразных потребностей и в насыщении этой-то различной приемлемости и заключается равное благополучие всех тварей без исключения. Червяк, напр., не обделен благостию Творца, если он создан не человеком: в земляной норе его точно также сосредоточиваются все радости, свойственные его жизни, как другого рода радости сосредоточиваются для человека в кругу человеческой жизни; звери, не имеющие крыльев, не обижены счастием против птиц, – потому что, не имея крыльев, они не чувствуют и потребности летать. Радости животных, обитающих на суше, составляли бы истинное мучение для рыб, живущих в воде; и обратно, на месте рыб погибло бы все, предназначенное жить на суше. Вещественным тварям земного мира не даны от Творца разум и свобода, потому что по природе своей они не могли принять этих даров. Итак, всякая тварь, вышедшая из рук Творца, довольна своею участью и не может завидовать положению другой твари, инаковым образом устроенной и инаковым образам благополучной. Верьте же, братия, что все, сотворенное Богом, предназначено для счастия и радости; что во всем свете нет ни лишнего, ни бесполезного, ни забытого Богом, ни несчастного.

Видимый мир вышел из рук Творца прекрасным и благополучным. Сам Творец признал его таковым. И виде Бог вся елика сотвори; и се добра зело, – говорит свящ. писание. В первобытном состоянии мира не было в нем ни болезней, ни страданий, потому что каждая тварь, совершеннейшим образом устроенная по своей цели и по своему месту, могла быть благополучною без ущерба благополучию других; ни одни твари не были вредными и враждебными для других, а напротив, все они способствовали довольству и благополучию друг друга. В ту пору еще не существовало насильственной смерти, – потому что взаимное отношение всего живущего было самое правильное, все находилось в постоянном равновесии, законы природы не были никем нарушаемы, и довольные животные не имели никаких побуждений к умерщвлению друг друга; даже тогда ничто и никто не вносил в ликующий мир страданий, бедствий и горя.

Бог сотворил человека не раньше, как закончив устройство всего видимого мира и, таким образом, приготовив для человека жилище и все нужное. Из этого видно, что видимый мир сотворен не только сам для себя, но и для человека. Творец, благословляя первозданных людей, мужа и жену, изрек им такое определение: раститеся и множитеся, и наполните землю, и господствуйте ею, и обладайте всею землею (Быт.1:28). Это обладание богоподобного человека всеми земными тварями не было для них тягостным, как не тягостно обладание Бога вселенною: вещество тогда только может находиться в лучшем положении, когда над ним господствует мудрый и благий дух. Обладание первобытного человека видимыми тварями не нужно понимать в смысле удовлетворения прихотей владельца и его тиранства: такого рода обладание есть злоупотребление силы, навлекающее великие опасности на обладателя, оно и появилось на свет вместе со злом. Первобытный человек, как существо доброе и невинное, делал из них употребление лишь доброе как для себя, так и для них. Человек старался о том, чтобы все его окружающее, наслаждалось приятнейшею жизнию, чем питалась привязанность к нему всех тварей и увеличивалось его собственное благополучие. Вот к какому обладанию мы призваны в здешнем мире: все твари должны служить для нас такими предметами, в которых раскрывались и упражнялись бы богоподобные способности нашей души мудрость и доброта.

Как же в этом благоустроенном и счастливом мире глас радования сменился скорбными стонами, и появились болезни и страдания? Злополучие внесено сюда согрешившим человеком, от которого оно перешло и на все видимое творение. Человек согрешил, и его отношения к окружающим его тварям изменились. В грешнике образовались такие нужды, для удовлетворения которых потребовались порабощение и насильственная смерть животных: животные, по врожденному им чувству самосохранения, вооружились против человека на защиту своей жизни, и оттого образовались в них свирепые и кровожадные побуждения. Отсюда возникла в мире взаимная борьба, стремление к взаимному истреблению, угнетение слабых сильными, скорби, болезни, страдания, насильственная смерть и всякого рода бедствия. Вся тварь совокупно с нами стенает и мучится доныне, – говорит св. апостол Павел (Рим.8:22). Чем же твари заслужили пред Богом такую печальную перемену своей участи? Они, не имея ни разума, ни свободы, не могут быть и грешными: все, что они делают, делают по природе, а потому ни наказываются, ни награждаются². Они подверглись вместе с человеком злополучию не по собственной вине, а за грех человека; ибо грех проник всюду и испортил все в мире. Когда истребится грех, тогда вся тварь освобождена будет от рабства тлению (Рим.8:18–21).

Человек, согрешив, пал не безвозвратно, а потому, с появлением в мире зла, осталось в нем еще довольно добра, и стройная связь тварей, а равно радости жизни не совсем прекратились. Человек, хотя и утратил много власти в мире, вооружив тварей против себя своими злыми и жестокими поступками, но продолжает господствовать в мире превосходством своего ума и чувства. Некогда щедрая к невинному человеку, природа закрыла дары свои от него, согрешившего, лишила его многих средств жизни, стала в отношении к нему несравненно скупее, нежели ко всем животным без исключения, и человеку суждено брать средства жизни силою, посредством умного труда и ласкового обращения с животными. Трудом добывает себе человек насущную пищу; трудом он прикрывает свое тело от наготы и непогоды; трудом защищает себя от зноя, стужи, дождя, ветра и т. п. Словом, ни одно благо жизни не дается человеку без труда. Ласкою и искусством приручает человек к себе животных, которые помогают ему в труде и доставляют нужное для его жизни: искусством он подчиняет себе диких зверей и употребляет их в свою пользу. И только та наша собственность законна, которая приобретена нашими трудами; только в том случае мы достойны жить на свете и имеем право пользоваться благами жизни, если мы трудимся на пользу свою и общую. Апостол Павел завещевает христианам: если кто не хочет трудиться, тот и не ешь, – стало быть, не живи, не обременяй собою света (2Фес.3:10). Кто проводит жизнь свою в праздности, тот тунеядец, хищник, лишний в человеческом обществе. Бедный должен трудиться для того, чтобы снискать себе необходимое; богач должен трудиться для того, чтобы помочь бедным.

Человек борется с природою из-за своих естественных нужд, и добытые трудом и усилиями произведения ее, разумеется, может употреблять на свои нужды. Человеку принадлежит бесспорное право пользоваться животными. Разум, мягкосердие и собственная польза человека указывают этому праву приличные границы. Человек должен быть не тираном всего живущего на земле, а благоразумным и добрым владыкою. Свящ. писание говорит: блажен милуяй и скоты. Морить скот голодом и отказом в их естественных нуждах, бить животных без надобности, тешиться их страданиями, убивать безжалостно и т. п., может только самый жестокий человек, который, не уразумев своей чести, приложися скотом несмысленным и уподобися им (Пс.48:21). Ежели сам Бог любит и щадит все сотворенное, то как у созданного по образу Божию человека достает духу относиться без жалости к невинным тварям? Верьте, братия, что всякий раздавленный нами без нужды червячок изобличает в нас жестокую душу и будет вопиять на нас к праведному Богу об отмщении. Аминь.

Свящ. Петр Красовский

(Материал для беседы священника с прихожанами в праздник Сретения Господня)

Конечно, многим из нас, братия, а может быть и каждому, да и не раз, доводилось в христианском православном храме видеть, как женщина-мать с младенцем на руках трепетно стоит некоторое время в притворе храма, в ожидании священника, не осмеливаясь без его освящающей церковной молитвы переступить порог церковный, – как с приходом священника к ней и вместе со священником молится она при входных дверях, наклонив главу с младенцем, – наконец, как передает дитя священнику, вступает внутрь храма, усиленно молится пред святым святилищем, и, взявши дитя от священного подножия алтаря Господня, мирно отходить в свое место.

Совершаемое в храме и по чиноположению церковному имеет, конечно, свой смысл, свое значение, свое церковное назидание. Над каждым из нас, братия, совершалось сие самое после 40 дней по нашем рождении, – совершаем тоже и мы сами, в свою очередь, над своими детьми. Близко к нам по действию не должно быть далеким для нас и по смыслу. Какой же смысл имеет воцерковление младенцев?

Жена егда раждает, скорбь имать, яко прииде год ея, – говорить сам Спаситель, – егда же родит отроча, ктому не помнит скорби за радость, яко родися человек в мир (Ин.16:21). Но еще и задолго до рождения милого дитяти, сколько скорбей, болезней, глубоких вздохов приходится переносить немощной женщине, чаще или реже, больше или меньше, но необходимо и неизбежно. Сколько опасений за жизнь и здоровье милого ребенка, за благосостояние семьи приходится пережить женщине, пока она станет матерью. Сколько разнообразных чувств проходит в ее, по преимуществу чувствующей душе, чувств, кровно переживаемых ею и оставляющих больше или меньше глубокие следы, пока, наконец, родит она отроча, и когда уже «не помнит скорби за радость». Много благоговейных вздохов излетит из самых сокровеннейших изгибов ее сердца, много молитв прошепчет она к Господу Создателю и Промыслителю и к пречистой Матери Спасителя всех!

Человек родился и живет, и неизбежным своим криком лишь радует радующихся о нем родителей его. Мать жива, и благополучна она, и рада, рады и сущие с нею, потому что опасность минула; все снова призвано к жизни и живет, осмеливаемся сказать, радостию неизглаголанною по внутреннему сердечному довольству от совершившегося.

Мать оздоравливает, и как нередко, среди тишины ночи и довольственного покоя сердечного, или и при крике своего малютки и в тревогах опасливой любящей души, как нередко желалось бы ей подняться с своего ложа и повергнуться пред всемилосердым Промысленником судьбы всех и пречистою Богородицею в благоговеннейшей, благодарной и просительной молитве и за себя, и за милого младенца своего, едва-едва осваивающегося с естественным воздухом и еще далекого от разнообразных иных влияний. Но как ни почтенно и священно ее желание, не может, однако, она отдаться выполнению его. Естественная и неизбежная болезнь полагает тому положительное препятствие.

И вот, после 6 недель, или 40 дней, т. е. по совершенном исполнении дней естественного очищения, открывается для матери полная возможность идти всюду и, конечно, после всего перебывшего с нею и над нею, идти, прежде всего, в храм Бога Вседержителя, – открывается вся возможность излить пред великим престолом благодати свои молитвы, моления, прошения и благодарения за вся и все, совершившееся так разительно и чувствительно. Идет эта любящая, верующая мать и несет при себе так дорогой для нее плод своего чрева – свою вторую жизнь – представить и его пред видимый таинственно утешительный и благодатный лик Невидимого, освятить себя и дитя свое в видимом святилище славы Божией, торжественно представить церкви нового христианина, ввести и присоединить его во все общество христиан. Идет трепетно и благоговейно, волнуемая напором разнообразных чувств в такие торжественные ее минуты.

Но немощен человек: в беззакониях зачат он, и во гресех родит его матерь его (Пс.50:7), по утверждению слова Божия и по живому сознанию всех. Приходит жена ко храму, но пока не входить во храм. По телу она «и омовенна, и чиста» (чинопоследование молитвы жене родильнице по четыредесятих днех), по душе ее присуще, с одной стороны, естественное сознание той нечистоты греховной, с которою неизбежно каждый человек и зачинается, и раждается, с другой – естественно же быть и сознавать себя вполне чистою лишь после особенного божественно-церковного освящения чрез тайноводственные молитвы и действия иерея Божия, в которых и чувствует неотложную надобность. И вот, она, не дерзая прямо устремляться к алтарю святого святых, смиренно останавливается на некоторое время в притворе храма Божия.

Приходит священнослужитель и строитель тайн Божиих, три раза крестообразно благословляет младенца и налагает на главу его свою благословляющую десницу, как видимый знак того, что и над сим новым членом св. церкви Христа Спасителя, так же как и над прочими членами тела Христова, благословение и милость Бога, всещедро нисходя, почиют совершенно. Мать с младенцем наклоняют главу в осязательный знак полнейшей благодарности к Богу и благоговения пред Ним и Его недомыслимыми, неисповедимыми судьбами. А священник читает положенные церковию молитвы. Ими он просит «Господа Бога Вседержителя все естество словесное же и бессловесное Словом своим создавшего, вся от не сущих во еже быти приведшего, дабы своею великою волею спасл рабу свою, очистил ее от всякого греха, от всякой скверны, приходящую к святей церкви, да сотворит ее неосужденно достойною входа храма славы Его и причащения святейших и страшных тайн тела и крови Господа во время благопотребно, – и от нее рожденное отроча да благословит на всякое дело благое и Ему Господу Спасителю благоугодное, да возврастит, освятит, вразумит, уцеломудрит, удобромудрствит, отгоняя от него всякую сопротивную силу знамением изображения креста Своего, благодатью святой единосущной и нераздельной Троицы, смотрительно спасшей и спасающей нас воплощением единородного Сына Божия, иже в последние дни благоволением Бога Отца и содействием Святого Духа, спасения ради нас человеков, безмерным благоутробием младенствовати изволи: и по обычаю в законе святом, по исполнении дней очищения, святилищу принестися претерпе, истинный законоположник сый и на объятиях праведного Симеона носитися изволи».

По исполнении таких, столь утешительных для верующего сердца и действительно освятительных молитв церкви, священник берет младенца на свои руки и совершает церковное чинопоследование воцерковления нового члена церкви Христовой. Мать, передавая младенца со своих рук на руки иерея Божия, передает как бы в видимое попечение Бога, как дар, полученный благоволением Бога, долженствующий существовать в общении с Богом и быть, главным образом, Божиим.

Священник же начертывает младенцем крест пред дверьми храма, говоря: «Воцерковляется раб Божий или раба Божия во имя Отца и Сына и святаго Духа ныне и присно и во веки веков. Аминь». Воцерковляется, т. е. как верный, вводится в собрание церковное и торжественно причисляется к оному. Затем священник с младенцем входит в храм, со словами: «Внидет в дом Твой, поклонится ко храму святому Твоему». – На средине храма снова начертывает младенцем образ и знамение крепкого и вечного спасения христиан – св. крест, произнося те же слова: «Воцерковляется раб Божий»... и: «Посреде церкве воспоет Тя», т. е. в чувстве благодетельного общения с Богом открыто и радостно будет восхвалять Господа, живя и пребывая в среде правоверующих. Подносит к самому алтарю Господню, где пред входною дверью его и еще творит то же дорогое для христианина, всегда, не постыдное и вседовлеющее для всецелого спасения его знамение св. веры и спасения, с теми же словами: «Воцерковляется раб Божий». Если младенец женского пола, тут же при царских вратах прикладывает его к св. иконам, в указание преискренней приверженности к изображаемому на св. иконе и крепкой связи со всем множеством православно-верующих богочтителей – чтущих Господа духовно и телесно. Если же младенец пола мужеского, он сносится в самое святилище храма. Священнодействующий поклоняется с ним пред св. престолом, показывая, что держимый им, как доброе, благословенно-рожденное и благодатно усвоенное плодоприношение Богу, привержено и освятительно поклоняется таинственно и чудно сущему там Создателю своему, Возродителю и Спасу. Обносит около св. престола в знак полнейшего откровения, всецелой доступности и сему последнему христианину, яко же и всем упредившим его, всего того, яже мнози пророцы и праведницы возделеша видети и нe видети и слышати, яже он услышит, и не слышаша (Мф.13:17). Наконец, вышедши из св. алтаря другими (северными) дверьми, смиренно полагает его, как сына персти земной, на подножии св. алтаря (солее, против царских врат), с словами св. праведного Симеона богоприимца: ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром, яко видесте очи мои спасение Твое, еже ecu уготовал пред лицем всех людей: свет во откровение языком и славу людей Твоих Израиля (Лк.2:29–32).

Трепетная и уже радостно благодарная мать – также уже среди храма. Пред святыми царскими вратами, троекратным земным поклонением, торжественно пред всею церковию она свидетельствует свою благодарность Богу и сама, телесно и духовно очищенная и освященная, берет в свои матерние объятия свое дитя, как истого члена всей церкви Христовой, берет от подножия св. алтаря, как бы от самого Бога, да растит его и воспитывает в христианском добре и спасительной правде. Ничесоже обинуясь, целует св. напрестольный крест в руках тайнодействующего служителя креста, отходит в свое место, как удовольственная в своих религиозно-духовных потребностях. Священник же заключает воцерковление младенца словами: «На объятиях праведного Симеона возлещи изволивый, спасения нашего ради, Христос истинный Бог наш, молитвами пречистыя Своея Матере (святого, в негоже имя младенца, – святого дня и святого храма) и всех сватых Своих спасет и помилует нас, яко благ и человеколюбец» (требник, изд. митропол. Петром Могилой, 1646 г.).

Таковы смысл и назидательное значение церковного чинопоследования так называемой сорокадневной, или шестинедельной молитвы жене-родильнице и воцерковления младенца – христианина³. Чиноположение отрадное и важное как для матери, так и для младенца. Естественные благочестно религиозные ощущения, желания матери – удовлетворены, и младенец отселе есть уже торжественно признанный и засвидетельствованный церковию христианин, посвященный Богу, чтоб и быть Божиим.

После сего, радостная мать уже имеет утешение и сама поднести свое дитя ко св. причащению и даже сама, ничесоже зазреваясь в своей совести, может мирно приступать к этой великой, святейшей тайне христианства.

Усугубляется радость матери, утверждается важность совершаемого мыслию, что св. церковь сим чпнопоследованием совершает именно то, что совершено было над самим Господом Иисусом Христом, Спасителем, в 40-й день по Его рождении, в память и прославление чего и установлен праздник Сретения Господня. По закону, данному Богом чрез Моисея, в 40 день по рождении младенца мужеского пола – первенца, мать должна была явиться с младенцем в храм, для принесения жертвы об очищении своем, для представления младенца Богу и для законного искупления (выкупа) (Исх.13:12, 13; Лев.12:1–8; Числ.3:13–18, 15:16). В жертву Богу приносила агнца и горлицу, а в случае бедности – двух горлиц или птенцов голубиных. Выкуп же состоял из определенной законом цены (5 сиклей), равняющейся нашим 4 рублям и 30 копейкам серебром. Пречистая Дева, хотя и не имела нужды в очищении, как родившая Спасителя мира «без истления», однако явилась во храм, точно «законная исполняя» (стихира праздника 1 на литии). В жертву Богу она, как была бедная, могла принести только двух горлиц. В храме иерусалимском встретили младенца Иисуса праведный Симеон, которому было обетовано от Бога не видети смерти прежде даже не увидит Христа Господня (Лк.2:26) и вдовица Анна 84 лет, жившая при храме. Праведный Симеон взял младенца на руки, благословил Бога и сказал: «Ныне отпущаеши раба твоего, Владыко»... И Анна пророчица, служащая Богу постом и молитвою день и ночь, прославляла Бога, говоря о Господе Иисусе Христе всем в Иерусалиме, кто только ожидал пришествия Спасителя Мессии (Лк.2:25–38).

Свящ. Никодим Соколов

II

Перечитывая твое письмо, я особенно обратил в нем внимание на следующие твои слова «научное образование наше, – пишешь ты о себе, – не настолько практично, чтобы нам всегда найтись с ответом на случайно предложенный кем-либо вопрос от писаний и вообще на вопросы, каких не касаются наши богословские системы». Что касается до непрактичности полученного тобою, по твоему сознанию, образования, то пусть это не особенно огорчает тебя: всякая школа, всякая наука, даже самая практическая, непременно, уже по самому существу своему, прежде всего – дело теории, и я затрудняюсь указать такую школу, такую науку, которая бы выпускала в свет своих питомцев во всеоружии практики. Медик не со студенческой же скамьи становится опытным практиком, юрист – также, и даже технолог, по преимуществу практик, по выходе из школы, не вдруг бывает в состоянии браться за все предметы, принадлежащие к его специальности. И как иногда сельский знахарь успешнее может простыми средствами залечить какую-либо рану, чем любой медик аптекарскими медикаментами, и как простой ремесленник при случае может успешнее и удачнее сделать какое-либо трудное механическое дело, чем ученый механик, так и обыкновенный начетчик может иногда если не решить, то, по крайней мере, предложить ученому богослову такой вопрос, которого тот не вдруг найдется, как решить. И в последнем случае единственным спасением от поражений со стороны начетчиков может служить только находчивость, если не такая же самая начитанность, как и у начетчиков, а отнюдь не практичность школьного образования. Не большая, впрочем, беда, если ты вдруг и не найдешься что ответить на какой-нибудь хитрый (иногда только по виду) вопрос: скажи совопроснику, что ответишь на его вопрос, подумавши, справившись с книгами. Себя ты этим ни сколько не уронишь, а совопроснику доставишь не малое самоуслаждение... Несравненно хуже, если, отвечая не подумавши, скажешь что-либо невпопад: тут авторитет твой, как человека ученого, может действительно пострадать.

Если же твое замечание о «непрактичности научного богословского образования, полученного в школе, принимать в том общем смысле, что в семинарии ты усвоил только себе одно знание истин той или другой богословской науки, не пробуя прилагать их к делу, и даже не видя, как другие прилагают их к делу; то пусть настоящая твоя должность будет для тебя практическою школою, как этому и следует быть по мысли, побудившей высшую власть церковную, окончивших курс семинарии, прежде посвящения их во иереи, ставить псаломщиками. Прошедши практическую эту школу, ты с тем вместе усвоишь получше и то, что преподано тебе было в школе, положим – теоретической; так что после этого ни ты сам себя, ни другие не вправе будут упрекнуть тебя в неприготовленности к священству. Сопровождая священника и пособляя ему в совершении всех треб в приходе, ты постоянно имеешь пред глазами то самое, что и тебе придется со временем совершать. Священник учит свою паству истинам веры и нравственности: ты в числе первых его слушателей и самый внимательный между ними; ты, кроме того, не упускаешь еще из виду и того, как паства слушает своею пастыря: тебе виднее, чем проповедующему, какое впечатление производит проповедь, и производит ли какое-нибудь на массу слушателей; ты и вне церкви, по окончании проповеди, без труда можешь наблюдать, производит ли проповедь какое-либо действие в жизни прихожан. И сколько тут предстоит тебе решить чисто практических задач по выученной тобою школьной гомилетике! И сколько практических выводов будет у тебя в запасе на будущее, когда сам станешь пастырем! И стыдно будет тому, кто не сумеет, или не захочет усвоить себе при этом так легко дающихся уроков! Священник проповедует усердие, народ, по-видимому, слушает внимательно: между тем, в жизни народа не видно, не замечается влияния проповеди; кто в этом случае виною: проповедник или слушатели? Проповедник ли не так проповедует, как бы следовало, проповедывать для этих слушателей, или слушатели равнодушны и холодны ко всему, что ни говорит им? Вот и задача! – Один раз, одушевленная, хотя и краткая, импровизация священника видимо произвела действие на слушателей, заставив их всех как бы невольно подвинуться поближе к аналою; другой раз, те же слушатели смотрят по сторонам, пока тот же священник читает им поучение, заглядывая по временам в тетрадку или книжку. Вот и урок! А таких задач представится и уроков дастся во время прохождения тобою должности псаломщика тем больше, чем внимательнее ты будешь прислушиваться ко всему окружающему, не забывая, что ты в практической школе: ведь сам же ты сказал, что полученное тобою в семинарии богословское образование «не настолько практично» и прочее, что я списал выше с твоего письма!..

Из церкви ты идешь со священником на погребение, на водоосвящение, сопутствуешь ты также священнику и в посещении им прихожан в праздники Рождества Христова, Богоявлении и Пасхи; неразлучный ты также спутник священника, когда тот идет совершать последнее напутствие больному; немало представляется тебе случаев быть свидетелем частных житейских отношений священника к своим прихожанам: вот здесь-то для тебя настоящее «практическое пастырское руководство»! Бывало, молодой священник, получивший посвящение, вскоре после окончания семинарского своего образования, не скоро войдет, так сказать, в свою колею пастырскую, хотя бы и имел отличную в семинарском аттестате отметку по своим успехам в «пастырском богословии». Чего стоило уже ему научиться говорить не настолько книжным языком, чтобы его могли разуметь некнижные простецы деревенские! Его призывают к одру умирающего, а он в первый раз видит, как люди умирают: доселе ему приходилось видеть уже мертвых: можно же предполагать, что он чувствует при новом для него явлении, и как совершит при этом свои пастырские обязанности, как в отношении к самому умирающему, так и в отношении к окружающим его! После погребения или водоосвящения его приглашают зайти в дом, чтобы во главе нескольких прихожан принять участие в обеде: он в почетном углу, почтительные прихожане ожидают, о чем заговорит батюшка, который никак теперь не может припомнить, что в подобном случае советует «пастырское богословие», да и советует ли оно даже что-нибудь на этот раз подходящее!.. Находясь на должности псаломщика, ты увидишь, как что делается, успеешь наперед сам, на основании личных наблюдений, составить себе план своих будущих действий в качестве пастыря, с сознательным определением, почему одно следует делать так, как делал на глазах твоих бывший твой руководитель священник, а другое иначе. Я думаю, что сами настоящие пастыри наши с живым участием будут пособлять вам в прохождении курса практической школы пастырства. Для их пастырской ревности не все равно, кто будут их преемники и продолжатели их дела, опытные ли пастыри, воспользовавшиеся наследием пастырский мудрости и благоразумия своих предшественников, или совершенные новички, которым самим придется разведывать, какими путями водить паству на духовные пажити, и как беречь порученное им стадо от голода, от волков и т. п. Великую услугу сделают они этим самой церкви. Много значит воспитать человека христианина вообще, и велика награда на небе такому воспитателю. Но тем больше будет награда и мздовоздаяние тому, кто способствовал воспитанию пастыря, служителя Христова, который будет продолжателем дела Христова на земле, в руках которого будет спасение многих, так как будущее церкви тесно связано с будущим священства... Не довольно, может быть, доселе выставляема была на вид эта сторона пастырского служения, а именно – способствовать самим же пастырям, чтобы будущие их преемники были надлежаще приготовлены к своему служению: теперь это само собою будет напоминаться пастырю, на глазах которого воспитывается Самуил, служитель и Пророк Божий. И горе тому Илию, который, предоставив все воле Божией, воспитает одних Офни и Финеесов! Господь Иисус Христос в продолжение трех лет Своего служения роду человеческому главнейшею своею заботою поставлял приготовить Себе учеников. Не буду говорить здесь о том душевном утешении пастыря, какое у него постоянно будет в сознании, что он способствовал устроению будущности человека, такого же пастыря, как и он сам, который всю жизнь будет помнить оказанное ему благовнимание и с благодарною любовию будет произносить имя своего бывшего руководителя; напомню только о другом утешении пастыря в горести от бесплодности своего служения, иногда столь тяжелого и не всегда благоплодного. «Я сделал мало или, по крайней мере, не вижу почти плода от своих трудов, и притом жизнь так коротка, а смерть так близка! Так, по крайней мере, остается после меня человек, которого я руководил в приготовлении на служение церкви, который будет продолжать мое дело, будет трудиться вместо меня, когда меня не будет, соберет то, что я посеял, и в свое время посеет для других – позднейших жателей,» – так будет говорить священник, под руководством которого приготовлял себя к священству молодой псаломщик. И дай Бог, чтоб и тебе выпало на долю служить псаломщиком под руководством священника, который не выпускает из виду и этой стороны своего пастырского служения, который делился бы с тобою своими наблюдениями, своими опытами, который благожелательно делал бы тебя участником своих практических занятий пастырством, охотно помогал бы тебе в решении практических задач пастырского служения, и не скупился бы с практическими тебе уроками, которые теперь для тебя столь желательны. Немало, конечно, найдется у нас таких священников, которые с сердечною любовию будут положипильно руководителями своих псаломщиков в практической школе пастырства; но не без того, само собою разумеется, чтобы не нашлось и таких, которые для своих псаломщиков будут только отрицательно руководителями. Как художник в своем вдохновенном произведении выставляет пред взоры других положительные и отрицательные типы, раскрывающи с разных сторон идеи истины, добра и изящества; так и жизнь учат нас, сталкивая то с теми, кто стремится к осуществлению требований своего долга, представляя собою утешительную картину, возбуждающую к себе сочувствие, то с теми, кто, забыв свой долг, представляют собой мрачную картину, отталкивающую от себя всякого. В том и другом случае ищущему наставления подается свое в изобилии то положительно, то отрицательно. Не хорошо, правда, кому придется руководиться только отрицательно, т. е. видеть только, говоря прямо, образцы такого пастырства, каким не следует быть в пастырстве, но и такая практическая школа не останется без благотворных последствий для внимательно приготовляющегося к будущему пастырству псаломщика, и мне даже представляется, что лучше пройти и такую практическую школу, чем прямо с одними теоретическими пастырскими сведениями браться за пастырство.

Если, наконец, обратиться к церковному священнослужению, то, как бы ни было оно прекрасно изучено в теории, и как бы часто и даже внимательно ни присутствовать при совершении его другими, все же совершить его самому благообразно и по чину не дается сразу. Опытные же священнослужители говорят, что как ни просто, по-видимому, совершить то или другое церковное священнослужение, а, между тем, в существе дела оно безупречно может быть совершенно только после продолжительной практики… Оттого-то и происходило, что ставленники из семинаристов, во время своего воспитания в заведении, конечно, постоянно присутствовавших при всех праздничных и воскресных богослужениях, изучивших при этом «литургику» и «церковный устав», с таким затруднением совершали свои первые священнослужительские опыты, долго не умея, как ступить в алтаре и на амвоне, как и за что взяться. Отсюда же происходили и первые опыты столкновения молодого священника со своим напрактиковавшимся уже в священнослужении клиром. На первом священнослужении и богослужении неопытный священник делает, естественно, некоторые уклонения от обычных форм стояния, каждении, поклонения и проч. Старый причетник или диакон не утерпит, чтобы не заметить священнику его промахов; священник в горячности принимает это за личное оскорбление себе, и вражда и ненависть поселяется между членами причта. Чтобы не подать вида, что замечания причетников произвели свое действие, иной священник, из-за «богословской» своей гордости, после уже с умыслом допускал некоторые уклонения в форме священнослужений, хотя в сущности своей, по-видимому, и не важные, но все же вносящие рознь в то самое, что должно быть едино не только по духу и смыслу, но и по форме. Иной же, напротив, более податливый молодой священник, не доверяя своей опытности и полагаясь на опытность своего причта, совершенно подчинялся указаниям своего причетника, что тоже не соответствовало достоинству и значению священника – настоятеля своему причту. Виною всем таким явлениям была, конечно, неизбежная невозможность сделать настолько практичным преподавание в семинарии «литургики» и «церковного устава», чтобы окончивший курс семинарии безупречно мог совершать сам все церковные священнослужения. Нет сомнения, что после нескольких лет ближайшего участия в священнослужении в качестве псаломщика, ты будешь, после рукоположения тебя во священника, до малейших тонкостей знать все формы священнослужений, и с тобою не повторится ни одно из указанных выше печальных явлений, встречавшихся в первое время священнослужения молодых священников. Имевшие случай видеть совершение различных священнослужений в разных местах и различными лицами не без сожаления замечают, что не везде совершаются одинаково священнослужения, даже в местностях ближайших одна к другой. Старые священники, священствующие тридцать лет и больше, в совершении некоторых даже повседневных богослужений имеют некоторую своеобразность в сравнении со служением священников позднейшего посвящения; то же самое нужно сказать и о причетниках. Древние дьячки и читают (особенно «Апостол»), и поют, и исполняют «устав» настолько своеобразно, что сразу дается это чувствовать в том храме, где и священник, и дьячки – люди старинные. Будущему священнику, пока он еще псаломщик, все это следует принять к сведению и разумному усвоению того, что вернее и точнее соответствует церковным постановлениям и уставам, равно и теоретическим понятиям о том или другом священнослужении и богослужении вообще. Таким образом, и в этом отношении должность псаломщика, для окончившего курс семинарии, который свое «научно-богословское образование» признает не вполне «практичным», может служить прекрасною практическою школою, прохождение курса которой, разумеется, толковое, будет сопровождаться такими благодетельными последствиями для предстоящего пастырства, что нужно только радоваться такому расширению приготовительного курса кандидатов священства.

Еще одно замечание касательно важности значения псаломщической должности в деле приготовления к пастырству. Трудно сказать о себе, особенно в молодые годы, что вот я чувствую в себе призвание именно к такому-то званию, к такой-то должности. Воспитанник семинарии, с любовию и успехом изучающий богословские науки, едва ли даже и задает себе вопрос, имеет ли он призвание к тому служению, к которому приведет его школа. Если же вопрос об этом и занимает иногда его мысль, то как он может дать ответ, сам не испытавши себя на деле, ведь нельзя же в этом деле основываться на одном чувстве и теоретическом соображении. Как же испытать себя? Такое испытание себя, самое добросовестное и полное во всех отношениях, окончивший семинарское воспитание может сделать, проходя должность псаломщика. У него будет теперь и время, и средства осмотреть, как место предстоящего поприща не издали, а совершенно вблизи, воочию, как предлежащее самое дело, так и свои силы и способности; он может даже отчасти эти свои силы и способности испробовать, годны ли они на предстоящий подвиг, или, может быть, как слабые, не годятся на это дело совсем, будучи склонны к другому. Таким-то образом, не взявшись еще решительно за рало, можно ему будет обратиться вспять, и пастырское служение предохранит себя от одного непризванного служителя. Нетрудно понять и оценить всю важность этого для блага церкви и общественного служения. Не призванных пастырей убудет на столько, насколько прибудет истинно признанных к служению, на которое они посвящают себя: мало будет, может быть, «избранных», зато совсем не будет неключимых, которые в тягость себе и другим, будучи без призвания, поставлены на занимаемом ими посту.

Да послужит же тебе твое нынешнее служение практическою школою для приготовления к предстоящему тебе пастырству; да будет многоплодно начало твоего служения в клире; да даст тебе Господь силу в познании, терпении и любви.

X. О.

1. Спрашивают: следует ли, после совершения таинства елеосвящения над больным, исповедывать его, если пожелает он причаститься святых Таин? Предложивший сей вопрос, положив в основание своего недоумения слова святого апостола Иакова: болен ли кто из вас… и аще грехи сотворил есть, отпустятся ему (Иак.5:14–16), строит потом такую дилемму: если следует, говорит он, то не ослабляется и не подрывается ли этим внутреннее, духовное значение и смысл таинства елеосвящения? Если же не следует, то а) чрез это не разрушается ли самое главное и непременное условие прощения грехов от Бога в таинстве покаяния – устное подробное и чистосердечное исповедание всех грехов, соединенное с верою и упованием на милосердие Божие; и б) без сказанного сейчас, чем можно убедиться в том, что елеосвящавшийся действительно с верою принял елеосвящение, так что для него не требуется никаких вспомогательных средств для получения отпущения грехов и достойного принятия святых Таин?

В ответ на этот вопрос в требнике Петра Могилы читаем следующее: больной, принимающий таинство (елеосвящения), должен быть православный, и приготовлен к принятию его исповедью, или покаянием; и затем, по совершении уже елеосвящения, должен быть причащен святых Таин. В случае же слишком явной смертной опасности больной должен быть причащен св. Таин прежде совершения над ним, елеосвящения, но не иначе, как после исповеди⁴. Стало быть, не только можно исповедывать больного, желающего приступить ко святому елеосвящению и причаститься св. Таин, но и необходимо. А что чрез это нисколько не ослабляется и не подрывается внутреннее, духовное значение и смысл таинства елеосвящения, видно из положительного учения наших православных, отечественных богословов – догматиков. «Хотя, – пишет один из них, – елеосвящение сходно с таинством покаяния в том, что в оном также отпускаются грехи, как и в покаянии, но существенное действие елеосвящения состоит в облегчении телесных и душевных скорбей»⁵. Другой же отечественный наш богослов, руководствующий юношество в деле понимания и усвоении догматов христианской православной веры, еще решительнее и обстоятельнее говорит в пользу нашего положения. «Отпущение грехов чрез таинство елеосвящения, – пишет он, – назначенного, собственно, для тяжко больных, есть не что иное, как восполнение отпущения грехов в таинстве покаяния – восполнение не по недостаточности самого покаяния для разрешения всех грехов, а по немощи больных воспользоваться этим спасительным врачевством во всей его полноте и спасительности»⁶. А в разъяснение сего положения он прибавляет: «Так как во время тяжкой болезни, когда обыкновенно обращаются к таинству елеосвящения, человек не всегда способен, изнемогая телом и душею, принести истинное, совершенное раскаяние во грехах и вообще выполнить те условия, какие требуются от кающегося для получения разрешения от грехов, так как некоторые грехи, по немощи, он может исповедать не вполне, а другие и вовсе не исповедать по забвению, так как некоторые, особенно тяжкие грехи, и после исповеди могут сильно беспокоить совесть болящего, то милосердый Господь, собственно, для такого рода больных, даровал еще особое врачевство к уврачеванию их немощей душевных в таинстве елеосвящения. Здесь за изнемогающего больного предстает пред Господом целый собор Его служителей, и молитвою веры от лица всей Церкви умоляет Его, премилосердого, даровать немощному отпущение прегрешений и очистить совесть его от всякий скверны⁷. Если бы и еще потребовались доказательства на то, что приступающий к таинству елеосвящения должен предварительно исповедать грехи свои пред священником, то укажем на 118 вопр. Исповедания Православной Веры, где сказано, что больной, над которым совершается таинство елеосвящения, должен исповедывать православную веру, и сошлемся на книгу «О должностях пресвитеров приходских», § 127-й, где также говорится, что больной прежде елеосвящения приготовляется к таинству покаянием и исповедью, и после или прежде елеосвящения приобщается Святых Таин⁸.

2. Следует ли во все время исповеди оставлять на главе кающегося епитрахиль?

От такого или другого решения этого вопроса еще не определится правильность или неправильность совершения таинства покаяния. Главная потребность, со стороны священника, при совершении таинств та, чтобы иерей при этом имел на выи своей епитрахиль. Без сей существенной принадлежности священнического священнодейстия не может он, как и диакон без ораря, совершить ни одной службы. В одной епитрахили (без фелони) он совершает обыкновенно в храме и притворе те богослужения, которые менее торжественны, именно: малую вечерню, повечерие (не на бдении), Полунощницу, часы (если на них не читается евангелие), также разные молитвословия в домах: при рождении младенца, наречении ему имени и проч.⁹ Стало быть, и исповедь может быть совершаема в одной епитрахили. – Но когда же возлагать ее на главу кающегося, и нужно ли возлагать? В чине исповедания, положенном в требнике церковном, прямо ничего не сказано об этом. В начале сего последования сказано, между прочим, что духовный отец приводит хотящего исповедаться единого, а не два или многие, пред икону Господа Иисуса Христа непокровенна, то есть с открытым лицем, и затем «творит стих началу», т. е. благословен Бог наш. Потом читаются: «Трисвятое», «Отче наш» и так далее по уставу, положенному в требнике… После же чтения молитв священник (духовник) оставляет при себе одного, а прочим всем вон выйти велит (Чин исповед. отроков). Когда кающийся исповедает все грехи свои, тогда священник повелевает ему преклониться до земли и читает молитву, в которой испрашивает ему отпущение грехов. «По молитве же, – говорится в требнике, – разрешает иерей кающегося, низу лежащего, сице глаголя: «Господь и Бог наш и т. д. Конец же разрешения его глаголя, иерей знаменует крестообразно десницею кающегося¹⁰». Но в «пособии к изучению устава богослужения православной церкви» прибавлено: обыкновенно при разрешении грехов, духовник покрывает кающегося епитрахилью и чрез нее на главе кающегося творит рукою крест¹¹. В некоторых же местах духовник покрывает епитрахилью главу приходящего на исповедь в самом начале, когда исповедающийся наклоняется к иконе или евангелию, и вопрошает кающегося о его согрешениях, и только по прочтении разрешительной молитвы и возложении крестного знамения, снимает ее с главы кающегося. Это делается, как видно, для того, чтобы удобнее было предлагать вопросы приходящему на исповедь и выслушивать его ответы. Как бы то ни было, как бы ни поступал духовник в этом случае, будет ли он покрывать главу кающегося в самом начале или в конце исповеди, или и вовсе не будет покрывать – он не погрешит, потому что на это не усматривается никакого канонического постановления. Но во избежание разногласий, представляется нам, необходимо придерживаться в сем случае того обычая, какой где исстари ведется.

3. Можно ли совершать преждеосвященную литургию на св. дарах, запасенных для больных, или на тех двух частях святых НI и КА, о которых в служебнике замечено, что их следует раздроблять причастникам на части малые? Вопрос мой, – говорит предложивший оный о. А. О., – возник из следующего предположения. Очень может случиться (неоднократно и случалось, как я достоверно знаю), что священник забудет заготовить св. агнцы на имеющие быть в предстоящей седмице преждеосвященной литургии; а служить, бывает, до крайности необходимо. Например, в таких городах, как наш Г.., где каждый поступок священника обсуживают очень строго, как, конечно, и должно быть. Так можно ли, не вводя никого в грех, совершить преждеосвященную литургию на запасных дарах, или на указанных частицах св. агнца в том случае, когда священник, забывши заготовить агнцы, вспомнит об этом во время совершения литургии, или даже во время самого причащения священником св. Таин, как с одним и случилось?

Ни на то, ни на другое предположение вопрошающего согласиться нельзя; потому что в таком случае невозможно точное выполнение чина преждеосвященной литургии. Там, между прочим, говорится, что когда приспеет время священнослужащим приобщаться св. Таин, то священник снимает воздух со священных даров и раздробляет святого агнца точно так же, как и на литургии св. Иоанна Златоустого и св. Василия Великого, влагает частицу в потир и проч.¹² Как же все это может быть выполнено, если допустить возможным то или другое предположение? Скажет кто-нибудь, что мы, говоря таким образом, строго держимся буквы устава церковного. Да как же и быть? Если допустить возможность отступления от устава в чем-либо одном, совершенно определенном, то почему же не допустить подобного отступления и в другом случае? То, несомненно, и мы веруем, что в каждой части – до малейшей частицы – предложенного хлеба и вина не какая-либо отдельная часть тела и крови Господней, но тело Христово всегда целое, и во всех частях единое, и в каждой части до малейшей частицы присутствует весь Христос по существу Своему, то есть с душею и божеством, или совершенный Бог и совершенный человек¹³. Следовательно, и в каждой частице, приготовленной для напутствования больных, и в тех двух частях святого агнца, которые предполагаются возможными, в случае крайности, для совершения преждеосвященной литургии, присутствует весь Христос по существу своему; но отступать в сем случае от устава церковного не следует.

4. Во время произношения слов: «Твоя от Твоих», следует ли, подняв чашу и дискос, держать их над престолом, или же возвышать их до трех раз, то поднимая вверх, то опуская вниз над престолом?

Нигде не находим основания тому, чтобы нужно было возвышать чашу и дискос до трех раз над престолом во время произношения слов: «Твоя от Твоих». В служебнике сказано, «сему же глаголемому, диакон отлагает рипиду и преложь руце крестообразне и подъем святый дискос и святый потир и поклонится умиленне». Да и самое знаменование сего возношения показывает, что оно должно быть одиночное, а не троекратное; потому что оное совершается по примеру как древних, ветхозаветных священников, приносивших кровавые жертвы¹⁴, так и по примеру самого Иисуса Христа, который, как говорит святой Василий Великий в своей литургии, «прияв хлеб на святые и пречистые Свои руки, показал Тебе Богу и Отцу». А потому диакон (или священник), «преложив руки крестообразно не только потому, чтобы правою рукою вознесть хлеб, яко первую часть состава тайны, а левою чашу с растворением, как последствующую хлебу, но и наипаче дли того, дабы крестообразным рук преложением ознаменовать, что жертва сия приносится Богу, как за все ведомые и неведомые нами Его благодеяния, так наипаче крест и страдания Сына Его, по завещанию самого Спасителя: сие творите в Мое воспоминание»¹⁵, несколько приподнимает только чашу и дискос над престолом во время произнесения слов: «Твоя от Твоих».

5. Если священник служит без диакона, то по пресуществлении святых даров произносить аминь один ли раз, или три раза?

Троекратное произношение диаконом слова аминь в этом случае имеет непосредственное отношение к тому священнодействию, которое только что совершено. Архиерей или священник, так сказать, по возбуждению диакона, знаменует трижды святые дары, благословляя, с произношением известных слов, сначала хлеб, потом чашу, а за тем обоя. Посему троекратное аминь служит выражением веры, что, как хлеб и вино в отдельности, так и обоя в совокупности, наитием и действием Святого Духа, чрез призывание архиерейское или иерейское в словесех Богу Отцу молитвенных: сотвори убо хлеб сей честное тело Христа Твоего, и еже с Чаши сей честную кровь, Христа Твоего, преложив Духом Твоим Святым¹⁶, преложены в истинное Тело и истинную Кровь Христову. Поэтому и священник, служащий без диакона, обязан свидетельствовать сию веру по чиноположению церковному.