6. Больные по различию их образования и состоянию их сердца

Люди светски образованные, и не получившие образования, не верующие, суеверные, истинно верующие, раскаивающиеся и нераскаянные, раскольники, люди с живым чувством, смиренные, благочестивые только по наружности и самообольщенные, неразговорчивые, нетерпеливые, скупые, находящиеся во вражде, смущаемые страхом смерти и разлукою с близкими, желающие смерти, совсем непомышляющие о смерти

Как ни велико различие между больными по отношению к их возрасту, полу и внешнему их положению, но еще более различия можно приметить между ними, если рассматривать их по отношению к их внутренним свойствам, их духовному образованию и душевному состоянию.

Священника могут позвать к человеку образованному. Эти образованные, посредством обращения и чрез чтение, усваивают себе некоторые превратные взгляды на предметы Веры, и потому много борются с сомнениями. Обыкновенно они мало изучают Священное Писание и святоотеческие творения, напротив умеют, может быть прочитать на память, множество мест из древних и новых поэтов и писателей, которых изречения для них часто дороже слов Св.Писания. Такие люди нередко приглашают к себе Священннка не для пользы души, а для простого разговора, особенно если вокруг себя мало имеют пищи в умственном отношении. Они любят разговаривать об ученых предметах, рассуждать о мире и его явлениях, и если будешь стараться обратить их мысль к смерти, к жизни вечной, они делаются нетерпеливыми, раздражительными; почти никогда не удается с такими людьми вникнуть глубже в истины Св.Писания, и следовательно в их сердце. Но если такие образованные люди чистосердечны, действительно обладают разнообразными познаниями и со всем вниманием обращаются к свету божественной истины; в таком случае Священнику предстоит великая радость замечать их успехи в познании истины, и особенно видеть, как самое простое слово всего более нравится им, – и как совсем теряют они вкус к высокопарным словам и искуственным оборотам речи; с человеком истинно, то есть Христиански образованным, который основательно изучил Священное Писание и собрал из него сокровище для внутреннего человека, можно войти глубже в исследование Христианской истины. Священник может найти высокое наслаждение в беседе с ним об изречениях Священного Писания или о внутренних опытах жизни по вере православной.

Как ни трудно иногда быть у образованного, не менее трудно бывает иногда говорить с необразованными, которым незнакомы самые основания Православной веры. Они в большое затруднение ставят Священника своим невежеством и грубыми понятиями о всем. Но Священник с терпением должен приспособляться к их способу выражения, к их понятиям и представлениям, если только желает исправить их, довести до истины и вложить в них основания Православной веры. К некоторым из сих невежд можно обратиться с упреком, потому что по большей части они сами виновны в своем невежестве касательно предметов Божественных, и тем более они будут отвечать пред Богом, чем более имели случаев к познанию и изучению. Впрочем Священник должен обращаться с ними, как с малыми детьми, изучающими первые буквы Божественного Слова, которым нужно еще молоко, а не твердая пища (Евр.5:11–14). Так как подобного рода люди, обыкновенно, ложно понимают изречения Священного Писания; то нужно избирать для них простейшие или указывать на знакомые им слова церковных песней и молитв. Большей частью они с трудом приобретают себе хлеб и вообще проводят тяжелую жизнь; они никогда, может быть, не читывали и не понимали читаемого. Когда с ними говорит Священник; то всего обыкновеннее, они во всем соглашаются с ним, неразумея даже того, что говорит он. В отношении к их нравственным недостаткам нужно строгое слово: они ждут и желают, чтобы Священник говорил с ними сильно. Легко заметить, что все они еще под законом; будь для них строгим карателем, но поставь их потом пред Крестом Господа, где могут они обрести радость.

Но как поступать с неверующими? Хотя они и не желают видеть Священника, но тем не менее они должны быть предметом его нежной попечительности. Так называемые безбожники не суть самые худшие из них; потому что человек никогда не может совершенно изгладить врожденного ему понятия о Боге, так что абсолютный атеизм был бы возможен только с совершенным уничтожением характера человека. Хотя глупцы, атеисты, по словам Священного Писания, говорят в сердце своем; нет Бога и потому такое неверие считается возможным; но стоит придти болезни или какой либо другой сильной скорби, чтобы заставить их чувствовать и вынудить у них признание, что есть Бог. И врачи и Священники утверждают, что приближаясь к смерти редкий кто либо остается неверующим. Один знаменитый врач сказал более: атеист на смертном одре, есть дело не возможное. Есть достаточные основания неверить в неверие наших противников Христианства; есть много хвастунов, между этими рыцарями свободного духа, и сами они с большим трудом уверяют себя в своем неверии. Много бывает опытов, что и неверующие бывают верующими, но слишком дерзок был бы Священник, если бы такого рода обращения приписывал себе, а не единственно вседействующей благодати Божией. Вообще не должно думать, чтобы много мог успеть Священник, если с такими людьми пустится в отвлеченные разумные доказательства и станет с ними рассуждать; хотя бы и видел сам человек несостоятельность своих представлений, однако все трудно ему признать истину и поставить ее на место своего заблуждения. Более может Священник успеть у неверующих, если прямо укажет им их противоречия, и с теплым сердцем прямо обратится к их совести с вопросом, не потому ли противна им религия, что она принуждает к святой жизни и таким образом противостоит худым их наклонностям? или: пытались ли они хотя однажды идти по пути исследования истины, который указан Христом (Ин.7:17). Но всего более производит здесь водительство и вразумление Божие. Ход мыслей мнимую мудрость таких людей можно представить так: неверие у человека необразованного всего легче принимает положительный характер, и в этом он поставляет свою честь и твердо упорствует верить тому, что заповедует религия. Мысль будто каждый имеет свою систему, означает всего чаще только несвязную смесь произвольных предположений, набор изречений и фраз, взятых из книг и разговоров, без внимания и плана. – Нет ни одного духовного предмета, который бы в разговоре этих мнимо крепких умов, не являлся под тривиальной иногда чистой детской формой. Хотя презрение к таким людям никогда не своевременно и не спасительно; но честь которой не заслуживают эти суетные пустословы невежественного неверия, требует не ходить к ним и не вступать в разговоры с такими ограниченными и невежественными умами. Но радостно для Священника вступить в беседу с человеком действительно сомневающимся, для которого истина и познание ее составляют потребность сердца, и который действует уже по вере, но еще не может возвыситься до убеждения. Неверующий желает, чтобы истина не была истиной, он любит тьму. Сомневающийся считает блаженством получить ясное указание; он отдал бы свою жизнь, знание, силу за то, чтобы его вера была исправлена, пополнена, утверждена.

Замечательно, что неверие часто соединяется с самым грубым суеверием. Даже так называемые образованные люди не свободны от самых грубых заблуждений. Атеисты оканчивают тем, что видят везде привидения; враги Божественного слова хотят учиться у демонов или у фокусников; пристрастие неверующих людей к знамениям и чудесам показывает, что и Откровение не могло пересилить суеверия. Священник особенно при посещении больных имеет случай испытать, какое множество суеверных понятий господствует между образованными и необразованными. Он встретит и гадания, и предзнаменования, и различие дней, и птицегадание и волшебство; пред ним откроется обширная область симпатических и магических средств, которые любят употреблять там, где думают, что болезнь не натуральна, что больной служит игрушкой волшебства. Не редко суеверие злоупотребляет именами Святой Троицы, Библией, в особенности Псалтирью, молитвой, таинством Евхаристии; лучше желают разыгрывать магика, чем веровать по Христиански. Этому беспорядку Священник должен противодействовать с мудростью и строгостью, с духом живой веры; он должен раскрывать и словом истины карать все, что есть языческого и греховного в этом стремлении. Особенно он должен указывать на то, что люди занимающиеся подобными вещами, впадают в душевное помрачение, и уклонение их от Евангелия становится все далее и далее, что не может быть у них истинной молитвы, – ибо нет веры и упования на Бога, – что суеверный находится под влиянием темной неизвестной, не освященной силы. А так как суеверие может быть побеждено только верою, то прежде всего нужно вкоренять в сердца веру в живого Бога, в руке Коего все силы. Суеверие крепко только тогда, когда сердце не наполнено живым Богом. Потому Священнику нужна большая предусмотрительность, чтобы самому не сделаться орудием не намеренного обмана.

Сколько трудно для Священника приходить к постели неверующих, столько приятно посещать людей верующих; ибо люди благочестивые желают этих посещений и ощущают потребность войти с пастырем в ближайшее сношение, и если они не достигают сего; то в этом случае много теряет Священник. Здесь он наслаждается самыми лучшими часами покоя и подкрепления; здесь он сам учится, отсюда выходит он с обновленным намерением, и твердой решимостью, мужественно возвещать людям Евангелие Иисуса Христа. Но и верующие имеют минуты, когда с ними бывает то, что с Марфою, вера ослабевает и падает, и тогда для них благотворно слово из уст верующего Пастыря.

Теперь перейдем к больным раскаивающимся и не раскаянным. Это различие мы встречали уже и прежде. Так например неверие уже само по себе есть грех и нераскаянность. Посещения Священником нераскаянных больных не доставляют удовольствия ни тем, ни ему самому. Особенно трудно Священнику, если больной принадлежит к классу так называемых нечестивцев. Вместо того, чтобы угрожать ему тем, во что он неверит, лучше, по его собственным мыслям и чувствованиям, высказать происходящее внутри его и что он не имеет никакого утешения, ни какой радости. Вообще Священник при постели его не должен отказываться от оснований своей пастырской деятельности, именно, от упования на беспредельное милосердие и всемогущую милость Господа Бога, Которого милосердая любовь может привлечь к себе человека и в последние минуты. Имея в виду пример благоразумного разбойника, никогда не должно отказываться от надежды обращения грешника даже до последней сознательной минуты его жизни. Это всегда должно помнить, если Священник будет позван к постели умирающего нечестивца. Вот опыт обращения неверующего в последние минуты его жизни переданный одним Священником. Раз вечером, пишет он, позвали меня к больному совершенно мне неизвестному. В передней встречает меня женщина лет тридцати. «Мне нужно переговорить с вами, сказала она мне, прежде нежели вы войдете в комнату моего больного мужа». Когда я изъявил на это согласие, то она сказала мне, что муж ее очень болен, что он принадлежит к числу неверующих и меня призвал, чтобы смутить неожиданным вопросом. Я спросил, каких лет ее муж и какого звания? Она отвечала, что ему около 40 лет и что он занимался ходатайствам по тяжебным делам. Подкрепив себя краткою молитвою к Отцу света и разума я вошел в комнату больного. После обычного приветствия больной глухим и сиплым голосом (решительный признак приближения смерти у чахоточных) сказал мне: Батюшка! Находясь в опасности скоро расстаться с этой жизнью, я хочу сделать вам вопрос, на который желал бы слышать ответ от вас: есть ли вечность? Я сделал вид, будто не понял его вопроса, и просил больного повторить. Он повторил. Тогда посмотрев на него несколько минут с важностью полного участия, я вынул свои часы, положил пред ним и указывая пальцем на стрелку сказал: когда эта стрелка пройдет несколько часов, вы узнаете сами, что есть вечность, и что важнее, вечность, в которой есть праведный суд. Этот короткий и резкий ответ рассердил его, он велел мне идти вон. Я пошел. Но не успел еще я дойти до дверей, как он позвал меня опять, и просил остаться извинясь в грубом слове вырвавшемся у него от смущения. После этого объяснения я подошел к его постели и вынув распятие положил на его постели. «Если вы хотите, сказал я больному, чтобы я остался, то я считаю долгом пред вашими глазами положить образ Того, Кто был нашим Ходатаем перед Отцем небесным, чтобы взгляд на Его Крест пробудил в душе эту великую мысль: так умер Тот, Кто научил нас знать Отца небесного, и Кто, Своей добровольной жертвой и Своим славным воскресением запечатлел в сердцах людей спасенных Его кровью учение о Боге и вечности так, как никогда бы не мог этого сделать человек. После минуты молчания продолжал: Вы в сию минуту служите для меня самым живым доказательством благости и милосердия Божия, действующего повсюду. И то дело милости Божией, что вы призвали меня знакомого вам только до слуху, что вы заставили присутствовать при смертном одре вашем человека совершенно незнакомого, которого вам описывали вероятно, как человека экзальтированного. Может быть Провидение Божие избрало меня бедного грешника орудием вашего спасения, чтобы вашему сердцу, имеющему нужду в утешении, дать чрез благодатные слова моего Божественного Учителя мир, который вероятно давно оставил вас. Ваше терпение удержать меня при вашей постели после довольно грубого ответа, есть продолжение милости Божией, которой торжество, я вижу в эту минуту в слезах текущих из ваших глаз, слезах каких вы не проливали может быть в течение всей жизни, слезах истинно драгоценных, о которых радуются Ангелы. Мой брат, продолжал я, позвольте сделать вам один вопрос: вероятно в жизни вашей было какое нибудь благородное дело весьма угодное Богу? Оказалось, что больной на свой счет вел процесс и выиграл его в пользу одного бедного отца семейства, и тем дал ему с семейством средства к жизни». Но к чему вы спрашиваете меня об этом, спросил он меня. «Вот, сказал я, исполнение обетования Спасителя, Который сказал, что и чаша студеной воды поданная во имя Его не останется без вознаграждения. Вот воздаяние вам за ваш благородный поступок последней милостию тогда, как Владыка живота и смерти определил призвать вас к себе. Увы! я почти уверен, что ваша юность была печальным временем, когда научение вере считалось только делом ума, и она не укоренилась глубоко в вашем сердце. Принятая слишком поверхностно она изчезла мало по малу в занятиях мирских; и по той мере, как счастье вам благоприятствовало, вы удалялись от нее не посещая храма Божия и не освящаясь таинствами. И так исповедуйте благость Господа нашего Иисуса Христа, Который не хочет смерти грешника. О! как близок к вам милосердый Господь во всех обстоятельствах вашей жизни. Он не забыл вас; потому, что не забывает ни одного из Своих детей. Он всегда близь вас с Своею милостью и любовью, и Он говорит вам чрез меня: дерзай, сын мой, грехи твои будут отпущены! Мы с час еще беседовали; потом призвали приходского Священника. Он исповедал, причастил больного и совершил Елеосвящение над ним. Освященный таинствами больной и на лице своем носил отпечаток того внутреннего мира Христова, который водворился в его душе. Пожатием руки он благодарил меня, и скоро после сего при мне перешел в лоно вечной любви. Мир да будет с ним!

Относительно же тех из нераскаянных, которых можно посещать в течение долгого времени притом часто, Пастырь должен держаться следующего: он должен обращаться к ним с состраданием любви, которая может возвратить потерянное, никогда не быть с ними жестоким, не обнаруживать к ним ни малого презрения, даже на самые тяжкие заблуждения и обольщения их указывать с кротостию; он может высказать изумление и смущение, но не жесткое слово. С силой и настойчивостью Священник должен указывать ему на то, что благодать Божия еще может спасти его, только нужно поспешать и дорожить временем, что никто не может каяться за другого, и что Бог дарует истинное покаяние только тем грешникам, которые искренно раскаиваются в своих грехах. Если есть грехи явные; то Священник может указывать на них и всеми силами пробуждать раскаяние в них. Для успешного действования на нераскаянного надобно обратиться к добру, которое еще остается в нем; к доброму качеству, которое еще заметно в нем. Иногда только один любимый грех препятствует обращению грешника. В обхождении с нераскаивающимся Священник должен быть как можно более предусмотрителен. Один ужас сердца при виде близкой смерти или одни угрызения совести он не должен принимать за обращение и при первых движениях покаяния спешить с благодатными утешениями. Он может указывать на бесконечную благодать Божию во Христе, дабы не впал больной в отчаяние, но всегда под условием покаяния. Все это он может высказать пред больным в пламенной молитве к Богу. Но Священник всячески должен удалять от себя мысль, будтобы обращение больного должно происходить по Богословской системе его, тем способом и с тою постепенностью, как думает он, дабы таким мнением не воспрепятствовать истинному покаянию и не признать неудовлетворительным то, что приятно Богу. Часто такие люди не умеют надлежащим образом выразиться о своем душевном состоянии, посему от них не должно ожидать ясного и отчетливого выражения чувств своего сокрушения и раскаяния. Главное доказательство истинного обращения человека состоит в открытой, чистосердечной исповеди во всех грехах, и даже в тех, которые неизвестны Священнику; в немедленной перемене обхожденья с окружающими, в послушании Священнику в сердечном желании по возможности лучше выполнить дела благочестия, назначаемые Священником, или возвратить неправильное стяжание (Лк.19:8.). Хотя вернейшим знаком обращения служит действительная перемена жизни; но тот, которому остается лишь несколько дней, или даже часов жить на земле, чем иным может доказать свое обращение, как не терпением в болезни (1Петр.4:1–3)?

Дело обращения грешника на одре болезни и смерти весьма трудно для Священника, а всего труднее обращение старых ожесточенных, или отупелых грешников. Некоторые печальные опыты показывают, что и в этом важном деле можно обмануться. Напр. некоторые больные призывают к себе Священника, плачут, молятся, так что и сам Священник и окружающие их думают видеть в них истинное покаяние; но Бог возвращает им здоровье, – и последующая их жизнь бывает хуже прежней. Такие лицемеры обманывают конечно не Бога и Священника, а только самих себя. Потому нужно убеждать здоровых, что бы они не откладывали покаяния до смерти (Сир.18:22–24).

Самая высшая радость для Священника есть та, которою радуются Ангелы на небесах, именно – когда грешник приносит истинное покаяние; особенно приятно бывает для него, когда обратившийся во время болезни выздоровеет и начнет совершенно новую жизнь, посвященную на служение Господу, и таким образом представит очевидное доказательство совершившейся в нем перемены мыслей и полного обращения. Ревность его любви к Богу проявляется в исполнении заповедей, в частой и усердной молитве, в ревностном занятии Словом Божиим и свято-отеческими писаниями, в частом посещении святых храмов Божиих, в частом употреблении Св.Таинств – исповеди и Причащения, в смирении, кротости, терпении, самоотвержении, любви к ближним и других добродетелях.

К разряду неверующих, суеверов и нераскаянных в большой или меньшей мере относятся наши русские раскольники. О посещении больных раскольников Священником, по особенной трудности и важности дела, взойдем в исследование более подробное.

Священник, когда позовут его к больному раскольнику по желанию ли сего или других раскольников, ни мало не медля должен спешить в дом к больному. Весьма важное дело, если он предупредит приход наставников или наставниц раскольничьих. Сильная, полная любви и сострадания беседа Священника может потрясти душу раскольника, умягченную болезнью, и непременно много ослабит действие бесед и внушений раскольнических.

Но раскольники употребляют все усилия для того, чтобы не допустить к своему больному кого либо из Православных, а тем более Священника. Все лица секты обязаны немедленно давать знать своим наставникам и наставницам о заболевших. При первом известии они собираются к больному. Больных, живущих одиноко, перевозят в домы своих единомышленников и даже в другие деревни и большей частью среди ночи глубокой. В жилище раскольников трудно бывает проникнуть не только Священнику, но и православным родственникам.

Раскольники до прибытия Священника и Православных спешат исправить² своего больного. Исполнив свое дело, они оставляют при больном старых девок или вдов, которым вменяется в обязанность наблюдать, что бы кто либо из православных не проник к больному и не стал убеждать его позвать Священника для исповеди и причастия Св.Тайн. Если же православные живут в одном доме и имеют возможность находиться при больном во всякое время: то раскольники наблюдают за действием их слов и внушений и немедленно дают знать своим наставникам и наставницам, если больной склоняется к православию по совету и убеждению православных. И наставник и наставница одним своим появлением иногда уничтожают добрые впечатления в душе больного и сильнее стараются удержать его на пути погибели вечной.

Священник, в приходе которого есть раскольники, необходимо должен приобрести себе доверие честных православных людей и поручить им немедленно с нарочным извещать его о больном раскольнике и обязать их, что бы они тогда же назначали и одного или двух из православных для присутствования при больном. Посещение больного православным, который редко бывал прежде в доме раскольника и слово с радушием и состраданием сказанное больным не может не принять из благодарности. Умягченное сердце будет готовее к принятию и слова о православии. Православные могут сказать раскольнику, что им всегда приносило отраду и исцеление, когда они в болезни исповедывались и причащались Св.Тайн, что у них Священник добрый, истинный пастырь душ, что сама церковь молится о больных, что животом и смертию владеет Бог, что им не хочется, что бы душа больных погибла на веки. Может случиться, что больной раскольник согласится принять Священника по расположению к посетившим его. Священнику очень полезно, если раскольник сам захочет видеть и слышать его; нива готова; сей только семя слова Божия. Впрочем и без приглашения Священник, услышав о болезни раскольника, должен поспешить в деревню, где живет больной, и чрез Православных узнать о расположении, желаниях и мыслях больного раскольника и о чем он более всего говорит. Если же из православных никто еще не был в доме больного, то Священник должен остановиться в православном доме и послать надежного человека, что бы он собрал и сообщил ему сведения о состоянии больного и потом стараться проникнуть в дом, где больный. Ожидая возвращения посланного, Священник и сам должен вознести свою молитву ко Господу Богу, и просить православных разделить его молитву, что бы Господь обратил заблудшего на путь истинный. Получив необходимые сведения о больном, он должен предварить его о своем посещении, что бы нечаянным приходом не смутить больного, который доселе чуждался Православного Священника.

Хотя весьма полезно, если Священник успеет прибыть к больному прежде раскольнических наставников; но нередко случается, что раскольники и наставники их предваряют посещение Священника, особенно если они живут в том селении, где и больной. Они волей или неволей стараются исправить больного, что бы чрез это заградить доступ влиянию Православного Священника, успокоить больного тем, что он уже исправлен, что бы не слушал ничего от православных и тем более от Священника.

Редко случается, что бы лжеучитель раскольнический вошел к больному раскольнику при Священнике; на это решаются только те из них, о которых не известно ни Священнику, ни православным, что они именно слывут наставниками у раскольников. По большей части наставники или наставницы раскольнические входят к больным тотчас по уходе Священника, и начинают всячески злословить служителя Божия и Св.церковь, а потом дают свое причастие больному. Но ни ругать Священника, ни причащать больного не будут уже, если Священник распорядится после себя оставить при больном кого либо из православных. Священник должен чаще посещать больного. Наставники или наставницы раскольнические, если не удается им ни как причастить больного при православных, оставляют кого либо из своих с строгим наказом дать больному причастия, когда никого из православных у больного не случится. Причастие запасное у раскольников, в случае нужды, доверяется всякому; даже наставники оставляют больным часть для принятия, когда сии пожелают. А ревнители раскола Поморяне еще здоровые достают себе запасных даров, покупая их за дорогую цену у своих наставников, или у приходящих к ним иноков из каких нибудь раскольнических скитов, хранят причастие в сундуке и наказывают своим вынуть из тряпицы часть причастия и во время опасной болезни причастить его. Исповедь у них дозволяется принимать всякому раскольнику.

Священник, пошлют ли за ним раскольники, или сам незваный явится к ним, должен действовать только словом убеждения, не допускать никаких принудительных средств, угроз и страха: иначе раскольники обратятся только по наружности; он должен говорить им с кротостию и смирением, но с убеждением и силою. Как бы ни были грубы и дерзки речи больного и окружающих его, он должен сдерживать себя, хотя бы от природы был пылкого характера; он недолжен нападать вдруг на не разумные возражения и слова больных; но надобно ему сначала стараться найти в мнениях раскольника правильную сторону, а потом уже по немногу убедительно доказывать неосновательность раскольнических верований. Не надобно никогда забывать, что суеверие не ошибка разума, но худое направление воли и потому не должно входить в прения и споры с больным, а должно укрепить волю его, возбудить в нем сознание греховности и необходимости благодатных средств для спасения, подаваемых в Православной церкви, напомнить слова Св.Киприана о единстве церкви: Неизгладимая и тяжкая вина раскола не очищается даже страданием. Не может достигнуть царства небесного тот, кто оставляет церковь. Православное учение, должно изложить кратко, избегая многоречия, которого раскольники и здоровые не терпят. Не надобно останавливаться на обрядовых частных заблуждениях раскольнических; пусть предметом беседы с больным будут главные и существенные истины веры. Если дерево будет срублено, то ветви сами засохнут. Надобно изъяснить, что 1., без Святой церкви нельзя спастись, что во всех писаниях Апостольских беспрерывно упоминается церковь, как и в Символе веры включено учение о единой, Святой, Соборной и Апостольской церкви; церковь везде была в России сначала Веры Христовой до времен раскола, коему около двух сот лет; Сам Спаситель сказал о церкви, что врата адова не одолеют Ее; Апостол пояснил, что Она должна быть до самого второго пришествия Христова. В Русской церкви благодать Божия пребывает неизменно. У наставников мнимого старообрядства нет церкви, в книгах их везде только одна ненависть к ней. Сообразны ли такие правила их с учением благовестия Божия? Тоже должно сказать 2., о Св. Евхаристии, 3., о прочих Таинствах, 4., о молитве за Царя, 5., о Священнослужителях, 6., должно раскрывать основательно, что они поступают не по старым книгам и 7., что учители их подвергают их и самих себя суду Слова Божия. Ужаснитесь, под какое страшное слово привели самих себя учители ваши, мнимые староверы? под такое, как сказал Апостол, что если бы и Апостолы и Ангел с небесе благовестил паче, еже благовещено в книгах Апостолов, анафема да будет. Страшное слово, ужасное слово! но должен ли я и могу ли скрывать сие от вас, Христиане, попуская таким образом, чтобы вы действительно погрязли в вечной бездне погибели? – Устрашитесь, говорю, суда Божия, который уже невозвратен, исправьтесь, пока есть время покаяния на земле, прибегните к матери Церкви, приклоните ухо ваше к истинным глаголам Божиим; лета неведения должны минуть; ныне вам вопиют о сем и не престанут вопиять, пока вы не очувствуетесь. Если же кто Слова Божия не послушает, Слово сие, как сказал Господь, судит таких людей в последний день (Ин.12:48), и судит так, что уже не будет там никто иметь извинения во грехе своем (15:22). Еслибы раскольник стал говорить, что ему страшно погрешить против своей веры, и он боится, что Господь взыщет с него на страшном суде за то, что оставив старую веру, в которой провел весь век свой, умрет в новой вере: Священник должен сказать, что он и не советует ему менять веры , а только предлагает прибавить к старой вере то, чего в ней не доставало от его же недоразумения». «Человек ты простой, не мог же вдруг усмотреть, что потребно для веры правой, истинной, совершенной, а спросить тебе ни кого не доводилось. Вам, правда, и времени ее стает судить вере, когда ноги ходят, руки делают; забот много, дел без числа, и на уме Бог знает сколько различных дум. Во время болезней и других несчастий мы скорее приходим в себя, больше думаем о душе, и грехи некоторые приводим на память. Вот теперь ты и послушай меня, – я человек грешный, и что мне Господь внушит и Писание откроет, то и скажу на пользу душам верующим». За тем не трудно будет опровергнуть в раскольнике ложный стыд и страх, когда он несколько смягчится кроткой речью Священника; в таком точно тоне должно излагать пред раскольниками и все учение Православной церкви при других случаях.

С раскольниками секты Поповщинской Священник может обращаться свободнее, и особенно, когда будет позван к больным по предварительному совету благожелательных и усердных сродников их Православных, твердых в вере. Священник имеет предложить речь больному в таком виде: «у вас же самых старообрядцев часто слышатся слова: Господь за грехи мои наказует меня болезнью; или – по грехам моим Бог послал на меня болезнь тяжкую! Для получения исцеления от болезни должно прежде испросить у Бога прощения во грехах; а оно, как и сами вы ведаете, получается чрез исповедь и причащение. Зачем откладывать покаяние? болезнь усилится. Воспользуйся милосердием Божиим; Господь посылает к тебе истинного служителя Своего, и тайны Святые у нас истинно святы; а вашим попам, как и все разумные из вас ведают, не где взять Св. Даров; мы им не дадим, а больше нельзя нигде достать.

Когда больной начнет склоняться, по увещанию Священника, к принятию от него таинства покаяния и причащения, но еще приметно колеблется, тогда Священник должен мало по малу раскрыть, как тяжко погрешают пред Богом приемлющие на себя самовольно сан Священства, и что еще горше, дозволяющие себе посмееваться над Честным Телом и Пречистою Кровию Христа Бога нашего; ибо они ни что иное делают, как именно посмееваются, ругаются над Святейшими Тайнами, выдавая простой пшеничный хлеб, омоченный в вино красное и высушенный в горшке в простой деревенской печи, за истинное, пресуществленное Тело и Святейшую кровь Христову. Запасные дары в нашей Православной церкви заготовляются по правилам Св.Отец, и хранятся на святом Престоле. Можно, если дозволяет время, предложить подробно и о времени и образе заготовления Св.Даров.

Если больной сошлется на лжепоставленных Австрийских попов, то надобно сказать, что ими гнушаются и многие даже из Поповцев. История их известна. Здесь Священник пусть напомнит слова Св.Киприана: «должно отвращаться и убегать от всякого, отделившегося от Церкви: яко развратися таковые, и согрешает, и есть самоосужден (Тит.3:10). Можно ли представить себе, что тот находится со Христом, кто действует против Священников Христовых – отделяет себя от общения с Его клиром и народом? Он вооружается против церкви, противодействует Божественному домостроительству; он враг алтаря, возмутитель против жертвы Христовой, изменник в отношении веры, святотатец в отношении благочестия; непокорный раб, сын беззаконный, брат неприязненный: презревши Епископов и оставивши Священников Божиих, он дерзает устроить другой алтарь, составлять другую молитву и проч. (о Единстве церкви.). Отделяются же от церкви, продолжает Св.Киприан, те, которые без Божественного распоряжения, самовольно принимают начальство над безразсудными скопищами – без законного посвящения поставляют себя вождями – присваивают себе имя Епископа тогда, как никто не дает им Епископства. Дух Святый называет их в псалмах седящими на седалищи губителей (Пс.1:1), язвою и заразою для веры, людьми обольщающими посредством змииных уст, искусными в развращении истины, пагубным языком, изрыгающим смертоносный яд, людьми которых слово распространяется как рак (2Тим.2:17) и вливает смертельную заразу в сердце каждого. Против них вопиет Господь, от них удерживает и отклоняет заблуждающий народ Свой (Иерем.23:16,17:21–22) изд. пер. в Киеве стр. 178–185).

Если раскольник обратится, то Священник не должен оставлять его без частого посещения. Ибо раскольники употребят все силы, истощат все искусство, чтобы совратить его опять в раскол. Хорошо помочь и деньгами, если больной терпит нужду. У расколо-учителей всегда есть деньги, которыми они стараются своих клевретов удержать в расколе, а Православных отторгнуть от Святой Церкви.

Случается, что раскольники, не давно отступившие от Православия, сделавшись больными, признают это наказанием Божиим за удаление их от Истинной Церкви, и охотно желают опять принадлежать Православной Церкви; но окружающие их раскольники, не смотря на их убедительнейшие просьбы, не допускают к ним Священника, а больного уверяют, что, если болезнь его продолжится, все оставят его никто не будет служить ему. Больному мужу заставляют жену-раскольницу говорить, что она от него отступится, когда он примет еретическую веру, а больной жене тоже говорит муж раскольник. Священник не должен добиваться, чтобы для него отперли двери запертого дома; ему надобно взойти не заметно за кем либо из Православных и с другими Православными, для удаления от себя неприятностей, которые неминуемо последуют от свирепости раскольников. Пришедши к больному, Священник и Православные, сопутствующие ему, должны высказать больному свои благожелания. Раскольники мало по малу будут расходиться, останется один или одна, чтобы следить за всеми словами Священника, и передать их наставнику или наставнице. Священник тогда уже должен действовать решительно, а Православные поддержат его чрез удостоверения, что они не оставят больного, хотя бы он и долго был болен. Священник должен сказать ему, что Господь, видя покаяние и обращение грешника, даст ему и здравие. Благодарение Господу, если больной согласится принять Святые Таиинства тут же.

Не редко случается, что раскольники насильственно причащают и перекрещивают истинно Православных, находящихся в крайней опасности жизни. Дело Священника внушить больным, что действия раскольнические не суть Таинства и не имеют никакой силы и что сии насильственные действия не вменятся больному в грех. Священник должен принять меры к ограждению больного от дальнейших насильственных поступков со стороны раскольников.

Благоразумие, опытность и внимательность укажут Священнику много особенных средств к успешному действованию при постели больных раскольников, согласно особенным обстоятельствам каждого. Но всегда и везде непременно должны украшать Священника смирение, кротость и бескорыстие. Без сих качеств не помогут, ему ни образование, ни опытность; а эти качества часто приобретают Церкви таких раскольников, которые казались навсегда потерянными для ней. Так позвали Священника к одной умирающей раскольнице только для засвидетельствования ее болезни и смерти. Священник кротко предложил ей несколько убеждений присоединиться к Церкви. Раскольница грубо и дерзко обругала Священника. Но он смиренно сказал ей: «чем я, бабушка, заслужил от тебя такую брань? Сказал ли я тебе хоть одно слово какое худое? Я пришел к тебе по зову твоих же родных, оставя свои дела; говорил с тобою только о вечном спасении души твоей. Что это у вас за вера такая, что вы браните и ненавидите человека, ни чем не виноватого пред вами? Бог с тобою?» и ушел. Это было вечером. Во втором часу ночи зовут его опять к больной. Священник сказал посланному, что не пойдет более к ней. Но не успел отойти один посланный, как является другой с приглашением идти поскорее и взять Св.Дары. Священник пришел в дом. Умирающая раскольница, не могши встать с постели, протянула до земли руку и сказала: «прости, батюшка, я много согрешила пред тобою и пред Господом! Как ты ушел от меня, я не имела покоя ни минуты и увидела, что я заблудшая и погибшая овца. Исповедуй и причасти меня!» Больная исповедывалась с особенным чувством. Когда же стала готовиться к причащению, то заметно колебалась; но причастившись Св.Тайн, сказала: «теперь верую, что Господь пребывает в Св.Тайнах и есть благодать Божия в Св.Церкви». После она много благодарила Священника за спасение души ее и пожелала сподобиться Елеосвящения. Во время совершения сего таинства отошла мирно ко Господу.

Еще другой пример. Когда Священник по зову пришел к больной раскольнице, то она подала ему холст. Священник не принял и сказал, что ему не холст ее нужен, а душа. Она выслала из комнаты бывших при ней и, оставшись одна с Священником, из-под подушки вынула кошелёк с деньгами, и стала давать ему денег. Священник сказал ей уже с силою и с чувством оскорбленным, что он не за деньгами к ней пришел. Но продолжил беседу с нею, умоляя ее обратиться к Св.Церкви; ибо уже скоро не будет для ней покаяния, – и ушел. Чрез несколько дней раскольница призывает Священника и говорит: «видно ты, батюшка, истинно ищешь души моей; делай же со мною, что считаешь нужным для спасения ее». Она умерла скоро, соединившись с Господом Св.Таинствами Покаяния и Причащения и освятившись Св.Елеем. Бывали случаи, что после того, как все убеждения Священника больному раскольнику присоединиться к Святой Церкви оставались тщетными, усердная молитва к Богу о спасении души заблуждающего, произнесенная вслух при постели больного, смягчала его жестокосердие. Один Священник, приглашенный к одру умирающего истощив все убеждения и все даже слезные просьбы о присоединении к святой церкви, повергшись на колена при постели больного начал так молиться: Господи Иисусе Христе! у меня недостает сил обратить к Тебе сию заблудшую овцу. Ты Сам Милосердый помоги мне. Не хотяй смерти, но обращения грешника, спаси несчастного умирающего, не ради моего окаянства, но ради крестных страданий и смерти Твоей, подъятых за нас грешных. Да не посмеется враг наш над нами! Пресвятая Богородице, человеколюбивого Бога Мати! человеколюбие умилосердися о умирающем рабе твоем, вознеси молитвы твои о обращении и спасении его, Святый Ангеле Хранителю не отступи от него в страшный сей час! – Упорный раскольник тронутый молитвой сказал: видно, что ты истинно хочешь спасения души моей. Спасай ее, как знаешь³.

Перейдем к классу людей, которые в болезни своей всего менее, по видимому, представляют трудностей для пастыря. Это люди, весьма легко возбуждаемые, люди с живым чувством. Обыкновенно считают их очень нетерпеливыми больными; но не редко случается, что во время болезни своей они бывают очень кротки. Они чувствуют упадок своих сил и нуждаются в помощи другого, и прежде легкий дух их от сознания слабости делается еще мягче. Возбудить в них чувствительность дело нетрудное, но часто опасное. Утешительно видеть в них сокрушение, живое сознание грехов и опасности, в какой они находятся, но у подобных людей все зависит от одной минуты. Между ними бывают такие, которые хорошо понимая себя, желали бы смерти в этот лучший для себя час, и по выздоровлении говорят: «если бы я умер тогда». Сии больные имеют нужду со стороны Священника в кроткой строгости и твердой кротости.

Приятное и благодетельное впечатление на дух Священника производят те смиренные души, которые после тяжкой и сильной борьбы приобретают обильную благодать. Они признают себя грешниками недостойными милости Божией, ожидают себе помилования только от Господа Иисуса Христа, Пострадавшего за нас, и в уповании на заслуги Иисуса Христа наслаждаются великим миром; они радуются, что облечены в одежду оправдания и их радость – смиренная, сопровождаемая глубоким чувством своего недостоинства. Пастырь должен не много и не каждому говорить о приобретении им сего сокровища, дабы не впал кто в духовную гордость и не потерял драгоценного сокровища (Мф.13:44–46). Смерть людей облагодатствованных обыкновенно очень назидательна и возвышенна. Обращайся с ними со всею любовию, которой они заслуживают, не давай им насильственно другого направления; не принуждай эти музикийские орудия издавать такие тоны, которых они не в состоянии дать, не беспокой их формами.

Трудный подвиг для Священника представляют Христиане благочестивые только по имени и по внешности, и особенно Христиане самообольщеные. Первые привыкли к Христианским мыслям и словам; всегда употребляют благочестивые фразы и усвоили себе скромный и назидательный образ речи. Но сердце их чуждо истинной жизни о Христе, они преданы суетности, любят светские удовольствия и развлечения, любопытны, не терпят себе ни в чем противоречия, слишком привязаны к похвале, чести, презирают других и чужды любви, без которой и самая благочестивая жизнь есть только кимвал звучащий (1Кор.13:1; 2Петр.1:5–9). Такие люди часто обладают большим знанием Священного Писания, Святоотеческих творений и вполне православны; но грозные изречения Священного Писания и обличения Святых Отцов они применяют более к другим, чем к самим себе. Тоже делают и самообольщенные. При болезненном одре таких людей Священник слышит множество жалоб на растление мира и настоящего времени; они с своей постели расточают угрозы пророков на головы других, между тем как к себе приспособляют только те места Писания, которые говорят о блаженстве чад Божиих. Самообольщенные притворяются, что обладают истинным спокойствием и миром душевным; в чем поддерживают их другие, указывая им на их благочестие, особенно когда надеются получить от них что либо. Священник должен стараться вынести их из этого ложного покоя и возбудить сознание греховности и страх строгого суда Божия. О некоторых больных Священник должен сказать, что они не имеют явных и грубых грехов и пороков, но если они желают считаться истинно добродетельными и праведными, то должны тщательно испытать свою совесть, не сказали ль праздного слова (Мф.12:35–37)? не опустили ль какого доброго дела, по словам Апостола Иакова; кто разумеет делать добро и не делает, тот грешит (Иак.4:17)? Не питают ли нечистых греховных мыслей в уме? нет ли в сердце их преступных желаний (Втор.6:5; Гал.3:10; Иак.2:10, Пс.142; 1Ин.1:8–10)? Этим может он заградить уста самообольщенных. Следующим образом удавалось приводить самообольщенных к сознанию греховности и безответности пред судом Божиим. Один больной хвалился своим добрым именем, говорил, что он во всю свою жизнь не обидел ни одного ребенка, не бывал под судом, не присвоял себе чужого добра, подавал милостыню. На все это самохваление Священник ничего не сказал. После некоторого молчания больной сказал: что же ничего не скажешь ты, батюшка? Ах, отвечал Священник, со мною случилось тоже, что с друзьями Иова. Что же было с ними, спросил больной. Священник отвечал: умолчаша трие друзи пререковати Иову, бе бо Иов праведен пред ними (Иов.32:1) и потом указал ему в примере Иова, что значит правда пред людьми и что она пред Богом. Пред людьми мог говорить Иов: не дам отнять у меня невинности моей, за правду свою держусь я и не оставлю ее, не опорочит сердце мое дней моих (Иов.27:6–7), но пред Богом он должен был смириться, обвинить себя и сказать: отрицаюсь и раскаиваюсь на прахе и пепле (Иов.42:6). Трудно и поверить иногда, как глубоко напечатлено в сердце человека желание оправдывать себя и выставлять свою правду (Лк.10:29; 18:9–14, Рим.10:3). Это реже случалось бы между Христианами, если бы они помнили угрозы Спасителя Фарисеям (Мф.23).

Есть больные не разговорчивые, которые похожи на немых, ибо на все предлагаемые вопросы с трудом могут отвечать да или нет. Священник иногда долго находится в недоумении как поступить и что говорить с ними, особенно, если они прежде не были знакомы ему. Их молчание не редко поставляет Священника в самое затруднительное положение. Впрочем по этому молчанию больного ничего нельзя заключить о душевном состоянии его; он таким же может быть и в здоровом состоянии, может быть он вообще малоразговорчив, или болезнь расположила к сему, или еще незнаком ему Священник и он дичится его. Такие люди даже на исповеди ограничиваются односложными ответами на предложенные вопросы, и никак не дают проникнуть в истинное состояние сердца их. С больными сего рода Священник должен обращаться радушно, и как можно чаще посещать их, чтобы ознакомить их с собою и самому познакомиться с ними поближе. Священник не должен настоятельно требовать, чтобы больной с доверенностью открылся пред ним; но может завести с окружающими разговор, который бы дал больному случай высказаться. При этом Священник должен внимательно следить за больным, не становится ли он беспокойным, не смотрит ли на него повеселее прежнего, не обращается ли чаще к нему и не делается ли внимательнее. Если больной станет говорить и скажет хотя что нибудь не многое, нужно показать ему свое удовольствие, усилить к нему свое внимание и ласковость и постараться узнать от него еще более. Но ничто не может так скоро открыть сердце замкнутого человека и расположить к откровенности как искренняя, ссрдечная молитва при постели больного. В продолжение молитвы слышно уже будет, как глубоко вздыхает больной, видно будет, как слезы текут по его ланитам, тогда легко откроется путь к разговору и искренней сердечной откровенности. При больном, который молчит от злости, потому что не хочет принять слов Священника, последний не только не должен обнаруживать нетерпения и оставлять больного, но всячески должен стараться приблизиться к сердцу и совести его. А этого можно ожидать не от гнева и торопливости, но от непрестающей любви.

Много терпения требуется от Священника в отношении к нетерпеливым, которые доходят до ропота и дерзости против Бога, и могут даже впадать в отчаяние (Иер.17:9). Иногда они говорят, что Бог наложил на них чрезмерное иго, иногда, что они охотнее понесли бы всякой другой крест, чем тот, под тяжестью которого воздыхают теперь; иногда спрашивают, чем они заслужили это наказание? Не без пользы таким недовольным можно сказать: что возропщет человек на жизнь? Да возропщет муж о гресе своем (Пл.Иер.3:39). Надобно яснее показать им, что только от истинного познания грехов и истинного смирения пред Богом рождается истинное терпение. Человека всегда ропщущего нетерпит Бог, – говорит Исаак Сирин. Нетерпеливость и ропот чаще замечаются в тех, которые в первый раз сделались больными, и для которых страдания суть дело непривычное. К ним всего лучше обращать слова Иова: аще благая прияхом от руки Господни, злых ли нестерпим? Иные ропщут непрямо против Бога, но не хотят терпеть настоящих своих скорбей, или тяготятся продолжительностью болезни и желают перемены настоящего их положения. Священник пусть внушает им, что их нетерпение нетолько бесполезно для них и нимало не облегчит их положения, а напротив может еще повредить, лишить душу мира и отягчить болезнь. Пусть убеждает их терпеть и страдать, как прилично Христианину, чтобы болезнь их послужила к славе Божией, и на пользу душе их; пусть уверит их, что терпеливые и предавшиеся святой воле Божией, получают от Бога облегчение и помощь среди страданий. С любовию нужно просить больного хотя раз перенести болезнь с терпением, но с строгостью должно внушать им, что нетерпеливостью они грешат и на ложе болезни, и могут лишиться того благословения плода, который Бог предназначил им за сие искушение. Но больше всего пусть располагает больных к сердечной молитве к Богу, Которого Апостол называет Богом терпения и утешения (Рим.15:5); чрез это укрепится вера их и приобретется ими терпение. Священник никогда не должен забывать, что болезнь требует большого терпения, и особенно болезни мучительные, медленные и нервные требуют от больных немалого подвига, не малых усилий и самоотвержения для того, чтобы больной среди страданий благодушествовал и терпеливо нес свой крест из любви ко Христу. Впрочем не надобно оставлять без внимания и того, что в иных случаях больной обыкновенно преувеличивает свои страдания и думает, что никто не страдает больше его; и потому рассказ о терпении людей ему близких и знакомых производит на него большое впечатление, и хорошо при таких нетерпеливых рассказать, от какого больного пришел Священник или к какому сбирается идти и изобразить тяжесть их страданий; тогда больной легко устыдится своей нетерпеливости и научится быть терпеливее и с Христианской преданностью переносить свои страдания. Особенно нужно таким больным приводить на память, что своею нетерпеливостью они лишают себя великой награды, обещанной нетеряющим упования (Евр.10:35). В некоторых случаях нужно обращать внимание больных на то, сколько родственники терпят от их болезни и нетерпеливости. Больной часто останавливается на мысли, что будто здоровому не нужно терпения. Священнику особенно надобно вооружиться против своенравия таких больных. Часто больной думает, что он предал себя воли Божией, хотя думает только о своей воле. Не редко вы услышите от таких больных следующее: еслибы это было по воле Божией, то было бы так или так. Но что эти слова означают, как не то: еслибы эта болезнь пришла ко мне по моему желанию, то я легко бы перенес ее? Священник должен стараться внушить больному всецелую преданность себя воле Божией. Как спасительно для страждущего, если он истинно может повторить слова Спасителя: Отче, не моя, но Твоя да будет воля!

Между больными, на которых трудно действовать Священнику, должно указать особенно на скупых; ибо сребролюбие есть корень всякого зла; оно есть причина всех других пороков; оно усиливается с летами и может еще занимать сердце тогда, когда для других страстей не осталось уже места в нем. Сердце скупого чуждо любви, и все желание его устремлено к приобретению стяжания земного и вещественного, которого он не возьмет с собой в другой мир (Лк.16:9–12). Он не имеет понятия о том, что приобретается только деятельною любовью и состраданием, чем расширяется вера, и что перейдет с нами и в вечность. Когда захворает корыстолюбивец; то он слушает разговоры только питающие надежду на выздоровление; а если приходит к нему мысль о смерти; то он спешит удалить ее от себя. Постоянно занятый предметами настоящего, он не замечает и не хочет заметить, что дни его уже сочтены и Бог воззываст его из страны живых: когда смерть уже приближается, он еще старается покрепче прижаться к своим железным сундукам. Он не скрывает своей заботы, и не может отдалить от себя важнейшего для него вопроса: в добрые ли руки попадет его богатство, и кому останется то, что он собрал (Пс.38:7; Эккл.2:18–21; Лк.12:20). Больной и уже умирающий скупец глух ко всякому вопросу и слову утешения и молитвы, но когда услышит звук ключей от его сундуков или скрип двери от той комнаты, в которой хранится его богатство; он тот час встрепенется и обнаружит в себе сильное беспокойство. Вступление в комнату больного скупца, которая не освящена ни одним благословением, ни одною благодарностью бедных, составляет для Священника дело трудное, особенно если он обратит внимание на выражение лиц присутствующих, на то выражение равнодушия, нередко злобной радости, которую только с трудом скрывают они. В скупом обыкновенно в высшей степени обнаруживается самообольщение и самооправдание; ибо он обыкновенно не сознает всей гнусности своего порока, но очень зорок к грехам других, особенно людей расточительных, с которыми он охотно сравнивает себя, хвалясь пред ними своею бережливостью и домовитостью. Он думает, что своим воздержанием и обузданием в себе желания лучшей пищи и удобств в жизни служит Богу, тогда как он делает это для мамоны, а не для Бога, идол богатства живет в его сердце, и он покланяется ему, как Богу (Кол.4:5). Но Господь Иисус Христос, если Его слово прозвучит для сего больного, знает как сокрушить и этого идола. Пред Сыном Божиим не устоит никакой кумир. Говоря с этими больными Священник не должен дозволять им отвлекать его от предмета речи, тем более что такие люди стараются уклоняться от бесед о скупости, охотнее склоняют речь к тому, что по их мнению, выставляет их в хорошем свете. Священник должен стараться живыми красками изобразить вред и греховность скупости, суетность и ничтожность всего земного, которое не может дать мира душе, и потом упомянуть о возвышенном значении милостыни и о тех благословениях, какие она привлечет на больного. Со всею силою любви он должен убеждать его воспользоваться последними днями для восполнения дел милосердия, опущенных в течение жизни. Если у скупого есть неправедно приобретенное имение; то Священник особенно при таинстве покаяния со всею настойчивостью должен требовать, чтобы он возвратил чужое добро по принадлежности и не должен отступать от этого требования (Исх.22:3. Лк.19:8). Но Священник знает, какая грубая кора покрывает сердце скупца, и потому должен в пламенной молитве вместе с больным просить у Бога благодати отрешиться от временного. Благодать могущественнее греха и делает возможным невозможное для людей.

Привязанность к земному обнаруживается особенно тогда, когда больной решится составить духовное завещание. Со дня на день он откладывает это приготовление себя к смерти, или по глубоко укоренившемуся предрассудку, будто после этого скоро нужно умереть, или потому, что неохотно вообще вспоминает он о смерти и думает, что эта нежеланная гостья еще очень далека. При постели такого больного со стороны Священника требуется много осмотрительности и мудрости. Вообще Священник должен напоминать больному, чтобы он покончил с мирскими делами, особенно если замечает, что мысль о последнем устройстве земных дел очень тревожит и расстраивает его. Смущенному больному, который просит совета, Священник не должен отказывать в приличном совете, разумеется если Священник хорошо знает законы о завещаниях, иначе его совет может быть вреден. Если припомнить, какие люди окружают или лучше стерегут таких больных, как редки бывают около них души, с которыми бы можно доверчиво сказать слово, от которых бы можно получить благонамеренный совет; то понятно, почему они обращаются за советом по устройству своих дел к Священнику, которому хорошо известны все отношения больного. Священник сам по себе не должен вмешиваться в составление завещания, чтобы не пострадать невинно по подозрению в чистоте своих намерений; потому что такие больные думают, что Священник дает советы, с целями корыстными. Но когда сами больные позовут для сего к себе Священника, или он как Духовник будет вынужден к тому обстоятельствами; то должен иметь в виду одну только славу Иисуса Христа. Если дремлет совесть больного и он, не оставляя завещания, оказывает несправедливость против других, или отменяет его по злобе и по нежеланию примириться с оскорбившими его, или когда принадлежащее бедным родным назначает на какие либо общественные учреждения, иногда даже на суетные, как театры и т.п. или когда есть опасность, что после его смерти возникнут споры и тяжбы из за его имущества, или когда он забыл долг благодарности и вознаграждения: в таком случае долг Священника напомнить ему о том, хотя очень кротко и скромно. Как ни тяжела больным мысль о завещании, но неисполненный долг всегда тяготит их душу и они рады бывают, когда сделают духовное завещание. По составлении завещания смущение прекращается, расставание с землею облегчается, приобретается свободное время для занятия душею; открывается благодарность, примирительность, расположение к благотворениям, ревность о славе Божией. Священник, присутствуя при составлении завещания, может указать завещателю средство к обнаружению своей ревности к славе Божией чрез пожертвования на пособие проповедникам Евангелия среди неверующих народов, на устройство святых обителей и храмов.

Если Священник увидит, что больной находится в ссоре и вражде с кем-либо; то должен употреблять все усилия и неуспокоеваться до тех пор, пока не истребит из сердца больного всякую злобу и с корнем не вырвет из него всякую вражду. Это дело требует великого терпения и любви, не малой проницательности и предусмотрительности, совершенного беспристрастия и некоторого бесстрашия. Даже на смертном одре случается встречать какое-то непостижимое ожесточение и упрямство, которые не ослабевают и пред строгим видом смерти. Между ближайшими родственниками, даже между супругами или родителями и детьми, в отношении к примирению случается встречать такую жестокость, такое отсутствие любви, что это приводит в ужас. Иногда не только вновь отыскиваются, подогреваются старые истории, бывшие причиною ссоры, и так образом снова разжигается пламя вражды, но желчные слова и запальчивые речи увеличивают раздражение и делают невозможным примирение. – Был следующий страшный пример: Одна женщина, находившаяся во вражде с соседкою, опасно захворала; соседка пришла к Священнику и живо выразила желание примириться. Но усилия Священника примирить ссорящихся остались без успеха. Когда он стал представлять больной, что в состоянии вражды она не может молиться, не может прочитать молитвы Господней, больная спросила: почему же не могу я? С каким же духом, спросил Священник, ты будешь читать: остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим? Я выпускаю это, отвечала больная. Тогда Священник раскрыл ей, в каком страшном самообольщении она находится, как она сама прежде всего и больше всего имеет нужду в прощении, если желает получить блаженство в будущей жизни, и в заключение привел ей слова Спасителя: аще не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш отпустит вам согрешений ваших (Мф.6:15 сл.18:21–25). На сие больная дала следующий страшный ответ: скорее пойду в ад, чем прощу. К счастью эта жестокая больная не скоро умерла; и соседка, следуя наставлениям Священника, этому жестокосердию противопоставила смирение и любовь, так что больная скоро почувствовала углие огненное на главе своей и примирилась (Римл.15:20–21). Ненависть и неудовольствие на ближнего есть весьма жесткий нарост, который с трудом срезывается. Иногда больной говорит, что он прощает всех, но кое из чего можно видеть, что не вся еще вражда искоренена из сердца его, и легко от одной искры может возгореться снова и произвесть большой пламень, если больной выздоровеет. Почему здесь нужно строгое испытание совести больного и всякая вражда должна быть исторгнута с корнем. Особенно потому больные не должны откладывать примирения, что солнце может для них на всегда зайти в их гневе (Эфес.4:26). Замечено, что там, где есть Христианское знание и хотя малые Христианские чувства, можно достигнуть примирения. Самое важное и нужное и здесь есть крепкая молитва Священника о смягчении сердца у больного.

Особенного участия со стороны Священников требуют больные, которые обременены тайной и сильной скорбью и находятся в большом беспокойстве и волнении. Причина скорби может заключаться во внешних обстоятельствах, в домашних делах, в несчастном супружестве, в расстройстве состояния, и в самой болезни, так напр. от худого образования одного органа, от перелома его, от потери крови, от нервного расстройства и большой слабости у больных является мучительная скорбь, также может произойти тяжкая скорбь от слишком большой заботы о возвращении здоровья. Иногда основание скорби лежит глубже, в духовной природе, в угрызениях совести, особенно когда больной сам навлек на себя болезнь, или в чувстве духовной немощи, недостоинства, недостатка веры, отсутствия благодати, сомнения в прощении, бесплодности молитвы и т.под. Дело Священника, на сколько возможно, узнать основание и причину скорби и беспокойства у своих больных. Только тогда он может врачевать, утешать и облегчать их. Но это часто бывает очень трудно, иногда совсем невозможно, когда больной молчит и недоступен для слова и распросов Священника. Хотя можно дать ему понять, что в нем заметна тайная скорбь и сказать, что он чрез открытие много бы облегчил ее, но не надобно настаивать на том, а должно ожидать, пока сам скорбящий скажет о причине своей скорби. Если Священник заметит или другие укажут ему, что причина скорби лежит во внешних обстоятельствах и отношениях, тогда в словах, полных участия, может изъяснить больному, как он от всего сердца желал бы и словом и делом помочь больному, внушить, что тайна его не будет открыта, и всячески стараться приобрести его доверенность. Но если основание скорби лежит в состоянии души, тогда больной легче открывается Священнику, который и должен указывать ему на беспредельное милосердие, благодать и на бесценные заслуги Спасителя, чрез которые даруются нам прощение и мир. Если больной скорбит о том, что не имеет живого ощущения благодати, нужно заметить ему, что нет совершенной необходимости иметь ясное и живое ощущение благодатного состояния, что скорбящий дух и сокрушенное сердце приятны Богу и отсутствие ощущения благодати удерживает душу в смирении и сохраняет ее от духовной гордости (Пс.50:10). При внутренних и внешних скорбях всего больше действуют в нас сила и благодать Божия, хотя наше ощущение и противоречит тому (2Кор.12:9). Если мы станем многое основывать на своих ощущениях; то душа часто теряла бы свой мир. Но если будем основываться на обетованиях Божиих, душа всегда будет покойна, ибо они неизменны (1Кор.1:20). Самое большое беспокойство и скорбь во многих больных происходит от страха смерти (Пс.54:56). В некоторых случаях основание сего лежит в болезни, которая сопровождается большой робостью или влечет за собою самые томительные состояния. Страх смерти легко может усилить развитие болезни, тогда как еще много бы оставалось надежды на выздоровление. Таким больным нужно внушать преданность Богу, которая производит спасительное действие на больного. Тогда прекращается мучительная борьба между страхом и надеждою, и чрез то душа приобретает новый свободный полет, который приводит с собою новый спасительный кризис. В некоторых болезнях, как страх смерти быстро приближает к смерти, так преданность воле Божией скоро успокаивает дух и служит к выздоровлению (Сир.41:5–6).

У некоторых страх смерти рождается от того, что они видали умирающих, видали тяжкие предсмертные муки и при одре таких умирающих получили ужас смерти. Часто случается видеть больных, которых страшит не будущность загробная, а последний трудный шаг к ней, та мрачная долина, в которую нужно вступить по смерти и которую нужно проходить без вожатого. Мысль о страданиях, которые предстоят им, о борьбе которую по своему представлению должны они выдержать с страшным врагом – смертью, причиняют им страшную тоску. Таких больных нужно стараться успокаивать, указывая на примеры, – когда этой предсмертной борьбы совсем не было, когда некоторые совсем несознавали этого последнего мгновения, когда они как бы тихо засыпали. Но говорить сие нужно, не обещая больному несомненно тихого конпа. Можно заметить, что если эта борьба последняя, то и страдание будет последнее и после уже не потревожит их никакое зло. Можно советывать им, когда они почувствуют предсмертные страдания, обращаться к Богу с краткой молитвой: Господи Иисусе Христе, приими дух мой с миром. Эта краткая молитва, произносимая с верою, имеет особую силу в предсмертных страданиях. Многочисленные опыты неопровержимо доказывают, что самые предсмертные муки облегчаются тогда, когда при больном читается параклисис и Акафист Богоматери. Пока люди, которые страшатся минуты смерти, находятся еще в полном сознании, – нужно указывать им на то дерзновение Церкви, с которым она просит самую Пресвятую Богоматерь присутствовать при последних минутах умирающего и облегчать их предсмертные томления. Таково содержание канона к Богоматери на исход души; полезно заранее ознакомить с ним умирающего. Нужно также против чувства оставления в смерти, чувства самого томительного и страшного вооружать больного упованием на благодатное присутствие Божие – словами Псалмопевца: аще и пойду посреде сени смертныя не убоюся зла; яко ты со Мною еси (Пс.22:4). А паче всего внушать одержимому страхом смерти, чтобы он непоколебимо держался веры в умершего и воскресшего за нас Господа, Владыки живота и смерти, Который после непродолжительной борьбы и страдания приведет к своему вечному покою. Вообще замечено, что если говорить с больным о смерти в духе Евангелия и в духе Православной Церкви; страх смерти по большей части проходит. Последние минуты, как переход, составляют борьбу и страдание; их должно побеждать верою в того, Который всецело предал Себя за нас, Который еще прежде возлюбил нас: известихся, яко ни смерть, ни живот возможет нас разлучити от любве Божия, яже о Христе Иисусе Господе нашем (Рим.8:38–39).

Иные умерли бы спокойно; но забота об остающихся наполняет их душу тоскою и беспокойством; особенно тяжела смерть для некоторых родителей, при мысли о худых и неблагонравных детях, или при взгляде на остающихся сирот. Иные, нежно привязанные к своим, сильно скорбят при мысли о разлуке с любимыми. Во всяком случае это одно из самых скорбных ощущений, одна из самых глубоких ран человеческого сердца. Нельзя довольно привыкнуть к раздирающим душу сценам, когда больной не один раз начинает прощаться с своими, пламенно обнимает их и не может оторвать от своей груди. Где обнаруживается такая поразительная скорбь разлуки, там и Священник должен обнаруживать нежность и глубокое сострадание; несправедлив он будет, если останется без чувств сострадания и будет в жестких словах повторять, что больной слишком привязан к твари, или при подобных сценах повторять неправильно понятое изречение Господа; иже любит отца или матерь паче Мене, несть Мене достоин. Таким больным, в которых так крепка привязанность и любовь, пусть указывает он не столько на требования, сколько на утешения Евангелия, которое скорбящим и разлучающимся указывает на любовь высшую всякой любви человеческой, возбуждающую и оживляющую для нас сладкую надежду на свидание в жизни загробной, где не будет ни печали, ни страха, ни скорби, ни разлуки, ни смерти. Но к этой надежде он не должен примешивать плотских и чувственных представлений; а пусть укажет на условия радостного свидания именно на то, чтобы сердца всех были соединены верою в Искупителя и в любви к Нему. Если бы сердечно любили мы Иисуса; то не скорбели бы безрассудно при разлуке с любимыми нами.

Для нас тайна – беспокойство пред смертью людей истинно благочестивых и истинно верующих, которые иногда впадают в жестокую тоску. Может быть это искушение злого духа или спасительное уничижение и очищение; может быть открывается для их взора какой либо грех, ими неисповеданный, и в котором им нужно испросить прощения. Впрочем у таких людей страх и тоска продолжаются не до самой смерти. Может быть с ними случается тоже, что бывает с путником, который с ближайшей горы радостно узрел родину; но вдруг между им и его родиной ложится густая мгла или темное облако и закрывает от него вожделенное зрелище. Мужественно он идёт сквозь мглу, тьма рассеивается от луча солнечного, и вот он уже пред вратами отеческого города. Случается встречать таких больных, которые на смертном одре своем смущаются и скорбят о том, что смертное ложе их не так назидательно, не так прекрасно и покойно, как они желали бы и задолго о том размышляли. Они или читали сказания о смерти благочестивых людей, или сами видали таких умирающих, которым кончина во всем была прекрасна и назидательна, где ясно обнаруживалась вера, побеждающая мир, и душа уже наслаждалась предвкушением вечной жизни. Они предположили, что когда придется им умирать, и они умрут прекрасно, и смертное ложе их будет представлять торжество веры. Но с ними случилось совсем не так; вера их слаба, как едва мерцающая лампада; душа их какбы связана, парение духа их ослабело, сердце их сухо, глаза слезят от боли, и вместо того, чтобы назидать и подкреплять окружающих, они сами нуждаются в утешении и жаждут росы духовного подкрепления и утешения. Таким людям нужно внушать, что в Св.Писании нигде не говорится о прекрасной смерти, а только о блаженной кончине; а это и может последовать с ними, если они полны раскаяния, веры и истинного смирения (Апок.14:13). Надобно заметить, что в этой, так называемой, прекрасной смерти может быть нечто опасное, может примешаться к ней суетность, потому не должно придавать слишком много важности последним минутам и словам, хотя оне, вообще, могут быть очень знаменательны.

Но есть и такие, которые страх смерти должны испытать во всей его силе и жестокости, – это нераскаянные; у них тоска души часто достигает ужасающей степени. Они потеряли обольщение, оставлены светом, обмануты змием; онн понимают, что обращение не так легко и оставшееся время не в их уже власти, как тщетно надеялись они; с ужасом чувствуют они, как пламень их духовной жизни угасает и они не в состоянии уже молиться (Сир.41:12). Вера и надежда составляют душу всякого духовного попечения; посему ими должен Священник непрестанно одушевлять подобные души. Пример блаженно умирающего на кресте разбойника много укрепляет христианское упование. Пусть не утомляясь Священник непрестанно вносит в эту тьму благовестие о спасении грешных чрез Иисуса Христа. Чего не было сделано и что опущено в течение долгого времени жизни, это может совершиться в последние предсмертные минуты, при помощи Того, Который умер за нас на кресте, и которого присутствие умирающий чувствует всего более. Но, Боже мой, как во время болезни, в которой иногда теряется сознание, могут найти Тебя те, которые пятьдесят, шестьдесят лет жили без Тебя в мире? Делайте, дóндеже день есть, не отлагайте обращения вашего до предсмертных минут; чем далее кто отлагает свое обращение; тем более жестеет и иссыхает его сердце, тем он равнодушнее к делу спасения. Не грешите. Но если кто согрешил, не отчаивайся. Есть за нас Ходатай пред Отцем; Он есть очищение грехов всего мира. В противоположность тем, которые поражаются страхом смерти, случается встречать и радость смерти, где неприметно ни какого страха, и даже больной сам просит Священника раскрыть пред ним ужас смерти. С первого раза можно подумать, что Священнику нет никакого труда с такими умирающими. Но относительно сих людей, которые говорят, что умирают охотно. Священнику предлежит важный и значительный труд – узнать, на каком основании покоится желание смерти в больном. Ибо и в этом самом важном случае, бедное сердце человеческое может обманывать себя и других. Так, иногда, в основании желания умереть лежит самая сильная любовь к миру. Что иное, как не любовь к миру обитает в сердце того больного, который говорит напр. я желаю умереть и чем скорее, тем лучше. Что у меня в этом мире? Я уже не наслаждаюсь никакими радостями, не посещаю обществ, я приношу всем только отягощение и скуку. Спрашивается: если бы скорби прекратились ныне же, еслибы завтра же больной сделался совсем здоров; так ли бы охотно расстался он с этим миром? Может быть с ним было бы то же, что было и в часы здоровья, когда самая мысль о смерти приводила его в ужас. Пусть только Священник внимательнее исследует истинные и тайные причины, по которым больные желают смерти, и тогда увидит, что большей частью она заключается в любви к жизни и миру. Одна, довольно пожилая женщина, лежавшая в тяжкой болезни, не раз говорила: как бы я желала умереть поскорее. Но когда врач спросил ее: хочешь ли умереть завтра, с содроганием отвечала она: о нет, еще рано. Некоторые принимают пред смертью вид вынужденного покоя и в этом обнаруживается самоуслаждение и суетность, в других заметно некоторое легкомыслие и очевиден недостаток сознания своей греховности и ответственности за свои грехи пред Богом; у некоторых это есть самооправдание, на котором, как на мягком возглавии, они легко успокаиваются. О ложном языческом мужестве на одре смертном, которое может иногда к стыду нашему встречаться, нечего и говорить. Иногда желание смерти происходит из живого сознания усыновления Богу, из чувства общения со Христом, Владыкою жизни, прийти к Коему есть самое пламенное и самое искреннее желание сердца. В этом желании смерти есть нечто великое и блаженное. У некоторых желание разрешиться и со Христом быть так сильно, что не мало доставляет труда Священнику убедить к терпению и ожиданию. Но это ожидание не так трудно, потому что оно есть ожидание надежды, как говорит Ап.Павел: мы спасены в надежде. Не нужно оставлять без внимания того, что это нетерпение показывается более в тех больных, которые освободились от великой нужды и тяжкой борьбы. Обыкновенному выражению: теперь я готов, нужно противопоставлять: но Господь еще не готов, Он знает, когда плод созреет для собирания; в надлежащее время Он освободит и тебя. Ужели своими мыслями и желаниями хочешь ты помешать Ему? Действительно ли ты так созрел уже и столько способен к сожительству со святыми, к принятию в вечные кровы, что нужно бы поспешить с сим?

Можно сделать еще одно замечание: Священник не должен представлять смерть освобождением от всякой нужды, как делают некоторые, но лучше оброком греха, последним врагом, которого нужно победить силою Господа (1Кор.15:26). Апостол Павел не говорит: смерть избавит меня от всякого зла, но Господь избавит (2Тим.4:18). Ненужно придавать смерти понятий чуждых Евангелию, нужно отстранять все не истинные представления о ней, которые превращают ее в прекрасного ангела; все такие представления мало согласны с выражениями библейскими (Рим.5:12; 6:23; 1Кор.15:26; Апок.20:13–14). Но радостно можем мы говорить о смерти, что она есть успение, отшествие (2Кор.5:8), что в смерти христианина открывается жизнь, по утешительному обетованию Христову: веруяй в Мя, аще и умрет, оживет, и всяк живый и веруяй в Мя не умрет во веки (Ин.11:25–26). Поистинне блаженное для Священника зрелище смотреть на умирающего, на лице коего сияет небесная радость, в положении коего чувствуется то тихое веяние, которое возвещает близость Господа!

Теперь перейдем к тем больным, которые, хотя и опасно больны, но совсем не думают о смерти, или когда уже нет совсем надежды на выздоровление, стараются отдалять от себя мысль о смерти и охотнее говорят о постороннем или наконец совсем не хотели бы умирать. Некоторые из последних легко высказываются в следующих словах: желали бы мы знать, что еще будет в мире и как все пойдет в нем. Им почти досадно на то, что не уничтожится мир, когда не будет их. Некоторые своему нежеланию умереть придают благочестивые черты: хорошо бы пожить подольше, говорят они, чтобы знать, что будет с Церковью Православною. Таким людям прежде всего нужно указать, что для них всего нужнее знать, что будет с ними, а прочее должны они предоставить Богу. Неохотно умирают особенно те, которые трудом и бережливостью собрали достаточное имущество, так что цель их желаний уже достигнута и они хотели бы успокоиться и приятно насладиться собранным, но воля Божия о них не такова. С ними обращаться нужно кротко и ласково и указывать им на тот покой, который обещан людям Божиим и будет жребием умирающих о Господе (Евр.4:9–11; Ап.14:13).

Как должен Священник поступать с теми больными, которые совсем не думают о смерти, и должен ли он быть для них вестником смерти? Для многих больных не полезно, чтобы Священник был вестником смерти потому, что чрез это он заграждает себе доступ к постели больного. Но он свою ревность о спасении душ, ему вверенных, не должен поставлять в зависимости от окружающих больного, еслибы не захотели сказать больному о приближении его к смерти. Прежде всего Священнику надобно иметь в виду различие между больными сего рода. Из них бывают истинно верующие, но еще незнающие об опасности, какая угрожает их жизни, и такие, которые последние минуты жизни встречают легкомысленно и нераскаянно. Нельзя не заметить здесь, что вообще придают очень много значения последним предсмертным минутам и слишком мало обращают внимания на предшествующую жизнь. Обыкновенно великую важность поставляют в кончине так называемой прекрасной, когда кто нибудь в предсмертные минуты скажет несколько сильных слов раскаяния и веры. Но всего важнее для Священника то, чтобы больной находился в христианском расположении духа и христианском настроении чувств, чтобы исповедался и причастился Святых Тайн. Тогда без всякой особой заботы можно оставить его и умирать, хотя бы он ничего не говорил о смерти и не предчувствовал близости часов своих. Не надобно думать, чтобы спасение души зависело только от того, что человек знает о приближении смерти. Иначе как жалко было бы положение умирающих внезапно от паралича или быстрых горячек, когда они не имеют никакого сознания! Достойно замечания, что в Новом Завете не изображено ни одной картины прекрасной смерти, хотя между верующими Апостольских времен подобная смерть не могла быть редкостью. Как например естественно было бы христианам Иоппийской Церкви рассказать Апостолу Петру, которого призвали они к телу Тавифы, о прекрасном конце ее и передать последние слова ее; но они ничего не говорят о ее смерти, и рассказывают только об жизни ее и делах христианской любви, какие делала она; и вдовицы подошли к нему и показывали рубашки и платье, какие работала она (Деян.Апост.9:36–41). Ни Христос, ни Апостолы не приписывали большой важности самым минутам смерти, а главное дело для них то, чтобы живем ли, умираем ли, были мы Господними (Рим.14:7–8). Нельзя оправдать тех Священников, которые сказав больному о близости смерти, тотчас же уйдут; в некоторых случаях это не только не благоразумно, но даже жестоко; Священник может этим отнять у больного всякую надежду. По опыту замечено, что после многократных разговоров больной обыкновенно начинает сам речь о смерти или по крайней мере не уклоняется от разговора о ней. Часто окружающие его неспособны говорить надлежащим образом, ибо сами не имеют никакого христианского понятия о смерти, или, недостает у них на то мужества, и по слабости своей пускаются тотчас в слезы. Случается часто, родные просят ни слова не говорить больному о смерти, так что Священник находится в недоумении взойти ли ему к больному. Но зачем оставлять больного, может быть, жаждущего утешений? И всегда ли безусловно нужна беседа о смерти? Не может ли случиться, что и сам больной начнет речь о ней? или разговор сам собою склонится к тому. Надобно вразумить и утешить окружающих больного и внушить им, что разговор о смерти не опасен для больного.

Для таких больных, которые откладывают свое покаяние, при таком состоянии их души, в котором Священник никак не желал бы их смерти, он должен употреблять напоминание о смерти, как самое действительное средство, к возбуждению их немедленно заняться вечным спасением души. В таких случаях обязанность Священников говорить с больным о смерти и о том, к чему обязывает она, но это он должен делать с кроткой любовью. При постели больных никогда не нужно забывать, что Бог вложил человеку весьма сильную любовь к жизни, и что чувство самохранения есть одно из самых сильнейших, и человек от природы имеет отвращение и ужас от смерти. Нужно стараться убедить больного, что чрез мысль о смерти и приготовление к ней он ничего не потеряет ни в каком случае, но может приобрести пользу, потому что в случае его выздоровления мысль о смерти не только не повредит ему, но будет даже спасительна для него; в случае смерти тем лучше для него, что он прежде думал о ней и приготовился к ней. Как ни просто такое суждение, но иные больные не хотят подумать о своей смерти. Один больной благоразумный, усердный к церкви, в следствие органического повреждения, видимо ослабевал в силах, но нечувствуя притом большой боли. Он никогда не хотел говорить и не допускал других говорить о смерти, ибо надеялся выздороветь весной; и читал только романы. Однажды вечером Священник узнав от врача, что больному осталось жить не более одного дня, вошел к нему и стал настойчиво убеждать его подумать о своем спасении и приготовиться к близкому концу. Больной взял руку Священника, пожал ее и сказал: ужели думаете вы, что с такою силой можно умереть? Но вы знаете, отвечал священник, что ваша болезнь не в руке. Больной рассердился и сказал: «пустой вы человек» и отворотился от него к стене. С чувством глубокой скорби оставил Священник больного, сказав ему: благодати Божией поручаю я душу вашу. На другое утро в поспешности позвали Священника к больному и едва вошел он, как больной с выражением отчаяния закричал: я умираю, и умер прежде, нежели Священник успел сказать ему слово.

И в тех случаях лежит на Священнике обязанность напоминать больному о смерти, когда он знает, что больному еще нужно позаботиться о чем либо важном в отношении к его званию, или в отношении к семейству, и когда можно опасаться, что опущение этой заботы будет иметь важные последствия для его семейства и для других, могут произойти большие потери, или неприятные запутанности в делах, или неприятные процессы. Если опасность смерти не очень велика, то Священник может начать речь о смерти с окружающими, чтобы больной хотя и не прямо мог слышать о чем говорят. Это можно делать даже в соседней комнате, которой дверь к больному отворена. Или лучше к этим больным, которые не думают о близкой смерти, Священник пусть приходит после посещения таких больных, которые готовятся к смерти спокойно и даже радостно и расскажет виденное и слышанное им при постели больного. От молодой девицы, которая так охотно готовилась к смерти, как бы к браку, случилось Священнику придти к одной старой женщине, которая умирала весьма не охотно и всегда старалась уклоняться от разговора о смерти. Я желал бы, сказал Священник, что бы вы были там, где был я сей час, и вслед за тем описал ей предсмертную радость молодой христианки, и какое он получил от сего назидание и с чувством сказал: о если бы все умирали так радостно и блаженно! Больную тронуло это желание и она охотно стала говорить о смерти. Но случается и наоборот, от нежелающего смерти Священник прямо пришел к другому больному, который также не желал смерти. И сказал ему: хотя я и зашел к вам, но лучше бы зайти в другой раз, теперь я не в духе. Что же случилось с вами, с участием спросил больной. Я, отвечал Священник, пришел к вам от такого больного, который близок к смерти и не хочет слышать о смерти, и я очень огорчен и встревожен этим. Неправдали, прибавил Священник дружески обращаясь к больному, от вас я не получу такой неприятности? Больной заплакал и сказал: Я предаюсь воле Божией. Такие рассказы о состоянии других больных действуют сильнее, когда передаются Священником немедленно, еще под недавным впечатлением. Сии рассказы о больных и умирающих охотнее выслушиваются больными и оказывают более действия, нежели вычитанные.

Нужно упомянуть еще об одном обстоятельстве, заслуживающем внимания со стороны Священника. Случается приходить к больному, о котором говорят, что он в сознании, а на самом деле не так, или когда больного считают совершенно потерявшим сознание, а он еще владеет полным присутствием духа. Первые иногда не могут ничего вспомнить о посещении Священника и только небольшое сохраняют воспоминание о Святых Тайнах принятых за несколько часов. Часто окружающие больного бывают обмануты некоторыми словами, сказанными им без сознания или тем, что он с трудом отвечает на настойчивые вопросы, или намеренно обманывают Священника, чтобы принудить его к выдаче свидетельства о смерти. В некоторых случаях Священник может быть захвачен в расплох; потому ему нужны спокойствие духа и ясность ума. Особенно нужно это в том случае, когда больного считают потерявшим сознание, а он обладает полным присутствием духа. Поэтому Священник должен быть очень осмотрителен во всех своих словах и убеждать к такой же осторожности предстоящих, чтобы при постели больного не было сказано ничего такого, что может его устрашить, обеспокоить, оскорбить и раздражить; пусть при постели больного говорят только то, что служит к назиданию, утешению и укреплению его. При видимой бесчувственности особенно живо бывает сознание у больных нервной горячкой, которые не только слышат все, что другие говорят, но и сами мыслят с полной ясностью сознания. Таким больным большое утешение доставляет молитва, которую прочтет у постели их Священник; но выздоровлении они с благодарностью воспоминают о том. Случается встречать и таких, которые намеренно притворяются ничего непонимающими, или для того, что бы избежать утомительной болтовни и скучных посещений, или для того, чтобы прошли часы, назначенные для принятия неприятного им лекарства, или из желания узнать мнение окружающих о состоянии болезни, а иногда для того, что бы освободиться от посещения Священника, не желая принять утешений и напутствия св.Церкви.

Пусть Священник не оставляет больного тотчас, как минует опасность жизни, но продолжает посещать его и после. Большая часть больных бывает очень благодарна за сие, особенно желают сего те, которые посещение Священника признают благословением Божиим и питают к нему доверенность, как к духовному отцу. Священник должен высказать выздоравливающим свою радость и напомнить о долге благодарности к Богу, а иногда и к людям, послужившим во время их болезни, убеждать их исполнить обеты, данные ими Богу, а тех, которые не сведущи в Божественном учении, убеждать усерднее посещать храм Божий и читать ежедневно Священное Писание и душеспасительные книги. Он должен строго предостерегать их от возвращения к прежним грехам, напоминать им о Неемане, который после исцеления отказался служить чуждым богам (4Цар.5:17), или указывать на слова Господа: се здрав был еси, ктому не согрешай, да не горше ти что будет (Ин.5:14), вообще договорить ему то, чего во время болезни, может быть нельзя было высказать касательно состояния его души или отношений семейных.