Старинные русские иконостасы

Одну из самых существенных и необходимых принадлежностей каждого современного православного русского храма составляет иконостас, который в настоящее время представляет из себя высокую стену, отделяющую алтарь от средней части храма и уставленную иконами в несколько ярусов. В нынешнее время мы не можем представить себе ни одного православного храма, который бы обошелся без этой высокой стены. Между тем, наука церковной археологии утверждает, что первоначальная христианская древность не знала иконостаса в современном смысле этого слова, что нынешний иконостас у древних христиан заменялся простой решеткою, которая отделяла алтарь от средней части храма. Мало того, археологи доказывают, что и у нас на Руси храмы долгое время не имели высоких иконостасов и довольствовались одной только предъалтарной решеткой. Естественно, после этого возникают вопросы: когда появились на свет современные высокие иконостасы? Когда они сделались необходимой принадлежностью православных храмов? Как они постепенно развивались и увеличивались в своем объеме и иконографическом содержании? На все эти вопросы должна дать ответ церковная археология, так как она ставит своей задачей изучение старинных памятников церковного искусства, к числу которых относятся и иконостасы.

С каких же сторон может археолог изучать иконостасы и какими данными он должен для сего пользоваться? Ответ на первую половину поставленного вопроса заключается в самом понятии об иконостасе, который, с одной стороны, составляет архитектурную принадлежность православного храма и заключает в себе те или другие художественные особенности, а с другой стороны – имеет известное иконографическое содержание, стоящее в тесной связи с историей и учением церкви. Поэтому иконостас можно изучать с двух сторон: художественной и богословской.

Материалы, которыми археолог пользуется для исследования старинных иконостасов, разделяются на две группы: 1) вещественные памятники старины и 2) письменные свидетельства об иконостасах и их устройстве. Как вещественные памятники, так и письменные свидетельства пока еще не все собраны и сделаны достоянием науки. Весьма многое в этой области еще не открыто, не исследовано и не приведено в известность. Поэтому мы, приступая к исследованию вопроса о старинных иконостасах в русских церквах, должны были сами собирать как вещественные, так и письменные материалы. К сожалению, наше собрание материалов, нужных для разработки вопроса об иконостасах, далеко не отличается желательной полнотой и разнообразием. Особенно скудны наши личные наблюдения над вещественными памятниками церковной старины. Эти наблюдения ограничились только Новгородом с его окрестностями, некоторыми церквами в новгородской губернии и несколькими музеями христианских древностей в С.-Петербурге. Зато под руками у нас было довольно много письменных материалов, к которым относятся русские летописи, писцовые книги, многочисленные описания древних церквей и монастырей, рассеянных по различным уголкам нашего обширного отечества, и др.

Сравнивая свои личные наблюдения над новгородскими старинными иконостасами с описаниями иконостасов в других древних русских храмах, мы пришли к мысли о тожестве их иконографического содержания, по крайней мере, в главных и существенных чертах: разности можно найти только в деталях. Такое однообразие в устройстве старинных русских иконостасов объясняется ничем иным, как той устойчивостью, которой отличалось наше древнее церковное искусство, всегда строго державшееся преданий старины и не любившее быстрых и произвольных изменений. Все указанные обстоятельства дают нам право в настоящем исследовании делать общие выводы и заключения, касающиеся не одних только новгородских, но и всех вообще русских старинных иконостасов¹.

Вопрос об устройстве иконостасов в древних православных храмах ставится в русской ученой литературе не в первый раз. Раньше занимались разрешением упомянутого вопроса Г. Д. Филимонов, Е. Е. Голубинский, протоиерей П. Г. Лебединцев, архимандрит Макарий (ныне архиепископ донской и новочеркасский), И. Д. Мансветов, С. А. Усов и др. Все эти лица внесли своими трудами довольно ценный вклад в церковную археологию, а потому скажем несколько слов об их сочинениях.

Г. Д. Филимонов написал небольшое, но очень хорошее исследование, под заглавием: «Церковь св. Николая на Линне близ Новгорода. Вопрос о первоначальной форме иконостасов в русских церквах». Уже самое заглавие книги показывает, что автор её намерен заняться исследованием только первоначальной формы иконостасов в древних наших храмах и что он вовсе не думает писать историю позднейшей формы иконостасов и разбирать их иконографическое содержание. Задача исследования г. Филимонова – доказать, что и в наших русских храмах когда-то бывали вместо высоких иконостасов одни лишь простые предалтарные преграды (решетки), украшенные немногочисленными изображениями. Выполнив эту задачу, Филимонов считает себя вправе закончить свой труд.

Е. Е. Голубинский писал об иконостасах два раза. В первый раз он поместил в «Православном Обозрении» за 1872 г. статью: «История алтарной преграды или иконостаса в православных церквах». В другой раз он трактовал об иконостасах во второй половине своей «Истории Русской Церкви». Первая статья Голубинского представляет из себя краткий очерк развития иконостаса в православных церквах от древнейших времен до наших дней. Другой трактат Голубинского об иконостасах входит в состав главы о внутреннем устройстве и убранстве русских церквей в период домонгольский. В этом последнем трактате Голубинский доказал то же самое, что и Филимонов, т. е., что в домонгольский период наши храмы довольствовались вместо высоких иконостасов низенькими предъалтарными решетками.

Протоиерей П. Г. Лебединцев сделал несколько замечаний относительно старинных иконостасов в своем реферате «о Софии Киевской», читанном на Третьем Археологическом съезде². В этом реферате Лебединцев, прежде всего, доказывает, что в древних русских церквах высокие иконостасы заменялись низенькими предъалтарными решетками, затем, – определяет время появления высоких иконостасов и, наконец, – сравнивает в самых общих чертах иконографическое содержание многоярусных иконостасов со стенописями древних православных храмов.

Архимандрит Макарий сделал несколько общих замечаний относительно устройства многоярусных иконостасов в старинных новгородских церквах. Эти замечания он поместил во второй части своего сочинения «Археологическое описание церковных древностей Новгорода». Все свои соображения касательно новгородских иконостасов Макарий подтверждает буквальными выписками из старинных описей новгородских церквей и монастырей.

Наконец, И. Д. Мансветов и С. А. Усов изложили в небольших рефератах свои соображения относительно устройства и убранства предъадтарных каленных стенок, которые некогда затеняли собою в старинных русских храмах как древнехристианскую алтарную преграду, так и позднейший многоярусный иконостас. Эти рефераты в сокращенном виде напечатаны в девятом томе Трудов Императорского Московского Археологического Общества.

Сделанный краткий обзор ученых трудов вышеупомянутых авторов приводит к тому убеждению, что все они, за исключением архим. Макария, сосредоточивали свое внимание преимущественно на первоначальной истории иконостаса и старались определить его первоначальную форму. Все написанное ими относительно древнейших иконостасов в православных церквах можно свести к следующим главным положениям:

1) Как древние византийские храмы, так и русские, по крайней мере до XIV века, не имели сплошных многоярусных иконостасов, а довольствовались одними только предъалтарными преградами, которые не скрывали алтаря от взора молящихся в храме. Существование в древних греческих и русских церквах низенькой предъалтарной преграды доказывают следующие факты: а) многочисленные древние алтарные преграды, сохранившиеся до нашего времени в древних базиликах Италии, в храмах Греции и на Кавказе и описанные с достаточной подробностью Г. Д. Филимоновым³, б) исторические свидетельства Евсевия кесарийского, Павла Силенциария, Анастасия библиотекаря, русских летописцев и др., собранные Голубинским и отчасти прот. Лебединцевым; в) наконец, изображения на так называемых предъалтарных или заиконостасных столбах, главное место между которыми занимает икона Благовещения, сохранившаяся, как известно, в киевской Софии (мозаика XI века), в церкви св. Николая на Липне близ Новгорода (открыта Филимоновым) и др.

2) Алтарная преграда в древних греческих и русских церквах занимала место в промежутках между предъалтарными столбами и северной и южной стенами храма. Первоначально она имела форму невысокой решетки или сплошных перил высотой по грудь⁴. Но со времени Юстиниана В. алтарную преграду стали украшать колоннами, которые внизу покоились на сплошной полокотной стенке, а вверху соединялись между собою карнизом или антаблементом⁵. Наконец, с самых древних времен в алтарных преградах устраивались створчатые царские двери, которые иногда заменялись простыми завесами⁶.

3) Алтарные преграды весьма рано⁷ начали украшаться священными изображениями, как живописными, так и скульптурными. Эти изображения помещались или вверху на антаблементе алтарной преграды, или внизу на полокотной стенке, или, наконец, на базисах и капителях колонн, украшавших преграду, но, во всяком случае, они не препятствовали взору мирян проникать в алтарь и созерцать совершаемые там священнодействия. Остатки священных изображений сохранились на некоторых алтарных преградах, описанных Филимоновым⁸. Кроке того, исторические сведения о священных изображениях на древних алтарных преградах можно найти у Анастасия библиотекаря в его биографиях римских первосвященников⁹, у П. Силенциария в его описании юстиниановой алтарной преграды в константинопольской Софии¹⁰ и, наконец, у русских летописцев, свидетельства которых приведены у Голубинского и Лебединцева. Содержание и порядок размещения священных изображений на алтарной преграде не подчинялись никаким строго определенным правилам.

4) В архитектуре каменных церквей московского периода было принято отделять алтарь от средней части храма глухой каменной стенкой. Когда появились эти стенки, сказать трудно по причине недостатка исторических данных. Русские летописцы совершенно умалчивают о заиконостасных стенках, но зато ясно говорят о них вещественные памятники. Во всяком случае, несомненно то, что предъалтарные каменные стенки были уже распространены у нас на Руси в XV веке. Такие стенки сохранились до наших дней в Троицком соборе в Сергиевой лавре, в московском Успенском соборе, в Саввином монастыре и в некоторых других храмах, построенных в XV столетии. Сначала эти стенки были невысокие, но потом постепенно поднимались выше и выше, пока наконец не дошли до сводов храма. Так, в Троицком соборе в Сергиевой лавре каменная стенка достигла своей настоящей высоты не вдруг, а постепенно, о чем свидетельствуют следы разновременных прикладок¹¹. В предъалтарных стенках устроивались три пролета для царских, северных и южных дверей. Наружная сторона этих стенок, обращенная к народу, украшалась живописными священными изображениями, которые долгое время отличались характером неустойчивым и случайным. Впоследствии, когда окончательно сложился тип многоярусных иконостасов, на стенках стали писать и размещать священные изображения в строго-определенном порядке, как и на иконостасах XVII в. Например, в церкви Спаса на сенях в ростовском кремле, построенной в XVII веке, священные изображения размещены на предъалтарной стенке следующим образом: метадосис над пролетом для царских дверей и праздники: Крещение, Сретение, Рождество Богородицы, Благовещение с веретеном; выше – деисус, затем – праздники, пророки, праотцы, а наверху – распятие. Подобный же порядок соблюден в размещении священных изображений и в другой ростовской кремлевской церкви во имя Иоанна Богослова¹², которая построена тоже в ХVII столетии.

Таковы результаты изучения первоначальной формы алтарной преграды в православных храмах, добытые трудами вышеупомянутых ученых. Эти ученые, сосредоточивая свое внимание преимущественно на древнейшей форме иконостаса, не ставили своей задачей писать историю позднейшей формы иконостаса и разбирать более или менее подробно его иконографическое содержание. Филимонов даже прямо заявляет, что описание современных деревянных иконостасов выходит из пределов его задачи и заслуживает особой монографии¹³. Решить зту задачу, т. е. написать историю позднейшей формы иконостаса и разобрать его иконографическое содержание, имеется в виду в настоящем исследовании, которое разделяется на два отдела. В первом отделе будет изложена история высоких многоярусных иконостасов в старинных русских церквах, а во втором – будет сделан подробный разбор их икоиографического содержания в сравнении с древними византийско-русскими стенописями. Наконец, в заключении будут предложены общие выводы из всего исследования с указанием на их практическое значение в современном церковном искусстве.

Когда появились многоярусные иконостасы? Ответить на этот вопрос с точностью и определенностью довольно трудно по причине следующих обстоятельств. Высокие иконостасы появились в полном своем составе во всех русских церквах не вдруг, а постепенно, так как относительно введения их в употребление не было никаких строго-определенных распоряжений церковной власти. Многоярусные иконостасы входили в употребление в наших старинных церквах и развивались в своем иконографическом содержании постепенно в течении нескольких столетий. Пользуясь научными данными и открытиями, которыми обладает в настоящее время церковная археология, можно указать только на то столетие, когда впервые появились высокие многоярусные иконостасы.

Вопрос о времени появления высоких иконостасов в русских церквах решали Филимонов, Голубинский и Лебединцев. Г. Д, Филимонов, основываясь на том, что ни в памятниках, ни в указаниях письменных произведений ему не приходилось встретить ни одного иконостаса, который бы, по стилю иконописи, переступил границы XIV века, придвигает начало сплошных иконостасов к концу XIV и к началу ХV столетия¹⁴. Профессор Е. Е. Голубинский утверждает, что иконостас в своей окончательной нынешней форме весьма недревен, а напротив весьма молод, – восходит не далее, как только к XVII веку¹⁵. Время первоначального появления многоярусных иконостасов г. Голубинский с точностью не определяет, но говорит, что в летописях встречаются известия о существовании их уже в ХV столетии¹⁶. Наконец, протоиерей П. Г. Лебединцев полагает, что начало формальному устройству многоярусных иконостасов положено в XVI веке новгородским архиепископом (впоследствии московским митрополитом) Макарием, который в 1528 году устроил в новгородском Софийском соборе новый высокий иконостас. До XVI столетия, говорит Лебединцев, мы встречали в русских летописях полное умолчание о предъалтарных высоких иконостасах¹⁷.

Таким образом, вопрос о времени происхождения высоких многоярусных иконостасов разрешен в нашей литературе в двояком смысле. На одной стороне стоят Филимонов с Голубинским, на другой Лебединцев. Мы сами совершенно отвергаем мнение Лебединцева и соглашаемся с Филимоновым и Голубинским, хотя тоже не вполне.

Мнение прот. Лебединцева явно противоречит летописным известиям. Лебединцев утверждает, что первый многоярусный иконостас был устроен архиепископом Макарием в новгородской Софии и в доказательство сего ссылается на свидетельство русской летописи, которое после приведем буквально. Между тем, в летописях есть известие, убеждающее нас, что в том же новгородском Софийском соборе был устроен многоярусный иконостас раньше макарьевского. Вот это известие: «В лето 7017 (1509). Повелением преосвященного архиепископа Саратова дописан бысть Деисус в святей Софии да праздники; а писал Андрей Лаврентьев сын да Иван Дермаярцев сын»¹⁸. Нельзя согласиться с Лебединцевым и в том, будто бы русские летописцы до XVI столетия совершенно умалчивают о высоких многоярусных иконостасах. Напротив, мы в настоящее время обладаем историческими свидетельствами, которые ясно говорят, что многоярусные иконостасы существовали в русских церквах в XV и даже в XIV столетиях. Приведем и разберем эти летописные свидетельства.

В Воскресенской летописи под 1337 г. говорится: «В лето 6845, месяца июля 8, явися знамение в Новгороде, в церкви святыа Троица, на Редятине улице: стукну в церкви, и вниде сторож видети бывшаго и се икона святаа Богородица, дръжащу сына на руку, стояше над дверми от севръныа страны на другом полсе, и таже икона в той час в полдне сниде с высоты и ста о себе ничимже подръжима, и быша слезы из очию ею»¹⁹. Приведенный летописный отрывок еще не вполне уясняет вопрос о времени происхождения многоярусных иконостасов. Но и в нем есть кое-какие намеки. Из этого отрывка видим, что икона стояла где-то на полке и что она с одной полки перешла на другую. Нам неизвестно, чтобы эти полки устраивались вдоль стен храма или у столбов, поддерживающих купол и своды; притом здесь была не одна, а несколько полок. Очевидно, здесь идет речь о ярусах или таблах иконостасных. Чудо от иконы состояло в том, что она сама перешла с одного яруса на другой. – А вот еще любопытное для нас известие XIV века. Псковский летописец говорит: «В лето 6904 (1396 г.), индикта в 4, бысть знамение в святом Борисе и Глебе; икона Св. Троица съшла из под верхняго тябла на землю, и Воплощение св. Богородица с своего места на землю, и облегоша на восток образом»²⁰. Это известие важно потому, что в нем указывается несколько тяблов в иконостасе, из которых одно было верхним, хотя слово тябло не всегда употреблялось в смысле яруса иконостаса или полки для икон, а иногда и в смысле карниза или антаблемента.

Таким образом, в определении времени появления высоких многоярусных иконостасов в старинных русских церквах мы соглашаемся с Филимоновым, но с небольшой оговоркой. Филимонов относит появление высоких иконостасов к концу XIV и началу XV века, а мы отодвигаем этот срок немного назад, т. е. к концу XIII и к началу XIV столетия. Основанием для такого распространения периода времени, в который могли впервые появиться высокие иконостасы, служат следующие соображения. По летописным известиям, алтарные преграды в виде решеток устраивались в наших церквах даже в XIII веке. Такова, например, была преграда в Холмской Златоустовской церкви, устроенная князем Даниилом Романовичем в 1259 году в описанная в Ипатьевской летописи²¹. После этого наши летописцы совсем умалчивают об алтарных преградах. Между тем, в следующем XIV столетии начинают появляться первые известия о высоких иконостасах, – известия, которые мы уже разбирали и из которых самое древнее относится к 1337 году. Эти свидетельства и дают возможность относить появление высоких многоярусных иконостасов к промежутку времени от 1259 до 1337 года, т. е. ко второй половине XIII и первой половине XIV столетия.

Итак, с XIV века начали в древних русских храмах заменять прежнюю предъалтарную низенькую решетку высоким многоярусным иконостасом. Эта замена произошла не вдруг: довольно долгое время высокие многоярусные иконостасы существовали наряду и с алтарными преградами я с каменными стенками. Права гражданства, если можно так выразиться, высокий многоярусный иконостас получил во всех без исключения русских церквах только в XVI столетии.

Прежде чем излагать историю постепенного развития русских многоярусных иконостасов, нужно решить еще один вопрос: с какого пункта началось это развитие? Этот вопрос впервые был поставлен в нашей ученой литературе Филимоновым, Лебединцевым и Голубинским.

Разрешая вопрос об исходном пункте развития высоких иконостасов, Филимонов предполагает, по аналогии и по степени относительной важности икон, составляющих современные иконостасы, что нижний ряд их явился первый и что в числе икон этого ряда едва ли не – Спасителя и Богоматери были первыми, которые заняли место в промежутке от столбов алтарных до царских дверей. К этим иконам, вероятно, присоединялась местная или праздничная икона, причем легко может быть, что когда число икон увеличилось до четырех, тогда их поставили в два яруса, из коих верхний был деисусный. А потом, когда увеличившееся более число стало теснить алтарную преграду, вероятно выдвинули всю преграду вперед алтарных столбов в стали сооружать многоярусные иконостасы, что произошло не ранее XIV века²².

Протоиерей Лебединцев, опровергая вышеупомянутое мнение Филимонова, говорит: «напротив, я думаю, что нижний ряд икон, ныне известных под именем наместных, явился в иконостасе после всех прочих рядов, и последними иконами в этом ряду были иконы Спасителя и Божией Матери, помещавшиеся прежде на столбцах выше царских врат, так что они не закрывали собою ни алтаря, ни священнодействия в алтаре». Свои соображения касательно исходного пункта развития высоких многоярусных иконостасов Лебединцев подтверждает следующими фактами:

1) На алтарных преградах церквей на вершине Казбека и в Старой Шуамте, рисунки которых приложены к исследованию Филимонова, иконы Спасителя и Богоматери имели определенные места на столбах выше царских дверей. 2) В описях XVII в. некоторых больших и малых новгородских церквей значатся «на столицах царских дверей вверху Спас да Богородица», а в списке местных икон они не повторяются. 3) В известии о реформе иконостаса в новгородской Софии в 1528 г. сказано, как о некоей особенности, о поставлении только икон св. Софии, Всемилостиваго Спаса и апостолов Петра и Павла в нижнем ярусе против святительского места. Следовательно, эти иконы доселе не стояли в нижнем поясе иконостаса. 4) В описях XVII в. редко значатся по правую и левую сторону царских дверей иконы Спасителя и Богоматери, а упоминаются большей частью иконы местных праздников и чтимых святых. 5) В этих же описях царские двери, сени и столпцы описываются отдельной статьей от местных икон, часто без упоминания о северных и южных дверях. 6) Из писцовых книг 1627–29 гг. видно, что в бедных ярославских церквах не было иконостасов, а были только иконы на алтарной и других стенах, тогда как в богатых церквах был деисус с царскими дверями, столпцами, праздниками, пророками и праотцами. В некоторых же церквах вдоль северной и южной стен у концов алтарной преграды ставились в киотах образа чтимых праздников или святых, но самый алтарь все еще оставался незакрытым и иконы Спасателя, Богоматери и Предтечи оставались над царскими дверями в виде триморфия и только впоследствии перешли в состав местного яруса²³.

Профессор Голубинский, разделяя мнение Лебедиицева относительно исходного пункта развития многоярусных иконостасов, утверждает, что «местные иконы (нижнего яруса), явившись довольно рано, весьма долгое время не были считаемы необходимой принадлежностью алтарной преграды, что если и существовали, то не более как в числе одной – двух, а большей частью вовсе ве существовали, и что не ранее, как только с XVII в. они являются в таком количестве, чтобы заместить и закрыть собою всю алтарную преграду». В подтверждение своих слов Голубинский ссылается на следующие факты: 1) Симеон Солунский в своем общем литургическом сочинении, говоря о деисусе, не упоминает о местных иконах. 2) Русские летописцы XV в., сообщая о написании в московский Успенский собор деисуса, ничего не говорят о написании в него местных икон. 3) Во второй половине XVI в. патриарх Иеремия II, перестроив темплон в своей церкви, поставил в него только две местные иконы. 4) В синайской церкви Преображения в XVI в. совсем не было местных икон, которые появились только в XVII веке. 5) Из XVI века мы имеем свидетельства о русских церквах, где следовало бы ожидать местных икон, если бы они признавались необходимыми, и которых в них, однако же не находим²⁴.

Таким образом, вопрос об исходном пункте развития высоких многоярусных иконостасов имеет в нашей литературе два решения: Филимонов утверждает, что развитие иконостаса началось с нижнего яруса, а Голубинский с Лебединцевым говорят, что оно началось с верхних рядов. Мы склоняемся на сторону Филимонова по следующим соображениям.

1) Если мы повнимательнее присмотримся к тем фактам, которыми Лебединцев думает подтвердить свою мысль о начале развития иконостаса с верхних рядов, то увидим, что они вовсе не подтверждают его положения, а доказывают только то, что при размещении местного яруса в прежнее время не соблюдалось никакого определенного порядка и что иконы Спасителя и Богоматери заняли первые места возле царских врат весьма недавно. Особенно приложимы эти наши слова к четвертому доказательству Лебединцева. Затем, никто, конечно, не будет спорить с Лебединцевым о том, что в некоторых древних предъалтарных преградах иконы Спасителя и Богоматери занимали определенные места выше царских дверей. Но у нас идет речь не об алтарных преградах, а об иконостасах. Из того, что иконы Спасителя и Богоматери помещались на алтарных преградах выше царских дверей, вовсе нельзя заключать, что оне должны занимать те же места и в позднейших многоярусных иконостасах. Ссылка на столбцы, которые ставились в многоярусных иконостасах подле царских дверей, тоже не оправдывает Лебединцева. Мы знаем много таких иконостасов, где иконы Спасителя в Богоматери повторяются как на верхушках столбцов, так и в ряду местных икон; и наоборот, существуют и такие иконостасы, которые вовсе не имеют столбцов при царских вратах и в то же время в местных ярусах их нет икон Спасителя и Богоматери. Подробный разбор иконографического содержания иконостаса вообще и местного яруса со столбцами в частности – разбор, который мы предложим во втором отделе исследования, подтвердит высказанные нами мысли. Этот же разбор покажет, что нельзя ставить в связь изображения Спасителя, Богоматери и Предтечи в деисусном ярусе иконостаса с таковыми же изображениями в местном ярусе. Впоследствии мы укажем много таких иконостасов, в которых изображения Спасителя и Богоматери повторялись как в деисусном, так и в местном ярусе. Наконец, основываясь на личных наблюдениях над старинными иконостасами, мы отрицаем ту мысль Дебединцева, что будто бы икона Иоанна Предтечи, впоследствии, когда окончательно сложился местный ярус, заняла в нем после образов Спасителя и Богоматери одно из важных мест и сделалась его необходимой принадлежностью.

2) Подобно Лебединцеву, Голубинский, по нашему мнению, из приведенных им фактов делает выводы большие, чем следует. Из вышеупомянутых фактов, которыми Голубинский думает подтвердить свои мысли об исходном пункте развития иконостасов, выходит только то, что у нас древние алтарные преграды существовали в церквах весьма долго и что они не успели совершенно выйти из употребления даже к XVI веку, а сплошные иконостасы не сразу составили необходимейшую принадлежность каждого русского храма. Это – вообще. В частности, если Симеон Шуйский ничего не говорит о местных иконах, то это объясняется тем, что у него идет речь о древней алтарной преграде, которая давно получила права гражданства в православных храмах и которой уже успели усвоить символическое знаменование. Между тем, сплошные иконостасы и местные иконы на алтарной преграде ко временам Симеона солунского еще не успели войти во всеобщее употребление и усвоить себе символический смысл, который особенно важен был в глазах Симеона, так как его литургические сочинения объясняли богослужение и все его принадлежности только с символической точки зрения. Далее, если русские летописцы, повествуя о написании в московский Успенский собор деисуса, ничего не говорят о написании в него местных икон, то это еще не значит, что их вовсе там и не было. Местный ярус мог в Успенском соборе составиться из древних досточтимых икон, принесенных в Москву из других русских городов²⁵, что мы и видим в настоящее время. Наконец, если патриарх Иеремия поместил в своем темплоне только две местных иконы, то это еще не значит, что они появились в иконостасе последними. Может быть, патриаршая церковь была так мала, что в ней и нельзя было поместить более двух местных икон. Мы и теперь знаем такие храмы, которые, хотя и отличаются своею обширностью, однако имеют иконостас только с двумя местными иконами. Таков, например, иконостас огромного собора Александро-Невской лавры в С.-Петербурге.

Итак, мы не соглашаемся с той мыслью, что наши иконостасы начали развиваться с верхних рядов, а потом уже появился и нижний. После этого нам остается согласиться с Филимоновым в том, что нижний ярус в иконостасе появился первым. Мы не разделяем с Филимоновым только того предположения, что в местном ярусе первыми иконами были – Спасителя и Богоматери. В этом последнем случае, по нашему мнению, Лебединцев прав и за него стоят все наши наблюдения над местными ярусами старинных иконостасов. Мы увидим, что часто замечается отсутствие икон Спасителя и Богоматери в нижнем ярусе даже тогда, когда в нем наставлено довольно много других икон. Правда, свою мысль об исходном пункте развития иконостасов Филимонов не подтверждает никакими положительными фактическими данными, но их пока и нет еще в русской церковной археологии. В пользу Филимонова свидетельствует, по крайней мере, тот факт, что местные иконы упоминаются в летописях весьма рано.

Пятнадцатый век оставил одно важное свидетельство об ярусах иконостаса. В Софийском Временнике под 1482 годом записано: «Того же лета Владыка Ростовский Васиан дал сто рублев иконником, Денисию, да попу Тимофею, да Ярцу, да Коне, писати Деисусы в новую церковь Святую Богородицу; иже и написаша чудно велми, и с праздники и с пророки»²⁶. Отсюда видно, что в XV столетии иконостасы, кроме нижнего яруса, который еще не был приведен в порядок, имели еще три тябла: деисус, праздников и пророков. Это же подтверждается и другим летописным известием, относящимся к самому началу XVI столетия. Во второй Софийской летописи говорится, что в. кн. Иван Васильевич III в 1484 г. заложил новую каменную церковь Благовещения на своем дворе, вместо старой, разобранной по ветхости, а в 1489 г. она была освящена. При сыне его Василии Ивановиче III эта церковь была возобновлена. Описывая сие возобновление, летописец говорит, между прочим, следующее: «В лето 7016 (1508), Благоверный князь великий Василей Иванович всея Руси... повеле (в церкви Благовещения) иконы все церковныя украсити и обложити сребром и златом и бисером, Деисус, Праздники и Пророки»²⁷. Несомненно, что этот иконостас Благовещенского собора был сооружен в конце XV века при постройке собора, а в начале XVI столетия его только украсили золотом и серебром. Он тоже состоял из трех, кроме местного, ярусов.

Кроме того, в XV веке встречаются указания и на то, какие иконы находились в то время в иконостасе. Так, новгородский летописец в первой летописи сообщает: «В лето 6927 (1419 г.) бысть буря велиа, и туча и дождь умножен... и млънии и блистаниа и гром страшен бысть и в церкви у Святей Богородици, у городских ворот... двери райскии ополели и святыи Иоанн Предтеча и на святом Николе и на Василии знатбу сотвори, а церковь благодатию божиею съхранена бысть»²⁸. В XVI веке все эти иконы помещались, как увидим дальше, в деисусном ярусе. Почему же не предположить, что они помещались там же и в XV столетии и что о деисусных иконах и идет речь в приведенном летописном отрывке. Таковы немногочисленные данные для истории многоярусных иконостасов в XV веке.

От первой половины XVI века осталось довольно подробное и весьма важное свидетельство об устройстве нового высокого иконостаса в новгородском Софийском соборе архиепископом Макарием в 1528 г. Русская летопись повествует об этом событии следующее: «Того же лета 36, при державе благовернаго великаго князя Василья Ивановича всеа Русии, повеле боголюбивый владыка Макарий устроити царския двери во святую Софею, понеже прежнии двери от много лет обетшали, никоторые лепоты не имуще; преосвященный же архиепископ повеле устроити двери сугубее первых в высоту и в ширину. Преже бо начен от божественных икон писания на кивоте, еже над дверми, и на самих дверех, и на столпцех, числом иконнаго поклонения святых яко 66; такоже повеле хитрецом древие угодное различным начертанием устрояти с мудрыми подзоры и украшати златом и сребром лиственным, еже есть сусань. Иконописцы же и хитрецы устроиша по велению царския двери велии чюдно видети и вся лепоты исполнены; и крест честный на версе дверей постави от камени хрусталя велми чюдно устроение, и повеле царские двери поставити в соборней церкви во святей Софеи, и запону устроил от различных тафт, велми лепо видети. Тогда же и боголюбивый архиепископ Макарей иконы во святей Софеи повеле по чину поставити: самую чюдную икону святую Софею выше воздвиг, и Цареградские иконы, Всемилостивый Спас наш Господь Исус Христос стоящ, от злата и сребра велми чюдно устроение, и святии Апостоли Петр и Павел, такоже стоящи, от злата и сребра чюдно устроены; и си чюдные иконы противу своего святительского места постави, и пелены от паволок устрои, чюдно и лепо видети, и, прочая иконы по чину повеле поставити»²⁹. Филимонов и прот. Лебединцев смотрят на приведенный летописный отрывок, как на свидетельство о важной реформе, произведенной Макарием в устройстве наших древних иконостасов³⁰. Но мы, основываясь на вышеприведенных летописных свидетельствах об устройстве иконостасов в XV веке, думаем, что в новоустроенном иконостасе Софийского собора был соблюден прежний порядок с некоторыми новыми дополнениями. Важность приведенного летописного свидетельства заключается в том, что оно есть самое древнее известие об устройстве наших старинных иконостасов, отличающееся наибольшей полнотой содержания. Весьма важно и то обстоятельство, что иконостас, устроенный Макарием в 1528 г., сохранился до нашего времени, хотя с некоторыми переменами. Пользуясь этим отрывком и не упуская из виду тех перемен, которые претерпел софийский иконостас в течении своего трехвекового существования и о которых известно из летописей, мы легко можем воспроизвести себе первоначальный вид этого иконостаса. Но предварительно скажем о переменах, произведенных в нем с 1528 г.

1) В 1585 г., по повелению архиепископа Макария, деисусный ряд икон был обложен позолоченным серебром. 2) В 1570 г. местная икона Всемилостивого Спаса была увезена в Москву царем Иоанном Грозным, а вместо неё поставлена копия, остающаяся и доселе в целости. 3) В 1653 г. устроены новые царские врата с подзором и столбцами, существующие и доныне, а прежние перенесены в придел Рождества Богородицы, где остаются и доселе. 4) Наконец, в разные годы нынешнего столетия устроены на царские двери и местные иконы новые серебряные ризы³¹.

Теперь приступим к воспроизведению первоначального типа софийского иконостаса. Иконостас в новгородском Софийском соборе состоял из пяти ярусов: местного, деисусного, праздничного, пророческого и праотеческого, который сделан в виде небольшого карниза. В местном ярусе помещены царские двери с изображением Благовещения и четырех евангелистов, сень с изображением Тайной Вечери (метадосис) и столбцы, на которых написаны Христос с Богоматерью, святители и архидиаконы; затем, по обе стороны царских дверей помещены храмовая и другие особенно чтимые иконы. Деисусный ярус состоит из икон Спасителя, Богоматери, Предтечи, ангелов, апостолов, святителей и мучеников. В праздничном ярусе изображены дванадееятые праздники и другие события из новозаветной истории. В пророческом ряду посредине помещена Богоматерь с Предвечным Младенцем, а по сторонам – пророки со свитками в руках.

В верхнем ряду изображена Св. Троица (ветхозаветная), а по сторонам праотцы и херувимы. Таково было в общих чертах устройство иконостаса в новгородском Софийском соборе при Макарие в 1528 году. Весьма возможно, что некоторые из этих икон, например местные и деисусные, написанные при Серапионе, были поставлены Макарием только в новом порядке, почему и летописец выражается, что Макарий некоторые иконы велел только «по чину поставити». Замечательно, что верхний ярус иконостаса устроен в виде небольшого выпуклого карниза и украшен миниатюрными изображениями праотцев, тогда как деисусные иконы и пророки изображены во весь рост и в больших размерах. Праотцам же отведено наверху невидное для глаза место, как будто они составляют не главный, а второстепенный дополнительный ярус иконостаса. Это обстоятельство наводит нас на мысль, что праотеческий ярус иконостаса был тогда новым явлением (может быть в первый раз он был сделан только в рассматриваемом иконостасе) и не был распространен в наших иконостасах. По крайней мере рассматриваемый иконостас представляет первый пример праотеческого яруса, о котором мы не встречали пока никаких упоминаний из XV века.

В том же XVI веке встречаем первое известие о так называемых пядничных иконах, которые впоследствии составляли из себя целый ярус иконостаса. В летописи под 1529 годом записано следующее: «В лето 7037, в церкви Святые великомученицы Пятницы, в великом Новеграде… иконы две местныя падоша и прочее пядничные иконы падоша»³².

В продолжении XVI века явилось еще одно нововведение. Известно, что на царских вратах изображаются евангелисты. Этот обычай весьма древний, а когда он возник, неизвестно. В XVI веке он был уже распространен, как это видно из многочисленных церковных описей XVI века. Между тем, в том же столетии встречаем известия и о том, что на царских вратах стали писать, вместо четырех евангелистов, двух святителей – Василия Великого и Иоанна Златоустого. Такие врата 1585 г. находятся в тверском музее³³.

Таким образом, в XVI столетии успел сложиться тип русского пятиярусного иконостаса, к которому присоединялся иногда целый ряд пядничных икон. Конечно, далеко не все церкви могли иметь полные иконостасы. Напротив, многие бедные и малые храмы имели иконостасы всего только в три и даже два яруса как это видно из церковных описей и писцовых книг второй половины XVI века³⁴.

Перемены в иконостасе в течении XVII столетия происходили по большей части в верхних рядах его. Обозревая иконостас новгородского Софийского собора, мы видели, что на верху его между праотцами были помещены живописные изображения херувимов и серафимов. Обычай украшать верх иконостаса этими изображениями удерживался в нашем церковном искусстве довольно долго – почти до самого конца XVII столетия. При том уже в начале упомянутого столетия мы замечаем, что херувимы и серафимы не помещались среди праотцов, как в новгородской Софии, а выделялись из них в особый отдельный ярус иконостаса, помещавшийся на самом верху его. По крайней мере, мы среди достаточного количества примеров существования херувимов наверху иконостасов не знаем ни одного такого факта в XVII веке, где бы последние не были выделены в особый ряд. Херувимы и серафимы изображались наверху иконостасов живописным и резным искусством. Живописные херувимы были, вероятно, на прямых гладких иконостасах, а резные – на иконостасах, украшенных резьбой. Замечательно то, что в иконостасах, имеющих ряд икон, изображающих страдания Христовы, херувимы и серафимы не имели места наверху оных. Это обстоятельство дает повод предполагать, что страстной ярус, вошедший у нас в употребление во второй половине XVII столетия, мало-помалу вытеснил собою изображения херувимов и серафимов³⁵.

Кроме херувимов и серафимов, верх иконостаса нередко увенчивался иконой Нерукотворенного Спаса или Господа Саваофа. Когда возник такой обычай, не знаем, но в конце XVI и в XVII веке он был весьма широко распространен. Сведения относительно этого обычая мы получили из старинных церковных и монастырских описей³⁶. Но лучшим доказательством широкого распространения его в русских церквах в XVII веке служит постановление московского собора 1666–67 года, повелевавшее ставить наверху иконостаса св. крест с изображением на нем распятого Христа, вместо икон Господа Саваофа и Нерукотворенного Спаса. «Лепо бо и прилично есть, говорят отцы собора, во святых церквах на деисусе, вместо Саваофа, поста- вити крест, сиречь Распятие Господа и Спаса нашего Иисуса Христа. Якоже чин держится издревле во всех святых церквах в восточных странах и в Киеве и повсюду опричь Московского Государства, и то велие таинство содержится во святей Церкви; якоже Моисей в пустыни воздвиже меднаго змия и образуя Распятие Спасителя Христа: и якоже тогда от угрызения змиева исцеляхуся Израильтяне зряще на того змия, такожде и мы ныне новый Израиль зряще во святей церкве на Распятие, и Страсти Спасителя нашего Иисуса Христа, исцеляемся от угрызения невидимаго змия диавола: сиречь, от грехопадений наших»³⁷.

Таким образом, со времени московского собора 1666–67 гг. наши иконостасы стали увенчиваться наверху крестом с изображением на нем распятого Христа. Однако, этот обычай вошел в практику не вдруг, а постепенно. Приведенные выше в подстрочном примечании выписки из старинных церковных описей доказывают, что и после московского собора 1666–67 гг. были иконостасы, которые имели наверху вместо распятия икону Господа Саваофа или Нерукотворенного Спаса. Кроме того, весьма многие старинные иконостасы и до настоящего времени не имеют наверху ни вышеупомянутых икон, ни распятия. Таковы, например, иконостасы – в новгородском Софийском соборе, в новгородских церквах Пятницкой, Прокопиевской на Ярославовом дворище и др. Впрочем, на некоторых иконостасах, устроенных раньше 1667 года и не имевших распятия, оно было поставлено после. Таков, например, главный иконостас Успенского соборного храма в Кирилло-Белозерском монастыре³⁸. Новые же иконостасы после собора 1666–67 гг. уже сооружались прямо с изображением наверху распятия. Таковы были вновь устроенные иконостасы в Троицком псковском кафедральном соборе (1682 г.), в московском Архангельском соборе (в конце XVII в.), в новгородском Знаменском соборе (между 1699–1703 гг.), в Спасо-Мошенской церкви, боровичского уезда, новгородской губ. (1707 г.) и др.

Крест с изображением на нем распятого Христа не всегда стоял на иконостасе одиноким. Скоро к нему стали присоединять изображения предстоящих Богоматери, Иоанна Богослова и других лиц, бывших при кресте Христовом, как повествуют об этом евангелисты. Крест с предстоящими мы видели на иконостасах многих новгородских церквей; например, Знаменского собора, Рождества Богородицы на Молоткове, Иоанна Предтечи на Опоках и др.

В вышеприведенном постановлении московского собора 1666–67 гг. встречаем еще одну интересную подробность. Отцы собора, упомянув о том, что обычай ставить крест наверху иконостаса распространен во всех православных странах, кроме московского государства, присовокупляют, что крест ставится на иконостасе для того, чтобы мы «зряще во святей церкве на распятие и страсти Спасителя нашего Иисуса Христа, исцелялись от угрызения невидимаго змия диавола». Мы подчеркиваем слова «распятие» и «страсти» потому, что видим в них указание на то, чтобы наверху иконостасов ставился не только крест, но и, если возможно, изображения страстей Христовых. Итак, по нашему предположению, начало обычаю ставить наверху иконостасов ряд изображений страстей Христовых было положено на московском соборе в 1666 й 67 годах. И это понятно: изображения страстей Христовых наверху иконостаса не прибавляли ничего совершенно нового, после того как установлено было ставить на нем распятие. Иконы страстей Христовых, поставленные по обе стороны распятия, представляют подробное развитие той же идеи, которая заключается в самом изображении распятого Христа³⁹. Конечно, страсти Христовы составляли принадлежность не всех, а только богатых и больших иконостасов. В некоторых иконостасах, сооруженных в начале XVII века или ранее и не имевших страстного яруса, последний был прибавлен в конце XVII столетия. Это мы наблюдали в иконостасе соборного храма в новгородском Антониевом монастыре и в некоторых других новгородских церквах, где страстные иконы отличаются новизной своего стиля сравнительно с прочими образами иконостаса. В конце же XVII столетия многие иконостасы сооружались уже прямо с иконами страстей Христовых наверху. Таковы, например, иконостасы в новгородском Знаменском соборе, в псковском кафедральном соборе, в московском Донском монастыре и пр.

Почти в одно время со страстями Христовыми наверху русских иконостасов появился еще один новый ярус икон, на которых изображались страдания апостолов. Естественно ожидать, что этот ярус должен находиться в связи с иконами апостолов в иконостасе. А иконы апостолов помещались в деисусном ярусе. В то же время нужно припомнить, что в деисусном ярусе помещались не все апостолы даже из лика двенадцати, а только несколько: два первоверховных Петр и Павел, к которым еще присоединялись, если позволяла величина иконостаса, четыре Евангелиста. Остальные же апостолы обыкновенно не входили в состав деисусного ряда, вероятно, до второй половины XVII века. Их обыкновенно заменяли святители, преподобные, мученики и другие святые, о чем подробно скажем во втором отделе настоящего исследования. Конечно, нам могут возразить, что в деисусном ярусе помещались не все 12 апостолов, а только два или четыре и редко шесть, по той простой причине, что мало было места. Пусть это возражение будет справедливо по отношению к небольшим церквам, но нельзя признать его верным по отношению к иконостасам больших храмов. Например, в новгородском Софийском соборе можно было бы поместить в деисусном ряду 8 апостолов, а на самом деле их помещено только два. Зато в том же ярусе поставлены иконы четырех святителей и двух мучеников, которые занимают места, впоследствии принадлежавшие апостолам. Сказанное о Софийском соборе вполне приложимо к деисусным ярусам многих больших и средних новгородских храмов, каковы, например, соборные церкви в Антониевом и Юрьевом монастырях, городские церкви – Прокопиевская на Ярославовом дворище, Петропавловская, приписанная к Духовому монастырю, Борисоглебская и др. Кроме того, самый деисус, состоящий из икон Спасителя, Богоматери, Предтечи и двух архангелов, мог бы быть написан на одной доске, а не на пяти, что видим в том же софийском иконостасе, и тогда остались бы еще лишние места для икон апостольских. Но ничего подобного мы не встречаем ни в софийском, ни в других вышеперечисленных деисусных ярусах. Такой порядок считался законным до второй половины XVII в. С этого времени замечаем в составе деисусного яруса следующую перемену: собственно деисус, состоящий из пяти известных икон, стал писаться на одной доске, которая занимала средину деисусного яруса; затем, святители, мученики и преподобные, имевшие доселе место в деисусном ряду, были исключены из оного и заменены апостолами из лика двенадцати и семидесяти, если позволяло место. Таким образом, с этого времени деисусный ярус сделался в строгом смысле апостольским⁴⁰.

Теперь возвратимся к тому, что начали говорить об иконах страданий апостольских. Можно думать, что в связи с переменой в составе деисусного яруса стоит появление нового ряда в иконостасе, состоящего из икон страданий апостолов. По крайней мере эту связь мы наблюдали в любопытном и редком факте, который встретили в иконостасе церкви Иоанна Предтечи на Опоках в Новгороде. Здесь нет еще отдельного ряда страданий апостолов, но они изображены внизу на самых иконах апостолов, которые составляют деисусный ряд. Например, на иконе Иоанна Богослова изображено и страдание его в котле с кипящим маслом. В иконостасах конца XVII века не видим особые отдельные ярусы с изображениями апостольских страданий. Так, в конце XVII в., был устроен, по словам И. Е. Забелина, такой иконостас в московском Донском монастыре, где отдельный ярус страданий апостолов следовал непосредственно за самим апостольским рядом, что указывает на связь этих двух ярусов, т. е. в страстном поясе изображались страдания только тех апостолов, которые были помещены в деисусе. Другой факт существования этого яруса мы наблюдали лично в иконостасе Спасо-Мошенской церкви. Но здесь страстной апостольский ярус уже не имеет тесной связи с деисусным, во-первых потому, что он стоит не рядом с последним, а отделен от него пророческим и праотеческим ярусами, а во-вторых потому, что заключает в себе страдания таких апостолов, которых нет в деисусе и, наоборот, не заключает в себе страданий тех апостолов, которые есть в деисусном поясе. Скудость дошедших до нас сведений об этом предмете дает повод думать, что изображения апостольских страданий составляют редкое явление в наших старинных иконостасах. Это была роскошь, доступная только для больших и богатых церквей.

В XVII веке перемены в русских иконостасах происходили не в одних только верхних частях их, но и в нижних. Так, почти одновременно с образованием наверху иконостасов ярусов с иконами страстей Христовых и апостольских появилось еще одно новое прибавление; это изображения сивилл и философов на тумбах внизу под местными иконами. Изображения философов на иконостасных тумбах сохранились в соборной церкви ярославского архиерейского дома⁴¹, в псковском Троицком соборе⁴², в соборном храме Хутынского монастыря⁴³, в Николаевской церкви новгородского Вяжицкого монастыря⁴⁴ и др. Изображения сивилл сохранились на иконостасах новгородского Знаменского собора, Николаевской церкви, что в новгородском Отенском монастыре⁴⁵, церкви села Иванова, московской губернии, волоколамского уезда и др.⁴⁶ Что добавления эти явились в иконостасах не ранее XVII в., об этом мы заключаем, во 1-х, из того, что изображения философов и сивилл на иконостасах не упоминаются в старинных описях церквей и монастырей, во 2-х, из того, что эти изображения, по-видимому, были совсем неизвестны в русской иконографии ранее XVI века⁴⁷.

Кроме сивилл и философов на тумбах помещались еще и другие изображения. Так, в новгородской Петропавловской церкви, приписанной к Духову монастырю, написан целый ряд поучительных изображений из поминальных синодиков; в Успенской соборной церкви Кирилло-Белозерского монастыря – пророки⁴⁸; в Нередицкой церкви – Воскресение Христово и следующие за ним события. Все указанные изображения написаны не ранее конца XVII века, а некоторые из них даже и в XVIII столетии⁴⁹. Изображения под местными иконами были последним добавлением в русских иконостасах.

Сделаем маленькое отступление и скажем несколько слов о миниатюрных иконостасах. Иконостасы эти представляют из себя маленькие копии с больших церковных иконостасов. Время появления их определить пока невозможно. Можно предположить, что они явились на свет к концу XVII столетия, когда оканчивалось иконографическое развитие больших иконостасов. Думаем так потому, что не нашли ни одного такого миниатюрнаго иконостаса, который бы переступал по своему иконографическому содержанию и по стилю иконописи границы XVII века⁵⁰. Что касается употребления и назначения миниатюрных иконостасов, то об этом тоже нельзя сказать многого. Вероятно, они назначались для домашнего употребления в молельнях. Весьма возможно, что наши благочестивые предки хотели иметь наглядную историю домостроительства Божия не только в храмах, но и в своих домах, что и побуждало их заказывать для себя маленькие иконостасы. Кроме того, эти иконостасы можно было брать с собою во время путешествий и военных походов. Может быть, некоторые из них назначались и для походных церквей. Особенно это можно сказать о таких миниатюрных иконостасах, которые не имеют местного яруса. Местный ярус в походных церквах должен состоять из больших икон, а над ним легко можно было пристроить несколько новых ярусов, состоящих из миниатюрных икон. Наконец, миниатюрные иконостасы могли быть в употреблении в раскольничьих молельнях.

Выше был случай сказать, что развитие иконографического содержания высоких многоярусных иконостасов окончилось к началу прошлого столетия. К этому же времени успел окончательно сложиться и тот порядок, в котором должны были размещаться священные изображения, входящие в содержание иконостасов. Этот порядок излагался в иконописных подлинниках. У нас под руками было два таких подлинника: один из них принадлежит библиотеке с.-петербургской духовной академии и относится к началу XVII века, а другой – П. Н. Тиханову⁵¹. Окончание развития иконографического содержания наших старинных иконостасов совпало с тем временем, когда Россия, как в области искусства, так и в других сферах своей жизни, пошла быстрыми шагами к западу. В истории русских иконостасов это пристрастие к западу отразилось в том, что прекратилось дальнейшее развитие их иконографического содержания. Но зато в это время наши иконостасы начали быстро развиваться в архитектурном и художественном отношениях.

Кроме царских дверей, в алтарь ведут еще две двери, северные и южные. Последние и до настоящего времени не составляют необходимой принадлежности каждого иконостаса: можно встретить иконостасы и без южных дверей. Изображения на них довольно разнообразны. Для удобства обозрения можно делить их на две группы, из коих первую составляют одноличные изображения ангелов и святых, вторую – целые сложные композиции. К первой должно отнести Архангела Михаила в воинских доспехах с пламенным оружием или без оного, побеждающаго диавола⁵², Ангела хранителя⁵³, св. архидиаконов, особенно Стефана и Филиппа⁵⁴, ветхозаветных первосвященников, особенно Аарона и Мельхиседека⁵⁵, пророков, особенно Даниила во рве львином и Аввакума⁵⁶ и, наконец, благоразумного разбойника с крестом в руках в раю, среди зеленых деревьев и цветов⁵⁷. Вторую группу составляют создание Адамово⁵⁸, изгнание праотца Адама из рая⁵⁹, видение Иоанна Лествичника⁶⁰ и многие другие изображения. Интересны изображения на северных дверях в Сергиевской церкви в Кирило-Белозерском монастыре. Вот как они описаны в монастырской описи за 1802 год. «На северных дверях образы, а именно: в первом нижнем ряду образ стоящего в раифском монастыре преподобнаго Иоанна Лествичника с братиею, да в том же ряду его ж преподобнаго в лицах писанные чудеса, во втором ряду образы исхода души праведнаго да грешнаго, в третьем ряду образ изгнания из рая Адамова, да образ привязаннаго у столба между раем и огнем горящим человека да рекшаго к нему стоящаго ангела. Образ в 4-м верхнем ряду образ седящия на престоле Богоматери да предстоящих по сторонам двоих ангелов. Да в том же ряду образы троих седящих праотцов Авраама, Исаака, Иакова да благоразумнаго разбойника писаны красками»⁶¹. На этих дверях написано почти все, что обыкновенно изображалось на северных или южных дверях, украшавшихся сложными изображениями.

Подобные же изображения находятся на северных дверях в новгородской Петропавловской церкви. Эта дверь разделена на три части: в верхней части изображена Богоматерь на престоле с двумя ангелами по сторонам; в средней части в особом отделении изображен преп. Дионисий, затем – праотцы Авраам, Исаак, Иаков и Иуда сидящие, а за ними стоит благоразумный разбойник с крестом; в нижней части изображен гроб со скелетом, над которым наклонившись плачут четыре инока. Над всей этой группой сделана надпись, из которой мы разобрали следующее: «зрю тя гробе и ужасаюся твоего видения и сердечно каплющюся слезю проливаю... во уме принимаю како убо пройде конец...» Точно такие же изображения написаны на северных дверях главного иконостаса в новгородской Прокопиевской церкви. Там только нет во втором отделении преп. Дионисия.

В новгородском Софийском соборе северные двери разделены на два отделения. В верхнем отделении написаны Авраам, Исаак и Иаков сидящие, а за ними множество святых (лоно Авраамово). В нижнем отделении изображено принесение преподобным Власием трех яблоков из рая. Последний факт изображен в следующих четырех картинах: α) преп. Власий делает неудачную попытку сорвать, хотя одно, яблоко с райского дерева; β) умоляет своего ученика преподобного Евфросина дать ему, хотя одно, райское яблоко; γ) преп. Евфросин подает три яблока Власию; δ) Власий, восстав от сна, созывает монастырскую братию в церковь, где рассказывает о своем чудном видении и делит с нею три райских яблока, которые ему дал Евфросин. Эти священные изображения представляют в лицах следующее повествование из жития преподобного Власия. Власий, будучи игуменом одного монастыря, однажды впал в искусительный помысл узнать до мельчайших подробностей жизнь каждого из подчиненных ему братий обители, между которыми отличался особенной святостью и смирением юный отшельник по имени Евфросин. И вот, находясь под действием этого помысла, Власий уснул и во сне увидел рай со множеством прекрасных деревьев, обремененных плодами. Среди этого сада беспрепятственно ходил смиреннейший Евфросин и пользовался в раю, чем хотел. Власий, испросив позволение у Евфросина, хотел было сорвать яблоко с одного из деревьев, но не мог этого сделать и пришел в ужас. Тогда он стал просить своего ученика Евфросина, чтобы тот сам подал ему, хотя бы одно, райское яблоко. Евфросин подал игумену целых три яблока. Пробудившись от сна Власий, действительно нашел в своей руке три яблока. Это видение Власий принял, как предостережение свыше вперед воздерживаться от желания узнать все относительно жизни и поведения подчиненной ему монастырской братии, ибо младший член последней оказался в очах Божиих лучше самого игумена. Власий созвал свою братию в церковь, рассказал ей о своем видении и разделил яблоки⁶².

Рядом на другой половинке дверей нарисована поучительная притча о превратности грешного человеческого жития, рассказанная преп. Варлаамом преп. Иоасафу, индийскому царевичу. Здесь изображен человек, сидящий на дереве и вкушающий мед в то самое время, когда две мыши, белая и черная, подтачивали корни этого дерева; страшный змей, дышащий огнем, готовился пожрать его, а четыре аспидовы головы, выглядывавшие из стены пропасти, собирались его смертельно ужалить. Эта картина имеет свое основание в притче, сказанной Варлаамом Иоасафу. Эта притча нередко излагалась в наших старинных патериках, прологах и т. п.⁶³ Некоторые из этих изображений (особенно сложные группы) находим в древних стенописях наших храмов, притом по большей части или на западной стене в многосложной картине Страшного Суда, или в притворе; таковы: Богоматерь на престоле с двумя ангелами, лоно Авраамово, благоразумный разбойник⁶⁴, человек между раем и адом, стоящий у столба⁶⁵ и Лествица духовная⁶⁶.

Какая идея проводилась в священных изображениях на северных и южных дверях? Нам думается, что в изображениях на северных и южных дверях выражалась мысль о рае, который был, по предназначению Всеблагого Творца, жилищем невинного и безгрешного человека, через грехопадение был утрачен последним и, наконец, возвращен ему через искупительные заслуги Христа, под условием исправления своей испорченной грехом природы, при помощи благодати Божией. Эта идея проведена во всех вышеописанных памятниках. Не подходят сюда только некоторые единоличные изображения, например, ветхозаветных первосвященников, диаконов и пр. Но и эти изображения не стоят в противоречии с указанной главной идеей. Но почему на описываемых дверях иконостаса проводилась идея о рае, а не какая-нибудь другая? Полагаем, – потому, что эти двери вели в св. алтарь, который таинственно изображает рай, т. е. царство небесное, или место особенного присутствия Божия.

Относительно первоначального порядка размещения икон в местном ярусе можно сказать только то, что в нем всегда ставилась храмовая и другие иконы местно чтимых праздников и святых. Так, например, в московском Успенском соборе местный ярус составлен почти весь из икон, особенно чтимых народом, прославленных чудотворениями и привезенных из разных концов России. Сюда должно отнести икону Всемилостивого Спаса, стоящую на первом месте по правую сторону царских дверей и привезенную в Москву из Новгорода Иоанном Грозным; – икону Успения, написанную, по преданию, св. Петром митрополитом московским; – икону Благовещения, пред которой, по преданию, молился св. Прокопий устюжский и отвратил каменную тучу; икону св. Дмитрия солунского, написанную на гробовой доске его; и наконец, – чудотворный образ Владимирской Богоматери, написанный, по преданию, св. евангелистом Лукою и помещенный на первом месте по левую сторону царских дверей⁶⁷. Так как порядок размещения местных икон в прежние времена не был строго определен, то в нем нередко повторялись по нескольку раз одни и те же образа. С другой стороны, в старинных иконостасах постоянно замечается отсутствие на первых местах, по правую и левую сторону царских дверей, икон Спасителя и Богоматери, которые в нынешнее время составляют самую необходимую принадлежность каждого, без исключения, иконостаса. Для подтверждения сказанного приведем отрывок из описи Кирилло-Белозерского монастыря за 1601 год⁶⁸, где местный ярус монастырской соборной Успенской церкви описан следующим образом: «А вцеркве у пречистые богородицы на правой стороне царских дверей образ пречистые Богородицы одегитрия чудотворной спревечным младенцем месной что явился чудотворцу Кирилу... над темже чудотворным образом вкиоте образ пречистые богородицы с превечным младенцем... да образ писмо карсунское распятие Господне обложен серебром скано золочен. Образ пядница преп. Кирила чудотворца... образ месной успение пречистыя богородицы деонисьева писма глушицково... над образом успения пречистые богородицы вкиоте четыре пядницы образ спасов вседержитель... образ пречистыя богородицы одегитрия... образ пресвятые богородицы воплощение... образ пречистые богородицы. Образ успение пречистые Богородицы месной. Образ кирила чудотворца вдеянье месной образ месной святых бориса и Глеба Федор стратилата да Марии магдалины да преподобнаго александра... По левой стороне царских дверей вкиоте Образ чудотворной пречистые богородицы одегитрия что поставила княгиня Евдокея... от чудотворнаго образа пречистые богородицы к северным дверем вкиоте образа месные образ Троица живоначальная... образ воскресение Христово пядница... образ месной пречистые богородицы одегитрия с превечным младенцем... образ похвала пресвятые богородицы вдеяние... образ Кирила чудотворца месной. Над северными дверми киот обложен оловом, а в нем три образа пядниц... деисус резной на кости спраздники и пророки, деисус спразники и пророки писан на пядницах... от северных дверей полевой стороне образа месные образ пресвятые богородицы одегитрия спревечным Младенцем. Образ пресвятые богородицы о тебе радуетца... образ хвалите Господа снебес... над темже образом вкиоте образы святителей петр алексей иона василей великий Григорей богослов иван златоуст... образ пречистые богородицы на престоле спревечныи младенцем... образ пречистые богородицы одегитрия...»⁶⁹. Из приведенного отрывка видно, что в вышеописанном иконостасе местный ярус был составлен без всякого определенного порядка, что в нем некоторые иконы, например, храмовая икона Успения Богоматери, образ чудотворца Кирилла Белозерского и Одигитрии с Предвечным Младенцем повторяются по нескольку раз и что, наконец, в нем нет иконы Спасителя на первом месте по правую сторону царских дверей. Кроме того, отсюда видим, что наряду с местными иконами в нижнем ярусе иконостаса помещались и так называемые пядничные иконы небольшого размера, хотя для них в иконостасе соборного храма в Кирилло-Белозерском монастыре, как свидетельствует та же опись, было отведено место в особом ярусе, который называется пядничным или шестилистовым. Присутствие небольших пядничных икон в местном ярусе можно наблюдать во многих старинных храмах, например, в новгородском Софийском, московском Успенском соборах и др. Наконец, и в церковных описях находим немало свидетельств о таких иконостасах⁷⁰. Количество икон в местном ярусе было различное: иногда их было очень много, как, например, в вышеупомянутом соборном храме Кярилло-Белозерского монастыря, а иногда в состав местного яруса входила всего только одна храмовая икона⁷¹.

В конце XVII века замечаются попытки придать местному ярусу некоторую определенность. В это время выдвигаются на первые места подле царских врат иконы Спасителя и Богоматери. Икона Спасителя стала занимать первое место по правую сторону царских дверей, а икона Богоматери – по левую⁷². Затем, подле иконы Спасителя стали ставить по большей части храмовой образ. Такой порядок можно наблюдать во всех иконостасах, устроенных не ранее конца XVII столетия. Обратимся опять к письменным источникам.

По описи Кирилло-Белозерского монастыря за 1718 год, местный ярус главного иконостаса в соборной церкви состоял из следующих икон: «на правой стране царских дверей местный образ Спасов стоящей по сторонам два образа ангельских со страстьми, а в подножии образы сергия и кирилла. Образ Успения пр. Богородицы местной... киот деревянной гладкой на каруне образ живоначальныя Троицы... а внем образ пресвятыя богородицы одигитрии чудотворной местной. Образ пречистые богородицы неопалимыя купины спредвечным младенцем местной... образ Кирилла чудотворца местной... образ пресвятыя богородицы воплощения сына Божия местной в молении образ Кирилла чудотворца по сторонам образы архангельские... образ спасов нерукотворенный... ниже спасова образа образ пресвятыя Богородицы знамения. Образ николы чудотворца венец накладной басменно золочено ветх... На левой стороне подле царских дверей кивот древяной гладкой на каруне писано образ отечества... а внем образ пресвятыя богородицы одигитрие чудотворной с превечным младенцем что явился чудотворцу Кирилу местной.... Образ живоначальныя Троицы местной... образ предста царица местной... Образ пресвятыя богородицы похвалы местной... над северными дверми в киоте образ Спасов. Образ пресвятыя богородицы Владимерския... образ пресвятыя богородицы одигитрие»⁷³. Сравнивая описание этого иконостаса за 1718 год с описанием его за 1601 год, мы не могли не заметить в нем некоторых перемен. Эти перемены коснулись, прежде всего, местного яруса. Так, некоторые иконы были в этом ярусе уничтожены, некоторые – вновь написаны, а некоторые – переставлены на другие места. Чудотворный образ Богоматери, явившийся преп. Кириллу, был перемещен с правой стороны царских дверей на левую, а на место его вновь написан образ Спасителя, рядом с которым поставили храмовую икону Успения, а другой образ Успения был вынут из местного яруса описываемого иконостаса. Одним словом, местный ярус в Успенском храме в начале прошлого столетия стал принимать тот вид, какой считался тогда законным. А какой порядок размещения местных икон в иконостасе считался в начале прошлого столетия законным и необходимым, это видно из «росписи иконному писму в церкве знамения пресвятей Богородицы» в Новгороде. В этой росписи предписывается разместить местные иконы в иконостасе новгородского Знаменского собора следующим образом: «В местном поясу по правую сторону Царских врат образ Спасителев на престоле. Подле того образ Преображения Господня. За южными дверми образ Московских чюдотворцов Петра, Алексея, Ионы и Филиппа, а над ними Спасов образ во облаце благословляет. По левую страну царских врат икона чюдотворная Знамения Пресвятей Богородицы, а около писать в резбе чюдеса Пресвятыя Богородицы. Подле того образ Пресвятыя Богородицы Одегитрея. За северными дверми образ Никиты, Иоанна новгороцких чудотворцов, а над ними Спасов образ благословящий»⁷⁴. Порядок этот удержался и до наших дней. Скорее мы можем встретить в местном ярусе современных иконостасов отсутствие храмовой иконы, чем – икон Спасителя и Богоматери на первых местах подле царских дверей, что и видим, например, в Троицком соборе Александро-Невской лавры, в придельных иконостасах Исаакиевского собора и др.

Наблюдения над составом местного яруса в иконостасах приводят к следующим заключениям:

а) Иконы местного яруса весьма разнообразны. В нем находили себе место почти все священные изображения, допущенные к употреблению в православных храмах.

б) Некоторое единообразие в нем появляется лишь в XVII в.

в) Священные изображения, помещавшиеся в местном ярусе, не подчинялись одной общей идее.

г) Иконографическое содержание местного яруса не стоит в связи с древними византийско-русскими стенописями.

Над местными иконами в некоторых иконостасах помещался еще целый ряд икон небольшого размера⁷⁵, известный под именем шестилистового или пядничного яруса, который заимствовал свое название от так называемых шестилистовых или пядничных образов. Полагают, что эти образа назывались шестилистовыми потому, что на них накладывалось по шести листов золота, если золотили их фон, а пядничными потому, что они измерялись в длину и ширину ручной пядью⁷⁶. В некоторых больших и богатых иконостасах устраивалось и по два пядничных яруса⁷⁷. В маленьких иконостасах число их икон бывало меньше десяти, а в больших – оно доходило от 50 до 100. Так, в Троицкой церкви Юрьегорского (ныне упраздненного) монастыря в олонецкой губ. пядничный ярус в иконостасе состоял всего только из четырех икон: Казанской Богоматери, Тихвинской Богоматери, Сошествия Св. Духа и Богоявления Господня⁷⁸; а в соборном храме Кирилло-Белозерского монастыря, по описи за 1718 год, в состав этого яруса входило около 50 икон, которые были размещены в следующем порядке: по правую сторону царских врат – образ Спаса Вседержителя, Пресвятой Богородицы Одигитрии, Спаса Нерукотворенного, Владимирской Богоматери, Смоленской Богоматери, Спаса Вседержителя, Пр. Богородицы Одигитрии, еще Пр. Богородицы Одигитрии, Владимирской Богоматери, Пр. Богородицы Одигитрии с Кириллом чудотворцем на поле, Пр. Богородицы с Превечным Младенцем, окруженной святыми, Феодоровской Богоматери, Пр. Богородицы Одигитрии, Спасителя, к ногам Которого припадают Марфа и Мария, Богоматери на престоле с Превечным Младенцем на руках, а пред Ними в молении св. Никита Новгородский, Богоматери на престоле с изображением св. Троицы наверху и разных святых по сторонам, Успения Пр. Богородицы, Николая Чудотворца, преподобных Зосимы и Савватия Соловецких, преп. Онуфрия и Петра Афонских; по левую сторону – Владимирской Богоматери, Спаса Нерукотворенного, Пр. Богородицы Одигитрии, Владимирской Богоматери, Спаса Нерукотворенного, Пр. Богородицы Одигитрии, Владимирской Богоматери, Спаса Вседержителя, явления иконы Феодоровской Богоматери, Спасителя на престоле с предстоящими Ему Богоматерию и Предтечею (деисус), Смоленской Богоматери, Кирилла Белозерского, Василия Блаженного, Владимирской Богоматери, Явления Пр. Богородицы преп. Сергию Радонежскому, преп. Александра Свирского, Знамения Пр. Богородицы, Умиления Пр. Богородицы, великомученика Никиты, великомученика Георгия, Софии Премудрости Божией, Богоматери на престоле с предстоящим в молении св. Никитой Новгородским и, наконец, Пр. Богородицы Одигитрии⁷⁹. Разнообразие, переменчивость и неустойчивость иконографического содержания, повторение по нескольку раз одних и тех же изображений, отсутствие всякого порядка в размещении икон и единства идеи – вот характеристические черты пядничного яруса, черты, которые мы наблюдали и в местном ярусе. Нам думается, что этот ярус не составляет существенной принадлежности старинных иконостасов, хотя и встречается в них довольно часто. Скорее всего, он составляет в них прибавление, которое легко можно откинуть, не нарушая единства главной идеи целого иконостаса. Каким же образом он появился в иконостасах?

Шестилистовый ярус образовался, по всей вероятности, из различных икон небольшого размера, жертвуемых в церковь разными благотворителями и в разныя времена, так что в нем нередко встречаются комнатные и семейные образа, на которых обыкновенно бывает написано по нескольку совершенно различных святых⁸⁰. Это предположение подтверждается еще и тем обстоятельством, что иконы, входившие в состав его, были различных размеров, следовательно – они были сборные⁸¹. Предположение это было высказано уже Е. Е. Голубинским⁸².

Деисусный или апостольский ярус составляет одну из необходимейших принадлежностей наших старинных иконостасов наравне с местными иконами, царскими и северными дверями. Если в настоящее время громаднейшее большинство русских иконостасов весьма легко обходятся без деисуса, то в старое время очень трудно было найти такой иконостас, в котором бы не было деисусного пояса. Прежде всего решим вопрос: почему этот ярус иконостаса называется апостольским или деисусным? Первое название он получил, конечно, от того, что в нем помещаются иконы св. апостолов. Вопрос о происхождении другого названия разрешится тогда, когда мы узнаем, что нужно разуметь под именем деисуса. Для решения этого вопроса обратимся к письменным памятникам русской старины.

Прежде всего, деисусом называлась икона, изображающая трех лиц: Спасителя, Богоматерь и Предтечу. Например, в описи Кирилло-Белозерского монастыря за 1718 г. сказано, что в приделе преп. Кирилла над северными дверями иконостаса был «деисус на трех цках образы Спасов пресвятые Богородицы Иоанна Предтечи поясные цки штилистовые»⁸³. По описи 1627 г., в московском Успенском соборе был «по левой стороне царских дверей над лесными образы: Деисус на одной цке образ Спасов, да пречистые Богородицы, да Иванна Предотеча, венцы и оплечье серебряны резные с чернью, по полям обложены серебром, оклад басменной»⁸⁴. Таково самое узкое значение слова «деисус». Это объяснение принимают Е. Е. Голубинский⁸⁵, С. А. Усов⁸⁶ и В. А. Прохоров⁸⁷.

Затем, под именем деисуса разумеется целый ярус иконостаса, в котором помещается известная нам трехличная икона (греч. триморф) с изображением на ней Спасителя, Богоматери и Предтечи. Например, в Ильинской церкви Хутынского монастыря, по описи за 1642 г., был «над царскими дверями Деисус, а в нем Спас на престоле, около его семь святых стоящия, писаны на золоте»⁸⁸. В Богородице-Рождественской церкви в селе Пояркове, московского уезда, были «над местными иконами шестнадесять икон праздничных...; да деисусы: образ Всемилостиваго Спаса на золоте, образ Пр. Богородицы, образ Иоанна Предтечи, образ Архистратига Михаила, образ Архистратига Гавриила, да по сторону дванадесятых апостолов»⁸⁹. А вот еще пример, доказывающий историческую достоверность указанного понимания слова «деисус». «Апреля 25 дня, 7197 (1689) г. иконописец Кузьма Григорьев договорился в Патриаршем Казенном Приказе сделать... в звенигородской уезд... в новопостроенную каменную церковь Дмитрия Селунского иконостас и написать иконы местные...; да в верху поясы деисус, мерою два аршина без четверти, с средником одиннадцать икон, а на среднике написать Спасов образ, а на прочих – апостолы; да пояс праздников двенадцать икон...; да пояс пророческий с средником одиннадцать икон... на среднике писать образ Пречистыя Богородицы»⁹⁰. В этом договоре деисусом назван апостольский ярус иконостаса. Оя ясно отличается от праздничного и пророческого поясов, которым здесь не усвоено названия «деисус». Это последнее понимание и употребление слова «деисус» было весьма распространенным в старинных русских памятниках письменности. Оно подтверждается и исследованиями наших отечественных археологов: архимандрита Макария⁹¹, Е. Е. Голубинского⁹², С. А. Усова⁹³, И. Д. Мансветова⁹⁴ и В. А. Прохорова⁹⁵.

Наконец, деисусом иногда назывались и все иконостасные ряды, кроме местного. Например, в церковной описи Амиревской Знаменской церкви, московского уезда, за 1701 год записан «деисус два пояса писан на красках», находившийся над местными иконами⁹⁶. Очевидно, здесь деисусом названы два верхние яруса Амиревского иконостаса, который состоял только из трех ярусов. Другой пример: по свидетельству церковной описи за 1702 г., в Николаевской церкви, что в селе Пушкине, московского уезда, было «над царскими дверми четыре пояса деисусов праздники и апостолы и пророки и страсти Христовы все писаны на красках... сверху над деисусом Распятие Господне»⁹⁷. Здесь деисусом названы праздничный, апостольский, пророческий и страстной ярусы иконостаса, но к местным иконам, которые описаны в упомянутой описи отдельной статьей, это наименование не относится. Возьмем еще один пример. В 1670 г. Оружейной палаты кормовым иконописцем Исаией Ананьиным были написаны в главный храм Столобенского Нилова монастыря «четыре статьи деисуса: праздники, апостолы, пророки и праотцы, всего 70 икон»⁹⁸. Здесь опять деисусами названы верхние ярусы иконостаса, кроме местных икон.

В некоторых вышеприведенных отрывках слово «деисус» употреблено во множественном числе вместо единственного. Это можно объяснить тем, что в таком случае под «деисусами» разумелось или множество икон или несколько ярусов в иконостасе.

Должно, наконец, заметить, что относительно последнего из трех указанных значений слова «деисус» мнения вышеупомянутых русских ученых расходятся между собою. Предметом разногласий служит вопрос: все ли, без исключения, иконы в иконостасе назывались в русских старинных письменных памятниках «деисусом» или «деисусами»⁹⁹, или же из них исключались местные иконы? Вот почему мы подчеркнули слова: «кроме местного» (яруса) и приведенными доказательствами из старинных письменных памятников старались подкрепить мысль, выраженную в подчеркнутых словах.

Таким образом, под деисусом, в строгом смысле этого слова, разумелась известная трехличная икона, изображающая Спасителя, Богоматерь и Предтечу. Затем это название перенесли сперва на один ярус, в котором помещалась упомянутая икона, а потом и все верхние ряды иконостаса. Наконец, в некоторых старинных описях название «деисусный» стали относить и к отдельным иконам, которые некогда входили в состав деисусного яруса иконостаса. Например, по описи за 1642 г., в соборной церкви Хутынского монастыря был «у северных дверей на стороне деисусной образ Иван спасатель Лествицы»¹⁰⁰. В Ильинской церкви в том же монастыре над северными дверями был «образ деисусной, а в нем писан на краски Архистратиг Михаил да Апостол Петр»¹⁰¹.

Теперь другой вопрос: почему известная нам триличная икона, носившая у греков название «триморфий», получила у нас на Руси название «деисус»? Далее, почему тот ярус, где эта икона помещалась, а также и другие ряды иконостаса присвоили себе это название? В ответ на эти вопросы C. А. Усов говорит, что иконостасные ряды назывались деисусами (δεησις=молитва) на том основании, что к ним обращались лицом во время молитвы¹⁰².

Напротив, мы утверждаем вместе с архимандритом Макарием и профессором Е. Е. Голубинским, что известная нам триличная икона, а также и прочие образа, и целые ярусы в иконостасе назывались деисусами потому, что святые на них изображались в молитвенном положении (ἐν δέησει) по отношению к Иисусу Христу, Который всегда занимает среднее место¹⁰³. Эти слова наши особенно приложимы к изображениям Богоматери и Предтечи в деисусе, так как иконописцы изображали их не только в молитвенных позах и с обращенными ко Христу лицами, что делалось обыкновенно и с другими изображениями святых в верхних ярусах иконостаса, но и снабжали их свитками, на которых писались молитвенные обращения ко Христу, чего не было у других святых, входящих в состав деисуса. Например, в с.-петербургском музее общества любителей древней письменности мы рассматривали деисусный ярус иконостаса, привезенного из московской церкви св. Николая на Щепах, в котором Спаситель изображен с разогнутым евангелием в руках, а Богоматерь и Предтеча в молитвенном положении и со свитками. У Спасителя в евангелии написано: «Аз есмь свет миру, ходяй по мне не имать ходити во тме но имать свет животный; реша же ему фарисее, ты о себе Сам свидетельствуеши, свидетельство твое несть истинно, отвеща Иисус рече им аще аз свидетельствую о себе и сло...». С правой стороны Христу предстоит Богоматерь, у которой в свитке написано следующее: «Владыко Господи Иясусе Сыне Боже мой услыши молитву матере своея молящуюся тебе о людях и призывающих имя твое святое на всяком месте буди им милостив». С левой стороны Спасителю предстоит Предтеча со свитком: «Аз видех и свидетельствовах, яко сей есть агнец Божий, вземляй грехи всего мира»¹⁰⁴.

Приведенные надписи в евангелии у Спасителя и в свитках у Богоматери и Предтечи достаточно изъясняют нам смысл трехличной иконы, известной под именем деисуса. На этой иконе изображался Христос, сидящий на престоле и окруженный небесными силами, в евангелии свидетельствующий о Самом Себе, как о Свете и Спасителе мира и призывающий под Свое благое и легкое иго всех труждающихся и обремененных грехами. Сие свидетельство Христа о Себе подтверждает и Предтеча, призывающий всех к покаянию, а Пречистая Матерь ходатайствует пред Ним за человеческий род в своих молитвах. Вот почему рассматриваемое изображение называлось деисусом или, правильнее сказать, деисисом, т. е. молением (греч. δέησις)! Кроме того, по учению церкви, ходатаями перед Богом за спасение мира являются в своих святых молитвах все угодники Божии: апостолы, святители, мученики, преподобные и др., а потому и они изображались в деисусном ярусе иконостасов в молитвенных позах с лицами, обращенными ко Христу. Таков смысл и значение деисуса и деисусного яруса в иконостасе.

Выше мы указали два типа деисусных ярусов в старинных иконостасах: с апостолами и другими святыми, и с одними только апостолами, или, в собственном смысле, апостольские ярусы.

В деисусных ярусах первого типа священные изображения размещались в следующем порядке: посредине Спаситель на престоле, иногда окруженный небесными силами – херувимами и серафимами¹⁰⁵; направо от Него (от зрителя налево) – Богоматерь, а налево – Предтеча; подле Богоматери Архангел Михаил, а подле Предтечи – Гавриил; далее за Михаилом ап. Петр, а за Гавриилом – Павел; за первоверховными апостолами, если позволяло место, помещались евангелисты и другие апостолы; за евангелистами следовали вселенские святители – Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст и Николай Чудотворец. Иногда к вселенским святителям, если оставалось место, присоединялись и русские, преимущественно московские, святители – Петр, Алексий, Иона, Филипп и др. Иногда же русские святители заменяли собою вселенских. За святителями, обыкновенно, помещались великомученики Георгий Победоносец и Димитрий солунский. За Георгием и Димитрием, если позволяло место, ставились образа других мучеников и, наконец, преподобных. Подтвердим сказанное примерами.

В приделе преп. Александра свирского, что в новгородской Прокопиевской церкви, деисусный ярус состоит всего только из пяти икон, написанных на одной доске, а именно: Спасителя, по правую сторону (от зрителя) Которого помещены изображения Предтечи и арх. Гавриила, а по левую – Богоматери и арх. Михаила. Это образец деисусного яруса в иконостасах бедных и малых церквей. В состав деисусного яруса в главном иконостасе новгородского Софийского собора входят иконы – Спасителя, по правую (от зрителя) сторону Которого изображены – Предтеча, арх. Гавриил, ап. Павел, Златоуст, Николай Чудотворец и великомученик Георгий, а по левую – Богоматерь, арх. Михаил, ап. Петр, Василий В., Григорий Богослов и Димитрий солунский¹⁰⁶. В новгородской Петропавловской церкви, приписанной к Духову монастырю, пять средних икон деисусного яруса расположены в том же порядке, как и в Софийском соборе. Затем, за ап. Петром по направлению к северу следуют иконы – Василия В., Златоуста, св. Алексия московского, Дмитрия солунского и Антония римлянина; за ап. Павлом, по линии к югу, помещены образа – Григория Богослова, Николая Чуд., св. Петра московского, Георгия Победоносца и преп. Варлаама хутынского. Это образец деисусного яруса, в котором за вселенскими святителями помещены русские, а за великомучениками – местно чтимые преподобные. В новгородском Николаевском Дворищенском соборе в состав деисусного яруса входит икона Спасителя, по правую (от зрителя) сторону Которого помещены иконы – Предтечи, арх. Гавриила, ап. Павла, евангелиста Иоанна Богослова, Николая Чуд., великомученика Георгия и Варлаама хутынского; по левую сторону – Богоматери, арх. Михаила, ап. Петра, евангелиста Матфея, Василия В., Дмитрия солунского и Антония римлянина. Здесь за первоверховными апостолами примкнули два евангелиста. По описи Кирилло-Белозерского монастыря за 1718 год, в деисусном ярусе иконостаса, что в соборном Успенском храме, был «образ Спасов на престоле... по сторону того образа образ Пресвятые Богородицы, арх. Михаила, ап. Петра, Иоанна Богослова, Василия Великого, Григория Богослова, Леонтия ростовского, мученика Дмитрия, мученика Евстратия, преподобного Симеона Столпника на столпе. По другую сторону Спасова образа: Иоанна Предтечи, арх. Гавриила, ап. Павла, ап. Андрея Первозванного, Иоанна Златоуста, Николая Чудотворца, Петра митрополита, мученика Георгия, мученика Артемия»¹⁰⁷. В этом деисусном ярусе, кроме первоверховных апостолов и евангелиста Иоанна, помещен еще один из лика двенадцати апостолов и, наконец, поставлено по два изображения мучеников на каждой стороне. По той же Белозерской описи, деисусный ярус в иконостасе монастырской Преображенской церкви состоял из икон Спасителя, Богоматери, Предтечи, архангелов Михаила и Гавриила, апостолов Петра, Павла, Иоанна Богослова и Андрея Первозванного, святителей Петра, Алексия московских и Исаии ростовского и, наконец, преп. Кирилла белозерского. Это образец деисусного яруса, в котором вселенские святители заменены русскими. Под указанные образцы можно подвести все деисусные ярусы этого типа, где бы мы их ни находили.

В деисусных ярусах второй категории иконы расставлялись в таком порядке: посредине Спаситель на престоле, по правую (от зрителя) сторону Которого изображались Предтеча и арх. Гавриил, а по левую – Богоматерь и арх. Михаил. Иногда эти изображения писались на пяти отдельных досках, как и в деисусных ярусах первого типа, например – в московском Успенском соборе¹⁰⁸, а иногда все они помещались на одной доске, которая, в таком случае, называлась средником¹⁰⁹. Затем, за архангелами помещались иконы первоверховных апостолов Петра и Павла, за которыми в свою очередь следовали четыре евангелиста, а за ними и прочие апостолы из лика двенадцати и семидесяти. Этот порядок размещения икон соблюден во всей строгости в деисусном или апостольском ярусе главного иконостаса в Предтечинской на Опоках церкви. Здесь иконы расставлены в следующем порядке: на среднике написан Спаситель во образе Превечного Архиерея в саккосе и митре, сидящий на престоле; с правой стороны Ему предстоит Богоматерь в венце, а с левой – Предтеча тоже в венце; наконец, за престолом стоят два архангела Михаил и Гавриил¹¹⁰. Затем, по правую (от зрителя) сторону средника поставлены иконы апостолов Павла, Матфея, Марка, Симона Зилота, Варфоломея и Фомы, а по левую – Петра, Иоанна Богослова, Луки, Андрея, Иакова Зеведеева и Филиппа. Почти такой же деисусный ярус устроен и в главном иконостасе новгородского Знаменского собора. Разница здесь в сравнении с апостольским ярусом в Предтечинской церкви состоит, прежде всего, в том, что на среднике написано не «Предста царица одесную Тебе», а обычный деисус в пяти лицах, а затем, – в том, что иконы апостолов Иакова и Симона перемещены одна на место другой¹¹¹.

Значение изображений этого яруса лучше всего выясняется из надписей в свитках и книгах у Христа, Богоматери, Предтечи и апостолов. Поэтому для уяснения смысла апостольского яруса опишем подробно таковый ярус в главном иконостасе Спасо- Мошенской церкви. У Спасителя в евангелии написано: «Вся мне предана суть отцем моим и никтоже знает сына токмо отец ни отца кто знает токмо сын и ему же аще волит сын открыти». Эти слова заимствованы из евангелия от Матфея гл. 11, ст. 27. В них Господь Иисус Христос высказал учение о Своем единосущии с Богом Отцем, а также и о непостижимости Своего Божественного существа. За приведенными словами в евангелии от Матфея следует призвание Христом под свое благое и легкое иго всех труждающихся и обремененных грехами, которым обещается успокоение. Это призвание, как мы видели выше¹¹², иногда тоже писалось в разогнутой книге у Спасителя в деисусе.

По правую сторону средника на отдельных досках написаны следующие апостолы:

Павел с книгою в руке, в которой написано: «И паки начат учити при мори и собрася к нему народ мног, якоже самому влезшу в корабль: и весь народ при мори на земли бяше». Эти слова взяты из евангелия от Марка (Мк.4:1), где евангелист ведет речь о том, как Христос поучал народ притчами о сеятеле, о плевелах, о зерне горчичном и др.

Евангелист Матфей с раскрытой книгой, в которой написано: «Книга родства Иисуса Христа, сына Давидова, сына Авраамля. Авраам роди Исаака, Исаак же роди Иакова, Иаков же роди Иуду и братию его, Иуда же роди Фареса и Зару от Фамары, Фарес же роди Есрома, Есром же...». Эти слова заимствованы из евангелия Матфея (Мф1:1–3), где излагается родословная Спасителя.

Евангелист Марк с книгой: – «Зачало евангелия Иисуса Христа Сына Божия, якоже есть писано во пророцех: се аз посылаю ангела моего пред лицем твоим, иже уготовит...». Этот текст взят из 1-й главы евангелия Марка (Мк.1:1–2), где начинается повествование о том, как Иоанн Предтеча приготовлял народ иудейский к принятию Спасителя.

Варфоломей с книгою: – «Вы есте свет миру не может град укрытися в верху горы стоя: ниже вжигают светильника и поставляют его под спудом, но на свещнице, да светит...». Эти слова заимствованы из нагорной беседы Спасителя (Мф.5:14–15) и относятся к апостолам и их преемникам. В сих словах говорится о высоком предназначении апостолов и продолжателей их дела в церкви Христовой.

Иаков Зеведеев с книгою: – «И бысть ему на некоем месте молящуся, и яко преста рече к нему от ученик». Эти слова взяты из евангелия Луки (Лк.11:1), где идет речь о том, как ученики просили Христа научить их молиться и как Христос преподал им известную молитву Господню.

Филипп с книгою: – «По сих же яви Господь и инех семьдесят и посла их пред лицем своим во всякой град и место». В этом отрывке, заимствованном из евангелия Луки (Лк.10:1), говорится о посольстве на проповедь 70 апостолов.

Иуда с книгою: – «Глаголы яже аз глаголю вам, о себе не глаголю: отец же во мне пребываяй той творит дела, да веруете мне, яко аз во отце и отец во мне...“. Слова взяты из прощальной беседы Христа с апостолами (Ин.14:10–11, ср. Ин.7:16), Здесь Сам Христос свидетельствует о том, что Он принес на зеилю не свое учение, но Пославшаго Его Отца, с Которым Он единосущен.

По левую (от зрителя) сторону помещены следующие апостолы:

Петр с ключами в одной руке и с книгой в другой. В книге написано: «И аз же тебе глаголю: яко ты еси Петр и на сем камени созижду церковь мою и врата адова не одолеют ей. И дам ти ключи царствия небеснаго…». Этот отрывок взят из евангелия Матфея (Мф.16:18–19). Здесь Христос, во-первых, высказывает учение о непогрешимости церкви, во-вторых, обещает ап. Петру дать власть прощать и разрешать грехи людей, каковое обетование впоследствии дано было и прочим апостолам (Мф.18:18).

Евангелист Иоанн Богослов с книгою: – «В начале бе слово и слово бе к Богу и Бог бе слово. Сей бе искони к Богу. Вся тем быша и без него ничто же...». В этих словах евангелист Иоанн излагает учение о Божестве Иисуса Христа, об отношении Его к Богу Отцу и к сотворенному им миру (Ин.1:1–3).

Андрей с книгою: – «При мори галилейском виде два брата Симона глаголемаго Петра и Андреа брата его въметающа мрежи в море, беста бо рыбаря...». Эти слова взяты из евангелия от Матфея (Мф.4:18), где рассказывается о призвании Андрея и Петра к апостольству.

Иаков с книгою, в которой написано: «...поставити его пред Господем, писано есть в законе Господни: яко всяк младенец мужеска полу, разверзая ложесна свято...». В этих словах, взятых из евангелия Луки (Лк.2:22–23), говорится о том, как в 40-й день по рождении Своем Спаситель был принесен родителями в Иерусалимский храм.

Другой Иаков с книгою: – «И се бе человек в Иерусалиме имя ему Симеон и человек сей праведен...». Эти слова тоже взяты из евангелия Луки (Лк.2:25). Здесь повествуется о том, как Симеон Богоприимец встретил Младенца Иисуса в Иерусалимском храме.

Симон с книгою: – «По сих же прииде Иисус и ученицы его в жидовскую землю и ту живяше с ними и крестяше. Бе же Иоанн...». Этот отрывок заимствован из ев. Иоанна (Ин.3:22–23), где повествуется о том, как Христос, вскоре после известной беседы с Никодимом, удалился со своими учениками в Иудейскую землю и крестил приходивших к Нему людей.

Фома с книгою: – «Сущу же позде в день той во едину от субот и дверем затворенным...». Эти слова тоже взяты из евангелия Иоанна (Ин.20:19). Здесь повествуется о явлении Господа всем апостолам из лика двенадцати, кроме Фомы, – явлении, которому Фома не хотел поверить до тех пор, пока не увидит на руках Его ран от гвоздей и не вложит перста своего в раны от гвоздей и руки в ребра Его (Ин.20:20).

Итак, здесь мы видим Предтечу, проповедника покаяния, призывающего народ иудейский к достойной встрече обетованного Мессии; Богоматерь воплотившую Бога Слова; Самого Христа Спасителя мира, искупившего нас от клятвы законныя честною Своею кровию и просветившего нас Своим Божественным учением; св. апостолов, просветивших учением Господа всю вселенную¹¹³. Таким образом, если в деисусных ярусах первого типа проводилась преимущественно мысль о молитвенном ходатайстве святых пред Богом, то в деисусных ярусах второго типа усматривается мысль о просвещении Христом и апостолами всей вселенной светом Божественного учения.

В заключение заметим, что основу деисусного яруса обоих типов мы встречаем и в старинных стенописях, – разумеем известную триличную икону, изображающую Христа, Богоматерь и Предтечу. В системе стенописей триморфу отводилось место или на царской арке, например – в Киево-Софийском соборе, или на вершинах арок, расположенных под главным куполом храма, например – в липенской Николаевской церкви близ Новгорода, или, наконец, в притворе над входом, например – в Ватопедском и Пантократорском соборах на Афоне¹¹⁴. Между деисусным ярусом второго типа или апостольским ярусом, с одной стороны, и стенописями главного купола, с другой, можно установить прямую связь. И в самом деле, средину деисусного или апостольского яруса занимает икона Спасителя, и в зените главного купола изображался тоже Христос; затем – в апостольском ярусе Христу предстояли Богоматерь, Предтеча и два архангела, и в куполе ниже Христа изображалась на восточной стороне Богоматерь с двумя ангелами по сторонам, а против Неё на западной стороне – Предтеча; наконец – в деисусном ярусе помещались иконы св. апостолов, и в куполе между Богоматерью и Предтечею пониже Спасителя изображались те же апостолы¹¹⁵. Таким образом, по нашему мнению, апостольский ярус в старинных русских иконостасах есть ничто иное, как развернутый купол древних византийских и русских храмов.

Праздничный ярус в наших старинных иконостасах помещался или между деисусным и пророческим ярусом, например – в новгородском софийском и московском Успенском соборах, или между местным и деисусным ярусом, как в новгородском Знаменском соборе и др. В некоторых же иконостасах устраивалось по два праздничных яруса, например – в каменном иконостасе ростовской кремлевской Иоанно-Богословской церкви, где один ряд праздников помещен над местными иконами и под деисусом, а другой – над деисусом и под пророками.

В более древних иконостасах в состав праздничного яруса входят изображения Страстей Христовых, которые помещались между Господскими и Богородичными праздниками. Таковы, например, праздничные ярусы в иконостасах новгородского Софийского, московского Успенского соборов¹¹⁶, соборного храма в Кирилло-Белозерском монастыре и др.¹¹⁷. Впоследствии же, когда образовался на иконостасе новый ярус, специально посвященный изображениям страданий Христовых, последние выделились из праздничного яруса. Таковы, например, праздничные ярусы в иконостасах новгородского Знаменского собора, Предтечинской на Опоках церкви и др. В некоторых же иконостасах, например в новгородской Богородице-Рождественской Молотковской церкви, изображения Страстей Христовых находятся, как в праздничном, так и в страстном ярусе. Последний составляет позднейшую прибавку.

Изображения праздников обыкновенно располагались в хронологическом порядке, начиная от северной стены храма, где помещалось Зачатие Богоматери или Рождество Её или Благовещение и т. п., и кончая южной стеной, возле которой помещалось по большей части Успение или Воздвижение Креста Господня. Впрочем, отступления от него встречаются довольно часто. В состав праздничного яруса иконостаса в новгородской Петропавловской церкви входят иконы¹¹⁸ – Зачатия Богоматери, Рождества Богородицы, Благовещения, Рождества Христова, Крещения, Сретения, Воскрешения Лазаря, Входа в Иерусалим, Преображения, Распятия Христова, Сошествия Его во ад, Уверения Фомы, Преполовления, Вознесения, Сошествия Св. Духа, Св. Троицы, Успения Богоматери и Воздвижения. Здесь все иконы размещены в хронологическом порядке за исключением Сретения и Преображения. По описи Кирилло-Белозерского монастыря за 1718 год, праздничный ярус в иконостасе Успенского соборного храма состоял из следующих икон: Рождество Богородицы, Введение, Благовещение, Рождество Христово, Сретение, Богоявление, Лазарево воскрешение, Вход в Иерусалим, Тайная Вечеря, Суд Пилата, Шествие Христа на Голгофу, Распятие с предстоящими, Снятие со креста, Положение во гроб, Воскресение Христово, Уверение Фомы, Явление Христа мироносицам, Преполовление, Вознесение, Сошествие Св. Духа на апостолов, Преображение и Успение¹¹⁹. Здесь наряду с праздниками помещены и Страсти Христовы. Хронологическому порядку не подчиняется одна только икона Преображения, поставленная подле иконы Успения. Праздничный ярус в главном иконостасе новгородского Знаменского собора состоит из икон Рождества Богородицы, Введения, Благовещения, Рождества Христова, Сретения, Входа в Иерусалим, Воскресения Христова, Крещения, Преображения, Вознесения, Св. Троицы и Успения. Здесь уже не встречаем среди праздничных икон изображений Страстей Христовых, потому что последние помещены в особом ярусе над пророками. Хронологический порядок в размещении изображений почти соблюден, за исключением икон Крещения и Преображения.

Общую идею этого яруса составляет, можно сказать, первоначальная история новозаветной церкви, главнейшие представители и действующие лица которой – Христос, Богоматерь и апостолы – изображались в деисусном поясе. Эта же идея проводилась и в древних греко-русских стенописях, в системе которых, праздникам было отведено место на стенах средней части храма.

Пророческий ярус был принадлежностью только полных и более или менее богатых иконостасов, которые обыкновенно устраивались в обширных или, по крайней мере, средних по величине храмах. В состав его входят изображения ветхозаветных пророков, с Богоматерью посредине, отчего и самый ярус получил свое наименование. Богоматерь здесь изображалась или сидящей на престоле, например, в новгородском Софийском соборе, или с воздетыми для молитвы руками (Знамение), например, в новгородской Петропавловской церкви, или, наконец, в каком-либо другом положении, но во всяком случае с Богомладенцем Иисусом. Большей частью в пророческом ярусе помещалась икона Знамения Пр. Богородицы, которая во многих наших старинных церковных описях называлась «образом пречистые Богородицы воплощение Сына Божия»¹²⁰. Затем, по правую и левую сторону Богоматери размещались иконы св. пророков со свитками в руках. Первые места около Богоматери обыкновенно принадлежали Давиду и Соломону. Пророческий ярус в иконостасе новгородской Петропавловской церкви состоит из следующих икон: посредине – Знамение Богоматери; направо от неё пророки – Соломон, Илия, Иеремия, Иона, Иаков¹²¹, первосвященник Захария, Осия и Авимелех; налево – Давид, Моисей, Аарон, Даниил, Иезекииль, Софония, Исаия и Иоиль. В новгородском Знаменском соборе посредине пророческого яруса написана Богоматерь на престоле с Богомладенцем Иисусом на руках, а по сторонам от неё – пророки: направо – Соломон, Иезекииль, Аггей, Авдей, Иеремия, Захария; налево – Давид, Моисей, Исаия, Михей, Даниил и Варух¹²².

Какая идея проводилась в изображениях пророческого яруса?

В одном рукописном сборнике Софийской библиотеки есть целая глава о том, как изображать на иконостасах пророков и что писать у них на свитках. В этой главе, между прочим, говорится следующее: «пророцы уведевше и возвестиша яко снити сыну Божию на землю от девы родитися. И сие койждо пророк свое пророчество в свитке держит, написана в руках своих; егда пишетца пречистая Богородица в пророцех во святых Божиих церквах на иконах». Затем, непосредственно за приведенными словами в той же главе перечисляются все ветхозаветные пророки с указанием, что должно писать на их свитках¹²³. Таким образом, по смыслу приведенного отрывка, в пророческом ярусе должны изображаться пророки, как провозвестники воплощения Сына Божия от Пр. Девы Марии. После этого естественно ожидать, что в свитках у всех пророков, которые перечисляются в том же сборнике непосредственно за приведенными словами, будут написаны пророчества, относящиеся только к этому великому событию в мире. Но на самом деле оказывается иное: у одних пророков действительно в свитках написаны пророчества о воплощении Сына Божия от Девы Марии, а у других – написаны или предсказания, относящиеся к другим новозаветным событиям, или изречения, относящиеся к различным обстоятельствам из жизни самих пророков, а также указывающие на особенности их личного характера и деятельности. Например, по словам упомянутого сборника, в свитке пр. Исаии нужно писать: «се Дева во чреве приимет, и родит Сына, и нарекут имя ему Еммануил», в свитке же пр. Гада: «избери себе едино: или три лета глада на землю твою: или три месяцы бегати имаши пред враги твоими, или три дни быти смерти в земли твоей». Первое пророчество относится к воплощению Сына Божия, а второе изречение было сказано Гадом Давиду, после того как последний сделал незаконную перепись народа в своем царстве¹²⁴.

Указания на то, как изображались в старинных иконостасах пророки и какие изречения писались в их свитках, мы находим также в рукописном подлиннике П. Н. Тиханова. Приведем сполна эту интересную статью подлинника и сравним ее с вещественными памятниками старины.

«Правая страна»¹²⁵

«Пророк царь Давид, Брада Николина сед наглаве венец царской впорфире риза лазорь испод багор, [в п]¹²⁶ воскресни Господи впокой твой ты кивот святыни твоея¹²⁷. За ним пророк Захарий, Брада долга на главе шапка, верх риза киноварь испод лазорь [в п] Благословен Бог Израилев яко посети и сотвори избавление людем своим¹²⁸. За ним пророк Моисей рус плешив брада Златоустова верх риза бакан испод лазорь [в п] аз видех купину палиму незгараему¹²⁹. За ним пророк Исаия сед, аки андрей апостол верхняя риза дич испод киноварь [в п] се девая во чреве приимет и родит сына и нарекут имя Ему Еммануил¹³⁰. За ним прор. Наум, сед аки Иоанн Богослов верх риза бакан испод лазорь [в п] аз тя видех истинный виноград, от негоже прозяб грозн жизни Христос. За ним пророк Даниил млад кудреват аки Георгий, на главе шапка, верхняя риза киноварь испод лазорь [в п] аз видех гору велию от неяже камень отсечеся безприкосновения руки¹³¹. За ним пророк Иона сед плешив брада Николина верх вохра испод лазорь [в п] возопих в печали моей ко господу Богу моему¹³². За ним пророк Еремий, аки Андрей апостол риза вохра испод лазорь [в п] Путь тя видех новый Израиле жизни, отроковице ко стези ведущей святое руно¹³³. За ним Захария серповидец, млад аки димитрий селунекий риза верхняя бакан испод лазорь, [в п] радуйся зело дщи сионова, проповедуй дщи Иерусалимова се царь твой грядет той кроток и спасаяй¹³⁴. За ним пророк Авдей, сед кудреват брада и власи аки у мины великомученика верхняя риза бакан испод лазорь [в п] приближися день Господень на все языки яже сотвори сице будет царство господа¹³⁵. За ним прор. Иосия сед брада Илиина риза вохра испод лазорь [в п] внегда солнце зайдет всилуане и разделится дуб на 12 частей, и будет 12 источник последующе и послушающе на земли явившагося Господа Бога и его ради спасена будет вся земля. За ним пророк Иоиль аки Илия, брада и власы велики коса одна Верхняя риза празелень испод киноварь [в п], излию от духа моего на всяку плоть, и прорекут сынови ваши и дщери ваша и юноши ваша видения узрят и старцы ваша сония видят»¹³⁶.

«Вторая страна»

Пророк царь Соломон, млад кудреват венец царский на главе, впорфире верхняя риза киноварь испод вохра или празелень [в п] Премудрость созда себе храм, и утверди седмь столп, и закла своя жертвенная¹³⁷. За ним пророк Иезекииль сед брада андреева по плечю коса верхняя риза бакан испод лазорь [в п] аз дверь тя Божию прозвах затворену и никтоже проидет¹³⁸. За ним пророк Илия сед космат брада аки богословля, верх риза багор испод вохра [в п] ревнуя поревновах по господе Бозе вседержители¹³⁹. За ним пророк Аарон, брада долга что Захария, верх риза празелень испод киноварь [в п] аз видех жезл искорене иессеова и цвет от него Христос¹⁴⁰. За ним прор. Софония, сед аки Иоанн Богослов, верхняя риза Бакан испод лазорь [в п] аз разумех яко от девы Ему родитися¹⁴¹. За ним прор. Аггей, сед аки Илия по плечю коса верх риза дич испод бакан [в п] аз разумел, яко воскреснути имать Господь¹⁴². За ним пророк Михей брада аки Андреева по плечю коса, верхняя риза дичь испод лазорь [в п] И ты вифлиеме земле ничим же меньше во владыках Июдовых из тебе бо изыдет вождь¹⁴³. За ним прор. Малахий, сед аки андрей апостол, верхняя риза празелень испод бакан [в п] се аз посылаю ангела моего пред лицем твоим иже уготовати путь твой пред тобою¹⁴⁴. За ним прор. Елисей, аки Моисей, верх риза бакан испод лазорь [в п] сице глаголет Господь исцелих воды сия уже не будет ктому от неё смерти и неплодства¹⁴⁵. За ним пророк Амос, сед аки Иоанн Богослов риза празелень испод лазорь [в п] Господь от сиона возглагола Израилю даст глас свой поят от сынов ваших от пророк и от юночь ваших просвещение. За ним пророк Самуил, сед брада Захарии пророка, держит рог, верхняя риза бакан на пляче вохра, средняя празелень, испод дич¹⁴⁶. За ним прор. Аввакум, млад аки Георгий, риза киноварь, испод лазорь [в п] Бог от юга приидет и святыя горы присенные чащи покры небеса добродетель Его, и хвалы Его исполнь земля¹⁴⁷. За ним пророк Варух [в п] Се Бог наш и не приложится ин к нему».

Указания этого подлинника, сравненные с вещественными памятниками старины – хотя и весьма немногочисленными – дают нам возможность сделать несколько выводов. 1) По свидетельству, как письменных памятников старины, так и вещественных – в свитках одних и тех же пророков в пророческом ярусе иконостаса не всегда писались одни и те же изречения. 2) Иногда изречение, принадлежащее одному пророку, писалось в свитке другого. 3) Пророческие изречения относятся к различным событиям новозаветной истории, но большей частью к воплощению Сына Божия от Пресвятой Девы Марии. Иногда же в свитках пророков писались такие изречения, в которых или характеризовалась их личность, или же шла речь о современных им событиях в истории избранного народа Божия. Таким образом пророческий ярус иконостаса наглядно изображает церковь ветхозаветную, которой в лице её представителей – пророков были отчасти открыты Богом тайны новозаветного Царства Христова и в особенности тайна воплощения Сына Божия от Пр. Девы Марии для нашего спасения.

В некоторых старинных иконостасах пророки изображались с символами, наглядно выражавшими те же самые мысли, которые излагались и в свитках их. Например, в вышеупомянутом иконостасе Никольской церкви на Щепах пророк Самуил изображен с рогом, из которого он помазал на царство сперва Саула, а потом и Давида; пр. Илия изображен с ножом (символ ревности), которым он некогда избил жрецов Ваала¹⁴⁸; Соломон изображен с церковью в руках, так как он пророчествовал об Ипостасной Премудрости, создавшей Себе храм в сердцах людей¹⁴⁹; Аарон изображен с процветшим жезлом, который прообразовал Богоматерь; наконец, пр. Иезекииль изображен с храмом, у которого затворены двери и который, по учению православной церкви, тоже прообразовал собою Богоматерь, оставшуюся и по Рождестве Спасителя Девою. Особенно замечателен в указанном отношении пророческий ярус старинного иконостаса в соборном храме новгородского Антониева монастыря. Здесь все пророки изображены с приличествующими им символами.

В древнейших греческих и русских стенописях пророкам отводилось место между окнами в трибуне главного купола¹⁵⁰, как это и можно наблюдать в греческих храмах, находящихся в монастыре св. Луки в Фокиде (XI в.), в монастыре Дафни близ Афин и др.¹⁵¹, а также и в русских церквах, например, в Нередицкой (XII в.)¹⁵², Староладожской (XII в.) и др.¹⁵³. Но здесь пророки изображались отдельно от Богоматери просто, как представители ветхозаветной подзаконной церкви. В более позднейших греческих и русских храмах пророкам отводилось еще другое место – во лбе главной алтарной апсиды. Здесь пророки изображались уже вместе с Богоматерью, составляя собою целую и нераздельную группу, которая была наглядным выражением следующей церковной песни: « Свыше пророцы тя предвозвестиша, отроковице: стамну, жезл, скрижаль, кивот, свещник, трапезу, гору несекомую, златую кадильницу, и скинию, дверь непроходную, палату, и Лествицу, и престол царев»¹⁵⁴. Этот сюжет написан в главной алтарной апсиде многих греческих храмов, например – в лавре св. Афанасия на Афоне (1535 г.)¹⁵⁵, в церкви св, Андрея в Афинах (XVI в.)¹⁵⁶, в знаменитой Саламинской церкви «Пαναγία Фανερоμνη»¹⁵⁷ и др., а также и русских – например, в соборном храме ярославского Спасопреображенского монастыря (1563 г.) и др.¹⁵⁸.

Подробное описание иконографического сюжета, известного под именем «Свыше пророцы», находим в греческом подлиннике Дидрона. Вот как описывается в общих чертах в подлиннике Дидрона этот любопытный сюжет. «Напишите круг, говорится в подлиннике, вместо неба. Посредине изобразите Пресвятую Деву с Младенцем Иисусом; ангелов дориносящих, и пророков немного пониже всех вокруг»¹⁵⁹. В том же подлиннике есть другая статья, в которой подробно объяснено, как должно изображать Богоматерь с пророками где бы то ни было в храме и что нужно писать в свитках последних. Если сравним эту группу с нашим пророческим ярусом, то найдем между ними и сходство и различие. Сходство состоит в следующем: а) как в пророческом ярусе, так и в иконографической группе «Свыше пророцы» главное место занимает изображение Богоматери с Предвечным Младенцем; б) как в первом, так и во второй, Пресвятой Деве Марии предстоят ветхозаветные пророки со свитками, в которых написаны пророчества, относящиеся, между прочим, к тайне воплощения Сына Божия. Но в последнем пункте находим и различие между пророческим ярусом и сюжетом «Свыше пророцы». Оно состоит в следующем: а) в иконографическом сюжете «Свыше пророцы» в свитках пророков, как видно из подлинника Дидрона, проводилась исключительно одна только идея Воплощения Сына Божия от Пресвятой Девы Марии ради нашего спасения, а в пророческом ярусе писались изречения, относящиеся и к другим важнейшим событиям новозаветной истории; б) главная мысль, проводимая в иконографическом сюжете «Свыше пророцы», уже по своему объему той идеи, которая проводится в пророческом ярусе иконостаса.

Во многих старинных русских церквах¹⁶⁰ во лбе главной алтарной апсиды вместо вышеупомянутой композиции помещалось изображение другого церковного песнопения «О тебе радуется благодатная всякая тварь». Оно отличается большим богатством содержания и большей сложностью в сравнении с группой «Свыше пророцы»: здесь, кроме Богоматери и пророков, изображались еще и другие святые: святители, преподобные и т. д. С другой стороны, так как в иконографическую группу «О тебе радуется» входило изображение Богоматери с Младенцем Иисусом, окруженной пророками со свитками пророчеств, то и эту группу отчасти можно поставить в такое же отношение к пророческому ярусу иконостаса, в какое мы выше поставили сюжет «Свыше пророцы».

Пророческий ярус в наших иконостасах не имеет тесной внутренней связи с ярусом праздничным. Памятники византийской и поздне-греческой иконографии, а равно и греческий подлинник Дионисия, представляют довольно многочисленные примеры изображения праздников с предсказавшими о них пророками; но этот параллелизм не проник в наши иконостасы, хотя в этих последних праздники и пророки писались иногда даже на одних и тех же досках.

Над пророками в иконостасе помещается праотеческий ярус, который встречается в старинных иконостасах значительно реже пророческого. Средину его обыкновенно занимает икона Отечества, на которой изображались на облаках среди сонма небесных сил Бог Отец в виде старца с державою в руках, – Сын Божий с крестом в руке и над Ними Св. Дух в виде голубя. Затем, первые места подле иконы Отечества принадлежали обыкновенно Адаму, Еве и Авелю, за которыми следовали и прочие праотцы. Укажем памятники.

Состав праотеческого яруса в Георгиевском соборном храме новгородского Юрьева монастыря такой: посредине образ Отечества, по правую (от зрителя) сторону которого помещены иконы – Евы, Сифа, Ноя с ковчегом в руках, Авраама, Иакова, Вениамина и Азарии; по левую сторону – Адама, Авеля, Еноха, Мельхиседека, Исаака, Иосифа и Иова. По описи Кирилло-Белозерского монастыря за 1802 год, праотеческий ярус иконостаса в монастырской церкви во имя Усекновения главы Иоанна Предтечи состоял из следующих икон: на среднике написан Бог-Отец, сидящий на престоле и имеющий в Своих недрах Младенца Иисуса; направо (по отношению к зрителю) от средника праотцы: Иоиль, Иосия¹⁶¹, Асир, Авель, Авраам, Иаков и Иосиф; налево: Адам, Сиф, Мельхиседек, Исаак, Иов, Дан и Симеон¹⁶². В рукописном сборнике Софийской библиотеки, хранящемся в библиотеке с.-петербургской дух. академии за №1449–32, есть целая глава «О тридесяти, и семи святых, праотец»¹⁶³. В этой главе рекомендуется следующий порядок размещения икон в праотеческом ярусе: посредине – Отечество, по правую сторону которого – все ветхозаветные праотцы от Адама и до Авраама, а по левую сторону – от Авраама и до начала подзаконного периода ветхозаветной церкви. Конечно, этот порядок не считался безусловно обязательным на практике. Даже иконописные подлинники расходятся с указаниями Софийского сборника. Таков, например, подлинник г. Тиханова.

Наши наблюдения над праотеческим ярусом дают возможность сделать следующие заключения относительно его иконографического содержания. 1) Порядок размещения икон праотеческого яруса был не везде одинаков. 2) В свитках одних и тех же праотцев не всегда писались одни и те же изречения. 3) Все свитки в руках праотцев заимствовали свое содержание из Библии, но далеко не все изречения содержатся в ней буквально. Многие изречения сочинены вновь неизвестными авторами только в библейском духе. Таково, например; изречение в свитке Авеля, написанного в иконостасе Никольской церкви на Щепах в Москве¹⁶⁴. 4) Некоторые изречения, отнесенные в священном Писании к одному лицу, в иконостасах относятся к другому. Например, изречение – «сей упова призывати имя Господа Бога» в священном Писании отнесено к праотцу Еносу (Быт.4:26), а в Тихановском подлиннике – к Еноху и притом несколько перефразировано. 5) Содержание свитков в руках праотцев составляют молитвенные обращения к Богу, нравоучительные изречения, характеристику личности самих праотцев, указания на важнейшие события из жизни праотцев. Таким образом, праотеческий ярус наглядно изображает нам ветхозаветную дозаконную церковь в лице её главнейших представителей – праотцев, в чем и состоит основная его идея.

Отечество и праотцы изображались в наших старинных церквах не только на иконостасах, но и на стенах. В системе старинных церковных стенописей праотцам иногда отводилось место в главном куполе храма. Здесь они изображались иногда одни без Отечества, которое заменялось изображением Пантократора в своде купола, а иногда и с Отечеством, которое в таком случае писалось тоже в своде купола и заменяло в свою очередь изображение Господа Вседержителя. Но праотцы как в том, так и в другом случае всегда изображались в трибуне купола между окнами или даже ниже последних. Праотеческий ярус иконостаса представляет из себя ничто иное, как развернутый главный купол позднейшей эпохи развития византийско-русского церковного искусства.

В этих рядах помещались: апостольские страдания, страсти Христовы, распятие с предстоящими и изображения херувимов и серафимов наверху иконостасов. Называем их дополнительными потому, что они только дополняют новыми подробностями те идеи, которые были выражены в других уже описанных частях иконостаса.

Страдания апостолов, как выше замечено, встречаются редко в наших старинных иконостасах. Несмотря, однако на скудость сведения относительно изображений апостольских страданий в старинных иконостасах, мы можем сказать несколько слов о главной идее, проводимой в этих изображениях. Для уразумения её сопоставим ярус апостольских страданий с апостольским или деисусным ярусом¹⁶⁵. Выше мы видели, что в апостольском ярусе изображались апостолы, как проповедники евангельского учения: здесь же они изображаются как исповедники сего учения, истинность которого они подтвердили своими страданиями и смертью за Христа, Мученическая кровь апостолов служила семенем для дальнейшего, всемирного распространения христианства. Для выяснения главной идеи яруса апостольских страданий можно его сопоставить и с праздничным ярусом, В праздничном ярусе наглядно изображалась первоначальная история церкви Христовой в важнейших моментах жизни последней; и в ярусе апостольских страданий наглядно изображается та же история, которая в первые три века вся состояла в непрерывных гонениях и страданиях христиан за веру от иудеев и язычников.

Изображения апостольских страданий встречаются довольно редко также и в старинных стенных росписях церквей. Они находятся в средней части храма в старой Ираклийской церкви (XVI в.) и в притворе Каракалльского собора на Афоне (1750 г.)¹⁶⁶.

Страсти Христовы встречаются в наших старинных иконостасах несравненпо чаще, чем страдания апостолов. Обыкновенно они составляли самый верхний ярус иконостаса, выше которого помещался только один крест с предстоящими. Исключение в этом отношении составляет иконостас XVII в. в церкви села Тайнинского, московской губернии, описанный Мартыновым в «Русской Старине». В этом иконостасе страстной ярус помещен не наверху над праотцами, как бы следовало ожидать, а над местным ярусом¹⁶⁷. Иконографическое содержание страстного яруса составляют изображения различных моментов из истории страданий и смерти Иисуса Христа. Количество икон в страстном ярусе было разное: иногда их было всего только две, например, в Троицкой церкви угличского Улейменского монастыря¹⁶⁸, иногда же 13 и более, например, в новгородском Знаменском соборе¹⁶⁹. Иконографическое содержание страстного яруса в общем одинаково во всех иконостасах, в которых он встречается, но в частностях оно чрезвычайно разнообразно. Приведем несколько примеров. Страстной ярус в иконостасе псковского Троицкого собора составляют следующие изображения: моление о чаше, истязание Спасителя, венчание Его терновым венцом, снятие со креста, положение во гроб, сошествие во ад и воскресение Христово, а всего 7 икон¹⁷⁰. В состав страстного яруса правой половины миниатюрного иконостаса №53, хранящегося в музее Общества любителей древней письменности, входят следующие образа: Христос в темнице, распятие, моление о чаше, Иудино лобзание, положение во гроб и несение креста. В левой половине того же иконостаса страстной ярус состоит из тех же икон, что и на правой, за исключением распятия, которое заменено здесь снятием со креста. На каждой половине упомянутого иконостаса помещено по шести икон страстей Христовых. Страстной ярус иконостаса Троицкой церкви в угличском Улейменском монастыре состоял, как выше было сказано, всего только из двух икон: снятия со креста и положения во гроб¹⁷¹.

Главная идея страстного яруса должна быть разъясняема в связи с идеей праздничного яруса. Если основную идею праздничного яруса составляла первоначальная история церкви Христовой, то в страстном ярусе более подробно изображалась самая важная эпоха в этой истории – страдания и смерть Иисуса Христа, без которых не могла существовать и самая Церковь Христова. В отношении развития главной идеи праздничного яруса страстной ряд дает большие удобства иконописцам. Эти удобства состоят в том, что здесь иконописцы могли наглядно изложить историю страданий Христовых с гораздо большими подробностями, чем это делалось прежде в одном только праздничном ярусе. Не забудем и того, что страсти Христовы ставились в связь с праздниками не только в старинных иконостасах, но и в древних церковных стенных росписях. Так, на внутренних стенах Киево-Софийского собора (XI в.), Нередицкой (XII в.) и Волотовской (XVII в.) церквей в Новгороде, параклиса св. Георгия в Ксенофе на Афоне (1545 г.), Спасопреображенского собора в ярославкком архиерейском доме (1563 г.), Феодоровской церкви в Ярославле (около 1691 г.) и др.¹⁷², наряду с двунадесятыми праздниками и другими событиями новозаветной истории изображены и страсти Христовы.

Распятие с предстоящими составляет самое лучшее и естественное завершение всего иконостаса. Число предстоящих при кресте в разных иконостасах было различное. Большей частью здесь изображали двух предстоящих: Богоматерь и Иоанна Богослова. Но на иконостасе Троицкого псковского собора по левую (от зрителя) сторону распятия изображены – Богоматерь, Мария Клеопова, Иосиф Аримафейский; по правую – Иоанн Богослов, Мария Магдалина и Логгин сотник¹⁷³. Наверху правой половины миниатюрного иконостаса №53 изображен крест с четырьмя предстоящими: Богоматерью, Иоанном Богословом, Марией Клеоповой и Марией Магдалиной. Одним словом, вся группа, известная под именем «Распятия с предстоящими», изображает тот момент из истории страданий Христовых, когда Иисус, видев Матерь, и ученика стояща, егоже любляше, глагола Матери Своей: жено, се сын Твой. Потом глагола ученику: се мати твоя¹⁷⁴. Испытывая ужасные предсмертные мучения, Господь Иисус Христос и тут не оставил Своих близких людей – Матери и любимого ученика – без утешения. Эта любовь Божественная есть основа всего домостроительства нашего спасения, история которого наглядно изображалась в старинных иконостасах.

В первом отделе исследования, излагая историю иконостаса, мы имели случай заметить, чте верхние, дополнительные ряды иконостаса вытеснили собой изображения херувимов и серафимов, которыми некогда украшался верх иконостаса. Теперь нужно сделать некоторое ограничение по поводу этого замечания. В конце XVII столетия действительно херувимы и серафимы уступили свое место наверху иконостаса новым, дополнительным ярусам, но они сами не совсем были устранены из иконостаса. В резных иконостасах, получивших большое распространение в русских церквах в конце XVII и начале XVIII века, херувимы и серафимы нередко изображались резным искусством, на колоннах, кронштейнах и других иконостасных украшениях. Например, в новгородском Знаменском соборе на восьми кронштейнах, разделяющих между собою иконы праздничного яруса, находятся резные изображения херувимов и серафимов¹⁷⁵. Изображения херувимов и серафимов не были излишними в иконостасах. Они здесь изображались, как представители небесной, торжествующей церкви, принимающие участие в домостроительстве нашего спасения. По этой же причине, херувимы, серафимы и вообще небесные силы изображались и на стенах древних греческих и русских храмов, преимущественно в трибуне главного купола повыше окон.

Внизу – под местными иконами, на так называемых тумбах, нередко помещались особые изображения: сивилл, философов, различных сюжетов из церковных синодиков, событий по воскресении Христовом¹⁷⁶ и даже ветхозаветных пророков¹⁷⁷. Так как события по воскресении Христовом входят в состав праздничного яруса, а ветхозаветные пророки составляют иконографическое содержание пророческого яруса и так как об этих ярусах уже было говорено выше, то здесь изображения пророков и событий по воскресении Христовом оставим в стороне, а обратим внимание на изображения: а) древних языческих философов и сивилл и б) – из синодиков.

Излагая историю старинных русских иконостасов, мы уже имели случай заметить, что изображения философов и сивилл на иконостасных тумбах могли появиться не ранее XVII в. Значение их лучше всего уясняется при помощи изречений, написанных в свитках.

В Николаевской церкви новгородского Вяжицкого монастыря на иконостасных тумбах написаны изображения следующих философов: Платона со свитком: «Аполлон несть Бог, но есть Бог на небесех, Емуже снити на землю и воплотитися». Елеуса со свитком: «Един есть премудр и страшен зело, седяй на престоле Своем, Господь вся премудрость». Ермия со свитком: «разумети Бога убо не удобно, сказати же не возможно, есть бо составен». Еврипида со свитком: «аз чаю неприкосновенному родитися от Девы и воскресити мертвыя и паки судити им». В новгородском Отенском монастыре под иконой св. Николая изображен философ Омирос в венке и со свитком: «Светило на земли воссияет во языцех, Христос ходити начнет»¹⁷⁸. В псковском кафедральном соборе под местными иконами изображены следующие философы: направо от царских дверей – царь Ермий Тревеликий, мудрец Менандр, Платон, Афродитиан и Хилон; налево – мудрец Валаам, Омир, Аристотель, Еврипид и Идор. Все они изображены со свитками, в которых выражены их суждения о божестве и воплощении Сына Божия¹⁷⁹. Изображения сивилл, между прочим, находятся в новгородском Знаменском соборе и в Отенском монастыре. В первом сивиллы изображены с хартиями в руках и попарно по две под каждой местной иконой. В Отенском монастыре нам известны изображения двух сивилл: Дельфики в венке со свитком: «от небесе царь приидет во веки царствующий, и не имать конца царству его» и неизвестной сивиллы, тоже в венке и со свитком: «дадут же заушения скверныма рукама»¹⁸⁰.

В вышеупомянутом Софийском сборнике №1449–32 есть целая глава (113-я), трактующая о философах и сивиллах. И ней говорится следующее: «И еллинстии философи, еже пишутся на церковных вратех, для проречения ихже прорекоша от девицы о христове воплощении. Плутарх рече: Иисусу мужу мудру; аще мужа того нарицати подобает, превышняго вина бывает. Анаскорид рече: прииде низ сущий и препростый существом от всечистыя девица и благообразныя невесты, общее воскресение всем даруя. Салон рече: непостижима богоначальная заря, сниде с высоты, и просветит иже во тме и сени смертней седящих. Еврипид рече: аз чаю неприкосновенному родитися от девы и воскресити мертвыя и паки судити им. Афродитиан рече: Христу Богу родитися на земли от девица чистыя Мария, в него же и аз верую. Омирос рече: светило на земли возсияет во языцех Христос сходити начнет странно и совокупити хотя небесная со земными. Платон рече: Аполон несть Бог, но есть то Бог на небесех, емуже снити на землю и воплотитися от девы чистыя в него же и аз верую. А 400 лет по божественнем рождестве его, моя кости осияет солнце. Сивилла Фригия рече: в руце неверных последи приидет, дадут же Господу заушения рукама скверныма, биение приемши умолчит. Сивилла Еректерея рече: суда знамя земля потом возмолкнет, от небеси царь приидет, во веки царьствует не имея конца. Сивилла рече: от безневестныя и всечистыя Бог явися, низу во аде сущих седящим избавити их. Царица южская рече: о треблаженное древо, на немже распятся Христос Царь и Господь. Ермий рече: Бога убо разумети не удобно ни сказати же невозможно: есть бо трисоставен и несказанен существом и естество не имущее в человецех уподобления. Менандр рече: неизследованно и неизреченно Божество, во три лица разделяемо и прославляемо и покланяемо исповедати. Аристотель рече: аз бо рече грешен убо быти не отмещуся, Христу же во ад сходящу, и ни един же преже мене верова неизглаголанное зачатие. Валаам древний рече: добрии доми твои иакове и скиния твоя израилю; возсияет звезда от иакова и востанет человек от израиля, и погубит князи маавля; и пленит вся сыны сифовы, и будет едом наследие, исав враг его, и израиля сотворил есть крепостию».

В начале приведенного отрывка сказано, что философы и сивиллы изображались на входных дверях храма, что мы и на самом деле можем наблюдать на входных дверях Троицкого соборного храма в Ипатьевском монастыре, – московских соборов Успенского и Благовещенского и др.¹⁸¹ По-видимому, в начале XVII столетия (в 1602 г.) философы и сивиллы, имевшие место в христианской иконографии, еще не успели войти в состав иконографического содержания иконостаса. Заметим, что изображения философов и сивилл имели место не только на иконостасных тумбах и входных дверях, но и в церковных стенописях, в которых им обыкновенно отводилось место в притворе, что и наблюдается, например, в московском Благовещенском соборе¹⁸², в церкви Богоматери Вратарницы на Афоне (1683 г.)¹⁸³ и др. Сивиллы и философы введены в христианскую иконографию на том основании, что они, хотя некоторым образом, проникали в важнейшие истины Богооткровенного учения, к числу которых относятся – явление в мир Спасителя, Его страдания и смерть за грехи людей, воскресение и последний страшный суд. Все эти истины излагались в кратких изречениях, написанных в свитках сивилл и философов. Конечно, эти изречения не суть буквальные выдержки из философских систем и сивиллиных книг: они переформулированы христианами и заключают в себе только мысли, относящиеся к истинам христианской веры и разбросанные по разным местам сивиллиных книг и философских систем. Кроме того, в свитках дана этим мыслям гораздо большая ясность и определенность, чем какую они имеют в упомянутых книгах и системах. Наконец, некоторые изречения в рассматриваемых свитках заключают в себе такие мысли и выражены в такой форме, в которой они никаким образом не могли принадлежать ни философам, ни сивиллам. Например, разве мог какой-нибудь языческий философ, стоящий вне Божественного Откровения, сказать: «Христу Богу родитися на земли от девица чистыя Мария, в Него же и аз верую?» Разве могла какая-нибудь сивилла написать в своей книге: «о треблаженное древо, на немже распятся Христос Царь и Господь?» Последнее выражение представляет буквальное заимствование из пятого ирмоса канона на Воздвижение, который, как известно, составлен св. Косьмою Маюмским.

Но оставим в стороне буквальный смысл этих изречений и обратим внимание на главные идеи в них заключающиеся.

Разве могли языческие философы и сивиллы проповедовать и предсказывать о рождении Христа от Девы, о победе Его над смертью, о воскрешении Его из мертвых и о страшном суде так ясно, как это не было открыто даже ветхозаветным пророкам? Конечно нет. Итак, многие мысли в приведенных изречениях сивилл и философов не принадлежат последним, а навязаны им отчасти христианскими писателями, отчасти христианскими художниками. Сивиллам же и философам может принадлежать только первоначальный зародыш мыслей, выраженных в свитках, зародыш, отличавшийся неопределенностью, который легко было примирить и даже отождествить с основными христианскими истинами. Сивиллы и языческие философы могли смутно сознавать ненормальность нравственного состояния древнего языческого мира, могли приходить к мысли о необходимости преобразования этого мира в нравственном отношении, что возможно совершить только Высочайшему Существу, – могли, наконец, хотя и не без видимого влияния со стороны иудеев, ожидать пришествия на землю великого посланника с неба, который снова водворит нормальный порядок в мире, нарушенный грехопадением человека; но они никак не могли додуматься до той, например, истины, что Христос должен родиться от Девы Марии, пострадать и умереть за наши грехи и т. п. Эти последние истины были достоянием только Боготкровенной религии. Особенно же не свойственна языческим философам и сивиллам мысль о необходимости страданий Христовых для нравственного перерождения человечества. По словам апостола Павла, распятый Христос составляет «для иудеев соблазн, а для еллинов безумие»¹⁸⁴. Впрочем, неточности изречений в свитках сивилл и философов не делает их изображения лишенными смысла и значения, как в области христианской иконографии вообще, так и на старинных иконостасах в частности. Если весь, вообще, иконостас представляет нам историю Божественного Откровения, если, в частности, праотеческий ярус изображает историю Откровения в период дозаконный или патриархальный, пророческий – в период подзаконный, наконец, апостольский и праздничный – в период новозаветный или благодатный; то ряд изображений сивилл и философов под местными иконами наглядно раскрывает перед нашими глазами историю естественного Откровения язычникам в лице лучших её представителей, которым Бог тоже не несвидетельствована себе остави¹⁸⁵. Таким образом, наши предки, украшая, так называемые, иконостасные тумбы изображениями философов и сивилл со свитками их изречений и пророчеств, выражали ту мысль, что Бог печется о спасении всего мира: не только иудеев и христиан, но и язычников, и открывает Себя первым в сверхъестественном, а вторым – в естественном Откровении, получаемом при внимательном и добросовестном изучении мира, который Он сотворил и на котором, как Творец, положил Свою Божественную печать. Эта великая истина, руководившая нашими художниками при введении философов и сивилл в ряд изображений на иконостасах, ясно раскрыта апостолом Павлом в первых двух главах его послания к Римлянам.

Кроме философов и сивилл на иконастасных тумбах помещались, как выше сказано, картины, которые наглядно изображают судьбу умерших за гробом и повторяют обыкновенно основные темы поучительных статей, помещаемых в русских старинных синодиках. Такие изображения находятся в новгородской Петропавловской церкви, приписанной к Духову монастырю. Число таких изображений простирается здесь до 20.

Первая картина: изображен богатый дом, в котором сидит на богатом стуле жена с двумя маленькими сыновьями, а вокруг её стоят сундуки с деньгами. Надпись: «и оставшаяся жена созва дети своя начат глаголати: безумен отец ваш, а мой муж: повеле имения своя церквам и нищим раздати, а мене и вас оставляет сиротою, чада моя умыслила есмь тако: толико аз с тем богатством да иду за богат муж, и он мене возлюбит и вас вскормит».

Вторая картина: один из сыновей вышеупомянутой вдовы мелет муку ручным жерновом, двое других просят милостыню. Внизу картины изображена темная адская пропасть, в которой виден какой-то человек. Надпись: «Приказавши (?) души во аде, а дети в нищете и в работах, занеже в животе своем не положиша Бога помощника себе, но уповаша на возгордение и на множество богатства, сего ради и погибоша».

Третья: нарисован дом, имеющий два отделения внутри. В одном отделении ангел с душой идет к жене умершего, а в другом – ко гробу с телом его. Вверху над домом изображен преп. Макарий, беседующий с двумя ангелами. Надпись: «в два бо дни оставляется душа с ангелом ходити, на земли идеже аще хощет; душа убо плотолюбива сущи, ходит овогда к дому, от него же разлучися, овогда ко гробу идеже тело лежит от него же изыде».

Четвертая: на смертном одре лежит человек, из головы которого вылетает душа в виде младенца; сверху к умирающему летят два ангела, подле одра его стоят два диавола. Подпись под картиной: «егда послани будут ангели пояти душу человека, или праведнаго или грешнаго; ужасается убо страхом велиим зело, трепещет же пришествия ангельскаго посланных пояти его; зрит бо тогда душа грешная и непотребная пришествия рода и сродник, слезы и плачь предстоящих разумеет, отвещати же к ним не может».

Пятая: в пустыне идет преп. Макарий с двумя ангелами; перед путниками лежит человеческий труп. Подпись: «ходящу в пустыни отцу Макарию, обретеся на пути труп мертв, испущая смрад мног зело; реша же ангели, слыши рабе Божий Макарие, грешнаго же душа в теле сущи еще злосмрадие злых дел является, душа бо о себе светла и чиста есть; понеже чистаго света есть вдуновение, но в теле сущи ей оскверняется отчасти ради греха; ова убо мало, ова же множае».

Шестая: вверху изображен храм, в котором молится царица Феодора; внизу – направо ангел ведет царя и указывает ему на Феодору, а налево – темная адская пропасть, наполненная людьми, тела которых покрыты множеством маленьких белых червячков. Над пропастью надпись; «грешныя души червми ядоми». Под картиной другая надпись: «Такожде и правоверная святая царица Феодора злым творца супруга своего Феофила царя молитвою и постом и по смерти вечнаго мучения избави».

Седьмая: вверху во храме молится пред Нерукотворенным образом святитель Григорий; внизу направо ангел ведет царя и указывает ему на молящегося Григория, а налево – изображена адская пропасть с людьми, над которой надпись: «мука студ и мраз нестерпимый». На картине надпись: «Св. Григорий Двоеслов папа Римский от всего сердца молитву крепку душелюбцу Богу о прощении грехов Траяна царя и мучителя испроси, и глас от Бога... царю прощение и отраду дарую от муки молитв ради святых Отец, ко святому же речеся: ты же ктому не прилагай молитвы о нечестивых».

Восьмая: св. Фекла молится пред Нерукотворенным образом; внизу направо ангел ведет Феоклину и указывает ей на Феклу, а налево – адская пропасть, над которой надпись: «огнь негасимый». Над всей картиной надпись: «св. первомученица Фекла Феоклину матерь свою неверну и идолом служащу умоли Господа и мучения избави».

Девятая: посредине сидит ап. Иаков со свитком в руках, по сторонам стоят другие апостолы и беседуют с ним. Надпись: положи патриарх 1-й Иерусалимский Иаков брат Божий по умышлению всех 70, да в Божиих церквах иереи усопших души поминают, безкровныя жертвы к Богу выну о них приносят и отпущения грехов их у Господа просят, а души их вписивати в синодик».

Десятая изображает собор епископов, на котором председательствует какой-то царь. Что это был за собор и в чем состояла его деятельность, это узнаем из следующей надписи на картине: «и ведяшеся честное сие апостольское законоположение и до седьмаго собора и на тот собор прииде самосадский епископ Евсевий и сие писание в руку своею держаше, понеже добре любляше то, и правляше, и инех научая тако творити; того ради Евсевий сие писание на собор принесе; и ту прилучись Ориген еретик и тот исторже из руку Евсевиеву и недолзе смотрев поверже на землю рек: несть ползы в сем писании, занеже то лжа есть. Воскресению мертвым не быти, ни праведным воздаяния, ни грешным мучения. И то услышав Нон епископ возьяви всему собору, и смыслив весь собор святых отец и того Оригена еретика и вся причетники его от собора отлучиша и прокляша».

Одиннадцатая: нарисована церковь с двумя отделениями. В правом отделении священник совершает проскомидию, в левом – панихиду. Над церковию летят на небо два ангела с воздетыми руками. Надпись: «егда же панихиду поют и литургию совершают и за просфирою поминают отшедших души, тогда ангелы, услышавши радостни на небо восходят».

Двенадцатая: священник в храме совершает проскомидию, а над ним летят два ангела и несут к престолу Божию частицы, изъятые из просфор. На самом верху картины изображен Христос, окруженный небесными силами и святыми угодниками. Надпись: «егда священник просфиру взем молится, и вынимает частицу святым копием и полагает на святом дискосе в дар Богови, и от сего приношения освящаются греси человеком, и тую часть взем ангел и возносит на небо к вечным обителем и тамо написует имена тех, ихже просфиры в храм Божий приносимы суть».

Тринадцатая: несколько человек кладут поклоны в одном отделении храма, в другом – совершают погребение усопшего. Подпись: «егда кто от братий преставитца брат наш и мы по погребении его входим в церковь и творим 15 поклонов за душу его умиленно глаголюще: покой Господи душу преставшагося раба твоего имя рек яже в житии сем яко человек согреши и прочее до конца тропаря сего».

Четырнадцатая: митрополит Лука едет верхом на коне в полном святительском облачении. Рядом с ним на другом коне верхом едет его посошник в стихаре и с посохом в руке. Надпись: «Якоже Лука некий митрополит путем идый и виде человека некоего стояща во гробе черна аки главня и глаголюща сице: помяни мя владыко яже завеща завет дати по мне церквам Божиим и нищим и не даша, но аще услышана будет молитва твоя и меня во гробе не обрящеши».

Пятнадцатая: Лука с книгою в руках разговаривает со священниками и раздает милостыню нищим. В другом месте той же картины изображен священник, молящийся о упокоении души усопшего, которого встретил Лука во гробе во время своего путешествия. Надпись: «Лука же митрополит таковая исиытав и повем презвитерам правити сорокоусты и милостыни нищим дав за душу онаго, его же виде во гробе».

Шестнадцатая: Лука едет верхом на коне в сопровождении своего посошника и видит пустой гроб. Подпись: «и по времени прииде на место и не обрете человека во гробе и разумев яко услыша Бог молитву их».

Семнадцатая: наверху изображены ангелы, ведущие душу на поклонение Христу, седящему на престоле, а внизу – церковь, в которой священник творит поминовение о душе усопшего. Надпись: «в третий день восходит душа поклонитися Христу».

Восемнадцатая: ангелы водят душу новопреставленного по раю, усаженному деревьями. Надпись: «по внегда же поклонитись Христу, приходит повеление от Него, яко да ведше покажут ей различные красоты обителей святых и красоту райскую, и благовоние, и сия вся взирает душа других 6 дни чудящися и славящи сотворшаго и добре убо украсившаго сиа Бога».

Девятнадцатая: ангелы показывают душе усопшего различные отделения ада, в которых мучатся грешники. Надпись: «по втором же убо поклонении исходит повеление от всех Владыки и Бога нашего свести душу во ад и показати ей яже тамо мучения и видит тамо седящих душ множество непрестанно рыдающих и зубы скрежещущих, и паче от своея совести судится, по сицевых местех различных мучениих водима есть 30 дни окаянная душа боящися и рыдающе себе, да не како и та в таковое место осудится».

Двадцатая: изображен храм, внутри которого священник совершает литургию. Подпись: «темже в 40 день приводится душа поклонитися Господеви, тогда прочее противу делом износити на ня судии праведный место мучения и приемлет свое место, добре убо держати церкви Божия святая в 40-тный день поменны творити мертвым».

Во всех этих изображениях цриводится мысль о пользе и необходимости поминовения усопших. В частности, в первых двух картинах высказывается мысль о суетности материального богатства¹⁸⁶; в третьей, четвертой, пятой, семнадцатой, восемнадцатой, девятнадцатой и двадцатой картинах излагается история частного суда Божия над душой каждого новопреставленного человека, открытая ангелами преп. Макарию Египетскому¹⁸⁷, в шестой, седьмой и восьмой картинах приведены примеры, когда молитвы верующих приносили пользу душам даже таких людей, которые скончались в неверии и нечестии¹⁸⁸; в девятой и десятой картинах излагается история обычая поминать усопших¹⁸⁹; в одиннадцатой, двенадцатой и тринадцатой картинах наглядно доказывается польза поминовения умерших в общении с церковью¹⁹⁰; наконец, в четырнадцатой, пятнадцатой и шестнадцатой картинах представлен случай с некиим митрополитом Лукой, доказывающий, как пагубно нарушать иногда посмертную волю умерших и, наоборот, как благодетельно для самих же усопших исполнять ее.

Какое отношение имеют эти изображения к целому иконостасу? Главная тема всего иконостаса – история нашего спасения. Изображения из поминальных синодиков наглядно представляют нам один из важнейших моментов этой истории – частный суд над душой каждого человека. Затем, здесь проводится нравоучительная мысль о необходимости поминать своих умерших собратий, в чем и заключается взаимная связь членов церкви земной – воинствующей с членами церкви несовершенными, но отшедшими в иной мир.

Изображения из синодиков, изъясняющие пользу поминовения усопших, входили в состав стенных росписей старинных русских церквей московского периода. Здесь им обыкновенно отводилось место в северной алтарной апсиде, где помещается обыкновенно жертвенник. Такие изображения сохранились, между прочим, в ярославских церквах Феодоровской (около 1691 г.), Златоустовской (исполнены в 1732 г.) и Варваринской (1743 г.)¹⁹¹. Нет сомнения, что изображения из синодиков имеют такое же отношение к главной идее стенных росписей, какое – и к иконографическому содержанию наших старинных иконостасов.

Итак, в настоящем исследовании мы пришли к следующим выводам.

1) Первоначальное появление высоких многоярусных иконостасов относится ко второй половине XIII века или к первой половине XIV столетия; окончательно они сформировались и вошли во всеобщее употребление в русских церквах только в XVI и XVII веках.

2) В архитектурном отношении высокий иконостас развился из древней предъалтарной низенькой преграды, заменив собою последнюю. Посредствующее звено между древней алтарной преградой и позднейшим высоким иконостасом составляют заиконостасные каменные стенки. Архитектурное развитие высоких многоярусных иконостасов первоначально совершалось весьма медленно. В конце XVI века изредка в церковных описях встречаются известия о резных иконостасных киотах. В конце XVII века получают большое распространение иконостасы, украшенные богатыми резными виноградными колоннами, рамами, кронштейнами, волнистыми карнизами и т. п. Начиная с XVIII столетия, архитектурное развитие высоких иконостасов пошло быстро вперед, притом в ущерб их иконографическому содержанию.

3) Главную и общую идею иконостаса составляет история царства Божия или домостроительства нашего спасения от начала мира и до конца его. Отдельные эпохи этой истории наглядно изображались в отдельных иконостасных группах или рядах. Так, в распятии с предстоящими и страстном ярусе изображалась самая важная и существенная эпоха в истории Божественного попечения о спасении человеческого рода; праотеческий ярус в лице главнейших своих представителей изображает перед нами церковь патриархальную, пророческий – подзаконную, апостольский или деисусный, праздничный, а также ярус апостольских страданий – церковь новозаветную или благодатную; на царских дверях, сени и столбцах наглядно выражалась тайна нашего искупления, воспоминаемая, по заповеди Спасителя, на каждой литургии; на северных и южных дверях приводилась мысль о рае, как жилище первых людей, который и теперь обещан праведникам; наконец, на иконостасных тумбах изображалась или загробная участь каждого человека (изображения из поминанальных синодиков), или история Божественного Откровения в языческом мире в лице его представителей – сивилл и философов.

4) Одни из ярусов иконостаса отличаются однообразием и устойчивостью своего иконографического содержания, другие – нет. К числу первых относятся: царские двери с сенью и столпцами, северные и южные двери, деисусный, праздничный пророческий, праотеческий и страстной ярусы и изображения на иконостасных тумбах; ко вторым относятся местный и шестилистовый или пядничный ярусы. При сравнении иконостасных рядов с древними стенными росписями православных храмов оказывается между теми и другими такое большое сходство, которое дает возможность говорить о влиянии стенописей на подбор иконографических групп иконостаса. Впрочем, этот вопрос требует некоторого разъяснения. Именно: одни иконографические группы появились в стенописях гораздо раньше, чем в иконостасах, другие – одновременно в тех и других. Так, изображения на царских вратах, столпцах и подзорах, на северных и южных дверях, в апостольском, праздничном и страстном ярусах появились на стенах древних храмов тогда, когда еще не существовали многоярусные иконостасы. С другой стороны, мы замечаем, что пророки с Богоматерью, праотцы с Отечеством, страдания апостолов и, наконец, изображения из поминальных синодиков на иконостасных тумбах появились одновременно как в стенописях, так и в иконостасах. Отсюда мы полагаем, что одни изображения и даже целые группы иконостаса скопированы со стенописей, а зависимость от стенописей других изображений иконостаса установить трудно.

5) Затем, при сравнении иконографического содержания иконостасов со стенописями, обнаруживается между ними не только сходство, но и различие. Это различие заключается в том, что иконографическое содержание стенописей, особенно позднейших (XVI и XVII вв.), отличается несравненно большим богатством и разнообразием, чем содержание старинных иконостасов.

6) Наконец, вопросы – о происхождении и значении заиконостасных каменных стенок, об исходном пункте развития высоких многоярусных иконостасов, о происхождении и назначении миниатюрных иконостасов, и об отношении пророческого яруса к праздничному (пророчества с исполнением) остаются не вполне разрешенными но недостатку необходимых данных для их окончательного раскрытия.

Таковы общие положения, добытые нами на основании изучения старинных русских иконостасов. Теперь остается сказать несколько слов об их практическом применении.

Архитектурное развитие русских иконостасов, оказавшее быстрые успехи в прошлом и нынешнем столетиях, совершенно приостановило ход развития их иконографического содержания. Стоит только посетить несколько петербургских храмов, построенных в прошлом и нынешнем веках, чтобы убедиться в этом. Как в столичных, так и в провинциальных современных храмах мы можем встретить иконостасы, устроенные в самых разнообразных архитектурных стилях, украшенные богатыми рамами, прекрасной и затейливой резьбой, колоннами и пилястрами всех орденов и т. п. В этом архитектурном разнообразии современных иконостасов заключаются как достоинства, так и недостатки их. Достоинство нынешних иконостасов состоит, главным образом, в их изяществе. Этим изяществом отличаются не только архитектурные формы иконостасов, но и священные изображения, помещаемые в них. Наши современные художники, в рядах которых насчитывается немало иностранцев, воспитанные на образцах западноевропейского искусства, привыкли смотреть как вообще на христианский храм, так и в частности на иконостас только с художественной или эстетической точки зрения. По их воззрениям храм со всем своим внешним и особенно внутренним убранством должен прежде всего и главным образом удовлетворять потребностям эстетическим. На иконостас они смотрят, как на одно из лучших украшений внутренности церкви. И вот, вся энергия художника при устройстве иконостаса бывает обращена на рамы, резьбу, карнизы, колонны, пилястры и т. п. И действительно, многие иконостасы современных наших более или менее богатых храмов с художественной стороны достойны одной только похвалы. Главный недостаток нынешних иконостасов составляет бедность их иконографического содержания, доводимая иногда до крайности. Примерами такой бедности могут служить иконостасы в огромном и богатом соборном храме, что в Александро-Невской лавре, и в домовой церкви главного штаба в С.-Петербурге. Первый из этих иконостасов имеет всего только 13 икон, не исключая отсюда изображений на царских, северных и южных дверях, а второй – всего только пять икон. Другой, тоже весьма важный недостаток составляет отсутствие определенной идеи. Священные изображения в современных иконостасах по большей части размещаются без всякой определенной идеи и порядка¹⁹². Только Благовещение с четырьмя евангелистами на царских вратах, Тайная вечеря над ними да местные иконы Спасителя и Богоматери удержали по традиции свои прежние места. Попытайтесь найти такую идею в иконостасах современных больших и богатых петербургских храмов: Петропавловского, Казанского и Воскресенского всех учебных заведений соборов, – Знаменской, Спасской на Сенной площади, Покровской, Вознесенской, Владимирской и др. церквей. При осмотре иконостасов в упомянутых храмах у нас, естественно, возникали различные недоуменные вопросы. Почему, например, в иконостасах Александро-Невского соборного храма и Казанского собора нет над царскими вратами изображения Тайной вечери? Почему на иконостасе Троицкого собора в Александро-Невской лавре распятие заменено образом Господа Саваофа, хотя на московском соборе в 1666 и 67 гг. было предписано поступать в данном случае совершенно наоборот? Почему в том же иконостасе, притом крайне бедном своим иконографическим содержанием, иконы Спасителя и Богоматери повторяются над северными и южными дверями, несмотря на то что такие же иконы помещены по правую и левую сторону царских врат?

Причина этих недостатков лежит в неправильном взгляде на иконостас, как на художественное украшение храма. Наши художники и строители забыли, что христианский храм не есть пантеон искусств, а дом молитвы и училище веры и благочестия. С таким высоким назначением христианского храма должно сообразоваться как внешнее архитектурное устройство, так и внутреннее убранство его. Если в христианском храме допускается музыкальное и гармоничное пение, если иконостас и стены его во множестве украшаются священными изображениями изящнейшей живописи, если, наконец, в нем допускаются в изобилии золото, серебро, драгоценные камни и пр., то все это делается вовсе не для того, чтобы только тешить наш взор, наше ухо и доставить нам эстетическое наслаждение. Напротив, все это допускается в храме для того, чтобы напомнить нам о славе и величии Божием и о своем собственном ничтожестве, чтобы возбудить нас к молитве и покаянию и, наконец, чтобы направить нашу волю к добродетельной жизни. Особенно полезны в этом отношении священные изображения, которые суть ничто иное, как книги, только писанные не буквами, а красками¹⁹³. Такие книги (мы выражаемся образно) при должном руководстве, которое не требует больших усилий, могут быть доступны и неграмотным. Вот почему византийцы в изобилии украшали стены христианских храмов священными картинами из ветхозаветной и новозаветной истории, а также и из жизни святых. Вот почему и наши предки в иконостасах обращали тлавное внимание на священные изображения и о них больше всего заботились. Не мешало бы современным русским художникам научиться от наших предков смотреть на иконостасы не только с эстетической точки зрения, но и, главным образом, со стороны их назидательности. Тогда, может быть они перестали бы гнаться за разнообразием и изяществом архитектурных форм в ущерб назидательному иконографическому содержанию иконостасов. Указывая художникам на старинные памятники церковного искусства, мы отнюдь не хотим того, чтобы они заимствовали оттуда и недостатки. Мы не хотим, например, того, чтобы святые изображались на современных иконах такими же сухими и безжизненными, как и на древних русских иконах. Пусть священные изображения в нынешних иконостасах стоят на той высоте, до которой достигло современное живописное искусство. Пусть наши художники сочиняют изящные и разнообразные в архитектурном отношении рисунки церковных иконостасов. Но пусть они никогда не забывают главной цели, с которой в старину наши иконостасы украшались возможно большим количеством священных изображений, размещенных в строгом и разумном порядке. В этом отношении прекрасный пример подают современным художникам наши предки, которые в XVII веке научились строить изящнейшие в архитектурном отношении иконостасы, украшенные мелкой и затейливой резьбой, роскошными колоннами, и в тоже время снабженные в изобилии святыми иконами. К счастью, в настоящее время в обществе начинает возбуждаться живой интерес к изучению памятников родной старины. К счастью, и наши художники в области церковного искусства начинают возвращаться к ней же. Мы с удовольствием осмотрели в С.-Петербурге один вновь воздвигнутый прекрасный храм, принадлежащий афонскому Пантелеймоновскому монастырю и выстроенный в русском стиле XVII века. Внутренность этого храма украшена невысоким, изящной работы иконостасом в четыре яруса. Иконы в нем размещены правильно, почти так же, как и в старинных русских иконостасах. То же самое нужно сказать и о некоторых других новейших петербургских иконостасах, например, в домовой церкви Бежецкого подворья, в Борисоглебской церкви на Калашниковской пристани и пр. Все эти иконостасы служат лучшим доказательством того, что наша церковно-художественная деятельность начинает освобождаться от влияния запада и мало-помалу становится на путь самостоятельного развития.

Н. Сперовский