III. Предание и писание

Откровение включает события, осуществленные Богом, и слова, об ращенные Богом к людям. Вера – в принятии этих деяний и этих слов. Где человек находит их?

Можно было бы предположить, что Бог обратил свое Слово к каждому человеку, независимо от человеческих авторитетов. Так считали реформаторы. В действительности Христос доверил Свою Истину одной группе людей, которой было поручено неустанно оберегать ее сохранность. Именно поэтому Церковь получила особый дар хранить в неприкосновенности эту Истину среди всех изменений, которым подвергалась цивилизация в течение веков, среди языковых модификаций, через эволюцию слов и понятий.

Сильная этой особой благодатью, Церковь может уверенно предстать перед всеми народами всех времен, зная, что она верно передает Слово и наставления Христа: «Итак, идите, научите все народы. ...Я с вами во все дни до скончания века» [Мф 28, 19–20].

Благодаря этому дару Священный залог Откровения, доверенный Церкви, реально пребывает среди людей. Размышляя над Откровением, Церковь осознала, что именно в ее природе верно хранить этот залог. Мы не могли бы видеть в Церкви посланницу Откровения, если бы каждый человек мог непосредственно получать его от Бога, минуя Церковь, которую Он создал и в лоне которой Он продолжает Свое действие и Свое наставление. Церковь – место и орудие Откровения.

Предание и Писание, тесно связанные друг с другом, составляют эту уникальную сокровищницу. Они питаются из одного источника и образуют единое целое. Вся истина Откровения передана нам через Предание, даже Писание.

Писание – это не просто первое звено в цепи Книг, составляющих письменное Предание, за которым следуют другие Книги, пользующиеся таким же авторитетом. Библия Богодухновенна и непогрешима; она – само Слово Божие. Но она зависима от Предания. Определить, какие Книги вдохновлены Богом, можно только благодаря живому Преданию, поскольку ни одна Книга не носит сама по себе знаки этого вдохновения.

Бог не пожелал доверить свою истину исключительно мертвой букве. Иначе это написанное слово было бы предоставлено свободному толкованию каждого и с эволюцией времен и идей это толкование должно было бы без конца меняться; или же это Слово представлялось бы лишь чем-то вроде возможности для Бога, при чтении или проповеди, сказать каждому Свое подлинное Слово Откровения. Ни в том, ни в другом случае Писание нельзя было бы, строго говоря, назвать вестником Божественного Слова.

Только связав Писание с живым Преданием, Бог смог доверить Свою истину Священным Книгам. Предание передает Слово Божие. Написанное слово Писания должно быть включено в живое слово Предания, которое призвано объяснить полный смысл Писания и сделать его действенным. Именно так всегда Церковь и рассматривала Слово Божие, содержащееся в Писании. Высший закон веры – Писание в сочетании с Преданием. Невозможно читать богословскую литературу о Предании, не встречая там постоянно Писание, которое цитируется как источник всей спасительной Истины. Было бы так же невозможно собрать документы о Писании, не встречая там постоянно упоминаний о Предании как законе толкования (экзегезиса).

Кроме отношений, тесно связывающих Писание и Предание, самые современные церковные документы рассматривают вопросы, поднятые новейшей библейской критикой. Они отвечают на эти вопросы, указывая верные и освобождающие ответы, вновь говоря о важности обращения к Писанию в богословских исследованиях и христианской жизни.

Учение Католической Церкви о Предании и Писании:

Предание и Писание являются единым залогом Откровения: ХВ 146, 148, 152, 155, 205/6, 205/8.

Предание особо комментируется в учениях Отцов Церкви и в декретах Соборов: ХВ 93, 144, 145, 146, 146/1–146/3, 162–162/1, 205/7.

Писание содержит Книги Ветхого и Нового Заветов: ХВ 143/9–143/10, 147/1, 149–151, 155, 248.

Эти Книги во всех своих частях вдохновлены Богом, Он – Главный их Автор: ХВ 147, 147/2, 149, 156, 159, 167, 169, 170, [176], [179], 189, 191–192, 248;

они не подвержены ошибке абсолютно, а не только в религиозном или моральном плане: ХВ 111, 156, 166–169, 171, [178], [181]- [185], 190–192, 193–196, 204.

Они доверены Церкви: ХВ 149, 204, 248;

которой одной надлежит хранить текст и толковать его: ХВ 43, 133, 153–154, 157, 160–161, [172], [175], 197, 268.

Толкование Писания исходит из Предания: ХВ 43, 133, 154, 157, 160–161, [173], [186];

Оно должно всегда признавать Писание как Слово Божие: ХВ [179];

но использовать достижения современных наук: ХВ 163, 198–200, 201–202, 203, 205, 205/1–205/5, 205/9, 205/10–205/11.

Смысл Писания не может находиться в противоречии ни с естественными науками: ХВ 164, 170, 191, 268–269;

ни с историей: ХВ 165, 170, [174], [187]- [188], 191, 203, 205.

Ветхий и Новый Заветы по-разному обрели окончательную форму в Греческой и Латинской Церквях. Ветхий Завет был сформулирован довольно рано, хотя, чтобы включить в него все 45 Книг, пришлось дожидаться Флорентийского Собора [ХВ 147/1]. Что касается Нового Завета, то на Востоке он принял окончательную форму при папе Афанасии Александрийском, который в своем Пасхальном послании от 367 г. составил список из 27 Книг. На Западе декрет, приписываемый папе Дамасу, приводит список, найденный в африканских синодальных текстах в Гиппоне (393 г.) и Карфагене (397 г.), а также в Послании, адресованном в 405 г. папой Иннокентием I Экзюперию, епископу Тулузскому. Во всех этих документах содержатся, в частности, Послания Петра, Иакова, 3-е Послание Иоанна и Послание к Евреям, то есть ставившиеся под сомнение тексты раннего Предания.

(143/9, 179) Теперь нам должно говорить о Божественном Писании, о том, что получает кафолическая Церковь и чего ей следует избегать.

Мы начнем по порядку самого Ветхого Завета. Бытие, одна Книга; Исход, одна Книга; Левит, одна Книга; Числа, одна Книга; Второзаконие, одна Книга, Иисус Навин, Книга Судей, одна Книга; Руфь, одна Книга; Царства, четыре Книги; Паралипоменон, две Книги; сто пятьдесят Псалмов, одна Книга; Соломон, три Книги; Притчи, одна Книга; Екклезиаст, одна Книга; Песнь Песней; Премудрости Соломона, одна Книга; Иисус, сын Сираха, одна Книга.

Далее по порядку пророков: Исаия, одна Книга; Иеремия с «Кинот», то есть с Плачем его, одна Книга; Иезекииль, одна Книга; Даниил, одна Книга; Осия, одна Книга; Амос, одна Книга; Михей, одна Книга; Иоиль, одна Книга; Авдий, одна Книга; Иона, одна Книга; Наум, одна Книга; Аввакум, одна Книга; Софония, одна Книга; Аггей, одна Книга; Захария, одна Книга; Малахия, одна Книга.

Далее порядок повествований таков: Иов, одна Книга; Товит, одна Книга; Ездра, две Книги; Есфирь, одна Книга; Иудифь, одна Книга; две Книги Маккавейских.

(143/10, 180) Затем порядок Писаний Нового и Вечного Завета, принятый Святой Вселенской Церковью. Евангелия: одна Книга от Матфея, одна Книга от Марка, одна Книга от Луки, одна Книга от Иоанна.

Послания Павла, числом четырнадцать: одно к Римлянам; два к Коринфянам; одно к Ефесянам; два к Фессалоникийцам; одно к Галатам; одно к Филиппийцам; одно к Колоссянам; два к Тимофею; одно к Титу; одно к Филимону; одно к Евреям.

Затем Откровение Иоанна, одна Книга.

И Деяния Апостолов, одна Книга.

Затем канонические послания, числом семь: два Послания Апостола Петра, одно Послание Апостола Иакова, одно Послание Апостола Иоанна, два Послания другого Иоанна, пресвитера, одно Послание Апостола Иуды Зилота.

Таков канон Нового Завета.

3-я сессия (9 мая 553 г.)

Окончательными доводами, которые древняя Церковь выдвигала против любых заблуждений, были не цитаты из Священного Писания и не богословские соображения, а доводы, опирающиеся на Предание Церкви. Второй Константинопольский Собор не оставил исторического учения о Предании. Но, взяв формулу императора Юстиниана, которую тот употребил во время открытия собрания, он, как и его предшественники, выразил свое ясное сознание того, что обладает истиной, переданной с апостольских времен.

(144) Исповедуем, что мы придерживаемся и проповедуем веру, изначально данную нашим великим Богом и Спасителем Иисусом Христом святым Апостолам и проповеданную ими по всему миру. Эту веру Святые Отцы исповедовали, разъяснили и передали святой Церкви, особенно те из Отцов, что приняли участие в четырех Святых Соборах, которым мы во всем следуем и которые во всем принимаем. Все, что не согласно с тем, что эти четыре святые Собора постановили для истинной веры, мы считаем противным благочестию, осуждаем и анафематствуем.

(31 октября 649 г.)

Во всех канонах [ХВ 332–347] Собор папы Мартина I, постоянно повторяя формулу «согласно Святым Отцам», тем самым подчеркивает важное значение, которое он придает Преданию. Канон 17, который подтверждается еще на пяти Вселенских Соборах, проясняет это учение.

(145, 517) 17. Если кто-либо не исповедует, согласно Святым Отцам, в подлинном и истинном смысле, все, что было передано или проповедано святой вселенской и апостольской Церковью Божией, а также Святыми Отцами и пятью Святыми Вселенскими Соборами вплоть до последней подробности в слове и в духе, да будет осужден.

8-я сессия (23 октября 787 г.)

На последней сессии Собора за новой прокламацией последовало четыре анафемы, последняя из которых, выходя за рамки собственно предмета споров, касалась уважения ко всему церковному Преданию.

(146, 609) Если кто-либо отвергает все церковное Предание, писаное или неписаное, да будет отлучен от сообщества верных⁶⁴.

(5 октября 869 – 28 февраля 870 г.)

10-я сессия (28 февраля 870 г.)

Многочисленные кризисы и напряженные отношения постепенно разделили Рим и Константинополь. В 858 г. возник конфликт между регентом Бардасом и патриархом Игнатием. Последний был отстранен и заменен Фотием (ок. 820–897), мирянином, очень эрудированным человеком, занимавшим высокие посты при дворе. Получив протест Игнатия, папа Николай I в 863 г. выступил против Фотия. В 867 г. Фотий созвал Собор, который принял решение отвергнуть папу и отлучить его от Церкви. Когда в ноябре того же года к власти пришел Василий I, Фотий был смещен, а Игнатий восстановлен. Два года спустя в Константинополе был созван Собор, который восстановил справедливость, нарушенную по отношению к Риму. Каноны, касающиеся Фотия, были последним триумфом папства на Востоке.

Официальные документы Собора утрачены. Сохранился только латинский перевод, сделанный библиотекарем Анастасием, принимавшим участие в дебатах, и греческое резюме, которому нельзя полностью доверять, поскольку тексты эти не всегда совпадают. Собор осудил множество заблуждений; некоторые из них действительно принадлежали Фотию, а некоторые ему приписывались, среди них – те, что относились к изображениям святых [ХВ 513], а также идея, что у человека есть две души [ХВ 264]. Но еще до этого [ХВ 146/1–146/3] Отцы настаивали на значимости Предания, которое они, вслед за Псевдо-Дионисием, рассматривали как отличающееся от Писания.

(146/1, 650) 1. Если мы хотим уверенным шагом идти вперед прямым и царским путем Божественной справедливости, мы должны хранить определения и суждения наших Святых Отцов как всегда сияющие светильники, которые освещают наш путь перед Богом.

(146/2, 651) Вот почему, думая и полагая, вслед за великим и мудрейшим Дионисием⁶⁵, что они являются как бы «другим Словом Божиим», о них мы от всего сердца воспеваем вместе с Божественным Давидом: «Заповедь Господа светла, просвещает очи» [Пс 19 (18), 9]; «Слово Твое – светильник ноге моей и свет стезе моей» [Пс 119 (118), 105], и с автором Притч: «Ибо заповедь есть светильник и наставление – свет» [Притч 6, 23]. Мы с силою провозглашаем вместе с Исаией: «Суды Твои на земле – свет» [Ис 26, 9, Вульг.]. Ибо в истине сравнивают со светом наставления и запреты святых канонов, благодаря которым мы отличаем лучшее от худшего и то, что должно и полезно, от того, что не должно и даже вредно.

(146/3, 652) Поэтому мы исповедуем, что соблюдаем и храним правила, которые в святой вселенской и апостольской Церкви были нам переданы святыми, столь почитаемыми Апостолами и также Соборами правоверных, вселенскими или местными, или же любым Отцом, глашатаем Божиим и Учителем Церкви. Сверяя с ними нашу жизнь и наше поведение, мы постановляем, что все духовенство, а также все, кто называется христианами, должны подчиняться, согласно канонам, наказаниям и осуждениям, а также реабилитации и оправданию, которые были установлены этими Соборами и Отцами.

Эти предания, которые мы получили устно или письменно [ср. 2Фес 3, 14] от святых, некогда воссиявших, мы должны, по ясному утверждению великого Апостола Павла, хранить.

(4 февраля 1442 г.)

Декрет для яковитов⁶⁷

Яковиты принимали в свой канон множество апокрифических текстов. Собор был вынужден напомнить им о текстах, признанных Церковью [ХВ 147/1]. Одновременно был окончательно решен вопрос о восьми Книгах, так называемых второканонических, которые начиная с IVв. и до Средних веков некоторые толкователи, в их числе Иероним, противопоставляли совокупному христианскому канону текстов. Вступительное утверждение [ХВ 147], говорившее, что Единый Бог – Автор Ветхого и Нового Заветов, было направлено против упорствовавших в гностических манихейских заблуждениях, подвергнутых окончательной анафеме [ХВ 147/2].

(147, 1334) [Святая Римская Церковь] признает Единого и одного и того же Бога Создателем Ветхого и Нового Заветов, то есть Закона и Пророков так же, как Евангелия, поскольку святые обоих Заветов говорили по вдохновению одного и того же Святого Духа. Она получает и почитает Книги, названия которых таковы: пять Книг Моисеевых, а именно Бытие, Исход, Левит, Числа, Второзаконие; Книги Иисуса Навина, Судей, Руфь, четыре Книги Царств, две Паралипоменон, Книги Ездры, Неемии, Товита, Иудифь, Есфирь, Иова, Псалмы Давида, Притчи, Екклезиаст, Песнь Песней, Премудрости, Книги Сираха, Исаии, Иеремии, Варуха, Иезекииля, Даниила, двенадцати малых пророков, а именно: Осии, Иоиля, Амоса, Авдия, Ионы, Михея, Наума, Аввакума, Софонии, Аггея, Захарии, Малахии; две Книги Маккавейских, четыре Евангелия: от Матфея, от Марка, от Луки, от Иоанна; четырнадцать Посланий Павла: к Римлянам, два к Коринфянам, к Галатам, к Ефесянам, к Филиппийцам, два к Фессалоникийцам, к Колоссянам, два к Тимофею, к Титу, к Филимону, к Евреям; два Послания Петра; три Послания Иоанна; одно Иакова; одно Иуды; Деяния Апостолов и Откровение Иоанна. – Кроме того, Церковь анафематствует безумное учение манихеев... которые сказали, что Бог Нового Завета не есть Бог Ветхого.

(13 декабря 1545 г. – 4 декабря 1563 г.)

4-я сессия (8 апреля 1546 г.)

Постоянно нараставший конфликт между лютеранами и католиками сделал очевидной необходимость созыва Собора. С 1536 г. папа Павел III начал готовиться к Собору. Но светские власти путем многочисленных уловок и помех дважды – в 1537 г. и 1542 г. – срывали его планы. Обращение 15 марта 1545 г. возымело эффект: Собор открылся 13 декабря того же года в присутствии тридцати одного епископа, почти все они были итальянцы Сразу же было решено преследовать две цели: с одной стороны, определение католических догматов перед лицом реформаторов, в основном Лютера⁶⁸, Кальвина⁶⁹, Цвингли⁷⁰ и Меланхтона⁷¹. С другой стороны, была поставлена задача фундаментально реформировать Церковь. Труды, которые продолжались при последующих понтификатах – папы Павла III, папы Маркела II, папы Павла IV и папы Пия IV, – завершились только к 1563 г. Они распределяются на три периода; между первым и вторым Собор переехал в Болонью, где продолжал свою работу, не публикуя декретов.

1-й период (1-я – 8-я сессии): декабрь 1545 г. – март 1547 г.

Болонский период (9-я – 10-я сессии): март 1547 г. – сентябрь 1549 г.

2-й период (11-я – 16-я сессии): май 1551 г. – апрель 1552 г.

3-й период (17-я – 25-я сессии): январь 1562 г. – декабрь 1563 г.

После трех подготовительных сессий Собор обнародовал два первых вероучительных текста. Первый и самый важный рассматривает источники веры и канон Священных Писаний. Дело в том, что протестанты отказались от Предания как от подлинного источника веры. Тщательно потрудившись, Собор попытался уточнить это понятие. Внешние традиции (посты, ритуалы покаяния, обряды и т. п.) были исключены как не имеющие непосредственного значения для жизни веры. Таким образом, в декрете речь идет только о вероучительном Предании, касающемся непосредственно веры и нравов, которое могло быть передано устно или письменно с Апостольских времен. Собор решительно отказался предоставить список истин, переданных таким образом, ограничиваясь принципиальным утверждением [ХВ 148–149]. Что касается Писания, уже гуманисты, как, например, Эразм Роттердамский (1467–1536) и кардинал Каэтан (1469–1534), выразили сомнение относительно подлинности некоторых стихов Нового Завета, в частности, некоторых Посланий. Со своей стороны, Мартин Лютер (1483–1546), исходя из религиозных соображений, различал внутри традиционного канона три группы Писаний, нисходящих по значению: 1) «привилегированные»: Евангелие от Иоанна, Послания Римлянам, Галатам, Ефесянам, 1 Петра, 1 Иоанна); 2) «ординарные» (Евангелия от Матфея, Марка, Луки, остальные Послания Павла, 2 Петра, 2 и 3 Иоанна); 3) «презираемые» (Евреям, Лука, Иуда, Откровение, многие Книги Ветхого Завета). По этой причине Собор составляет список канонических текстов [ХВ 150–152]; он отличается от списка Флорентийского Собора только деталями формулировки [ХВ 147/1].

(148, 1501) Святой Вселенский и Всеобщий Тридентский Собор, законно собравшийся в Духе Святом, всегда хранит замысел соблюсти в Церкви, устранив все ошибки, чистоту Евангелия, которое, будучи ранее обещано пророками в Священном Писании, было возвещено устами Самого Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия, Который затем повелел Апостолам Своим «проповедовать Евангелие всякой твари» [Мк 16, 15], как источник всякой спасительной истины и всякого нравственного закона. Явственно видя, что эта истина и этот закон содержатся в писаных Книгах и в неписаных Преданиях, которые, будучи получены через Апостолов из уст Самого Христа или переданы Апостолами из рук в руки под наитием Святого Духа, дошли до нас, (149, 1501) Святой Собор, следуя примеру правоверных Отцов, принимает и почитает с одинаковым благочестием и одинаковым уважением все Книги, как Ветхого, так и Нового Завета, ибо Бог – единый Создатель того и другого, так же, как и Преданий, касающихся веры или нравов, ибо они исходят из уст Самого Христа или внушены Святым Духом и сохранены Вселенской Церковью в непрерывной преемственности.

(150, 1501) Он [Собор] счел нужным присоединить к этому декрету перечень Священных Книг, с тем чтобы ни в ком не поднялось никакого сомнения относительно Книг, принятых Собором. Вот эти Книги:

(1502) Ветхого Завета: пять Книг Моисеевых, а именно Бытие, Исход, Левит, Числа, Второзаконие; Книги Иисуса Навина, Судей, Руфь, четыре Книги Царств, две Паралипоменон, первая Книга Ездры и вторая, так называемая Неемии, Книги Товита, Иудифь, Есфирь, Иова, Псалтирь Давида и его сто пятьдесят псалмов, Книги Притч, Екклезиаста, Песни Песней, Премудрости, Сираха, Исаии, Иеремии с Варухом, Иезекииля, Даниила, двенадцати малых пророков, а именно: Осии, Иоиля, Амоса, Авдия, Ионы, Михея, Наума, Аввакума, Софонии, Аггея, Захарии, Малахии, две Книги Маккавейских – первая и вторая.

(151, 1503) Нового Завета: четыре Евангелия – от Матфея, от Марка, от Луки, от Иоанна; Деяния Апостолов, записанные евангелистом Лукой; четырнадцать Посланий Апостола Павла: к Римлянам, два к Коринфянам, к Галатам, к Ефесянам, к Филиппийцам, к Колоссянам, два к Фессалоникийцам, два к Тимофею, к Титу, к Филимону, к Евреям; два Послания Апостола Петра; три – Апостола Иоанна; одно – Апостола Иакова; одно – Апостола Иуды; и Откровение Апостола Иоанна.

(152, 1504) Если кто-либо не принимает эти Книги полностью, во всех их частях, как священные и канонические, так, как по обычаю они читаются во вселенской Церкви, и такими, какими они вошли в старое латинское издание Вульгаты; если он распущенными речами выказывает к ним презрение, да будет отлучен от сообщества верных.

(1505) Так все смогут понять порядок и путь, которым Собор будет следовать, утвердив основы исповедания веры, так же, как более частные свидетельства, которые он использует, чтобы подтвердить догматы и восстановить нравы.

Декрет об издании Вульгаты и толковании Писания

Этот второй декрет пытается отразить злоупотребления, касавшиеся использования Священного Писания. Действительно, этот святой текст часто был искажаем из-за отсутствия официального издания, часто встречались разночтения. Литургические книги, в частности, содержали весьма неполные тексты. Кроме того, в пояснениях к Писанию и проповедях возникали спорные моменты. Мало значения придавалось тому, чтобы получить согласие Церкви на издание и комментарии. Декрет признавал Вульгату «официальным» латинским переводом, то есть наиболее подлинным, поскольку речь не шла здесь ни о происхождении, ни о Главном Авторе Священных Книг, а только о точности перевода, в том смысле, что Вульгата не содержит догматических ошибок, но воспроизводит сущность Слова Божия. Впрочем, сам этот перевод содержит в некоторых местах грубые ошибки, и декрет это не отрицает [ХВ 153]. Затем текст уточняет, что толкование Писания должно производиться в соответствии с преданием Церкви [ХВ 154].

(153, 1506) Кроме того, Светой Собор полагает, что не будет бесполезным для Церкви Божией знать, какое из всех латинских изданий Священных Книг, имеющихся в обиходе, следует рассматривать как официальное. Он решает и провозглашает, что старое издание Вульгаты, находящееся в пользовании Церкви в течение стольких веков, должно считать официальным в общественных наставлениях, дискуссиях, проповедях и толкованиях и что никому не дозволено по дерзости или высокомерию отвергать ее под каким бы то ни было предлогом.

(154, 1507) Кроме того, чтобы обуздать некоторые непослушные умы, Собор постановляет, что никто не должен в вопросах веры или нравов, составляющих часть христианского учения, ни дерзать, доверяясь собственному суждению, противно тому смыслу, которого придерживается Матерь наша святая Церковь, которой и надлежит судить об истинном смысле и толковании сего Священного Писания, ни толковать Священное Писание противно единодушному согласию Отцов, даже если такое толкование никогда не будет опубликовано.

3-я сессия (24 апреля 1870 г.)

Одновременно с учением об Откровении [ХВ 86–89] Собор рассматривал также Писание и Предание, неразделимые реальности, о которых II Ватиканский Собор скажет, что они представляют собой органичное целое, состоящее из взаимозависимых элементов [ХВ 205/8]. Это очень близко определению Тридентского Собора [ХВ 148–153] как в отношении Писания и Предания, так и норм толкования.

Глава 2: Откровение

(155, 3006) Согласно вере вселенской Церкви, подтвержденной Святым Тридентским Собором, это сверхъестественное Откровение содержится в «писаных Книгах и неписаных Преданиях, которые, будучи получены через Апостолов из уст Самого Христа или переданы Апостолами как бы из рук в руки, под наитием Святого Духа, дошли до нас» [ХВ 148]. Эти Книги Ветхого и Нового Завета в своей полноте, во всех своих частях, так, как они перечислены в декрете этого Собора [ХВ 150–151] и находятся в старом латинском издании Вульгаты, должны приниматься как Священные и канонические [ХВ 152].

(156, 3006) Церковь считает их таковыми не потому, что, будучи созданы человеческим трудом, они были затем заверены ее властью, не только потому, что они содержат безошибочно Откровение, но потому, что, написанные по наитию Святого Духа, они созданы Богом и как таковые переданы Церкви [ХВ 159].

(157, 3007) Поскольку некоторые дурно изложили декрет, вынесенный Святым Тридентским Собором о толковании Священного Писания, ради обуздания непослушных умов мы, возобновляя этот декрет, провозглашаем, что цель его – в том, чтобы в вопросах веры и нравов, являющихся частью христианского учения, [верные] полагали истинным смыслом тот, которого придерживалась и придерживается Матерь наша святая Церковь, коей и надлежит судить о смысле и истинном толковании Священного Писания; и что с этих пор никому не дозволено толковать это Священное Писание противно таковому смыслу или же противно единодушному согласию Отцов.

Канон

(159, 3029) 4. Если кто-либо не принимает Книги Священного Писания как священные и канонические, во всей их полноте и во всех их частях, такими, как они перечислены Святым Тридентским Собором, или отрицает, что они Богодухновенны, да будет отлучен от сообщества верных.

(18 ноября 1893 г.)

Эта энциклика впервые глубоко анализирует проблемы, поднятые современной библейской наукой, а также некоторые рационалистические тенденции. Папа безоговорочно признает важную услугу, которую современные методы исследования оказали экзегезе; он считает нужным поставить все возможности современной науки на службу самого глубокого понимания Священных Книг. Поскольку Писание есть Слово Божие, оно непогрешимо. Это тот факт, который научное исследование никогда не должно упускать из виду. И ни один толкователь не может пренебрегать правилами веры и Предания.

Основная идея энциклики – убеждение, что не может существовать противоречий между Писанием и выводами науки, если искренне стремиться найти истину и не забывать о границах науки. Поскольку есть только один Бог, Который создал природу, управляет историей и является Главным Автором Священных Книг, то они не могут противоречить друг другу.

[Вера, закон толкования]

(160) Католический толкователь должен почитать важнейшим и священным долгом толковать тексты из Писания, смысл которых был подлинно заверен, либо Священными авторами, вдохновленными Святым Духом, как это обстоит со многими текстами Нового Завета, либо Церковью, которой содействует тот же Святой Дух, либо торжественным суждением, либо ординарным и вселенским Учительством [ХВ 93]. Средства, которые использует его наука, должны убедить его, что лишь это толкование может поистине быть принято, по законам правильной герменевтики.

(161, 3283) В других вопросах должно следовать аналогии веры и взять за высшую норму католическое учение, таким, как оно принято властью Церкви. Поскольку Бог является одновременно Создателем Священных Книг и Учения, хранительницей которого является Церковь, разумеется, немыслимо, чтобы законное толкование извлекало из них смысл, отличный в чем бы то ни было от этого Учения. Поэтому следует отвергать как ложное любое толкование, которое противопоставило бы вдохновленных авторов друг другу или противоречило бы учению Церкви.

[Значение Отцов Церкви для толкования]

(162, 3284) ...Святые Отцы, которые, «вслед за Апостолами, сеяли, орошали, строили, пасли, питали Святую Церковь, которая развивалась благодаря им»⁷³ обладают высшим авторитетом тогда, когда они все одинаковым образом разъясняют какой-либо текст Библии, касающийся вероучения и нравов. Действительно, их согласие ясно подчеркивает, что в этом, по католической вере, и заключается Предание, идущее от Апостолов

(162/1, 3285) Авторитет других католических толкователей не столь велик; однако, поскольку изучение Библии в Церкви постоянно развивается, мы должны чтить их комментарии, к которым возможно обратиться за многими указаниями, чтобы устранить трудности и пролить свет на неясности.

[Вспомогательные науки]

(163, 3286) Для толкования будет полезно, прежде всего, изучение древних восточных языков и в то же время науки, которую именуют критикой. Поэтому преподавателям Священного Писания необходимо, а богословам уместно знать языки, на которых канонические Книги были изначально написаны вдохновленными авторами. Эти преподаватели должны, по той же причине, быть весьма опытны и склонны к истинной критической науке. Действительно, несправедливо и во вред религии была введена система, красиво названная высшей критикой, так как в силу этой системы происхождение, цельность и авторитет любой книги должны оцениваться только по так называемым внутренним критериям.

Напротив, очевидно, что в исторических вопросах, таких, как происхождение и сохранение трудов, исторические свидетельства превыше всех остальных и должны быть изучены и обсуждены самым тщательным образом. Что же до критериев внутренней критики, то чаще всего их значение не так велико, как полагают, разве что при подтверждении [того или иного тезиса].

[Естественные науки]

(164, 3287) Знание естественных наук может стать действенной помощью для преподавателя Священного Писания. Оно позволит ему легче раскрывать и опровергать софизмы, воздвигаемые против Священных Книг. Между богословом и ученым не будет никаких разногласий, как только они станут держаться каждый в своих границах, следя за тем, чтобы, согласно предостережению Августина, «не утверждать неизвестное как известное без размышления»⁷⁴. Если же, тем не менее, между ними есть разногласия, то тот же автор предлагает в кратком виде правило для [внутреннего] поведения богослова: «Для всего, что они сумеют показать нам о природе с помощью истинных доказательств, покажем, что это не противоречит нашим Писаниям. Но все, что они извлекут из своих Книг противного нашим Писаниям, то есть католической вере, должно быть нами разоблачено как абсолютно ложное или же мы должны просто неколебимо в это верить»⁷⁵. Чтобы понять всю справедливость этого правила, вспомним сначала, что священные писатели, или, точнее, Дух Божий, говоривший через них, не восхотел научить людей «всем этим вещам – внутренней структуре чувственной реальности – без пользы для их спасения»⁷⁶. Вместо того, чтобы систематически исследовать природу, они описывали и исследовали вещи от случая к случаю, либо в фигуративном стиле, либо в соответствии с принятой в их время манерой изъясняться (той, которая еще и сегодня, во многих вопросах, используется в повседневной жизни самими учеными). Народное наречие выражает прежде всего нужным словом то, что воздействует на чувства; священный писатель делал так же и – как говорит «ангельский» Учитель (св. Фома) – обращался к видимости, воспринимаемой чувствами⁷⁷, или к тому, что Сам Бог, говоря к людям, выразил по-человечески, чтобы люди могли Его понять

[Историческая проблема]

(165, 3290) Затем будет полезно применить это учение к сопутствующим наукам, особенно к истории. Действительно, достоин сожаления тот факт, что многие люди, серьезно изучающие и выявляющие ценность оставленных древностью памятников, обычаев, установлений народов и других исторических свидетельств, ценой больших усилий делают это часто только ради того, чтобы обнаружить ошибки в Священных Книгах, с тем чтобы в результате ослабить или пошатнуть их авторитет. Некоторые делают это в чрезвычайно враждебном духе и судят без достаточного уважения. Их доверие к профанным книгам и к документам прошлого таково, что в отношении их не возникает и малейшего подозрения в ошибке, и при этом они отказывают в том же доверии Книгам Церкви из-за кажущейся ошибки, которую они сами даже не обсуждают серьезно.

[Божественное происхождение и безошибочность Писания и всех его частей]

(165, 3290) Разумеется, возможно, что в некоторых отрывках переписчики, которые переписывали рукописи, совершили ошибки. Об этом следует судить зрело и не допускать с легкостью, кроме тех отрывков, где это формально выявлено. Возможно и то, что истинное значение отрывка остается двойственным. Чтобы его прояснить, понадобятся лучшие правила толкования. Но было бы совершенно недопустимо относить Богодухновенность лишь к некоторым частям Священного Писания или признать, что Священный Автор ошибся. Действительно, нельзя принять точку зрения тех, кто избавляется от подобных трудностей, утверждая без малейших колебаний, что Божественное вдохновение распространяется на вопросы веры и нравов, но не более того. Эти люди исходят из того ложного принципа, что, когда речь идет об истинности предположений, то не столь важно понять, что сказал Бог, сколь причину, по которой Он это сказал.

(167, 3292) Ибо все Книги, которые Церковь принимает как Священные и канонические в целом и во всех их частях, были написаны под наитием Святого Духа. Никакая ошибка не могла закрасться в Божественное вдохновение, наоборот, это вдохновение не только исключает всякую ошибку, но оно исключает ее и отвергает в силу той же необходимости, в силу которой Бог, Высшая Истина, не может быть Автором какой бы то ни было ошибки

(168, 3293) ...Поэтому совершенно неважно, что Святой Дух для написания использовал как орудия людей; так что ошибка могла бы ускользнуть от вдохновленных авторов, но не от Главного Создателя. Своей сверхъестественной добродетелью Он воодушевил их и побудил писать; Он содействовал им, когда они писали, так, что они могли понимать правильно, писать с верностью и выражать с точностью и непогрешимой истинностью все то, что Он велел им писать, и только то, что Он велел им писать: иначе Он не был бы Создателем Священного Писания в целом Таково всегда было мнение святых Отцов. «Вот почему, – говорит св. Августин, – поскольку они написали то, что Он им показал и сказал, нельзя сказать, что не Он Сам писал; ибо члены Его написали то, что они узнали по вдохновению от Главы»⁷⁸. И св. Григорий говорит: «Это совершенно бесполезный вопрос, кто написал все это, ибо в вере мы веруем, что создатель Книги – Дух Святой. А потому это Он Сам ее написал, Он ее продиктовал; Он ее написал, Тот же, Кто был и Вдохновителем этого творения»⁷⁹.

(169, 3293) Вследствие этого те, кто полагает, что подлинные отрывки Священных Книг могут содержать какую бы то ни было ошибку, извращают католическое понятие Божественного вдохновения или делают Самого Бога Автором этой ошибки.

Все Отцы и все Учители были столь убеждены, что Священные Книги, в том виде, как они даны священными авторами, не подвержены никакой ошибке, что попытались с такой же тонкостью, как и религиозным чувством, согласовать и примирить друг с другом многие отрывки, которые с виду содержали противоречие или отличие, – те же, что, в большинстве отмечают и в наши дни – во имя новой науки. Они единодушно признали, что эти Книги, и в целом, и во всех своих частях, были равным образом Божественно вдохновлены и что Сам Бог, Говоривший через священных авторов, не мог сказать ничего, противоречащего истине. Слова, которые тот же св. Августин обратил к Иерониму, имеют вселенское значение: «Если бы я встретил в Священном Писании какой-либо отрывок, который показался бы мне противным истине, я, несомненно, не колебался бы и верил, что рукопись неверна или что писец не следовал тому, что ему говорили, или что я сам совершенно ничего не понял»⁸⁰.

(170) Для того чтобы подобная работа действительно принесла пользу библейской науке, ученые должны опираться на принципы, которые мы указали выше. Они должны верно держаться того, что Бог, Демиург, Который управляет всем, является также и Автором Писаний. Вот почему ни в природе, ни в исторических документах нельзя найти ничего, что действительно противоречило бы Писанию.

Если подобное противоречие кажется существующим, нужно попытаться устранить его. Богословам и толкователям нужно с осторожностью судить о наиболее истинном или наиболее правдоподобном смысле отрывка, который они рассматривают. Нужно тщательно взвешивать силу аргументов, которые им противопоставляются. Никогда нельзя останавливаться, даже если есть видимость противного, ибо истинное ни в каком случае не может противоречить истинному, и можно быть уверенными, что ошибка закралась либо в толкование Священных слов, либо в саму дискуссию. Если какой-либо из этих вопросов не прояснен, следует подождать, прежде чем выносить решение. (3294) С самых давних пор против Священного Писания делалось множество замечаний, однако теперь они позабыты, поскольку не имели ценности. Также предлагалось и немалое число толкований различных отрывков Писания –не тех, которые относятся непосредственно к вере и нравам, – позволивших найти более правильное их видение. Ибо время решает, какие мнения справедливы, но «истина пребывает и вечно крепнет»⁸¹.

(171) Поэтому, так как никто не должен похваляться тем, что понял все Писание, в котором для самого Августина было больше неизвестного, чем известного, если нам встречается отрывок, толкование которого слишком трудно, да будем осторожны и умеренны, как этот Учитель: «Лучше, чтобы над вами тяготели незнакомые, но полезные знаки, чем бесполезными толкованиями освободить главу от ига рабства и погрузить ее в сети заблуждения»⁸².

(3 июля 1907 г.)

Заблуждения модернистов

Модернизм в своих суждениях о Писании и в своих толкованиях следовал за либеральной библейской наукой. Особому осуждению модернисты подвергали следующие положения: связь между Учительством Церкви и Священными Книгами [ХВ 172–175], Богодухновенность Писания [ХВ 176–179], различные проблемы, относящиеся к Евангелиям [ХВ 180–188]; экзегезис [ХВ 186–188]. Вот что они утверждали:

( [172], 3401) 1. Церковный закон, который предписывает подвергать книги, касающиеся Священного Писания, предварительной цензуре, не относится к исследователям, занимающимся критическим анализом (текстологией) или научным экзегезисом Книг Ветхого и Нового Заветов.

( [173], 3402) 2. Толкование, которое Церковь дает Священным Книгам, следует, разумеется, учитывать; тем не менее, оно подлежит более развитому суждению и корректировке со стороны толкователей.

( [174], 3403) 3. Церковные суждения и цензура, наложенная на свободное и научное толкование, позволяют увидеть, что вера, которую предлагает Церковь, противоречит истории и что католические догматы не могут быть действительно согласованы с истинными началами христианской религии.

( [175], 3404) 4. Учительство Церкви не может принимать решений о подлинном смысле Священного Писания, даже путем догматического определения.

( [176], 3409) 9. Те, кто верит, что Бог – действительный Создатель Священного Писания, проявляют чрезмерную простоту или невежество.

( [177], 3410) 10. Богодухновенность Книг Ветхого Завета состоит в следующем: писатели Израиля передали свои религиозные учения с такой точки зрения, какая была мало известна или неизвестна язычникам.

( [178], 3411) 11. Богодухновенность не распространяется на все Священное Писание таким образом, чтобы предохранить от всякой ошибки в каждой из своих частей.

( [179], 3412) 12. Если толкователь хочет с пользой предаться изучению Библии, он должен прежде оставить в стороне всякое предвзятое мнение о сверхъестественном происхождении Писания и не толковать его иначе, чем все прочие человеческие документы.

( [180], 3413) 13. Евангельские притчи были искусно созданы самими евангелистами и христианами второго и третьего поколений, кои смогли таким образом удостоверить малый плод, который принесла проповедь Христа среди евреев.

( [181], 3414) 14. Во многих рассказах евангелисты сообщают не столько то, что истинно, сколько то, что они сочли более полезным для читателей, даже если это и ложно.

( [182], [182]) 15. Вплоть до установления окончательного канона Евангелия претерпевали исправления и дополнения; с тех пор в них остаются лишь некоторые и ненадежные следы Учения Христа.

( [183], 3416) 16. Повествования Иоанна – это не история в собственном смысле, а мистическое созерцание Евангелия. Речи, содержащиеся в нем, являются богословскими размышлениями о тайне спасения, лишенными исторической правды христианской жизни или жизни Христа в Церкви в конце I в.

( [184], 3417) 17. Четвертое Евангелие преувеличило чудеса не только для того, чтобы они казались еще более необычайными, но и для того, чтобы они стали более способны выразить деяние и славу Воплощенного Слова.

( [185], 3418) 18. Иоанн претендует на то, что он был свидетелем Христа. В действительности он является лишь восхитительным свидетелем христианской жизни или жизни Христа в Церкви в конце I в.

( [186], 3419) 19. Неправоверные экзегеты более верно выразили истинный смысл Писаний, чем католические.

( [187], 3423) 23. Может существовать и действительно существует противоречие между фактами, рассказанными в Евангелиях, и догматами Церкви, которые на эти факты опираются; настолько, что критик может отбросить как ложные те факты, которые Церковь считает совершенно верными.

( [188], 3424) 24. Нельзя порицать толкователя, исходящего из предпосылок, из которых следует, что догматы исторически ложны или сомнительны, если только он не отрицает непосредственно сами догматы.

(1 сентября 1910 г.)

Нормой толкования Писания является не рационалистическая критика Богодухновенного текста, но Предание Церкви.

ХВ 133

(15 сентября 1920 г.)

Невзирая на ясную позицию папы Льва XIII [ХВ 160–171] и осуждение модернизма папой Пием X [ХВ 172–188], папа Бенедикт XV также был вынужден выступать против некоторых недобросовестных попыток решения проблем, касающихся Писания. Его энциклика, написанная по случаю 1500-й годовщины смерти св. Иеронима, главною переводчика и великою толкователя Писания, значительно развивает принципы, изложенные папой Львом XIII. Но в особенности папе пришлось выступить против ложного толкования одного из мест Providentissimus Deus, которое касалось исторической проблемы [ХВ 165].

[Богодухновенность Писания]

(189, 3650) Не найдется ни одной страницы в трудах этого великого Учителя, где бы не проявлялось с очевидностью, что он твердо и постоянно, вместе со всей Католической Церковью, держался того, что Священные Книги, написанные по вдохновению Святого Духа, созданы Богом и что как таковые и были переданы Церкви [ХВ 155–156]. Он утверждает: Книги Священного Писания были написаны по вдохновению, или внушению, или сообщению, или просто под диктовку Святого Духа; более того, они были Им составлены и опубликованы. И, однако же, он ничуть не сомневается, что каждый из их авторов, согласно своему уму и темпераменту, содействовал этому вдохновению Божию. Он не довольствуется только тем, что утверждает общее для всех авторов, то есть что они отдались водительству Духа Божия, когда писали, и, таким образом, Бога следует считать Первопричиной всякой мысли и всех слов Писания, но и точно различает присущее каждому автору [в отдельности].

[Безошибочность Писания]

(190, 3652) Это учение св. Иеронима прекрасно подтверждает и освещает слова, которыми Наш блаженной памяти предшественник Лев XIII утверждал древнюю и неизменную веру Церкви, касающуюся полной неподверженности Писаний какой бы то ни было ошибке. «Никакая ошибка не могла закрасться в Божественное вдохновение, напротив, Оно не только исключает всякую ошибку, но исключает ее и опровергает в силу той же необходимости, в силу которой Бог, Высшая Истина, не может быть Автором какой бы то ни было ошибки» [ХВ 167]. Сославшись на определения Флорентийского и Тридентского Соборов, подтвержденные Ватиканским Собором, он прибавляет: «Вот почему совершенно не имеет значения, что Святой Дух использовал людей как орудие для написания и что поэтому ошибка могла ускользнуть от вдохновленных авторов, а не от Главного Создателя. Своей сверхъестественной силой Он вдохновил их и побудил их писать; Он содействовал им, когда они писали, таким образом, что они понимали правильно, желали писать верно и выражали точно с непогрешимой истинностью то, что Он велел им писать, и только то, что Он велел писать, а иначе Он Сам не был бы Создателем Священного Писания в целом» [ХВ 168].

Эти слова Нашего предшественника не оставляли места никаким сомнениям, никакому колебанию. И, тем не менее, достойно сожаления, Достопочтенные Братья, что не только вовне, но и среди самих сынов Католической Церкви, что причиняет глубокие страдания Нашему сердцу, не было недостатка в людях, священнослужителях и учителях священных наук, которые, надменно полагаясь на свое суждение, открыто отвергали или тайно нападали на Учительство Церкви в этом вопросе. Разумеется, мы одобряем замысел тех, кто, желая разрешить, для себя самих или для других, трудности Священных Книг, ищут, чтобы пролить на них свет, новые пути и новые методы, используя ресурсы исследований и критики. Но они самым жалким образом провалятся, если будут пренебрегать предписаниями Нашего предшественника и если перейдут границы и пределы, установленные нашими Отцами.

[Богодухновенность касается как религиозного содержания Писания, так и профанного]

(191, 3652) Эти предписания и границы, безусловно, нарушены мнениями некоторых современников: различая в Писании первичный (изначальный), или религиозный, элемент и вторичный, или профанный, они принимают тот факт, что Богодухновенность распространяется на все фразы и даже на каждое слово Библии, но ограничивают и сужают его последствия, в первую очередь неподверженность ошибке и совершенную истинность, только до первичного, или религиозного, элемента. Их идея в том, что Бог в Писании имел в виду и учил исключительно тому, что касается религии. Остальное, все, что касается профанных наук и что служит явленному учению своего рода одеждой, облекающей извне Божественную истину, Бог лишь допустил и оставил слабости писателя. Поэтому нет ничего удивительного, если с точки зрения физики или истории и других подобных наук мы находим в Библии немало текстов, которые совершенно не могут быть согласованы с прогрессом современных наук. Эти ошибочные мнения люди полагают отнюдь не расходящимися с предписаниями Нашего предшественника, заявившего, что в том, что касается природного, священнописатель говорил согласно видимости, которая может быть обманчива. Неразумное и ложное утверждение! Сами слова Святейшего Отца делают это очевидным.

(192, 3652) Внешняя видимость, о которой папа Лев XIII, вслед за св. Августином и св. Фомой, говорил, что следует принимать ее во внимание, не бросает на Писание ни малейшего пятна ошибки. Действительно, в непосредственном познании реальности, являющейся собственно их предметом, чувства не обманывают, как учит правильная философия. Кроме того, Наш предшественник, устраняя всякое различие между тем, что называют первичным и вторичным элементами, а также всякую двойственность, ясно показывает, что весьма далек от мнения тех, кто считает, что, «если дело касается истинности фраз, то менее необходимо пытаться понять, что сказал Бог, чем причину, по которой Он это сказал» [ХВ 156].

Папа Лев XIII учит, что Богодухновенность касается всех частей Библии без различия и выбора и что никакая ошибка не может находиться во вдохновленном тексте: «Но было бы совершенно гибельно ограничивать Богодухновенность лишь некоторыми частями Священного Писания или допускать, что священнописатель ошибся» [ХВ 166].

[Историческая истина Писания]

(193, 3653) Точно так же отходят от учения Церкви и те, кто полагает, что исторические части Библии опираются не на абсолютную истину фактов, а на относительную истину, как они говорят, а также на обыденный образ мышления. Они не боятся делать такой вывод из самих слов папы Льва XIII, потому что он сказал, что принципы естественных наук могут быть перенесены в исторические науки [ХВ 165]. Поэтому они считают, что так же, как в области физического порядка вещей священнописатели говорили в зависимости от того, что видели, таким же образом и события, неизвестные им, были переданы ими так, как общественное мнение или ошибочные свидетельства, казалось, их принимали, но они не указали ни источников информации, ни того, что это чужие рассказы.

(194) Нужно ли долго опровергать мнение, столь оскорбительное для Нашего предшественника, ложное и полное заблуждений? И есть ли сходство между природным и историческим? Физика занимается тем, что «воспринимаемо чувствами»: поэтому она должна быть в согласии с феноменами. Основной же закон истории – напротив, в том, что рассказ согласуется с фактами, как они действительно произошли. Если только принять точку зрения этих авторов, как сможет остаться не подверженной никакой ошибке истина священных рассказов, которой мы должны держаться, как это провозгласил Наш предшественник всем контекстом своего Послания? Если он утверждает, что принципы, которые действительны в физике, могут быть с пользой применены в истории и пограничных дисциплинах, то он не устанавливает общего закона, а просто советует нам действовать подобным же образом, чтобы опровергнуть обман наших противников и защитить историческую верность Священного Писания от всех нападок.

(195) Священное Писание знает и других хулителей. Мы хотим поговорить о тех, кто злоупотребляет некоторыми принципами, справедливыми, если не переходить определенных границ, для того, чтобы разрушить основание истинности Писаний и ниспровергнуть католическое учение, переданное Отцами. Св. Иероним, если бы был еще жив, несомненно, разил бы их острыми стрелами своего слова. Пренебрегая чувством и суждением Церкви, они слишком легко находят прибежище в цитатах, которые называют имплицитными, или в рассказах, обладающих подобием историзма; или же они считают, что в Священных Книгах можно найти литературные приемы, несовместимые с цельностью и совершенной истинностью Слова Божия; или же обладают такими понятиями о происхождении Библии, какие расшатывают или разрушают ее авторитет.

(196) А что думать о тех, кто, представляя Евангелия, снижает доверие, которое должно иметь к лицам, и подрывает доверие, какое должно иметь к Богу? Что касается слов Господа нашего Иисуса Христа, Его Деяний, то они не считают, что мы получили их полностью и неизменными, через тех свидетелей, которые благоговейно передали то, что сами видели и слышали, но полагают, что – особенно для Четвертого Евангелия – нам предложены, с одной стороны, мысли и дополнения самих евангелистов, а с другой – отражение рассказов верующих второго поколения.

(30 сентября 1943 г.)

Папа Пий XII опубликовал эту энциклику в связи с пятидесятилетием энциклики папы Льва XIII Providentissimus Deus [ХВ 160–171]. В ней папа указывает на то, что «современная эпоха требует развития» в области изучения Библии. Он вносит важное дополнение в «фундаментальный закон исследования Библии», разработанный его предшественником.

(197) Католическому толкователю, который намеревается трудиться над тем, чтобы понять и объяснить Священное Писание, уже Отцы Церкви весьма рекомендовали изучение древних языков и обращение к оригинальным текстам. В самом деле, толкователю надлежит благоговейно и с наибольшим тщанием пытаться уловить малейшие подробности, вышедшие из-под пера агиографа (священнописателя) под действием Божественного Духа, с тем чтобы глубже и полнее проникнуть в его мысль. Поэтому пусть он старается все лучше овладевать библейскими и восточными языками, и пусть он подкрепляет свое толкование всеми средствами, которые дают различные отрасли филологии. Именно следуя тому же методу⁸⁵ надлежит толковать изначальный текст, который, будучи написан самим священно-писателем, обладает большим авторитетом и большим весом, чем любая самая лучшая версия, будь она древняя или современная, в чем, без сомнения, можно преуспеть с большей легкостью и с большим успехом, если соединить знание языков с хорошим опытом текстологического анализа И пусть никто не видит в этом обращении к оригинальным текстам, согласном с критическим методом, уклонение от предписаний, столь мудро изложенных Тридентским Собором по поводу Вульгаты [ХВ 153]

(3825) Если Тридентскому Собору угодно было, чтобы Вульгата стала латинской версией, «которую все должны использовать как официальную» [ХВ 153], то это, как каждый знает, касается только Латинской Церкви и публичного использования ею Писания, но никоим образом не снижает – и по этому поводу нет ни малейших сомнений – ни авторитета, ни ценности оригинальных текстов. Кроме того, тогда речь шла не об оригинальных текстах, а о латинских версиях, бывших в то время в ходу; о версиях, между которыми Собор справедливо объявил предпочтительной ту, что была принята Церковью длительным многовековым использованием [ХВ 153]. Этот выдающийся авторитет Вульгаты или, как говорят, ее официальный характер, был установлен Собором не столько по причинам критики, сколько из-за ее законного использования в Церквях на протяжении стольких веков. Поистине, это использование показывает, что такой, какой она понималась и до сих пор понимается Церковью, она абсолютно не подвержена никакой ошибке в том, что касается веры и нравов; настолько, что, по удостоверению и утверждению самой Церкви, ее можно с уверенностью и без риска заблуждения вводить в дискуссии, в учение и проповедь. Поэтому подлинность такого рода должна рассматриваться, прежде всего, не как критическая, а скорее как юридическая. Вот почему авторитет Вульгаты в вопросах учения никак не мешает – а сегодня даже требует – тому, чтобы это учение было еще раз подтверждено и оправдано самими оригинальными текстами и чтобы к этим текстам часто прибегали за помощью для лучшего толкования и раскрытия точного смысла Священного Писания. Декрет Тридентского Собора не мешает даже тому, чтобы, для блага верных, с целью облегчить им понимание Слова Божия, версии на светских языках составлялись с оригинальных текстов, что, как нам известно, было уже похвальным образом сделано в многих местах с одобрения церковных властей.

[Буквальный и духовный смысл]

(198, 3826) Обладающий знанием древних языков и снабженный средствами критического анализа, католический толкователь может приступать к труду – самому важному из всех, которые ему поручены, – открытия и изложения истинного смысла Священных Книг. Пусть при совершении этой работы толкователи всегда имеют в виду, что прежде всего им следует постараться различить и определить тот смысл библейских слов, который называют буквальным. Они должны приложить все свое усердие к тому, чтобы раскрыть этот буквальный смысл слов, используя свое знание языков и помогая себе контекстом и сопоставлением с аналогичными отрывками; то есть той операцией, которую обычно производят при толковании профанных текстов, чтобы сделать мысль автора более ясной.

Пусть толкователи Священных Писаний, памятуя, что речь идет о Богодухновенном слове, сохранение и толкование которого вверено Церкви Самим Богом, с не меньшим тщанием придерживаются толкований и заявлений Учительства Церкви, так же как и объяснений, данных святыми Отцами, и кроме того, «аналогии веры», как их о том мудро предупреждает папа Лев XIII в энциклике Providentissimus Deus [ХВ 161]. Пусть они постараются особым образом не довольствоваться изложением того, что касается истории, археологии, филологии и других вспомогательных наук – как, к сожалению, было сделано во многих комментариях, – но, ссылаясь по необходимости на эти сведения, настолько, насколько они могут помочь толкованию, пусть они излагают прежде всего, каково богословское учение каждой из книг или текстов по поводу веры и нравов; так, чтобы их объяснения служили преподавателям богословия не только для изложения или подтверждения догматов веры, но чтобы они помогали священникам разъяснять учение веры народу и чтобы они служили всем верным, помогая им вести святую жизнь, достойную христианина.

(199, 3827) Когда католические богословы дадут подобное толкование, прежде всего богословское, как Мы уже сказали, они окончательно заставят замолчать тех, кто делает все, чтобы в комментариях нельзя было найти ничего, что возвышает душу к Богу, питает дух и побуждает развитие внутренней жизни, и чтобы впоследствии, как они уверяют, нужно было прибегать к духовному, или, как они говорят, мистическому, толкованию. То, что такая позиция несправедлива, показывает пример многих, кто, познавая и размышляя неустанно над Словом Божиим, привел свою душу к совершенству и был увлечен к Богу пылкой любовью. Об этом ясно свидетельствуют и постоянная практика Церкви, и предостережения величайших Учителей.

(3828) Это вовсе не значит, чтобы всякий духовный смысл был в Священном Писании исключен; ибо слова и факты Ветхого Завета чудесным образом упорядочены и расположены Богом так, что прошлое, в духовном смысле, означает заранее то, что должно было произойти при Новом Завете благодати. Поэтому толкователь должен искать и раскрывать как буквальный смысл слов, таким, каким священнописатель его желал и выразил, так и духовный смысл, лишь бы из этого безусловно проистекало, что он соответствовал воле Божией. В самом деле, Одному Богу может быть известен этот духовный смысл и Он Один может нам его открыть. И этот смысл нам указывает наш Божественный Спаситель и учит нас ему в Святых Евангелиях; по примеру Учителя Апостолы также исповедуют его в своих словах и писаниях; Предание Церкви свидетельствует об этом; наконец, древний литургический обычай заявляет каждый раз, что мы вправе применить известное речение: «Закон молитвы есть закон верования».

(200, 3828) Потому этот духовный смысл, угодный Богу и Им Самим определенный, должен быть проявлен и изложен католическими толкователями с тем тщанием, какого требует достоинство Слова Божия. Пусть, тем не менее, они благоговейно следят за тем, чтобы не представить других метафорических значений событий и фактов в качестве подлинного смысла Священного Писания. Потому что если, особенно в служении проповеди, более широкое и метафорическое использование текста может быть полезно, чтобы прояснить и подчеркнуть некоторые вопросы веры и нравов, при условии, что это делается с умеренностью и рассудительностью, то никогда нельзя забывать, что такое использование слов Священного Писания является для него внешним и побочным. Случается даже, особенно в наше время, что это использование небезопасно, потому что верные, в частности, те, кто понимает и в священных, и в профанных науках, пытаются найти, на что Бог нам указывает посредством Священного Писания.

«Ибо Слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные» [Евр 4, 12], оно не нуждается в человеческих украшениях и безделушках, чтобы трогать и поражать умы. Действительно, священные страницы, написанные по вдохновению Божию, сами по себе изобилуют собственным смыслом; будучи наделенными Божественной добродетелью, они обладают ценностью сами по себе; будучи украшенными Красотой, исходящей свыше, они сами по себе сияют, лишь бы комментатор разъяснял их так полно и тщательно, чтобы все сокровища мудрости и благоразумия, которые в них есть, были открыты.

Чтобы исполнить свою задачу, толкователю полезно будет помочь себе серьезным изучением трудов, которые Святые Отцы, Учители Церкви и самые видные толкователи прошлых времен посвятили разъяснению священных текстов. Все они, в самом деле, несмотря на то, что их эрудиция и лингвистические познания были менее обширными, чем познания современных толкователей, весьма отличаются, благодаря роли, которую Бог дал им в Церкви, благодаря очень деликатному распознанию небесного и восхитительной силе ума, позволявшим им все более проникать в глубины Божественного Слова и проливать свет на все то, что может послужить прославлению Учения Христа и движению по пути святости жизни.

[Важность определения литературного жанра отдельных частей Писания для уяснения буквального смысла]

(201, 3829) Стало быть, толкователь должен самым тщательным образом, не пренебрегая никакими сведениями, полученными из недавних исследований, пытаться понять особенности характера того или иного священнописателя, условий его жизни, эпохи, в которую он жил, какие устные и письменные источники он использовал и, наконец, его манеру письма. Так он сможет лучше узнать, кем был этот агиограф и что он хотел выразить в своих писаниях...

(3830) Но в словах и текстах древних восточных авторов буквальный смысл зачастую не столь очевиден, как у современных нам авторов; и то, что им угодно было сказать, не может быть определено одними только законами грамматики или филологии, так же, как и одним только контекстом. Непременно нужно, чтобы толкователь в каком-то смысле вернулся мыслью в эти отдаленные века [истории] Востока, с тем чтобы, пользуясь данными истории, археологии, этнологии и других наук, он мог определить и узнать, какие литературные жанры авторы этих древних веков стремились использовать и использовали реально. Действительно, жители Востока, стараясь выразить то, что у них на уме, вряд ли употребляли те формы и способы выражения, которые мы употребляем сегодня; но, скорее, пользовались теми, которые были приняты людьми их эпохи и их страны. Толкователь не может a priori определить, кем они были; он может это сделать только с помощью внимательного изучения древних литератур Востока. И в последние десятилетия это изучение, проводимое с большим тщанием и старательностью, чем когда-либо, яснее показало, какие способы выражения были присущи этим древним временам, будь то поэтические сочинения, изложение законов и норм жизни или, наконец, рассказ о фактах и событиях истории.

Это изучение уже ясно установило, что народ Израиля особенным образом превосходит другие народы Востока в умении правильно писать историю, как в том, что касается древности, так и в том, что касается верной передачи событий; и без сомнения, этой прерогативой он обязан Божественному вдохновению и особой религиозной цели Библейской истории.

(202, 3830) Тем не менее, никто, обладающий верным понятием о Библейской духновенности, не удивится, обнаружив у священнописателей, как и у всех древних, некоторые приемы изложения и рассказа, некоторые особенности, свойственные семитским языкам, неточности, преувеличения, а иногда даже парадоксы, предназначенные для того, чтобы более твердо запечатлеть [описываемое] в уме. В самом деле, из всех способов выражения, которые использовал человеческий язык для выражения мысли у древних народов, особенно восточных, ни один не чужд Священным Книгам, лишь бы только используемый жанр ни в чем не противоречил ни святости, ни Истине Божией; это уже отметил «ангельский» Учитель (св. Фома Аквинский) в своей мудрости, когда сказал: «В Писании Божественное передано нам тем способом, какой люди имели обычай использовать»⁸⁶.

Так же, как Слово, единосущное Богу, сделалось подобным людям во всем, «кроме греха» [Евр 4, 15], так и слова Божии, выраженные человеческим языком, подобны человеческому языку во всем, кроме ошибки. В этом – благосклонность Божественного Провидения, которую св. Иоанн Златоуст дивно превознес, многократно утверждая, что она присутствует в Священных Книгах⁸⁷.

Поэтому, чтобы должным образом ответить на сегодняшние потребности библейских исследований, пусть католический толкователь, говоря о Священном Писании, доказывая и отстаивая его абсолютную безошибочность, осторожно пользуется этим средством; пусть он изучит, как [тот или иной] способ выражения или литературный жанр, использованный агиографом, может привести к истинному и точному толкованию; и пусть он убедится, что не может пренебречь этой частью своей задачи, не нанеся огромного ущерба католическому экзегезису.

И действительно, в тех случаях, когда некоторые с удовольствием замечают, что авторы Священных Книг уклоняются от исторической правды или сообщают нечто с неточностью, нередко оказывается, что речь идет только о способах выражения или повествования, обычных для древних, которые люди постоянно использовали при взаимном общении и которые употреблялись повсеместно и законно. Поэтому справедливость требует, чтобы, когда мы встречаем подобные выражения в Божественном языке, который ради людей выражает себя в человеческих словах, мы встречали их и в повседневном употреблении. Благодаря познанию и верной оценке обычных способов выражения и письма у древних, многие возражения, высказанные против истинности и исторической ценности Священных Книг, могут быть сняты. Кроме того, это изучение одновременно приведет к более полному и более ясному раскрытию мысли Священного Автора.

(16 января 1948 г.)

Это письмо, строго говоря, не является декретом, но представляет собой важное дополнение к некоторым принципам, провозглашенным в Divino afflante Spiritu [ХВ 200], и содержит объяснение предшествующих решений Комиссии.

(203, 3863) В том, что касается создания Пятикнижия, уже в вышеупомянутом декрете от 27 июня 1906 г.⁸⁸ Библейская комиссия считала возможным утверждать, что Моисей, «чтобы создать свой труд, воспользовался письменными документами или устными преданиями», и таким образом признать изменения и добавления, произошедшие после Моисея. Сегодня уже не осталось людей, которые бы ставили под сомнение существование этих источников и не признавали бы постепенного развития Моисеевых законов под влиянием социальных и религиозных условий последующих эпох, развития, которое проявляется также в исторических рассказах... Мы призываем католических ученых изучать эти проблемы непредвзято, в свете здоровой критики и используя результаты других наук, заинтересованных в этих вопросах, а подобное изучение, без сомнения, установит большой вклад и глубокое влияние Моисея как автора и законодателя.

(3864) Проблема литературных форм первых одиннадцати глав Книги Бытия гораздо более сложна и неясна. Эти литературные формы не соответствуют ни одной из наших классических категорий, и о них нельзя судить с точки зрения греко-латинских или современных литературных жанров. Поэтому нельзя ни утверждать, ни отрицать их историчности в целом, не применив к ним, таким образом, норм литературного жанра, к которому они не могут быть причислены. Если мы согласимся не видеть в этих главах историю в классическом и современном смысле, то следует также признать, что нынешние научные данные не позволяют дать положительного ответа на все проблемы, которые они ставят.

Первейшая задача, которая стоит перед научным толкованием, заключается, прежде всего, во внимательном изучении всех литературных, научных, исторических, культурных и религиозных проблем, связанных с этими главами; затем следовало бы подробно изучить литературные приемы древних восточных народов, их психологию, их манеру выражения и само их понятие об исторической истине; одним словом, нужно было бы непредвзято обобщить весь материал палеонтологической и исторической, эпиграфической и филологической наук. Только так можно надеяться более ясно увидеть истинную природу некоторых рассказов первых глав Бытия. Заявлять a priori, что их тексты не содержат истории в современном смысле слова, значило бы слишком легко привести к мнению, что они не содержат ее ни в каком смысле, тогда как они простым и образным языком, приспособленным к умам менее развитого человечества, доносят основополагающие истины Домостроительства спасения и вместе с тем народное представление о происхождении рода человеческого и избранного народа.

(12 августа 1950 г.)

Папа подтверждает здесь правила толкования Писания: его должно читать в согласии с Преданием и в Предании Церкви. Иначе понять безошибочность Писания невозможно.

[Нормы для объяснения безошибочности Писания]

(204, 3887) Действительно, некоторые дерзают извращать смысл определения Ватиканского Собора, провозглашающего Бога Автором Писаний, присоединяясь таким образом к неоднократно осужденному мнению, согласно которому безошибочность Писания в том, что касается Бога, распространяется только на мораль и религию. Более того, они несправедливо говорят о человеческом смысле Священных Книг, под которым якобы скрыт смысл Божественный, единственно непогрешимый. В толковании Писания они совершенно не хотят, чтобы учитывалась аналогия веры и Предания Церкви; так что пришлось бы скорее свести учение святых Отцов и Учительство к смыслу Писаний, толкуемому экзегетами чисто по-человечески, чем разъяснять Священное Писание согласно духу Церкви, которую Господь наш Христос учредил хранительницей и толковательницей всего залога Истины, явленной в Божественном Откровении.

[Комментарий к Посланию Библейской комиссии кардиналу Сюару]⁹⁰

(205, 3898) Особенно следует сожалеть о некоторой слишком свободной манере толковать исторические Книги Ветхого Завета. Сторонники этой системы безосновательно ссылаются на недавнее послание Папской Комиссии по изучению Библии Архиепископу Парижскому [ХВ 203]. Действительна это послание ясно уведомляет, что первые одиннадцать глав Бытия, хоть они и не отвечают строго понятию истории, которого придерживались великие греческие и латинские историки или придерживаются Учители нашего времени, тем не менее, они в истинном смысле, который толкователям еще предстоит исследовать и установить, принадлежат к историческому жанру. Эти же главы, простым и образным стилем, более подходившим для ментальности не слишком развитого народа, доносят основополагающие истины, на которых покоятся поиски нашего вечного спасения; они по-народному описывают происхождение рода человеческого и избранного народа. (3899) Если древние агиографы и взяли что-то из народных рассказов (с чем можно согласиться), не нужно никогда забывать, что они сделали это при содействии Божественного вдохновения, которое хранило их от всякой ошибки при выборе и использовании этих документов. Поэтому никоим образом нельзя ставить народные рассказы, собранные в Священных Книгах, на тот же план, что мифы и т. п., являющиеся скорее плодом воображения, чем стремлением к истине и простоте, которыми столь сильно отмечены Священные Книги даже Ветхого Завета, и наших агиографов следует ставить гораздо выше профанных авторов древности.

(21 августа 1964 г.)

Эта инструкция указывает на ценность исторического метода, который находится в распоряжении толкователей [ХВ 205/1]. Она отличает возможные преимущества немецкого метода Formgeschichte, а также его ограниченность тогда, когда этот метод отягощен некоторыми предрассудками. [ХВ 205/1]. Formgeschichte, поясненный Германом Гункелем (1862–1932), Мартином Дибелиусом (1883–1947) и Рудольфом Бультманом (род. в 1884), – метод толкования Книг Ветхого и Нового Завета, особенно Евангелий, путем генетического объяснения их создания. Каким образом устное предание было зафиксировано письменно? Метод Бультмана выделяет литературные «единицы» (произведения), «формы», по которым он пытается определить среду происхождения и передачи.

Затем текст рассматривает три этапа создания Евангелий: пророчество Христа и первые свидетели [ХВ 205/3], пророчество Апостолов и издание письменных памятников [ХВ 205/4], редакция Евангелий священными авторами [ХВ 205/5].

[Работа толкователя]

(205/1) 1. Католический толкователь должен, под водительством Церкви, пользоваться трудами толкователей, предшествовавших ему, а особенно святых Отцов и Учителей Церкви, всем, что они внесли в понимание Священного текста, и он должен также продолжать их труды ради новых достижений и открытий.

Чтобы постичь немеркнущую истину и авторитет Евангелий, он должен придерживаться норм рациональной и католической герменевтики, тщательно использовать новые средства, которыми располагает экзегезис, особенно те, что приносит исторический метод, понимаемый в самом широком смысле слова. Этот метод подвергает источники самому скрупулезному анализу, определяет их природу и ценность, пользуется результатами, достигнутыми текстуальной критикой, литературной критикой и знанием языков. Толкователь должен стараться относить к себе предупреждение блаженной памяти (3899) папы Пия XII, который предписывает ему «с осторожностью искать ...каким образом манера выражения или литературный жанр, использованные агиографом, приводят к истинному и точному толкованию, и помнить о том, что ему нельзя пренебрегать этой стороной своей задачи, не нанося серьезного ущерба католическому толкованию [ХВ 202]. Это предупреждение блаженной памяти папы Пия XII выражает общее правило герменевтики, которое должно служить для разъяснения текстов как Ветхого, так и Нового Завета, принимая во внимание, что священнописатели, создавая свои труды, пользовались тем образом мыслей и выражения их, какой был в ходу у их современников. Иначе говоря, толкователь должен использовать все средства, дающие ему возможность глубже проникнуть в природу Евангельского свидетельства, в религиозную жизнь ранней Церкви, в смысл и ценность Апостольского предания.

(205/2, 3999 а) Когда предоставляется случай, толкователь может попытаться найти здравые элементы в «методе истории форм» и законно пользоваться им ради более полного постижения Евангелия. Однако пусть он будет осторожен, потому что часто случается, что к этому методу примешиваются философские и богословские принципы, которые следует отвергать; поскольку они нередко искажают как сам метод, так и выводы литературного порядка. Действительно, некоторые адепты этого метода, введенные в заблуждение рационалистическими предрассудками, отказываются признать существование сверхъестественного порядка, вмешательство личного Бога в мир в форме Откровения в собственном смысле, существование, а также и возможность чудес и пророчеств. Другие исходят из ложного понятия веры, как если бы этой вере и дела не было до исторической правды или как если бы она не могла быть согласна с этой правдой. Другие a priori отрицают исторический характер и ценность текстов Откровения. Иные же, наконец, принижают авторитет Апостолов как свидетелей Христа и роль и влияние тех же Апостолов в раннехристианской общине, всячески превознося творческую мощь этой общины. Все эти позиции не только противны католическому учению, но и научно необоснованны и чужды истинному принципу исторического метода.

[Три этапа формирования Евангелий]

(205/3, 3999 b) 2. Чтобы должным образом установить достоверность того, о чем сообщают Евангелия, толкователь должен обратить все свое внимание на три этапа передачи, посредством которой Учение и жизнь Иисуса дошли до нас.

Господь Христос взял Себе учеников, которых Сам избрал [ср. Мк 3, 14; Лк 6, 13], которые следовали за Ним с самого начала [ср. Лк 1, 2; Деян 1, 21–22], видели Его дела, слышали Его слова, и таким образом смогли стать свидетелями Его жизни и Учения [ср. Лк 24, 48; Ин 15, 27; Деян 1,8; 10, 39; 13, 31]. Когда Господь излагал Свое Учение устно, Он следовал образу мыслей и речи, свойственным Его времени. Так, Он примерялся к ментальности Своих слушателей и выражался так, чтобы Его наставления глубже запечатлевались в умах учеников и легко сохранялись в их памяти. Ученики хорошо поняли чудеса и другие события жизни Иисуса как факты, совершенные так и в таком порядке, что люди благодаря им уверовали во Христа и в вере приняли Учение о спасении.

(205/4, 3999 c) Апостолы проповедовали прежде всего смерть и Воскресение Господа, свидетельствуя об Иисусе [ср. Лк 24, 44–48; Деян 2, 32; 3, 15; 5, 30–32], и верно изложили Его жизнь и слова [ср. Деян 10, 36–41], учитывая в своей манере проповедовать [ср. Деян 13, 16–41 и Деян 17, 22–31] условия, в которых находились их слушатели. После того как Иисус воскрес из мертвых и Его Божественность была ясно постигнута (ср. Деян 2, 36; Ин 20, 28], вера не то что не исказила воспоминание о событиях, но, напротив, утвердила это воспоминание, потому что опиралась на то, что Иисус сделал и чему учил [ср. Деян 2, 22; 10, 37–39]. И подобным образом поклонение, которое ученики с тех пор воздавали Иисусу как Господу и Сыну Божию, также не сделало Его «мифической» личностью и не исказило Его Учение. Разумеется, не следует отрицать, что Апостолы передали слушателям то, что Господь реально сказал и сделал, уже с более полным пониманием, которого они достигли, будучи научены славными событиями жизни Христа и светом Духа Истины [ср. Ин 2, 22; 12, 16; 11, 51–52; 14, 26; 16, 12–13; 7, 39]. Отсюда следует, что как Сам Иисус после Своего Воскресения «разъяснял им» [Лк 24, 27] как слова Ветхого Завета, так и Свои Собственные слова [ср. Лк 24, 44–45; Деян 1,3], так и они разъясняли слова и действия Господа – как это отвечало запросам слушателей. «Постоянно пребывая в служении слова» [Деян 6,4], они проповедовали, принимая различные способы выражения, выбирая те, что подходили для их целей и соответствовали расположению слушателей: ибо они сознавали себя должными всем, «и Еллинам, и варварам, мудрецам и невеждам» [Рим 1, 14; ср. 1Кор 9, 19–23]. Разные способы выражения, которые использовали те, кто возвещал о Христе, следует тщательно изучать и различать: катехезу, доксологии, молитвы и другие литературные формы такого рода, которые Священное Писание и люди того времени имели обычай использовать.

(205/5, 3999 d) Эту первоначальную проповедь, передаваемую сначала устно, а затем записанную – ибо вскоре многие озаботились тем, чтобы «составлять повествования о событиях» [Лк 1, 1], касавшихся Господа Иисуса, – священнописатели записали в четырех Евангелиях ради блага Церквей, согласно методу, пригодному для цели, которую каждый себе ставил. Из множества переданных элементов они выбрали немногие, другие же обобщили, иные развили. Во всяком случае, они постарались донести до своих читателей достоверность слов, которыми были научены [ср. Лк 1, 4]. Действительно, священнописатели в основном выбирали из всего, что восприняли, то, что было наиболее полезно и отвечало разным условиям, в которых находились верующие, и рассказывали это таким образом, какой соответствовал как этим условиям, так и цели, которую они себе ставили. Поскольку смысл высказывания зависит от контекста, то евангелисты, сообщая слова и действия Спасителя, толковали их для пользы читателей, одно в одном контексте, другое – в другом. Вот почему толкователь должен искать, каково было намерение евангелиста, когда тот передавал слово или факт каким-то особым образом, помещая их в определенный контекст. То, что евангелисты передавали слова и действия Господа по-разному⁹¹ и что они отражали эти высказывания не буквально, а различным образом, сохраняя при этом их значение⁹², не противоречит истине.

Как говорит св. Августин: «Очень вероятно, что каждый из евангелистов верил в свой долг расположить свое повествование в том порядке, в каком Бог вызывал в его памяти воспоминания о том, что он рассказывал, во всяком случае в тех вопросах, где тот или иной порядок, который он им придавал, никак не снижал авторитета и истинности Евангелия. Потому Дух, Который раздает дары Свои каждому особо, как Ему угодно [1Кор 12, 11], и Который, безо всякого сомнения, управляет и руководит духом святых для того, чтобы составить Книги, имеющие быть помещенными на такой уровень авторитета, позволил тогда, когда они собирали все, что собирались записать, чтобы каждый расположил повествование по-своему и чтобы все те, кто будет изучать этот вопрос с тщанием и набожностью, смогли с Божией помощью найти ответ»⁹³. Из новых исследований вытекает, что Учение и жизнь Иисуса были не просто переданы с единственной целью сохранить о них память, но что они были «проповеданы», чтобы дать Церкви основание веры и нравов. С этих пор толкователь, неустанно изучающий свидетельство евангелистов, должен быть способен более глубоко прояснить непреходящую богословскую ценность Евангелий и сделать более явным то, насколько их толкование Церковью необходимо и важно.

4-я сессия (14 сентября – 7 декабря 1965 г.)

(18 ноября 1965 г.)

После рассмотрения самого Откровения, которому посвящена первая глава [ХВ 143/1–143/4], Конституция особо обращает внимание на то, что Откровение было передано Апостолами и епископами, их последователями. Проповедь Апостолов, это «переложение» Послания людьми эпохи или окружения Апостолов, была передана епископам для сохранения до конца веков [ХВ 205/6]. Но это Предание не неподвижно, оно может познать качественное развитие, влекущее его к полноте Божественной истины [ХВ 205/7]. Тем не менее, оно не включается в число Писаний. Скорее, речь идет о единстве происхождения и взаимосвязях Писания и Предания [ХВ 205/8].

Вслед за папой Пием XII [ХВ 201–202] Конституция повторяет, что для толкования Писания разные литературные жанры, которые его составляют, должны рассматриваться «как тексты, по-разному исторические». С помощью критического и научного толкования, ценность которого вновь признана, рассмотрение единства содержания всего Писания, проявляющееся в живом Предании и посредством сочетаемости различных его истин, позволяет постичь более глубокий смысл, судить о котором надлежит Церкви [ХВ 205/9].

Относительно Нового Завета, превосходство которого провозглашено, вновь повторено, что Евангелия происходят от Апостолов, поскольку являются либо проповедью их самих, либо переданы ими или окружающими их людьми [ХВ 205/10]. Документ, переработанный по инициативе Павла VI, утверждает затем, что Церковь всегда верила в историчность Евангелий [ХВ 205/11], и в Инструкции Библейской комиссии [ХВ 205/5] объясняет, что под этим подразумевается.

Глава 2: О передаче Божественного Откровения

[О преемниках Апостолов]

(205/6, 4357) 7. По Своей великой благости Бог решил, что Откровение, данное Им для спасения всех народов, должно навеки сохраниться во всей своей полноте и передаваться всем поколениям. Поэтому Христос Господь, в Котором завершилось все Откровение Всевышнего Бога [ср. 2Кор 1, 20 и 3, 16–4, 6], заповедал Апостолам, чтобы Евангелие, прежде обещанное через Пророков, Им исполненное и Его устами провозглашенное как источник всякой спасительной истины и всякого нравственного правила, они проповедовали всем⁹⁵, сообщая им Божественные дары. Это было верно исполнено – как Апостолами, которые в устной проповеди, примерами и установлениями передали то, что они либо приняли из уст, бесед и дел Христовых, либо узнали по внушению Святого Духа, так и теми Апостолами и апостольскими мужами, которые по вдохновению Святого Духа записали спасительную весть⁹⁶.

Для того чтобы Евангелие постоянно сохранялось в Церкви целостным и живым, Апостолы оставили своими преемниками епископов, передав им «свою учительскую должность»⁹⁷. Итак, Священное Предание и Священное Писание обоих Заветов являются как бы зеркалом, в котором Церковь, странствующая в мире, созерцает Бога, от Которого она все получает, пока не придет к Нему, чтобы увидеть Его лицом к Лицу, как Он есть [ср. 1Ин 3, 2].

[О Предании]

(205/7, 4358) 8. Итак, апостольская проповедь, особым образом выраженная в Боговдохновенных Книгах, должна была сохраняться через непрерывное преемство до скончания века. Поэтому Апостолы, передавая то, что они сами приняли, призывают верующих держаться преданий, которым они были научены или через слово, или через послание [ср. 2Фес 2, 15], и подвизаться за веру, однажды им переданную [ср. Евр З]⁹⁸. Переданное Апостолами объемлет все то, что помогает Народу Божию вести святую жизнь и умножать веру; и таким образом Церковь в своем учении, жизни и богослужении непрерывно сохраняет и передает всем поколениям все то, чем она является, все то, во что она верует.

(4359) Это Апостольское Предание развивается в Церкви при содействии Святого Духа [ХВ 103, 453], ибо возрастает понимание предметов и слов Предания – возрастает и через созерцание и исследование, осуществляемое верующими, слагающими все это в сердце [ср. Лк 2, 19 и 51], и через глубокое постижение переживаемой ими духовной реальности, и через проповедь тех, кто с епископским преемством принял достоверный благодатный дар истины. Так Церковь на протяжении веков непрестанно устремляется к полноте Божественной Истины, пока в ней Самой не исполнятся слова Божии.

(4360) Изречения святых Отцов свидетельствуют о животворящем присутствии этого Предания, богатства которого изливаются в деятельность и жизнь верующей и молящейся Церкви. В том же Предании Писание в ней понимается глубже и непрерывно становится действенным. Так, Бог, говоривший в древности, непрестанно беседует с Невестой Возлюбленного Своего Сына, и Святой Дух, через Которого Он вводит верующих в полноту истины, обильно вселяет в них Слово Христово [ср. Кол 3, 16].

[Связь Священного Предания и Священного Писания]

(205/8, 4361) 9. Итак, Священное Предание и Священное Писание тесно связаны и взаимно сообщаются друг с другом: ведь оба они, проистекая из одного и того же Божественного источника, некоторым образом сливаются воедино и устремляются к одной и той же цели. Ибо Священное Писание есть Слово Божие, так, как оно записано под вдохновением Духа Божия; а Слово Божие, вверенное Христом Господом и Святым Духом Апостолам, в целости препоручается Священным Преданием их преемникам, чтобы они, озаренные Духом Истины, своею проповедью верно его хранили, излагали и распространяли. В силу этого Церковь черпает свою уверенность относительно всего того, что было дано в Откровении, не из одного только Священного Писания. Поэтому и то, и другое следует принимать и почитать с одинаково благоговейной любовью и преклонением [ХВ 148–149].

Глава 3: О Богодухновенности Священного Писания и его толковании

[Толкование Священного Писания]

(205/9, 4366) 12. Поскольку же Бог говорил в Священном Писании через людей и по человечеству⁹⁹, то толкователь Священного Писания, дабы уяснить, что Бог хотел нам сообщить, должен внимательно исследовать, что священнописатели в действительности намеревались сказать и что Богу было угодно открыть нам через их слова.

Чтобы выяснить намерение священнописателей, нужно, кроме всего прочего, принимать во внимание и «литературный жанр».

Действительно, истина излагается и выражается по-разному и различными способами в текстах исторических, пророческих, поэтических или в других «речевых жанрах». Поэтому нужно, чтобы толкователь исследовал смысл, который священнописатель хотел выразить и выразил в определенных обстоятельствах, соответственно условиям своего времени и своей культуры, посредством употреблявшихся в его время литературных жанров¹⁰⁰. Ведь для правильного понимания того, что священнописатель хотел утверждать своим писанием, нужно обратить должное внимание как на привычные, прирожденные способы восприятия, изъяснения и повествования, бытовавшие во времена агиографа, так и на те, что в ту эпоху повсеместно употреблялись в общении людей друг с другом [ХВ 201–202].

(4367) Но, так как Священное Писание надлежит читать и толковать при помощи того же Духа, под воздействием Которого оно было написано¹⁰¹, для верного толкования смысла священных текстов нужно не менее усердно обращать внимание на содержание и единство всего Писания, учитывая живое Предание всей Церкви и согласие веры. Задача же экзегетов – согласно этим нормам способствовать более глубокому пониманию и изложению смысла Священного Писания, чтобы благодаря этому изучению, в некотором смысле подготовительному, вызревало суждение Церкви. Ибо все, что было сказано о толковании Писания, в конечном счете подлежит суждению Церкви, которая исполняет Божественное поручение и служение: хранить и толковать Слово Божие [ХВ 157].

Глава 5: О Новом Завете

[О происхождении Апостольских Евангелий]

(205/10, 4373) 18. Общеизвестно, что из всех Писаний, даже Нового Завета, справедливо выделяются Евангелия, поскольку они представляют собою главное свидетельство о жизни и Учении Воплотившегося Слова, Спасителя нашего.

Церковь всегда и всюду считала и считает, что четыре Евангелия имеют Апостольское происхождение. Ибо то, что Апостолы проповедовали по поручению Христа, они сами и их сподвижники впоследствии под вдохновением Святого Духа передали нам в Писаниях как основание веры, то есть Четвероевангелие от Матфея, Марка, Луки и Иоанна¹⁰².

[Об их историческом характере]

(205/11, 4374) 19. Святая Матерь наша Церковь твердо и с исключительным постоянством держалась и держится того, что перечисленные четыре Евангелия, историчность которых она безоговорочно удостоверяет, верно передают то, что Иисус, Сын Божий, живя среди людей, действительно совершил и преподал ради их вечного спасения вплоть до того дня, когда Он был вознесен [ср. Деян 1, 1–2]. То, что Господь говорил и делал, Апостолы после Его Вознесения передали своим слушателям с тем более полным разумением, которым они обладали, будучи наставлены славными событиями жизни Христа и научены светом Духа Истины [ср. Ин 14, 26; 16, 13], [Ин 2, 22; 12, 16; ср. 14, 26; 16, 12–13; 7, 39]. Священнописатели составили четыре Евангелия, частично отбирая из обширного запаса устного или уже письменного Предания, частично прибегая к краткому пересказу либо объяснению, обусловленному состоянием Церквей, или же сохраняя, наконец, форму провозвествования – но всегда таким образом, чтобы сообщить нам о Христе вещи истинные и подлинные [ХВ 205/5]. Ибо они, обращаясь и к своей собственной памяти и воспоминаниям, и к свидетельству тех, кто с самого начала был очевидцем и служителем Слова, написали это для того, чтобы мы познали истину тех слов, в которых были наставлены [ср. Лк 1, 2–4].