Первый период

Просветители Армении. Мучения и заключение св. Григория. Свв. мученицы Рипсимия в Гайания. Освобождение св. Григория. Проповедь св. Григория в ее быстрый успех. Крещение армян. Труды Григория no утверждению христианства в Армении и устроению армянской церкви

Просветителями армян были св. Григорий Парфянин и ц. Тиридат III (302–344). Оба они были из одного рода аршакидов, но принадлежали к двум враждебным его отраслям. Отец Григория жил сначала в Персии, но потом, подкупленный персами, переселился в Армению, и здесь, улучив удобный случай, убил ненавистного персам армян. царя Хозроя II (287 г.) Убийца за свое преступление поплатился жизнию, семья его была перебита, но малолетний Григорий был укрыт своей няней – христианкой и тайно отведен на ее родину в Кесарию – Каппадокийскую. Здесь он был воспитан в христианской вере и сделался христианином. Между тем персы завяли Армению, a юный наследник армянского престола Тиридат бежал ко двору импер. Диоклетиана. В 297 году имп. Диоклетиан провозгласил Тиридата армянским царем и, снабдив отрядом войска, предоставил ему выручать отеческий престол из рук персов. Тогда к Тиридату присоединилось несколько армянских патриотов и в числе их был Григорий. Григорий был уже женат и имел двух сыновей; но узнав о провозглашении Тиридата царем, оставил семью и решился идти к Тиридату, чтобы верной службой ему загладить родительский грех против его отца. Борьба Тиридата за отеческий престол была продолжительна. Во время этой войны Григорий оказал Тиридату много важных услуг и сделался одним из его приближенных. В 302 году Тиридат, наконец, утвердился на престоле. Но в первый же год его царствования (303), когда в Римской империи начались гонения на христиан, открылось, что приближенный царя Григорий – христианин. Как вассал императора, Тиридат стал убеждать Григория отказаться от христианства, подвергал его заключению в тюрьму; во когда ничто не действовало, подвергнул его пыткам. Наконец царю донесли, что Григорий – сын убийцы его отца. Тогда Тиридат приказал бросить его навсегда в глубокий колодезь в одном замке.

Но около 316 года несколько знатных римских христианин, избегая преследования со стороны развратных римских правителей, бежали в Великую Армению и укрылись здесь в пустых виноградниках вблизи г. Вагаршапата. Христианки эти были: св. девица Рипсимия с несколькими подругами и воспитательница ее св. Гайания. Рипсимия, по словам предания, была царского рода и необыкновенной красоты. Пребывание христианок скоро было замечено и само ли собой, или на основании каких-либо предшествовавших данных, только в народе сейчас же сложилась целая история об этих иностранках. Стали говорить, что самая красивая девица – невеста римского императора; она отвергла предложение сделаться его женой и бежала в Армению. Этот слух дошел до Тиридата и он, заинтересовавшись «невестой императора», приказал привести ее во дворец. Когда св. Рипсимия предстала пред Тиридатом, он был поражен ее красотой, возгорелся к ней любовью и, пользуясь ее беззащитностью, хотел употребить над ней насилие. Но Бог не оставил св. Рипсимию и, давши ей необыкновенную силу, защитил от поругания. Св. Рипсимия, ее наставница св. Гайания и прочие спутницы в следующую же ночь все были преданы смертной казни. Казнь невинных христианок в такую пору, когда само римское правительство отказалось от гонений на христиан, притом же казнь из-за грубых животных побуждений преследовала Тиридата. Он начал раскаиваться и сильно тосковал. Когда, спустя некоторое время, он отправился развлечься охотой, наказание Божие постигло его: он упал с колесницы, начал кататься по земле и, хрюкая подобно свинье, стал рыть лицом землю и щипать траву. Он сошел с ума. По словам предания, самый вид Тиридата переменился на вид свиньи. Подобное ее наказание будто бы постигло царскую семью, придворных и многих жителей города. Тогда вспомнили мужественного исповедника Божия св. Григория. Григорий был освобожден и, при большом стечении народа, приведен в Вагаршапат. «Бес, владевший царем, привел его пред св. Григория». Больные вельможи также устремились к нему. Григорий, помолившись, возвратил всем разум. Тогда царь и вельможи пали к ногам его и умоляли простить им то зло, какое они ему причинили. Григорий же призывал их к познанию истинного Бога. После того Григорий собрал непогребенные еще тела св. мучениц, обвернул каждое тело в разорванное его платье и перевес в то место в винограднике, которое служило убежищем для св. женщин. Здесь он проводил ночи в молитве, а дни в проподоведовании собиравшимся к нему царю, вельможам и народу. Все охотно слушали проповедь св. Григория. Армяне видели, что уже все принимают христианство, что их же единоплеменники в Верхней Месопотамии уже более двух веков были христианами, а те, что жили в Киликии, Каппадокии, Малой Армении, Понте, постепенно становились ими. Сознание этой очевидности еще больше открывало души армян Вел. Армении для восприятия проповеди св. Григория. Особенно сильно подействовал на армян рассказ св. Григория о чудесном видении, которое было ему в бодрственном состоянии ночью. Он говорил, что в полночь, когда бывшие возле него люди спали, а он размышлял о бесконечном милосердии Божием, вдруг раздался сильный раскат грома, разверзлось небо и сошел человек, блистающий светом. «Он позвал меня по имени», говорил Григорий, «и я, взглянув, увидел лицо его. Устрашенный и трепещущий я упал на землю; но он сказал мне: «Смотри вверх и созерцай все чудеса, которые я покажу тебе.“ И я, взглянув, видел отверстное небо и воды, что выше твердя, разделенные и как обрывы и скалы нагроможденные со всех сторон и настолько высокие, что глаз не мог достигнуть до вершины. И свет, разлившись по ним, нисходил до земли, а вместе с светом и бесчисленные сонмы людей блистающих и крылатых». После всех сошел человек с грозным лицом, держа в руке огромный золотой молот. «Он спустился до земли в средине города и ударил в толстую кору неизмеримой земли так, что удар отдался в пропастях преисподней в вся земля, доколе мог охватить взор, сделалась гладкой как раввина». В тоже время Григорий увидел обширный золотой пьедестал, на котором возвышался огромный огненный столб, с облачной капителью, увенчанный светящимся крестом. Три другие пьедестала цвета крови, с облачными колоннами, огненными капителями и крестами стояли один на месте, где была замучена Гайания с двумя спутницами, другой – там, где была замучена Рипсимия с 33 подругами, третий – на месте выжимания винограда, где было пристанище св. женщин. Над крестами этих четырех колонн соединялись удивительные арки, и на этих арках было чудной красоты здание, с облачным куполом в виде шатра. Наверху здания стоял огненный престол, на котором возвышался крест Господень. И обильный источник бил ключом, тек и разливался по всей равнине. Григорий рассказал, как явившийся ему ангел объяснил это видение. «Образ человеческий, сказал ангел, есть Господь; здание, увенчанное крестом, означает вселенскую церковь, пребывающую под охраною креста, ибо на кресте умер Сын Божий. Место это должно сделаться местом молитвы. Огненный столб и источник знаменуют божественное крещение, которое истекает из вселенской церкви для возрождения человечества. – Повергнись пред благодатью, которую явил тебе Бог, – сказал ангел, – и воздвигни здесь церковь».

Св. Григорий предложил армянам пока воздвигнуть часовни-усыпальницы для св. мучениц. Народ усердно принялся за работу; трудились не только мужчины, но и женщины. Даже сам царь, получивший по молитве св. Григория полное исцеление, с своим семейством принимал деятельное участие в общей работе. Скоро воздвигнуты были три часовни, в которых Григорий и похоронил тела св. мучениц. Место, где явилось видение, было названо Шохакат, т. е. «место разлития света» или Эчмиадзин, что значит «сошествие Единородного». Здесь Григорий положил основание церкви, а впоследствии и устроил самую церковь Эчмиадзин.

Вслед за тем началось разрушение языческих храмов. Сам царь, в сопровождении сильного отряда войска, ходил с Григорием по городам и разрушал капища. Народ при виде проповедника, на стороне которого стояла государственная власть, большею частью не противился ниспровержению кумиров и разрушению храмов, а иногда даже сам помогал правительству в деле разрушения. Но жрецы крепко защищали свое достояние и своих богов. Храмы приходилось осаждать и брать приступом как крепости. Имущества разрушенных храмов, их многочисленные богатства раздавались бедным и нищим или отбирались в казну на дело утверждения новой веры. Вместо разрушенных капищ «Григорий везде воздвигал знамение креста; он ставил кресты на перекрестках, на площадях и в начале улиц; во всех городах, местечках и селах он назначал место для церкви, но не полагал самого основания и не воздвигал алтаря во имя Божие, потому что еще не был облечен саном священства; он только окружал выбранные места стенами и ставил кресты».

Наконец Тиридат созвал (в 317 или 318 г.) в Вагаршапат начальников и предводителей армянского народа, и здесь, уже с общего согласия, решено было обратить армянский народ в христианство, а Григория призвать духовным руководителем и учителем веры. Тогда составлена была пышная депутация из главных сатрапов и князей страны и отправлена вместе с Григорием в Кесарию-Каппадокийскую к архиепископу Леонтию для посвящения Григория в епископа. Почему выбрана была в этом случае Кесария? – Вероятно просто потому, что сам Григорий принадлежал к кесарие-каппадокийской церкви; Кесария была издавна знакома ему; она была вторым его отечеством. Тиридат снабдил депутацию богатыми дарами для соседних церквей и особым письмом к архиепископу Леонтию. Архиепископ Леонтий исполнил просьбу армян, созвал собор местных епископов и вместе с ними «возложил на Григория руки со св. Евангелием». Армянские историки говорят, что по просьбе Григория Леонтий дал ему половину мощей св. Иоанна Предтечи и присоединил еще мощи священномученика Афиногена, епископа севастийского, замученного при Диоклетиане.

Возвратившись в Армению, Григорий думал было уже приступить к крещению армян, но так как в округе, Тароне оставалось еще два храма, в которых приносились жертвы индийским идолам, то отправился туда, чтобы разрушить их. Разрушить эти храмы оказалось не легко. Храмы индийских богов владели громадными сокровищами, многими значительными селами и обширными пастбищами. Сословие, жрецов, находившихся при этих храмах, составляло из себя как бы государство в государстве и находилось к царю в таких же вассальных отношениях, как армянские князья. Влияние этого сословия в Тароне было значительно, и Григорий имел уважительные причины как можно скорее разрушить эту твердыню язычества. После упорной борьбы жрецы были побеждены, храмы были разрушены и на их месте заложена церковь во имя св. Иоанна Крестителя, которую Фавст Византийский называет матерью армянских церквей. Тогда же были крещены армянские князья, сопровождавшие Григория в Кесарию, и многие из местных жителей. Продолжив путь, Григорий наконец прибыл к подошве горы Небат, в Араратской области. Здесь встретил его Тиридат с своим семейством и множеством народа. В назначенный день сам царь и масса народа собрались на реку Евфрат и крестились.

После того св. Григорий, путешествуя по стране, в живой и одушевленной беседе проповедовал слово Божие, крестил желавших принять христианство и строил церкви. Так как в то время у армян не было еще письменности, и совершать богослужение и читать Свящ. Писание возможно было лишь на иностранном языке, греческом или сирийском, то положение св. Григория было трудное. Требовалось исключительно живое слово на армянском языке, нужны были такие пастыри и проповедники, которые бы звали греческий или сирийский язык и в то же время говорили по-армянски. На возвратном пути из Кесарии Григорий, пробыв несколько дней в Севастии, нашел здесь много монахов, готовых идти с ним в Армению; во их оказалось не достаточно. Так как бывшие армянские жрецы, без сомнения, составляли самый образованный класс среди армян, то Григорий не пренебрег их прежним знанием и более искренних из них и преданных христианской вере рукоположил в священные степени и даже поставил епископами. Чтобы приготовить для ближайшего будущего пастырей и проповедников из армян, были устроены школы, набраны мальчики для обучения их греческому и сирийскому языкам и Свящ. Писанию. Некоторых детей Григорий даже воспитывал при себе, под своим личным наблюдением.

В тех же просветительных целях Григорий, по совету св. Леонтия, устроил в Армении несколько монастырей. Первый монастырь был устроен в Таронской области на месте разрушенных храмов индийских божеств, – это известный Глакский монастырь с церковью во имя св. Иоанна Предтечи, матерью армянских церквей. Кроме того «он (Григорий) целыми толпами посылал кеновитов в места населенные и дикие, в поля и на горы, укрывающихся и собирающихся в пещерах». Он сам был примером монахов и старался под своим руководством воспитать строгих подвижников. «Он оставлял Альбина», говорит Агафангел, «человека искреннего и преисполненного любви к Богу, бодрствовать при царском дворе, а сам от времени до времени уходил на горы и показывал собою пример другим. Он брал некоторых из своих учеников из разных монастырей и уходил жить вместе на пустынных горах, скрываясь в гротах и пещерах и вполне довольствуясь употреблением в пищу трав». Нет сомнения, что аскетическая жизнь и строгое подвижничество монахов производили благодетельное действие на армянское население. обращенных укрепляя в новой вере и нравственной жизни, а оставшихся в язычестве располагая к принятию христианства.

Около 325 года Григорий и Тиридат имели свидание с импер. Константином. Это свидание, состоявшееся где-то на Востоке, быть может в Никомидии, имело большое значение для успехов христианства в Армении. Ласковое и почтительное отношение Константина к Тиридату и Григорию и сочувствие в просветительным трудам их сами по себе уже были полезны делу христианства, так как ободряли Григория и Тиридата к продолжению трудов в том же направлении. Но еще полезнее было то, что подданные Тиридата увидели, что образ действий их царя одобряется императором, что теперь против язычества заключен союз между двумя христианскими государями и что следовательно судьба язычества в обоих государствах решена окончательно.

Благодаря трудам св. Григория и его сподвижников и при могущественном содействии царя Тиридата почти вся Армения в короткое время сделалась христианскою. Св. Григорий дал основанной им церкви полное устройство. Он учредил епископские кафедры во всех более важных армянских провинциях, поставил епископов и хорепископов и организовал церковное управление. Число епископий невозможно определить даже приблизительно. У позднейших арм. писателей (Ухтавес X в.) упоминается 30 кафедр, основанных будто бы св. Григорием. Но можно думать, что во времена св. Григория епископских кафедр было больше, потому что, при замечательной раздробленности армянского царства, каждому значительному князю хотелось иметь своего епископа. Поэтому не невозможно, что Григорий во время своего правления поставил более 400 епископов, как говорят арм. историки (Agath. § 158; Oukht. p. 269), конечно включая сюда и хорепископов. Собственная кафедра св. Григория была в Эчмиадзине.

Так как Григорий находился в иерархической зависимости от кесарие-каппадокийского епископа, то, устрояя армянскую церковь, он во всем следовал указаниям матери своей кесарие-каппадокийской церкви. Естественно поэтому, что учение и все церковные порядки введены были в Армении те же самые, что были в Кесарии-Каппадокийской. В эпоху I вселенского собора армянская церковь только что созидалась, поэтому от вея не было представителя на этом соборе, и никейские постановления армянская церковь получила от св. Леонтия кесарийского, бывшего на соборе.

Спустя несколько лет после никейского собора, именно около 334 года, Григорий совершенно отказался от управления церковью и, предоставив полное заведывание церковными делами своему сыну еп. Аристакесу, удалился на гору Себух, в округе Таранаги, в пещеру Мане, где и умер в полной безызвестности. «Так угодно было Божественному Провидению», говорит Моисей Хоренский, «чтобы невежественные народы, недавно обращенные в христианство, не сделали из него предмета поклонения»⁵.

Сыновья cв. Григория Аристакес в Вертанес. Смерть Тиридата. Хозрой III Малый. Неудачная попытка язычества уничтожить христианство в Армении. Перемена в положении арм. церкви с воцарением Тирана. Преемник Вертанеса Иусик. Столкновение Иусика с Тираном. Убиение Иусика в хорепископа Даниила. Парнерзех и его характер. Шагак и царь Аршак III. Возрождение язычества в Армении

После св. Григория армянская церковь продолжала мирно развиваться под управлением его сына Аристакеса (иначе Рестакес, Рсдакес). Судьба ее была обеспечена, пока был жив такой мужественный и авторитетный защитник, как сподвижник св. Григория царь Тиридат. Аристакес управлял армянской церковью 7 лет (384–341). Это был младший сын св. Григория. Оставшись, после поступления отца на службу к Тиридату, на руках своей матери, он воспитывался под ее благочестивым влиянием, рано полюбил уединение и с детства избегал человеческого общества. По достижении совершеннолетия он, по совету одного отшельника, пошел в пустыню и там, «борясь с холодом и зноем и питаясь одной лишь растительной пищею», подвизался до тех пор, пока не был призван помогать отцу. Вступивши в управление армянской церковью, он не изменял образа своей жизни. Будучи сам суровым аскетом, он и от других требовал точного исполнения евангельских заповедей. Но недавние язычники не могли так скоро коренным образом изменить свою жизнь. В 341 году некто князь Архелай подстерег его в округе Цопк и убил, так как не мог простить ему его суровых обличений.

На место Аристакеса вступил его старший брат Вертанес (Вртанес, Урданес). Вертанес, во свидетельству древних историков, представлял в своей жизни образец мудрости и святости. При нем пределы армянской церкви еще больше расширились: последовало обращение агван (кавказские албанцы), который Вертанес дал в епископы своего сына Григориса⁶. На четвертом году правления Вертанеса умер царь Тиридат. Это была великая потеря для армянского христианства и вообще для Армении, так как авторитет Тиридата сдерживал и своеволие высших классов и языческую партию. Говорят, что под конец своей жизни Тиридат стал тяготиться делами управления и время от времени удалялся в уединение. «Он убеждал, – говорит историк, – великих нахараров и все множество народа сделаться действительно Христовыми, дабы дела всех свидетельствовали о их вере». Но вельможи в народ не сразу могли бросить привычки, нажитые в язычестве, и вполне проникнуться христианскими понятиями; и потому они не внимали голосу благочестивого царя, а следовали больше «внушениям своих жен и наложниц». He вынося разлада между нравственными требованиями своей христианской души и окружавшей его жизнию общества, Тиридат намеревался было совсем отказаться от престола, во по просьбе вельмож, обещавших исправиться, управлял Арменией до своей смерти. Народная любовь никак не хотела допустить, чтобы Тиридат мог умереть естественною смертию; поэтому сложилось сказание о насильственной его смерти. Моисей Хоренский так характеризует заслуги Тиридата пред армянской церковью: «Повествуя, – говорит он, – о святом, великом я втором ратоборце, о просвещенном виновнике нашего просвещения, о истинном царе, бывшем со времен Христа, надлежало бы говорить языком дивным и говорить как о сподвижнике, о муже, в строгой жизни равном вашему первопутеводителю и первоначальнику нашего просвещения. Святому Духу угодно было облечь просветителя моего саном иерея и исповедника, прибавлю также и апостола; во за тем царь является равным св. Григорию и в слове и в деле. Скажу даже, что преимущество было на стороне царя: ибо в созерцании Бога и в строгой жизни оба они были равны; во касательно покорения кого-нибудь словом, преимущество дара было на стороне царя: ибо у него вера рука об руку шла с его действиями. Поэтому и называю его первым путем и вторым отцом нашего просвещения»⁷.

Преемником Тиридата, с утверждения римского императора, был сын Тиридата Хозрой III Малый. Это был государь умный и мужественный. В первое время его правления языческая партия пыталась было вернуть старый порядок. Против Вертанеса составили заговор, во главе которого стала жена царя Хозроя. Заговор этот не удался; напротив, около двух тысяч язычников из числа заговорщиков обратились в христианство. Не помогло также и опустошительное нашествие массагетов под предводительством царя Санесана. Нашествие это было ответом на проповедь Григориса, епископа Агвании (Албании), который, ревнуя о распространении христианства, пришел в страну массагетов II убеждал их оставить жизнь грабежом и убийствами и сделаться христианами. Массагеты увидели в проповеди Григориса хитрость армянского царя, который, по их мнению, желает таким путем избавиться от их набегов, они привязали Григориса к хвосту дикой лошади и, пустивши ее, растерзали этого мужественного ревнителя христианства (около 345 г.). Явившись затем в несметном числе в Армению, они сильно опустошили ее. Но хотя с их приходом домашняя языческая партия получала сильную поддержку, тем не менее христианство устояло, массагеты были прогнаны и сам Санесан лишился жизни. He повредило церкви и то, что персы, думая силою вернуть к себе симпатии армян, не раз делали нападение на Армению. Хозрой старался поддержать порядок, созданный его отцом, защитить и церковь и границы; но правление его было непродолжительно: он умер в 353 году после 9-летнего царствовании. Вертавес был добрым советником царя в его патриотических предприятиях. После одного кровопролитного сражения с персами Вертанес поставил законом, чтобы убитые на войне за веру и отечество поминались на литургии.

При преемнике Хозроя Тиране (353–361) положение армянской церкви сразу значительно ухудшилось. Тиран был плохой политик и еще более плохой христианин. Не питая расположения к христианству, он пренебрегал интересами церкви. Между тем вскоре после его воцарения умер опытный руководитель христиан Вертанес (356). Поставленный на его место сын его Иусик, хотя был человек благочестивый, но не имел авторитета. Он был воспитан при царском дворе и находился в близком родстве с Тираном⁸. Это-то родство, по-видимому, больше всего мешало Иусику иметь влияние на царя. Ни царь, ни вельможи не обращали на его увещания никакого внимания. Царь имел несколько жен и жил по язычески, а его вельможи, которые в большинстве случаев и не отставали от своих языческих обычаев, теперь охотно подражали царю. Несправедливость, прелюбодеяния, противоестественные пороки, пролитие неповинной крови, грабительство и полнейшее пренебрежение к бедным – вот пороки, которыми, по словам Фавста Византийского, заражено было высшее армянское общество с царем Тираном во главе. Старое язычество, таившееся некоторое время под тонкой корой христианства, вышло таким образом наружу. Народ, принявший христианство большею частию только наружно, а в действительности остававшийся языческим, теперь в виду примера царя и князей снова спокойно зажил своею прежнею языческою жизнию. В темноте ночи он совершал культ своих прежних богов, предаваясь обычным оргиям. Воздействие церкви было слабо, ибо природных армянских пастырей было еще мало. Только те, кто знал греческий или сирийский язык, могли сознательно участвовать при богослужении; большинство же, по выражению Фавста, не понимало ни слова, ни полслова из того, что ему говорили. По обязанности пастыря Иусик не переставал обличать пороки, но тем только возбуждал против себя царя. Однажды Иусик запретил Тирану входить в церковь. Раздраженный царь приказал вытащить его из церкви и бить палками до того, что он полумертвый остался на месте. Священники подняли его и отнесли в Тордан, где он вскоре и умер (361) после 6-летнего пребывания на кафедре св. Григория.⁹

На место Иусика, по установившемуся обычаю, нужно было поставить потомка св. Григория, и именно одного из сыновей Иусика; но оба его сына вели настолько зазорный образ жизни, что сам отец их не хотел определить их ни на какую церковную должность. Тем не менее после его смерти их посвятили в диаконы, надеясь рано или поздно видеть их патриархами. Полагали, что самое происхождение от св. Григория освящает их и делает достойными быть его преемниками. Избрание на кафедру Григория таких людей, как нельзя более соответствовало при этом и видам самого царя и его вельмож. Избегая опеки со стороны сильных характером архиепископов, Тиран и его единомышленники желали видеть на месте Иусика людей менее взыскательных и более уступчивых. Посвященные насильно сыновья Иусика только срамили свой сан и смущали совесть благочестивых людей. Проживая в патриарших палатах, они сделали их местом отвратительных оргий. Но Бог не долго допускал такое глумление: во время одного пира они оба были убиты молнией. За неимением взрослого потомка св. Григория, решено было временно обратиться в другим. Народный голос требовал поставления на кафедру Григория хорепископа Даниила, отличавшегося святостью жизни и даром чудотворения. Даниил был призван к царю, но решительно отказался от принятия предложенного сана. Он стал обличать царя за убиение Иусика и за множество мерзостей, совершенных в его царстве подданными и самим царем. «Зачем вы забываете Бога, – говорил старец, – вашего Творца, наказания, знамения и чудеса, которые сотворил Он для отцов ваших и для вас? – Вы подражаете евреям, которые убивали посланников Божиих и пророков. За столько неправд и мерзостей Господь отнимет у вас ваше царство, отнимет ваше священство. Вы придете в разрушение и рассеетесь; ваши границы сокрушатся, как границы царства израильского; вы останетесь без владыки, никто не пощадит вас, никто о вас не позаботится; вы будете как овцы без пастыря и как стадо, оставленное волкам. Вы будете лишены вашей славы; рука врага уведет вас в плен и наложит на вас ярмо рабства, которое вы никогда не стряхнете с своей шеи; вы погибнете и истаете, постоянно вздыхая о свободе. Как Израиль после своего разрушения не мог собраться снова, так и вы разрушитесь и рассеетесь. Другие воспользуются вашими трудами, другие будут питаться соками (вашего народа). Тогда никого не найдется освободить вас, и Господь не удостоит даже бросить взгляда и спасти вас»¹⁰.

Услыхавши столь смелые обличения, Тиран пришел в страшный гнев и приказал задушить Даниила. Тогда Тиран, с согласия князей, назначил архиепископом некоего Парверзеха (Фарен по Фавсту), человека добродетельного, но скромного и слабохарактерного.

Парверзех не мог противодействовать общему развращению. Не обладая силою воли, он не имел мужества высказывать правду в глаза царю и вельможам и порицать их за их нечестивую жизнь. «Он наблюдал только чистоту своей собственной жизни, подчиняясь во всем воле нечестивого царя¹¹. Парверзех управлял армянскою церковью не долго (361–362). После ею смерти его преемником сделался Шагак (Саак, Шаак). Это вероятно тот самый „Исаконис из Великой Армении“, который, по словам Сократа¹², в числе епископов акакиан, собравшихся в Антиохии, подписался под грамотой к импер. Иовиану, где признавалось единосущие и принимался 1-й вселенский собор. Шагак во всем следовал примеру своего предместника; он также не обладал особенной энергией и также не имел никакого влияния на царя Аршака, вступившего на место своего отца Тирана. Вельможи в свою очередь не обращали внимания на Шагака. В это время язычество в Армении еще больше взяло силу. Толчок, данный имп. Юлианом к возрождению язычества, отразился и в Армении. Здесь энергически принялись за изучение своей мифологии и остатков древней эпической литературы. Увлечение языческой литературой и мифологией было почти поголовное; христианству грозила большая опасность, «все о том только и думали, чтобы возвратиться к древним обычаям своих отцов», Арипак III в равнодушии к христианству не уступал своему отцу. По словам Фавста Византийского, Аршак и его жена вполне еще были заражены верой в языческих богов. Так, при рождении Папа Аршак (по другому свидетельству, его жена Фарандзем) посвятил его дэвам, «которые с тех пор и владели им до самой смерти».¹³ Он не только ничего не предпринимал для поддержания христианства, но даже в своих личных интересах старался, чтобы во главе армянского христианства не было энергичных и влиятельных лиц, именно таких лиц, в которых в то время и нуждалась армянская церковь. Он еще больше, чем его дед, стремился укрепить в Армении царскую власть и поэтому прежде всего избегал опеки со стороны главного епископа. Поставленный при нем Шагак не представлял для него никакой опасности; таким же он желал видеть в его преемника. Но действительность не оправдала ожиданий царя; на историческое поприще выступил архиепископ, не хотевший или не сумевший оценить его монархических стремлений, человек характера решительного и честолюбивый, желавший поднять авторитет главы армянских христиан на недосягаемую высоту. Это был Нерсес, внук бывшего архиепископа Иусика, единственная отрасль рода св. Григория Просветителя.

Личность Нерсеса. Неуместное противодействие Нерсеса Аршаку в делах политических. Нерсес свергнут с кафедры. Падение Аршака и бедствия армянских христиан от персов и отступников. Воцарение Папа и возвращение Нерсеса. Взаимные отношения царя и архиепископа. Смерть Нерсеса. Значение правления Нерсеса для армянской церкви

Редко в истории встречаются лица, о которых составилось столь же преувеличенное понятие, как о Нерсесе I. Этот епископ, с легкой руки историка Фавста Византийского, превознесен до небес за мудрость, святость жизни и заслуги пред армянской церковью, причислен к лику армянских святых и почтен титулом «великого». Самая продолжительность его правления, вследствие ошибок Фавста, увеличена более чем в три раза, или по другому счету в два раза¹⁴. Этому Нерсесу приписано то, что в действительности принадлежит его преемникам, носившим то же имя, или что должно быть приписано современнику Нерсеса св. Василию Великому, На самом деле личность Нерсеса представляет довольно скромную величину; а его правление принесло едва ли и половину той пользы, какую ему приписывают, если даже не ставить в счет Нерсесу несомненный вред, принесенный ям политическим интересам армянского царства. Это и естественно в виду молодости Нерсеса.

Нерсесу было лет 15 или 16, когда умер его дед Иусик. В это время он находился в учении в Кесарии-Каппадокийской. Когда же умер архиепископ Шагак, он был уже женат и состоял на службе при царе Аршаке. Нерсес был высокого роста и весьма красивой наружности, так что невольно привлекал к себе сердца всех, а его доброта и доступность положительно покоряли всех, кто приходил с ним в соприкосновение. Так как он был единственный потомок св. Григория, то все единогласно выбрали его на эчмиадзинскую кафедру.

Сделавшись архиепископом Армении, или, как говорят армяне, патриархом, Нерсес сразу вошел в свое положение. Как человек полный сил, он был деятелен, смел и предприимчив, во вместе с тем лишен свойственной старости осторожности и выдержки, опытности в предусмотрительности. Панегиристы говорят, что он установил порядок в церкви и единство в вере, устроил много новых школ и заботился об искоренении языческих обычаев. Особенно в большую заслугу ставят Нерсесу заботу о странниках, нищих и больных. «Созвав собор епископов и мирян в город Аштишат, он утвердил каноническими постановлениями милосердие; вырвал корень жестокосердия, которое естественным образом обратилось в привычку в армянской земле: ибо прокаженные изгонялись, как законом считаемые скверными; одержимые элефантиазисом обращаемы были в бегство, дабы другие не заражались от них. Жилищем для них служили пустыни и безлюдные места, а кровом скалы и кустарники: ни от кого не было им утешения в их несчастии. К тому же калеки оставлялись без попечения, незнакомые гости ее принимались, странникам не давали приюта». Нерсес приказал во многих областях, в местах уединенных и отдаленных строить богадельни, которые подобно больницам в Греции, служили бы утешением для страждущих. Он назначил на них небольшие города и хутора, которые обязаны были от времени до времени снабжать их огородными произведениями, молоком и шерстью рогатого скота, дабы эти несчастные, имея все нужное, не выходили из назначенных им жилищ Нерсес приказал также «построить во всех деревнях гостиницы для странников, где могли бы получать пропитание сироты, старцы и неимущие. Устроил также в пустынных и безлюдных местах общины, монастыри и кельи для отшельников».¹⁵ Эти общие места похвал, без указания точнейших фактов, отзывающиеся искусственным преувеличением, теряют свою цену, ибо изобличают недостаток точных сведений о деятельности Нерсеса. Вероятно Фавст, первый панегарист Нерсеса, допустив чересчур продолжительное его патриаршествование (34 г.) и притом в такое тяжелое и тревожное время, каким по Фавсту было царствование Аршака, на основании только этой ложной продолжительности заключил (вернее – предположил) о значительности и плодотворности деятельности Нерсеса. Во всяком случае среди похвал Нерсесу в истории Фавста не трудно найти много ненарочных или непредусмотрительно сделанных указаний, которые не гармонируют с общим хвалебным тоном повествования о Нерсесе и подтверждают, что молодость патриарха не преминула вредно отразиться на делах его. Уже самая благотворительность странникам, бедным и больным, сразу начатая в самых широких размерах, свидетельствовала об увлечении молодого и неопытного начальника. Но что особенно надо рекомендует Нерсеса, это его теократические замашки и борьба с царем в опасную для государства пору.

По свойственной молодости неосмотрительности и неумеренности Нерсес, опьяняемый сознанием власти и популярности, начал стремиться к тому, чтобы во всех делах поставить свой авторитет выше царского, чего не было и при св. Григории Просветителе. Он не только не содействовал царю в его стремлении к осуществлению идеи независимого единодержавия, к установлению единой и твердой царской власти, а напротив, усиленно противодействовал ему. Аршак, чтобы обессилить своих князей и усилить свои собственные царские средства, не упускал случая конфисковать в пользу казны дворянские имения; его советники косо посматривали и на обширные владения церкви и рекомендовали царю отобрать их назад. Когда дело идет о спасении отечества или о том, чтобы сделать его жизнеспособным и сильным, материальные жертвы подданных необходимы; а так как прочность государства есть в тоже время и интерес исповедуемой государством веры, то естественно, что и армянские епископские кафедры не должны были тяготиться, терпя в экономическом отношении такой или иной ущерб. Между тем Нерсес далеко не был согласен, чтобы государственная власть, а с ней и государство, усиливались на счет материальных средств состоятельных граждан, и резко порицал царя. Вот один характерный случай горячей, но бестактной оппозиции Нерсеса своему царю. Аршак отвел одно место за Мазисом и объявил, что всякий преступник, поселившийся там, становится вне преследования закона. Немедленно вся долина наполнилась людьми; туда бежали все гонимые законом или насилием других, разного рода должники, рабы, злодеи, воры, убийцы, жены, бежавшие от мужей, и мужья, оставившие своих жен, и все находили себе убежище. Это была великая гуманная мера при тогдашнем строе общественной жизни; этим путем можно было заставить дворянство человечнее относиться к своим рабам и слугам. В то же время это была хитрая политическая комбинация, повторяющая прием основателей Рима, – комбинация, могшая дать в руки царя сильные средства для усмирения своевольных его подданных князей и дворян и для создания прочной государственной организации. Но Нерсес не захотел вникнуть в планы царя; он стал на сторону дворянства и хотя проповедовал, чтобы господа имели сострадание к своим рабам, как к своим ближним, и не обременяли их работой и чрезмерными налогами, однако теперь стал защищать своекорыстные интересы господ, конечно имея в виду при этом и себя с другими епископами, так как и он со многими епископами и монастырями владел селами, городами, даже целыми округами. Нерсес стал укорять царя, причем исключительно упирал на то, что эта мера хищническая, что царь хочет упрочить свое и без того будто бы значительное благосостояние на счет других, как будто дело шло об увеличении фамильной собственности Аршака, а не об интересах государства. Поощряемые быть может этим протестом патриарха нахарары напали на новообразовавшийся царский город и предали мечу всех его жителей – мужчин и женщин, за исключением грудных младенцев¹⁶. Планы царя были расстроены, но вдобавок к этому царь еще, по словам Фавста, пал на колена пред Нерсесом и просил его примириться с ним, обещая впредь слушаться его во всем.¹⁷

Нерсесу однако недостаточно было такого торжества и он не переставал унижать царя. Жизнь Аршака, его готовность, по наговорам низких людей, лишать жизни даже близких родственников – постоянно давали Нерсесу благовидный повод строго порицать его. Такое поведение Нерсеса конечно сильно надоело Аршаку и он постарался устранить его от дел. На место Нерсеса был поставлен некто Чунак, человек не способный ни учить, ни обличать.

После свержения с кафедры Нерсес не потерял влияния на народ и, если бы хотел, мог бы оказать большие услуги государству. Поэтому на него должно лечь пятном то, что он для удовлетворения своего честолюбия и сведения личных счетов с царем выбрал совсем неудачное время, допустил падение Аршака и печальные последствия этого. Царь Аршак, желая укрепить свою власть внутри страны, в тоже время мечтал поставить Армению в более независимое положение по отношению к могущественным соседям. Трудно, конечно, добиться полной независимости народу, затиснутому между сильных соседей. Попытки, делаемые в этом направлении, наполняя историю кровавыми страницами, обыкновенно кончаются ничем; но, идя рука об руку с влиятельным патриархом, Аршак значительно мог увеличить свои средства борьбы. Поставленный на царство персями, Аршак в то же время, по примеру своих предшественников, был вассалом римлян. Император Юлиан по праву потребовал от него войска против персов. Аршак должен был повиноваться, но в то же время не мог и сражаться против персов. За свое двусмысленное поведение он сразу заслужил ненависть персов и римлян. По договору Иовиана с Сапором (363 г.), последнему предоставлена свобода действий в Армении. Сапор не преминул воспользоваться своим правом и начал разорять Армению. Разорение это шло с таким упорством, что против Аршака восстали его князья, отказываясь сражаться с персами. Некоторые из них давно уже оставили христианскую веру, перешли на сторону персов и сражались против своих же соотечественников; во теперь почти все отказались следовать за Аршаком.

Вскоре Аршак был захвачен персами и заключен навсегда в крепость, а Армения осталась в распоряжении персов и отступников. Персы жестоко обошлись с армянами: несколько городов и между прочим Вагаршапат с патриаршей кафедрой Эчмиадзином были разрушены до основания, десятки тысяч армян были отведены в плен, знатные армянские женщины голые выставлялись на площадях для поругания и продажи. Сама царица, жена Аршака, была захвачена и с бесчестием отведена в Персию, где после разных издевательств над ней, была отдана на поругание развратникам. В это ужасное время прославились твердостью своей веры: священник Зуит, замученный в плену персами, и княжна Хамазасбуги, скончавшаяся будучи повешена за ноги, в обнаженном виде, над обрывом высокой скалы. Самыми жестокими гонителями христианства были армянские отступники: они разоряли церкви и на их месте воздвигали алтари для священного огня персов, истребляли священные книги, подвергали христиан истязаниям, заставляя принять учение маздеизма. Наконец армяне вспомнили о своих братьях по вере греках и послали просить помощи у императора. В это время в пределах Рим. Империи находился наследник армянского престола, сын Аршака Пап. Он бежал из Армении, когда ее разоряли персы. Так как между римлянами и персами, по договору 363 года, был мир, то император, не желая нарушать его и вступать в войну с персами, решился только послать армянам вместе с Папом отряд войска и двух полководцев; но при этом советовал Паву не принимать царского титула. При помощи римского войска персы были изгнаны из Армении, много отложившихся от армянского царя князей были усмирены и возвращены к своему долгу, а захваченные изменники веры жестоко наказаны. В то же время жертвенники священного огня были разрушены, разрушенные церкви восстановлены, а патриарх Нерсес был снова призвав управлять церковью. Недогадливый Фавст настаивает, что Нерсеса с трудом убедили снова принятии на себя управление церковью в эту решительную для армянского христианства пору, когда всякий добрый пастырь не мог бы оставаться спокойным наблюдателем событий.

На первых порах царь во всем подчинился патриарху, так что Нерсес был не только первым советником царя, но можно сказать и главным распорядителем в делах гражданских, как и в церковных. Однако деспотический характер Нерсеса скоро стал тяготить Папа. Публичные выговоры, делаемые патриархом царю, запрещение входить не только в церковь, но и в притвор, – все это мало соответствовало царскому званию и сильно раздражало Пава. Основательно или не основательно, во Папу приписывают смерть Нерсеса. По словам Фавста, Нерсес был отравлен за царским столом (около 374 г.).

В десятилетнее правление Нерсеса власть армянского архиепископа достигла, конечно, такой высоты и такого значения в Армении, каких дотоле никогда не достигала; во что эта власть принесла пользы армянской церкви? Не смотря на внешний блеск и особенно на голословные дифирамбы арм. писателей, патриаршествование Нерсеса нельзя назвать благодетельным для армянской церкви. Бурное и кровавое царствование Аршака III, для умирения которого Нерсес ничего не делал, не благоприятствовало развитию начал христианской любви. Кровавое время порождало и грубые нравы: измена, предательство, клеветничество, неуважение к чужой личности и собственности, жестокость самая зверская, отравления, совершаемые даже священниками чрез св. чашу, поголовное истребление населения целых своих же городов, уведение в рабство побежденных соотечественников, сдирание кожи с других таких же соотечественников и набивание севом, распятие на кресте, и это по распоряжению лучших армянских вождей, – вот тот корень жестокосердия, который, по словам историков-панегиристов, Нерсес будто бы вырвал из армянской земли. Христианская вера постепенно слабела. Население с своими князьями с легкостью оставляло христианство и возвращалось к старым богам. После пленения Аршака Армения оказалась в полном распоряжении огнепоклонников, и кто знает, удержалось ли бы христианство в этой стране, если бы не пришел на помощь император? По воцарении Папа, когда Нерсес приобрел большое влияние в Армении, усилия церкви направлялись только на исправление и восстановление того, что было приобретено раньше, на лечение рань, полученных ею в предшествовавшее царствование. А между тем время шло вперед, старое язычество росло на свободе. Не удивительно поэтому, что тотчас после прославленного патриаршествования Нерсеса в Армении на каждом шагу можно было наблюдать сцены чисто языческого характера и открытое служение старым богам там, где недавно прославлялось имя Истинного Бога¹⁸. Такая грустная перемена не могла произойти моментально, в правление лишь следующего за Нерсесом патриарха; очевидно и при Нерсесе, даже в последние годы его правления церковь не делала приобретений, напротив, все больше теряла последователей и отступала вред язычеством. Нерсес был занят главным образом служением не церкви, а своей гордости; об удовлетворении своего тщеславия и честолюбия были его первые мысли, интересы же христианства естественным образом оставались на втором плане.

Во время патриаршествования Нерсеса стали среди армянских христиан проявляться стремления к церковной автономии, или к прекращению иерархической зависимости арм. церкви от кесарие-каппадокийского архиепископа. Армяне говорят даже, что Нерсес первый стал писаться патриархом на том основании, что армянская кафедра, как основанная апостолом Фадеем, равна пяти другим апостольским кафедрам, названных патриаршими. Так как титул патриарха вошел в употребление, в смысле главного епископа страны и преемника апостола, после халкидонского собора, то вероятнее всего первый стал писаться патриархом не этот Нерсес, а другой; но во всяком случае вполне было в духе Нерсеса I стремиться к независимости от кесарие-каппадокийского архиепископа.

Мысль о равенстве армянской кафедры с другими апостольскими кафедрами вероятно была уже высказана во времена Нерсеса I. Фавст занес в свою историю рассказ о том, что, во время посвящения Нерсеса в Кесарии, голубь, очевидно не простой, а олицетворение св. Духа, слетел и сел сначала на престол, потом на св. Василия Великого, участвовавшего в богослужении, а наконец перелетел на новопосвященного Нерсеса¹⁹. Этот тенденциозный вздор навеяв желанием представить Нерсеса выше обыкновенного кесарие-каппадокийского архиепископа, каков Евсевий, посвящавший Нерсеса и неудостоившийся сошествия голубя, и равным лучшим светилам вселенской церкви, как напр. св. Василий Великий. Не известно в точности, с этого ли времени или немного позже главный армянский епископ стал называться еще католикосом, по причине, как объясняют, многочисленности подведомственных ему епископов.

Почему преемник Нерсеса не был послан для посвящения в Кесарию. Патриарх Иусик. Отношения царя Папа к церкви и к порядкам, установленным покойным патриархом. Усиление язычества. Регентство Мануила. Разделение армянского царства

По смерти Нерсеса Пап поставил на его место епископа Иусика; при этом в первый раз был нарушен существовавший со времен св. Григория Просветителя обычай, или даже правило, в силу которого армянские патриархи поставлялись на свою должность архиепископом кесарие-каппадокийским. К нарушению этого правила, кроме соображений, высказанных при Нерсесе, о равенстве армянской кафедры с другими апостольскими кафедрами, побудило царя еще то, что он, уклонившись от греков, искал дружбы персов и хотел сделать им приятное. По словам Фавста Византийского, этот поступок вызвал удивление и негодование у архиепископа кесарийского. В Кесарии был созвав собор, на которой было постановлено, чтобы отселе армянский архиепископ не поставлял епископов, во чтобы все армянские епископы посвящались в Кесарии.²⁰

Новый патриарх Иусик был человек миролюбивый, слабого характера. Будучи обязав своим назначением исключительно царю, он ни в чем ему не противоречил и проводил жизнь тихо, «храня молчание». Между тем царь еще меньше, чем при Нерсесе, стал заботиться о церкви. Он больше заботился о мирском и главным образом о том, чтобы поднять экономический уровень своего народа, а также и усилить средства своей казны. В делах церковно-общественных он был совершенно противоположных взглядов с бывшим патриархом, и если при жизни Нерсеса не решался действовать открыто против него, за то после его смерти он как бы поставил себе целью разрушить то, что больше всего обязано было Нерсесу. Он закрыл многочисленные приюты для вдов и сирот, учрежденные Нерсесом, очевидно находя обременительным для разоренного постоянными войнами населения содержание этих приютов. В тех же конечно видах закрыты были учрежденные Нерсесом в каждом городе больницы для больных и бедных; поставленные им надсмотрщики были прогнаны со своих должностей; бедным и несчастным снова было предоставлено просить милостыню, а населению запрещено было приносить в больницы что бы то ни было. Он приказал разрушить основанные Нерсесом во многих городах женские монастыри, которые содержались на счет местного населения или на счет родственников самих монахинь. При этом, может быть, он находил неестественным и вредным в нравственном отношении устройство многочисленных женских монастырей в стране, в которой, как и во многих восточных странах, женского населения меньше, чем мужского. До того времени население давало духовенству плоды и десятины; Пап запретил следовать этому обычаю. Он отобрал даже в казну земли, данные церкви еще Тиридатом при жизни св. Григория; из семи полей, принадлежавших церкви в каждом селении, пять он взял в казну, оставивши в пользу церкви только два поля с тем, чтобы на них содержались два священства и два диакона. Он ограничил свободу духовенства от военной службы, потребовавши, чтобы братья и сыновья духовных лиц вступали в царскую службу²¹. Современники очень дурно оценили стремления Папа, полагая что все, что ни делал он наперекор покойному Нерсесу, делал исключительно из ненависти к нему, а не потому, что желал привести пользу своему государству. Пап желал добра своему царству, но ошибочно полагал, что крепость царства не связана с прочностью религии. Пренебрежение со стороны царя церковными делами и интересами и исключительное занятие делами гражданскими с одной стороны, бездействие и вялость иерархия с другой – не преминули тотчас же вредно отразиться на успехах христианства в Армении. По словам Фавста, многие провинции обратились к поклонению дэвам; с согласия царя воздвигли идолов во многих местах и поклонялись им открыто²². О родных известного армянского военачальника Мушега, убитого по повелению царя, рассказывается, что они пришили отрубленную голову Мушега к туловищу и выставили труп на кровлю башни, надеясь, что духи Арлезы сойдут и воскресят его²³. Языческие обряды в это время можно было наблюдать по всей Армении. Похороны сопровождались музыкой и омерзительными плясками. Мужчины в женщины, обвязавши руки повязками и расписавши лица разными красками, совершали при звуках труб, кифар и арф «чудовищные и омерзительные пляски одни против других, причем ударяли в ладоши и испускали жалобные вопли.

После смерти Папа (375 г.) армяне еще раз просили у греков себе в цари молодого человека, тоже из рода аршакидов, Вараздата, который и был поставлен в Армении царем. Вараздат был человек легкомысленный, ограниченных способностей. Его краткое правление ничем не ознаменовалось для церкви. При нем армян. церковью управлял все тот же Иусик. Через 4 года царствования (379) Вараздат был прогнан из Армении армянским князем из рода Мамиконьянов Мануилом. Этот Мануил, объявил царицей вдову Папа, у которой было два малолетних сына, женился на ней и изъявил персам полную покорность. Персы послали Мануилу и царице царские одежды и украшения, а для сыновей Папа две короны; но вместе с тем был прислан и персидский чиновник с сильным отрядом войска. Однако Мануил скоро избавился от этого чиновника и стал управлять Арменией бесконтрольно. Умирая, он объявил царем старшего сына Папа Аршака и послал к императору Феодосию изъявление покорности, прося в то же время принять Аршака под свою защиту.

Одиннадцатилетнее правление Мануила (379–390) под покровом персов и в отчуждении от греков, если и было более или менее благодетельно для Армении в гражданском отношении, то в церковном не представляло ничего отрадного. Армянская церковь при нем оставалась в стороне от общецерковных дел. Когда в 381 г. был созван II вселенский собор, армяне не были приглашены на этот собор и о его постановлениях узнали после. Внутри страны армянское духовенство предалось роскоши, начало носить короткое светское платье. Патриарх Завен (387–390), бывший после Иусика, не стесняемый контролем кесарие-каппадокийского архиепископа, показывал пример чрезмерного франтовства и бездеятельности; «он проводил время в том, что только ел и пил». Преемник Завена Шагак из Горджека (390–392), хотя сам по себе был добрый человек, в течение двухлетнего своего правления ничего не изменил из заведенного при его предместнике. После него патриархом сделался Аспуракес (392–397), «человек справедливый, проникнутый христианским духом». И при нем Армения была разделена на две части (395 г.), одна стала в зависимость от греков, другая от персов; в первой царем остался Аршак IV, который пред тем в течение 5 лет правил всей Арменией, а во второй, персидской половине, персами, согласно просьбе армян, был поставлен особый царь из рода аршакидов Хозрой IV (395–400). Аспуракес остался в той части Армении, в которой стал царствовать Хозрой. Он также не изменял ничего из заведенного при Завене²⁴.

VI. Исаак Великий. Дальнейшее отчуждение армянской церкви от греческой, или вселенской

Время, в которое пришлось действовать Исааку, и поставленные временем задачи. Месроп. Изобретение армянского письма и перевод Священного Писания на армянский язык. Другие церковные реформы Исаака. Почему армяне не присутствовали на 3-м вселенском соборе. Осуждение армянской церковью Нестория. Свержение Исаака с кафедры. Патриарх Сурмах и Беркишо. Возвращение Исаака из ссылки. Исаак и Самуил (Шмуел). Последние годы Исаака. Смерть Исаака и Месропа

Преемником Аспуракеса был последний потомок св. Григория Просветителя Исаак, прозванный армянами великим²⁵. Исаак был католикосом 51 год (397–448) и в течение столь продолжительного времени совершил много важных для христианской церкви дел. «Исаак», говорит Моисей Хоренский, «родился смертным, но оставил по себе бессмертную память». Это был человек очень образованный, обладавший глубокими познаниями в философии и богословских науках и звавший в совершенстве языки: греческий, сирийский и персидский. По своей жизни он был человек высокой нравственности. Истинный христианин и добрый пастырь, оп был в то же время горячий патриот, болевший горем своего отечества и всеми силами старавшийся поддержать в нем падающий политический строй и остаток независимости. Но время было трудное. Исключительное положение Армении, подчиненной в одно и то же время и грекам, и персам, ставило трудную задачу армянским правителям гражданским и церковным, как служить двум господам, не раздражая обоих. Впрочем греки много делали для того, чтобы упростить эту задачу. Овладевши половиной Армении, они не сумели привлечь в себе симпатий ее населения: многие из армян, переселившиеся было в греческую половину по религиозным побуждениям, вскоре возвратились назад, в Армению персидскую, и стали служить Хозрою. По смерти Аршака IV (398) греки не сочли нужным поставить в своей Армении нового царя и этим еще больше отвратили армян от себя. Наконец греки принуждены были и свою часть Армении поручить Хозрою за определенную дань. Когда же Хозрой вошел в сношение с императ. Аркадием, изъявляя готовность служить ему одному, и Сапор III в наказание начал опустошать Армению, то греки снова кровно обидели армян: император Аркадий не оказал армянам никакой помощи и допустил, что Хозрой был свергнут с престола и замещен братом своим Врам-Шапухом. Импер. Феодосий Младший снова возвратил себе греческую Армению, во опять вместо особого царя послал для управления ею своих прокураторов. Таким образом, вскоре после разделения Армении симпатии большинства армян решительно обратились на сторону персов.

Персы с своей стороны поддерживали доброе расположение армян к себе, они осыпали милостями католикоса Исаака, даровали амнистию князьям, участвовавшим в деле Хозроя. Преемник Арташира II Врам Кирман (408–417) также не притеснял армян, и Врам-Шапух мирно управлял Арменией, платя дань персам. По смерти Врам-Шапуха Иездигерд, по просьбе армян, даже освободил Хозроя и снова сделал армянским царем. Но когда Хозрой, не прожив на царстве года, умер, то тот же Иездигерд, потому ли, что во время своей войны с рииляваѵи заметил ненадежность армян, или потому, что хотел ускорить слияние армян с персами, как говорят армянские историки, на место Хозроя поставил не армянина, а своего сына Сапора. Неумеренная поспешность персов, в особенности же неудачный выбор царя повредил персам. Сапор вместо того, чтобы расположить армян в пользу персов и постепенно привлечь их в религии магов, возбудил среди армян общую ненависть в себе. Спустя четыре года, он оставил Армению и вскоре был убит в Персии. По удалении Сапора армяне вытеснили из своей страны персидские войска, во царя себе не избрали, так что в течение трех лет (427–430) в Армении было междуцарствие. В это время армянским народом управлял патриарх Исаак. Достойно внимания, что в своих трудных обстоятельствах армяне уже не обращались за помощью к грекам. В 430 году персидский царь Врам II милостиво отнесся к просьбе армян назначить им царя и поставил им царем сына Врам-Шапуха Арташеса. Но армяне всегда отличались уменьем портить свое положение и на этот раз оказались первыми себе: они не взлюбили Арташеса; чрез 6 лет его царствования армянские нахарары пришли к Исааку жаловаться на своего царя и просили, чтобы патриарх согласился вместе с ними отправиться к царю Враму, чтобы просить его свергнуть Арташеса с престола. Престарелый и мудрый Исаак стал убеждать князей оставить свою неблагоразумную затею, говоря, что хотя Арташес и грешник, но он их царь, что нужно сообща молиться об его исправлении и ждать помощи от Бога, а не предавать его на суд язычнику, не давать идолопоклонникам повода вмешиваться в их домашние дела. Однако строптивые вельможи не послушались Исаака, отправились к Враму, взвели на своего царя всевозможные бывалые и не бывалые вины и просили свергнуть его с престола. Врам охотно согласился на их просьбу, свергнул Арташеса с престола, а так как патриарх Исаак не поддерживал обвинений против царя и являлся как бы другом его и соучастником, и так как притом его обвиняли в приверженности к грекам, чем в действительности он вовсе не отличался, то Врам вместе с Арташесом свергнул и Исаака. Свергнутые царь и католикос были сосланы в Худжестан (436 г.); в Армению был послан вместо царя персидский чиновник, а на место Исаака – епископ Сурмах, принимавший самое деятельное участие в обвинении Исаака пред персидским царем. Так исчезла последняя тень политической самостоятельности Армении; армянские любители разнообразия получили по своим заслугам. Пророчество хорепископа Даниила начало сбываться.

Только что очерченное политическое положение Армении во время патриаршествования Исаака обусловливало характер деятельности церковных правителей и самую жизнь армянской церкви. Боязнь за независимость и общее нерасположение к грекам невольно отражались на действиях армянской иерархии по отношению к грекам и их церкви. По традиции патриарха Нерсеса, смотревшего на свою кафедру как на равную другим патриаршим кафедрам, и по примеру непосредственных предшественников Исаак не ходил в Кесарию за посвящением в армянские католикосы. Когда св. Иоанн Златоуст, архиеп. константинопольский, прислал ему соборное определение о раздельном праздновании Рождества Христова и Богоявления, Исаак не счел такое определение обязательным для армянской церкви, не отменил совместного празднования этих праздников в Армении и даже ничего не ответил св. Иоанну²⁶. Мало этого, так как персы были главными распорядителями в Армении, то армяне, желая сделать им угодное, явно стали отстраняться от греков. Они старались показать персам, что, хотя у армян и греков одна вера, однако армяне ничуть не зависят от греков. Но персы ставили армянам в вину то, что армяне учатся в своих школах греческому языку и литературе, читают произведения греческого ума, совершают богослужение на греческом языке, преклоняются пред авторитетом греческих ученых и богословов и в конце концов проникаются греческим духом²⁷. Чтобы обеспечить себя от постоянных подозрений со стороны персов и в тоже время не рисковать исчезнуть в море персидского народа, армянам нужно было изобресть собственное письмо, перевесть священные, богослужебные и другие необходимые книги на армянский язык, обогатить его и разработать собственную армянскую литературу. Чрез это должна была порваться последняя связь армян с греками к полнейшему успокоению персов. Потребность политическая в данном случае вполне совпадала с интересами чисто церковными. Уже давно сознавалось неудобство совершать богослужение на непонятном для народа языке, читать священные книги и после того переводить на неразработанный армянский язык. Христианство не проникало должным образом в сознание народа; народ оставался с теми же языческими понятиями, какие имел до введения в Армении христианства. Надлежало облегчить доступ христианских понятий в сознание армян и окончательно просветить их чрез сознательное восприятие ими истин христианской веры. Понять эти настоятельные потребности и удовлетворить их удалось патриарху Исааку и монаху Месропу.

Месроп, или Маштоц,²⁸ был человек ученый; некоторое время он служил при дворе Хозроя в качестве царского историографа; но потом принял монашество и предался подвигам аскетизма и миссионерства. Во время своей миссионерской деятельности он на опыте убедился в необходимости перевода Священного Писания на армянский язык. Он пришел к мысли изобресть армянскую азбуку, перевесть священные книги на армянский язык и дать возможность армянам слушать богослужение и читать свящ. писание на понятном языке. Эту свою мысль он сообщил патриарху Исааку, который с радостью ухватился за нее, так как и сам не был чужд этой мысли. Царь Врам-Шапух тоже с радостью одобрил эту мысль. После долгих и усиленных занятий Месроп составил армянскую азбуку, воспользовавшись для этого алфавитом некоего сирийского епископа Даниила²⁹. С помощью нескольких своих учеников Месроп перевел с сирийского 22 канонических книги Ветхого Завета и Новый Завет и представил свой перевод патриарху Исааку, который между тем сам занимался таким же переводом с сирийского за неимением греческих рукописей, истребленных Сапором II. В течение нескольких лет учили армянских детей новой грамоте. Патриарх Исаак перешел было и в греческую часть Армении, намереваясь и там ввести в армянских школах новое письмо; но там «ему оказан был прием недостойный его». Грекам действительно неприятно было, что греческий язык изгоняется из Армении, но отчасти необходимость, отчасти и благородные соображения заставили их допустить и в греческой Армении армянское письмо. На жалобы Исаака император Феодосий Младший писал ему: «Мы обвиняем тебя в том, что ты всем сердцем предался языческому царю и не подумал познакомить себя с нами по крайней мере чрез письмо. Еще более обвиняем тебя за то, что ты, пренебрегши мудрыми нашего народа, у каких-то сирийцев пошел искать мудрых открытий; и потому мы остались очень довольны, узнав, что наши подданные пренебрегли вашим учением. Но так как Месроп после рассказал нам, что совершение этого искусства было дано свыше, мы предписали, чтобы все немедленно учились ему, приняли тебя, как истинного своего учителя, наравне с кесарийским епископом, с почестями, и чтобы содержание стола вашего и издержки шли от казны».

Патриарх Аттик (405–426), хотя и не высказал своего неудовольствия прямо, однако в его письме к Исааку слышится упрек в том, что Исаак уклоняется от греков. В этом письме Аттик упрекает армян. патриарха, что он не подчинился соборному определению, посланному конст. архиепископом Иоанном Златоустом о раздельном праздновании Рождества и Богоявления, оставил в Армении совместное празднование этих праздников и даже ничего не ответил на послание знаменитого иерарха.

Заручившись разрешением от императора, Исаак и Месроп ревностно принялись за насаждение нового просвещения в греческой Армении.

Чрез несколько лет потребовалось снова перевесть священные книги на арм. язык, так как сделанный перевод оказался с недостатками. Решено было на этот раз сделать перевод с греческого. Тогда избрали способных молодых людей и послали их в Грецию как для лучшего изучения греческого языка, так и для собрания лучших греческих списков. Посланные старательно исполнили данное им поручение. Был сделан снова полный перевод Библии во древнему списку, данному патриархом Максимианом. Перевод этот был одобрен отцами армянского собора, собравшегося в Аштишате. Впоследствии, однако, оказалась необходимость сделать некоторые поправки к этому переводу. Тогда снова были посланы за границу способные люди, между которыми был известный потом армянский историк Моисей Хоренский; но патриарх Исаак не дождался их возвращения († 448 г.).

Перевод, одобренный ва Аштишатском соборе, с небольшими поправками, сделанными после Исаака, по словам армян, существует до сих пор. По мнению армян, этот перевод превосходит весьма многие переводы, что доказали будто бы многие европейские ученые. Достоинства его состоят в том, что он сделан замечательно чистым языком в отличается особенным искусством и изяществом выражений. Особенно удачно изложены книги Ветхого Завета. Язык Нового Завета везде прост, красноречив и исполнен огня и величия. Но более существенное достоинство армянского перевода то, что он есть перевод древний и следовательно может даже служить пособием при исправлении других переводов. Можно думать, что в некоторых местах армянская Библия представляет более исправное чтение, чем многие другие переводы. Вот некоторые примеры для доказательства этой мысли³⁰. Быт. 1 гл. ст. 27 в армянской Библии читается: «и сотвори Бог человека по образу Своему; по образу Божию сотвори его». Слов по образу Своему нет в настоящее время в греческом переводе, хотя они и сохранились в переводах армянском, латинском и некоторых др. Или, напр., Матф. 27 гл. 17 ст.: «кого хощете (от обою) отпущу вам, Иисуса Варавву-ли, или Иисуса, глаголемого Христа?» Что Варавва назывался Иисусом, этого нет ни в одном переводе, кроме армянского; однако-же Ориген (в 25 поучении, 36 лист, изд. в Париже 1512 г.) уверяет, что это слово находилось в древних переводах. Или еще, 1 коринф. гл. 10, ст. 8 во всех переводах читается: «и падоша во един день двадесять три тысящи»; в армянском-же: «двадесять четыре тысящи». «Нет сомнения», говорит Худобашев, «что нужно предпочесть это последнее чтение, потому что в этом месте апостол имеет в виду кн. Царств, гл. 25, ст. 9, где читается: «двадесять четыре тысящи». Подобные же разности встречаются и в других местах: в 1 кн. Царств, гл. 25, ст. 1 в армян. переводе: «сниде (Давид) в пустыню Маоню», между тем как во всех прочих, кроме греческого: Фараню; Деян. 6 гл., ст. 9 во всех переводах читается: «восташа же неции от сонма глоголемого ливертинска»; в армянском же тексте: «Ливийска» и пр.³¹

Изобретением армянского письма и переводом книг Свящ. Писания на армян. язык докончено было дело просвещения армян христианством, начатое св. Григорием Просветителем. Теперь армянский народ не был уже в разобщении с Евангелием и творениями великих христианских писателей. Многочисленная школа учеников Исаака и Месропа, после перевода Библии и некоторых богослужебных книг, пересадила на армянскую почву творения знаменитых умов Греции не только христианской, но и языческой. Кроме того многие из этих учеников написали самостоятельные произведения. Таким образом скоро создалась целая армянская литература, которая была образцом для последующих поколений. Произведения армянских писателей V и начала VI в. по красоте и изяществу языка являются в глазах армян неподражаемыми произведениями. Особенно в этом отношении удивляются языку священных книг, классическое совершенство которого настолько велико, что ни одно последующее армянское произведение не могло сравниться в правильности и красоте речи с священными книгами и лишь весьма немногие приближались к ним. V век (а в действительности и VI) в истории армянской литературы считается золотым периодом. С развитием собственной литературы армяне приобрели способность жить, не смешиваясь с своими покорителями, и в самом тяжелом рабстве чувствовать духовную свободу. С другой стороны и персы значительно успокоились ва счет общности веры у армян с греками.

Преобразовательная деятельность Исаака коснулась не одного языка богослужения. С помощью Месропа он преобразовал армянскую литургию и дополнил ее несколькими песнопениями; исправил церковные обряды, церковный устав и календарь. Собраный Исааком собор в Вагаршапате утвердил сделанные преобразования и составил шесть трактатов, содержащих правила лучшего епархиального управления³².

Занятый внутренними делами армянской церкви патриарх Исаак, а с ним и вся армянская церковь долго не принимали прямого участия в общецерковных делах. Другие церкви тоже как бы игнорировали армян. К прежним причинам недовольства армянами, из которых главнейшею было их возмущение против авторитета кесарие-каппадокийского архиепископа, присоединились теперь новые: непринятие требования вселенской церкви относительно празднования Рождества Христова и изгнание греческого языка из школ и богослужения. На третьем вселенском соборе в Ефесе никто из Великой Армении не был – ни Исаак, ни другой какой либо подведомственный ему епископ, и это очевидно потому, что в Армению не было послано приглашение на собор³³.

О постановлениях собора также, по-видимому, не было послано официального уведомления в Армению, и о них армяне узнали стороной³⁴. Однако спустя несколько лет после ефесского собора армяне резко выступили на общецерковное поприще, подавая свой голос в несторианском споре. Дело было так: осужденные собором несториане, защищая свое учение, ссылались на то, что оно заимствовано из книг Феодора Мопсуетского и Диодора Тарсийского, принимаемых церковью. Они перевели эти книги на персидский и армянский язык под заглавием: «Книга от двух естествах в лице Иис. Христа против Евномия и Аполлинария», и стали распространять в Армении и Персии. В виду этого Акакий, епископ мелитинский, и Равула, еп. эдесский, писали к епископам армянским, чтобы они не принимали книгу Феодора Мопсуетского, как еретическую. Армянские епископы по этому случаю составили собор, ва котором осудили Нестория, но вместе с ним и сочинения Феодора (435). В этом состояло принятие армянами 3-го вселенского собора, и в то же время выражался как бы упрек отцам ефесского собора, что они упустили из виду самый источник Несториевой ереси, сочинения его учителя Феодора Мопсуетского. Затем они послали депутацию к Проклу константинопольскому с своими постановлениями и осужденной книгой, спрашивая, что нужно считать православным, учение ли Феодора Мопсуетского, или мнение Акакия и Равулы? Прокл, рассмотрев то и другое, написал армянам послание, в котором осудил несториан, вводящих во Христа два лица³⁵. Это послание Прокла к армянам хотя и было признано православным, так как осуждало заблуждения Феодора Moпсуетского и Нестория, однако обеспокоило многих, в особенности армянских монахов, потому что в нем не было самого важного, не было никакого упоминания о самом Феодоре Moпсyетском.

Вскоре после этих событий патриарх Исаак был свергнут персами с кафедры и послан в заточение, а на его место был поставлен Сурмах. Сношения армянской церкви с другими церквами снова прервались на некоторое время.

Сурмах занимал кафедру католикоса около года (436–437) и был свергнут теми же самыми нахарарами, которым он помог свергнуть Иеаака. Преемником Сурмаха Врам поставил сирийца Беркишо. Беркишо был еще хуже. Он пришел в Армению в сопровождении дурных товарищей, ведя с собой женщин-домоправительниц. Во все время своего трехлетнего правления (437–440) он жил невоздержно, расхищал и расточал имущества умерших при нем епископов. Нахарары его возненавидели, снова стали просить Врама сменить его и дать им другого, «единоверца»³⁶. Половина нахараров и многие епископы с Месропом во главе просили возвратить Исаака. Греческий военачальник Анатолий, заведовавший греческой Арменией, просил с своей стороны Врама, чтобы он позволил Исааку быть католикосом в греческой половине, если не желает иметь его в своей. Врам назначил католикосом в персидской Армении сирийца Шмуела, а для греческой Армении отпустил Исаака. Он возложил на Шмуела обязанность помогать марзпану (правителю-наместнику), наблюдать за распределением взимаемых податей, за судебными местами и другими гражданскими установлениями. Исааку было предоставлено только наставлять свою паству и рукополагать тех, которых назначит Шмуел. Сирийцы в глазах Врама были люди надежные, а от Исаака, как находившегося в подозрении, он потребовал клятвы на верность персидскому престолу. Шмуел был человек недостойный; он скоро пошел по следам своего земляка Беркишо и даже превзошел его в корыстолюбии и жадности. Тот по крайней мере завладевал достоянием умерших епископов, этот же захватывал имущество даже живых. Он не позволял Исааку рукополагать новых клириков на место скончавшихся и при малейшем замедлении взноса казенных податей удалял епископов и захватывал их имущества; целые епархии он отнимал у епископов и отдавал своему достойному, искреннему другу Сурмаху. Поэтому все епископы возненавидели своего католикоса и смотрели на него с презрением; а чтобы быть в меньшей зависимости от него, они, каждый чрез своего князя, просили персидского царя об утверждении их в их епархиях. Шмуел управлял армянскою церковью 5 лет (440–445)³⁷. По смерти Шмуела все армяне снова пожелали видеть своим католикосом Исаака. Но Исаак был уже глубокий старец и тяготился делами правления: он и в своей епархии почти не заведывал делами и жил вдали от своей кафедры Эчмиадзина, в Багреване; управление же поручил своему сотруднику Месропу, который поэтому и жил в Вагаршапате. На просьбу армян Исаак отвечал отказом. Однако армяне не желали назначить другого католикоса и престарелый Исаак считался католикосом всей Армении до своей смерти (448 г.). За свои многочисленные и великие труды на пользу церкви и армянского народа, за чистоту веры и святость жизни Исаак был назван армянами великим и причислен к лику святых, как и все другие потомки св. Григория, бывшие католикосами (Аристакес, Вертанес, Иусик, Нерсес Великий). Греческая церковь также причислила его к лику святых и празднует память его 20 ноября.

Чрез 6 месяцев после Исаака скончался и его деятельный сподвижник Месроп, заведывавший делами армянской церкви по смерти Исаака. Он также был причислен к лику армянских святых.

Католикос Иосиф. Причины начавшихся при Иосифе волнений. Нехристианский призыв армянских епископов. Битва при Тгмуте и подавление бунта. Пленение катол. Иосифа и других главных участников восстания из духовенства. Суд над бунтовщиками в Персии. Патриархи Мелите и Моисей. Патриарх. Гют и его церковно-политическая деятельность. Патриарх Христофор и Иоанн Мантакуни. Восстание Вагана Мамиконьяна. Результаты, достигнутые Ваганом по отношению к интересам арм. церкви

По смерти Исаака и Месропа армянская церковь осталась на попечении нового католикоса, ученика их Иосифа³⁸. При католикосе Иосифе совершилось важное церковное событие – был Халкидонский, 4-й вселенский собор. Этот собор имел роковое значение в истории армянской церкви: он послужил камнем преткновения для армянской богословствующей мысли и был самой главной причиной того печального явления, что армянская церковь отделилась от вселенской. Со времени этого отделения начинается новый период в истории армянской церкви; но при Иосифе и пяти его ближайших преемниках еще не проявлялись в Армении заметные движения по поводу халкидонского собора; момент формального отделения армян от кафолической церкви был еще далеко; поэтому патриаршествования этих католикосов должны быть относимы к первому периоду истории армянской церкви.

Время католикоса Иосифа и его первых преемников представляется армянскими писателями какой-то героической эпохой. В политических волнениях армян второй половины V в. армянские писатели обыкновенно усматривают проявление великого народного энтузиазма, видят горячий патриотизм всех классов армянского общества от самых высших до низших и необычайную преданность христианской вере. А между тем, если трезвее отвестись к восторженным речам первых панегиристов этой quasi-героической эпохи историков Егише и Лазаря Фарбского, то из-за явных преувеличений и восторженного краснобайства можно разглядеть истинное положение дел в Армении, видеть действительные причины событий, – те мелкие побуждения эгоистического, своекорыстоого свойства, которые тщательно скрывались под видом благородных душевных движений защиты веры и церкви. В преувеличенных рассказах Егише и в менее преувеличенных, но все же неумеренных, повествованиях Лазаря беспристрастный читатель усматривает не подъем народного духа, не героизм, а скорее измельчание человеческой расы в Армении, упадок благородных сторон народного духа и слабость веры.

Волнения армян начались чрез два года после вступления на персидский престол Иездигерда II (447–464). Поводом послужило то, что Иездигерд принял меры к совращению армян в огнепоклонство. Армяне не находят слов, чтобы достаточно очернить Иездигерда; рисуют его коварным, вероломным, жестоким. Но персы совсем иначе смотрят на этого своего царя, и взгляд их невольно оправдывается теми данными, какие имеются у Егише и Лазаря. Как умный и деятельный царь, Иездигерд II старался объединить новоприсоединенные части персидской монархии. Армения, Агвания и Иверия внушали персам особенные заботы, так как эти страны граничили с Римской Империей и были внутренно связаны с ней единством веры. В этих странах еще жило понятие политической свободы. После свержения с престола последнего армянского царя Арташеса армяне еще не потеряли надежды иметь особого царя; они полагали, что перерыв на армянском престоле временный. Когда же они увидели, что преемник Врама II не думает назначать им царя, то стали помышлять о том, нельзя ли вернуть себе свободу силою. Взоры их опять стали обращаться на запад, в сторону римского императора. Подобные стремления не могли укрыться от зоркого глаза Иездигерда. Полагая не без основания, что главный опасный элемент в этих странах заключается в лице беспокойных князей и дворян, Иездигерд всячески старался привлечь на свою сторону этот влиятельный класс; он делал аристократии лестные обещания, расточал военные и гражданские почести и награды, не жалел золота, раздавал поместья и дачи. Он давал особенные отличия тем, которые отказывались от христианства и принимали магизм, наделял их землями и селами, делал им во всем особенное предпочтение. Честолюбивое и сластолюбивое дворянство охотно шло на подобную приманку, спокойно отрекалось от христианства и принимало религию персов. Чтобы ускорить дело, Иездигерд, под предлогом военных походов, удалил часть армянских князей из Армении в глубину закаспийских степей, а в Армении распространил особые трактаты, в которых излагалось учение Зороастра. Вместе с этим в Армению был послан персидский чиновник, который под предлогом облегчения налогов и воинской повинности, стал исчислять размеры владений каждой семьи. Последствием переписи оказалось следующее: 1) церкви были обложены налогом, 2) монахи, жившие в монастырях, тоже были привлечены к платежу государственных повинностей, 3) подати, собиравшиеся в стране, были увеличены; наложили подати на епископов и священников не только плодородных местностей, но и пустынных. Эти нововведения сильно раздражили духовенство. Между тем легкость обращения многих армян побудила Иездигерда сделать в этом направлении более решительный шаг. По его приказанию была послана армянскому дворянству грамота, в которой излагалось учение Зороастра, критиковалось христианство и рекомендовалось всем оставить его и принять религию персов. На эту грамоту многие армянские князья с епископами ответили решительным отказом. «Никто не может», писали они в заключении своего послания, «поколебать в нас этой веры – ни ангелы, ни люди, ни огонь, ни вода, ни секира, ни самые горчайшие муки мира сего. Все наше имущество и богатство в руках ваших и тела наши пред вами, делайте с ними, что хотите. Если вы оставите нам эту веру, мы не призна́ем иного господина на земле, кроме вас, как не признаем иного Бога на небеси, кроме Иисуса Христа. Но если после этого торжественного объяснения вы спросите что-нибудь, – мы здесь и готовы отдать тела наши в руки твои, поступи с ними, как хочешь: тебе пытать, вам принимать пытки. Меч твой, выи наши! мы не стоим более наших предков, которые имели счастие пожертвовать своими имуществами, богатствами и жизнию за это свидетельство. Пусть не говорят нам более отречься от христианства. Мы дали обеты наши не человеку, а Богу и на век» и пр.³⁹. Такого твердого заявления быть может было бы вполне достаточно, чтобы остановить Иездигерда, но армяне не ограничились одним заявлением. По словам Лазаря, они поспешили войти в сношение с иверийцами и агванцами и заключили с ними союз против персов. Тогда Иездигерд призвал к себе многих князей из Армении, Грузии и Агвании и, упрекая их в измене, потребовал, чтобы все принимали персидскую веру. Малодушное дворявство согласилось на требование царя, одни искренно, а другие большинство – притворно. Введенный в заблуждение Иездигерд оделил всех наградами и отпустил на родину, пославши с ними кстати несколько сот магов для обращения прочих. Маги устропли пиреи, или храмы огня, воздвигли жертвенники и засветили священные огни. Народ заволновался. Тогда все обиженные и обойденные князья, оскорбленное в своих привилегиях духовевство, все мечтавшие о восстановлении армянского царства увидали необходимость поднять в Армении восстание. Момент был благоприятный: Иездигерд удалился в далекие страны вести войну с кушанами и терпел там неудачу. Духовенство, с католикосом Иосифом во главе, приняло самое горячее участие в деле разжигания страстей; собор армянских епископов разослал циркулярную грамоту, в которой красноречиво призывал христиан к борьбе с персами в защиту церкви. Как-то дико читать в послании служителей Христовой церкви такой нехристианский призыв: «Да поднимется рука брата на брата родного, ежели ов отречется от заповедей Господних, и отец без сострадания да пойдет на сына, а сын на отца. Да не боится более жена поднять руку на мужа вероломного и да восстанет слуга на господина»⁴⁰. Таким образом собор армянских епископов рекомендовал такую же дикую расправу, какую не задолго пред тем учинил сын Вагана Мамиконьяна Самуил над своими родителями, отрекшимися от христианства. По словам Фомы Арцруни, Самуил отвел своего отца в сторону, подальше от персидских солдат, и неожиданно сзади нанес ему в спину столько ран, что тот умер на месте; потом это чудовище набросилось на мать и убило ее⁴¹.

Однако Персия успела уже нагнать на армян такой страх и так много сроднить их с собою, что настоящих искренних врагов ее оказалось немного. Среди заговорщиков было много притворных, которые о всяком действии своих товарищей с услужливой поспешностью сообщали персам. Взаимное недоверие заговорщиков было так велико, что они старались отрезать друг другу отступление: искренние и притворные заговорщики все должны были прикладывать свои печати на Евангелии и письменных документах заговорческой канцелярии, чтобы в случае неудачи попавшиеся и не попавшиеся несли одинаковую кару. Заговорщики сами плохо верили в успех своего предприятия: они посылали просить помощи у гуннов, по те не захотели вмешиваться в такое неверное дело; они писали также императору Феодосию, но Феодосий был на краю могилы и вскоре умер, а преемник его Маркиан не захотел нарушать мир с персами. Единоплеменники армян из греческой Армении тоже не пришли на помощь к своим братьям. Внутри самой Армении, не смотря на все усилия духовенства, заговорщики не могли собрать под свое знамя больших сил. Между тем дело получило большую огласку; – нужно было действовать. Предводителем восстания был представитель честолюбивой фамилии Мамиконьянов, внук покойного патриарха Исаака Вартан, который быть может тоже считал себя обиженным, так как согласно высокому положению его фамилии ему следовало быть марзпаном Армении, а не Васаку сюнийскому; между тем персы устранили его даже от должности главного полководца Армении, каким он был и должен был быть в силу установившейся привилегии фамилии Мамиконьянов.

Первыми жертвами восстания пали прибывшие с армянскими князьями персидские маги. Затем начались битвы с персами. После нескольких отчаянных схваток, окончившихся победой над персами, заговорщики опять послали посольство в Константинополь к «святому синоду духовенства», прося помолиться, «чтобы Бог даровал армянам такой же благополучный конец, какое было начало». Но и эта косвенная просьба о помощи осталась без ответа. Предоставленные самим себе заговорщики были в отчаянном положении. Силы их быстро убывали и от оружия неприятелей и от дезертирства сообщников. Марзпан Васак потому ли, что предвидел неудачу, или потому, что опасался за своих сыновей, оставленных Иездигерду в числе заложников, теперь уже решительно стал на сторону персов. Он послал двух священников по всем селам и городам уведомить, что царь предоставляет армянам полную свободу исповедовать христианскую веру и не намерен насильно обращать кого-нибудь в религию магов; что он не будет мстить за убиение магов и вообще забудет о восстании. Может быть и в самом деле Иездигерд отказался от своего намерения и поспешил сообщить чрез Васака армянам; но заговорщики не захотели верить. Борьба продолжалась, ибо большинству из заговорщиков совсем не то было нужно, чтобы христианство было свободно исповедуемо в Армении и чтобы восстание было забыто, – им нужно было достигнуть удовлетворения собственных эгоистических целей, своего честолюбия; многим нужно было погубить самого Васака или других своих врагов и соперников. Наконец на берегах реки Тгмута произошла жестокая битва (451), в которой армяне были окончательно разбиты, полководец Вартан, а с ним 1036 храбрецов пали на поле битвы, а остальные почти все захвачены в плен. Замешанные в дело духовные лица вместе с католикосом Иосифом были отведены в Персию и преданы суду наравне с захваченными на поле битвы. На суде пленные князья не обнаружили благородства характера. Чтобы погубить ненавистного Васака сюнийского, игравшего двойную роль и погубившего, по их мнению, дело, они представили царю все компрометирующие документы, подписанные рукою Васака и скрепленные его печатью, и чрез то выдали всех других своих сообщников, подписи и печати которых были на тех документах. Пленных после суда отправили в ссылку, где Иосиф и другие духовные лица чрез год или чрез два были казнены, а князья оставались до 6-го будто бы года преемника Иездигердова Бероза. Вартан с 1036 своими соратниками, павшими с ним в сражении при Тгмуте, были причислены армянами к лику святых; точно также были признаны за святых и католикос Иосиф с другими духовными лицами, пострадавшими с ними в Персии.

После подавления бунта Иездигерд отдал приказ, чтобы не раздражали армян и не стесняли их свободы в отправлении христианских обязанностей; однако система заманивания из христианства в магизм продолжала по прежнему широко применяться в Армении персами; по-прежнему христианам не давали ходу ва гражданской и военной службе. Так продолжалось дело при преемниках Иосифа католикосах Мелите (или Мелиде 452–457) и Моисее (457–465). Принимали ли эти католикосы какие-либо меры против отпадения армян от христианства, неизвестно; во преемник Моисея Гют (465–475) проявил большую деятельность в этом отношении. Гют был человек ученый и красноречивый. «Его слова, подобно обильному дождю», говорит Лазарь Фарбский, «производили плодородие и приносили плоды в душах слушателей». С тех пор как отступники от христианства получили в Армении власть и значение, а достойные люди и истинные христиане отодвинуты на задний план, церковь все больше теряла своих детей, все меньше производила воздействие на народную жизнь. «Добродетель была оставлена», говорит историк, «мудрость покинута, сила угасла, христианская вера забыта. Те армянские воины, которые, некогда отличались между всеми другими воинами, на которых смотрели как на своих предводителей и победителей, сделались в то время посмешищем и поруганием для всех. Сам царь публично с презрением отзывался об армянах: «Самые подлые люди и самое презренное войско, говорит Бероз, это сирийцы; но армянин еще подлее и презреннее, чем сириец"»⁴². Патриарх употреблял все меры, не исключая даже сомнительных, чтобы удержать членов своей паствы в ограде церкви или возвратить заблудших. Армянские князья часто сходились к катол. Гюту для рассуждений о том, как улучшить свое положение. С общего согласия неоднократно посылали тайных послов к императору Льву; но этот государь, хотя и согласился оказать армянам помощь, однако время проходило, а помощи не было. Наконец на католикоса последовал донос, что он силою и подкупом заставляет возвращаться в христианство тех, которые отреклись от него и перешли в магизм; а во вторых подготовляет бунт, для чего поддерживает постоянные сношения с греческим правительством. Царь устранил Гюта от должности, а на его место назначил Христофора (475–480). Отрешение от должности не лишило Гюта влияния на армян; напротив, после этого он приобрел еще большее уважение в их глазах. Его политические замыслы и надежды на греков, продолжая жить в нем, сообщались и другим с еще большею, чем прежде, силою.

В Армении в это время был другой уважаемый человек, представитель прославленного рода Мамиконьянов, князь Ваган. He смотря на большие его способности, царь Бероз не решился доверить ему командования армянскими войсками, что, вак выше сказано, было всегда привилегией рода Мамиконьянов, так что Ваган жил частным человеком, полный недовольства и раздражения против персов. Наконец он решился отречься от христианства, отправился ко двору царя и там, по выражению летописца, «ослабел в вере», т. е. попросту сделался огнепоклонником. Но и это не помогло. He помогло также и громадное количество золота, представленное Ваганом царю: репутация Мамиконьянов, как бунтовщиков, была непоколебима, и Ваган не получил той должности, которая составляла привилегию его рода. Между тем после Христофора католикосом сделался Иоанн Мантакуни (480–487).

Патриарх Иоанн был ученик Гюта и также славился ученостью и красноречием. Скоро он с князем Ваганом, снова объявившим себя христианином, сделался центром, около которого, как во время Гюта, сгруппировались все недовольные положением Армении. Но как ни больно отзывался в сердцах чувствительных армян пренебрежительный отзыв об них царя Бероза, как ни сильно снедала их зависть к тем, которые, не обладая способностями, занимали хорошие места, однако произвесть восстание было слишком рискованно: обидчивых людей оказывалось слишком немного, а народ, в пользу которого персидское правительство делало, очевидно, больше, чем армянские князья, уже не чувствовал никакой потребности в волнениях и восстаниях. Но вот Бероз начал безрассудную войну с гуннами гефталитами, которые уже не раз прежде наносили ему поражения, даже держали его у себя в плену и лишь по ходатайству императора выпустили на свободу. Война, начатая вопреки договору, без всякого со стороны гуннов вызова, сразу пошла несчастливо для Бероза. Потребовалось вывесть из Персии и подвластных ей земель как можно более войска. Уменьшение гарнизонов в Армении и неудачи персов в борьбе с гуннами ободрили недовольных в Армении. В союзе с царем грузинским Вахтангом Ваган произвел восстание против персов. Он поставил царю следующие три условия: 1) предоставить армянам руководиться законами их отцов и беспрепятственно исповедовать христианскую веру, не позволять никому оскорблять церковь, не обращать никого в магизм, не делать предпочтения магам перед христианами, уничтожить храмы огня в Армении; 2) отличать хороших людей от дурных, способных и храбрых от неспособных и трусливых, знатных от простых; окружать себя достойными и прогонять от себя недостойных; 3) чтобы царь доходил до всего сам, и не слушал наушников.

Силы бунтовщиков были ничтожны. He смотря на то, что на стороне Вагана стоял католикос, который даже находился с ним в лагере, сопровождал войско в битву, даже сам получил рану, – на призыв Вагана почти никто не захотел откликнуться. Если Вартан мог набрать под свое знамя несколько тысяч, то Ваган имел в своем распоряжении только сотни, да и из этих сотен пред каждой почти битвой уходило много людей с своими предводителями. Настолько положение армян было удовлетворительно и настолько неосновательно было восстание. Это было не народное восстание, а восстание незначительной части армянской аристократии. Даже в поставленных персам требованиях интересы церкви поставлены только как предлог, а главное было интересы аристократии. Что Бероз не употреблял особенных насилий для обращения армян в огнепоклонство, и что, если армяне массами оставляли христианство, то виною тому были они сами и слабость их веры, это видно из того, что в это время в Агвании, тоже находившейся под властию персов, христианская церковь пользовалась полной свободой. Католикос Гют писал агванскому царю Ваче: «отеческая вера страны твоей сохранилась, церкви остались в устройстве, часовни в мире, священники в священстве, жертвы на алтарях, пророки в чтениях, апостолы для утешения, псалмопение для благословений, девы в девстве, иноки в святости, и каждый на своем месте»⁴³. Только малочисленностью персидского войска можно объяснить те победы, которые одерживал Ваган с своими удальцами. Вскоре Бероз умер, на престол вступил Вагарш, человек миролюбивый, совсем не похожий на своего предшественника. Он охотно согласился на условия, которые были предъявлены Ваганом, тем более, что сам нуждался в помощи армян для борьбы с своим соперником. После того, как Ваган помог Вагаршу одолеть своего соперника, Вагарш написал грамоту забвения (486), удовлетворил все просьбы Вагана и самого его сделал марзпаном Армении. После этого были разрушены в Армении все храмы огня, восстановлены разрушенные во время предыдущих войн церкви; общественные церковные церемонии стали совершаться беспрепятственно и торжественно.

Патриарх Иоанн, один из самых главных деятелей восстания, не долго жил по достижении цели своих стремлений: он умер в следующем же году, оплакиваемый всеми армянами.

Церковное учение. Богослужение и церковная практика. Вредные последствия отчуждения армянской иерархии от кесарийского архиепископа. Христианская жизнь. Монашество

Резкое отличие первого периода истории армянской церкви от последующих периодов с одной стороны, а с другой стремление представителей армянской церкви позднейших времен возводить к первому периоду ее истории свои церковные особенности и опираться на этом периоде, как на незыблемом авторитете, заставляют обратить особенное внимание на внутреннее состояние армянской церкви в этот период.

Древнейший, первоначальный символ армянской церкви, тот, который был сообщен св. Григорием Просветителем, теперь неизвестен; но несомненно, что это был символ кесарие-каппадокийской церкви, в которой Просветитель был воспитан сам и в которой получил посвящение. После первого вселенского собора был введен никейский символ. Какие дополнения к этому символу были сделаны св. Григорием и к символу ли даже были сделаны дополнения, или же только к соборным правилам, опять-таки неизвестно. Помещенный у Себеоса под именем никейского символ, почти тождественный с употребляемым теперь армянами так называемым средним символом, разнится от никейского и никео-цареградского. Так, он направлен против Ария, докетов, Аполлинария, Македония и Оригена⁴⁴. Время составления и введения этого символа неизвестно. Ереси Аполлинария и Македония указывают один предел, раньше которого не мог быть составлен этот символ; но другой предел должен составлять предмет догадок. С большой вероятностью, впрочем, можно предполагать, что составление и введение этого символа произошло в период между 381 и 431 годами. В самом деле, третий вселенский собор определил не делать дополнений к никео-цареградскому символу и не составлять новых символов. Трудно допустить, чтобы армяне, находясь еще в союзе с вселенской церковью, поступили вопреки признанного ими собора. He менее трудно допустить, что они ввели новый символ после своего отделения, так как со времени отделения армяне особенно упирали на то, что ими приняты первые три вселенские собора. Вероятнее, поэтому, представляется, что введение нового символа произошло раньше третьего вселенского собора. Предположение это тем более естественно, что армяне во время второго вселенского собора находились в некотором отчуждении от вселенской церкви по случаю отделения от кесарие-каппадокийского архиепископа, участия на этом соборе не принимали и, может быть, официального уведомления о постановлениях собора не получали. Считая в течение некоторого времени определения константинопольского собора как бы не относящимися прямо к армянской церкви, армяне, чтобы выразить свое единомыслие с вселенской церковью, и могли на своем соборе составить означенный свой символ в духе никео-цареградского. Во всяком случае этот армянский символ вполне православный.

Были ли какие-нибудь особенные местные течения в области богословской мысли за рассматриваемый период, нет возможности сказать что-либо положительное. Нет никаких указаний на существование ересей в среде армянских христиан. Какая-то «гнусная секта борборидов», державшаяся некоторое время на западной окраине Армении и уничтоженная суровыми мерами Исаака и Месропа, была, повидимому, не армянского происхождения. Упоминаемая Моисеем Каганкатваци секта персторезов едва ли даже имела какую-нибудь связь с христианством. Горячие догматические споры, волновавшие восточный христианский мир, конечно отражались и в Армении, но какого-либо оригинального взгляда на разделяющие вопросы армянские отцы не высказали. Из господствовавших на востоке еретических направлений, быть может, только акакианство и аполлинарианство несколько увлекали армянских богословов. Мы видим, что в числе епископов акакиан, отказавшихся от своих заблуждений и принявших «единосущие», значится имя епископа Исакониса из Великой Армении. Что касается аполлинарианства, то Либерат положительно упрекает в нем армянских монахов половины V в. Судя по последующему, упрек Либерата едва ли не основателен.

Богослужение армянской церкви до Исаака Великого было греческое; оно совершалось по греческим книгам и конечно было такое же, какое было в Каппадокии⁴⁵. В совершении таинств нет никаких признаков присутствия тех особенностей, важных по своему внутреннему смыслу, которые замечаются в армянской церкви после и происхождение которых армянские богословы позднейших периодов относят ко временам единения армянской церкви с церковью вселенскою. Так, хлеб для евхаристии употреблялся квасный, a вино растворялось водой, как во всей вселенской церкви. Без сомнения были частные отступления как в богослужении, так и вообще в церковных обычаях; но отступления эти не касались сущности вероучения или внутреннего догматического смысла богослужебной или обрядовой формы. Частные особенности были в каждой церковной общине, руководившейся местными преданиями древности и наставлениями своих первых просветителей. В богослужение армянской церкви вводились новые молитвы и песнопения и сокращались или перефразировались заимствованные у других церквей. Свобода в дополнении богослужения новыми молитвами и гимнами или в сокращении его и даже в изменении самого порядка доходила до того, что в каждой области был свой богослужебный устав, свой круг церковных гимнов и молитвословий. Такое положение дел заставляло армянских патриархов заботиться о водворении порядка и однообразия уставов во всей Армении. Над этим делом особенно много потрудились Исаак Великий и Месроп, а также и Иоанн Мантакуни.

Армянская церковь соблюдала свой особый пост (арачаворк), кроме тех, которые соблюдались в каппадокийской церкви, вводила новые праздники в память своих святых мучеников или в память каких-либо знаменательных событий своей церкви⁴⁶. В этот период из предметов благоговейного поклонения армяне особенно чествовали св. крест, икону Богоматери и мощи святых. Мощи святых выносились во всех торжественных процессиях; с вими встречали патриарха, возвращающееся с поля битвы войско и освободившихся пленников.

Церковное управление в Армении имело тот же строй, какой замечаем и в других церквах Востока того времени. Вся территория, входившая в состав армянского государства, была разделена на епархии, причем церковно-административное деление строго совпадало с гражданским. Каждая отдельная область, или княжество, имела своего епископа. Епископская кафедра считалась тем важнее, чем значительнее было княжество. Епископу были подчинены пресвитеры и прочее низшее духовенство. Во главе епископов стоял преемник св. Григория. Католикосу, как заместителю архиепископа кесарие-каппадокийского в варварских странах, предоставлено было посвящать в епископы; когда же армяне отказались обращаться в Кесарию и стали ставить католикосов сами, то право посвящать в епископы у католикоса было отнято. По словам Фавста Византийского, с этих пор арм. епископы должны были ходить за своим посвящением в Кесарию-Каппадокийскую, и патриарх имел пред другими епископами Армении лишь то преимущество, что считался старейшим между ними. Решение это принадлежит, вероятно, преемнику Василия Великого. По словам анонимного автора жизни св. Нерсеса, армяне ходили в Кесарию для посвящения до самого халкидонского собора⁴⁷. Иоанн Мантакуни первый составил армянский чин посвящения в епископа. Католикос управлял своей епархией, заведывал делами всей церкви и был главным представителем ее в междуцерковных сношевиях. Ов созывал соборы, ему был вверен верховный духовный суд над всеми членами армянской церкви. Власть католикоса над епископами простиралась до того, что он мог лишать кафедр даже невинных епископов, отнимать у них имущество и отбирать богатства умерших. Во избежание притеснений со стороны католикоса епископы иногда обращались за утверждением в своей должности к персидскому царю. При католикосе всегда находились 12 епископов, составлявших его синод. Выше католикоса был собор. Собор созывался сначала царем, потом самим католикосом, или, за смертию его, старшим епископом или светским правителем. На собор приглашались не только высшие духовные лица, но и князья и высшая аристократия.

Отдаленность эчмиадзинской кафедры от руководителя католикосов архиепископа кесарие-каппадокийского, а потом и отчуждение от него иногда неблагоприятно отражались на действиях армянской иерархии. Так, собор епископов в Шагапиване (448) постановил 20 правил о материальных взысканиях за грехи. В силу этих правил благородные должны были платить за свои грехи денежный штраф, крестьяне подлежали телесному наказанию и денежному штрафу в меньшем размере, а духовные отрешению от должности. В 449 году целый собор арм. епископов, как мы видели, издал прокламацию в духе современных анархистов; между тем в это время не было ни одного случая насильственного обращения армян в огнепоклонство, ни одной казни за исповедывание христианства; царь Иездигерд только угрожал силою обратить всех христиан в огнепоклонство, но угроза могла и не осуществиться. Так в некоторых случаях сами пастыри в своей совокупности не оказывались на должной высоте понимания духа христианства и нуждались еще в надзоре за ними со стороны вселенской церкви.

В религиозно-нравственном состоянии Армении за эти более чем полтора века не было заметно резких перемен к лучшему. Мы уже видели, какими мрачными красками рисуется это состояние во вторую половину IV века. Спустя сто лет христианство было проповедано уже во всех частях Армении, но дело усвоения христианских начал не особенно далеко подвинулось вперед. Что во второй половине V в. христианство еще слабо укоренилось в Армении, видно из той легкости, с какою армянская аристократия отказывалась от него и принимала религию Зороастра. Даже самые лучшие из армянских князей, причисленные потом армянами к лику своих святых (Вартан и его сподвижники), отрекались временно от христианства, не получив за веру ни одной раны, ни одного удара. Такого малодушия не представляли исповедники Христовы, причисленные вселенской церковью к лику святых. Равнодушие к христианству со стороны простого народа видно из прославленных выше меры восстаний Вартана и Вагана Мамиконьянов, – восстаний, в которых, не смотря на пример духовенства, участвовали весьма немногие. Армяне соблюдали посты, не работали в воскресные дни, ходили в церковь, служили панихиды по умершим родственникам, платили разные повинности в пользу духовенства, но все это делали большею частию по принуждению, так как армянскими соборами определены были за все уклонения от церковных правил денежные штрафы или телесные наказания. Прежние языческие верования еще держались в народном сознании, хотя большею частию и приняли окраску христианства. По свидетельству Зеноба Глака царь Тиридат, уже будучи христианином, совершал жертвоприношения. Так, после победы над северными народами (325) царь и его князья торжественно воздали благодарение Богу, «принесли Ему в жертву белых быков, козлов и много ягнят, и раздали бедным большие милостыни». Конечно теперь принесенные в жертву животные уже не сожигались, а жарились возле церквей в присутствии многочисленной толпы народа, а потом предлагались этому народу на угощение. Подобные же милостыни бедным, т. е. простому народу, упоминаются историками Егише и Лазарем Фарбским. Колдуны и колдуньи по прежнему имели много посетителей. Историк Стефан Орбелиан рассказывает, как некий святой монах прибегнул к содействию колдуньи. Монах этот, впоследствии епископ сюнийский Эритсак, пошел в Иерусалим и задержался там до самого навечерия Богоявления. Стоя у дверей Вифлеемской пещеры, он мысленно перенесся в свой монастырь к своей братии и сильно скорбел, что находится теперь далеко от нее. Видя его печаль и слезы, одна волшебница подошла к нему и спросила: «Скажи мне, о чем ты так горько плачешь?» Когда он объяснил ей причину, она сказала: «святой человек Божий, проси у Христа отпущения моих бесчисленных грехов, и я тотчас дам тебе видеть то, что ты желаешь». При этих словах отец, доверяя себя неисчерпаемой божественной благости и поддаваясь собственному желанию, согласился на ее просьбу. Тогда женщина приготовила большую вазу воды и после некоторых операций своего колдовства заставила святого перешагнуть чрез эту вазу. Тотчас же он оказался в своем монастыре Эритсу, у дверей церкви, когда в ней оканчивалась литургия. Придя в себя, он не сказал тотчас братии ничего; но когда она собралась для подкрепления тела, то рассказал об этом необыкновенном происшествии и в доказательство подал принесенную зелень, свежие померанцы и апельсины⁴⁸.

В самом почитании армянами св. мощей сказывалась доля языческого суеверия. Армяне верили, что, если кто хранит в своем доме хоть незначительную часть костей мучеников за веру, то он уже чрез одно это, помимо своих собственных достоинств и веры, избавляется от всяких несчастий, – ни с ним, ни с его семейными, ни с самим домом не случается никакой беды. Мало того, обладатели мощей получают чрез них счастие, мудрость, силу и всякую защиту. Поэтому всякий, не щадя жизни, старался приобресть их или за деньги. или как нибудь собственными усилиями, по крайней мере хоть зуб или ноготь, и унесть в свой дом. Женщины не жалели драгоценных ожерелий и браслет и охотно покупали на них мощи. Их носили с собой, как амулеты или талисманы, вделывали в ожерелия и другие драгоценные украшения, и в таком случае эти вещи ценились значительно дороже, чем подобные же без мощей. Отправляющиеся на войну или в опасное путешествие старались запастись мощами. Армянские князья, посланные Иездигердом в заточение, имели при себе мощи. При таком всеобщем стремлении иметь мощи при себе и в доме, человек, приобретший так или иначе большой запас костей лиц, казненных за христианскую веру, мог нажить большой капитал. Поэтому весьма понятно, что некто купец Худжик, встретивши на пути партию армянских пастырей, именно католикоса Иосифа и его соучастников, ведомых на казнь, забыл свои комерческие дела, последовал за этой партией, искусно втерся в доверие конвоиров и терпеливо ожидал удобного случая овладеть драгоценными трупами. Когда тела казненных были зарыты в землю, Худжик тайком вырыл их, разрезал на части, содрал все мягкие части с костей и снова зарыл в землю, а очищенные кости запаковал в ящики и с таким багажем отправился в Армению. Замечательно и легковерие, с каким встретили Худжика в Армении. Такое легковерие отдавало армян в полное распоряжение всякого проходимца, торгующего фальсифицированными мощами.

Что касается, в частности, жизни армянских христиан, то неприглядная по большей части действительность вызывала у лучших людей печальные мысли и горькие жалобы. «Сетую о тебе, земля армянская», восклицает Моисей Хоренский, «сетую о тебе, страна благороднейшая из всех стран севера: нет у тебя более ни царя, ни иерея, ни советника, ни учителя! Мир возмутился, вкоренился безпорядок, потряслось православие, невежество упрочило лжеучение... Кто вместе с нами расскажет эти бедствия, разделяя нашу печаль? Кто, соболезнуя вам, поможет пересказать, или начертать все это на камне? Восстань, Иеремия, восстань! вещай нам в своем пророчестве несчастие, нами уже перенесенное и еще ожидающее нас. Предсказывай нам возникновение невежественных пастырей, как некогда Захария в Израиле. Учители глупые, самодовольные, сами собой присвоившие себе честь, а не призванные Богом; избранные посредством золота, а не Св. Духом; сребролюбивые, завистливые, оставившие кротость, в которой обитает Бог, и ставшие волками, растерзывающими свое стадо. Монахи лицемерные, чванливые, тщеславные, любящие почести более, чем Бога. Служители храма гордые, скорые осуждать других, суесловные, ленивые, ненавидящие искусства и пастырские наставления, любящие торжища и скоморошество. Ученые ленивые в учении и скорые на наставление других: богословы прежде изучения. Народ надменный и непослушный, велеречивый, празднолюбивый, насмешливый, зловредный, чуждающийся духовного звания. Воины несправедливые, хвастливые, не любящие своего звания, ленивые, изнеженные, нетерпеливые, грабители – достойные товарищи разбойников. Князья мятежные, товарищи воров, хищные, скупые, жадные. грабители, опустошители, безнравственные, единомысленники рабов своих. Судьи бесчеловечные, лживые, обманщики, лихоимцы, неуважающие закон, нетвердые, любящие тяжбы, Все вообще лишены любви в стыда»⁴⁹. Вот отзыв Моисея Хоренского о его современниках-соотечественниках. Несомненно, что Моисей преувеличил испорченность своих соотечественников, дав себя увлечь своему красноречию; но есть в его словах и значительная доля правды. В духовенстве, не исключая и католикосов, замечались многочисленные случаи низкого нравственного падения, так что иногда народ открыто восставал против безобразников, свергал епископов и католикосов с кафедр, священников выгонял из приходов, а монахов осыпал оскорблениями и насмешками.

Простой народ мало еще изменился в нравственном отношении, продолжая большею частию погрязать в невежестве и грубости. Бытописатели не указывают в его нравах каких-либо особенно отталкивающих сторон; недостатки были те самые, которые были унаследованы от язычества: браки между родственниками, браки без благословения церкви, оставление законной жены, несоблюдение постов. Высший класс особенно отличался испорченностью нравов: измена и клятвопреступничество, зависть и подкопы друг под друга, убийства, своекорыстие, угнетение низшего класса, противоестественные пороки – вот нравственные язвы, разъедавшие этот класс. Нелестный отзыв Бероза об армянах, как подлых людях и трусах, касался прежде всего армянских князей, более других армян известных царю.

Однако значительное смягчение и улучшение армянских нравов и понятий под влиянием христианства – несомненно, не смотря на ропот в этом отношении историков-моралистов. Влияние на армян христианства доказывается существованием между ними многих светлых личностей, возникновением церквей на средства частных лиц, широкой благотворительностью, всегдашним глубоким уважением к святым мужам, восстанием против безнравственных правителей гражданских и церковных, наконец широким распространением монашества. Монашество в Армении на самых первых порах было вызвано не самой жизнью, а было принесено извне и распространено в некотором роде искусственно; но уже то, что оно привилось здесь и даже широко распространилось, доказывает существование в армянах стремления к нему, стремления к нравственному совершенствованию. Стремление зарождалось и усиливалось в армянских христианах больше всего вследствие тяжелого материального положения; но важно то, что угнетенные и униженные, ленивые, трусливые, избегающие военной службы и пр. не другой род жизни себе избирали, не старались как-нибудь иначе улучшить свое положение, а именно принимали монашество.

Что касается вида монашеской жизни, то до Нерсеса I, если верить его биографу, монахи жили с своими семьями в городах и селах. Нерсес нашел это несогласным с церковной дисциплиной и «устроил монастыри малые и великие». Это преобразование в области монашества могло быть сделано по совету Евстафия севастийского, почему Созомен и приписывает Евстафию распространение монашества в Армении⁵⁰. Однако не все монахи и до Нерсеса жили в городах и селах; некоторые искали уединения и подвизались единолично ва горах и в пустынях, другие жили обществами, рассыпавшись ва сравнительно небольшом пространстве близ какой-либо особенно уважаемой церкви. Упоминаемые у Агафангела, Зеноба Глака и Фавста монастыри во времена св. Григория и его ближайших преемников должны быть понимаемы в этом последнем смысле, а не в смысле обычных монастырей, т. е. окруженных стенами мест с церквами и кельями монахов, соединенных в одно общество или братство. Уединенное подвижничество на горах и в пустынях существовало и после Нерсеса I, когда уже были устроены монастыри. Есть упоминание о копании вещер. Что касается монашеских уставов, то армянские монахи руководились теми уставами и правилами, которые были у их учителей в Каппадокии. Впрочем армянские повествователи считают обязательным упомянуть о всяком уважаемом подвижнике, что он питался одними только травами, по несколько десятков лет не употребляя хлеба, ходил в одной и той же одежде летом и зимой, никогда не употреблял палки. Повидимому преобладающий тип армянского монашества был тот, который известен под именем «пасущихся».