Май–Июнь. Книга 1-я

I.

1) Старообрядческий раскол образовался в русской Церкви во второй половине XVII столетия; поводом к тому послужило исправление богослужебных книг и обрядов при патриархе Никоне. Существенную характерную черту русского раскола старообрядчества составляет обрядоверие, т. е. смешение обряда с догматом, усвоение обряду и букве богослужебных книг значения неизменности, а потому и вся сущность старообрядчества заключается в содержании богослужебных обрядов и погрешительных религиозных мнений, укоренившихся в церковной практике в течение, главным образом, последних 2 столетий перед временем патриарха Никона, – таковы: двуперстие, хождение по́солонь, сугубое аллилуия, употребление седми просфор на проскомидии, разности в чтении символа веры, молитв и в чинопоследованиях церковных служб, мнение о почитании одного лишь осмиконечного креста, о начертании имени Исус вместо Иисус и проч. Указанные обряды и другие разновременно

вкравшиеся в богослужебные книги и чинопоследования погрешности, имевшие временный и местный характер, по верованию поборников «древляго благочестия» существовали будто бы в русской церкви «от лет князя Владимира» и исключительно они одни только и употреблялись на протяжении всей истории нашей церкви до самых времён п. Никона: при последнем же введены обряды будто бы новые, ныне общеупотребительные в православной Церкви, называемые на языке раскольничьей литературы «никонианскими новшествами» или просто – «никонианством», повредившим православие господствующей Церкви, которая будто бы утратила со времени Никона своё благочестие, тесно якобы соединённое с содержанием известных обрядов.

Религиозная практика и нравственность раскольников – старообрядцев также имеют свою особенность, состоящую преимущественно в удержании всего, что существовало до п. Никона, – в точном исполнении правил монастырского устава относительно Богослужения и молитв, выполнения поклонов, какие когда положены по уставу, соблюдения постов, употребления пищи и питья и строгого содержания прежних житейских обычаев, коим придаётся значение религиозное, как например, хождение православных в церковь только в известной, старинного (из времён Никона) покроя одежде, с «лестовками» (в роде монашеских чёток) в руках и др. В общем раскольничье старообрядчество представляет собой как бы застывшую жизнь древней Руси XVII столетия.

Приверженцы раскола в большем или меньшем количестве находятся ныне во всех без исключения епархиях, как европейской, так и азиатской России⁸⁹.

2) Современный русский раскол старообрядчества поражает своими бесчисленными дроблениями на различные толки, согласия и упования, друг к другу враждебные и объединяемые только большей или меньшей ненавистью к православной Церкви. Главнейшие группы в современном расколе составляют собой: поповщина, т. е. раскольники, приемлющие самочинное священство, известное под именем австрийской или белокриницкой лже-иерархии; беспоповщина, в состав которой входят многочисленные толки, не признающие священства, и беглопоповщина, – т. е. раскол, «окормляемый» бегствующим от господствующей православной церкви священством. Со стороны количества последователей в настоящее время является преобладающим первая секта т. е. австрийская поповщина⁹⁰.

Последователи этой секты раскола составляют более ⅔ общего количества всех раскольников. Имея своим главным центром Москву с пресловутым Рогожским кладбищем, где воздвигнуты раскольниками со времени царствования Александра I обширные храмы и здания для убежищ и других надобностей поповщины, австрийская секта раскинула свои заманчивые для тёмного простого народа сети преимущественно в Поволжском крае, на Дону и на Кавказе, а также в Черниговской епархии. Секта беспоповцев имеющая свой центр также в Москве на Преображенском кладбище, распространена преимущественно в северных и западных епархиях, а также в Новгородской, Псковской и Рижской. Наибольшую часть раскольников в Вятской епархии и в Сибирском крае составляют также беспоповцы. Последователи беглопоповщинской секты особенно многочисленны в епархиях Донской, Курской, Тульской, Черниговской и Пермской. В последней их более ²/₃ общего числа тамошних раскольников.

а) Раскольники, приемлющие австрийскую или Белокриницкую лже-иерархию, в свою очередь начали делиться на партии или толки, со времени издания так называемого окружного Послания, вызвавшего нескончаемые споры, пререкания и раздоры, в которых приняли участие старообрядцы по австрийскому согласию, и духовные, и миряне, разделившись на окружников, противо-окружников. мнимо-окружников.

К согласию окружников принадлежат те раскольники поповщинской австрийской секты, которые приняли так называемое «Окружное послание», составленное неким Кларионом Кабановым (Ксеносом) и изданное в 1862 году от раскольничьего духовного совета, за подписью лже-епископов Антония и Софрония под названием: «Окружное послание единыя св. соборныя, апостольския, древле-православныя – кафолическия церкве». В послании осуждены все обще-раскольничьи взгляды, мнения и порицания на греко-российскую церковь и её священство. По характеру своих религиозных воззрений это согласие ближе всех стоит к православной Церкви. Число окружников незначительно. К противо-окружникам принадлежат поповцы, оставшиеся недовольными Окружным посланием, которое не подписали и прокляли. Последователи этого согласия содержат еретические мудрования, «что в греко-российской церкви царствует антихрист, что она верует в иного Бога Иисуса Христа, рождённого осмью годами позже Исуса, что четвероконечный крест никакой силы не имеет, что агнец, приносимый на бескровной жертве великороссийской церкви, есть неправедный и проч. Мнимо-окружники, которые хотя и приняли учение, содержимое в послании, но в сущности держатся общих всем раскольникам заблуждений⁹¹.

б) Но одробление на партии искони характеризует преимущественно беспоповщину, выделившую из себя множество толков, из них наиболее численными и известными в истории являются: поморский толк, Федосевщина, Филипповщина, толк странников или бегунов, спасово согласие или нетовщина и многие другие, так называемые мелкие толки⁹².

в) Мир и единение у беглопоповцев зависят от их взглядов и отношений к тому или другому из бегствующих от православной Церкви священников. В последнее время беглопоповцы испытывают крайнее затруднение при своих поисках бегствующих попов.

3) Общими характеристическими чертами современного раскола в его массе остаются по-прежнему – тьма, невежество и загрубелая косность мысли, обман, лукавство, мелочность, пустота. Такова именно масса раскола, таковы и его вожди – руководители, в буквальном смысле «слепые», но с инстинктами и страстями хищных волков. Поистине, печально и тяжело видеть, как массы людей, весьма часто прекрасных в своём житейском быту, бродят в потёмках беспросветного религиозного невежества и суемудрия, борются и спорят, связанные как путами, мёртвой неподвижной косностью мысли. Неудивительно, что среди такого мрака и умственной смуты вождям раскола полное раздолье: что ни скажут они, во всём верят их последователи на слово, что ни прикажут, во всём повинуются им беспрекословно.

К характеристике внутреннего состояния современного раскола и крайнего религиозного невежества в недрах его может служить весьма важное в современном раскольническом мире явление. В последние годы у наших раскольников возникла было и силилась утвердиться новая иерархия, наряду с Белокриницким священством.

Родоначальникам новой лже-иерархии явился самозванец Аркадий, именующий себя архиепископом беловодским, получившим, якобы, поставление в Японии («Ополонском царстве») от какого-то незнающего «никонианских новшеств» патриарха. В сущности же раскольничий архиерей оказался проходимец Аркадий (киевский уроженец, сын коллежского асессора, Антон Савельев Пикульский). Пользуясь простотой русских раскольников, Аркадий предъявил им ставленническую грамоту, от Мелетия патриарха Славяно-Беловодского и приобрёл не малое число последователей, которым поставил и попов⁹³.

В грамоте делается обращение к русскому Государю и Самодержцу с просьбой об утверждении Аркадия в его звании архиепископа царским повелением, а русским вельможам «составляющим синклит и пребывающим в воинстве, и всему христианскому собранию» делается приглашение представить поставленному вождю их спасения свои души со всяким смирением и послушанием и служить, и повиноваться ему. как самому Владыке Христу. Чиноприём от раскола и православия Беловодский владыка установил через миропомазание с требованием проклятия ересей православной Церкви, которая де учит «о переселении душ после смерти в птиц и зверей, что солнце стоит, а земля ходит, громы и молнии бывают от некоего, – якоже развратно пишут никониане, электричества, и якобы туча с тучей сходятся, от того бывает гром и молния и т. п. Как ни кажется невероятен Аркадий и общество, принявшее его. – тем не менее и тот и другое – явления действительные: у Аркадия нашлось немало последователей, которые без всякого опасения принимали от него попов и обращались с требами к этим попам!.. В настоящее время преступной деятельности самозванца Аркадия положен конец, арестом его в пределах Уфимской губернии.

Наряду с умственным невежеством и душевной пустотой в расколе доселе царит поражающий крайней нетерпимостью враждебный православию фанатизм. Почти все раскольничьи толки (за исключением искренних окружников) доселе держатся ещё Аввакумовского взгляда, что православные храмы есть «мерзость антихриста», о таинстве св. причащения отзываются так, что не лет есть и глаголати, доселе большим грехом считают раскольники совершать вместе с православными молитвы.

О дерзком и кощунственном отношении раскольников к господствующей Церкви, её таинствам и обрядам и при том с явственным намерением оскорбить религиозное чувство православных, свидетельствуют не редко возбуждаемые гражданской властью судебные дела о привлечении хулителей Православия к уголовной ответственности.

На какие дикие глумления способен фанатизм раскольничий в отношении православных вообще и в частности пастырей церкви, в отчёте г. Синодального Обер-Прокурора указан случай, как одного православного священника раскольники вместе с лошадью выкупали в луже, последствием чего была смерть священника. Известны и многие другие случаи столь же возмутительных со стороны раскольников истязаний и насилий над православными, причём притеснения учиняются не над отдельными только личностями, но и над целой массой православного и единоверческого населения, затёртого среди больших раскольничьих посёлков.

Особенное изуверство проявляет раскол над православными членами в смешанных семьях, – над вышедшими замуж за раскольников православными женщинами, для совращения которых употребляются жестокие меры: «в церковь православную не пускают, заставляют ходить в раскольничью молельню, издеваются над православными обычаями и верованиями, обходятся с презрением, иногда наносят побои каждый день, а если муж не побьёт жену, то его самого побьёт мать – раскольница; за общий стол не садят, а где-нибудь у порога, есть не дают, так что иные молодухи сознавались, что они, выйдя с пойлом в хлев, ловили из лохани корки хлеба и тем утоляли свой голод, иногда же лишались и этого скотского корма, если не им приходилось поить скотину: «похлёбку старшая молодуха раскольница сладит православной младшей из ополощин. т. е. когда отъедят раскольники, она остатки пищи из их блюд соединит в одно, ополощет их чашки и эти ополощины вольёт туда же в остатки пищи, – и эту смесь, которая обычно выливается в лохань, подставляет несчастной как некую снедь, – туда же. или на стол, кинет корку хлеба, достаточную только для возбуждения аппетита, а не для утоления голода. Если же от такой пищи отвращается душа, то оставайся совершенно голодной. Если муж любит жену, – он украдкой вынесет ей кусок хлеба, и благодари Бога». Неудивительно, что немногие выносят такие истязания; большинство совращаются в раскол, или же умирают. В болезни, как ни проси раскольника, ни за что не пойдёт за священником. В отчёте по С.-Петербургской епархии сообщается случай посещения приходским священником такой больной, по наказу её с православным, зашедшим проститься с умирающей: и вот он нашёл больную, лежащей не в переднем углу, где обычно кладут опасно больных, а под корзиной у порога на двери в подполье. Когда священник стал требовать, чтобы зажгли свечку и перенесли больную в передний угол, она со слезами начала умолять священника, чтобы он не делал этого, так как после ухода священника столько ей будет истязаний, что не дадут спокойно умереть. И эта мученица так и умерла на той двери под корзиной, у порога на самом грязном месте! Не менее трогательными чертами изображаются в том же отчёте страдания, какие испытывает при родах православная женщина, вышедшая за раскольника. Прежде всего, когда приближается опасное время родов, православную молодуху изгоняют из дому, чтобы не осквернила его рождением младенца, «ибо родит еретица в доме, говорят раскольники, всем нам да будет канон», (епитимья раскольничья). И бедной роженице приходится рождать или в холодной бане, или в хлеву, но это ещё счастье, а то и в хлев не пустят: «пускай заколеет еретица, – хлев и двор – одна связь с домом, всё равно и в хлеву родит – дом осквернит». После родов известное число дней не впускают роженицу в жилую избу, в особенности если есть кому ходить за скотом; в противном случае, лукавство раскольников придумывает какое-либо извинение, чтобы родившая, не смотря на послеродовые болезни, исполняла по хозяйству все обязанности работницы и это иногда прямо для того, чтобы непокорную неподдающуюся убеждениям скорее извести. –

5) Что касается нравственных начал жизни раскольничьего мира, то они не могут быть высокими уже потому одному, что раскол находится в безблагодатном состоянии, лишён в течении нескольких веков религиозно-просветительного влияния Церкви и воспитательного руководительства со стороны пастырства, грамоты и школьного обучения. Сверх того, раскол беспоповщинский ввёл в жизнь прямо безнравственную доктрину бракоборства, в силу которой отцы семейств открыто дают своим детям прямо безнравственные наставления, сделавшиеся раскольничьими заповедями, – каковы напр.: «хоть семь жён, да „не новожен“» (т. е. не последователь особого толка), или: «семерых, дочки, в подоле принеси, выкормлю, избу выстрою, – только замуж не ходи». Беспутство, разврат, все средства к истреблению плода в расколе находят себе оправдание и освящение в самом лжеучении.

Если сюда присоединить общие всем раскольникам отрицательные черты нравственного характера, каковы веками выработанная система лжи, коварства, обмана, фарисейской гордости и смиренно-лукавства, то увидим, что раскол весьма безнравствен.

II.

Переходя к определению существенных признаков и степени вредности каждого в отдельности раскольничьего толка, 2-й Миссионерский съезд и здесь принял в основание тот же принцип лёгкости совращения из православия и трудности возвращения отпавших в лоно Церкви, как и при обсуждении сектантства. С этой точки зрения является в расколе наиболее вредной и опасной для Церкви сектой, австрийское поповщинское согласие.

1) Последняя секта внешним видом своего богопочтения, стараясь во всём подражать устройству Церкви православной, тем самым вводит в заблуждение и привлекает к себе простых чад её. Секта эта имеет трёхчинную иерархию, а с ней вместе и через неё, все таинства, хотя и незаконно совершаемые. Молитвенные здания этой секты, особенно по внутреннему своему устройству и богатству украшений, близко сходственны с православными храмами; их священнослужители облачаются в такие же священные одежды, как и наши, и стараются истово отправлять службы церковные. Австрийские лже-иереи и архиереи пользуются полной свободой не только при отправлении своих церковных служб, но и для переездов по России, чтобы утверждать своих единомышленников и совращать православных. Большинство последователей этой секты составляют, так называемые, неокружники, которые хулят Церковь нашу, якобы заражённую антихристовой скверной, и у них нет молений и не приносится просфора за предержащую власть. Оплот австрийской поповщинской секты представляет Рогожское кладбище в Москве, а лже-иерархическое средоточие находится в Белой Кринице. Рогожское кладбище торжественными там службами и другими способами содействует успеху совращения православных, а из Белой-Криницы исходят печатные издания, враждебные нашей Церкви. Великим соблазнением служит ещё то обстоятельство, что духовенство австрийской секты в воссоединённом участке Бессарабии пользуется такими же в отношении к богослужебным собраниям правами, какие предоставлены вообще клиру нашей Церкви. Признавая весьма соблазнительными открытые и торжественные служения лже-архиереев австрийского толка, с употреблением всех священных облачений, в моленных, подобных храмам, а особенно на Рогожском кладбище, лже-соборы оных в Москве и само пребывание в ней лиц австрийской лже-иерархии, Миссионерский съезд сделал утверждённое за сим св. Синодом постановление о том, чтобы просить правительственную власть: а) воспретить лже-иерархиям пребывание в Москве и б) не допускать их самочинные службы на Рогожском кладбище, в) чтобы самому этому месту дано было иное, сообразное с законом, назначение: чтобы г) воспрещение (по закону 3 мая 1883 г.) – лже-клирикам австрийского согласия носить одежды в моленных – богослужебные, а в домах и открытых местах присвоенные священнослужителям, имело силу не в одной Москве, а по всюду в православной России, д) Представить также на внимание правительства, что духовенство австрийского толка, в воссоединённом участке Бессарабии – повергает в смущение и соблазн людей русских своими храмами, с колокольным при них звоном, крестными ходами и другими торжественными службами, а через этот соблазн затрудняет всех ревнителей православия в борьбе с расколом; и просить, чтобы публичное оказательство австрийской поповщинской секты в Измайловском уезде было прекращено, а последователи оной там были уравнены в своих правах с прочими раскольниками того же толка в империи.

Из беспоповщинских толков Миссионерским съездом отнесены к числу сект наиболее вредных для Церкви и государства – секта Федосеевская, с которой согласна и Филипповская, а также толк Странников или бегунов.

2) В основании учения Федосеевицины и Филипповщины лежит мнение об антихристе, который «от лет Никона царствует в русском государстве, уничтожил семь таинств церкви, и восседает ныне в наших храмах, где православные ему и поклоняются. Священнослужители господствующей церкви суть слуги антихриста, равно как и все правительственные лица». Отсюда у последователей этого толка явилось правило не молиться за Царя на общей службе, а равно в тропарях и канонах, ибо, по мнению Федосеевцев, просить в молитве преуспеяния Царю, значило бы тоже, что желать успеха антихристу. Подчинение же государственной власти и её установлениям у раскольников этого толка есть дело вынужденное необходимостью. Считая невозможным при антихристе существование таинств, допуская, впрочем, только крещение и исповедь, совершаемые мирянами начётчиками, последователи этого толка с особенной силой восстают против браков и вводят безуспешно обязательны девство. Брак, по их мнению, есть блудное сопряжение и непростительнейший грех, не законное же сожитие поощряется, как удобоизглаживаемое покаянием преступление, только бы не было детей. Последствием сего является в жизни этих сектантских общин разврат, сопровождающийся истреблением плода и детоубийством.

Таким образом, в Федосеевской и Филнпповской сектах подорваны основы семейной и общественной жизни. Детей, рождённых в брачном сожитии, Федосеевцы считают рождёнными от блуда и дети считают родителей своих блудниками, не едят с отцом и материю из одной чашки, не молятся вместе, не берут благословения, так что молодое поколение с детства не признаёт первого в жизни авторитета – родительской власти и таким образом не научается должному подчинению. Родители тяготятся своими детьми, как «засадой (помехой) спасения», тем более что при всяком деторождении наставники секты и община публично отлучают такие супружества от участия в молитве. Вследствие чего Федосеевцы, живущие в браке единодомовно с жёнами, последних не считают таковыми, а именуют «покойщицами, сиделками», часто меняют жён, а детей отдают на воспитание чужим старухам, от чего дети вырастают без всякого воспитания и понятия о родительской власти. Статистика рождений и акты о принадлежности детей своим родителям в этих сектах ведутся настолько несоответственно действительности и фальшиво, что для правительства крайне затруднительно иметь верные сведения относительно лиц, подлежащих по закону к отбытию воинской повинности.

3) Секта странников, или бегунов, выродившаяся из Филипповской, довела учение об антихристе до крайних пределов; она дерзко утверждает, что антихрист царствует в лице российских государей, начиная с Петра 1-го. Посему странники отвергают подчинение всякой власти; требуют от членов своих уклонения от всяких государственных и общественных повинностей; чтобы избежать власти антихриста, странники считают грехом записываться в ревизию, брать паспорта и отбывать воинскую повинность, удаляются от населённых мест и видят возможность спасения в постоянном странствовании, так как «всё в государственной и общественной жизни подчинено антихристу и потому спастись только и можно вне мира».

Борьба с миром и стремление освободиться от сетей антихриста доходит в этой секте до такого состояния фанатизма, что из среды сектантов образуется особый сорт лиц-ревнителей, так называемых «красносмертов». которые с релогиозной целью прибегают к убийству – удушению своих заболевших или престарелых сочленов, для снискания последним якобы венца мученического.

Для удобнейшего укрывательства своего и для снискания средств к жизни без труда, через подачки от единоверцев, секта странников в состав своих членов ввела особый разряд последователей, называемых «страноприимцами или пристанодержателями». Последние живут в обществах, на существующем гражданском положении и устраивают у себя «тайники» на чердаках и в подземелье, где и укрывают бегствующих последователей этой секты.

Однако и странноприимцы, вступая в секту, дают обет рано или поздно быть действительными членами секты, т. е. бегунами в собственном смысле и таковыми умереть для более надёжного получения спасения. Обыкновенно при болезнях, постигающих «странноприимцев», последних тайно выносят за село, в рощу или поле, где во всякое время года перекрещивают на открытом воздухе, с наречением нового, в большинстве случаев иноческого, имени, и если таковой перекрещенец выздоравливает, то он уже не может остаться при доме, семье и хозяйстве, но беспрекословно обязан оставить всё и сделаться действительным бегуном. Нередко изуверное перекрещивание больных осложняет болезнь и ускоряет их смертный исход. Странники ещё решительнее, нежели Федосеевцы, восстают против брака; умножению разврата в странствующей секте весьма много способствует совместное мужчин и женщин бродяжничество и проживание в тайниках.

Принимая во внимание изуверное, бракоборное учение и тот вред, который приносят для Церкви и государства вышеназванные раскольничьи беспоповщинские секты, имеющие главным центром своим Преображенское московское кладбище, а также и другие беспоповщинские обители мнимых девственниц, – съезд полагал, что правительству необходимо закрыть эти убежища разврата и дать означенному кладбищу человеколюбивое и согласное с постановлениями православной Церкви назначение. Относительно же секты странников или бегунов, бегством укрывающихся от закона и власти, а равно и против «укрывателей» бегунов, съезд признавал соответственным распространение закона (950 ст. улож. о наказ.) о пресечении бродяжничества и укрывательства, тайники же, где, обыкновенно, скрываются мужчины и женщины, – члены этой секты, должны бы быть уничтожены.

В. С.

Высочайшее повеление об изменении и дополнении действующих узаконений об ответственности лиц нехристианских исповеданий за препятствование христианам исполнять их религиозные обязанности. «Государственный Совет, в Соединённых Департаментах гражданских и духовных дел и законов и в Общем Собрании, рассмотрев представление Министра Юстиции по делу об изменении и дополнении действующих узаконений об ответственности лиц нехристианских исповеданий за препятствование христианам исполнять их религиозные обязанности и соглашаясь с заключением тайного советника Муравьева, мнением положил: статьи: 430 Устава о промышленности (т. XI ч. 2 Св. Зак., изд. 1893 г.), 88 Устава о предупреждении и пресечении преступлений (т. XIV Св. Зак., изд. 1890 г.) и 48² Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями (т. XV ч. 1 св. зак., по прод. 1890 г.), изложить следующим образом:

I. Ст. 430 Устава о промышленности;

«Ремесленных рабочих дней шесть в неделе. В день же воскресный и дванадесятые праздники ремесленники не должны работать без необходимой нужды. Мастерам нехристианам дозволяется работать в сии дни, но с тем, чтобы отнюдь не употребляли для сего подмастерьев и учеников из христиан. Мастера из христиан не должны принуждать к работам подмастерьев и учеников из нехристиан в те дни, когда сим последним, по закону их, работать не дозволяется; но они, вместо того, могут употреблять нехристиан в работы по христианским праздничным и воскресным дням».

II. Ст. 88 Устава о предупреждении и пресечении преступлений:

«Нехристианам, нанимающим лиц христианских исповеданий для постоянных домашних услуг или иных работ, воспрещается препятствовать нанятым лицам, в чествовании воскресных и установленных праздничных дней и во исполнении прочих религиозных обязанностей», – и

III. Ст. 48² Устава о наказаниях, налагаемых, мировыми судьями: «за препятствование лицам христианских исповеданий, нанимаемым нехристианами для домашних услуг или иных работ, или же обучающимся у нехристиан ремёслам, в чествовании воскресных и установленных праздничных дней, равно как и в исполнении прочих религиозных обязанностей, виновные в том нехристиане подвергаются: денежному взысканию не свыше пятидесяти рублей».

Его Императорское Величество изложенное мнением Государственного Совета, 12-го февраля 1896 г., Высочайше утвердить соизволил и повелел исполнить (Собр. узак. и распор. правит., № 25 за 1896 г.)».

О важном значении для миссионерства настоящего узаконения в Миссионерском Обозрении (говорилось ранее⁹⁴. На приходских пастырях, как на главных пестунах и охранителях народной веры и нравственности, лежит долг иметь живое попечение о том, чтобы новый царский закон не остался мёртвой буквой, а твёрдо проводился бы в жизнь. В виду чего духовенству необходимо точно знать сам текст проведённого закона, с которым и сообразоваться в потребных случаях.

* * *

Постановление Св. Синода и циркулярное распоряжение Министра Внутренних Дел о предотвращении кощунственного отношения к святыням веры православной при театральных представлениях.

«В последнее время до Святейшего Синода стали доходить сведения, что на театральных представлениях допускается употребление крестного знамения и священных изображений. Вследствие сего Синодальный обер-прокурор, по поручению Святейшего Синода, вошёл в сношение с Министерством Внутренних Дел, прося о воспрещении, в предотвращение кощунства и соблазна, в сценических представлениях совершать молитвенные и сходные с церковными обрядами действия, а равно изображать священные предметы и употреблять духовные одеяния. Сообщая о вышеизложенном, имею честь покорнейше просить ваше превосходительство сделать зависящее распоряжение о строгом исполнении приведённого требования Святейшего Синода. Подписал за министра Внутренних Дел, товарищ министра Долгово-Сабуров». (Циркуляр Μ. В. Д. от 19 марта 1896 г. к губернаторам, градоначальникам и полицеймейстерам).

Настоящее распоряжение Св. Синода вызвано появившимися в печати и обществе суждениями и кривотолками по поводу легкомысленно допущенного столичными и провинциальными артистами крестного знамения, при исполнении пресловутой драмы гр. Л. Н. Толстого «Власть Тьмы», а также и употребления св. икон на одной из сцен той же драмы. Мнения по поводу изложенного разделились: истинно православные люди не могли не возмутиться подобным кощунственным и соблазнительным новшеством в русских Императорских театрах и решительно настаивали на неуместности употребления крестного знамения и священных изображений вообще на сцене, другие же, наоборот, с усердием, достойным лучшего употребления, толковали об уступке требованиям художественной правды и реализма, повторяя избитые и неверные фразы о том, что театр есть будто бы высокая школа жизни и нравственности общественной, что он преследует те же цели, что и Церковь и т. п. К прискорбию, и некоторые из представителей белого столичного духовенства, мнение которых по сему вопросу успел некий досужий корреспондент опросить в один вечер, не достаточно определённо, решительно и твёрдо высказали свои пастырские воззрения по сему предмету. Изложенное постановление высшей церковной власти разрешает настоящий вопрос в безусловно-отрицательном смысле, чем и положен конец кривотолкам; правительственная же власть гражданская приняла свои меры к предотвращению нового соблазна, который способен смутить благоговейное чувство народной веры в отношении иконопочитания и крестного знамения более, чем все сектантские глумления над этими святынями. Штундисты и пашковцы не преминули бы воспользоваться кощунственным театральным реализмом, как новым доводом к оправданию своих иконоборческих воззрений и действий к оскорблению религиозного чувства верующих чад Церкви. Приветствуя появление этого распоряжения высшей власти, мы должны заметить, что наше законодательство о зрелищах определяет только, чтобы «в общенародные игры, забавы, театральные представления и песни не включать и не употреблять поносительных слов или поступков, нарушающих благопристойность или наносящих кому-либо вред», (Устав о пресечении) – но ничего не говорит о пресечении кощунства на сцене. Очевидно, законодатель не допускал возможности подобных явлений в православной России, которые в последнее время нашли себе место и у нас и вызвали ныне распоряжение, представляющее восполнение указанного пробела к закону о зрелищах, а вместе и новый шаг к оздоровлению общественной атмосферы от явлений наносных и чуждых основным началам русского народного духа и святым заветам отечественной старины.

* * *

Мероприятия Калужского епархиального начальства к пресечению распространения хлыстовского сектантства и раскола.

Калужское Епархиальное Начальство, войдя в обсуждение способов борьбы с усилившимся в последнее время, в пределах Калужской епархии, расколом и хлыстовским сектантством, признало необходимым принять с своей стороны следующие меры: 1) продолжать миссионерские собеседования с раскольниками в церкви при Калужской духовной семинарии, а равно посылать миссионеров для собеседований с раскольниками в места, наиболее заражённые расколом; 2) благоустроят прежние и открывать новые церковно-приходские школы и школы грамоты, в особенности в местностях с раскольническим населением; 3) вести приходским священникам как в церквах, так и в селениях прихода вне-богослужебные собеседования; 4) открыть при Калужском епархиальном свечном заводе и уездных епархиальных свечных лавках, а также и при некоторых церквах, продажу, по доступной для простого народа цене, книг и брошюр нравственно-назидательного и полемического содержания; 5) назначить из более способных к ведению собеседований с раскольниками священников окружных миссионеров и 6) относительно лиц, принадлежащих к хлыстовской секте, приходским священникам предписать руководствоваться следующими правилами: а) объявить прихожанам, принадлежащим к названной секте, что они к принятию св. тайн Тела и Крови Христовых будут допускаемы лишь в том случае, если, по принесении искреннего раскаяния перед духовником, выполнят обряд присоединения к православию, с выдачей установленной подписки, или, по усмотрению духовника, выдадут ему одну эту при свидетелях подписку; б) при допущении раскаявшихся хлыстов к принятию Святых Таин наблюдать, чтобы они преподанные им Святые Дары проглотили тотчас же и запили три раза теплотой; в) обряд присоединения раскаявшихся хлыстов к православию совершать в храме по 3-му чину отречения от ересей, с прочтением разрешительной молитвы не после исповеди, а по совершении самого обряда присоединения, а лиц, приходящих на исповедь и объявляющих себя непричастными грехам человеческим, оставлять до вторичного испытания их на исповеди; д) от лиц простого звании, приходящих на исповедь из чужих приходов и неизвестных местному священнику, требовать, чтобы они представляли от приходских священников удостоверения, о свободе их от следствия и суда, по делу о хлыстовской секте, и е) лиц, подозреваемых в принадлежности к хлыстовской секте, но заявляющих о себе, что они непричастны к этой секте, по испытании их совести, освобождать от совершения над ними чиноприятия в святую Церковь, равно и от выдачи подписки, требуя лишь от них краткого письменного заявления о непринадлежности к хлыстовской секте, по получении коего допускать их и ко святому Причастью. Независимо от вышеизложенных мер, Калужское Епархиальное начальство признало необходимым просить в установленном порядке сельскую власть: 1) освидетельствовать через полицию, с участием депутатов от духовного ведомства, все существующие в Калужской епархии раскольнические моленные и, по освидетельствовании, закрыть те из них, кои окажутся открытыми без надлежащего разрешения, упразднить в этих моленных алтари и походные церкви и отобрать от раскольнических требоисправителей ставленые грамоты, выданные им раскольническими лже-епископами; 2) внести в свод уставов, о предупреждении и пресечении преступлений, 2-ю часть 10 правила закона 3 мая 1883 года, о непризнании за раскольническими требоисправителями духовного сана или звания; 3) вменить полицейским властям в обязанность совершать метрические записи о рождениях, погребениях и браках раскольнических, по предварительном сношении с местными приходскими священниками; 4 ) при совершающемся пересмотре судебных уставов Императора Александра II внести в закон, чтобы за всякое совращение в раскол подвергать суду по 1 ч. 196 ст. Улож. о наказ. независимо от того, сопровождалось ли такое деяние отпадением кого-либо от православия, хотя бы и добровольным, или же последствий этих не имело, и чтобы дела сего рода были отнесены к ведению суда, с сословными представителями, и 5) просить Святейший Синод: а) поручить кому-либо из специалистов, по изучению хлыстовско-скопческой секты, составить для напечатания образцовые поучения против этой секты, коими бы могли пользоваться священники, состоящие в заражённых этой сектой приходах; б) отпускать Тарусскому миссионерскому братству по 1100 руб. ежегодно на содержание школ-приютов для воспитания детей-питомцев Московского воспитательного дома и других сирот, в) разрешить созвать представителей духовенства на съезд в город Калугу, для обсуждения способов борьбы с расколом и сектантством.

Признав принятые Калужским Епархиальным Начальством меры к пресечению раскола и сектантства в Калужской епархии соответствующими цели, Святейший Синод определил: предоставить Калужскому Епархиальному Начальству и впредь продолжать применять означенные меры в борьбе с расколом и сектантством, поручив Его Преосвященству донести Святейшему Синоду о последствиях принятых мер. Что же касается мероприятий, независящих от Епархиального Начальства, то Св. Синод предоставил Синодальному Обер-Прокурору снестись о них, с кем следует.

Как известно, хлыстовство одна из старейших и распространённейших русских сект, но последователи этой тайной гнусной ереси умеют настолько искусно скрывать свою принадлежность к сектантству и притворяться людьми благочестивыми, что миссия Церкви всегда меньшее внимание уделяла борьбе с мистическими лжеучениями, чем с рационалистическими. Вследствие этого в миссионерской практике чувствуется недостаток в твёрдых и единообразных мероприятиях и в методических указаниях, относительно мер и способов воздействия на последователей хлыстовства.

Изложенные мероприятия Калужского епархиального Начальства восполняют в миссионерском деле указанный пробел. Будучи одобрены Св. Синодом, мероприятия эти могут служить для пастырей и миссионеров других епархий надёжным руководством в их борьбе с хлыстовщиной. Вместе с тем проект Калужского епархиального Начальства о пресечении распространения раскола заслуживает серьёзного внимания и в том отношении, что в нём затронуты принципиальные вопросы большой важности, таков вопрос об алтарях и походных церквах в раскольничьих моленных австрийского толка, устраиваемых в обход закона 3 мая 1883 г., под прикрытием неопределённости редакции статьи закона о раскольничьих моленных, – о предварительном сношении полицейских властей с приходским духовенством при составлении актов и записей рождений у раскольников, браков и погребений, о привлечении раскольников к суду за совращение и распространение своего лжеучения независимо от того, сопровождалось ли это деяние отпадением кого-либо в раскол или нет.

* * *

Учреждение Миссионерского союза пастырей в Самарской епархии.

Епархиальным начальством Самарской епархии разрешено приходским священникам нескольких смежных сёл ново-узенского уезда образовать из себя Миссионерский Комитет. Цель учреждения Комитета – сообща содействовать утверждению православных в истинах православной веры и правилах христианской нравственности, и противодействовать пропаганде местного сектантства – молоканства, духоборчества и баптизма.

Для достижения намеченной цели в отношении православных членам комитета вменяется в обязанность: неспешное благоговейное, с соблюдением древних напевов, отправление служб церковных, а также домашних треб и молитвословий; неопустительное преподавание слова Божия в форме кратких, доступных пониманию народа, поучений в каждый из воскресных и праздничных дней; устройство при каждой церкви приходской библиотеки и ведение религиозно-нравственных чтений с туманными картинами, при сём чтения производить преимущественно в зимние вечера поочерёдно в каждом приходе. Сверх того, предположено образовать церковно-общественную кассу, при деятельном участии церковно-приходских попечительств, с целью оказать помощь беднейшим лицам прихода.

По отношению к местным сектантам члены комитета принимают на себя обязанность всеми способами оказывать друг другу поддержку в борьбе с заблуждающимися и советом, и миссионерскими познаниями, и личным трудом, с какой целью все члены, в полном своём составе, устраивают частные (в домах сектантов) и публичные (в церкви или школе) собеседования с представителями всех, имеющихся в приходах сектантских общин, по особо выработанной программе. При частных беседах имеется ввиду непосредственное. более близкое знакомство с личным характером сектантских руководителей, – с внешней обстановкой их жизни, – с их семейным бытом и вообще с внутренним распорядком их обыденной жизни, так что частные беседы являются собственно подготовительной ступенью к публичным беседам. Предполагается также раздача брошюр противо-сектантского содержания, а в противовес общему пению на сектантских собраниях, приучение мальчиков и девочек школ, под руководством псаломщиков, к пению в церкви и школе, особенно когда здесь бывают религиозно-нравственные чтения, и – постепенное введение общего пения во время богослужения в храме.

Вполне сочувствуя прекрасным задачам нового полезного миссионерского учреждения, мы позволяем себе высказать, что официальное название Новоузенского пастырского союза «Миссионерским комитетом» не вполне соответствует нынешнему составу членов учреждения, в котором одни только пастыри 3–4 приходов. Затем мы склонны ожидать более успешной деятельности от этого почтенного пастырского союза, если бы в состав комитета были введены, в качестве сотрудников приходских пастырей, и другие способные члены клира, как, напр., диаконы и псаломщики, как естественные помощники своих настоятелей, а также учителя народных школ и начётчики из мирян, отличающиеся религиозностью и добрым поведением. Миссионерские наблюдения с несомненностью убеждают в пользе сотрудничества мирян в деле миссии.

* * *

Указ Казанского архиепископа и циркуляр Томского губернатора по вопросу о поднятии народной нравственности.

«Архиепископ Казанский и Свияжский, Высокопреосвященный Владимир, в одном из своих указов по епархии, обращает внимание священнослужителей и вообще духовенства на широкое распространение в народе привычки «сквернословить», и указывает, что, по донесению одного из благочинных «в некоторых местах прихожане заражены, как бы язвой, пороком сквернословия». В виду этого, Высокопреосвященнейший Владимир находит нужным разъяснить духовенству в упомянутом указе, что «употребление сквернословия в частных и общественных местах настолько грубый и гнусный, настолько почти традиционный порок простого русского народа, что он предусмотрен даже в гражданском законодательстве. Для искоренения этого зла рекомендуется пастырям церкви принимать все меры пастырского вразумления и воздействия, сделав его предметом особых поучений в церквах и убеждений при требоисправлении. В случае же встречи лиц, закоснелых в этом пороке и явно упорствующих против убеждений, согласно 38 ст. о нак., нал. мир. суд., пастыри церкви могут обращаться за содействием к земским начальникам».

В тех же заботах о народной нравственности почтенный Томский губернатор А. А. Ломачевский издал достойный внимания циркуляр, «коим предписано административным органам местной власти представлять Начальнику губернии точные сведения каждое 1 число месяца между прочим, и о положении общественной нравственности за отчётный месяц, о заслуживающих внимания проявлениях христианского человеколюбия, радения ко храмам Божиим и народной грамотности, о ведении родителями детей до 10-летнего возраста и о поведении и образе жизни растущего поколения от 10 до 20-летнего возраста. Обращая особенное внимание на доставление требуемых сведений, циркуляр прибавляет, «что донесения, заключающие в себе таковые, должны быть излагаемы безусловно точно, ясно и, по возможности, кратко, так, чтобы употребляемые в них слова и выражения вполне устанавливали действительное положение вещей, не заставляя искать истину путём всякого рода догадок и предположений».

Во всех русских сектах, за исключением раскольничьих, сквернословие решительно не допускается и невоздержные на язык члены подвергаются наравне с пьяницами строгим дисциплинарным взысканиям, включительно до отлучения из общества. Будучи, действительно, воздержны от этого порока, сектанты резко нападают на православную Церковь и духовенство за широкое распространение среди православного населения порока сквернословия, что для некоторых из сектантов нередко служит и камнем преткновения в деле воссоединения их с Церковью. А потому, призыв Казанского архипастыря к пастырству о принятии мер к смягчению народных нравов в духе христианской скромности заслуживает глубокой признательности. Представляет высокий интерес и циркуляр Томского губернатора, сделавшего в своём роде счастливый почин, относительно более живого, зоркого наблюдения и глубокого проникновения светской власти в духовные нужды и интересы народных масс, чем какое установили в этом деле шаблонные рамки чиновничьего бюрократизма. Либеральные благодетели народа не могут, конечно, без иронии отнестись к отеческой попечительности о народной нравственности, как это и сделала Неделя (№ 17), но истинные друзья «малых сих» от души порадуются примерному и вполне соответственному и жизненному распоряжению начальника далёкой Сибирской губернии. Давно пора понять, что семя свято стояние града… (Ис.6:13).

* * *

Архипастырское воззвание Курского епископа к духовенству по поводу курения табака.

«Из личных бесед со многими священнослужителями нашей епархии, равно как и из письменных, присылаемых мне жалоб, со скорбью убеждаюсь, что некоторые из священнослужителей и даже жёны их (увы!) имеют отвратительно – дурную и вовсе неприличную для священнослужителей алтаря Господня привычку курить табак. Привычка эта, сама по себе противная здоровью и здравому смыслу, служит, сверх того, большим соблазном для прихожан, а в Евангелии, как мы все знаем, Господь возвестил великое горе тем, кто производит соблазн (Мф.18:6,7), потому и считаю своим долгом предложить отцам благочинным обратить на это особенное внимание и от моего имени требовать от всех подчинённых им священно и церковнослужителей, подверженных нравственной болезни табако-курения, что бы они, имея в памяти свои пастырские обязанности, из страха суда Божия за соблазн ближним, понудили себя оставить эту греховную привычку. С своей стороны, через эти строки, также усердно прошу о том же всех священно-и церковнослужителей нашей епархии, имеющих эту гибельную привычку. Конечно, не трава грех, но пристрастие грех, тем более, что оно даёт пасомым повод к справедливому осуждению своих пастырей. «Тако согрешающе в братию, и биющие их совесть немощну сущу, во Христа согрешаете» (1Кор.8:12).

Если скажут: трудно оставить долговременную привычку – отвечаю: правда, но возможно и должно это сделать ради Бога и Его повелений, в силу своего пастырского долга, вспоминая слова Спасителя: царствие небесное нудится и нуждницы восхищают е (Мф.11:12) и изречение Апостола: кийждо свою мзду приимет по своему труду (1Кор.3:8).

Прошу подумать и о том, что в этом деле есть другая сторона. Деньги, хотя и небольшие, которые употребляются на покупку ненавистного благочестивым людям табака, могут быть руками бедных, нуждающихся братий, пересланы в вечную сокровищницу, хранимую в небесах, по слову Самого Господа в Евангелии (Мф.5:20; Лк.12:33). А променивая эти деньги на табак и выкуривая его потом, ко вреду своего здоровья и соблазну ближних, что получат курящие священно и церковнослужители, кроме справедливого порицания от ближних своих и неблаговолепия, а может быть и гнева от Господа, сказавшего: Сын человеческий воздаст комуждо по деяниям его (Мф.16:27). Раб ведевый волю господина своего и не уготовав, ни сотворив по воли Его, биен будет много (Лк.12:47).

Страшно есть впасти в руце Бога живаго (Евр.10:13). Не льститеся: Бог поругаем не бывает: еже бо аще сеет человек, тожде и пожнет. Сеяй в плоть свою, от плоти пожнет истление, а сеяй в дух, от духа пожнет живот вечный (Гал.6:7,8).

Итак, словами св. апостола, повторяю мою усерднейшую просьбу ко всем принадлежащим к церковному клиру нашей епархии: будем промышлять добрая нетокмо перед Богом, но и перед человеки (2Кор 8:21). Кийждо вас ближнему да угождает во благое к созиданию (Рим. 15:2). Дондеже время имамы, да делаем благое ко всем (Гал.6:10), ибо «еше мало елико, елико грядый приидет и не укоснит» (Евр.10:37). В виду последнего понудим себя оставить дурные, греховные привычки, пока ещё имеем время: оно незаметно и быстро исчезает день за днём и приближает нас к переходу в иную жизнь, о котором сказано: «лежит человеку единою умрети, потом же суд» (Евр.9:27).

Увещание и наставления – полезные для пастырей других епархий. Вопрос о непозволительности для духовенства табако-курения был, между прочим, предметом рассуждений на 2 Миссионерском съезде, на котором установлено было, что по-видимому незначительное явление это имеет однако нередко весьма серьёзные неблагоприятные последствия в деле миссии, особенно противо-раскольничьей, служа тормозом успеху пастыре-миссионерского влияния на массу отпавших. Знаменательное явление, что решительно все сектанты и раскольники не терпят табако-курения, как греховной привычки. Нетерпимость раскольников в этом случае доходит так далеко, что последние не пустят в дом миссионера – трубокура и не будут вести с ним беседы. У православных старообрядцев (единоверцы) пастыри, замеченные в курении табака, теряют всякое уважение и только одной этой привычки бывает достаточно для жалобы к епископам и ходатайствам об удалении «попа – трубокура», как выражаются ревнители древних обрядов. Не любит и наш православный, простой русский народ видеть своего духовного отца курящим, называя привычку табако-курения «баловством, блажью», осуждает пастырей и блазнится той привычкой. Высшие классы также не уважают в духовенстве этой не духовной привычки. А потому нельзя не пожелать, чтобы архипастырское увещание – оставить курение, унижающее в глазах общества авторитет духовного отца, не осталось без доброго влияния на пастырей, усвоивших эту вредную во всех отношениях привычку, и дозволяющих себе к соблазну меньшей братии и порицанию своего звания с развязностью светского человека курить папиросы на местах и в собраниях людных, особенно, (наприм.) на вокзалах железнодорожных.

В. С.

(По поводу сочинения гр. Л. Н. Толстого „Патриотизм и христианство“. Женева 1895 г.).

Христианство предназначено для всех народов, и в нём все народы равны. В мире дохристианском иудей превозносился перед язычником своим законом, и эллин перед варваром – своей культурой. Христианство устранило эти основания для национальной гордости и само-превозношения и сравняло все народы в вере в единого Бога и «здесь нет различия между Иудеем и Эллином, потому что один Господь у всех, – между Иудеем и язычником, потому что все одно во Христе Иисусе» (Рим.10:12; Гал.3:28).

Но если, по учению христианства, все народы равны перед лицом правды и милости Божией, то, по-видимому, нет оснований и для нас, христиан, отдавать предпочтение одному народу перед другим, людей одного народа любить, а ко всем другим относиться холодно или даже враждебно. Христос ясно научал своих последователей с братской любовью относиться ко всем вообще людям. И верный апостол Христов Павел в своей проповеди евангелия не ограничивался одним каким-нибудь народом, но считал своей обязанностью благовествовать Евангелие всем, без различия национальностей (Рим.1:14,15).

Если же Господь наш Иисус Христос повелел нам с одинаковой любовью относиться ко всем людям, то согласна ли с духом христианства так называемая любовь к отечеству или патриотизм, т. е. преимущественная любовь каждого человека к людям того народа или государства, к которому принадлежит он сам? Чтобы получить на этот вопрос ясный и исключающий всякие недоразумения ответ, необходимо прежде всего точно установить истинный смысл заповеди Христовой о любви ко всем людям и выяснить сущность и истинный характер того чувства, которое мы называем любовью к отечеству.

Заповедь о любви ко всем людям представляет собой одно из самых высоких и самых трудных требований христианской нравственности. Любить отца и мать, которые сами нас любят и о нашем благе пекутся, любить наших родственников и близких знакомых, с которыми мы находимся в личных отношениях и связаны общностью насущных интересов жизни, – легко. Такая любовь представляет собой естественное чувство; она сама собой зарождается в душе человека и не требует от последнего особенных нравственных усилий для своего воспитания как высшая добродетель: «не и язычницы ли такожде творят» (Мф.5:47)? Труднее полюбить человека, нам незнакомого и ничем с нами не связанного, такого, например, которого мы видели один раз в жизни, или о существовании которого слышали, но не имеем никаких сведений ни о его характере, ни об образе жизни, убеждениях, стремлениях и т. п. Но любить всех людей, всё человечество, т. е. испытывать живое и тёплое чувство любви: ко всем без изъятия представителям человеческого рода, – добрым и злым, близким и далёким, знакомым и незнакомым, к таким даже, о самом существовании которых мы ничего не знаем, – в высшей степени трудно. Такая любовь предполагает в человеке высокую степень общего нравственного совершенства, которой достигают только немногие избранные. Притом же христианская любовь ко всем людям существенно отличается от любви к родителям, родственникам и вообще ближним, с которыми мы связаны личными отношениями: здесь человек любит конкретные, живые личности, там же – человека вообще, как живое разумное создание Божие, носящее в себе образ своего Творца, как брата искупленного кровью Иисуса Христа. Этим именно и обусловливается трудность заповеди о любви ко всем людям. Она представляет собой наивысшую форму христианской любви к ближним и выражается в прочно установившемся любовном настроении духа, которое всегда готово перейти в чувство живой любви к каждой конкретной личности, с которой христианин приходит в общение, – независимо от её личного отношения к нему и нравственного достоинства или недостоинства. Высокий образец такого пребывающего любовного настроения мы видим в великом апостоле любви и возлюбленном ученике Господнем, Иоанне Богослове.

Любовь к отечеству, т. е. к своему народу, является как бы переходной ступенью между любовью к отдельным личностям и любовью к человечеству, т. е. к абстрактной идее человека вообще. Она зарождается и поддерживается сознанием общности национального характера, интересов и стремлений всех представителей данного народа и этим приближается к любви семейной и родственной. Но существенное отличие её от этой последней заключается в том, что объектом её является не отдельная личность, а национальный тип в его наиболее существенных и общих всем представителям нации чертах. В этом отношении любовь к своему народу уже напоминает собой любовь ко всем людям, т. е. как к абстрактной идее человека вообще.

Таким образом, любовь семейная и родственная, любовь к отечеству и любовь ко всем людям представляют собой как бы три различные ступени одной и той же христианской любви к ближним вообще. они не только не исключают друг друга, но даже одна другой предполагаются. Кто не любит своих близких и родных, тот не может любить и людей своего народа. И кто неспособен возвыситься до любви ко всем представителям своего народа, тот тем менее может воспитать в своём сердце любовь ко всему человеческому роду. Поэтому каждая высшая форма христианской любви к ближним необходимо должна соединяться с формами низшими: кто любит своё отечество, тот непременно любит и своих родных, и кто действительно любит весь род человеческий, тот непременно любит свой народ и своих родных. При этом низшая форма, как более лёгкая, доступная и понятная человеческому сердцу, всегда является более живой и интенсивной. Как бы мы ни любили всех людей, но тот народ, к которому принадлежим мы сами, всегда останется нам дороже и милее всех других, и национальные интересы его всегда будут для нашего сердца ближе интересов других народов. И как бы ни сильна была наша любовь к отечеству и ко всем нашим единоплеменникам, любовь к родителям и родственникам все же будет в нас живее и глубже, чем любовь к каждому другому представителю нашего народа. Ясное сознание человеком своего долга перед обществом заставляет его нередко жертвовать радостями семейной и родственной любви и даже как бы отказываться от своих родных ради блага всего народа; но даже в этих случаях любовь к родным не уничтожается и не подавляется любовью к народу, а только на время отодвигается ею на второй план. Равным образом, когда человек ради блага всех людей жертвует своими национальными симпатиями, то это не значит, что он отказывается от своего народа и перестаёт любить его.

В жизни и учении Господа нашего Иисуса Христа и Его святых апостолов мы находим прекрасное подтверждение высказанных нами мыслей. Когда Иисус Христос проходил Своё служение роду человеческому, а мать и братья призывали Его к радостям родственной любви, Он спрашивал: кто есть Мати Моя. и кто суть братия Моя? (Мф.12:48). Но показывал ли этим Господь, что любовь ко всему человеческому роду и служение ему несовместимы с любовью к родителям и родственникам и что Сам Он, отдавши себя этому служению, искоренил в Своём сердце любовь к Матери и братьям своим по плоти? Нисколько! Мы знаем, что в важнейший момент Своего служения человеческому роду, в час предсмертных своих страданий на кресте, Господь явил нам и высочайший пример любви к Пречистой Своей Матери (Ин.19:25–27). Таким образом, уча Своих последователей любить всех людей, Иисус Христос не отменил однако заповеди о преимущественной любви детей к родителям и родителей к детям. Напротив, естественное чувство родственной любви, освящаемое в христианстве благодатью Св. Духа, получает в нём особенно важное значение. Ап. Павел заповедует воспитывать в детях эту любовь прежде всех других добродетелей (1Тим.4:4) и даёт понять, что в ком её нет, тот не способен к проявлениям любви и на более обширном поприще, например, в служении Церкви Божией (1Тим.3:4–5).

Сам же Господь подал нам пример и любви к отечеству или родному народу. Великой, бесконечной любовью любил Он весь род человеческий, за который и душу Свою положил; но родной Ему народ иудейский пользовался с Его стороны особенным попечением (Ср. Мф.10:6;15:24–26). Весь род человеческий был погружен тогда в глубокий мрак неведения Бога истинного; но ослепление и ожесточение против истины иудеев вызывало особенно глубокую скорбь в любящей и совершеннейшей душе Богочеловека. «Иерусалим, Иерусалим», с горечью восклицал Он в один из последних дней своей земной жизни, «Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели»! (Мф.23:37). Такой же любовью к родному народу отличались и все апостолы. Апостолу Павлу Господь назначил в удел языческие народы, повелевши проповедать им евангелие любви, и великий Апостол отдал всю свою жизнь на это дело. Однако он не только никогда не забывал своего родного народа, но всегда молился о его спасении и страдал душой, видя его ожесточение и предвидя отвержение его Богом. «Желание моего сердца, пишет он, и молитва моя к Богу об Израиле во спасение. Ибо не разумея праведности Божией и усиливаясь поставить собственную праведность, они не покорились праведности Божией» (Рим.10:1,3). «Великая для меня печаль и непрестанное мучение сердцу моему: я желал бы сам быть отлучённым от Христа за братьев моих, родных мне по плоти, т. е. Израильтян» (Рим.9:2–4).

Таким образом, как любовь родителей к детям и детей к родителям не исключает собой любви к отечеству, так и последняя не исключает любви ко всем людям и, следовательно, нисколько не противоречит духу Христова учения о любви ко всем вообще ближним, без различия национальностей. Но при этом необходимо помнить ещё следующее. Истинно-христианская любовь ко всем людям, как мы уже заметили, предполагает в человеке такую высоту нравственного совершенства, какой достигают на земле только редкие избранники. Относительно этой любви с полным правом можно сказать то же, что сказал Господь относительно безбрачной жизни: могий вместити да вместит (Мф.19:12). Каждый, конечно, должен, по мере своих сил, преуспевая в любви, расширять круг людей, на которых его любовь направлена. Но при этом нужно быть очень внимательным к себе и осторожным, чтобы в конце концов не оказалось в нашей душе вместо одинаковой ко всем любви, одинакового ко всем равнодушия. Полное и совершенное целомудрие – идеал, к которому должен стремиться каждый христианин, но которого достигают только очень немногие. И если человек пожелает осуществить в себе этот идеал, но не будет иметь достаточных для того сил, то он может в конце концов впасть в такое самообольщение, что будет считать себя уже достигшим совершенной чистоты, между тем как в душе его грех будет царствовать во всей своей силе. Точно также, если кто, не взвесивши достаточно своих сил, пожелает осуществить заповедь Христову об одинаковой любви ко всем людям, то он легко может впасть в то заблуждение, что, вытравивши в душе своей любовь к родным и близким и не испытывая после этого никакого в сущности чувства ни к ним, ни ко всем остальным людям, будет воображать, что относится ко всем людям с одинаковой любовью. Космополитизм относится ко всем народам одинаково, но только не с одинаковой любовью, а с одинаковым ко всем равнодушием.

Легко, конечно, умозаключать: Христос повелел нам любить всех людей, и потому мы не должны в своей любви ограничиваться только людьми одного нашего народа. Но не много нужно знания человеческого сердца и внимания к современному состоянию человеческих обществ, чтобы видеть, как трудно вообще человеку возвыситься до любви ко всем людям и как ещё далеко современным христианским обществам до полного осуществления заповеди Христовой о такой любви. Большинство людей любят свою семью, родных, близких знакомых, а ко всем остальным в сущности равнодушны; если такие люди не делают по крайней мере другим того, чего себе не желают, то считаются даже примерными членами общества. Спрашивается, легко ли таким людям возвыситься до любви ко всему человечеству? А легко ли возвыситься до этой любви тем холодным и чёрствым эгоистам, тем ожесточённым и озлобленным неудачникам, тем огрубелым развратникам и закоренелым преступникам, для которых и само чувство любви едва знакомо? Очевидно, что требовать от таких людей любви ко всему человечеству – почти то же, что требовать от неграмотного уменья хорошо читать. Научите неграмотного читать хоть как-нибудь, и с течением времени он, может быть, и сам уже научится читать хорошо. Заставьте человека познать сначала само чувства любви, хотя бы к одной только личности, и, может быть, впоследствии он возвысится до любви ко многим. Расширьте умственный кругозор человека, замкнувшегося в тесном кругу интересов и симпатий своей семьи, рода и немногих близких знакомых, раскройте перед ним связь его со всеми остальными соотечественниками, дайте ему возможность узнать свой народ со всеми его достоинствами и недостатками, познакомьте его с жизнью народа, в её прошлом и настоящем, в сером однообразии повседневного труда и в священной торжественности великих исторических моментов, одним словом, познакомьте человека с его народом, каким он является в истории и в лучших произведениях отечественной литературы, – и тогда такой человек может возвыситься до сознания своей глубокой родственной связи со всем своим народом, этой великой семьёй, может полюбить его всем сердцем и при случае пожертвовать даже собственным благосостоянием и жизнью ради блага всего народа. И уже тогда, когда Человек научится любить свой народ, для его сердца станет понятной и возможность любви ко всему человечеству. Таким образом, при настоящих условиях жизни людей, разделённых на государства и народы, человек даже не может сразу перейти от любви родственной к любви, обнимающей всех людей, не воспитавши предварительно в своём сердце любви к своему народу, которая служит как бы переходной ступенью между указанными формами христианской любви.

Хотя идеальной христианской любви ко всем ближним достигают только очень немногие, тем не менее всем нам должно стремиться к достижению идеала и дорожить каждым шагом, приближающим нас к этому идеалу. Последнее особенно должно сказать в приложении к настоящему времени, когда замечается в христианских обществах оскудение духа любви, преобладание эгоистических побуждений, обострённость борьбы между трудом и капиталом и враждебность в отношениях отдельных слоёв общества. В такое время каждое проявление, каждая крупица истинно христианской любви к ближним является как бы драгоценной жемчужиной на дне бурного моря. И тем более драгоценной является в такое время любовь к отечеству, которая, обнимая и проникая собой целый народ, способна угасить вражду между отдельными классами, ослабить борьбу страстей и частных интересов и вообще внести мир во внутреннюю жизнь народа. А гр. Л. Толстой позволяет себе глумиться над усилиями христианских правительств воспитать такую любовь в своих подданных!

Когда говорят, что патриотизм не согласен с духом христианства, то определяют патриотизм, как такое предпочтение своего государства или народа всякому другому государству и народу, при котором каждое государство и каждый народ считает себя лучше всех других. Конечно, если бы в этом именно заключался патриотизм, то он действительно противоречил бы духу Христова учения, по которому все люди равны. Но очевидно, что такое определение патриотизма неверно. Неверность же его проистекает из самого грубого смешения понятий. Патриотизм есть любовь к своему отечеству или народу. Но любовь далеко не есть такое предпочтение, при котором любимый предмет признаётся лучше всех других. Это истина бесспорная, и достаточно нескольких примеров, чтобы сделать её и очевидной для каждого. Отец, любящий беспутного сына, не считает его однако лучшим из всех чужих сыновей, равно как и сын, покоящий ворчливого и выжившего из ума старика отца, не считает его лучшим из отцов, хотя любит, конечно, больше всех чужих отцов. Точно также и человек, любящий своё отечество и свой народ, не считает их лучше всех других государств и народов. Даже, напротив, истинный патриот лучше всякого другого видит недостатки и пороки своего народа и слабые стороны своего государства. Гоголь глубоко любил русский народ, а кто лучше его знал и умел изобразить недостатки национального русского характера и тёмные стороны русской общественной жизни? Никто также не станет утверждать, что Пётр Великий считал русский народ лучше всех других народов, но скажет ли кто, что он и не любил своего народа?

Истинная любовь к своему государству и народу нисколько не предполагает собой враждебных чувств по отношению к другим государствам и народам. Может ли любовь быть источником вражды? И почему любовь к своему отцу и своей матери не вызывает в человеке враждебных чувств ко всем чужим отцам и матерям, а любовь к своему народу непременно должна вызывать вражду по отношению ко всем другим народам? Враждебные отношения между народами вызываются не патриотизмом и не патриотами, а множеством других причин, о которых было бы слишком долго говорить. Истинный же патриот всегда стремится к поддержанию и упрочению мирных и дружественных отношений между своим и чужими народами. Он знает, что война, даже самая успешная, представляет одно из величайших народных бедствий, и потому никогда не желает для своего народа войны, как и никакой разумный и любящий сын не пожелает, чтобы его отец вступал с кем-нибудь в драку.

Вообще, когда указывают на несогласие патриотизма с духом христианства, видят в нём источник войн, и препятствие к установлению мирного и дружественного взаимообщения христианских народов, то обыкновенно – по недоразумению ли, или от недостаточно искреннего отношения к вопросу – именем патриотизма называют явление, совершенно от патриотизма отличное и имеющее своё специальное название. Дело в том, что патриотизм, поскольку он является чувством и подлежит общим законам развития человеческих чувств, может при известных условиях переходить в страсть. Страсть не управляется разумом и ослепляет сам разум. Любовь, перешедшая в страсть, заставляет считать любимого человека лучше всех остальных людей, в уроде видеть красавца и в обыкновенном характере усматривать признаки гениальной натуры. Точно также, когда патриотизм переходит в страсть, то заставляет считать свой народ, своё государство лучше всех других народов и государств и интересы своего государства поставлять выше интересов не только каждого другого государства, но и всего человечества. Эта вырождающаяся из патриотизма политическая страсть называется своим особенным именем шовинизма. Шовинизм выражается в этой немецкой песне Deutschland, Deutschland über Alles, которую Толстой считает наилучшим выражением чувства, называемого патриотизмом. Шовинизм – чувство низкое в нравственном отношении, потому что унижает достоинство всех людей перед людьми только одного народа, и опасное в отношении политическом, потому что всегда стремится дать преобладание одному народу над всеми остальными и вследствие этого является постоянной угрозой международного мира.

Нельзя не сознаться, что в настоящее время понятие патриотизма вообще значительно затемнено в обществе. Не один Толстой у нас, но и многие публицисты и политические деятели на Западе склонны отожествлять патриотизм с шовинизмом. Другие готовы усмотреть проявления высокого патриотизма в стремлении побеждённой народности к реваншу, в сепаратистских стремлениях народа, утратившего свою политическую самостоятельность, в антисемитизме, религиозной нетерпимости и т. п. Такое смешение, конечно, очень печально, но оно нисколько не говорит против законности и возвышенности того чувства, которое называется патриотизмом и которое не имеет ничего общего со всеми этими проявлениями вражды и национальной исключительности. И если во имя ложно понятого патриотизма совершаются иногда людьми поступки не согласные с требованиями христианской нравственности, то отсюда не следует, что само чувство патриотизма противно духу учения Христова. Ведь и во имя самого этого учения Христова, только ложно понятого, совершались инквизицией такие действия, которые мы в настоящее время не задумаемся признать положительно безнравственными: но говорит ли этот факт хоть сколько-нибудь против чистоты самого нравственного учения христианства?

Остаётся после этого пожелать, чтобы каждый христианин проникся искренней любовью к своему отечеству и ясным сознанием того, что составляет истинное благо для его народа и что не может служить злом для народов других. Остаётся пожелать, чтобы истинный патриотизм проник собой все народы и все общественные слои, и тогда только можно надеяться на благополучное устранение тех причин между народной вражды, которые теперь зарождаются на почве столкновения интересов ложно понятого блага отдельных народностей и государств. Тогда только можно надеяться, что мир и взаимное доверие воцарятся в великой семье христианских народов, как царят они в каждом благоустроенном обществе, отдельные члены которого связаны крепкими узами родственной любви в самостоятельные семейные группы.

Н. В.

Глава I-я (вступительная).

Кого разумеет ваше законодательство под именем еретиков и раскольников? Части уголовного кодекса, подлежащие настоящему исследованию. Общий план и задача исследования в связи с указанием оснований к такому, а не иному его составлению.

Происхождение, развитие и характер учений еретических наше русское законодательство поставляет в тесную зависимость от происхождения, развития и характера учений раскольнических. Под именем же раскола оно разумеет в настоящее время как старообрядчество, отделившееся от законной иерархической власти, при полном сохранении всех существенных обрядов, а тем более догматов веры, так и разные направления, выродившиеся из него около половины XVII века и образовавшие кроме двух главных ветвей раскола поповщины и беспоповщины множество толков и сект обрядового раскола, а в связи с ними, под иностранным воздействием, не малое также количество еретических сект мистического (скопцы, хлысты и др.) и рационалистического характера (молокане, духоборцы, штундисты и др.⁹⁵.

В отечественных наших законах нормы уголовного законодательства против еретиков и раскольников сосредоточены в собрании законов, известных под названием Уложения о наказаниях. Уложение о наказаниях состоит из двенадцати разделов. Вслед за первым разделом, содержащим в себе постановления о преступлениях, проступках и наказаниях вообще и служащим как бы введением к Уложению, второй раздел говорит «о преступлениях против веры и о нарушении ограждающих оную постановлений». Таким образом преступлениям против религии вообще отведено первое место в Уложении – знак, что преступления эти Законодатель считал самыми важными и тяжкими. Второй раздел Уложения в свою очередь разделяется на 5 глав: 1) о богохулении и порицании веры; 2) об отступлении от веры и постановлений церкви; 3) об оскорблении святыни и нарушении церковного благочиния; 4) о святотатстве, разрытии могил и ограблении мёртвых тел и, наконец, 5) о лжеприсяге. Вторая глава второго раздела Уложения опять подразделяется на три отдела, из коих в первом содержатся постановления, определяющие наказуемость преступных деяний по отвлечению и отступлению от веры; во втором – постановления, определяющие наказуемость преступных деяний еретиков и раскольников, а в третьем определяются наказания за уклонение от исполнения постановлений церкви (Улож. о наказ. проф. Таганцева, изд. 1885 г.). Второй отдел второй главы второго раздела Уложения, носящий заглавие: «О ересях и расколах», собственно и должен был бы служить предметом настоящего исследования. Однако статьи, помещённые в этом отделе Уложения, не исчерпывают всех карательных мер, установленных нашим уголовным законодательством против еретиков и раскольников за их действия, направленные против веры или соприкасающиеся с ней. В Уставе о предупреждении и пресечении преступлений против веры (XIV т Пол. Свод. Закон. изд. 1890 г.) в разделе первом, состоящем из пяти глав и обнимающем собою всего 102 статьи, третья глава посвящена определению преступных деяний еретиков и раскольников, деяний, направленных против веры и Церкви. Указанные главы этого раздела имеют теснейшую связь со второй главой второго раздела Уложения о наказаниях, носящей заглавие: «об отступлении от веры и постановлений церкви» и, главным образом, со вторым отделом этой главы, носящим название: «о ересях и расколах». Там, главным образом, изложены общие начала законодательства о предметах веры и определяются преступные действия и нарушения законодательных постановлений еретиками и раскольниками: здесь содержится уголовный закон об этих преступлениях в его чистом виде⁹⁶.

Наше действующее законодательство относительно еретиков и раскольников получило настоящий свой вид не сразу: законодательные нормы его вырабатывались в долгий период борьбы правительства с еретиками и раскольниками на пространстве двухсотлетнего существования раскола и его различных и многочисленных сект, причём сменилось до пяти правительственных систем действования на раскол и его секты, и каждая новая система, с одной стороны, влекла за собой появление новых административных распоряжений и узаконений, с другой стороны, когда законы относительно еретиков и раскольников получили определённый вид и были кодифицированы⁹⁷, – реформирование, дополнение или отмену старых и введение новых уголовных законов против еретиков и раскольников. Такой продолжительный процесс работы нашего правительства над выработкой норм уголовного кодекса относительно еретиков и раскольников не избавил, однако, этот кодекс от разного рода нареканий и нападок, которые делаются на него не только со стороны людей образованных вообще, людей нашего века, культуры и цивилизации, дилетантов, но и людей, специально посвятивших себя изучению нашего уголовного законодательства, компетентных в данном случае, – криминалистов. По мнению всех этих людей уголовный кодекс наш относительно еретиков и раскольников не только не может быть причислен к типу вполне определившихся, законченных и потому устойчивых кодексов⁹⁸, но, напротив, настолько устарел, что не может быть сравнён ни с одним из западно-европейских уголовных кодексов этого рода и принадлежит к самым отсталым отделам в нашем уголовном законодательстве, а потому и нуждается в коренной перестройке, в существенных изменениях⁹⁹. Главный недостаток указанного кодекса по воззрению современных криминалистов и наших представителей культуры и цивилизации заключается в том, что нормы его, направленные против еретиков и раскольников, и коренные начала, выраженные этими нормами, не осуществляют всецело понятий свободы совести и веротерпимости ¹⁰⁰. А зависит это, говорят представители культуры и цивилизации, от того, что кодекс наш не может отрешиться ещё от устаревших, не культурных начал (абсолютной ортодоксии и монопольного прозелитизма), которые он заимствовал из церковно-государственного византийского законодательства относительно лиц, разномыслящих и неправомыслящих в вере, еретиков и раскольников, – начал, выработанных церковью и государством в Византии ещё со времени Константина Великого. Отсюда, крупный недостаток нашего уголовного законодательства относительно еретиков и раскольников, лежит, по мнению указанных лиц, в том, что он есть наследие византийского церковно-государственного законодательства и что начала, проникающие наше уголовное законодательство относительно еретиков и раскольников, носят чисто-канонический характер (Будзинский, проф., О преступлениях в особенности, Москва, 1887 г.). Таким образом, если в настоящее время и должно быть реформировано это законодательство, то реформа должна быть направлена против канонических элементов его проникающих; в уничтожении этих элементов и лежит именно центр тяжести и важное значение указанной перестройки. Насколько некультурны, (с точки зрения представителей западноевропейской культуры) вышеназванные начала вероисповедной политики русского государства, настолько же, по их мнению, ненормальна и причина практического осуществления и применения этих начал в русском уголовном кодексе относительно еретиков и раскольников. Что же это за причина? Причина эта лежит в том, что между церковью и государством в России установилась таже система отношений, которая существовала между двумя упомянутыми институтами в Византии. До ХVIII века отношение между церковью и государством в России определялось строго византийскими началами, в особенности с возвышением Москвы и с усилением власти московских государей, которые, усвоив себе идею исторического преемства после византийских императоров, усвоили и византийское воззрение, что от сохранения единства веры зависит целость и могущество государства русского, установили между последним и православной церковью самый тесный союз. Единство церковно-государственного организма составляло поэтому и в России такой же идеал правительственной политики, как и в Византии¹⁰¹. Остался в России в существе дела и старый девиз этой правительственной политики, провозглашённый ещё Константином Великим: «один Бог, одна вера, одна империя»: этот девиз получил только себе здесь более точное выражение: «православие, самодержавие и народность». Церковь таким образом мыслилась (и мыслится) в России как религиозная сторона, а государство как политическая сторона одного и того же общения¹⁰². Но вступление государства в союз с церковью и являющееся следствием этого вступления обеспечение ей со стороны государства господствующего положения, привилегий и охраны, ведёт к вмешательству государства в дела церкви, которое, по мнению представителей современной культуры и цивилизации, совершенно несвойственно его природе и назначению. Государство, говорят представители современной культуры и цивилизации, должно в делах веры держаться принципа полнейшего невмешательства; оно должно отделить общественную и государственную жизнь от жизни религиозной, сделав первые две сферы жизни независимыми от всякого влияния религии, предоставить церковь в деле её дальнейшего развития своим собственным силам и средствам, а не давать ей своих привилегий и полномочий. В свою очередь и церковь попадает в несвойственное её природе положение, когда, заручившись государственными полномочиями, получает возможность выступать принудительно против еретиков и раскольников; она утрачивает тогда свой духовный характер, обязывающий действовать её только мерами кротости, любви и убеждения. Вступив в союз с церковью, государство в России, как и в Византии, переступило границы своего права, вышло из своих рамок, из подлежащей ему сферы ведения: оно стало вмешиваться в такие дела веры, которые должны подлежать исключительно ведению церкви, её юрисдикции; от того церковь, получив некоторые привилегии от государства, стала его прислужницей, орудием для достижения государственных целей и таким образом утратила как свою свободу, так и свободу каждого отдельного своего члена¹⁰³. Вывод отсюда для лиц, не принадлежащих к этой привилегированной и господствующей церкви, должен был получиться один и тот же в России, что и в Византии: политическая и гражданская их бесправность, преследование законом за само содержание ереси или раскола, за совращение из православия и отступление от него, за пропаганду ереси и раскола, в каком бы виде или форме она не производилась и за открытое обнаружение культа¹⁰⁴. Вообще говоря, в России должен был явиться приблизительно тот же круг преступлений против веры, определяемый уголовным законодательством, и столь же суровые кары за эти преступления, что и в Византии¹⁰⁵. Со времени Петра 1-го русское правительство стало знакомиться с началами западноевропейского законодательства и отчасти вводить их у себя дома. Этот процесс заимствований иностранных законоположений продолжается у нас и доселе и ещё с большей силой, чем прежде. Тем не менее и в действующих российских законах отношение между церковью и государством сохраняет, говоря вообще, основные черты древнерусского и древне-византийского склада с немногими существенными изменениями относительно свободы вероисповедания¹⁰⁶. Церковь и государство в идее рассматриваются как один организм, хотя ряд столетий, протекший со времени возникновения византинизма, выяснил до очевидности ту истину, что принадлежность к известной вероисповедной церкви и принадлежность к государству не могут совпадать между собой так, чтобы только принадлежностью к церкви установлялось пользование правами религиозными, гражданскими и политическими¹⁰⁷.

Установив общеизвестный факт непосредственной связи и существенного сходства нашего уголовного законодательства относительно еретиков и раскольников с церковно-государственным византийским законодательством этого рода, представители современной культуры и цивилизации утверждают ещё, что наш уголовный кодекс относительно еретиков и раскольников с равным правом может быть уподоблен по своим началам ортодоксии и монопольного прозелитизма тем западно-европейским уголовным кодексам названного рода, которые существовали на западе в средние века до конца XVIII столетия и были прямым следствием теократической средневековой системы отношений церкви к государству¹⁰⁸.

Признав таким образом негодность нашего уголовного законодательства относительно еретиков и раскольников, (как принадлежащего к старому типу законодательств этого рода, и к устарелой формации, выработавшейся под влиянием ненормальных отношений государства к церкви, представители современной культуры и цивилизации не замедлили предъявить требование, чтобы наше уголовное законодательство относительно еретиков и раскольников во всем согласовано было с новейшим типом западно-европейских кодексов и осуществило в себе принципы личной свободы совести и веротерпимости¹⁰⁹, ибо эти последние коренятся в самом существе христианства, как религии свободы, любви, простоты и терпения¹¹⁰; вытекают с необходимостью из самого понятия свободы совести, которое предполагает совершенно удовлетворённую способность внешнего обнаружения вероисповедания по всем признакам, заключающимся в понятии религиозной свободы¹¹¹, и, наконец, оправдываются всецело и даже более того – вынуждаются нравственно-практическими требованиями культурного века сего, – требованиями мира и согласия, крепости и силы, счастья и благоденствия для государств и народов, удовлетворение каковых требований наступит только тогда, когда абсолютная свобода совести и веротерпимость найдут себе полное практическое применение и всецелое осуществление в жизни¹¹². Приведённые и осуществлённые во всей своей полноте понятия свободы совести и веротерпимости, само собой разумеется, должны исключать всякую мысль о возможности государственного преследования еретиков и раскольников уголовными карами. Новейшие западно-европейские кодексы действительно и отказались от преследования религиозных диссидентов уголовными карами; преступления этих диссидентов против веры и церкви подлежат юрисдикции церкви, ведаются её судом и, как имеющие чисто-духовный характер, влекут за собой и духовные же наказания, взыскания, лишения¹¹³. Но на западе осуществление и проведение в жизнь начала личной религиозной свободы произошло под влиянием совершенного разъединения и отделения церкви от государства, характеризующимся невмешательством государства в дела церкви, вследствие чего тот и другой институт действуют независимо друг от друга в принадлежащих им сферах ведения, так что церковь там является свободным учреждением в свободном государстве ¹¹⁴; естественно, что изменение и уподобление нашего русского уголовного законодательства относительно преступлений против веры и церкви западно-европейскому может последовать только тогда, когда в России изменятся отношения, существующие в настоящее время между церковью и государством, т. е. когда нарушится между ними органическое единство и когда они явятся как два, совершенно отдельные, независимые и самостоятельные в подлежащих им сферах ведения института, обоюдное существование которых определится девизом: «свободная православная греко-восточная русская церковь в свободном российском государстве». Наши представители культуры и цивилизации и не замедлили выразить желание, чтобы и у нас было, по образцу западных государств, проведено отделение церкви от государства, при каковом отделении только и возможно осуществить принцип вероисповедной равноправности и уничтожить отжившие канонические начала нашего уголовного кодекса относительно лиц разномыслящих в вере, – начала (ортодоксии, монопольного прозелитизма и неверотерпимости), развитые на почве византинизма¹¹⁵.

Нападки и нарекания на наше уголовное законодательство относительно еретиков и раскольников, делаемые не только нашими представителями культуры и цивилизации вообще, но и представителями современной юридической науки, показывают нам, что вопрос о том, какой нормы, каких общих основ и взглядов должно держаться наше уголовное законодательство относительно еретиков и раскольников, хотя и есть старый, давнишний и даже избитый вопрос, но в тоже время и доселе не лишний вопрос и даже, может быть, более чем когда-либо должен почитаться вопросом великой практической важности и самого затрагивающего научного интереса. Конечно не можем обойти молчанием его и мы; напротив, если что и может иметь, по нашему мнению, важное значение в данном предмете, то это именно принципиальное решение этого вопроса. Реформаторы нашего уголовного законодательства относительно еретиков и раскольников делают нападки на его основы, критикуя их с точки зрения свободы совести и веротерпимости, а также с точки зрения отношения государства к церкви в России; с тех же самых точек зрения и мы должны установить своё принципиальное суждение о началах, выраженных нормами нашего уголовного законодательства относительно еретиков и раскольников, т. е. решить следующие вопросы: действительно ли начала, проходящие в вышеназванном кодексе, противоречат понятиям свободы совести и веротерпимости? Правда-ли, что только те начала вероисповедной политики должно почитать истинными по существу и целесообразными началами в жизни церкви и государства, которые дают полный простор для внешнего выражения личной религиозной свободы? И можно ли вывести такую веротерпимость из самого существа христианской религии, из понятия свободы совести и нравственно-практических требований современной культуры и цивилизации? Далее, действительно ли отношение церкви к государству в России, представляющее собой один из типических образцов церковно-государственного единства, есть явление ненормальное, вредное для развития церкви и государства? Очевидно, что решить верно эти вопросы можно только тогда, когда, с одной стороны, мы установим истинно-христианский взгляд на понятия свободы совести и веротерпимости, взгляд, соответствующий существенным чертам Богооткровенного учения и существенным чертам учения древне-вселенской церкви; с другой стороны, когда установим такой взгляд на отношения между церковью и государством вообще, который был бы вполне согласен с сущностью христианского учения, требованиями природы двух указанных институтов и их назначением и задачей. Таким образом проверка суждений наших представителей юридической науки и цивилизации о русском уголовном законодательстве относительно еретиков и раскольников, чтобы быть в результате, в выводах, принципиально правильной, должна быть сделана с точки зрения общих принципиальных же основ вероисповедной политики, которых должно было бы держаться всякое государство, и при том вестись на почве чисто канонической.

Определив таким образом задачу настоящего исследования, мы не можем не сказать здесь словами достоуважаемого учёного профессора Казанского духовной академии, Н. И. Ивановского, что выполнение её на почве априорных рассуждений нелегко. Главная трудность здесь заключается в том, что нельзя установить истинную норму отношений между церковью и государством. В этом случае не играет существенной роли даже то и другое теоретическое решение данного вопроса. «Как бы в теории ни разрешался вопрос об отношении между церковью и государством, говорит проф. Ивановский, в смысле ли совершенного обособления, или в смысле органического единства, на практике неизбежно их взаимообщение и влияние друг на друга; и это создалось не вследствие той или другой доктрины, а силой вещей. Секрет здесь только в том, чтобы установить точную границу этого взаимообщения и не переступать положенных пределов ни с той, ни с другой стороны. Задача теоретиков в том и состоит, чтобы открыть этот секрет, и эта задача вековая и до сих пор не разрешённая¹¹⁶». Эти рассуждения достоуважаемого профессора показывают, что оценивать существующую в известной стране систему отношений между церковью и государством нужно не с принципиальной только точки зрения или с намеченного однажды и определённого идеала этих отношений, а принимать при оценке этих отношений и силу вещей, которой они создались. Отсюда мы выводим, между прочим, то заключение для себя, что и в настоящем труде, при определении отношений государства к церкви в России, не лишне будет коснуться вопроса и о том, как и почему выработалась эта система на практике силой исторических условий жизни русского народа.

Представители современной культуры и цивилизации говорят, что начала абсолютной ортодоксии и монопольного прозелитизма есть следствие того порядка отношений между церковью и государством, который называется церковно-государственным единством. Этот порядок даёт возможность одной какой-либо церкви занимать господствующее положение в государстве, приобретать от него привилегии и охрану, а через это и возможность выступать принудительно против еретиков и раскольников, пользуясь государственной помощью, иначе говоря, выступать с такими средствами против них, которые вовсе не свойственны церкви, как институту, имеющему духовный характер. Вместе с тем, тот же самый порядок заставляет и государство вмешиваться в такие дела церкви, которые должны лежать вне сферы его ведения, и решение которых должно быть предоставлено на волю церкви¹¹⁷. Отсюда, своё исследование мы должны начать с изображения того, как, с точки зрения представителей современной культуры и цивилизации, под влиянием исторически – складывавшихся отношений между церковью и государством на востоке – в Византии и на западе – во время средневекового теократического устройства государства возникли и получили с самого первого момента распространения христианства в византийских церковно-государственных законах и в западно-европейских уголовных кодексах относительно еретиков и раскольников начала, подавившие собой принцип свободы совести и веротерпимости. Исследовать же этот вопрос, мы считаем нужным для того, чтобы после, в своём месте, указать, как древне-вселенская церковь поняла смысл Евангелия относительно свободы человека? Как приложила она первый к последней? Как согласила Божественный авторитет учения Христова с естественной неоспоримой свободой человека? Нашла ли в этом учении достаточные основания, чтобы допустить принцип личной индивидуальной свободы совести? Если нашла, то насколько признала и допустила эту свободу? Если же нет, то как сама в своём понимании религии и приложении её к жизни человека обращалась с его свободой? Действительно ли церковь древне-вселенская, взятая в целом, как институт божественного происхождения, выступала по своему почину принудительно против еретиков и раскольников и ей ли принадлежит инициатива гонений на них воздвигавшихся? Действительно ли её тесный союз с государством, её господствующее положение в нём, пользование от него охраной и привилегиями, влёк за собой стремление её к насилию над еретиками и раскольниками? И теряла ли древне-вселенская церковь свою духовную природу, изменяла ли своему назначению в мире и своей задаче, пользуясь государственной охраной?

(Продолжение будет).

Это было в селе N. Черниговской губ. Однажды прихожане сообщили мне – по секрету, что между ними появился штундист, производящий смуту среди крестьянской молодёжи, а, что такое штунда, об этом наши крестьяне ещё и понятия не имели. Так называемый штундист был уроженец этого же села, но давно его покинувший. Как бесприютный сирота, он был отдан ещё в раннем детстве одним из своих дальних родственников в город, в услужение, и с тех пор о нём не было вести. Воротившись теперь в своё родное село, с намерением поселиться в нём, он продолжал скрывать своё прошлое, неохотно отвечая на расспросы односельчан о том, где он жил и чем занимался. Звали его Василием, а фамилии не буду упоминать, так как личность эта существует и по ныне в нашем селе и даже приобрела некоторую известность в окрестностях.

– Откуда же вы знаете, что Василий – штундист? спрашиваю я.

– А он парней к себе собирает и всё что-то читает им по вечерам.

– Что же он читает?

– Всё про божественное. И к девкам на «вечёрки» ходит и тоже всё про божественное читает. Песни запрещает, а вместо того учит псалмы петь и игрища тоже запрещает. Теперь у нас такая святость по селу пошла! И все его слушаются. Скоро не будет на селе человека, который не пошёл бы хоть разок послушать, о чём таком болтает Василий, а прозвище ему дали «Штунда» ... Василий Штунда.

– Что ж он болтает – худое?

– Всякое болтает... Оно бы ничего, да только народ он от Церкви Божией отбивает. Ходить, говорит, в церковь незачем – всё одно Бог везде. И сам не идёт, а как в праздничек святой заслышит колокольный звон, сейчас за свои книжки, по тем книжкам свою службу правит и сам про себя поёт и читает. – Худое про него грех сказать, если бы только храм Божий почитал, а то говорит: «я сам себе поп и во мне Божий Дух живёт... Хорошо, складно так говорит... а будто-б не совсем ладно.

Я велел позвать к себе Василия.

Приходит. Вижу – парень лет 28-ми, небольшого роста, худенький и золотушный, с длинно отпущенными волосами, как у послушника, и с ясным спокойным взглядом голубых глаз. Одежда длинная, полу-монашеская, а поверх неё обыкновенный крестьянский кожух, порядком притёртый (дело было зимой). На голове картуз. Странная, сборная одежда субъекта красноречиво указывала на недостаток средств.

– Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любовь Бога Отца, и общение Святого Духа буди со всеми нами, – приветствовал меня странный субъект от Апостола. Моей просьбы присесть он не принял, но остановился у порога с выжидательным видом.

– Слышал я, братец, что ты народ смущаешь, – сказал я.

– Я народ не смущаю, – ответил бойко Василий. – Я народ добру учу.

– Кто же тебя поставил учительствовать?

– Дух Божий руководит мною в путях моих, – ответил Василий книжным языком, и взгляд его загорелся энтузиазмом. – Дух Божий избрал меня, слабый сосуд, и творит сильным, по воле Его, и в немощи моей свершает великое дело.

– О каком великом деле говоришь ты?

– Я открываю уши глухим и глаза слепым – духовно слепым – и подаю им пищу, в которой они нуждаются – духовную пищу, – ответил горделиво Василий, всё более и более наэлектризовываясь собственными своими словами. – Я тьму рассеиваю! Где я, там и свет... И никого не страшусь, а тебя и вовсе. Не застращаешь ты меня ни судом, ни тюрьмой. Для меня один суд – суд Божий. Тьмы и уз темничных не убоюсь: где Дух Господень, там свобода. (2Кор.3:17) А Дух Господень во мне живёт. Значит, где я, там нет тьмы темничной и уз, но свобода, свет и просвещение истины... В церковь я тебя, господин, слушать тоже не пойду, – заключил решительно Василий. – Дух Божий дышет, где хощет (Ин.3:8), вы же, церковники, думаете, что он через вас только действует...

Выпаливши всю эту тираду, можно сказать, единым духом, Василий вынул из кармана красный клетчатый платочек и отёр пот на лбу, выступивший от напряжения.

Я сразу понял каким-то чутьём, что за человек стоял передо мною, и как мне следовало вести себя с ним, чтобы не дать возрасти его озлоблению против духовенства и храма. Я не вступил с ним в словопрения, вспомнив слова Апостола Павла: от глупых и невежественных состязаний уклоняйся, зная, что они рождают ссоры; рабу же Господа не должно ссориться, но быть приветливым ко всем, учительным, незлобивым. (2Тим.2:23,24). Я решил, что в настоящем случае всего полезнее будет для меня последовать примеру Апостола Павла в афинском ареопаге (Деян.17:22–24): похвалой за доброе смягчить и расположить к себе моего противника. Как человек книжный, начитанный, как энтузиаст, движимый искренним религиозным чувством, способный увлекаться, а, следовательно, и увлекать толпу, действуя на неё непосредственно, даже одной только силой своего убеждения, он показался мне в высшей степени опасным для моей паствы. Необходимо было во чтобы то ни стало или привлечь его в лоно церкви, или вовсе удалить из среды тёмной народной массы, где он мог беспрепятственно сеять свои вредные плевелы. Что предпринять? Я прибегнул к такому способу действования. Отметивши слабую сторону характера в моём противнике – излишнее самомнение и кичливую гордость, к которым так склонны наши сектанты – штундисты, я ударил именно на неё.

– Брат, сказал я, положив руку на его плечо, – Христос велел нам любить друг друга...

– Так. А ты, господин, хочешь преследовать меня, – не дал мне продолжать Василий.

– Ошибаешься, друг. Я, кажется, ничем не показал этого и позвал тебя совсем не для того, чтобы причинить тебе какой-либо вред, а просто хотел познакомиться с тобой, так как много слышал я хорошего о твоей жизни. Ты просто почему-то предубеждён против меня.

Василий поглядел на меня испытующе и опустил глаза в землю.

– С некоторыми из твоих мнений я не могу, конечно, согласиться, – продолжал я, – но это не делает глаз мой слепым. Я вижу то доброе влияние, которое ты оказываешь на нашу молодёжь, и хочу благодарить тебя за это. Говорят, ты извёл много непристойного на тех ночных сборищах, которые на селе называются «вечерницами».

– Да, говорили тебе, господин – батюшка, правду. Теперь девушки вместо своих дьявольских игрищ и песен псалмы поют, – ответил кичливо Василий, – а парни тоже не озорничают: который грамотный, псалтырь или другую какую священную книжку читает. Один почитает, потом другой, а неграмотные слушают да поучаются.

– Спасибо, друг, спасибо. Дело ты сделал хорошее. Честь тебе великая. Отдаю должное по справедливости. Присядь, будь гостем! Попьём чайку вместе! Я искренно хотел бы поближе познакомиться с тобой, так как о тебе говорят, что ты правильной жизни человек, каких теперь мало. Василий по-прежнему недоверчиво покосился на меня, но, на этот раз, поблагодарил за приглашение и, сняв свой кожух, присел за стол.

– Ты сделал, друг, одно хорошее дело, не мог ли бы ты сделать ещё и другое – вывести из употребления водку?

– Да у нас на «вечёрках», водки тоже не полагается, сказал вдруг весь засиявши Василий. Страшное это дело – водка... то есть, как бы это так по истинности сказать... орудие это диавола – водка и служит она ему искони; но Дух Божий сильнее духа зл,а и Он победил. Действуя во мне, сосуде своём избранном, победил! Слава Всевышнему!

– Да, истинно, Господь дал тебе дар слова не напрасно.

– Каждому даётся проявление Духа на пользу. Одному даётся Духом слово мудрости, другому слово знания. Одному один путь Господь указует, другому – другой и да не имать противления сердце твоё. Следуй всякий пути Его.

Василий обладал недюжинной памятью. Он постоянно пересыпал речь свою текстом от Писания, то подлинно верным, то слегка перефразированным. Во время нашего чаепития я нарочито избегал вопросов религиозного характера, постоянно сводя нашу беседу с теоретической на более практическую почву. Тем не менее, я успел узнать, к немалому моему удовольствию, что сидевший передо мной парень ещё не сделался настоящим, завзятым штундистом, но, как человек довольно потолкавшийся по свету и встречавшийся с сектантами, он нахватался на лету кое-каких идей, которые и колобродили теперь в его голове без всякой системы. По существу, Василий просто был глубоко религиозный человек, всей душой жаждавший пищи духовной и жизни «по Божьему» и искавший истину ощупью во мраке своего невежества.

Когда я показал Василию мою маленькую библиотеку духовных книг, он накинулся на неё с жадной любознательностью и тут же присел читать. Читал он внятно, толково и с выражением.

– Да ты, брат, читаешь совсем не по «пономарски», – пошутил я. Василий и на этот раз ответил мне нечто вроде того, что Дух Божий глаголет его устами.

– Как жаль, – продолжал я, что ты так странно настроен против храма Божия, а то ты мог бы исполнять у нас некоторые обязанности причётника и – я уверен – гораздо лучше, чем он. По крайней мере, ты яснее его читаешь и с большим выражением. Каждое твоё слово доходило бы до сердца молящихся. Вот где бы ты был как раз на месте, поучая народ и чтением церковным и примером благочестия!

– Оно, пожалуй бы, да только я давно уже не был в вашем молитвенным доме, – сказал Василий с усмешкой.

– Душевно сожалею, – продолжал я, – и решительно не понимаю, отчего бы тебе чуждаться церкви так упорно. Ты сказал вот сейчас, не так давно слово, значительное для меня: «где я – сказал ты – там и свет». В тюрьму тебя ввергнут, и там будет свет. Так ли я тебя понял?

– Истинно так, господин – батюшка.

–Так неужели же, если придёшь ты в дом, назначенный для молитвы, – свет покинет тебя? Нет, если точно в тебе пребывает Дух Божий, то войдёт с тобой и в дом молитвы, и будешь ты сиять перед народом, как светоч благочестия.

Василий воззрился на меня, широко раскрыв свои ясные глаза, радостно засиявшие, и замигал ресницами. Он не нашёлся, что ответить мне, пойманный врасплох на им же сказанном слове, но я увидел с радостью по выражению его лица, что бросил некоторое семя в его сердце и навёл на размышления. Нужды нет, что я оставлял Василия при его точке зрения на некоторые религиозные вопросы и при его гордом самомнении; против этого зла я надеялся найти способ действовать впоследствии, исподволь, в данную же минуту моим настоятельным желанием было только одно: каким бы ни было путём привести его в церковь, дабы народ перестал видеть в нём штундиста, возмущённого и возмущающего других против церкви.

Василий ушёл от меня, унося с собой для прочтения несколько книг из моей библиотеки, и это было как нельзя более кстати: штундист, читающий книги, полученные от священника, уже неполный штундист в глазах народа. Так по крайней мере представлялось мне по некоторым соображениям.

Прошло более недели, – Василия я не видал; но он у меня не выходил из головы. Между тем, в приходе случился покойник. С затаённой надеждой, я призываю Василия и предлагаю ему почитать над покойником в церкви псалтырь. Он согласился и– прибавлю – с тех пор никому на селе не уступал этой обязанности, исполняя её безвозмездно. С беспокойством жду, придёт ли Василий к обедне. – Пришёл ведь. Это даже произвело некоторую сенсацию в народе. Василий, впрочем, не обращал ни на кого внимания и вместе с причтом на клиросе усердно отпевал покойника. В следующее воскресенье Василий пришёл в церковь уже без особого внешнего побуждения. В награду я дал ему разрешение читать «Апостола», что в селе считается большим почётом для грамотея. Василий прочёл положенное зачало из Деяний св. Апостол умело и с чувством, и с тех пор опять-таки вменил себе это чтение навсегда в обязанность, которую уже никто у него не оспаривал.

Так произошло постепенное воцерковление «штундиста», который стал необходимым членом причта, – и, надо видеть, с каким усердием всегда исполняет обязанности, выпадающие на его долю, как охраняет благочиние в церкви, как понуждает к молитве молодёжь, имеющую обычай во время богослужения заниматься собеседованием на паперти церковной. Он первый идёт с иконой в руках или с хоругвью во время крестных ходов и последний выходит из церкви, где проводит часто уединённые часы, молясь до слёз, до религиозного экстаза. Таким образом нашло себе исход и удовлетворение религиозное настроение, которым охвачена была душа Василия. Иногда, впрочем, и теперь, наткнувшись на какое-нибудь мало понятное место свящ. Писания, Василий приходит ко мне потолковать и поспорить, как человек, имеющий своё особое мнение; но мне уже не страшны его умствования, потому что, как я и ожидал, с воцерковлением «штундиста», он потерял для народа значение новатора идей и стал своим на селе человеком, а это именно то, чего мне хотелось достигнуть. Впрочем, по старой памяти, за ним утвердилось прозвище Василия Штунды, на которое он страшно обижается.

Μ. Доброво

Содержание. Несколько слов о современной религиозной жизни на христианском востоке и западе. Протестантство и протестантские секты. Значение баптизма в истории возникновения и распространения штунды в России. Отношение заграничных баптистов и других протестантских сект к последним мероприятиям русского правительства против штундизма. Наветы и тенденциозность в помещённых в гамбургском органе германских баптистов „Wahrleitszeuge“ письмах из России. Сведения баптистского органа о штундизме в России (ст. der stundismus № 7 за 1895 год) и наши возражения: суждение о происхождении штунды, о прежних отношениях к сектантству наших судебных учреждении, о характере и устройстве штундовых обществ, о строгих мерах против штунды. Заграничные предположения о близком торжестве штунды над православием в России.

В то время, как христианский, православный восток крепко стоит на почве Богопреданного Христова учения и в течение 19 веков сохраняет единство веры, не смотря на тяжёлые многовековые страдания от неверных, на рассеянность чад Православной Церкви по разным отдалённым и разъединённым природой странам, наконец, на разность народных характеров и политических интересов, – западный христианский мир давно уже потерял первоначальное религиозное единство, и не только не восстановляет его, но идёт последовательно к большему обособлению и разделению в религиозном отношении¹¹⁸.

Римско-католическая церковь, отпавши от единства с восточной, не может удержать в своих недрах и западные народы. Целые миллионы западных христиан в средней и северной Европе в XVI в. отпали от неё, – не будучи в состоянии долее выносить церковные беспорядки, иерархический произвол, догматические новшества, единичный деспотизм папства, пренебрежение его к духовным потребностям народа, и образовали новые христианские общества, претендовавшие на восстановление истинной Христианской Церкви или на реформирование существующей римско-католической (разумеется, в лучшем смысле слова). Это и есть протестантство, разветвившееся на три главные отрасли: лютеранство, кальвинизм или реформатство и англиканство. К сожалению, в основе этого одушевлённого религиозного движения оказались идеи, воспитанные средневековой пантеистической, антицерковной мистикой и шедшие гораздо дальше простого отрицания вкравшихся в западную церковь злоупотреблений и недостатков. Под влиянием их протестанты совершенно отвергли авторитет Св. Предания и иерархии; признали единственным источником вероучения Св. Писание и крайним судьёй в деле веры – сознание и совесть каждого. Этим положено начало тому произволу человеческого разума в деле веры, который, после Лютера, Цвингли, Кальвина и друг., продолжается в протестантстве и поныне. Первые реформаторы отвергли многие существенные догматы в христианской Церкви (кроме св. Предания и иерархии, большинство таинств, молитвенное призывание и почитание Божией Матери и святых, почитание св. икон и мощей и пр.). Но отделившиеся от римско-католической церкви протестанты на этом не остановились. Нашлись другие реформаторы, которым реформы, произведённые Лютером, Кальвином и др., казались несовершенными. Они брали на себя задачу продолжить и закончить дело этих последних, или же просто считали нужным начинать дело реформы вновь. Так являлись в среде протестантства новые секты, которые, имея одни и те же общие основные начала учения, резко расходились между собой в частном применении и развитии этих начал. Такое нарождение новых сект в протестантстве продолжается и в настоящее время. Отличительной чертой всех протестантских сект служит сильное стремление к прозелитизму. Но между всеми современными западными сектами особым рвением к пропаганде своего учения заявляет себя баптизм.

Распространяясь на западе, баптисты в начале 60-х годов настоящего столетия успели проникнуть и в Россию, приняв здесь деятельное участие в развитии и укреплении среди русского народа диэтического религиозного движения, сделавшегося потом известным под именем «штунды». «Миссионерское Обозрение», имея в виду знакомить своих читателей с современным состоянием западных сект, родственных по характеру своему с нашим новейшим сектантством, а также с внутренней организацией и приёмами враждебных православию, заграничных, по преимуществу баптистических миссий и проповедников, доселе являющихся главными руководителями штундовой пропаганды, – в настоящий раз ограничивается сообщением сведений об отношении баптистической секты к нашей Церкви и к последним мероприятиям русского правительства против распространения штундового сектантства в православном народе.

Теперь едва ли кто станет оспаривать непосредственное участие баптистов в развитии у нас в России того движения, которое называется штундизмом. Ещё в 60-х годах на юг России прибыли эмиссары общества немецких баптистов, именно из Гамбурга, который и ныне служит средоточием их союза или общества. Таковы были: Карл Ондра, Иоанн Прицкау, Отто Вильям Шульц, Карл Эндингер. Франц Липовский, Михель Филк, Либиг и другие. Они вызвали сильное брожение в среде здешних немецких колонистов лютеранского и кальвинического исповедания, а вскоре и в среде русских крестьян¹¹⁹. У пришельцев, пропагандистов баптизма, нашлись ревностные сотрудники из обращённых местных колонистов: Георг Клундт, Майер, Гибнер, Эйдингер, в особенности Иоанн Вилер.

Из этих последних Гибнер и Эйдингер, с помощью Прицкау, увлекли в свою секту из среды бывших в немецких колониях первых последователей и ярых проповедников нового штундового учения: Ратушного, Балабана и Рябошапку, через которых штундо-баптизм потом стал распространяться в губерниях Херсонской, Таврической, Екатеринославской и Киевской. Правительство старалось воспрепятствовать деятельности пришельцев, но действовало в ту пору не настойчиво, при том сами эмиссары баптизма и их неофиты употребляли всевозможные извороты, чтобы обмануть бдительность властей и, производя смуты в народе, уловлять простодушных в свои сети: высылаемые из России за границу, они проникали сюда обратно под другими видами, напр. с турецкими паспортами (Карл Эйдингер и Франц Липовский); высылаемые в другие места, они притворно каялись, давали подписки в верности прежнему исповеданию и даже обещания содействовать обращению других, но всё это было лицемерием, с целью ослабить правительственный надзор за ними и свободнее продолжать свою сенаторскую деятельность (Клундт, Михель Филк и др.). Заграничные эмиссары баптизма посещали те места, где начиналось сектантское движение, делали распоряжения и организовали самостоятельные общины. В 70-х годах баптисты дали русским сектантским общинам и своё исповедание веры, буквально переведённое с немецкого языка на русский. Только в прошлое царствование Государя Императора Александра III было обращено серьёзное внимание правительства на успехи в нашем народе и зловредный характер штунды, и приняты меры к ограничению сектантского брожения в народе, причём и Высочайше издан был 4 сентября 1894 г. закон о признании штундизма, а вместе и штундо-баптизма, сектой более вредной. Мероприятия эти не могли не оказать благотворного отрезвляющего воздействия на народную массу. Брожение видимо стало затихать. Пришлым эмиссарам преграждена возможность сеять смуту в народе. Это приходится, конечно, не по вкусу заграничным баптистам, да и другим единодушным с ними протестантским сектантам, и вот они стали разглашать в своих заграничных органах и изданиях о мнимых жестокостях русского правительства по отношению к их братьям, напоминающих якобы, ни более, ни менее, как времена первых гонений на христиан со стороны римских императоров, а также – инквизиции времени французского короля Людовика XIV. Отметим здесь некоторые из таких отзывов и выскажем своё суждение о них.

В № 22 гамбургского органа баптистов «Wahrheitszeuge» («Свидетель истины») за 1894 г. (9 июня) помещена ст. под заглавием: «Помните узников». Здесь редакция, приведя слова ап. Павла Евр.13:3, замечает, что во времена апостолов были лица, за Христа и истину претерпевшие посмеяние, поношение и узы; но иначе ли теперь? спрашивает автор статьи и с грустью отвечает, что воздыхают де и теперь угнетённые за веру даже в христианских странах, льются и ныне горячие слёзы, а поэтому и для нас имеет силу увещание апостольское: «помните узников»... Вслед затем, очевидно, для иллюстрации высказанных журналом мнений, приводятся два письма из России о положении баптистской пропаганды, с замечанием от редакции, что она приводит только «некоторые примеры», умалчивая об именах корреспондентов «по благословным причинам».

Проследим по этим письмам, как «воздыхают» и о чём льют слёзы у нас в России немцы-баптисты.

Первое из упомянутых писем принадлежит одному сотруднику «Mitarbeiter», т. е. проповеднику баптизма в «балтийских провинциях». Автор выражает глубокую скорбь о том, «что у него отнята (правительством) возможность получать милый Wahrheitszeuge («свидетель истины»), что в великой исполинской России распространители баптизма рассеяны и деятельность их (по распространению этого лжеучения) всё более и более суживается».

«Но мы», продолжает баптистский пропагандист, «не унываем, так как я знаю, что наши, потусторонние братья сочувствуют нам узникам (d. Gebundenen). Земная власть может запрещать видимое, – невидимых уз любви никакой меч пресечь не может. Это обращение (Verkehr) нам остаётся всё ещё открытым, об этом последнем мы будем заботиться. «Не смотря на запрещения, мы всё же работаем (хорошее угнетение!) и не замолкнем скоро перед угрозой исполина. Конечно, есть общества, где никто, кроме проповедника, не решается делать ничего, так как там есть полиция православная, греко-католическая (die Polizei orthodox, griechisch-katholisch). В других местах в здешней стране хотя произведены расследования, но Господь держал Свою защищающую руку над Своими посланниками (Boten)... Богу одному слава! Я иногда очень радуюсь, что люди идут слушать слово о кресте, но я также часто и скорблю о том, что они уж более не обращаются (в баптизм)... «Я постоянно в путешествии и перехожу с места на место (о чём же плачется Wahrheitszeuge?), проповедуя почти каждый день (курсив наш). Вообще противно моей природе губить драгоценное время благодати ничего неделанием. Посещение моё различных обществ (Gemeinden) отнюдь не бывает без благословения» и проч.

Писавший это письмо, очевидно, действует по преимуществу среди лютеранского населения Остзейских губерний и смотрит на недавние распоряжения нашего правительства, как на угрозы «исполина», которые однако он и его единомышленники находят возможным игнорировать. В той среде, где автор приведённого письма действует, ему представляется «великое поле» для деятельности. Итак, мнимо-угнетённый баптист, как видит читатель, не только, «не воздыхает», но прямо дерзает...

Второе письмо прислано с другой стороны «великой, исполинской Российской империи», – с Урала. Здесь те же жалобы на стеснения (открытой) пропаганды баптизма, от которой и здесь однако преследуемые законом проповедники баптизма, по-видимому, не думают отказываться. – «Быть может вы услышите, что X. во второй раз водворён в Оренбург. Но благодарение Богу! его свидетельство осталось не без плода, так как Господь благословил его слово. В городе (в каком, не сказано) и окрестности возникло общество свыше 120 сочленов... Мы не находим здесь никакого христианского листка, и не имеем никаких средств издавать у себя что-нибудь. Поэтому просим прислать нам, если можно «Wahrheitszeuge», чтобы мы по крайней мере через него сознавали себя соединёнными с нашими милыми братьями за границей. Всё здесь так ужасно мертво и темно вокруг нас» ... Редакция на это в скобках замечает, что все её периодич. издания со включением «Wahrheitszeuge» и «Friedensbote». (Вестник мира») запрещены в России, о чём ещё совсем не знает «милый брат».

«Преследование в России не ослабевает», – продолжает автор письма. «В начале этого года были здесь обвинены и осуждены три брата, отторгшие несколько лиц от Православной веры. (Курсив наш). Их заковали в оковы (?) и отправили в Закавказье. Также много и других были высланы административным порядком без суда за Кавказ. Но, не смотря на преследование, дело Божие идёт вперёд. Молитесь за нас».

Итак, на что-ж сетуют и плачутся баптисты и их заграничный орган, когда сами они свидетельствуют об открытой пропаганде своего лжеучения и совращения православных в секту, за что по коренным законам империи полагается ссылка в Закавказье? Это не новость для подданных России. Но чтобы заковывали будто бы осуждённых в оковы, – то это сущая ложь, внесённая автором письма для красного словца, и рассчитана, вероятно, на большую подачку от своих «милых братьев» для осуждённых. В кандалах препровождаются только каторжники, а все прочие осуждённые под конвоем. Что касается запрещения в России баптистских изданий (в 1894 г.), то это было мерой давно необходимой для пресечения баптистской пропаганды. Какое значение для развития в России пропаганды этого лжеучения имели до сих пор баптистские заграничные, в особенности Гамбургские издания, показывает следующий факт. Орган немецких баптистов «Wahrheitszeuge» в 36 № своём за 1894 г. (22 сент.) поместил письмо будто бы от его подписчиков в России к «милым братьям и дорогим труженикам в винограднике Христовом». «С стеснённым сердцем» изображают они печальное своё положение в России: «Мы живём в рассеянии по различным деревням и колониям среди безбожников и гонителей (unter Gottlosen und Verfolgern)». «Всегда желанным другом» их был милый «Wahrheitszeuge»; вместе с дорогой Библией он служил и учителем, и проповедником; теперь вдруг эта радость исчезла, и вместо неё наступила печаль и лишение. Мы кажемся себе пленниками (wir Kommen uns wie Gefangene vor). Да будет воля Господня! Мы можем только в тишине молиться ко Всемогущему, в своей руке содержащему всё, а также и сердца сильных и правителей. На Господа мы возлагаем наше упование. Продолжайте, милые братья, работать; если мы и ничего не будем получать, то есть однако тысяча других, которые через «Wahrheitszeuge» делаются благословенными!» – Итак, сектанты, пропагандирующие у нас своё учение, питались до сих пор изданиями заграничных братий. Здесь они находили себе поддержку и побуждение к насаждению своего лжеучения среди других. Интересен взгляд приютившихся в России немецких баптистов на коренных жителей Российской империи, которых сектанты обзывают «безбожниками» и «гонителями», а себя воображают «пленниками» и «узниками», воздыхая о своём Сионе, о котором вещал им «Свидетель истины». Жалуясь в том же № на потерю 1000 таких подписчиков в России, редактор баптистского органа «Wahrheitszenge» приглашает заграничных собратий к приобретению новых подписчиков, взамен утраченных в России, присовокупляя, что «каждая марка чистой выручки (из этого издания) идёт, прямо или косвенно в пользу миссии и нашего дела».

Признание штундизма, а вместе и так называемого русского баптизма сектой более вредной встречено заграничными баптистскими органами с видимым ожесточением. Для немецких сектантов, которые только себя одних считают истинными христианами и которые до сих пор так злоупотребляли благодушным отношением русского правительства к распространению в отечестве нашем лжеучений западного сектантства среди колонистов и православного населения, новые законом предусмотренные мероприятия власти кажутся несправедливыми и жестокими. Они знать не хотят того, что наша православная христианская вера и Церковь, имеющая высокое зиждительное значение государственной религии, в праве пользоваться со стороны власти покровительственным ограждением своей неприкосновенности, как имеющая в себе печать апостольского происхождения и как исконный оплот государственной мощи России. Они забывают, как много смуты произведено их отрицательным учением в народе, их резким порицанием Церкви и её св. обрядов, сколько духовного разврата заграничные сектанты внесли в мысль и жизнь русского народа своим оппозиционным и явно враждебным отношением к исконному у нас церковному и отчасти гражданскому быту (идеи о личной свободе, о равенстве званий и состояний, об излишестве церковного освящения брака и т. п.), какое пренебрежение и отчуждение со стороны пасомых к пастырям они поселяют, сколько горя и расстройства в семьях производят они своей деятельностью, какому насилию подвергаются прочие члены семьи от совращённых в штундо-баптизм!

С явной целью произвести на западное христианское общество впечатление в свою пользу, а затем воздействовать в том же смысле и духе и на русские правящие сферы, орган баптистов поместил на своих странницах в 7 № за 1895 г. (16 февраля), ст. Der Stundismus. Поводом к этой статье выставляется сообщение газеты «Deutsche Tageszeitung» о последних распоряжениях нашего Правительства против распространения штундизма в России, который, по выражению органа баптистов, «в действительности возведён в высший класс, а именно в класс сект очень опасных». Удовлетворяя желанию «Немецких известий дня» (№ .159) «чтобы наконец какой-либо штундист поведал миру об учении этой секты», редакция постаралась от себя сообщить «необходимое о происхождении, учении и сущности этой секты, дабы, по её словам, любезный читатель мог сам себе составить истинный образ этой ненавистнейшей в России из всех сект».

Как же началась эта секта в России? По изображению баптистского органа дело было очень просто. «Блаженной памяти Императрица Мария Феодоровна (нужно – Александровна), супруга Александра II, как известно, дозволила перевести (lies... übersetzen) Новый Завет на русский язык, – а дотоле его имели только на славян. языке, – и так как он был продаваем по дешёвой цене, то сделался легко доступным для народа» ... Здесь всё исторически неточно и требует исправления. Перевод Нового Завета на русский язык сделан ещё в царствование Императора Александра I Благословенного¹²⁰; в царствование же Благоч. Имп. Александра II Св. Всероссийским Синодом предпринят новый перевод Св. Писания (согласно Синод. определ. 24 января–20 марта 1858 г. и с Высоч. разрешения). Все книги Св. Писания, начиная с Нового Завета, выходили «с благословения Св. Синода»¹²¹. Первые издания Нового Завета в русском переводе (четвероевангелие, 1860 г., и Деяния Ап., послания Ап. и Апокалипсис, 1862 г.), были в 8-ю д. л. В 1863 г. Благочестивейшая Императрица Мария Александровна указала напечатать Новый Завет в 32-ю д. л.¹²², что и было сделано Синодальной типографией, причём новому изданию назначена самая незначительная цена – 16 коп. за целый экземпляр. Много также содействовало быстрому распространению Св. Писания среди народа специальное «Общество для распространяя Св. Писания в России». – «Через это, продолжает баптистский «Свидетель истины», религиозная потребность народа была возбуждена, а это и было причиной, что грамотные православные сблизились с так называемыми «братьями из среды лютеранских и реформатских церквей, чтобы достигнуть понимания прочитанного, и скоро начали, по примеру тех, устраивать частные собрания, которые состояли в молитве, учении и изъяснении прочитанного, вследствие чего в разных местах обратились на путь истины самые дурные, нечестивые люди (die schlechtesten gottesvergesenssten leute) » ... объяснение происхождения штунды – тенденциозное. Брожение умов в народе произошло будто бы только от чтения Нового Завета в русск. переводе. Здесь дескать встретилось русскому грамотному крестьянину много недоуменного. К кому же обратиться за разъяснением? – Ну, конечно, думает баптист, не к православным пастырям. Крестьянин ведь сам находил свет только у немцев-колонистов, и без дальнейших рассуждений обратился прямо к ним, стал просить у них разъяснения своих недоумений, подражать им в частных собраниях для чтения Св. Писания, молитвы, учения и изъяснения прочитанного, от чего произошло решительное обращение к Богу самых преступных и нечестивых людей. Здесь очевидное лукавство пишущего баптиста. Ему, конечно, было известно, что это дело происходило вовсе не так просто, как представляется. О кабале русского крестьянина у немца-колониста ни слова, о стеснениях в деле веры крестьянина-батрака, заброшенного судьбой в немецкие колонии, о злых насмешках над простой верой наших крестьян и открытой пропаганды сектантского учения среди сих крестьян – тем более ничего не говорится. Напрасно также орган баптистов говорит о якобы благотворном воздействии штунды на нравственность народа: если где и заметна была перемена нравственности в народе под воздействием штунды, то не к лучшему, а скорее к худшему. Пусть люди опытные скажут: лучше ли нравственность в Чаплинке, Косяковке и др., штундовых пунктах сравнительно с теми, где штунды вовсе не было и нет? Обыкновенно с появлением штунды в том или ином месте среди населения усиливается нравственная распущенность и дикая разнузданность: в дополнение к прежним порокам здесь прибавлялось лицемерие, ложь, насмешки и ругательства над всем священным, непочтение к старшим, насилия над младшими членами семьи, разрешение себе на всё, незаконные сожития и т. п. Правда, штундистов везде старались выставить, особенно известная нашей часть интеллигенции, людьми нравственными. Больше же всего говорилось о трезвости штундистов и честности. Но о трезвости заботились и заботятся пастыри Церкви, и эта добродетель не есть отличие штундиста от православного. Даже в самую цветущую пору штундизма были нередки случаи тайного и явного пьянства притом среди вожаков штундизма, а ныне многие из штундистов прямо спились с кругу. Ещё более проблематична мнимая честность штундистов. Многие факты (действительные и доказанные) свидетельствуют противное. Мы не говорим уже о грубости и обычной наглости штундистов в отношении к православному духовенству. Как часто они публично глумились над православными пастырями, без всякого вызова с их стороны, особенно там, где уверены были в полной безнаказанности, достаточно прочитать беспристрастно многострадальную для православной Церкви и духовенства историю первого распространения штундизма в 60-х и 70-х годах, чтобы убедиться, что все похвалы немецкого органа по адресу русских штундо-баптистов – голословны если не сказать – предвзятая ложь.

«В начале, – продолжает Wahrheitszeuge, эти люди были защищаемы судебными учреждениями, потому что последние видели в них людей полезных и делающих дело доброе» ... Обычный приём – оправдывать успехи секты мнимыми добродетелями! Органу баптистов, конечно, весьма по вкусу тогдашняя шаткость идей и спутанность взглядов нашего русского общества по самым существенным вопросам нашей жизни. Он, конечно, считает вполне нормальным явлением тогдашнее «либеральное» направление в среде нашей интеллигенции, в администрациях и судах. Действительно, в ту пору мы, к сожалению, часто встречаемся с печальными фактами попустительства вредной деятельности сектантов со стороны администрации и судов, рядом с восхвалениями их в нашей периодической прессе. Но каких деятелей и каких только отрицательных учений, систем и диких явлений тогда у нас не приветствовали, не одобряли, не защищали, не оправдывали не только газетные репортёры, но иногда и лица, и учреждения служебно-административные и судебные? (Стоит вспомнить дело Веры Засулич!) Невольно приходит на память слышанное нами замечание одного из готовившихся вступить на поприще общественной деятельности в то смутное время: «я не защищаю штунды по существу... Но нахожу её весьма полезной тем, что она стремится разрушить существующее» ...

Далее в статье идёт речь, как с распространением штундизма «священники господствующей Церкви» начали преследовать штундистов, стараясь побудить правительственные учреждения к их угнетению. Их собрания не были более дозволяемы, и разгоняемы силой, с ними обходились самым грубым образом, на них налагали тяжёлые денежные пени, передовых деятелей (вожаков) подвергали домашнему аресту, который состоял в том, что они будто бы не смели отлучаться от места своего поселения далее 5 вёрст. Церковное ведомство назначало миссионеров, которые разъезжали всюду для публичных собеседований с людьми, чтобы их опять приобрести для Церкви, и когда попытки к их обращению оставались без последствий, то на них жаловались, как на неисправимых, опасных для государства сектантов. Миссионеры издавали сочинения, в которых высказывали против этих спокойных и беззащитных в мире людей (gegen diese harm-und schutzlosen leute) ужаснейшие (?) обвинения, а, чтобы отметить новых отступников «жестоким словом», их стали называть «штундистами», объяснив первоначальное происхождение и значение этого слова (от братских собраний у немцев – die stunden и от посетителей сих собраний – die stundenbrüder), баптистский «Свидетель истины» жалуется на то, что в России слово «штундист» приобрело и печальную известность». Если кто-нибудь «основательно» чисто по-русски выругался и к этому прибавил ещё: «ах, ты штунда»! этим и все сказано. Сами же себя русские последователи новой секты называют евангелическими христианами, полагаю, имеют на это право, потому что их учение есть учение Христа» ... Здесь опять многое извращено. Упорство и скрытность сектантов-пропагандистов и неофитов затрудняли не редко успех пастырских собеседований. Весьма обольстительно также для народа сектантское приволье, жизнь вне всяких обязанностей и законного авторитетного надзора и руководства. Наконец, пропагандисты при состязании дерзко требовали от пастырей невозможного, напр., чтобы вся церковно-каноническая и обрядовая практика была доказана буквально через нарочитые свидетельства и предписания в св. Писании, тогда как многое передано Церкви Господом нашим Иисусом Христом и Апостолами устно и сохранилось в св. Предании. Меры гражданские были необходимы для ограничения действительно упорной, при том, назойливой сектантской пропаганды. Слово «штунда» сделалось, действительно, самым бранным и обидным в устах русского народа, и этим набожный, преданный религии своих отцов наш народ вполне по достоинству оценил нравственные и религиозные качества этой секты.

«В заграничных газетах, продолжает баптистский «Свидетель истины», здесь и там появляются статейки о сектах в России и сообщается о них неправильное и ошибочное, тотчас чувствуется от сообщающего, с какого рода сектой он имел дело, так как в заключение обыкновенно говорится: крещения, причащения, учительского служения (lehramt), Правительства – эти люди не признают. Есть ли это так называемые штундисты? Нет и нет! С признанием немецких баптистов в России в 1879 г., штундисты приняли исповедание веры баптистов всех стран. Св. Писание есть единственный авторитет, который приверженцы этой «секты» признают, они решительно отвергают всякий другой и берут себе в образец первые общины времён Апостольских. Вследствие этого каждое общество избирает себе из своей среды старейшин (Aelteste) и диаконов, мужей безукоризненного поведения и хорошо знающих св. Писание, которых обязанность заботиться о религиозном и нравственном состоянии общества; они совершают крещение над такими, которые обществом испытаны и найдены верными, совершают святое причащение, и отправляют венчания. По воскресным дням они собираются в частные дома, зимой также в еженедельные вечера, и посвящают 2–3 часа пению, молитве, чтению библии и дружественному обмену мыслей о религиозных предметах. Все сомнительные вопросы рассматриваются при свете св. Писания и в отношении к нравственности практикуется строгая дисциплина (strenge Zucht). Трудолюбие, умеренность и любовь к ближним суть основные черты их жизни. О политике эти люди (будто бы!) совсем не заботятся и говорят об Императоре и империи не иначе, как с выражением детской любви и почтения (ehrfurcht)... Здесь с первых строк бросается в глаза маскировка дела. Пусть сами баптисты скажут: как они смотрят на таинства, совершаемые нашей Церковью, в том числе и на крещение и причащение, как они относятся к священно-учительскому сословию православной Церкви, все ли правительственные распоряжения они принимают? Принятие штундистами баптистского исповедания приурочивается к 1879 г. только для того, чтобы распространить права немецких баптистов и на совращённых ими русских крестьян.

Это давнишнее тайное желание, над осуществлением которого давно работают враги России. Мы уже выше показали, что само возникновение штунды, – не говорим уже об усилении и утверждении её – обязано баптистской пропаганде. Правительство, дозволяя немецкий баптизм в России, вовсе не давало права баптистам сеять своё лжеучение и поселять в народе смуту и раздоры. Если баптизм желает возвратиться к первенствующей Церкви, то основные черты её и теперь сохраняются без всякого искажения в Православии. Правда, сектанты в том числе и русские братья немецких баптистов, по указке последних, рисуют идеал Церкви иначе, но таких творцов христианства много выходит с запада и все они строят свои системы, по-видимому, на Св. Писании и выступают с претензией восстановить подлинное учение Христа и Апостолов. На самом же деле все эти системы в значительной степени суть продукт человеческого разума и строятся на рационалистических основаниях, хотя и аргументируются тенденциозными ссылками на Св. Писание. Судьба их одинакова: всегда они выступают самонадеянно и претендуют приобрести значение вселенской Церкви, но затем теряют силу свежести и новизны и уступают место другим аналогичным явлениям. Святая, соборная, вселенская и Апостольская Церковь одна: она и ныне всюду на востоке, в тех местах, где проповедовали Христос и Апостолы; это-та самая, которая и у нас в России принята и содержится с тех пор, как Господь благоволил извести нас из тьмы язычества в чудный свет Своего небесного учения. Эта Церковь воспитывала, подкрепляла и спасала наш народ, возвела его, наконец, на высшую, почётнейшую степень между народами не в политическом только отношении, но и в духовном. И её ли теперь государственная власть отдаст на жертву разного рода религиозных новаторов, тайно приходящих к нам и действующих хитростью и коварством, – этих злохудожных деятелей, которых ап. Павел называет волками лютыми не щадящими стада Христова (Деян.20:29)?.. Автор рисует штундистов людьми мирными, с любовью и почтительностью относящимися к Императору и империи. Мы на это скажем, что нет более верного и преданного своему Государю народа, чем народ русский, православный. О штундистах же этого нельзя сказать. Доселе они ничем не доказали своей любви к Государю, кроме разве слухов о том, будто и Государь принадлежит к их обществу; напротив, они всегда действовали вопреки Высочайшей воли, смущая народ своей агитацией и даже отзываясь с порицанием о порядках Российской Империи, высказывались о равенстве званий и состояний, о переделе земли и т. п.

Продолжая далее речь о последних мероприятиях нашего правительства против распространения штунды, орган баптистов называет их «насильственными». Передавая содержание проекта «высшего церковного управления в Одессе» (Консистории) в 1890 г., по которому между прочим (5 пункт) предлагалось «распространителей этой секты ссылать в места отдалённые» ... «Wahrheitszeuge», «Свидетель истины» говорит, будто бы этот последний пункт был применяем весьма жестоко: сектантов без суда и следствия высылают и куда же на убийственный (?) Кавказ (nach dem mörderischen Kaukasus). Город Елизаветполь составляет средоточие страдания и бедствия ради Христа. Это сделалось жребием многих тысяч (?). Туда также ездит и «миссионер» с целью обратить отпавших к Церкви, предполагая, что они, испытав бедность и нужду, станут податливее. Но если это не поможет, то остаётся ещё одно утешение (для правительства?!) что убийственный (?) климат и прочие лишения сделают их навсегда безвредными».

Здесь, что ни слово, то или подтасовка фактов, или извращение истинного положения дел и настоящих церковно-правительственных отношений к русской штунде. Прежде всего мы должны заметить, к сведению заграничных защитников русской штунды, что судебные расследования по преступлениям сектантов и ныне производятся на тех же основаниях, как и всегда по законам империи, разве с той только разницей, что присяжные теперь реже стали выносить виновным оправдательные вердикты; а это указывает лишь на перемену взглядов и направления в обществе и народе на сектантство и происходящий от него вред для Церкви и государства... Так называемая административная высылка без суда, по правилам усиленной охраны, на основании приговора сельских обществ, данных полицейского расследования и заключений губернаторов и начальников окраин, существует в России не первый год, а давным-давно; применяется эта мера не к одним сектантам, а ко всем тем порочным членам, которые оказываются нетерпимыми в данной местности и опасными в государственном или общественном отношении. Мера эта всегда распространяема была и в отношении наиболее упорных агитаторов по распространению всех вообще сектантских лжеучений, а равно и штунды. Почин в ходатайстве о применении административной высылки к пропагандистам штундо-баптизма сделали сами же немцы и их лютеранская генеральная консистория, вследствие чего первыми из последователей этой секты в России подверглись административной высылке, по распоряжению Новороссийского Генерал-Губернатора Коцебу, немцы-баптисты Онкен, Эдингер, Винклер и Прицкау.

Спрашивается, если русская гражданская власть признавала нужным уступить просьбе немцев – колонистов и оказать защиту немецким лютеранским пасторам и их приходам в борьбе с пагубным религиозно-сектантским движением родного им баптизма, почему та же власть должна безучастно относиться к ходатайствам православным сельских обществ и духовного ведомства относительно защиты неприкосновенности святынь их родной веры от назойливой, иноверной и иноземной сектантской пропаганды? тем более что сельским обществам Высочайше дарованы права удаления из своей среды порочных членов, каковыми твёрдый в своей вере православный народ всегда считал отступников и хулителей господствующей Церкви и её святынь – изменников родному православию. Если хочет знать немецкий орган, то наша широко-веротерпимая администрация в этом отношении в прежнее время не мало погрешила перед православным народом в угоду либеральных защитников сектантства: местные власти всегда сдерживали общества в отношении высылки сектантов и нам известно множество случаев неутверждения подобных сельских приговоров. Духовенство наше, по самому положению о крестьянском самоуправлении, не может вмешиваться в дела подобного рода, как высылка, и потому напрасно винят его в этом наши и заграничные радетели штунды. Да будет также известно заграничным и нашим апологетам штундового сектантства, что представление местной гражданской власти о высылке того или другого неблагонадёжного лица рассматривается и утверждается в особом совещании при Министерстве Внутренних Дел. Высылке подвергаются лишь те из упорных и отчаянных агитаторов сектантства, над которыми предварительно испытаны все меры духовного миссионерского вразумления и административного воздействия на месте, по удостоверении, что агитация подобных проповедников секты ничего общего не имеет с религиозными убеждениями, а является или орудием социальной смуты, или же средством к материальной наживе через обман простодушной и тёмной массы.

Относительно количества сосланных в Закавказье сектантов и «убийственности климата г. Елисаветполя» новое измышление. По точным сведениям в нашей редакции, в Елисаветполе никогда не было и одной тысячи ссыльных сектантов, а в январе месяце сего 1896 г. всех ссыльных сектантов там было только 460 душ и сосланных главным образом по суду, в том числе большинство хлыстов и шалопутов. Где же многие тысячи? Город Елисаветполь в климатическом отношении один из счастливейших уголков не только в Закавказье, но и в России: там вечная весна, чудные сады, богатые виноградники и весьма дешёвая жизнь. Административно ссыльные, не имеющие заработка, получают от правительства так называемые кормовые. Таким образом все нарисованные ссыльными корреспондентами заграничных друзей штунды ужасы их положения в Закавказье ни больше, ни меньше, как сказки, рассчитанные опять-таки на жалость и подачки заграничных единомышленников. Водворённые на постоянное жительство в Закавказье молокане, духоборцы и баптисты живут там богато и привольно.

Выселяя в закавказский край нетерпимых православным обществом пропагандистов сектантства, правительство имеет единственной целью сделать таковых менее вредными и опасными для православия, в виду состава туземного населения этой окраины. Сообщению немецкого журнала о миссионерских посещениях закавказских сектантов можно бы только порадоваться, но, к сожалению, и это свидетельство немецкого «Свидетеля Истины» ложно, так как в Закавказье доселе не имеется противо-сектантских миссионеров, а только в начале текущего года проектировано организовать давно желанную миссию по воздействию на местных сектантов.

Далее, заграничный орган немецких баптистов спрашивает: «какое общее суждение русского народа об этой секте»? «Свидетель истины» сам же и отвечает на это, говоря, что народ де считает штундистов спокойными, умеренными, благопристойными людьми, которых влияние действует на всю окружность облагораживающим (?) образом, которых благосостояние, при одинаковых условиях с православными крестьянами, будто бы стоит несравненно выше, что они аккуратные плательщики податей и усердные исполнители требований правительства... Если же, заключает «Свидетель истины», противники обвиняют последователей иптунды в политических тенденциях, то это безоснавательное – (будто бы?) обвинение, которому не верят даже сами противники, и если выставляют их такими, которые подкапывают русскую народность, то разумеется только национальная особенность господствующих пороков» (das nationale der herrscheunder lastier (?).

Если «Свидетель истины» даёт такой отзыв от имени русского народа, то он весьма ошибается. Это мнение не народа, а известной либеральной части нашей интеллигенции, привыкшей в своём поклонении западу к самооплеванию и порицанию всего истинно русского и национального, и к восхвалению всего иноверного и иноземного... Повторяем, народ очень невысокого и не важного мнения о штунде... Не только превозносить штундиста, но и сравнивать его в нравственном отношении с православным русским человеком недобросовестно. Наш смиренный русский православный крестьянин во всех отношениях был и будет выше и симпатичнее гордого и надменного штундиста. Выдавать штундистам похвальный аттестат за трезвость, как великую добродетель, совершенно неосновательно уже потому одному, что это качество у них вынуждено обязательными для членов секты дисциплинарными её правилами, и не имеет ничего общего с истинной добродетелью.

Материальное состояние штундистов вообще никак не выше, а скорее ниже православных односельцев, а если очень бедные и поправляют свои дела с переходом в штунду, то никак не насчёт трудолюбия и бережливости, а на счёт общинной взаимопомощи и через лёгкие подачки от заграничных миссий и более зажиточных единоверцев. Главный контингент последователей штунды составляет сельский и городской пролетариат, народ обездоленный, неспокойный по характеру и душевному настроению, и если таковые платят подати исправно, как и все вообще сектанты, то – почему? Не потому-ли, чтобы отклонить от себя всякие поводы к претензиям на секту со стороны местного начальства и при благосклонности его (начальства), иметь более возможности обходить законы о вере. И сектанты в своих расчётах на благоволение ближайшего начальства не ошиблись: большинство низших исполнительных органов власти в своём невежестве на счёт истинного характера сектантства, в большинстве случаев – защитники сект. С другой стороны, уплата податей легка сектантам и вследствие кагальной общинной их организации, благодаря которой существуют для этого и особые фонды при миссионерских комитетах секты.

Вопрос о политических тенденциях штундо-баптизма настолько серьёзен, что мы не станем о нём здесь подробно трактовать, а только заметим, что правительство в Высочайше утверждённом мнении Комитета Министров решительно высказалось по истечении 30 летней истории исследований и наблюдений над жизнью этой секты, о вредном политическом направлении её. В циркуляре М. В. Д. ясно выражено: «что по имеющимся как в Министерстве Внутренних Дел, так и в духовном ведомстве сведениям, последователи секты штунд, отвергая все церковные обряды и таинства, не только не признают никаких властей и восстают против присяги и военной службы, уподобляя верных защитников престола и отечества разбойникам, но и проповедуют социалистические принципы, как, напр., общее равенство, раздел имуществ и т. п. и что учение их подрывает в корне основные начала православной веры и русской народности». (См. циркуляр Мин. В. Д. 3 сент. 1894 г. № 24).

Орган баптистов считает штунду распространённой по всему (?) пространству Российской Империи, видит всюду к ней сочувствие и думает, что лишь репрессалии мешают русскому народу отречься от родной матери – свят. Православной, Соборной и Апостольской Церкви и что «об этой секте не имеется ничего ясного (Keine Klarheit herrscht) потому, что в России ничего нельзя писать в пользу штунды, (горе тому, который хотел бы вступиться за сектантов) (!). Поэтому ничего приблизительно верного не может быть сказано и об их числе. Сколько известно (немцам?), штундизм распространён по всей империи (Sich der stundismus uber das gahze keich erstreckt), угнетённому и рабскому (вот как!) народу недостаёт только случая освободиться (loszusagen) от своих превратных догматов и расшатать устои церкви через распространение Евангелического учения» ...

Заветная, но тщетная мечта немецких баптистов и наших штундистов! Очевидно, что и здесь заграничный «свидетель истины» располагает весьма сомнительными сведениями на счёт штундового вопроса в России. Коротко зная истинное положение дел этого наносного явления в нашей церковно-государственной жизни, мы можем совершенно точно и правильна ответить «свидетелю истины», что, не смотря на 30-ти летние усилия штундовой пропаганды, на относительно слабое противодействие миссии Церкви, при мало-просвещённости народа, при попустительстве суда и властей, штундизм сделал успехи слишком незначительные и представляет собой каплю в русском православном народном море. Киевская губерния считается, например, одной из наиболее заражённых этой ересью, но и здесь по самой тщательной статистике число отпавших. в эту секту простирается до 4825 душ обоего пола, вместе с детьми, на 2 миллиона православного населения; приблизительно тоже число в Херсонской губ. Лжёт и клевещет «Свидетель истины», когда говорит, что православному русскому народу «не достаёт только случая, чтобы освободиться от своих превратных догматов» ... Да ведают иноземцы, что испытанная и укреплённая вековой многострадальной историей верность русского народа св. Православию слишком крепка, чтобы поколебать её штунде... Врата адова не одолеют св. православной Церкви, а сыны погибельные не страшны ей.

В заключение два слова по поводу той напраслины «Свидетеля истины» на наше правительство, будто бы в России ничего нельзя писать в пользу сектантов. В опровержение этого недоразумения, рекомендуем заграничному журналу хотя бы последить за апологиями одной «Недели», напр., в защиту духобор – анархистов, самарских мормон (хлыстов) или познакомиться с последними статьями этого журнала под «Право веровать», откуда немецкий орган баптистов, надеемся, заглавием вполне убедится, что у нас можно свободно писать в пользу сектантства и в подрыв авторитета отечественной Церкви. Полагаем, что при знакомстве с воззрениями некоторых органов светской печати по вопросам веры и церкви и самому «Свидетелю истины» можно бы поучиться у нашей либеральной лукавнующей прессы усердию в защите свободы пропаганды религиозных лжеучений сектантства, и умерить свои заботы о русских единоверцах, которые имеют у себя дома довольно опекунов и покровителей.

Последний подпольный труд Л. Н. Толстого «Царство Божие внутри вас» является как бы завершительным звеном в ряду его философско-богословских произведений: в нём с такой ясностью и определённостью, рельефностью и выпуклостью выражены религиозные воззрения графа и все его чаяния в практическом их применении к жизни, что дальше уже некуда идти. Это подпольное произведение, являясь не столько религиозным, сколько социально-общественным с религиозной подкладкой трактатом, нашло себе самый широкий круг читателей не только в интеллигентной, но и в крестьянской среде. Появление этого произведения не могло пройти не замеченным и в нашей богословской литературе. На страницах журнала «Вера и Разум» в 1894 году – явился целый критический трактат, посвящённой разбору вышеназванного сочинения и вышедший потом в свет отдельной книжкой. Содержание этого трактата, имеющего весьма важное значение в нашей богословско-полемической литературе, таково.

В предисловии к своему трактату (1–18 стр.) автор (пожелавший скрыть своё имя) дабы «не ставить толстовцев в ложное положение к их мнимому основному принципу о непротивлении злу насилием» (9 стр.), устанавливает, как критерий при разборе сочинения Толстого «Царство Божие внутри вас», следующие три общие положения: 1) Толстой, грубо и кощунственно издевающийся над учением Божественного Откровения о деле искупления, и считающий христианское вероучение выработанным людьми IV века, потому для настоящего времени не имеющим никакого значения (10 стр.), не может и не имеет никакого права называть себя истинным христианином; 2) учение его может быть названо социалистическим, анархическим, но не христианским; 3) истинный христианин, не переставая быть христианином, не может, подобно Толстому, отвергать ни ветхо-заветных пророчеств, ни новозаветных – апостольских писаний. Руководствуясь этими положениями, автор разбирает лжеучения Толстого и в то же время излагает истинно-христианское учение о тех предметах, о которых Толстой рассуждает в своей книге (18 стр.).

Разбираемый нами критический трактат состоит из пяти глав. В 1-й главе – «Толстой и его предшественники» – анонимный автор почти словами самого графа знакомит с историей вопроса о непротивлении. Оказывается, что не Толстому, как он десять лет тому назад утверждал, принадлежит честь открытия учения о непротивлении злу: у него были предшественники в лице немногочисленных квакеров и не имевших себе последователей Гаррисона, Балу, Деймонда и Хельчицкого, – и что если это учение не распространилось раньше, то единственно потому, что, по словам графа, существует какой-то не высказанный, но твёрдый уговор – замалчивания всех таких попыток. Беспристрастное исследование предмета говорит, что не уговор замалчивания, а искажение учения Христа и совершенный произвол делают недолговечными и бесплодными общества «непротивленцев». Толстой не захотел понять этого урока, какой ему указали американцы в судьбе квакеров, Гаррисона, Балу (34 стр.) ...

Вторая глава посвящена разбору «анти-критики Толстого». Толстой в своём последнем произведении «Царство Божие внутри вас» с усердием, достойным лучшей участи, критически разбирает и опровергает возражения своих антагонистов на его сочинение: «В чём моя вера»; ориентируясь в мнениях критиков, он делит их на две категории – на духовных и светских; последних в свою очередь подразделяет на русских и иностранных. Разбор мнений своих критиков Толстой ведёт более чем небеспристрастно, и при том пользуется способами не вполне одобрительными: 1) он прибегает к приёму умолчания (останавливает своё внимание только на том, что для него выгодно и полезно: разбирая мнения противников о непротивлении злу, обходит молчанием все их возражения и опровержения его лжеучения о непротивлении злу); 2) прибегает ко лжи и инсинуациям и 3) широко пользуется софистическими приёмами в своей полемике, сопровождая свой разбор сарказмами и глумлением над противниками, доходящим даже до крайней злобы и бранчивости¹²³. Анонимный критик, в свою очередь показывая несостоятельность возражений автора сочинения «Царство Божие внутри вас», устанавливает главным образом то положение, что учение о непротивлении злу, высказанное ещё в Ветх. завете за долго до Христова пришествия, вопреки лжеучению Толстого, не имеет особого значения в области христианской морали и вовсе не составляет сущности христианского нравоучения. Толстой, называя учение о непротивлении злу заповедью, и полагая в ней всю сущность христианского учения, впадает в противоречие. По его же словам, в нагорной проповеди выражен Христом вечный идеал, к которому свойственно стремиться людям. Посему и содержащееся в ней учение Христа нельзя понимать в смысле заповедей. И учение о непротивлении злу – не есть заповедь в смысле внешней объективной преграды, охраняющей человека от нарушения любви к ближнему, а высшее состояние души человека, обусловливаемое степенью нравственного развития, степенью деятельного усвоения учения Иисуса Христа (42–49 стр.).

Содержание третьей главы, посвящённой разбору «суждений Толстого о церкви», представляет собой много интересного и поучительного: здесь мы находим наглядную иллюстрацию того, к каким печальным результатам может прийти человек, вышедший из повиновения авторитету св. Церкви, предавшийся в деле веры исключительно суемудрым умствованиям и утративший веру в бытие личного, отдельного от мира Бога. «Великий писатель земли русской», неверующий в бытие личного Бога, (под словом Бог он разумеет в отвлечённом смысле истину или вообще пантеистическое понятие) и признающий Иисуса Христа обыкновенным человеком, не мог одобрительно отозваться. о православной Церкви, её сущности и деятельности. По нему, Христос принёс учение, отрицавшее не только всякие божества, но и всякие человеческие учреждения, и вместо правил выставил только образец внутреннего совершенства, истины и любви; с течением времени это учение было извращено и искажено (извращение началось со времени апостольского собора в Иерусалиме) и в конце концов всё понимание учения Христова свелось к резюме – к символу веры. «Церкви же, о которой читается в Символе Веры: «верую в непогрешимость тех лиц, которые составляют церковь», Христос не учреждал». Мысль свою граф подтверждает указанием на существование различных церквей – православной, католической, лютеранской, из коих каждая считает себя истинной, а остальные – ложными. «Существующие же рядом с церквами ереси, в которых заключается истинное движение, и составляют истинную церковь, и то только до тех пор, пока в них происходит движение. В церквах же – нет христианства; церкви – учреждения противохристианские, ничего кроме зла не заключающие в себе». Это своё положение Толстой иллюстрирует на деятельности русской церкви, которая будто бы: 1) внушает стомиллионной толпе отжившие, не имеющие никакого значения для нашего времени, формулы византийского духовенства о Троице, о Божией Матери, о таинствах; и 2) деятельно поддерживает идолопоклонство, выражающееся в почитании св. мощей, икон, принесении им жертв.

Опровергая лжеучения Толстого на основании доводов истинной философии, истории и откровенного учения, наш анонимный критик устанавливает истинный взгляд на Церковь и христианство, как богооткровенную религию; при этом замечает, что учение Христа настолько искажено и извращено Толстым, что, читая его последнее произведение, можно подумать, что здесь речь идёт о чём-то другом, а не об учении Христа (65 стр.). Суждения Толстого о православной Церкви напоминают собой суждения явных безбожников, некоторых евреев и враждебно к ней настроенных фанатических сектантов (88 стр.). Безграничная враждебность графа к православной Церкви, заключает критик, без сомнения, явление – грустное и весьма прискорбное для верующего христианина; но такая вражда, по слову Божию, всегда была и будет (104–105 стр.).

«Суждения Толстого об отношении науки к христианству» (IV глав.) интересны для нас по стольку, поскольку в них выражен взгляд Толстого на христианство, как на религию. Полемизируя с людьми науки, которые считают христианство в том виде, как его исповедуют различные церкви, отжившим свой век учением, Толстой христианство, как религию, низводит с неба на землю. По нему, христианство, чуждое всего сверхъестественного, не заключает в себе никаких твёрдых, вечных и неизменных истин; смысл и значение его должны изменяться с каждым поколением в человеческом роде. Христианство, по учению Толстого, есть только известная форма понимания жизни и вытекающей отсюда деятельности. Сущность же религии, по нему, заключается в свойстве людей, пророчески провидеть и указать те пути жизни, по которым должно идти человечество. Всегда и во все времена были люди, в которых свойство этого провидения проявлялось с особой силой, и они устанавливали иное понимание жизни, из которого вытекала иная, чем прежде, деятельность на многие сотни и тысячи лет (109 стр.). Христос, по Толстому, не выделяется из ряда таких указателей, каковым является и сам Л.Н. Толстой. Иначе сказать – Толстой религию хочет заменить философией, забывая, что философия, как проявление человеческого духа (разума), не может удовлетворить нравственным запросам человека и практической его деятельности, – между тем как религия вполне удовлетворяет этим требованиям человеческого духа, – и что попытки поставить философию на место религии давно уже осуждены теми же «людьми науки».

Установив новый взгляд на христианство, Толстой, следуя теории эволюции, таких пониманий жизни признаёт три: первое – личное или животное, направляемое к удовлетворению воли одной личности; второе – общественное или языческое, направляемое к удовлетворению воли многих личностей (семьи, рода, государства); третье – всемирное или божеское. Эти три формы жизнепонимания и служат основой всех существовавших и существующих религий. Вся жизнь человечества – есть не что иное, как постепенный переход от жизнепонимания личного к общественному, от общественного к божескому; первые два уже пережиты (кончая историей древнего Рима), последнее переживается теперь. Но все эти формы жизнепонимания нельзя признать законом, как утверждает Толстой, а только явлениями жизни, вытекающими из потребности духа человеческого подчинять частное общему; нельзя также считать первые два жизнепонимания уже пережитыми человечеством, ибо эти все три явления находят для себя место и теперь в христианстве, конечно, понимаемом не в том виде, как мыслит его Толстой.

Ратоборствуя с «людьми науки», силящимися требования любви к Богу и служения Ему заменить любовью к ближним, к человечеству, Толстой не находит возможным провести границу между человеком и высшим животным, потому и настаивает, что христианское учение о любви к Богу – учение единственно истинное и незаменимое. Но признав Богом чисто пантеистическую идею (истину), он по необходимости должен был и любовь к Богу перенести на пантеистическую почву, перенести на человека – того же Бога, заключённого только в живую оболочку. Иначе, – Толстой повторяет то, что уже давно было сказано пантеистами и что давно уже осуждено наукой и теми же людьми науки, с которыми он полемизирует. О нём можно сказать словами ап. Павла: осуетилось его сердце в умствованиях своих, и его предал Бог превратному уму (Рим.1:21–28).

Гвоздём сочинения Толстого «Царство Божие внутри вас» является трактат о государственном переустройстве на началах коммуна-социалистических. Сущность социально-нигилистических и анархических чаяний Толстого сводится к следующим положениям. Необходимость разрушения нынешнего социально-общественного строя, по Толстому, обусловливается противоречиями нашей жизни с нашим христианским сознанием, противоречиями в экономической, государственной и международной области. Переустройство должно начаться с уничтожения государственного строя с его делением на классы: все судебные учреждения, войско и воинская всеобщая повинность, общественные подати и духовенство – всё это должно быть уничтожено. В основе государственного переустройства должно лежать общественное мнение, под которым разумеются социально-анархические чаяния графа. Анонимный критик Толстого замечает, что можно было бы пройти молчанием все эти анархические бредни нового учителя веры, если бы только они имели иную окраску, – если бы они не были построены на религиозной подкладке. Разбирая эти бредни Толстого, критик замечает, что в данном случае проповедник новой веры перестаёт быть богословствующим философом: он, прервав всякую связь с христианством, которое никогда не одобряло противления государственной власти, является анархистом в самой грубой форме, драпируясь в тогу истинного христианства (177).

Крайний вред социально-политических идей Толстого сознали не только у нас, в России, но и заграницей. Здравомыслящие, просвещённые люди запада о Толстом говорят, как о человеке, сбившемся с истинного пути, бесшабашном анархисте, не способном к здравому логическому мышлению и даже, как о человеке душевнобольном. Свой разбор сочинения «Царство Божие внутри вас» анонимный критик закапчивает выдержкой из сочинения весьма даровитого и популярного – западноевропейского писателя Макса Нордау «Вырождение», в котором показана вся несостоятельность учения Толстого по всем пунктам, учения – полного внутренних противоречий и лишённого единства – руководящей идеи. Даже больше. Нордау причисляет Толстого к числу не нормальных людей, страдающих манией сомнения и умствования в той форме, которая свойственна вырождающимся высшего порядка, что и подтверждается страстью графа к противоречиям и склонностью к самостоятельным во чтобы-то ни стало взглядам (Вырождение 107 стр.). Если же учение Толстого, полное противоречий, и нашло себе отклик во всех частях земного шара, то это объясняется болезненным состоянием современного человечества, переживающего в некотором роде чуму вырождения и истерии (ibid. 422).

Для борьбы со злом, причиняемым учением Толстого, учёные западной Европы указывают следующие средства: 1) энергическая борьба правительства с разрушительными идеями Толстого, направленными на уничтожение основ семейной, общественной и государственной жизни; 2) опровержение лжеучения Толстого путём литературным и через публичные чтения; 3) распространение в обществе здравых истинно-христианских понятий; 4) воспитание юношества на началах, согласных с духом истинного христианства (189 стр.). Свой разбор анонимный критик заключает: «прискорбно и гибельно для русского общества будет, если мы не сумеем воспользоваться мудрыми советами благоразумных людей (189 стр.).

Рассмотренный нами разбор последнего произведения графа Л.Н. Толстого «Царство Божие внутри вас» заслуживает всяческого одобрения: в нём мы находим обстоятельную критику всех основоположений лжеучения Толстого как с точки зрения Богооткровенного учения, так и с точки зрения философии. Анонимный автор в своём труде, рассчитанном, к сожалению, на круг читателей философско-богословски-образованных, разбор суемудрых лжеучений «самозваного учителя новой веры» сопровождает, к великой пользе читателя, положительным изложением истинно-христианского учения о пререкаемых Толстым предметах.

П. Козицкий

Сочинение графа Л. Н. Толстого «Царство Божие внутри вас» уже вызвало против себя в нашей богословской литературе два основательных опровержения, принадлежащие – одно ректору Казанской духовной академии архимандриту Антонию (о статье его см. «Мис. Обозр.» Апрель, кн. 1, «Летопись печати»), а другое – неизвестному автору (Последнее сочинение графа Л. Н. Толстого «Царство Божие внутри вас». Критический разбор. Харьков, 1894). «Заметки» г. Полонского написаны также по поводу заграничного издания сочинения Толстого «Царство Божие внутри вас». Г. Полонский не имеет в виду последовательного и обстоятельного разбора этого сочинения и нисколько не претендует на особенную глубину и основательность богословской критики. Его «Заметки», это – просто ряд мыслей, возникших в авторе по поводу чтения книги, затрагивающей самые важные вопросы человеческой совести и извращающей самые очевидные и дорогие человеку истины. Мысли автора не всегда отличаются особенной новизной или оригинальностью; в большинстве случаев автор лишь повторяет то, что давно уже высказано разными критиками Толстого. Однако есть в книжке г. Полонского и нечто такое, чего мы не найдём в других направленных против гр. Толстого сочинениях. Автор этой книжки – маститый русский поэт; поэты же, как известно, особенно чутки ко всякой фальши, лжи и лицемерию, ко всему, что противно человеческой природе, что извращает её естественные стремления и насилует её законные потребности. А таково именно и есть учение гр. Толстого, и потому для нас должно быть особенно интересно видеть, как относится к нему поэт с точки зрения простого здравого смысла и непосредственного чувства правды. К этому необходимо прибавить ещё, что сам г. Полонский признаёт себя «неизменным поклонником» гр. Толстого (т. е. литературного таланта последнего), с которым и никогда не находился в каких-либо враждебных отношениях («Заметки», стр. 105). Это обстоятельство даже для последователей Толстого должно служить достаточным ручательством в пользу полной искренности и непредубеждённости г. Полонского, как критика идей их кумира.

Есть тексты св. Писания, говорит г. Полонский, которых нельзя понимать буквально; потому нельзя и заботиться о буквальном осуществлении в жизни тех нравственных предписаний, которые в таких текстах содержатся («Заметки», гл. V). Христос, например, заповедал нам: «будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный»; но несомненно, что никогда мы, существа ограниченные условиями пространства и времени, не можем достигнуть такого совершенства (гл. XX). Точно также нельзя буквально понимать и тех слов Спасителя, на которых гр. Толстой основывает своё пресловутое учение о непротивлении злу. Можно ещё не противиться злу, говорит г. Полонский, если это зло направлено лично против меня; можно, напр., простить и даже обнять человека, оскорбившего меня. Но если зло направлено против другого человека, а тем более против целого народа, то здесь христианин уже не может оставаться равнодушным зрителем совершающегося зла. «По совести, мне легче верить, что за себя я могу не бороться, но за других, а тем паче за мою родину – обязан». Поэтому и убийство, совершаемое человеком на войне, нельзя приравнивать к обыкновенному убийству. «Убивать из корысти или из мести – преступление; но убивать, жертвуя своей собственной жизнью за миллионы людей, оставшихся назади, – доблесть». В этом случае не зло, а совесть подскажет человеку: убивай. «Совесть подскажет мне, что ближний мой не то, что око моё, и ближняя моя не то, что зуб мой. За выбитый мне глаз я могу не мстить; но тут не месть, тут защита ближних, которых спасать я уже потому должен, что не дано мне, подобно Христу, жертвуя собой, спасти верующих» (IX). Если бы, вняв проповеди Толстого, не защищать христианских народов от вторжения народов нехристианских, то не прошло бы и столетия, как Христос и Его Евангелие были бы сметены с лица земли неверующими ни в Христа, ни в Евангелие (IX).

Впрочем, что гр. Толстой не желает войн, это понятно; но если он воображает, что войны прекратятся и люди перестанут истреблять друг друга, когда разложится государство и общество, то это – самообман, потому что природа человеческая всегда останется одной и той же – наполовину плотоядной и грубо-эгоистической. Для художника и мыслителя такой самообман особенно непростителен (XII). С гораздо большим правом можно ожидать уничтожения войн от деятельности того именно учреждения, разрушением которого Толстой особенно озабочен, – от деятельности Церкви Христовой. По крайней мере мы видим, что под влиянием христианства войны последнего времени стали гораздо человечнее. Так, ни Рим французами, ни Страсбург немцами, ни Адрианополь русскими не были разрушены; прежнее мародёрство солдат теперь отошло в область преданий (XXVII).

Толстой игнорирует основные свойства человеческой природы и в том случае, когда требует уничтожения собственности. Человек, замечает г. Полонский, по природе эгоист, следовательно, по природе же будет всегда стремиться к приобретению собственности. Осуждать же человека за его эгоизм, это – тоже, что требовать от шара или окружности, чтобы у них не было диаметра. Поэтому уже первого человека Адама Сам Бог сделал собственником, дав ему рай во владение (XVII). И Христос не отрицал собственности, зная, что чувство собственности есть одно из свойств чисто-человеческих. Лишите человека этого чувства, и он тот же час станет ближе к зверю (XIX). Толстой хотел бы совершенно вывести из употребления деньги, в которых он видит источник множества зол. Но ведь и огонь нередко причиняет людям величайшие бедствия, а следует ли отсюда, что огонь – зло и что его нужно поэтому совсем вывести из употребления? (VI).

Нельзя согласиться с Толстым и в том, будто уничтожение правительств и государственного строя приведёт к водворению на земле мира и всеобщего благоденствия. Масса людей или весь народ заключает в себе такое разнообразие всевозможнейших страстей и порочных наклонностей, что лишить его всякого правительства и очутиться среди хаоса или беспощадной анархии – одно и тоже (VI). Очутиться доброму и честному человеку вне всяких законов и установлений, выработанных тысячелетиями, – тоже, что очутиться на козлах запряжённого экипажа без вожжей и отдаться на произвол лошадей, скачущих, куда глаза глядят (XXVII).

Вообще, если бы, как того хочет Толстой, уничтожить не только правительства, но и всякую собственность и все роды промышленности и торговли, то не прошло бы и ста лет, как в толстовском царстве Божием не оказалось бы даже иголки, чтобы зашить дыру, ни даже соломы, чтобы починить протёкшую крышу. Полу-холодное, полуголодное человечество пришло бы к полному одичанию, и жизнь, или то царство Божие, которое пророчит нам граф, было бы хуже, чем времена первобытной дикости (XXIV). Без истории, без Церкви, без государства, без семьи, без прав и обязанностей люди стали бы такими же невменяемыми, как и всякий дикий зверь, всякая птица, всякое насекомое (I).

В религии Толстой отвергает всякую обрядность, всякие внешние формы. Но как не может существовать без внешних форм никакое искусство, так немыслима без них и религия. Мысль или религиозные верования и творческие вдохновения, – чем они глубже и выше, тем очевиднее требуют форм для своего проявления. Поэтому беспочвенна, пуста и эфемерна та религия, которая не нуждается ни в каких формах (XIX). А такую именно религию и хочет навязать нам гр. Толстой, отвергающий в христианстве всякую обрядность и культ (XXI). Между прочим, он смотрит, как на идолопоклонство, на содержимое православной Церковью почитание икон. Г. Полонский устанавливает различие между этими двумя вещами и метко замечает, что если и есть в народе идолопоклонники, то всё же они несравненно выше тех, которые, ничего не зная, ничему не верят. Животные не кланяются идолам, но выше ли они поэтому человека – идолопоклонника? Идолопоклонство, это – детство веры, и истинному христианину не за что бросать камень упрёка в того, кто всё ещё идолопоклонник и иным быть не может, по стечению неотразимых обстоятельств, по своей ограниченности и своему невежеству (XXVI). А между тем, какую великую службу сослужили иконы в деле утверждения христианства среди русского народа! Известно, что семена христианства, посеянные в русском народе св. князем Владимиром, пали на почву языческую, совсем почти не подготовленную к сознательному усвоению возвышенных истин христианского учения. И вот тут-то поклонение иконам совершило великое дело. Племенам безграмотным, разрозненным, разобщённым дремучими лесами и болотами, образа заменяли грамоту и в продолжение многих веков и во все продолжение удельных распрей и татарского ига напоминали им Христа, Богоматерь, Апостолов и святых подвижников, которые отказывались от богатых родителей, уходили из мира, обрекали себя бедности и прославлению имени Божия (XXI).

Вообще дух человеческий и не может проявлять своих творческих сил на земле иначе, как только воплотившись в какие-нибудь формы или учреждения. Эти формы могут быть несовершенны, но с течением времени и с развитием человечества несовершенства их мало по малу устраняются. Долг каждого человека, а тем более художника и мыслителя – указывать на эти несовершенства, на всё отжившее, на всё, что причиняет нам боль и недовольство жизнью. Если бы граф Толстой делал это, – нечего было бы и опровергать его. Но он не делает этого, а отрицает все вообще формы жизни, всему ещё живому и сильному старается подать чашу, отравленную ядом огульного отрицания (ХХVIII), думая, что люди станут ангелами, если уничтожить собственность, государство, Церковь и вообще весь строй современной жизни. В этом собственно и корень заблуждения Толстого, что он следствие берёт за основание. Он не говорит людям: будьте ангелами, покорите в себе все ваши дурные, животные страсти, паче же всего гнев, жестокость и жадность, и не будет ни судов, ни полиции, ни тюрем, ни казней. Нет, он проповедует совершенно обратное: разрушьте Церковь, государство, уничтожьте суды, тюрьмы и наказания, и вы сделаетесь ангелами, и наступит царствие Божие.... Нет, восклицает г. Полонский, не царствие Божие наступит, а наступит то, что последние времена станут горше первых (XVII).

В заключение не можем не выписать следующих глубоко-прочувствованных слов поэта-старца г. Полонского. «Если для вас есть ещё что-нибудь на земле святое или дорогое, и, если ещё в вашей собственной голове не сложилось никакого миросозерцания, никаких идей, вами выстраданных и руководящих всеми вашими поступками, советую вам не читать книги графа Л. Н. Толстого, озаглавленной «Царство Божие внутри вас». Ничего не щадит он: всё, что для вас свято и дорого, для него – зло, насилие, ложь или лицемерие; всё, во что вы ещё верите, что поддерживает ваши силы и зовёт к труду и к борьбе, развивает способности, всё, что с раннего детства окружало вас и давало пищу вашему уму и воображению, всё, за что вы готовы отдать свою жизнь, – ложь, зло и насилие» (XV).

Н. В.

Русскую церковь нередко обвиняют в цезаре-папизме. Такой упрёк часто высказывается иностранными писателями, как духовными, так и светскими, особенно в тех случаях, когда поднимается вопрос о соединении церквей. Но и у нас в России приходится иногда слышать ложное мнение, будто русские монархи усвоили себе неограниченную власть над русской церковью, и будто русский царь даже по основным законам Империи признаётся главой церкви. Такое мнение можно слышать не только от образованных представителей нашего либерализма, но даже от раскольников и некоторых сектантов. Обыкновенно указывают на то, что Государь назначает архиереев, что его именем делаются все распоряжения Св. Синода, и что сам Синод находится в такой же зависимости от него, как Сенат, министерства и другие высшие правительственные учреждения, и отсюда делают вывод, что русская церковь находится в противном канонам подчинении Государю.

В книге г. Черняева, представляющей собой всестороннее раскрытие и обоснование идеи самодержавия, мы находим основательное опровержение этого обвинения русской церкви в подчинении светской власти. Если в России Государь назначает (по представлениям Св. Синода) православных архиереев, наблюдает за деятельностью Св. Синода и т. п., то это нисколько не значит, что русская церковь находится у него в подчинении. Ведь в таком же точно положении находятся в России и все другие исповедания, и однако никто не упрекает их за это в подчинении светской власти. Мало того, и в западных государствах, даже республиканских, правительства имеют влияние в вопросах церковного управления не меньшее, чем русские государи. Такое положение дела, естественно обуславливающееся союзом между церковью и государством, нисколько непротивно церковным канонам и вполне оправдывается древней церковной практикой. Известно, что в первые века христианства сам народ принимал участие в избрании епископов. Впоследствии, когда христианство сделалось государственной религией Римской империи, власть и влияние, которыми пользовался в этом деле народ, естественно должны были перейти и действительно перешли к христианским государям, законным представителям всей суммы той власти, которой обладает народ. Как глава народа, составляющего собой церковь, Государь может быть назван главой церкви; но только крайнее невежество может усвоять этому названию такой же смысл, в каком считают себя главой Церкви римские папы, и в каком это название приличествует одному только Господу Иисусу Христу. Никогда и никто из православных русских государей не заявлял ни малейших притязаний на непогрешимость или хотя бы даже на какой-нибудь авторитет в вопросах христианского вероучения. Государь – глава своего народа; но как член Церкви, как мирянин Он только первородный Сын Церкви и не поставляется в ряду лиц составляющих церковную иерархию. Такого взгляда всегда держались и держатся и православная Церковь, и русский народ, и сами государи русские. Очевидно, что о цезаре-папизме в русской церкви не может быть и речи.

Брошюра г. Кутепова написана по самому простому и естественному плану. Сначала излагается учение о свящ. предании православной Церкви и взгляд на этот предмет мнимо-духовных христиан, а затем приводятся основания православного учения и разбираются возражения против него сектантов. С особенной полнотой и обстоятельностью изложены основания православного учения о св. предании и разобраны сектантские возражения против необходимости и важности его. Зато определению самого понятия св. предания и изложению взгляда мнимо-духовных христиан на этот предмет отведено в брошюре очень незначительное место (немного более трёх страниц). Но нам кажется, что этим именно пунктам вообще следовало бы уделять больше внимания и места, как в противо-сектантских изданиях, так и в устных беседах с мнимо-духовными христианами. Известно, что последние, отвергая св. предание и заимствуя против него доводы из св. Писания, под самым преданием не всегда разумеют то самое, что разумеет под ним православная Церковь. Сектанты редко даже употребляют само слово предание, а говорят обыкновенно предания, приписывая таким образом преданию православной Церкви такой же характер и значение, какими отличались те предания старцев, предания человеческие, которые осуждал Спаситель (Мк.7:7). Отсюда очевидно, что в спорах с сектантами, отвергающими предание, необходимо прежде всего с наибольшей ясностью и полнотой раскрыть самое понятие св. предания, как источник христианского вероучения, как руководящего начала при истолковании слова Божия, как совокупности правил христианского благочиния и благоповедения и т. п., и затем, показавши на основании св. Писания необходимость такого предания для спасения, можно легко уже устранить большую часть возражений сектантов простым указанием на то, что они имеют в виду не предание, которого держится православная Церковь, а те предания старцев, которые и сама Церковь вслед за своим Божественным Основателем осуждает. Только в том случае, если предмет спора с самого начала выяснен во всех своих подробностях, можно надеяться избежать в течение самого спора того печального, но обычного явления, что православный миссионер защищает одно, а сектанты возражают против другого. Между тем в брошюре г. Кутепова понятие св. предания раскрывается лишь попутно: так напр., о св. предании, как руководительном начале при определении боговдохновенности и канона книг св. Писания, говорится только уже на стр. 18-й; о предании, как руководстве при объяснении св. Писания, – на стр. 28-й. Определение же данное в начале, не содержит даже указания на это значение св. предания. При том же это определение по нашему взгляду отличается такой краткостью и сжатостью, что без надлежащих разъяснений едва ли может быть правильно понято человеком простым.

Если не считать отмеченной особенности в способе самой постановки вопроса, то во всех остальных отношениях брошюра г. Кутепова отличается обычными достоинствами, свойственными противо-сектантским изданиям этого автора. Предмет в ней исследуется основательно и всесторонне; каждый вопрос исчерпывается до мельчайших подробностей. Тон изложения отличается спокойствием и достоинством, а язык простотой. Для каждого православного миссионера книжка несомненно полезная и даже необходимая.

И. В.

Богословско-полемическая литература по обличению молоканства, несмотря на то, что это лжеучение является представителем рационалистического сектантства прежнего времени, далеко не может быть названо обширной; в особенности мало трудов, посвящённых разбору всей системы молоканского вероучения. Этот чувствительный пробел в области полемическо-обличительной литературы восполняется трудом преподавателя Таврической духовной семинарии А. Высотского. «Записки по обличению молоканства» названного автора, как исчерпывающие всю систему молоканского вероучения и как вышедшие из-под пера специалиста по сектоведению, заслуживают к себе полного внимания с нашей стороны.

Труд г. Высотского касается нижеследующих основоположений молоканской догматики: учения молокан об источниках веры, о церкви, об иерархии, о таинствах, о почитании святых и молитвенном их призывании, о почитании св. мощей, о храме и об иконопочитании. Автор, к похвале его, дал своему разбору молоканской догматики весьма рациональную постановку. Прежде чем разбирать то или другое молоканское догматическое основоположение, он приводит по данному вопросу учение молокан на основании их исповедания веры или на основании других имевшихся в его распоряжении источников; потом он устанавливает с помощью св. Писания и св. предания истинный взгляд Православной Церкви на оспариваемый или искажаемый молоканами вопрос. Автор при обличении молоканских лжеучений пользуется и свящ. преданием и святоотеческой литературой, преимущественно в пределах первых трёх веков; потому что молокане, как гласит их вероисповедание, помимо книг свящ. Писания, «читают и другие богодухновенные и духовно-нравственные книги и из оных поучаются, но в основание своей веры их не полагают» (Исп. в. мол. Д. т. I, 12). Возражения сектантов по тому или другому вопросу он разбирает таким же путём, т. е. с помощью св. Писания и св. Предания.

Учение молокан об источниках веры разобрано автором с такой полнотой и обстоятельностью, что отдел, посвящённый этому вопросу, во всей книге является наиболее законченным и всесторонне – обследованным. Вопрос об иконопочитании изложен также довольно подробно и, что весьма важно, в популярной, общедоступной для простого читателя форме, какового качества не достаёт у многих из руководств по обличению нашего сектантства.

Социальный принцип молоканства, сущность которого сводится к отрицанию властей, военной службы и присяги, подвергся также разбору и опровержению, хотя и не вполне обстоятельному. По нашему мнению, следовало бы уделить больше внимания разбору этого принципа; тем более это уместно и необходимо в руководстве, посвящённом систематическому разбору молоканского вероучения, что вышеозначенные тенденции хотя и практического характера, но всецело покоятся на религиозной основе.

Нельзя пройти молчанием и того обстоятельства, что в труде г. Высотского, рассчитанном, по-видимому благодаря довольно простому его изложению, на самое широкое распространение среди полукнижных сектантов, встречается латинская терминология (50 стр.) и филологические изыскания (107 стр.), что далеко не по силам молоканским начётчикам.

Нельзя не пожалеть о том, что книжка г. Высотского издана небрежно в корректурном отношении (ошибки преимущественно в области цитат). Популярность изложения «Записок по обличению молоканства», посвящённых систематическому и обстоятельному разбору сектантского вероучения, даёт нам право рекомендовать их, в качестве весьма полезного пособия тем, кто стоит близко к делу миссионерской борьбы с этим сектантством.

П. Козицкий

Миссионерская борьба с расколом старообрядчества и для деятелей с специальной подготовкой является делом трудным. Трудность эта обусловливается тем обстоятельством, что собеседования с раскольническими наставниками и начётчиками, по-видимому, представляют Сизифову работу: вращаясь всегда около излюбленных вопросов, на которых зиждется здание старообрядчества, миссионер часто бывает поставлен в безвыходное положение удивительным упрямством и слепой верой раскольника в старопечатные книги. Читая появляющиеся от времени до времени печатные записки миссионеров невольно поражаешься непонятным упрямством и равнодушием расколо-вождей к истине при всей очевидности неправоты старообрядчества и в тоже время проникаешься глубоким сожалением к упорствующим. «Записки Миссионера Вологодской епархии, свящ. И. Полянского», заслуживающие к себе полного доверия со стороны читателей, подтверждают высказанную нами горькую истину. IV выпуск «записок» посвящён исключительно беседе о. Полянского с главным начётчиком и наставником филиповского согласия д. Шемейкина Лукой Ивановичем, о котором сами староверы означенной деревни и её окрестностей так выражаются: мы без Луки, как без языка (87 стр.). Предметами этого собеседования были главным образом вопросы о браке, перстосложении и хождении «посолонь». Преимущественное внимание во время беседы было уделено вопросу о браке, так как филипповцы – бракоборы, у которых даже через край льётся бракоборная премудрость (20 стр.). Несмотря на бракоборство филипповцев, у них есть деления на мирских и монахов; среди них появляются старожёны и молодожёны (23 стр.). Из бесед о перстосложении выяснилось также, что и Лука, как и другие начётчики перстосложение смешивает с крестом; к хождению же посолонь он относится даже с особым умилением. По словам Луки, филипповцы обходятся двумя таинствами (крещением и покаянием) по нужде, за неимением священства; других таинств нет у них, ибо они не дерзают восхищать не дарованного (72 стр.). Все доводы, все убеждения миссионера для названного Луки остались, гласом вопиющего в пустыне и беседа велась, по-видимому, не ради искания истины, а словопрения ради... «Записки» О. Полянского характеризуют отчасти и бытовую сторону филипповцев; написаны они тепло, сердечно; язык их – превосходный как, по чистоте, так и по ясности изложения; тон – замечательно спокойный. Глубокое знакомство автора с святоотеческой литературой, умелое пользование – вовремя и кстати – материалом старопечатных книг, строгая логика и острота мысли – достоинства рассматриваемого нами труда, скромного по своему заглавию, но далеко не заурядного по своему внутреннему содержанию. С полным правом мы можем сказать, что «записки миссионера». О. Полянского заслуживают полного к себе внимания тех, кто практически соприкасается с делом миссии.

П. Козицкий

Торжество Православия и церковности на коронационных Московских празднествах и высоко-назидательный для всех сынов России пример царской веры и набожности. (Впечатления и наблюдения очевидца).

Содержание. Прибытие Их Величеств в Петровский дворец и поднесение иконы. Торжественный Царский въезд в Москву. Колокольный звон, молебствие и встреча Их Величеств у церквей и монастырей. Государь Император и Государыни Императрицы у Иверской часовни. Проезд в Кремль через святые (Спасские) ворота. Молебствие и встреча в Успенском соборе. Говение Их Величеств. Приём патриарших депутаций и поднесение икон. Освящение Царского знамени и речь духовника Их Величеств. Канун великого события 14-го мая: всенощная у Спаса за золотой решёткой и слушание Их Величествами правила. Церковно-гражданские торжества 14-го мая: на соборной площади, в Кремлёвском дворце, в Успенском Соборе и Грановитой палате. Участвовавшее в короновании православное духовенство и присутствовавшие в соборе представители инославного духовенства. Окропление св. водой Царского пути Шествия Их Величеств в собор и встреча духовенством. Поклонение Их Величеств св. иконам. Обряд священного коронования.

Чтение Государем православного Символа веры. Молитва коленопреклонёного Самодержца и молитва коленопреклонённой Церкви и России о венчанном Царе. Поздравление Их Величеств Августейшими Особами и приветственная речь Высокопреосвященнейшего Палладия. Литургия в Успенском Соборе. Величие православного богослужения и восторг присутствовавших иностранцев. Таинства Миропомазания и Причащения Их Величеств. Окончание литургии и поклонение Их Величеств святыням Архангельского и Благовещенского Соборов. Участие православных иерархов в торжественной трапезе Их Величеств в грановитой палате. Благодарственные молебствия 15-го мая. Принесение поздравлений Их Величествам и приветственная речь Митрополита Киевского от православного духовенства. Поднесение Их Величествам св. икон и хлеба-соли. О Царских наградах и милостях по случаю Коронации. Несколько слов по поводу Всемилостивейшего присвоения пастырям церкви права на ношение наперсных крестов. Обед старшинам и речи Царя к представителям крестьянского и дворянского сословий. Царское паломничество в Троице-Сергиеву Лавру. Пожертвование Их Величеств и возложение на раку Преподобного Сергия ценного покрова. Молитвенная беседа Митрополита. Народный праздник и Ходынское несчастье. Их Величества на дворцовой панихиде по убиенным на Ходынке и у постели раненых. По поводу пред-коронационных происков и домогательств раскольников и сектантов.

Господу споспешествующу, в первопрестольной Москве исполнились великие, радостные, глубоко-знаменательные, любопразднственные дни Священного Коронования и Миропомазания Благочестивейшего Самодержавнейшего Великого Государя нашего Императора Николая Александровича и Его Августейшей Супруги, Государыни Императрицы Александры Феодоровны.

Нам выпало счастье быть в числе непосредственных свидетелей и очевидцев совершившихся Московских церковно-государственных коронационных празднеств: происходившее в достопамятный день торжественного въезда Их Величеств в Москву (9-го мая), мы созерцали с вековых стен Московского кремля; во время же Коронования и Миропомазания Их Величеств Господь привёл находиться под священными сводами величественного Успенского Кремлёвского собора.

Что всяким очевидцем видено, слышано, пережито и перечувствовано в эти незабвенные дни, во всей полноте никакому перу не описать, никакой кисти не изобразить... Можно смело сказать, что и все вместе взятые описания нашей и всесветной заграничной прессы, приславшей в Москву десятки лучших своих представителей, не в силах дать вполне точного изображения как внешней обстановки Московских празднеств – изумительных по своей роскоши, богатству и фантастической чисто сказочной красоте, так равно и внутренней духовной жизни сердца России, – тех чувств и мыслей, которыми жили миллионы сердец коренного и пришлого населения Матушки Москвы. На коронационных Московских празднествах можно было не только с восхищением и национальной гордостью созерцать богатство и роскошь, блеск и великолепие столичного убранства, Царского двора, Государевой свиты, Императорской армии, Высочайшего стола, придворных зрелищ и балов и всего прочего; но и с умилением поучаться трогательными уроками благоговейной веры и великого смирения могущественнейшего из земных властителей перед Царём Царствующих, сыновней покорности Помазанника Божия правилам и уставам Матери – Церкви, набожной преданности благоверных Царя и Царицы православным церковным обрядам, благочестивой верности Их Величеств унаследованным от царственных предков Своих святым обычаям седой старины... Наблюдаемые с этой стороны, столь достопримечательной для веры и благочестия как верных сынов отечественной Церкви, так и для отпавших и заблудших, коронационные празднества, душу которых составляет церковный обряд Коронования и святейшее таинство Миропомазания православного Царя на русское царство, – являются воистину торжеством Православия и Церковности.

На коронационных торжествах наблюдалось и чувствовалось слишком много такого, что особенно способно окрылять дух подвизающихся на тернистом поприще борьбы за родное православие и давать самые внушительные уроки вразумления и обличения хулителям святынь православия, отступникам от господствующей Церкви, короновавшей Державного вождя святорусской земли, создавшей силу, славу и величие Царя и России, воспламеняющей священный огонь самоотверженной любви народной к престолу и Отечеству... А потому мы считаем долгом поделиться с читателями Миссионерского журнала – живыми и жизненными для православия впечатлениями.

Как известно, коронационные празднества начались с прибытием Их Величеств 6 мая в первопрестольную Москву. Здесь в Царской встрече Их Величеств в Петропавловском дворце достопримечательным для веры и благочестия являются поднесение Государю Императору командующим войсками Московского Округа, Генерал-адъютантом А. С. Костандой иконы Святителя и Чудотворца Николая, с молитвенным благопожеланием от лица Христолюбивого воинства, чтобы святыня эта охраняла Державного Вождя России во всех царственных Его путях и подвигах. Его Величество милостиво принял св. икону, благоговейно осенил себя крестным знамением и приложился ко св. Образу, причём изволил благодарить генерала и войска за подношение. С прибытием Их Величеств в Москву спешная работа по украшению столицы сделалась ещё более лихорадочной и напряжённой, но вместе с тем всё это время до момента совершения Коронации было днями непрерывной усугублённой, пламенной молитвы к Царю царствующих Москвы и всех верных сынов Церкви и Отечества о благолепном совершении предстоявшего великого церковно-государственного события. Все жители столицы, с редким единодушием, на которое способны только москвичи, – от низших народных слоёв до высших представителей материального и духовного могущества государства были заняты одной заботой о посильном участии в предстоящем торжестве и о содействии его блеску и величию. Все подготовлялись ко дню Коронации с трепетным чувством благоговения перед высоким церковно-историческим значением этого торжества. Сердцу и уму москвичей, как и всякому верному сыну отчизны и преданному слуге Царя, был понятен глубокий смысл подготовлявшихся пышных и блестящих церковных и гражданских церемоний, которые, представляя собой необходимый священно-исторический, церковно-государственный обряд, должны были служить достойным выражением перед глазами всего света величия и славы русских Самодержцев, силы и могущества нашего исполинского Отечества.

Начавшись 6 мая, коронационные торжества закончились 26 мая проводами Их Величеств в с. Ильинское, в подмосковное имение Великого Князя Сергия Александровича. Двадцатидневные празднества эти протекли столь стройно, что в воспоминаниях наблюдателя ныне представляются одной грандиозной волшебной картиной, на которой всё до мельчайших подробностей приковывает очи изумлённого созерцателя. На этой картине вырисовываются, блестят и чаруют самобытностью русских красок и высотой духовного смысла два события: – это исторический торжественный въезд Царя в Москву и церковные торжества 14 мая – дня коронования. Кто сам собственными глазами не видел Государева въезда в Москву и происходившего в Успенском соборе церковного обряда коронования, – тот не составит себе о том настоящего понятия и целостного впечатления ни по каким наилучшим описаниям.

Царский въезд в Кремль грандиозен и обаятелен и по своему историческому смыслу, и по внешней обстановке, и по своей величавой, чисто-русской красоте и церковному благолепию. Само Небо благословило это торжество, даровав 9 мая благодатную погоду, тогда как ранее во все дни не было и часа светлой и тёплой погоды: дождь, холод, ветры – приводили всех в отчаяние и уныние; на Николин же день с утра солнце засветилось ярко и приветливо согрело своими тёплыми лучами холодный воздух Москвы, а ветерок чуть-чуть шелестел флагами на высоких местах. Убранство улиц и домов блестело яркими красками в живописном сочетании всевозможных цветов. Но лучшим украшением Москвы в этот день были эти тысячи войск и сотни тысяч народа, – эти раскрытые окна и балконы, пестревшие живыми лицами и нарядами мужчин, женщин и детей, эти блиставшие золотым и серебряным шитьём мундиры сановников и сословных представителей – эти разноцветные кафтаны, поддёвки и халаты волосных старшин, собравшихся со всех краёв и углов необъятной России в Москву на коронацию; они в день въезда были поставлены живописными рядами на Красной площади, по пути следования Их Величеств. Тот, кто видел и наблюдал процессию в минуты торжественного въезда, сопровождавшегося радостными движениями, восторженными кликами и благопожеланиями многомиллионного народа, невольно проливавшего слёзы радости и восторга о Царе Своём, – тот не мог не прочувствовать всей глубины внутренней – духовной связи Русского православного Царя с своим православным народом. Казалось, что в великий исторический день торжественного въезда Государя Императора и Государыни Императрицы в Москву на встречу Их Величествам выступила из тесных границ телесного бытия вся могучая душа русского народа и охватила это народное море одним дыханием безграничной любви и преданности к своему обожаемому Монарху... И не мог не видеть весь мир, в лице своих представителей на коронации, что и ныне русский народ всё тот же великий царелюбивый исполинский народ, каким он был, когда ликовал с Владимиром, – Красное Солнышко и когда проливал слёзы по Невском, – тот царелюбивый народ, что, отвергнув в годины лихолетья все ухищрения и искушения чужеродных государей, избрал себе природного Царя Михаила, клялся в верности родоначальнику царствующего дома Романовых и кровью Сусанина запечатлел свою верность, – народ богатырь, который полагал живот свой в бесчисленных бранях за три сокровища Руси святой – за Веру Православную, за Батюшку Царя и за Отечество, что свергнул иго восточного Монгола и низложил могущество западного деспота, что с христианским терпением вынес все исторические бури и непогоды на своих могучих плечах, ожидая облегчения только от Царя, надеясь только на Самодержца и веря только Помазаннику Божию!..

Трудно представить что-либо более пленительное и трогательное, чем эти чувства народной любви, веры и надежды на Царя-Помазанника Божия, самодержавной власти и неограниченной воле которого вверено Божиим Промышлением всё благо и счастье величайшего и могущественного в мире государства!

В 12 час. дня, (9 мая) все было на своих местах и готово к встрече Монарха и Его Августейшей Супруги, Которую теперь в первый раз Москва сретала, как Императрицу и как Мать Отечества. Раздался с Тайницкой башни гром одиннадцати пушечных выстрелов, означавший, что процессия начала строиться у Петровского дворца. Ударили в колокол у Ивана Великого и ему в тот же миг ответили доброгласные колокола «Сорока-Сороков»: Москвы открылся благовест и понёсся, оглашая стогны необозримой Москвы, тот могучий колокольный звон, которого нигде более не встретишь в мире; сопровождая коронационные торжества, этот звон придавал их гражданскому блеску свой особый колорит церковности, чем, так сказать, символизировалась в глазах неведущих своеобразных красот церковного колокольного звона, неразрывность в России связей между православием и самодержавием, между Церковью и государством... Могучий колокольный звон приводил в изумление и восторг иностранных гостей Москвы, говоря им своей типической характерностью: «здесь русский дух»... Как только ударили в колокола, стоявшие под кремлёвскими стенами народные полчища все, как один человек, сняли шапки и благоговейно перекрестились с словами: «Господи, благослови»!..

Настоящий момент единодушного выражения народного благочестия и набожности, как и многие другие послужил иностранной прессе основанием посвятить горячие похвалы живым чувствам веры, благочестия и патриотизма русского народа. Читая их, нельзя не порадоваться, что наконец-то иностранцы воочию могли убедиться, насколько несправедливы наветы заграничной печати, наших штундистов и их единомышленников, будто бы вера русского народа полуязыческая, замкнувшаяся в мёртвую форму обряда, в обожание вещей и т. п. О если бы и другие народы просвещённой Европы имели такую же глубокую, живую веру в Бога и в Богоучреждённую на земле власть, какой проникнут, живёт и воодушевлён наш православный народ – Христоносец!

В 2 ч. 30 мин. послышалась снова пальба из пушек, возвещавшая, что Государь сел на коня и шествие началось. Тогда при всех церквах Москвы открылся «красный звон» во все колокола; в Большом Успенском Соборе началось благодарственное Господу Богу молебствие, которое совершали высокопреосвященные митрополиты и прибывшие в Москву для участия в торжестве архиепископы и епископы; здесь же были также и старейшие архимандриты лавры и ставропигиальных монастырей, протопресвитеры и многочисленный сонм протоиереев, облачённых в новые богатые коронационные ризы из золотого глазета с царскими гербами. Облачения эти сооружены на отпущенные по Высочайшему повелению суммы Дворцового ведомства.

В Соборе на молебствии присутствовали не участвовавшие в торжественном шествии православные сановники и депутаты из разных городов и окраин России. Вне собора, против алтаря, были размещены представители иноверных исповеданий.

При начале шествия народная миллионная масса, доселе неподвижно стоявшая плотной стеной по всему пути шествия Их Величеств, вдруг всколыхнулась от края до края, взоры всех устремились по направлению к Петровскому дворцу на Петербургское шоссе... Пышно-величавая процессия растянулась более чем на 2–3 версты. Царь, Властелин могущественного государства, составлял центральное лицо этой величественной картины... Вот послышались сначала отдалённые, несмолкаемые раскаты могучего «ура»; по мере приближения Государя клики становились всё ближе к Кремлю и громче, как возрастающая своей силой океанская волна... Сосредоточенный, серьёзный, не отнимая руки от козырька и этим военным поклоном отвечая на горячие приветствия народа, Государь тихо ехал один, впереди своей блестящей свиты, на статном белом коне, в мундире полковника лейб-гвардии Семёновского полка. На челе глубокая дума и выражение ясного сознания священной важности совершаемого события во славу монархической власти, возложенной на Его Царские рамена Божиим Провидением и законом наследственности. Свиту Государя, производившую эффект своей многочисленностью и блеском, составляли все русские великие князья, владетельные князья Черногории и Болгарии, множество иностранных принцев, представители всех держав и стран, громадное число государственных сановников гражданских, военных и придворных.

В великолепных придворных экипажах, украшенных бархатом, драгоценными камнями, золотым шитьём и такими же орлами и запряжённых превосходными статными лошадьми в богатой упряжи следовали Великие Княгини и Великие Княжны, сопровождая Их Величеств Государынь Императриц.

Государыня Императрица Мария Феодоровна ехала в золотой карете под короной. Восемь белых, породистых безукоризненных по красоте, стати и шерсти лошадей, по две в ряд, были впряжены в карету. На верху её корона с самоцветным камнем.

Её Величество в этой же карете ехала и в 1883 году тогда с Великой Княжной Ксенией Александровной. Вслед за вдовствующею Императрицей в особой карете изволила ехать её Величество Государыня Императрица Александра Феодоровна.

Чарующее впечатление производила молодая Императрица своей чисто царственною красой, лаской и милостивыми поклонами на народное восторженное приветствие. На протяжении 7 вёрст Государыня ни на минуту не оставляла милостиво кланяться направо и налево народу, с энтузиазмом приветствовавшему Матушку – Царицу.

Участие в торжествах Императрицы – Матери, которой везде отведено первое место, давало ему особенный отпечаток сердечности, вместе с благодарными воспоминаниями о почившем незабвенном Императоре. По пути следования процессии Его Величеству в разных пунктах делали встречи представители административных и сословных учреждений Москвы.

При проезде вблизи каждой из приходских церквей и монастырей, на встречу Их Величествам выходило местное духовенство в полном облачении, со св. крестами в руках: у церкви св. Василия Кессарийского два псаломщика в стихарях держали храмовую икону со свечами – справа и слева стояли местные священники и диаконы с кадилами, старший священник со св. Крестом в руках, хоругвеносцы с хоругвями. Такие же встречи были устроены при храмах: Воздвижения Креста Господня, что при Новиковской богадельне, Благовещения Пресвятые Богородицы, что на Тверской; у Страстного монастыря вместе с духовенством принимали участие в встрече монахини этой обители с настоятельницей во главе; у храма св. Димитрия Солунского, у Казанского и Покровского (Василия Блаженного) соборов; в Вознесенском монастыре в Кремле, так же, как и в Страстном, вместе с духовенством встречали Их Величества монахини с своими настоятельницами.

Православному русскому народу в высшей степени поучительно, отрадно и трогательно было зреть явленную здесь Великим Монархом, в столь знаменательный исторический момент, верность Его благочестивым обычаям и присущую истинным сынам Православной Церкви набожность и благоговейное почитание обрядов и святынь православия: так, при проезде около храмов Божиих, близ св. икон, при церковных встречах духовенством – Его Величество всякий раз осенял себя истовым православно-русским крестом... Нужно было видеть, каким священным восторгом проникался тогда народ, как тысячи рук воздевались вслед за молитвенным мановением Царя на крестосложение для единой с Ним молитвы к Царю царствующих и ещё сильнее, – из самой глубины души и сердца исторгались в эти святые незабвенные минуты молитвенные благожелания и исполненное радости громогласное «ура» благочестивому Государю верному Стражу и Охранителю Отечественных преданий и св. Церкви и Его Августейшей Супруге. И долго, долго после, паче всего прочего, виденного 9 мая, вспоминал народ о Царском Крестном знамении и молитве Царя перед св. храмами, перед честным крестом и перед ликами св. угодников Божиих...

Но вот в половине 4 часа Царская процессия приблизилась к Воскресенским воротам: Иверская святыня остановила торжественное шествие. Государь Император изволил сойти с коня, а обе Императрицы и великие княгини из своих карет и пешком по устланному красным сукном помосту направились в Иверскую часовню на поклонение чудотворной иконе.

У Иверской часовни Их Величества встречены были викарным епископом с крестом в руках, при пении тропаря Чудовским хором. Приложившись ко св. кресту, Государь и Обе Императрицы вошли во внутрь часовни и здесь перед великой для всей Руси Святынею, где и православные Венценосцы и Их верноподданные искони приобыкли в молитвах изливать и горе и радости, преклонив колена, молились Царице Небесной. В окружающей толпе воцарилась благоговейная тишина, вещавшая о молитвенном соучастии набожного народа с Своим благочестивым Государем. Облобызав чудотворную икону Иверской Божией Матери, Их Величества вышли из часовни. Из толпы последовал необычайный взрыв восторженного приветствия. Процессия снова тронулась, направившись на Красную площадь, которая разнообразием своих украшений и убранства решительно превосходила все другие улицы и площади Москвы и представляла пленительное зрелище... В 4 часа Государь изволил прибыть к Спасским воротам, через которые, обыкновенно, все в Москве проезжают с обнажёнными головами, в знак уважения к святыням и седой старине Московского Кремля. Не запамятовал Царь и об этом исконном обычае Москвы: въезжая в Спасские ворота, Он обнажил Свою царственную голову и дал знак свите, которая вся, не исключая и иностранцев, въехала в Кремль также с обнажёнными головами.

Когда торжественная процессия вступила в Кремль, из алтаря Успенского собора вышли на южную паперть Высокопреосвященные Митрополиты: Палладий, Иоанникий и Сергий; пресвитеры собора вынесли Корсунские кресты и запрестольную икону Богоматери; по бокам митрополитов поместились оо. Сакелларии¹²⁴, из которых один держал на блюде св. крест, а другой – сосуд с святой водой. Преосвященные архиепископы расположились сзади митрополитов на паперти, а архимандриты и прочее духовенство в два ряда до самых Царских врат. Два протодиакона – В. И. Попов и А. 3. Шаховцев с кадилами стали впереди митрополитов. Когда Их Императорские Величества Государь Император и Государыни Императрицы приблизились к паперти, Митрополит Палладий осенил св. крестом Их Величества и по целовании креста Митрополит Иоанникий окропил Их св. водой. Затем Их Величества, с шедшим впереди Их с крестом Митрополитом Палладием, в начале пятого часа вечера, вступили в собор. В эту минуту, по сигналу, данному комендантом, был произведён салют из орудий, а звон прекратился. Придворная капелла исполнила концерт: «Воспойте, людие, благолепно в Сионе». Их Императорские Величества прикладывались к местным иконам Спасителя и чудотворной иконы Владимирской Божией Матери, а затем направились к северной двери собора. Здесь Они изволили приложиться к ковчегам с многоцелебной ризой Господней, гвоздём Христовым и ризой Божией Матери; ковчеги держали пресвитеры собора. Потом Их Величества проследовали в Петропавловский придел, где и прикладывались к мощам св. Петра Митрополита, а отсюда проследовали через солею главного храма к местной иконе Успения Богоматери и к мощам св. Филиппа Митрополита и прикладывались к ним. Затем Их Величества сошли с амвона и у южного столба возле патриаршего места дослушали концерт; по окончании его, Их Императорские Величества, предшествуемые Митрополитом Московским Сергием с крестом в руке, двумя иподиаконами с трикирием и дикирием, изволили выйти из Успенского собора через южные двери и по помосту, покрытому коврами и красным сукном, проследовали в Архангельский собор. Начался вновь торжественный звон; крики «ура!» оглашали воздух. При входе в собор Их Величества у южных дверей были встречены членом Св. Синода архиепископом новгородским Феогностом со свв. крестом и водой. В соборе Их Императорские Величества изволили прикладываться к местным иконам Спасителя и Божией Матери, именуемой «Благодатное Небо», а также к мощам свв. Царевича Дмитрия, князя Михаила Черниговского и боярина его Феодора; поклонившись гробам Царственных своих предков, Их Величества вышли из Архангельского собора и, предшествуемые митрополитом московским со св. крестом, при торжественном колокольном звоне и кликах «ура» проследовали в Благовещенский собор, где при входе были встречены духовником Их Императорских Величеств о. Протопресвитером И. Л. Янышевым с придворным духовенством.

В Благовещенском соборе Их Императорские Величества изволили прикладываться к иконе Спасителя и чудотворному образу Донской Божией Матери. Затем, в предшествии о. духовника и хора придворной капеллы, исполнявшего тропарь «Спаси, Господи», Государь Император, Государыни Императрицы с прочими особами царской фамилии, изволили направиться из собора через красное крыльцо во дворец.

Поднявшись на верхнюю площадку, Государь и Государыня поклонились народу. Трудно передать словами то, что произошло на площадке в эту высоко-знаменательную и глубоко взволновавшую всех минуту. Площадь огласилась таким восторженным «ура», что казалось заколыхались древние стены Кремля...

Их Императорские Величества через внутренние покои дворца вступили в святые сени, где Их Величества встретило духовенство придворного Верхо-Спасского собора; приложившись ко св. кресту и приняв окропление св. водой, Их Величества изволили проследовать во Владимирский зал, при входе в который протопресвитер о. Янышев, осенив Их св. крестом, направился в храм Спаса, что за золотой решёткой.

В то время, когда Царственная Чета вступила в большой Кремлёвский дворец, во всех храмах Москвы совершены были благодарственные молебствия, по случаю благополучно и благолепно совершившегося торжества. Так совершился торжественный Царский въезд в Москву. Как видит читатель, по державной воле благочестивого Государя все моменты вхождения и исхождения благочестивого Царя в этом государственном священно-историческом событии были освящены, проникнуты и объяты молитвой и благословением Церкви и её смиренных служителей. Достойно всегдашней памяти, что живая вера и от царственных предков и незабвенного Родителя унаследованное благочестие подвигли утомлённую Царственную Чету почтить решительно все многочисленные святыни Кремлёвских соборов поклонением и лобзанием Их царственных уст. Какие высоко-назидательные уроки веры и благочестия должны почерпать отсюда верные и иноверные сыны благочестивого Отца-Царя! Нет надобности пояснять словами то, чему так красноречиво назидают дела и подвиги Царёвы…

Как истые христиане Царь и Царица изволили приготовляться к великим таинствам Миропомазания и св. Причащения говением, уединившись в загородном Александровском дворце, в домовом храме которого ежедневно с 10 мая для Их Величеств совершались божественные службы.

Настало и 13 мая, – канун незабвенного отныне для России дня. В 3 часа по полудни раздался с колокольни Ивана Великого благовест, возвещавший начало великого, всероссийского торжества; этому благовесту ответили звоном все московские храмы и монастыри, в которых совершено было молебствие пресв. Троице. В 7 часов вечера по третьему удару в большой колокол Успенского Собора, снова начался одновременный благовест во всех московских церквах для всенощного бдения; Их Величества слушали бдение в церкви Спаса за золотой решёткой, а по окончании богослужения ими выслушано было правило ко св. Причащению.

По вот над расцветшею под весенним майским солнцем святорусской землёй засветился и сей наречённый, великий и благословенный день – 14 мая: в первопрестольной Москве совершилось светящееся на всю необъятную Россию и на весь мир священное торжество Коронования и св. Миропомазания Их Императорских Величеств. Всю ночь бодрствовал царелюбивый народ и уже в 5 ч. утра Кремлёвские и прилегающие площади и улицы были запружены народом, тихо, благоговейно стоявшим. В 7 часов утра по сигналу 21 пушечным выстрелом начался от Успенского собора благовест с перезвоном. К 8 ч. утра собралось в Успенский собор православное духовенство, избранное Св. Синодом для участия в совершении коронования. Здесь было 3 митрополита, 8 архиепископов, 1 епископ (Костромской), 3 протопресвитера, 23 архимандрита и 9 протоиереев, в числе их о. Иоанн Кронштадтский; здесь же были 4 митрополита и архиепископ – представители восточных патриархов. Представителям патриархов ко дню коронации также были сооружены новые роскошные облачения и митры, как дар от Русского Царя. Инославному духовенству христианских церквей отведены были в соборе места на эстраде с правой стороны; во главе их были епископы Англиканской и армянской церквей¹²⁵. В 8 час. совершено в соборе торжественное молебствие, после которого началось чтение часов и совершение проскомидии. Великолепную картину представлял собой Кремль и в частности соборная площадь с помостом устланным красным сукном, с чудным видом на красное крыльцо, красивыми рядами бравых представителей всех родов оружия, с группами богато разодетой публики, среди которой ярко вырисовывались разноцветные костюмы представителей восточных азиатских народов. В парадных залах Кремлёвского дворца шпалерами расставлены были лица, назначенные к участию в торжественном шествии, между тем как свиты иностранных принцев и посланники ранее заняли места в Успенском соборе. Величественный храм этот ко дню коронации был, по Высочайшему повелению, благолепно реставрирован и дом Пресвятые Богородицы теперь стал просто не узнаваем; это поистине место селения славы Божией, достойнейший на земле престол невидимо присутствующего в св. храмах Царя Небесного! Реставрированный иждивением Благочестивейшего Государя на суммы, щедро отпущенные дворцовым ведомством, Успенский собор будет служить молящимся в нём на многие и многие лета лучшим памятником благолепия и красоты коронационных торжеств 1896 г. и немолчным свидетелем народу православному об одушевляющих Царя чувствах глубокой веры и истинного благочестия. В соборе заново реставрированы как живопись и позолота стен, так и св. иконы и утварь. На раки св. мощей святителей московских Петра, Ионы и Филиппа сделаны по случаю коронации новые балдахины из малинового бархата с золотыми позументами и кистями, а на сами раки сооружены дорогие покровы из парчи с гербами. Киот для чудотворной иконы Владимирской Божией Матери отделан внутри малиновым бархатом и золотым позументом. Находящееся у северного столба древнее Царское и патриаршее место также роскошно отделаны. В алтаре также всё поновлено, – причём для древней сени сделан новый великолепный балдахин из красного бархата, на котором вышиты золотом и серебром изображения ангелов с рапидами.

Вся средина собора, между колоннами, занята была высоким помостом, возвышающимся слишком на два аршина. От амвона на помост ведёт широкая лестница с тремя площадками и двенадцатью ступеньками. Посреди помоста стояли троны для Их Императорских Величеств Государя Императора Николая Александровича и Государыни Императрицы Александры Феодоровны. Над этим местом – великолепный висячий шитый золотом балдахин из малинового бархата. На балдахине помещены металлические, вызолоченные государственные гербы, шитые золотом узоры в русском стиле, корона и порфиры, с надписью на верху «с нами Бог», а также вензеля Их Величеств. Весь пол на царском помосте и на ступенях покрыт был малиновым бархатом. По бокам царского помоста устроены площадки для высочайших особ; все места посредине собора окружены вызолоченной решёткой. С южной, западной и северной сторон, на высоте полутора аршина от пола, устроены задрапированные красным сукном места в десять ступеней для высокопоставленных особ первых 2 классов и для немногих избранных представителей московского дворянства; туда допущены были и некоторые из художников и представителей печати. Собор мог вместить не более 800 душ.

В ожидании Высочайшего выхода на Сборной площади Кремля господствовала необыкновенная тишина и величавое спокойствие: взоры всех прикованы были к Красному крыльцу...

По прочтении часов, на южную паперть собора были вынесены соборными оо. пресвитерами (священникам Успенского Собора присвоено официальное наименование пресвитеров ¹²⁶) вынесены «Корсунские» кресты и запрестольная икона Божией Матери; вышли сюда же и оо. сакелларии с крестом и св. водой, а протодиаконы с кадилами, а за ними вышел из алтаря и маститый иерарх, Московский митрополит Сергий для встречи её Величества, вдовствующей Императрицы Марии Феодоровны, Которая изволила шествовать в 9 час. из внутренних покоев дворца в Успенский собор в порфире и короне. От нижней ступени Красного крыльца до паперти собора над её Императорским Величеством несён был 16 особами 3 класса балдахин. Приложившись к св. кресту, Государыня с молитвой вошла в храм Господень и изволила занять Своё место под особым балдахином на престоле Царя Алексея Михайловича.

До начатия шествия Государя Императора, духовник Их Величеств прот. И.Л. Янышев, со крестом, имея при себе двух диаконов, нёсших в золотом блюде св. воду, окропил путь следования Их Императорских Величеств.

Когда верховный маршал донёс Государю Императору, что всё к шествию готово, тогда Их Императорские Величества изволили из внутренних покоев прибыть в Тронный зал и воссесть там на престолы под балдахином. Государь был в полковничьем мундире лейб-гвардии Преображенского полка с цепью ордена Андрея Первозванного и Александровской лентой через плечо, – Государыня в белом парчовом платье.

В 10 ч. последовало Высочайшее шествие Их Величеств от Красного крыльца в Успенский собор в порядке, указанном церемониалом, и тогда начался звон во все соборные колокола. Впереди несены были регалии старейшими сановниками Империи. Сошедши с Красного крыльца, Их Величества вступили под роскошный балдахин, который несли 32 генерал-адъютанта. Шествие Их Величеств в святилище храма для Коронования встречено и сопровождаемо было восторженными приветствиями и горячими молитвенными благопожеланиями верноподданных.

По приближении регалий к южным дверям собора высокопреосвященные митрополиты, все архиереи и прочее духовенство выступили из церкви на паперть, и митрополит киевский почтил регалии каждением фимиама, а митрополит московский окропил их святой водой.

По внесении регалий в церковь, архиереи с прочим духовенством ожидали на прежнем месте, вне церкви, пришествия Их Императорских Величеств, а когда Их Императорские Величества приблизились к помянутой паперти, в миг всё смолкло, – и митрополит московский Сергий произнёс речь о благодатном (сакраментальном) значении предстоящего Их Величествам Коронования и Миропомазания; после того митрополит С.-Петербургский Палладий поднёс крест к целованию, а митрополит киевский Иоанникий окропил Их Величества святой водой.

В предшествии архипастырей и духовенства при пении придворной капеллой псалма «Милость и суд воспою», тихо, смиренно, как истинные рабы Господни, вступили могущественный Монарх с Своей Августейшей Супругой под Священную Сень векового Кремлёвского храма... Взошедши на амвон, Их Величества совершили перед царскими вратами троекратное поклонение, затем, приблизившись к местным иконам Господа Вседержителя и Владимирской Богоматери, Царь и Царица сотворили перед этими святынями земное поклонение и благоговейно облобызали пречистые лики Спасителя и Богоматери, а потом снова положили земной поклон, и после того изволили проследовать на трон, где воссели Государь (занимая левую сторону) на престоле первого Российского Царя Иоанна III, а Государыня, по правую сторону, на престоле родоначальника Царствующего дома Романовых – Михаила Феодоровича.

Изнемогает наше слово, чтобы передать те трепетные чувства, которыми объята была русская верующая душа в эти минуты сретения в храме молящегося, коленопреклонённого Царя и Царицы, сиявших неземной красотой и благоволением. Невольно священный трепет проникал всё существо и из глаз катились слёзы умиления и радования О Царе Своём!.. Сердцем и душою чувствовалось в храме веяние особой благодати и присутствие окрест Царя сонма ангелов Божиих!..

Когда Их Императорские Величества прикладывались к святым иконам, сановники, нёсшие Императорские регалии, возложили Их на приготовленный возле Престолов, покрытый парчой, стол.

По окончании пения псалма, митрополит с.-петербургский Высокопреосвященнейший Палладий взошёл на амвон трона и, обратившись к Его Императорскому Величеству, произнёс положенную по чину Священного коронования речь, которая оканчивалась знаменательными словами: «да соблаговолит Величество Ваше в слух верных подданных Ваших исповедать Православно-Кафолическую веру: како веруеши?

Тогда Его Величество, взяв преподнесённое митрополитом чинопоследование коронационной службы, изволил произнести православный Никео-Цареградский Символ веры . Государь читал громко, твёрдо и отчётливо; каждый догмат, каждое слово священного для сынов православной Церкви Символа выходила из Царственных уст Его и доносились до слуха присутствующих глубоко проникнутыми чувством твёрдой веры и высокого уразумения божественных истин, содержимых святой православной отеческой Церковью. Нам казалось, что царственная мысль и чувство с особливой силой останавливались на некоторых пунктах и словах св. Символа, которыми именно определяется отличие веры православной Церкви от других христианских церквей и исповеданий. Таковыми глубоко запечатлевшимися в нашей памяти и доселе ясно звучащими в сердце, были слова: верую во Единого Бога... Иисуса Христа... Бога истинна, рожденна, не сотворенная, воскресшаго в третий день... и паки грядущаго... и в Духа Святого... Иже от Отца исходящаго... во едину, святую, Соборную и Апостольскую Церковь... чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века. О, если бы сей достопримечательный момент торжества православия споспешествовал к уразумению истины веры отвергшим Символ вселенского исповедания веры для какого-то, напр., баптистического исповедания!..

По окончании чтения Символа, митрополит возгласил: «благодать пресвятого Духа да будет с Тобою» и благословил начало богослужения священного коронования, которое шло стройно и не спешно... Произнесены умилительные ектеньи, прочитаны паремии, апостол и евангелие... После того митрополиты Петербургский и Киевский восходят на амвон трона... Наступили минуты сколько глубоко-трогательные, столько же и назидательные, когда каждое действие внушали уму и сердцу несравненные уроки веры и патриотизма!.. Его Величество снимает с Себя обыкновенную цепь ордена св. ап. Андрея Первозванного и отдаёт её сановнику, а митрополиты петербургский и киевский подносят Императору порфиру, которую Он возлагает на свои царские рамена; митрополиты же служат Монарху при возложении оной, причём митрополит петербургский возгласил: «во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь». По облачении в порфиру, Государь Император преклоняет главу, а митрополит петербургский, осенив крестным знамением, возложил крестообразно руки на неё и прочёл трогательную молитву, в коей от лица всей церкви и народа молит Царя-Царствующих «призреть на верного раба Господня, Великого Государя Николая Александровича, помазать Его елеем радования, даровать ему долготу дней, смирить перед Ним все варварские языки, хотящие брани, соблюсти Его в непорочной вере, показать известного хранителя святые Своея Кафолические Церкви догматов»... По прочтении вслед затем второй молитвы, сановник подносит митрополиту Императорскую корону, которую первосвятитель отечественной Церкви вручает Государю и Самодержец, при произнесении митрополитом молитвы «во имя Отца и сына и св. Духа» венчает царственную главу Свою прапрадедовской императорской короной. В таком же порядке из святительских рук архипастыря приемлет Богом венчанный Самодержавный Царь в десную руку Свою скипетр, а в левую – державу, а затем, по выслушании установленной речи митрополита, Государь изволил воссесть на императорском своём престоле...

Не успел ещё созерцатель справиться с нахлынувшими в душу чувствами и впечатлениями от только что благоговейно зримого, как последовали новые, всё более и более захватывающие душу и сердце, священные действия... Государь кладёт скипетр и державу и изволит призвать к Себе Государыню Императрицу Александру Феодоровну. Став перед Государем, Императрица склоняет перед Августейшим Супругом Своим Свои царственные колена на бархатную малиновую подушку... Венценосец Монарх, сняв с Себя корону, прикасается ею ко главе Государыни и затем снова возлагает её на Себя, а меньшую драгоценнейшую корону укрепляет на голову Императрицы, и вслед затем возлагает на её Величество порфиру и цепь ордена св. ап. Андрея. По совершении коронования, Государыня Императрица, встав, изволила облобызать своего царственного Супруга и возвратилась на свой престол.

В то время как под сводами Успенского собора совершались описанные священнодействия, наполнявшие Кремль народные толпы, а за ними и вся благочестивая Москва и Русь горячо, из глубины души молили Господа Бога о преизобильном ниспослании даров Своей благодати и милостей венчающемуся своему обожаемому Царю. Народные полчища безмолвно, сосредоточенно стояли во всё время богослужения, как будто они присутствуют при самом совершении священнодействия... Никто слова не проронит, никто не смеет нарушить благоговения другого. Такие моменты безмолвной молитвы сотней тысяч христианских душ явления редкие, исторические... В них ярче всего сказывается вся глубина и сила веры нашего царелюбивого Русского народа. Да и как было верным сынам отчизны не молиться о даровании святого Духа Тому, Чей скипетр простирается на множество народов, Чья держава объемлет все четыре части света, Чья воля есть закон для сотни миллионов людей, Чьё слово даёт веленье от Китайской стены до Вислы и от Ледовитого моря до Арарата!..

После коронования, протодиакон Попов, обратясь лицом к Государю, произнёс многолетие его Величеству с полным царским титулом; к обычному многолетию Государыни Императрицы добавлено было: «Благоверной, Благочестивой, Венчанной и превознесённой Государыне» и проч. Во время многолетия раздался звон во все колокола кремлёвских соборов и пушечная салютационная пальба в 101 выстрел... возвестили Москве о совершившемся короновании... Всколыхнулось народное море, обнажились вмиг головы, закрестились православные русские люди, засветилась на лицах блаженная радость!.. А по железным нервам земли понеслась эта радостная весть по всей Руси и всему необъятному миру. Возликовала Москва, которая в своих стенах держала весь мир в его духовных и гражданских представителях, а с ней и вся Русь православная и в порыве духовного восторга все хвалили и благодарили Бога за совершившееся великое событие!..

По многолетии все присутствовавшие в соборе со своих мест воздали Их Величествам приветствие троекратным поклонением. Но вот сходит со своего трона вдовствующая Императрица, известная всему миру Своей материнской любовью и взоры всех останавливаются на ней. Государыня направляется к коронованным Детям своим и первой выразила Им в этот священный момент Их жизни материнскую свою любовь и радость троекратным лобзанием своего возлюбленного первенца Монарха и Августейшую невестку Императрицу, на что венценосные Дети отвечают Августейшей Матери лобзанием её десницы. Вслед за Императрицей Матерью приносили поздравления Их Величествам высочайшие особы императорского дома и иностранные принцы.

Окончилось принесение поздравлений. Тогда Венценосный Монарх во всех знаках своего Царского величия преклоняет колена и произносит (по книге) с чувством глубочайшего умиления трогательную молитву, в которой, исповедуя неисследимое Божие о себе смотрение, оправдавшее Его Царём и Судиёй народа Божия, в следующих выражениях: молит Господа: «да будет со Мною приседящая Престолу Твоему премудрость, да разумею, что есть угодно пред очами Твоими и что есть право по заповедем Твоим... Буди сердце Мое в руку Твоею, еже вся устроить к пользе вручённых Мне людей и к славе твоей». Могущественнейший из владык земных, облечённый во все знамения возможного на земле величия, в присутствии не только своих верноподданных, но и представителей почти всех народов, живущих на земном шаре, православный Русский Царь повергается ниц перед величеством Божиим, и со смирением и глубокой верой в небесный Промысл Правящий вселенной, один коленопреклонённо молится пред Творцом за себя и за весь свой многомиллионный народ! Молитва эта исторгла слёзы и у Царя, и поистине потрясала сердца присутствовавших верноподданных!..

Вслед затем наступил другой не менее трогательный момент. Когда, по прочтении молитвы, Государь Император встал, вся церковь в лице всех присутствующих в соборе, преклонив колена, во умилении сердец молилась о том, чтобы Господь наставил Царя непреткновенно проходить великое служение, чтобы показал Его врагам – победительна, злодеям – страшна, добрым–милостива, чтобы согрел сердце Царёво к призрению нищих, к заступлению нападствуемых, чтобы Господь помог управить подчинённые правительства на путь истины и правды, отражать от лицеприятия и мздоимства, – чтобы сотворил Его Господь о чадех веселящимся, умножил дни живота и даровал во дни Его безмятежие, мир, благорастворение воздухов и земли плодоносие.

После молитвы, высокопреосвященный митрополит Палладий приветствовал Их Величества прочувствованною речью, выразив в ней между прочим, радость православной Церкви, «которая видит в Государе Царя по сердцу Божию, ревнителя веры и благочестия, высокого Своего Покровителя и Защитника, преемственного исполнителя древнего о ней проречения «и будут царие кормителие Твои» (Ис.49:23).

После пения «Тебе, Бога хвалим», в исходе 11 часа началась литургия; совершали её три митрополита, три протопресвитера и о. Иоанн Кронштадтский. По прочтении Евангелия, архиепископы Антоний Финляндский и Тихон Иркутский, в полном облачении, подносили св. Евангелие на царский амвон Их Величествам для целования. Богослужение совершено было чрезвычайно истово, величественно и стройно, при чудном пении капеллы. За богослужением употреблялось: древнее Евангелие в золотом окладе, украшенное жемчугом и драгоценными камнями, золотые сосуды с бриллиантами, пожалованные в Бозе почившей Императрицей Екатериной II, кресты: золотой, пожалованный Императором Александром II, и жемчужный Бориса Годунова.

Величавость православных священнодействий и богослужебных обрядов, громогласие при торжественной обстановке, видимо производили обаяние на иностранцев, не исключая и духовных особ инославных исповеданий.

Но вот приблизился уже и тот момент Св. Миропомазания и Причащения Их Величеств, что собственно составляет существеннейшую часть всего коронационного богослужебного чина.

По исполнении причастного стиха, посредине храма московский губернатор с ассистентами расстилал бархатный ковёр, по которому должны были следовать Их Величества к принятию великих таинств; около царских врат до Св. Престола поверх ковра была послана парча. Отворились царские врата, из коих вышли два архипастыря – экзарх Грузии и архиепископ Новгородский, и, став на царский помост, по установленной форме возвестили Их Величествам о наступившем времени Их Св. Миропомазания и Причащения.

Отдав шпагу сановнику, Государь, а за Ним Государыня в порфирах изволили шествовать к царским вратам; из алтаря вышел один из сакеллариев, держа на золотом блюде драгоценный сосуд со св. миром, стоявший во время литургии на св. престоле. О. сакелларий стал у иконы Владимирской Богоматери. У иконы Спасителя стоял другой сакелларий с золотым блюдцем и с хлопчатой бумагой.

С.-петербургский митрополит, выйдя из алтаря, взял древний драгоценный сосуд, для сего великого дела нарочно устроенный, и, омочив уготованный к тому драгоценный же сучец во св. миро, помазал Его Императорское Величество на челе, на очах, на ноздрях, на устах, на ушах, на персях и по обе стороны на руках с произнесением слов: «Печать дара Духа Святого», a митрополит киевский отёр места помазания хлопчатой бумагой.

По совершении миропомазания произведён был колокольный звон и 101 выстрел из пушек.

Государь Император изволил стать по правую сторону, против местной иконы Спасителя. После сего приступила к царским вратам и стала на ту же парчу Государыня Императрица и была помазана миром высокопреосвященным Палладием только на челе, при произношении вышесказанных слов: «Печать дара Духа Святого», а митрополит московский отёр хлопчатой бумагой место помазания.

После миропомазания её Величество стала по левую сторону против иконы Божией Матери.

Через отверстые царские врата, Митрополит Палладий вводит Помазанника Божия во св. алтарь. Благоговейно вошедши и став перед св. Престолом на золотой парче, Порфироносный Монарх преклоняет колена и повергается ниц перед Божественною трапезою. В это время царские двери были закрыты. Царь остаться со служителями Алтаря Господня у св. Престола. Здесь иерархи служат Его Величеству при Св. Причащении. Митрополит петербургский читает молитву «Верую, Господи», митрополиты – киевский и московский послужили Его Величеству поддержанием порфиры. Его Величество соизволил принять от того же с.-петербургского митрополита Святые Тайны по чину Царскому, то есть, как причащаются священнослужители: особо Тела и особо Крови Христовой.

Архиепископ казанский Владимир поднёс Его Величеству антидор и теплоту, а архиепископ холмско-варшавский Флавиан послужил при умовении уст и рук.

По причащении Святых Таин, Государь вышел из алтаря теми же царскими вратами и отошёл к иконе Спасителя; тогда её Величество приступила к царским вратам и восприяла от митрополита петербургского Святое Причастие обыкновенным порядком, причём архиепископ иркутский Тихон послужил её Величеству в поднесении антидора и теплоты, а архиепископ виленский Иероним – при умовении уст и рук.

Затем Их Величества соизволили вместе шествовать к трону и воссесть на престолах.

Царский духовник прочитал благодарственные молитвы по причащении. Литургия окончилась в исходе первого часа дня обычным многолетием и поднесением Их Величествам св. Креста для целования.

По окончании литургии, Помазанник Божий возложил на главу свою корону, взял в руки Скипетр и Державу и изволил, вместе с Августейшей Супругой Своей выйти из собора северными дверями. Тогда начался звон и открылась пальба из орудий. Став под балдахин, Их Величества изволили открыть торжественное шествие, направляясь в Архангельский и Благовещенский соборы для поклонения праху своих царств. предков и местным святыням. Узрев теперь своего обожаемого Монарха, Помазанника Божия, увенчанного прародительским царским венцом в порфире, с символами своего величия и самодержавной власти в руках, – верноподданный народ пришёл в неописуемый восторг. Народные клики в эти минуты, словно громы, заглушали и грохот пушек, и звон колоколов!.. И это были не простые патриотические клики вернопреданных сынов Царя, какие обычны при встрече Их Величеств, теперь это были клики священные, клики православно-народного духа, ощущавшего чувством религиозным присутствие и веяние снисшедшей на Боговенчанного Царя благодати Всесвятого Духа, – клики народа, сретавшего своими задушевными приветствиями не просто Царя и повелителя, а Помазанника Господня, Наместника Божьего на земле, – народа, не знающего после Бога, никого больше и выше, как Царя – Помазанника.

По приближении Государя Императора и Государыни Императрицы к Архангельскому собору, Их Величества встретил служивший в том соборе литургию епископ костромской на паперти, с крестом и святой водой, и, поднесши крест к целованию, предшествовал перед Их Величествами в церковь со крестом.

Их Императорские Величества, по вступлении в храм, прикладывались ко святым иконам и мощам, причём о. протодиаконом провозглашалась ектенья и многолетие, а потом изволили поклониться гробам Своих предков, отсюда Их Императорские Величества изволили шествовать тем же порядком в Благовещенский собор, где встретил Их Величества служивший литургию архиепископ херсонский Иустин со св. крестом и водой.

Из Благовещенского собора Их Величества изволили проследовать к Красному крыльцу. Взошедши на верхнюю площадку его, Государь и Государыня оттуда поклонились народу тремя русскими глубокими поясными поклонами.

Какой священный восторг тогда объял всех, что каждый здесь пережил, перечувствовал, – словами не описать... Здесь одними чувствами благоговейной радости и священного умиления жили все, как один человек, – взирая на своё Красное Солнышко – Государя и Государыню... Их Величества удалились во внутренние покои, а умилённый народ всё стоял и смотрел вслед венчанных Царя с Царицей. Да, здесь в этот во веки незабвенный исторический момент со всей яркостью и силой сказались таинственные, глубокие, вековые связи между Царём и народом – те связи, которые создали великую Русь, носительницу вечных идеалов Православной Христовой веры.

15 мая, на второй день после Коронации, в Успенском соборе и во всех Московских храмах торжественно совершены были литургия и благодарственное Господу Богу молебствие за благополучно совершившееся Священное Коронование и Св. Миропомазание Их Величеств. В тот же день Царь с Царицей изволили принимать в Тронном зале Кремлёвского Дворца поздравления с высокорадостным событием Св. Коронования Их Величеств.

К 11 часам утра в Александровском зале Дворца собрались члены Святейшего Синода и высшее православ. духовенство, духовные особы иностранных христианских исповеданий, члены Государственного Совета, министры, главноуправляющие, сенаторы и другие высшие сановники.

Первыми принесли поздравления Их Императорским Величествам Св. Синод и высшее духовенство, среди которого находились и представители восточных патриархов, причём Митрополит Киевский сказал Его Величеству приветственную речь от лица православной Церкви и духовенства, в которой, между прочим, архипастырь выразил, что православное духовенство, воспитанное с юных лет в вере в богоучреждённость власти на земли, передаёт эту веру и пастве своей, внушая ей повиноваться власти не только за страх, но и за совесть, по убеждению. «И благодарение Господу, – сказал архипастырь – овцы слушают гласа своих пастырей и хранят сию св. веру, постигая если не всегда умом, то своим живым чувством и сердцем, что в этой вере корень и оплот благоденствия и величия св. Руси. Мечты и замыслы горсти несчастных, утративших сию св. веру, основать благо и счастье народа на иных, самоизмышлённых началах, не встречают сочувствия себе, несмотря ни на какие их ухищрения. Православный Русский народ смотрит на них, как на изменников своему отечеству».

В числе подношений Их Величествам от сословий, городов и учреждений были или св. иконы, или же хлеб-соль на роскошных блюдах. Между прочим, иконы поднесены были через представителей патриарших от имени их святейшеств патриархов Константинопольского и Иерусалимского; через архиепископа Иркутского от духовенства пяти Сибирских епархий (драгоценный складень), от Афонского Пантелеймонова монастыря (икона св. великомученика Пантелеймона и Божией Матери Скоропослушницы); от НовоАфонского Симона-Кананитского монастыря, от Петербурга и друг. Иконы подносили и большинство волостных старшин. Их Величества, милостиво принимая св. иконы, осеняли Себя крестным знамением и лобызали их.

Повинуясь внушениям истинно-христианского чувства милосердия и любви и следуя заветам царственных предков Своих, Его Величество соизволил, в ознаменование священного события Коронования, осчастливить верноподданных Своих великими и богатыми милостями, которые щедро излиты были на всех верноподданных, особенно же «на страждущих, хотя бы и по собственной вине и нерадению». Много горьких слёз осушил коронационный Царский манифест, много материальных облегчений принёс он бедным или впавшим в несчастье, много вольных и невольных прегрешений, по беспредельному Монаршему милосердию, предано было забвению!.. Даруя обширные льготы лицам, учинившим преступления и проступки, Государь Император, по безмерному Своему милосердию, распространяет эти облегчения и на государственных преступников, нарушивших клятву верности престолу, закону и отечеству. Применение милостей к государственным преступникам предоставлено министру Внутренних Дел «по удостоверении в добром поведении осуждённых». Кроме того, министру Внутренних Дел, по соглашению с министром Юстиции, разрешается о тех государственных преступниках «кои, по свойству их вины или раскаянием в совершенных ими преступлениях и добрым поведением, заслуживали бы смягчения, превышающего размеры в пунктах 1, 4, 6, 11, 15–19 и 21 ст. ХIII указанные, входить с особыми всеподданнейшими докладами». Таким образом, Манифест открывает всем раскаявшимся преступникам путь на стезю обновлённой жизни.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что во всемилостивейшем манифесте ничего не говорится о понёсших наказание по суду или в административном порядке за преступления против веры и церкви, – т. е. о сектантах и раскольниках. Не послужит ли сие на душевную пользу отпадшим, как вразумление и обличение их суемудрия и тяжких неправд перед Богом и помазанниками Его? Но и для сектантов и раскольников, как и для других непоименованных преступников, Царским манифестом открывается прямой путь к милостям Царя через искреннее «раскаяние их в своих заблуждениях и доброе поведение». О, если б коснулся усыплённой совести сектантов этот Царский милостивый призыв к раскаянию! О, если бы этот милостивый призыв Царя к раскаянию и высокий пример верности Помазанника Божия догматам и уставам отечественной Церкви, благоговейного чествования святынь и уважения к пастырям её коснулись отяжелевшего слуха и зрения наших сектантов, а наипаче, благодатный свет Его Помазания от Святого проник в ожесточённые упорством вражды к божественной истине сердца заблуждающихся наших братий, и возвратил этим непокорным детям добрые качества сердца и правый образ мыслей их благочестивых предков и отцов, чтобы представить из них единый Русский Православный народ, приготовленный Господу (Лк.1:17)!

Наиболее всего Царские милости и облегчения простираются на податные классы и земледельческое крестьянское население.

Православное духовенство, по случаю Коронации, также взыскано высоким Царским вниманием, выразившимся в Высочайше дарованном всему духовенству праве носить серебряные наперсные кресты. Доселе крест был одною из высоких наград, достигавшихся немногими, сравнительно, из пастырей, особенно же сельских. Высочайшее пожалование этим правом знаменательно в том отношении, что служит новым выражением Царственного попечения о поднятии авторитета и значения православного духовенства в обществе и народе. Вместе с тем награда эта для самого пастырства является призывом ходить достойно своего звания во всех отношениях, не исключая и внешнего благоприличия. Ношение наперсного креста благодетельно для пастырей и в том ещё отношении, что даст возможность обществу не смешивать пастырей с лицами, которые хотя одеваются в одежду пастырей, но ведут себя не вполне соответственно званию пастыря церкви, каковы так называемые рясофорные послушники монастырей, разные восточные странники и др., неблагопристойности в поведении которых часто без разбора в народе и обществе относятся на счёт духовных пастырей церкви.

По случаю Коронации, Его Величество изволил милостиво пожаловать за доблестную службу престолу и отечеству многих иерархов церкви и государственных мужей высокими наградами и рескриптами. Последние для нас важны и ценны особенно потому, что из них мы узнаём, что нововенчанный наш Государь в деятелях отечественной церкви прежде всего ценит: а) заботливость о благоустроении духовно-учебных заведений и церковно-приходских школ, b) ограждение православного народа от пагубного сектантства, с) охранение дорогих сердцу Государя преданий церковной старины, d) учёные труды, f) утверждение в истинах веры разноязычного населения, g) расширение миссионерской деятельности, h) поддержание существующих и устроение новых храмов и, наконец, i) заботы о просвещении заблуждающихся.

Говоря о народном образовании, которое так близко связано с Церковью, Его Величество, в рескрипте на имя К. П. Победоносцева, выражает Свою благодарность этому Государственному мужу «за повсеместное умножение церковно-приходских школ и школ грамоты» и «за благоустройство в строе учебных заведений».

В рескрипте на имя г. министра народного просвещения Его Величество выражает благодарность за пламенное усердие к сердечно близкому Государю делу воспитания и образования народа, в коем Всемилостивейший Монарх полагает «главнейший залог народного преуспеяния».

Свои царственные заветы крестьянскому сословию Монарх выразил в следующей своей речи 18 мая на обеде волостных старшин:

«Императрица и Я сердечно благодарим вас за выраженные вами чувства любви и преданности. Не сомневаюсь, что их разделяют все ваши односельчане. Когда увидите их, передайте им Наше спасибо. Заботы о благе вашем также близки Моему сердцу, как они были близки Деду Моему и незабвенному дорогому Родителю. Помните слова¹²⁷ сказанные Им здесь волостным старшинам при венчании Его на царство. Между вами есть многие слышавшие их сами. Я хочу, чтобы эти слова всегда служили вам твёрдым руководством. Дай вам Бог в будущем здоровья и успехов в труде и добрых делах».

Тогда же Его Величество изволил сказать и представителям дворянства следующие знаменательные для высшего сословия в Империи слова:

«Благодарю вас сердечно за ваши чувства и верную службу. Не сомневаюсь в том, что дворянство всегда будет, как оно и было, опорой Престола, и искренно ценю полезное и бескорыстное участие дворян в местных делах. Мне известно трудное время, переживаемое поместным дворянством. Будьте спокойны, Я не забуду его нужд в Моих заботах о преуспеянии Нашего дорогого отечества. Душевно благодарю вас за ваше тёплое участие в Наших торжествах».

По благочестивому обычаю православного русского народа и царственных предков Своих, после коронования Боговенчанный Царь, вместе с Государыней Императрицей и в сопровождении всех особ Царской фамилии изволил путешествовать в Троице-Сергиеву Лавру на поклонение мощам преподобного Сергия.

По прибытии в Лавру (23 мая в 11 ч. дня), Их Величества были встречены у св. ворот крестным ходом, во главе которого находился митрополит московский Сергий, приветствовавший Помазанника Божия речью. Проследовав пешком за крестным ходом в Троицкий собор, Их Величества выслушали здесь литургию, а по окончании её молебен преподобному Сергию.

При окончании молебна из алтаря был вынесен драгоценный покров на раку преподобного Сергия, пожалованный Их Императорскими Величествами и освящённый перед началом литургии. Их Императорские Величества Государь Император и Государыня Императрица собственноручно изволили возложить этот покров на свв. мощи преподобного Сергия и, помолившись, приложились к ним, вместе с прочими особами Императорской Фамилии. Когда Государь и Государыня взяли на Свои царственные руки покров, чтобы возложить оный на раку преподобного, старец – архипастырь произнёс следующее прочувствованное молитвенное воззвание к преподобному, глубоко тронувшее всех присутствовавших:

«Приими, преподобне отче Сергие, сие священное приношение от Благочестивейших наших Царя и Царицы, Императора Николая Александровича и Императрицы Александры Феодоровны, преклоняющих венценосные главы Своя пред Твоею нищетой земной и Твоей славой небесной, и, прияв вещественный покров сей, охраняй незримым покровом Твоих молитв телесное Их здравие и покой душевный, и вожделенное для Них благосостояние верных Их подданных».

Покров этот бледно-малинового цвета, шёлковый; внизу его превосходно сделан шёлком, золотом и серебром государственный герб с орлами, вверху изображение креста, сделанное из жемчуга и драгоценных камней, а в средине превосходно исполненное шелками изображение св. преподобного Сергия, по древнему образцу. По местам покров украшен крупным жемчугом и драгоценными камнями и по краям его находится следующая надпись, сделанная жемчугом: «В лето от Рождества Христова 1896 Великий Государь, Царь и Император Николай Александрович и Супруга Его Государыня Императрица Александра Феодоровна соорудили в память Священного Своего венчания на Царство сей покров к мощам преподобного и богоносного Отца нашего Сергия, Радонежского чудотворца».

Поднесши к целованию св. крест, митрополит Сергий благословил Их Величества дорогими иконами и вручил просфоры. Затем, Их Величества в предшествии владыки митрополита со св. крестом и двух иподиаконов с трикирием и дикирием, изволили проследовать из Троицкого собора через южную дверь в Серапиоиовскую палатку, где прикладывались к иконе Явления Богоматери св. Сергию, к мощам свв. архиепископа Серапиона Новгородского, архимандрита Дионисия и архидиакона Стефана, а затем проследовали в придел св. преподобного Никона, где прикладывались к иконе над гробницей этого преподобного. Отсюда Их Императорские Величества, при торжественном звоне всех монастырских колоколов, изволили проследовать через южные стены собора в архиерейские покои, при громких кликах «ура».

Здесь Их Величества изволили милостиво принять св. иконы от общества Хоругвеносцев и от настоятельницы Покровского Хотькова монастыря.

В покоях высокопреосвященного митрополита Их Величества и все Высочайшие особы изволили завтракать; после того осматривали ризницу лаврскую, где изволили обратить особое внимание на ризу, древние деревянные сосуды, кожаные сандалии преподобного Сергия и др.

Из Лавры Их Величества изволили проехать в Гефсиманский скит, посетили древнюю Успенскую и трапезную церкви, пещеры, новый храм Черниговской Божией Матери. Отбыв из Москвы в 9 ч. утра, Их Величества возвратились в 6 ч., посвятивши целый день на сей душеспасительной подвиг веры и благочестия.

Светло празднуя коронационные торжества, наш Милостивый Государь не оставил без праздничного утешения и бедный трудящийся народ Свой. По Высочайшему повелению в течение всего времени пребывания Их Величеств в Москве, при монастырях и др. благотворительных учреждениях, нескольким тысячам бедняков г. Москвы ежедневно выдавались даровые обеды с пивом и мёдом от Царских щедрот. В тех же заботах о даровании утешения народу организовано было небывалое доселе угощение и увеселения для народа на Ходынском поле. Но попущением Божиим, как известно, не одна тысяча жизней стала жертвой несдержанного благоразумием народного энтузиазма на этом празднике. Несчастье это глубоко омрачило светлые дни коронационного торжества. Но истинно-религиозное чувство верноподданных Царя нашло и тут нечто высоко-поучительное и отрадное для себя: оно ещё раз убедилось в том, насколько необходима постоянно бодрствующая рука, которая регулировала бы свободные действия народа для охранения его же собственного благополучия; оно ещё раз видело пример по истине Царского милосердия и набожности, которые явил воочию всех Нововенчанный Монарх и Его Царственная Супруга. Тотчас, по докладе о Ходынском несчастии, Государь повелел принять похороны убитых и лечение раненых на Свой счёт, а осиротелым семьям выдать по 1.000 рублей. На другой день по желанию Царя совершается в присутствии Их Величеств панихида по убиенным; оставив всё, Государь и Государыня отправляются в больницы. Здесь Их Величества лично обходят всех больных, опрашивая обстоятельства и причины Ходынской катастрофы, Своим посещением, высоким милостивым вниманием и добрым словом облегчают тяжесть утраты, и смягчают болезни страдальцев. Так и в радостных, и в горестных обстоятельствах наш обожаемый Монарх явил Себя миру и подданным Своим, к утешению их, Царём благочестивым, избранником по сердцу Божию... В Ходынском несчастии Царь и народ ещё раз опознали друг друга: никогда не было так могуче, так искренне народное «ура», как при царском выходе на Ходынском празднике, так и при отъезде Их Величеств отсюда после несчастия. Пострадавший народ сердцем понял скорбь Царя – Отца и Своей сыновней любовью утешил Его.

Слушай Божий народ, что Господь говорит

О венчанном Царе, Своём Избраннике,

И внемлите князья словам Крепкого, –

Он однажды сказал, – дважды слышал пророк:

(Пс.61:12).

«Горы сдвинутся, холмы сгладятся,

Вечна милость Моя,

Не отступит от Тебя

Завет мира Моего не разрушится»

(Ис.54:10).

* * *

Заканчивая наши беглые наброски о совершившихся коронационных торжествах, не можем в заключение не отметить пред-коронационных происков нашего раскола и сектантства, которые для целей торжества своего суемудрия не брезгают никакими средствами. Светло праздничным событием коронации исконным обычаем Царей оказывать милости и льготы верноподданным раскольники и сектанты пытались воспользоваться к своим выгодам. И в заграничных и наших газетах перед коронацией, стали появляться статьи в пользу раскола и сектантства, посыпались прошения и просьбы их в разные правительственные учреждения с небывалыми претензиями, хотя и под прикрытием благочестивого желания: «дать им возможность торжественно (т. е. с оказательством) молиться за Царя, Помазанника Божия, в дни коронации» … В Стародубье уже год назад заготовлены были коронационные походные алтари для часовен, которые, обыкновенно, после коронации за недосугом убрать, стоят годы. На самом же деле ни одна секта в расколе не признаёт благодати в православной церкви, а наоборот все раскольники (за исключением горсти истинных окружников) учат, что у нас в православной Церкви господствует антихрист. Отрицая все обряды и таинства, сектанты не признают благодатного значения и за таинством Венчания и Помазания Царя на царство, а, следовательно, и тем и другим молиться по поводу этого священного события по сущности их учения нет никаких побуждений. Особенное усердие и смелость в происках этих выказали представители московского старообрядчества австрийской секты, которые по случаю коронации возбудили незаконное домогательство об отмене Высочайших распоряжений блаженной памяти Императора Николая I относительно алтарей Рогожского кладбища, хотя нужно заметить, что последнее не составляет собственности этой именно секты, а беглопоповской, угнетённой и поглощённой расколом австрийского согласия. Не упустили также случая представители московского лже-священства воспользоваться прибытием на коронацию патриарших депутаций, к которым являлись с наветами на мнимое неблагочестие православной Церкви и на угнетённость свою в государстве. Получив от митрополита Никомидийского Филофея строгий упрёк в раздорничестве и внушение примириться с отечеств. церковью и прекратить вековую вражду, не раз осуждённую восточными православными церквами, – старообрядцы остались весьма разочарованными.

В. Скворцов

15 числа текущего июня исполнилось пятидесятилетие служебной достославной деятельности г. Обер-Прокурора Св. Синода, действительного тайного советника Константина Петровича Победоносцева. Досточтимый юбиляр принадлежит к числу знаменитейших государственных мужей нашей эпохи, высокопросвещенную церковно-государственную деятельность которого высоко чтит вся Россия и хорошо весь знает образованный запад и восток. Имя Константина Петровича Победоносцева, как государственного деятеля, тесно связано с историей благословенного Царствования Императора Александра III, в юные годы Которого наш маститый юбиляр был преподавателем юридических наук, а в годы Царствования этого блаженной памяти великого Монарха – преданнейшим и мудрым советником.

Полувековая деятельность достославного юбиляра на пользу православной Церкви и Отечества слишком широка по разносторонности своей и глубока по благим последствиям для духовной и государственной жизни России. Отечественная Церковь благословляет юбиляра, как преданнейшего сына, одушевлённого ревнителя православия, мощного защитника и твёрдого охранителя интересов её и авторитета духовенства. В период времени Обер-Прокурорства в Св. Синоде Константина Петровича положение приходского духовенства во многом улучшилось: возвысилось воспитание и образование духовенства, усилена пастырская просветительная деятельность, влияние духовенства в обществе и народе значительно поднялось, а также и материальное обеспечение, благодаря исходатайствованию казённого жалования.

Благодарное отечество глубоко чтит в юбиляре убеждённого мужественного поборника священной идеи о незыблемости вековых устоев государственной жизни России – православия, самодержавия и народности.

Православный народ будет сохранять вечную признательность к нынешнему Обер-Прокурору Св. Синода за содействие к восстановлению приходов и церквей, закрытых при предшественнике его, и открытию новых на Св. Руси, за попечение о церковном благолепии храмов Божиих и благослужения, за обучение и воспитание молодого поколения народа в духе православной веры и церкви через восстановление церковных школ и умножение этих любимых народом рассадников истинного народного просвещения.

Отечественная наука высоко ценит досточтимого юбиляра, как первоклассного учёного юриста и высокообразованного талантливого писателя.

Заслуги Юбиляра перед Церковью, Престолом и Отечеством достойно оценены и с высоты царского престола в недавнем знаменательном Высочайшем рескрипте, данном Обер-Прокурору св. Синода в день коронации, при пожаловании ордена Владимира 1 степени. Царский рескрипт представляет собой яркую характеристику доблестной полувековой службы Константина Петровича, и мы, в виду предстоящего юбилея этого великого государственного деятеля, долгом считаем воспроизвести на страницах Мис. Обозр., обращённые к юбиляру высоко-знаменательные царские слова этого рескрипта:

Константин Петрович!

Полувековое просвещённое служение ваше, одушевляемое непоколебимой приверженностью к славе Престола и к пользам любезного Нашего Отечества, заслуживает особой Монаршей признательности. После целого ряда лет неутомимой деятельности в судебном ведомстве и участия в законодательных работах Государственного Совета, вы, с 1880 года, исполняя важные обязанности Обер-Прокурора Святейшего Синода, ознаменовали это поприще многочисленными плодотворными трудами, вполне отвечавшими предуказаниям Незабвенного моего Родителя и Его всегдашним душевным заботам о благе святочтимой Православной Церкви. С искренней любовью содействовали вы повсеместному умножению церковноприходских школ и школ грамоты, прилагали старание к оживлению церковной проповеди, сообразованной с потребностями прихожан. Столь же утешительны восстановление и открытие самостоятельных приходов, а равно и преобразования, направленные к достижению желаемого благоустройства в строе учебных заведений, и те полные самого возвышенного значения усилия духовно-просветительной деятельности, которые имеют целью утверждение в истинах православной веры части населения, по невежеству пребывающей в прискорбных заблуждениях.

Независимо от прямых ваших обязанностей, вы постоянно принимали ревностное участие в деятельности высших государственных установлений, причём ваши обширные научные познания по всем отраслям государствоведения и долголетняя опытность, в связи с отличающими вас выдающимися дарованиями, всегда приносили и приносят существенную пользу для дела.

Высоко ценя многообразные заслуги ваши перед Церковью и государством, а также присущие вам искони добросовестность, беспристрастие и примерное усердие, Я, в виду предстоящего наступления пятидесятилетия достохвального служения вашего, от Имени возлюбленного Родителя и от Себя, в знак глубокой признательности, жалую вас кавалером ордена святого равноапостольного князя Владимира первой степени. Сердечно желаю, чтобы мне дано было ещё на много лет сохранить вас в числе ближайших Моих советников.

Пребываю к вам навсегда благосклонный,

На подлинном Собственной Его Императорского Величества рукою написано:

«и благодарный НИКОЛАЙ».

Присоединяясь к сонму искренних почитателей высоких заслуг достославного Юбиляра, юный миссионерский журнал, обязанный покровительству г. Обер-Прокурора св. Синода и своим возникновением и направлением, считает ныне благовременным напомнить своим читателям и о том, как много для противо-сектантской миссии сделано центральным церковным управлением и государством за недолгое время Обер-Прокурорства в св. Синоде К. П. Победоносцева, благодаря высокому вниманию и сердечному участью к этому святому делу юбиляра.

Если церковно-приходская школа воссоздана Обор-Прокурором св. Синода, то о нынешней противо-сектантской миссии нужно сказать, что она создана им.

Назад тому 15 лет, собственно говоря, не было этой миссии ни как учреждения епархиального, ни как организованной деятельности: не было ни средств, ни деятелей, ни литературы, ни даже вопроса о правильном миссионерском воздействии на отпавших. В настоящее же время в редкой епархии не существует этого многополезного учреждения, создалась значительная литература по обличению и истории раскола, имеются три специальных периодических органа по миссионерству и множество повременных изданий миссионерских листков для народа, основаны кафедры при академиях и семинариях по истории и обличению местных сект, через что степень познаний по сектоведению и миссионерству в приходском духовенстве сравнительно возвысилась; испрошены значительные государственные суммы на содержание миссионеров в южных губерниях и почти повсеместно изысканы епархиальные средства на этот предмет, обновлён состав деятелей миссии лицами с высшим богословским образованием, развивается новое более обеспечивающее успех борьбы с сектами направление в миссионерской практике, учреждены с миссионерскими задачами братства, заведены миссионерские съезды всероссийские, епархиальные и окружные, организованы вне-богослужебные полемические беседы, издан ряд полезных распоряжений по миссионерству, начаты миссионерские опыты по истолкованию библии и исправлению текста, а главное получили широкое распространение Синодальные издания библии по цене доступной для народа.

Одно простое указание на новые явления и мероприятия в области миссионерства достаточно свидетельствует о бессмертных заслугах юбиляра перед миссией отечественной Церкви. Мы знаем и уверены, что миссионерствующее пастырство, коему облегчена ныне борьба с врагами Церкви и все деятели миссии, также, как и все верные сыны Церкви и отечества возносят горячие молитвы Главе Церкви, Христу Живодавцу, чтобы Всевышний не лишал Церковь, Россию и Царя счастья и ещё многие и многие годы пользоваться плодотворною церковно-государственною деятельностью верующего, мудрого, добродетельного Юбиляра!

Сообщаем краткие биографические сведения о высокочтимом всей Русью юбиляре.

К. П. Победоносцев уроженец Москвы: высшее образование получил в Училище Правоведения, которое окончил 30 мая 1846 г. На государственную службу поступил в канцелярию 8 департамента Сената на должность секретаря. В 1853 году переведён был в Москву в общее собрание Сената. В это уже время Константин Петрович начал заниматься разработкой научных вопросов и помещать их в Русск. Вестн., а в 1863 году получает почётное поручение сопровождать Наследника Цесаревича Николая Александровича в Его путешествии. Письма К. П-ча с пути, печатавшиеся в Русск. Вестн. читались всей Россией с величайшим интересом. Поселившись по возвращении из путешествия в Москве, К. П-ч занимался в сенате и вместе читал лекции в университете по гражданскому праву и преподавал законоведение Великим Князьям Александру Александровичу и Владимиру Александровичу. В 1865 году К. П. был назначен членом консультации при Μ. Юстиции, а в 1872 году – членом Государственного Совета. В 1880 году, 24 апреля юбиляр назначен обер-прокурором Св. Синода. В 1886 году на К. П-ча была возложена обязанность участвовать в трудах комиссии по выработке нового положения об Императорской Фамилии. Наконец, К. П. принимал живое участие в организации добровольного флота.

Из многочисленных литературных трудов Юбиляра считается классическим его Курс гражданского права и мн. другие исследования в области юридических наук истории. Не смотря на лета и многосложность служебных занятий, маститый юбиляр не оставляет и доселе дарить отечественной литературе свои талантливые работы. Последний труд юбиляра вышел в Москве перед коронацией под заглавием «Московский Сборник», в том же году вышла «Вечная память» – воспоминание о почивших. Но особенно широким распространением пользуются почтенные труды достославного юбиляра по вопросам религиозно-нравственным, отличающиеся цельностью мировоззрений, возвышенностью истинно-христианских чувств, пластичной ясностью мысли и редким изяществом языка, при роскошной внешности всех изданий и общедоступной цене. Известное сочинение «о подражании Христу» – выдержало 6 изданий и сделалось настольной книгой всякого образованного христианина. «История православной Церкви» – 3 издания, «Праздники Господни» – два издания, – а «Победа победившая мир» четыре издания в течение одного года.

Э. Я.