«Прешпективная» труба
У Пугачева имелась подзорная труба.
Любил Емельян Иванович глянуть в нее — далеко видно.
Вот и сейчас. Гришатка крутился в царевой горнице. А Пугачев, приложив подзорную трубу к глазу, рассматривает, как казаки где-то на краю Бёрдской улицы устроили драку.
— Ах, паскудники, ах, лешие! — ругается Пугачев. Крикнул караульных: — Там казаки дерутся. Разнять да всыпать зачинщикам!
То-то будет зачинщикам! Пугачев строг к непорядкам.
— Что это у тебя, государь? — спросил Гришатка, показывая на трубу.
— Инструмент оптический, — ответил Пугачев. — «Прешпективная» труба называется.
— А чего в ней видно-то?
— Все, что пожелаешь, — сказал Пугачев. — Хоть край света, хоть завтрашний день.
— Да ну! — не сдержался Гришатка. — И Тоцкое?
— Можно и Тоцкое.
Пугачев приложил трубу снова к глазу, всмотрелся и говорит:
— Вон деревеньку вижу. Церковь на взгорке. Погост. Каменный дом с крылечком.
— Так это же Тоцкое! — закричал Гришатка. — Дом управителя нашего штык-юнкера Хлыстова.
— Вон девоньку вижу. С косичкой. Маленькая такая. Букашечка, — продолжает Емельян Иванович.
— Так это же Аннушка, Аннушка, сестренка моя!
— Вон деда старого вижу. С клюкой, с бородой в пол-аршина.
— Так это же дедушка наш, дедушка Тимофей Васильевич!
Потянулся Гришатка к трубе:
— Дозволь, дозволь, государь, глянуть.
— Смотри, — произнес Пугачев.
Вцепился Гришатка в трубу, ну и, конечно, никакого Тоцкого не увидел. А просто выросла перед ним крыша соседнего дома, только так, словно бы кто ее передвинул к самому Гришаткину носу.
Понял Гришатка, что Пугачев пошутил. Однако виду не подал. Понравилась ему пугачевская выдумка про магическую силу трубы.
Через несколько дней он снова выпросил у Пугачева трубу, а потом еще и еще раз. Ляжет Гришатка на лавку, один конец трубы к глазу, второй в потолок. Лежит смотрит, и возникают перед мальчиком Тоцкое, и Оренбург, и Москва, и Питер, и весь белый свет. И раскрывается перед ним та самая синь-даль и жизнь-свобода, про которую рассказывал Емельян Иванович. Нет на земле ни бар, ни господ. Не слышно стона мужицкого. Не видно плача сиротского. Земля, и леса, и горы — все это не барское и не панское, все это работника-труженика. Эх, и жизнь: чудеса и сказка!
Заинтересовался Пугачев, чем это занят мальчишка.
— Чем ты там занят?
Рассказал Гришатка Пугачеву про то, что видел.
— Да ну! — подивился Емельян Иванович. — Синь-даль, жизнь-свободу… — Задумался. — Эх, кабы труба не соврала! Да-а-а, зажили бы людишки на белом свете!.. А может, оно так и будет, Гришатка. Ась? Труба ведь не простая, труба — «прешпективная».
Комментировать