«Ух ты! Ох ты!»
Приволокли мужики пленников к командиру. Втащили в каменный дом к Хлыстову.
Глянул Гришатка — Вавила!
Глянул Вавила — Гришатка!
— Ух ты!
— Ох ты!
Смотрят мужики остолбенело на Вязова. Горбоносый почесал за ухом. Понимает, что вышла промашка. Видать, и вправду не тех словили.
Рассказал Вавила Гришатке, в чем дело. Вот уже две недели, как он здесь, в Тоцком. Послал Рейнсдорп дровокола в Тоцкое за продуктами.
Трудно с харчами сейчас в Оренбурге. Приехал Вязов, а назад не вернулся.
Снова, как весной, заволновались тоцкие мужики. Избрали Вавилу своим командиром.
К тоцким присоединились крестьяне соседних сел и деревень. Организовался целый отряд. Волю всем объявили. Землю барскую стали делить. А вот теперь собираются идти в Берды к Пугачеву.
— Порядок у нас строгий, — объяснил Вавила. — Охрана. Вы уж не сердитесь, что так получилось, — обратился он к Хакиму и Узловому.
— А как же Хлыстов? — задал вопрос Гришатка.
— Повесили, повесили, вздернули. Да ты-то мамку видел? Эй, позвать Соколову! — крикнул Вавила.
Прибежала Гришаткина мать, взвыла при виде сына:
— Кровинушка, родненький, дитятко!
Плачет, не верит своим глазам.
— Он, он. Он самый, тетка Лукерья, — улыбается Вязов.
Примчалась сестренка Аннушка. За ней дед Тимофей Васильевич.
За ними соседи и просто тоцкие жители. Набился хлыстовский дом до отказа.
— Гришатка, Гришатка! Ух ты! И стрижен на казацкий манер, и пистолет, и сабля, и шапка, гляди, мерлушковая!
Пришлось Гришатке до позднего вечера рассказывать всем про Берды, Оренбург и Пугачева.
Пробыл мальчик в Тоцком три дня. На могилку сходил к родителю. Вволю поплакал. Повидал своих старых дружков и приятелей. Удаль свою в стрельбе показал. Похвастал про Авзянский завод.
Но вот пора и назад к царю-батюшке.
— Вот что, — сказал Вавила. — Едем все разом.
Собралось Вавилово войско. Кто конно, кто пеше, кто в санках. Присмотрелся Гришатка. Ба — и дед Тимофей Васильевич тут же! В новых, привезенных Гришаткой козловых сапогах.
— Да куда же ты, дедушка?!
— Молчи, молчи, — оборвал старик. — К нему, к амператору. В войско казацкое.
— Да ты же старенький, дедушка.
— Эка скажешь! — обиделся дед. Тряхнул бородой. — Стар, да умел! Я еще при царе Петре Первом со шведами бился…
Но тут подбежала Гришаткина мать:
— Ах ты, старый, ах ты, глупый, ах душа твоя неспокойная! Да кто же в такой мороз и в козловых сапогах! Не смеши народ. Сиди, дед, дома.
И Аннушка вцепилась в дедов армяк.
Остался дед Тимофей Васильевич.
Уехало крестьянское воинство.
— Эх, эх! — еще долго сокрушался старик. — Как они там без меня! Хватит ли без меня у них силушки?
Комментировать