Моя Семинария
Наши педагоги 1
Порой во сне я переношусь в классную аудиторию, сижу на лекции, отвечаю урок, наяву же часто пересекаюсь с тем или иным моим преподавателем на богослужении. Со времени моего преподавания в Семинарии, с прошлого года, они – постаревшие, но такие же бодрые и вдохновенные – снова перед моими глазами.
Некоторые фамилии я не назвал. И не к чему. Всякий, кто учился или учится у этих преподавателей, тотчас узнает их. Я ничего не преувеличил и не приукрасил; я старался отнестись к этим запискам как к документу истории. Всякие неточности можно списать на мою память, но никак не на намеренное преувеличение или приукрашивание действительности.
Ректор протоиерей Владимир Сорокин
Несколько дней назад захожу в Князь-Владимирский собор, а там вовсю идет разгрузка: комбинат «Петрохолод» (замороженные полуфабрикаты) пожертвовал собору целую машину постных полуфабрикатов для раздачи малоимущим прихожанам. Увидев меня, прихожане кричат: «Эй, батюшка, идите сюда, мы вам дадим постных пельменей!»
…Узнаю стиль дорогого моему сердцу отца Владимира Сорокина, настоятеля собора, а в бытность мою студентом – ректора Семинарии и Академии.
Отец Владимир – чрезвычайно предприимчивый и активный человек. Общаясь с представителями бизнеса, торовато видит, чем этот человек может быть полезен делу Церкви. Кто-то будет им подключен к просветительским проектам, кто-то сможет помочь старикам или детям, кто-то поучаствует в другом проекте.
В дни моей учебы на адрес Семинарии и Академии постоянно приходили фуры из Европы с гуманитарной помощью. Помощь эта от церковных организаций адресовалась в первую очередь Ленинградской епархии и Семинарии. Но епархия отдавала львиную часть этой помощи нуждающимся государственным учреждениям: приютам, больницам, а также, адресно, нуждающимся пенсионерам. А мы, студенты, участвовали в разгрузке этой помощи, а также разносили по домам стариков пакеты и коробки с продуктами. Муниципальные власти предоставляли в Семинарию списки нуждающихся, пенсионеров, инвалидов, и помощь доставлялась. Многие ленинградцы-петебуржцы помнят эти посылки с продуктами, многие больницы и приюты держались именно на этой помощи, но мало кто знает, что помощь эта шла в наш город не благодаря усилиям власти, которая в спешном режиме делила лакомые куски города (прихватизировала), а благодаря активным усилиям церковных организаций, в частности, отца Владимира Сорокина. Примечательно, что помогали мы этой помощью не только верующим, но всем нуждавшимся.
Вспоминаю, как после занятий, в качестве послушания, нес «в адреса» эти огромные посылки, килограммов по десять, и старики, подозрительно открывавшие дверь, не могли понять: «Мы не верующие, почему Церковь нам помогает?..»
На разгрузку машин (обычно большая фура) брали 6-8 семинаристов. Мы несколько часов разгружали коробки или мешки, и в качестве вознаграждения нам давали что-то из разгруженного. Например, сухое молоко, консервы, кофе, конфеты. Для студента, тем более тех, перестроечных, голодных лет, это было большим подспорьем. И сам полакомишься, и братьев по комнате угостишь, или привезешь домой, родителям, в подарок.
Однажды поздно вечером пришел грузовик шоколада из Германии. Нас, человек 6, сняли с ужина и направили на разгрузку. Заведовала приемом гуманитарной помощи одна девушка. Она поступала на регентское отделение, но не поступила. Ее взяли на послушание при семинарии, на год, и назначили заведовать гуманитарной помощью. И тут воочию можно было увидеть, как грех любоначалия (любви к собственной власти) очень быстро развратил эту девушку. Получив в прямом смысле грошовую власть, она стала грубо разговаривать со студентами, которые помогали на разгрузке. Как надсмотрщик, она командовала, давала указания и бежала доносить инспекции на студентов, которые сделали что-то не так.
И вот мы разгружали до полуночи этот шоколад. Конечно, очень устали. Когда работа была окончена и склад был забит коробками, мы спросили эту девушку: «Можно, мы возьмем по пачке шоколада?» (В пачке было 10 стограммовых плиток.) «Совсем обнаглели! Берите по шоколадке и идите по комнатам».
Мы стоим и обсуждаем все это, и так обидно стало. Часов шесть мы разгружали фуру, очень устали, ну что им, жалко дать нам по пачке шоколада? Наша надсмотрщица ушла оформлять какие-то бумаги. Мы постояли, постояли, а потом взяли по пачке и пошли по комнатам.
Только улеглись – крики, беготня. Инспектор вместе с этой девушкой – она донесла – приказывают весь шоколад сдать. Один семинарист уже полплитки съел. «Как тебе не стыдно! – кричит наша начальница. – Ты у меня (ты у меня — ничего себе выражения) завтра пойдешь, купишь шоколадку и вернешь!
Плюнули мы, сдали шоколад и разошлись. Противно все это.
Но соль в другом: Утром вся Семинария обсуждала новость: ночью нашу начальницу на «скорой» увезли в больницу – отравление шоколадом. Объелась. Говорили, что она съела больше килограмма…
Больше она в Семинарию не вернулась. Из больницы уехала домой.
Но я отвлекся: рассказывал-то я не о гуманитарной помощи, а об отце Владимире Сорокине.
Энергия христианского делания отца Владимира выразилась в том, что по заведенной им традиции в день Пасхи он вместе со студентами на семинарском автобусе выезжал в пригород Петербурга, Металлострой, в колонию строгого режима. Для меня это было открытием. Я привык в день Пасхи гулять, сидеть за столом, разговляться, поздравлять и принимать поздравления, а тут, едва три часа поспал после ночной службы, – загружать в автобус подарки для заключенных и… за колючую проволоку на целый день.
Там для заключенных построен храм. Мы совершали пасхальный молебен, в актовом зале проводилась встреча, звучали поздравления, а потом заключенным раздавались пасхальные подарки. Заскорузлые пальцы в татуировках (перстни, означающие количество «ходок») бережно принимают цветные яйца (красные, желтые, зеленые)… Зеки, как дети, чокаются крашеными яйцами: у кого яйцо разобьется последним.
«А зачем, собственно, мы в Пасху поехали в колонию? – спросил отца Владимира кто-то из студентов. – Нельзя, что ли, в другой день было туда поехать?» И отец Владимир сказал: «Так мы Христа посетили. Ты, двоечник, разве не помнишь слова: “В темнице был, и вы пришли ко Мне… Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из братьев Моих меньших, то сделали Мне”» (Мф. 25, 36,40).
Вспоминается, как в первый наш приезд в колонию мы разговаривали с заключенными. И ими был поставлен обжегший меня вопрос: «Мы не можем причащаться из одной Чаши с опущенными».
Вы, наверное, слышали, что в тюрьме и на зоне есть такие люди – «опущенные». С ними нельзя есть из одной посуды. Если нормальный зек поест из одной миски с опущенным, то сам становится таким же. Это большая проблема, и вот она была поставлена в отношении нашего величайшего Таинства. Что делать? Делать две Чаши – значит, подчинять Евхаристию воровским законам. Не делать отдельную Чашу для опущенных – заключенные вообще не будут причащаться...
Нами было принято определенно решение. Но какое – говорить не буду. Пусть каждый сам ответит для себя на этот вопрос….
Отец Владимир – человек очень находчивый. Рассказывают, как однажды в храм, где он служил, пришел перед службой баптист. И, пока не было священника, стал соблазнять старушек-прихожанок своей баптистской пропагандой. «А вот скажите, где написано, что нужно кланяться иконам? Но, наоборот, читаем: “Не сотвори себе кумира»; и вот еще: “Бога не видел никто никогда…” Или, вот где написано, что нужно почитать Марию, Мать Иисуса? Не Сам ли Иисус сказал: “Кто Мои мать и братья? Кто исполняет волю мою…” Я, матушки, не сектант, а истинный христианин, а вот кто вы?..»
Старушки были в растерянности и, открыв рты, слушали гостя. Тут в храм входит отец Владимир. «Батюшка, батюшка, смотрите, что этот мил человек говорит…» А этот «мил человек» теперь уже к батюшке пристает с вопросами. Постоял отец Владимир, посмотрел на все это и говорит:
– Покажи свой крест.
– Э… какой крест?..
– Нательный крест, который подобает носить всякому христианину.
Старушки притихли.
– Нет у меня креста. А нет, потому что…
Отец Владимир перебил гостя:
– Матушки, вы кого слушаете…
– Ой, опомнились старушки, – изыди, сатана!
Отец Владимир удивлял непредсказуемостью умозаключений.
Однажды он спросил нас:
– Как нужно относиться к Священному Писанию?
Мы задумались…
– Как к Слову Божию… – подал голос один. Отец Владимир покачал головой:
– Как к Слову Божию и слову человеческому…
– Как к продукту Богочеловеческого сотворчества…
– Как к документу своей эпохи и источнику вневременной мудрости…
– Как к Божественному Откровению…
Мы ломали голову. Так как же все-таки нужно относиться к Священному Писанию???
Отец Владимир поднял указательный палец, и все притихли:
– С благоговением!
…Однажды я сдавал отцу Владимиру экзамен. Вопрос был о новозаветной антропологии (антропология – учение о человеке). Попутно говорю:
– Кстати, русское слово «человек» происходит от славянского корня «слово». «Словек» – то есть существо, имеющее дар слова, так в древних славянских рукописях…
Отец Владимир перебил меня:
– Что за чушь?
Говорю:
– Это в вашей книге написано…
Незадолго до этого вышла книга отца Владимира «Завет Божий», где давалась именно такая этимология слова «человек».
– Ерунда. Ничего такого у меня не написано. Эх, хотел тебе поставить пятерку, а поставлю четверку. Иди, словек…
Выхожу. Чувствую себя полным дураком. Листаю книгу отца Владимира. Вот, на 79-й странице именно такая трактовка. Как все это объяснить? Недоумеваю до сих пор…
Отец Сергий Рассказовский
Отец Сергий был проректором и преподавал у нас догматику. «Моя фамилия Рассказовский. Я вам буду рассказывать, а вы будете внимательно слушать и потом мне отвечать. Главное: п о н я т ь, что я вам хочу донести».
Отец Сергий написал хороший учебник по догматическому богословию. Коротко и ясно, самое важное по теме. Требовал, чтобы человек понимал предмет, а не просто заучивал положения и цитаты. Для некоторых догматика была неподъемным предметом. Может быть, в силу склада мозга, а может, по иным причинам, но некоторым ребятам не давалось понимание темы. Выучить, вызубрить они могли, но упорно не понимали внутренней логики того или иного догматического положения. Один студент-украинец хватал двойку за двойкой. Отец Сергий кипятился: «Отец, слушай еще раз…» И в десятый раз разжевывал тему. «Опять непонятно?» Тот, бледный, качал головой.
Наконец, загнанный двойками и преподавательской иронией, наш сокурсник решил одним махом решить проблему. И выучил весь учебник наизусть.
На следующий урок отец Сергий говорит: «Так, отец, я обещал тебя спросить. Отвечай». И тот встал и начал отвечать тему. Отец Сергий несколько минут слушал гладкую речь, в которой мы узнавали учебник самого отца Сергия. Преподаватель аж в лице изменился:
– Постой-постой! Ты что, выучил наизусть всю тему?
– Я выучил весь учебник.
– Что?!.. А ну, давай тему…
И наш семинарист начал рассказывать другой вопрос. Отец Сергий перебил:
– Давай такую-то.
Студент начал другую. Отец Сергий открывал учебник наугад, зачитывал пару фраз, и дальше студент продолжал за него говорить, как по писанному. Так, погоняв его какое-то время, отец Сергий убедился, что студент действительно выучил наизусть весь учебник.
– Но, отец, – развел он руками, – ты же, как попугай, вызубрил, а ничего не понимаешь... Как же ты будешь отвечать, если люди спросят?..
Помолчал.
– Ну, отцы, что за это ставить?.. Эх, за такую работу поставлю пять баллов…
Однажды мы писали сочинение по догматическому богословию. Тема была такая: «Учение о загробной жизни, Рае и аде по учению Православной Церкви». Один семинарист-украинец обратился ко мне: «Напиши за меня, умоляю… Я не справлюсь, ты же знаешь, какой отец Сергий строгий».
Я написал. Отдавая, говорю: «Ты только прочитай. А то отец Сергий начнет гонять тебя по твоему сочинению, если подозрения возникнут, что не ты написал, что ты делать-то будешь?..»
Семинарист прилежно прочитал раз десять. Отец Сергий проверил сочинения и говорит:
– Хорошее сочинение у N. Да, молодец, не ожидал.
Студент покраснел от удовольствия. А отец Сергий продолжает:
– Только один вопрос. Сынок, что такое аннигиляция?
Семинарист побледнел.
Отец Сергий, который заводился с пол-оборота, повысил голос:
– Еще раз спрашиваю!
Тот потупил глаза:
– Два балла, и вон отсюда!
Один из наших студентов, ныне игумен известного монастыря, тоже не дружил с догматикой. А, зная нрав отца Сергия, бегал от него. То одно, то другое, так и не появляется почти весь семестр. Отец Сергий говорит: «Скажите N., если не придет и не покажет знания, я его не аттестую».
Наш товарищ дрожал-дрожал – да позубрил конспект и, помолясь Богу, пришел. Отец Сергий:
– О! Наш друг! Ты где пропадал?
– Я не пропадал, я спасался…
– Ладно. Я тебя спрошу про Ангелов. Какую тему хочешь рассказать?
У нас были темы: Природа Ангелов; Происхождение Ангелов; Участие Ангелов в судьбах мира и человека и т.д.
– Я расскажу о числе Ангелов… – пискнул наш студент.
Отец Сергий грозно приподнялся со своего места:
– Ты их что, считал?!
Надо пояснить, что темы такой в учебнике не было, по той простой причине, что, кроме того, что Ангелов бесчисленное множество, больше об их числе мы ничего сказать не можем.
Наши педагоги 1
Порой во сне я переношусь в классную аудиторию, сижу на лекции, отвечаю урок, наяву же часто пересекаюсь с тем или иным моим преподавателем на богослужении. Со времени моего преподавания в Семинарии, с прошлого года, они – постаревшие, но такие же бодрые и вдохновенные – снова перед моими глазами.
Некоторые фамилии я не назвал. И не к чему. Всякий, кто учился или учится у этих преподавателей, тотчас узнает их. Я ничего не преувеличил и не приукрасил; я старался отнестись к этим запискам как к документу истории. Всякие неточности можно списать на мою память, но никак не на намеренное преувеличение или приукрашивание действительности.
Ректор протоиерей Владимир Сорокин
Несколько дней назад захожу в Князь-Владимирский собор, а там вовсю идет разгрузка: комбинат «Петрохолод» (замороженные полуфабрикаты) пожертвовал собору целую машину постных полуфабрикатов для раздачи малоимущим прихожанам. Увидев меня, прихожане кричат: «Эй, батюшка, идите сюда, мы вам дадим постных пельменей!»
…Узнаю стиль дорогого моему сердцу отца Владимира Сорокина, настоятеля собора, а в бытность мою студентом – ректора Семинарии и Академии.
Отец Владимир – чрезвычайно предприимчивый и активный человек. Общаясь с представителями бизнеса, торовато видит, чем этот человек может быть полезен делу Церкви. Кто-то будет им подключен к просветительским проектам, кто-то сможет помочь старикам или детям, кто-то поучаствует в другом проекте.
В дни моей учебы на адрес Семинарии и Академии постоянно приходили фуры из Европы с гуманитарной помощью. Помощь эта от церковных организаций адресовалась в первую очередь Ленинградской епархии и Семинарии. Но епархия отдавала львиную часть этой помощи нуждающимся государственным учреждениям: приютам, больницам, а также, адресно, нуждающимся пенсионерам. А мы, студенты, участвовали в разгрузке этой помощи, а также разносили по домам стариков пакеты и коробки с продуктами. Муниципальные власти предоставляли в Семинарию списки нуждающихся, пенсионеров, инвалидов, и помощь доставлялась. Многие ленинградцы-петебуржцы помнят эти посылки с продуктами, многие больницы и приюты держались именно на этой помощи, но мало кто знает, что помощь эта шла в наш город не благодаря усилиям власти, которая в спешном режиме делила лакомые куски города (прихватизировала), а благодаря активным усилиям церковных организаций, в частности, отца Владимира Сорокина. Примечательно, что помогали мы этой помощью не только верующим, но всем нуждавшимся.
Вспоминаю, как после занятий, в качестве послушания, нес «в адреса» эти огромные посылки, килограммов по десять, и старики, подозрительно открывавшие дверь, не могли понять: «Мы не верующие, почему Церковь нам помогает?..»
На разгрузку машин (обычно большая фура) брали 6-8 семинаристов. Мы несколько часов разгружали коробки или мешки, и в качестве вознаграждения нам давали что-то из разгруженного. Например, сухое молоко, консервы, кофе, конфеты. Для студента, тем более тех, перестроечных, голодных лет, это было большим подспорьем. И сам полакомишься, и братьев по комнате угостишь, или привезешь домой, родителям, в подарок.
Однажды поздно вечером пришел грузовик шоколада из Германии. Нас, человек 6, сняли с ужина и направили на разгрузку. Заведовала приемом гуманитарной помощи одна девушка. Она поступала на регентское отделение, но не поступила. Ее взяли на послушание при семинарии, на год, и назначили заведовать гуманитарной помощью. И тут воочию можно было увидеть, как грех любоначалия (любви к собственной власти) очень быстро развратил эту девушку. Получив в прямом смысле грошовую власть, она стала грубо разговаривать со студентами, которые помогали на разгрузке. Как надсмотрщик, она командовала, давала указания и бежала доносить инспекции на студентов, которые сделали что-то не так.
И вот мы разгружали до полуночи этот шоколад. Конечно, очень устали. Когда работа была окончена и склад был забит коробками, мы спросили эту девушку: «Можно, мы возьмем по пачке шоколада?» (В пачке было 10 стограммовых плиток.) «Совсем обнаглели! Берите по шоколадке и идите по комнатам».
Мы стоим и обсуждаем все это, и так обидно стало. Часов шесть мы разгружали фуру, очень устали, ну что им, жалко дать нам по пачке шоколада? Наша надсмотрщица ушла оформлять какие-то бумаги. Мы постояли, постояли, а потом взяли по пачке и пошли по комнатам.
Только улеглись – крики, беготня. Инспектор вместе с этой девушкой – она донесла – приказывают весь шоколад сдать. Один семинарист уже полплитки съел. «Как тебе не стыдно! – кричит наша начальница. – Ты у меня (ты у меня — ничего себе выражения) завтра пойдешь, купишь шоколадку и вернешь!
Плюнули мы, сдали шоколад и разошлись. Противно все это.
Но соль в другом: Утром вся Семинария обсуждала новость: ночью нашу начальницу на «скорой» увезли в больницу – отравление шоколадом. Объелась. Говорили, что она съела больше килограмма…
Больше она в Семинарию не вернулась. Из больницы уехала домой.
Но я отвлекся: рассказывал-то я не о гуманитарной помощи, а об отце Владимире Сорокине.
Энергия христианского делания отца Владимира выразилась в том, что по заведенной им традиции в день Пасхи он вместе со студентами на семинарском автобусе выезжал в пригород Петербурга, Металлострой, в колонию строгого режима. Для меня это было открытием. Я привык в день Пасхи гулять, сидеть за столом, разговляться, поздравлять и принимать поздравления, а тут, едва три часа поспал после ночной службы, – загружать в автобус подарки для заключенных и… за колючую проволоку на целый день.
Там для заключенных построен храм. Мы совершали пасхальный молебен, в актовом зале проводилась встреча, звучали поздравления, а потом заключенным раздавались пасхальные подарки. Заскорузлые пальцы в татуировках (перстни, означающие количество «ходок») бережно принимают цветные яйца (красные, желтые, зеленые)… Зеки, как дети, чокаются крашеными яйцами: у кого яйцо разобьется последним.
«А зачем, собственно, мы в Пасху поехали в колонию? – спросил отца Владимира кто-то из студентов. – Нельзя, что ли, в другой день было туда поехать?» И отец Владимир сказал: «Так мы Христа посетили. Ты, двоечник, разве не помнишь слова: “В темнице был, и вы пришли ко Мне… Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из братьев Моих меньших, то сделали Мне”» (Мф. 25, 36,40).
Вспоминается, как в первый наш приезд в колонию мы разговаривали с заключенными. И ими был поставлен обжегший меня вопрос: «Мы не можем причащаться из одной Чаши с опущенными».
Вы, наверное, слышали, что в тюрьме и на зоне есть такие люди – «опущенные». С ними нельзя есть из одной посуды. Если нормальный зек поест из одной миски с опущенным, то сам становится таким же. Это большая проблема, и вот она была поставлена в отношении нашего величайшего Таинства. Что делать? Делать две Чаши – значит, подчинять Евхаристию воровским законам. Не делать отдельную Чашу для опущенных – заключенные вообще не будут причащаться...
Нами было принято определенно решение. Но какое – говорить не буду. Пусть каждый сам ответит для себя на этот вопрос….
Отец Владимир – человек очень находчивый. Рассказывают, как однажды в храм, где он служил, пришел перед службой баптист. И, пока не было священника, стал соблазнять старушек-прихожанок своей баптистской пропагандой. «А вот скажите, где написано, что нужно кланяться иконам? Но, наоборот, читаем: “Не сотвори себе кумира»; и вот еще: “Бога не видел никто никогда…” Или, вот где написано, что нужно почитать Марию, Мать Иисуса? Не Сам ли Иисус сказал: “Кто Мои мать и братья? Кто исполняет волю мою…” Я, матушки, не сектант, а истинный христианин, а вот кто вы?..»
Старушки были в растерянности и, открыв рты, слушали гостя. Тут в храм входит отец Владимир. «Батюшка, батюшка, смотрите, что этот мил человек говорит…» А этот «мил человек» теперь уже к батюшке пристает с вопросами. Постоял отец Владимир, посмотрел на все это и говорит:
– Покажи свой крест.
– Э… какой крест?..
– Нательный крест, который подобает носить всякому христианину.
Старушки притихли.
– Нет у меня креста. А нет, потому что…
Отец Владимир перебил гостя:
– Матушки, вы кого слушаете…
– Ой, опомнились старушки, – изыди, сатана!
Отец Владимир удивлял непредсказуемостью умозаключений.
Однажды он спросил нас:
– Как нужно относиться к Священному Писанию?
Мы задумались…
– Как к Слову Божию… – подал голос один. Отец Владимир покачал головой:
– Как к Слову Божию и слову человеческому…
– Как к продукту Богочеловеческого сотворчества…
– Как к документу своей эпохи и источнику вневременной мудрости…
– Как к Божественному Откровению…
Мы ломали голову. Так как же все-таки нужно относиться к Священному Писанию???
Отец Владимир поднял указательный палец, и все притихли:
– С благоговением!
…Однажды я сдавал отцу Владимиру экзамен. Вопрос был о новозаветной антропологии (антропология – учение о человеке). Попутно говорю:
– Кстати, русское слово «человек» происходит от славянского корня «слово». «Словек» – то есть существо, имеющее дар слова, так в древних славянских рукописях…
Отец Владимир перебил меня:
– Что за чушь?
Говорю:
– Это в вашей книге написано…
Незадолго до этого вышла книга отца Владимира «Завет Божий», где давалась именно такая этимология слова «человек».
– Ерунда. Ничего такого у меня не написано. Эх, хотел тебе поставить пятерку, а поставлю четверку. Иди, словек…
Выхожу. Чувствую себя полным дураком. Листаю книгу отца Владимира. Вот, на 79-й странице именно такая трактовка. Как все это объяснить? Недоумеваю до сих пор…
Отец Сергий Рассказовский
Отец Сергий был проректором и преподавал у нас догматику. «Моя фамилия Рассказовский. Я вам буду рассказывать, а вы будете внимательно слушать и потом мне отвечать. Главное: п о н я т ь, что я вам хочу донести».
Отец Сергий написал хороший учебник по догматическому богословию. Коротко и ясно, самое важное по теме. Требовал, чтобы человек понимал предмет, а не просто заучивал положения и цитаты. Для некоторых догматика была неподъемным предметом. Может быть, в силу склада мозга, а может, по иным причинам, но некоторым ребятам не давалось понимание темы. Выучить, вызубрить они могли, но упорно не понимали внутренней логики того или иного догматического положения. Один студент-украинец хватал двойку за двойкой. Отец Сергий кипятился: «Отец, слушай еще раз…» И в десятый раз разжевывал тему. «Опять непонятно?» Тот, бледный, качал головой.
Наконец, загнанный двойками и преподавательской иронией, наш сокурсник решил одним махом решить проблему. И выучил весь учебник наизусть.
На следующий урок отец Сергий говорит: «Так, отец, я обещал тебя спросить. Отвечай». И тот встал и начал отвечать тему. Отец Сергий несколько минут слушал гладкую речь, в которой мы узнавали учебник самого отца Сергия. Преподаватель аж в лице изменился:
– Постой-постой! Ты что, выучил наизусть всю тему?
– Я выучил весь учебник.
– Что?!.. А ну, давай тему…
И наш семинарист начал рассказывать другой вопрос. Отец Сергий перебил:
– Давай такую-то.
Студент начал другую. Отец Сергий открывал учебник наугад, зачитывал пару фраз, и дальше студент продолжал за него говорить, как по писанному. Так, погоняв его какое-то время, отец Сергий убедился, что студент действительно выучил наизусть весь учебник.
– Но, отец, – развел он руками, – ты же, как попугай, вызубрил, а ничего не понимаешь... Как же ты будешь отвечать, если люди спросят?..
Помолчал.
– Ну, отцы, что за это ставить?.. Эх, за такую работу поставлю пять баллов…
Однажды мы писали сочинение по догматическому богословию. Тема была такая: «Учение о загробной жизни, Рае и аде по учению Православной Церкви». Один семинарист-украинец обратился ко мне: «Напиши за меня, умоляю… Я не справлюсь, ты же знаешь, какой отец Сергий строгий».
Я написал. Отдавая, говорю: «Ты только прочитай. А то отец Сергий начнет гонять тебя по твоему сочинению, если подозрения возникнут, что не ты написал, что ты делать-то будешь?..»
Семинарист прилежно прочитал раз десять. Отец Сергий проверил сочинения и говорит:
– Хорошее сочинение у N. Да, молодец, не ожидал.
Студент покраснел от удовольствия. А отец Сергий продолжает:
– Только один вопрос. Сынок, что такое аннигиляция?
Семинарист побледнел.
Отец Сергий, который заводился с пол-оборота, повысил голос:
– Еще раз спрашиваю!
Тот потупил глаза:
– Два балла, и вон отсюда!
Один из наших студентов, ныне игумен известного монастыря, тоже не дружил с догматикой. А, зная нрав отца Сергия, бегал от него. То одно, то другое, так и не появляется почти весь семестр. Отец Сергий говорит: «Скажите N., если не придет и не покажет знания, я его не аттестую».
Наш товарищ дрожал-дрожал – да позубрил конспект и, помолясь Богу, пришел. Отец Сергий:
– О! Наш друг! Ты где пропадал?
– Я не пропадал, я спасался…
– Ладно. Я тебя спрошу про Ангелов. Какую тему хочешь рассказать?
У нас были темы: Природа Ангелов; Происхождение Ангелов; Участие Ангелов в судьбах мира и человека и т.д.
– Я расскажу о числе Ангелов… – пискнул наш студент.
Отец Сергий грозно приподнялся со своего места:
– Ты их что, считал?!
Надо пояснить, что темы такой в учебнике не было, по той простой причине, что, кроме того, что Ангелов бесчисленное множество, больше об их числе мы ничего сказать не можем.
- Перейти к следующей записи Моя Семинария
- Перейти к предыдущей записи Моя Семинария
