III. Ислам

До появления ислама, т. е. до 7 столетия после Р. Х., Аравия не играла почти никакой роли в исторической жизни народов; ислам вдохнул в ее обитателей как бы новую жизнь. Уже вскоре после смерти основателя ислама Мохаммеда арабы приобрели такую необычайную политическую силу, что осмелились заявить притязание на мировое господство: в течение одного только столетия царство арабских халифов раскинулось от берегов Инда до Геркулесовых столбов; за это короткое время арабы завоевали Персидскую монархию, Сирию, острова Кипр и Родос, Испанию и северную часть Африки, стеснили Византийскую империю, которая вынуждена была прибегнуть к денежному откупу, стали угрожать европейским государствам и т. д. Такой поразительный переворот совершился единственно только благодаря новому религиозному учению, возвещенному Мохаммедом; во всех странах ислам нашел миллионы последователей. В настоящее время исповедников ислама насчитывается около 216 миллионов, что составляет седьмую часть всего народонаселения земного шара или почти 15%.

Хотя в основу ислама легли, главным образом, чуждые верования, преимущественно еврейские и христианские, но исходной точкой для его развития послужила та примитивная религия, которую исповедовали арабы в течение многих предшествующих веков. Религия эта носила племенной характер, так как арабы не составляли нации, а жили отдельными племенами, у которых не существовало даже центрального управления. Так как почва Аравии большей частью не удобна для земледелия, то большинство племен вели кочевой образ жизни и относились к земледельческим занятиям с некоторым пренебрежением. Понятно, что при такой разобщенности каждое племя имело своего племенного бога и практиковало своеобразные обряды. Но и эта грубая религия в жизни общей народной массы играла чрезвычайно ничтожную роль. Особенно нужно это сказать относительно центральной Аравии, которая была населена преимущественно кочующими бедуинами. Сравнительно более культурными были северная и южная части Аравии; здесь и религии придавалось в жизни большее значение.

Как ни разнообразны были религиозные представления отдельных племен, но из ряда всех племенных богов выделилось в сознании арабов высшее божество Аллах, как творец всего мира и высший покровитель всех арабских племен; но вследствие того, что разрозненные племена не доразвились до полного сознания национального единства, и этот национальный бог не был предметом ближайшего почитания: он казался слишком отдаленным от мира. У некоторых племен, живших около Мекки и Медины, наряду с Аллахом почитались три его дочери – Манат, Аль-лат и Озза; культ этих богинь, по-видимому, относится к древнейшему времени: уже Геродот упоминает о почитании арабами богини Алилат.

Народная масса больше знала джиннов или духов, которые, по ее верованию, обитают в священных камнях, деревьях и идолах; последние и были предметом религиозного почитания. Этот фетишизм каким-то образом уживался в сознании арабов с чисто антропоморфическими представлениями: по их верованию, джинны подобно людям плодятся и размножаются, нуждаются в пище и т. д., хотя их тело отличается большею эфирностью и состоит из огня и воздуха. Памятники древне арабской письменности дают право думать, что этот культ джиннов стоял в некоторой связи с культом предков. Так как арабы приписывали джиннам самое близкое участие в человеческой жизни и во всяком благе и зле видели проявление их деятельности, то джинны пользовались большим почитанием, чем сам Аллах: при жертвоприношениях лучшая часть жертвы отделялась для джиннов, а худшая для Аллаха.

У каждого племени была своя собственная высшая святыня в форме камня или идола. Но была и общая святыня для всех арабских племен: это так называемая Кааба, храм в Мекке, представлявший собой четыре стены в рост человека из необделанных и не скрепленных цементом стен. Храм пользовался особенным почитанием ради священного «черного камня», по всей вероятности, метеорита; он сохранился до настоящего времени разбитым на несколько кусков, которые вделаны в стену Каабы в восточном углу. Благодаря этой святыне и сам город Мекка считался священным городом; сюда стекались тысячи поклонников из всех арабских племен, из которых каждое имело здесь своего племенного кумира, так что Кааба представляла нечто в роде арабского Пантеона. В тоже время Мекка считалась городом убежища: ни один убийца не мог подвергнуться здесь мести со стороны родственников убитого. Понятно, что при таком значении Мекка должна была играть роль объединяющего религиозного центра: отдельные племенные культы отступали на задний план; религиозная мысль должна была все более останавливаться на Аллахе, как на общеарабском божестве.

Однако ко времени Мохаммеда религия потеряла свое руководительное значение в жизни арабов и превратилась в самое грубое суеверие, мирившееся даже с человеческими жертвоприношениями. Мысль араба, привязанная исключительно к практическим вопросам жизни, менее всего останавливалась на отвлеченных вопросах об Аллахе и джиннах: для народной массы не было иных богов, кроме священных камней. Но вера в божественную силу и этих камней постепенно слабела; в случае неудовлетворения просьбы с ними обращались, как с обыкновенным предметом. Идея бессмертия, которая была отчасти присуща древним арабам, подвергалась насмешкам. Может быть, мысль араба чаще всего останавливалась на Манайа, на том неизбежном роке, который властно распоряжается судьбой людей и, посылая нежданную смерть, разбивает все их мечты; часто эта Манайа представлялась в образе личного существа. Очевидно, здесь нужно видеть основу того фатализма, который очень заметно обнаруживается и в исламе.

Благодаря такому религиозному разложению, иудеи и христиане имели свободный доступ в Аравию и не подвергались здесь преследованиям. В городе Медине и соседних с ним областях жило очень много иудеев; в Йемене еврейство было некоторое время даже государственной религией; но все же религиозное влияние иудеев на туземное население было не глубоко. Мало успехов имело здесь и христианство; мистическая сторона его совершенно не соответствует практическому и привязанному к земле арабу; поэтому, если христианство и имело здесь последователей, то это не было для него большим приобретением, так как оно принималось большей частью внешним образом, да и то в еретических формах несторианства и монофизитства. Но все же постоянное общение арабов с иудеями и христианами должно было оставить более или менее глубокий след в миросозерцании туземных жителей Аравии. Действительно, у арабских писателей 6 и 7 века довольно часто выражается вера в существование единого божественного управителя мира и в загробное воздаяние за все наши действия.

В Коране иногда упоминаются сабейцы. Кто собственно разумеется под этим именем, сказать с полною уверенностью нельзя; судя по отношению к ним Корана, можно думать, что во всяком случае это не сабеи язычники. В науке считается довольно правдоподобной догадка проф. Хвольсона, что это христианские сектанты мендеи, жившие в низовьях рек Тигра и Евфрата и говорившие арабским языком; они исповедовали гностический дуализм, может быть сродный с манихейством.

В связи с существованием в Аравии иудейства и христианства стоят несомненно верования так называемых ханифов, которые хотя и не считались принадлежащими к иудейским и христианским общинам, но стояли на точке зрения чистого монотеизма; они решительно восставали против языческого идолопоклонства. Свое религиозное учение они называли верой Авраама, которого они считали своим родоначальником и основателем Каабы. «Слово «ханиф» первоначально перешло в арабский язык из арамейского, следовательно, не было изобретено Мохаммедом, как утверждает Кюнен. В арамейском и ново-еврейском языках слово это приблизительно означает то же, что «язычник». В устах евреев и христиан это было действительна бранное слово, но Мохаммед делает его почетным названием для тех, кто не принадлежит ни к христианам, ни к евреям, но следует учению и образу жизни, подобным исламу. Таким образом, ханиф не обозначает какую-нибудь секту с определенными догматами и еще менее какую-нибудь организованную религиозную общину; в применении к предшественникам и современникам Мохаммеда слово это обозначает просто, что характеризуемые им личности в своих воззрениях сходятся в общих чертах с самим Мохаммедом, они не христиане, не евреи и не маги, вообще не принадлежат ни к какому официальному вероисповеданию, но по своему крайнему разумению разбираются в религиозных вопросах, чтобы примкнуть, наконец, либо к христианам, либо к исламу» (М. Гутсм). Весьма возможно, что к числу таких ханифов принадлежал и сам Мохаммед, который сообщил их туманным верованиям вполне определенные формы и ввел в религиозную жизнь прочную организацию.

Нужно сказать, что в Аравии, особенно центральной, почва для распространения ислама была мало подготовлена. Народная масса, жившая исключительно чисто практическими, будничными интересами, решительно не могла оценить значения тех идей, с которыми выступил Мохаммед: смысл этих заповедей о постоянной молитве, воздержании, тяжелом посте, пожертвовании имущества ради религиозных целей был совсем не понятен ей. Самая мысль об «исламе», т. е всецелом «подчинении» Богу, должна была казаться арабам какой-то странной; отпущение грехов, спасение, рай, милость Божия, – все эти отвлеченные блага, которые Мохаммед обещал своим последователям, не имели никакой цены в глазах заурядного араба. Когда однажды Мохаммед обещал окружавшим его испросить молитвой прощение их грехов, если они исполнят какой-то подвиг, то один бедуин сказал: «вот если бы мне найти моего заблудившегося верблюда, то это было бы поважнее, чем получить молитву нашего товарища о прощении моих грехов». По-видимому, арабы совсем почти не знали молитвы в обычном смысле этого слова: в Каабе, например, они выражали свое религиозное чувство свистанием и хлопаньем в ладоши. Поэтому привить арабам привычку молиться было для Мохаммеда тяжелым трудом. Интересна одна мусульманская легенда: «Во время вознесения Мохаммеда на седьмое небо Бог предписал для его народа 50 ежедневных молитв; Мохаммед отправляется после этого к Моисею и сообщает ему Божье приказание. Когда Моисей узнает, что Бог требует от арабов 50 ежедневных молитв, то советует Мохаммеду вернуться и объявить Аллаху, что арабы не в состоянии исполнить это. Мохаммед возвращается к Богу, и Бог уменьшает число требуемых молитв на половину; но Моисей, с которым Мохаммед снова советуется, не согласен и с этим новым предписанием и побуждает Мохаммеда снова пойти к Богу и сказать, что его народ не в состоянии исполнить и такой трудности. Возвратившись к Богу, Мохаммед успевает низвести требование до пяти молитв, но и это Моисей считает для арабов невыносимым и побуждает Мохаммеда продолжать торг. Но Мохаммед возражает ему: «теперь мне было бы совестно пред Богом» (И. Гольдциэр).

Точно также и нравственные понятия арабов были во многих отношениях слишком далеки от тех требований, которые стал проповедовать ислам. Закон возмездия, – вот чем руководился язычник – араб в своей жизни; все отношения к ближнему у него определялись правилом: «будь сладким для друзей и кислым для врагов; на первых смотри как на почтенных, а на вторых – как на страшных, всякую обиду, которую можно причинить врагу, считай пред Богом и людьми за справедливость; за добро – добро, за зло – зло, а виноват тот, кто начал». Кто отказывался от мести за обиду, тот, как низкий трус, покрывал позором все свое племя. «Итак одно убийство влекло за собой другое, и от поколения к поколению страна была наполнена постоянными кровавыми распрями. Но два раза в год эти распри прекращались; в течение одного месяца господствовало всеобщее перемирие. Люди, бывшие врагами, совершали вместе паломничество к отдаленному святилищу; в такое время торговые караваны могли безопасно пускаться в путь» (Мензис).

Нужна была великая сила духа со стороны проповедника нового религиозного учения, чтобы побороть старые традиции и построить жизнь на новых принципах. Таким великим религиозным реформатором и явился для арабов пророк ислама Мохаммед.

Мохаммед, имя которого неправильно было переделано в «Магомет», родился в 570 или 571г. после Р. Х. в городе Мекке; он происходил из племени корейшитов, которым принадлежало право владения священной Каабой; даже род самого Мохаммеда владел священным колодцем Замвам и пользовался правом черпать из него воду для пилигримов; но все же семья Мохаммеда была не из богатых. Отца он лишился пред самым рождением, а матери – в шестилетнем возрасте. Сироту приютил сначала дед, а потом дядя Абу-Талиб, человек очень небогатый; поэтому Мохаммеду пришлось с юных лет зарабатывать хлеб собственным трудом: он пас стада жителей Мекки и был погонщиком верблюдов в караванах во время торговых путешествий. Весьма вероятно, что при этих путешествиях Мохаммеду приходилось особенно часто сталкиваться с евреями и христианами и вести с ними беседы; но едва ли чрез эти случайный встречи с мало образованными монахами и евреями он мог познакомиться с основами христианства и иудейства. Однако Мохаммед довольно рано освободился от тяготы бедности: его способности и честность обратили на себя внимание богатой вдовы Хадиджи, которая сделала его своим приказчиком, а потом вскоре (около 595 г.) вышла за него замуж. Несмотря на то, что Хадиджа была на 15 лет старше Мохаммеда, брак их был очень счастливым; после смерти Хадиджи он всегда отзывался о ней с чувством глубокого и искреннего уважения, что заставляло его новую жену Аишу ревновать мужа к умершей «беззубой бабе».

Обеспеченное положение, которого Мохаммед достиг благодаря женитьбе, дало ему возможность с большей свободой заняться религиозными вопросами. Возможно, что к этим занятиям его натолкнули какие-нибудь внешние обстоятельства или влияния других религиозно настроенных людей; но несомненно, в нем самом были сильно развиты религиозные потребности; В. С. Соловьев высказывает даже такую мысль, что «у Мохаммеда был специально религиозный гений». Характерно в этом случае его собственное признание: «более всего на земле я любил женщин и ароматы, но полное наслаждение всегда находил только в молитве.» Это признание можно считать весьма правдоподобным: Мохаммед не чувствовал влечения к практической жизни и всегда обнаруживал склонность к мечтательности, которую унаследовал от матери. Он любил беседовать с евреями, христианами и ханифами, благодаря чему и приобрел, несмотря на свою безграмотность, довольно широкий кругозор в религиозных вопросах. К созданию нового религиозного учения Мохаммеда привела прежде всего неудовлетворенность религиозного чувства, которое при знакомстве с высшими формами религиозной жизни не могло мириться с грубым обоготворением камней; но выяснить психологически тот путь, каким он пришел к убеждению в своем пророческом призвании, довольно трудно. Идея пророка была вообще присуща арабам; многие из ханифов жили ожиданием великого пророка, который даст арабам то, что евреи получили от Моисея и христиане от Иисуса Христа; это чаяние разделял и Мохаммед, но вера в свое пророческое призвание зародилась в нем, по мнению большинства ученых, под влиянием той нервной болезни, которой он был подвержен. Часто считали эту болезнь обычной эпилепсией, но доктор Шпренгер, ревностный исследователь ислама, указал на тот факт, что при эпилепсии человек забывает о пережитом в припадке состоянии, тогда как Мохаммед всегда сообщал о тех чувствах и видениях, которые он переживал в момент припадка; поэтому Шпренгер определяет болезнь Мохаммеда, как мускульную истерию, которая не только вызывает своеобразные физические припадки (расширение и сокращение мускулов, вращение глаз то в одну, то в другую сторону, качание головы, столбняк, затрудненность дыхания), но и сопровождается чисто психическими дефектами; истеричные люди склонны ко лжи, самообману, видениям и галлюцинациям, причем измышления своей фантазии они часто считают за истину. «У них почти нельзя отличить самообман, жертвой которого они делаются, от обмана, а отсюда следует, что почти нет возможности узнать, верил ли Мохаммед в свое посланничество в течение последнего периода своей жизни (относительно первого периода нет сомнения), или не верил; есть почти одинаковые доводы и за, и против» (Р. Дози).

Под влиянием переживаемого экстаза и молитвенного возбуждения, Мохаммед очень часто удалялся, иногда с семьей, на гору Хыра и предавался здесь посту, молитве и сосредоточенному размышлению о религиозных вопросах. Здесь-то Мохаммед, когда ему было около 40 лет, получил первое откровение, призывавшее его к проповеди между соотечественниками. Сначала Мохаммед сам сомневался, действительно ли в этом откровении выразилась воля самого Аллаха, а не искушение злого духа; но, когда откровения стали следовать одно за другим почти непрерывно, он окончательно убедился в своем пророческом призвании. Глубокая вера, которой проникся Мохаммед, увлекла и близких к нему людей, – жену Хадиджу, дочерей, двоих приемных сыновей Али и Заида, друга Мохаммедова Абу-бекра и т. д. Но в первое время проповедь пророка не имела в народе особенного успеха; в течение нескольких лет ему удалось, привлечь к себе около 40 человек, но и это были большею частью рабы или вообще малозначительные лица, которые своим общественным положением во всяком случае не могли содействовать успехам ислама. Большим приобретением для ислама было обращение вышеупомянутого Абу-бекра и затем Омара, пылкого, энергичного и отважного юноши; они сделались незаменимыми помощниками Мохаммеда.

Собственно, учение Мохаммеда на первых порах не представляло никакой новизны: это было то же учение евреев, христиан и ханифов о едином Боге и бессмертии души, к чему был прибавлен только догмат о божественном посланничестве Мохаммеда. Но большинство жителей Мекки все же отнеслось к проповеди нового пророка враждебно; высший класс, в руках которого сосредоточена была власть, боялся возвышения Мохаммеда и ослабления своего авторитета; поэтому влиятельные корейшиты употребляли все меры к тому, чтобы заставить Мохаммеда отказаться от проповеди и с этой целью прибегали к посредству ближайших родственников пророка; но это ни к чему не повело. Рабам господа решительно запрещали принимать ислам, поэтому некоторые из состоятельных мусульман стали выкупать их на волю, если замечали в них искреннее расположение к новой вере. Вслед за влиятельным классом и народная масса стала преследовать пророка насмешками и оскорблениями; его проповедь часто прерывалась какой-нибудь грубой выходкой, например, пением веселой песни или рассказом нескромного анекдота; часто в пророка бросали камнями или грязью. Такое отношение народа к Мохаммеду объясняется тем, что пока он оставался провозвестником религиозной истины, он не мог приобрести авторитета в глазах толпы; для нее имя «Посланника Божия», на которое особенно упирал Мохаммед, не имело никакого обаяния: у нее был свой особенный идеал высшего и замечательного человека, выработанный условиями кочевой жизни в пустыне, идеал не пророка, а отважного смельчака, ловко расправляющегося со своими врагами. Дело дошло до того, что последователи Мохаммеда вынуждены были в виду преследований покинуть отечество и переселиться в Абиссинию. Сам пророк готов был пойти на некоторые уступки: по настоянию влиятельных лиц он согласился было изменить своему строгому монотеизму и признать за божественные существа, имеющие право ходатайствовать пред Аллахом, трех богинь – Манат, Аль-лат и Озза, почитавшихся у трех наиболее сильных племен, которые состояли в союзе с жителями Мекки. Но скоро сам Мохаммед раскаялся в своем малодушии и взял свое согласие назад, признав его внушением сатаны. Однако это только еще более озлобило враждебных к нему корейшитов, которые после этого дали обязательство не вступать в брак со всем родом Хашима, деда Мохаммеда, и не оказывать ему защиты в торговых путешествиях, вследствие чего хашимиты оказались в безвыходном положении, так как, не имея возможности присоединяться к корейшитским караванам и организовать собственную охрану, они лишились самого главного заработка. Положение Мохаммеда сделалось крайне тяжелым; не надеясь на успех проповеди в Мекке, он решился приобрести последователей в соседнем городе Таифе, но и оттуда он должен был бежать от озлобленной толпы под градом камней. Десять лет прошло в упорной борьбе, но ему все же не удалось образовать достаточную общину последователей ислама.

Однако обстоятельства неожиданно изменились в пользу Мохаммеда. Жители города Иатриба (Ятриппы), переименованного потом в Медину («город пророка»), в силу враждебного отношения к мекканцам решились принять учение Мохаммеда и подчиниться его руководительству. Завязавшиеся переговоры привели к тому, что жители Медины изъявили согласие признать Мохаммеда как бы членом своего племени и поэтому обязались защищать его так же, как они защищают жен и детей. Мохаммед принял предложение; это был крупный шаг, который требовал со стороны Мохаммеда большой решимости: покинуть родной город и перейти к противникам для араба было величайшим позором; но иного выхода для пророка не оставалось. После переговоров последователи ислама переселились из Мекки в Медину. Чтобы предупредить опасные последствия, враги Мохаммеда составили заговор на его жизнь; только благодаря хитрости ему удалось спастись от гибели и перебраться в Медину. Для мусульманства это было событием величайшей важности, так как с этого времени начинается быстрое распространение ислама; поэтому год бегства Мохаммеда в Медину или так называемая гиджра (622-й год после Р. Х.) сделался у мусульман началом летосчисления.

В Медине Мохаммед сосредоточил в своих руках и церковную и светскую власть. Желая придать основанному им религиозному обществу более или менее прочную организацию, он устроил в Медине первую мусульманскую мечеть, куда каждый день верующие призывались на молитву моэззином; установлена была пятикратная ежедневная молитва, которая, впрочем, не требовала обязательного присутствия всех в мечети; все правоверные были обложены ежегодною податью на религиозные нужды. Но Мохаммеду не приходилось сосредоточивать все свое внимание на устроении религиозной жизни, так как его отвлекала от этого борьба с непокорными племенами, с которыми он расправлялся с восточной жестокостью: побежденные враги, в случае отказа от принятия ислама, или подвергались поголовному истреблению, или осуждались на изгнание, причем имущество их делилось между победителями – мусульманами, или же, наконец, облагались податью. Особенно Мохаммед стремился отомстить жителям Мекки; чтобы вдохнуть энергию в своих последователей, он объявил священную войну (джихад), причем обещал всем, погибшим в битве, райские блаженства. Несколько раз он делал удачные нападения на мекканские караваны и отбивал их; это особенно привлекало к нему мединцев, так как грабеж для бедуина-араба представлял самое приятное и, пожалуй, даже благородное занятие. Особенно важное значение имела битва при Бадре, где 800 мединцев одержали победу над отрядом мекканцев в 700 человек и отбили у них караван. «Для торжества ислама Бадрская победа сделала больше, чем самые красноречивые проповеди: верующие были укреплены в своей вере и получили надежду на материальные выгоды; неверующие поколебались, да поняли также и то, что священная мусульманская война очень удобное средство для приобретения добычи; а все вообще поняли, что Мохаммед есть политическая сила, с которой нужно считаться» (А. Крымский).

Озлобленные мекканцы в конце концов собрались с силами и решились сделать нападение на Медину; собран был трехтысячный отряд, тогда как у мединцев нашлось всего около 700 человек; мусульмане вначале опять одержали верх, но не довели дела до конца и бросились на грабеж; этим воспользовались мекканские войска и нанесли мединцам полное поражение; сам Мохаммед, израненный и потерявший сознание, едва не был захвачен врагами. Но эта победа при Оходе (в 625 году) не принесла никакой пользы жителям Мекки; новое нападение их на Медину (в 627 году) с десятитысячным отрядом закончилось отступлением, так как Мохаммед успел укрепить город рвами и земляными окопами. В это время он чувствовал уже за собой большую силу, так что решился даже совершить с верными ему мединцами путешествие в Мекку для поклонения Каабе. Жители Мекки были настолько запуганы, что не решились воспрепятствовать этому и заключили с Мохаммедом перемирие на десять лет. Это развязало ему руки, и он начал расправляться с непокорными ему племенами и, главным образом, с евреями, оказавшими наибольшее сопротивление исламу. Сознание своей силы внушило Мохаммеду дерзкую мысль обратиться к византийскому императору, царям персидскому и абиссинскому и к правителям Сирии и Египта с требованием, чтобы они приняли его учение и подчинились его власти; некоторые из указанных властителей не обратили на эту дерзость никакого внимания, но другие ответили выражением дружеских чувств и посылкой подарков, а правитель персидской области Йемен признал даже власть Мохаммеда, хотя это подчинение было фиктивным. Смелость арабского пророка дошла до того, что он предпринял поход против Сирии, который, однако, закончился поражением мусульман.

Вскоре Мохаммеду удалось подчинить своей власти родной город Мекку. Через два года после заключения перемирия Мохаммед, воспользовавшись случаем, чтобы обвинить жителей Мекки в нарушении договора, собрал большое войско и обложил этот город; видя свое безвыходное положение, мекканцы вынуждены были выразить готовность принять ислам и признать власть Мохаммеда. Таким образом, Мекка была завоевана без кровавой борьбы; только наиболее враждебный к пророку лица были преданы смерти. Теперь Мохаммед становится могущественным властителем; вся Аравия подчиняется его силе и принимает ислам, хотя конечно вовсе не по религиозным только побуждениям: принимает потому, что боится истребительной войны. Стало быть, и теперь ислам не обладал внутренней силой; если бы политическая мощь Мохаммеда ослабела, то редкая из завоеванных им областей осталась бы верной новому учению. Уже при жизни Мохаммеда в некоторых областях Аравии начались возмущения против ига ислама. Но Мохаммед был спокоен за Аравию и не покидал широких планов завоевания крупных государств: перед самой смертью он собирался сделать новое нападение на Сирию.

В 632 году 8 июня Мохаммед скончался в Медине с отрадным сознанием того, что он совершил и упрочил великое дело. «Аллах! говорил он перед смертью: я совершил данное мне поручение и выполнил свое призвание». В этих словах выразилась глубокая вера в прочность ислама; действительно, для него предстояло великое будущее, но сила его была не в нем самом, как думал Мохаммед, а, главным образом, в той системе обращения, которую он стал применять, в системе насилия и завоевания.

Мы изложили только наиболее достоверные сведения о жизни Мохаммеда. Но мусульманские легенды разукрасили эту жизнь различными легендарными подробностями, которые в глазах правоверных имеют не меньшую ценность, чем несомненные исторические факты. Легендарные сказания передают, например, что еще в детстве Мохаммед был приготовлен к пророческому служению: из груди его было вынуто ангелом сердце, обмыто в золотом сосуде, наполненном верою, и потом опять вложено в грудь. Но особенно широкой известностью пользуется знаменитый рассказ о небесном путешествии Мохаммеда; основа этого рассказа заключается в следующем: пророк был перенесен ночью архангелом Гавриилом на крылатом коне Бораке в иерусалимский храм, где его с почтением встретили собравшиеся здесь древние пророки; отсюда Мохаммед был вознесен на седьмое небо к престолу самого Аллаха, который дал ему заповедь об обязательной пятикратной молитве в течение дня. Впрочем, и сам Мохаммед давал довольно ясные намеки на подобное свое путешествие в Иерусалим; в Коране говорится: «Хвала Тому, кто ночью перенес раба своего из заповедного храма (Каабы?) в тот другой, более отдаленный храм, окрестности которого мы благословили, чтобы показать ему некоторые из чудес наших. Воистину Бог все видит и слышит».

Трудно понять и охарактеризовать личность Мохаммеда в виду его болезненности, неустойчивости, крайней возбудимости и раздвоенности; здесь мы встречаемся с самыми непримиримыми противоречиями. С одной стороны, это был человек, бесспорно, добрый, по крайней мере в мусульманском смысле этого слова; он не придавал большой цены деньгам и иногда раздавал бедным все, что имел у себя; поэтому, заповедуя милостыню, он выражал искреннее влечение своего сердца: в тоже время он был снисходительным мужем и добрым семьянином. Но с другой стороны, он часто проявлял самую варварскую жестокость: кровавая месть, не знавшая границ и не щадившая даже женщин, поголовное истребление побежденных целыми сотнями и тысячами, хищнические набеги, вероломство и измена данному слову, – все это обнаруживаем в нем грубого восточного дикаря. Особенно соблазнительной для наиболее благородных мусульман является чрезмерная, чисто болезненная чувственность Мохаммеда. После смерти Хадиджы, при которой он, по-видимому, не знал других женщин, он женился на вдове, а через три года взял новую жену, десятилетнюю девочку; вскоре к ним было прибавлено еще три жены; в конце концов у Мохаммеда был целый гарем из 14 жен; при этом он имел связи и с другими женщинами. И эта грубая чувственность прикрывалась и оправдывалась откровениями самого Аллаха, который для своего пророка не делал ограничений в числе жен и случайных связей; «если верующая женщина, говорится в Коране, отдается пророку, то пророк, если пожелает, может на ней жениться; такое преимущество полагается только ему, но не другим мусульманам» (Коран 33, 49). Когда Мохаммед вздумал жениться на жене своего приемного сына, что вызвало возмущение даже в среде арабов-мусульман, то пророк успокоил недовольных новым откровением Аллаха: «после того, как она была женой твоего приемного сына Заида, мы сочетали ее с тобой, чтобы впредь не считалось грехом для верующих жениться на разведенных женах их приемных сыновей; нужно поступать по воле Божией». Такое злоупотребление откровением Аллаха ради прикрытия чувственных вожделений некоторые хотят объяснить болезненностью Мохаммеда: «это несчастный больной, говорит проф. А. Крымский, а не обманщик»; но как бы мы ни оправдывали Мохаммеда, остается неустранимым тот факт, что некоторые откровения в Коране стоят в зависимости от личных греховных пристрастий мусульманского пророка. А некоторые из апологетов Мохаммеда даже прямо отрицают в нем проявление крайней чувственности. «Часто порицаемая чувственность его, говорит проф. М. Гутсм, побудившая его, как думают, взять целую дюжину жен, есть не более, как гипотеза, которая мало согласуется с его простым и правильным образом жизни. Может быть, побудительными причинами к этим бракам была политика и разумный расчет, а вовсе не безграничная чувственность, тем более, что он свободно мог, не возбуждая особого внимания, иметь столько рабынь, сколько ему было желательно». Но такой путь оправдания Мохаммеда нужно признать самым ненадежным.

Священную книгу мусульман, представляющую самый основной источник для изучения ислама, составляет Коран, что значит «писание» или собственно чтение. По верованию мусульман, Коран есть несотворенное слово Божие, существовавшее прежде всех веков и затем ниспосланное на землю при жизни Мохаммеда чрез архангела Гавриила в месяц Рамадан. Он написан на арабском диалекте корейшитов. Содержание его составляют те откровения, который Мохаммед получил от Аллаха как через посредство архангела Гавриила, так и в видениях. Здесь есть рассказы, относящиеся к жизни Мохаммеда, нравственные наставления, обрядовые предписания, вероучительные истины, легенды и т. д. Значительная часть содержания Корана заимствована из иудейских и христианских источников, т. е. из Библии, Талмуда, Евангелия, апокрифических сочинений и т. д.; но так как Мохаммед не имел непосредственного знакомства с этими памятниками, то в Коране многое передается часто в искаженной форме: здесь перепутаны и имена, и факты, и хронология.

Думают, что почти весь Коран передает те самые откровения, которые вышли из уст самого Мохаммеда; как человек неграмотный, сам пророк не записывал своих речей, но по его собственному будто бы приказанию они записывались его учениками, хотя большая часть речей осталась только в памяти его слушателей; однако и эти устные предания хранились с такой же точностью, как и записанные речи; «современники Мохаммеда обладали памятью замечательной, какая бывает вообще у народов, пишущих мало, как это видно из родословных и из стихотворений языческого периода, долгое время хранившихся лишь путем устной передачи» (А. Крымский). Уже вскоре после смерти Мохаммеда был составлен по приказанию халифа Абу-бекра сборник коранических изречений; но так как этот сборник не получил общепризнанного значения, то мусульмане читали Коран или по памяти, или по собственным записям. Чтобы сохранить Коран на будущее время неизменным, Халиф Осман (644–656) поручил составить полную редакцию Корана и при этом уничтожил все другие частные списки; в этой редакции Коран сохранился и до нашего времени. Насколько точно эта редакция передает подлинные речи Мохаммеда и не внесены ли в нее некоторые добавления или изменения, сказать конечно трудно; но предполагают, что редакция Османа, не вызвавшая никаких споров и протестов со стороны современных ему мусульман очень близка к подлинным речам Мохаммеда.

Едва ли можно встретить в другой какой-нибудь книге такую беспорядочность и полную бессистемность, какая замечается в Коране: крайняя отрывочность мыслей, перескакивание с одного предмета на другой, постоянные повторения, туманные намеки на какие-то неизвестные события, – все это делает чтение Корана крайне утомительным. Лучшие знатоки арабского языка говорят, что в стилистическом отношении Коран есть самая неудачная книга. «Среди всех сколько-нибудь известных старо-арабских произведений, говорит проф. А. Крымский, я не знаю ни одного, в котором проявлялось бы так много безвкусицы и так мало оригинальности и которое было бы так растянуто и скучно, как Коран». Точно также и Ренан говорит, что долго читать Коран – вещь невыносимая. Если Коран передает подлинные речи Мохаммеда, то вполне понятно, почему его современники не обнаруживали особенной склонности увлекаться его речами. Что особенно поражает в Коране, – это постоянные противоречия, касающиеся не мелочей, а самых существенных пунктов: часто одно предписание совершенно уничтожает другое. Если принять во внимание, что откровения Мохаммеда часто зависели от случайных обстоятельств его жизни и даже от минутных настроений, на что мы отчасти уже указывали, то все эти противоречия становятся более или менее понятными. В виду всего этого мусульмане создали богатую литературу, посвященную толкованию Корана; но и эти комментарии часто еще больше затуманивают смысл Корана.

Весь Коран разделяется на 114 сур или глав; при этом делении едва ли соображались сколько-нибудь с содержанием. Каждая сура имеет надпись, указывающую место ее произнесения (в Мекке или Медине), но достоверность этих надписей оказывается довольно сомнительной. Чтобы сообщить сурам какую-нибудь систему, ученые пытались расположить их в хронологическом порядке их произнесения, основываясь на том принципе, что между ранними и позднейшими речами пророка замечается очень существенная разница, как в языке, так и в общем стиле; мединские речи, особенно позднейшие, не обнаруживают такой живости и воодушевления, как меккские, да и слог их менее удачен. Но все опыты такого хронологического распределения сур оказались неудовлетворительными.

Как и во всех других религиях, в исламе, кроме священной письменности, для установления норм религиозной жизни имеет значение предание – хадис или сунна (сонна, “обычай»). Так как в религиозной практике мусульман вскоре же после смерти Мохаммеда возникли недоразумения по вопросу о том, какими правилами следует руководиться в том или ином частном случае, то в среде мусульман явилось желание восстановить в памяти все рассказы о жизни пророка, все предания о том, как он поступал при тех или иных обстоятельствах; вот эти-то предания, определяющие нормы религиозной жизни в исламе, и составили сунну; впоследствии обрядовой и правовой нормой стали считать и практику ближайших учеников и последователей Мохаммеда. Предания о жизни пророка, собранные ближайшими его последователями, были сравнительно более достоверными; но потом стали появляться, с целью оправдать ту или иную религиозную практику, и вымышленные рассказы; в конце концов таких сунн или преданий о частных фактах из жизни Мохаммеда накопилось такое бесчисленное количество, что распутаться во всем этом хаосе, а тем более отличить подлинные предания от вымышленных было не легко. Уже ближайшие ученики пророка основали целые школы для хранения истинного предания; Омар II (717–720) решился было составить сборник всех традиционных рассказов, но не успел этого сделать. Только в конце 8-го и в 9-м столетиях и появились такие сборники, многие из которых получили каноническое значение; наибольшим авторитетом пользуются сборники Бохария, бухарского перса (сост. около 840 г.), и Мюслима, ученика Бохария.

Сунны имели то значение, что они точно определили все формы религиозной жизни мусульман и установили обрядовые и юридические правила. Но вместе с тем они внесли в ислам массу невероятных и легендарных сказаний о жизни Магомета, которые часто стоят в прямом противоречии с Кораном. Проверить степень достоверности того или другого суннитского сказания, конечно, невозможно; но для самих мусульман достаточным критерием в данном случае служит «цепь предания» или правильная преемственность имен тех пересказчиков, через уста которых прошел тот или другой рассказ; такая цепь предания обыкновенно предшествует сунне в такой приблизительно форме: «это передано мне тем-то, а этому тем-то», и доводит таким образом предание до ближайших последователей Мохаммеда.

Сборники мусульманского предания, вследствие некоторой туманности, обширности и крайней разбросанности их содержания, мало доступны для заурядного читателя и неудобны для пользования. Поэтому взамен их явились более систематические и доступные для понимания сборники правил, известные под названием фик (или фикх); они касаются главным образом только практической, а не вероучительной стороны ислама. Само собою понятно, что содержащиеся здесь правила в значительной мере носят субъективный характер их составителей; отсюда возникло несколько направлений в понимании практических вопросов ислама, последователи которых носят имена древнейших толкователей Корана и сунны; таковы маликиты (от Малика), ханафиты (от Абу Ханифа) и т. д.

Кроме Корана и сунны мусульмане считают необходимым руководиться в вопросах веры и религиозной жизни согласием церковных авторитетов (иджма) и аналогией (кыяса), т. е. логическими заключениями, которые делаются на основании контекста Корана и сопоставления различных мест его.

Вероучение ислама, как оно излагается в Коране, отличается необыкновенной простотой. Мохаммед был занят главным образом практической стороной религии, а не ее теоретическими основами. В этом отношении ислам стоит гораздо ниже даже многих национальных религий: мы не встречаем здесь ни малейшей попытки к решению основных религиозно-философских вопросов; можно сказать, что пророк ислама был менее всего философом-мыслителем. Не отличается вероучение ислама и оригинальностью: это смесь верований древнеарабских, еврейских, христианских и отчасти персидских, причем и из этих верований взята не самая сущность, а только голые, сухие положения. В этом отсутствии оригинальности многие видят причину быстрого и широкого распространения ислама. «Недостаток самобытности, – говорит Р. Дози, – и сочетание в себе нескольких религий для образования одной новой содействовали более, чем всякая другая причина, распространению ислама. Каждый народ халифата в большей или меньшей степени находил в новом вероучении свою старую религию: прежняя вера оказывалась не отвергнутой и ее осужденной, а только видоизмененной; поэтому все, у кого не было твердого убеждения, могли, если того требовали мирские выгоды, видеть в исламе развитие своих прежних принципов, считавшихся ими и прежде за истину. Важнейшее из всех обращений было обращение персов; они-то, а никак не арабы придали исламу крепость и силу, а вместе с тем из их же недр вышли наиболее замечательные секты. А между тем перс потому и принимал ислам, что в Коране он находил много существенных положений своего прежнего вероучения. Ведь там он видел своих Агурамазду и Аримана под именем Аллаха и Иблиса; он там находил сказание о создании мира в шесть периодов, находил ангелов и демонов и т. д. Будь Мохаммед мыслителем более глубоким и самостоятельным, ислам, вероятно, не так бы легко сделался мировой религией, несмотря на весь свой строго монотеистический характер и свою большую простоту.

Основным положением мусульманской догматики является учение о единстве Божием; на этом учении Мохаммед особенно настаивал, видя здесь самую высшую и непреложную истину. В данном случае на исламе обнаружилось влияние главным образом еврейства: Аллах мусульман это тот же Иегова евреев; но представление об Аллахе носит у мусульман несколько более грубый характер: в глазах правоверных он рисуется чем-то в роде восточного деспота. Благо тому, кому он предназначил счастливый жребий, и горе тому, кто не удостоился его милости; никто не может изменить предназначенной ему судьбы. Отсюда возникло учение о божественном предопределении, которое вызвало так много споров в различных мусульманских сектах. По учению правоверных суннитов, не только земная, но и загробная судьба человека зависит не от его свободной воли и, следовательно, не от его нравственной деятельности, а единственно только от воли Аллаха, которая ничем не обусловливается и не подлежит никакому изменению. Бог по собственному своему произволению одних ведет к спасению, а других ввергает в заблуждение и погибель; стало быть, путь человека всецело преднамечается Богом. Но по какому-то логическому недоразумению правоверные мусульмане все же утверждают, что, хотя поступки человека и зависят от предопределения Божия, но они усвояются и вменяются самому человеку, который и должен дать за них ответ на суде. В этом учении о предопределении и нужно видеть источник того фатализма, который так заметно проявляется у мусульманских народов. Само собою понятно, что при таком представлении об Аллахе в отношениях к нему верующих не может быть того доверия, задушевности и сыновней любви, какие возможны в христианстве. Для мусульманина совсем непонятно, как можно любить Аллаха; он знает только, что нужно благоговеть пред ним, бояться его, до точности выполнять предписанные обязанности по отношению к нему: поэтому и молитва мусульман носит чисто формальный характер: здесь «о молитве, исходящей из сердца, не может быть и речи» (Р. Дози).

В учении ислама о Боге некоторый интерес представляет своеобразный взгляд на атрибуты Аллаха, подвергавшиеся разнообразным толкованиям в мусульманских сектах. По учению ислама, в Боге нужно признавать семь атрибутов: жизнь, знание, всемогущество, волю, слух, зрение и речь; эти атрибуты не есть только свойства существа Божия, а имеют как бы самостоятельное бытие. Свойства Аллаха заключаются в его именах, которых мусульмане насчитываюсь 99; все они заимствованы из Корана или из записанного предания. Однако эти имена не имеют такого непреложного значения, как атрибуты. Обыкновенно правоверные при перечислении имен Божиих перебирают четки, так как приписывают этому перечислению молитвенное значение.

Видное место в мусульманской догматике занимает учение о добрых и злых духах или джиннах (гениях). Помимо имени, учение о джиннах едва ли заимствовано Мохаммедом из старо-арабской веры, так как там они считались божественными существами, тогда как по учению Корана они существа ограниченные и даже не бессмертные: в день последнего суда и их ожидает смерть. Точно также нельзя думать, что это учение заимствовано от персов: по учению Зенд-Авесты Амеша-спенты и дэвы обладают божественными свойствами и управляют отдельными областями вселенной. Мусульманское учение о джиннах более всего напоминает еврейскую ангелологию и демонологию; духи – это только исполнители воли Аллаха, его посланники; их служение имеет отношение почти исключительно только к людям, а не к физическому миру. Во главе добрых духов поставляется архангел Гавриил, чрез которого Мохаммед большей частью получал откровения от Бога. Кроме того, мусульмане знают имена архангела Михаила, сражающаяся в битвах за правоверных, Азраила – ангела смерти и Исфраила, который будет трубить в трубу в день воскресения мертвых; есть еще ангелы Моакхибаты: они постоянно сопровождают каждого человека подвое, один с правой, а другой с левой стороны, и каждый вечер поднимаются к престолу Божию, чтобы докладывать о действиях порученных им людей.

Главнейший из злых духов называется Шейтан (Шайтан) или Иблис; последнее имя считается искаженным греческим словом δια᾿ βολος (диаболос). Ему же усвояется и имя Азазил, заимствованное у евреев. По верованию мусульман злой дух прежде был добрым ангелом, но потом был отвергнут Богом за то, что не исполнил его повеления и не поклонился Адаму в момент его создания. Особенность мусульманского учения о злых духах заключается в том, что для них признается возможным обращение на путь добра; сам Мохаммед будто бы обратил к истинной вере нескольких духов.

Посредниками между Богом и человеческим миром являются пророки, призванные возвещать людям откровения Аллаха. С самых первых дней мира Бог постоянно посылал людям пророков, так что общее число их доходит до 124000. Высшими между ними признаются Адам, Ной, Авраам и иногда Измаил, Муза (Моисей); к ним же причисляется и Иза, т. е. Иисус Христос, которому в Коране приписывается сверхъестественное рождение и многочисленные чудеса; однако Мохаммед особенно настаивал на отрицании Его божественного достоинства. Но во главе всех пророков поставляется великий посланник Божий Мохаммед; вера в его пророческое достоинство после веры в единого Бога составляет второй основной догмат ислама, откуда и получилась основная формула мусульманская символа: «нет Бога, кроме Бога, и Мохаммед его пророк».

В учении о происхождении мира и падении первого человека Адама, изгнанного за свой грех из рая и низвергнутого на землю, Коран стоит на точке зрения библейского учения и не вносит сюда почти ничего нового. Нельзя назвать оригинальным и мусульманское учение о загробном состоянии человека и будущей судьбе праведников и грешников; общее представление об этом заимствовано из иудейства и христианства, но сюда внесены некоторые подробности и из парсизма; немало поработала здесь и собственная богатая фантазия мусульман. Строгой определенности в мусульманской эсхатологии нет; так, загробный суд, совершающийся над человеком тотчас после его смерти, смешивается со всеобщим судом при кончине мира. Когда человек умирает, душу его берут два ангела (Мункер и Накир), которые взвешивают на весах его земные дела и затем ведут его по мосту (Сырат), тонкому как волос. Праведники проходят по нему свободно и идут в рай, а грешники низвергаются в адскую бездну – джаханном (еврейск. гехинном или геенна); здесь существует семь отделений, в которых грешники подвергаются, соответственно своим проступкам, различным мучениям, главным образом посредством огня. Ислам признает и воскресение умерших тел в том самом возрасте и в тех даже одеждах, в которых они были погребены; только через такое восстановление тел правоверный мусульманин получает возможность наслаждаться теми благами, которые ожидают его в раю. «Описание рая у Мохаммеда крайне чувственно и материально. Рай – это роскошный сад, полный превосходных плодовых деревьев. Их густая листва дает отрадную прохладу, в чем для жителя знойной, песчаной пустыни была особенная прелесть. Под сенью дерев струятся реки, обыкновенные и медовые, журчат фонтаны, построены дворцы из драгоценных камней. В дворцах идут непрестанные пиршества, на которых подаются жареные птицы и другие вкусные кушанья. Праведники сидят, одетые в драгоценные ткани, в нежно-волнистый шелк, один напротив другого, чтобы можно было любоваться нарядами. Верующие и приятные мужу жены будут сопровождать своего супруга и на тот свет, хотя, конечно, и там их положение будет зависимым и второстепенным. Главная приманка рая – хурии» (А. Крымский). Каждому правоверному будет дано по 500 прекрасных хурий. Фантазия мусульман, разжигаемая чувственностью, чаще всего останавливалась на изображении этих вечных райских дев. По изображению одного мусульманского поэта,

Они блещут сияньем светлейшей лазури,

Пред их свежестью лиц день горит от стыда,

Перед нежностью слов их трепещет луна.

(Перев. проф. В. Д. Смирнова).

Они живут в рубиновых покоях, одетые в 70 разноцветных одежд; телосложение их до того нежно, что сквозь кожу их ног можно видеть мозг их костей. Интеллигентные мусульмане смущаются этими чувственными картинами и стараются представлять рай в чисто духовном смысле. В одной, например, поэме высказывается такая мысль: «Неужели же и в загробной жизни, как на земле, только пьют да едят? Нет, за свои подвиги в мире мы здесь желаем только Бога, желаем обладать только Богом». Но защитники традиционных мусульманских верований настаивают на буквальном понимании тех мест Корана, где говорится о райских блаженствах.

В обрядовых постановлениях, как и в вероучении, ислам в значительной мере примыкает к еврейству, хотя это объясняется не одним только заимствованием, но и единством семитической расы. Так, обрезание практиковалось у арабов, как и у всех семитических народов, с давних пор. Но другие обряды были взяты у евреев самим Мохаммедом, который обнаруживал, особенно на первых порах, очевидное пристрастие ко всем формам религиозной жизни евреев. При установлены, например, кыблы, т. е. стороны, к которой должен обращаться мусульманин при ежедневной молитве, Мохаммед сначала последовал примеру иудеев и предписала обращаться в сторону Иерусалима; точно также он установил, пост в еврейский праздник очищения (десятый день седьмого месяца). Только впоследствии, когда у него произошел полный разрыв с иудеями, он установил новую кыблу и велел мусульманам обращаться с молитвой в сторону Мекки, а пост перенес на месяц Рамадан.

Определяя религиозные обязанности верующего, Мохаммед указал пять основных обязанностей, который считаются пятью столпами ислама: это – исповедание веры, молитва, пост, путешествие в Мекку и милостыня. В Коране исповедование веры сводится к признанию единого Бога и пророка Мохаммеда, но к признанию не пассивному, а активному, т. е. к готовности привлекать к этой вере и других, не только убеждением, но и силой.

Молитва должна совершаться каждым мусульманином пять раз в течение дня: пред восходом солнца, в полдень, после полудня, вечером и после захода солнца; эти молитвенные моменты мусульманин должен наблюдать при всех положениях и на каждом месте, т. е. и в мечети, и дома, и в дороге. Большинство мусульман ограничивается при молитве произнесением кратких молитвенных формул, вроде: «Бог велик; нет Бога, кроме Бога, и Мохаммед его пророк» и т. д.; но важнейшим молитвенным актом считается чтение отрывков из Корана, почему каждый мусульманин обязан знать достаточное число стихов из Корана; многие заучивают наизусть весь Коран. Самое произношение слов священной книги носит традиционный характер: это не обычное чтение, а речитатив и даже отчасти пение. Но важность молитвы не в ее содержании, не в словах, произношение которых часто заменяется простым движением губ, а в тех молитвенных жестах и телодвижениях, которые строго определены мусульманским ритуалом. Нужно видеть молитву мусульман в мечети, чтобы понять, какое значение они придают точному соблюдению всех предписанных жестов: вся масса молящихся, как один человек, повторяет каждый жест муллы или имама (священника), каждое движение рук, наклонение головы, земные поклоны и т. д.; молитвенного настроения здесь как будто и не требуется.

В пятницу, которая соответствует еврейской субботе, каждый мусульманин должен присутствовать в мечети на полуденной молитве, состоящей из чтения Корана и молитв, совершения положенных рикатов, т. е. известного круга молитвенных действий, и из проповеди; пение и музыка совсем не допускаются при мусульманском богослужении. Архитектура мечетей в различных странах носит своеобразный характер; но необходимую принадлежность мечети составляет всюду высокая башня с наружной галереей или минарет, с которого муэззин призывает верующих на молитву. В той части мечети, которая обращена к Мекке, устраивается ниша для обозначения кыблы, куда верующие должны обращать свой взор при молитве; кроме того, здесь есть кафедра для проповеди и чтения молитв. Внутри мечети не допускается никаких изображений из боязни увлечения верующих идолопоклонством. Строго-отрицательное и даже враждебное отношение к живописи и скульптуре, явившееся следствием запрещения олицетворять Аллаха в видимых формах и изображать какие бы то ни было живые существа, повело в тому, что эти два вида искусства остались в мусульманских странах в полном пренебрежении, хотя в архитектуре и орнаментистике мусульмане достигли высокого совершенства.

Молитве у мусульман непременно предшествует омовение, которое считается столь же обязательным, как и пятикратная молитва; во время путешествий, там, где нет воды, лицо, руки, ноги и другие некоторые части тела обтираются песком. Кроме предмолитвенного очищения требуется омовение и после всех случаев осквернения, например, после прикосновения к покойнику. При мечетях большей частью устраиваются для омовений особые водоемы или фонтаны.

Пост у мусульман очень своеобразен: он заключается в полном воздержании от пищи, питья и куренья в течение дня; но с заходом солнца пост прекращается, и мусульмане очень часто предаются в течение ночи таким излишествам, которых не допускают в обычное время. Трудность поста заключается в том, что он длится целый месяц Рамадан, падающий часто, благодаря лунному календарю, на летние месяцы, когда воздержание от питья, особенно в жарких странах и в рабочую пору, представляет действительно большой подвиг. Но тем с большою радостью встречается и проводится следующий за постом праздник Байрам (малый), который можно сравнить по торжественности с пасхой у православных христиан; мечети в этот день переполнены народом, все одеваются в лучшие одежды, после молитвы ходят с визитами, устраивают пиршества и т. д. Есть праздник и большой Байрам, но он празднуется не с такою торжественностью.

Четвертую священную обязанность каждого мусульманина, по крайней мере обладающего некоторыми средствами, составляет путешествие (хаджа) на поклонение в Мекку хотя бы один раз в течение жизни; конечно, на практике эта обязанность выполняется только редкими счастливцами, которые пользуются за это в народе особенной честью. Поклонение меккской святыне перешло к мусульманам от древних арабов, но оно получило иной смысл и новое толкование, основанное на особом сказании. По этому сказанию, Адам после изгнания из рая заложил в Мекке по повелению Божию основание храма, а на это основание с неба сошел самый храм в готовом уже виде. Подражая ангелам, окружающим престол Божий, Адам в известное время ходил кругом этого храма; местом отдыха служил для него камень из белого яхонта, сделавшийся впоследствии черным от прикосновения грешников. Во время потопа храм был взят на небо, но основание его осталось на земле, и сюда после потопа опять стали ходить, верующие для поклонения. Между прочим, явился сюда и Авраам с Агарью и Измаилом; оставленная Авраамом Агарь с ребенком изнывала от жажды и в отчаянии стала бегать с горы Сафа на гору Марва, пока не появился родник воды; впоследствии здесь был вырыт колодезь Замзам. Через несколько лет Авраам посетил Измаила и опять выстроил вместе с ним храм на старом основании, а архангел Гавриил принес черный камень. После построения храма Авраам и Измаил семь раз обошли вокруг него, касаясь при этом четырех его углов, потом совершили два поклона и прочитали соответствующую молитву, затем семь раз пробежали расстояние между горами Сафа и Марва; после этого архангел Гавриил повел их в долину Мина; увидев там злого духа Иблиса, они стали бросать в него камнями и этим заставили его удалиться; затем Авраам и Измаил посетили Моздалифу и Арафу, которые находятся около Мекки. После всего этого Авраам стал на большой камень, который поднялся выше всех гор, и обратился с призывом ко всем людям, чтобы они ходили на поклонение к Каабе; сохранившийся камень и до сих пор носит следы ног Авраама. В воспоминание этих событий и нынешние мусульмане – паломники повторяют в Мекке все те действия, который некогда совершили Авраам и Измаил; они также ходят в долину Мина, бросают там камешки, посещают Арафу и Моздалифу, семь раз перебегают с горы Сафа на гору Марва, семь раз обходят вокруг Каабы, всякий раз прикасаясь к ней, пьют воду из колодца Замзам и т. д.

Милостыня особенно часто заповедуется Кораном; пример ее показал сам Мохаммед, действительно относившийся с сожалением к бедным, сиротам и нуждающимся; милостыне он придавал даже большее значение, чем молитве и посту: «молитва ведет к Богу только до полпути, пост приводит к самому Его трону, а милостыня ставит пред лицо Его». Из частной милостыни вскоре после основания ислама образовался общественный налог, известный под названием «закят»; это та мусульманская десятина со всего годового прибытка (собственно соровая часть), которая предназначается не только для содержания бедных, выкупа пленных и покрытия издержек на священные войны, но и на государственные нужды.

Нельзя отрицать того, что учение Корана в значительной мере смягчило грубые нравы обитателей Аравии. Мохаммед особенно восставал против укоренившегося у некоторых арабских племен обычая убивать новорожденных девочек, если ими тяготились; в значительной мере было ослаблено Мохаммедом и право мести. Часто говорится в Коране о прощении обид, воздаянии добром за зло, сострадательном отношении к бедным и угнетенным; в принципе ислам сочувственно относится и к положению рабов, которым предоставляется, по договору с господами, откупаться на волю; освобождение раба вменяется в заслугу. Но при всем том нравственное учение ислама не обнаруживает такой высоты, какую можно было бы ожидать от мировой религии. Здесь нет жалости, нет искреннего и сердечного участия в горе другого. Нигде так широко не практикуется торговля рабами, как у мусульманских народов, и это вовсе не считается нарушением Корана. Кровавая месть хотя и не оправдывается, но допускается; только иногда предлагается заменять месть денежным откупом. Может быть ни в одной религии не дается такого простора похотливой чувственности, как в исламе; Мохаммед, заведший у себя целый гарем, позволил и своим последователям иметь одновременно несколько жен, хотя и ограничил число их четырьмя; однако и это ограничение является для мусульманина не очень стеснительным: достаточно мужу сказать жене трижды: «ты разведена», чтобы устранить нелюбимую жену и взять вместо нее новую; впрочем на практике развод совершается гораздо реже, чем, например, у христиан. Кроме того, мусульманину позволительно иметь безграничное число наложниц из рабынь. Если принять во внимание при этом мечты ислама о райских хуриях, то широко распространенный взгляд на мусульманство, как на религию, потворствующую чувственности, нельзя назвать преувеличенным. Само собою понятно, что положение женщины у мусульманских народов очень печальное и бесправное: она не может принимать никакого участия в общественной жизни и должна проводить время в домашнем затворе; отсюда возник обычай закрываться покрывалом в присутствии посторонних мужчин, существующий почти во всех мусульманских странах. Гаремная жизнь действует на женщин не только принижающим, но и развращающим образом.

В некоторую заслугу Корану можно поставить то, что он выступил с решительным запрещением вина и азартных игр, вызванным распространенностью этих пороков в среде современников Мохаммеда. «Впоследствии Омар утвердил это запрещение тем, что установил за пьянство наказание плетьми. Однако все это особого успеха не имело: с тех пор, как существует ислам, вино всегда пили и при том много; только из уважения к закону этого не проделывали открыто: чтобы попить, прячутся» (Дози).

Отношение ислама к другим верованиям и народам выразилось в учении о священной войне (джихад). По строгому учению Мохаммеда, право на жизнь имеет только тот, кто исповедует единую истинную религию ислам; кто не верует в единого Бога и Его пророка Мохаммеда, против тех нужно вести непрерывную священную войну. Сам Мохаммед сначала относился к иноверцам, особенно исповедующим единого Бога, очень терпимо; так, вскоре после переселения в Медину он заключил союз с христианами и иудеями для совместного ведения оборонительной и наступательной войны и предоставил им полную свободу в религиозной жизни, но с одним условием, чтобы они не поддерживали его врагов. Но потом Мохаммед готов был истреблять всех, кто отказывался принять его учение; меч в его руках сделался одним из самых верных средств к распространению новой веры. В последующее время фанатичные мусульмане стали вменять священную войну в обязательный долг каждого правоверного и толковать некоторые выражения Корана в смысле прямого требования такой войны. Вот заповедь Корана о священной войне: «убивайте, пролагая пути Господни, всех, кто вас убивать хочет; бейтесь с врагами, пока всякий соблазн исчезнет, и вера правая восторжествует. Чьи стопы будут покрыты прахом битв Господних, тот в день великого суда будет отстоять от преисподней далее того расстояния, которое самый быстрый конь может пробежать в тысячу лет». Впрочем, к еврейству и христианству и позднейший ислам относился сравнительно более терпимо, и ограничивался только требованием известного налога; но в самой Аравии и к этим религиям относились с такою нетерпимостью, что христиане и иудеи очень часто вынуждались или принимать ислам, или же выселяться из страны. Как бы ни доказывали того, что успехи ислама объясняются его идейным содержанием, способным удовлетворить религиозные запросы восточных народов, но бесспорные исторические факты ясно говорят, что своим широким распространением ислам в значительной мере обязан принуждению, насилию и мечу.

При жизни Мохаммеда мусульманская догматика отличалась крайней простотой и несложностью; пока внимание было сосредоточено на организации новой религиозной общины и борьбе на право существования, последователи Мохаммеда не углублялись в вероисповедные вопросы и удовлетворялись теми общими и элементарными положениями, которые выразил в своих речах основатель ислама. Точно также и в ближайшее время после его смерти мусульманские книжники обратили свое внимание, главным образом, на выработку прочных религиозно-правовых норм и, предлагая точно держаться в вопросах веры Корана и предания, считали излишним делать более точные разъяснения, «так как в этом можно было бы усмотреть желание исправлять Аллаха и его посланника, и такая попытка легко могла бы повести к ересям и даже к неверию; великие правоведы заповедали строго и в сильнейших выражениях, что никогда не следует заниматься догматическими вопросами, или в трудных случаях следует ссылаться на Коран и предание; а если указания того и другого противоречат друг другу или не ясны, то совершенно бесполезно доискиваться, почему это так» (М. Гутсм). Но подавить запросы религиозной мысли не так легко; чем больше углублялись мусульмане в сущность ислама, тем больше возникало различных вероучительных вопросов, своеобразное решение которых повело к образованию различных сект. Согласно одному преданию, сам Мохаммед предсказал, что его община распадется на 73 секты, из которых только одна сохранит истину.

Первоначально секты появились в исламе не в силу догматических разногласий; скорее это были политические партии, разошедшиеся в вопросе о праве преемства власти пророка Мохаммеда или об имамстве. Так как сам пророк не сделал никакого распоряжения относительно выбора своего заместителя – имама, в руках которого должна была сосредоточиваться духовная и светская власть над мусульманами, то избрание было произведено после смерти Мохаммеда самой общиной; таким образом, были избраны первые халифы или имамы Омар (634 – 644) и Осман (644 – 656); после убийства Османа халифом был провозглашен зять Мохаммеда Али (656 – 661), но в 661 году Али был умерщвлен и власть перешла к Моавии (661 – 679), основателю династии Омайядов. Одна часть мусульман, образовавшая партию суннитов, вполне мирилась как с первыми избранными имамами, так и с династией Омайядов и затем Аббасидов и не настаивала на обязательности сохранения власти в роде Мохаммеда; она исходила из того взгляда, что «Аллах по своей мудрости возвышает и ниспровергает, кого хочет»; а воля Аллаха, по мнению этой партии, и выражается в избирательном праве общины. Напротив, другая партия – шииты – стояла за наследственное преемство Мохаммедова рода; но так как пророк не оставил сыновей, то право на имамскую власть признавалось за родом дочери его Фатимы и ее мужа Али. Иных халифов шииты не хотели признавать; даже и после того, как принцип наследственности имамской власти восторжествовал и на престол халифов вступил родственник Мохаммеда Аббас (750 г.), положивший начало династии Аббасидов, они продолжали поддерживать род Али. Но вскоре и в среде самих шиитов возникло разделение на партии, из которых каждая поддерживала право на имамское достоинство за тем или другим потомком разветвившегося рода сыновей Али, – Гассана и Гуссейна.

Но помимо чисто политического вопроса об имамстве суннитов и шиитов разделяют и некоторые догматические и обрядовые разности. Сунниты в вопросах веры хотели руководиться исключительно только Кораном и сунной и настойчиво стремились к тому, чтобы быть совершенно независимыми от влияния как философии, так и более обоснованных еретических религиозных систем ислама; поэтому учение суннитов считается наиболее правоверным. Само собою понятно, что на основании одного только Корана и сунны трудно было выработать такую систему правоверного вероучения, которая удовлетворительно решала бы все догматические вопросы. Вот почему самыми видными представителями суннитского направления сделались образованные мусульмане, ознакомившиеся с некоторыми философскими системами и со взглядами других сект. Таков был Аль-Ашари (874 – 935 г.), сначала принадлежавший к секте мутазилитов, о которой будет сказано ниже; он первый ввел в правоверных школах изучение Калама, т. е. систематической догматики. В решении догматических вопросов Ашари дал значительное место логическим выводам и заключениям, хотя и старался строго придерживаться учения Корана и предания. На первых порах многие из суннитов отнеслись к выводам Аль-Ашари с большим недоверием: его обвиняли в еретичестве, неуважительном отношении к Корану и т. д.; но в конце концов его принципы приобрели широкое распространение; его многочисленные последователи все глубже и точнее стали разрабатывать систему мусульманского вероучения, явилось значительное число катехизисов и догматик. Впрочем, еще не скоро вся партия суннитов примирилась с новым направлением, вследствие чего здесь в течение многих столетий происходили пререкания по различным догматическим вопросам. Правоверные сунниты разделились по вопросам, касающимся, главным образом, мусульманского права, на четыре толка: ханифитов, шефиитов, малекитов и ханбалитов; наибольшую распространенность, особенно в турецкой империи, имеет первый толк.

Что касается шиитов, утвердившихся преимущественно в Персии, то они также признают источником мусульманского откровения как Коран, так и сунну; но так как, по их мнению, Коран в своем первоначальном виде заключал указания на преемственные имамские права Мохаммедова рода, тогда как в суннитской редакции Абу-бекра и Османа он был искажен добавлениями и пропусками, то они признают бесспорными только те предания, которые сохранились преемственно в потомстве самого пророка. Кроме Корана и сунны в глазах шиитов имеют большое значение решения имамов из рода Мохаммеда, которым они приписывают непогрешимость. Но главную особенность шиитов составляет учение о божественном достоинстве потомков Мохаммеда, причем Али и его сын Гусейн ставятся иногда выше самого пророка; кроме того, у шиитов явилось своеобразное учение о Махди, последнем великом пророке, после которого должен наступить конец мира; этот Махди отождествлен был с одним из потомков Мохаммеда Измаилом (он жил в начале 9 века), существующим теперь будто бы до известного времени в скрытом состоянии. Такое благоговейное отношение к прямым потомкам Мохаммеда привело шиитов к вере в спасительное значение тех страданий, которые пришлось пережить наиболее знаменитым из этих потомков (Али, Гусейн, Али-ар-Ридха); очевидно, здесь имело место влияние христианского учения об искупительном значении страданий Иисуса Христа. В связи с этими верованиями стоит и богопочтение шиитов. Священными местами у них считаются Неджеф, Кербела и Мешхед, где погребены Али, Гусейн и Али-ар-Ридха; сюда стекаются тысячи поклонников; «благочестивые шииты приказывают похоронить себя в Неджефе или Кербеле, чтобы покоиться около благословенного имама; огромные караваны покойников непрерывно тянутся сюда из всех шиитских земель, распространяя трупный запах, заражающий воздух» (М. Гутсм). Самый великий праздник у шиитов посвящен воспоминанию страстей дома Алиева; он празднуется в течение первых десяти дней Мохаррема, первого месяца мусульманского лунного года. Наибольший фанатизм проявляют в этот праздник шииты нашего Закавказья, куда приезжают и персы из Ирана. Днем совершаются мистерии, воспроизводящие трагические моменты из истории дома Али, а ночью ходят процессии с факелами; «участвующие в них неистово воют, потрясают оружием, бьют себя кулаками в грудь и кинжалами в голову, которую предварительно обривают. Кровавые самоистязания достигают высших крайностей в десятый день Мохаррема, при ношении по улицам «техти реван», т. е. изображения Гуссейна; многие из участников, среди которых отличаются женщины, падают, истекая кровью, другие успевают дойти до городской площади, где изуверы сидят с ножами, воткнутыми в тело» (А. Крымский). Меры русского правительства против таких изуверных самоистязаний не всегда достигают цели. Современное религиозное положение шиитов представляется очень печальным; невежество и фанатизм мулл, чисто внешнее и часто притворное благочестие народа, широкое распространение неверия, полное падение нравственности и чувства правды, – вот какими чертами можно охарактеризовать современный шиитизм.

На почве шиитизма образовалась в начале 12 века страшная секта ассассинов или измаилитов, нашедшая сторонников в Персии и Сирии. Признавая единственно законными наследниками Мохаммеда в звании имама только потомков Али, они стали считать авторитет таких имамов выше самого Корана; по их учению, Коран составляет только внешнюю оболочку религии, а самая сущность ее заключается в духовном и аллегорическом понимании ее, которым обладают только имамы. Но открытыми учителями веры были только первые семь имамов от Али до Измаила, брата Али-ар-Ридха; а после Измаила истинные имамы существуют в скрытом состоянии; видимыми же заместителями их на земле были признаны миссионеры, которые и сделались высшими руководителями мусульман. Один из начальников миссии Гасан-Ибн-Сабба, в целях борьбы с ненавистными правителями, стал первый применять тайное убийство. Члены общества ассассинов, обязанные беспрекословным повиновением своему начальнику, одурманивались гашишем и приводились в такое возбужденное состояние, что они переживали райские наслаждения; путем обещания таких наслаждений в загробной жизни их побуждали затем к убийству неугодных правителей и государственных деятелей. Такая преступная деятельность ассассинов в течение нескольких столетий наводила ужас на восточных государей и могущественных полководцев; смелость убийц не знала границ; в 1250 году ассассины потребовали даже от Людовика Святого, когда он высадился в Акке, подарков, очевидно, в качестве откупа за свою жизнь. В конце концов ассассины спустились до позорной роли наемных убийц. Как религиозная секта, ассассины сохранились в небольшом числе только в Ливанских горах.

Более симпатичную ветвь шиитов составляют бабиды. Эта секта появилась уже в позднейшее время и именно в первую половину 19 столетия. Основателем ее был энергичный, образованный и красноречивый перс Хаджи-Али-Мохаммед, считавший себя потомком пророка Мохаммеда. Исходя из учения о скрытом существовании имама Махди, он стал выдавать себя за великого учителя истины, через посредство которого имам Махди должен открывать свою волю людям; он усвоил себе наименование Баб («врата истины»), почему его последователи и стали называться бабидами. По учению бабидов, откровение Аллаха возвещается через бесконечный ряд пророков; по мере того, как человечество развивается и совершенствуется, и самое откровение получает все большую высоту: если на низших ступенях развития человек удовлетворяется элементарными истинами, то в состоянии зрелости он не нуждается в тех чувственных представлениях, из каких состояла его детская вера. Как новый великий пророк, Баб стал объяснять учение о будущей жизни, рае и аде, воскресении тел и т. д. в чисто духовном смысле; по его учению, нужно более всего заботиться о том, чтобы в здешней жизни водворилось царство мира, любви и свободы, между народами прекратились бы войны и все люди были бы как братья. Вообще учение бабидов стоит на стороне этического и культурного прогресса: оно расширяет права женщины, дозволяя им быть деятельными сотрудницами в распространении бабидского учения, и решительно высказывается против ношения ими покрывал, ограничивает многоженство, затрудняет развод, смотрит очень высоко на образование и т.д. Характерную особенность бабидского учения составляет то, что здесь число 19 признается священным, так как буквы одно из наименований Аллаха hai (источник жизни) при переводе их на цыфы дают число 18; присоединяя сюда единого Аллаха, получается число 19; поэтому у бабидов признается 19 месяцев в году, 19 первосвященников или руководителей царя в осуществлении нравственного добра, 19 апостолов во главе с Бабом и т. д. Секта бабидов терпела страшные преследования со стороны персидского правительства; гонения особенно усилились после покушения одного из бабидов на жизнь шаха. Эти репрессии заставили бабидов, расколовшихся на два толка, переселиться в Сирию и на остров Кипр, где они существуют и до настоящего времени.

Если сунниты и шииты спорили главным образом из-за вопроса о преемниках Мохаммеда, то другие секты образовались на почве догматических споров. Такова секта мутазилитов («отделяющихся»), которые отрицали некоторые положения правоверного мусульманства. Так, они не признавали атрибуты Бога (жизнь, могущество, знание и пр.) чем-то независимым от него, а относили их к самому существу Бога; далее, они учили, что Бог есть источник только добра, а не зла, что молитва грешников не принимается Богом, что Коран не существует от вечности, а появился во времени, что милостыня не помогает умершим, что после смерти человека никакого взвешивания его поступков не бываете и т.д. Но главным образом они расходились с правоверным мусульманством в учении о предопределении; по их мнению, предопределение Божие не может быть безусловным, т.е. не может зависеть только от воли Аллаха, так как последний в силу своей справедливости не может вменять в вину или заслугу такие действия, которые не зависят от человеческой свободы; таким образом участь человека обусловливается не только предопределением Божиим, но и присущей человеку собственной свободной волей. Вообще мутазилиты в вопросах веры руководились не только Кораном и сунной, где они находили много недостатков, но и разумом; поэтому их справедливо считают мусульманскими рационалистами.

Мистические и аскетические стремления в исламе обнаружились в суфизме. Сам Мохаммед нисколько не был склонен к аскетизму; на безбрачие он смотрел как на достойную презрения ненормальность. Но религиозный энтузиазм и жажда полного единения с Богом должны были так или иначе проявиться и в исламе. Уже в очень раннее время в среде мусульман появились ревнители строгой жизни, которые отрекались от мира и предавались усиленным религиозным подвигам. Это и были суфии, названные так потому, что они носили грубую «шерстяную одежду»; они особенно усилились в Персии и оказали здесь большое влияние на общий характер ислама. Их аскетизм вытекал из мистических стремлений: путем усиленных религиозных подвигов они приводили себя в состояние экстаза и таким образом достигали того, что сознавали свое единение и слияние с божеством. Под влиянием таких мистических стремлений самое понятие о божестве получило несколько пантеистический характер, хотя эти пантеистические тенденции были скорее всего навеяны неоплатонизмом и некоторыми сродными с ним христианскими сектами. В отдельных случаях суфизм так далеко отошел от праверного ислама, что потерял чисто мусульманскую окраску и был одинаково близок и к учению Корана, и к еврейству, и к христианству, и отчасти к парсизму и браманизму. Даже и те суфии, которые старались держаться правоверного учения ислама, часто смотрели на закон Корана, только как на подготовительную ступень к высшему совершенству. Таким образом первоначальный мистицизм в суфизме принял впоследствии форму некоторого религиозного свободомыслия, доходившего, например, до таких положений, что все существующие религии равноценны, так как составляют лучи одного вечного солнца, что добро и зло, нравственность и безнравственность равны и т. д. Безграничный простор теологического умозрения в суфизме был несколько ограничен после того, как здесь была введена определенная организация: во главе суфиев поставлены были учителя или шейхи, которые сделались руководителями в религиозной жизни отдельных суфийских общин.

Такая организация особенно прочно укрепилась в среде дервишей, которые восприняли от суфизма главным образом аскетические стремления. Дервиши делятся на множество орденов или братств, различающихся как по характеру аскетических подвигов, так и по тем целям, которые ими преследуются; есть, например, братства, основанные с политическими целями и именно – для противодействия европейскому влиянию. Некоторые дервиши живут как обыкновенные миряне, занимаясь житейскими делами, но в известные дни они собираются в общину и здесь совершают аскетические упражнения. Другие ведут бродячую жизнь в качестве нищенствующих монахов; наконец, третьи живут в особых монастырских зданиях или теккие. Благочестивые упражнения дервишей носят часто дикий и изуверный характер: в Турции, например, можно нередко наблюдать, как дервиши глотают стекло и горящие уголья, наносят себе страшные раны, съедают змей и т. д. В общих религиозных собраниях «дервиши, расположившись вокруг шейха, стоя или сидя на пятках, выкрикивают или бормочут разные молитвы, тряся в это время головой или раскачивая все тело то справа налево, то спереди назад и т. п., или вдруг вскакивают и начинают дикую пляску или кружение на одном месте, издавая пронзительный рев (отсюда название «дервиши руфай» – воющие дервиши) и нанося себе раны. В некоторых египетских сектах религиозные упражнения заканчиваются тем, что дервиши рядом распростираются на земле и по ним их глава, Шейх-эль-бакри, проезжает верхом. Религиозные упражнения повторяются обыкновенно раз или два в неделю; сверх того, в известные праздники, например, в день рождения Магомета, день основания ордена, происходят особые, более торжественные религиозные упражнения» (И. К.).

Из других религиозных движений в исламе заслуживает упоминания секта ваггабитов, основанная около половины 18 столетия арабским купцом Мохаммедом Ваггаби. Недовольный теми наслоениями, которые образовались в исламе в течение многих веков, а также ослаблением прежней строгости жизни, он выступил с проповедью о восстановлении всех законов Корана во всей их первоначальной строгости, причем старался пробудить и тот нетерпимый фанатизм, которым отличались первые последователи ислама; он восставал против роскоши, требовал воздержания от вина и курения табака, настаивал на обязательном выделении части доходов в пользу бедных, требовал непрерывной священной войны с неверными и т. д. Ваггаби скоро приобрел значительное число последователей; но особенный успех ваггабиты имели после того, как во главе их стал воинственный шейх Сауд, который, подобно пророку ислама, начал насаждать новое учение путем войны; сравнительно в короткое время ваггабитам удалось завоевать значительную часть Месопотамии и Аравии со священными городами Меккой и Мединой. Но в начале 19 века это движение ваггабитов было подавлено. Однако и доселе существует ваггабитская династия, основанная Саудом; но ее владения ограничиваются незначительным числом провинций с полуторамиллионным населением. Движение, вызванное ваггабитами в пользу восстановления строгих законов Корана, не замерло и доселе.