Из архива А. В. Горского: I. Эпизод из истории описания славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки

Высокие ученые достоинства составленного А. В. Горским и К. II. Невоструевым описания славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки и важное значение его для русской историко-филологической науки в настоящее время безусловно признаются всеми, кто имел случай и надобность так или иначе ознакомиться с этим замечательным произведением русской учености. Но едва ли кому-нибудь теперь известно, что было время, когда описанию, выполненному уже в главной своей части, грозила печальная участь остаться, если не навсегда, то надолго, в портфеле его авторов, когда то, что дает этому труду право занять почетное место в ряду лучших памятников общеевропейской науки, – широта и методичность постановки дела и новизна выводов, – едва не послужило главным препятствием к опубликованию его в печати. Оказывается, что существовало официальное предложение – исключить из Описания, при печатании его, весь ученый, историко-критический аппарат и самое Описание обратить в простой указатель славянских рукописей Синодальной библиотеки, без всякого исследования о составе их и происхождении – в указатель, который, конечно, мог бы иметь свое практическое значение, но для науки не давал бы ровно ничего. С этим любопытным эпизодом из истории описания Синодальных рукописей знакомят нас два документа, хранящиеся в академическом архиве А. В. Горского, доселе не появлявшиеся в печати и мало кому известные, о которых, вероятно, знали только немногие и из современников А. В-ча. Один из этих документов содержит в себе копию с отзыва члена С.-Петербургского духовно-цензурного Комитета, архимандрита Иоанна (Соколова) – впоследствии епископа Смоленского, а тогда инспектора С.-Петербургской дух. Академии, – о первой части Описания славянских рукописей Синодальной библиотеки, представленной Митрополитом Филаретом в Синод для разрешения к печати и, по поручению Синода, рассмотренной Иоанном. Другой является ответом составителей Описания. А.В. Горского и К. И. Невоструева, на цензорский отзыв, обcуждает его замечания и защищает Описание от цензорских возражений. Этот второй документ сохранился в нескольких черновых экземплярах с помарками, поправками и дополнениями А. В. Горского, причем в экземпляре, заключающем окончательную редакцию его, в какой он был послан в св. Синод, имеется следующая надпись, сделанная карандашом неизвестною рукою и позднее составления документа: «Апология Описания славянских рукописей Синодальной библиотеки и Слово обличительное на отца Иоанна (ныне ректора Казанской духовной Академии ¹. Писано в 1853 году²».

Ниже мы помещаем оба эти замечательные документа в полном виде, а теперь скажем несколько слов в объяснение их происхождения.

Как известно, описание рукописей Синодальной библиотеки было предпринято Горским и Невоструевым по инициативе Митрополита Филарета и выполнялось под его непосредственным контролем и руководством. И надо поставить великому Митрополиту в особую заслугу пред русской наукой то, что он не только понял важность и необходимость описания книжных сокровищ, хранящихся в Синодальной библиотеке, но сам стал во главе этого дела, обеспечив тем благополучный его исход. Не будь этого условия, не окажись во главе всего предприятия такое мощное и авторитетное лицо, как Филарет, описание синодальных рукописей, даже если бы оно было выполнено теми же – Горским и Невоструевым, едва ли бы скоро увидело свет, да без сомнения и появилось бы не в том виде, в каком оно существует теперь.

В то время, как Горский и Невоструев приступали к своему грандиозному предприятию, изучение древних памятников нашей истории стояло уже на достаточно твердой почве; однако, среди людей, заправлявших внешними судьбами науки, было немало таких лиц, которые не вполне одобрительными глазами смотрели на это стремление к восстановлению русской старины во всей ее, иногда очень неприглядной, подлинности. Объективно-историческая точка зрения на прошлое только что начала раскрываться и усваивалась с трудом, и точное воспроизведение памятников древней жизни многим казалось ничем не оправдываемым укором старине, ударом для национальной гордости и лишним поводом к нареканиям и недовольству. Особенно зорко следила за этим течением в нашей науке тогдашняя духовная цензура. В архивных документах, обрисовывающих прошлую жизнь нашей церкви, конечно, не все и не всегда совпадало с наличным порядком вещей, а напротив многое уклонялось от него, – и в этом усматривали серьезную опасность для интересов церкви. Боялись всего, – боялись «суждений иномыслящих», боялись раскола, боялись, наконец, «соблазна» и для правоверных членов церкви³. Изучение самых архивов не запрещалось безусловно; за то строго блюли за тем, чтобы результаты этого изучения не выходили за пределы кабинетной учености и не делались общим достоянием публики. Как наша духовная цензура относилась к изданию в печати древнерусских церковных памятников, об этом хорошо свидетельствует случай с Остромировым Евангелием, происшедший незадолго до появления в свете Описания Синодальной библиотеки. Издание этого древнейшего памятника славяно-русской литературы (XI в.) задумано было известным знатоком наших древностей, А. X. Востоковым, по поручению Академии Наук и на ее средства; в нем были заинтересованы некоторые высокопоставленные лица; сам Обер-прокурор Св. Синода, граф Протасов стоял на стороне его; но при всем том требовалось еще особое разрешение Св. Синода. Когда рукопись Евангелия была изготовлена Востоковым и представлена в Синоде, то, следуя обычному порядку, Синод отдал ее на рассмотрение С.-Петербургскому духовно-цензурному Комитету, а Комитет в 1841-м году вошел снова в Синод с особым докладом по вопросу печатания Остромирова Евангелия, очень характерным для цензурных взглядов того времени. Указывая на несходство Остромирова Евангелия с печатными, славянским и греческим, текстами, на добавки и опущения в месяцесловах рукописи и на неудобства надписей при изображении Евангелистов⁴, Комитет в этом докладе полагал, что Остромирово Евангелие по рукописи Востокова может быть допущено к печатанию лишь под тем условием, если издатель присоединит замечания на все несходные с принятым текстом места Евангелия, изберет греческий текст более близкий к Остромирову Евангелию и объяснит разности в месяцеслове. Комитет духовной цензуры, как видим, не запрещал, безусловно издания Остромирова Евангелия, но обставлял его такими условиями, которые были по существу дела почти невыполнимы. Не говоря о том, что решение Комитета возлагало новые, еще более тяжелые труды на издателя, оно неопределенностью своих требований не давало оснований надеяться на желательный исход и в том случае, если требования эти будут удовлетворены, так как Комитет мог снова выставить против них свои возражения. Работу Востокова спасли заступничество графа Протасова и ясный взгляд Митрополита Филарета. Протасов обратился к Московскому Владыке с запросом по поводу доклада, и Филарет формулировал свое решение в следующих замечательных положениях: 1) невозможно ожидать, чтобы текст XI в. был буквально сходен с текстом XVIII ст.; 2) греческого текста, утвержденного для всеобщего употребления, нет, и потому от издателя можно требовать только того, чтобы он избрал хорошее греческое издание, а он это сделал; 3) нет никакой беды, что в месяцеслове встречаются разности; это бывает и в других месяцесловах; 4) несообразности при изображении Еванг. Луки опустить нельзя, так как это сделала бы вред точному воспроизведению памятника. Оспаривать резолюцию Филарета по многим причинам было трудно, и Остромирово Евангелие удостоилось разрешения к печати⁵.

Подлинная рукопись Остромирова Евангелия принадлежала (как и теперь принадлежит) С.-Петербургской публичной библиотеке⁶, куда доступ был открыт более или менее всем на равных правах. Однако, если и здесь научное исследование древне-церковных памятников наталкивалось на почти непреодолимые препятствия (так как, ведь, не всякий мог рассчитывать на помощь Филарета), то тем труднее было пользоваться таким единственным по своей важности книгохранилищем, как Синодальная библиотека. Владея редкими книжными сокровищами, скопленными в течение веков, Синодальная библиотека долго оставалась недоступной ученому миру и давно дразнила его любопытство. Мысль об описании ее славянских памятников для общего сведения и пользы научной была высказана еще в 1816-м году, но не так легко было осуществить эту мысль, как высказать ее. Духовное начальство ревниво берегло библиотеку и неохотно отворяло ее двери для посторонних, кроме тех случаев, когда к этому вынуждало вмешательство влиятельных лиц. Так, в 1824-м году Калайдовичу удалось было чрез графа Румянцева получить разрешение начать описание славянских рукописей, но его занятия в библиотеке продержались как раз столько времени, пока жив был его меценат. Чрез два года гр. Румянцев умер, и работы Калайдовича не только не увидели своего конца, но и не были изданы в той части, в какой исполнены⁷. Сам Митрополит Филарет, так прекрасно высказавшийся по поводу издания Остромирова Евангелия, на Синодальную библиотеку смотрел другими глазами, – и для него это была церковная библиотека, которая должна служить прежде всего, интересам церкви и куда доступ не может быть открыт всякому желающему. «Неверное и неосмотрительное употребление древних документов, – писал он при одном случае, – относящихся до церковных догматов, церковного законодательства, учения и церковной истории, может произвести соблазн и дать пищу лжеучениям». Исследовать такого рода документы, изучать библиотеку в должном направлении, по мысли Филарета, правоспособны только люди с специальной богословской подготовкой, «сведущие в церковных догматах и законоположениях», да и они могут это делать не иначе, как «под ближайшим надзором духовного начальства⁸». По этому, он подозрительно встречал попытки «чужих людей» проникнуть в эти сокровища и воспользоваться ими. Филарет, по его собственным словам, давно думал о составлении «отчетливого Описания» рукописей Синодальной библиотеки и понимал общую нужду в нем, – понимал, что «за неделание его могут укорить»⁹, но быть может это его намерение и не осуществилось бы так скоро, если бы не вынудили его к тому внешние обстоятельства. Пришло время, когда задерживать открытие библиотеки для науки стало неудобным и для Филарета. Чем глубже и дальше шло у нас изучение памятников древнерусской жизни, тем яснее чувствовалась нужда воспользоваться наиболее ценным их собранием и тем сильнее становились голоса, требовавшие ученого обследования Синодальных рукописных сокровищ. В обществе и печати раздались обвинения на духовное ведомство в косности и нерадении, упреки в пренебрежении к интересам русской науки¹⁰. В 1848 году М. П. Погодин, в своей рецензии об описании библиотеки Н. Царского, сделанном П. М. Строевым, печатно призывал последнего заняться Синодальной библиотекой и там, «воздвигнут себе памятник¹¹», но еще ранее этого призыва Погодина, в заветную библиотеку успел проникнуть известный библиограф В. М. Ундольский и начал собирать материалы для ее описания, которое предполагалось помещать в чтениях Московского общества истории и древностей¹². Энергичные шаги «чужих людей» встревожили Митрополита Филарета, и он принял решительные меры. 6-го Мая 1849 года, в известном письме к тогдашнему ректору Московской Академии Архимандриту Алексею, он распорядился «удержать от пропущения, без представления Синоду, если что-нибудь появится в этом роде и, вместе с тем, предложил Горскому заняться этим делом¹³.

Взяв на себя инициативу такого важного и давно ожидаемого предприятия, как описание Синодальной библиотеки, Филарет постарался обеспечить его с той стороны, которая наиболее внушала ему опасения. А. В. Горский был, конечно, такой человек, за которого можно было поручиться, что из-под пера его не выйдет ничего, что действительно могло бы «произвести соблазн и дать пищу лжеучениям». Но этого было мало. Описание должно было раскрыть собой все книжные тайны библиотеки, должно было ознакомить с новыми фактами, повести к новым выводам. При недостаточно развитом у нас историческом понимание при подозрительном отношении к опубликованию древних документов, эти стороны описания могли вызвать нежелательные последствия, породить тот соблазн, которого так боялся Филарет, и, пожалуй, погубить все дело. Для предупреждения этих возможностей недостаточно было одного учебного авторитета составителей описания. Митрополит блистательно разрешил эту задачу. Все дело описания он поставил под свое непосредственное руководство и контроль и официально принял на себя ответственность за его характер и результаты. В указе Св. Синода от 30 июля 1849 г., разрешавшем приступить к описанию Синодальной библиотеки, на Московского Митрополита, – разумеется, с ведома и согласия его, – возлагалось «подробное распределение занятий между Горским и Новоструевым, главное руководство в сих занятиях, разрешение могущих встретиться вопросов в затруднительных случаях и самое пополнение плана описания, если в том встретится надобность ¹⁴». Переписка А. В. Горского и К. И. Невоструева ¹⁵, а также и другие документы, хранящиеся частью в архиве Горского, а частью в Синодальной библиотеке, наглядно удостоверяют, что это главное руководство Филарета в описании библиотеки было не формальным только, начальническим надзором за работами описателей, но постоянным и непосредственным соучастием в них. Все дело описания организовано было так, что каждый более или менее значительный вопрос подвергался обследованию по предварительном обсуждении его с Филаретом и окончательно решался только после его одобрения. Сначала А. В. Горским вырабатывался общий план описания известной группы славянских рукописей, намечались основные пункты, каше нужно иметь в виду при изучении рукописей, составлялась обстоятельная программа работы, – и все это шло на рассмотрение и одобрение Филарета ¹⁶. За каждую истекшую треть года обоими описателями представлялись Митрополиту отчеты о сделанных за это время работах, которые затем отсылались в Синод¹⁷. К. И. Невоструев обязывался еще к ежемесячному письменному отчету о движении дела и относил их к Филарету обыкновенно первого числа. Некоторые рукописи Митрополит требовал к себе и прочитывал сам. Точно также он прочитывал предварительно и описания более важных манускриптов, делал о них свои замечания и иногда просил перерабатывать их¹⁸. Таким образом, с точки зрения охранительных задач, дело описания Синодальной библиотеки было поставлено в самые благоприятные условия. Описанием руководил высший член русской иерархии и все в нем совершалось с его ведома, разрешения и одобрения¹⁹. При таких исключительных условиях, казалось, уже не было ни малейших оснований беспокоиться, что результаты описания не совпадут с интересами церкви, что труд, составляемый под контролем всеми признанного авторитета, не достигнет благополучного исхода. Однако и теперь на деле случилось не то.

Занятия в Синодальной библиотеке были начаты Горским и Невоструевым в Сентябре 1849 года с изучения рукописей, содержавших в себе славянские списки Св. Писания. Важность манускриптов этого рода, широта намеченных в отношении к ним задач, естественные при начале дела недосмотры во внешней и внутренней его постановке, – все это затянуло работу надолго. Описание славянских кодексов Св. Писания было изготовлено, не без нарочитых побуждений со стороны Митрополита, только к осени 1852 года, т. е. через три года усидчивых и постоянных занятий, несмотря на то, что в этой части Описания каждая деталь была известна Филарету, он не решился своею властью пустить ее в печать. Для пользы всего дела он находил нужным обратиться в Св. Синод и от него получить одобрение к напечатанию. При свидании с К. И. Невоструевым, объясняя ему свое намерение, Митрополит добавили: «при последнем (т. е. при одобрении Синода) дело будет яснее и нам веселее²⁰». Беловой экземпляр первой части Описания был представлен в Москву А. В. Горским в первых числах Сентября²¹, а в средине этого месяца он послал уже в Синод «с одобрением Митрополита и предложением напечатать его ²²».

А. В-ч приветствовали решение Митрополита, как «счастливый задаток для будущего²³» и надеялся, что в Петербурге труды их найдут себе снисходительных ценителей²⁴... Но сверх всяких ожиданий здесь все дело приняло совсем другое направление. Св. Синод, не удовольствовавшись отзывом и рекомендацией Митрополита Филарета, решили подвергнуть первую часть Описания новому рассмотрению и для этого передали ее архимандриту Иоанну²⁵. Выбор цензора был крайне неблагоприятный. При блестящих способностях, – характеризует его проф. Знаменский²⁶, – отличных литературных талантах и критическом уме, Иоанн очень рано составили о себе славу, как о человеке гордом, недоступном и чрезмерно самовластном. Как цензор, он отличался двумя, хорошо знакомыми тогда многим чертами: крайнею придирчивостью и полным неуважением к чужим мыслям, и сумел вооружить против себя даже самых безобидных людей²⁷. И к порученной ему на рассмотрение первой части Описания он отнесся с обычными ему приемами. Трудно сказать, что побудило Иоанна выступить против несомненно полезного труда, научную важность которого он сам хорошо видел: свойственное ли ему самолюбие, желание ли строгостью цензорских требований обратить на себя внимание начальства, или действительное убеждение в преждевременности таких изданий для русского общества²⁸; но, во всяком случае его рецензии нельзя отказать ни в диалектическом искусстве, ни в литературной ловкости. Учёных заслуг Описания он не отвергает, – да и возможно ли было отвергать их? За то с изобретательностью, достойной лучшего дела, в этой именно учености он находит опасность для церкви и в своём отзыве принимает на себя обязанность предупредить ее. Два пункта в Описании кажутся ему особенно неблаговидными: Описание показывает, что 1) во всем множестве славянских списков Св. Писания, рассмотренных в нем, нет ни одного исправного, и что 2) полное собрание Ветхозаветных книг в славянском языке у нас появилось только в XV веке, при чем в него вошли заимствования из Вульгаты, из латинских и даже немецких изданий. Первый тезис он считает укоризной на русскую церковь, рождающей мысль, что «в продолжение скольких веков» наша церковь не имела Слова Божия в чистом, целостном виде, а принимала и читала его в виде повреждённом (?); второй он находит неблагоприятным для суждений о нашей церкви, особенно иномыслящих, и неблаговидным и неполезным для общего чтения. Самая попытка описателей критически исследовать славянский текст Библии представляется цензору чуть не дерзостью, посягающей на самую Библию. «Если бы описатели, – говорит он в отзыве, – ограничились только одной библиографической целью, то в таком случае несовершенства наших древних переводов Св. Писания не были бы обнаружены... Но описатели пошли далее. Они вооружились ученой критикой и стали исследовать и судить о достоинстве самых переводов Св. Писания, но нужно ли это?» Поэтому цензорская рецензия, наряду с другими исправлениями, предлагает совсем исключить учено-критическую часть и под этим условием только признает, что Описание может быть допущено к печатанию. Отзыв Иоанна ставил вопрос о печатании Описания с самой критической его стороны. При той недоверчивости, с какой у нас относились к опубликованию древне-церковных памятников, он мог вызвать серьезное сомнете в том, – да нужно ли, полезно ли такое описание? К счастью для русской науки, Описание было близко и дорого Митрополиту Филарету, и не Иоанну было бороться с ним. Отзыв не решил собой окончательно дела; его передали Филарету для соображений.

Судя по переписке А. В. Горского с Невоструевым, весь этот эпизод с рассмотрением первой части Описания в Петербурге падает на зимнюю сессию Св. Синода 1852–1853 г.г. А. В. Горский, проводивший зиму в Сергиевом посаде, вдали от всяких новостей, и К. И. Невоструев, поглощенный работами в библиотеке, едва ли что знали о нем. Первое известие о судьбе их работы привёз Невоструеву Архиепископ Казанский Григорий, возвращавшийся из Петербурга весной 1853 года. В письме к А. В. Горскому от 22 Мая этого года Невоструев сообщает ему следующее: «Высокопреосвященный Григорий в проезде чрез Москву требовали меня к себе и, поговорив о прочем, сказали, что Описание наше в Св. Синод найдено удовлетворительным и ему, Владыке, особенно понравилось, но некоторые места оказались резкими к тому, чтобы обнародовать оные публике, и только за этим судьба его в Синод окончательно не решена, о чем Владыка Григорий приказал отписать Вам». Преосв. Григорий, очевидно, скрасил дело, так что Горский в ответном письме Невоструеву не придали особого значения его известию и ограничился только благодарностью за сообщение²⁹. По-видимому, А. В. Горский ознакомился с подробностями рецензии Иоанна только с прибытием Митрополита в Лавру в июне месяце 1853 г. на экзамены в Академию. Неизвестно, какое впечатление вызвало у обоих сотрудников вмешательство Петербургского цензора; наш главный источники по этому делу, переписка А. В. Горского с Невоструевым, – как раз на этом пункт обрывается на все лето 1853 года, так как Невоструев к июлю получили отпуск на вакацию и, но приглашение Горского, прежде всего явился к нему. О таких делах тогда говорили наедине.

Филарет решил дать урок Иоанну. По его поручению, А. В. Горский должен был спешно приняться за составление подробного объяснения на возражения и требования цензорской рецензии Хранящаяся в акад. архиве его черновые тетради ответа еще и теперь дают видеть то, с какой тщательностью велась эта работа. Проект ответа несколько раз пополнялся, исправлялся, переписывался, – быть может, каждый раз после обсуждения его с Митрополитом. За то и в результате получилось то, что с правом можно назвать шедевром полемического искусства. В серьёзном, учебном, далёком от всяких выходок тоне ответа на рецензию Иоанна давали не только отпор на все его замечания, но и преследовал противника до последнего шага, изобличая преувеличенность его заключений и коварность замыслов. Он действительно являлся не только Апологией Описания, но и обличительным словом на Иоанна. Отстаивая все выводы Описания касательно истории священного текста у нас, ответ с особенной энергией защищает ученую постановку труда, непоколебимыми доводами доказывая, что неблаговидным и неполезным для общего чтения их может признать только ложное суждение и придирчивый взгляд. В некоторых местах Апология оставляет свой официальный тон и возвышается до лирического воодушевления, поражая противника его же оружием. На предложение устранить ученокритическую часть она отвечает энергичными словами с чувством сознания исполненного долга пред церковью и наукой. «Под благовидным предлогом прикрытия недостатков древнего текста, – говорится здесь, – рецензия устраняет из Описания и все другие исследования... Но когда любознательность ученных уже касается вопросов, которыми дано место в Описании; когда и светские ученые обращают внимание на разности списков библейских, на отношение их к греческому тексту; когда исследования о древнем переводе Св. Писания могут быть производимы и по рукописями других библиотек, кроме Синодальной;– прилично ли, полезно ли будет духовными учеными устранять себя от дела, ближайшими образом относящегося к области их занятий? Если и без них дело будет ведено правильно, не прискорбно ли будет им видеть себя предупрежденными от посторонних? Если же примет ложное направление, не представит ли новых трудностей в борьбе за истину, – борьба, для которой нужно приготовление?»... Неосновательная догадка рецензента, что списки с латинским влиянием появились не в центре России, а в соприкосновенных с западными миром окраинах ее, вызывает в апологии справедливое негодование. «Итак, по мнению рецензента, надлежало бы лишить Церковь Велико- Российскую и тех списков Библии, какие она доселе признавала своими, и наперекор свидетельствами подписей и языка, наперекор обстоятельствами историческими, приписать их происхождение Литовскими и Польским епархиям! Князь Острожский нигде не моги найти полного списка Библии, как только в Москве; а мы, имея у себя не один, а несколько таких списков, которые гораздо раньше его времени, будем от них отрекаться и произвольно искать им чужеземного происхождения? К чему же, наконец, приедет такая критика? ³⁰».

Над составлением ответа на рецензию трудился один А. В. Горский. Это видно не только из черновых его тетрадей, но и из замечания в письме к И. Невоструеву от 24 июня 1853 года. «У нас уже настала вакация, – пишет он здесь, – но я еще дня два или три пробуду в посаде; приготовляю ответ на рецензию С.-П.-Б-рскую, который, показал вам и, дополнив справками, должен представить Владыке? Этим же летом ответ был отослан в Св. Синод, а в первых числах Ноября Митрополит уже уведомлял А. В. Горского чрез Невоструева, что «представленное в Синод Описание разрешено к напечатанию так, как оно есть и защищено нами, без исключения исследования ³¹».

Рецензия Иоанна не достигла своей цели; но нельзя сказать, чтобы она прошла совсем безлюдно для Описания. В одном отношении она имела даже благотворное последствие. Между прочим, Иоанн в своём отзыве поставлял в обязанность составителям Описания присоединить к нему введете, из которого было бы видно, какими правилами руководствовались они при рассмотрении рукописей и суждении о них. Это требование рецензии было признано законными в ответе на нее, причём в объяснение отсутствия введения в первой части Описания указывалось на то, что составители предполагали дать отчет о своих правилах по окончании обозрения всех рукописей. Введение к первой части Описания появилось, а затем оно стало прилагаться и ко всем дальнейшим частям. Если принять во внимание, что Описание славянских рукописей Синодальной библиотеки не увидело конца, то можно быть благодарным Иоанну за его своевременный совет. Отразилась рецензия и на содержании самого введения в той апологетической тенденции, которая явно выступает в нем и стремится предупредить возможные недоумения, указанные Иоанном. Наконец, согласно с заявлением ответа, к заключительным выводам к рассмотрению списков ветхозаветных книг, изложенным на стр. 132 – 137 печатного издания, прибавлены § 1, 2 и 3-й, трактующие о том, что данные Описания не приводят к отрицанию существования у нас в глубокой древности Ветхозаветных книг в славянском переводе. Первый параграф этих заключений был, правда, и до рецензии, но как показывает имеющийся в архиве А. В. Горского рукописный экземпляр первой части Описания, он содержал в себе только следующее: «полные списки Синодальной библиотеки не могут подтверждать той мысли, что книги Ветхого Завета изначала образовали у нас один состав» – и только; далее следовал теперешний четвертый параграф. Все же остальное, что имеется теперь в первом параграфе, начиная словами; «однако же, и не представляют доказательств против известности у нас Ветхозаветных книг в полном и изначальном переводе»..., внесено под влиянием рецензии. Впрочем, указанными сейчас изменениями и ограничилось это влияниее; все остальные замечания рецензии оставлены без внимания, как тому и следовало быть. Даже статья об Ариевом леде ³², на исключение которой соглашался А. В. Горский в своём ответе, вошла в печать неприкосновенною.

Печатание первой части Описания, как мы видели, разрешено было в ноябре 1853 года, но работы в типографии надолго затянулись. Нужно было отливать новый шрифт для извлечений из славянского текста, а затем много времени отняла ревизия Синодальной библиотеки, производившаяся в 1854 году. Описание увидело свет только осенью1855 года. Оно встречено было единодушным признанием его ученых заслуг. Первый отзыв, подписанный инициалами «И. К-в», появился в Журнале Министерства народного просвещения. Здесь говорилось об Описании так; «к чести русского имени вполне добросовестное разрешение задачи превзошло все ожидания: мы теперь имеем образцовое в своем роде творение, далеко превосходящее все предшествовавшие труды по части русской библиографии и долженствующее занять почетное место в ряду современных филологических исследований. Только пламенная любовь к науке при обширной учености и неослабном терпении могла дать силы составителям Описания совершить этот поистине капитальный труд во славу русского имени и русской науки». В заключение отзыва выражалась искренняя благодарность духовному начальству, доставившему возможность и средства выполнить этот замечательный труд ³³. Дело было выиграно окончательно. Довольный одобрительной рецензией Министерского журнала, Митрополит Филарет поспешили известить о ней А. В. Горского и вместе с тем нашел своевременным ослабить ту осторожность, в какой велось описание. В письме к ректору Академии, Архимандриту Алексею, препровождая номер журнала с рецензией, они поручали сказать Горскому: «после сего осторожность наших описаний рукописей, думаю, должна быть обращена уже не на то, чтобы не смущать выставлением иных редкостей, а на то, чтобы скромность описаний не дала повода обвинению в неточности и неполноте³⁴».

Так благополучно закончилась история с первою частью Описания, поднятая Иоанном. Но этим благополучным окончанием она обязана Митрополиту Филарету. Не будь его, – повторим еще раз, – во главе всего предприятия, такой цензорский отзыв, как отзыв Иоанна, мог бы погубить собой все дело. Поручая К. И. Невоструеву поднести Митрополиту только что вышедшую из печати первую часть Описания, А. В. Горский писал: «прошу покорнейше Вас представить ее от нас Святителю, который указал нам этот труд и постоянно руководил нас своими советами и ободрял милостивым взиманием. Мы помним и будем помнить, что без его сильного слова не видать бы нашей книге света. Представляя книгу, прошу все это изъяснить нашему Покровителю смелым голосом чистой, искренней благодарности, чтобы они видели в этом не один формальный обряд, но чтобы в душе его ясно сказались наши чувства³⁵». Нам думается, что это искреннее чувство благодарности к Митрополиту Филарету за защиту Описания, выраженное А. В. Горским, должно было близко всякому, кто дорожит успехами русской науки.

Описание Славянских рукописей в Синодальной Московской библиотеке находящихся есть труд, заслуживающей всякого уважения; оно составлено со всею тщательностью, обширною ученостью и точною отчетливостью. Описание это важно не только в библиографическом отношении, но и, можно сказать, в церковно-историческом, потому что дает понятие о состоянии книг св. Писания в нашей отечественной церкви от древнейшего до позднейшего времени. Но именно в этом последнем отношении описание рукописей возбуждает некоторые сомнения, касательно возможности напечатать и издать оное настоящем виде. Ибо в описании такого множества списков св. Писания, относящихся к разным векам, не встречается ни одного списка вполне исправного; 1) во всех списках, здесь описанных, открываются весьма важные недостатки, таковы: различие в чтениях одних и тех же мест Св. Писания, различие в переводах, произвольные со стороны переводчиков и переписчиков изменения священного текста (ст. 25 об. 27 и об. 33. 37. 38. 49. 50. 52. 327. 405), опущения, вставки, даже внесение ложных толкований, грубые ошибки в понятиях, словах, выражениях. Подробное описание таких списков представляется неблаговидным в том отношении, что ведет или может вести к мысли, будто в продолжение стольких веков церковь наша не имела Слова Божия в чистом, целостном виде, а принимала и читала его в виде повреждённом. Сами описатели рукописей приходят еще к другому, не менее важному заключению, что полное собрание книг ветхозаветных у нас явилось, по всей вероятности, не ранее XV века, и притом последнего десятилетия его, а до того времени священные книги у нас не были даже и приведены в один состав. В подтверждение сего описатели приводят и слова Геннадия, Архиепископа Новгородского (XV века) (Описан, стр. 183–4). Во 2) особенно заметно в наших переводах и в составе Св. Писания влияние латинских изданий Библии, и преимущественно Вульгаты влияние это оказывается:

а) в названиях и в порядке расположения книг священных, несогласно с греческими изданиями, но вполне согласно с Вульгатою (стр. 5. 7 и обор. 13 и 60); б) даже в распорядке, самых глав некоторых книг (112); в) в полном переводе весьма многих мест с Вульгаты, так что не только некоторые книги в целом составе переведены с нее (61. 64. 107. 172), но и в книгах, переложенных с греческого, многие, части взяты из Вульгаты (72. 73. 78. 95. 131. 137. 144. 228); г) в прямых указаниях по многим спискам на Вульгату, хотя и не называется она по имени (128 и проч.); д) большая часть предварительных сказаний и разных замечаний о священных книгах переведены также с латинского (стр. 58. 59. 61. 107. 171. 218. 263), с именным указанием на западных писателей, особенно Иеронима, названного здесь святым, о котором даже и нарочитое сказание в некоторых списках прилагается (стр. 57. 59. 79), также Августина, который называется божественным (стр. 7 и 9). Кроме того внесены замечания и других, менее важных западных писателей, как то: Николая de Lyra (III. 176. 263). Встречаются между замечаниями этих писателей и неправильные мнения, как напр. отзыв Иеронима о книгах Ездры (стр. 10 об.). Влияние латинское простирается до того, что в некоторых списках целые стихи изложены без перевода, латинскими словами, которые только русскими буквами написаны (стр. 65. 71. 108. 132. 173). Некоторые же списки Библии носят на себе печать влияния немецких переводов (стр. 9. 218. 251). В 3) нет ни одного списка Св. Писания, который в переводе Ветхого Завета был бы вполне составлен по LXX толковникам, а в изложении Нового Завета соответствовал бы принятому ныне у нас чтению греческому, или славянскому изданию Библии, в нашей Церкви ныне употребляемому (стр. 301. 303. 304. 413). За всем тем 4) списки, даже ближайшие между собою по времени и месту происхождения, ни в отношении один к другому не имеют полного сходства, ни сами себе не остаются верными. Один и тот же список в одном месте следует таким из древнейших рукописей или переводов, в других ближе подходит к другому; даже одно и то же слово, или выражение, в одном месте передается так, в другом иначе. Таков вообще вид, в котором, по описанию Синодальной Библиотеки, представляется состояние Св. Писания в нашей Церкви в прежние времена, и который, конечно, нельзя назвать благоприятным для суждений, особенно иномыслящих, о нашей Церкви. Для науки это не соблазнительно и невредно; из подробного описания стольких рукописей наука может извлечь немало для себя пользы. Но благовидно ли и полезно будет издавать такое описание для общего чтения?

Вообще касательно такого описания рукописей представляется нужным заметить следующее:

1) Описатели предположили в своём труде цель, не только собственно библиографическую, но учено-критическую. Если бы они ограничились одною первою целью, то довольно было бы описать время и место происхождения, каждой рукописи, состав ее, особенности языка, – каковое описание рукописей, и очень удовлетворительное находим напр., в описании Музеума Графа Румянцева. В таком случае несовершенства наших древних переводов Св. Писания не были бы обнаружены, а могли бы быть обличены разве только при нарочитом чтении каждой рукописи, если бы кто захотел читать рукописи в самой библиотеке. Но описатели ее пошли далее. Они вооружились ученою критикою и стали исследовать и судить о достоинстве самых переводов Св. Писания, сличая их с греческими и другими изданиями его. В таком случае уже невозможно скрыть всех неисправностей в наших переводах Библии. Но нужно ли это в предположенном описании рукописей библиотеки? 2) В описании недовольно определительно рассматривается место происхождения и употребления рукописей. Конечно, может быть и нельзя с точностью определить происхождения и употребления многих рукописей. Но если есть возможность доказать, что напр., списки священных книг, наиболее подвергшиеся влиянию латинскому, имели свое происхождение и употребление в местах Литовских, или польских, или в сопредельных с ними: тогда это влияние объяснялось бы само собою и не было бы для православных читателей странно. Даже не худо, казалось бы, отделять такие списки, под особую рубрику, от тех, которых происхождение внутри России, несомненно, и которые свободнее от иноземного влияния. 3) Для сличения и поверки списков описатели приняли за образцы два важнейшие издания Св. Писания в России: для ветхозаветных книг издание Острожское; а для новозаветных- Остромирово Евангелие. Но не видно, чтобы преимущественное внимание обращено было на нынешнее наше издание Библии как образец, так что в некоторых списках старых описатели показывают более близости к греческому тексту, нежели в нынешнем славянском издании, в нашей Церкви употребляемом, стр. 23. 376. 379. 380.1. 414–15. Благовидно ли будет и это в печати? 4) Общим и главным недостатком описания можно считать то, что в начале не приложено введения, или предварительного объяснения: какая задача, – какая цель предположена в описании синодальной библиотеки? какими правилами руководствовались описатели при рассмотрении рукописей и суждении о них? какие особенности или преимущества и какую важность в Церкви имеют те списки Священного Писания, которые приняты в описании за образцы для сличения и поверки всех рукописей, как-то из греческих списков Александрийский и Ватиканский, а из славянских Острожский и Остромиров? Ибо это не всем, и ученным, известно. Без такого предварительного объяснения, читателям трудно соображать замечания, излагаемые в описании рукописей.

Так как в рецензии на описание Славянских рукописей Синодальной библиотеки некоторые обстоятельства совсем опускаются из вида, другие представляются в преувеличенном виде: то нужно подробное рассмотрение замечаний и ее требований.

I. В первом пункте рецензии сказано: «во всех списках, здесь описываемых, открываются весьма важные недостатки, каковы: различие в чтениях одних и тех же мест Св. Писания, различие в переводах, произвольные со стороны переводчиков и переписчиков изменения священного текста (ст. 25 об. 27 и об. 33. 37. 38. 49. 50. 52. 327. 405), опущения, вставки, даже внесение ложных толкований, грубые ошибки в понятиях, выражениях. Подробное описание таких списков представляется неблаговидным в том отношении что ведет, или может вести к мысли – будто в продолжение стольких веков Церковь наша не имела слова Божия в чистом целостном виде, а принимала и читала оное в виде поврежденном».

Здесь описанию поставляется в вину обнаружение недостатков древнего текста, которые все сводятся к трем главным разрядам: а) к разности чтений греческого текста, которым следовали наши списки, от общепринятых ныне; б) к разности перевода одних и тех же слов греческих, и в) к погрешностям переводчиков, исправителей и переписчиков.

Но а) разность чтений греческого текста не впервые обнаруживается описанием. Уже в предисловии к изданию Славянской Библии 1751 г. о различных списках Ветхого Завета сказано было: «многие различествующие составы святыя Библии произошли, аще и не весьма с собою не сходны: обаче в множайших несогласны. И того ради зело трудно изследити, в коем составе греческого языка истинный 70-ти толковников содержится^”. (Издан. 1816. л. 6.).

В точных переводах писаний Отцов Церкви необходимо обнаруживаются отступления в некоторых местах от общепринятого ныне св. текста, зависевшие от разности в чтениях, и взаимно имевшие влияние на списки книг библейских. И это простирается на книги как Ветхого, так и Нового Завета.

В издании Евангелия по списку Остромирову много найдется таких разностей в чтении – некоторые из них и указаны в описании. Но это не воспрепятствовало издать cиe Евангелие без всяких изменений для учёных целей.

б) Что касается до «различия в переводе» оно более или менее известно всякому, кто занимался чтением древних рукописей Св. Писания. Никто, конечно, не воображает, чтобы нашлась, хотя одна древняя рукопись, которая представляла бы текст той или другой священной книги совершенно том виде, в каком находим его в печатных изданиях Библии.

В изданиях древних памятников русской Церковной словесности, как то: в слове Иллариона Митрополита Киевского, в словах св. Кирилла Туровского, в древних сказаниях и словах, изданных в Христианском чтении, в прибавлениях к изданию Творений Св. Отцов, в описании рукописей Румянцевского Музея и в других книгах, неизбежно встречаются подобные отступления от общепринятого ныне перевода, и никто этим различием, зависевшим от свойств древнего языка и от способов разумения Св. Писания, какие имели у себя первоначальные переводчики, не соблазняется.

Даже и в нынешних изданиях Библии Славянской можно указать довольно таких мест, которые в них объясняются иным переводом. Напр. Лук. 11:24 в тексте читается: горе вам богатым: яко отстоите утешения вашего. Внизу страницы предложен иной перевод последних слов: яко восприемлете утешение ваше. Ин. 15:22: Ныне же вины не имут о гресе своем. Внизу: извинения. – Рим. 11:8; Даде им Бог духа умиления. Внизу: даде им Бог духа нечувствия. Евр. 4:6: Понеже убо лишены ныцыи внити в него. Внизу: остается неким внити в него. Подобное объяснение не совсем вразумительного перевода новым часто было допускаемо и в древние времена и было причиною разнообразия текста в рукописях: ибо здесь текст древний совсем был заменяем новым для того, чтобы не подать повода переписчикам к сбивчивости. Но отступление в букве, с соблюдением точности в мысли, может ли быть поставлено в осуждение нашим рукописям? А потому и указание таких разностей в переводе может ли быть предосудительно в описании?

в) 0 погрешностях в переводе, в исправлениях разного рода, и в переписке древнего текста не было также, неизвестно и до описания Синодальных рукописей. Подобное обличение несовершенств древнего текста можно видеть в предисловии Св. Синода к изданию Библии 1751 г., где о первоначальном издании Славянской Библии, Острогожском, сказано: «в той же Острожской (Библии) якоже при печатании первом в Москве, тако и при нынешнем освидетельствовании – премного не точно грамматических, но и самой истине противных погрешений усмотрено (л. 8 по изд. 1816)». И потом для примера указано довольно погрешностей в переводе разных книг Св. Писания, потребовавших исправления. Сличение рукописей с Острожским изданием показало, что упомянутые погрешности перешли в Острожское издание из рукописей и что в рукописях таких погрешностей еще более. Итак, мысль о несовершенстве древнего текста не новая.

Из описания каждый может усмотреть только то, что замеченные недостатки не всему переводу свящ. книг принадлежать в одинаковой степени; напротив того в нем раскрыто, что многие книги переведены вообще исправно, напр., Пятикнижие Моисеево, 16 книг пророков и др. При этом сравнивая состояние древнего текста с тем изданием, которое Св. Синод, после тщательного исследования и исправления, даровал Российской Церкви назад тому сто лет, каждый благомыслящий читатель тем яснее уразумеет достоинство сего издания и воздаст благодарность попечительности Архипастырей и других ученных мужей, занимавшихся очищением перевода Слова Божия от тех недостатков, какие имели они прежде.

Кого же «может привести описание к той мысли, будто в продолжение стольких веков Церковь Российская не имела Слова Божия в чистом целостном виде, а принимала и читала его в виде поврежденном»? Православного читателя? Но он знает, что пользуется исправленным переводом Св. Писания (а исправлением предполагаются неточности и ошибки, которые отчасти уже и обнародованы); и в тоже время благопокорно верить объявлению Св. Синода, который о своём издании Библии 1751 г. сказал; «сия ныне напечатанная не есть иная от прежде напечатанной Библии в Москве, но сама таяжде, точию по греческом 70 толковников переводе вернее исправлена, а первопечатанная едва не до слова с Острожской перепечатана. (Предислов. л. 3 изд. 1816).» Сличение списков Библии с Острожским изданием, представляемое в описании, поможет православному читателю распространить тоже убеждение в единстве древнего и нового текста и на те времена, когда Св. Писание известно было у нас только в рукописях. – Приверженец ли старины извлечёт из описания предполагаемое заключение? – Но сего и надлежало бы желать, чтобы он сознал нужду исправления в своей стариннее.

Вообще, обращая внимание на библейские рукописи, имеющий нужду защищать заботливость православной Церкви об исправлении церковных книг найдёт, особенно в рассмотрении тех книг Св. Писания, которые наиболее обращаются в церковном употреблении, сильное оружие против нерассудительной привязанности к старинному тексту церковных книг до исправления. Из сличения сих рукописей, представленного в описании, он может доказать 1) что исправление церковных книг отнюдь не есть дело нового только времени, что св. Церковь всегда стремилась к тому, чтобы иметь священные книги в совершеннейшем виде, и что нет достаточной причины, почему бы приверженец старины должен был остановиться на первоначальных изданиях, которые и сами не представляют вполне текста первоначальной древности; 2) что по недостаточности средств в древние времена к удовлетворительному во всех отношениях исправлению свящ. книг, был необходим новый тщательный их пересмотр.

Здесь нельзя не обратить внимания на некоторые частные примеры недостатков древнего перевода, обнаруживаемых в описании, указываемые в рецензии. Она указывает на замечания о переводе книг царств (опис. стр. 49. 50. 52.) и о некоторых списках Евангелия (стр. 327) и Апостола (стр. 405).

В переводе четырех книг царств усмотрено более неисправностей, нежели в переводе предшествующих книг, и это раскрыто в такой мере, чтобы по представленным примерам можно было ясно различить переводчика книг царств, от переводившего Пятикнижие и др. книги. Недавно найдено историческое указание на перевод книг царств, совершенный иеромонахом Григорием при царе болгарском Симеоне (в нач. X ст.). Может быть, этот перевод и вошел в состав рассматриваемого собрания книг библейских. Об одном из списков Евангелия (№ 30) в описании сказано: «пред всеми прочими списками отличается своевольным изменением текста», и в доказательство сего приведено несколько примеров. В объяснение таких неисправностей списка прибавлено: «некоторые произошли от того, что писец не разбирал, или не понимал слов в подлиннике, с которого списывал» – и это подтверждается еще примерами. – При таких замечаниях, конечно, никто не будет считать грубых погрешностей одного списка принадлежностью всех списков.

В списке Апостола (№ 51), на который указывает рецензент, вероятно, остановила его внимание краткая статья об Ариеве леде (Ареопаге), помещенная не в тексте, а между предварительными статьями о писаниях и жизни Апостолов. В этой статье, как замечено и в описании, содержится «неосновательное толкование», будто Ариев лед назывался камень, на котором стоял Арий, прельстивший Афинян своим учением, – и здесь же Ап. Павел увидал икону Христа Спасителя, поставленную наряду с идолами, и проповедовал язычникам Бога, ими неведомого. – Конечно, под именем Ария разумеется здесь не еретик, а языческий Арей. Что же касается до иконы Спасителя, то неизвестный толкователь хотел этим объяснить, каким образом Апостол мог сказать язычникам, что он проповедует Бога, Его же они неведуще чтут. Впрочем, если сия краткая выписка подверглась осуждению рецензента, она может быть исключена.

II. В первом же пункте рецензии приписывается описанию, будто оно утверждает, что «полное собрате книг Ветхозаветных у нас явилось, по всей вероятности, не ранее XV века, и притом последнего десятилетья его, а до того времени свящ. книги у нас не были даже и приведены в один состав». Такое заключение несправедливо приписывается описанию: в нем сказано только о том собрании книг ветхозаветных, которое находится в трех списках Синодальной библиотеки, содержащих в себе полную Библию, что оно составлено не ранее конца XV столетия, а именно в Новгороде, при архиепископе Геннадии. Составители описания не увлеклись мнением Пр. Митрополита Евгения, который, на основании одного из сих трех списков, сличённого с Острожским изданием Библии, поспешно заключил, что «перевод сей Библии новейших времен». (Словар. о писат. Дух. ч. ч. II. с. 65). Тщательным разбором всех книг ветхозаветных они дознали, какие книги вошли в это собрание в древнем первоначальном переводе, какие заимствованы из древних же переводов толкований, и какие переведены вновь около времени составления сего полного собрания. Заключению о сих последних книгах, составленному непосредственно на основании собственных исследований, впоследствии они нашли подтверждение в одной из рукописей Г. Погодина, где указано и время перевода некоторых из сих книг, и даже сказано, кто именно трудился в их переводе ³⁶.

Составители описания нигде не отвергали существования полного перевода Библии, во время св. Кирилла и Мефодия, или во время св. Владимира, и не входили в рассмотрение сего вопроса, как не относящегося прямо к их делу. Но по рассмотрении трех полных списков Библии, какие находятся в Синодальной библиотеке, могли бы повторить слова предисловия св. Синода к изданию Библии 1751 года: «толикое сокровище около 580 лет (от времени св. Владимира до издания Острожского) убереженное, по толиких летех, увы гибели невозвратные, потеряно (л. 3 об. по изд. 1816).» По крайней мере, должны сказать, что между упомянутыми тремя списками его нет вполне.

Впрочем, для устранения мысли, приписываемой в рецензии описанию, признается полезным определительнее выразиться, что составлением полного собрания Библии в конце XV ст. в Новгороде не отрицается существование такового же собрания у нас в более совершенном виде еще во время св. Владимира, и указать на некоторые места летописи пр. Нестора и других древнейших памятников, где приводятся слова разных книг Ветхого Завета не по тому переводу, какой содержится в упомянутых трех списках Библии. Может быть, по сим указаниям, и найден будет этот перевод в рукописях других библиотек вполне, или по частям. На сем основании прилагается взамен стр. 181 и след. описания изложение заключительных выводов из рассмотрения ветхозаветных книг по трем полным спискам Библии – в изменённом виде.

III. Во втором пункте рецензии поставляется на вид то, что в описании обнаруживается «влияние латинских изданий Библии и преимущественно Вульгаты на перевод и на состав св. Писания» в трех упомянутых списках. Действительно в описании к переводам с латинского языка отнесены: предварительные сказания о св. Писании, переводы некоторых книг В. Завета и несколько глав и стихов в книгах, переложенных с греческого языка. Доказательства на это представлены очевидные и против них в рецензии не сделано никаких возражений.

Мысль о переводе некоторых книг и глав В. Завета с латинской Библии печатно была высказана и Пр. Митрополитом Евгением (словарь о писат. Дух. ч. ч. 11, с. 65.)³⁷ Тоже еще ранее сказано в предисловии св. Синода к изданию Библии 1751 г. Исправляя издание Острожское. он положил: «книги Товита и Иудифи целые превести вновь, с Александрийского состава; понеяже оные в славенской с латинской Вульгаты преведены. Книгу 3-ю Ездры, яко на греческом диалекте нигде не обретающуюся, в первопечатной же с Вульгаты переведенную, с той же Вульгаты исправив, положити на конце Священной Библии по книгах Маккавейских». Здесь предисловие говорит о переводе только трех книг с латинского языка, потому что в Острожском издании прочие книги, переведённые с латинского, или исправлены по греческому тексту, или вновь переведены с греческого. Итак еще за сто лет до нас объявлено было, что некоторые книги В. Завета в славянской Библии, какую имели мы до исправления, переведены были с латинского языка. Да и ныне в славянской Библии, пред началом 3-й книги Ездры, печатается: «следующая книга, порицаемая тремя книга Ездры, а по Вульгате четвертая Ездры, перенесена в конец Библии вины ради сея, яко на греческом диалекте оная не обретается, точию на латинском, и в славянской Библии переведена с Вульгаты, чего ради правлена сия книга по Вульгате же.» Что допущено Св. Синодом по нужде относительно третьей книги Ездры, тоже в свое время допущено было в Новгороде относительно сей же и других книг, не найденных собирателями в переводе с греческого языка. Может быть, не было у них и греческого текста сих книг, или не было переводчиков достаточно знающих сей язык. Но открылась нужда иметь весь состав свящ. книг на своём языке. Еретики жидовствующие хвалились, что у них есть вся Библия, как пишет Геннадий, Архиепископ Новгородский. Потому собиратели и решились удовольствоваться переводом недостававших у них книг, хотя с латинской Библии, для которой нашелся переводчик. Вместе с тем переведены и предварительные сказания о книгах Св. Писания не св. Афанасия Александрийского, не св. Иоанна Златоустаго, потому что их надлежало бы переводить опять с греческого, но те сказания, какие нашлись при латинском переводе Библии. Тогда же просмотрен перевод и прочих ветхозаветных книг и восполнены опущения, особенно значительные в книге пророка Иеремии; потому что древний перевод сей книги, извлеченный из толкования известного еще в первой половине XI столетия, представлял многие опущения. Вот как объясняется странное на первый взгляд влияние латинского перевода Библии на славянскую. Но все это в описании относится, – надлежит повторить опять, – собственно к Новгородскому, а не к древнейшему, первоначальному собранию книг Ветхозаветных, какое оставили славянским племенам Св. Кирилл и Мефодий, но которое ныне вполне нам неизвестно.

При этом описание не дает однакоже права представлять влияние латинской Библии на состав библейских книг в наших списках, – в преувеличенном виде.

«Влияние это, – говорит рецензия, – оказывается: а) в названиях и в порядке расположения книг священных, несогласно с греческими изданиями, но вполне согласно с Вульгатою (стр. 5. 7 и об. 13. 60).»

По такому представлению дела можно было бы подумать, будто все или, по крайней мере, большая часть книг в славянских списках Библии носят названия латинские, и будто порядок книг совершенно отступает от принятого в греческой Библии. Не то оказывается на самом деле.

В описании (стр. 5) замечено только, что для двух первых книг Царств взяты «Еврейские наименования из латинского издания Библии», именно они названы: 1 и 2 книги Самуила. – А что касается до порядка книг, то замечено только (л. 5) о книгах Маккавейских, помеченных после книг пророческих, что они «в греческих рукописях (а не изданиях) обыкновенно помещаются вместе с прочими книгами исторического содержания, а не после пророков». На стр. 60 сказано еще о 3-й книге Ездры, что в нынешнем издании славянской Библии она помещена после 3-й книги Маккавейской, а в списках согласно с латинским, изданием (до Тридентского собора), после 2-й книги Ездры. При этом само собою очевидно, что если книги сии переведены с латинского, а 3-я книга Ездры в греческой Библии и не находится, то и место в наших списках они должны были занять тоже, какое имели в латинском издании.

Наконец, указания на порядок книг, сделанные на стр. 7. и об. и 13, относятся совсем к иному предмету: ибо здесь говорится о том, в каком порядке исчисляются книги библейские в предварительных сказаниях к Библии, а не в самых списках библейских, которые тому порядку не следуют.

В рецензии говорится еще: (влияние латинской Библии оказывается) б) даже в распорядке самых глав некоторых книг (112)».

В указанном месте (стр. 112) о книге Ииcyca сына Сирахова сказано только, что «порядок и объем глав 30–36, отступающие в греческих рукописях от Вульгаты, приведены в сообразность с нею». И если принять во внимание, что такая перестановка глав и стихов признана правильною, и потому удержана и в нынешних изданиях Библии: то, без сомнения, указание на такой частный случай ни в ком не возбудит неблагоприятного впечатления.

Рецензия говорит: (влияние латинской Библии оказывается)

в) «в полном переводе весьма многих мест с Вульгаты, так что не только некоторые книги в целом составе переведены с нее (61, 64, 107, 172), но и в книгах, переведённых с греческого многие части взяты из Вульгаты (72. 73. 78. 95. 131. 137. 144. 228)».

Из числа 75 книг Ветхого и Нового Завета, помеченных в полных списках Библии, переведено с латинского в целом составе 11-ть, а именно: две Паралипоменон, три Ездры, Неемия, Товия, Юдифь, премудрость Соломонова и две книги Маккавейские.

Что касается до отдельных главе и стихов, переведённых также с латинского, то в описании замечено, что некоторые из них известны также в переводе с греческого и помещены в полных списках, только на другом месте, или же находятся в других списках. Так на стр. 72 сказано, что три стиха 10 главы Есфири, которыми оканчивается сия книга на еврейском, в полных списках переведенные с латинского, в отдельных списках сей книги приводятся в переводе с того же текста, с какого переведена и вся половина книги еврейской.

Стр. 95. В книге Притчей 29, 27 и 30, 1–14 переведены с латинского, но по греческому распорядку, те же самые стихи помещены в XXIV главе в переводе с греческого.

Стр. 144. Пророка Иезекиля гл. 45, 46 переведены с латинского, но помещены и перевод их с греческого, только ниже в 48 главе.

Затем из числа указанных в рецензии мест, переведённых с латинского, только дополнительные части в книге Есфири и 1–25 и 46–51 главы в книге Иеремии не нашлись в полных списках Библии в переводе с греческого.

Рецензия прибавляет: (влияние латинской Библии оказывается) г) «в прямых указаниях по многим спискам на Вульгату, хотя и не называется она по имени (228 и пр.)».

Здесь напрасно говорится о многих списках: ибо дело идет об одном списке Библии, правленом учеными XVIII столетия, только разделенном на 8 томов, где издание латинской Библии неоднократно приводится исправителями во свидетельство. – Но соображение с древним переводом Библии латинским при исправлении первопечатного славянского издания, – равно как и с другими древними переводами и оригинальным текстом Ветхого Завета, конечно, не может быть поставлено в предосуждение исправителям, а, следовательно, и описанию, которое перечисление сих пособий заимствовало из собственноручных заметок исправителей.

д) «Большая часть предварительных сказаний и разных замечаний о священных книгах переведены также с латинского (58. 59. 61. 107. 171. 218. 263) с именным указанием на западных писателей особенно Иеронима, названного здесь святым, о котором даже и нарочитое сказание в некоторых списках прилагается (57. 59. 79), также Августина, который называется божественными (7 и 9)».

Кроме предварительных сказаний, помеченных в начале и оглавления книг библейских с предисловиями на некоторые книги Нового Завета, помещен наго на конце полных списков Библии, – в описании к переводам с Латинского отнесены краткие сказания, взятые по большей части из писем блажен наго Иеронима, пред некоторыми Книгами, переведенными с латинского. Затем все сказания, помещённые пред книгами и после книг пророков, больших и меньших, и все сказания о книгах новозаветных, находящиеся пред текстом каждой в полных списках Библии и в частных, как показывает описание, принадлежат к переводам с греческого.

Наименования – блаженного Иеронима святым, – Августина божественным,– встречаются в тех-же сказаниях, о переводе которых с латинского уже сказано. При этом должно заметить, что Иероним в переводе называется Герасимом и по некоторыми памятникам XVI и XVII ст. известно, что его считали у нас за одно лицо с пр. Герасимом иже на Иордане. Может быть, это смешение лиц и расположило удержать в переводе при имени Герасима, или Иеронима, наименование-святого, а вместе облегчило доступа в Новгородское собрание книг библейских переводами с Иеронимова перевода Библии.

Как бы то ни было, но отцы церкви римской Иероним и Августин, отличены и в православной Церкви наименованием блаженных; слова их с уважением приводятся в предисловии к изданию Библии 1751 г. и описание, указывая источник, из которого заимствованы вышеприведенные наименования, т. е. латинское издание Библии, никого не выведет в заблуждение, касательно должного уважения к тем лицам.

«Кроме того внесены замечания и других, менее важных западных писателей, как то Николая de Lyra (III, 176, 263)».

На стр. 111 и 176 действительно указаны два краткие отрывка из его толкования, помещенные после переводов с латинского книги Премудрости Соломоновой и 2-й книги Маккавейской. Но это замечание может только вести ученого исследователя к заключению, с какого издания сделан перевод упомянутых книг.

«Встречаются между замечаниями этих писателей и не правильные мнения, как напр. отзыв Иеронима о книгах Ездры стр. 10 об.».

Но этот отзыв не выписан ни по-славянски, ни по латыни, а только упомянут, как доказательство, что предварительное сказание на Библию, где он приводится, переведено с латинского. При этом отзыв Иеронима относится к книгами Ездры, по латинской Библии, 3-й и 4-й, у нас 2-й и 3-й, из коих ни та, ни другая не причисляются к каноническим книгам Ветхого Завета.

«Влияние латинское простирается до того, что в некоторых списках целые стихи изложены без перевода, латинскими словами, которые только русскими буквами написаны (стр. 65. 71. 108. 132. 173)».

Слов латинских, оставленных без перевода в вышеупомянутых книгах, переведённых с латинского много: но целых стихов – в описании не замечено.

«Некоторые же списки Библии носят па себе печать влияния немецких переводов (стр. 9. 218. 251.)».

В описании стр. 9 и 218 говорится об одном сказании переведённом с немецкого; но нигде не замечено влияние немецкого перевода Библии на славянский и таких списков не найдено. На стр. 251 говорится только о частном, позднейшем и тогда же отвергнутом переводе Псалтыри с немецкого.

Итак, что же открывается из рассмотрения сих раздроблённых замечаний? Не более того, что сказано выше. При составлении полного списка Библии на славянском языке в Новгороде, удержаны были в переводе с греческого все книги, сохранившиеся от древних времен, или какие можно было извлечь из толкований. Затем книги, не отысканные в переводе с греческого, ни в толкованиях, равно как и места в некоторых книгах переведённых с греческого, по каким-либо обстоятельствам, не найденные в сем переводе, – переведены с латинского. Также точно поступили собиратели Новгородские и переводом сказаний: оставив неприкосновенным переведенное с греческого, приложили к тому некоторые новые статьи, заимствованные из латинской Библии.

IV. Третий пункт рецензии содержит в себе вывод из двух предыдущих ее пунктов. Указав замеченные в описании разности в списках библейских и влияние латинской Библии на Новгородское собрание священных» книг, автор рецензии справедливо мог вывести такое заключение: «нет ни одного списка Св. Писания, который в «переводе Ветхого Завета был бы вполне составлен по «LXX толковникам, а в изложении Нового Завета соответствовал бы принятому ныне у нас чтению греческому, «или славянскому изданию Библии, в нашей Церкви ныне «употребляемому».

Из предисловия к изданию Библии 1751 г. известно, что над приготовлением сего издания трудилось назначенное при Государе Императоре Петре 1-м общество ученых мужей одиннадцать лет. Потом при Императрице Елизавете Петровне исправленный список снова был пересмотрен в Св. Синоде. Что-же удивительного, что в рукописях текст, оставшийся неправильным, найден несходным с исправленным печатным изданием? И если бы нашелся хотя один список во всем сходный с печатным изданием: тогда напрасно было бы предпринимать тяжкий и продолжительный труд исправления.

V. В четвёртом пункте рецензии указывается на несогласиеe списков между собою, но в таких общих чертах, что можно было-бы подумать, будто в описании все списки Ветхого и Нового Завета представляются одинаково разноречащими между собою. Такое мнение несправедливо было бы усвоить описанию. Три полные списка Библии столько сходны между собою, что в описании признано за нужное рассматривать их все вместе. Рукописи, содержащие в себе книги Ветхого Завета по частям, представляют текст по большей части согласный с помещенными в полных списках Библии. Более разнообразия между списками Евангелия и Апостола: но и здесь в описании указан предел, до которого простирается cиe разнообразие: именно с XV столетия текст в списках Евангелия и Апостола становится однообразнее. Указан также в описании список Евангелия, писанный в Константинополе в конце XIV века, который представляет текст в ближайшем сходстве с принятым ныне, и в этом открыт след влияния, послужившего к дальнейшему сближению списков между собою. – При всем том, может быть, справедливо было бы присовокупить в описании догадку, что в Синодальной библиотеке, прежде бывшей патриаршею, нарочито собраны списки разных мест и времен, разнящиеся между собою по чтениям, чтобы при первом издании новозаветных книг в печати были в виду все сии разности и могли быть избраны лучшие чтения.

VI. За изложенными замечаниями о недостатках описания, в рецензии следуют четыре предложения о средствах к их устранению.

Во первых предлагается: чтобы несовершенства наших древних переводов Св. Писания не были обнаруживаемы, не нужно ли совсем исключить из описания часть ученокритическую и ограничиться только описательною, показывая время и место происхождения каждой рукописи, состав ее и особенности языка?

Но 1) после того как объяснено выше, какого рода сии несовершенства, действительно ли они, без описания, никому не были известны, какое употребление может сделать из предлагаемых в описании исследований защитник Православия против нерассудительных приверженцев старины, предлагаемая мера не представляется необходимою.

2) Под благовидными предлогом прикрытия недостатков древнего текста, рецензия устраняет из описания и все другие исследования: тогда как, при известном мнении об утрате первоначального перевода ветхозаветных книг, представляются необходимыми вопросы: откуда же взялись у нас переводы ветхозаветных книг в полных списках Библии и в отдельных рукописях? Что составляет первоначальную основу нынешнего нашего кодекса св. книг? В какой мере древние переводы могли удовлетворять спасительному желанию знать Слово Божие? – Все сии вопросы, разрешаемые сличением списков между собою, ближайшим рассмотрением древности перевода каждой книги, поверкою перевода с подлинником, автор рецензии хочет изгнать из описания под наименованием учено-критической работы. – Описание представляет убедительные доказательства, что Пятикнижие Моисеево, книги Иисуса Навина, Судей, Руфь известны у нас в переводе глубокой древности; что текст книг пророческих излечен из перевода толкований на Пророков, который известен у нас еще в первой половине XI столетия; что также извлечены из древних переводов и текст книги Иова и Песни Песней, что книга Есфирь переведена с еврейского языка. Автор рецензии, не опровергая ни чем этих выводов, не хочет дать им места в описании. Ужели же лучше оставаться при той мысли, что первоначальный перевод ветхозаветных книг потерян, а новый явился неизвестно, как и когда?

3) Когда любознательность ученных то в своих филологических исследованиях, то в разысканиях исторических, уже касается вопросов, которым дано место в описании; когда и светские ученые обращают внимание на разности списков библейских, на отношение их к греческому тексту ³⁸; когда исследования о древнем переводе Св. Писания могут быть производимы и по рукописям других библиотек, кроме синодальной: прилично ли и полезно ли будет духовным ученным устранять себя от дела, ближайшим образом относящегося к области их занятий? Если и без них дело будет ведено правильно, не прискорбно ли будет им видеть себя предупреждёнными от посторонних? Если примет ложное направление, – не представит ли новых трудностей в борьбе за истину, – борьба, для которой нужно приготовление? Автор рецензии указывает составителям описания Синодальных рукописей, как на образец, на описание Румянцевских рукописей Г. Востокова. – Однако и у него, хотя слегка обращается внимание на разности списков Св. Писания, на разности переводов его (Опис. Румянц. Муз. Рк. 104, 106). Но благомыслящий исследователь, издавая Евангелие по списку Остромирову, сам предоставляет объяснение подобных разностей богословам.

Наконец 4) Св. Синод, как изъяснено в указе его 30 июля 1849 г. № 8464, признал за нужное составить «полное ученое описание славянских рукописей синодальной библиотеки, и утвердил предварительно начертанный для сего план, в котором, между прочим, было сказано: пункт 11, «при рассмотрении рукописей особенное внимание должно быть обращено на их содержание и древность. Чем древнее рукопись, и чем важнее она по своему содержанию в отношении к Церкви и ее истории, тем более заслуживает внимательного рассмотрения». Тот и другой характер вполне принадлежит рукописям библейским. Посему и нужно было, чтобы они рассмотрены были в описании с нарочитою полнотою. Одно наблюдение за особенностями языка, допускаемое и рецензиею, – не удовлетворяло бы сему требованию, особенно если бы не было подчинено другим высшим вопросам, напр. вопросу о древности перевода той или другой книги.

Во-вторых автор рецензии предлагает точнее определить место происхождения тех рукописей, в которых более заметно влияние латинской Библии и даже отделить их в описании под особую рубрику.

Но всего более заметно влияние латинской Библии в полных списках ее славянского перевода. Из них старший писан в Новгороде, следующая за ним в Волоколамском монастыре. Об этом свидетельствуют несомненные подписи. Итак, по мнению рецензента, надлежало бы лишить Церковь Великороссийскую и тех списков Библии, какие она доселе признавала своими, и, наперекор свидетельствами подписей и языка, наперекор обстоятельствам историческим, приписать их происхождение литовским и польским епархиям. Князь Острожский нигде не мог найти полного списка Библии, как только в Москве: а мы, имея у себя ни один, а несколько таких списков, которые гораздо ранее его времени, будем от них отрекаться и совершенно произвольно искать их чужеземного происхождения? К чему же, наконец, приведёт такая критика?

Если же требование рецензента прямо упадает на книги в полных списках Библии, переведённые с латинского: то как их выделить из рукописей? Как подвести под особую рубрику дополнения в некоторых главах?

В-третьих, замечая, что в описании рукописи сличаются в ветхозаветных книгах с Острожским изданием Библии, а в Новом Завете с Евангелием по списку Остромирову, автор рецензии высказывает желание, чтобы сличение было производимо с общепринятым ныне изданием славянских переводов Св. Писания.

Указания на Острожское издание и на список Остромиров допущены по уважительным причинами. Острожское издание есть самое ближайшее к рукописями, которые рассматриваются в описании. Им объясняется переход библейского текста от рукописей к нынешнему, совершеннейшему его состоянию в исправленных изданиях Библии. Нарушать эту историческую связь не позволяют ни метод учёного исследования, ни образ действования Св. Синода, который это издание, перепечатанное в 1663 г. в Москве, принял в основание своего исправленного. Евангелие по списку Остромирову приводится в описании, как старшая из Евангельских рукописей на славянском языке. Исследователь древнего текста Евангельского допустил бы погрешность неизвинительную, если бы не воспользовался сим списком, посредством печати сделавшимся для всех доступным.

Между тем составители описания постоянно имели в виду и тот текст книг Ветхого и Нового Завета, который находится в исправленном издании Славянской Библии, и если не всегда приводили его слова, – то с намерением не увеличивать без нужды объема описания. Опущение нынешнего славянского текста представлялось тем удобнее, что он заменяем был постоянно приводимыми словами греческого текста, с которым, при исправлении приведен в точное соглашение. Греческими же чтениями объяснялись и многие особенности древнего перевода, – чего нельзя было бы показать, приводя один только нынешний славянский текст.

Рецензент прибавляет: «в некоторых списках старых описатели показывают более близости к греческому тексту, нежели в нынешнем славянском издании, в нашей церкви употребляемом, стр. 23. 376. 379. 380. 381. 414–415».

В описании нигде не говорится о предпочтительной близости списков к греческому тексту в сравнении с общепринятым ныне переводом. На указанных страницах представляются примеры, где списки, следуя известным греческим рукописям, отступают от упомянутого перевода. Но это не значит того, что списки здесь ближе к тексту греческому, нежели общепринятый перевод. И списки, и печатный текст равно могут быть близки к греческому тексту. Представим примеры из описания: в списках Апостола, расположенных по чтениям церковным. 1Кор. 4:16 читается так: последницы ми будете. В общепринятом ныне переводе: подобны мне бывайте, якоже аз Христу. Последних слов в списках нет.

В объяснение сего в описании замечено, что слова сии опускаются и по некоторым спискам греческим, приведенными у Шольца. Но в других списках они находятся, и потому встречаются в известном нашем переводе. – 2Кор. 5:14: аще любы Божия (вм. Бога, Θεοῦ) сдержит нас изволившего се, яко един за вся умре. Ныне: любы Божия обдержит нас суждших сиe и проч. В греч. рукописях представляются здесь два чтения: κριναντος и κριναντας. Список имел в виду первое чтение и отнесши слово κριναντος к Θεοῦ, перевел: Божия (вм. Бога) изволившего. Нынешний печатный текст следует второму чтению и, справедливо отнесши κριναντας к ближайшему ὴμᾶς, Переводит: нас суждших. Перевод в обоих случаях близок к греческому, только по разными его чтениям. Даже большинство рукописей, которому иногда следуют списки, еще не означает преимущества их чтений, и нигде не представляется с такой стороны в описании. Известно, что слова 1Ин. 5:7. о трех свидетельствующих на небеси не имеют в свою пользу большинства греческих рукописей, но, тем не менее, филологические доказательства, в соображении с некоторыми свидетельствами западной церкви, сильно защищают общепринятое ныне чтение.

Последнее требование автора рецензии, чтобы к описанию приложено было введение, объясняющее цель и правила, служившие руководством при описании, представляется вполне сообразным с существом дела. И если не было выполнено составителями описания ранее, то потому, что по окончании обозрения всех рукописей синодальных, предполагали они составить общее введение к своему описанию, где надлежало объяснить общие правила, какими они руководствовались при описании, с применением их к тому или другому разряду рукописей.