О книжниках и чтении книг⁸¹

Сегодня я хотел бы поговорить о чтении святоотеческой литературы. Нам часто кажется, что главное – жить духовной жизнью, а книжным учением можно пренебречь, однако мы забываем о том, что богооткровенное учение преподано нам именно через книги. Пророки и апостолы либо сами писали книги, либо их поучения записывали другие. Хотя Евангелие, казалось бы, и обличает книжников, но само оно также является книгой. Поэтому в каком-то смысле человека, внимательно изучающего, например, Новый Завет, тоже можно назвать книжником.

С одной стороны, Священное Писание Нового Завета, как правило, порицает фарисеев и книжников. В Евангелии от Матфея приведена речь Господа нашего Иисуса Христа в обличение этих людей, в которой звучат прямые и жестокие слова в их адрес: Горе вам, книжницы и фарисее, лицемери, яко одесятствуете мятву и копр и кимин, и остависте вящшая закона, суд и милость и веру; сия же подобаше творити, и онех не оставляти. Вожди слепии, оцеждающии комары, велблуды же пожирающе! Горе вам, книжницы и фарисее, лицемери, яко очищаете внешнее сткляницы и блюда, внутрьуду же суть полни хищения и неправды. Фарисее слепый! очисти прежде внутреннее сткляницы и блюда, да будет и внешнее има чисто. Горе вам, книжницы и фарисее, лицемери, яко подобитеся гробом повапленым, иже внеуду убо являются красны, внутрьуду же полни суть костей мертвых и всякия нечистоты; тако и вы, внеуду убо являетеся человеком праведни, внутрьуду же есте полни лицемерия и беззакония. Горе вам, книжницы и фарисее, лицемери, яко зиждете гробы пророческия, и красите раки праведных, и глаголете: аще быхом были во дни отец наших, не быхом убо общницы им были в крови пророк; темже сами свидетелствуете себе, яко сынове есте избивших пророки; и вы исполните меру отец ваших. Змия, порождения ехиднова! како убежите от суда огня геенскаго?» (Мф. 23, 23–33)

Казалось бы, столь суровые, страшные обличения позволяют сделать однозначный вывод: эти люди стали олицетворением заблуждения. Спаситель постоянно называет их лицемерами: Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры… Но вдруг после всех разоблачающих слов Господь говорит: Посему, вот, Я посылаю к вам пророков, и мудрых, и книжников; и вы иных убьете и распнете, а иных будете бить в синагогах ваших и гнать из города в город (Мф. 23, 34). Именно книжники были оппонентами Спасителя во время Его проповеди, как повествуют о том евангелисты, и, тем не менее, Господь говорит собравшимся перед Ним фарисеям и саддукеям, что пошлет к ним пророков, премудрых и книжников. Заметьте: тех, кто всецело посвятил себя изучению Священного Писания, священных книг, избрав для себя такое служение, Он ставит даже наравне с пророками. Итак, мы видим, что дело не в образе жизни, а в духовном и умственном направлении, которое у книжников, входящих в фарисейскую секту и исповедующих фарисейскую ересь, конечно же, было неправильным. Однако само отношение к изучению книг как к занятию чрезвычайно важному и для собственного спасения, и для назидания ближних, никак не порицается. Наоборот, для спасения заблуждающихся книжников будут посланы другие книжники – знающие истину и, как сказано в другом месте Евангелия, наученные Царствию Небесному.

Есть еще одно убедительное свидетельство того, что Спаситель не всегда порицал книжников, а иногда даже восхвалял их и ставил в пример. Наиболее подробно об этом случае рассказывает евангелист Марк (прочту славянский перевод): И приступль един от книжник, слышав их стязающихся и видев, яко добре отвеща им, вопроси Его: кая есть первая всех заповедий? Иисус же отвеща ему: яко первейши всех заповедий: слыши, Израилю, Господь Бог ваш Господь един есть; и возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем умом твоим, и всею крепостию твоею: сия есть первая заповедь. И вторая подобна ей: возлюбиши ближняго своего яко сам себе. Большая сею ина заповедь несть (Мк. 12, 28–31). Это замечательные слова, которые могут быть назиданием и даже руководством всякому человеку в течение всей его жизни, могут стать нашей жизненной целью. И рече Ему книжник: добре, Учителю, воистинну рекл еси, яко един есть Бог, и несть ин разве Его; и еже любити Его всем сердцем, и всем разумом, и всею душею, и всею крепостию: и еже любити ближняго яко себе, боле есть всех всесожжений и жертв (Мк. 12, 32–33). Действительно, сказанное Спасителем необыкновенно мудро и правильно. Иисус же видев, яко смысленно отвеща, рече ему: не далече еси от Царствия Божия (Мк. 12, 34).

Итак, мы видим, что этот книжник сподобился необыкновенной похвалы: Не далече еси от Царствия Божия. Значит, не всегда и те, кто пытались испытывать Господа, делали это с лукавым умыслом. Иногда они поступали добросовестно: спор, диспут был тем принятым в их среде методом, который позволял отстоять определенную точку зрения или доискаться до нее.

В Евангелии от Матфея также есть одобрительные слова Спасителя о книжниках. Священное Предание говорит нам, что апостол Матфей был человеком грамотным, образованным по сравнению с большинством ближайших учеников Спасителя. Может быть, поэтому он как бы оправдывает тот образ жизни, который вели книжники. В отличие от других апостолов, которые не придавали образованности особенного значения, апостол Матфей подчеркивает, что интеллектуальная деятельность (конечно, ведущаяся в правильном направлении) не предосудительна. Он приводит слова Господа, с которыми Тот обратился к ученикам, после того как сказал им много притч о тайнах Царствия Небесного: Глагола им Иисус: разуместе ли сия вся? Глаголаша Ему: ей, Господи! Он же рече им: сего ради всяк книжник, научився Царствию Небесному, подобен есть человеку домовиту, иже износит от сокровища своего новая и ветхая (Мф. 13, 51–52). Здесь мы уже видим явное восхваление образа жизни людей, избравших для себя путь, о котором мы ведем сейчас речь, ведь тот, кто научился Царствию Небесному, сделал это не только для себя, для собственного спасения, но и для спасения ближних. Подобно хозяйственному, богатому человеку, сумевшему собрать большое имущество, он теперь уделяет всем остальным многое из своих сокровищ – износит от него новая и ветхая. Однако прежде этот книжник должен познать все открывающиеся перед ним тайны, все учение Господа не теоретически, просто занимаясь чтением, а на собственном опыте. Только тогда его, как следует из всего духа евангельского повествования, можно будет назвать научившимся Царствию Небесному, знающий же это только умом, безусловно, не может считаться истинным учеником Спасителя.

Господь Иисус Христос многократно говорил, что тот, кто не отречется от отца и матери, не может быть Его учеником, то есть требовал деятельного исполнения, а не только умственного изучения и исследования заповедей, которые Он нам оставил. И понятно, что под книжником, научившимся Царствию Небесному, здесь имеется в виду тот, кто опытно, благодаря своей христианской жизни, пусть и при помощи Священного Писания Ветхого и Нового Завета или других книг, понимаемых святыми отцами Писанием в широком смысле – творений великих учителей Церкви, таких как, допустим, Василий Великий или Григорий Богослов, – постиг тайны Царствия Небесного.

Такой домовитый человек, то есть хозяйственный, богатый, мудрый, собравший большое сокровище, способен износить от этого своего огромного умственного имущества новая и ветхая. Что следует понимать под этими словами? Прежде всего, можно видеть их простой, лежащий на поверхности смысл, понимая под ветхим и новым пережитое на опыте истолкование Ветхого и Нового Завета. Действительно, тот, кто, подобно книжникам, которых Спаситель называл лицемерами, не научился Царствию Небесному, конечно же, не может понимать Священное Писание. Естественно, его попытки использовать теоретическое знание Библии окажутся не только неполезными и безуспешными, но даже вредными и опасными. Мы видим много таких лжеучителей, в особенности среди сектантов, которые признают только Священное Писание и поэтому уделяют ему исключительное внимание, часто цитируют – порой уместно, порой невпопад. Такие люди вполне подходят под именование книжников в том смысле, в каком Спаситель обличал последних. И такие книжники, разумеется, ничему доброму научить не могут, ведь сами они научились Священному Писанию, но не Царствию Небесному.

Кроме того, слова о новом и ветхом могут означать учение о новой, благодатной жизни и о борьбе с ветхим человеком, то есть со страстями. И то и другое для нас необходимо. Под новым, которое износит книжник от своих сокровищ, можно понимать догматическое учение Церкви, повествующее о возвышеннейших предметах – тайне Пресвятой Троицы и образах бытия Божия, воплощении Его Единородного Сына, домостроительстве нашего спасения, тайнах будущего века, воскресении из мертвых и прочем. Это, конечно, все новое. Под новым можно понимать и благодатные ощущения и переживания, которые обязательно должен испытывать всякий истинный христианин. В таком случае книжником должны быть точно описаны молитвенные состояния, состояния духовного экстаза, восхищения ума, признаки этих благодатных состояний, такие как мир, тишина или покаяние, плач, любовь к Богу и ближним – все, что характеризует более или менее высокое духовное состояние. Все это можно понимать под словом новое. Под ветхим же нужно подразумевать не менее важные для нашего спасения вещи (для новоначальных они, может быть, даже более необходимы) – борьбу со страстями, умение отвергать свои помыслы и средства этой борьбы, такие как пост, непрестанная молитва, откровение помыслов. И новое, и ветхое нужны не для научения нас некоей теоретической науке, не для удовлетворения нашего любопытства, но для нашего спасения и обновления нашего падшего естества.

Мы видим, что с древнейших времен многие и многие святые отцы, самые знаменитые учители Церкви, которыми мы назидаемся сегодня, были именно книжниками: Ириней Лионский, Иустин Философ, Дионисий Ареопагит, Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Афанасий Великий, Максим Исповедник, Кирилл Александрийский, Макарий Великий, другие египетские и греческие подвижники, такие как, например, Иоанн Лествичник, память которого мы совершаем сегодня… Сонмы книжников писали на самые разные темы, объясняли истины, необходимые для нашего спасения. Господь Промыслом Своим воздвигал их для защиты православного учения, для сохранения Предания как о внутренней жизни, так и о правильном исповедании православной веры и правильном ее сохранении. Все эти люди действительно были научены Царствию Небесному, и предположение о том, что они узнали его только из книг, было бы умалением их заслуг. Но и сказать, что они были лишь обученными грамоте подвижниками, которые смогли изложить свой духовный опыт, тоже будет несправедливо. Учители Церкви, безусловно, имели опыт духовной жизни и при этом были, как правило, людьми весьма образованными.

Знаменитое изречение Григория Богослова, сказавшего, что хорошо рассуждать о Боге, но лучше подвизаться ради Бога, свидетельствует, надо думать, о том, что он таким образом и поступал. Мы знаем, что высказывание святителя соответствует тому, как он жил с юных лет. То же можно сказать и о других церковных писателях – все они на первое место ставили нравственный, духовный образ жизни. Большинство из них были монахами, некоторые становились мучениками, такие как Иустин Философ или епископ Киприан Карфагенский. И так было с древнейших времен: не только книжное учение, но и подвиг веры, а вместе с тем и образование в этих людях соединялись необыкновенным образом, что принесло обильную пользу Православной Церкви.

У нас существует богатая святоотеческая литература. Смотришь на множество святоотеческих книг и понимаешь, что изучать их можно всю жизнь и все равно, даже если будешь делать это по-настоящему глубоко, едва ли успеешь постичь всё до конца. Святые отцы стали наставниками многих поколений и сегодня назидают нас. Во время собственной земной жизни они уже изнесли свое сокровище – новая и ветхая. Нужно понимать, что подвигами для этих людей являлись не только молитва, коленопреклонение, уединение или пост. Само писание духовных трудов для святых отцов также было подвигом. Ведь они создавали свои тексты не в обыкновенных условиях, их деятельность не походила на занятия ученых, чьи исследования порой оказываются никому не нужными. Нет, церковные подвижники защищали православие. Те из них, кто писали на догматические темы, как Василий Великий или Афанасий Великий, часто за свои слова подвергались жестокому преследованию. Обратите внимание: в первые три столетия христианства, когда языческой Римской империей воздвигалось гонение на Церковь, при аресте и допросе у тех, кто подозревался в исповедании христианской веры, требовали отдать книги. Следовательно, враги Церкви понимали, что, если не будет книг (не только Священного Писания, но и богослужебных, и всех других текстов, которыми жили христиане того времени), искоренить христианское учение они смогут гораздо быстрее. Поэтому мы должны ценить подвиг святых отцов – авторов многочисленных догматических и нравственных поучений.

Многие подвижники, отрекшиеся от мира и уже и не обращающие внимания ни на что земное, пренебрегающие славой человеческой, такие как Макарий Великий, Иоанн Лествичник, Марк Подвижник, не ради признания и похвалы, а ради любви к ближним оставили для нас назидательные книги о нравственной жизни и о борьбе внутреннего человека за свое обновление, за свое спасение. Известно, что наставления Антония Великого, не знавшего грамоты, записали его ученики и почитатели, одним из которых был Афанасий Великий. И благодаря этому подвигу людей, которые сами уже ни в чем не нуждались, но, исполняя заповедь о любви, оставили нам свои книги, мы имеем такое обильное назидание. Для многих и многих поколений сохранено предание древних монахов-подвижников о духовном совершенстве – вот какое большое значение имеет подвиг православных книжников, одни только имена которых можно было бы перечислять, наверное, на протяжении часа. Соответственно и мы должны относиться к изучению книг правильно, а не с пренебрежением, думая, что мы уже всё знаем, «сами с усами», а читать святых отцов нам ни к чему. Станем лишь молиться Иисусовой молитвой, и Господь пошлет нам благодать. В таких мыслях – пагубная самонадеянность!

Отмечу, что я говорю о важности чтения книг не только аскетических, которые нам нужно знать в первую очередь, но и догматических, или вероучительных. Приведу один смешной и страшный пример – расскажу о событиях, произошедших во время VI Вселенского собора, который был созван для осуждения монофелитства. Последователи этой ереси считали, что во Христе, хотя и две природы, но одна воля и одно действие. В сущности это было продолжением монофизитства. По православному вероучению, во Христе в одной Ипостаси соединены две природы, соответственно каждая природа имеет свойственные ей волю и действие: Божеская – Божественные, человеческая – человеческие. И вот после того, как участвовавшие в Соборе святые отцы с помощью рассуждений и свидетельств древних отцов (чему придавалось очень большое значение: чтобы доказать правильность своего мнения, учители Церкви всегда старались найти подтверждение ему у авторитетных авторов более раннего времени), рассмотрели и осудили монофелитское учение, вдруг перед собравшимися захотел выступить некий монах и пресвитер Полихроний. Он предложил имевшуюся у него некую запечатанную бумагу, содержащую исповедание его веры, положить на грудь усопшего и помолиться. Если мертвец воскреснет, отцы Собора распечатают грамоту и прочитают в ней, какое же вероисповедание правильное. Однако святые отцы всё-таки уговорили Полихрония раскрыть грамоту и обнаружили, что там записано монофелитское вероисповедание. Оказывается, ему явился некий величественный, страшный муж, по виду которого можно было заключить, что это ангел Божий, и пообещал, что если он сделает именно так, то мертвец воскреснет, а Полихроний таким образом докажет «истину православия». Стало понятно, что этот монах был в прелести. Тем не менее святые отцы согласились на предложенный эксперимент.

Вскоре нашли усопшего – в Константинополе, где проходил Собор, сделать это было несложно. Город, где тогда проживало свыше двухсот тысяч человек, для того времени был просто гигантским – его и называли мегалополисом, то есть «великим городом» (сейчас мы тоже употребляем это слово, но в несколько измененном виде: «мегаполис»). Полихроний положил свое писание мертвецу на грудь, начал молиться, что-то приговаривать, шептать на ухо покойнику. Так продолжалось в течение трех часов, народ с интересом следил за происходящим, никто этого человека не прерывал. В конце концов он сам сказал: «Я не могу воскресить мертвеца». Отцы Собора и сановники снова собрались в зале заседания. Полихрония спросили: «Раз ты не смог оживить человека, то наверняка уже понял, что твое вероучение ложное?» – «Нет, – ответил он, – я остаюсь при своем мнении». Так он и не раскаялся, несмотря на явно обнаружившееся губительное обольщение, нелепость и смехотворность своего поступка, и был предан анафеме вместе с другими еретиками, среди которых был и патриарх Антиохийский Макарий.

Таков ужасный пример невежества, соединенного с прелестью. Между тем если мы будем пренебрегать чтением святых отцов, то как бы и нам не оказаться в таком же положении. С одной стороны, мы понимаем, что нужно молиться, спасаться, с другой – у нас, как нам кажется, нет времени (а на самом деле – желания), чтобы изучать святоотеческую литературу. Но когда в один прекрасный момент к нам, как к Полихронию, тоже кто-нибудь явится и скажет какую-нибудь «истину», мы точно так же станем посмешищем если не для людей (об этом, может быть, никто не узнает), то, несомненно, для демонов. Поэтому не нужно уклоняться от чтения святоотеческих книг, ведь их авторы как раз и есть те самые книжники, научившиеся Царствию Небесному.

Конечно, вы можете сказать: «Зачем нам читать догматические произведения? Для нас достаточно аскетической литературы». Но, к сожалению, и ее у нас не все усиленно изучают. Избирают наиболее простое, интересное и легкое чтение – жития древних и современных подвижников – и тем довольствуются. Текстами же серьезными, требующими умственного напряжения (а чтение аскетической и тем паче догматической литературы – это самый настоящий труд), пренебрегают, считают это для себя необязательным. Так возникает опасность сочетания невежества и прелести, пример чего мы только что разобрали.

Но бывает и так, что в вероучительных истинах ошибаются люди духовно преуспевшие, снискавшие благодать. В «Луге духовном» рассказывается о пресвитере, который совершал Божественную литургию в сослужении ангела. В то же время при чтении тайных молитв он произносил слова, в которых заключалась ересь. Обличил его в этом диакон, который ангела не видел, особенных даров благодати не имел и в духовном отношении был, по-видимому, христианином заурядным. Известен и такой пример: некий старец думал, что Мелхиседек – это не пророк, а воплотившийся Сын Божий. Тогда блаженный Кирилл, архиепископ Александрийский, желая показать старцу его заблуждение, употребил хитрость: он попросил старца помолиться, чтобы ему было открыто, кто такой Мелхиседек. Старец, не подозревая хитрости архиерея, помолился и сказал архиепископу, что Мелхиседек – это пророк.

Итак, мы видим, что неприятие догматического учения Церкви, пренебрежение им как якобы не нужным тому, кто не собирается становиться писателем, может привести нас к ошибкам и в вопросах духовных, аскетических. Ни в коем случае нельзя считать, что догматика и аскетика между собой не связаны. Учение Церкви о как будто бы отвлеченных предметах формирует правильную аскетическую практику. Например, если основное положение индуизма заключается в том, что Бог есть некое безграничное, безличное существо и что все существующее, в том числе и человек, есть его проявление, то отсюда происходит и соответствующая аскетическая практика: человек должен прийти в такое состояние, чтобы ощутить себя этим беспредельным существом, собственно, – Богом. С христианской точки зрения, здесь присутствует сатанинская гордость, поэтому и переживания будут явно неправильными. Буддисты считают, что мир – это призрак, случайное сочетание некоторых частиц, и сознание каждого человека есть некая ошибка природы. То есть, если бы мы (не дай Бог!) были буддистами, то должны были бы прийти в такое состояние, при котором поняли бы, что нас не существует, а все существующее – абсурдно. Соответственно и все их духовные приемы направлены на то, чтобы постичь абсурдность материального и даже индивидуального существования.

У буддизма и индуизма есть нечто общее, но присутствуют и отличия. Есть они и между христианскими конфессиями. У католиков по сравнению с православными совсем другие переживания и ощущения. Католическая аскетическая практика стала меняться после того, как там начало распространяться лжеучение об исхождении Святого Духа «и от Сына» (лат. ilioque), которое, например, великий учитель Церкви писатель Марк Эфесский считал корнем и главным заблуждением западной ереси. Согласно этому догмату Дух Святой исходит не только от Отца, но и от Сына – такая путаница в учении о Пресвятой Троице, может быть, и привела к тому, что в западных странах стало вырабатываться иное учение о духовной жизни, не соответствующее древней общехристианской аскетической практике. Если мы сравним духовные переживания Франциска Ассизского с теми, которые испытывали православные подвижники, например Григорий Палама, то увидим кардинальную разницу, хотя те и другие – христиане. Так произошло потому, что с искажением вероучения в католицизме исказился и весь строй жизни – аскеза, богослужение и все прочее.

Поэтому мы можем оказаться в таком положении, что, будучи формально православными, из-за своего невежества, незнания православного догматического или аскетического учения, примем какое-либо заблуждение. Да, каждый из нас исповедует православие, ходит в храм, но то или иное заблуждение, едва ли не языческое суеверие, может вкрасться в наше сознание из-за того, что мы не испытываем постоянно свое мышление и не сверяем его со святоотеческим учением. Это касается наших взглядов на все вопросы, с которыми мы сталкиваемся, – историю, вероучение, аскетику, литургику… Так что можно заблуждаться и оставаясь в лоне Православной Церкви.

Что такое прелесть? Мы привыкли считать, что это состояние подвижника, живущего неправильной духовной жизнью, допускающего ошибки в аскетической практике. Но такое представление слишком узкое. Под прелестью святые отцы понимали всякое заблуждение, и если среди православных монахов она исключение, то среди людей, находящихся вне Православной Церкви, это правило и закон. Что заставляет людей отрицать бытие Божие или неправильно думать о Боге, о вечной жизни, как не прелесть, которая имеет источником своим бесовские внушения? Поэтому, когда мы в лоне православия следуем ошибочному мнению, впадаем в так называемую бесовскую прелесть, то принимаем те заимствованные или, может быть, возникшие в нас стихийно черты лжеучения, которые свойственны людям, находящимся вне Церкви. Чтобы правильно ориентироваться, остерегаться этих ложных взглядов и не уподобиться злополучному и одновременно смешному монаху Полихронию, мы и должны читать творения святых отцов, которые очень часто обличают, критикуют, выводят на свет те или иные заблуждения.

Сейчас я сделал упор на необходимости чтения догматической литературы, однако то же самое нужно сказать и об аскетических сочинениях. Я предполагаю, что в монастыре никто не нуждается в напоминаниях о пользе изучения последних, но если и здесь есть те, кто пренебрегает таким чтением, не считая его для себя необходимым, то это уже верх беспечности. К человеку, считающему, что догматические книги для него не столь обязательны, как аскетические, еще можно снизойти, но никак нельзя извинить того, кто, пожелав отречься от мира, живет в монастыре и вместе с тем пренебрегает самым необходимым, тем, что для него является хлебом насущным, – аскетическим святоотеческим учением. Он должен этими текстами питаться, не только читать, но и перечитывать их. Часто книга, к которой мы возвращаемся через несколько лет после первого прочтения, понимается нами иначе. Тогда одни моменты показались нам неважными, и мы опустили их по своей неопытности, другие, может быть, действительно были неактуальными, поскольку чувства, о которых там шла речь, еще не были пережиты нами. А через некоторое время все незамеченное прежде для нас оживает и кажется жизненно важным и первостепенным. Поэтому – повторю свою мысль – мы должны аскетических писателей читать и перечитывать. В голове у нас должна быть целая библиотека, к которой мы будем обращаться в случае необходимости. И тогда наша память услужливо подскажет нам то или иное изречение или поучение древних подвижников, подходящее к нашему сегодняшнему душевному состоянию или переживаемому нами событию. Это касается и Священного Писания, которое тоже нужно читать правильно, руководствуясь святоотеческим толкованием, а иначе очень легко можно в нем запутаться.

Итак, изучение трудов учителей Церкви есть наша жизненная необходимость, а потому мы тоже должны быть книжниками – если не как святые отцы, которые износили от сокровища своего новая и ветхая, то по крайне мере как тот книжник, о котором говорит евангелист Марк. Он задал Спасителю вопрос, услышал ответ и подтвердил его правильность. Мы ведь, читая, тоже спрашиваем у автора ответ на важные для нас вопросы и должны получать в душе подтверждение правильности ответов, которые нам даются. Но если мы чтением будем пренебрегать, то ничего и не приобретем.

Еще раз говорю: даже благодатные люди ошибались так, что подвергали свое спасение опасности. Кроме того, можно впасть и в незаметную, тихую, скрытую, никому не понятную и не известную ересь. Любой послушник или монах может думать, что все в его жизни правильно, а потом обнаружится обратное. Одна раба Божия, которая много лет ходила в церковь, на вопрос, что такое Троица, ответила, что это Бог Отец, Бог Сын и Пресвятая Богородица… И таких смешных и одновременно печальных примеров можно найти много. Так что мы не должны пренебрегать чтением, должны помнить, что наряду с молитвой оно есть, как говорит святитель Игнатий, существенное делание монаха.

Некоторые, чувствуя при молитве благодать и утешение, думают: «Лучше я помолюсь еще дополнительное время, больше, чем предписано правилом, а уж без чтения как-нибудь обойдусь». И в первое время такому человеку, может быть, действительно будет лучше. А потом возникнут вопросы, ответов на которые получить будет негде. Вы скажете, что в монастыре есть духовник, к которому всегда можно обратиться за помощью, но ведь вопрос нужно еще уметь правильно задать. А главное, нужно сопоставить свое состояние со святоотеческими наставлениями и понять, правильное оно или неправильное. Наконец, важно уметь его описать, а если мы не знаем святоотеческой терминологии, то просто не сможем пересказать наставнику то, что в нас происходит. Иногда люди, не знакомые с трудами святых отцов, используют такие выражения и обороты, что хочется просто хохотать. Один верующий, благочестивый, ревностный человек, который при советской власти очень стойко вел себя при многочисленных искушениях, говорил мне, когда у него Иисусова молитва начала сама произноситься в душе, в сердце, что это похоже на колбасу, которую отрезают ломтиками – раз, раз. Он просто не мог иначе объяснить свои ощущения и вообще допускал много ошибок, потому что ничего не знал (да и знать-то было неоткуда). Ну а в отношении молитвы, хотя направление его и было верным, описание получилось совершенно нелепым. И все потому, что он не знал творений святых отцов.

Вы тоже можете оказаться, а порой и оказываетесь, в таком положении – рассказываете о себе так, что понять ничего нельзя. Иногда человек настолько не умеет грамотно выразиться, описать происходящее с ним, что можно подумать, будто он уже не только прельстился, но и лишился рассудка. Только опыт заставляет меня в таких случаях терпеливо выслушивать и тщательно расспрашивать обратившегося ко мне, и порой оказывается, что ничего страшного нет, просто человек не умеет верно передать свои ощущения. Бывает и противоположное: человек описывает их будто бы правильно, а начнешь расспрашивать его подробнее – и услышанное окажется нелепостью, бредом. У одного раба Божия непрестанная молитва, как он говорил, совершалась в сердце, но – с правой стороны. Он прочитал, что молитва должна утвердиться именно в сердце, но почему-то думал, что этот орган находится справа, и сводил молитву туда. Так что всякое может быть, и все это от невежества. Ничего прекрасного и возвышенного в человеческой глупости нет.

Незнание простительно человеку неграмотному или тому, кто действительно не имеет возможности читать книги, например не имеет доступа к духовной литературе, как это было во времена советской власти. Но когда все нам открыто, а мы при этом смотрим на святоотеческие писания как на траву под ногами и ими пренебрегаем, такое поведение, конечно, предосудительно, и нам предстоит за него отвечать. Нельзя сравнивать нас с людьми, которые были невежественны по объективным, независящим от них причинам, поэтому будем благоразумны, не станем нелепо предполагать, что в наше время возможно самосовершенствование и достижение высоких духовных состояний без чтения трудов святых отцов. Таких наставников, как великие старцы древности, сейчас, можно сказать, нет, по крайней мере непосредственно и часто общаться с ними мы не можем. Но это общение нам заменяют святоотеческие творения. Собственно, для того древние учители и брались за перо.

Прежде всего следует обращаться к аскетической литературе, но и догматические тексты нам также необходимы. Сейчас нет или почти нет, к сожалению, таких наставников, которые преподавали бы народу вероучительные истины, а значит, мы должны сами черпать из книг всё для того, чтобы и сохранять себя в православии, и придерживаться правильной аскетической ориентации, и иметь возможность при необходимости сказать кому-то нужные слова. Не обязательно проповедовать с амвона – можно наставить наших ближних и в простой беседе. Допустим, братья, общаясь с людьми, помогающими монастырю, или с теми, с кем мы сотрудничаем по каким-то вопросам, могут дать им необходимое назидание, ведь те ожидают его от нас, предполагают, что мы знаем православное учение. Поэтому мы должны, по словам апостола Петра, быть всегда готовы дать отчет о нашем уповании. А какой мы сможем дать отчет, если ничего не будем знать?

* * *

Вопрос. Батюшка, стоит ли при чтении книг сразу же их конспектировать или делать пометки в текстах?

Ответ. Не знаю, есть ли в этом польза. Во-первых, книги, которые вы читаете, всё равно находятся все здесь, в монастырской библиотеке. Зачем же конспектировать то, что можно просто перечитать? Во-вторых, человек, пишущий конспект, выбирает те фрагменты, которые ему нравятся, но нравящееся еще не значит полезное. Оно может (я сам испытал это на себе) льстить нашим неправильным убеждениям, даже страстям. Вот мне в молодости нравилось выписывать изречения Исаака Сирина о возвышенном делании, о любви, а на самом деле они были для меня тогда преждевременны.

Прибегать к конспектированию стоит, когда человек не имеет возможности пользоваться нужными текстами постоянно, допустим, миряне берут книги в библиотеке, выписывают наиболее важные места и возвращают обратно. Тогда это еще можно понять, и то могут возникнуть ошибки, о которых я сказал. А для нас это зачем? Я знаю одну рабу Божию, которая выписывает изречения и только что не вешает их на стенку. Раньше, впрочем, она так и делала: прикрепит на стене листок с понравившимся изречением, потом меняет его на другой. Ты смотришь на эти слова, потом на нее и думаешь: какое они имеют к ней отношение? Ничего этого она и близко не исполняет. Судя по изречениям, привлекшим ее внимание, она отшельница, подвижница. А на самом деле она совершенно не владеет собой, может и нагрубить, и обидеть. Молится она лишь тогда, когда хорошо выспится и когда ей совершенно нечего делать. Сейчас она, правда, изменилась в лучшую сторону. Сейчас она не записывает полюбившиеся изречения, а запоминает. Но ей это все равно не приносит никакой пользы. Нам же с вами, повторю, подобные записи в любом случае не нужны и даже опасны.

Вопрос. Батюшка, я встречал у одного из толкователей мнение о том, что ветхозаветные пророки во время молитвы имели не внешние видения, а умозрительные откровения. А мне казалось, что умозрительные, созерцательные откровения в молитве стали доступны людям только с дарованием новой благодати, через пришествие в мир Спасителя и Его крестную смерть. Разве мы сейчас имеем не бόльшую благодать, чем ветхозаветные праведники?

Ответ. О том, что нам дана бόльшая благодать, нежели пророкам ветхозаветных времен, говорит и Макарий Великий. (Конечно, преподобный имел в виду не таких нерадивых христиан, как мы, а истинных подвижников.) Однако то, что пророкам видения давались умозрительно, не означает, что это были только мечты. В данном случае слово «умозрительный» следует понимать как «невещественный, нематериальный». Видения всё же давались этим людям извне, они созерцали их, так сказать, со стороны.

Что же касается подвижников благочестия новозаветного времени, то они получили возможность достичь высочайшего богообщения и созерцать славу Пресвятой Троицы – соединиться с Богом, чего древние праведники сделать не могли. Например, пророку Моисею в ответ на просьбу увидеть Бога было сказано: Узриши задняя Моя, лице же Мое не явится тебе (Исх. 33, 23). Другой пророк – Илия – созерцал Господа лишь в веянии тихого ветра. А ведь то были пророки величайшие, имевшие у Бога необыкновенное дерзновение! Между тем христианские богословы уже рассуждают о богообщении и полагают целью своего подвига восхищение ума и пребывание его в Боге, как о том говорят Максим Исповедник, Макарий Великий и многие-многие святые отцы, почти все, кто писал о высочайших духовных состояниях. И в этом смысле, конечно, можно сказать, что православные подвижники и вообще всякий христианин по своим возможностям находятся выше, чем ветхозаветные пророки. Тем печальнее и плачевнее наше состояние: потенциально мы богаче наших предков – имеем то, чего не было дано им, однако в действительности мы намного беднее их и стоим неизмеримо ниже. Того, что нам даровано в таинствах крещения, миропомазания, и в особенности в таинстве евхаристии, мы не реализуем.

Вопрос. Если у ветхозаветных пророков сердце не было очищено Божественной благодатью, следовательно, у них не было такого восхождения к Богу, как у современных подвижников? Ведь всякое созерцание начинается через сердечную молитву.

Ответ. Созерцание Божественной славы в лучшем случае лишь начинается в сердце, но это не значит, что только там все и происходит: если подвижники восхищались умом, так что тело их пребывало без движения, как бы в оцепенении на протяжении нескольких дней, то разве только в сердце у них это происходило? Или когда Арсений Великий весь огненный стоял на молитве, или когда лицо Серафима Саровского просияло ярче солнца перед Мотовиловым – это совершалось лишь у них в сердце?!

А очищается сердце прежде всего таинствами. Да, ветхозаветные праотцы не имели того, что есть у нас, однако конкретно мы с вами не приводим свой потенциал в действие. А такие подвижники, как Макарий Великий или Антоний Великий, это сделали, и по своим индивидуальным переживаниям они действительно поднялись в деле богообщения выше, чем древние пророки. Но если смотреть на роль тех и других в деле спасения всего человечества и рассматривать их как орудия Промысла Божия, мы, конечно, не можем говорить, что, допустим, Макарий Великий стоит выше, чем пророк Моисей или пророк Исаия. Разумеется, это абсурд.

Вопрос. Значит, для ветхозаветных пророков сердечная молитва была невозможна?

Ответ. Наверное, так. Григорий Палама говорит, что Божия Матерь, когда Она пребывала во Святая Святых, явилась возобновительницей и изобретательницей умного делания. Отсюда можно сделать вывод о том, что эта практика была утеряна после грехопадения прародителей и возобновлена Пресвятой Девой.

Вопрос. Батюшка, вы говорили, что у католиков аскетическая практика стала меняться после того, как на Западе стало распространяться учение о «филиокве». Не могли бы вы объяснить, какова связь между духовным устроением человека и ересью?

Ответ. Когда мы говорим о буддизме, индуизме, проследить такую связь очень просто, когда же речь идет о христианских ересях, то, поскольку отличия очень тонкие, проанализировать их и сделать точные выводы трудно. Из русских философов мысль о том, что ересь влияет на нравственную жизнь, высказывал Алексей Степанович Хомяков. Но вряд ли правильно будет утверждать, что каждая ересь вызывает строго определенную страсть. Можно сказать, что ересь всегда грешит против любви и против смирения, враждует с ними, потому что эти добродетели соединяют людей, а она приводит к разделению. На литургии священник или диакон возглашает: «Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы» – значит, правильное исповедание и единомыслие есть следствие любви. Если еретики отъединились от Церкви, какая же тут любовь? Там, где произошло разделение, любви нет. Она ведь выражается не в том, чтобы смотреть на другого человека и плакать, а в том, чтобы любить всех христиан древних времен, апостолов, святых отцов, хранителей и защитников предания. Если я от предания уклонился, значит, я не люблю их, не люблю Бога. Когда же при этом остается какая-то видимость любви, то нужно предполагать в этом духовную прелесть или, в лучшем случае, любовь человеческую.

Вопрос. Как избежать высокоумия от чтения?

Ответ. Думаю, высокоумие преследует нас при всяком добром деле. Если мы совершаем что-то доброе, за этим обычно следуют гордость и тщеславие. Поэтому вопрос можно несколько расширить: «Как избежать высокоумия от того, что мы делаем что-либо доброе, что-либо правильное?»

Чтобы избежать этой болезни, нужно укорять себя, понимать, что если мы что-то прочитали, то само по себе это еще ничего не значит, мы должны прочитанное исполнить. Осознавая это, мы будем избегать высокоумия. Вообще, при всяком случае, когда мы делаем что-то доброе, нужно помнить, что мы умрем и за все, чего достигли на земле, будем отвечать перед Богом, там наше умственное развитие ничего не будет значить.

Как мы боремся с гордостью обычно, так нужно бороться с ней и тогда, когда она возникает от чтения духовной и вообще любой литературы. Конечно, человеку свойственно гордиться своими знаниями, из-за этого люди очень превозносятся друг перед другом. Но ведь мы читаем не для того, чтобы что-то узнать, а для того, чтобы получить руководство ко спасению. И поэтому знания, которые мы не применяем в жизни, будут нам скорее во осуждение.