Глава 2. Филологический анализ гимнического материала св. ап. павла

В этой главе рассматриваются два типа фрагментов из посланий св. ап. Павла. Первый составляют тексты, относительно которых с достаточной долей вероятности можно утверждать, что в них содержится церковный гимнический материал, который мог быть использован апостолом (Еф 2:14–18; 5:14; 2Тим 2:11–13; Евр 1:3). Второй тип фрагментов – те, которые причисляются рядом исследователей к числу христологических гимнов, цитируемых св. ап. Павлом (Рим 3:23–26; 8:31–39; 11:33–36; Еф 1:3–14; 20–23; Тит 3:4–7), однако всесторонний анализ, проведенный в данной работе, не позволяет безусловно стать на эту точку зрения. Сведения экзегетического характера в настоящей главе приводятся лишь в той степени, в какой это необходимо для решения задачи отнесения текстов из посланий апостола к гимническому материалу.

Те фрагменты из посланий ап. Павла, которые с наибольшей степенью вероятности могут быть причислены к разряду христологических гимнов (Флп 2:6–11; Кол 1:15–20; 1Тим 3:16), более подробно рассмотрены в следующей главе, причем для них приводится экзегеза с учетом святоотеческой церковной традиции.

Рассмотрение Рим 3:23–26 в качестве гимнического материала наиболее спорно по отношению к другим текстам – имеются аргументы как в пользу этой точки зрения, так и против нее. Несколько забегая вперед, можно утверждать, что ни те, ни другие доводы не являются достаточно убедительными для того, чтобы можно было перейти от гипотез и предположений к твердым и основательным заключениям. Достаточно полный обзор критических мнений касательно данного отрывка дается у Дж. Пайпера (J. Piper), статья которого была использована при рассмотрении данного фрагмента⁸⁸.

Дж. Пайпер замечает, что впервые аргументированно указывал на использование в ст. 24–26а традиционного материала⁸⁹ Р. Бультман (R. Bultmann), который считал его по происхождению допавловым. Он попытался выделить в этих стихах добавления, предположительно сделанные апостолом в цитируемый им материал (гипотетические добавления помещены в квадратные скобки):

24 δικαιούμενοι [δωρεάν τῇ αὐτοῦ χάριτι] διά τῆς ἀπολυτρώσεως τῆς ἐν Χριστῷ Ἰησοῦ

25a ὅν προέθετο ὁ θεός ἱλαστήριον [διά [τῆς] πίστεως] ἐν τῷ αὐτοῦ αἳματι

25b εἰς ἔνδειξιν τῆς δικαιοσύνης αὐτοῦ διά τήν πάρεσιν τῶν προγεγονότων ἁμαρτημάτων

26a ἐν τῇ ἀνοχῇ τοῦ θεοῦ

24 Оправдываемые [даром Его благодати] через искупление во Христе Иисусе,

25а Которого Бог предустановил как очистилище⁹⁰ в Крови Его [через веру]

25b Для доказательства праведности Его отпущением прежде случившихся прегрешений

26а Во время снисхождения Бога⁹¹.

Р. Бультман выдвигал следующие аргументы в пользу своих предположений:

1) Формулировка дела Христа как ίλαστήριον (очистилище) только в данном фрагменте встречается

у ап. Павла.

2) Св. ап. Павел обычно говорит не о Крови Христа, а о Кресте Христовом, за исключением традиционных отрывков 1Кор 10:16; 11:25, 27 (при этом Р. Бульман отвергал как не принадлежащие св. ап. Павлу Еф 1:7; 2:13; 6:12; Кол 1:20).

3) Идея божественной праведности, требующей искупления за прежние грехи, нетипична для ап. Павла⁹².

Э. Кеземанн (E. Kasemann) продолжил изучение этого фрагмента развитием теории Р. Бультмана в своей работе «Zum Verstandnis von Romer 3:24–26» (1951) и дополнил вышеприведенные предположения Р. Бультмана следующими доводами:

a) Причастная конструкция в ст. 24 образует резкий разрыв в синтаксисе со ст. 23, что может быть объяснено предположением цитирования ап. Павлом гимнического фрагмента.

b) Наблюдается некоторое «нагромождение терминологии», что нехарактерно для св. ап. Павла: πάρεσις, προγεγονότα, ἀμαρτήματα, προτίθεσθαι в смысле очевидности или выявленное; δικαιοσύνη как божественный атрибут (ст. 25) и άπολύτρωσις как обозначение завершенности искупления (ст. 24).

c) По его мнению, «перегруженность стиля» этих стихов с их оборотами в родительном падеже и предложными связками является характерной чертой гимнической традиции.

d) В ст. 25 διά πίστως прерывает течение предложения и, видимо, представляет собой глоссу ап. Павла.

e) Решающим, по мнению исследователя, аргументом является следующий. В данном фрагменте и в 26b обнаруживаются различные концепции Божественной праведности. В последнем случае ап. Павел корректирует использованную традицию через параллельную конструкцию, начинающуюся с πρός την ἔνδειξιν. В ней тот, кто видит себя стоящим неразрывно с древним народом Божиим, рассматривает историю Израиля как свою собственную и рассчитывает на Новый Завет как на искупление Ветхого. Таким образом, праведность Божия в ст. 25 является верностью Бога Своему Завету. Но у ап. Павла Божественная праведность касается без различия всех верующих (ст. 22) – поэтому вполне понятна необходимость для него подправить цитируемый материал. Настоящее время (καιρός, ст. 26b) рассматривается не в связи с историей искупления, отсчет которой начинается со времени Моисея, а, напротив, скорее, в связи с историей падшего мира, который находится под проклятием Божиим. Апостол мыслит универсально и дает свое толкование Божественной праведности, которая является «верностью Бога Своему Творению в целом».

Как замечает Дж. Пайпер⁹³, дополнения, сделанные Э. Кеземанном, вызвали волну формально-критических высказываний. Прежде всего, широко отвергалось включение в традиционный материал ст. 24. Так, Э. Лозе (E. Lohse)⁹⁴ утверждал, что не только слова δωρεάν τῇ αὐτοῦ χάριτι принадлежат св. ап. Павлу, но и само определение Χριστῷ Ἰησου. Г. Деллинг (G. Delling) доказывал, что δικαιούμενοι является приемлемым словом для ап. Павла и не обязательно должно быть заимствовано из традиционного материала⁹⁵, а К. Уэнгст (K. Wengst) в своей критике указывает, что соответствие причастий и личных глаголов, как в ст. 23 и 24, является тем приемом, который «любил ап. Павел» (и показывает, что άπολύτρωσις обычно для ап. Павла: Рим 8:23; 1Кор 1:30; Еф 1:7,14; 4:30)⁹⁶.

Следует отметить, что традиционный характер Рим 3:25–26а имеет более признанную аргументацию: «цитата слишком коротка, чтобы открыть ритм и группирование предложенных фраз», а формальное членение будет в лучшем случае экспериментом⁹⁷.

Что касается терминологии этих стихов, якобы не свойственной св. ап. Павлу, здесь Дж. Пайпер приводит заключение X. Шлира (H. Schlier), который в своих комментариях на послание⁹⁸ справедливо отмечает, что кроме πάρεσις, προγεγονότα, являющихся hapax legomena для всего Нового Завета, и ίλαστήριον, встречающегося только здесь и в Евр 9:5, другие важные термины, содержащиеся в этих стихах, не являются чуждыми для ап. Павла. Так, ключевое слово ἔνδειξιν обнаруживается в Новом Завете только у ап. Павла (Рим 3:25–26; 1Кор 8:24; Флп 1:28), слово ανοχή – только здесь (26а) и в Рим.2:4; άμαρτήματα – исключительно павлов термин (1Кор 6:18); и хотя προέθετο имеет отличное значение в ст. 25 от своего использования в Рим 1:13 и Еф 1:9, это вполне допустимо для ап. Павла. Также, например, προγράφω является вполне характерным для св. ап. Павла и используется им в Гал 3:1; Рим 15:4 и Еф 3:3.

В контексте вышесказанного X. Шлир предполагает⁹⁹ здесь приятие ап. Павлом определенной традиционной терминологии.

Подобным образом и К.Э.Б. Грэнфилд¹⁰⁰ (С.Е.В. Gran- field) считает более вероятным, что в этих стихах проявляется именно самостоятельность ап. Павла, замечательная композиция, выражающая его учение и богословие. Перегруженность стиля является не результатом включения отрывка и необходимостью вводить связующие слова, а особенностью прозаического текста, характеризующегося как трудностью истолкования темы «Креста Христова» со всей адекватностью, так и возможной естественной тенденцией впасть в возвышенный литургический стиль, когда говорится о таких торжественных вещах. О. Кусс (О. Kuss) убежден, что гипотетические построения Э. Кеземанна следует отвергнуть, т.к. абсолютно ничто в контексте послания не указывает на то, что ст. 26b корректирует со ст. 25–26а¹⁰¹. Даже в том случае, если ап. Павел излагает традиционные церковные идеи, центральный отрывок данного текста изложен им самим самостоятельно.

В заключение можно сделать следующий вывод. Недостаточно ярко выраженных признаков гимнического стиля, которые позволили бы охарактеризовать этот фрагмент как гимн. Наиболее веские аргументы касаются словаря, т.е. наличия hapax legomena и других, нетипичных для ап. Павла терминов, а также оценки богословского содержания, т.е. использования ап. Павлом нехарактерных для него оборотов при выражении богословских идей. Подробное изложение дискуссии об этом отрывке приведено здесь для того, чтобы продемонстрировать интерес к этому вопросу в западной науке и многообразие выдвигаемых аргументов.

Глава 8 заканчивается в ст. 31–39 прославлением Божественной любви, которая проявилась в служении Сына Божия. От любви Христовой верующего не в состоянии отлучить никакое страдание и никакая тварь. При таком понимании глава 8 оказывается кульминационной в послании к Римлянам, особенно в его догматическом учении¹⁰², а возвышенный стиль этого отрывка – с риторическими вопросами, изобилием относительных местоимений и необычным словарем – предполагает, что ап. Павел может здесь ссылаться на литургическую традицию¹⁰³. И хотя «интонация изложения материала в этом отрывке освобождается от поучений и аргументации и принимает риторико-гимнический характер, переходя в харизматическую речь, пронизанную элементами обличительного памфлета»¹⁰⁴, и «гимнический стиль и тенденция к формулировке исповедания веры абсолютно очевидны»¹⁰⁵, нельзя со всей уверенностью определить, является ли этот отрывок ранее существовавшим церковным гимном, который цитирует св. ап. Павел.

Ритмическая структура отрывка выявляется естественным течением мысли, которое представлено моделью вопроса и ответа, что в свою очередь позволяет выделить естественные разделения: 31а – типичный вводный вопрос и 31–32b – первый диалоговый ответ, также 33–34b и 35–37 – третий, а в ст. 38–39 содержится утверждение, являющееся победным завершающим кличем, образующим концовку всего отрывка в целом.

Естественно, что такая игра вопросов и ответов, возражений и их отклонений может навести на мысль, что перед нами христианская диатриба, однако по содержанию отрывок «скорее соответствует гимну, чем диатрибической аргументации»¹⁰⁶.

Предложенные западными исследователями варианты решения вопроса по определению четкой структуры гимнической формы этого отрывка, а также выделению объема заимствованного материала при внимательном анализе оказываются далеко не бесспорными.

Дж. Д. Данн (J.D. Dunn), обобщая имеющийся критический материал, приводит следующие мнения по этому вопросу¹⁰⁷. П. Остен-Сакен (Р. Osten-Sacken) в своей реконструкции гипотетического допавлового гимна, включающей ст. 31b-32а, 33–35а, 38–39, предполагает перестановку 2-х предложений (31b-31с) и удаление двух стихов (35b-37), в том числе перечень несчастий в ст. 35b, который является ответом на вопрос в ст. 35а. По мнению Дж. Д. Данна, такая реконструкция носит достаточно произвольный характер.

X. Паульсен (Н. Paulsen) исходит из того, что ст. 31–34 заимствованы из допавлового гимна, но несбалансированность ст. 32 и 34, по мнению Дж. Д. Данна, не дает права рассматривать эти стихи как часть ранее существовавшего гимна.

Каталог несчастий (ст. 35) имеет ряд частичных параллелей у ап. Павла. Например, о θλίψις речь идет в Рим 2:9; 2Кор 6:4; 2Фес 1:4; о στενοχωρία – в Рим 2:9; 2Кор 6:4; 2Кор 12:10; διωγμός встречается в 2Кор 12:10; 2Фес 1:4; λιμός и γυμνότης – в 2Кор 11:27; κινδύνος – в 2Кор 11:26.

То же можно сказать о последовательности лиц и обстоятельств из 10 пунктов в ст. 38–39. ζωή, θάνατος – понятия, которых св. апостол касается в 1Кор 3:22; Фил 1:20; άρχαί встречается в 1Кор 15:24; Кол 1:16; 2:10, 15; Еф 3:10; 6:12; ενεστῶτα и μέλλοντα – в 1Кор 3:22; Еф 1:21; δυνάμεις – в 1Кор 15:24 и Еф 1:21 и т.д. Нужно учесть нарушение парности в этом стихе: θάνατος/ζωή, ενεστῶτα/μέλλοντα, ἄγγελοι/άρχαι, ὓψωμα/βάθος естественно сочетаются в пары, a δυνάμεις нарушает эту парность. По мнению М. Дибелиуса (М. Dibelius)¹⁰⁸, это могло быть следствием спонтанной диктовки послания св. апостолом, при которой законченная формула получается менее гладкой, чем тщательно проработанное произведение.

Рассмотрение указанных аргументов «за» и «против» заставляет нас склониться к заключению, что этот фрагмент является собственным Павловым сочинением, в которое вплетены знакомые элементы, традиция и собственный опыт апостола. Важность фрагмента в таком случае в том, что он наглядно демонстрирует, насколько может проза св. ап. Павла приближаться к гимническому стилю.

В Рим 11:33–36 св. ап. Павел делает вывод из рассуждений в 9–11 главах, заключая свою философию истории гимном хвалы Богу и Его целям и планам.

Тщательный структурный анализ отрывка был сделан Э. Норденом (E. Norden)¹⁰⁹. Гимн состоит из 9 строчек, которые в свою очередь группируются в 3 строфы:

33-й стих включает в себя 3 восклицания о мудрости Божией;

34–35 – это 3 риторических вопроса, подкрепляющие мысль о невозможности для человека понять пути Божии;

36-й стих содержит возглашение и славословящую формулировку. Использование триад – трехчастной структуры в ст. 33, 34–35, 36; трех слов, зависимых от βάθος (бездна); трех риторических вопросов (возможно, в хиастической параллели) к трем словам в 33 ст. (γνώσως/ ἔγνω, σοφίας/σύμβουλος, πλούτου/προέδωκεν) и трех формул с предлогами в ст. 36 – позволяет утверждать, что фрагмент является хорошо продуманным гимническим сочинением¹¹⁰.

По общему признанию исследователей, гимн был составлен самим апостолом: «Ап. Павел применяет здесь образец техники, характерной для Эфеса, создавая из мозаичных кусочков различного происхождения единое целое»¹¹¹.

В гимне можно отметить следы различных жанров литературы, так или иначе связанных с церковной средой времени св. ап. Павла. Во-первых – ветхозаветной традиции премудрости, особенно в связи с библейской книгой Иова (даже в филологическом отношении: σοφίας употребляется в Иов 2:8; κρίμα – в 40:8; ἀνεξιχνίαστα – в 5:9; 9:10; 13:9; 28:27; ὁδός – в 21:14; 26:14; 28:13, 23; ст. 34 имеет параллель в 15:8, ст.35 – в 41:3); во-вторых – апокалиптической литературы (ср. Апок. Варуха 14:8–9¹¹²; 20:4; 21:10); в-третьих – эллинистической традиции, что выражается в трехкратной формуле ст. 36. В частности, Дж. Фицмаейр (J.A. Fitzmyer) находит параллели между ст. 36 и стоическими формулировками у Марка Аврелия в «Размышлениях» 4:23, где мы читаем: «Всё, что соответствует тебе, соответствует и мне: ничего нет во времени для тебя, что было бы слишком рано или слишком поздно мне! <...> Все вещи исходят из тебя, заключаются в тебе и определены для тебя (ἐк σοῦ πάντα, ἐν σοί πάντα, εἰς δε πάντα)≫. Дж. Фицмаейр предполагает, что «вместо пантеистического ἐν σοί πάντα св. ап. Павел использует выражение δι» αὐτοῦ) «через него», включая сюда личного Бога, Которому и поклоняется»¹¹³. Можно указать и на параллели с эллинистическими синагогальными молитвами, сохранившимися в «Апостольских постановлениях» (8.5.1–2).

С какой целью св. ап. Павел привлекает элементы из разных традиций, собирая их воедино в своем гимне, однозначно ответить трудно. По мнению Дж. Данна, можно допустить, что «он совершал намеренную попытку свести вместе как можно больше различных нитей иудаизма и этим продемонстрировать как еврейство своего послания, так и широту своих взглядов в пределах иудаизма»¹¹⁴.

Вне зависимости от объяснения этой особенности фрагмента Рим 11:33–36 он свидетельствует о потрясающих поэтических способностях святого апостола.

Послание к Ефесянам открывает величественное благодарение, полнота языка, литургическая возвышенность и ритм которого одновременно и потрясают читателя, и привлекают к себе пристальное внимание ученых. Отрывок, представляющий собой одно длинное предложение (с многочисленными причастными оборотами и придаточными предложениями) длиной в 26 строчек, не имеет параллелей в Новом Завете и вызывает далеко не однозначные оценки исследователей.

Одна из наиболее часто упоминаемых характеристик этого отрывка, вошедшая, можно сказать, в историю западных библейских исследований, принадлежит Э. Нордену (E. Norden), который утверждал, что «эта фраза – самый невероятный конгломерат предложений, который я когда-либо встречал в греческом языке»¹¹⁵.

Фрагмент начинается с несущей в себе огромный эмоциональный и содержательный заряд хвалы или восклицания ≪Благословен≫ (εὐλογητός). Этим словом в тексте LXX переведен древнееврейский термин [барух]. Его нередко можно обнаружить на страницах Священного Писания как в изолированной форме в качестве ответа на что-либо в контексте (ПсМТ41:14=ЬХХ 40:14; MT68:36=LXX 67:36; MT 89:53=LXX 88:53; MT 106:48=LXX 105:48; Неем 9:5; 1Пар 16:36; Тов 3:11), так и в структурированной форме с придаточными предложениями, в которых дается обоснование этому восклицанию (напр., Исх 18:10; 1Цар 25:39; 2Цар 18:28; Пс 31:21 и далее).

Благословения (berakah) регулярно использовались в общественном иудейском богослужении – напр., в молитве Соломона при освящении храма (1Цар 8:15); их можно найти в кумранской литературе (1QS 11:15; 1QH 5:20; 10:14; 11:27, 29, 32, 33; 16:8), в новозаветной литературе – в молитве Захарии (Лк 1:68–75) и в раввинистическом иудаизме, в котором они представляют собой наиболее характерные молитвенные формулы (молитвы Ahaba Rabba и aemoneh ’Esreh, причем формула последнего – это 18 благословений синогогальной службы)¹¹⁶.

И хотя благословения (berakah) глубоко коренятся в иудейском богослужении, литургическая формула, используемая автором послания к Ефесянам, имеет специфический христианский оттенок. Бог Израиля, к Которому возносится хвала, прославляется как «Отец нашего Господа Иисуса Христа». Эта формулировка является общераспространенным образцом христианских благословений.

Но эту евлогию отличает от подобных ей то, что «это благодарение принимает форму гимна»¹¹⁷! Как уже отмечалось, по своему стилю фрагмент представляет собой длинное предложение, распространяющее себя посредством придаточных предложений, причастных оборотов и синонимов. Типичным для этого стиля являются три фразы 3 стиха, которые вводятся предлогом ἐν:

ἐν πάσῃ εὐλογίᾳ πνευματικῆ – во всяком духовном благословении;

ἐν τοῖς ἐπουρανίοις – в небесах;

ἐν Χριστῷ – во Христе.

К другим особенностям этого фрагмента можно отнести накопление предлогов в предложении ст. 5–6 (εἰς υἱοθεσίαν διά Ἰησοῦ Χριστοῦ εἰς αὐτόν κατά την εὐδοκίαν τοῦ θελήματος αὐτοῦ εἰς ἔπαινον...); соединение синонимов в генетивную конструкцию (ср. την εὐδοκίαν τοῦ θελήματος αὐτοῦ, ст. 5; την βουλήν τοῦ θελήματος αὐτοῦ, ст. 11) или комбинирование другими способами (ср. ἐν πάσῃ σοφίᾳ καί φρονήσει, ст. 8 и τοῦ θελήματος αὐτοῦ, κατά την εὐδοκίαν αύτοῦ, ст. 9); использование вместе однокоренных глаголов и существительных (ср. εὐλογητός, εὐλογήσας, εὐλογίᾳ, ст. 3 и χάριτος ἐχαρίτωσεν, ст. 6); параллелизм (производимый посредством тройного использования εἰς ἔπαινον δόξης... αὐτοῦ в ст. 6,12 и 14).

Автор говорит о богатстве и изобилии Божией благодати (το πλοῦτος, ст. 7; επερί σσευσεν, ст. 8) повторением πας (ст. 3, 8, 10, 11) и использованием «целой глыбы» слов и фраз смешанного стиля, что является намеренной попыткой выразить богатство, о котором он говорит соответствующим образом. В целом повторение и избыточность являются существом литургического стиля и могут быть использованы не только для усиления экспрессивности высказывания, но и для создания определенного ритма.

По своей форме данная евлогия – «скорее комбинация обычного греческого и семитического гимнических стилей»¹¹⁸.

Было сделано множество попыток выявить структуру всего предложения с его гимническими чертами. Впервые это сделал Т. Иннитцер (T. Innitzer)¹¹⁹, который разделил этот отрывок на три строфы в соответствии с правилами классического греческого метра: ст. 3–6, ст. 7–12, ст. 13–14. Однако Э. Ломейер (Lohmeyer E. Das Proomium des Ephes- erbriefes. 1926) также в соответствии с метром выделил 4 строфы, сделав акцент на аористных причастиях: ст. 3–4; 5–8; 9–12; 13–14. Дж. Шаттенманн (J. Schattenmann) в своем анализе, базирующемся на подсчете и ритме последних слогов, выделил несколько иные 4 строфы: 3–6а; 6b-10а; 10b-12; 13–14. Дж. Коуттс (J. Coutts)¹²⁰, ориентируясь при делении на внешний критерий, а именно на слова «хвала Его славе» в ст. 6, 12 и 14, и отсекая глоссы ап. Павла, пришел к трем строфам разной длины. С.Дж. Роббинс (С.J. Robbins)¹²¹ разделял отрывок на 8 периодов (а не предложений), каждый из которых соответствует возможности говорить, не переводя дыхание. Существует множество других разнообразных реконструкций¹²².

«Все эти попытки заслуживают упоминания, но не дают полной уверенности в возможной реконструкции первоначального гимна», – справедливо отмечает один современный исследователь¹²³. Поэтому те комментаторы, которые пытаются обобщить существующие результаты анализов этого фрагмента, соглашаются с вердиктом Дж. Т. Сандерса (J.T. Sanders), что «любая попытка определить строфическую структуру в отрывке 3–14 обречена на провал»¹²⁴.

Отсюда следует, что гипотезу об использовании и адаптации св. ап. Павлом раннехристианского гимна в Еф 1:3–14 нельзя считать доказуемой при современном состоянии новозаветной науки.

Звучный и величественный язык вполне может быть спонтанным, а не намеренно разработанным или заимствованным, поэтому «маловероятно, что этот отрывок – гимн, цитируемый или переработанный из оригинального, – делает абсолютно адекватный вывод Э.Т. Линкольн (А.Т. Lincoln). – По языку и стилю он слишком сходен с первыми тремя главами. <...> Вероятно, здесь слова и фразы ап. Павла переплетаются с элементами традиционного литургического языка»¹²⁵.

Фрагмент Еф 1:20–23 является частью более обширного благодарственного отрывка, который, подобно Еф 1:3–14, представляет собой одно длинное предложение.

Можно считать общепризнанным в новозаветной науке, что, по словам Э.Т. Линкольна, ≪благодарения ап. Павла не просто отражают эллинистический эпистолярный стиль, но также несут в себе традицию раннехристианского литургического стиля, коренящегося в свою очередь в иудейском богослужении≫¹²⁶. Поэтому природа литургического материала, содержащегося, без сомнения, в ст. 20–23, еще недостаточно прояснена. Г. Шилле (G. Schille)¹²⁷ и Дж. Т. Сандерс (J.Т. Sanders)¹²⁸ однозначно считают, что это гимн, в то время как Р. Дайхгребер (R. Deichgraber) находит в ст. 20 «четкий признак поэтической структуры, [причем] текст формируется местами в четкие стихотворные строки, которые соотносятся друг с другом»¹²⁹.

Материал ст. 20–23 сходен с содержанием отрывков, которые определенно классифицируются как новозаветные гимны (Флп 2:6–4; Кол 1:15–20; 1Тим 1:16). Здесь присутствуют темы Воскресения Христа из мертвых, Его возвеличения и седения одесную Отца, Его верховенства над всеми силами. Но поскольку отсутствуют темы воплощения и смерти Христовых любые попытки реконструкции гимна способны дать лишь реконструкцию его фрагмента.

Наиболее удачные реконструкции были сделаны Дж. Т. Сандерсом (J.Т. Sanders)¹³⁰ и Р. Дайхгребером (R. Deichgraber)¹³¹ и основывались на материале ст. 20 и 22:

ἐγείρας αὐτόν ἐк νεκρῶν

καί καθίσας ἐν δεξιᾷ αὐτοῦ

και πάντα ὑπέταξεν ὑπό τούς πόδας αὐτοῦ

καί αὐτόν ἔδωκεν κεφαλήν ὑπέр πάντα

Эта реконструкция включает в себя parallelismus membrorum, так же, как ku τοίς έπουρανάοις – скорее всего, глосса автора, а ст. 21 – добавление в прозаическом стиле, проясняющее мысль о полноте Христова господства над небесными силами. Tη εκκλησία в конце ст. 22 – также глосса, подобная аналогичной в Кол 1:18, и направлена на то, чтобы сконцентрировать христологическое учение в терминах его значимости для Церкви, т.е. в рамках темы, которую далее разрабатывает автор в ст. 23. Несмотря на попытки реконструкции гимна Р. Дайхгребер считает¹³², что невозможно привести доказательства того, что в основе этого отрывка лежит известный автору раннехристианский гимн.

Существует мнение, что в отрывке могла быть использована вероисповедная формула, вплетенная автором в литургический и гимнический стиль, который он счел адекватным еще ранее – в 1:3–14¹³³. Но этот вопрос также не решен с окончательной определенностью.

Заключая обсуждение этого фрагмента, имеет смысл процитировать Э. Беста (E. Best), вывод которого является наиболее взвешенным и правдоподобным. «Определенно стихи 20–23 содержат большое количество фраз из катехизической или литургической традиции, которые в близкой редакции могут напомнить гимн или вероисповедное утверждение, пишет он. Однако мы очень далеки от того, чтобы утверждать, что это гимн или Символ веры. Здесь отсутствуют традиционные для гимнов и исповеданий темы смерти Христа и Его значения для верующих; <...> скорее всего, автор использует [церковную] традицию для определенных целей своего послания»¹³⁴.

Выделение текста Еф 2:14–18 в качестве раннехристианского гимна имеет долгую традицию в западной библеистике. «Относительная самостоятельность и завершенность этого фрагмента бросались в глаза уже давно, писал один из западных исследователей. <...> Здесь ощущается новое начало, относящееся ко Христу, αυτός дает начало ходу мыслей, где в центре находятся действия Христа, а не действия Бога [Отца], как было до сих пор. <...> Язык – торжественный и возвышенный [и] явно не принадлежит человеку, который пишет послание»¹³⁵.

Однако, что же все таки представляет собой этот выделяющийся из контекста фрагмент послания – является ли он поэтической прозой автора или же литургической песнью общины, используемой автором с целью напомнить читателю уже известные вещи и подтвердить свои собственные рассуждения? Возможна ли достаточно определенная структуризация этого отрывка? На эти и многие другие вопросы еще предстоит ответить.

Исследователи единодушно признают здесь наличие следующих гимнических элементов¹³⁶: частица γάρ ("так как», ст. 14), которая используется автором послания, чтобы указать, что далее начинается авторитетный материал (каким вполне может быть гимн), подтверждающий его предыдущие мысли; типичное гимническое местоимение αύτός; обильные причастные обороты; тот факт, что ст. 14b-15а и 15b-16 подчинены parallelismus membrorum; наличие около десятка Ьарах legomena; исповеднический стиль от первого лица множественного числа; синтаксис, предполагающий истолкование.

Однако в вопросе реконструкции гимна по стихам мнения ученых разделились. Э. Бест (E. Best) приводит наиболее существенные из них: «ст. 14–18 [выделяет] Шилле (Schille), 14–17 – Гнилка, Бюргер и Фишер (Gnilka, Burger, Fischer), 14–16 – Уэнгст, Сандерс и Линкольн (Wengst, Sanders, Lincoln), 13–19 – Мартин (Martin)»¹³⁷.

Наиболее вероятным является объем гимнического материала, который предложен Уэнгстом, Сандерсом и Линкольном, которые относят к гимну ст. 14–16, но возражают против включения сюда ст. 13, 17 и 18. Аргументы в пользу этой разбивки таковы: ст. 17 имеет соответствие с Ис 57:19 и возвращает нас к ст. 13, который является обращением к читателю (см. 2 л. мн. числа ύμιν), а ст. 18 в свою очередь, скорее, читается как обобщение автором предшествующих стихов: при этом язык напоминает Рим 5:2. К тому же, ст. 17–18 не представляют легкости для реконструкции строк, которые должны иметь соответствующую длину для оригинального гимнического материла¹³⁸.

Ст. 14–16 представляют материал, в котором Христос предстает осуществляющим космическое примирение. Таким образом, предполагаемая реконструкция гимна, представленного в ст. 14–16, может выглядеть следующим образом (квадратными скобками отмечены предполагаемые глоссы автора послания):

(1) Αὐτός γάρ ἐστιν ἡ εἰρήνη ἡμῶν

(2) ὁ ποιήσας τα ἀμφότερα ἓν

(3) καί τό μεσότοιχον [τοῦ φραγμοῦ] λύσας

(4) την ἔχθραν καταργήσας [ἐν τῇ σαρκί τον νόμον τῶν ἐντολῶν ἐν δόγμασιν]

(5) ἳνα τούς δύο κτίσῃ ἐν αὐτῷ εἰς ἓνα καινόν ἄνθρωπον

(6) ποιῶν εἰρήνην

(7) καί ἀποκαταλλάξῃ τους ἀμφοτέρους ἐν ἑνί σώματι τῷ θεῶ [διά τοῦ σταυροῦ]

(8) ἀποκτείνας την ἔχθραν ἐν αὐτῷ

Этот гимн удивительно хорошо согласуется с гимном Кол 1:15–20, вторая часть которого также повествует о космическом примирении (ср. Кол 1:20 и 7 строку). В Кол 1:18 σῶμα – первоначальная ссылка на κόσμος, но св. ап. Павел интерпретирует там данный термин в отношении Церкви, здесь же (в строке 7) σῶμα относится к κόσμος.

В целом можно говорить с определенной степенью достоверности о том, что в Еф 2:14–16 св. ап. Павел цитирует раннехристианский гимн.

Пожалуй, можно вполне уверенно утверждать, что перед нами определенно цитация, которая представляет собой рифмованное трехстишие. Здесь используется риторический прием: первые две строчки имеют одинаковое звуковое окончание. Это типичный семитический стиль с глаголами в начале строк, два императива, соединение και, причем далее тот же καί ведет к будущему времени в 3-ей строке. Первые две строчки антитетического параллелизма составляют призыв, обращенный к верующему, в то время как 3-я предлагает обещание Божией помощи.

Значительно легче, по мнению Э.Т. Линкольна (А.Т. Lincoln)¹³⁹, описать форму этих строчек, чем указать их происхождение. При попытках обнаружить первичное происхождение этого раннехристианского гимна из Ветхого Завета наиболее вероятным представляется, что это аллюзия на Не 60:1 или смешанная цитация Не 26:19. Аллюзия на Ион 15:6¹⁴⁰ кажется менее вероятной. Э. Бест (E. Best) предполагает¹⁴¹, что нельзя отрицать возможности влияния иудейского апокалиптического источника, но ничем подтвердить этого не может. Климент Александрийский в «Увещевателе» (9.84.2), цитируя данный гимн и сопровождая его другим тристишием, утверждает, что это слова Господа: «ἔγερε, φησιν, «ὁ καθεύδων και ἀνάστα ἐк τῶν νεκρῶν, кεί ἐπιφαύσει σοι ὁ Χριστός κύριος», ὁ τῆς ἀναστάσεως ἥλιος, ὁ προ ἑωσφόρου γεννώμενος, ὁ ζωήν χαρισάμενος ἀκτῖσιν ἰδίαις» (добавления Климента: Солнце воскресения, / Рожденный прежде звезды, / Который дал жизнь своими лучами)¹⁴², но тот же Э. Бест справедливо замечает, что это невероятно как из-за стиля, так и из-за содержания (использование слова Христос в 3-м лице ед. числа)¹⁴³.

Существует предположение, что ритмическая форма, схожая с Еф 5:14, обнаруживается в обрядах инициации некоторых эллинистических культов. Определенное сходство, действительно, можно усмотреть в тексте мистерии Аттиса:

ἐκ τιμπάνου βέβρωκα

ἐκ κυμβάλου πέπρουωκα

γεγονα μυστής Ἄττεως

Самые ранние предположения о том, что текст Еф 5:14 является крещальным гимном (который использовался при крещении)¹⁴⁴, подтверждаются и недавними исследованиями. «Большинство современных комментаторов считают, что этот гимн или гимнический фрагмент был широко известен читателям послания, пишет Э.Т. Линкольн. Это, возможно, строчки из раннехристианской крещальной службы»¹⁴⁵. Замечено, что язык отрывка состоит из восхваления и комбинации метафор: сна, смерти и света, – прилагаемых к жизни верующего. Строки формируются определенным напевом; гимн, как предполагается, распевался всей общиной для приветствия новокрещенного.

Возможные ассоциации между светом и крещальными службами могут быть обнаружены в Кол 1:12–13; Евр 6:4; 10:32, у св. Иустина Философа в «Апологии» (61.12, 13; 65.1) и в сирийском тексте «Учения 12 апостолов» (21), где крещальный текст говорит о Христе как о свете, который воссиял над верующими.

Можно сделать вывод, что Еф 5:14 представляет собой, по всей вероятности, фрагмент гимна, который воспевался во время таинства крещения в ранней Церкви.

Стихи 2Тим 2:11–13 св. ап. Павел определяет как некую цитацию, содержание которой заслуживает особого доверия. Делает он это при помощи выражения «πιστός ό λόγος», «верно слово». Данное выражение характерно для пастырских посланий и встречается еще 4 раза: 1Тим 1:15; 3:1; 4:9; Тит 3:8.

«Πιστός ό λόγος» – это то, что принимается как истинное и несомненное. Данная связка используется для создания формулы «цитаты и подтверждения». Ό λόγος – то, что говорится, a πιστός – комментирует сказанное¹⁴⁶.

Следующие за этим выражением ст. 11b-13 как раз и составляют это заслуживающее доверие выражение: в нем имеет место параллельная структура, а ритмический характер предполагает его гимническое происхождение:

εἰ γάρ συναπεθάνομεν, και συζήσομεν

εἰ ὑπομένομεν, καί συμβασιλεύσομεν

εἰ ἀρνησόμεθα, κάκεῖνος ἀρνήσεται ἡμᾶς

εἰ ἀπιστοῦμεν, ἐκεῖνος πιστός μένει,

ἀρνήσασθαι γάρ ἑαυτόν οὐ δύναται

Здесь вместо 1 л. ед. числа предыдущих стихов появляется стиль 1 лица мн. числа. Структура стихов 11b-13 столь удивительна, что почти все комментаторы определяли этот фрагмент как гимн. Общая симметрия обнаруживается в 4-х строчках, состоящих из 4-х условных предложений. Структура каждого протазиса¹⁴⁷ одинакова: частица εί (если) плюс глагол в 1 лице мн. числа. В первых двух строчках глаголы, стоящие в протазисе и аподозисах¹⁴⁸, имеют форму 1 л. мн. числа активного залога; при этом три из них имеют приставку συν. Аподозис в этих двух строчках состоит из союза και и глагола. В двух последних строчках аподозис начинается с κάκεῖνος («и тот») и εκεῖνος («тот»), а глаголы стоят в 3 л. ед. числа.

Последняя строчка άρνήσασθαι γάρ ἑαυτόν οὐ δυναται вырывается из общего для 4-х строчек стиля, и вполне вероятно, что она является пояснительной глоссой св. ап. Павла¹⁴⁹.

Б.С. Истон (В.S. Easton) высказывает несколько отличное предположение – что цитируемый материал охватывает только ст. 11b-12а, а «12b-13 неуместны в триумфальном гимне. Это можно доказать чтением греческого теста вслух, когда обнаруживается, что первые две строчки имеют размер, ритмичность и консонанс (т.е. почти рифму), а следующие далее строчки уже лишены этих характеристик»¹⁵⁰.

Существуют две основных версии насчет того, где в богослужении мог воспеваться этот гимн, «подчеркивающий и воспевающий жизнь в терпении», причем версии примерно равноценны по силе выдвигаемых аргументов.

Первое предположение заключается в том, что гимн использовался как ободрение христианам, смотрящим в лицо гонениям и предстоящим им страданиям, и призывал к мистическому единению с Распятым, что предполагает принятие тяжелых искушений, лишений и несчастий. Другая версия склонна видеть использование гимна при крещении, что может подтверждаться фразой «ибо если мы с Ним умираем, то также и живы будем с Ним». В таком случае умирание со Христом – не смерть через страдание или мученичество за Него, а смерть для греха и личных эгоистических интересов, что происходит с каждым христианином при крещении¹⁵¹.

Сказанное во фрагменте Тит 3:4–7 св. ап. Павел также характеризует с помощью выражения πιστός о λόγος (ст. 8). Тем не менее, оценка данного фрагмента разными учеными неоднозначна.

С одной стороны, употребление св. апостолом формулы πιστός о λόγος предполагает, что он использует здесь традиционный материал, желая обосновать тему, которую он развивает в послании. «Цитация обозначена вводными словами 8 ст., которые легко идентифицируются со ст. 5b-7, а их литургическая выраженность является очевидной», пишет Б.С. Истон¹⁵². С другой стороны, характер и объем использованного традиционного материала недостаточно ясны.

Большинство исследователей называют данный фрагмент гимном из-за его структуры и насыщенности глубоким богословским содержанием. Но необычное место фразы ἔσωσεν ἡμᾶς («Он спас нас») всё же нарушает предполагаемую гимническую структуру. А использование местоимения мн. числа и придаточного оборота цели вместо изъявительного наклонения, которое должно соответствовать гимническому вероисповеданию, наводит на мысль, что св. ап. Павел мог ссылаться в данном месте на Символ веры¹⁵³.

Ввиду отсутствия ряда гимнических элементов в этом фрагменте и с учетом того, что многие слова ст. 4–7 присущи словарю послания, среди исследователей нет согласия, какие стихи представляют здесь традицию, а какие добавлены ап. Павлом. Приведем основные мнения.

И. Иеремиас (J. Jeremias) считает гимном ст. 5b-7, Мейнертс и Скотт (Meinerts, Scott) – ст. 4–7, Дибелиус (Dibelius) – ст. 3–6а, Лок (Lock) – ст. 4–6, Келли (Kelly) – ст. 5b-6, Шилле (Schille) – ст. 3–7¹⁵⁴. Далее представлены некоторые аргументы pro et contra.

Ст. 3 не является гимническим или исповедным и параллелен по форме ст. 1–2, поэтому его не следует рассматривать как часть традиции. Dibelius считает, что ст. 3 включается благодаря местоимению мн. числа, но св. ап. Павел использует местоимение во мн. числе во многих отрывках без цитации традиционного материала. Дж. У. Найт III (G. W. Knight III)¹⁵⁵ к тому же отмечает, что в других местах пастырских посланий фрагменты, охарактеризованные выражением πιστός ό λόγος, представляют собой одно целое предложение. В данном случае ст. 3 является одним предложением, а ст. 4–7 – другим отдельным предложением.

Ст. 4 содержит глагол ἐπεφάνη («явился») и выражение τοῦ σωτῆρος ἡμῶν θεοῦ («Спасителя нашего Бога»), Две темы пронизывают всё послание, но это может свидетельствовать как «за», так и «против» включения ст. 4 в традицию, поскольку св. ап. Павел мог выбрать такой традиционный церковный материал, который подкреплял бы сказанное им в послании.

Переход от ст. 4 к ст. 5 неожиданный, поэтому можно предположить, что именно здесь ап. Павел начинает ис пользовать традиционный источник. И. Иеремиас (J. Jeremias) указывает на то, что παλιγγενεσίας («возрождение», ст. 5b) является hapax legomena, и делает вывод, что ст. 5а является вставкой св. ап. Павла.

Д.У. Маунс (D.W. Mounce), суммируя подобные размышления, делает следующий вывод: «По словарю и богословию практически невозможно провести различие между традиционным и Павловым материалом с любой степенью определенности»¹⁵⁶. Далее он приводит результаты исследований ряда ученых в пользу Павлова авторства этих стихов¹⁵⁷:

1) Фи (Fee) доказывал, что это не гимнический отрывок; возможно – вероисповедный, но принадлежащий св. ап. Павлу.

2) Киун (Qiunn), признавая этот отрывок традиционным материалом, указывал на серьезные проблемы, связанные с таким пониманием: отсутствие вступительной формулы, слов хвалы и благодарения Богу, регулярного образца сил-лабизма, мягкого параллелизма, очевидных хиазматических черт. Он утверждает, что если бы здесь скрыто присутствовал крещальный гимн, его можно было бы легко реконструировать.

3) Хэнсон (Hanson) считает, что во фрагменте нет ничего, чего не мог бы написать сам св. ап. Павел, и что форма вероисповедания могла быть лишь средством для придания торжественности тому, что он желал здесь сказать.

Евр 1:3 можно назвать стихом наиболее интересным по своему содержанию из всех фрагментов, рассматриваемых в данной работе. Многие ученые считают, что он представляет собой цитацию гимнического материала.

Об этом свидетельствуют следующие признаки:

1) Стилистический разрыв между стихами 1–2 и 3, связанный с заменой подлежащего в середине суждения (от «Бога» в ст. 1–2 к «Сыну» в ст. 3). Данная замена производится при помощи ὃς (который), являющегося характеристикой новозаветных христологических гимнов (см. Флп 2:6; Кол 1:15; 1Тим 3:16).

2) Присутствие причастных сказуемых, включающих субстантивные (независимые) причастия без артикля.

3) Наличие hapax legomena (ἀπαύγασμά, χαρακτήρ), а также слов, не используемых более в данном послании (καθαρισμόν) или в другом значении (ὑποστάσεως).

4) Ритмический стиль и формальный параллелизм.

5) Учение о Сыне Божием изложено возвышенным по характеру языком и с соответствующим вероучительным содержанием – с изложением догматов о Его предвечном существовании, воплощении и возвеличении¹⁵⁸.

Анализируя приведенные аргументы, следует помнить, что никакие древние сборники вероисповедных формул или гимнов, если они и существовали, не сохранились до нашего времени. Поэтому формальные критерии, предлагаемые для распознания литургических фрагментов, не являются окончательными. Отсюда понятно, почему и в данном случае точные пределы гимна не могут быть установлены. Среди исследователей существуют расхождения относительно того, включает ли в себя гимн только ст. 3 (Мишель, Сандерс, Циммерман – Michel, Sanders, Zimmermann), или ст. 1–3 (Норден – Norden), либо ст. 2h-3 (Лейн – Lane), или же только часть ст. 3 (Грассер (Grasser) исключил из гимнического материала фразу καθαρισμόν τῶν ἁμαρτιῶν ποιησάμενος)¹⁵⁹.

Более того, представленные аргументы также подвергаются жесткой и небезосновательной критике. В частности, П. Эллингворт (P. Ellingworth) приводит следующие доводы «против»:

1) замена подлежащего в ст. 3 подготовлена двумя относительными придаточными предложениями ст. 2b-, в котором «Бог» является грамматическим подлежащим, но «Сын» уже занимает центральное место. Замена подлежащего здесь – менее неординарное явление, чем, например, шестикратная замена подлежащего в Рим 1:1–7. Что касается начального ὃς, то оно используется св. ап. Павлом как при цитации традиционного материала, так и в других случаях.

2) Аргументы относительно hapax legomena были бы сильнее, если бы эти термины встречались в других новозаветных гимнах. ’Απαύγασμα встречается в Прем 7:26, а этот фрагмент повлиял на автора послания и в других местах (ст. 1:1 πολυμερῶς, a κληρονόμον перекликается с κεκληρονόμηκεν ст. 4).

3) Наблюдается неустранимое противоречие, если в гимнический материал включается только 3 ст., т.к. он тесно связан по синтаксису и теме со ст. 1, 2 и 4.

4) Ст. 1:3, действительно, имеет строго формальную структуру, как у других новозаветных гимнов. Но это же относится не только к 1:3, но и, например, к 4:11 и 12:18–24, которые не рассматриваются исследователями как традиционные или гимнические.

На основании этих контраргументов ученый делает следующее заключение: «Этот стих – собственное сочинение автора»¹⁶⁰.

Прежде чем сделать окончательные выводы по поводу данного фрагмента, нужно заметить: контр-аргументация самого П. Эллингворта не лишена недостатков. Рассматривая и опровергая аргумент за аргументом, ученый каждый раз рассматривает отдельный критерий, прилагаемый к этому гимну, и соотносит его с другим местом в послании или в Новом Завете. Затем он переходит к другому критерию, но соотносит его уже с другим текстом и т.д. Создается впечатление, будто он забыл, что к Евр 1:3 все указанные критерии прилагаются в совокупности. Значит, его контр-аргументация была бы сильна только в случае сравнения ст. 1:3 с другими, заведомо нетрадиционными фрагментами, к которым все эти критерии могут быть одновременно применены. Тем более, что в его рассуждениях упускается наиболее весомый аргумент, касающийся содержания стиха.

Поэтому наиболее уместным в вопросе идентификации Евр 1:3 как гимнического материала будет, на наш взгляд, осторожный вывод о возможном влиянии церковной гимнической традиции на св. ап. Павла при написании им послания. Или, выражаясь словами X.У. Аттриджа (H.W. Attridge), «параллели в форме и содержании с другим гимническим материалом в Новом Завете доказывают со всей определенностью, что традиционное гимнотворчество служило по меньшей мере источником вдохновения при написании этого стиха»¹⁶¹.

В заключение имеет смысл сказать несколько слов об использовании термина χαρακτήρ в данном фрагменте. Это слово происходит от глагола χαράσσω («править, вырезать») и использовалось как для обозначения оттиска на печати, так и самого изображения, получаемого при помощи оттиска¹⁶². Слово χαρακτήρ «используется со времени Геродота (1:116) и характеризует отличительные свойства материального или духовного, носимые каким-либо предметом или личностью, или характерные черты, с помощью которых мы распознаем что-то как то, что оно есть»¹⁶³. Говоря о словоупотреблении в древности, можно упомянуть Филона Александрийского, который рассматривал сообщенный от Бога человеку дух как «отпечаток» Божественного Логоса¹⁶⁴.

Грань, отличающая значение слова χαρακτήρ от синонимичных ему μορφῆ и εἰκών, достаточно тонкая – это видно в переводах. На русский язык все три термина переводят словом "образ».

Однако уже в начале XX в. отечественные ученые отмечали существенное различие в этих терминах. «Полное соответствие оттиска или образа оригиналу или первообразу отличает это слово от всех других синонимичных (μορφη, είκών)», писал архиеп. Никанор (Каменский)¹⁶⁵. Еще лучше сказал об этом профессор СПб ДА Η.Н. Глубоковский: «Термин χαρακτήρ отличает не просто подражательное подобие, лишенное отдельной реальности, но самостоятельность вещи при материальном тожестве с отражаемой в ней другой. Очевидно, только этот предикат и допустим при описании Сыновней природы в отношении к Богу. Сын и в своем обособлении, сохраняя все свойства излучения, выражает в Себе самые типические стороны первоисточника. В этом частном оттиске заключается специальная энергия избранного слова, тогда как ε’ικών означает целостное и безупречное изображение незримого в осязательном, внешнем воплощении (2Кор 4:4; Кол 1:15; 1Кор 11:6; Кол 3:10), a μορφή (Флп 2:6) отмечает эссен-ционально соответственную форму бытия»¹⁶⁶.

Таким образом, термин χαρακτήρ применяется здесь с целью подчеркнуть, что Сын «не только имеет сходство определенных сторон Отца, но есть точный образ Его существа, т. е. того, что делает Бога Богом»¹⁶⁷.

Нельзя не упомянуть так называемый «гимн любви», содержащийся в 13 главе 1 послания к Коринфянам. Хотя «эта глава содержит, наверно, самые замечательные строки, когда-либо написанные ап. Павлом и обозначаемые как гимн»¹⁶⁸, тон отрывка все-таки более описательный, чем гимнический¹⁶⁹, и может быть классифицирован как поэтическая проза¹⁷⁰. Это объясняет, почему А. Робертсон (A. Robertson) и вместе с ним другие исследователи, производя анализ данного фрагмента, говорят о нем как о «гимне в похвалу любви» и даже куплетируют, т.е. выделяют строфическую структуру некоторых стихов главы (4а, 4b, 5а, 5b; 6а, 6b, 7а, 7Ь; 8а, 8b, 8с, 8d; 9а-9b; 10а-10b). Однако, соглашаясь с употреблением слова «гимн» по отношению к данному фрагменту, необходимо понимать такое обозначение не как технический термин, т.е. песнь хвалы Богу, исполнявшаяся в ранней Церкви за богослужением, а как стремление толкователей подчеркнуть возвышенность употребляемого автором стиля¹⁷¹.