Письмо третье

Зло в собственном смысле есть зло нравственное или грех. Однако же, грех влечет к себе преданное чувственности сердце и совершается по большей части без страха, без боли, с любовью, радостью, с услаждением. По крайней мере, в минуты совершения греха человек не чувствует горечи зла. Если и предваряют грех упреки и обличения совести, то скоро утихают и не возмущают греховного услаждения. Раскаяние почти всегда пробуждается после греха, а не сопутствует ему. Но таково зло физическое. Один вид болезни или несчастия, хотя бы и чужого, болезненно действует на душу. Самое приближение физического зла еще издали наполняет сердце страхом и смущением. Всякое приражение сего зла есть состояние неприятное, болезненное, скорбь, страдание. От чего же такое различие между злом и злом? От того, что физическое зло есть наказание и обуздание греха, преграждение и пресечение греховных путей, приятных и любимых, необходимое следствие зла нравственного, следствие, о котором, впрочем, всего менее думает человек, когда грешит, и которого, конечно, нисколько не имели в виду первые грешники, возмечтавшие быть яко бози.

Злом физическим называются такие явления и изменения в мире вещественном, которые имеют вредное, болезненное или разрушительное влияние на существа живые и чувствующие. Таковы, например, опустошительные действия стихий, неурожаи, моровые поветрия, болезни, насильственная смерть, вообще – все частные уклонения от законов и целей физического устройства мира. Душа благоустроенная и благородная болезнует и страдает под ударами таких бед, но не впадает в уныние, не доходит до ропота, а переносит испытание или наказание с сокрушением и смиренною преданностью Промыслу. Но нелегко успокаивается разум пытливый и мудрствующий земная. Его волнуют сомнения. Откуда язвы и страдания в царстве Бога преблагого, беспорядки и нестроения в делах Премудрого, разрушения в творении Всемогущего? Не сдерживаемая в своем своеволии, не приводимая к послушанию веры в Промысел, от таких вопросов кичливая мысль спешит к заключению, что зло физическое есть видимое противоречие премудрости и благости Творца. А отсюда уже один шаг до того безотрадного убеждения немудрых мудрецов, что в разрушительных явлениях физического зла – ничего более, как кружение и борение стихий, необходимое, бесцельное и бессмысленное действие свойств материи. На сих-то лжеумствователей падает обличение Григория Богослова, что немного отличаются они от людей, страждущих на корабле тошнотою и головокружением, которые, кружась сами, думают, что и всё кружится.

Правда, не с первого взгляда открывается необходимая связь между злом нравственным и злом физическим. Мы находим делом очень естественным и понятным, что при тесной связи души с телом, грех, как превратное действие души, может расстраивать и расслаблять наше тело, – и тело может болезновать, изнемогать и разрушаться под бременем служения греху. Но как может грех действовать на внешнюю природу, и действовать так разрушительно? Неужели грехи человеческие заставляют трепетать землю, разрушают города, производят бури на морях и на суше? Каким образом человеческие беззакония заключают небо, производят бездождие, засухи, неурожаи? Неужели от наших грехов заражается воздух и производит моровые поветрия? Как может грех иметь такое разрушительное влияние на устройство мира, установленное и хранимое Творцом премудрым и всемогущим? Если мы скажем, что все разрушительные действия в мире физическом суть непосредственные и необходимые следствия греха, то может показаться такой ответ наш поспешным и непонятным. Обратимся к истории первого человека: она представляет удовлетворительное объяснение того – как произошло физическое зло и какими путями оно так сильно и глубоко проникло весь мир видимый.

Тело первого человека было образовано из земли, следовательно, по своему происхождению, оно было сложно и разрушимо. Бессмертным и неразрушимым оно делалось только в союзе с духом богоподобным. Плодами древа жизни должна была поддерживаться в нем жизнь в постепенном безболезненном преобразовании в тело духовное. Но когда человек грехом омрачил в себе образ Божий и изгнанный из рая удален был от древа жизни: в теле его не осталось основания бессмертия, оно сделалось беззащитным от тления и необходимо должно было разделять общую участь всех земных и бренных вещей. «Человек и в состоянии непорочности был земля, по своему происхождению; но сия земля закрыта и ограждена была от тления образом Божиим и силою древа жизни; по совлечении образа Божия она обнажается и с удалением от древа жизни предается естественному разрушению»²⁷⁸. Припомним еще, что и основанием царственной власти человека над всею тварью был также образ Божий. С омрачением образа Божия грехом, власть сия хотя не уничтожилась, но много умалилась и ослабела. Стихии и силы природы, покорные человеку невинному и для него безвредные, после его падения не могли не действовать более или менее разрушительно на обнаженное перед силою тления его тело, которое наравне со всеми бренными тварями должно разлагаться на составные части свои. Потому-то в раю Адам и жена его не имели нужды ни в какой одежде; но по падении Бог дал Адаму и жене его одежды кожаные, и одел их в защищение от внешних влияний. «И сотвори Господь Бог, – повествует Бытописатель, – Адаму и жене его ризы кожаны, и облече их» (Быт. 3:21). Таким образом грех, родившись в душе, проявляет себя в теле человека и даже простирает свое действие на внешнюю природу, – в теле обнажает возможность разрушения и тления, в природе открывает начало болезненных и разрушительных влияний на жизнь человека. Но всё это зло, непосредственно вырождающееся из греха, не могло ли бы ограничиться пределами человеческого тела? Не видно еще путей, по которым зло так глубоко проникло в тварь и созрело в ней до такой страшной, разрушительной силы, с какою является ныне.

Не усомнимся сказать, что сам Бог расширяет поток зла, пролагает ему пути в Своем творении, подчиняет его влиянию тварь, конечно, в такой мере, какую находит сообразною с целями Своей высочайшей премудрости. Сие действие Божией премудрости Апостол называет невольным подпадением твари суете, по воле или по повелению Того, Кто подверг ee. «Суете тварь повинуся не волею, но за повинувшего ю» (Рим. 8:20). Подвергающий тварь суете есть Бог, поразивший проклятием землю ради человека. Моисей так передает нам суд Божий над первыми грешниками: «И жене рече: умножая умножу печали твоя и воздыхания твоя: в болезнех родиши чада. И Адаму рече: проклята земля в делех твоих, в печалех снеси тую вся дни живота твоего: терния и волчцы возрастит тебе, и снеси траву селную. В поте лица твоего снеси хлеб твой, дóндеже возвратишися в землю, от неяже взят еси» (Быт. 3:16; Быт. 3:19). Таким образом проклятием земли Бог открывает в Своем творении источник болезней, воздыханий и скорбей для человека. Сии-то болезненные и скорбные действия твари, печаль и воздыхания возбуждающие в человеке, мы и называем физическим злом. Что же такое проклятие? Проклятие есть действие противоположное благословению. Благословение есть благое желание или благое слово. Но как слово Божие – не то, что немощное слово человеческое, но зиждительно и действенно (Евр. 4:12), и «нарицает не сущая яко сущая» (Рим. 4:17): то и благословение Божие не подобно благословениям человеческим, которые почасту остаются только благопожеланиями, не имея в себе силы осуществления; но Творческое благословение есть осуществление, или действительное ниспослание, существу благословляемому всех благ, призываемых на него словом благословения. Следовательно, и проклятие земли есть действительное ниспослание или отнятие у нее некоторых благ, дарованных ей благословением Творца при ее сотворении. Что же отнимает у земли Бог, проклинающий ее ради человека? Благословением земли на языке Писания означаются обилие плодов земных и все условия, благоприятствующие плодородию земли и довольству ее обитателей. Напротив, проклятие земли означает или отнятие или умаление в ней плодородной силы и те причины, от которых зависит ее бесплодие. Так Израиль под благословением земли разумеет благотворность дождей, благовременное распространение тепла и света и, вследствие сего, плодоносие земли, обилие млека и плодородие скота (Быт. 49:25; слич. Втор. 8:7–9). Земля благословенная, по слову Апостола, есть земля, «пившая сходящий на ню множицею дождь и рождающая былия добрая оным, имже и делаема бывает; а износящая терния и волчец непотребна есть и клятвы близ». (Евр. 6:7–8). Перед нами и пример проклятия, показанный Господом: смоковница, проклятая Им, засохла (Мк. 11:13; Мк. 11:21). По таким соображениям видно, что Бог проклятием земли умаляет в ней силу плодородия, и в известной Ему мере поставляет ее в отношения менее для нее благоприятные, чем в каких была земля благословенная. Проклятая земля настолько оскудеет в силе плодородия, что вместе с пшеницею будет произращать терния и волчцы и доставлять пропитание человеку только за цену его усильных, изнурительных трудов. Возделывание рая укрепляло и услаждало человека, возделывание земли будет не только трудно и изнурительно, но и при всех трудах будет предметом печалей и скорбей, очень понятных земледельцу, когда, например, неблаговременность или чрезмерное обилие дождей, или засуха угрожают его надеждам на благословенную жатву, или губительный град истребляет плоды его тяжких трудов.

В Св. Писании не указаны с точностью пределы, которые поставил Творец силе Своего проклятия. Но история мира и судьбы человека ясно свидетельствуют, что сила проклятия не ограничивается только умалением, или оскудением плодородной силы земли. И в Писании есть ясные указания, что она простирается гораздо далее. Апостол свидетельствует, что вся тварь стенает и мучится доныне, ожидая освобождения от работы истления, наложенной на нее проклятием (Рим. 7:19–22). Но мучения твари никто не станет объяснять из одной только скудости плодов земных. Рабство тлению не ограничивается только произращением терния и волчцев. Разве не рабство тлению – моровые поветрия, разрушительные землетрясения, губительные действия стихий? В сих-то разрушительных действиях и является в особенности рабство тлению всей твари. Рабство сие так тяжело и изнурительно для тварей, что при конце мира вся тварь является пророческому созерцанию обветшавшею и распадающеюся от ветхости, подобно обветшавшей одежде (Пс. 101:27; Ис. 51:6). Под этим образом обветшания скрывается та мысль, что проклятая тварь под игом тяжкой работы тлению потеряла свою юную красоту, которою сияла земля благословенная, и оскудел в ней избыток сил и совершенств, дарованных ей благословением Творца. И не иное что могло привести тварь в состояние истощания или обветшания, как только сила проклятия. Не могла тварь изнемочь от времени, истощиться в силах от самой продолжительности своего бытия; потому что премудрый и всемогущий Творец её мог дать ей – и, конечно, даровал – силы, достаточный на всё время ее бытия и держит её в бытии Своею всемогущею рукою, которая не знает утомления.

Если же тварь под проклятием или под бременем работы тлению, наложенной на нее проклятием, доходит до состояния обветшания: то сим дается уже достоверность гаданию, что сила проклятия простирается гораздо далее, чем на одно плодородие земли. Согласно с пророческим созерцанием Апостол уверяет, что настоящий мир будет очищен и переплавлен огнем и явится в новом или обновленном виде: «нова небесе и новы земли по обетованию Его чаем» (2Пт. 1:10–13). Следовательно, проклятие так сильно и далеко проникло в тварь, что для неё необходимо огненное очищение, и так глубоко сокрыты в подвергшейся проклятию твари ее первобытная красота и совершенства, что по снятию с неё проклятия, она явится как будто совершенно иною или новою. Тайнозрителю было показано будущее состояние мира, и он видел новое небо и новую землю, Иерусалим новый, уготованный, как невеста, украшенная для мужа своего. Под новым небом на обновленной земле «ни плача, ни вопля, ни болезни не будет ктому» (Откр. 21:1–2; Откр. 21:4). Следовательно, всё, что заставляет теперь человека воздыхать, плакать и болезновать, порождено на земле силою проклятия, а по снятии сего проклятия минует и уничтожится.

Мы не видали благоговейной земли в ее первобытной славе и красоте; потому, не можем указать именно, чего она лишена по силе и действию проклятию. Если позволены здесь некоторые соображения, то по умозаключениям, на Св. Писании основанным, можно допустить, что Бог, проклиная землю, вместе с силою ее плодородия умаляет в ней и все другие силы, служебные человеку, отнимает у твари известную Ему часть первобытной красоты и совершенств, и в ходе установленного Им порядка и устройства, – как говорит Пророк, – путетворит стези гневу Своему (Пс. 77:50), т. е. предначертывает, или предопределяет в известные времена мира и в известных местах частные уклонения от законов и целей мирового устройства, уклонения, конечно, совершенно сообразные с целями Его промыслительной премудрости. Сии-то предустановленные Богом уклонения от законов и целей мира, осуществляясь в определенные Им времена, в определенных местах и в предначертанных формах, являются в моровых поветриях, в землетрясениях, в разрушительных действиях стихий и в других бедствиях, поражающих человеческий род. Основание и оправдание таких соображений – в Св. Писании.

Сам Господь, созерцая будущие судьбы мира и дела Своего промышления о нем, до самой кончины его, возвестил: «И будут глади и пагубы, и труси по местом, с таким замечанием: Подобает бо всем сим быти» (Мф. 24:6–7). И в ветхом завете было общее верование, основанное на Откровении Божием, что всякое общественное и частное бедствие – от Бога, по Его распоряжению и по Его воле. Уверенность эту ясно высказывают Пророки. Так, Иеремия обличает тех, которые думали, что то или другое бедствие есть дело случая, а не грозное посещение Божие. «Кто есть той, иже рече, и бысть, Господу не повелевшу? Из устъ Вышняго не изыдет зло и добро» (Плач. 3:37–38). «Или будет зло во граде, – говорит другой Пророк, – еже Господь не сотвори» (Амос. 3:6)? И Сам Бог говорит через Пророка Исаию, что Он «есть зиждяй злая» (Ис. 45:7). И день бедствия Пророк называет днем посещения Божия (Ис. 10:3). И не только Пророки, но и многие другие из благочестивых мужей ветхозаветного мира, выражают понятие о зле, как о грозном посещении Божием. Умнейший из друзей Иова высказывает уверенность, что все воздушный явления, град, бури и облака носятся и обращаются по Божию распоряжению, дабы исполнить всё то, что Он поручал им на земном шаре, посылает ли Он их в наказание земли, или по ее потребностям, или для показания Своей милости к ней. «Вся, елика заповесть им, сия чиноположена суть от Него на земли: аще в наказание, аще на землю Свою, аще на милость обрящет ю» (Иов. 37:12–13).

Премудрый сын Сирахов исповедует, что все бедствия и все разрушительные действия твари суть наказательные орудия, Богом сотворенные и приуготованные, и что каждый из сих грозных служителей гнева Божия приходит на землю в определенное ему время и с величайшею точностью исполняет слово, или повеление, данное ему Творцом (Сир. 39:31). «Суть дуси, – говорит сын Сирахов, – иже созданы быша на месть, и яростью своею утвердиша раны им (злым). Во время скончания излиют крепость и ярость Сотворшего их совершат. Огнь, и град, и гладь, и смерть, вся сия создана быша на месть: зубы зверей, и скорпии, и ехидны, и мечъ отмщаяй в погибель нечестивых» (Ис. 39:34–37). «Смерть, и кровь, и рвение и оружие, наведения (несчастья), глад, и сокрушение (болезнь), и раны, – на беззаконных создана быша сия вся» (Сир. 40:9–10). Подобное воззрение на зло находим в книге Премудрости Соломоновой. Бог, по слову Мудрого, всю тварь вооружает страшными орудиями истребления, в защиту добродетельных, против врагов Своих – нечестивцев. Cии орудия – губительные молнии, град и прочие разрушительные действия. Во всяком грозном явлении физического зла Мудрый видит восстание или ополчение твари против нечестия, под предводительством Самого Бога воинств и Господа сил. «Он облечется в Свою ревность, как во всеоружие, и вооружит тварь для наказания врагов. Споборствовать Ему будет мир против безумных. Прямо пойдут меткие стрелы молний и из круга облаков, как из лука, полетят к предопределенной цели» (Прем. 5:18; Прем. 5:21–22). Мир есть споборник праведных. Ибо тварь, служа тебе Творцу, напрягает силу свою для наказания неправедных (Прем. 16:17). Таким образом Писание свидетельствует, что всё и всякое грозное и разрушительное действие твари есть Божие распоряжение, Богом предопределенное и предназначенное для известного места и для известного времени, и что, следовательно, всё физическое зло, тяготеющее над человеком, есть действие проклятия, наложенного Богом на тварь за грех человека.

Против такого заключения поставляют вопрос: проклятие есть ли действие – достойное Бога? Согласно ли с благостью Творца открывать в Своем творении источник болезней и страданий для человека? Согласно ли с Божиею премудростью отнимать у твари данную уже ей красоту и совершенства и вносить беспорядок, нестроение и разрушение в благоустроенное творение? – Напрасно думают, будто много силы в таких и подобных вопросах. Ответы на них успокоительные и неопровержимые есть, в Писании.

И без большой проницательности видна неистинность мысли – будто Бог проклятием земли Сам вносит нестроение или производит расстройство в Своем царстве. Если бы в этой мысли была хоть тень правды, если бы Бог действительно отрекся от Своих намерений и переменил Свои советы о мире, и предоставил тварь ее собственным силам, то мир давно бы превратился в хаос или ничтожество. Разрушение порядка и устройства есть дело неприличное и неестественное и человеческой мудрости: может ли оно быть делом премудрости Творческой? «Несть бо нестроения» Бог, говорит Апостол (1Кор. 14:33). По слову Пророка, законы мира, установленные Богом, «не умолкнут перед лицом Его» (Иеp. 31:37), «и не мимо идут», – как говорит другой Пророк (Пс. 148:6). И Сам Бог дает обещание после потопа: «Во вся дни земли сеятва и жатва, зима и зной, лето и весна, день и нощь не престанут» (Быт. 8:22). Следовательно, так называемые нами потрясения и разрушения в природе нисколько не возмущают постоянного и неуклонного хода мирового устройства и законов. Они не могут расстроить и разрушить порядок, установленный в мире мыслью Творца; потому что разрушительные действия твари не составляют возмущения сил вещественных самопроизвольного и случайного: но если они – и уклонения от законов мира, то уклонения Богом предначертанные, для высших нравственных целей предопределенные, из которых каждому назначены свои пределы, указано свое место и свое время. И если сии разрушительные явления суть действия природы, Богом предначертанные и предопределенные: то, очевидно, они стоят не вне мирового порядка, но суть благопотребные и законные явления в ходе этого порядка, премудро введенные в него Богом. Нашему близорукому воззрению явления физического зла представляются уклонениями от законов мира, но по Творческому плану мирового устройства они составляют звенья в цепи событий, не разрывающие связность и стройность целого. А иначе и не мог бы сохраняьтся постоянный и неизменный порядок мира. «И что кажется нам неровным, – говорит св. Григорий Богослов, – без сомнения, изравнивается у Бога. Подобно сему в теле есть части выдающиеся и впалые, великие и малые; также на земле есть места возвышенные и низкие: но всё сие во взаимном соотношении образует и представляет нашим взорам прекрасное целое. Равно и у художника сначала – нестройное и неровное вещество потом является весьма искусно обделанным, когда из него устроится какое-нибудь произведение; после чего и мы, увидев это произведение в совершенной красоте его, понимаем и узнаем искусство художника. Так не будем же почитать Бога таким несовершенным художником, каковы мы, не будем находить неустройства в управлении миром, потому единственно, что нам неизвестен образ управления»²⁷⁹.

Бог, проклиная землю, отнимает у твари некоторую часть ее первобытного совершенства. Но это не есть переделка творения, которая показывала бы в Художнике мира недостаток мудрости. Не есть это, со стороны Бога, раскаяние в Своей щедрости или благости, с которою Он наделил тварь дарами и совершенствами. Бог, – говорит Апостол, – подверг тварь суете «на уповании, яко и сама тварь свободится от работы истления в свободу славы чад Божиих» (Рим. 8:20–21). Бог, следовательно, не отнял безвозвратно у твари ее первобытного совершенства, но только сокрыл до времени, именно, до того времени, когда человек, очищенный от греха, опять сделается достойным жить на земле светлой и блаженной. С прославлением человека и тварь будет восстановлена в первобытное состояние красоты и совершенства и явится, по словам Тайнозрителя, как невеста, украшенная для мужа своего (Откр. 21:2). Земля назначена в светлое и царственное жилище человеку. Человек пал и заболел грехом. Та же земля сделалась его больницею. В больнице не у места блеск и великолепие царственного жилища. Больному и не нужна и нерадостна пышность больничного помещения. Дорого для него особенного рода удобство устроения и применяемость к нуждам его и потребностям. Возблагодарим неизреченную благость Создателя, Который отдает под больницу Свое величественное создание и не жалеет привести его в состояние, применительно к особенным нуждам и потребностям заболевшего и врачуемого человечества. Возблагоговеем перед премудростью Мироздателя, Который, провидя век судьбы человека, так устроил землю, чтобы она могла быть и светлым жилищем человека невинного, и больницею зараженного грехом, и местом упокоения его бренному телу, и опять великолепным обиталищем человека прославленного!

Вас, может быть, смущает мысль, что мы признаем физическое зло Божиим распоряжением или действием Его проклятия. Вы привыкли к мысли, что зло физическое, все бедствия и страдания человека составляют естественное порождение или следствие зла нравственного, или греха. Мы и не думаем оспаривать мысль священную и непререкаемую в своей истинности. Действительно, все скорби и человеческие бедствия, и страдания суть порождение и следствие греха. Бог не виновен ни в одной человеческой слезе, ни в одном вздохе. И однако же, правда – что физическое зло пришло в мир проклятием земли. Как же, скажет, согласить ту и другую мысль? – Очень просто. Врач приготовляет больному горькое врачевство, делает на его теле болезненные прижигания и рассечения и даже иногда отнимает целый член. Что же? Во враче или в больном причина таких действий? Конечно – в больном. Болезнь вызвала потребность или необходимость горького врачевства и болезненного врачевания. Так точно и физическое зло есть потребность, вызванная болезнью человека – грехом, и потому – есть порождение, или следствие греха, хотя и вводится в мир Богом, врачующим человека. Все действия зла суть средства, уготованные Богом для уврачевания греховной болезни. Рассуждать так учит нас св. Василий Великий. Он говорит: «Голод, засухи, дожди, суть общие какие-то язвы для целых городов и народов, которыми наказывается зло, преступившее меру. Посему, как врач, хотя производит в теле болезненные страдания, однако же благодетелен, потому что борется с болезнью, а не с больным: так благ и Бог, Который частными наказаниями устрояет спасение целого. Ты не ставишь в вину врачу, что он иное режет, другое прижигает, а другое совершенно отнимает: напротив того, даешь ему деньги, называешь его спасителем, потому что остановил болезнь в небольшой части тела, пока страдание не разлилось во всём теле. А когда видишь, что от землетрясения обрушился на жителей город или что на море с людьми разбился корабль, – не боишься подвигнуть хульный язык на истинного Врача и Спасителя. Но тебе надлежало разуметь, что в болезнях умеренных и излечимых люди получают пользу от одного об них попечения; а когда оказывается, что страдание не уступает врачебным средствам, тогда необходимым делается отделение поврежденного, чтобы болезнь, распространяясь на соприкосновенные с ним места, не перешла в главные члены. Посему, как в резании и прижигании не виновен врач, а виновна болезнь, так и истребления городов, имея началом чрезмерность грехов, освобождают Бога от всякой укоризны»²⁸⁰.

Физическое зло есть наказание греха. Наказание, чтобы не быть простым мщением, должно иметь целью улучшение или исправление наказуемого. И, действительно, главная цель всех несчастий и бедствий, всех грозных и разрушительных действий твари, есть пресечение греховных путей и исправление грешника. Бог, по слову Пророка, не от сердца, неохотно поражает и преогорчевает сынов человеческих (Плач. 3:33). Богослов не усумнился сказать, что гнев Богу несвойствен, и ниспослание бедствия или несчастья есть действие Божие, насильно вынуждаемое нашими грехами. Во время одного общественного бедствия, убеждая людей к покаянию и за покаяние обещая прекращение Божия гнева, святитель говорит: «Достоверно знаю сие я – споручник Божия человеколюбия – знаю, что, оставив гнев, который Ему противоестествен, дает Он место милости, которая Ему естественна. К гневу принуждаем Его мы, а к милости Он стремится. И если биет принужденно, то ужели не помилует, следуя Своему естеству? Помилуем только сами себя, открыв путь праведному благоугробию Отца»²⁸¹. Главную цель грозных и карательных посещений Божиих прозревал еще древний Мудрец, когда говорил Богу: «Ты побиеши его (человека) жезлом, душу же его избавиши от смерти» (Притч. 23:14). Смерть души – оброк греха. Следовательно, по слову Мудрого, Бог поражает человека ударами бедствий и несчастий для уврачевания его и очищения от греха, как и объясняет сии слова св. Василий: «Поражается плоть, чтобы исцелилась душа; умерщвляются грехи, чтобы жила правда»²⁸². Ту же цель бедствий и несчастий видит и Апостол, когда говорит: «Темже не стужаем си: но аще и внешний наш человек тлеет, обаче внутренний обновляется по вся дни» (2Кор. 4:16). Под ударами внешних бедствий и озлоблений телесный человек болезнует, страдает, разрушается: но теми же ударами расторгаются греховные привязанности, сокрушаются предметы чувственной любви, отсекаются греховные струны и наросты, врачуется болезнь греха, так что Бог, говоря словами Василия Великого, одного и того же оживотворяет тем самым, чем убивает и исцеляет тем, чем поражает»²⁸³. Опытов такого болезненного, но спасительного врачевания и исцеления исполнена история народа Божия, и все они подходят под один взгляд Пророка: «Егда убиваше я, тогда взыскаху Его, и обращахуся, и утреневаху к Богу: и помянуша, яко Бог помощник им есть, и Бог Вышний избавитель им есть» (Пс. 77:34–35).

Вопросы о целях и происхождении физического зла издревле слышались в мире христианском. Во времена Василия Великого, как сам он свидетельствует, часто повторялись вопросы: отчего же болезни? отчего безвременная смерть? отчего истребления городов, кораблекрушения, войны, голодные времена? Это есть зло, а между тем все это Божие произведение. Поэтому, кого же иного, кроме Бога, признаем виновником происходящего? Святитель старался успокоить и вразумить совопросников. «Когда слышишь, – говорит он, – «несть зло во граде, еже Господь не сотвори» (Амос. 3:6): слово зло понимай так, что Писание разумеет под оным бедствия, посылаемые на грешников к исправлению прегрешений. Ибо сказано: «Озлобих тя и гладом заморих, да благо тебе сотворю» (Втор. 8:3; Втор. 8:10), остановив неправду прежде, нежели разлилась она до безмерности, как поток, удерживаемый какою ни есть твердою плотиною и преградою. – Поэтому, болезни в городах и народах, сухость в воздухе, бесплодие земли и бедствия, встречающиеся с каждым в жизни, пресекают возрастание греха. И всякое зло такого рода посылается от Бога, чтобы предотвратить порождение истинных зол. Ибо и телесные страдания, и внешние бедствия направлены к обузданию греха. Итак, Бог истребляет зло, а не от Бога зло. И врач истребляет болезнь, а не влагает ее в тело. Разрушения же городов, землетрясения, наводнения, гибель воинств, кораблекрушения, всякое истребление многих людей, случающееся от земли или моря, или воздуха, или огня, или какой бы то ни было причины, бывают для того, чтобы уцеломудрить оставшихся; потому что Бог всенародные пороки уцеломудривает всенародными казнями»²⁸⁴. Отчего, спрашивает св. Григорий Богослов, отчего неурожаи, тлетворные ветры, град? Отчего порча в воздухе, болезни, землетрясения, волнения морей и небесные явления? И отвечает: «Тварь, созданная в наслаждение людям, сей общий и равный для всех источник удовольствий, обращается в наказание нечестивых, чтобы мы тем же самым, чем были почтены и за что оказались неблагодарными, теперь вразумились и познали силу Божию в злостраданиях, когда не познали ее в благотворных действиях»²⁸⁵.

Но не все же легко приходят в смиренное и покаянное чувство – при виде или под ударами грозных и разрушительных действий твари. Издавна были, как свидетельствует св. Григорий Богослов, немудрые мудрецы, слепо увлекаемые беспорядочным и темным духом. Им казалось, что «внешние бедствия и потрясения суть следствия беспорядочного и неправильного движения вселенной, неуправляемого и неразумного течения вещей»²⁸⁶. Также думают и современные нам суемудры. Все равно, – говорят они, – так или иначе устроены вещи: и когда земля дрожит, поглощает города, выбрасывает горящую лаву и отодвигает море: тут происходит просто борьба теплорода, упругости газов и тяжести. Всё это – необходимое действие свойств материи. Всякое возмущение в системе показывает, что тут действуют не высшие цели, а свойства материи; система мира полна таких возмущений»²⁸⁷. – Конечно, Бог не посылает в мир новых сил или каких-нибудь чрезвычайных грозных деятелей для произведения разрушительных явлений. В них действуют обыкновенные силы или свойства материи, и материя сама по себе, разумеется, не имеет и не может иметь в виду никаких целей. Но разве может без мысли и без цели действовать Тот, Кто повесил землю на ничтожестве (Иов 26:7), хранит ее силы, управляет ее действиями сообразно с идеями Своего Творческого ума? Враги истины не видят или не хотят видеть ничего выше материи. Поэтому, разрушительные действия твари и кажутся им просто возмущениями, борьбою свойств материи, бесцельною и бессмысленною. Но в сих же самых действиях материи богопросвещенный взор Пророка видит наведение зла, или ниспослание бедствий от Бога, и наведение зла – премудрое (Ис. 31:2). Вместо того, чтобы доказывать истину Божия промышления о мире, истину, всегда признаваемую здравым разумом и ясно возвещаемую в Откровении, – мы раскроем здесь некоторые черты Творческой премудрости и благости, которые дают нам видеть священные писатели в наведении зла, или в ниспослании на землю как общественных, так и частных бедствий.

Каждое бедствие, как выражается пророк, исходит из уст Вышняго (Плач. 3:38), т. е. приходит по Его повелению. Не бывает в городе несчастья, которое бы не было послано Господом (Амос. 3:6). Губительная молнии идут путями, им предначертанными и предназначенными (Иов. 38:25; Иов. 38:35), и, как говорит Мудрый, «на намерение полетят» (Прем. 5:21), то есть падают на места, назначенные им премудростью Того, Кто в Своем творческом плане предначертал им пути. Стихии в своих разрушительных действиях творят слово Его (Пс. 148:8) и притом – с совершеннейшею точностью (Сир. 39:38). Все грозные и разрушительные действия природы совершаются в свои, определенные им, времена, когда Промыслитель мира находит их нужными и необходимыми: «в заповедях Его возвеселятся, и на земли на потребу уготовятся, и во временах своих не имут прейти слова» (Сир. 39:38). Ни одно из них не переходит назначенных ему пределов, и каждое имеет свою определенную меру. «Напитаеши нас хлебом слезным, – говорит Псалмопевец, – и напоиши нас слезами в меру» (определенною мерою) (Пс. 79:6). На такую же точность в назначении меры и пределов каждому бедствию указывает пророк, когда говорит народу от лица Божия, что Бог на один город посылает бедствие, а другой, соседний с ним, до времени избавляет от наказания; на одну часть полей посылает благовременный дождь, а другую их часть иссушает бездождием (Амос. 4:3). «У Господа, – говорит Богослов, – и «милость на мерилех» (Ис. 28:17), потому что благость Его не безрассчетна и гнев Божий соразмеряется с грехами»²⁸⁸. Потому то, как говорит Иов, пагуба и смерть возвещают славу премудрости Божией (Иов. 28:22).

С благоговением созерцают свящ. писатели великую благость Божью, являемую человеку в самых посещениях гнева Божия. Бог не от сердца, неохотно поражает, людей (Плач. 3:33), любит и щадит Свое создание (Прем. 12:25; Прем. 12:27). Одно строгое правосудие требовало бы, чтобы наказание шло по следам греха, но движимое благостью Божественное правосудие умедляет наказанием. Так, через пророков предрекались задолго – грядущие бедствия, уже вполне заслуженные по суду Правды. Между грозным пророчеством и его исполнением проходило много времени, так что нераскаянные нечестивцы дерзали глумиться и над пророками, и над Богом пророков. «Долги дни, – говорили они, – погибе всякое видение» (Иез. 12:22): много прошло времени, пророчество не исполняется и не исполнится. Такое медление наказаний Пророк наблюдал не только в истории целого народа, но и в жизни частных людей. Иной нечестивец по внутреннему уже сознанию своей греховности со страхом ожидает наказания, но ободренный его медлением приходит к нелепой мысли: забыл Бог, закрыл лицо Свое, не увидит никогда. Он не смотрит, не взыщет (Пс. 9:32; Пс. 9:34).

Что же значит такое медление? Апостол указывает в нем Божие долготерпение или любовь к людям, ожидающую их покаяния. «Не коснит Господь обетования, якоже нецыи коснение мнят: но долготерпит на нас, не хотя да кто погибнет, но да вси в покаяние придут» (2Пт. 3:9). Нераскаянные грешники в таком медлении находят повод к безумному самообольщению в безнаказанности. Но если Бог медлит наказанием, то, конечно, видит людей, которые умеют пользоваться Его благим медлением и отвращают грядущий гнев покаянием и исправлением. А на небесах великая бывает радость и об одном грешнике кающемся (Лк 15:7). Движимый тою же благостью, Бог не посылает внезапно наказание во всей силе, какой достойны наказуемые, и одним карательным посещением не истребляет нечестивцев, хотя бы они и достойны были такой участи. Бог соблюдает постепенность в наведении зол и обрекаемого по суду правды грешника и даже целый народ на истребление ведет Он путем постепенных казней – от легчайшей до более и более тяжкой. Разительный пример такой благой постепенности – история казней египетских. Фараон и воинство его погибают в море после того уже, как целый ряд казней, постепенно усиливаемых, не пробудил в них покаяния и смирения перед Богом Израиля. С глубоким чувством благодарности прославляет Мудрый благость Божию за такое постепенное наведение зол или ниспослание наказаний нечестивым. Древние жители Палестины мерзостями разврата и идолопоклонства истощили Божие долготерпение. Но Господь одним ударом не истреблял их с лица земли, на которой они уже недостойны жить. Бог, – как замечает Мудрый, – не истребляет их в одной брани, не наводит на них диких зверей, не сокрушает их внезапно бурями и молниями. Впереди евреев Он посылает на них врагов, менее сильных. Это были осы или шершни (Прем. 12:8–9; Исх. 23:28). Потом уже обращает против них истребительный меч народа Своего. Какая же цель такой постепенности в казнях? «Заблуждающих помалу обличаеши, говорит Мудрый, – и в нихже согрешают, воспоминая учиши, да пременившиеся от злобы веруют в Тя, Господи. Враги отроков Твоих и должные смерти с толиким мучил еси внятием и щадением, даяй времена и место, имиже бы изменилися от злобы» (Прем. 12:2; Прем. 12:20). Благоговея перед такою благодатью и долготерпением Божественного правосудия, Мудрый исповедует, что каждым, внимательный к судам Божиим, не дерзнет и не может жаловаться на Бога или роптать на Него за погибель истребленных народов. «Кто речет Teбе: что сотворил еси? Или кто станет противу суду Твоему? Кто же истяжет Тя о языцех погибших, ихже Ты сотворил еси? Или кто в предстательство Тебе приидет, отмститель на неправедныя человеки» (защитник праведных) (Прем. 12:12)? Свящ. писатели указывают еще на одно поразительное явление благости Божией в самых наказаниях. Бог умеряет, смягчает силу заслуженного и ниспосылаемого наказания, – перед Своим правосудием как бы прикрывает любовью часть человеческих грехов, помня немощь естества человеческого. Бог наказывает, по слову Мудрого, «со многим внятием и щадением» (Прем. 12:20), то есть со снисходительностью, с осторожностью, подобною той, какую наблюдает врач, подвергая врачебным орудиям слабое и малосильное тело больного. Евреи, уже не раз вразумляемые наказаниями и бедствиями, льстили Богу устами своими, сердце же их неверно было Ему, и нетверды они были в завете Его. Но, по уверению Псалмопевца, и к ним Бог был милостив, покрывал грех и не погублял их, много раз удерживал гнев Свой и не пробуждал всей ярости Своей. Он помнил, что они – плоть, ветр, который уходит и не возвращается (Пс. 77:32–39). По замечанию св. Григория Богослова, Господь у всех убавляет нечто из заслуженного ими наказания и нерастворенное вино гнева растворяет человеколюбием²⁸⁹.

Наконец, священная история представляет нам пример милования или избавления от наказания, вполне заслуженного, уже определенного и возвещенного, – пример ниневитян. Знаменитая в древности столица ассирийского царства своими вопиющими на небо грехами и беззакониями привлекла на себя грозный гнев Божий и осуждена на истребление. По повелению Божию, пророк Иона приходит в Няневию и возвещает ее жителям, что через три дня их город будет разрушен. С верою и смирением принимают ниневитяне грозное пророчество. Беззакония прекращены, установлен строгий пост. Облеченные во власянипы, в глубоком раскаяния и сокрушении, ниневитяне ожидают исполнения пророчества. Вельможи и сам царь подают народу пример покаяния и смирения перед Богом израилевым. Господь, умилостивленный таким глубоким и всенародным покаянием ниневитян, отменяет казнь. Пророку, который жаловался на неисполнение своего пророчества, Бог говорит: «Мне ли не пожалеть Ниневии, города многолюдного, в котором более ста двадцати тысяч человек, не умеющих отличать правой руки от левой» (младенцев) (Ион. 4:11)?

В Истории Ионы есть черта, очень замечательная. Иона, как известно, получив повеление Божие идти с грозною проповедью в Ниневию, хотел убежать от лица Иеговы в Фарсис. Что же заставляло пророка уклоняться от исполнения пророческого служения? Сам он объясняет, это была боязнь, что Бог умилостивится над Ниневиею и не исполнит пророчества. Во времена нечестия, господствовавшего и у иудеев и у язычников, пророкам большою частью надлежало быть провозвестниками грядущих бедствий и наказаний. И опыт научил их, что Бог охотно отменяет или умеряет предсказанное наказание, если люди спешат умилостивить Его правосудие покаянием и исправлением. Когда трехдневный срок Ниневии прошел, и в городе не начиналось разрушение, пророк понял, что наказание отменено, и так говорит в молитве к Богу: «О, Иегова! Не о том ли думал я, когда еще был на земле своей? Потому-то я прежде и бежал в Фарсис, ибо я знал, что Ты человеколюбив и милосерд, долготерпелив и богат благостию, и жалеешь делать зло» (Ион. 4:2).

Что Бог посылает решительную казнь на нечестивых тогда уже, когда мера грехов их наполнена и переполнена, когда и долготерпение совершенно бесполезно, и исправление нечестия невозможно, – об этом яснее всего свидетельствует нам молитвенный разговор Авраама с Богом, явившимся ему у дуба мамврийского. Отходя от Авраама, Бог открывает ему близкую погибель Содома и Гоморра, дошедших до последней степени разврата и нечестия. Авраам дерзает ходатайствовать перед Богом за нечестивых, ради праведных. Бог милостиво слушает ходатайство и в Своих ответах Аврааму являет Свою безмерную любовь к человеку и Свое чудное долготерпение (Быт. 18:23–33). Священная история сохранила нам сказание о том, что Бог ради одного праведника щадит целый народ, по собственному суду Его достойный истребления. Это было в пустыне при Синае. Моисей воззван был Богом на гору для выслушания закона и получения скрижалей завета, и сорокадневным постом и молитвою готовился предстать перед лице Божие. В это время евреи сливают золотого тельца, приносят ему жертву и в честь сего идола совершают языческое празднество, и всё сие делают при подножии Синая, на котором только что совершилось грозное и величественное явление Господа. Разгневанный таким жестокосердием и неблагодарностью народа, Бог объявляет Моисею на горе, что Он истребит евреев, уничтожит самое имя их на земле и от Моисея воздвигнет Себе новый народ. Со страхом и скорбью сходит Моисей с горы и усматривает нечестивый праздник. По совершении очистительного наказания народа и по истреблении идола, Моисей снова восходит на гору, сорок дней и сорок ночей проводит в посте, не ест хлеба, не пьет воды, и потом уже дерзает предстать перед Господа ходатаем за народ, обреченный на потребление. Гневен был Господь; трепетен Моисей; но ходатайство его было принято. И молитва одного праведника, действительно чудная по изумительной силе самоотвержения, спасает целый народ. После сам Моисей так изображал израильтянам тогдашнее свое состояние: «И боязнен бех гнева ради и ярости, яко разгневася Господь на вы, да потребите вас: и послуша мене Господь и в то время» (Втор. 9:19).

На какую же наводит нас мысль приведенные нами свидетельства Писания и примеры из истории? Они дают нам твёрдое и непоколебимое убеждение, что физическое зло стоит под управлением Божественного Промысла так же, как и всякое благодетельное явление в мире, что все бедствия и несчастия суть Божии посещения, направляемые Премудростию Божиею к целям благим, и преимущественно руководимые любовью или Божиею благостью, которая не спешит и заслуженным наказанием, умеряет или смягчает его силу и с любовью отменяет наказание, если люди предупреждают или встречают его покаянием и исправлением. Перед такими светлыми и утешительными воззрениями боговдохновенных созерцателей, перед убедительною силою исторических примеров – как жалки и ничтожны умствования тех близоруких мудрецов, которые в разрушительных действиях природы видят только возмущения вещественных сил, бесцельные и бессмысленные, как будто возможны такие возмущения в царстве Бога всемогущего и премудрого! И так истинно наставление св. Церкви, внушающее нам, что против всякого частного и общественного бедствия лучшее врачевство – молитва, покаяние и исправление жизни!

Есть ещё один вопрос о физическом зле. Человек заслуживает наказания, и оно необходимо ему, как лекарство – больному. Но чем виновна тварь, невольное орудие казней, подчиненная под иго тяжкой работы тлению? За что страдает тварь, нисколько не виновная в грехе человека? Апостол действительно свидетельствует, что со времени проклятия покорённая суете тварь совоздыхает и соболезнует даже доныне (Рим. 8:22). Но апостол слышал воздыхание твари в своем собственном духе и ощущал её страдания собственным сердцем. А тварь, как в своих хвалебных славословиях, так и в своих воздыханиях и страданиях бесчувственна и бессознательна. Природа славословить Творца, но не сознает своих славословий. Они приходят в сознание только в человеческом духе, который понимает их. Так же точно – тварь страдает: но страдание ее ощутительно не для неё самой; оно ощутительно человеческому духу, который видит в нем следствие собственного растления. Тварь и славословит Творца в человеческом сознании, и страдает в человеческом сердце: своими красотами и совершенствами она возбуждает в душе человека любовь и благодарность к Творцу; своими грозными и разрушительными действиями наполняет горьким и покаянным чувством сердце грешника.

О страданиях твари неодушевленной, конечно, не может быть и речи. Молния не чувствует сожаления, сожигая жилище или поражая человека. Море не состраждет страждущим, когда буря его разрушает и поглощает корабль. Мудрый уверен, что тварь в своих разрушительных действиях исполняет повеление Творца и исполняет «радостно» (Сир. 39:31). Под радостью исполнения Мудрый, конечно, разумеет не слепое и бездельное, но совершенно целесообразное, всегда готовое и неуклонное служение твари целям, указанным ей Творцем.

Но среди тварей есть существа живые и чувствующие. Животные ощущают боль и, следовательно, могут болезновать и страдать в работе тлению. Вместе с человеком и они испытывают вредные и разрушительные влияния и действия стихий, подвергаются смерти, тлению и разрушению. Возникающие при этом недоумения разрушаются сами собой при решении вопроса, имели ли когда животные и могут ли иметь в себе какое-нибудь основание бессмертия и неразрушимости? Человек создан бессмертным и по телу, но тело его было бессмертно не само по себе, а потому, что принято было в союз с духом человеческим и ограждено от тления образом Божием. Но неестественно представлять себе, что на благословенной земле и каждая живая тварь имела бы также непроходящее и нескончаемое бытие. Такое представление неестественно потому, что не соответствует естеству животных, которые, как существа безличные, но самостоятельные, не имеют в себе основания нескончаемости и неразрушимости. Отдельные твари приходят и уходят, уступая свое место следующим за ними тварям, и из одних форм переходят в другие, новые. В этом круговращении, или последовательном повторении однородных существ физических, и состоит жизненная деятельность, постоянно обновляющаяся и никогда не перестающая жизнь природы. Бог, говорит Писание, «смерти не сотвори» (Прем. 1:13). Конечно, не Бог создал смерть человеческую; но Божие творение – печальный и безобразный вид смерти и тления, который представляется нам в царстве животных. Все это безобразие, поражающее человека, есть произведение разъединяющей и растлевающей силы греха. На земле, не пораженной проклятием, твари, теряя отдельное бытие, возвращались бы в общую жизнь природы, или из одних форм бытия переходили бы в другие, путем совершенно безболезненным, не таким, каков настоящий, страшный и зловонный путь тления и разложения тел, но путем сообразным с первобытной: красотою и гармониею природы, подобно тому, например, как и ныне земляной червь преобразуется в крылатую бабочку, или ладан, брошенный на огонь, возвращается в общую жизнь природы в благоуханиях. Впрочем и в проклятой земле состояние животных не так печально и болезненно, как нам иногда кажется. Мы воображаем в животных свои собственные горькие чувства и мрачные мысли, которые возбуждаются в нас при виде смерти и тления. Провидение обеспечило неприхотливые и необходимые потребности животных. Ужасающий человека вид тления и разрушения не вызывает в животных никакой мысли и, следовательно, нисколько их не трогает и не возмущает. И человека страшит не только самая смерть, сколько сознание греха, которого она произведение, и мысль о том, что ожидает его по ту сторону гроба. Животному смерть предстает как необходимый закон природы, и оно повинуется ему, как и всякой естественной необходимости, бессмысленно, бессознательно и беспечально. Св. Григорий Богослов решительно признает состояние животных, и при жизни и при смерти, беспечальным и покойным по сравнению с горькою, исполненною скорбей и печалей, участью человека на земле. «Телец, едва оставив недра рождающей, уже и скачет, и крепко сжимает сладкие сосцы, а на третьем году носит ярмо, влачит тяжелую колесницу, и могучую выю влагает в крепкий навыйник. Пестровидный олень, едва – из матерней утробы, и тотчас твердо становится на ноги подле своей матери, бежит от кровожадных псов, и от быстрого коня скрывается в чащах густого леса. Недавно ещё покрытый перьями птенец, едва оперился, уже высоко над гнездом кружится по просторному воздуху. Золотая пчела оставила только пещеру, и вот строит себе противоположную обитель, и дом наполняет сладким плодом; а всё это труд одной весны. У всех у них готовая пища, всем пир дает земля. Если и трудятся, то у них небольшая однодневная работа. Так жизнь их не обременена трудами. Под камнем или ветвями всегда готовый у них дом. Они здоровы, сильны, красивы. Когда же смирит болезнь, – беспечально испускают последнее дыхание, не сопровождают друг друга плачевными песнями, и друзья не рвут на себе волос. Скажу еще более: они безропотно теряют жизнь: и зверь, умирая, не боится никакого зла. Посмотри же на жалкий человеческий род, тогда и сам скажешь со стихотворцем! (Гомер – в Одиссее): «Нет ничего немощнее человека»²⁹⁰.

Но если на долю живых тварей и достаются какие-нибудь страдания, то вспомним, что вся тварь на земле существует для человека, и скажем более: вся тварь потолику и достойна существования, что служит нравственным целям человека. Cие служение человеку есть её (твари) назначение, высшая и последняя цель ее бытия. Созданная и украшенная для человека, за него проклятая, она за ним и ради его будет восстановлена в первобытное состояние славы и красоты. «Ужели тварь, – говорит Златоустый, – терпя за другого, терпит обиду? Нимало. Она для меня и существует. А если существует для меня, то какая для неё обида, когда терпит для моего исправления? А иначе к неодушевленному и бесчувственному нельзя даже приложить понятия о справедливом и несправедливом… Что ты говоришь, будто бы тварь через тебя потерпела зло и стала тленною? Ей не сделано сим никакой обиды, потому что через тебя же опять будет нетленною. Как кормилица, воспитавшая царского сына, когда взойдет он на отеческий престол, имеет свою долю в царственных его благах, так и тварь, по слову Апостола» (Рим. 8:21)²⁹¹. Кормилица, продолжаем сравнение Златоустого, получивши свою долю от царственных благ своего питомца, конечно, не станет сетовать о бессонных ночах, которые проводила у его колыбели или о лишениях и скорбях, которых стоило ей его вскормление.

Итак, Писание уверяет нас, что физическое зло вызвано грехом, как лекарство болезнью, и введено проклятием, как горькое, но спасительное врачество греховных болезней. Проклятая тварь в своих разрушительных действиях служит благу человека. Служение сие поручено ей Творцом и управляется Его промышлением премудрым и любвеобильным. Учением о проклятии твари, или о покорении её суете ради спасения человека, и о будущем её восстановлении апостол, – как замечает Златоустый, – как паутину или детские игрушки, разрушает все философские толки, составленные о сем мире²⁹².