Полный церковнославянский словарь

См. также Полный православный церковнославянский словарь

Содержание

Предисловие

Приложения

А. Указание, как пользоваться словарем

Б. Объяснительная таблица сокращений имен авторов и их трудов, на которые сделаны ссылки в этой книге, также имен нарицательных

Буква А Буква Б Буква В Буква Г Буква Д Буква Е Буква Ж Буква З Буква И Буква I Буква К Буква Л Буква М Буква Н Буква О Буква П Буква Р Буква С Буква Т Буква У Буква Ф Буква Х Буква Ц Буква Ч Буква Ш Буква Щ Буква Ъ Буквы Ы, Ь Буква Ѣ Буква Ю Буква Ѧ Буква Ѥ Буква Ѫ Буква Ѩ Буква Ѭ Буквы Ѯ, Ѱ, Ѳ Буква Ѵ Прибавление. Слова пропущенные, дополнения и поправки

Предисловие

“Язык слов есть один из первых и важнейших актов человеческого духа, и потому наука о языке, изучающая то, что делает человека человеком, изучающая то, что должно быть для него особенно дорого, должна представлять высокий интерес для пытливого ума” (Русс. Филол. Вестн. 1897 г.).

“Берегите наш язык, наш прекрасный русский язык, этот клад, это достояние, преданное нам нашими предшественниками!.. Обращайтесь почтительно с этим могущественным орудием; в руках умелых оно в состоянии совершать чудеса” (И.С. Тургенев, Сочин., изд. 1880 г., т. I, стр. 108).

Окончив с помощью Божиею многолетний и весьма тяжелый труд по составлению полного церковнославянского словаря¹

У балканских славян, именно болгар, он нашел себе широкое употребление в X веке, при царе Симеоне. В это время, в золотой век болгарской письменности, на него было переведено значительное количество произведений как духовной, так отчасти и светской византийской литературы и, сверх того, на нем было написано несколько оригинальных произведений. После эпохи Симеона, около половины XII века, церковнославянский язык, изменившийся под влиянием живых болгарских говоров в звуках, формах, словах, перешел в так называемый среднеболгарский язык. В своем новом виде он долгое время был употребляем для новых переводов с греческого и для оригинальных сочинений, и значение литературного языка болгар было сохраняемо им до XVII столетия.

Русские познакомились с церковнославянским языком очень рано. Уже первые русские христиане пользовались церковнославянскими богослужебными книгами, как показывает, между прочим, папская булла 967 года, упоминающая о славянском богослужении у русских; древнейшие дошедшие до нас письменные памятники русских – переводы договоров с греками киевских князей Олега 912 г. и Игоря 945 г. – написаны на смеси церковнославянского языка с русским, едва ли не священниками-болгарами, жившими в Киеве. После принятия христианства всею Русью при святом Владимире, церковнославянский язык, с более или менее сильною русскою окраскою, сделался русским литературным языком и продолжал быть им в течение многих столетий, почти до половины XVIII века. Сверх того, значительное количество его звуковых, формальных и словарных особенностей вошло в язык русского образованного общества и вместе с тем в современный русский литературный язык.

Таким образом церковнославянский язык был в течение целого ряда столетий общим литературным языком южного и восточного славянства. Он остается до сих пор языком богослужения у всех православных славян (а равным образом у униатов и немногих католиков), и болгары, сербы, русские пользуются в наши дни одними и теми же церковнославянскими богослужебными книгами. (См. подробнее в Фонетике ц.-слав. языка проф. А. Соболевск.).

К этому мы добавим, что языки церковнославянский и наш русский, как отдельные наречия, суть члены одного, общего им славянского языка, который, в свою очередь, вместе с языками индусов, персов, греков, римлян, кельтов, немцев и литовцев, входит, как отдельный член, в общий состав языков индоевропейских. как нового периода, так отчасти и древнего²

Так, академик А. Востоков разделял церковнославянский язык на три периода: древний, средний и новый. “Древний язык, говорить он, заключается в письменных памятниках от IX и за XIII столетие. Он неприметно сливается с языком средним XV и XVI столетия, а за сим уже следует новый славянский или язык печатных церковных книг”. “Такое изменение в славянском языке, говорит известный составитель славянской грамматики П. Перевлесский, продолжалось вплоть до напечатания новоисправленных книг в России. С появлением их, он остается неприкосновенным и неизменным, приняв и усвоив русскую редакцию, которая установлена и утверждена полною теориею в грамматике Мелетия Смотрицкого” (1619 г.) (См. Слав. грамм. Перевлесского, изд. X, стр. 1–2). Академик Ф. Буслаев признает только два периода в истории церковнославянского языка, не определяя точно границы их. “В истории церковнославянского языка, говорит он, надобно отличить два периода: к первому относится язык древнейший, в наибольшей чистоте сохранившийся в древнейших его памятниках; ко второму – язык позднейший, образовавшийся под влиянием русского: это – тот язык, которым мы пользуемся в ныне употребительных церковных книгах.

Чтобы понять грамматические формы нового церковнославянского языка, необходимо знать, что в нем собственно принадлежит древнему, и что внесено из русского” (Истор. грам. русс, яз. Ф. Буслаева, изд. III, 1868 г., стр. 15).

Другие же, как например известный педагог Ильминский, вовсе не признают периодов в ц.-слав. языке и считают имеющим научное значение один только древний период церковнославянского языка – язык Остромирова Евангелия и ему подобных памятников древнеславянской письменности. Что же касается церковнославянского языка так называемого нового периода, языка наших современных ц.-богослужебных и библейских славянских книг, то он, по их мнению, есть тот же древнеславянский язык, только значительно испорченный внесением в него русских форм и условных правил склонений и спряжений и орфографии грамматики Мелетия Смотрицкого и современных ему писателей (См. брошюру: “Размышление о сравнительном достоинстве в отношении языка разновременных редакций ц.-славянского периода Псалтири и Евангелий”, СПб. 1886 г.). Не входя в критическую оценку этого взгляда, как не относящуюся к нашему труду, мы должны сказать, что наш долг отметить и объяснить все формы церковнославянского языка на протяжении всей его истории, особенно же те, которые чаще всего встречаются в настоящее время, т. е. формы церковнославянского языка современных церковно-богослужебных и библейских книг. Для терминологии лучше всего, как нам кажется, признавать те периоды, которые установлены Востоковым., со внесением в него важнейших и древнерусских слов, мы считаем теперь необходимым высказаться как о той цели, которой мы желали достигнуть изданием его в свет, так и о той программе, которой мы неуклонно следовали во все время работы над ним; в заключении предисловия мы скажем о назначении настоящего труда, об источниках при составлении его, о сокращениях и о том, как нужно пользоваться словарем при отыскании того или другого слова или оборота речи.

I. Более двадцати лет тому назад, со дня окончания нами курса в М. Д. Академии и в особенности со времени выдержания нами экзамена в историко-филологическом факультете Московского университета для занятия должности преподавателя русского языка и словесности (которую мы проходили почти 10 лет)³, у нас возникла мысль (которая, кстати сказать, постепенно, чрез собрание филологического материала, каждый день понемногу и осуществлялась) составить такой церковнославянский словарь, который заключал бы в себе в надлежащем объяснении со стороны этимологической, историко-филологической и сравнительной все малопонятные слова и обороты речи церковнославянского языка, так называемого нового периода, т. е. языка современных библейских и церковно-богослужебных книг, и содержали бы в себе в то же время все важнейшие и чаще употребляемые слова и обороты речи, затруднительные для понимания древнеславянского и древнерусского языка, – словарь, при помощи которого можно бы без затруднения читать и понимать все священно-библейские, церковно-богослужебные, а равно и прочие древние духовно-назидательные книги, на которых воспитывался и воспитывается русский народ, – далее памятники духовной и светской древнерусской и древнеславянской письменности, в которых, как в зеркале, отразилась вся жизнь наших предков славян со стороны умственной, религиозно-нравственной и культурной вообще.

Проф. Н. Грот в своей монографии под названием: “Основания экспериментальной психологии” говорит: “документы, раскрывающие факты человеческой душевной жизни, весьма многочисленны; они широко и обильно разбросаны вокруг нас, и мы их еще почти не изучали, не допрашивали, – вся литература человеческая, все искусство, вся наука, религия, философия, все исторические деяния людей, их быт, нравы и законы, произведения архитектуры, живописи, скульптуры, музыки, поэзии, формы государственной и общественной жизни – все это психические факты и документы мышления, творчества, чувства, воли людей, и мы еще не изучали их психологически” (“Основания эксперимент. психол.” проф. Н. Грота, 1896 года, стр. 8). Соглашаясь вполне с этими словами, мы прибавим, что все перечисленные документы, раскрывающее факты человеческой душевной жизни, суть в то же время и прежде всего документы лингвистики, материалы для изучения языка человека вообще, чрез который проявляется дух и природа человеческих существ. Потому, мы вводили в свой словарь слова не только одного, напр., церковно-богослужебного языка, что было бы в высшей степени односторонне (ибо человек живет не одним религиозным чувством, определяющим его отношения к Богу, но и всеми силами и способностями своего духа, ума и воли, определяющими его разнообразные отношения к жизни природы и окружающим его людям), – но и слова, выражающие разнообразную жизнь человека вообще. Этим мы даем ответ тем критикам, которые могут нас упрекать за разнообразие слов, внесенных нами в словарь и касающихся всех выше перечисленных сторон жизни и деятельности во всемирной истории человеческого духа.

Но составить самый полный и вместе подробный церковнославянский словарь⁴, поставить в органическую связь весь лексический запас церковнославянских слов нового периода с словами древнерусскими и древнеславянскими, как родственными наречиями одного и того же славянского языка, (без чего наш труд не имел бы научного обоснования и не достигал бы своей цели, так как памятники нашей древней письменности написаны частью на древнерусском наречии, частью на древнеславянском, а частью, уже позднейшие по времени, на церковнославянском языке нового периода), было одною лишь стороною дела. Другая заключалась в том, чтобы составленный словарь отвечал бы как современным требованиям филологии вообще, так и сравнительной лингвистики и славянской палеонтологии, археологии, славянской мифологии, истории, библейской экзегетики, свящ. географии, метрологии и т. п. областям знаний в частности. Для достижения этой широко намеченной цели мы должны были в продолжение многих лет, во-первых, отмечать на особые карточки все требующие объяснения (понятных слов древнеславянских, древнерусских и новославянских мы вовсе не отмечали, а если вносили некоторые из них, то потому, что они имели особенное значение) слова и обороты речи во всех современных церковно-богослужебных и старинных книгах, многих рукописях, летописях и других наиболее важных памятниках церковнославянского и древнерусского языка; во-вторых, приискивать к ним соответствующее значение; в третьих, давать найденным формам языка надлежащее филологическое объяснение. Для достижения этой цели мы должны были ознакомиться со всеми филологическими трудами по древнерусскому и церковнославянскому языку (Памвы Берынды, протоиер. Алексеева, Срезневского, Дювернуа, Востокова, В. Даля, Миклошича, Грота, Буслаева, Будиловича, Ягича, прот. А. Горского, К. Невоструева, проф. А. Соболевского, Микуцкого, А. Гильфердинга, А. Хомякова, “Материалами для сравнительного словаря и грамматики”, изд. 2-ым отделением Академии наук, Гильтебрандта и т. под. трудами по древней русской и церковнославянской лексикологии и филологии вообще), – ознакомиться с лучшими трудами по славянской палеонтологии, сравнительной лингвистике, археологии, древнерусскому законоведению, истории, библейской экзегетике и т. п. смежным областям языкознания в частности⁵.

Относясь, насколько позволяли нам научные средства, не рабски, но критически к крайне разнообразному и богатому словарному материалу, имевшемуся у нас под руками, мы старались воспользоваться всем богатством научных фактов и выводов из перечисленных областей знания, смежных с славяно-русской филологией вообще, чтобы ввести их в состав словаря и чрез него в живой организм родного слова в его истории, без которой непонятно современное состояние его, и превратить эти богатые запасы в его плоть и кровь. Насколько достигли мы этой цели, судить не нам. Но мы глубоко убеждены в необходимости для нашего времени возможно полного, научно-обработанного церковнославянского и древнерусского словаря и великой важности его.

И здесь мы позволим себе остановиться несколько более на этой мысли, прежде нежели перейдем к изложению той программы, которой мы держались при обработке нашего словаря.

Необходимость церковнославянского и древнерусского словаря видна из следующих соображений:

а) В настоящее время нет в продаже полного церковнославянского словаря, доступного по цене среднему классу читателей. “Церковный словарь” прот. Алексеева, весьма устаревший, составленный в конце прошлого столетия (в 1773–1776 г.), когда только что зарождалось научное изучение славянского и отечественного языка, когда не было и речи о сравнительной лингвистике, неверный во многих объяснениях по части истории, археологии и библейской географии, обращающий внимание только на формы церковнославянского языка одного нового периода, которые невозможно научно объяснить без форм древнерусского и древнеславянского языка, и вовсе не имеющий в виду этих последних, – словарь Алексеева, при многих, без сомнения, достоинствах, которые ценны были при тогдашнем состоянии славяноведения⁶

Н.И. Срезневский, рассматривая труд прот. Алексеева, говорит:

“Кто его достал, тот дорожит им, хотя бы и знал его недостатки, неполноту и ошибки. Неполнота его, впрочем, не безотносительна, потому что на 80 печатных листах он заключает в себе с лишком 20000 объясненных слов, постоянно с ссылками на книги Св. Писания, церковные, учительные, исторические и проч., из которых эти слова извлечены. Недостатки его простительны тем более, что материала, прежде подготовленного, было у нас не много... Для того, кто не владеет ни одним из языков иностранных, словарь Алексеева тем важнее, что в него вошло много энциклопедических объяснений о предметах древностей ветхозаветных и христианских, судьбах церкви, особенно православной, о предметах разных наук и художеств. Все это теперь отстало, кое-что и просто неверно, но заменить словарь Алексеева и в этом отношении для большинства русских читателей нечем” (Учен. Зап. II отд. Импер. Ак. кн. IV).

Столь же благоприятный отзыв дает об этом словаре и М.И. Сухомлинов:

“Для своего времени, говорит он, труд этот был явлением в высшей степени замечательным; он и доселе не потерял своей цены и пригодности при изучении многих памятников русского языка и словесности. Писатели ХVIII столетия приветствовали труд Алексеева хвалебными стихотворениями” (Истор. Рос. Ак., вып. I-й, стр. 334–335)., весьма редко встречается в продаже, как антикварная редкость, и по цене (нередко превышающей 10 р.) далеко не доступен всем.

Словарь А. Востокова, заключающий в себе только объяснение слов одного древнеславянского языка и при том иногда на греч. и лат. языках, и по научному изложению, и по своей цене (10–15 р.) не достигает вполне цели и не может служить пособием при чтении библейских и церковно-богослужебных книг на их современном церковном наречии.

“Материалы для древнерусского языка” Срезневского далеко еще не окончены и при том они незаменимое пособие при чтении, главным образом, только древних русских летописей. То же нужно сказать о Материалах древнерусского словаря проф. Дювернуа, которые, к тому же, весьма неполны и при том объяснения содержат на латинском языке.

Что касается известного словаря Миклошича (Lexicon palaeo-slowenico-graeco-latinum), то трудность достать это дорогое (около 20 р.) заграничное издание, где объяснения даны на греч. и лат. языках, опять ни мало не устраняет необходимости в изданиях общедоступного церковнославянского словаря.

Относительно же того, что в настоящее время существует несколько маленьких, от 1 коп. до 25 коп., церковнославянских словариков⁷, объясняющих слова той или другой церковно-богослужебной книги, нужно сказать следующее: все они, своим появлением свидетельствуя о неотложной потребности в полном церковнославянском словаре, в то же время своим разнообразием и скудостью словарного запаса показывают, что ни одним из них не достигнута и не может быть достигнута цель – дать полное практическое и вместе научное пособие к чтению всех библейских, всех церковно-богослужебных и духовно-назидательных книг, написанных на церковнославянском наречии. Добросовестно относящийся к своей обязанности учитель церковно-приходской школы или законоучитель, достав все эти словари, далеко необеспечен в том, что во всех случаях он может найти потребное объяснение. С этим каждый согласится.

Мы не говорим уже о том, что в этих словарях нет ни исторического, ни этимологического (словопроизводственного), ни сравнительного с родственными индоевропейскими языками и славянскими наречиями объяснения слов, хотя во многих случаях без такого объяснения нельзя удовлетвориться тому, кто желал бы стать в сознательные отношения к языку, как выражению мысли, образовавшемуся не случайно, а по известным разумным требованиям человеческого духа.

Итак, появление в свет полного⁸

В наш словарь (без прибавления) внесено ц.-слав. слов древнего периода – 5101; древнерусских – 2525; ц.-слав. нового периода – 12311; всего – 19937.

К этому должно прибавить слова, отнесенный к прибавлению, в котором объяснено: ц.-слав. слов нов. пер. – 1136; др.-сл. – 1656; др.-рус. – 3225, всего в приб. – 5017 сл.; а всего в Словаре – 25000 (25954) слов. Но эту цифру – 25000 нужно увеличить тоже еще почти на 5000, если не более, слов, если принять во внимание, 1) что под одним словом мы даем весьма много объяснений, до 25 иной раз и более (См. оружие древнерусск., где объяснено под одним словом 28 понятий; отреченные книги и мн. др.) и 2) если мы будем иметь в виду те многочисленные объяснения затруднительных для понимания оборотов речи, которые у нас находятся чуть не на каждой странице на протяжении всего словаря, см. напр., при слове врата, вчера, вхожду, век, венец, вера, вечный, глава, глаголю, глас и т.д. и т.д. Т. обр. мы можем сказать, что в нашем словаре объяснено около и даже более 30000 слов и оборотов речи. Точный подсчет всем объясненным словам будет сделан при втором издании, если Бог благословит быстрым успехом этот труд. Но и указанная цифра представляется довольно внушительною, если принять во внимание, что мы объясняем слова и обороты речи только затруднительные для понимания, а не все кряду. церковнославянского словаря, вызывается уже современною в нем потребностью.

Без сомнения, как видит читатель, наш словарь, заключающий более 30000 слов, из коих некоторые, в виду их особенного значения, объяснены со всею подробностью, значительно полнее церковного словаря прот. А. Алексеева, заключающего в себе около 20000 слов, и при том слов не одних только библейских и церковно-богослужебных, но относящихся и к церковной истории, библейской географии и т. п. наукам; но если сравнить наш словарь со всем богатством славянских слов, то он окажется, разумеется, далеко не полным⁹.

б) Но есть еще другое обстоятельство, которое в высокой степени говорит за необходимость составить возможно полный церковнославянский словарь, в котором был бы объяснен весь язык Матери-Церкви. В последнее время явились новые течения в церковно-общественной жизни русского народа, которые побуждают деятельно приступить к составлению такого словаря. Мы имеем прежде всего в виду печальное появление разного рода сектантов и раскольников, которые, не понимая языка библейских и церковно-богослужебных книг, извращают смысл их, ложно толкуя в свою пользу известные слова и выражения и навязывая им в своих сектантских целях то значение, которого они никогда не имели и иметь не могли. Православные миссионеры отлично знают, что в большинстве случаев заблуждения многих сектантов и раскольников коренятся в превратном понимании известных слов и речений, находимых в священно-библейских и церковно-богослужебных книгах как новых, так и старопечатных. Покажите ясно, убедительно и спокойно все неправильности их в этом отношении, и они будут сдвинуты неотразимою логикою фактов с той почвы, на которой стоят, и мало-помалу придут к истине, если они еще способны по своему нравственному состоянию слушать слова истины. Но для этого нужно надлежащее готовое пособие в виде полного церковнославянского словаря, которого доселе нет и первым опытом которого является наш настоящий труд.

в) Но и помимо этой цели настоит в наше время крайняя потребность сделать понятным язык Матери-Церкви, этот проводник истины, света и добра, вестник глаголов жизни вечной, которыми живет всякое человеческое дыхание. Нужно так поставить дело, чтобы все читаемое в храме Божием достигало своей цели и доходило до сознания души христианина, научая ее истинному благочестию и указывая ей путь спасения и средства от порабощения плоти, миру и диаволу. А для этого, прежде всего, помимо школьного обучения в духе и под руководством церкви, нужно, чтобы те, которые употребляют язык церкви – чтецы, певцы, церковно и священнослужители – в совершенстве уразумели то, что произносят их уста. Иначе служение Богу будет неразумное, вопреки заповеди служить Богу в духе и истине и петь Богу разумно, и, кроме того, без полного знания языка Матери-Церкви нельзя дать ответа вопрошающим о недоуменных глаголах и речениях церковного языка. Но многие ли из клира не находились в великом затруднении по поводу предложенных вопросов со стороны мирян, искавших объяснения того или другого, поразившего их слух непонятного слова или выражения в церковных песнопениях или чтениях? Не будем отвечать на этот вопрос, но скажем, что только в полном церковнославянском словаре можно найти разрешение недоумений и только при помощи его можно выйти победоносно из всех затруднений, часто сопровождающихся весьма прискорбными последствиями для пастыря в его отношениях к пастве. Вот что, напр., пишет преосвященный Феофан-затворник о необходимости сделать понятным для народа язык церкви, и именно в наше мятежное время, когда появилось столько лжеучителей, готовых отвращать от истины православия младенчествующих в вере. “Есть вещь крайне нужная. Разумею новый упрощенный и уясненный перевод церковных богослужебных книг. Наши богослужебные песнопения все назидательны, глубокомысленны и возвышенны. В них вся наука богословская, и все нравоучение христианское, и все утешения, и все устрашения. Внимающий им может обойтись без всяких других учительных христианских книг. А, между тем, большая часть из сих песнопений – совсем непонятны. А это лишает наши церковные книги плода, который они могли бы производить, и не дает им послужить тем целям, для коих они назначены и имеются. Вследствие сего новый перевод богослужебных книг неотложно необходим. Ныне – завтра надобно же к нему приступить, если не хотим нести укора за эту неисправность и быть причиною вреда, который от сего происходит. Одна из причин, склонивших православных к штунде... есть именно непонятность церковных песнопений. Вот случай: немчура пастор, заведший штунду... выбрал несколько песнопений и спрашивает православных, будто из любопытства, что говорят эти песнопения? Те отозвались непониманием. Он сказал: “сходите, спросите у священника”. Пошли, но священник не мог указать смысла. Это очень поколебало православных... И тот немчура потом легко уже сбил их с толку. Подобное же нечто рассказывает некто из своего разговора с молоканами... которые говорили: “что мы там будем делать в вашей церкви? Дьячок бормочет, ничего не разберешь; да хоть бы и разобрали – ничего не поймешь”. И вы видите, что ни у молокан, ни у штундистов ни одной церковной песни нет... а все новые... часто с пустым содержанием... Отчего? От того, что понятны” (См. Душеполезн. чт. 1896 г., октября 16 дня, стр. 462). Эти слова великого святителя, ученого богослова и учителя отечественной церкви заслуживают полного внимания. Несомненно, настанет время, когда не одна воскресная служба Октоиха и не один канон будут переведены с греческого языка на русский, как то уже сделано учеными переводчиками¹⁰, но и все наши богослужебные книги появятся в русском переводе, конечно не для церковного, а для домашнего употребления. Равным образом, не одни только главнейшие молитвы будут издаваться с объяснительными примечаниями, раскрывающими их глубокий смысл и высокий назидательный характер, но и все, что читается и поется в храмах Божиих, должно быть истолковано людьми, стоящими на высоте своего призвания.

Но пока придет это время, а оно едва ли скоро будет, нужно пособие, в котором все наиболее непонятное или двусмысленное как в церковных песнопениях и чтениях, так и в Библии, а равно и во всех духовно-назидательных ц.-славянских книгах, которыми располагает православная церковь, было бы объяснено в алфавитном словарном порядке. Такое пособие и есть наш словарь, где объяснены из всего годичного круга богослужения все, как нам кажется, малопонятные слова и обороты речи и все темные слова и речения священно-библейские, а равно и все затруднительные для понимания слова и выражения в церковных духовно-поучительных книгах, не говоря о прочих древнеславянских памятниках письменности.

г) Сверх сказанного о побуждениях, в силу которых мы решились составить полный церковнославянский словарь, мы должны еще присовокупить и то обстоятельство, что в настоящее время, когда с умножением церковно-приходских школ стала возрождаться и насаждаться в миллионах простых русских людей православная церковность – верный источник и земного благополучия, и вечного спасения, настоит крайне неотложная потребность в истолковании, чрез надлежащей словарь, языка Матери-Церкви – этого великого орудия воспитания чад православной церкви. Пора отрешиться от самообольщения и думать, что на листках копеечных словариков можно объяснить все, что нужно, чтобы понимать язык церкви. Любой сельский учитель и всякий законоучитель скажет, что от подобных словариков пользы очень мало: сотой доли затруднительных случаев нельзя разрешить при помощи этих игрушек-книжек. Пусть они будут в руках учеников: здесь они в известной степени полезны, объясняя самые употребительные, чаще встречающиеся темные слова в церковно-богослужебных книгах, но для учителя и законоучителя, а равно и для учащихся в старших классах средних учебных заведений и для мирян должно быть подробное справочное и обстоятельное пособие в виде полного словаря всех церковнославянских слов и оборотов речи, где они немедленно найдут во всех более или менее затруднительных случаях требуемую справку с надлежащим научным обоснованием. Думается нам, что полный церковнославянский словарь должен быть во всякой церковно-приходской и духовной школе, и во всяком низшем и среднем учебном заведении, где преподается русский и церковнославянский язык, и во всякой церковной библиотеке, как ключ к уразумению языка церкви. Скажут: достаточно одного церковнославянского словаря, и притом нового периода, между тем как в нашей обширной книге помещено наряду с полным церковнославянским словарем нового периода весьма много слов древнеславянских и древнерусских. Не распространяясь здесь об этом много (об этом скажем подробнее потом), мы заметим только, что формы церковнославянского языка нового периода, как и современного литературного, никоим образом нельзя понять, объяснить и изучить, не зная древних форм, с которыми они стоят в самом тесном, часто причинном сродстве. Если мы искренно и добросовестно желаем изучить свой родной, свой несравненный по красоте форм и богатству содержания русский язык, и свое богатое и сильное церковнославянское наречие – это священное, Богом дарованное орудие общения стомиллионного великого славяно-русского народа, то должны объяснить современные формы их как путем историческим, чрез научное показание постепенного этимологического и морфологического наслоения в славянском и древнерусском словообразовании, так и чрез сравнительное сопоставление их с родственными им формами в других славянских наречиях и индоевропейских языках, а не ограничиваться голым признанием фактов, без их объяснения. Кроме того, нельзя читать и понимать русские летописные сказания, юридические акты, изборники, послания, грамоты, слова, былины, стихотворения и вообще древние памятники духовной и светской письменности, не зная древнеславянского церковного и древнерусского гражданского языка.

д) Далее, в настоящее время, при пробуждении у нас народного самосознания и значительного подъема умственной и религиозно-нравственной жизни, пробудилась и все более развивается настоятельная потребность изучать русские древности и жизнь славян, их общественный и семейный быт, нравы, законы, занятия, искусство, религиозные и поэтические их воззрения, их сказки, пословицы, былины, исторические сказания их, их вооружения, архитектурные, деревянные и металлические изделия, одежду, домашнюю утварь и украшения, торговлю, земледелие, сословные и земельный отношения, религиозные обряды и т. п. стороны культуры древних славян. Не зная древнерусского и древнего церковнославянского языка, совершенно невозможно приступить к такому изучению русских древностей, так как немыслимо прочитать и понять памятники древнерусской письменности, не зная языка их. Что же касается, в частности, православного русского духовенства, то оно в настоящее время чаще всего имеет побуждение описывать церковные древности (есть предположение, печатно уже обсуждаемое, о заведении в каждой епархии церковно-археологических комитетов и музеев), древние храмы и монастыри, церковную утварь, иконы, или разбирать разные надписи, читать древние грамоты, дарственные записи владетельных князей и бояр, отказывавших земли и угодия церквам и монастырям и т. п. Без знания терминов древней архитектуры, иконного письма, древней церковной утвари и разных металлических, гончарных и деревянных производств нет никакой возможности приступить к подобным описаниям. Но это знание дается или основательным изучением древнерусского и древнеславянского языка, на которых сохранились старинные записи, или, по крайней мере, полным справочным и объяснительным церковнославянским и древнерусским словарем, опыт которого представляет настоящий наш труд.

Но в отношении к пастырям церкви, не только как миссионерам, практическим учителям церковнославянского языка, как языка церковного богослужения, как описывающим русские церковные древности, наш словарь сверх сего имеет еще то значение, что он может быть пособием для пастыря-проповедника. Дело в том, что нельзя вести ни экзегетические беседы по изъяснению Священного Писания, ни изъяснять какой-либо текст, полагаемый часто в основу проповеди, если недостаточно ясны слова и обороты речи, входящие в сферу проповеднического обсуждения. Наш же словарь имеет задачу отметить и объяснить все затруднительные для понимания церковнославянские слова и выражения.

е) Есть еще одно и притом весьма сильное побуждение, указывающее на необходимость составления полного церковнославянского словаря. Мы говорим о том, что церковнославянский, обогащенный чрез переводы с греческого, язык в своем лексическом и синтаксическом строе имел и имеет великое и притом явно благотворное влияние на современный русский литературный язык и на направление всей самобытной мысли русского народа, и кроме того в духовном отношении объединяет все славянские племена¹¹. Долг каждого истинно русского человека противодействовать такому бесполезному и вредному в отношении национальной самобытности нашествию иноплеменных языков и изобретать или употреблять слова, взятые из родного русского, или родственных ему по духу и плоти наречий древнерусского и церковнославянского. В виду этих соображений всякий полный церковнославянский и древнерусский словарь есть неотложная потребность нашего времени¹²

Мы должны также не упускать из виду и то, что славянский язык раздается на территории, обнимающей не менее 400,000 кв. миль, а число людей, пользующихся им как своим родным, превышает 100 миллионов (по исчислению в Русско-славянском календаре на и 896 г, – 101,724,000. На основании новейших данных нужно признать общее число славян – 103 мил.). (См. Лекц. по славян., языкозн. проф. Т. Флоринск., 1895 г., ч. I, стр. 1)..

II. Теперь мы обратимся к изъяснению той программы, которой мы, как намеченной цели, держались при обработке нашего словарного труда.

1) Первая цель, которую мы преследовали при обработке нашего словаря, заключается в том, чтобы объяснить самым подробным образом, по возможности, все малопонятные¹³ слова и обороты речи, встречающиеся в ц.-слав. Библии, церковно-богослужебных и церковно-назидательных книгах.

а) Прежде всего мы желали дать полное, надежное и по возможности общедоступное словарное руководство к толковому чтению и пониманию всех малопонятных слов и оборотов речи священно-библейских книг как Ветхого, так и Нового завета. Что касается этой задачи, то о целесообразности ее и своевременности не может быть и речи. Славянский язык библейских книг, освященный древностью и остающийся официальным языком православной русской церкви, тем не менее с течением веков становится все менее понятным русскому человеку, особенно при устранении обычая обучать детей по церковнославянским книгам, как было ранее¹⁴. А между тем, в нашей литературе нет словаря, удовлетворяющего в достаточной степени этой потребности толкового чтения Библии. В области библейской лексикологии можно отметить два направления: или библейско-славянский язык рассматривается как часть общего церковнославянского и в таком случае входит как отдельная часть в обширные словари подобного рода и притом с кратким обозначением значения слова в ущерб его глубокому и широкому содержанию, или же он рассматривается по отдельным книгам (см. напр., недавно вышедший прекрасный словарь только к паремиям, В. Лебедева).

Недостаток таких словарей тот, что библейские слова и понятия берут в контексте и пределах одной какой-нибудь части Библии, а не всей, и от того несомненно эти слова и понятия теряют в полноте своего логического определения. Указываемое обстоятельство заставило составителя обратить особенное внимание на опущенную сторону дела, почему ради полноты и точности определения очень многие библейские слова снабжены греческим речением, а библейское значение слов бралось и очерчивалось в большинстве случаев на основании употребления его на протяжении всей Библии. Таким методом, по возможности, объяснены все слова, взятые из библейских книг, и особенно важнейшие и употребительнейшие из библейских слов, каковы, напр.: агнец, ангел, ад, аллилуйя, архангел, благодать, блаженный, Бог, вода, возложение рук, врата, второпервый, высокий, высота, век, вера, геенна, глас, глаголю, дух, небо, плоть, обрезание, обряд, очищение, предание, тело, скиния, Пасха, Пятидесятница, церковь, человек и т. п. В этой части слов, которая приблизительно составит третью часть словаря, настоящая лексикологическая работа имеет характер и значение не столько словарно-компилятивного, сколько самостоятельного труда, и, как казалось самому составителю, не лишена и научного интереса, как по точности и полноте указания библейского словоупотребления, так и по научному обсуждению этимологии, морфологии и истории многих слов. Эта часть словаря, необходимая при толковом чтении библейских книг, имеет в виду удовлетворить потребностям широкого круга лиц – церковно и священнослужителей, законоучителей, проповедников, миссионеров, борющихся с расколом, учителей духовных училищ и церковно-приходских школ, преподавателей и воспитателей низших и средних учебных заведений и вообще всех христиан, тщащихся, по слову Спасителя, разуметь Св. Писание и назидаться от сего обильного и душеспасительного источника.

б) Затем, мы имели в виду дать полное истолковательное пособие для понимания всех малопонятных как слов, так и оборотов речи, встречающихся в ц.-богослужебных книгах всего годичного круга, а не одной какой-либо только части их.

Что касается второй задачи – дать объяснительный словарь языка богослужебных книг, то настоятельная необходимость такого труда также не может подлежать сомнению: язык богослужебных книг давно стал непонятным большинству современного общества, даже образованным людям, а подчас и самим церковнослужителям. Это обстоятельство давно обращало внимание выдающихся церковных деятелей, и было причиною неоднократно раздававшихся голосов о переводе богослужебных книг на разговорный русский язык (конечно, для домаш. употребл.). Таков авторитетный голос в последнее время еп. Феофана, мнение которого по этому вопросу мы привели выше. Одно это свидетельство достаточно уже объясняет назревшую необходимость дать хотя бы краткое руководство к пониманию ц.-богослужебного языка. И нельзя сказать, чтобы такая задача была нова. Мы едва ли ошибемся, если скажем, что старинный словарь прот. Алексеева имел преимущественною целью дать такое руководство. Этот словарь, изданный в 1773 г. и повторенный несколькими изданиями в первой половине нашего столетия, несмотря на устарелость языка, на неверность и односторонность многих объяснений, не потерял своего значения и по настоящее время; он ценен значительным количеством, хотя далеко не всех, собранных с большим старанием слов из богослужебных книг. В этом отношении он, при строгом критическом отношении к нему, служил для нас одним из пособий, хотя далеко недостаточным: помимо заимствованного отсюда материала, мы старательно сами знакомились с церковнославянским языком в Октоихе, Триодях, Минее месячной и общей, Требнике, иерейск. молитвослове и других церковно-богослужебных книг. К сказанному еще нужно прибавить, что составитель считал своею обязанностью, с особенною полнотою объяснить слова и понятия строго церковные, т. е. касающиеся церковных одежд, сосудов, богослужебных обрядов, богослужебной терминологии и слов и оборотов, чаще всего употребляемых в воскресных и праздничных службах, а также и в прочих символических книгах нашей православной церкви.

в) Наконец, при составления полного церковного славянского словаря, мы, имея в виду потребности лиц, которые будут пользоваться словарем, внесли в него по возможности все слова и обороты речи, требующие объяснения, из тех церковнославянских поучительных книг, которые, хотя и не употребляются при богослужении, но тем не менее, в виду своей высокой назидательности и поучительности, распространены среди православных христиан в качестве книг для духовно-нравственного домашнего чтения. Таковы: прологи, патерики, четьи-минеи, святцы, молитвословы, канонники, сборники святоотеческих поучений, правила святых Апостолов и св. Отцов, Кормчая, Номоканон (при Большом Требнике) и т. п. учительные и символические книги православной церкви, польза коих доказана историей русской церкви и ясна для всякого христианина, почерпающего из них и правила жизни, и высокие примеры веры и благочестия, и руководственные начала к молитвословиям и христианской настроенности.

Забывать значение этих книг в деле религиозно-нравственного просвещения сынов России едва ли возможно для всякого, желающего сознательно стать к просветительным орудиям Матери-Церкви. А если так, то нельзя не позаботиться о том, чтобы в церковнославянском словаре был дан ключ к уразумению всех непонятных слов и речений, встречающихся в и них в весьма достаточном количестве, как это видно из нашего словаря.

2) Дальнейшая цель, которую мы имели в виду при обработке нашего словаря, заключается в том, чтобы дать возможность читать и понимать памятники древнерусской письменности, как духовной, так и светской, как прозаические, так и поэтические, оригинальные и переводные, как хранящиеся в рукописях, так и напечатанные¹⁵

По условиям внешней и внутренней жизни тысячелетнее почти уже развитие русского образованного языка распадается на три периода: 1) древнерусский от X до конца XIV века; 2) среднерусский в XV–XVII вв. и 3) новорусский с ХVIII в. В первый из этих периодов русский язык развивался на почве сначала дробных племен, а потом мелких княжеств и народоправств, соединенных довольно слабыми федеративными связями, без постоянного и общего средоточия, которое могло бы объединить и племена, и соответственные диалекты.

Во второй период устанавливается дуализм Руси восточной и западной, московской и польско-литовской, который отражается на раздвоении великорусского и малорусского наречий и на образовании двух соответственных диалектов, получающих к концу периода условную правильность и выдержанность.

В третий, наконец, период происходит начатое в конце второго объединение Руси западной с восточною (за изъятием небольшой Червонно-русской области в Галичине, Буковине и Угрии), сопровождаемое слиянием двух язычных потоков в одно русло, язык общерусский.

Собственною областью письменного употребления русского языка в первый период была сфера государственная, юридическая, ибо в церковной и в высшей литературе господствовал тогда язык церковнославянский, со славяно-русским его видоизменением, утвердившимся в письменности исторической и беллетристической. Несколько шире был круг распространения обоих русских диалектов и уже область языка церковнославянского в период средний, когда и славяно-русский язык все более сближается с деловым, пропитывая последний терминами и оборотами традиционного характера. Наконец, в период по-петровский язык деловой постепенно сливается со славяно-русским, захватывая с тем вместе все области не только государственной и общественной, но и литературной жизни, так что церковнославянский язык введен, наконец, в рамки исключительно литургического употребления.

Внутренний строй русского языка в первый период представляет еще много архаического, особенно в системе склонений. В период средний, вместе с установлением наречий великорусского и малорусского, утверждается несколько иной звуковой и формальный строй языка, по действию как внутренних аналогий, так и иноязычных влияний, особенно польского на западе. С ХVIII-го же века вырабатывается тот сложный по диалектическим и историческим наслоениям тип Ломоносовского языка, который в переработке Карамзина, Крылова, Пушкина господствует и в настоящее время (См. об этом подробн. исслед. “Общеслав. яз. в ряду общ. яз. Европы”, А. Будиловича, 1892 года, т. II, стр. 238 и др.)..

Многие древнерусские старинные слова и речения, не употребляющиеся в наше время, совершенно забыты и сделались от неупотребления непонятными, вследствие чего невозможно пользоваться иногда драгоценными указаниями, представляемыми древнерусскими письменными памятниками. Многие термины в современном русском языке необъяснимы без знания древнерусского языка¹⁶

“Русский язык, в связи с церковнославянским, уже в самых древних памятниках нашей письменности не только так же богат и разнообразен в своих грамматических формах, как и язык нынешний, но даже во многом его богаче и совершеннее. Поэтому мы должны обращаться к древнему языку не с тем, чтобы из сравнения с ним современной образованной речи определять ее успехи; а преимущественно с тем, чтобы яснее понять ныне употребительные грамматические формы, сблизив их с соответствующими им древними” (Истор. грамм. русск. яз. Ф. Буслаева, изд. 3, стр. 12).

Но этого мало. Обратитесь ли вы к рус. истории, к древнерусской литературе или к языковедению, всюду встретите потребность в знании древнерусского языка. Возьмите область истории, кажущуюся наиболее удаленною от сферы языка, – не одни ли и те же памятники рус. слова служат часто источниками и древнего периода русского языка и древнерусской истории? Филолог изучает их язык, историк – содержание – но кто же решится отрицать, что без знания первого нельзя в точности овладеть последним? А сколько есть важных для историка побочных вопросов, неразрывно связанных с филологич. изучением памятников! Укажу, для примера, на определение времени и места их написания, на взаимное отношение разных списков одного и того же памятника, на распознавание подлинности документов. Для историка литературы филологические сведения составляют еще более насущную потребность. Лишенный их, он похож на подслеповатого человека со спутанными ногами. Возможно ли, следуя современному направлению в изучении древних литературных произведений, представить судьбу какого-нибудь древнего переводного памятника и решить, русского или южнославянского он происхождения, если не умеешь отличить русские списки от южнослявянских, не зная черт, чуждых русскому языку? Для собственно же филолога, будет ли это славист, или общий языковед, важность знания древнего русского языка еще значительнее. Среди славянских наречий русский язык занимает первенствующее место как по богатству, так и по большей традиционности своего звукового, формального и синтаксического строя; ни у одного из прочих славянских языков нет такого количества и разнообразия древних памятников, позволяющих с значительною достоверностью и полнотою восстановить исчезнувшие черты древнейшей эпохи; древнейшие памятники русского языка, при крайней недостаточности памятников древнецерковнославянского (древнеболгарского) языка, служат весьма важным источником для изучения последнего; наконец, чистота звуков и форм древнерусского языка и оригинальные особенности их, и своеобразие прочих сторон грамматического строя, прежде всего самая первичность этого языка – дают ему право занять одно из важных мест в нашем сравнительном языкознании.. У нас доселе нет доступного и полного древнерусского словаря. Материалы для древнерусского словаря, изданные покойным профессором Дювернуа, как мы уже говорили, и кратки, и не обработаны, и не для всех доступны вследствие того, что объяснение слов дано на латинском языке. Гораздо полнее и обстоятельнее труд в том же роде академика Срезневского, за смертию его далеко еще не конченный. К тому же эти словари весьма дороги и довольно редки в продаже. В нашем же словаре, который хотя не отличается богатством древнерусских слов – (главное внимание составителя было обращено на язык библейских, церковно-богослужебных и церковно-назидательных книг на современном церковнославянском наречии и отчасти на древнеславянском), помещены, однако, как нам думается, все особенно затруднительные для понимания и наиболее важные по значению и частые по употреблению древнерусские слова и речения, причем наиболее существенные из них объяснены с особенною обстоятельностью со стороны лексикальной и исторической. Мы убеждены, что при помощи нашего словаря без затруднений могут быть прочитаны все древнейшие русские летописи, в которых употребляется древнерусский язык, прозаические и поэтические произведения (напр., слово о п. Игореве), былины, сказки, пословицы, произведения древней письменности, как переводные, так и самобытные, грамоты, договоры, судные грамоты, (напр., псковские и новгородские законодательные памятники (напр. “Русская правда”) и т. п. литературные произведения древней допетровской Руси. Все слова, употребленные в древних письменных памятниках, для обозначения нравов, обычаев, законов, религиозных верований, одежды, утвари, воинских доспехов, пищи и напитков, предметов земледелия, торговли, архитектуры, музыки, иконописания древних наших предков и мн. др., в нашем словаре помещены в достаточной полноте и обстоятельном объяснении.

3) Следующая цель наша при обработке словаря состояла в том, чтобы объяснить не только значение слов, но и все наиболее важные и ценные в научном отношении формы и законы древнеславянского и древнерусского языка, благодаря которым можно объяснить и формы, в которые отлился, и законы, которыми управляется наш современный государственный общелитературный великороссийский язык, язык Ломоносова, Карамзина, Жуковского, Глинки, Крылова, Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Достоевского, Гончарова, Майкова, Тургенева, гр. Толстого, Филарета, митр. Моск., Иннокентия, архиеп. Херсонского, и всех наших великих поэтов и писателей. Вот причина, почему на уроках русского языка изучается “Слово о п. Игореве”, “Остромирово Евангелие” и др. памятники древней письменности во всех среднеучебных заведениях. Предположим, что мы желали бы объяснить состав слова обыденный. Древнерусский и ц.-слав. язык нам объясняют, что это слово состоит (об-ин-ден-ный) из предлога об, числит, древнерусск. ин – один, ныне не употребляющегося, и слова день; след., это слово означает однодневный.

Или мы желали бы уяснить себе правописание и значение слова надменный. Церковнославянский язык в своих памятниках показывает нам, что это слово писалось чрез большой Q (ъм), и самое слово надменный состоит из префикса на, корня дq (дъм, дq – ти), соед. гласной е и флексии нный и означает надутый, напыщенный, гордый; вместе с тем этимологический анализ покажет, что после буквы м должно писать не ѣ, а е, так как буква е есть в данном случае не корневая, а соединительная гласная.

Допустим, мы желали бы знать, почему в словах молиться, бояться и т. п. нужно писать перед ся мягкий знак. Сближая эти формы с древнейшими: молитися, боятися, мы увидим, почему в обоих случаях нужно писать мягкий знак: он есть сокращение гласной и. На вопрос: откуда явился в родительном падеже слов: имя, племя, семя слог ен, древнеслав. грамматика ответит нам, что эти слова в имен. падеже писались чрез q, который звучал как ен, так что произносилось приблизительно и в им. падеже имен, племен, семен.

Подобных примеров можно бы привести множество, но мы их не приведем, отсылая желающих к нашему словарю, в котором показаны в алфавитном порядке все древнейшие формы церковнославянского наречия часто с подробными филологическими разъяснениями, составленными нами на основании авторитетнейших современных филологических работ Буслаева, Срезневского, Дювернуа, Грота, Ягича, Соболевского, Микуцкого, Гильфердинга, Миклошича, М. Мюллера, и мн. др.

Что же касается возражений против внесения в наш словарь древнеславянских слов, то в опровержение их можно сказать следующее:

В церковнославянском наречии нового периода (которое есть собственно то же древнейшее, только с одной стороны подновленное и отчасти испорченное русскими писцами, – с другой, вставленное в искусственные рамки некоторых грамматических правил Мелетия Смотрицкого и друг. наших духовных писателей, – с третьей – несколько смешанное с русским языком), девять десятых слов по форме и значению, по этимологическому и синтаксическому строю, суть слова древнего ц.-слав. наречия, только более чистого и более правильного. Нужно взять лексиконы церковнославянского языка древнего и нового периода и сравнить несколько слов, чтобы видеть справедливость этого. Потому, кто знаком с формами древнеславянского языка, тот без труда не только поймет формы нового, но и заметит, что формы первого чище и правильнее второго.

Далее, без знания древнеславянских форм языка немыслимо понять формы нового церковно-богослужебного языка, даже иногда затруднительно без него отличить корень от префикса и суффикса, что совершенно ясно из древнеславянского языка, где почти все составные части слова отделяются чрез беглые Ь и Ъ.

Уже один факт изучения в средних и высших учебных заведениях памятников древнеславянской письменности для уяснения форм русского языка показывает, как важно знание древнеславянского языка.

Наконец, церковнославянский язык нового периода, начавшегося с XVI – XVII столетия, имеет очень мало значения в деле изучения славянских древностей, которых нельзя изучить без знания древнеславянского языка.

Итак, объяснить все непонятные церковнославянские слова и обороты речи, находящиеся в священно-библейских и церковно-богослужебных книгах всего годичного круга, все таковые слова в прочих церковнославянских книгах, на протяжении от X до XVIII века, затем объяснить наиболее темные и наиболее важные древнерусские слова и обороты, встречающиеся во всех важнейших древних памятниках духовной и светской письменности, – было нашим главным делом при составлении настоящего полного церковнославянского и отчасти древнерусского словаря.

Но чтобы быть последовательными, мы должны разобрать здесь возражения и против внесения в наш словарный труд слов в собственном смысле древнерусских.

Прежде всего мы должны сказать, что хотя древнерусский язык и родственен церковнославянскому, как наприм. родственны ветви одного дерева, как близки наречия одного и того же русского языка, тем не менее они во многом отличаются один от другого, приблизительно так, как великорусское наречие отличается от белорусского и малорусского, хотя при этом никто не скажет, что это два совершенно различных языка. Внося же в свой словарь слова древнерусского языка, мы это делали по следующим соображениям:

Во-первых, в русских летописях, грамотах, договорах, а равно и в произведениях чисто церковного характера, напр., в поучениях, переводных творениях св. Отцов, разного рода изборниках, писанных древним церковнославянским языком, очень часто встречаются слова и обороты речи, взятые целиком из древнерусского языка. Такие заимствование из древнерусского языка весьма нередки у переводчиков с греч. XIII, XIV, XV, XVI и даже ХVII веков. Итак, одно уже это обстоятельство заставляет внести в словарь церковнославянского языка слова древнерусские.

Во-вторых, древнерусский язык оказал весьма большое влияние на родственное ему церковнославянское наречие, как в лексическом, так и в стилистическом отношении, и на образовавшийся, главным образом, из него, а частью из церковнославянского языка, современный литературный наш язык. Признанный факт в славянской филологии, что весьма значительное количество звуковых, формальных и словарных особенностей древнерусского языка вошло в церковнославянский и вместе современный русский литературный язык.

В-третьих, как древнеславянский, так и еще более древнерусский язык одинаково необходимы для изучение славянской археологии, этнографии, религиозных верований, поэтических воззрений на природу и жизнь людей, нравов, обычаев, законодательства, торговли, земледелия, промышленности, словом всей культурной истории наших предков, развивавшейся хотя в близком, однако же не строгом и не единственном отношении к церкви.

Теперь перейдем к изложению дальнейших пунктов нашей словарной программы:

4) При объяснении церковнославянских и древнерусских слов мы употребляли следующие приемы:

а) Мы объясняли не только малопонятные или совершенно непонятные слова древнерусского и церковнославянских наречий, но и обороты речи без знания смысла которых часто совершенно невозможно прочитать целых мест в данной книге или рукописи. Таких оборотов у нас, вследствие несовершенного или слишком буквального перевода с греческого или еврейского языка в наших библейских и церковно-богослужебных книгах, оказалось весьма довольно. Вот, напр., несколько затруднительных оборотов речи: как понять слова псалма: ‘змий, его же создал еси ругатися ему...”; “сеющие в юге в радости пожнут”.

“Тма дряхлая”... “Требованием святых приобщающеся”... “Всяким тщанием потребова”... “Да упразднится тело греховное”... “Удивися разум твой от мене”... “Удоб скончаются и преславная”... (Кан. Благ., п. 1, тр. 4). “Ум плоти” (Кол.2:18). “Уставляеши к непреложению”... “Весь день на утрие” (Чис.11:32). “Хлеб жалости” (Ос.9:4). Хомовое пение. – Болван тмутараканский (Сл. о п. Иг.) и т. п.

Подобных выписок из нашего словаря мы могли бы привести несколько тысяч, и всем им дано надлежащее объяснение в словаре, в котором нужно искать их по руководящему слову (в примерах эти слова набраны курсивом).

б) Для того, чтобы данное объяснение слова и оборота было убедительно для читателя, мы приводили примеры, оправдывающее такое, а не иное объяснение. К сожалению, частью объем книги, частью неимение под руками всех научных пособий и летописей не позволяли нам делать это всегда.

в) Происхождение слов, вошедших в славянский или древнерусский язык из иноземных, нами обозначено в скобках, чрез что облегчено как установление этимологии данного слова, так и определение его истинного значения.

г) Мы старались всякий раз, когда это позволяли нам научные пособия, которыми мы могли располагать, обозначать источники – памятники древнерусской письменности и др. сочинения, в которых встречается объясняемое слово. Для удобства читателя мы почти везде считали нужным обозначение этих источников делать курсивом.

д) Слова, взятые из древнерусского языка, мы печатали жирным русским шрифтом, – слова древнеславянского языка напечатаны древней кириллицей, церковнославянские слова нового периода напечатаны с ударением шрифтом современных церковно-богослужебных книг.

е) Многие слова объяснены не только с этимологической, но и исторической стороны, т. е. показаны разные формы слова, возникавшие под влиянием тех или других фонетических законов, сообразно тем переменам, которые испытывал русский народ, выражавший себя прежде всего в языке. Труды профес. Миклошича, М. Мюллера, Буслаева, Востокова, Срезневского, Я. Грота, Дювернуа, Потебня, Лавровского, Будиловича, Флоринского, Ягича, А. Соболевского, Микуцкого, Хомякова, Гильфердинга, Карамзина, Забелина, Погодина, Костомарова, Соловьева, Е. Барсова, прот. А. Алексеева, Павского, А. Горского, К. Невоструева, Л. Афанасьева, Гильфердинга, Брандта, Богородицкого, Г. Воскресенского, И. Корсунского, М. Муретова, Покровского, Н. Султанова, Кондакова, м. Филарета, еп. Феофана, Якимова, Троицкого, Властова и некоторых других филологов, историков, археологов, библейских экзегетов, славистов и др. ученых были особенно полезны нам при обработке слов с той или другой стороны.

ж) Слова, особенно важные в отношении сторон филологической, исторической, археологической, религиозно-бытовой, или выражающие собою особенно важные моменты в культурной жизни славяно-русского народа, нами объяснены с особенною подробностью и всесторонностью. Потому прежде, нежели делать нам упрек в неравномерном объяснении слов, следует решить вопрос о значении данного слова в системе языковедения.

5) Ввиду того, что мы предназначаем свой словарь для объяснения как всех церковнославянских слов, древнего и нового периода, встречающихся в библейских и церковно-богослужебных книгах и прочих памятниках духовной и светской письменности, так и всех наиболее важных по значению и затруднительных по пониманию древнерусских слов, относящихся до изображения всей вообще культурной жизни славяно-русского народа, в нашем словаре естественно встретятся не одни библейские или церковно-богослужебные слова и термины (их больше всего, разумеется), но и историко-археологические, этнографические, географические, архитектурные, относящиеся до славянской мифологии, пения, игр, обычаев, нравов, семейной жизни, торговли, законов, земледелия, войны, одежды, кушаньев, напитков, утвари домашней и церковной, вооружений, орудий, металлических, гончарных и иных производств, поэтических воззрений на природу и жизнь человеческую, религиозных верований, суеверий (примет, ворожбы, заговоров и т. под.), определяющие отношения сословные, поземельные, меры и весов (метрологические термины) и мн. друг. Мы имели в виду дать алфавитный, научно разработанный свод слов, выражающих не одну какую-либо сторону жизни, напр., исключительно религиозно-церковную, но и все прочие проявление жизни человека вообще и славяно-русского народа в частности. К этому долгом считаем присовокупить и то, что, по нашему убеждению, ни одна сторона жизни, взятая в своей обособленности, не может быть понята без отношения к прочим сторонам жизни вообще. Это так же, по-нашему, верно, как и то, что жизнь человеческого сердца – область его чувствований – не может быть вполне понята и объяснена без жизни ума и воли человека, от которых она получает и материал, и направление. И жизнь человека, чисто умственная, не есть проявление всей жизни его, но только частичное проявление его жизни – вся же она состоит из совокупности проявлений и жизни ума (область идей), и жизни сердца (область чувства), и жизни воли (осуществление в действительности мира идеального). Посему и в полном словаре известного народа должны быть, по нашему мнению, слова, обнимающие всю жизнь его. Возьмем для примера названия метрологического характера, внесенные в наш словарь, определяющие вес и меру. Опущение этих названий было бы, по-нашему, большим пробелом во всяком словарном труде. Вес и мера составляют не только один из привлекательнейших, но и важных предметов культурной истории, особенно древней. Для полноты физиономии известного народа необходимо знать, как составились в нем понятие пространственной, временной и весовой единиц, равно как и понятие целого, состоящего из равных частей. Но независимо от этого самостоятельного значения вопроса о весе и мере, он имеет еще и другую прикладную важность, также очень существенную. Мы разумеем именно важное значение обстоятельного знания веса и меры для точного исследования других сторон исторической жизни, особенно экономической. Дело в том, что множество данных, существенно важных для понимание внутреннего быта известного народа, сохранены для нас памятниками не иначе, как в указаниях веса и меры, имевших место в древнейшее время. Теперь, если бы мы лишены были знания этих древних единиц веса и меры, то нам пришлось бы совсем отказаться от всякого уразумения находимых нами указаний, а вместе с тем и от значительных, весьма важных отделов исторической науки. Почтенные фолианты, составляющие украшение каждой исторической библиотеки, явились бы для нас во многих случаях книгой за семью печатями. Как мы уже сказали, обе стороны дела одинаково важны и привлекательны для историка и филолога.

Пусть лица, готовые сделать нам упрек в излишней полноте словаря и разнообразии внесенных в него слов, попробуют вычеркнуть хотя бы, наприм., метрологические понятия, как бы излишние, и они не прочтут ни одного памятника чисто духовной письменности (напр., дарственной грамоты князей монастырям, или приходо-расходных книг монастырского приказа, или древнейших библейских книг и т. п.), где очень часто встречаются метрологические термины, теперь вышедшие из употребления и почти совершенно непонятные.

6) Там, где мы находили не произвольно гадательные, но более или менее твердые филологические данные для определения словопроизводства вносимого в словарь слова, мы всемерно старались в кратком, связном, и точном изложении представить весь словопроизводственный процесс данного слова.

Словопроизводство в настоящее время становится одною из самых необходимых и самых важных сторон словарной работы. “Поистине я думаю, говорит гениальный Лейбниц, что языки – лучшее зеркало человеческого духа, и что внимательный анализ слов лучше всякого другого средства мог бы ознакомить нас с действиями ума”.

Этимология составляет соль или пряность словаря; без этой приправы предлагаемая им пища была бы не вкусна, хотя иное и приятнее было бы сырое или не пересоленное.

Словопроизводство нажило себе дурную славу, потому что в прежнее время, естественно, его искали в одной игре слов и употребляли во зло. Долго оно только предугадывало свои правила и не сознавало их; и теперь еще беспрестанно отыскиваются новые.

Можно понимать слово из него самого и из ближайшего к нему круга, но можно также брать на помощь родственные семейства и ряды слов, а оттуда уже переходить к смежным наречиям и языкам. Как скоро заметили и наконец обозрели связь нескольких языков, то явилось, с неизвестными прежде законами и выводами, сравнение языков, которое утвердилось научным образом только с помощью книгопечатания и словарей.

Справедливо говорит проф. Лавровский: “Словообразование древнего нашего языка должно занимать одно из самых видных мест в общем его исследовании, как по богатству и выразительности этого языка, так и по тому близкому родству с народами соплеменными, которое столь резко высказывается в словесных произведениях древности. Словообразование скорее всего покажет и общность слов коренных, следовательно, общность первоначального богатства понятий, и одинаковость приемов, при дальнейшем развитии этих понятий, для выражения их в слове, следовательно, тесное родство духовных сил, одинаковость их настроения и направления. Важность этого отдела исследований не ускользнула от внимания ученых, деятельно и заботливо принявшихся за обработку родного языка, хотя и нельзя не сознаться, что, сравнительно с другими, он менее заключает полноты и отчетливости в исследованиях” (П.А. Лавровский; сн. Изв. Ак. н., т. II, стр. 273).

Для достижение этой цели мы, во-первых, прилагали к объясняемым словам законы славяно-русской фонетики, чтобы понять разнообразные наслоения в славяно-русском словообразовании и выделить корень слова, знание коего крайне важно, так как, определив корень слова, мы вместе с тем поймем основное значение слова, современное употребление его и уясним для себя всю семью производных слов. Осмысленность словоупотребления, точность, правильность и ясность речи, помимо изучения законов образования родного языка, будут наградой за такое словопроизводство¹⁷

В другом месте, предостерегая от увлечения словопроизводством, Шимкевич говорит: “надобно избегать натяжек, который употребляются иногда для того, чтобы на дыбах словопроизводства, по выражению Шлецера, вымучить из какого-нибудь слова желаемые звуки” (Корн. Шимк. XIII).. Но этим не исчерпывается польза научного словопроизводства: кроме, так сказать, формальной стороны оно имеет глубокую материальную; оно есть ключ к познанию всякого народа, когда никаких других памятников к этому нет.

В применении к русским древностям такой взгляд на язык с большой ясностью выражен почти за 30 л. перед сим И.И. Срезневским: “Для изучения событий времен позднейших есть у историков много различных материалов: есть летописи, записки современников, памятники юридические, памятники литературы, наук, искусств, живые предания народа. От первого же времени жизни нашего народа не сохранилось почти ничего подобного, – и первые страницы нашей истории остаются незаписанными. Они и останутся белыми до тех пор, пока не примет в этом участие филология. Она одна может написать их. Пусть она и не скажет ничего о лицах действующих, пусть обойдется в своем рассказе и без собственных имен; безо всего этого она будет в состоянии рассказать многое и о многом. Она передаст быль первоначальной жизни народа, его нравов и обычаев, его внутренней связи и связей с другими народами – теми самими словами, которыми выражал ее сам народ, – передаст тем вернее и подробнее, чем глубже проникнет в смысл языка, в его соотношении с народной жизнью, и проникнет тем глубже, чем большими средствами будет пользоваться при сравнении языков и наречий сродных” (Мысли об истории русского языка, 1850 г., стр. 20, 21).

Во-вторых, мы пользовались методом сравнительной лингвистики, для чего сравнивали объясняемое с этимологической стороны древнерусское или церковнославянское слово с родственными ему как славянскими наречиями (болгарским, сербским, чешским и др.¹⁸), так и группой индоевропейских языков¹⁹

По учению сравнительного языкознания, все существующие или когда-либо существовавшие языки, какими говорит человечество на земном шаре, в отношения их грамматического строя можно разделить на три основных класса: 1) языки односложные иди бессоставные; 2) языки агглютинирующие, или склеивающие и 3) языки флексивные, или изменяющиеся. Самое существенное различие этих классов заключается в свойствах корней и в способах образования слов. 1) Односложные языки (как напр., китайский, аннамский, сиамский, бирманский, тибетский) представляют самую простую, элементарную форму языков, в которой слова – суть простые, односложные, обособленные корни, не способные ни соединяться с другими корнями, ни подвергаться каким-либо изменениям, и обозначающие идеи самые общие, без указания на лица, род, число, время, вид. 2) В агглютинирующих языках (каковы напр., языки африканских, американских и австралийских дикарей, японский яз., или урало-алтайские языки) слова состоят из двух или нескольких слитых корней, из которых только один сохраняет свое действительное значение, а остальные служат суффиксами и префиксами для определения вида бытия или действия главного корня; самые же корни и здесь не могут подвергаться изменениям. Эта последняя особенность составляет характерную черту языков флексивных, которые можно рассматривать как высшую, совершеннейшую форму развития языков. В языках этого рода отношения слов между собой могут выражаться не только приставкой префиксов и суффиксов, но и переменой формы самого корня. 3) К классу флексивных языков относятся две обширные семьи языков: семито-хамитская и арийская или индоевропейская. Каждая из них отличается от другой своим запасом корней, своей флексией, своим особым строением и, нужно полагать, каждая самостоятельно, независимо от другой, пройдя периоды односложности и агглютинации, постепенно достигла фазиса флексии.

К этой отрасли языков флексивных, к системе арийской принадлежит и славянская семья языков. В состав всей системы входят следующие крупные ветви языков: 1) индийская (санскрит, пали, новоиндийские наречия, цыганские наречия); 2) иранская (зендский язык, древнеперсидский, армянский, гузварешский, парси, новоперсидский, осетинский, курдский, белуджский, афганский и др.); 3) эллинская (древнегреческие наречия, кини, новогреческий яз.); 4) итальянская (древнеиталийские языки, латинский язык, новолатинские (романские) языки); 5) кельтская; 6) германская (готский яз., скандинавские языки, верхненемецкий яз., нижненемецкие языки); 7) литовская или леттская (литовский яз., латышский яз., старопрусский яз.); 8) славянская. К арийским же языкам нужно причислить албанский язык и некоторые уже несуществующие языки, как то: иллирофракийские, дакский, скифский, малоазийские яз.: фригийский, ликийский и др.

При тех средствах, какими обладает наука в настоящее время, обстоятельная классификация арийских языков немыслима. Пока приходится удовлетвориться признанием общего исконного родства арийских языков и делением их на приведенные группы или ветви. Только по отношению к немногим ветвям можно считать доказанною их преимущественную взаимную близость. Славянскую ветвь в этом отношении нужно признать одной из счастливых. Близкое родство ее с леттскою (литовскою) ветвью составляет общепризнанный факт. Затем почти столь же несомненно, что славянские языки довольно близко стоят к иранским, индийским и германским. Отсюда следует, что при изучении славянских языков не только полезно, но и необходимо обращаться за справками к языкам указанных наиболее близких и родственных групп. Занятия славистов литовским языком в этом отношении уже ознаменовались весьма важными результатами для славянской филологии (Гейтлер, Лескип, Брикнер, Ульянов и др.) (См. подроби. в Лекц. по слав, языкозн. проф. Флоринск. 1896 г. ч. I, стр. 4–5, 9)., в основе которых положен санскритский язык²⁰

В 1871 году проф. Харьковского университета Шерцль напечатал свой объемистый труд по сравнительной грамматике славянских и других родственных языков (В.И. Шерцль: “Сравнительная грамматика славянских и других языков”, два тома, 8⁰. Харьков, 1871 г.). О литовском языке он говорит, что этот язык “по древности звуков и по целости своей грамматики, между индоевропейскими языками настоящего времени занимает первое место. Так напр., семь санскритских падежей в нем еще сохранились (равно как и в славянских языках), удержалось и двойственное число, конечное s как обозначение именит., падежа при существительных и пр. Самая древняя форма этого языка была, так называемое, древанское или древнепрусское наречие, вымершее во второй половине XVII в.” (т. I, стр. 82). О славянском языке Шерцль выражается так: “Эта отрасль, вместе с литовской семьей, стоит в весьма близком родстве с языком санскритским, что объясняется особенно занимаемым ею пространством на востоке Европы, находящимся ближе к предполагаемому центру индоевропейских языков. (По той же причине языки кельтские, отодвинутые от востока больше остальных, удалились от древнего типа). Кроме того, в славянских языках проглядывает особое стремление придерживаться древнейших форм и полных, соответствующих им звуков, гласных и согласных. В этом отношении они совпадают с языком литовским: фонетика их стоит ближе к санскритской; по благозвучию они превосходят язык древней Индии; несовместных с духом языка накоплений согласных они избегают, особенно вставками гласных” и т. д. (стр. 87).

Передавая вкратце принятые ныне наукой общие положения об отношениях славянства к санскриту, мы не можем касаться здесь частностей этого, весьма любопытного и поучительного для народной истории вопроса. Изучая лексический и грамматический состав славянского языка в связи с санскритским, легко убедиться каждому, даже не специалисту в этой области, что славяно-литовский язык, действительно, родной, ближайший брат древнеиндийскому, что оба они выделились в первой линии из праарийского языка, или, точнее сказать, дольше всех остальных европейских языков оставались во взаимном соприкосновении и меньше всего подвергались чуждому влиянию соседних, не арийских рас. Связь эта так очевидна, что если бы не дальнейшие грамматические отступления и перестановки в значении некоторых слов, то можно бы думать, что древнеиндийский и славяно-литовский язык есть продолжение одного и того же диалекта, лишь разлученного пространством и временем.

Язык – это живая струя человеческой жизни. В устах живущего народа он не может оставаться на неподвижной точке. Как выразитель личной мысли и субъективного чувства, он продолжает беспрерывно расти и развиваться либо из собственных коренных начал, либо обогащаясь новыми словами, по мере восприятия извне новых готовых понятий. Чем ближе соприкасается народ с чужою высшею культурой, тем больше он пестрит и искажает свой язык чужими элементами. Славянский народ, очевидно, не находился в таких условиях. В его древнем языке весьма мало привходящих чужих слов, но он видоизменял и разнообразил свой лексический состав, развивая из старых корней новые оттенки значений. Так, наприм., если сравнить слово “кровь” с санскр. kravya, что значит сырое мясо, греч. ϰρέας – мясо (от санскр. – kru – крушить, повреждать), мы увидим здесь переход значений данного слова с одного понятия на другое. Из “кравья” образовались: лат. cruor и caro, а в славянском языке кровь (sanguis) и чрево. Из санскр. rudhira – кровь, красный, кровавый, образовалось русск. руда (кровь), рудый, рыжий, ruber. Здесь название крови взято по ее цвету, равно как и название металлической руды. Слово “мозг” вполне соответствует зенд. mazga, medulla. Происходит оно от санскр. masg, masgati – погружать, окунуть, нырять, т. е. погруженный в костяную полость (откуда лат. mergus, mergere и нем. Mark). В латинском языке то же слово образовалось из другого понятия: medulla от medius – средний, т. е. находящийся в средине, замкнутый в костную полость. Латинское название головного мозга, cerebrum, производят от санскр. siras или saras, что значит голова, caput, от sar – защищать, охранять, пасти, питать, зенд. sara – властелин, повелитель, царь. Таким образом, в этимологии санскр. saras и лат. cerebrum лежит идея о значении головы или головного мозга, как органа, управляющая всеми движениями и помыслами человека. То же самое должно было в свое время иметь место и в славянском языке, но у нас это первенствующее значение органа выразилось не в слове мозг, а в слове “глава”. Что же касается санс. saras, то оно нашло другое применение, подобное зендскому и ассирийскому, в слове “царь”, и притом не в смысле земного властелина, а в значении верховного, небесного существа.

Сердце по-санскр. hrd, отсюда нем. Herz, литов. sirdis, лат. cor (cor-dis), греч. ϰαρδία. Из того же санскр. слова, по-видимому, образовалось и слав. грудь, pectus, – передняя верхняя часть тела, вместилище сердца, явившееся синонимом более древнего названия “перси”. Это последнее совершенно созвучно санскр. parcu, в значении ребра.

Подобных примеров перестановки значения однозвучных слов в связи с дифференцированием условных понятий можно привести множество. Этим прежде всего начинается отклонение языков от общего их родоначальника, независимо от иноплеменных лексических наслоений. Флексии, префиксы и суффиксы и грамматические украшения, являющиеся как плоды языкосозидательного народного гения, довершают остальное. По истечении веков язык настолько уклоняется от своего прародителя, что делается для других почти совсем непонятным. Так разошлись группы и ветви языков индоевропейских.

Кроме вышеуказанных, приведем для более ясного уразумения и наглядности еще несколько таких примеров: гореть, санскритск. гарма – жар; грûвâ – грива, шея; гурус – груз; думас – дым; дурмана – дурман (раст.) (от дур – дурной и мана – дух); дру – древо; древайна, зенд. дрвена – древяный; ватара – ветер, бiд – разъединение (русск. беда); чатур – четыре; чатвâр – четвертый, кеса (волосы) – коса и гл. чесать; ошти – уста, ак, акши – око, очи; агни – огнь; адака – ездок; там – томить; тану – тонкий, тонок; тада – тогда; дина – день; брадж – брезжит, брус – бровь (сугрус – прекраснобровая, русск. белобрысая), гадус – червь, гад; индус – капля (иней вм. индей, заиндеветь); калакалас – глухой шум (колокол, калякать); ласас – ласка, пляска; ласакас – объятие и т. д.

Рожь, литов. rugis, нем. Roggen, греч. ὄρυζα. Овес, литов. aviza, лат. aveua, происходит от санскр. avaná, avas, satisfaction, от av, juvare, нем. Hafer. Пшеница от санскр. psana – пшено (от psâ, manger); нем. Weizen и лат. triticum – другого корня. Просо от санскр. picsha, nurriture, или от rasa, Hirse, др.-прусск. prassan, лат. millium. Точно так же слова: орать (пахать), лат. arare (от санскр. глаг. ar – поднимать) и молоть, греч. μύλλειν, лат. molare, индийское malanam – молотье – указывают на древнейшее их происхождение. Но еще убедительнее говорят слова: амбар, пуня и рига, взятые непосредственно с древнеиндийского и сохранившиеся только у нас. Инд. амбарам означает покров и хранилище. Пуня от инд. ny, пунами, значит: “я вею хлеб”. Рига от инд. глаг. ридж, реджами, – я жарю.

Для изображения санскритских слов употреблена в нашем “Полном церковнославянском словаре” преимущественно русская азбука с некоторыми дополнительными знаками, по системе принятой г. Коссовичем в его Санскрито-русском словаре: е, о имеют всегда значение долгих гласных; аi, аj – двоегласные, составленные из а+и, а+у; ж произносится как дж, j как латинское и немецкое i, h как лат. и нем. h, в отличие от r (g; c – звук средний между с и ш); согласные с знаком выговариваются с придыханием (б‘а, n‘а – бhа, nha)., потому что, благодаря трудам Боппа, Курциуса, Шлейхера, Шерцля, Буслаева, Павского, Грота, Срезневского, Будиловича, Гильфердинга, А. Хомякова, Шимкевича, Микуцкого и мн. других западноевропейских и русских филологов окончательно установлено близкое родство славянского языка с санскритским.

Если мы желаем объяснить этимологию слов церковнославянского и древнерусского языка так, чтобы наше объяснение действительно удовлетворяло пытливый ум читателя, не довольствующегося одним описанием явлений в области языкознания, но ищущего понять законы его возникновения и развития, то не иначе этого можем достигнуть, как чрез научно-поставленное словопроизводство.

Вот то, что мы желали бы высказать относительно той программы, которая предносилась пред нами во все время нашей работы. Само собою разумеется, что далеко не все слова обработаны согласно с нею, но только те, объяснения коих возможно было сделать на основании твердо установившихся данных славяно-русской филологии и данных языкознания вообще. Составление полного историко-этимологического словаря не только не под силу одному работнику, но и едва ли под силу целой группе тружеников, лишенных всякой материальной поддержки, столь необходимой на приобретение научных и ценных пособий.

III. Теперь мы должны сказать о тех источниках, которыми мы пользовались при составлении своего полного церковнославянского и отчасти древнерусского словаря.

Источники эти были весьма многочисленны и разнообразны. Все, что мы нашли ценного в нашей и отчасти в западноевропейской литературе относительно значения, истории, этимологии и морфологии славяно-русских слов и славянской палеографии, начиная с конца прошлого столетия и до наших дней, мы пересмотрели, изучили, отметили все заслуживающее внимания и переработали для наших целей. Отдельные монографии филологического характера, затем труды по русской и церковнославянской фонетике, морфологии и лексикографии, по славянской палеонтологии, мифологии, археологии, сравнительной лингвистике и разным отраслям языкознания и смежным с ними наукам: по истории перевода библейских и церковно-богослужебных книг, по библейской экзегетике, литургике, библейской географии, археологии и многие другие статьи, словари, сочинения, как изданные отдельными книгами и брошюрами, так и печатавшиеся в разных журналах филологического, историко-археологического и богословского характера нами просмотрены и изучены.

Здесь, под строкой, назовем некоторые наиболее важные из источников, которыми мы пользовались, отсылая желающих отчасти к самому словарю, где все источники поименованы в своем месте²¹

1) Славяно-российский словарь, Зизания, 1596 г.

2) Лексикон словесно-русский, препод. Памвы Берынды, изд. 1627 г.

3) Лексикон треязычный, Феодора Поликарпова.

4) Церковный словарь или истолкование речений словенских древних, составленный прот. Моск. Арх. соб. Алексеевым, М. 1773 – 76 г. в 5 ч.

5) Словарь церковнославянского языка (древн. периода) А. Востокова, изд. 1858–1861 г.

6) Словарь церковнославянского и русск. яз., сост. 2 отд. И. Ак. наук, 2 изд. 1867 г.

7) Справочный и объяснительный церк.-слав. словарь к Нов. зав. А. Гильтебрандта.

8) Славяно-греческий и русский словарь к паремиям, В. Лебедева, препод. Вологод. Д. семинарии, изд. 1897 г.

9) Словарь цер.-славянских слов, помещенный в книге: “Пособие к доброму чтению и слушанию слова Божия” Смарагдова.

10) Мелкие словарики церк.-славян., языка: прот. Михайловского, прот. Свирелина, Лозанова и некот. другие за самыми немногими исключениями весьма мало могли служить для нас пособием при нашей работе.

11) Труды: Калайдовича (Иоанн, экзарх Болгарский, изд. в 1824 г.);

12) прот. Павского (Филологические наблюдения), изд. в 1841 г.;

13) прот. А.В. Горского и К. Невоструева (Описание славянских рукописей в Синодальной библиотеке в 5 частях);

14) Буслаева (Опыт историч. русской грамматики, Историческая хрестоматия, О влиянии христианства на слав. яз. и мн. др. его труды);

15) М. Каткова (Об элементах и формах славяно-русского языка), изд. в 1845 г.);

16) И. Срезневского (Мысли об истории русского языка, Материалы для словаря древнерусского языка, и др. его труды);

17) Дювернуа (Об историческом наслоении в славяно-русском словообразовании, Материалы для древнерусского словаря и др. его раб.);

18) Я. Грота (Филологические разыскания и др. его работы);

19) Потебня (К истории звуков русского языка и др.);

20) Микуцкого (Материалы для корневого и словопроизводственного словаря и др. раб.);

21) проф. А. Соболевского (Лекции по истории русск. яз., изд. в 1888 г., и мн. др. его труды);

22) Акад. Ягича (Мариинское глагол., Четвероевангелие, Образцы древнерусского языка, Критические замечания на соч. А. Соболевского и др.);

23) Афанасьева (Поэтические воззрения славян на природу, со множеством весьма ценных филологических наблюдений, особенно в области сравнительной лингвистики);

24) А.С. Хомякова (Сравнительный словарь церковнославянского и санскритского языка, помещенный во II томе Материалов для сравнительной грамматики и словаря, изд. 2 отд. Импер. Акад. наук);

25) Гильфердинга (О сродстве славянского языка с санскритским, Об отношении языка славянского к языкам родственным, изд. 1855 г.);

26) В. Даля (Толковый словарь великорусского языка);

27) Ф. Шимкевича (Корнеслов русск. языка);

28) Е. Барсова (Слово о полку Игореве. Капитальное историко-филологическое исследование);

29) Шерцля (Сравнительная грамматика славянских и др. родственных языков, 1871 г., Харьков);

30) Проф. М. Д. Ак. И.Н. Корсунского (Перевод 70);

31) Г.А. Воскресенского (Труды по древнеслав. языку);

32) М.Д. Муретова (Филологические замечания по поводу новозаветного текста, печатавшиеся в разных журналах);

33) Горяева (Этимологический словарь);

34) Ламанского;

35) А. Будиловича (Первобытные славяне);

36) П. Лавровского;

37) Р. Брандта;

38) Богородицкого;

39) Сверх перечисленных имен мы должны упомянуть особо почтенного русского ученого К. Невоструева, достойного сотрудника известного ректора М. Д. Академии А.В. Горского, описавших синодальные рукописи. Невоструеву принадлежит рукописный церковнославянский словарь к библейским и в особенности к церковно-богослужебным книгам. Этот словарь в настоящее время находится в Московской епархиальной библиотеке и, вследствие влияния времени и прежнего совершенно небрежного хранения его до поступления в М. епархиальную библиотеку, пришел в такое плачевное состояние, что только при сильно увеличивающей лупе и крайнем напряжении зрения можно разобрать некоторые слова. При всем том нам удалось несколько сот слов прочитать вполне (это всякий раз и обозначено нами) и мы должны сказать, что достоинство работы К. Невоструева значительно вознаграждает того, кто пользуется его рукописью.

40) Теперь мы назовем несколько западноевропейских ученых, трудами которых мы пользовались:

Таковы труды:

а) Миклошича (Miklosich Fr. Lexicon palaeo-slowenico-graeco-latinum. Windobonae, 1862 г.);

б) Боппа, главный лингвистический труд которого: Vergleichende Grammatik des Sanscrit, Zend, Armenischen, Griechischen, Lateinischen, Altslavischen, Berlin, 1869 г.);

в) P. Пикте (Pictet A. Les origines indo-européennes ou les Aryds primitifs). Essais de paleontologie linguistique, Paris, 1859–63 r).

г) Курциуса (Grundzäge der griechischen Etymologie, von Georg Curtius, auf. 5. Leipzig, 1879), и мн. др. источники и пособия., отчасти к таблице сокращений имен авторов и названий сочинений, которыми мы пользовались.

Долгом считаем сказать, что ко всем источникам мы отнюдь не относились рабски, но критически, сколько давали нам на это право наша филологическая и научная подготовка к предпринятой работе с одной стороны, и научные, имевшиеся у нас пособия – с другой. С одними выводами филологического характера мы могли согласиться и внести их после надлежащей обработки в свой словарь, с обозначением их точной цитации, – другие, после надлежащего изучения их и проверки более авторитетными источниками, были отброшены нами, – третьи данные, после удаления некоторых в них крайностей, мы принимали, – иные лексические данные мы дополняли другими и только в таком виде вносили в свой словарь; во многих же случаях мы оставались без всяких руководителей и обрабатывали словарный материал сообразно своим воззрениям, руководясь общепринятыми в филологии приемами и правилами.

Имеющие под руками наш труд могут проверить здесь сказанное.

IV. Теперь скажем несколько слов о назначении нашего церковнославянского словаря.

а) Мы думаем, что прежде всего для пастырей церкви он должен быть справочною книгою во всех тех случаях, когда нужно объяснить непонятные церковнославянские, как слова, так и трудные обороты речи. Если кто, то, без сомнения, пастырь должен в совершенстве знать язык библейский и церковно-богослужебный, как священный язык Матери-Церкви. Всякий священнослужитель, проповедник, миссионер и законоучитель найдет в нашем словаре, как мы убеждены, достаточное разъяснение во всех тех случаях, когда требуется какая-либо справка по церковнославянскому языку.

Мы убеждены, что предлагаемый словарь дает достаточный материал не только для пастырей в их разнообразной духовно-просветительной деятельности, но и послужит полным справочным пособием во всех случаях, когда к пастырям обращаются миряне по поводу разных недоумений, возникающих от непонимания священно-библейского и церковно-богослужебного языка.

б) Затем все преподаватели русского и церковнославянского языка в низших и средних учебных заведениях найдут здесь, как нам думается, довольно обстоятельный лексический материал, которым можно воспользоваться для объяснения многих форм и законов русского литературного языка в его современном состоянии и исторических судьбах.

в) Далее, все читающие русские летописи и древние старопечатные книги, все изучающие памятники древней русской и церковнославянской письменности, – описывающие древние церкви, здания и разные сооружения, занимающиеся древнею церковною утварью, иконографиею и вообще церковно-археологическими исследованиями, а также изучающие быт, нравы и вообще культуру древнерусского народа и славянских племен найдут, как нам кажется, если не совершенно полный, то во всяком случае вполне достаточный словарь древнерусского и древнеславянского языка, благодаря которому можно ориентироваться на первых порах в предпринятой работе.

г) Затем все, для кого дороги интересы родного слова, кто желает стать в сознательно-разумное отношение к священному языку православной Церкви, нашей духовной матери и воспитательницы, кто дорожит развитием народной самобытной жизни русского народа, не порывает органической связи с родным прошлым, освященным кровью предков, заветами веры и таинственными звуками родного первобытного языка славян, тот также найдет в нашем словаре значительное пособие для удовлетворения своих патриотических и религиозно-нравственных интересов. Короче говоря, мы думаем, что наш полный (справочный и объяснительный) церковнославянский словарь необходим для всякой церкви, для всякой приходской библиотеки, для священника и церковнослужителя, для низшей и средней школы – безразлично – духовной и светской, для семьи и народа, для всякого православного христианина не только владеющего простою грамотностью и любящего читать богослужебные книги, но и всякого, получившего достаточное образование.

V. Теперь мы должны принести сердечную благодарность тем лицам, которые так или иначе оказывали нам содействие при нашей многолетней, крайне сложной и крайне утомительной словарной работе.

Прежде всего мы приносим глубокую благодарность кандидату Казанской Духовной Академии А.Т. Виноградову, который помог нам разобраться в приведении в алфавитный порядок тех многочисленных (более чем 30,000 карточек), на которых были написаны составленные нами объяснения церковнославянских и древнерусских слов и выражений, причем одни карточки, как дубликаты, приходилось выбрасывать, другие поставлять на ином месте, чем какое было ранее предназначено для них.

Затем не можем не высказать сердечной благодарности окончивш. курс математ. наук в Импер. Моск. Унив. А.П. Соколову, без которого мы, страдая в последнее время ослаблением зрения, никак не могли бы справиться с тою сложною, требовавшею большого умственного напряжения и сосредоточенного внимания, корректурой, которой потребовал словарь, печатавшийся непрерывно в течение целого года. К тому же корректура эта осложнялась как разнообразием шрифтов – древнеславянского, новославянского, русского, греческого, латинского, так и тем, что при самом чтении корректуры в гранках приходилось много слов вносить вновь.

Далее, не можем не высказать нашей сердечной благодарности о. диакону М.И. Воскресенскому, который в течение многих лет переписывал данные ему материалы на особые карточки, располагая их в отдельные пакеты.

Такую же благодарность мы должны засвидетельствовать и студенту Моск. Духов. Семинарии, Н.Д. Махаеву, которому мы весьма обязаны, так как ему приходилось много переписывать для нас с рукописей, написанных крайне мелко, неразборчиво и бывших в самом неисправном состоянии.

Долгом считаем поблагодарить также высокопочтеннейшего о. прот. гор. Москвы В.В. Остроумова, прекрасно составленная библиотека которого, весьма богатая книгами по разным отделам, была любезно предоставлена в наше распоряжение.

Наконец нравственным долгом считаем заявить благодарность и Л.И. Денисову, который снабдил нас некоторыми весьма редкими в антикварном отношении монографиями по ФИлологии и по нашей просьбе переписывал для нас требовавшийся ФИЛОЛОгический материал из некоторых московских книгохранилищ.

В заключение, прося о себе, грешном и недостойном иерее, св. молитв у своих сослужителей, которые, быть может, найдут настоящий труд для себя полезным, приведу следующие слова одного древнерусского летописца: “И ныне, господа отци и братья, оже ся где буду описал, или переписал, или не дописал, чтите неправдивая Бога деля, а не кляните, занеже книгы ветшаны, а ум молод не дошел; слышите Павла апостола глоголюща: не клените, но благословите”... (Летопись по Лаврент. списку, СПб., 872 г., стр. 463–464).

Августа 7-го дня, 1898 года.

Священник, магистр Григорий Дьяченко.

Приложения

А. Указание, как пользоваться словарем

Исправивши предварительно в книге все опечатки, которых при всем старании никак нельзя было избежать при разнообразии шрифтов и сложности корректуры, – познакомившись с таблицею сокращений и предисловием, где между прочим сказано, что жирным шрифтом напечатаны слова древнерусские, старинной кириллицей – слова древнеславянские и новославянским шрифтом с ударением – слова славянского языка современных церковно-богослужебных книг, нужно обращаться к словарю и искать в алфавитном порядке требуемые слова.

В тех случаях, когда искомого слова не оказывается в словаре, или когда желательно найти более подробное объяснение, нежели в словаре, его нужно искать в Прибавлении к словарю, которое помещено в этой же книге, и заключает в себе слова пропущенные в словаре, дополнения и поправки. Это прибавление, составляя незначительное неудобство – неизбежный спутник всех словарных изданий – явилось вследствие того, что по обстоятельствам чисто внешним и от нас независящим эти слова не могли быть внесены в свое время в словарь и будут внесены в него при следующем издании, если Бог поможет нам дожить до него.

Б. Объяснительная таблица сокращений имен авторов и их трудов, на которые сделаны ссылки в этой книге, также имен нарицательных

Авв. Дороф. – Авва Дорофей, церковный писатель.

Азб. – Азбуковник.

Акаф. Б. М. – Акафист Божией Матери.

Акаф. Усп. Б. М. – Акафист Успению Божией Матери.

Акт. Археогр. Эксп. – Акты Археографической Экспедиции.

Акт. Ист. – Акты исторические, собранные и изданные Археографическою Комиссиею.

Акт. Юр. – Акты юридические, изданные Археографическою Комиссиею.

Алб. – язык албанский.

Алекс. – прот. Алексеев, автор церковного словаря.

Ам. – книга св. пророка Амоса.

Амф. – Палеографические труды архимандрита Амфилохия, впоследствии еп. Угличского.

Англ. – язык английский.

Antiqu. – Иудейские древности Иосифа Флавия.

Ап. – Апостол.

Ап. Карп. – Апостол Карпинский XIII, XIV в.

Апок. – Апокалипсис, последняя новоз. книга, принадлежащая св. И. Богослову.

Апокр. о Солом. и Китовр. – Апокриф о Соломоне и Китоврасе.

Араб. – язык арабский.

Арам. – язык арамейский.

Арм. – язык армянский.

Арханг. лет. – Архангелогородский летописец.

Арх. ист.-юрид. свед. – Архив историко-юридических сведений.

Архиеп. – архиепископ.

Ассир. – язык ассирийский.

А. Хом. – А. Хомяков, русский филолог-санскритолог.

Бар. – Бароний.

Е. Барс. – Е. Барсов, автор капитального исследования о “Слове о полку Игореве” со стороны историко-археологической и филологической.

Безс. – Безсонов, русский филолог, открывший и издавший рукопись времен ц. Алексея Михайловича под названием: “Русское государство” в половине XVII в., изд. 1859 г., в 2 ч.

Боголюбск. – прот. М. Боголюбский, автор кн.: “Замечания на текст Псалтири по переводу 70”.

Богор. воскр. – Богородичен воскресный.

Богородицк. – В.А. Богородицкий, приват-доцент Им. Казанск. Унив.

Болг. – язык болгарский.

Будилов. – А. Будилович, автор кн.: “Первобытные славяне в их языке, быте и понятиях по данным лексикальным”.

Букв. – буквально.

Бусл. Ист. хр. – Буслаев Ф. профессор И. М. Университета, автор Исторической хрестоматии церковнославянского и древнерусского языков. Москва, 1861 г.; Историч. грамматики и мн. др. трудов по славяно-русскому языку.

Быт. – Бытие – первая книга в Библии.

В. – век.

Вв. – века.

Велик. песн. – Великорусские народные песни, изд. проф. А.И. Соболевским.

Визант. – язык византийский.

В. к. Андр. критск. – великий канон Андрея Критского.

Вклад. грам. – Вкладные грамоты 1377 г.

Власт. – Матфей Властарий, греческий канонист.

Вл. – Г. Властов, автор известных трудов по библейской ксагогике и экзегетике под назв. “Священная летопись” (в 5-ти вып.).

Вм. – вместо.

Воскр. служб. окт. – Воскресная служба Октоиха.

Г. Воскр. – проф. М. Д. Ак. Гр. А. Воскресенский, изв. капит. трудами по церк.-славян. палеографии.

Втор. – Второзаконие, 5-ая священная книга Библии.

Вых. – Выходы государей, царей и великих князей Михаила Феодоровича, Алексея Михайловича, Феодора Алексеевича, с 1632 г. по 1682 г.

Г. – год.

Геогр. слов. – Географический словарь.

Гильт. – Гильтебрандт, автор Справочного и объяснительного словаря к Новому завету и Псалтири.

Гильфер. – Гильфердинг, русский филолог-санскритолог.

Гип. – гипотеза.

Гл. – глава.

Глаг. – глагол.

Голуб. – проф. М. Д. Ак. Е. Голубинский, известный автор рус. церк. истории.

Гор. – город.

Горбач. Акт. яз. – Горбачевский Н., автор Словаря древнего актового языка северо-западного края и царства польского. Вильна, 1874 г.

А. Горск. – А.В. Горский, ректор М. Д. Ак., сотрудник К. Невоструева по описанию славян. рукоп. синод. библиотеки.

Горяев – автор Этимологического словаря, изд. 1896 г.

Гот. – язык готский.

Макс. гр. – автор грамматики (Максим Грек), изданной на слав. языке, и др. соч.

Грам. и Дог. – Грамоты и Договоры.

Грам. Олега Ряз. – Грамота Олега Рязанского после 1356 г.

Греч. – язык греческий.

Григ. Наз. – Григорий Назианзин.

Грот – Я. Грот, автор кн.: “Филологические разыскания” изд. IV, 1899 г.

Даль – автор замечат. труда: “Толковый словарь живого великорусского языка”. Москва, 1863–66, I–IV.

Деб. – прот. Дебольский, автор сочинения: “Дни Богослужения” и др. кн. литург. характера.

Добротол. – Добротолюбие, или словеса и главизны священного трезвения, собранные из писаний святых и богодухновенных отец.

Дог. грам. – Договорная грамота Дим. Ив. 1370 года.

Дом. быт цар. Забел. – Домашний быт царей, Забелина.

Домостр. – Домострой, свящ. Сильвестра, наставника ц. И. Грозного.

Доп. к А. Ист. – Дополнения к актам историческим, собранные и изданные Археографическою Комиссиею.

Дополн. к Ист. П. Вел. – Дополнение к Истории Петра Великого.

Дост. Ист. общ. – Русские достопамятности, изданные Московским обществом истории и древностей Российских.

Древн. вивл. – Древняя Российская вивлиофика.

Древн. лет. – Древний летописец.

Древн. Русск. Успенск. – Опыт повествования о древностях русских, проф. Г. Успенского, М. 1819 г., в 2-х ч.

Др.-рус. – язык древнерусский.

Др.-сев.-герм. – язык древнесеверный германский.

Дух. Влад. Моном. – Духовная Владимира Мономаха.

Душ. грам. Ив. Дан. – Душевная грамота Ивана Даниловича.

Деян. – Деяния Апостолов, историч. книга Нов. зав., напис. св. ев. Лукою.

Деян. всел. соб. – Деяния Вселенских соборов.

Дюв. – Дювернуа Л., проф. И. М. Университета, автор Материалов для древнерусс. словаря, рассуждения: “Об историчес. наслоении в славянс. словообразовании” и др.

Ев. – евангелист.

Евр. – язык еврейский.

Егип. – язык египетский.

Езд. – книга Ездры.

Еккл. – Екклезиаст.

Ект. при погр. – ектения при погребении.

Еп. – епископ.

Есф. – Есфирь.

Ефр. Сир. – св. Ефрем Сирин, знаменитый Отец церкви, живший в IV веке, учитель покаяния.

Живон. источ. – Живоносный источник – праздник Пресвятой Богородице, отправляемый в пяток Светлой недели.

Жит. Григ. Наз. – Житие Григория Назианзина.

Жит. Иоан. Злат. – Житие Иоанна Златоустого.

Журн. мин. нар. просв. – Журнал министерства народного просвещения.

Забел. – Забелин, автор кн.: “О металлическ. производ. до XVII в.” и др. соч. по древней истории России.

Зак. В. К. Ив. Вас. – Законы великого князя Иоанна Васильевича.

Зап. Арх. Общ. – Записки Императорского Археологического Общества.

Зенд. – язык зендский.

Злат. – творения св. Иоанна Златоуста, жившего в IV веке.

Зл. цепь – Златая цепь.

Зонар. – монах цареградский Иоанн, по прозванию Зонара, – автор краткого летописца и толкователь правил соборных и отеческих.

И. Г. Р. – История Государства Российского, Карамзина.

Изб. – Изборник Святослава (1073 г.).

Изв. Археол. Общ. – Известия Археологического Общества.

Изсл. о русск. яз. Макс. – Критико-историческое исследование о русском языке проф. Имп. Унив. св. Владимира М. Максимовича.

Ик. – икос.

Илов. – Д. Иловайский, изв. рус. историк.

И мн. др. – и многое другое.

Иносказ. – иносказательно.

Ипат. лет. – Ипатьевская летопись.

И проч., и пр. – и прочее.

Ирм. – ирмос.

Ирмол., Ирм. – Ирмолог.

Ирм. на Рожд. Христ. – Ирмосы на Рождество Христово.

Ист. древн. слов. Макс. – История древней русской словесности проф. М. Максимовича.

Ист. Пугач. бунта – История Пугачевского бунта.

Ист. рос. иерарх. – История российской иерархии.

Исх. – Исход, 2-ая книга Библии.

Итал. – язык итальянский.

И т. д. – и так далее.

И т. п. – и тому подобное.

Иез. – книга пророка Иезекииля.

Иерем., Иер. – книга пророка Иеремии.

Иов. – книга Иова.

Ио. Леств. – св. И. Лествичник, написавший “Лествицу”.

Ион. – книга пророка Ионы.

Ио. экз. Болг. – Иоанн, экзарх болгарский.

Ио. экз. Шест. – Шестоднев Иоанна, экзарха болгарского, изданный Калайдовичем.

Иуд. – послание св. апостола Иуды; иногда значит ветхозаветную книгу Иудифь.

Кам. веры – Камень веры, Стефана Яворского.

Кан. – канон.

Кан. Богоявл. – канон Богоявления.

Кан. вел. четв. – канон Великого четверга.

Кан. Пятдес. – канон в неделю Пятидесятницы.

Кан. Рожд. Богор. – канон Рождества Богородицы.

Карамз. – Карамзин, рус. историограф.

Карн. – Карнович, русский ученый, под редакциею которого издано много рукописей.

Катк. – М. Катков, автор кн.: “Об элементах и формах славяно-русского языка”, Москва, 1845 г.

Кен. лет. – летопись Нестора по Кенигсбергскому списку.

Кипр. поcл. иг. Аф. – Послание Киприана игумену Афанасию 1390 г.

Кир. Тур. – Кирилл Туровский.

Киевск. Лет. – Киевский летописец.

Кн. – книга.

Кол. – послание к Колоссаям.

Конд. – кондак.

Конд. нед. мыт. и фар. – кондак в неделю Мытаря и Фарисея.

Кормч. – Кормчая книга.

Копт. – язык коптский.

Кор. – послание к коринфянам 1-ое, 2-ое.

Корс. – проф. М. Д. Ак. И.Н. Корсунский, автор соч.: “Перев. 70”, за которое он удостоен степени доктора богословских наук.

Кост. – Костомаров, русский историк.

Коших. – Кошихин, много писавший о России в царствование Алексея Михайловича.

Л. – лист.

Лавр. л. – Летопись Нестора по Лаврентьевскому списку.

Лат. – язык латинский.

Ла(о)тыш. – язык латышский.

Лебед. – преп. Волог. Дух. Сем. В. Лебедев, автор славяно-греческого и русского словаря к паремиям, заимствованным из Пятикнижия Моисеева, 1898 г.

Лев. – Левит – 3-я книга Библии.

Лекс. Берынд. – Лексикон славеноросский Памвы Берынды, XVI в.

Лекс. Кутеин. – Лексикон славеноросский Памвы Берынды, изд. в Кутеинском монастыре.

Лимон., Лим. – Лимонарь, сиречь цветник, Софрония, патриарха Иерусалимского.

Лит. – язык литовский.

Лк. – Евангелие от Луки.

Лом. – Ломоносов.

L. P. – Miklosich Fr. Lexicon Palaeo-slovenico-graeco-latinum, emendatum auctum, Vïndobonae 1862–65.

Луж. – язык лужицкий.

Мак. – книга Маккавейская.

Макар. – М. Макаров, автор кн.: “Опыт русского простонародного словотолковника” (Чт. Имп. Моск. Общ. Ист. и Др. Росс., т. 2, 1846–7, кн. III).

Мансв. И. – И.Д. Мансветов, проф. М. Д. Ак., археолог и литургист.

Мак. м. – Макарий, митр. Моск., автор Истории русской церкви, Догмат. богословия, и др. соч.

Макс. Грек. – Максим Грек.

Маргар. – Маргарит (собрание слов св. Иоанна Златоустого).

Мариин. глаг. четвероев. – Мариинское глоголическое Четвероевангелие, изд. с примеч. и словарем акад. И. Ягичем.

Мат. для слов. и грам. – Материалы для сравнительного и объяснительного словаря и грамматики, изданные 2 отд. Ак. наук, СПб., 1854 г.

Мик. – Микуцкий, русский филолог, сотрудник Материалов для словаря и грам., изд. 2-ым отд. Им. Акад. н., автор “Материалов для корн. и объяснит. словаря рус. яз. и всех слав. наречий” и др. работ.

Мин. мес. – Минея месячная.

Мих. – книга пророка Михея.

Мн. ч. – множественное число.

Мол. ан. хран. – молитва Ангелу Хранителю.

Мол. велик. повеч. – молитва великого повечерия.

Мол. в д. Пятид. – молитва в день Пятидесятницы.

Мол. Манас. – молитва Манассии.

Мол. от напрасн. см. – молитва от напрасной смерти.

Мол. св. Вас. Вел. – молитва святого Василия Великого.

Мол. св. Ефр. – молитва святого Ефрема Сирина.

Морошк. – свящ. М. Морошкин, автор кн.: “Onomasticon Slavicum seu Collectio personalium slavicorum nominum”, СПб, 1867 г.

Мрк. – Евангелие от Марка.

М. Мур. – проф. М. Д., Ак. М. Д. Муретов, известный соврем. русский экзегет по Новоз. пис.

Месяцесл. – Месяцеслов.

Мф. – Евангелие от Матфея.

Нав. – книга И. Навина.

Напр. – например.

Невостр. – К. Невоструев, описавший вместе с А.В. Горским синод. рукописи.

Неем. – книга Неемии.

Нест. Жит. Феод. – Несторово житие преп. Феодосия Печер.

Нест. лет. – Несторова летопись.

Ник. – Прот. Никольский, автор изв. книги под назв. “Устав церковный”.

Никон. л. – русская летопись по Никоновскому списку.

Ник. Панд. – Пандекты Никона Черногорца.

Новг. л. – Новгородская летопись.

Ново-греч. – язык новогреческий.

Нов. Скриж. – Новая Скрижаль Вениамина, архиеп. Нижегород.

Номокан. Номок. – Номоканон.

Н. сыр. – неделя сырная.

Нем. – язык немецкий.

О. – остров.

Об. – оборот.

Обл. – речение областное.

Областн. слов. – Областной словарь.

Облич. раск. – Обличительное показание на непокорников ко Святой Соборной и Апостольской православием сияющей Церкви.

Оболенск. – кн. Оболенский, автор “Исследований и заметок по русским и славянским древностям”.

Об осаде Троицк. мон. – Сказание об осаде Троицкого Сергиева монастыря.

Опис. Госуд. Арх. – описание Государственного Архива.

Опис. Киевософ. собора – описание Киево-Софийского собора.

Опис. рук. Рум. муз. – описание русских и славянских рукописей Румянцевского музея, Востокова.

Опись Моск. Оруж. Пал. – опись Московской Оружейной Палаты.

Ос. – книга пророка Осии.

Осет. – язык осетинский.

П. – песнь (канона).

Пад., п. – падеж.

Пал. – Палея XIV в.

Пам. Русс. Слов. XII в. – памятники Российской Словесности XII в.

Парал., Пар. – Паралипоменон.

Патер., Пат. – Патерик.

Пат. печ. – Патерик Печерский.

Пат. син. – Патерик Синайский XIV в.

Перев. – переводный.

Переясл. л. – Переяславльская летопись.

Перс. – язык персидский.

Петр. – Церковно-исторический словарь Петрова.

Писц. кн. – Писцовые книги.

Письма Русск. Госуд. – Письма Русских Государей.

Пов. врем. л. – Повесть временных лет Нестора, первого русского летописца.

Пов. о Псковск. осаде – Повесть о Псковской осаде.

Погод. – проф. историк М. Погодин.

Пол. – язык польский.

Полн. собр. зак. – Полное собрание законов Российской империи.

Порф. – Порфирьев, проф. Каз. Д. Ак., автор истории рус. словесности и других работ.

Посл. митр. Никиф. к В. К. Влад. Моном. – Послание митрополита Никифора к великому князю Владимиру Мономаху.

Послед. в нашеств. варв. – Последование в нашествие варвар.

Послед. к св. прич. – Последование к Святому Причащению.

Послед. о избавл. от дух. нечист. – Последование о избавлении от духов нечистых.

Послед. погреб. священ. – Последование погребения священников.

Потебн. – А. Потебня, автор кн. “К истории звуков русского языка”, Ворон., 1876 г. и мн. других ценных филологических работ.

Потребн. Филар. – Потребник патриарха Филарета.

Поэтич. воззр. Афан. – Поэтические воззрения славян на природу, А. Афанасьева, в 3-х ч.

Пр. – пророк.

Прав. испов. веры – Православное исповедание веры, м. Петра Могилы.

Прав. обозр. – Православное обозрение.

Прав. собес. – Православный собеседник.

Прем. Сир. – книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова.

Прем. Сол. – книга Премудрости Соломона.

Пресв. – пресвятой.

Прил. – прилагательное.

Притч. – книга Притчей Соломона.

Продол. Рос. Вивл. – Продолжение древней Российской Вивлиофики.

Прол. – Пролог.

Прош. вр. – прошедшее время.

Прус. – язык прусский.

Пс. – Псалтирь.

Пск. лет. – Псковская летопись (изданная Погодиным).

Пск. судн. грам. 1467 г. – Псковские судные грамоты 1467 г.

П. С. Р. Л. – Полное собрание русских летописей.

Пут. игум. Дан. – путешествие игумена Даниила.

Пут. Иерод. Зос. – путешествие иеродиакона Зосимы.

Пут. новг. арх. Ант. – путешествие новгородского архиепископа Антония в Царьград.

Пут. Рус. люд. – путешествия русских людей, изд. Сахаровым.

Пут. Стеф. Новгор. – путешествие Стефана Новгородца к св. местам.

R.-radix – корень.

Радз. лет. – Летопись Нестора по Радзивилловскому списку.

Разм. о дост. разн. редакц. псалт. и еванг. Ильминск. – Размышление о достоинстве в отношении языка разновременных редакций Псалтири и Евангелия, Ильминского, 1886 г.

Расх. кн. – Расходные книги.

Регл. дух. – Регламент духовный.

Реймск. Ев. – Реймское Евангелие.

Римл. – послание к Римлянам.

Род. п. – родительный падеж.

Розыск. – Розыск о Брынской вере св. Димитрия Ростовского.

Росс. ист. кн. Щерб. – Российская история князя Щербатова.

Рук. Румянц. – рукопись Румянцева собрания.

Рук. Син. Библ. – Рукописи Синодальной Библиотеки.

Рум. – язык Румынский.

Рус. – язык русский.

Рус. Вестн. – Русский вестник.

Рус. Правд. – Русская Правда Влад. Мономаха по сп. XIV в.

Русск. был. – Русские былины старой и новой записи, под редакц. ак. Н.С. Тихонравова и пр. В.Ф. Миллера, М., 1894 г.

Русск. Дост. – Русские достопримечательности, изданные Московским Обществом истории и древностей Российских.

Русск. истор. сборн. – Русский исторический сборник.

Русск. лет. по Соф. сп. – Русская летопись по Софийскому списку.

Руф. – книга Руфь.

Р. Хр., Р. X. – Рождество Христово.

Савв. – Савваитов, русский археолог, описавший быт, одежду, утварь, вооружен. и т. п. славяно-русские древности.

Савва Ризн. – Описание патр. ризницы Саввой, архиепископом Тверским.

Савел. – Савельев, автор Материалов к истории инженерного искусства.

Санскр., скр. – язык санскритский.

Сахар. – И. Сахаров, автор Сказаний русск. народа и др. труд.

СВ. – северо-восток.

Св. – святой.

Святит. – святитель.

Серб. – язык сербский.

Сергеев – А.Н. Сергеев, автор статьи: “Опыт объяснения названия русских городов и селений”, помещенной в “Древней и новой России”, 1876 г., т. 2, № 8, стр. 343–361.

Симв. веры – Символ веры .

Синак. – Синаксарий.

Синоп., Син. – Синопсис или краткое собрание от различных летописцев о начале славяно-российского народа.

Сказ. кн. Курбск. Устр. – Сказания кн. Курбского XVI в., изд. Устряловым.

Сказ. об осаде Троицк. мон. – Сказание об осаде Троицкого монастыря.

Сл. и речи моск. митр. Фил. – Слова и речи Московского митрополита Филарета.

Слов. к пс. Гильт. – Словарь к Псалтири Гильтебрандта.

Сл. о исх. души – Слово о исходе души.

Сл. плк. Игор. – Слово о полку Игореве.

Служ. – Служебник.

Служб. печ. чудотв. – Служба Печерским чудотворцам.

Служ. Варл. ХII в. – Служебник Варлаама Хутынского.

След., сл. – Псалтирь с восследованием, или следованная.

См. – смотри.

Снегир. – Снегирев, автор кн.: “Русские в своих пословицах”.

Собир. – имя собирательное.

Соболевск. – проф. и соврем. филолог, А. Соболевский, автор кн.: “Очерки из истории русского языка”, “Русская фонетика” и др. работ.

Сол. ист. – Проф. и историк М. Соловьев.

Соф. врем. – Софийский временник.

Соч. Иннок. – Сочинения Иннокентия, архиепископа Херсонского.

Сп. – список.

Спр. сл. акт. яз. ю-з. Р. Новицк. – Справочный словарь актового языка юго-западной России, Новицкого.

Срав., ср. – сравни.

Срезн. – И.И. Срезневский, автор кн.: “Мысли об истории русского языка и других славянских наречий”, СПб., 1887 г., Материалы для древнерус. словаря, и др.

Срезн. Палеогр. – Славяно-русская палеография И.И. Срезневского, помещенная в журн. Мин. Нар. Просв. 1884 г.

Стар. – речение старинное.

Степ. кн. – Степенная книга.

Стих. – стихира.

Стих. безплотн. – стихиры бесплотным силам.

Стих. в нед. Пятид. – стихиры в неделю Пятидесятницы.

Стих. на Благов. – стихиры на Благовещение.

Стих. на Предт. – стихиры на Усекновение главы Иоанна Предтечи.

Столб. Апт. прик. – столбцы пли бумаги аптекарского приказа.

Ст.-слав. – язык старославянский.

Стр. – страница.

Суд. – книга Судей.

Судебн. Ц. Ив. Вас. – судебник царя Иоанна Васильевича.

Султанов – И.В. Султанов, профессор и директор Института гражд. инженеров, автор многих капитальных работ по русской археологии, строитель памятника Императору Александру II.

Сев. Пч. – Северная Пчела.

Татищ. –Татищев.

Твор. св. отц. – Творения святых Отцов церкви, М. 1853 г.

Т.-е. – то есть.

Толк. еванг. – Толкование на Евангелие или толковое Евангелие.

Толк. на кн. прор. Ис. проф. И. Яким. – Толкование на книгу пророка Исаии проф. СПб. Д. Ак. И. Якимова.

Толк. на кн. прор. Иер. проф. И. Яким. – Толкование на книгу пророка Иеремии того же автора.

Толк. Псалт. – Толковая Псалтирь.

Тр. – Триодь.

Требн. – Требник.

Триод. постн. – Триодь постная.

Троп. – тропарь.

Троп. Нерук. Обр. – Тропарь Нерукотворенному Образу.

Троп. пасх. – Тропарь на Пасху.

Труды Моск. Арх. Общ. – Труды Московского Археологического Общества.

Увещ. пред испов. – Увещание пред исповедью.

Указ. Вых. кн. – Указатель к выходным книгам.

Указ. кн. Ц. Мих. Феод. – Указная книга Михаила Феодоровича.

Улож. Ц. А. М. – Уложение царя Алексея Михайловича.

Уст. церк. – Церковный Устав, типикон.

Уст. грам. Ц. Иоан. Вас. – Уставная грамота царя Иоанна Васильевича.

Уст. Яросл. – Устав вел. кн. Ярослава Владимировича.

Утр. – утреня.

Фик – Fick A. Vergleichendes Wörterbuch der indogermanischen Sprachen. Dritte Auf. Göttingen 1874–76, I, II, III.

Фил. – Филарет, митр. Московский.

Фил. Зап. – Филологические записки.

Фил. Черн. Ист. русск. ц. – История русской церкви Филарета, архиеп. Черниговского.

Феод. – бл. Феодорит.

Феоф. Прок. – Феофан Прокопович.

Франц. – язык французский.

Христ. чт. – Христианское чтение.

Хроногр. рук. – Хронограф рукописный.

Цар. – книга Царств.

Церк. Вед. – Церковные Ведомости, изд. при Святейшем Синоде.

Церк.-слав. – язык церковнославянский.

Церк. Уст. Влад. – Церковный устав св. Владимира до 1011 г.

Цит. – цитата.

Ч. – часть.

Чин. арх. – чиновник архиерейский.

Чин венч. царск. – чин венчания царского.

Чин погреб. млад. – чин погребения младенцев.

Чин. постр. мон. – чин пострижения монахов.

Числ. – книга Числ.

Ч. Мин. – Четьи Минеи.

Чт. о древ. рус. лет. Срезн. – Чтения о древних русских летописях И.И. Срезневского.

Шафар. – П.И. Шафарик, автор многих филологич. работ в области ц.-сл. яз.

Швед. – язык шведский.

Шерц. – проф. В. Шерцль, автор Сравнительной грамматики славянского языка.

Шестодн. – Шестоднев.

Шимк. – Шимкевич, автор “Корнеслова”.

Шишк. – А. Шишков, председатель Рос. Ак. наук.

Ю.-З. – юго-запад.

Юнгм. – lungman J. Slovnik cesko-némecky. Praha. 1835–39, I–V.

Юр. Ев. XII в. – Юрьевское Евангелие XII в.

Юрид., юр. – речение юридическое.

Юстин. Зак. – Юстиниановы законы (в Кормчей книге).

Ядро Р. И. – Ядро Российской Истории.

Ягич – академик, издатель с примеч. и словарем Мариинского глагол. Четвероев. и многих других капит. работ по славяно-рус. филологии.

Янв. – январь.