Четыре беседы «О перемене имен»

Источник

Содержание

Беседа I. По прочтении места: «Савл же, еще дыша угрозами и убийством» (Деян.9:1), когда все ожидали, что будет сказана беседа на начало 9 гл. Деяний, – о том, что призвание Павла есть доказательство Воскресения Беседа II. К роптавшим на продолжительность поучений и к тем, которые недовольны были краткостью их; об имени Савла и Павла, и о том, для чего первый человек назван был Адамом, – что это было полезно и благотворно, – и к новопросвещенным. Беседа III. К упрекавшим за обширность вступлений, и о том, что терпеть упреки полезно; также, для чего Павел переименован не тотчас, как только уверовал, – что эта перемена произошла с ним, не по принуждению, но по свободной воле его; и на слова: «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» (Деян.9:4). БЕСЕДА IV. Содержащая порицание не бывших в церкви и увещание к бывшим о том, чтобы заботились о братьях; также на начало Послания к Коринфянам: «Павел зван» (1Кор.1:1), и о смиренномудрии  

 

Беседа I. По прочтении места: «Савл же, еще дыша угрозами и убийством» (Деян.9:1), когда все ожидали, что будет сказана беседа на начало 9 гл. Деяний, – о том, что призвание Павла есть доказательство Воскресения

Эта и следующие три беседы имеют своим общим

содержанием вопрос о перемене имен

Если пророки отказывают в названии человека, которые, присутствуя в церкви, пренебрегают слушанием слова Божия, то, что сказать о тех, которые и совсем не ходят в церковь? – Приходящие в церковь, насытившись словесным хлебом, не должны пользоваться им только для себя, а нести его и к своим отсутствующим братьям и возбуждать в них также желание и самим приходить на эту трапезу. – Отношение такого назидания к вопросу об обращении ап. Павла – Аллегория, в которой ап. Павел изображается под видом рыбы, Иисус Христос – под видом рыболова и изречение: «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» (Деян.9:1) – под видом уды. – Величие чуда воскресения мертвого, но еще большее чудо – изменение свободной воли. – Достаточно немного поразмыслить об обращении ап. Павла, чтобы убедиться в том, насколько оно представляет собой великое и поразительное доказательство Воскресения Иисуса Христа. – Обращение ап. Павла чуждо было всяких человеческих побуждений. – Почему апостол назывался Савлом, а затем Павлом? – Для чего произошла эта перемена в имени, примеры которой встречаются и в других случаях, как в Ветхом Завете, так и в Новом Завете? Обсуждение этого вопроса в следующих беседах.

1. Можно ли это снести? Можно ли стерпеть? Собрание у нас с каждым днем становится меньше. Город полон людей, а церковь пуста; площадь, театры и портик полны, а дом Божий пуст. А лучше, если сказать правду, город пуст, а церковь полна людей. Людьми называть должно не тех, которые на площади, а вас, которые в церкви; не тех – беспечных, а вас – усердных; не тех, которые пристрастились к житейскому, а вас, которые житейскому предпочитаете духовное. Не тот человек, у кого есть тело и голос человеческий, а тот, у кого есть душа человеческая и душевное настроение. А о душе человеческой ничто так не свидетельствует, как любовь к слову Божию; равно ничто так не показывает и не обличает души скотоподобной и неразумной, как пренебрежение к слову Божию. Хочешь знать, что небрегущие о слышании слова Божия, этим небрежением, потеряли человечество (τό είναι άνθρωποι) и утратили самое природное достоинство свое? Скажу вам не свое слово, но пророческое речение, подтверждающее мою мысль, чтобы вы видели, что не любящие духовных слов не могут быть и людьми, чтобы вы видели, что город у нас обезлюдел. Громогласнейший Исаия, этот созерцатель чудных видений, удостоившийся еще во плоти видеть Серафимов и слышать ту таинственную песнь, – он, вошедши в многолюдную столицу иудейскую, то есть, в Иерусалим, стоя на середине площади, тогда как окружал его весь народ, – желая показать, что не слушающий пророческих слов – не человек, взывал так: «Когда Я приходил, никого не было, и когда Я звал, никто не отвечал» (Ис.50:2). И в доказательство, что он сказал это, не по совершенному недостатку присутствующих, но из-за беспечности слушателей, после слов: «когда Я приходил, никого не было» прибавил: «никто не отвечал». Стало быть, присутствующие были, только не считались присутствующими, потому что не слушали пророка. Поэтому он, как пришел, «когда Я приходил, никого не было», звал, и «никто не отвечал», обращает речь к стихиям, и говорит: «Слушайте, небеса, и внимай, земля» (Ис.1:2). Я, говорит, послан к людям, – к людям, имеющим ум; но так как нет у них ни рассудка, ни чувства, то обращаюсь со словом к стихиям, не имеющим чувства, в обличение одаренных чувством, но не пользующихся этим преимуществом. Так говорит и другой пророк, Иеремия. И он, стоя среди множества иудеев, в том же самом городе, как будто бы не было никого, восклицал так: «К кому мне говорить и кого увещевать...?» (Иер.6:10). Что говоришь? Видя такое множество людей, спрашиваешь, с кем заговорить тебе? Да, говорит, тел много, но – не людей; много тел, у которых нет слуха. Поэтому и прибавил: «Ухо у них необрезанное, и они не могут слушать». Видишь, что все это нелюди, из-за того, что не слышат? Тот (Исаия) говорит: «Когда Я приходил, никого не было, и когда Я звал, никто не отвечал?», а этот (Иеремия) говорит: «К кому мне говорить и кого увещевать... ухо у них необрезанное, и они не могут слушать». Если же пророки о присутствующих говорят, что они нелюди, потому что не внимали усердно словам (пророческим), то что сказать нам о тех, которые не только не слушают, но и не хотят войти в это святилище, о тех, которые блуждают вне этого священного стада, находятся вдали от этого матернего дома, на распутьях и переулках, как беспорядочные и ленивые дети? И эти, оставя отцовский дом, бродят кое-где вне, и целые дни проводят в детских играх. От этого такие дети часто теряют и свободу, и жизнь, попадаются в руки похитителей и воров, и часто, в наказание за вольность, подвергаются смерти, потому что те, взявши их и сняв (с них) золотые украшения, или топят их в волнах речных, или, если захотят поступить с ними несколько человеколюбивее, отводят их в чужую землю и лишают свободы. Это же бывает и с неприходящими в церковь. И они, как уклонятся от отчего дома и пребывания здесь, попадаются в уста еретиков и на языки врагов истины; а эти, схватив их, как похитители, и отняв у них златое украшение веры, тотчас убивают их, не бросая в реку, но погружая в мутные догматы злочестия.

2. Ваше бы дело позаботиться о спасении этих братьев и привести их к нам, как бы они ни противились, как бы ни упорствовали, как бы ни отговаривались, как бы ни огорчались. Это упорство и нерадение свойственно детской душе. Но вы исправьте их душу, столько еще несовершенную. Ваше дело заставить их быть людьми. Как мы того, кто отвращается человеческой пищи и ест, со скотами, терния и травы, не можем назвать человеком, так точно не можем назвать человеком и того, кто не любит истинной и приличной душе человеческой пищи, т.е. слова Божия, но сидит в мирских собраниях и сборищах, где всегда бездна разврата, и питается нечестивыми речами. Человек, по-нашему, не тот, кто только питается хлебом, но кто, преимущественно перед этой пищей, вкушает Божественные и духовные слова. И (для удостоверения), что это – человек, послушай Христа, который говорит: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф.4:4). Стало быть, необходимая для жизни нашей пища – двоякая: одна хуже, другая лучше; и надобно более всего принимать эту последнюю, чтобы и питать душу, и не давать ей мучиться голодом. Вам бы следовало сделать наш город полным людей. Так как обезлюдел этот великий и многолюдный город, то вам бы следовало оказать это благодеяние отчизне своей, – привлечь братьев (сюда), сообщив им, что вы слышали здесь. В самом деле, и в том, что мы вкушали трапезы, удостоверяем (других) не тогда, когда только хвалим трапезу, но когда можем и не вкушавшим ее дать что-нибудь из бывших на ней яств. Это и вы сделайте теперь, и тогда непременно будет одно из двух, – или вы убедите их возвратиться к нам, или, если они и останутся в своем упорстве, то напитаются вашим языком, а вернее, возвратятся (сюда) непременно. Не захотят же они кормиться милостыней, тогда как могут по праву вкушать этой отеческой трапезы. Я твердо надеюсь и верю, что вы это делаете, или уже сделали, или сделаете, потому что и сам я непрестанно внушал это, и вы обогащены познанием и можете вразумлять и других. Теперь же время предложить вам нашу трапезу, конечно, ничтожную, скудную и весьма бедную, с прекрасною однако же приправою, – с вашим усердием к слушанию. Трапезу делает самой приятной не одна дороговизна кушаньев, но и алчба званных: таким образом, и великолепная трапеза является скудной, когда гости приходят без голода, и бедная кажется богатой, когда садятся за нее голодные. Поэтому и другой некто, зная, что о дороговизне трапезы судят не по качеству кушаньев, но по расположению гостей, говорит вот как: «Сытая душа попирает и сот, а голодной душе все горькое сладко» (Притч.27:7), не потому, чтобы переменялось самое свойство предлагаемых яств, но потому, что расположение гостей отнимает у них вкус. Если же горькое, от голода званных, кажется сладким, тем более скудное кажется богатым. Потому-то и мы, хотя и крайне бедные, подражаем богатым учредителям пиров, приглашая вас, в каждое собрание, к нашей трапезе. А это делаем мы, не на свое полагаясь богатство, но, будучи уверены в избытке вашего внимания.

3. Уплатили мы вам весь долг касательно надписи, т.е. надписи Деяний Апостольских. Следовало бы теперь взяться и за начало этой книги и сказать, что такое значит: «Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала» (Деян.1:1). Но не позволяет мне соблюсти этот порядок Павел, который зовет язык наш к себе и к своим подвигам. Мне хочется видеть его, как ведется он в Дамаск, связанный не железной цепью, но Господним гласом; хочется видеть, как поймана эта великая рыба, приводившая в кипение все море, воздвигавшая на Церковь тысячи волн; хочется видеть, как она поймана, не удой, но словом Господним. Как рыболов какой, сидя на высоком камне и подняв удилище, опускает уду сверху в море; так и Господь наш, открывший духовную ловитву, как бы сидя на высоком камне небесном, опустил сверху, как уду, этот голос и сказал: «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» (Деян.9:4), и таким образом поймал эту великую рыбу. И что было с той рыбой, которую, по повелению Господню, поймал Петр, то же случилось и с этой. И у этой рыбы в устах нашелся статир, – только статир нечистый, потому что (Павел) имел ревность, «но не по рассуждению» (Рим.10:2). Поэтому Бог, даровав ему (истинное) познание, сделал эту монету настоящей; и что бывает с пойманными рыбами, то же было и с Павлом. Как те, лишь только извлечены будут из моря, слепнут; так и этот, лишь только взял уду и извлечен был, тотчас ослеп. Но эта слепота заставила прозреть всю вселенную. Все это хочется мне видеть. Ведь, если бы постигла нас война с иноплеменниками, и враги, ополчившись, сильно беспокоили нас; потом вождь иноплеменников, строивший тысячу козней, приведший в беспорядок все дела наши, повсюду возбудивший смятение и волнение, грозивший разрушить и сжечь сам город, а нас отвести в неволю, – если бы он вдруг был нашим царем связан и приведен пленником в город, – мы все, с женами и детьми, выбежали бы на такое зрелище. И теперь, как открылась война, когда иудеи все возмущали и приводили в беспорядок, и строили множество козней против безопасности Церкви, а главой неприятелей был Павел, который больше всех и делал, и говорил, все волновал и возмущал; и теперь, как связал его Господь наш Иисус Христос, Царь наш, – связал и привел пленником того, кто все приводил в беспорядок: не выйдем ли все мы на это зрелище, чтобы видеть, как он ведется пленником? И Ангелы, смотря тогда с небес, как он был связан и веден, ликовали, не потому только, что видели его связанным, но потому, что представляли себе, как многих людей избавит он от уз; не потому, что увидели его ведомым за руку, но потому, что помышляли, сколь многих людей поведет он с земли на Небо. Так они радовались, не потому, что видели его ослепшим, но потому, что помышляли, как многих выведет он из мрака. Иди, сказал ему Господь, к язычникам и, освободив их от тьмы, переведи их в Царство любви Христовой (Деян.26:17, 18). Вот почему я, оставя начало (книги Деяний Апостольских), спешу перейти к середине ее. Павел и любовь к Павлу заставили меня сделать этот скачок. Да, Павел и любовь к Павлу! Простите мне, а лучше, не простите, но соревнуйте мне в этой любви. Кто любит нечистой любовью, тот имеет причину просить прощения; но кто любит такой (как я) любовью, тот должен красоваться ею, должен делать многих сообщниками этого расположения и в тысячах (людей) возбуждать подобную своей любовь. Притом, если бы возможно было (нам), идя прямым путем и простираясь вперед, по порядку сказать и о том, что (в книге Деяний Апостольских помещено) прежде, и дойти до того, что в середине ее, мы не перешли бы тотчас к середине, оставя начало; но, так как закон отцов повелевает – после Пятидесятницы отлагать эту книгу, и вместе с окончанием этого праздника прекращается чтение книги, то я побоялся, чтобы, тогда как остановимся мы на изъяснении начала (книги), не ускользнула от нашего рассмотрения дальнейшая история. Поэтому я отступил от начала рассказа и, держась за вступление истории, как бы сзади головы, велел вам остановиться и стать в начале пути. Коснувшись головы рассказа, я смело уже буду рассматривать все остальное, хоть и пройдет праздник. Никто тогда не станет обвинять нас в неблаговременности, потому что сама необходимость последовательности избавит нас от обвинений в неблаговременности. Вот почему я от вступления перешел к середине. А что невозможно было дойти до Павла, идя прямым путем, но что скорее бы эта книга (Деяния Апостолов) убежала от нашего языка и заперла перед нами двери, это покажу вам из самого вступления, хотя это ясно уже и само собой.

4. В самом деле, если мы половину праздника употребили на то, что прочитали и изъяснили только одну надпись (книги Деяний Апостольских), то, когда бы мы решились, начав со вступления, пустить слово и в самое море книги, сколько бы употребили времени на то, чтобы дойти до сказаний о Павле? А лучше постараюсь выяснить вам это из самого вступления. «Первую книгу написал я к тебе, Феофил» (Деян.1:1). Сколько, думаете, здесь вопросов? Первый: для чего (евангелист Лука) напоминает ему (Феофилу) о первой своей книге (Евангелии). Второй: для чего называет (эту книгу) словом (λόγος), а не Евангелием, между тем как Павел называет ее Евангелием, когда говорит о Луке так: «брата, во всех церквах похваляемого за благовествование» (2Кор.8:18). Третий: для чего говорит: «о всем, что Иисус делал и чему учил». Если Иоанн, этот возлюбленный Христов, имевший такое дерзновение, удостоившийся приклониться к святой той груди, почерпнувший оттуда источники Духа, если уже он не осмелился сказать этого, но был так осторожен, что сказал: «Многое и другое сотворил Иисус; но, если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг» (Ин.21:25), то как этот (Лука) осмелился сказать: «Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала»? Разве этот вопрос кажется вам маловажным? Притом, там (в Евангелии сказано): «достопочтенный Феофил» (Лк.1:3), имя с прилагательным почетным. А святые не просто так говорили, и мы, кажется, уже отчасти доказали и то, что в Писании ни одна иота, ни одна черта не употреблена напрасно. Итак, если столько вопросов во вступлении, то как много времени потратили бы мы, когда бы стали рассматривать все по порядку? Вот, почему я должен был, миновав промежуток (т.е. от начала 1 гл. Деян. Апост. до 9 гл.), идти к Павлу. Для чего же мы, предложив вопросы, не присовокупили решения их? Чтобы приучать вас – не все только разжеванную принимать пищу, но и самим (вам) изобретать решение мыслей, как это делают голубки. И они своих птенцов, доколе те остаются в гнезде, кормят из своего рта; когда же успеют вывести их из гнезда и увидят, что крылья у них выросли, то более уже не делают этого, но приносят зерно во рту и показывают (детям), и, как птенцы, выжидавшие (пищи), подойдут близко, матери, оставив пищу на земле, велят самим им подбирать ее. Так поступили и мы: взявши духовную пищу на уста, мы пригласили вас, как будто хотели представить вам, по обычаю, решение; а как вы пришли и надеялись получить, мы оставили (вас), чтобы вы сами подобрали мысли. Так, оставив вступление, спешим к Павлу. И скажем не только о том, сколько пользы он принес Церкви, но и о том, сколько вреда, потому что необходимо нам сказать и об этом. Скажем, как он противодействовал слову проповеди, как воевал со Христом, как гнал апостолов, как питал враждебные замыслы, как больше всех обеспокоил Церковь. Но никто не стыдись слышать это о Павле: это служит не к обвинению, но к похвале его. Позорно было бы для него не то, что он, прежде бывши злым, после стал добрым, но то, если бы он, прежде бывши добрым, после перешел на сторону зла: о делах всегда судят по их концу. И о кормчих, хотя бы они потерпели тысячу крушений, пока не успеют прийти в пристань, мы не отзываемся худо, когда они привели наполненный грузом корабль, потому что конец покрыл прошедшее. И борцов, хотя бы они прежде побеждены были тысячу раз, если только одержат победу в борьбе из-за венца, мы, из-за прежних поражений, не лишаем похвал, какие следуют за такую победу. Так же сделаем и относительно Павла. И он, хотя потерпел бесчисленные кораблекрушения, но, когда пришел в пристань, то привел корабль, полный груза. Как Иуде нисколько не принесло пользы то, что он прежде был учеником, а потом сделался предателем, так и этому (Павлу) нисколько не повредило то, что он прежде был гонителем, а после стал благовестником. Это служит к похвале Павла, не потому, что он разрушил Церковь, но потому, что он же опять создал ее; не потому, что противодействовал слову (проповеди), но потому, что после того, как противодействовал слову, сам же опять распространил его; не потому, что преследовал апостолов, не потому, что рассеял стадо (Христово), но потому, что, рассеяв стадо, после сам же собрал его.

5. Что может быть удивительнее этого? Волк сделался пастырем; тот, кто упивался кровью овец, стал собственную кровь проливать за спасение овец! Хочешь знать, как он упивался кровью овец, как окровавлен был язык его? «Савл же, еще дыша угрозами и убийством на учеников Господа» (Деян.9:1). Но этот дышащий угрозою и убийством, и проливающий кровь святых, послушай, как проливал свою кровь за святых. «По рассуждению человеческому, – говорит он, – когда я боролся со зверями в Ефесе» (1Кор.15:32), и опять: «я каждый день умираю» (1Кор.15:31), и опять: «считают нас за овец, обреченных на заклание» (Рим. 8:36). И это говорил тот, кто был при том, когда проливали кровь Стефана, и кто одобрял убиение его (Деян.7:58, 8:1). Видишь, как волк сделался пастырем? Так стыдно ли вам слышать, что он (апостол Павел) прежде был гонителем, хулителем и обидчиком (1Тим.1:13)? Видите ли, как прежняя вина послужила к большему прославлению его? Не говорил ли я вам в предшествовавшем собрании, что чудеса после Креста были больше чудес до Креста? Не доказал ли вам и чудесами, и благостью (εύνοιας) учеников, как прежде Христос воскрешал мертвых повелением, а после делала это тень рабов Его? Как тогда Сам Он творил чудеса словом, а после рабы Его совершили большие чудеса именем Его? Не сказал ли я вам о врагах (Иисуса Христа), как Он устрашил совесть их, как покорил Себе всю вселенную? Как чудеса после Креста были больше чудес до Креста? – Сродно тогдашнему и сегодняшнее слово. В самом деле, какое чудо может быть больше того, которое совершилось над Павлом? Петр отрекся Иисуса живого, а Павел исповедал умершего. А привлечь и покорить душу Павлову – это чудо было больше, чем воскресить мертвых тенью. Там повиновалась природа и не противоречила повелевающему, здесь надлежало покорить свободную волю, которая властна и не покориться: значит, велика сила Того, Кто покорил. Изменить волю было гораздо важнее, чем исправить природу, следовательно, то, что Павел обратился ко Христу после Креста и гроба, было чудо, больше всех прочих чудес. Христос для того и попустил ему выказать всю вражду, и потом призвал его, чтобы сделать несомненным доказательство Воскресения и слово (христианского) учения. Петра, например, могли бы подозревать, когда он говорил о Христе, потому что иной из бесстыдных людей мог сказать что-нибудь (против него). Я сказал: «из бесстыдных», потому что и там доказательство было ясно. И он (Петр) прежде отрекся Христа и отрекся с клятвою; но после исповедал Того же Самого (Христа) и предал за Него жизнь свою. А если бы Христос не воскрес, то отрекшийся живого не вытерпел бы тысячи смертей для того, чтобы не отречься умершего. Потому и Петр представил ясное доказательство Воскресения. Однако бесстыдные могли сказать, что, так как он был ученик (Иисуса Христа), имел с Ним общение в трапезе и провел с Ним три года, так как пользовался Его учением и, обольщенный Им, вдался в обман, то и проповедует о Его Воскресении. Но, когда увидишь, что Павел, который не видел Христа, не слушал Его, не пользовался Его учением, воевал против Него и, после Креста, умерщвлял верующих в Него, все возмущал и приводил в беспорядок, – (когда увидишь, что) он вдруг переменился и трудами проповеди превзошел всех друзей Христовых, какой, скажи мне, будешь иметь предлог к бесстыдству, не веря учению о Воскресении? Если бы Христос не воскрес, кто бы привлек и привел к себе так жестокого и бесчеловечного, распаленного враждой и разъяренного наподобие зверя? Скажи мне, иудей, кто заставил Павла обратиться к Христу? Петр? Иаков? Иоанн? Но все они боялись и трепетали его, и не только до обращения его, но и тогда, когда он стал в числе друзей (Христовых), когда Варнава, взявши его за руку, привел в Иерусалим, и тогда они боялись пристать к нему; война уже прекратилась, а страх еще был на апостолах. Итак, те, которые еще боялись его и тогда, как он переменился, смели ли убеждать его, когда он был врагом и неприятелем? Могли ли даже приблизиться, или стать, или раскрыть уста, и даже явиться? Никак, нет; это было делом не человеческого усилия, но Божественной благодати. Итак, если Христос, как вы говорите, был мертв, и ученики Его, пришедши, украли Его, то как более велики были чудеса после Креста? Как более сильно доказательство могущества? Христос не только переменил врага (Своего) и верховного вождя вашей войны, – хотя, если бы и это только Он сделал, то пленить врага и неприятеля было бы делом величайшей силы, – но вот Он сделал не только это, а и гораздо больше этого: Он не только переменил (Павла), но и сделал его так близким к Себе, так расположил возлюбить Себя, что ему вверил даже все дела Церкви: «Сосуд, – говорит Господь, – чтобы возвещать имя Мое перед народами и царями» (Деян.9:15), и заставил его потрудиться более (прочих) апостолов за ту Церковь, против которой он прежде воевал.

6. Хочешь знать, как (Христос) переменил его, как сделал его близким, как привлек к Себе, как поместил между первыми из друзей Своих? Никому из людей не благоволил Он открыть такие тайны, какие – Павлу. Откуда это видно? «Слышал, – говорит (о себе Павел), – неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать» (2Кор.12:4). Видишь, какую любовь показал враг, неприятель? Поэтому необходимо рассказать и прежнюю жизнь его: это покажет нам и человеколюбие, и силу Божию, человеколюбие – потому что сделавшего столько зла Бог восхотел спасти и привлечь к Себе, а силу – потому что, восхотев, возмог. Это покажет нам и душу Павла, т.е., что он ничего не делал по упорству или по страсти к человеческой славе, как иудеи, но (все делал) по ревности, конечно, не правильной, все же по ревности, о чем и сам он взывал так: «для того помилован потому, что так поступал по неведению, в неверии» (1Тим.1:13). И, удивляясь человеколюбию Божию, говорил он: «Для того я и помилован, чтобы Иисус Христос во мне первом показал все долготерпение, в пример тем, которые будут веровать в Него к жизни вечной» (1Тим.1:16). И в другом месте опять говорил, что Бог «величие могущества Его» показал наипаче «в нас, верующих» (Еф.1:19). Видишь, как прежняя жизнь Павла показала и человеколюбие, и силу Божию, и искренность расположения самого Павла? Это и в Послании к Галатам привел он в доказательство того, что не для людей переменился он, но обратила его сила Божия. «Если бы я и поныне, – говорит он, – угождал людям, то не был бы рабом Христовым» (Гал.1:10). Откуда же видно, что ты принял проповедь (Христову) не из угождения людям? «Вы слышали о моем прежнем образе жизни в Иудействе, что я жестоко гнал Церковь Божию, и опустошал ее» (Гал.1:13). Но он не обратился бы к вере, если бы хотел угождать людям. Почему? Он был почитаем иудеями, наслаждался великим покоем и пользовался особенным уважением; следовательно, не перешел бы (из угождения людям) к жизни апостолов, покрытой бесславием, исполненной бедствий. Таким образом, это внезапное оставление почести от иудеев и покойной жизни, и переход к жизни апостолов, сопряженной с тысячью смертей, есть сильнейшее доказательство того, что Павел обратился не по человеческому какому-либо расчету. Поэтому и мы захотели представить прежнюю жизнь его и показать, какой пылал он ревностью против Церкви, чтобы ты, когда увидишь его великое попечение о Церкви, возблагоговел пред Богом, Который все творит и претворяет. Поэтому и ученик Павла (Евангелист Лука) точно и весьма выразительно рассказал нам о прежних (делах его) в следующих словах: «Савл же, еще дыша угрозами и убийством на учеников Господа». Хотел бы я начать сегодня и вступление (к жизнеописанию Павла), хотел бы приступить к началу рассказа (о Павле), но вижу в одном имени море мыслей. Подумай, в самом деле, какой вопрос тотчас рождает нам это имя Савл. В посланиях, вижу я, употреблено другое имя: «Павел, раб Иисуса Христа, призванный Апостол» (Рим.1:1); «Павел, волею Божиею призванный Апостол Иисуса Христа» (1Кор.1:1); «Вот, я, Павел, говорю вам» (Гал.5:2). Как здесь, так и везде называется Павлом, а не Савлом. Для чего же он прежде назывался Савлом, а после назван Павлом? Это не пустой вопрос: вот сейчас является и Петр, и он прежде назывался Симоном, а после назван Кифою; и сыны Зеведея, Иаков и Иоанн, переименованы «сынами грома» (Мк.3:16, 17). И не только в Новом, но и в Ветхом Завете находим, что Авраам прежде назывался Аврамом, а потом Авраамом; Иаков сперва назывался Иаковом, а после Израилем, и Сарра прежде называлась Сарою, а потом Саррою. Словом, перемена имен побуждает нас к большему исследованию, и я боюсь, чтобы мне, пустивши многие потоки рек, не затопить слово учения. Как в земле влажной, где ни станешь копать, везде выбегают источники, так и в земле Божественного Писания, где ни станешь раскапывать, везде станут вытекать многие реки, оттого и весьма страшно пустить сегодня все эти реки вдруг. Поэтому, заградив наш поток, отошлю вашу любовь к священному источнику сих предстоятелей и учителей – к этому чистому, упоительному и сладкому источнику, который выходит из самого духовного камня. Приготовим же ум к принятию учения, к напоению себя духовными потоками, чтобы открылся в нас источник воды, текущей в жизнь вечную, которую и да получим все мы по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым слава, честь и держава Отцу, со Святым и Животворящим Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Беседа II. К роптавшим на продолжительность поучений и к тем, которые недовольны были краткостью их; об имени Савла и Павла, и о том, для чего первый человек назван был Адамом, – что это было полезно и благотворно, – и к новопросвещенным.

Одни любят длинные назидания, другие – короткие; как удовлетворить столь различные вкусы? – Проповедник объявляет себя рабом своих слушателей, и он более славится своим рабством, чем император своей порфирой. – Перемены имен в Священном Писании имеют важность и значение, к которым нельзя относится пренебрежительно. – Апостол Павел назывался еще Савлом и после своего обращения. – В первый раз имя Павла появляется в книге Деяний при рассказе об обращении проконсула Сергия Павла. – Касательно перемены имен возникают два вопроса: во-первых, почему Бог переименовывал некоторых святых, а не всех? Во-вторых, почему между теми, которых Он удостаивал наименования, одних Он именовал в течение всей их жизни, а других до их рождения? – Бог назвал первого человека Адамом, что означает «девственная земля»; эта «девственная земля», из которой вышел Адам, была прообразом Девы Марии, Матери Второго Адама. – Имя земного Адама постоянно увещевало первого человека быть смиренным и ограждало против гордой мысли о том, что он равен Богу. – Первый, кто после Адама получил от Бога имя, есть Исаак; и это имя означает смех. – Будучи сыном благодати, Исаак есть прообраз христиан.

1. Что нам сделать сегодня? Видя, как вас много, боюсь распространять слово, потому что, когда поучение продолжается дольше, вы, я вижу, толпитесь, теснитесь, и неприятность от тесноты препятствует вам внимательно слушать, так как слушатель, не имея простора, не может усердно внимать тому, что говорится.

Итак, видя, что вас много, я, как сказал, опасаюсь распространять слово. Но, с другой стороны, смотря на ваше усердие, боюсь сократить поучение, потому что жаждущий, если наперед не увидит, что чаша полна, не охотно поднесет ее к устам; он хоть и не выпьет ее всю, желает, однако видеть ее полной. Поэтому не знаю я, как мне поступить в (настоящей) беседе. Хочется мне и краткостью слова облегчить ваш труд, и обширностью его удовлетворить вашему усердию. Но я часто делал и то и другое, и ни разу не избегал порицания. Знаю, что часто я, щадя вас, прекращал слово прежде конца, и на меня поднимали ропот имеющие душу ненасытимую, постоянно услаждающиеся Божественными струями и никогда не насыщающиеся, те блаженные, которые алчут и жаждут правды (Мф.5:6), – и я, убоявшись их ропота, опять шел дальше, продолжал слово, и за это терпел нарекание, потому что те, кому нравятся краткие поучения, встречаясь (со мной), просили щадить их немощь и сокращать слова. Итак, когда вижу, что вам тесно, спешу окончить слово; но когда примечаю, что вы, несмотря на тесноту, не отступаете, а расположены идти дальше, мне хочется дать свободу языку. «Тесно мне отовсюду» (Дан. 13:22). Что мне делать? Кто служит одному господину и обязан подчиняться одной воле, тот легко может угождать владыке и не погрешать. А у меня много господ, и я обязан служить такому многолюдству, с такими разнообразными требованиями. Впрочем, это сказал я не потому, чтобы тяготился таким рабством, – да не будет! – и не потому, чтобы желал освободиться от вашего господства. Для меня нет ничего почетнее этого рабства: не столько царь восхищается диадемой и порфирой, сколько я теперь красуюсь служением вашей любви. За тем царством следует смерть, а этому служению, если оно хорошо будет пройдено, уготовано Царство Небесное. «Блажен ...верный и благоразумный раб, которого господин поставил над слугами своими, раздавать им в своё время меру хлеба... Истинно говорю вам, что над всем имением своим поставит его» (Мф.24:45–47; Лк. 12:42–44). Видишь, каков плод этого служения, если оно (пройдено) будет усердно? Оно поставляет (раба) над всем имением господина. Итак, не убегаю от служения, потому что служу вместе с Павлом. И он говорит: «Мы не себя проповедуем, но Христа Иисуса, Господа; а мы – рабы ваши для Иисуса» (2Кор.4:5). И что говорить о Павле? Если «уничижил Себя Самого, приняв образ раба» ради рабов (Флп.2:7), то что за важность, если я, раб, сделался рабом сорабам (моим) ради себя самого? Итак, это сказал я не потому, чтобы хотел освободиться от вашего господства, но потому, что желаю получить (от вас) прощение, если предложу трапезу не всем угодную. А лучше, сделайте то, что скажу теперь. Вы, не могущие никогда насытиться, но алчущие и жаждущие правды, и требующие продолжительных слов, будьте снисходительны, когда, ради немощи братий ваших, обычная мера поучения сокращается. А вы, любящие краткие слова и немощные, потерпите, ради ненасытимых ваших братий, небольшой труд, нося «бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов» (Гал.6:2).

Не видите ли, как борцы на Олимпийских играх, в самый полдень, стоят среди театра на арене, как в печи, и, точно медные какие статуи, воспринимают солнечные лучи обнаженным телом, и борются на солнце, в жару и в пыли, чтобы увенчать лавровыми листьями свою, столько вытерпевшую, голову? А вам, в награду за слушание, уготован не лавровый венок, но венец правды; и мы не удерживаем вас до полудня, но, снисходя к вашей немощи, отпускаем вас в самом начале дня, когда воздух еще прохладен и не раскален падением (солнечных) лучей, – не заставляем вас принимать эти лучи на обнаженную голову, но вводим под этот прекрасный свод и под кровлей доставляем вам прохладу, всячески заботясь о вашем удобстве, чтобы вы могли долго слушать. Не будем же слабее детей наших, ходящих в школу. Они раньше полудня не смеют возвратиться домой; только что отставши от молока, только что отнятые от груди, не достигши еще пятилетнего возраста, с телом молодым и нежным, показывают совершенное терпение; хоть беспокоит их жар или жажда, или другое что, они до самого полудня терпят и переносят, сидя в школе. Так, если не другому кому, то этим детям будем подражать мы, мужи, достигшие полного возраста. Если у нас недостает терпения слушать слова о добродетели, то кто поверит нам, что мы подымем сами труды добродетели? Если мы так не расположены к слушанию, то откуда видно будет, что мы будем ревностны к делу? Если откажемся от легчайшего, как перенесем труднейшее? Однако, теснота велика, давка большая! Но послушай: нудящие себя «восхищают» Царствие Небесное (Мф.11:12), и «тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь» (Мф.7:14). Итак, когда мы идем узким и тесным путем, то и самим нам нужно стеснять и нудить себя, чтобы можно было пройти узким и тесным путем. Кто ширится, тот не так легко пройдет тесным путем, как тот, кто сжимает себя, нудит и стесняет.

2. Да и вопрос сегодня у нас не о маловажных вещах, но о таком исследовании, которое вчера только начато, но не окончено по множеству представившихся предметов. Что же это такое? Мы начали рассуждать о перемене имен, какие Бог дал Святым. Предмет этот с первого раза кажется маловажным, но, если вникнуть тщательно, заключает в себе великое сокровище. Ведь и золотоносную землю – в рудниках люди неопытные и рассматривающие без внимания считают только обыкновенной землей, не заключающей в себе ничего более, как и всякая другая земля, но кто рассматривает ее опытным глазом, те понимают достоинство этой земли и, бросив ее в огонь, открывают все ее превосходство. Так и в отношении к Божественному Писанию: те, которые читают слова без внимания, думают, что это простые слова и нет в них ничего особенного, а рассматривающие их очами веры, – испытывая их огнем Духа, как те – орудиями искусства, – легко увидят все, заключающееся в них золото. С чего же началось то исследование? Мы ведь не без причины пустились в это рассмотрение, – чтобы кто-нибудь не стал упрекать нас в непоследовательности; нет, мы захотели рассказать о делах Павла, по случаю чтения Деяний Апостольских, и коснулись начала этой истории. А начало повествования нашли вот какое: «Савл же, еще дыша угрозами и убийством на учеников Господа» (Деян.9:1). Вас тотчас поразила перемена имени, потому что во всех посланиях и в их вступлениях находим, что он называется не Савлом, а Павлом; и это (перемена имен) было не с ним одним, но и со многими другими. И Петр прежде назывался Симоном, и сыны Зеведеевы, Иаков и Иоанн, переименованы после «сынами громовыми», да и в Ветхом Завете, известно, то же было с некоторыми. Так, Авраам, прежде называвшийся Аврамом, после наименован Авраамом, и Сарра прежде называлась Сарою, а после названа Саррою, и Иакову после дано имя Израиля. Так, мне показалось неприличным пройти без внимания такое сокровище имен. Это же бывает и со светскими начальниками; и у них употребляются двойные имена. Смотри, например: «на место, – сказано, – Феликса... Порций Фест» (Деян.24:27); и еще: «с проконсулом Сергием Павлом» (Деян.13:7); и тот, который предал Христа иудеям, назывался Понтием Пилатом. И не только у начальников, но и у воинов часто двойные имена; да и у частных людей, по некоторым причинам и обстоятельствам, бывают двойные названия. Но, что касается до них, нам никакой нет пользы доискиваться, почему они так названы; а когда дает имя Бог, то надобно показать все усердие, чтобы найти причину. Бог, обыкновенно, ничего ни говорит, ни делает без причины и без намерения, но все (и говорит, и делает) со свойственной Ему премудростью. Итак, почему же (Павел) назывался Савлом, когда гнал (Церковь), и переименован в Павла, когда уверовал? Некоторые говорят, что, доколе он возмущал, колебал и приводил в беспорядок все, и волновал Церковь, до тех пор назывался Савлом, имея название по своему делу – по тому самому, что волновал (σαλεύειν) Церковь, а как оставил эти неистовства, перестал возмущать, прекратил брань, кончил преследование, то и переименован Павлом от того, что перестал (άπό του παύσασθαι). Но такое объяснение неосновательно и несправедливо, и я выставил его для того только, чтобы вы не увлекались пустыми толкованиями. Во-первых, это имя (Савла) дали ему родители его, которые не были пророками и не предвидели будущего. Потом, если бы он назывался Савлом потому, что волновал и возмущал Церковь, то следовало бы ему и сложить имя тотчас после того, как он перестал возмущать Церковь; но вот мы видим, что возмущать Церковь он перестал, а имени не оставил, но еще назывался Савлом. И чтобы вы не подумали, будто я говорю это, обманывая вас, расскажу вам об этом сначала. «Выведя, – сказано, – Стефана и стали побивать его камнями. Свидетели же положили свои одежды у ног юноши, именем Савла» (Деян.7:58), и опять: «Савл же одобрял убиение его» (Деян.8:1), и в другом месте: «Савл терзал Церковь, входя в домы и влача мужчин и женщин» (Деян.8:3), и еще: «Савл же, еще дыша угрозами и убийством на учеников Господа» (Деян.9:1), и опять: «услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» (Деян.9:4). Так, с сих пор уже следовало бы ему сложить имя, потому что он перестал гнать. Что же, тотчас ли он сложил? Никак; и это видно из последующего, – смотрите: «Савл встал с земли, и с открытыми глазами никого не видел» (Деян.9:8), и еще: «Господь же сказал ему (Анании): встань и пойди на улицу, так называемую Прямую, и спроси в Иудином доме Тарсянина, по имени Савла» (Деян.9:11), и опять: вошедши Анания, сказал: «брат Савл! Господь Иисус, явившийся тебе на пути, которым ты шел, послал меня, чтобы ты прозрел» (Деян.9:17). Потом он начал проповедовать «и приводил в замешательство Иудеев» (Деян.9:22); однако и в это время не сложил имени, но еще назывался Савлом: «узнал, – говорит Писание, – Савл об этом умысле» (иудеев) (Деян.9:24). И здесь ли только (называется он так)? Нет; но был, говорится, голод и «тогда ученики положили, каждый по достатку своему, послать пособие братьям, живущим в Иудее, что и сделали, послав собранное к пресвитерам через Варнаву и Савла» (Деян.11:29, 30). Вот уже он служит святым, а еще называется Савлом. И после этого, Варнава пришел в Антиохию и, «увидев» там «благодать Божию» и множество бывших там верующих, «потом Варнава пошел в Тарс искать Савла» (Деян.11:23, 25). Вот он и обращает многих, а именуется Савлом. И еще: «В Антиохии, в тамошней церкви были некоторые пророки и учители: Варнава, и Симеон, называемый Нигер, и Луций Киринеянин, и Манаил, совоспитанник Ирода четвертовластника, и Савл» (Деян.13:1). Вот он сделался и учителем, и пророком, а назывался еще Савлом. И опять: «Когда они служили Господу и постились, Дух Святый сказал: отделите Мне Варнаву и Савла» (Деян.13:2).

3. Вот и отделяется он Духом, а имени еще не слагает! Только тогда, когда он пришел в Саламин, когда нашел волхва, тогда Лука говорит о нем: «Савл, он же и Павел, исполнившись Духа Святаго» (Деян.13:9). Здесь-то было начало переименования. Не поскучаем же этим исследованием об именах. Ведь и в житейских делах отыскание имен очень важно: оно нередко возобновляет знакомства спустя много времени, открывает забытое родство, разрешает судебные споры, прекращает ссоры, потушает войны и бывает причиной примирения. Если же и открытие имен так много значит в житейских делах, тем более в духовных. Впрочем, прежде всего, надобно с точностью разграничить сами вопросы. Итак, спрашивается, во-первых, для чего некоторым из святых Бог давал имена, а другим не давал? Действительно, и в Новом, и в Ветхом Завете, он не всем святым Сам дал имена. А что было в Новом Завете, то же и в Ветхом – для того, чтобы ты знал, что один Господь обоих Заветов. Так, в Новом Завете Христос наименовал Симона Петром и сынов Зеведеевых, Иакова и Иоанна, «сынами громовыми», и только их одних, а из прочих учеников никого, но оставил их с теми же именами, какие сначала дали им их родители. А в Ветхом Завете Бог переименовал Авраама и Иакова, но (не переименовал) ни Иосифа, ни Самуила, ни Давида, ни Илию, ни Елисея, ни других пророков, а оставил их с прежними именами. Так, первый вопрос – тот, для чего одни из святых переименованы, а другие нет? Второй за ним – тот, для чего из этих (переименованных) одни получили имя в зрелом возрасте, а другие сначала, и даже до своего рождения? Петра, Иакова и Иоанна Христос переименовал в зрелом их возрасте, а Иоанну Крестителю дал имя еще до его рождения: пришел Ангел Господень и сказал: «Не бойся, Захария... жена твоя Елисавета родит тебе сына, и наречешь ему имя: Иоанн» (Лк.1:13). Видишь, имя (дано) до рождения? Это было и в Ветхом Завете. Как в Новом – Петр, Иаков и Иоанн переименованы и стали называться двояким именем в зрелом возрасте, а Иоанн Креститель получил имя прежде самого зачатия и рождения, так и в Ветхом – Авраам и Иаков переименованы в зрелом возрасте, – потому что один прежде назывался Аврамом, а потом назван Авраамом, а другой прежде именовался Иаковом, потом назван Израилем. Но Исаак уже не так, он получает имя прежде самого рождения; и как там Ангел сказал: «Жена твоя... зачнет во чреве и родит... сына, и наречешь ему имя: Иоанн» так и здесь Бог сказал Аврааму: «Сарра, жена твоя, родит тебе сына, и ты наречешь ему имя: Исаак» (Быт.17:19). Итак, первый вопрос: почему одни переименованы, а другие нет? Второй за ним: отчего одни в зрелом возрасте, а другие еще прежде рождения, – и это в обоих Заветах? Мы обратимся прежде ко второму, – потому что таким образом и первый будет яснее; посмотрим на тех, которые получили имена сначала, и восходя мало-помалу, дойдем до первого человека, получившего имя от Бога, чтобы вопросы решились с самого начала. Итак, кому первому Бог дал имя? Кому же иному, как не тому, кто первый сотворен, потому что (до него) и не было никакого другого человека, которому бы можно было дать имя? Как же он назвал его? По-еврейски Адамом. Это имя не греческое, и в переводе на греческий язык значит не иное что, как – земной. Эдем означает девственную землю, а это была та страна, в которой насадил Бог Рай. «Насадил, – говорит Писание, – Господь Бог рай в Едеме на востоке» (Быт.2:8), чтобы знал ты, что Рай был делом рук не человеческих; земля была девственной, не принимала в себя плуга, не была изборождена, но, не тронутая руками земледельцев, по одному повелению (Божию) произрастила те древа. Поэтому-то (Бог) и назвал ее Эдемом, что значит «девственная земля». Эта дева была образом иной Девы. Как эта земля произрастила нам Рай, не принявши в себя семян, так и та (Дева), не приявши семени мужеского, произрастила нам Христа. Итак, если иудей спросит у тебя: как родила Дева? Скажи ему: а как девственная земля произрастила те чудные древа, потому что Эдем по-еврейски значит: «девственная земля»? И если кто не верит, пусть спросит у знающих еврейский язык, и увидит, что таково именно значение имени Эдем. Хоть я говорю с незнающими (еврейского языка), однако не хочу поэтому обмануть вас, но, стараясь сделать вас непобедимыми, изъясняю вам все с точностью, как будто бы здесь присутствовали знающие это противники. Итак, поскольку человек создан был из эдемской девственной земли, то и назван Адамом по имени матери. Так делают часто и люди, называя рождающихся детей по имени матерей; так и Бог созданного из земли человека назвал, по имени матери, Адамом: та – Эдем; он – Адам.

4. Но что же из этого за польза? Люди называют (детей) по имени матерей в честь родивших жен: Бог для чего назвал (человека) по имени матери? Что, великое или малое, хотел Он сделать из этого? Точно, – Он ничего не делает без причины и без намерения, но (все делает) с великим разумом и премудростью, «и разум Его неизмерим» (Пс. 146:5). Эдем значит – земля; Адам – земной, перстный, из земли рожденный. Для чего же Бог так назвал его? Этим именем Он хотел напомнить ему ничтожество природы его, и на имени, как бы на медном столпе, выставить низость его происхождения, чтобы имя учило его смиренномудрию, чтобы не слишком много думал он о своем достоинстве. Мы, уже по самому опыту, ясно знаем, что мы – земля; а он не видал, чтобы кто-либо прежде него умер и обратился в прах, но прекрасно было тело его и сияло подобно золотой статуе, только что вынутой из горна. Итак, чтобы красота вида не надмила его гордостью, (Бог) противопоставил ей имя, которое могло дать достаточный урок смирения, потому что и дьявол уже готов был прийти (к Адаму), и внушать ему гордость, готов был сказать ему: «будете, как боги» (Быт.3:5). Итак, чтобы он, помня свое имя, вразумлявшее его, что он земля, никогда не мечтал о равенстве с Богом, (Бог) предупреждает его совесть посредством имени, наперед давая ему, в самом наименовании, достаточное предостережение против навета, угрожавшего ему со стороны лукавого демона, в одно время и напоминая ему родство его с землей, и показывая все благородство природы, как бы так говоря: если кто скажет тебе, что ты будешь как Бог, вспомни имя (свое) – и получишь достаточный урок, чтобы не принять такого внушения, вспомни о матери (своей), – и из этого родства познай (свое) ничтожество, не для того, чтобы научиться уничижению, но чтобы никогда не впасть в гордость. Поэтому и Павел говорит: «Первый человек (Адам) – из земли, перстный» (1Кор. 15:47). Он хотел изъяснить нам, что значит имя – Адам, потому и сказал: «из земли, перстный; второй человек – Господь с неба». Здесь нападают на нас еретики и говорят: вот, Христос не принял на Себя плоти, потому что (апостол) говорит: «Второй человек – Господь с неба». Слышишь: «второй человек», – и говоришь, что не принял на Себя плоти? Что может сравниться с этим бесстыдством? В самом деле, какой человек не имеет плоти? (Апостол) для того и назвал Его (Христа) человеком, и вторым человеком, чтобы и из числа, и из природы ты увидел Его сродство (с нами). Кто же, скажешь, этот «второй человек – Господь с неба». Но, меня, скажешь, соблазняет место, о котором говорится – «с неба». Когда ты услышишь, что «первый человек» Адам «из земли, перстный», ужели считаешь его земляным и думаешь, что он только перстный и не имеет (в себе) бестелесной силы, – то есть, души и ее природы? Кто может это сказать? Стало быть, как слыша об Адаме, что он был перстный, не думаешь, что он был телом без души, так и слыша: «Господь с неба», не отвергай воплощения из-за прибавления: «с неба». Таким образом, первое имя достаточно оправдано: Адам назван так по имени матери для того, чтобы не думал о себе свыше своей силы, чтобы был огражден против обольщения со стороны дьявола, который точно и сказал: «будете, как боги». Теперь же перейдем к другому человеку, который еще до рождения получил имя от Бога, и прекратим слово. Кто же после Адама получил от Бога имя еще до своего рождения? Исаак. «Бог же сказал [Аврааму]... Сарра, жена твоя, родит тебе сына, и ты наречешь ему имя: Исаак» (Быт.17:19). И Сарра, как родила его, дала ему имя Исаак, говоря: «смех сделал мне Бог» (Быт.21:6).

Почему? «Кто сказал бы Аврааму: Сарра будет кормить детей грудью?» (Быт.21:7). Теперь слушайте меня со вниманием, чтобы увидеть вам чудо. Не сказала (Сарра), что она родила дитя, но – что «кормит грудью». Чтобы не счел кто младенца подкинутым, источники молока удостоверяли в законности его рождения; так что, и сам он, вспоминая свое имя, (впоследствии) находил (в нем) достаточное вразумление о своем чудесном рождении. Потому говорила она: «смех сделал мне Бог», что все видели, как женщина, состарившаяся и дожившая до самых преклонных лет, имеет грудного младенца. Смех напоминал о милости Божией, а питание млеком свидетельствовало о чудесном рождении, потому что это было не дело природы, но вполне действие благодати. Потому и Павел говорит: «дети обетования по Исааку» (Гал.4:28). Как там сделала все благодать, так и здесь произошел он из утробы, уже охладевшей. Ты вышел из холодной воды: значит, что для него была утроба, то для тебя купель водная. Так, видишь сходство рождения? Видишь единство благодати? Видишь, как природа везде бездейственна, и все совершает сила Божия? Поэтому-то, мы «дети обетования по Исааку». Но есть еще один вопрос: о нас сказано, что мы «ни от крови, ни от хотения плоти» (Ин.1:13). Как же это? И Исаак «не от крови», потому что – «обыкновенное у женщин у Сарры прекратилось» (Быт.18:11). Иссякли источники крови, истощилось семя рождения, бесплодна была деятельность природы: и Бог явил Свою силу. Вот мы и кончили изъяснение имени Исаака. Остается перейти к Аврааму, сынам Зеведеевым и Петру; но, чтобы не наскучить вам продолжительностью, отложим это до другой беседы и окончим слово, попросив вас, рожденных по (образу) Исаака, подражать кротости, скромности и всякой другой добродетели Исаака, чтобы, молитвами этого праведника и всех этих предстоятелей, все мы могли войти в недра Авраамовы по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым слава, честь и держава Отцу, со Святым и Животворящим Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Беседа III. К упрекавшим за обширность вступлений, и о том, что терпеть упреки полезно; также, для чего Павел переименован не тотчас, как только уверовал, – что эта перемена произошла с ним, не по принуждению, но по свободной воле его; и на слова: «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» (Деян. 9:4).

Св. Иоанна Златоуста упрекали за то, что он делает слишком большие вступления. – Этот упрек становится здесь поводом к еще более длинному вступлению, в котором проповедник развивает такие мысли, что раны, наносимые друзьями, менее опасны, чем поцелуи, напечатлеваемые врагами; что увещания полезны тем, кто принимает их, как и тем, кто их делает, и что хорошо уметь принимать их. – Объяснение вступительной речи Моисея, в которой он, по совету своего тестя Иофора, высказал необходимость избрания мудрых и просвещенных людей для того, чтобы они помогали ему в управлении народом Израильским. – Проповедник приводит несколько оснований в объяснение продолжительности своих вступлений. – Обобщение предшествующего наставления. – Почему изменено было имя апостола Павла? – Почему это не сделано было тотчас же после его обращения? – Объяснение слов: «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» до слов «Я Иисус, Которого ты гонишь». Рассуждение о том, что обращение апостола Павла было совершенно свободным.

1. Некоторые из любезных наших (слушателей) стали упрекать нас за то, что мы очень распространяем вступления своих поучений; а справедливо или несправедливо стали упрекать, это узнаете вы тогда, как выслушаете и наше оправдание, и затем произнесете суд как бы во всенародном судилище. Я, со своей стороны, еще не входя в объяснение этого дела приношу им благодарность за упреки, потому что эти упреки происходят от доброго, а не от злого расположения; а я могу сказать о себе, что люблю любящего меня не тогда только, как он хвалит, но и когда упрекает меня и исправляет. Хвалить без разбора все, доброе и худое, свойственно не другу, но льстецу и насмешнику; напротив, хвалить за доброе дело и упрекать за проступок – вот долг друга и доброжелателя. И чтобы вам увериться, что без разбора хвалить все и прославлять за все, свойственно не другу, но обманщику, (вот что) говорит Бог: «Вожди твои вводят тебя в заблуждение и путь стезей твоих испортили» (Ис.3:12). Итак, не люблю врага и тогда, как он хвалит (меня); люблю друга, и когда он упрекает. Тот, хоть и целует меня, противен; этот, хоть уязвляет меня, любезен: поцелуй того подозрителен, рана от этого есть признак заботливости (его обо мне). Поэтому некто говорит: «Искренни укоризны от любящего, и лживы поцелуи ненавидящего» (Притч. 27:6). Что говоришь? Раны лучше поцелуев? Да, говорит, потому что смотрю не на качество того, что делается, но на расположение делающих. Хочешь узнать, как это «искренни укоризны от любящего, и лживы поцелуи ненавидящего»? – Облобызал Господа Иуда (Мф.26:49), но его лобзание проникнуто было предательством, в его устах скрывался яд, его язык полон был лукавства. Уязвил Павел коринфского развратника, но за то и спас. А как, скажешь, уязвил? Предавши его сатане: «предать, – говорит, – сатане во измождение плоти». – Для чего? «Чтобы дух был спасен в день Господа нашего Иисуса Христа» (1Кор.5:5). Видел ты раны спасительные? Видел лобзание предательское? Так-то «искренни укоризны от любящего, и лживы поцелуи ненавидящего». Это усмотрим не только на людях, но и на Боге, и на дьяволе. Тот – друг, а этот – враг; Тот – Спаситель и Промыслитель, а этот – обольститель и зложелатель. Но этот облобызал некогда, а Тот уязвил. Как же этот облобызал, а Тот уязвил? Один сказал: «будете, как боги» (Быт.3:5), а Другой: «прах ты и в прах возвратишься» (Быт.3:19). Кто же принес больше пользы, тот ли, который сказал: «будете, как боги», или Тот, Который сказал: «прах ты и в прах возвратишься». Один грозил смертью, другой обещал бессмертие; но обещавший бессмертие выгнал и из Рая, а Грозивший смертью возвел на Небо. Видишь, как «искренни укоризны от любящего, и лживы поцелуи ненавидящего». Поэтому я, и не входя в объяснение, благодарю упрекающих. Они, правильно ли или неправильно упрекают, делают это не с тем, чтобы посрамить, но – чтобы исправить; напротив, враги, если и справедливо упрекают, то упрекают не с тем, чтобы исправить, но – чтобы обесславить. Первые, следовательно, похвалой хотят сделать (хвалимого) более совершенным, а последние, если и хвалят, стараются через это уронить.

Впрочем, как бы упрек ни происходил, великое благо иметь силу терпеть упреки и обличения, а не раздражаться. «Кто ненавидит обличение, тот невежда» (Притч.12:1). Не сказано: такие или такие обличения, но просто: «обличение». В самом деле, если друг обличил тебя справедливо, исправь грех; если же он упрекнул без основания, так похвали его за намерение, одобри цель, поблагодари за дружбу: этот упрек происходит от крепкой дружбы. Не будем же огорчаться, когда нас обличают. Весьма много добра для жизни нашей произойдет от того, если все мы будем и обличать согрешающих, и сами легко переносить обличения в грехах. Что лекарства для ран, то обличения для грехов. Значит, как отвергающий лекарства неразумен, так и не принимающий обличений безрассуден. Но многие часто раздражаются, думая про себя и говоря: «Мне ли, умному и образованному, терпеть от такого-то?» А того не знают, что это самое доказывает крайнюю их глупость. «Видал ли ты, – говорит Соломон, – человека, мудрого в глазах его? На глупого больше надежды, нежели на него» (Притч.26:12). Поэтому и Павел говорит: «Не высокомудрствуйте» (Рим.12:16). Сколько ни умен ты, сколько ни проницателен в добре, но ты – человек и имеешь нужду в советнике. Один Бог ни в чем не нуждается; Он один не имеет нужды и в советнике. Почему о Нем одном и говорится: «Кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему?» (Рим.11:34)? А мы, люди, как бы умны ни были, тысячекратно подвергаемся упрекам, и этим обличается слабость нашей природы. «Не может, – сказано, – быть всего в человеке». – Почему? «Потому что не бессмертен сын человеческий» (Сир. 17:28, 29). Что светлее солнца? Однако и оно затмевается. Как этот (солнечный) ясный свет, этот блестящий луч закрывает наступившая тьма, так часто и на наш ум, сияющий, светящий как бы в самый полдень, находит глупость и затемняет его; и вот, умный не видит дела, а кто и глупее его, тот видит дело лучше его. А так бывает для того, чтобы и умный не гордился, и простой человек не почитал себя несчастным. Великое благо – быть в состоянии сносить обличения; великое благо уметь обличать, – это (последнее) есть признак величайшей заботливости (о ближнем). Но вот мы, если увидим, что у кого-либо туника свалилась с плеч, или другая одежда лежит худо, замечаем ему это и поправляем; а если увидим, что у него жизнь развращенная, то не выроним ни слова. Если увидим, что он ведет позорную жизнь, то проходим мимо; между тем худое положение одежды только смешно, а (греховное состояние) души опасно и бедственно. Ты видишь, скажи мне, что брат твой стремится в пропасть, живет небрежно, не смотрит на что следует, – и не подаешь руки, не поднимаешь падшего, не упрекаешь и не обличаешь, но думаешь, что лучше не огорчить и не обеспокоить его, чем позаботиться о его спасении? Какое же получишь ты от Бога снисхождение и прощение? Не слышал ли ты, что Бог иудеям (повелел) не оставлять без попечения рабочий скот даже врагов, когда он блуждает, и не проходить мимо него, когда он упал (Исх.23:4, 5; Втор.22:1). Так, иудеям повелевается не оставлять без попечения животных вражеских, а мы не позаботимся о душах братьев, которые падают каждый день? Как же, не крайняя ли это жестокость и зверство – не прилагать о людях и такой заботливости, какую они (иудеи) – о бессловесных? Это-то и привело в беспорядок все, это-то испортило нашу жизнь, что мы и сами не сносим великодушно обличений, и других не хотим обличать. Мы потому и тяжки (для других) со своими обличениями, что сами раздражаемся, когда нас обличают. Если бы брат твой узнал, что, обличив тебя, он похвален тобою, то и сам отплатил бы (тебе) тем же, когда бы ты стал обличать его.

2. Хочешь знать, что, хотя бы ты был весьма умен, весьма совершен и взошел на самую высоту добродетели, однако имеешь нужду в советнике, исправителе и обличителе? Выслушай древнюю историю. Не было ничего равного Моисею: он был, сказано, «кротчайший из всех людей на земле» (Числ.12:3), друг Богу, обогащен мирской мудростью и исполнен духовного знания. «И научен был, – говорится, – Моисей всей мудрости Египетской» (Деян.7:22). Видишь, что его образование было совершенно? И был силен (Моисей) в слове, и в иной добродетели. Но выслушай и другое свидетельство. С многими, сказано, пророками беседовал Бог, но ни с одним не беседовал так: с другими – посредством гаданий и снов, а с Моисеем – «лицом к лицу» (Втор.34:10). Какое еще нужно тебе свидетельство о его (Моисея) добродетели, более важное этого, когда Владыка всех беседует с рабом, как с другом (Исх.33:11)? Итак, Моисей был мудр и по внешнему, и по внутреннему образованию, был силен в слове и деле, повелевал самой природе, потому что был другом Господа природы, вывел из Египта столь великий народ, разделил море и опять соединил его, – словом, явилось (через Моисея) чудо новое: в первый раз тогда увидело солнце, как через море не переплывают, но переходят, как по глубине морской переправляются не на веслах и судах, а на конях. И, однако, этот мудрый, сильный в слове и деле, друг Бога, повелевавший природе, сделавший столько чудес, не понял дела, весьма понятного для большей части людей, а тесть его, человек необразованный и простой, понял это дело и показал, сам же Моисей не дошел до него. Какое же это дело? Послушайте – и узнаете, что всякий, будь он равен Моисею, имеет нужду в советнике, и что вещи, укрывающиеся от великих и важных людей, часто не укрываются от малых и простых. Когда Моисей вышел из Египта и был в пустыне, «и стоял народ пред Моисеем» (Исх.18:13–16), шестьсот тысяч, и он решал жалобы всех, у кого только была ссора друг с другом. Увидевши, что он так делает, тесть его Иофор, человек необразованный, живший в пустыне, не знавший ни законов, ни правил общежития, напротив, живший в нечестии (а какое может быть, более этого, сильное доказательство невежества – ведь нет ничего безумнее язычников?), однако этот иноплеменник, нечестивец, невежда, увидевши, что Моисей делает не так, поправил его – мудрого и разумного, и друга Божия. Сказав: «что это такое делаешь ты с народом? для чего ты сидишь один, а весь народ стоит пред тобою с утра до вечера?» (Исх.18:14), и узнав причину, он говорит Моисею: «не хорошо это ты делаешь» (Исх. 18:17). Совет с укоризной, и, однако, Моисей не раздражился; нет, терпеливо снес этот мудрый, разумный и друг Божий, начальствовавший над столькими тысячами. Ведь и это немаловажно, что его учил человек необразованный и простой. И не надмили его – ни чудеса, им совершенные, ни великая власть; и не постыдился он того, что его поправляли при подчиненных. Нет, подумав, что, хотя он и совершил великие знамения, однако имеет человеческую природу, от которой часто укрывается многое, он скромно принял совет. А многие, чтобы не показать, что они нуждаются в совете, нередко скорее решаются лишиться пользы, ожидаемой от совета, нежели принять вразумление и исправить грехи; лучше хотят оставаться в невежестве, чем поучиться: о том не рассуждают, что не учение, а незнание – позорно, что унизительно не учиться, а оставаться в невежестве, не обличениям подвергаться, а грешить без исправления. Ведь может, точно может и человек малый и простой найтись в ином деле, в котором часто не найдется умный и великий. Зная это, Моисей со всей скромностью слушал своего тестя, когда он советовал и говорил: «Ты же усмотри [себе] из всего народа людей способных, боящихся Бога, людей правдивых, ненавидящих корысть, и поставь [их] над ним тысяченачальниками, стоначальниками, пятидесятиначальниками и десятиначальниками [и письмоводителями]; пусть они судят народ во всякое время и о всяком важном деле доносят тебе, а все малые дела судят сами: и будет тебе легче» (Исх.18:21, 22). Услышав это, Моисей не устыдился, не покраснел, не посовестился подчиненных, не сказал про себя: «Меня станут презирать подчиненные, если я, начальник, буду учиться у другого тому, что мне делать»; напротив, он послушался и исполнил приказание. И не постыдился он не только своих современников, но и нас, потомков; напротив, как бы красуясь данным ему от тестя вразумлением, не только тогдашних людей, но и живших после него доселе, и тех, которые во всей вселенной будут жить впредь до пришествия Христова, научил через Писание тому, что сам он не мог усмотреть, что следовало ему делать, и тому, что принял совет от тестя. А мы, если увидим, что есть сторонний человек при том, как нас обличают и исправляют, приходим в замешательство, выходим из себя, думаем, что мы уже пропали. Не так Моисей, нет: видя перед собой столько тысяч современников, а лучше сказать – столько тысяч, живших на всей земле после него доселе, не постыдился, но всем каждодневно возвещает через Писание, что чего сам он не усмотрел, то усмотрел тесть его. Для чего же он сделал так, и это происшествие предал памяти? Чтобы нам внушить – никогда высоко не думать о себе, хотя бы мы были умнее всех, и не гнушаться советами других, хотя бы они были хуже всех. Так, если кто, будь даже слуга, посоветует что-либо доброе, прими совет; но если что-либо вредное, будь он человек самого высокого сана, отринь внушение, потому что везде должно смотреть не на качество советующих лиц, но на самое свойство совета. Так поступил и Моисей, и этим учит нас не стыдиться обличений, хотя бы притом был весь народ. Вот отличие самое важное, вот великая честь, вот слава самого высокого любомудрия – великодушно терпеть обличение. Не так теперь хвалим и прославляем Иофора за то, что он вразумил Моисея, как удивляемся этому святому за то, что он и не постыдился вразумления при столь многих свидетелях, и предал памяти это событие, показав во всем этом свое любомудрие, и что совершенно пренебрег мнением толпы.

3. Но, желая оправдаться в обширности вступлений, мы опять сделали большое вступление, впрочем, не без причины и не без намерения, а потому, что рассуждали с вами о самых важных и необходимых предметах, – о том, чтобы нам великодушно терпеть обличения, чтобы ревностно обличать и исправлять согрешающих. Нужно же наконец представить оправдание в обширности (вступлений) и сказать, для чего делаем длинные вступления. Для чего же делаем это? Мы беседуем с таким множеством (слушателей), – с людьми, у которых есть жены, которые управляют домами, проводят жизнь в ежедневной работе, в делах мирских. И худо не это одно, что они непрестанно заняты, но и то еще, что приходят сюда к нам только однажды в неделю. Итак, чтобы наши слова были им удобовразумительны, мы стараемся наше учение сделать яснее посредством вступлений. Кто не имеет никакого дела, но постоянно занимается Писанием, тому не нужны вступления, не нужно приготовление; нет, он, лишь только услышит говорящего, понимает смысл речи. Но человек, большую часть времени проводящий в делах мирских, а сюда приходящий на малое и краткое время, если не выслушает вступления, если не увидит, что ему со всех сторон наперед открыт путь к слову, выйдет отсюда без всякой пользы. Впрочем, не это только причиной обширности наших вступлений; есть и другая, не менее важная причина. Из этого множества слушателей, одни приходят, а другие часто не приходят. Итак, необходимо пришедших похвалить, а не пришедших – побранить, чтобы те от похвал стали еще усерднее, а эти из-за упреков бросили леность. Есть и еще причина, по которой вступления нужны для вас. Мы часто берем для беседы предмет довольно обширный, – такой, которого невозможно довести до конца в один день, напротив, нам бывает нужен и второй, и третий, и четвертый день, для изъяснения того же самого предмета. Поэтому надобно и в этот второй день повторить конец прежнего поучения, чтобы через такое соединение конца с началом сделать исследование яснее для присутствующих, и чтобы слово, лишенное связи с предыдущим, не было темно для слушателей. И чтобы увериться тебе, что слово без вступления никому не будет понятно, вот я, для опыта, представляю теперь слово без вступления. «Иисус же, взглянув на него, сказал: ты – Симон, сын Ионин; ты наречешься Кифа, что значит: камень (Петр)» (Ин.1:42). Видите, понимаете ли вы это изречение? Знаете ли связь и причину, почему оно сказано? Это оттого, что я предложил это изречение без вступления, и поступил так же, как если бы кто вывел на зрелище человека, закрытого со всех сторон. Откроем же его, давши ему вступление. Недавно было здесь у нас слово о Павле, когда мы беседовали об именах, и исследовали, почему он некогда назывался Савлом, а потом назван Павлом. Отсюда перешли мы к древней истории, и пересмотрели всех имевших прозвания. Потом тут же вспомнили и о Симоне, и о Христовых словах, сказанных ему: «Ты – Симон, сын Ионин; ты наречешься Кифа, что значит: камень (Петр)» Видишь, как незадолго казавшееся непонятным стало теперь понятнее? Точно, как телу нужна голова, дереву корень и реке источник, так и слову вступление. Итак, когда мы поставили вас на начало того же пути, и показали связь (настоящей беседы с предыдущими), то займемся уже самим вступлением истории (о Павле). «Савл же, еще дыша угрозами и убийством на учеников Господа» (Деян.9:1). А в посланиях называется он Павлом: для чего же Святой Дух переменил ему имя? Как господин, купив раба и желая показать ему свою власть над ним, переменяет ему имя, так и Святой Дух сделал тогда. Он взял Павла в плен, и этот недавно еще поступил под власть Святого Духа, Который поэтому переменил ему имя, чтобы он из этого узнал (новую) власть над собою. Что наречение имен есть знак власти, это весьма ясно видно и из того, что мы делаем, но еще яснее будет из того, что Бог сделал с Адамом. Желая вразумить его, что он царь и владыка всего, (Бог) привел к нему всех зверей «чтобы видеть, как он назовет их» (Быт.2:19), чем и показал, что наречение имен служит подтверждением власти. Если же хотите видеть это и у людей, и знать, что берущие рабов из плена часто переменяют им имена, послушайте, что сделал вавилонский царь. Он, взявши в плен Ананию, Азарию и Мисаила, не оставил их при прежних именах, но назвал – Седрахом, Мисахом и Авденаго (Дан.1:6, 7). Но почему (Святой Дух) переименовал Павла не тотчас, а спустя долгое время? Потому что, если бы переименовал его тотчас после его обращения, не сделалась бы явной перемена Павла и обращение к вере. Напротив, что случается с рабами, т.е., что они, как убегут и тотчас же переменят свои имена, так и становятся неизвестными, то же было бы и с Павлом, если бы он переименован был тотчас, как оставил иудеев и пришел к нам, никто не узнал бы, что он – гонитель, стал евангелистом. А знать, что он – гонитель, и сделался апостолом, было весьма важно. Это-то и смиряло иудеев, что они видели, как учитель, стоявший за них, стал против них. Итак, чтобы внезапная перемена имени не скрыла перемены воли, (Святой Дух) попускает Павлу долго носить прежнее имя: пусть, когда узнают все, что это тот, который прежде гнал Церковь, пусть тогда уже, как это будет известно всем, переменит он и имя. А что это настоящая причина, послушай, как сам он говорит: «После сего отошел я в страны Сирии и Киликии. Церквам Христовым в Иудее лично я не был известен» (Гал.1:21, 22). Если же он не был известен церквам, бывшим в Палестине, где он жил, тем более – бывшим в других местах. «Лично я не был известен», – говорит, а не именем. Почему «лично»? Потому что никто из верующих не смел и видеть его, когда он преследовал нас: так он дышал убийством, такого исполнен был неистовства! Потому, если куда он приходил, все удалялись, все убегали и не осмеливались и взглянуть на него: так он свирепствовал против верующих! Они (верующие) только слышали, что тот, кто некогда гнал нас, теперь благовествует веру, которую прежде истреблял (Гал.1:23). Итак, поскольку (христиане палестинские) лично не знали Павла, а только слышали (о нем), то, если бы ему тотчас переменено было имя, – и слышавшие не узнали бы, что тот, кто гнал веру, проповедует. Так как они знали, что Павел прежде назывался Савлом, то, если бы он тотчас по обращении назван был Павлом, и затем кто-либо возвестил им, что проповедует Павел, гнавший Церковь, они не узнали бы, что это именно он, – оттого, что он назывался не Павлом, а Савлом. Вот почему (Святой Дух) оставил его долго носить прежнее имя, – чтобы он сделался известен всем верующим, даже отдаленным и не видавшим его.

4. Итак, достаточно показано, для чего Павлу не тотчас переменено имя. Теперь надобно обратиться к самому началу слова. «Савл же, еще дыша угрозами и убийством на учеников Господа». Что значит «еще»? Что такое он сделал прежде, что (евангелист Лука) говорит «еще»? Это «еще» указывает на человека, который прежде сделал много зла. Что же он сделал? А какого, скажи мне, зла он не сделал? Наполнил Иерусалим кровью, умерщвляя верующих, разорял Церковь, преследовал апостолов, убил Стефана, не щадил ни мужей, ни жен. Послушай, что говорит ученик его: «Савл терзал Церковь, входя в домы и влача мужчин и женщин» (Деян. 8:3). Для него мало было торжища; нет, он вторгался и в дома: «входя в домы», – говорит. И не сказал (дееписатель): «уводя», или: «исторгая» мужей и жен, но: «влача мужчин и женщин», как будто бы говорил о звере. «Влача мужчин и женщин», – не только мужей, но и жен. Он не стыдился и природы, не щадил и пола, не трогался и слабостью. А делал он это по ревности, а не по (слепой) ярости. Поэтому иудеи, делавшие это же, достойны осуждения, а он, хотя делал то же, заслуживает прощения. Те самими делами своими доказали, что они делали это для чести и славы от народа; он – не для этого, но из ревности по Боге, хоть и без рассуждения. Оттого те жен оставляли в покое, а восставали на мужей, потому что видели, что на этих перешла честь их (иудеев); а Павел, так как движим был ревностью, восставал на всех. Итак, представив все это в уме и видя, что Павел еще не насытился, Лука сказал: «Савл же, еще дыша угрозами и убийством на учеников Господа». Не насытило его убиение Стефана, не удовлетворило его желанию преследование Церкви; нет, он стремился далее, и нигде не останавливался в неистовстве, потому что это была ревность. Нет, он только что возвратился от убиения Стефана, как и начал преследовать апостолов; и поступил точно так, как если бы свирепый волк, напав на стадо овец, схватил оттуда ягненка и растерзал его своими зубами, и от этого похищения сделался еще свирепее. Так и Савл напал на лик апостольский, схватил оттуда агнца Христова, Стефана, растерзал его, и от этого убийства сделался еще свирепее. Вот почему сказано «еще». Кого бы не насытило это убийство? Кого бы не усмирила кротость убиваемого и молитва, которую он, побиваемый камнями, возносил за побивающих: «Господи! не вмени им греха сего» (Деян. 7:60)? Вот почему гонитель сделался благовестником: вскоре по убиении (Стефана) он переменился, – Бог услышал голос того. И точно, Стефан заслуживал быть услышанным, как за будущую добродетель Павла, так и за свое собственное исповедание: «Господи! не вмени им греха сего». Пусть слышат это все, у кого есть враги, все, кого обижают. Хоть бы ты потерпел тысячу оскорблений, но еще не побит камнями, как Стефан. И смотри, что делается. Один источник, Стефанов, заграждался – и открывался другой, который выпускал из себя тысячи рек. Умолкли Стефановы уста – и тотчас раздалась Павлова труба. Так Бог никогда совершенно не оставляет прибегающих к Нему, но сам дает им большие дары, нежели какие отнимают у них враги. В самом деле, не такого воина враги исторгли из воинства (христианского), какого, вместо него, поставил Христос. «Савл же еще...» Это «еще» указывает и на нечто другое, именно на то, что Христос привлек его к Себе тогда, как он еще неистовствовал, еще свирепствовал, был еще в полной силе ярости, еще дышал убийством. Не подождал, пока прекратится болезнь, потухнет страсть и усмирится этот свирепый, и потом уже привлек его к Себе: нет, взял его в самом жару его неистовства, чтобы показать Свою силу, то есть, что Он побеждает и одолевает гонителя в самом полном его опьянении, когда еще пылала в нем ярость. И врачу мы удивляемся особенно тогда, когда он сумеет потушить и совершенно прекратить горячку на высшей ее степени и пламень недуга в крайней силе его. Так было и с Павлом: когда он был в самом сильном огне, тогда-то голос Господа, как упавшая с неба роса, совершенно освободил его от недуга. «Савл же, еще дыша угрозами и убийством на учеников Господа». Оставил народ, и напал уже на главных. Как желающий вырубить дерево, оставив ветви, высекает снизу корень, так точно и он пошел на учеников, чтобы истребить корень проповеди.

Но корнем проповеди не ученики были, но Владыка учеников. Поэтому Он и говорил: «Я есмь лоза, а вы ветви» (Ин.15:5). А корень тот неодолим: поэтому, чем более ветвей отсекали, тем в большем количестве и длиннее они вновь вырастали. Так, отсечен Стефан – и вырос Павел и уверовавшие через Павла. «Когда же он шел и приближался к Дамаску, внезапно осиял его свет с неба. Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» (Деян.9:3, 4). Для чего прежде не голос сошел, но свет осиял его? Чтобы он спокойно выслушал голос. Человек, слишком занятый каким-нибудь делом и объятый сильным гневом, если и тысячи (людей) будут звать его, не обращается к ним, потому что он весь предан своему предмету: так, чтобы не случилось этого и с Павлом, чтобы он, опьяненный неистовством от (прежних своих) дел, не отвергнул голоса или даже совсем не услышал его, вследствие того, что все мысли свои обратил на опустошение (Церкви), Христос светом сперва ослепил глаза его, укротил ярость, усмирил совсем душевную бурю и водворил в сердце его совершенную тишину, и потом уже испустил голос, дабы (Савл), после того, как низложится в нем гордость, уже трезвой мыслью внимал словам (Господа). «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» Слова не столько упрекающего, сколько защищающегося! «Что ты гонишь Меня?» В чем, малом или великом, можешь упрекнуть Меня? Чем ты обижен от Меня? Тем ли, что Я воскресил ваших мертвецов, очистил прокаженных, изгнал демонов? Но за это надлежало покланяться Мне, а не гнать Меня. И чтобы тебе увериться, что эти слова: «что ты гонишь Меня?» суть более слова защищающегося, послушай, как и Отец Его (Иисуса Христа) обращался к иудеям с такими же словами. Как Он говорит: «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» – так и Тот говорил иудеям: «Народ Мой! что сделал Я тебе и чем отягощал тебя?» (Мих.6:3). «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» – Вот ты лежишь на земле, вот ты связан без цепи! Точно как господин, словив и связав раба, многократно бегавшего и делавшего много худого, говорит ему – связанному: что мне теперь сделать с тобою? вот ты в руках моих? – так и Христос, взяв Павла, поверг на землю, и видя, что он трепещет, испуган и не может ничего делать, говорит: «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» К чему будет эта ярость? К чему неистовство? К чему неблаговременная ревность? К чему оковы и нападения? К чему эта свирепость? Вот ты будешь теперь неподвижен, и не увидишь гонимого; ты, который быстро ходил и бегал везде, теперь нуждаешься в вожатом. Действительно, Христос для того и говорит ему теперь: «что ты гонишь Меня?» чтобы он знал, что и в предшедшее время (Господь) уступал ему добровольно, что ни прежнее (попущение) не происходило от слабости, ни настоящее (поражение) от жестокости, но и то от человеколюбия, и это от благопопечительности. Что же Павел? «Кто Ты, Господи?» Из прежнего попущения познал власть, из настоящего ослепления понял могущество; теперь уже исповедует владычество (Господа): «Кто Ты, Господи?» Видишь, какая признательная душа; видишь, какое благородное сердце; видишь, какая прямая совесть! Не стал упорствовать, не стал спорить, но тотчас признал Владыку. Не как иудеи, которые и видя, что мертвые воскресают, слепые прозирают, прокаженные очищаются, не только не прибегали к делавшему это (Иисусу Христу), но еще называли Его обманщиком; нет, Павел не так, но тотчас обратился. Что же Христос? «Я Иисус, Которого ты гонишь» (Деян.9:5). А почему не сказал: Я – Иисус воскресший, Я – Иисус, сидящий одесную Бога, но: «Я Иисус, Которого ты гонишь»? Сказал так для того, чтобы поразить его ум, сокрушить его душу. Послушай, как Павел, спустя долгое время и после бесчисленных своих подвигов, плакал об этом: «Ибо я, – говорил он, – наименьший из всех Апостолов, и недостоин называться Апостолом, потому что гнал Церковь Божию» (1Кор.15:9). Если же плакал об этом после бесчисленных подвигов и столь долгого времени, то как прилично было ему скорбеть в то время, когда он еще не совершил ни одного подвига, а уже сознавал себя виновным в гонении и слышал тот голос!

5. Но здесь восстают на нас (противники). А вы не поддайтесь утомлению, хотя бы наступил вечер, потому что речь у нас о Павле, – о Павле, который три года день и ночь поучал учеников (Деян.20:31). Итак, здесь некоторые восстают и говорят: что же удивительного, что Павел обратился? Бог, ведь, как будто веревку, накинул на шею его голос тот – и так привлек его к Себе. Слушайте внимательно. Здесь слово наше направлено и против язычников, и против иудеев, которые думают свое неверие прикрыть клеветой на праведников, а того не знают, что они делают, таким образом, двойной грех: и не отвергают своего заблуждения, и усиливаются взносить такие обвинения на святого (человека) Божия. Но мы, при помощи благодати Божией, оправдаем его. В чем же состоит обвинение? Бог, говорят, привлек его к Себе насильно. Как насильно? – скажи мне. Призвал его с неба. Ты совершенно уверен, что (Бог) призвал его с неба? Так и тебя Он зовет сегодня тем же голосом, но ты не слушаешь. Видишь ли, что дело произошло не насильно? Если бы тут было принуждение, то и тебе надлежало бы послушаться; если же ты не слушаешь, то и он, очевидно, послушался по доброй воле. И чтобы вы уверились, что призвание (Божие), конечно, много содействовало спасению Павла, как и всех других людей, однако не отняло у него собственных подвигов и заслуг, приобретаемых силою воли, и не стеснило его свободы, но что он, напротив, обратился добровольно и по собственному расположению, это объясню другим примером. Иудеи слышали раздавшийся с неба на волнах иорданских голос, не Сына, но Отца, говоривший о Христе: «Сей есть Сын Мой возлюбленный» (Мф.3:17), и, однако, говорят: «Сей есть обманщик» (Мф.27:63). Видишь, какая явная борьба? Видишь, какая открытая война? Видишь, что везде нужна добрая воля и душа прямая и незанятая страстью? Вот, и там голос, и здесь голос: но один (Павел) повиновался, а другие (иудеи) упорствовали. Притом, (на Иордане) не только голос, но и Дух в виде голубя. Как крестил Иоанн, а крестился Христос, то, чтобы (иудеи), судя по-человечески, крещающего не почли большим, чем Крещаемого, пришел голос и отличил Этого от того. И как неизвестно было, о Ком голос произносил слова свои: то пришел Дух Святой в виде голубя, привлекая этот голос на главу Христову. Но, хотя (Отец) и возвестил о Нем (Иисусе Христе) голосом, и указал на Него Духом, а сверх сего и Иоанн взывал: «у Которого я недостоин развязать ремень обуви» (Лк.3:16), и множество было других свидетельств и словами и делами; однако ко всему этому иудеи были слепы, а лучше сказать, все видели, но ничему – ни словам, ни делам – не верили, потому что сердце их было предзанято безумной любовью к славе человеческой. Об этом-то и евангелист говорит, то есть, что «многие из иудеев уверовали в Него; но ради фарисеев не исповедовали, чтобы не быть отлученными от синагоги» (Ин.12:42); и Сам Христос говорил: «Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете?» (Ин.5:44).

Не так Павел; нет, услышав только один голос Его, Гонимого, тотчас притек (к Нему), тотчас покорился, и показал в себе совершенную перемену. Если вы не утомились продолжительностью слова, то предложу еще более близкий пример. Иудеи слышали и Сына, и слышали, так же как слышал Павел; слышали и в такое же время, в какое слышал Павел, – и, несмотря на это, не уверовали. Павел услышал голос, когда неистовствовал, когда свирепствовал, когда преследовал учеников: так и иудеи. Где и когда? Вышли они ночью, с фонарями и светильниками, для взятия Его (Иисуса): они думали, что нападают на простого человека. И вот, желая показать им Свою силу, и что Он Бог, а они идут против рожна, (Христос) говорит им: «Кого ищете?» (Ин.18:4). Стояли перед Ним и близко – и не видели Его; но Сам Искомый помогает им найти Себя, чтобы они знали, что Он добровольно идет на страдание, что, если бы Он не восхотел им попустить, они не овладели бы Им. Как же бы они, в самом деле, овладели Им, когда не могли и найти Его? Что говорю: не могли найти Его? Они не могли даже видеть Его, тогда как Он был перед ними; и не только не могли видеть Его, когда Он был перед ними, но и тогда, когда отвечали на вопрос Его, не знали, Кто был перед ними: так Он чрезмерно ослепил глаза их! И не только ослепил, но даже поверг их Своим голосом на землю. Когда Он сказал: «Кого ищете?» – они все «отступили назад» от этих слов (Ин.18:6). Как Павла голос низложил и поверг на землю, так и их всех этот голос низринул на землю; как тот не видел Гонимого им, так и они не видели Искомого ими; как тот ослеп во время своего неистовства, так и они ослепли во время самого неистовства. И тот (ослеп), когда шел вязать учеников, и они тому же подверглись, когда вышли связать Христа. И там узы, и здесь узы; и там гонение, и здесь гонение; и там ослепление, и здесь ослепление; и там голос, и здесь голос; словом: одинаковое проявление силы Христовой, одинаковые врачества, но не одинаково исправление, потому что больные были весьма различны. Что, в самом деле, бесчувственнее, что неблагодарнее их? Упали назад, и опять встали, и опять напали! Не бесчувственнее ли камней были они? И чтобы они знали, что Он точно Тот, Кто сказал им: «Кого ищете?» – и поверг их назад, (Иисус) опять, как они встали, говорит им: «кого ищете?» Они отвечают: «Иисуса Назорея», и говорит им: «Я сказал вам, что это Я» (Ин.18:7, 8). Как бы так говорит Он: узнайте, что Я Тот же Самый, Который сказал раньше: «кого ищете?» и Который поверг вас. Но из этого не вышло никакой пользы; нет, они остались в том же ослеплении. Все это сличая одно с другим, познай достоверно, что Павел обратился не по принуждению, но от доброй души и по чистой совести.

6. Если вы будете терпеливы и благодушны, я представлю и другой ближайший (пример), неопровержимо доказывающий, что Павел обратился к Господу не по принуждению. Павел впоследствии пришел в Саламин, что на (острове) Кипре, и нашел там некоего волшебника, который находился с проконсулом Сергием. Павел, исполнившись Духа Святого, сказал ему: «О, исполненный всякого коварства и всякого злодейства, сын диавола, враг всякой правды! перестанешь ли ты совращать с прямых путей Господних?» (Деян.13:10). Это говорил бывший гонитель. Прославим же Того, Кто его обратил. Прежде вы слышали, что он «терзал Церковь, входя в домы и влача мужчин и женщин, отдавал в темницу» (Деян.8:3); теперь видите, как смело он защищает проповедь. «Перестанешь ли ты совращать с прямых путей Господних? И ныне вот, рука Господня на тебя: ты будешь слеп и не увидишь солнца до времени» (Деян.13:10, 11). То самое врачество, которое ему возвратило (духовное) зрение, Павел употребил и над волшебником, но этот остался в ослеплении, чтобы ты знал, что Павла привело (к Иисусу Христу) не одно призвание, но и его собственное расположение. Если бы причиной этого (обращения Павла) было одно поражение слепотой, то этому же надлежало бы быть и с волшебником, однако не было. Нет, он-то ослеп, а проконсул, увидя происшедшее, уверовал (Деян.13:12). Один принял лекарство, а другой прозрел. Видите, что значит доброе расположение сердца, – что значит упорство и ожесточение! Волшебник ослеп, но сам он не получил от этого пользы, потому что был упорен, а проконсул познал Христа. Но достаточно уже доказано, что Павел обратился добровольно и по расположению. Теперь хочу, чтобы вы твердо знали вот эту истину, что Бог не делает насилия не хотящим, но влечет только желающих. Поэтому (Христос) говорит: «Никто не может приити ко Мне, если не привлечет его Отец» (Ин.6:44). Влекущий влечет желающего, лежащего на земле и простирающего руку. И чтобы вам увериться, что (Бог) не делает никому насилия, но что, если Он и хочет, а мы не хотим, дело спасения нашего распадается, не потому, чтобы воля Его была немощна, но потому, что Он не хочет никого принудить; необходимо этот предмет рассмотреть, так как многие часто пользуются этим предлогом к оправданию своей беспечности и, увещеваемые к принятию просвещения (т.е. Таинства Крещения), к перемене образа жизни на лучший и к другим подобным подвигам, но при всем том, оставаясь в небрежности и нерадении, отвечают так, что, если Богу будет угодно, то Он убедит меня – и я переменюсь. Я и не осуждаю их, напротив, еще весьма одобряю, за то, что они прибегают к воле Божией; только хочу, чтобы они и сами делали, что должны со своей стороны, а потом уже и говорили: если Богу будет угодно. Если ты, предавшись сну и лености, не будешь стараться о добрых делах, а станешь только ссылаться на волю Божию, у тебя никогда не будет ничего доброго. Бог, как сказал я, никогда никого не ведет к Себе силой и принуждением; нет, Он всем хочет спастись, но никого не принуждает, как и Павел говорит: «Чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1Тим.2:4). Как же не все спасаются, если Он всем хочет спастись? Это оттого, что не всех воля следует за Его волей, а Он никого не принуждает. Так (Христос) говорит и к Иерусалиму: «Иерусалим! Иерусалим! сколько раз хотел Я собрать чад твоих... и вы не захотели!» Что же? «Се, оставляется вам дом ваш пуст» (Лк.13:34, 35). Видишь, что если Бог и хочет, но мы не предаемся (воле Его), то остаемся в погибели? Бог, еще раз повторяю, готов спасти человека, не принужденно, не против воли, но по доброй воле и расположению (самого человека). Люди, – хотят или не хотят рабы их, – желают над ними быть господами и владычествовать, имея в виду не пользу рабов, но свою собственную выгоду; но Бог, не имея ни в чем недостатка и желая показать тебе, что не нуждается ни в чем нашем, требует нашего служения только для нашей же пользы, и все делает, не по Своей нужде, к нашему благу, если мы приступим (к Нему) добровольно, охотно и с признательностью за самое порабощение. Тех же, кои не хотят и уклоняются, Он не принуждает и не неволит, желая этим показать, что не Он должен благодарить нас за служение наше, а мы – Его за Его господство. Итак, зная это, и размышляя о человеколюбии Господа, будем вести жизнь свою, по возможности, соответственно Его благости, чтобы получить нам и Царство Небесное, которого да достигнем все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому, с Отцем и Святым Духом, слава и держава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА IV. Содержащая порицание не бывших в церкви и увещание к бывшим о том, чтобы заботились о братьях; также на начало Послания к Коринфянам: «Павел зван» (1Кор.1:1), и о смиренномудрии

Те, кто не посещают церкви, не слышали слов пророка: «Желаю лучше быть у порога в доме Божием, нежели жить в шатрах нечестия» (Пс.83:11). – Что испытывает душа при вступлении в церковь. Богопочтение есть единственно необходимая вещь и должна идти прежде всего. – Необходимость заниматься спасением своих братьев. – Объяснение слов Павла «призванный Апостол», находящихся в начале Первого послания к Коринфянам (1Кор.1:1). – Не столько важно читать, сколько разуметь Священное Писание. – Имена святых приятны для верных, страшны для грешников. – Слово «призванный» означает, что не апостол первый пришел к Господу, но что он ответствовал на призвание. – Коринфяне были богаты всеми благами мира сего, откуда происходило их тщеславие. – Они гордились даже учением, которое ап. Павел впервые проповедовал им; чтобы преподать им урок смирения, апостол и употребляет это слово «призванный». – Увещание к смирению, как основе всех добродетелей.

1. Когда посмотрю на вашу малочисленность и вижу, что наше стадо уменьшается в каждое собрание, то и скорблю, и радуюсь: радуюсь из-за вас, которые здесь теперь; скорблю из-за тех, которых здесь нет. Вы достойны похвал за то, что не стали беспечнее и от малочисленности; они заслуживают порицания за то, что не возбуждаются к усердию и вашей ревностью. Поэтому и называю вас счастливыми и блаженными за то, что вам нисколько не повредила беспечность тех; а тех почитаю жалкими и оплакиваю за то, что им не принесла никакой пользы ваша ревность. Не слышали они, что говорит пророк: «Желаю лучше быть у порога в доме Божием, нежели жить в шатрах нечестия» (Пс.83:11). Не сказал: «желаю жить в дому Бога моего», ни: «обитать», ни: «войти», но: «быть у порога». Я рад, говорит, быть и в числе последних; доволен буду и тем, если удостоюсь войти в преддверие; почту за величайший дар, если меня поставят между последними в доме Бога моего. Любовь усвояет себе общего всех Господа: такова уже любовь.

«В доме Божием». Любящий желает видеть не только самого любимого, и не только дом его, но и преддверие; и не только преддверие дома, но и самую улицу и переулок (т.е. дом любимого человека); и если увидит хоть одежду или обувь друга, думает, что перед ним сам друг его. Таковы были пророки: так как они не видели бестелесного Бога, то взирали на храм, и в нем представляли себе присущим самого Бога. «Желаю лучше быть у порога в доме Божием, нежели жить в шатрах нечестия». Всякое место, всякий дом, – будет ли то судилище, или сенат, или частный дом, – в сравнении с домом Божиим, есть селение грешников, потому что хоть и там бывают молитвы и моления, но неизбежно бывают также раздоры, и ссоры, и брани, и совещания о житейских делах: а этот дом (Божий) чист от всего этого. Вот почему те места – селения грешников, а это – дом Божий. И как пристань, защищенная от ветров и волн, дает полную безопасность входящим в нее судам, так и дом Божий, как бы исторгая входящих в него из бури мирских дел, дает им стоять спокойно и безопасно, и слушать слово Божие. Это место есть школа добродетели, училище любомудрия. Приди, не только во время собрания, когда бывает чтение Писания, духовное поучение и собор честных отцов; нет, и во всякое другое время приди только в преддверие – и тотчас отложишь житейские заботы. Войди в преддверие – и как бы ветерок, какой духовный повеет на твою душу. Эта тишина внушает страх и учит любомудрию, возбуждает ум и не дает помнить о настоящем, переносит тебя с земли на Небо. Если же так полезно быть здесь и без собрания, то какую пользу получают здесь присутствующие, и какую потерю несут отсутствующие тогда, когда пророки вопиют со всех сторон, когда апостолы благовествуют, когда Христос стоит посреди, когда Отец одобряет происходящее (здесь), когда Дух Святой сообщает свою радость?

Хотел бы я знать, где теперь уклонившиеся от собрания, что удержало их и отвлекло от этой священной трапезы, – о чем у них разговор? Впрочем, я хорошо знаю это: они или разговаривают о вещах непристойных и смешных, или предались житейским заботам, а занятие тем и другим непростительно и заслуживает самого строгого наказания. О первых не нужно и говорить, и доказывать: но что и те, которые ссылаются перед нами на домашние дела и говорят, будто неизбежная надобность по этим делам удерживает их (от присутствия в церкви), – что и эти люди не могут получить прощения, так как призываются сюда только однажды в неделю, между тем и в это время не хотят предпочесть духовное земному – это ясно из Евангелия. Званные на духовное брачное пиршество не извинялись вот как: один купил рабочих волов, другой купил землю, третий женился; однако они наказаны (Лк.14:18–24). Дела необходимые, но и они не извинительны, когда призывает Бог, потому что все, необходимое для нас, ниже Бога. Сперва честь Богу, а потом уже забота о прочем. Какой слуга, скажи мне, станет заботиться о своем доме прежде, чем исполнит господскую службу? Так не странно ли – по отношению к людям, где господство – голое имя, оказывать господам такое почтение и повиновение, а к истинному Владыке, не только нашему, но и горних сил, не иметь и такого уважения, какое оказываем подобным нам рабам? О, если бы вы могли войти в их (т.е. не пришедших в церковь) совесть, тогда ясно увидели бы, сколько у них ран, сколько терний! Как земля, не обрабатываемая руками земледельца, глохнет и зарастает кустарником, так и душа, не пользующаяся духовным наставлением, произращает терния и волчцы. Если и мы, каждодневно слушающие пророков и апостолов, едва удерживаем свой гнев, едва обуздываем ярость, едва укрощаем похоть, едва извергаем из себя гной зависти и, постоянно напевая своим страстям стихи из Божественного Писания, едва усмиряем этих наглых зверей, то они, никогда не пользующиеся этим врачевством и не слушающие Божественного любомудрия, – они какую, скажи мне, могут иметь надежду на спасение? Хотелось бы мне быть в состоянии показать вашим глазам душу их: вы увидели бы, как она нечиста, осквернена, расстроена, унижена и безнадежна! Как тела не пользующихся баней покрываются множеством пыли и грязи, так и душа, не пользующаяся духовным учением, покрывается великой нечистотой грехов. Здешнее (т.е. церковь и все, что есть и совершается в церкви) есть духовная баня, теплотой Духа очищающая всякую нечистоту; еще более, огонь Духа очищает не только нечистоту, но и самый цвет. «Если, – говорит Бог, – будут грехи ваши, как багряное, – как снег убелю» (Ис.1:18); пусть, то есть, греховная скверна так крепко вопьется в существо души, что получит уже неизменный цвет краски, и тогда Я могу перевести ее в противоположное состояние, потому что довольно одного Моего мановения – и все грехи истребятся.

2. Это говорю не для того, чтобы вы слышали, потому что вы, по благодати Божией, не имеете нужды в лекарствах; но – чтобы они (т.е. не пришедшие в церковь) узнали об этом через вас. Если бы я мог знать места, в которых они собираются, то не стал бы беспокоить вашу любовь; но как мне одному невозможно узнать такое множество народа, то вам поручаю попечение о ваших братьях. Позаботьтесь о своих братьях, привлеките их, призовите. Знаю, что вы уже часто делали это, но мало – делать это часто, надобно делать до тех пор, пока не убедите их и не привлечете сюда. Знаю, что вы беспокоили их, что нередко казались им тягостными, что не могли убедить их, и от этого стали менее усердны; но да утешит вас Павел, который говорит: «Любовь... все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает» (1Кор.13:4, 7, 8). Ты сделай свое: и пусть он (ближний) не примет врачевства, ты все же получишь награду от Бога. С земли, если бросишь в нее семена, и она не произрастит колосьев, надобно уйти с пустыми руками; не так с душою: нет, ты преподай ей учение, и, пусть она не послушает твоих слов, несмотря на это, ты получишь полную награду, – такую, какую (получил бы), если бы она послушала, потому что Бог смотрит не просто на конец дел, а на расположение делающих и, судя по нему, определяет награды. Итак, прошу вас: что делают пристрастные к зрелищам конских бегов, то же сделайте и вы. А что они делают? С вечера собираются все вместе, ходят друг к другу в дома до зари, назначают себе и другие места, чтобы, собравшись вместе, тем с большим удовольствием идти на сатанинское то зрелище. Как они усердствуют и увлекают друг друга на погибель души, так вы заботьтесь о своей душе и спасайте друг друга; и, перед наступлением (церковного) собрания, (каждый из вас) подойди к дому брата, подожди его у дверей, и, как выйдет он, останови его. Хотя бы звали (его) тысячи надобностей, не уступай ему и не давай приняться ни за что мирское, прежде чем приведешь его в церковь и заставишь пробыть там во все продолжение собрания. Пусть будет он спорить и противоречить, пусть станет представлять тысячу отговорок, не склоняйся и не уступай, но, сказав и внушив ему, что и другие дела его будут гораздо успешнее, когда он приступит к ним, выстоявши всю службу (церковную), помолившись и приняв благословение отцов, – и связавши его этими и подобными словами, веди к этой священной трапезе, чтобы получить тебе двойную награду: и за себя, и за его приход (в церковь). Нет сомнения, что, если мы употребим столько ревности и усердия к уловлению беспечных, то достигнем спасения. Как бы ни были они беспечны, бесстыдны и упорны, но, устыдившись такого постоянства вашей решимости, бросят, наконец, леность. Ведь они, как ни бесчувственны, не жесточе, однако, того судьи, который и Бога не знал, и людей не стыдился (Лк.18:2); между тем и его жестокого, сурового, железного, твердого как алмаз, преклонила неотступная просьба одной вдовицы. Какого же извинения надеяться нам, если, тогда как вдовица успела преклонить и сделать милостивым судью жестокого, и Бога не боявшегося, и людей не стыдившегося, мы не успеем привлечь братьев, которые гораздо мягче и скромнее этого судьи, когда притом увещеваем их для их же блага? Об этом я часто говорил, и не перестану говорить, пока не увижу, что больные выздоровели. Каждый день буду искать их, пока не успею, при помощи вашего усердия, найти. Усердно прошу и вас разведывать о беспечных с такой же, с какой я теперь говорю это, скорбью, с таким же усилием. Не мне одному, но и вам Павел повелел заботиться о своих сочленах: «Увещевайте, – говорит он, – друг друга сими словами, как вы и делаете»; и опять: «назидайте» друг друга (1Фес.5:11). Велика награда пекущимся о братьях, и весьма велико наказание не заботящимся и небрегущим о их спасении.

3. Поэтому я твердо надеюсь и уверен, что вы исполните слова мои с великим усердием, и потому прекращу здесь увещание, и постараюсь привести вас к трапезе Павловой. «Павел... призванный Апостол» (1Кор.1:1). Это часто и вы слышали, и мы читали: но слова (Писания) должно не только прочитывать, но и понимать, иначе не будет нам никакой пользы от чтения. Сокровище, доколе ходят по нему, не показывает богатства; нет, надобно наперед раскопать его, спуститься вниз, и так найти все (сокрытое) богатство. То же и с Писанием: если не исследуешь глубины его, то одно чтение не покажет сокровища заключающихся (в Писании) благ. Если бы довольно было одного чтения, то Филипп не сказал бы евнуху: «Разумеешь ли, что читаешь?» (Деян.8:30). Если бы довольно было чтения, Христос не сказал бы иудеям: «Исследуйте Писания» (Ин.5:39). А исследующий не останавливается на поверхности, но нисходит в самую глубину. Ведь и в самом вступлении (послания) вижу великое море мыслей. В светских письмах приветствия бывают просто только для изъявления почтения, а здесь не так; напротив, самое начало исполнено великой мудрости, потому что не сам Павел говорит, но Христос движет его душой. «Павел... призванный». Это слово «Павел», конечно, одно только простое имя, но оно заключает в себе такое сокровище мыслей, которое уже известно вам по опыту. Если вы помните, то знаете, что я целые три дня говорил только об этом имени, изъясняя причины, по которым прежде называемый Савл после назван Павлом, также для чего он не принял это имя тотчас по обращении к вере, но долго еще носил то (имя), которое сначала дали ему родители. При этом исследовании мы открыли великую премудрость и попечительность Божию и о нас, и о святых тех (т.е. которым Бог переменил имена). Если и люди дают имена своим детям не просто, но – то по отцу, то по дяде, то по другим предкам, – тем более Бог дал имена своим рабам не просто и не без основания, но с великой мудростью. Люди часто называют своих детей именами умерших и в честь усопших, и в отраду себе, находя в таком названии детей облегчение своей скорби о кончине умерших; а Бог в имени святых, как на медном столбе, полагает напоминание и урок добродетели.

Так, Петра Он назвал этим именем по добродетели, желая в имени его заключить доказательство твердости его веры, чтобы в своем имени (Петр) имел всегдашнего учителя этой твердости. Так и Иоанна, и Иакова назвал (сынами громовыми) по громогласию их в проповеди. Но, чтобы не наскучить повторением того, о чем было говорено, – оставив это, скажу только, что имена святых, и сами по себе, почтенны для боголюбивых, и страшны согрешающим. Так, Павел после того, как принял Онисима, этого беглеца и похитителя господских денег, после того, как обратил его и посвятил в тайны веры, – желая возвратить его господину, вот что писал к нему: «Посему, имея великое во Христе дерзновение приказывать тебе, что должно, по любви лучше прошу, не иной кто, как я, Павел старец, а теперь и узник Иисуса Христа» (Флм.1:8, 9). Видишь ли, что (Павел) предложил три причины: узы за Христа, свое состояние по возрасту и уважение, внушаемое его именем? Так как он один просил, то постарался из одного просителя за Онисима сделать трех, – Павла, старца и узника. Видишь ли, что и сами имена (святых) почтенны и любезны верующим? Если название имени любимого дитяти часто заставляет отца, и против воли, оказать милость ради любимого имени, – тем более надлежало так быть со святыми. А для удостоверения, что (имена святых) были страшны согрешающим, как страшны нерадивым детям имена учителей, послушай, как это именно дал разуметь Павел в Послании к Галатам. Так как они уклонились в иудейскую немощь (т.е. обрезание и другие обряды иудейские) и были в опасности потерять саму веру (христианскую), то Павел, желая восстановить их и убедить не примешивать ничего иудейского к евангельскому учению, писал им вот как: «Вот, я, Павел, говорю вам: если вы обрезываетесь, не будет вам никакой пользы от Христа» (Гал.5:2). Ты сказал: «я», для чего же прибавил еще имя? Разве этого: «я» недостаточно было для означения, кто пишет? Нет, чтобы ты знал, что и одного прибавления имени достаточно для поражения слушателей, поэтому (Павел) прилагает свое имя, желая напомнить им (галатам) об учителе. И с нами случается то же самое: когда вспомним о святых, то, если мы в беспечности, пробуждаемся, если в бесстрашии, устрашаемся. Так, когда услышу я об апостоле Павле, то представляю себе, как он был в скорбях, в теснотах, в побоях, в темницах, в глубине (морской) день и ночь (2Кор.11:23–28), как он восхищен был на третье Небо, слышал в Раю неизреченные слова (2Кор.12:2–4), представляю себе это избранное орудие, невестоводителя Христова, который «желал бы сам отлучен быть от Христа за братьев» своих (Рим.9:3). Точно как будто какая золотая цепь, открывается уму внимательных, ряд подвигов (святого) при воспоминании об его имени. А от этого бывает нам немалая польза.

4. Можно бы еще и более сказать об имени (Павла), но, чтобы нам коснуться и второго слова, прекратим здесь рассмотрение имени и перейдем теперь к этому слову. Как имя (Павел) доставило нам великое богатство, так и слово: «призванный», если только решимся мы исследовать его с надлежащим усердием, даст нам такой же, или еще и обильнейший, предмет для созерцания. В самом деле, как вынувший из какого-либо украшения или диадемы царской один только камень, может, продавши этот драгоценный камень, и купить великолепные дома и дорогие поля, толпы слуг и множество других предметов, – так и в отношении слов Божиих, если захочешь изъяснить смысл одного речения, оно доставит тебе великое духовное богатство, не тем, чтобы принесло дома или слуг, или десятины земли, но тем, что возбудит души внимательных к благочестию и любомудрию. Вот и это самое слово: «призванный», смотри, к какой ведет нас истории духовных дел. Впрочем, должно прежде узнать, что такое значит это «призванный», а потом рассмотреть, для чего (Павел) так написал в посланиях только к коринфянам и римлянам, а ни к кому другому: не без причины же и не без основания он делает это. Если и мы не без разбора делаем надписи своих писем, но, посылая письмо к низшим, пишем: такой-то такому-то; а когда посылаем к равным, то получающего письмо называем в надписи и господином; когда же пишем к гораздо высшим по достоинству, то прибавляем множество и других наименований, выражающих глубокое почтение, – если и мы наблюдаем такую разборчивость, и не ко всем пишем одинаково, но, судя по различию лиц, получающих письма, употребляем такие или другие названия; то тем более Павел писал одним так, а другим иначе, не без причины и не без основания, но с некоторой духовной мудростью. Что Павел ни в одном из других посланий не назвал себя, в самом вступлении послания, призванным, это можем мы узнать, пробежав самые начала посланий. Остается нам сказать, для чего он сделал это; только мы наперед покажем, что значит «призванный» и что Павел хотел внушить нам этим словом. Что же он хочет внушить нам, называя себя призванным? То, что он не сам первый пришел к Господу, но послушался, быв призван; не сам искал и нашел, но найден, когда блуждал; не сам первый воззрел на свет, но свет (Небесный) пролил свои лучи на его взор и, ослепив ему плотские глаза, потом открыл внутренние. Итак, он называет себя призванным, желая вразумить нас, что он все свои добрые дела приписывает не себе, но призвавшему его Богу. Кто отворил мне, говорит он, ворота на арену и открыл поле для борьбы, Тот – виновник и венцов; Кто сделал начало и посадил корень, Тот дал мне и возможность произрастить впоследствии плоды. Поэтому он и в другом месте, сказав: «но я более всех их потрудился», прибавил: «не я, впрочем, а благодать Божия, которая со мною» (1Кор.15:10). Итак, слово: «призванный» означает не другое что, как то, что Павел не усвоял себе ни одного из своих подвигов, но все приписывал Господу Богу. Это и Христос внушал ученикам, говоря: «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал» (Ин.15:16). На это же самое и апостол указывает в том же послании, говоря: «Тогда познаю, подобно как я познан» (1Кор.13:12); теперь, то есть, не я первый познал, но сам наперед был познан, потому что, когда он гнал и опустошал Церковь, тогда призвал его Христос, сказав: «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» (Деян.9:4). Вот, почему он называет себя призванным. А почему он так написал к коринфянам? Коринф – главный город Ахаии, и был богат духовными дарами, чему и надлежало быть так, потому что он впервые (Деян.13:1, 8–11; 1Кор. 1:14–17, 2:1, 3, 3:6, 10) услышал проповедь от Павла. Как виноградник, обработанный искусным и рачительным земледельцем, изобилует листьями и всегда обременен бывает множеством плодов, так и этот город, впервые воспользовавшись учением Павла, как бы обработкой искусного земледельца, и долгое время наслаждаясь его мудростью, украсился всеми благами. В нем не только было обилие духовных даров, но и великий избыток мирских благ, потому что он превосходил другие города и внешней ученостью, и богатством, и могуществом. Эти-то блага и надмили его гордостью, а через гордость разделили на разные части.

Таково свойство гордости: она расторгает союз любви, отделяет людей друг от друга, и всякого, кем она обладает, заставляет жить особо от прочих. Как стена, раздувшись, разрушает здание, так и душа, надмившись гордостью, не может быть в союзе с другими. Это самое случилось тогда с коринфянами: они стали спорить между собой, рассекли Церковь на множество частей, поставили себе много других (кроме Павла) учителей, и, разделившись на общины и особые братства, нанесли вред достоинству Церкви, потому что достоинство Церкви поддерживается тем, когда составляющие ее соблюдают между собою связь, (какая должна быть между членами) тела.

5. Надобно, впрочем, показать вам и то, что коринфяне впервые услышали проповедь от Павла, что они обогащены были духовными дарами, что обладали и мирскими выгодами, и что, возгордившись этими выгодами, разделились между собой, и одни из них перешли на сторону одних, а другие – на сторону других (учителей). Итак, для удостоверения, что они впервые услышали учение от Павла, послушай, как сам Павел указал на это. «Ибо, хотя у вас тысячи наставников во Христе, но не много отцов; я родил вас во Христе Иисусе благовествованием» (1Кор.4:15). А кто родил, тот первый выводит на свет рожденного. И опять: «Я насадил, Аполлос поливал» (1Кор.3:6); здесь показывает, что он первый посеял учение (между коринфянами). А что они богаты были духовными дарами, видно вот из чего: «Непрестанно благодарю Бога моего за вас, ради благодати Божией, дарованной вам во Христе Иисусе, потому что в Нем вы обогатились всем» (1Кор.1:4, 5). Потом, что они обладали внешней мудростью, это показал нам (Павел) теми многими и пространными словами, которые он направляет против этой мудрости. В другом послании он нигде не делал этого, а здесь (т.е. в Первом послании к Коринфянам) сильно осуждал (внешнюю мудрость), и весьма справедливо. Так как от нее произошла опухоль, то над нею (Павел) употребил и резание, говоря так: «Ибо Христос послал меня не крестить, а благовествовать, не в премудрости слова, чтобы не упразднить Креста Христова» (1Кор.1:17). Смотри, какое обвинение против внешней мудрости: она не только не содействует благочестию, но еще бывает помехой и препятствием. Как прекрасные тела и благовидные и красивые лица, если получат какое-либо стороннее украшение, утрачивают славу собственной красоты, потому что честь этой славы похищают себе румяна, притирания и другие прикрасы; если же не употребишь на них ничего постороннего, то гораздо лучше выкажешь красоту их, когда один вид их сам собою будет действовать и пользоваться вполне удивлением: так бывает и с верой – этой духовной невестой. Если придашь ей что-либо внешнее, – богатство, или власть, или силу красноречия, то унизишь ее славу, потому что не дашь проявиться всему блеску ее, но раздробишь славу ее на многие части; напротив, если предоставишь ей действовать самой по себе, устранив все человеческое, тогда верно выкажется вся красота ее, тогда ясно просияет неодолимая сила, когда т.е., не воспользовавшись ни богатством, ни мудростью, ни властью, ни знатностью рода, ни другими человеческими пособиями, она победит и преодолеет все, – когда через людей ничтожных, низких, неимущих, бедных и неученых одолеет и нечестивых риторов, и философов, и тиранов, и всю вселенную.

Потому Павел и говорил: «Приходил возвещать вам свидетельство Божие не в превосходстве слова или мудрости» (1Кор.2:1), и: «Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых» (1Кор.1:27). Сказал не просто: «немудрое», но: «немудрое мира», а конечно, безумное мира не есть безумное и пред Богом, напротив, многие из кажущихся здесь (в мире) безумными – пред Богом умнее всех других, точно так, как и многие из живущих здесь в бедности – пред Богом богаче всех. Так и Лазарь в мире был беднее всех, а на Небе стал всех богаче. Итак, безумными мира (Павел) называет тех, которые не имеют изощренного языка, не обладают светской ученостью, лишены красноречия. И этих-то людей «избрал», говорит, «Бог, чтобы посрамить мудрых». Как же, скажи мне, эти посрамляются через тех? На деле. Когда вдову, сидящую у ворот и просящую милостыни, а часто и увечную, спросишь о бессмертии души, о воскресении тел, о Промысле Божием, о наградах по заслугам, о тамошнем отчете, о Страшном Судилище, об уготованном добродетельным блаженстве, об угрожающих грешникам наказаниях и обо всем прочем, и она ответит с точностью и полной уверенностью; а философ и тот, кто много хвастает прическою волос и тростью, после многих и долгих курсов учения, после многих и напряженных занятий, не может и заикнуться, не смеет и рта раскрыть об этих предметах: тогда хорошо узнаешь, как «Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых». Чего эти мудрые по гордости и высокомерию не могли найти, – потому что уклонились от учения Духа, и совершенно предались своим умствованиям, – то самые бедные и презренные люди, лишенные всякого мирского образования, узнали с совершенной точностью, – потому что доверились Небесному наставлению. Но (апостол) не останавливается на этом в осуждении мирской мудрости; нет, он прибавляет еще другое, сильнейшее осуждение, говоря: «Мудрость мира сего есть безумие пред Богом» (1Кор.3:19), и, преподавая слушателям наставление, опять с совершенным презрением (к земной мудрости) и с силою говорил им: «Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым» (1Кор.3:18), и опять: «погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну» (1Кор.1:19), и опять: «Господь знает умствования мудрецов, что они суетны» (1Кор.3:20).

6. Так, отсюда видно, что коринфяне обладали (мирской) мудростью. А что они гордились и надмевались, опять явствует из этого же послания. Осудивши в одном месте блудодея, Павел прибавил следующие слова: «И вы возгордились» (1Кор.5:2). А что они от гордости рассорились между собой, и это самое показал он, сказав: «Если между вами зависть, споры и разногласия, то не плотские ли вы? и не по человеческому ли обычаю поступаете?» (1Кор.3:3). В чем же выразилась ссора? Они разделились между многими начальниками, почему (Павел) и говорит: «Я разумею то, что у вас говорят: «я Павлов»; «я Аполлосов»; «я Кифин» (1Кор.1:12). Говорит это не потому, чтобы они предались Павлу и Кифе и Аполлосу; нет, этими именами он хочет прикрыть виновников раздора, чтобы, обнаружив их, не сделать упорнее и не довести до большего бесстыдства. А что, в самом деле, они предались не Павлу и Петру и Аполлосу, но некоторым другим, и это видно из последующих слов. Осудив их за этот раздор, он прибавил вот что: «Это, братия, приложил я к себе и Аполлосу ради вас, чтобы вы научились от нас не мудрствовать сверх того, что написано, и не превозносились один перед другим» (1Кор.4:6). Многие из простых людей, не имея, чем самим гордиться и укорять ближнего, поставив начальников над собою, их-то заслугами возгордились перед другими, и мудрость их учителей сделалась для них поводом к превозношению перед другими: а это было верхом тщеславия – не имея, чем самим хвалиться, воспользоваться чужими преимуществами к превозношению перед другими. Итак, как они и надмились гордостью, и рассорились, и разделились на многие части, и высоко возмечтали о своей вере, как будто сами от себя изобрели, а не свыше и от благодати Божией получили догматы истины, – то Павел, желая смирить их гордость, в самом начале (послания) тотчас назвал себя призванным, как бы так говоря: если я, учитель, не изобрел ничего сам от себя, и не сам первый пришел к Богу, но послушался уже тогда, как призван был, то вы, ученики, от меня принявшие догматы, как можете высокоумствовать, как будто бы сами изобрели их?! Поэтому и далее говорил им: «Кто отличает тебя? Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил?» (1Кор.4:7). Итак, это слово: «призванный» есть не другое что, как урок смиренномудрия, низложение надменности, укрощение высокомерия. Ничто, точно ничто не может так обуздывать и воздерживать нас, как смиренномудрие, когда т.е. мы бываем скромны, смиренны и никогда нисколько не мечтаем о себе. Ведая это, и Христос, когда приступал к преподаванию духовного того учения, начал с увещания к смиренномудрию и, отверзши уста, наперед постановил этот закон словами: «Блаженны нищие духом» (Мф.5:3). Кто намеревается строить большой и великолепный дом, тот полагает и основание соответственное, чтобы оно могло выдержать тяжесть, которая впоследствии будет лежать на нем: так и Христос, начиная возводить в душах учеников великое здание любомудрия, наперед полагает увещание к смиренномудрию, как твердое и непоколебимое основание, – первую и нижнюю часть здания, зная, что, когда эта добродетель вкоренится в сердцах слушателей, то и все прочие добродетели могут уже безопасно назидаться. Следовательно, когда нет в человеке этой добродетели, тогда он напрасно, попусту и без пользы будет трудиться, хотя и совершит все прочие добродетели. Как человек, построивши дом на песке, хоть и подъял труд, но не получит пользы, потому что не положил надежного основания, – так, сколько бы кто ни сделал добра, без смиренномудрия, погубит и испортит все. А смиренномудрие, разумею, не то, что на словах и на языке, а то, что в сердце, от души, в совести, – что видеть может один Бог. Эта добродетель, одна и сама по себе достаточна к умилостивлению Бога, что и доказал мытарь. Не имея ничего доброго и не могши похвалиться хорошими делами, он сказал только: «Боже! будь милостив ко мне грешнику!» (Лк.18:13) – и вышел праведнее фарисея; между тем это были слова еще не смиренномудрия, но искреннего сознания. Смиренномудрие состоит в том, когда человек, признавая в себе великие совершенства, нисколько не мечтает о себе; а сознание – в том, когда человек, будучи грешником, сам исповедует это. Если же не сознавший в себе ничего доброго, исповедав то, чем он был, так преклонил Бога на милость, – то каким дерзновением будут пользоваться те, которые могли бы указать на множество своих добродетелей, скрывают, однако, таковые и ставят себя в числе последних? Так-то сделал и Павел: будучи первым из всех праведников, он называл себя первым из грешников (1Тим.1:15); и не только называл себя так, но и был убежден в этом, узнав от Учителя, что, и сделавши все, мы должны называть себя рабами, ничего не стоящими (Лк.17:10). Вот, в чем состоит смиренномудрие! Подражайте же ему вы, у которых есть добрые дела, а мытарю – вы, которые обременены грехами. Будем признавать себя такими, каковы мы на деле; будем ударять в грудь и заставлять душу свою нисколько не мечтать о себе. Если мы будем в таком расположении, то оно послужит у нас достаточным приношением и жертвой, как и Давид сказал: «Жертва Богу – дух сокрушенный; сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже» (Пс.50:19). Не сказал только: «смиренного», но еще и: «сокрушенного»; а сокрушенное переломлено, и уже не может, хоть и захочет, подняться вверх. Так и мы, не только смирим нашу душу, но и сокрушим, и пронзим; а она сокрушается, когда постоянно помнит о своих грехах. Когда так смирим ее, она, если и захочет, не будет в состоянии подняться до гордости, потому что совесть, подобно узде, будет удерживать ее от надмения, будет укрощать и умерять во всем. Таким образом возможем мы обрести и благодать у Бога: «Сколько ты велик, столько смиряйся, и найдешь благодать у Господа» (Сир.3:18). А кто обрел благодать у Бога, тот не почувствует никакой неприятности, но может и здесь, с Божией благодатью, легко перенести все несчастья, и избегнуть уготованных там грешникам наказаний, потому что благодать Божия будет ему везде предшествовать и во всем содействовать к добру. Ее-то да удостоимся получить все мы, о Христе Иисусе Господе нашем, через Которого и с Которым Отцу, со Святым Духом, слава и ныне и присно и во веки веков. Аминь.


Источник: Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского, в русском переводе: в 12-и томах. - Санкт-Петербург : С.-Петерб. Духовной Академии, 1895-1906. / Т. 3. (в 2-х книгах) - 1897. - 962 с. / Беседы о перемене имен. 101-148 с.

Комментарии для сайта Cackle