На слова: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия» (Мф. 26:39). В великую пятницу^*

Учители церкви похожи на чадолюбивую мать, переносящую всякую тягость и труд для воспитания своих милых детей. Как она предлагает свои сосцы, доставляющее неистощимую молочную пищу милому дитяти, так точно и учитель церкви, предлагая свой ум детям церкви, побуждает охотно извлекать словесное молоко. И как мать, после времени молочной пищи, служит для жизни своих детей тем, что дает твердый хлеб вместе с овощами, приготовленными на огне, таким же образом и учитель, после оглашения божественными словами, как бы после молочной пищи, дает питающимся от него детям труднообъяснимый хлеб слова, вместе с разными толкованиями и учениями Писания. Поэтому и мы, возлюбленные, после того, как напитали вас молоком легких слов в предыдущие дни, теперь поведем к рассмотрению учений: Дух Святой приготовляет для вас здравое слово наставления.

На трапезе Писания нам предложен такой хлеб слова: почему Господь наш Иисус Христос, пришедший за жизнь всех принять на Себя страдание и смерть, перед славным крестом говорит: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия» («Отче..., аще возможно есть, чаша сия да мимоидет от мене») (Мф. 26:39)? Многие, не поняв мудрой цели и не вникнув в сокрытое в этом изречении сокровище, говорят о Его робости. Но мы, возлюбленные, побеседуем с Ним, как дети, чтобы вам, как детям, усвоить мысли Его. Скажем Ему, не как совершенные, но как дети: «Почему, Господи, перед страданием за нас, перед распятием на кресте, Ты робеешь и молишься, говоря: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия»? Если Ты сам Себя истощил, приняв образ раба, когда никто Тебя не принуждал, зачем теперь Ты о другом просишь и говоришь: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия»? Ты ведь сдерживался и спешил пить эту чашу. Ты говорил: «Крещением должен Я креститься; и как Я томлюсь, пока сие совершится!» («крещением... имам креститися, и како удержуся, дóндеже буду пить его») (Лук. 12:50); и между тем как сдерживаешься и спешишь пить его, (теперь) отказываешься и говоришь: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия». Ужели не знаешь, что Ты намерен был претерпеть за нас смерть? И ведь Ты говорил: «Должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть» ("подобает Сыну человеческому быть предану и пострадати... и в третий день востати») (Мф. 16:21); почему же перед самим крестом Ты отказываешься и говоришь: «если возможно, да минует Меня чаша сия»? И если Ты этого желал, зачем порицал своего ученика Петра, препятствовавшего Тебе? Ты говорил: «Должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть»; а Петр говорил: «Будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою!» («милосерд ты Господи: не имать быти тебе сие») (Мф. 16:22); (тогда) вознегодовав на него, Ты говорил: «Оойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое» («иди за мною сатано, соблазн ми еси: яко не мыслиши, яже Божия, но человеческая») (Мф. 16:23). Если Ты порицал его тогда, как по-человечески говорящего, зачем теперь ищешь того, чему он тогда препятствовал, и говоришь: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия»?

Мы научаемся, что Ты творец видимого и невидимого; прикосновением руки исцелял от болезней, словом укреплял разрушившиеся тела мертвых, потоки крови иссушал краем одежды, пятью хлебами напитал до сытости пять тысяч мужей, повелевал ветрам и морю, и все Тебе с трепетом повиновалось; и, совершитель стольких чудес и разрушитель смерти, теперь Ты боишься смерти, и говоришь: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия»? И если Ты боишься смерти, на кого впредь будет у нас надежда жизни; и если боишься смерти, то почему говоришь: «Я… воскресение и жизнь» ("аз есмь жизнь и воскресение») (Иоан. 11:25)? Жизнь и воскресение никогда не боятся смерти. Что же значит, что Ты говоришь: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия»? Разве Ты не знаешь, знающий все прежде бытия его, не знаешь – возможно, или нет миновать этой чаше? Почему Ты говорил: «никто не знает Отца,... только Сын" (Мф. 11:27)? Ты знаешь Отца, Которого ни в чем Ты не больше, а о чаше не знаешь, возможно ли ей миновать? Почему же Павел говорить: «И нет твари, сокровенной от Него, но все обнажено и открыто перед очами Его» («несть тварь неявлена пред ним, вся же нага и объявлена пред очима его»); и еще: «Ибо слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные» («живо бо слово Божие, и действенно, и острейше паче всякаго меча обоюду остра, и преходящее даже до разделения души же и духа, членов же и мозгов, и судително помышлением и мыслем сердечным») (Евр. 4:13, 12)? Если нет перед лицом Его твари неявной, все обнажено и объявлено в глазах Его, почему Ты теперь, будто не знающий, говоришь: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия», если только в этом слове нет какой-либо сокрытой тайны? Не подходяще, Господи, к Тебе это слово, так как Ты Бог, Сын Божий, Слово, Мудрость, Сила, Свет, Солнце правды, Источник бессмертия, Жизнь вечная, Воскресение для нас, умерших от греха. Отче, аще возможно есть, чаша сия да мимоидет.

О, как трудно проникнуть в это слово, рассмотреть и обсудить его! Как тесно (оно) и мучительно для многих людей! Научи нас, Господи, этой тайне Твоего слова; мы Твои, и в Тебя уверовали. Пусть не поднимается в своем злословии исполин Евномий, и не порицает воинства Израиля Господня; он нас порицает, и против Тебя, нашего Владыки, поднимается бесчестье. Возбуди в нашем сердце ум, как у кротчайшего Давида; дай нам один камень слова, чтобы, метнув им, разрушить сущность их нечестия, чтобы узнало сегодня все воинство, что Ты Господь всевышний, один только по всей земле (Пс. 82:19).

Велик у нас сонм еретический, говорящий: «Видишь, как Он боится и робеет; видишь, как молится Отцу словами: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия»! Теперь Евномий радуется, теперь Арий веселится, как нашедшие хульные слова, шипящие против истины. Но не веселитесь вы, иноплеменники! Сокрушено ярмо нашего мучителя. С нами Бог (Числ. 14:9)! Знайте, язычники, и покоряйтесь; если опять усилитесь, опять будете побеждены; и если совет совещаете, разорит Господь; уста Господни сказали это – «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия». О, чаша, исполненная жизни и бессмертия! Из нее, осквернив своим зловерием, Евномий и Арий напояют ближнего коварной гибелью, считая горечью ее сладкое смешение мыслей, и не боясь голоса Писания, говорящего: «Горе тебе, который подаешь ближнему твоему питье с примесью злобы твоей» («горе напаяющему подруга своего развращением мутным») (Авв. 2:15); горе говорящим горькое сладкое, и сладкое горькое; полагающим свет тьмой, и тьму светом; «Горе тем, которые мудры в своих глазах и разумны пред самими собою» («горе иже мудри в себе самих, и пред собою разумни») (Ис. 5:20–21).

Мы же, возлюбленные, взяв чашу Господа нашего, с любовью почерпнем преисполняющего ее учения. «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия»! Не по-твоему, Арий – будто робеет Господь наш, или боится смерти; почему Он боялся бы, когда имел власть умереть и не умереть: «Имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее» («область имам положити... душу мою, и область имам паки прияти ю») (Иоан. 10:18)? Если бы Он принуждался кем-нибудь, то ты верно бы сказал, что Он робеет; а теперь Он сам говорит: «Имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее», т. е., «Я никем не принуждаюсь. Но как Я сам Себя истощил, приняв образ раба, без принуждения кем-либо, и Себе самом устроил тело для жительства: «Премудрость построила себе дом, вытесала семь столбов его» («премудрость созда себе дом») (Прит. 9:1), – таким же образом могу и разрушенное смертью Свое тело воскресить для жизни. Я есмь говорящий: «разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его» («разорите церковь сию, и треми денми воздвигну ю») (Иоан. 2:19), так что ни из робости, ни из страха смерти Я говорю: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия», но предлагая слово сокрытой тайны.

Это изречение есть приманка для диавола; Мне нужно было уловить его этим изречением. Диавол видел, что Я совершил много знамений, что исцелял прикосновением руки болезни, что изгонял словом легионы демонов, что струпья прокаженных снимал словом, как бы веялкой, что расслабленных укреплял голосом, что повелевал ветрам и морю, и все Мне с трепетом повиновалось; увидев из этих дел, что Я Сын Божий, он подумал, что если Я буду распят на кресте, он погиб; если Я сойду в преисподнюю, то сокрушу его железные запоры и разрушу его медные врата. И, увидев это, из страха избегает поставить многоценный для Меня трофей креста. Что Мне делать? Как мудрый рыбак, Я делаю вид, что робею, – делаю вид, что боюсь смерти и говорю: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия», чтобы он, заключив из этих моих малодушных слов, что Я робкий человек, избегающий смерти, поспешил поставить посреди земли тайну крестного древа, будто бы против Меня. Мне нужно было, как мудрому рыбаку, воспользоваться искусством против него; Мне нужно было все претерпеть за жизнь всех. Если он от начала воспользовался хитростью для погибели Адама, тем более Мне нужно было воспользоваться для спасения всех. Коварными словами он обманул Адама; божественными словами: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия» обманывается он, коварный. Если бы рыбак, когда опускает уду в море, не надевал на нее червя, и не показывал его будто ускользающим, рыбы не бросались бы к нему. Я облек уду Моего божества червем тела; опустил уду, сокрытую в червь тела, в глубину этой жизни; если бы червь не двигался подобно червю, не пришел бы тот, кому нужно было уловиться удой. Мне нужно было принять вид червя и сказать: «Я же червь, а не человек» («аз есмь червь, а не человек») (Пс. 21:7), чтобы он подбежал и ухватился за уду, и был бы вытащен Мной, и исполнилось бы написанное у Иова: «Можешь ли ты удою вытащить левиафана» («извлечеши ли змия удицею») (Иов. 40:20). Я становлюсь как бы робким человеком, становлюсь как бы убегающим смерти, говорю: «душа Моя скорбит смертельно» («прискорбна есть душа моя до смерти») (Мф. 26:38), говорю: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия». Он с радостью и весело слушает эти слова; спешит делать враждебное для Меня. И что же говорит сам в себе? «И это человек. Я поглотил Авраама, Исаака, Иакова, патриархов и пророков; поглощу и Его. Вот Он робеет, как человек; Он человек; поглощу Его». Он поглотит Меня, как человека, и Я окажусь в утробе его Богом совершителем. «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия». Он поглотит закваску тела, и Я окажусь негасимым углем божества, страшно сжигающим его внутри: «Огонь пришел Я низвести на землю» («огня приидох воврещи на землю») (Лук. 12:49). «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия», Я буду говорить, как агнец; не желаю, чтобы он видел сверкающий меч божества, чтобы не убег он, волк. Он поглотит Меня, как агнца, и изнутри уязвится изощренным мечом: «не мир пришел Я принести, но меч» («не приидох воврещи мир на него, но меч") (Мф. 10:34). «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия». Я скрою пастыря Бога в агнце тела; не желаю обнаружить пастыря Бога, чтобы не убежал волк; волк уходит, если видит пастыря. Я буду говорить, как агнец. «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия». Буду говорить, как агнец, не имеющий пастыря; Я сделался как бы беспомощным человеком. Поглотит Меня, как агнца, и сокрушится изнутри крестным посохом пастыря. Он сгрызет зерно горчичное, и Я окажусь для него остротой страшно мучительного божества; он сгрызет Меня, как человека, и Я окажусь крепким камнем, сильно сокрушившим его зубы, чтобы он научился не сгрызать более людей; и исполнится написанное: «Боже! сокруши зубы их в устах их» ("Бог же сокрушит зубы его во устех его») (Пс. 57:7).

«Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия». Если бы он знал, какова эта чаша, от которой Я отмаливаюсь, он молился бы, чтобы она миновала; против него она жало, а для моих спасение. Когда он Меня поглотит, тогда почувствует, Кого поглотил; когда он увидит, что Мной скрывается солнце, омрачается день, тогда и сам огорчится; и исполнится написанное: «Ад преисподний пришел в движение ради тебя» («ад доле огорчися, срет тя») (Ис. 14:9). «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия». Пусть не смущают вас эти слова, мудро произносимые; подождите, и увидите вывод из Моих слов, и тогда изумитесь мудрости их. Он думает, что глупо ухищрение Мое; а не знает, что «немудрое Божие премудрее человеков» («буее Божие премудрее человек есть»); он думает отсюда, что Я самый немощный, а не знает, что «немощное Божие сильнее человеков» («немощное Божие крепчае человек есть») (1Кор. 1:25); не знает, что Я буду пить чашу, он упьется и омрачится, а мои возбудятся и станут бодрыми. Теперь он с радостью слушает эти Мои слова: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия». Когда поглотит Меня, когда увидит, что камни раскалываются, гробницы и могилы открываются и сам он сокрушается, и мертвые встают и восходят на небо, тогда он раскается и будет печалиться над тем, чему теперь радуется. Он не знает, что самому себе ставит западню, которую ставит, и сам попадется, по писанному: «Рыл ров, и выкопал его, и упал в яму, которую приготовил» («ров изры, и ископа и, и падет в яму, юже содела») (Пс. 7:16). Он не знает, что крест, который он намерен поставить – для Меня постель, для него крест; для Меня почивальня – для него смерть. О, чаша, жало для диавола, пугало демонов, веялка грехов, устроительница жизни, умилостивление для грешников, чаша бессмертия! «Впрочем, не как Я хочу, но как Ты»« (Обаче не якоже аз хощу, но якоже ты»). Он узнал, несчастный, что все стало, что Я сказал; он слышал Мои слова: «Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня» («благодарю Тебя, Отче, яко услышал еси мя. Аз же ведех, яко всегда мя послушаеши») (Иоан. 11:41–42). Так как Я молился, чтобы миновала чаша смерти, то, чтобы ты не думал, вследствие молитвы о миновании чаши, будто дело креста стало слабым, Я делаю сомнительный вывод из Своей молитвы, и говорю: «Впрочем, не как Я хочу, но как Ты». Отцу Своему Я приписываю власть над смертью, хотя сам имею власть положить душу Свою, и власть имею опять взять ее. Я покрываю Свое божественное достоинство духовными листьями, покрываю властность Своего божества человеческими словами, говорю: «не как Я хочу, но как Ты». Он, слепец не звал, что Моя воля и Отца Моего одно: «Все, что имеет Отец, есть Мое» («вся, елика имать Отец, моя суть») (Иоан. 16:15), и: «Я и Отец – одно» («аз и Отец едино есма») (Иоан. 10:30). «Впрочем, не как Я хочу, но как Ты». Он повесит зерно хлебное, и когда поглотит Меня, увидит, что сам удавливается тройной петлей».

Но может быть кто-нибудь из слушателей спросит: «Неужели Христос посмеялся над диаволом, или возможно ли было насмехаться над ним?» Ему мы скажем: прочитай Писание, и найдешь, что сам Отец говорит Моисею: «что Я сделал в Египте» ("видишь, елико наругахся Египтяном») (Исх. 10:2). Так и Господь посмеялся над диаволом и демонами. Нужно было, чтобы он был осмеян, как безумец, за свое великоречие и слова: «Силою руки моей и моею мудростью я сделал это, потому что я умен: и переставляю пределы народов, и расхищаю сокровища их, и низвергаю с престолов, как исполин; и рука моя захватила богатство народов, как гнезда; и как забирают оставленные в них яйца, так забрал я всю землю, и никто не пошевелил крылом, и не открыл рта, и не пискнул» («крепостию... Моей сотворю и разумом рук моих отиму пределы языков,... и вселенную всю как гнездо возьму, и яко оставленая яица возму, и никого не будет, иже... противу мне речет») (Ис. 10:13–14). Нужно было, чтобы он и демоны были осмеяны, чтобы обнаружилось, что в таких своих похвальбах они неразумнее даже детей. Поэтому и не знали, что делали: «ибо если бы познали, то не распяли бы Господа славы» («аще бо быша разумели, не быша Господа славы распяли») (1Кор. 2:8). Также и пророк предвозвестил об этом драконе, что он будет осмеян: «там этот левиафан, которого Ты сотворил играть в нем» («змий сей, егоже создал еси ругатися ему») (Пс. 103:26).

Но, чтобы не казалось, что излишним удлинением слова мы препятствуем желающим после нас еще яснее передать мысль Писания, здесь прекратим свое Слово. Мы были вызваны сказать по поводу той же самой главы, не потому, что можем говорить без пропусков, но чтобы объяснить по своим силам, и дать повод любознательным: "дай наставление мудрому, и он будет еще мудрее» («даждь премудрому вину, и премудрейший будет») (Прит. 9:9). И вы, возлюбленные, собрав из Писания, в подкрепление сказанному, старайтесь еще больше уяснить трудную мысль – Господь наш не по робости, как выше у нас сказано, уклоняется от чаши смерти, но по божественному устроению, чтобы по моим ничтожным словам и мыслям и вашим трудам воссылалась слава Христу, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.