Протоиерей Иоанн Миронов – один из старейших Русской Православной Церкви, духовник Обители милосердия в деревне Вехно Великолукской епархии, 25 ноября 2024 года встречает свой 98-й день рождения и одновременно празднует день Ангела. Век отца Иоанна вобрал в себя много испытаний, скорби и горя, но и бесценные Божии милости и дары – общение с великими подвижниками, живую связь с истинными светочами веры, ныне прославленными в сонме святых. Самому протоиерею Иоанну Господь даровал возможность быть наставником множества людей – рядовых прихожан его храма и архиереев, белого священства и монашествующих. О своем духовном отце «Монастырскому вестнику» рассказал епископ Егорьевский Мефодий, наместник Николо-Угрешского ставропигиального мужского монастыря.
– Ваше Преосвященство, в день рождения отца Иоанна о чем хотелось бы сказать в первую очередь?
– Рассказывать о протоиерее Иоанне (Миронове), нашем с братом духовнике, с одной стороны, очень радостно, а с другой – непросто, потому что когда человек тебе глубоко дорог духовно, то в какой-то степени о нем трудно достойно много говорить. Кроме того, есть такие тонкие переживания, которые сложно передать словами. Поэтому, может быть, многое важное так и останется за кадром.
Но хотелось бы начать с того, что в церковной жизни очень важно Священное Предание, оно первично и даже превосходит по своему значению Священное Писание и какие-то церковные законодательства. В узком понимании, Предание – это то, что не вошло в Писание, но, тем не менее, предано бумаге, тексту. А есть Предание, понимаемое в широком смысле – это передача личного опыта благодати и практика отношения к этому опыту. Это и является самым драгоценным, так что, перефразируя мысль св. Филарета (Дроздова), можно сказать, что именно через Предание в Церкви действует Дух Святой, через личное Предание. Существует много таких ветвящихся линий-веточек личного Предания: от Христа через апостолов, далее через мужей апостольских и потом через их последователей и следующие поколения верующих в Господа. И все это живые артерии личного соприкосновения с Ним. В истории Церкви эти ветви превратились в такое широкое, могучее и объемное дерево, плодоносное, и для каждого особенно важна именно та веточка, к которой Господь его привил.
О. Иоанн окормлялся у батюшки Серафима Вырицкого, преп. Серафим Вырицкий – у преп. Варнавы Гефсиманского. Кроме того, после смерти преп. Серафима, к которому он не так долго ездил, батюшка окормлялся у св. Симеона Псково-Печерского и у митр. Вениамина (Федченкова) в Печорах, а также у старца Николая Гурьянова. Для нас важна эта живая связь через нашего духовного отца с предыдущими поколениями подвижников, многие из которых уже прославлены в лике святых. Если вспомнить старца Иосифа Исихаста, когда он пришел на Афон, то, понимая важность этого личного преемства живого Предания, он стал искать себе старца. Это непросто было сделать. Нам даже неизвестно имя того старца, у которого он окормлялся. Тот старец оказался, может быть, не простого характера, но, тем не менее, отец Иосиф посчитал важным привиться к этой духовной ветви. Это как в земной жизни: если у человека есть родители, то чаще всего у него есть и наследство, и связи с людьми, с которыми его родители общались, и определенное русло, в котором он находится. Точно так же, но только в большей степени, это важно в духовной жизни. И Господь судил, что для нас с братом таким старцем стал о. Иоанн.
Некоторые задают вопрос, где-то по сути формальный: как получилось, что мы с братом – монахи, и окормляемся у белого священника, протоиерея, с детьми и с матушкой? На это можно ответить цитатой из Евангелия: «Дух дышит, где хочет» (Ин 3. 8). В опыте Церкви бывали духовниками даже женщины, старицы, такие как блаженная Паша (Параскева) Саровская или святая Хильда Уитбийская, а также, порой, и совсем молодые люди! Бывали случаи, когда молодым священникам или не имеющим большого опыта монахам Бог посылал духовные дары. Так, например, преемником св. Пахомия Великого стал один из самых молодых монахов обители, что вызвало даже ропот среди собратьев св. Пахомия, много лет живших с ним в монастыре. Когда св. Пахомий назвал своим преемником Феодора, проведшего в монастыре совсем мало времени и бывшего юнцом для окружающих, это вызвало серьезное негодование у ряда монахов. И это негодование, конечно, было грустно видеть св. Пахомию, который сказал: «Что стоит все наше монашество, отцы, если мы не готовы принять веяние Духа?». Потом время, действительно, показало, что преп. Феодор (а он стал святым) оказался духоносным и способным руководить монастырем лучше, чем те монахи, которые имели многолетний опыт жизни со св. Пахомием.
Дух Божий может действовать неожиданно для нас и сделать духовником для многих епископов, игуменов, игумений, афонских монахов, мирян, профессоров и разного рода высокопоставленных лиц, священника, который в каком-то смысле очень прост. Отец Иоанн – из простой крестьянской семьи, никогда не отходившей от веры. Его папа Георгий был репрессирован, но пострадал, по сути дела, не по политической причине. Он не вступил в колхоз не потому, что был антисоветчиком, а потому, что ему не нравилась сама антирелигиозная пропаганда, сопровождавшая внедрение колхозов. Много лет, до смерти Сталина, папа батюшки пробыл в исправительно-трудовых лагерях. И батюшка говорит, что в их семье десять человек погибло на войне, и десять человек пострадало от советской власти, но сам о. Иоанн антисоветчиком никогда не был и «плохих людей в жизни не встречал!» Это удивительное действие Духа, потому что можно было бы сказать: «как же, батюшка, у Вас вся семья так пострадала, и Вы так говорите!». Отца батюшки отправили под Устюг, по сути дела – в советский концлагерь, а мать с детьми – в поселение на синявинских болотах для детей врагов народа, где на торфяных разработках три брата и сестренка умерли от холода и голода, а мама заработала туберкулез, от которого в конце концов умерла вскоре после войны. Батюшка вспоминает, что на поселении для них была устроена школа, но в то же время питание было очень скудное. Мать оттаивала мерзлый хлеб во рту и отдавала детям согретым. Они собирали рябину и выживали, как могли.
Когда началась война, то этот лагерь был расформирован и мама с выжившими детьми по нашей территории, уже завоеванной немцами, прошли пешком до своей родины, до Псковской области. Там и похоронены были позже родители о. Иоанна, отец, вернувшийся домой после смерти Сталина, мать, в 1947 г. умершая от туберкулеза, и другие родственники. Недалеко от того места, примерно в семидесяти километрах, в деревне Вехно сейчас построен Дом трудолюбия для детей-сирот, и по благословению о. Иоанна развиваются монастыри, мужской и женский.
Печать избранничества лежала на о. Иоанне с юности. Вспоминается яркий случай из его жизни. Он рассказывал, что когда они с мамой возвращались из лагеря на болотах, то были вшивые и голодные. Было холодно, стояла поздняя осень или начало зимы 1941 года. Уже и снег выпал, и Ваня стряхивал с одежды вшей и наблюдал, как они, такие маленькие, бегут по снегу. Вши ели кожу, и это больно. Что может сказать ребенок в такой ситуации? Ну, например,
– «Мерзните, гады!», или еще что-то подобное.
А он спрашивал маму: «Мам, а им не холодно?»
– «Кому?»
– «Вшам не холодно? Что я их на снег сбрасываю».
Такое отношение даже к какой-то твари, которая его буквально ест, дивным образом проходит через всю его жизнь, и это – избранничество Божие. Обычный ребенок чаще ответит животному, которое его укусило, поцарапало, первобытный реакцией: «Отойди от меня, пусть тебе тоже будет плохо!» И вряд ли евангельское воздаяние добром за зло свойственно обычному маленькому человеку. Но Ваня задает маме вопрос, который кажется противоестественным: не холодно ли вшам? И в его жизни много примеров, вызывающих, по меньшей мере, удивление и понимание того, что его душа руководилась Духом Святым с молодых лет.
После войны и поступления в семинарию Ваня был поставлен перед выбором: монашество или женитьба? И в принципе он любил монашество и хотел бы послужить Богу в этом чине, но преп. Кукша Одесский, с которым он встречался уже после смерти преп. Серафима Вырицкого, сказал ему: «Если ты будешь монахом, то тебя сделают епископом», на что Ваня ответил: «Я простой человек и не смогу быть епископом, поэтому мне придется отказаться от этого пути». Дело в том, что епископ – это еще и административная должность, епископ – человек, который должен решать судьбы других людей, и это не просто монашество, а это уже такая власть, которая предполагает очень много ответственности за других. Кроме того, это – власть, несение которой особенно было сложно в советское время, когда к епископу мог прийти уполномоченный по делам религии и сказать: «рукоположи-ка вот этого человека». А епископ знал, что перед ним – человек из КГБ, который будет вести подрывную работу внутри Церкви и сдавать информацию о священниках в органы. Ему говорили при этом: «а если откажешься, то мы закроем тебе два храма». И какое епископ должен был принять решение?
Батюшка знал все эти истории и потому он сказал:
– «Нет, отче Кукша, я такого рода вещи не могу решать».
Преподобный ответил:
– «Ну тогда тебе придется жениться, и тебя будут футболить по приходам».
И это предсказание сбылось. Действительно, о. Иоанн сменил за свою жизнь около семнадцати приходов. Причина была в том, что он не мог не окормлять людей, у него было пастырское призвание изначально, и когда он где-то начинал общаться с людьми, то становился, действительно, попечителем их душ, помощником в повседневном духовном делании. И это сразу подмечалось. На каждом приходе был скрытый, не всегда очевидный представитель официальной власти, человек, который докладывал – что происходит на приходе. Правда, постепенно их вычисляли, но сделать что-то с этим, по сути, было невозможно, кроме как сторониться.
Когда эти наблюдатели докладывали, что служба у о. Иоанна превращается не просто в «отправление религиозных нужд для отсталых слоев населения», но возникает община, то его сразу переводили в новое место и таким образом не давали устраиваться общинам. А батюшка помнил всех бабушек, дедушек, внуков, спрашивал, как дела у заболевшей тети, у него прекрасная память на людей. И даже когда он, много лет спустя, приехал на родину, в свое село, и спросил у пожилых односельчан, которые там остались: «А где дом таких-то, а где-такие-то живут?», то получил ответ: «Вы их помните? Да мы, батюшка, уже и сами их забыли!» А о. Иоанн много лет спустя помнил, кто где жил из его земляков. У него в этом смысле есть дар Божий, удивительная память на лица, на людей, на их имена и судьбы.
– Какова роль о. Иоанна в Вашей жизни?
– В нашей с братом жизни Господь судил так, что через о. Иоанна, по сути дела, были утверждены все существенные для нас благословения. В некоторых случаях батюшка отсылал нас к о. Николаю Гурьянову, известному старцу, более того, я уверен, что это – святой нашего времени. Помню случай, когда мы позволили себе сказать о. Иоанну, который хотел чтобы мы пошли учиться в семинарию после аспирантуры в Политехническом Университете: «Батюшка, а мы хотели бы просто уйти в монастырь, а не учиться в семинарии». И он ответил: «Ну, съездите к о. Николаю». Он смиренно не настаивал на своем мнении. И о. Николай сказал: «Я вас благословляю… слушаться о. Иоанна!». Сказал весомо, с некоторой паузой.
Хотя подобных попыток настоять на своем в нашей жизни было, слава Богу, не много. Например, потом, мы не хотели идти в духовную академию. И опять о. Николай благословил все же отучиться в академии согласно мысли о. Иоанна. Поэтому, если бы не было о. Иоанна, то не знаю – как бы сложились наши с братом судьбы. Возможно, что мы были бы где-нибудь на Афоне или на Валааме, нам так думалось. Но Господь через о. Иоанна устроил все по-иному. И от многих вещей, которые хотелось сделать, как нам казалось, в благочестивом настроении, нам пришлось отказаться, а другие вещи, наоборот, делать. Именно такое, многолетнее, как бы сейчас сказали, модерирование нашей жизни принадлежит именно о. Иоанну.
– Расскажите пожалуйста, как и когда вы познакомились?
– Мы познакомились в 1991 году, тридцать три года назад. Так получилось, что мы с братом были некрещеные, по крайней мере, мы и родители так думали. Может быть, нас бабушка тайно и крестила, но вряд ли, мы происходили из семьи советских педагогов. И нам надо было лететь в Америку по одной из программ обмена студентов. Мы тогда уже читали Евангелие, молились, но в храм не ходили. Помню, что мы много тогда читали произведения Ф. М. Достоевского. И мама наша, ныне монахиня Серафима, сказала: «Давайте-ка покрестим вас, что уж вы некрещеные молитесь». Она имела опыт веры, ее бабушка и мама были верующие, но веру скрывали.
«Давайте уж вас покрестим, тем более что вам надо так далеко лететь» – мама проявила такое, чисто материнское, волнение. И мы пришли в храм св. Екатерины в Мурино, который был недалеко от нашего дома, а там как раз служил о. Иоанн. В своем дневнике я записал в тот день: «Хороший очень священник, батюшка! Надо почаще к нему ходить». У нас в то время был по отношению к Церкви еще неразрешенный вопрос. Вера для нас уже открылась, но нам казалось, что между верой и Церковью существует некий зазор, Церковь для нас казалась некой организацией, где люди ведут себя не очень понятно, и жизнь этой организации не очень, по-видимому, совпадала с той, о которой мы читали в житиях преп. Сергия Радонежского, Серафима Саровского, Амвросия Оптинского. Но когда мы встретили о. Иоанна, то почувствовали, что в этом человеке есть именно тот дух, который мы ощутили в житиях наших святых.
Можно вспомнить здесь жизнь преп. Паисия Величковского, обошедшего многие обители Афона и не нашедшего себе там духовника. Бог решает, – кто духовник у человека, и это всегда нетривиальное решение. Часто православные склонны думать: «Афон – это самое лучшее, что может быть». Это во многом верно, но известно много случаев, когда подвижники не находили на Афоне духовников. Так не нашел там наставника и преп. Паисий, и ему пришлось уйти в тогдашнюю Молдовлахию и учиться духовному опыту по книгам. Конечно, это было связано с туркократией, с засилием мусульманства и с упадком греческого Православия, это было вынужденным шагом. Но где-то это было связано и с грехом человеческим, и с тем, что Бог ищет Себе сосуды далеко не всегда в предсказуемой, однообразной среде.
Один почивший уже афонский схимонах, отец Лазарь, бывший нашим современником, русский эмигрант в Германии, проживший на Афоне много лет, в свое время встретил преп. Порфирия Кавсокаливита, стал его духовным сыном и принял монашество. Уже после смерти старца Порфирия, о. Лазарь встретил одного из наших духовных братьев, который был на Афоне. Этому брату на Афон как раз позвонил о. Иоанн, а рядом был о. Лазарь. И когда о. Лазарь, взяв трубку, поговорил в свою очередь с о. Иоанном, то отдав трубку нашему собрату, сказал: «Такого старца и на Афоне нет. Он очень похож на моего духовника, покойного старца Порфирия». И добавил: «Не оставляй его. Несмотря на то, что он не монах, а ты хочешь быть монахом, окормляйся у него, потому что такого духа, как у него, сейчас и на Афоне редко найдешь. Держись за этого духовника». И подобных свидетельств, слава Богу, множество.
– Приходилось слышать, что на приходе отца Иоанна на улице Цветочной в Санкт-Петербурге происходят порой странные вещи. Две матушки, пытавшиеся подойти к отцу Иоанну, рассказывали, как их начала грубо толкать по всему храму какая-то женщина, ссылавшаяся на «благословение Батюшки», и урезонивания других прихожан на нее не действовали. Отец Иоанн ведь наверняка знает о таких самочиниях, и не останавливает?
– Я думаю, что это связано с моментом пророчества. В Ветхом Завете некоторые пророки на себе показывали состояние избранного Богом народа. Один из пророков, по имени Осия, был благословлен Богом взять себе в жены блудницу, жить с ней, а потом сказать ветхозаветным евреям: «Я изображаю собой Бога, а блудница, с которой я живу, это вы!». То есть, хотя вы, грубо говоря, подлые люди, предатели, но Бог с вами живет, не бросает вас. А евреи-то стали говорить: «Да какой он святой пророк? Ведь ее по ветхозаветному закону надо камнями побить, а не в жены брать!» А Господь говорит евреям: «Я, вместо побиения камнями, вас терплю» (см. Ос. 1, 2). И мне кажется, что такое же отношение у о. Иоанна к тому, что делают окружающие его люди. В каком-то смысле его приход является проекцией жизни Церкви, состояния людей в современном мире на маленькое пространство этого храма.
Конечно, можно было бы поставить по периметру храма охранников. Но известен духовный закон: где есть святыня, там обязательно будет и какое-то очень тяжелое состояние душ человеческих. В том же Дивеево, четвертом уделе Богородицы, и вокруг него можно встретить множество сектантски мыслящих людей и каких-то непонятных монахинь и схимников. Я не хочу это рассказывать подробно, но знаю из некоторых исповедей, что паломники встречались с этими «подвижниками», побыли на их «бдениях», но лучше бы они туда не ходили. Упомянутые «люди в схиме» считают, что они спасаются в четвертом уделе Богородицы, хотя они – полные самочинники и даже развратники. Другие – в явной прелести. Третьи неутомимо и рьяно пророчествуют о конце света. Четвертые – просто обманщики. Прямо на ступенях Троицкого собора в Дивеево однажды нас встретил мальчик со словами, что он отстал от паломнического автобуса и просил помочь деньгами на то, чтобы догнать автобус с родными, но потом мы узнали, что он стоит на этих ступенях уже месяц, и ему все нужны еще деньги.
То есть чем более свято место, тем больше «накипи» вокруг, которая показывает общее состояние и общества, и внутрицерковного народа, и, наверное, и наши какие-то болезни. Для чего это делается? Чтобы человек, увидев эти болезни, учился уповать на Бога и с Его помощью преодолевать их.
И мы видим, что наш церковный народ, который причащается и который окормляется у старца, порой готов наступать друг другу на ноги, толкаться, кричать. Один из ярких примеров: Батюшка на Херувимской стоит с Дарами, Великий вход, царские врата открыты, и в это время прямо на амвон падает женщина с криком: «Убивают»! Было бы смешно, если бы это не было так грустно. И Батюшка просто обернулся, перекрестил ее и стал дальше молиться. Он бы мог сказать: «Прекратите! Безумные, что вы делаете?» Но вот он продолжает свое движение в этом «аквариуме», где плавают такие «зубастые существа», нуждающиеся в исцелении. Но есть ведь много и благочестивых прихожан, есть люди, которые пришли в приход недавно, но они «фору дадут» многим из тех, кто здесь давно молятся.
– А эти, так сказать, необычности вокруг о. Иоанна никого не смущали, как Вы думаете?
– Кто-то, увы, смущался. Но я бы не сказал, что таких смущений было много, были и есть люди, которые не поняли подобных явлений, но не только этого, но и многого другого. Ведь о. Иоанн иногда может, например, просто промолчать, когда его спрашивают о чем-то важном.
Когда нас с братом рукоположили, и мы начали исповедовать людей, то многие приходили на исповедь с вопросами, проблемами. Мы часто делали так: если у приходящего какая-то сложная ситуация, и он спрашивал – что делать, то мы отвечали: «я не могу что-то сказать, но если Вы не против, то Ваш вопрос я передам о. Иоанну и его ответ принесу Вам обратно». И у нас получилась многолетняя практика узнавания, что батюшка думает по разным вопросам, по разным жизненным ситуациям и у священников, и у монахов, и у мирян, у семейных, и у не семейных. Конечно, это не какая-то сводка правил: в каком-то случае так, а в похожем, вдруг, по-иному, т.е. это сложнее, чем просто набор ответов. Но по крайней мере, какая-то база данных у нас появилась, мы узнали – как наш духовник в целом мыслит в тех или иных ситуациях. И мы замечали, что некоторые люди не готовы были услышать то, что он передает, потому что ответ включает в себя определенную задачу по изменению своей жизни и себя, прежде всего. Может быть, и старцев сейчас так мало, потому что люди не готовы слышать их слово, и тем более исполнять.
Что касается обстановки в храме, то повторюсь, что она, на мой взгляд, является пророческим отражением состояния душ современных людей. И к этому надо относиться именно как к заданию, мы должны увидеть себя и бороться с неумением вести себя достойно в сложной ситуации. Например, наши друзья, православные греки, приезжавшие какое-то время назад в Успенский собор Московского Кремля на престольный праздник на Патриаршую службу, жаловались потом на поведение наших прихожан. Когда на крестный ход вышел Патриарх, а там маленький выход в Успенском соборе, то в этот маленький выход буквально ринулись за ним люди, пришедшие туда по билетам, т. е. «избранные» православные. Так ринулись, что одной гостье-монахине чуть не сломали руку!
Или другой пример, когда мы раздавали иконки свв. Петра и Павла в Петропавловском соборе на престольный праздник, опять же после Патриаршей службы. Патриарх ушел, нам дали несколько коробок этих икон, несколько священников осталось: «Раздайте народу!» Выходим в храм из алтаря, и народ просто ломится со всех сторон: «а нам дайте пять штук!». И через головы. Это, наверное, какая-то болезнь нашего народа, люди не умеют себя вести при наличии некого дефицита: времени и сил старца, места рядом с Патриархом, или при раздаче иконок. Тут, по-видимому, сказывается и советский период, и синодальный период, и какие-то наши генетические проблемы, что люди не могут достойно вести себя. Надо идти обязательно вслед за Патриархом и всех оттеснить. Вот и приход о. Иоанна наглядно показывает эту проблему. Евангелие оказывается не всегда у нас работает: «Последние будут первыми» (см. Мф 20. 16). К о. Иоанну приехал один наш друг и пришел на помазание, на утрене, когда батюшка, сидя, каждого помазывает, и вокруг него стоят братья охранники, потому что по-другому не получается, иначе его могут опрокинуть толкающиеся прихожане. Наш друг подошел одним из последних, а о. Иоанн ему сказал: «А ты молодец, понял, что последние будут первыми!». Друг подумал и сказал: «Я теперь всегда буду последним подходить!»
Один из уроков, которые подает нам о. Иоанн, состоит в том, что в каком-то смысле эти беспорядки нужно потерпеть, потому что, если мы впадем в осуждение, начнем говорить: «Вот эти людишки – безумные!», то благодать отступит от нас. А он с любовью говорит всем: «Как я рад, что вы пришли в храм Божий». Можно же и молчанием, и терпением учить!
Здесь можно с грустью вспомнить и о том, как у нас на святой Руси проявлялась не только святость, но и грех. Можно перечислить около десятка святых, убитых русскими православными людьми в разные годы, в разные века, в основном по корысти. Часто это были нападения на монастыри в XVI веке. Разграблен монастырь, убит игумен, его переехали на санях, ради денег, накануне престольного праздника. Не беру разинщину, пугачевщину, когда православные люди убивали священников, сбрасывали архиерея с крыши собора. Таких случаев, к сожалению, много, начиная с нашей глубокой древности. Преп. Никита Переяславский был убит за мнимое серебро. У него были вериги из железа, которые так натерлись об тело, что ярко блестели, и грабители подумали, что это серебро, залезли через крышу в его келию и убили его, взяли вериги. А утром у Волги увидели, что вериги сделаны из железа, просто бросили их и ушли. И это XII-й век, прошло уже больше 200 лет со дня Крещения Руси. И таких примеров, к сожалению, немало, и некоторые случаи совершенно позорные. Например, чумный бунт в Москве, в XVIII-м веке. Архиепископ Московский Амвросий попросил спрятать икону, у которой много собирался народ, она висела над воротами Кремля. Народ собирался там и служил молебны, чтобы прошла чума. Но стоя толпой, они много друг друга заражали. И архиерей сказал солдатам: «Снимите и спрячьте икону в ризницу». Икону убрали, и тогда христиане нашли владыку в Донском монастыре и насмерть забили палками, поскольку они считали, что он не благочестиво поступил…
– С какими выдающимися людьми, подвижниками Церкви был знаком о. Иоанн?
– Когда владыка Вениамин (Федченков) вернулся из эмиграции, то по приезде в Россию он какое-то время был епископом в Саратове, ибо тогда было потепление отношения государства к Церкви после войны. Но он все-таки не до конца понял, как все сложно в Советском Союзе, и смело высказался по какому-то вопросу, что не понравилось советской власти. В результате его сняли с кафедрального архиерейства и отправили на покой в Псково-Печерский монастырь.
А о. Иоанн, еще не будучи священником, ходил в Печоры молиться. И вот после Литургии в обители владыка Вениамин как-то говорил проповедь о беседе преп. Серафима Саровского с Н. А. Мотовиловым. Батюшка рассказывал об этом так: «Мне трудно тогда давалась учеба, и я как-то не понял, о чем митрополит говорил, в том числе какие-то тонкие моменты о стяжании Духа Святого. В конце службы владыка давал благословение, все подходили ко кресту, и когда я подошел, то он вдруг сказал мне: “А ты, Ваня, не понял. Зайди ко мне в келью, мы с тобой поговорим”». И Ваня пришел к нему в келью. О. Иоанн вспоминает об этом: «Откуда он знал, что я не допонял? А Господь владыке открыл. Мы в келье еще поговорили, он мне рассказал поподробнее смысл этой беседы св. Серафима, благословил меня и отправил домой».
– Это было эпизодично или потом они много общались?
– Они общались, но не очень часто. Больше о. Иоанн общался с преп. Серафимом Вырицким, потом – с о. Николаем Гурьяновым на протяжении много лет. А эпизодическими можно назвать встречи с преп. Кукшей Одесским, митр. Вениамином (Федченковым) и преп. Симеоном Псково-Печерским. Можно вспомнить и множество других подвижников, конечно. Батюшка знал многих сестер из закрытого к тому времени монастыря св. Иоанна Кронштадтского на Карповке, и те монахини молились в Новгороде. Он знал многих людей не прославленных в лике святых, но явно святой жизни: это и архимандриты закрытых монастырей и прот. Александр Ильин, которого называли вторым Иоанном Кронштадским, и большое число иных подвижников, с которыми общался в достаточно узком тогда православном кругу.
– Каждый художник имеет свой почерк. И у о. Иоанна тоже есть свой духовнический, старческий почерк. Про о. Софрония (Сахарова) говорили, например, что это старец-интеллигент. А о. Иоанн? Наверное, главное в нем – любовь? А какая главная духовная задача, которую он ставит перед тобой, к чему он хочет своих духовных чад привести, к какому состоянию? Что главное в том, что говорит о. Иоанн?
– Я бы, наверное, сказал так: любовь в виде милости! Потому что покровитель батюшки – свт. Иоанн Милостивый, и в тот же день еще празднуется икона Богородицы Милующая. Именно этот аспект милости в любви о. Иоанн развивал в себе всю жизнь, начиная с детства. Вспоминается еще один эпизод, уже с крысами: матушка Нина гоняла крыс в каком-то очередном доме, куда их переселили, и уехала куда-то, приезжает, а у дырочки, откуда крысы ползали, стоит тарелочка с молоком. Она говорит: «Что, ты их прикармливаешь?» Он отвечает: «Да нет, она теперь тут кушает, больше никуда не ходит, мы договорились, так же лучше?» Милость ко всему творению, и к людям, тем более. Хотя порой людей любить трудно. Любить Бога удобно, потому что Бог – добрый, а людей-то – сложнее, потому что они грешные. Как-то он умеет не видеть этот грех. О. Иоанн – милость и любовь, покрывающая грехи.
С другой стороны, другая задача от него – это, как я вижу, постоянное движение вперед. В свои неполные 98 лет, он говорит: «А это вы сделали, а это, а это? Но почему же вы снова так медленно?».
– То есть он ставит планку, что мы должны сделать?
– Нет, он каких-то пророчеств или каких-то высоких слов не любит. Он говорит конкретные вещи. Вот, надо сделать это. Вот общий дух должен быть – любовь и мир между всеми, это точно, это общее правило. Он говорит: «В тех обителях, которые вы строите, в тех отношениях человеческих, которые вы строите, должны быть любовь, мир, сострадание и милосердие. Если этого нет, то смысла в том, что вы делаете, никакого не будет. Даже если вы сделаете много». Но чисто практическая вещь, которая постоянно повторяется, когда с ним встречаешься, – это всегда какая-то задача: «Так, что дальше? Почему вы так медленно? Давайте вперед, еще. А это сделали? Ну что же вы еще это не сделали? Давайте дальше. А там построили? А это, а это, а это?» Конечно, это не так много, чтобы сесть и сказать: «Вы знаете, мы это не можем сделать», но всегда есть движение вперед, как будто он подталкивает: не засиживайтесь, не ленитесь, не будьте довольны тем, что достигнуто. Даже если он не проговаривает это словами, он это показывает своим духом. В нем есть бодрость, которая во всем выражается. Даже в том, как он быстро все делает.
Однажды они с сыном, прот. Александром, уже пожилым священником, освящали дом. Дом был двухэтажный, где этажи – одинаковой площади. О. Иоанн освящал первый этаж, а на второй этаж поднялся о. Александр. О. Иоанн уже закончил, освятил первый этаж, а о. Александр спускается через 5 минут, и Батюшка ему говорит: «Ну, что ж ты так долго, я уже давно жду тебя».
– О. Иоанн отличается особой мягкостью, любовью к окружающим. Бывает ли, что старцы резко обращаются с людьми?
– О. Иоанн может быть не груб, но строг, довольно резок в некоторых ситуациях. Это не позволяет расслабляться. Его мягкость, она такая, скажем так, пружинистая. Если ты начнешь расслабляться, то ты получишь. У нас такие с ним отношения, что он подзатыльники нам не дает, но его слово, например, «твой пост – коту под хвост», действует так, что думаешь, что лучше бы он подзатыльник дал. И думается, что лучше бы он четками всыпал, чем услышать эти слова. То есть для меня лично это больно: я ему сделал неприятно, значит, виноват, и для меня достаточно этого пружинистого «коту под хвост». То есть его мягкость не связана с каким-то «сюсюкательным» состоянием, которое дает человеку расплыться: ну что, какие еще конфетки нам дадут, сейчас по головке погладят, нас же любят. Ничего такого в принципе нет. Однажды в молодости у меня было внутренне тяжелое состояние, и я прижался молча к плечу о. Иоанна. А он сказал так резко: «не унывать». Все, батюшка, простите, я на всю жизнь понял. То есть он может быть достаточно резок, но в хорошем смысле слова. А о. Николай Гурьянов мог и пощечину дать, так скажем, не мягкую.
О. Иоанн – человек, который трудился в тяжелейших условиях многие годы, его жизнь – это многолетняя тяжелейшая пахота. В те годы он везде и всегда ездил сам, не на машине, а на электричках, в далекие приходы, посещал какие-то клоповники-дома, служил людям, которые его обворовывали, сослужил священникам, которые на него кляузничали. И при этом он говорит: «Я плохих людей в жизни не встречал». Это практика многих лет, когда человек научился покрывать любовью даже тягчайшие человеческие грехи, нести достаточно трудную, в том числе и физически трудную жизнь.
Жизнь после войны была очень тяжелая. Сохранились записи жизни прихода за 1950 год: священник просит митрополита Ленинградского дать машину, чтобы привезти икону из разоренного храма за 70 км. «У нас нет денег, мы не можем привезти, можете ли Вы нам помочь?» И митр. Григорий посылает машину. Сейчас привезти икону за 70 км – это не вопрос, многие прихожане имеют машины. А тогда настоятель прихода делал это через митрополита, и тот не всегда мог помочь.
Пища была очень простая, трудов – множество. О. Иоанн рассказывал: «Мы вставали чуть ли не в 3 утра, был один храм апостола Филиппа на весь Великий Новгород, в 4 утра – ранняя Литургия, в 6 утра – средняя, а в 9 – поздняя». И на всех этих Литургиях о. Иоанн был, поспать не получалось. В 60-е годы людей на всех Литургиях в этом храме было – битком. А в 90-е годы бывало, что по 100 человек в день крестили. Если представить 100 человек – даже рука у священника может не выдержать, столько помазывать. Батюшка и в 60, и в 70 лет служил как простой приходской священник, у которого 4 раза в неделю Литургии, требы, панихиды, бесконечные исповеди, решение многочисленных проблем. И даже его родственники, ближайшие люди, в каком-то смысли за эти годы надорвались. А о. Иоанн не надорвался.
Этот человек – трудник, который десятилетиями трудится, просыпается в 5 утра, молится келейно. Спит он в лучшем случае 5 часов, а то и 4, а иногда вообще не спит, вот как перед днем Ангела вообще не спал. Он рассказывал: «В 4 утра надо вставать, сил-то маловато, но все-таки встал». Накануне дня Ангела уже с утра его поздравляли, звонили, приходили, потом он приехал в храм, на всенощную приехали 50 священников, множество народа, вернулся домой поздно вечером, прочитал правило, помолился, потом не заснул, утром помолился, приехал в храм, и вот опять люди, – это «нон-стоп», и так всю жизнь. Только благодатью Божией можно такое нести. И при этом он говорит: «я плохих людей не видел и благодарю Бога за все». Это нам пример. Я думаю, что именно в силу всех этих жизненных обстоятельств он и научился деликатности и чуткости к другим людям.
– Что Вам особенно запомнилось из Вашего общения с о. Иоанном?
Батюшка Иоанн – человек очень скромный, и он редко говорит много. Даже в те годы, когда мы к нему пришли, в начале 90-х, он имел уже много духовных чад, но никогда длинные проповеди не говорил, никогда долго не исповедовал, никогда долго за столом с чадами не сидел, даже в большие праздники, 15–20 минут – он встает и уходит. В нем нет какой-то такой пафосности, многоречия, он всегда в чем-то по-крестьянски прост. Но в то же время Дух Божий через него очень многие вещи нам открывал, и не только нам. Зачастую, задачи, которые он ставит, если человек старается слушаться, оказываются очень непростыми. Вспоминаются слова старца духовному чаду в одной из историй Патерика: «Вспотей над моими словами». Подумай, что я тебе сказал, постарайся это исполнить, вспотей, а потом снова ты придешь ко мне и мы это обсудим. И бывает, что благословения о. Иоанна выглядят именно так, что если не вспотеешь над ними, то непонятно вообще, что делать и как это исполнить.
Опять же, есть много и смешных случаев. Как пример, приведу случай из жизни одного знакомого мне человека, духовного сына о. Иоанна. Его попросили стать крестным в одной семье, а у него уже было к этому времени несколько крестников. Он говорит: «Хорошо, давайте». О. Иоанн узнал, что он согласился и говорит: «Ну что ты набираешь себе крестников? Это же тоже гордость. Другие что ли не могут побыть крестными отцами?». Он сказал: «Батюшка, простите». В следующий раз другая семья попросила этого человека стать крестным отцом, и он сказал: «Вы знаете, батюшка не благословляет меня становиться крестным, сказал, что много, придется отказаться». Батюшка об этом узнал и говорит: «И ты отказался? Цари не отказывались. Это же гордость, что ты отказался». Он сказал: «Батюшка, простите». Получается, что каждый раз он должен был спросить благословения, как поступить в этом случае, а он исходил из каких-то своих соображений, что вроде как раньше благословляли, значит и тут благословят, решил согласиться, а потом, вроде как не благословили, он отказался, за что тоже получил выговор. Есть такие примеры, когда люди, не «вспотев» над словом духовника, поступали по некоторому шаблону и оказывались в ситуации, когда о. Иоанн говорил, что они поступили неправильно.
Он довольно строго соблюдает церковные каноны, хотя в то же время он может в каких-то ситуациях что-то спокойно и гибко изменить и благословить на что-то, что другие духовники, может быть, не решатся сделать. С другой стороны, где-он он может, наоборот, иногда строже подойти, чем среднестатистический канон предполагает. И опять же здесь стоишь как перед неким парадоксом: каким образом Дух Божий так действует? И во всех случаях, которые я помню, то, что он благословлял, получалось хорошо, если люди слушались.
Поэтому для нас благословение – что он есть, благословение – что через него мы прививаемся к линии Духа Святого, к линии церковного Предания. И до сих пор, задачи, которые он перед нами ставит, не столь простые: каждый раз в таких темпах и в таких ракурсах, как он это перед нами поставляет, это требует неординарных решений: исполнить благословение, не наломав дров, поэтому приходится именно «вспотеть» над тем, что он говорит. Он говорит коротко, в детали приходится вникать, советоваться, в том числе соборно, обсуждать с другими духовными чадами – как это реализовать. И в этом смысле мы просим ваших молитв, это задача не примитивная: сказал батюшка – ты пошел и сделал, – вот так это не работает. Большей частью это работает более сложно. О. Иоанн ставит задачу, и в то же время, ты, решая ее, должен озираться на целый ряд моментов, которые он тебе буквально не проговорил, но имеет это в виду, и, не учтя которые, можно совершить ошибку. И он потом будет тебя ругать, скажет даже, что ты совершил грех, и человек, мыслящий примитивно, даже может сказать: «Батюшка, ну Вы же меня благословили, я вот и делаю». То есть оказывается, что так это не работает, нужно молиться, с болью продумывать все, советоваться с другими собратьями по духовнику и выстрадать нужное решение.
В благословениях батюшки, по большому счету, должно участвовать все большее число людей, и мы видим, что он развивает соборность, хочет, чтобы каждый на своем месте делал свое дело и в то же время взаимодействовал с другими. У о. Иоанна нет такой схемы, что ты – любимый, и он тебе все расскажет, а остальным – потом. Он каждому уделяет внимание, зачастую очень немножко, дает векторы развития, ставит задачи и предполагает, что мы это все между собой должны согласовывать. Бывали такие ошибки, кто-то из его чад, наших близких собратьев или сестер, говорит: «Я делаю вот это, мне батюшка благословил», и получается плохо или даже просто безобразно, если человек не приносит это благословение на общее обсуждение и не просит помощи, чтобы понять, как это сделать конкретно в той ситуации, в которой он находится.
И потом ситуация идет вкривь и вкось, а все только потому, что нет этого соборного действия, которое батюшка предполагает. Но он не повторяет по сто раз одно и то же. Очевидно, если мы не вписываемся в ту систему координат, которую он задал, и формально исполняем то, что он сказал, мы уже согрешаем, наше действие идет вразрез с общей тканью жизни других и уже не является оправданием: «я делаю то, что мне благословили». Здесь нужно понимать, что лично твое благословение – не лично твое, оно дано общине, собратьям, со-сестрам, это должно быть выстрадано, хотя бы среди тех, кто привык эти решения осмыслять, обсуждать, вымаливать, и потом уже совершать соответствующие действия, которые будут ложиться в русло его духа и соответствовать благословению, и это, повторюсь, – не примитивная задача.
Не так давно он, лежа в больнице, батюшка пошутил, когда его посетил секретарь митрополии. Секретарь попросил: «Батюшка, помолитесь за нас», а батюшка ему отвечает: «Я молюсь. Вообще я молюсь за весь мир. Хотя я не схимник!» Это он сказал, потому что молитва за весь мир – это схимнический удел. «Но, может быть, в старости Вы меня посхимите!». Человеку далеко за 90 лет, и он так сказал: «Может быть, в старости Вы меня посхимите!». Опять же, формально толковать такие слова не получится, что он имел в виду под своей старостью? Может быть, она наступит в 100 лет, мы не знаем, но по крайней мере, мы знаем, что это не просто шутка. Что он имеет в виду под этими словами – время покажет. С точки зрения обычной человеческой логики, он сказал какую-то нелепицу, он уже очень старый человек.
Так что это значит? По-видимому, мы сможем понять, когда он сам эту тему вновь поднимет. Мы всегда очень деликатно относились к его словам и не спрашивали лишний раз: «Батюшка, а вот Вы говорили, когда это будет?». Необходимо некоторое благородство в отношениях. Мы стараемся с доверием относиться к тому, сколько Бог отведет еще ему лет на этой земле, сколько он будет здесь поддерживать нас даже чисто на физическом уровне своей добротой и молитвой, проистекающими из его сердца. Одно можно сказать, что пока о. Иоанн с нами, он приносит пользу очень многим, потому что люди прикасаются к живому, уже почти вековому опыту жизни во Христе, опытной жизни в Боге. И дай Бог нам почерпать от этого источника, с Божией помощью друг через друга в том числе. Сейчас он все меньше может общаться с людьми. Могу сказать так, что формально прийти к о. Иоанну и просто взять у него благословение зачастую не оказывается для человека каким-то действием, преображающим жизнь. Многие люди преткнулись, слушая его и формально воспринимая то, что он сказал. Некоторые священники отошли от него, считая, что он не старец, преткнувшись в каких-то логических лабиринтах, вместо того чтобы потрудиться, «вспотеть» над его словом. А о. Иоанн говорит: «Вольному – воля, спасенному – рай, что хочешь, то и выбирай!».
Наверное, на этом я остановлюсь. Резюмируя то, что я хотел сказать об о. Иоанне, что он для нас – благословение, связь времен, связь поколений, привитие к руслу Предания, и надеемся, что нам удастся, не лично нам только с владыкой Кириллом и другими чадами, но и всем нам, вместе взятым, быть достойными преемниками того Духа и того Предания, носителем которого о. Иоанн по Промыслу Божию стал.
О. Иоанна крестили в первый же день его жизни, такая есть в требнике формула «страха ради смертного», он очень слабенький родился, в 1926 году. И крестили его в честь святого того дня, когда он родился, у него получается день рождения, день крещения, день Ангела в один день. 25 ноября нынешнего 2024 года ему исполняется 98 лет, он пережил уже многих-многих родственников, и имеет острейший ум, бодрое мышление, хотя тело, конечно, уже немощно. И иной раз удивляешься быстроте его мысли. У о. Иоанна быстрый ум, и люди, более молодые, не успевают за ним. Он скажет – и человек думает, что он имел в виду, и потом только понимает, что это значило. И в то же время батюшка мыслит зачастую где-то по-крестьянски, по-бытовому. В жизни ему пришлось пережить, много скорбей, и потому он умеет сострадать.