Богословие

Богословие. Понятие о Б. В древней Греции называли богословами (θεολόγοι)⁴⁶ тех, которые говорили и учили о богах. Богословами являются там сначала поэты, затем философы. Термин богословской науки или богословской философии (ή φιλοσοφία θεολογική) введен Аристотелем (Меtарh. Lib. XI, сар. 6), признавшим Б. высочайшею из наук, потому что оно исследует высочайшее из существующего. Религия в древности была тесно связана с поэзией, философией и законодательством, поэтому в языческом мире признавали три вида Б.: поэтическое, физическое (то же, что и метафизическое) и политическое (так делил Б. Варрон по свидетельству бл. Августина. De сivit. Dei. Lib. VI, сар. 1). Отцы и учители церкви взяли этот термин из языческого употребления, но сообщили ему иной смысл. Под ним разумели не вообще учение о Божестве, а только учение о единстве существа Божия и о различии Божественных лиц, т. е., о тайне Троичности. Так, ап. Иоанн и св. Григорий Назианзин были названы богословами: первый, потому что раскрыл более ясно и подробно, чем другие богодухновенные писатели, догмат о троичности лиц и божестве Сына; второй, потому что победоносно защищал в борьбе с арианами православное учение о совечности и единстве существа Сына с Отцом. Те части вероучения, которые рассуждают о воплощении Слова, об искуплении человека Иис. Христом, говорят о благодати, таинствах, богоучрежденном культе, вообще обо всех догматических и нравственных истинах, относящихся к спасению, были названы св. отцами домостроительством (οίκονόμια). Но впоследствии установился обычай под словом Б. понимать все то, что имеет прямое и непосредственное отношение или к Богу или к людям в их отношениях к Богу. Было много попыток в немногих словах определить содержание Б. Фома Аквинский определял Б. так: а Deo docertur, Deum docet, ad Deum ducit. Принимая во внимание человеческую сторону Б., многие протестантские богословы определяют его так: Б. есть научное самосознание церкви о ее развитии под воздействием Св. Духа, или самосознание церкви о своем самоустроении. В настоящее время Б. раздробилось на многие отдельные дисциплины, в своей совокупности они представляют систему наук о Божестве и о взаимоотношении Божества с человечеством. Все, что мы можем знать о Б., входит в состав Б., но человека Б. рассматривает лишь в его отношениях к Богу, как творение Божие, как предмет божественных попечений. Б. определяет и выясняет, как идти человеку к Богу, исследует, как устроялось и устрояется на земле царство Божие, рассматривает мир небесный и земной в их отношениях к делу устроения этого царствия на земле, но Б. оставляет человека, когда он удаляется от царствия Божия, оно оставляет его во всех сферах его деятельности, не имеющих прямого отношения к этому царству. Предмет православного Б. есть религиозная истина, содержимая православною церковью, и ее судьбы в роде человеческом. Понятие науки в приложении к Б. имеет несколько другой смысл, чем в приложении к дисциплинам, исследующим другие явления и предметы. Наука, понимаемая в строгом и собственном смысле, имеет своей задачей истолковывать явления и предметы из законов необходимости. Мы говорим, что данное явление объяснено научно, когда нам выяснят, что этого явления не могло не быть, и когда для нас станет очевидным, что оно не могло произойти иначе, чем произошло. От этого обычного понимания науки Б. отличается следующими особенностями: во-1) оно подходит к исследуемым явлениям с верой религиозной. У православных с верой православной. Мы имеем внутреннее непосредственное заверение в истинности и святости некоторых положений и в истинности и святости преподавшей нам эти положения церкви; во-2) Б. не допускает, чтобы исследуемое им могло быть вполне истолковываемо из законов необходимости (Божественное провидение, человеческая свобода); в-3) Б., полагая, как и другие науки, своей идеальной целью, утверждение раскрываемых истин на возможно сильных доказательствах, не имеет целью утверждения их на доказательствах безусловно принудительных: его задача осветить человеку путь к Богу, но обрести Бога в собственном сердце человек может лишь путем собственной нравственной самодеятельности. Вера приобретается лишь свободными усилиями духа.

Состав Б. Имея своим предметом богосл. истину, совокупность богосл. наук должна ответить на следующие вопросы: 1) как должно верить? 2) как верили и верят? 3) что нужно делать для того, чтобы жить по вере и других приводить к вере? Поэтому Б. можно разделить на три вида: на Б. теоретическое, Б. историческое и Б. практическое. Все эти три вида Б., конечно, должны быть изучаемы и исследуемы совместно, все они соприкасаются между собою, и часто случается, что один и тот же предмет входит в различные богословские науки. Центральное ядро наук, входящих в состав теоретического Б., представляет Б. догматическое, собственно и учащее о том, как должно верить. Ответ на этот вопрос может быть выражен в различных формах. В существующих системах православного догматического Б. ответ этот излагается в форме учения о Боге, сначала в Самом Себе, затем в отношении к миру – о Боге Творце, Промыслителе и Спасителе. Возможны иные системы Б. в форме учения о церкви, о царстве Божием. Учение о том, как должно верить, конечно должно заключать в себе преподание веры в обязательность религиозно­нравственных заповедей и необходимо предполагает раскрытие религиозно-нравственных истин. Поэтому нравственное Б. (православное учение о нравственности) должно рассматривать, как ветвь Б. догматического, разросшуюся до размеров целой самостоятельной науки. Оно должно содержать в себе раскрытие нравственно-христианских норм внутреннего и внешнего поведения, основания для какового раскрытия дает догматика. Здесь является случай, когда теоретическое Б. приходит в соприкосновение с Б. практическим. Раскрывая, как должно верить, догматическое Б. должно утверждаться на руководительных началах веры – символических книгах церкви, которые в свою очередь утверждаются на Св. Писании и Св. Предании. Последние являются руководительным первоначалом. Наука о Св. Писании разделяется на исагогику и экзегетику. Исагогика, трактующая о времени, обстоятельствах и писателях св. книг, в настоящее время по особым причинам приняла чрезвычайно широкие размеры и у православных богословов имеет апологетический характер. На западе теперь чрезвычайно развита критика священного текста. Обыкновенно, не только отрицают принадлежность св. книг тем эпохам и лицам, которым они ранее приписывались, но отрицают и цельность, и неповрежденность книг. Стараются доказать, что та или иная книга представляет собою сборник разных записей, сшитых белыми нитками и соединенных в одно целое какой-либо неумелой редакторской рукой. Лицу, занимающемуся Св. Писанием, постоянно приходится считаться с подобными теориями и подвергать их разбору. Они, в связи с данными исагогики, должны быть принимаемы во внимание и в экзегетике – при последовательном чтении и объяснении текста. Другим источником догматики после Св. Писания является Св. Предание, т. е., тоже учение Господа и апостолов только не записанное ими, а переданное устно преемникам по управлению церковью, которые затем и записали переданное им учение. Схоластики часто ставили такой вопрос: «что важнее – Св. Писание или Св. Предание?» – Им, обыкновенно, отвечали: «Св. Писание» – тогда схоластики ставили новый вопрос: «почему мы те или иные книги называем Св. Писанием? не по Преданию ли? А, если Преданием решается вопрос о Писании, то значит первое важнее второго. – Им возражали, что, без сомнения, промыслу Божию угодно было, чтоб было записано наиболее важное, а менее важное предано устно. Представлялись новые возражения и т. д. Но, оставляя в стороне вопрос о преимущественной важности Писания или Предания, должно утвердить, что то и другое представляет необходимый источник православно-христианского вероучения. Необдуманное отречение Лютера от Предания, вызванное злоупотреблениями Преданием в Римской церкви, создало на западе образование множества религиозных общин, т. е., разложение христианства, которое частью привело, частью ведет к рационализму. С другой стороны, Писание, прямо заключающее в себе глаголы вечной жизни, есть тот голос Божий, без которого человеческие призывы ко спасению были бы тщетными. И Писание, и Предание необходимы, но, если относительно Писания трудно выяснить, как его понимать, то относительно Предания часто трудно решить, что под ним понимать. То, что в древности одними предлагалось, как апостольское предание, другими отвергалось, как близкое к баснословию. Под именем апостольского предания в первые века, ведь предлагалось учение, что Господь совершил свое служение в один год, или что Господь дожил до 50-ти летнего возраста. Правда, и споры о подлинности важных догматических текстов возникали уже в первые века, как, например, спор о тексте: 1Ин.5:7–8 , возникли споры и о целых книгах – об авторе Послания к Евреям, о богодухновенности Апокалипсиса (Дионисий Александр.). Но эти споры захватывали несравненно меньший круг богословских идей (утверждающиеся на спорных текстах и книгах догматы находят для себя твердое основание и в прочем писании), чем споры о предании. На последнем утверждается очень многое, им освещается понимание Писания. Но где и как его искать? Хранительницей Св. Писания и Св. Предания является церковь и только то, что общим церковным сознанием признано преданием и должно быть считаемо действительно апостольским преданием. В вопросе о нем важны не сомнительные исторические ссылки и доказательства, но общий голос и сознание церкви. В вопросе о предании теоретическое Б. соприкасается с историческим, так как предание раскрывалось в истории. Теоретическое Б., раскрывая, как должно верить и где должно искать хранилище истинной веры, должно приводить и основания, почему так должно верить, должно и устранять возражения, идущие против веры вообще, т. е., в состав теоретического Б. должно входить Б., основное или апологетика (в русских духовных академиях основное Б. соединенное с энциклопедией Б., носит имя Введения в круг богословских наук). В области этой науки теоретическое Б. соприкасается уже не только с другими видами Б., но и с другими циклами наук – философскими, естественными.

Задача второго вида Б. – исторического представить, как истинная вера усвоялась или искажалась различными лицами и общинами в истории. Оно должно нам дать историю веры от Адама до наших дней. Науки об этом прежде всего суть библейская и церковная истории. Первая следит за судьбами веры, пока они излагаются в откровении, вторая начинает там, где кончает первая. Изложение история церкви должно быть освещено богословскою идеею, иначе эта история легко может утратить свой богословский характер и принять вид ветви истории гражданской. Вот – одно из богословских определений истории церкви (Неандера): «история церкви есть история проникновения жизни человеческой принципом жизни божественной, который сообщен ей Богом в Иисусе Христе в удивительной притче о закваске, мало-помалу проникающей во все тесто. Христианство, формируясь в неопределенном разнообразии природы человеческой, принимает формы неопределенно разнообразные. Особенности, свойственные каждому индивидууму, не уничтожаются в христианстве, но освящаются и как бы одухотворяются Евангелием, каждая христианская жизнь воспроизводит жизнь Иис. Христа под особенною формой». Имея в своей основе руководящую идею, история церкви самыми историческими данными должна показать ошибочность и ложность неправославных верований, должно показать, что причиною образования иносл. общин всегда были самомнение, страсти и заблуждения человеческие, а вовсе не неуклонное следование учению божественному. Прямая полемика с религиозными заблуждениями не дело церковной истории (это – дело догматики или ее ветви – сравнительного Б.), но то, что они – заблуждения, должно быть показано ею из самого их исторического генезиса. Ветвью церковной истории, разросшейся до размеров целой науки, является патристика или – еще шире – история духовной литературы. Вспомогательными науками и отчасти источниками для библейской и церковной историй являются библейская и церковная археология, которые в исследуемых ими памятниках находят отражение веро- и нравосознания различных религиозных обществ в различные эпохи.

Историческое Б. во многом служит фундаментом для Б. практического. Как свои части, история церкви заключает в себе историю богослужения, историю церковного права. Действующий богослужебный устав и действующее право суть отрасли практического Б., но все их правила и постановления возникли в различные моменты истории. Соприкасаясь с Б. практическим, историческое Б. соприкасается и с циклом наук не богословских, именно исторических. В действительной жизни религиозные явления перемешаны с явлениями политическими, экономическими и с трудом и только искусственным образом могут быть разделяемы. Поэтому историк гражданский религиозную жизнь по необходимости рассматривает лишь, как одну из сторон жизни, но не может игнорировать ее. Так и историк церковный не может игнорировать вне-религиозных причин религиозных явлений. Б. историческое имеет своим предметом и судьбу общин, уклонившихся от исповедания вселенской истины – инославных. Но некоторые хотят отнести к Б. и историю естественных религий, отвечающую на вопрос, как и во что верило и верит все человечество. Этой истории усвояют имя Б. этнического. Но такое расширение понятия Б. несправедливо. Б. имеет своим предметом человека в его отношении к Богу. Эти отношения определяются Богом. Религиозные заблуждения, представляющие собою попытки откровенные истины о Боге заменить самоизмышленными представлениями и божественные заповеди самовольными определениями, удаляют человека от Бога, но пока и поскольку он еще стремится исполнять действительные веления Божия, у него не уничтожается совершенно связь с Богом. Но, когда человек на место истинной веры поставляет вполне самоизмышленную ложь, общение с Богом прерывается совсем. Нет здесь места и Б. История религий может и должна служить для богослова полемическим и апологетическим материалом, но сама она не есть ветвь Б., потому что эти религии суть создание человеческого духа, а не божественное. Третий вид Б., есть Б. практическое, учащее о том, как жить по вере и других приводить к вере. Как было показано, оно неразрывно связывается и с теоретическим и историческим Б. О религиозно­нравственных заповедях говорит – Б. теоретическое, но тому, как осуществлять их, учит Б. практическое. Первое дает общие формулы, второе показывает способы применения их к частным случаям. Заповедь «люби ближнего, как самого себя» есть теоретическая формула, но совокупность правил, как наставлять русского крестьянина истинам веры и нравственности, т. е., как выражать свою любовь к нему наилучшим образом, есть практическое руководство. Любовь к Богу выражается в молитве, в религиозном обществе эта любовь должна выражаться в общественной молитве. Правила о том, как устроять эти молитвенные или богослужебные собрания, составлявшеяся под влиянием исторических обстоятельств, и суть правила практические. Прикладных практических наук может быть много.

Между важнейшими из них являются литургика и церковное право. И та, и другая наука заключает в себе многое, относящееся к теоретическому и историческому Б. Литургика должна не только дать правила совершения богослужений, но должна дать, так сказать, и философию богослужения, в котором религиозные элементы облекаются в художественную форму. Церковное право должно не только представить правила, которые должны осуществлять в своем поведении различные чины иерархии и мирян, правила церковного устройства и правила пенитенциальные, но кроме всего этого оно должно подыскать и основания для своих правил, дать им богословско-философскую подкладку. Наука о церковном праве может ведь и критически относиться к тем или иным статьям действующего права, обязательным основанием для нее служат каноны (исследуемые нравом каноническим), принимаемые церковью вселенскою. И литургика, и право должны дать генезис: 1-я своего устава, 2-е своих правил. В церковном праве практическое Б., соприкасается не только с другими видами Б., но и с циклом наук небогословских, именно юридических. Церковное право связано с этими науками и по своему происхождению, и по своему содержанию. Право есть совокупность правил, устраняющих возможность беспорядков в личной и путаницу в общественной жизни. При самой идеальной нравственности, если бы люди не установили заранее правил относительно какого-либо общего дела (или нужного всем предмета, как им пользоваться), когда и как его начинать, кто и какою частью его должен заведовать, дело не было бы доведено до конца. При идеальной нравственности не было бы только уложения о наказаниях. Возникшее, вследствие причин аналогичных тем, которые вызвали к существованию гражданское, государственное и т. д. право, церковное право – действовавшее и действующее – по своему историческому развитию стоит в сильной зависимости от этих видов светского права. Кодификация церковного права происходила тогда, когда corpis juris cicilis Romani достигло уже окончательного развития и без ущерба для христианского духа многие правила практической римской мудрости с соответствующими изменениями могла принять и христианская церковь. Церковное право поместных церквей постоянно приспособлялось и приспособляется к обычному праву. Понятно, что это приспособление простирается не на сущность права, а на его нравственно-безразличные правила. К наукам практического Б. относится пастырское Б., определяющее образ поведения и деятельности пастыря. Некоторые обязанности пастыря, наприм. учительство, могут быть выполняемы и мирянами. Руководством для них в этом деле может служить катехетика – наука о том, как учить вере желающих стать членами церкви или хотя уже и пребывающих в церкви, но не наставленных в ее учении (наприм. детей). Это так сказать методика для преподавания вероучения. Близко с нею соприкасается гомилетика – наука о церковном проповедничестве. Настроение верующих в церкви наиболее благоприятствует для того, чтобы им воспринимать учение веры, но и высота этого настроения и святость обстановки требуют от проповедующего особых условий и приемов. Гомилетика должна иметь для себя исторический базис. Кроме перечисленных, существуют и еще науки, принадлежащие к области практического Б. Такова – аскетика, наука руководящая к преуспеянию в благочестивой жизни. Все практические науки свои исходные начала находят в Б. теоретическом, а руководственный опыт в данных Б. исторического.

О составе и классификации Б. см. Hagenbach’a Encyklopadie und Methodologie der theologischen Wissenschaften; Drumond’a Introduction to the study of Theology; apx. Макария, Введ. в правосл. Богословие; арх. Бориса, Общее введ. в круг богосл. наук.

История Богословия. Из определения Б. следует, что его возникновение современно христианству, но первоначально оно не носило этого имени, не было предано письмени, не заключенное в систему преподавалось устно и в своем содержании представляло только основы веро-нравоучения, богослужения и дисциплины, из которых вся полнота Б. должна была раскрыться с необходимостью, но для раскрытия чего потребовались столетия. Ученики и апостолы Христовы первые предали письмени жизнь, учение и дела Господа, присоединив к этому написанные по откровению свыше свои наставления. Эти писания составили Новый Завет, который в соединении с Ветхим стал незыблемым основанием христианства. Ученики апостольские, так называемые мужи апостольские в своих писаниях развили учение о церкви и подчинении ей и ее представителям, о путях жизни, об отношении христианства к иудейству и язычеству. Возникновение еретического христианства (гностицизм), гонений на христианство и недоразумений у самых христиан дали дальнейший толчок развитию Б.; причем сообразно с тем, что на востоке процветало философия (тогда главным образом неоплатонизм), а на западе – право, богословская наука приняла там и здесь различные направления. На востоке христианство исследовалось преимущественно как учение, и его стремились тщательно исследовать и философски обосновать (Климент ал., Ориген, особенно Περί ἀρχῶν последнего); на западе христианство преимущественно рассматривалось, как церковь, и богословы запада стремились утвердить истины о подчинении церкви и ее единстве (Тертуллиан, Киприан). В эпоху вселенских соборов (325–787 гг.) совершилось великое дело полного раскрытия христианской догмы и утверждения христианских канонов. Великие отцы и учители церкви эпохи в своих бессмертных творениях дали драгоценное руководство к усвоению вселенского учения. Умерший не задолго перед седьмым вселенским собором Иоанн Дамаскин в своем сочинении Πηγή γνώσεως (3 книги) первый подвел богословский итог этой эпохе. В первой книге он обозревает науки своего времени и устанавливает положение, которое потом схоластика формулировала в словах philisopgia-theologiae ancilla. Во второй – о ересях он дает историю развития догматики в борьбе с лжеучениями и в третьей – точное изложение православной веры (ἔκθεσις άκπιβής τῆς όπθοδόξου πίστεως), которое последующие богословы, как восточные, так и западные, обыкновенно полагали в основу своих систем. Столетие спустя после Дамаскина, Фотий своими библиологическими трудами оставил для православной церкви великое наследие по догматике, канонике, истории, церковной литературе. Но все еще не было представления о Б., как системе богословских наук.

Термин «христианское Б.» (theologia christiana) в теперешнем смысле первый употребил Абеляр (1079–1142). У него уже заметно выступает различие Б. естественного (theol. naturalis), построяемого исключительно на основании света разума (учение о троичности он находил у Платона и видел Св. Духа в мировой душе «Тимея»), и Б. откровенного (theol. revelata), построяемого на основании Откровения, истолковываемого церковью. Ученик Абеляра, Петр Ломбард (ум. 1160 г.) в своей книге sententiarum libri quator дал первый опыт того, что потом получило название богословской суммы (summa theologica). Первый такую summam univeresae theologiae начал писать Александр Галес (ум. 1245), его труд был окончен его учениками. Затем «сумма» была написана Альбертом Великим (ум. 1280). Ученик Альберта, умерший ранее своего учителя (ум. 1274), Фома Аквинат является величайшим богословом запада в средние века. Его «сумма», получившая у католиков теперь опять руководительное значение, истолковывает все бытие с церковной точки зрения. У него есть логика, физика, трактаты о праве, в которых он утверждает, что церкви принадлежит право освобождать подданных от верности князьям, изменившим вере. Противником Фомы в понимании многих положений веры явился Иоанн Дунс Скот (1274–1308). У Фомы принципом бытия является божественный разум, действующий в сущности по законам необходимости, Дунс Скот в понятии о Боге мыслит прежде всего безграничную волю, абсолютную свободу. Последним замечательным богословом схоластиком был Оккам (первая половина XIV в.). Великая заслуга схоластики это – выяснение всех понятий, относящихся к Б. Вопросы Б. церковно-правовые они стремились возможно точнее ставить и возможно полнее и тщательнее выяснять. Их учители в области философии религии (Платон и главным образом Аристотель) и в области церковной-правовой (римские юристы) в связи с тенденциями католической церкви ко всемирному господству над совестью и даже над благополучием людей во многом сбивали их. Они еще не успели разобраться в отношениях философских теорий (наприм., борьба у них номинализма, утверждавшего, что существуют лишь индивидуальные вещи, и реализма, учившего, что действительно существуют общие понятия) к богословским понятиям, для них еще оставался темным вопрос о взаимоотношении мышления и бытия. С другой стороны, правовые институты древнего Рима и суровые нравы эпохи они еще не осмеливались отвергать во имя Христовой любви. Отсюда происходило, что Росцелин склонялся к трехбожию, Абеляр – к антитринитарианизму, Фома доказывал естественность и законность рабства.

Схоластическое направление в Б. дополнялось мистическим. Мистики были консервативнее схоластиков в вопросах веры, но зато либеральнее их в вопросах права и правды. Мистики желали пленить ум в послушание веры. Бернар Клервосский (t 1153) сурово бичевал за ереси Абеляра и в то же время писал против духа насилия, двигавшего папством, напоминая, что апостолам запрещено было господствовать. Для развития мистического направления много сделала школа аббатства св. Виктора в Париже, давшая двух замечательных мыслителей – Гюго (ум. 1141) и его ученика Ричарда (ум. 1173). Бог есть любовь. Любовь требует любимого предмета. У Бога вечно любящего есть предмет вечно любимый – Его Сын. Наша любовь может возвышаться до любви божественной, и конечный предел любви есть экстаз (εχχεσσυσ). Таково Б. сен-викторской школы. Позднее на столетие и с большей славой писал Бонавентура (ум. 1274). Б. для него есть владычица всех светских наук. Величайшее благо есть единение с Богом, к Которому любовь ведет человека шестью ступенями познания. На высшей ступени происходит слияние с Божеством. Если схоластики писали «Суммы Б.», то мистики писали трактаты «мистическое Б.». Наиболее талантливые мистики были во Франции (из не французских можно отметить: Экгарта Таулера, Рюисброка). Здесь Жерсон (в XIV в.) трактовал «мистическое Б.», как опытную науку, опирающуюся на душевные состояния, известные всякой благочестивой душе. Жерсону некоторые приписывали имеющее великую популярность «подражание Христу», но вернее признать в нем творение Фомы Кемпийского. Схоластика была теоретическим, мистика – практическим направлением в Б. Схоластика изгоняла из богословских исследований сердце. Полагая все дело в категориях и детерминациях, она стремилась рационализировать существующий строй, но так как нельзя всего объяснить и все оправдать, то она и приходила и к теоретическим и практическим заблуждениям. Мистика приходила к ним же другими путями: учение о слиянии с Божеством, не регулируемое догматической теорией, вело к пантеизму, а учение о методах соединения с Божеством, не регулируемое осторожностью, смирением и недоверием к себе, вело к психопатологическим явлениям – подобным экстатическому состоянию факиров, видениям омфалистов и т. д. Развитие наук, открытия и изобретения и слишком живо чувствовавшийся ненормальный дух богословских теорий и церковного строя порождали в лучших людях глубокое недовольство. На возникновение этого настроения оказывала влияние Византия. Из нее приходили на запад знатоки древней философии и положительных наук, поскольку они были развиты в ту эпоху (у арабов). Таков, наприм., был монах Варлаам, который спорил с Григорием Паламой о природе Фаворского света и побежденный в споре переселился в Италию. Здесь он во многих возбудил желание изучать древность, и Петрарка был его учеником.

Эпоха возрождения наук и искусств повлекла за собой реформацию. Протестантизм прежде всего увидел себя принужденным освободиться от обязательности традиций, которые со времени реформации только что были заключены в corpus juris canonici (первое издание 1499–1502). Loci theologici Меланхтона устанавливают, что единственный источник веры есть Библия, и что при понимании ее читающего исключительно должно руководить judicium spiritus (непосредственное сознание, чувство), а не judicium rationis. Лютер дал новое направление гомилетике, попытавшись возвратить ей святоотеческий дух, между тем, как у схоластиков укоренилось правило ridendo dicere verum. Реформация дала оживление Б., но, скоро превратившись в религиозную революцию, она заставила наиболее благоразумных реформаторов озаботиться созданием каких-нибудь прочных религиозных и церковных устоев. На место схоластики католической явилась схоластика протестантская. Тот же способ аргументации, тоже остроумие изложения, только – иные тезисы. Из таких протестантских схоластиков наиболее выдающимися были (в XVII в.): Гергард, Кениг, Квенштудт. Кульминационного пункта это направление достигает в сочинении Калова Systema locorum theologicorum (1665–67). Протестантской схоластике противостала протестантская мистика – пиэтическое движение. Его вождем явился Шпенер (1633–1705). Над учением, говорил он, должно поставить веру, над теорией оправдания освящение, над ученостью благочестие, над церковными должностями всеобщее священство. В Лейпциге под главенством Шпенера образовалось соllegium philobiblicum (Франке, Шаабе, Антон). Их деятельность возбудила и обширную полемику, и развитие многих отраслей Б. Реформационное движение породило много различных направлений, полемизировавших между собою литературным образом, а возникшая новая философия, поставившая на место веры исключительно разум, тоже воздействовала на богословскую производительность. Новую философию и подвергали критике и подчинялись ее влиянию. Спиноза высказал, что нужно пересмотреть Библию и научно исследовать вопрос о ее составе и происхождении. Это дало толчок к возникновению и развитию отрицательной критики Библии. Зомлер (ум. 1791) пришел к выводу, что термин Библейский канон означал в древности только реестр книг, читаемых в церкви. Стали отрицать истинность Библейского повествования и естественным образом объяснять Библейские чудеса (Теллер, Лефлер, Габлер, Павлюс). Традиционное представление образования Библии, время и подлинность происхождения книг в общем были подвергнуты суровой критике (Аструк, XVIII в.). Такое отношение к источнику вероучения и к традиции, понятно, подрывало всякую устойчивость у богословских систем, но такое направление вызывало и противодействия со стороны богословов, понимавших, что без устоев невозможна религиозная жизнь. Михаэлис (ум. 1791), Рейсс (ум. 1797) боролись против рационалистических увлечений. В католическом Б. жило традиционное направление. Величайшим богословом эпохи реформации у католиков был Беллярмин (1542–1621). Важнейшие его сочинения: Disputatio nes de controverssiis fide adversus de potestate summi pontificis in rebus temporalibus, Christianae doctrinae applicatio. С замечательным искусством и систематичностью он изложил римское учение и развил теорию, что ради спасения христианских душ папа имеет право сменять королей и отменять гражданские законы. В исследовании источников веры (наприм., у Симона), даже в определении канона (еще на Тридентском соборе, 1545–1563) католиками было допущено много промахов, но немало ими было сделано и полезного для защиты истин веры.

Богословие в России. Богословская наука к нам должна была перейти из Греции, но долгое время уже ставшая христианской Русь жила верой, а не наукой. Переводы, поучения, апокрифы, хождения ко святым местам, описания исторического и церковного характера, – вот чем довольствовалась грамотная часть общества. Оживление и развитие богословских интересов начинается лишь с проникновения западных религиозных влияний. С XIV ст. к нам они стали проникать через Псков и Новгород. Сначала там явилась ересь стригольников, а затем жидовствующих (в конце XV в.). Тогда архиеп. Геннадий первый собрал полный список Библии, Иосиф Волоцкий дал в своем «Просветителе» первый опыт русского Б. Затем Зиновий Отенский в своем «Истины показание» попытался дать и обоснование православного учения. На этот период падает просветительная деятельность Максима Грека – его переводы и его толкование православного учения. М. Макарий издает Четьи-Минеи. Постепенно вырабатываются местные церковно-правовые нормы. На юго-западе борьба с латинством и унией заставляет православных принять усиленные заботы о православии. Эти заботы привели к пересадке схоластического Б. на русскую почву с приспособлением его к православному учению. В сущности это было только развитием богословского образования, а не развитием богословской науки. Конечно, для второй нужно первое, но все еще самостоятельной науки у нас не было долго. Реформа Петра привела Россию в близкое соприкосновение с протестантским миром, и независимо от Петра ко времени реформы явился богослов, который, будучи православным, симпатизировал более протестантизму, чем католичеству. Это – Феофан Прокопович. Его богословские воззрения нашли себе противника в представителе более старых начал – Стефане Яворском (важнейшее сочинение «Камень веры»), который был еще более православен, чем Феофан, но который по старым традициям в своих симпатиях склонялся к латинству. Возникли оживленные богословские споры, они касались не только догматических тонкостей, но и глубоко практических вопросов. Сторонники Стефана защищали обряды, дела; сторонники Феофана – настроение, веру. Сторонники Стефана задачей человеку намечали личные подвиги; сторонники его противника – задачу об общественном благоустройстве, они хотели смешать религию с политикой и государственным хозяйством. На споры влияли симпатии и антипатии правительства, но с шестидесятых годов XVIII в. в этом отношении установился индифферентизм (имевший рационалистическую основу), который не мог особенно содействовать развитию богословской науки. Так в сущности было до событий двенадцатого года, изменивших настроение не только русского общества, но в значительной мере и всей Европы.

Б. в XIX столетии. В последний век Б. во всех своих отделах главным образом развивалось в Германии. Сильное влияние на его развитие имели здесь Кант, Якоби, Шлейермахер и Гегель. На почве философии Канта развилось богословское направление, основывающее религию исключительно на практической стороне человеческой природы. Главою этого направления является Ритчль, его последователями – Герман и Кафтан. Философия Гегеля послужила основанием направлению, которое теоретический момент религии считает не менее существенно важным, чем практический, и которое находит вполне возможным и стремится создать разумно и твердо обоснованную философию религии. Представителями этого направления являются Пелейдерер и Бидерман. Чрезвычайно широко доселе влияние на Б. Шлейермахера. Он указал источник религии не в воле, как Кант, и не в уме, как Гегель, а в сердце. Он определил религию, как благочестие, и высказал, что религиозный человек все должен делать с религией. Он построил полную систему Б. Одно время сильно распространился в Б. рационалистический дух (левая гегельянская). Фейербах, Штраус, Баур, Вельгаузен и их многочисленные последователи пытались изгнать веру во все то сверхъестественное, что необходимо составляет сущность религии. Теперь, по-видимому, начинается движение в обратную сторону. Богословы более обращаются к преданиям христианства, и так поступают не только богословы новые, но и некоторые из старых, ранее державшиеся радикальных воззрений (наприм., А. Гарнак). Но во весь этот период у протестантов были и имеются теперь богословы, держащиеся воззрений традиционного лютеранства (Лютард, Цокклер). На Б. римско-католическое в XIX в. сильно повлияли политическое ослабление рим.-католицизма и провозглашение догмата непогрешимости. Политическое ослабление заставляет рим.-католических богословов приспособляться в своих теориях к научным гипотезам и воззрениям времени, в своем практическом учении – к политическим и социальным взглядам обществ. Но с другой стороны, догмат непогрешимости должен был внести с собою оцепенение в живое и свободное развитие науки. Благословение папой известной книги для многих богословов не только по условиям их положения, но и нравственно делает невозможным издание книг с противоположными взглядами. Это показывает история с вюрцбургским профессором Шеллем, отказавшимся от своих книг вследствие неодобрения их Ватиканом. Ясное и полное выражение римско-католических богословских воззрений в настоящее время можно найти в Dictionaire apologetique de la foi catholique par Jaugey (2-е изд.) и в начавших издаваться (прежними сотрудниками этого словаря) словарях – библейском (Вигуру) и богословском (Ваканта). Не вполне определенное положение занимает старо-католическая Богословская литература. Ее представители далеко расходятся между собою в своем приближении и удалении по отношению к другим исповеданиям. Англиканская богословская литература делает еще более широкие размахи, доходя в лице одних исследователей до явного рационализма, а у других, приближаясь к принятию вселенской истины. Русская богословская наука, можно сказать, народилась в XIX столетии. На русский язык переведена Библия. Большое влияние на устроение этого дела имел м. Филарет – величайший русский богослов, одинаково глубоко сведущий в Св. Писании, вероучении и дисциплине. Появились самостоятельные и обширные богословские системы (арх. Филарета, м. Макария, еп. Сильвестра), создалась русская церковная история (труды Амвросия Орнатского, Евгения Болховит., А. Горского, арх. Филарета, м. Макария, Евг. Голубинского). Издана масса документов по истории русской церкви. Явились самостоятельные опыты по церковному праву (еп. Иоанна, Соколова, Скворцова и позднейшие). XIX в. дал блестящих проповедников (особенно м. Филарет и архиеп. Иннокентий). В последнее двадцатилетие церковные начала стали гораздо сильнее проникать в жизнь и сознание общества, что неминуемо должно сказаться благими последствиями на развитии богословской науки в будущем. Нежелательными явлениями в русской церковной жизни были и продолжают быть удаление в раскол и секты лиц из необразованных классов и увлечение рационализмом лиц высших классов. Богословы борются с этими печальными явлениями своими полемическими и апологетическими трудами.

С. Глаголев