Столетие из истории толкования Библии у нас в России

Параграф I * Параграф II

Речь на публичном акте Московской Духовной Академии 1877 г.

Да позволит мне достопочтенное Собрание представителей и учителей, учеников и любителей православной богословской науки, предложить его вниманию краткое историческое слово о движении у нас в России одной из важнейших отраслей богословской науки, именно – науки библейской, или теснее – собственно Толкования Библии.

Молода еще у нас эта наука, особенно в той области, которую мы предполагаем теперь обозреть, сравнительно с возмужалою наукою Запада: строго говоря, одно с небольшим столетие считает она за собою, тогда как у той тысячелетие назади. В это-то столетие нашей библейской науки я и приглашаю Вас, достопочтенное Собрание, пойти со мною, чтобы осмотреть, что в этой области у нас было и что с нею стало и что в ней есть. Для мысли и просто любознательной, а тем более желающей серьезно изучать эту область, обозрение ее представляет много такого, что заставляет задумываться, порадоваться и поскорбеть, помыслить и размыслить. Литературное, более или менее самостоятельное, движение в нашей библейской науке, или теснее собственно в толковании Библии, начинается собственно со второй половины прошлого века, когда окончательно установился много раз правленный славянский текст Библии. Предшествующие попытки в этом роде здесь были не более, как редкие огоньки в темную ночь и притом не все – яркие¹; лучшие силы, какие были, уходили собственно на великое дело исправления славянского текста Библии; но не об этом последнем собственно у нас речь. – Движение это, начавшееся с половины прошлого века, продолжается доселе, но последние лет 15-ть мы обозревать здесь не будем. Итак, мы берем столетие с небольшим, именно – от 1750-х до 1860-х годов: началом этого периода служит издание Славянской Библии с окончательно установившимся исправленным текстом в 1751 году; концом его, а вместе началом дальнейшего периода, мы полагаем время возобновления изданий исправленного русского текста Нового Завета на русском языке в 1850-х годах. Этот столетний период разделяется на две почти равные половины важным событием преобразованием духовно-учебных заведений во второе десятилетие настоящего века, и мы разделим наше обозрение на эти две половины.

Центрами научно-образовательного движения, а следовательно и развития богословской науки вообще, в первую половину обозреваемого периода у нас были: Киевская Академия для южной части России, Московская, так называвшаяся Славяно-греко-латинская, Академия вместе с Троицко-Сергиевой Семинарией для северной, и новоустроенная Александроневская Семинария (потом Академия) в Петербурге. Киевская Академия во второй половине прошлого века, т. е. в первой половине обозреваемого нами периода, вследствие некоторых особенных обстоятельств, утратила на время то огромное значение и влияние в науке, какое она имела до того, прежде²; Невская Семинария была учреждением еще новым³. Московская Академия вместе с Троицкой Семинарией, вследствие особенно счастливых обстоятельств, первенствовала в это время над теми и была преимущественным местом развития богословской науки. Здесь же особенно развилась и библейская Экзегетика, преимущественно перед Киевом и Петербургом. Московская Академия выставила за это время целый довольно длинный ряд замечательных толковников с весьма значительными, судя по началу дела и для своего времени, истолковательными и вообще относящимися к библейской науке трудами. Счастье поблагоприятствовало Московской Академии в рассматриваемом отношении с самого начала обозреваемого нами времени; последние справщики славянской Библии, знатоки, труженики и любители этого дела, сами воспитанники Киевской Академии, около пятидесятых годов прошлого века, поселились по счастью в Москве, одни на время, другие до самой смерти. Ученейший филолог своего времени Иеромонах Иаков (Блоницкий) был по вызову учителем Греческого языка в Московской Академии с 1743 г. и, находясь на этом месте, исполнял поручение Св. Синода по исправлению Славянской Библии, вместе с Архимандритом Иларионом (Григоровичем), который в это время был настоятелем Воскресенского монастыря (Новый Иерусалим), а потом был в продолжении 12 лет Епископом Крутицким (1748–1760) и как ученый муж, конечно, не прерывал ученых связей с Заиконоспасской Академией⁴. Вызванные на место Иакова и Илариона Иеромонахи Варлаам (Лящевский) и Гедеон (Слонимский), по успешном окончании порученного им дела, были: первый – Ректором Московской Академии с 1753г., а затем в продолжении 16 лет Архимандритом Московского Донского Монастыря ( 1774) и конечно также не прерывал ученой связи с Академией, в которой был Ректором; Архимандрит Гедеон (Слонимский) был с 1754г. Ректором Троицкой Сергиевой Семинарии, а с 1758 по 1761 г. Ректором Московской Академии⁵. Кажется именно влиянию этих мужей, знатоков и любителей Библии, надобно приписать первый сильный толчок к движению и довольно быстрому развитию научного изучения и толкования Библии здесь⁶. По крайней мере в это именно время были учениками Московской Академии, а затем учителями в ней и Троицкой Семинарии, люди, под пера которых вышли первые, сравнительно серьезные, опыты толкования библейских книг, так умножившиеся после в среде людей, стоявших под их и тех первых влиянием. Таковы были первые: Гавриил (Петров), Тихон (Малинин), Макарий (Петрович) и особенно Феофилакт (Горский). В это же время воспитывался здесь, а потом и учил, Петр, в монашестве Платон (Левшин), которому вскоре, как Архиепископу, а потом Митрополиту Московскому, суждено было иметь такое высокое благотворное влияние на развитие здесь богословской и библейской науки.

Гавриил ⁷ с 1741г. ученик Московской Академии, с 1758г. ректор Троицкой Семинарии, с 1761г. ректор Московской Академии и Архимандрит, написал толкование на Соборные послания, кроме первого Петрова, которое протолковал ученик его по Академии Тихон (Малинин)⁸. Толкование это напечатано после, когда первый был уже Митрополитом Новгородским, а последний Архиепископом Астраханским (1794 г. М.) От Гавриила осталось (в рукописи) также Объяснение беседы о блаженствах и – нескольких Псалмов. Макарий (Петрович)⁹ с 1753 года ученик, с 1758г. учитель и иepoмонах и потом префект Академии, написал остающееся также в рукописи сочинение „Согласие Евангелистов. Феофилакт (Горский) до 1758г. ученик, затем учитель, префект, ректор Московской Академии и Архимандрит, потом Епископ Переславский и затем Коломенский¹⁰, был один из даровитейших и усерднейших тружеников богословской науки и в частности библейской науки в Московской Академии. Кроме обширной системы Православного богословия, он написал Гармонию и Толкование на все Священное Писание, к сожалению тогда и потом не изданное печатно и теперь отчасти утраченное, отчасти остающееся в рукописях. Если этот труд состоит отчасти из парафраза, отчасти из сличений переводов и текстов, отчасти из примечаний только кратких или заметок и меньшею частью из толкований в собственном, смысл: то все же это – труд громадный, который не может не возбуждать к себе удивления. – Таковы были первые плоды начавшегося в рассматриваемое время движения библейской Экзегетики в Московской Академии, на которых последующему историку нельзя не остановиться с уважением.

Но тогда, с 1750-х до 1775-х годов, классное занятие Св. Писанием и его толкованием не было еще регулировано и определено в Московской Академии и Троицкой Семинарии. Воспитанник и потом учитель Академии, префект и ректор Троицкой Семинарии, сделавшись Архиепископом, потом Митрополитом Московским, Платон (Левшин) вдохнул новую жизнь в эти любимые им учебные заведения, еще более оживил в них науку богословскую и в частности изучение Библии. С него толкование Библии стало особенным предметом классного преподавший и притом толкование было предлагаемо и публично во дни воскресные. – Платон регулировал таким образом дело толкования Библии в Академии и Семинарии и даже дал подробные и примечательные правила для толкователей и толкования. Эти правила показывают правильное, глубокое и тонкое понимание дела толкования, какое не всегда было в сознании и у последующих, даже высоко стоявших, представителей этого дела, и потому мы выпишем их здесь¹¹. „При толковании Писания должно

1) Открыть буквальный смысл, и где темно, или от перевода, или по свойству языка, объяснить так, чтобы не осталось места, которого бы студенты не разумели, выключая некоторые весьма редкие места, кои не удобь понятны.

2) Истолковать смысл духовный и таинственный, особливо в Ветхом Завете, в тех местах, где оный прямо сокрывается. При сем надобно остерегаться, чтобы сего не делать с принуждением, т. е, и там искать таинственного смысла, где оного нет, разве по некоторому натягиванию, как у многих толковников cиe примечается, но где оный прямо и из слов и из связи и из параллельных мест следует, держась при том наилучших толкователей.

3) Для большего выразумения темных мест надобно сводить места параллельные: ибо сие весьма облегчит понятие, поскольку очень нередко, что в одном месте сказано темно или кратко, в другом – тоже, но уже ясно и пространно.

4) Не забывать при толковании, чтоб выводить и нравоучения, прямо оттуда следующие.

5) Пророков толкуя, надобно показывать, когда их пророчества исполнились и при каковых обстоятельствах,

6) Где места Св. Писания найдутся, из коих одно кажется другому противоречит, те объяснять и соглашать с помощью на то изданных гармоний.

7) Где найдутся места, из коих некоторые выводил’ превратные толкования, и что подавало повод к расколам и ересям, надобно тех прямой и истинный смысл показать и опровергнуть мнения и доводы еретиков и раскольников.

8.) Где найдутся такие места, на которые мудрование человеческое может делать некоторые возражения, не скрывать, но их решать ясным и удовлетворительным образом”.

Одушевление и оживление богословской науки и изучения Библии в Московской Академии и Троицкой Семинарии влиянием Митрополита Платона выразилось целым рядом трудов по библейской науке ученых представителей этих заведений, восполнивших ряд упомянутых нами предшественников их. Не все они, как и те, и не все, что издали, издали они в бытность свою на должности в Академии и Семинарии, а многое в последствии; но подготовлены были их труды по всей вероятности в Академии и Семинарии; а что здесь именно развился их вкус и любовь к таковым трудам, это можно считать несомненным. – Учитель, префект и ректор Московской Академии Архимандрит Амвросий (Подобедов), в последствии митрополит Петербургский, написал Руководство к изучению Св. Писания Ветхого и Нового Завета, изданное несколько после¹². Учитель и префект Троицкой Семинарии, а потом Академии Иеромонах Амвросий (Серебреников), в последствии Архиепископ Екатеринославский, написал Толкование на книгу пророка Иезекииля (ркп.). Учитель и катехизатор Академии Ириней (Клементьевский), впоследствии Архиепископ Псковский, написал и издал целый ряд комментариев: из В. Завета – на Псалмы (обширный, трехтомный), на книгу Пророка Даниила, на двенадцать малых Пророков; из Н. Завета – на послания к Римлянам и к Евреям. Учитель и ректор Троицкой Семинарии, а потом Академии, Архимандрит Аполлос (Байбаков), в последствии Епископ Архангельский, написал и издал Толкования на послания Ап. Павла к Коринфянам (первое), Галатам, Ефесеям, Филиппийцам, Колоссянам и первое к Солунянам. Учитель, префект и ректор Академии Архимандрит Афанасий (Иванов), в последствии Архиепископ Екатеринославский, составил записки по классу чтения Св. Писания, где славянский перевод Библии поверялся и с греческим переводом и с еврейским подлинником (остаются в ркп.). Ученик, учитель и ректор Академии Архимандрит Мефодий (Смирнов), в последствии Архиепископ Псковский, написал и издал Толкование на послание Ап. Павла к Римлянам (1794г.). Учитель, префект и ректор Академии Архимандрит Августин (Виноградский), впоследствии Архиепископ Московский, написал толкования на Апостольские послания (ркп.) – Ряд толкований и толковников почтенный! Сюда же примыкают: Четвероевангелие или свод Евангельских повествований X. А. Чеботарева, профессора Московского Университета, и Толкование на послание к Римлянам Московского священника Петра Семеновича Томилова: Издавались и краткие толкования отдельных мест Писания в роде изъяснения молитвы Господней Московского Протоиерея Иоанна Кандорского (1806г.) и др.¹³

Киевская Академия за все это время может указать только на двух мужей воспитанников своих, сделавших вклад в библейскую науку нашу. Это –

1) Ученик, учитель и ректор Киевской Академии Архимандрит Ириней (Фальковский), впоследствии Епископ Чигиринский, написавший Толкование на послания Апостольские, из коих впрочем, изданы только толкования на послания к Римлянам и Галатам (1806 – 7г.).

2) Воспитанник Невской Академии, впоследствии Архиепископ Курский, Феоктист (Мочульский), издавший (1808) сочинение под заглавием: Драхма от сокровища божественных Писаний В. и Н. Завета, т. е, сокращение правил, при чтении Св. Писания к знанию потребных. – К ним присоединить разве еще одного киевского воспитанника Ивана Тодорского, издавшего Священную Географию, собранную из разных писателей, с картами (1800 г).¹⁴

Невская Семинария и потом Академия в рассматриваемое время также немного дала трудов по толкованию Писания и библейской науке. Воспитанник Невской Семинарии, впоследствии Протопресвитер, Сергий Краснотеков написал и издал Сокращенное изъяснение послания Ап. Павла к Римлянам (1801 г). Ректор Петербургской (прежней) Академии Архимандрит Антоний (Знаменский), в последствии Епископ Ярославский, написал и издал Compendium Hermenevticae (Р. 1806 г). К ним присоединить разве еще ректора Петербургской Семинарии Архимандрита Иннокентия (Смирнова), впоследствии Епископа Пензенского, написавшего толкование на 1-й и 2-й псалмы, и учителя Невской Семинарии, потом священника Петра Вигилянского, написавшего и издавшего свящ. Географию (СПБ. 1808 г.) ¹⁵

И вне этих центров движения и развития богословской и библейской науки были люди, потрудившиеся, и некоторые много, над толкованием Библии и оставившие замечательные труды по этой части. ¹⁶ Сюда принадлежат: Евгений Булгар, родом грек (по предкам болгарин), получивший образование в иностранных университетах, с 1771 года русский подданный, в последствии Архиепископ Славянский и Херсонский. Он написал, между прочим, Размышления или примечания на пять книг Моисеевых, на греческом языке напечатанные в Вене (1801 г), перевел с французского на греческий трактат Безобра. О достоверности книг Евангельских и свидетельства Евангелистов, и с латинского на греческий – трактат Кальмета Соглашение двух Евангельских родословий И. Христа. Первый из них переведен на русский язык и издан (1803 г) Феофилактом (Русановым), бывшим потом Экзархом Грузинским. – Никифор Феотоки родом также грек и также получивший образование в иностранных университетах, с 1776 г. русский подданный, в последствии Архиепископ Херсонский, потом Астраханский, написал и издал в Лейпциге на греческом языке Цепь или свод Толкователей (15) на восемь первых книг Библии и на Царства (1772 – 73), „труд драгоценный по собранию толкований (замечает Преосвящ. Филарет Черниговский), к сожалению неизвестный еще в русском переводе.» Но конечно при тогдашнем знании греческого языка, этот труд, как и упомянутый истолковательный труд Евгения Булгара, был вполне доступен русским богословам и экзегетам. Его же толкование Воскресных Евангелий и Воскресных Апостолов, писанное также на греческом языке, тогда же переведено было на русский и напечатано (1805 – 1819г). – Ректор Астраханской Семинарии, а потом Казанской Академии Архимандрит Сильвестр (Лебединский) составил и издал Приточник Евангельский, или толкование притчей И. Христа (М. 1796 г). – Анастасий (Братановский), в последствии Епископ Белорусский и Архиепископ Астраханский, составил толкование на Евангелие от Иоанна (остается в ркп). – Симон (Лагов), с 1770 г. Епископ Костромской, с 1778г. Рязанский, оставил после себя в рукописи Толкование на весь Новый Завет. Ученик и учитель Костромской Семинарии и потом священник в С.-Петербурге Иоанн Сидоровский написал Изъяснение воскресных и праздничных Евангелий, каковое издано по определению Синода в 1781г. – Ученик и учитель той же Семинарии, потом протоиерей Костромской, а затем Петербургский, Иоанн Красовский составил Опыт соглашения четырех Евангелистов во всех повествованиях о Господе нашем Иисусе Христе (ркп). – Иеромонах Феоктист читал в Могилевском соборе по воскресным дням изъяснение соборного послания Ап. Иакова, с краткими нравоучениями, изданное летом в 1804 г. – Сюда же принадлежат сочинения бывшего с 1801г. ректора Харьковского Коллегиума Протоиерея Андрея Семеновича Прокоповича, изданные впрочем несколько позднее предела обозреваемого нами полустолетия (1819 – 1826), именно – мысли при чтении посланий Ап. Павла к Солунянам (1819г.); к Галатам (1820г.), к Ефесянам (1821 г); но по характеру своему они принадлежат впрочем к обозреваемому времени.

Вот какой значительный ряд толкователей и их трудов по изъяснению библейских книг и отчасти исследованию о них представляет первая половина обозреваемого нами столетия. За исключением обширных трудов, оставшихся в рукописях, наша библейская наука имела: Введение в книги св. Писания В. и Н. Завета – Амвросия, Герменевтику – Антония и Толкования помянутых толковников на большую часть, и притом важнейших, книг Ветхого Завета и почти на все книги Нового Завета, и на некоторые из сих последних – не по одному толкованию. Это была значительно большая библиотека истолковательная; а если присоединить к ней многочисленные, сделанные вновь или исправленные в это время, прежние переводы истолковательных творений древних отцов церкви, особенно Златоуста и Феофилакта: то и очень значительная. – Конечно, если вспомним, что в это же самое время на ближнем Западе процветала экзегетическая школа Эрнести-Землера с Розенмиллерами, Михаэлисами и пр. пр., что в это же время там же была во всей силе строго церковная протестантская школа с экзегетическими трудами Бенгелей, Фляттов, Штейделей и пр. и пр., что в это время уже по всему свету разошлись громадные экзегетические труды энергических католиков предшествующего периода – Кальмета, Поля, Аляпиде, Эстия и пр.и пр.: то похвалиться нам много нельзя; но для начала дела и сделанного было довольно, а говоря безотносительно – и очень.

Во всяком случае история будет воспоминать о помянутых представителях нашей Экзегетики тех времен, особенно о главнейших и более потрудившихся из них, особенно в Московской Академии, с благодарностью и почтением. – Может показаться с первого взгляда достойным сожаления, что помянутые представители нашей Экзегетики, по крайней мере лучшие из них, не пользовались трудами современных им западных протестантских толкователей, а пользовались по большей части, и некоторые довольно много, трудами католических толкователей предшествующего периода, а потому метод толкования у них не столь выработан, как у их современников на протестантском западе, и они не столь далеко подвинули свое дело, как могли бы, воспользовавшись их методом и трудами. Правда, что у помянутых толкователей наших, даже лучших, мало филологического элемента в толковании, этой основы строго научного толкования, менее, чем сколько они могли позаимствовать его у их западных современников; их толкования в большей части более богословские примечания и даже нравоучительные размышления, когда не парафраз, и почти всегда имеют положительный характер¹⁷. Но, во-первых, была ли еще тогда развита потребность в строго филологическом методе толкования, не только у читателей, но и у большей части самих толкователей? Если и после не чувствовалось этой потребности и теперь может быть не очень еще чувствуется то вероятно тоже было и тогда. Потом, может быть молодой науке не вполне и безопасно было слишком довериться стоявшим под разными, не всегда чистыми влияниями представителям тогдашней протестантской Экзегетики, как об этом можно отчасти гадать, но некоторым фактам последующего времени? Наконец может быть отчасти этому отчуждению представителей нашего тогдашнего толкования от протестантских толкователей обязаны мы строгим сохранением отличительных черт их трудов; строгой верности толкования духу церкви, как он выразился в толкованиях отцов и учителей церкви, которыми с такою любовью пользовались они сильным нравственным элементом в толковании и популярностью толкования в лучшем смысле этого слова. – Но во всяком случае, повторяем, для нововозникавшей библейской науки помянутыми мужами, особенно в Московской Академии, сделано довольно, даже очень, и история не может не отнестись к ним с благодарностью и почтением, особенно если сравнить их труды с трудами последующего полустолетия.

Во втором десятилетии текущего столетия произведено было известное преобразование духовно-учебных заведений. Изучению Св. Писания в высших и средних учебных заведениях дано было видное место, и к преподаванию и изучению его без сомнения, как и других наук, относится известное высокое правило проекта Устава «чтобы авторы и учебные книги профессоров избираемы были в своем роде самые лучшие, и чтоб они всегда держались на одной линии с последними открытиями и успехами в каждой науке»¹⁸. Этим должно было возвыситься научное изучение и толкование Библии, особенно в новопреобразованных Академиях, усовершиться окрепнуть, а с тем вместе должна была обогатиться наша нетолковательная или вообще библейская литература, стоя притом на одной линии с последними открытиями и успехами в этой науке. Первыми литературными проявлениями развития и направления библейской науки в преобразованных Академиях были: Записки на книгу Бытия – Филарета ¹⁹ и Опыт историко-филологического обозрения книги Псалмов Г. П. Павского²⁰..Первая из этих книг с ее высокими достоинствами всем известна, последняя – не толкование собственно, а исследование о книге; но обе эти книги имеют одинаковый научный характер: строгий, основанный на филологии метод объяснения, здравые критические приемы, выдержанность и основательность выводов, при сжатости и возможной общедоступности изложения; это были книги; действительно «стоявшие на одной линии с последними открытиями и успехами науки». Судя по этим опытам в области библейской науки, как в толковании собственно (у Филарета), так и в исследовании (у Павского), можно было ожидать здорового и сильного развития нашей библейской науки в том и другом направлении, в дальнейшем ее течении. Но – таковым ожиданиям не суждено было осуществиться и не осуществились они в течение почти целого следующего полустолетия; да, в течение почти целого полустолетия. Приснопамятный нам о. ректор Александр Васильевич спустя почти 50 лет после появления упомянутых книг в юбилейной речи своей в 1864г., коснувшись минувшего полустолетия в этом отношении, выразился так; «назад тому почти 50 лет, положено начало труду истолкования Слова Божия изъяснением первой книги Писания, и – труд остается почти без продолжения»,²¹ и выразился так покойный совершенно верно, без малейшего преувеличения, именно – почти без продолжения, в течении почти целого полустолетия. В самом деле, что сделано в этой области с 1815-х до 1860-х годов? Собственно истолковательных трудов на целые отдельные книги явилось только три: Записки на послание к Ефесянам – прот. Скворцова (1838г.), Обьяснение послания Ап. Павла к Галатам – Агафанела (1854 г.) и Опыт объяснения на послание Ап. Павла к Галатам – Филарета (1862 г.), Архиепископа Черниговского, и – только; разве присовокупить еще Краткое изъяснение первого соборного послания Иоаннова – прот. Соколова (1858г.), весьма незначительное. – Не строго истолковательные труды в виде кратких примечаний к русскому переводу: книги Иова (1861г.) и книги Иисуса сына Сирахова (1860г.) – упомянутого Агафанела; не строго также истолковательные труды в виде церковных бесед: Беседы на Евангелиста Матфея, говоренные Филаретом, Архиепископом Рязанским (1829г.) и его же беседы на Евангелие от Иоанна (1832 г.); Евсевия – Беседы на воскресные и праздничные чтения из Евангелий (1855). – Есть сведения, что несколько истолковательных сочинений остались в рукописях. Таковы; Толкование на книгу пророка Исаии Филарета в последствии митрополита Киевского; Толкование на послание к Евреям Кирилла, в последствии Apxиепископа Подольского; Аарона, в последствии Еп. Архангельского – Толкования на Евангелия воскресные; Иакова, в последствии Apxиепископа Нижегородского – Беседы на Евангелие от Иоанна.²² – Появилось несколько Обозрений, отчасти истолковательных, некоторых книг библейских. Таковы: Обозрение первого послания к Коринфянам – М. Голубева (1861г.); сочинение под названием Апостолы – Ф. Яковлева, особенно 2-й выпуск об Апостоле Иоанне Богослове (1856 г.). Таковы отчасти обзорные книги больших пророков, Плача Иеремии и Песни Песней – А. Ш. Бухарева (1860 г. и др.); подробный сравнительный обзор Четвероевангелия – свящ. В. Гречулевича (1859 г.). Причислим сюда же и собственно исследовательные сочинения, каковы: о третьей книге Ездры – Шаврова (1861г.) и о том же Архимандрита Феодора его же – о посланиях Св. Апостола Павла, о Новом Завете Господа нашего И.Христа. – По теории толкования Библии вышли за это время: Delineatio Hermcnevlicao sacrae (1828г.) ректора С.-Петербургской Семинарии Архимандрита Иоанна; Примечания к чтению и толкованию Св. Писания из толкований святоотеческих – Игнатий Архиепископа Воронежского (СПБ. 1848г) и Библейская Герменевтика или Толковательное Богословие – Савваитова (1844 и 1857). По педагогике: Введение в книги Св. Писания Н. Завета – Хергозерского (1860г.); Пособие к доброму чтению и слушанию Слова Божия – свящ. В. Смарагдова (1861г.); Чтение об исторических книгах В. Завета – П. Лебедева (1860г.). – Вот и все, не только более выдающееся, но и мало выдающееся в обозреваемой нами области за целое почти полустолетие с преобразованными духовно-учебными заведениями! – Скудно, очень скудно, неожиданно скудно! Припоминать, что большая часть сейчас поименованных трудов явилась в самом конце этого полустолетия, около 1860-х годов, а пред тем обозреваемая нами область была почти совсем пустыней. Эту непокорную скудность цельных трудов но истолкованию или вообще по научному изучению библейских книг несколько восполняют статьи по этой части, помещавшиеся в журналах, постепенно открывавшихся при преобразованных духовных Академиях, но именно – лишь несколько восполняют. Во первых, таковых статей, особенно серьезных, вообще говоря, не очень много, и во вторых значение большей части из них не очень высоко. Журнал Киевской Академии Воскресное Чтение (с 1837г.), по назначению и характеру своему, был журнал популярный и поэтому самые истолковательные и библиологические статьи, помещавшиеся в нем, правда в обилии, были статьи легкие, простенькие, за весьма немногими исключениями и притом позднейшего времени. Более научный характер имел журнал С.-Петербургской Академии – Христианское Чтение (с 1821г.), и в нем постоянно, особенно в позднейшее время, отводилось довольно значительное место статьям по Св. Писанию, и серьезных, имеющих несомненно важное значение, статей по обозреваемой нами отрасли богословия здесь было более, чем в других журналах; но все-же это – журнальные статьи, разрозненные, отрывочные, более или менее случайные, не представляющие цельного, законченного, проникнутого одним духом, с одинаковыми приемами труда, а только более или менее ценные частности. Быть может еще более серьезный научный характер имел журнал Прибавления к Творениям Св. Отцов (с 1843г.), но в нем всего один неполный десяток статей по Св. Писанию, с общим, сейчас нами обозначенным характером отрывочных журнальных статей, хотя и важных. В Казанском журнале – Православный Собеседник (с 1855г.) замечателен только помещавшийся к концу обозреваемого нами времени (1861 г.) опыт толкования под заглавием: «Из записок на книгу Исход» (если не ошибаемся, тогдашнего ректора Казанской Академии Архимандрита Иoaннa, в последствии Епископа Смоленского), но труд вскоре был оставлен, хотя и можно было ожидать замечательного цельного труда; а затем еще две-три незначительных статьи в нем, и – все. Так, говорим, журнальными статьями лишь несколько, не много, восполняется скудость цельных истолковательных и вообще относящихся к библейской науке трудов в течение обозреваемого полустолетия. Вообще же, повторяем, в этой области во все это время было скудно, очень скудно, неожиданно скудно, даже сравнительно с предшествующим обозренным нами полустолетием, при непреобразованных училищах, когда, как мы видели, образовалась значительная библиотека трудов по толкованию и вообще изучению Библии, сравнительно с которою библиотека второго полустолетия, если собрать все, что напечатано по этой части, оказывается такою малою! – Может быть скудость количественная восполняется богатством внутренним, богатством содержания? Конечно, время и здесь отчасти сделало свое; но и то, прежнее, сделано было для своего времени и общества, и если судить по потребностям и состоянию времени: то упрек в скудости и содержания, как и количества, кажется нам, должен пасть на последнее же, а не на предпоследнее, полустолетие, хотя и тяжело выговорить это. – А между тем это последнее полустолетие было временем сильного движения и развития библейской науки не только протестантской, но и католической, и литература ее на западе развилась в обширных размерах и изучение ее могло отозваться благотворно и на нашей литературе; а при виде этого еще тяжелее ложится на душу эта скудость нашей библейской науки за это последнее полустолетие.

Однако, что же это за явление? Что за причина этой крайней скудости? Чем она обусловливалась?

Прежде всего, нам кажется, что причины этого явления без сомнения не следует искать в самом преобразовании духовно-учебных заведений, которое в первоначальном своем виде, вообще говоря, сделано было отлично, ни в организации преподавании науки о Св. Писании в преобразованных духовно-учебных заведениях, которая в общем была удовлетворительна. Но плану, выработанному в С.– Петербургской Дух. Академии в первые же годы по ее преобразовании ректором и профессором богословских наук Архимандритом Филаретом ²³, потом введенному и в прочих Академиях и державшемуся до последней реформы Академий, курс науки о Священном Писании в академиях был четырехлетний в продолжении которого преподавалась наука о всей Библии, о Ветхом Завете в первую половину курса, о Новом в последнюю, или наоборот. После общего введения в Библию, при обозрении каждой книги изъяснялись: ее расположение, буквальный и таинственный смысл текста, главные места богословских истин (sedes doctrinae), места трудные, преимущественно знаменательные и спорные. Так как нет возможности по такой программе прочитать Библию классическим преподаванием в продолжение курса, то полагалось: места и книги более важные прочитывать с особенною подробностью, а прочие – кратко. Из книг Ветхозаветных полагалось прочитывать с особенною подробностью книги: Бытия, Псалтирь, Экклезиаст, Песнь песней, пророка Исаии; из Новозаветных: Евангелие от Иоанна, послания ап. Павла к Римлянам, Коринфянам и Евреям. Конечно при этой организации многое предоставлялось и личному усмотрению и благоразумию преподавателя. Правда, нельзя не заметить, что для одного преподавателя нисколько обременительно так вести дело, но более – только на первый раз; постановка же дела в общем была удовлетворительна и не в ней, говорим, и не в преобразовании вообще нужно искать причину скудости литературной разработки науки о Библии за указанное полустолетие, Как хорошо можно было делать это дело, показывают изданные в самом начале преобразования «Записки на книгу Бытия Филарета» и «Обозрение книги Псалмов» Павского. Нет, причин этой скудости нужно искать вне преобразования; причины должны быть посторонние.

Одною из главных и важнейших причин, кажется нам, было то, что много лучших сил, особенно в первое время обозреваемого полустолетия, употреблено было для приготовления и издания Св. книг Нового и отчасти Ветхого Завета в русском переводе Перевод сначала новозаветных, а потом и ветхозаветных книг поручен был профессорам новопреобразованных Академий, под главным смотрением лучших людей по библейской науке Филарета и Павского, которые и сами переводили некоторые книги и редактировали переведенные другими. На этом благотворном деле сосредоточены были таким образом лучшие силы, и не малое количество, и на не короткое время. Перевод, редакция и издание Нового Завета окончены были в 1821 году, а затем первые восемь книг Ветхозаветной Библии изданы были в 1827 году и кроме их издана была еще Псалтирь. По причинам, не зависевшим от переводчиков и редакторов, дело это, к общему сожалею истинно любивших Библию и библейскую науку, было потом остановлено, а затем еще к большему прискорбию, прекращено и запрещено. Но лучшие люди времени тем не менее все же продолжали в тиши кабинетов посвящать силы свои этому любимому своему делу, благотворность коего они живо сознавали, не смотря на внешний случайный запрет. Таковы были: сам приснопамятный в этом деле Павский, продолжавший перевод прочих, не изданных тогда, книг Ветхозаветных; приснопамятный Архимандрит Макарий (Глухарев), предпринявший и совершивший перевод почти всех книг Ветхозаветных, и другие и кажется в не малом числе, судя по некоторым фактам и по всеобщему сочувствию к этому делу, На других же этот запрет русских переводов Библии не мог не подействовать охлаждающим образом в отношении к ревностным занятиям Библией и серьезной по любви научной разработке ее.

Сосредоточение лучших сил на русском переводе Библии конечно отвлекало их от развития собственно толкования Библии и исследований о ней; но оно могло и должно было бы иметь благотворнейшее влияние на дальнейшее развитие толкования и вообще библейской науки, если бы не было других посторонних причин, положивших преграду этому развитию, как и самому окончанию в то время русского перевода Библии. Главнейшею из них может быть причиною и других причин, было непрошеное и прискорбное вмешательство в дело развития богословской и в частности библейской науки людей с разными таинственными тенденциями и чуждыми делу науки воззрениями, выросшими на чуждой нам почве и вредными, как по крайней мере показалось многим тогда. Переведены и изданы были тогда, в числе многих книг вообще богословского содержания, и собственно истолковательные на некоторый книги Св. Писания сочинения, исполненные ложного мистицизма и некоторых других, не согласных с духом и характером Православной Церкви, тенденции. Таковы: Юнг-Штиллинга победная повесть, толкование на Апокалипсис (1815); Г-жи Гион: Объяснение на Деяния и послания Св. Апостолов (1821), Изъяснение на Апокалипсис (1821), Изъяснение на Евангелия от Матфея, Марка, Луки и Иоанна (1823), Изъяснение на Притчи, Экклезиаста, Песнь песней (1823) и некоторый другие²⁴. Они возбудили недоразумения и недоумения, превратившиеся потом в негодование, затем преследование и запрещение их; а из-за них усилена была цензура духовных книг вообще и доходила до строгостей уже чересчур. Это не могло не отразиться гибельно на развитии нашей молодой библейской науки. С одной стороны, у людей, сочувствовавших подобному направленно в воззрениях на Библию и толкованиях, извращался вкус к правильному научному толкованию и от них нельзя было ожидать правильного развития библейской науки у нас. С другой, усиление цензуры сделавшейся мнительною, подозрительною и придирчивою слишком, заставляло и людей, не сочувствовавших помянутому ложному направлению толкования и могших идти другим правильным путем в этом деле, заставляло быть осторожными, опасаться, даже страшиться подозрений, придирок, даже преследований – любити, яко безбедное страхом, молчание... Арест еще в типографии объяснительных примечаний к Евангелиям Госнера (1824г.), хотя и мистика, не мог конечно ободряющим образом подействовать и на не мистических толкователей у нас, которые бы вздумали тогда издать в свет что-либо такое.

К этому присоединились некоторые, в существе дела, кажется, не очень важные, но совсем не ко времени проявившиеся увлечения, не мистическими уже толкованиями, а стремлениями полурационалистической протестантской библейской науки, со стороны некоторых из видных наших экзегетов, увлечения без сомнения временные, зависевшие от молодости нашей науки сравнительно с тою и может быть не совсем отчетливого понимания положения дела в той науке, и возбудившие подозрение в чистоте и православии толкования ими Библии. Проявления таких увлечений замечены были в авторе «Последних дней земной жизни И Христа» в первоначальном печатном их виде, и затем еще более в литографированных примечаниях к переводам особенно пророческих книг Ветхозаветных (Павского). Возбуждены были относительно их недоумения и отчасти преследования и притом поступлено было в этом деле, кажется, не совсем так, как следовало бы поступить. Это вновь не могло не отразиться ослаблением у некоторых, вероятно у многих, энергии в деле литературного развития библейской науки у нас; и жаль, что это дело велось так, как велось. Если и действительно были увлечения: то несомненно, что недоумения, возбужденные ими, могли несравненно лучше, а главное плодотворнее, быть разрешены путем печати; разъяснение дела печатное могло принести только пользу и авторам и обществу, тогда как преследованием немногих наводился новый страх на многих, и работы по этой части не могли не останавливаться опасениями со стороны их авторов; подготовительные же силы парализовались вечными опасениями.

А при таком положении – недоверие общества к печатному слову со стороны его искренности и пренебрежение к нему, потайное стремление к якобы запрещенному плоду полурацоналистической или рацоналистической Экзегетики, иногда раздвоение сознания между призванием и долгом с одной и скрытыми сочувствиями и стремлениями с другой стороны и т. п., а в конце концов – опять парализация сил, останавливающая движение науки. При этом, наконец, неизбежен был в общем упадок серьезной подготовки к делу, порча вкуса в делу. сосредоточение внимания на других интересах, и все это в соединении с некоторыми другими второстепенными причинами, каковы: наша обычная косность, частая перемена, особенно в первое время обозреваемого полустолетия, преподавателей библейской науки в высших духовно- учебных заведениях, не позволявшая им более поработать над делом, устранявшийся в предшествующее полустолетие, недостаток поддержки в трудном у нас деле издания печатных трудов, особенно в этой забитой и запущенной области, все это и подобное произвело ту скудость трудов по библейской науке и частное по толкованию Библии в это последнее полустолетие, о которой мы говорили и которая составляет такое по-видимому неожиданное явление в период хорошо сделанного преобразования духовно-учебных заведений. В лучших людях несомненно всегда было сочувствие к библейской науке и готовность в любовь к делу, но они не находили себе выхода из этого положения, и не мало вероятно остается истолковательных и исследовательных трудов в рукописях, никому неизвестных; а большинство, кажется, и в сочувствии охладевало, и начав духом оканчивало плотью.

После 1860-х годов некоторые из указанных, препятствовавших движению, причин миновали или устранены, некоторый ослаблены, дано более свободы и простора в деле, оказано более доверия, и – началось некоторое движение и оживление в этой полупустыне. Что из этого движения выйдет, увидим может быть и мы, увидит несомненно подрастающее поколение, – Кто не пожелает добрых успехов этому движении в одной из важнейших отраслей богословской науки?