Гностицизм II века и победа христианской Церкви над ним

Содержание

От издательства

От автора

Введение

«Nullius enim potest haeresim struere, nisi qui ardentis ingenii est, et habet dona naturae; quae a Deo artifice sunt creata. Talis fuit Valentinus, talis Marcion, quos doctissimos legimus. Tales Vardesanes, cujns etiam philosophi admirantur ingenium“.

Hieronimus. Commentariоrum in Osee lib. 11, c. 10, vers. 1.

Migne. Patrologie cursus completus. ser. lat. t. XXV. Hieronymi opera omnia Tomus sextus c. 902.

«Πλείστων oὖv ἐκκλησιαστιχῶν ἀνδρῶν κατ’ ἐκεῖνο καιροῦ τῆς ἀληθείας ὑπεραγωνιζομένων λογικώτερόν τε τῆς ἀποστολικῆς καὶ ἐκκλησιαστικῆς δόξης ὑπερμαχούντων, ἥδη τινὲς καὶ διὰ συγγραμμάτων τοῖς μετέπειτα προφύλακτικὰς, αὐτῶν δὴ τούτον τῶν δηλωθεισῶν αἱρέσεων παρεῖχον ἐφόδους“.

Evsebius. Hist. eccles. IV, 7. 5. (Die griechichen christlichen Schriftsteller. Leipzig. 1903. Werke. Zweiter Band, erster Teil. p. 310.

От издательства

Habent fata sua libella

(У книг своя судьба)

Это латинское изречение вполне применимо к настоящему капитальному труду – докторской диссертации – о гностицизме Михаила Эммануиловича Поснова (1873–1931), профессора Киевской Духовной Академии. Он был издан в 1917 г. в Киеве, но вследствие известных исторических событий почти весь тираж этой книги был, вероятно, уничтожен, так как в России, по нашим сведениям, сохранилось лишь несколько экземпляров, а в зарубежных книгохранилищах вряд ли возможно ее найти.

Гностицизм подрывал основные богооткровенные истины христианства. Церковь три века боролась с ним, прежде чем его одолеть; но он никогда не исчезал окончательно и в течение веков возникал под обличием различных ересей и мифов.

С новой, небывалой силой он пробудился в начале 70 годов ХХ-го века в США. Волна этого движения прокатилась по всему западному миру, особенно в интеллектуальных кругах, и теперь всё больше проникает в восточные европейские страны, возвещая о New Age – новой религиозности, новом духовном и планетарном сознании, о глубоких психических изменениях, о новой всемирной религии... Согласно этому учению, Иисус Христос не Сын Божий, но только одно из многочисленных воплощений (аватар) космического Христа. Бог больше не Лицо, но только всесильная Энергия, движущая вселенную. Итак, нет ни Пресвятой Троицы, ни Христа Богочеловека и Спасителя, ни Церкви, ни таинств... Человек самодостаточен (самодовлеющ), он развивается и спасается с помощью «знания» и различных технических упражнений психики и тела, достигает – через «реинкарнацию» или без нее – освобождения и успокоения своего духа в слиянии с космической энергией.

Переиздавая книгу проф. М.Э. Поснова, издательство «Жизнь с Богом» преследует две цели: вернуть в сокровищницу русской богословской мысли замечательный труд отечественного богослова, и дать русскому духовенству и верующей интеллигенции пособие, черпая знания из которого они могли бы противостоять надвигающейся опасности нехристианской мысли.

Издательство приносит глубокую признательность всем тем, кто способствовал переизданию этой книги.

Брюссель, Преображение Господне, 6 августа 1991 г.

От автора

Намерение заняться изучением гностицизма явилось у меня еще в 1908 году, когда я, после избрания меня пр.-доцентом университета св. Владимира, приготовлялся к вступительной лекции, взяв предметом для нее: «Новые типы построения древней истории церквиˮ. Штудируя тогда курсы корифеев церковно-исторических школ XIX в.– Ав. Неандера, Фер. Баура, Альбр. Ричля и Ад. Гарнака, я увидел, какое громадное значение в истории церкви первых трех веков придается ими гностицизму. Последующие занятия в области этих веков, которые я избрал для приватных курсов, еще более убедили меня в этом. И мое первоначальное намерение постепенно всё крепло и крепло, пока, наконец, не созрело и не перешло в решение отдаться изучению гностицизма. Первые мои опыты в этом направлении появились в печати в конце 1910 г., под заглавием «Главнейшие философско-этические и религиозные течения в век рождества Христова“ в «Трудах Киев. Дух. Академии“. В этом же журнале потом была помещена значительнейшая часть моей работы – почти две трети ее.

Должен признаться, что не раз, в течение своих занятий гностицизмом, я готов был опустить руки пред непредвиденною вначале сложностью взятого предмета. Тем более, от некоторых старших лиц, соприкасавшихся в своих работах с гностицизмом, приходилось выслушивать «дружеские советы“: не тратить понапрасну время и заняться чем л. другим, более благодарным. Если я всё-таки не оставил работы и, как бы то ни было, довел ее до конца, то этим я главным образом обязан искусному руководству и драгоценной нравственной поддержке своего дорогого учителя … , которому приношу за всё свою самую глубокую и сердечную благодарность.– При детальном изучении предмета, мне приходилось наталкиваться на многие специальные вопросы, между прочим, и из апостольского века. В этом случае мне очень много помог своими советами, справками и даже снабжал меня книгами из своей обширной домашней библиотеки известнейший профессор Петроградской Дух. Академии Николай Никанорович Глубоковский, которому я также выражаю свою искреннюю и горячую признательность.

Киев, 1916 г. 25 ноября.

Введение

01. Во внутренней жизни христианской церкви первых трех веков гностицизм представлял собою самое выдающееся явление. Но до последних десятилетий XIX в. это явление оставалось далеко не вполне разгаданным и непонятым. Только благодаря открытию некоторых гностических и ересеологических памятников в половине прошлого века и вследствие более глубокого изучения истории античного мира последних веков пред рождеством Христовым, гностицизм предстал в своем истинном и новом свете. Оказывается, гностицизм представлял собою не просто христианскую ересь, а целое, сложное движение тогдашнего мира и в сущности был явлением религиозного характера, даже его можно назвать прямо религией: он выражал собою самую сокровенную думу всего языческого мира последних столетий пред рождеством Христовым – как избавить человека от бедствий его земной жизни и спасти его. В древнейшем гимне гностиков-наассенов¹ человек, окруженный «лабиринтом зла“:

«старается избежать мучительного хаоса,

и не знает, как бы он прошел (через него).

Ради этого пошли меня, отец (говорит Христос).

Имея печати, я сойду,

пройду все эоны (αἰῶνας ὅλους),

открою все тайны (μυστήρια),

покажу образы богов,

и сокровенное св. пути (τὰ κεκρυμμένα τῆς ἁγίας ὀδοῦ),

призвав гносис (γνῶσιν καλέσας), передам“.

02. А так как гностицизм смотрел на тело человека, как злое начало и темницу души, то собственно у гностиков шла речь лишь о спасении души²; только ей указать хотелось для этого ἁγίαν ὀδὸν и открыть все сокровенности (τὰ κεκρυμμένα) св. пути. Этот путь для восхождения (ἄνοδος) души человека в царство света чрезвычайно труден, ибо власть (εἱμαρμένη) над этим миром принадлежит архонтам. Они изображаются у Офиан Оригена³ сидящими при вратах и преграждающими путь душе; пред ними нужно читать особые молитвы, чтобы получить пропуск. В извлечениях у Епифания⁴ из гностического сочинения ап. Филипп в евангелии своего имени просит Господа открыть ему, что должна отвечать душа, восходя чрез архонтов на небо. Св. Епифаний⁵ свидетельствует, что у гностиков-барбелиотов было учение, по которому душа спасается, проходя чрез область архонтов и возвышаясь «в высшую область, где матерь живущих Варвило или Варвиро; и таким образом душа спасается“.– У гностиков был весьма сложный культ, в который входило, между прочим, пение разных гимнов и псалмов; к нему принадлежали различные символические действия и особые мистерии. Подлинные гностические сочинения – Pistis Sophia и книги Jeû – заняты религиозными вопросами – о спасении души и об условиях его,– о мистериях, молитвах, таинственных и знаменательных действиях и т.п.– Так как гностицизм смотрел на этот мир не как творение благого Бога, а как на произведение злых демонов, державших в своей власти и человеческую душу; то основным настроением гностицизма является глубокий пессимизм.

03. На гностицизм можно смотреть, как на естественное приготовление языческого мира к христианству, который увенчивает собою ряд многочисленных и сложных явлений в том же роде. Необходимым предположением гностицизма является эллинизм, т.е. такое событие в жизни древнего мира, когда, во время походов Александра Македонского в м. Азию, Восток и Запад подали руки друг другу, и религии Востока пришли в соприкосновение, а потом объединились с культурою Запада. Тогда, вследствие различных причин, начался упадок теоретической мысли в философии и преобладание в ней этических принципов, каковыми признаками характеризуются философские системы стоиков, эпикурейцев, скептиков и эклектическое направление. Затем усиливаются религиозные, синкретические течения, подавляя собою все другие; они знаменуют собою то время, «когда (люди) потеряли доверие к знанию и бросились в объятия веры“. Религии Востока, отличавшиеся индивидуалистическим и мистическим характером, сделались тогда особенно популярными и нашли себе многочисленных адептов на Западе. Когда таким образом создалась повсюду в языческом мире благоприятная почва – общность воззрений и господство религиозных интересов над всеми другими: тогда явился гностицизм.– Вопрос о месте рождения его пока не находит общепризнанного решения. Но вероятнее всего, отцами гностицизма являются вавилонские маги и астрологи, те, известные нам из первых страниц священной евангельской истории «волхвы с востока“, которые занимались изучением судьбы человека и влияния на нее планетного мира; они легко могли придти к выводу, что все страдания души человеческой происходят от εἱμαρμένη, т.е. власти архонтов, какую они захватили над миром. В гностицизме, как синкретическом явлении, объединилось почти всё⁶ то действительно или мнимо-ценное из античного мира, что он имел в области тео- или фило-софской, моральной или религиозной, мистической и магической. «Гностицизм – это эллипсис с двумя фокусами – спекуляцией с одной стороны и мистикой с другой“ (Келер). Последователями его были и выдававшиеся философы-моралисты, религиозно-настроенные,– и громадные народные массы, находившие удовлетворение в мистическом культе и магии.– Гностицизм появился на Востоке, несомненно, ранее христианства. Есть или были такие гностические секты, в роде офиан Оригена, которые не содержали никаких христианских элементов. Теперь признание до-христианского гностицизма – считается одним из положительных результатов новейших изследований в данной области. При своем распространении в древнем мире, гностицизм неизбежно должен был встретиться и действительно встретился с христианством. Он увидел в нем сродное ему явление по его основным стремлениям ко спасению человека, но превосходящее его: он признал в христианстве абсолютную религию. Однако гностицизм не сделал тех необходимых выводов, которые следовали из этого признания. Он не отказался от своих верований и понятий, а стремился соединить, слить их с христианскими. При его синкретическом характере это было так естественно и понятно. Гностицизм хотел «исправить“ (recurare) христианство и восполнить его. Для этого он выставлял и повод, будто учение Христа затмилось уже среди первых его последователей⁷. Следовательно, гностицизм стремился понять христианство по своему, собственно говоря, взять от него лишь имя, форму и наполнить ее своим содержанием, подменить действительную ценность его фальшивою подделкою.

04. Из сказанного видно, что с точки зрения религиозно-исторической гностицизм не был простым случайным заблуждением религиозной мысли или чувства, а органическим недомоганием, естественною болезнию человеческого духа, при переходе в новую сферу религиозной жизни; он не был простою христианскою ересью, а анти-христианством⁸, целым религиозным мировоззрением, даже прямо религией, стремившейся стать на место христианства и в его одежде. Владея сокровищами знания древнего мира и имея среди своих последователей людей очень не редко талантливых, или богато одаренных и стоявших на высоте научного образования своего времени, гностицизм развил широкую и весьма успешную пропаганду среди христиан, у которых наоборот не было формулировано основное учение, не была организована жизнь, а научная работа едва-едва начиналась. Успех гностической пропаганды, при таких условиях, был вполне понятен и он действительно был очень значителен. Не говоря уже о простых верующих, даже не редко представители, пастыри церкви, как, напр. Флорин, Вардесан, переходили на сторону гностицизма. В цветущее время гностицизма шла речь о том, чтобы знаменитейшим гностикам – Валентину и Маркиону, которые также перешли в гностицизм из христианства, быть епископами⁹ римской церкви, пользовавшейся уже тогда огромным авторитетом. Лучшие представители гностицизма применили свое научное образонание и познания к раскрытию христианского учения в тенденциозном направлении. Дурная тенденция в особенности обнаружилась по отношению к изучению источников христианства – Св. Предания и Св. Писания, а также – в толковании их. Литературная производительность гностиков была просто изумительна, и формы ее весьма разнообразны, а опыты иногда очень глубоки¹⁰.

05. Отсюда видно, сколь велика была опасность для церкви от гностицизма, угрожавшего самому бытию ее. И смертельная опасность была сознана теми, кто стоял во главе ее и руководил жизнию. Вред для церкви от гонений казался не столь страшным, как от гностицизма. Если в защиту гонимых христиан выступили сравнительно немногие апологеты; то в борьбу с гностицизмом вступили, по-видимому, все, кто только более или менее владел пером. В числе полемистов против гностицизма можно назвать – уже Св. Игнатия, Поликарпа, затем Иустина, Агриппу Кастора, Егезиппа, Дионисия Коринфского, Пинита Критского, Филиппа, Аполлинария, Мелитона, Музона, Модеста, Феофила Антиох.– наконец Св. Иринея, Тертуллиана, Ипполита, Климента Александр. и др. От большинства из них сохранились лишь одни имена. Можно думать, опыты опровержения гностицизма были у многих примитивны, не значительны, так что они, с появлением более солидных, были отложены в сторону, забылись и затерялись. Впрочем не одно это обстоятельство было причиною утраты полемических сочинений против гностицизма; в этом случае могла иметь место и простая случайность. До нас не сохранились, напр., такие ценные сочинения, положенные в основу позднейших серьезных трудов против гностицизма, как синтагмы против ересей Иустина и Ипполита. Самыми важными полемистами против гностицизма были ересеологи – Ириней, Тертуллиан и Климент Алекс. Св. Ириней подверг гностицизм имманентной критике, указав на внутренние противоречия в его системе, а главное-то он защитил церковь от нападений гностицизма, укрепил ее в тех пунктах, где он наступал. Справедливость требует сказать, что Иринею пришлось поучиться у гностиков разным формальным приемам при формулировке христ. Истин – научным и техническим. Он бил гностицизм тем оружием, какое он позаимствовал у него же. Тертуллиан в своей антигностической деятельности во всём следовал Иринею. Климент Алекс. подверг гностицизм критике со стороны его принципиальных вопросов о вере и гносисе, выставил его заблуждения и определил основные начала христианского богословствования. Насколько была серьезна и важна деятельность Иринея и его единомышленников, об этом свидетельствует слдеующее обстоятельство: такой сильный ум, широко философски – и богословски-образованный человек, как Ориген – кладет главные положения, выработанные Иринеем в борьбе с гностицизмом, в основу своего дальнейшего богословствования. Св. Ириней, (отчасти его ученик Ипполит) и Тертуллиан считаются главными организаторами кафолической церкви. Значит, идейная борьба с гностицизмом была кончена в ІІ-м веке. С III в. начинается уже упадок гностицизма¹¹. Однако в церковном и жизненно-практическом направлении гностицизм долго еще представлял собою внушительную силу. Против него в IV в. писали – Епифаний и Филастрий, а в V в. Феодорит. Борьбу с гностицизмом заканчивали уже византийские чиновники в V и VI вв., руководившиеся предписаниями Феодосиановского и Юстиниановского кодексов.– Но гностицизм чрезвычайно живуч. Следы его существования указывают и в средних веках, и в новом времени, и в XIX в., и в XX столетии. Правда, от гностицизма осталось здесь лишь одно имя и неправильно выведенный из названия, без внимания к известному историческому явлению, принцип превосходства гносиса, знания над верою и – диссидентства, раскола, уклонения от общего церковного и не церковного течения. Доктор Шмидт¹², напр., нечто гностическое усматривает – и в манихействе, и каббале, и в квакерстве, и в немецкой философии, и в немецком мистицизме, и в русском духоборчестве. К гностикам он причисляет – Скота Еригену, Шведенборга, Фр. Нитцше, самого себя и «выдающегося гностического учителя настоящего времени – Льва Толстого“¹³. А. Швейцер доказывал связь с гностиками Гегеля, Шеллинга и Гартмана¹⁴. В. Шультц делает сближение между гностиками и новейшими теософами¹⁵. Папа Пий X в своей энциклике против модернистов «Раscendi domici gregis“, от 8 сент. 1907, проводит ту мысль, что в модернизме возраждается древний гностицизм. В Германии есть журнал, посвященный гностическому течению, под названием «Gnosis“. Во Франции, в Париже, существует своеобразное гностическое церковное общество, которое носит довольно претенциозное название «église gnostique de France“. В §§ 3 и 5 этой «гностической церкви Франции“ говорится: «гностицизм исповедует, согласно своему наименованию, что истинная религия есть чистое знание“... Это уже культ Разуму!...

06. Разумеется, есть большой интерес ближе познакомиться с таким сложным явлением, какое представлял собою гностицизм, имевший важное значение и в развитии кафолической церкви, и воспроизвести его в исторических деталях¹⁶. Однако прямые источники для изучения гностицизма чрезвычайно скудны. Из сочинений собственно самих гностиков сохранился в целости у трудолюбивого Епифания¹⁷ лишь трактат валентинианина Птоломея к Флоре. Довольно хорошо сохранились гностические сочинения в кодексах Аскевианском¹⁸ и Брукианском. Первый кодекс¹⁹ состоит из четырех неравных частей: 1) 1–162; 2) 163–164; 3)164–231; 4) 232–254. На 82 стр. стоит надпись: «вторая книга Pistis Sophia“, но эта надпись позднейшего происхождения. Настоящее заглавие первого отдела или части находится внизу на 162 стр. «часть из книг Спасителя“ (Μέρος τῶν τευχῶν τοῦ Σωτῆρος), второй отдел начинается на 163 стр. и скоро оканчивается (на 164 стр.) словами: ибо это есть гносис познания Неизреченного, о котором я сегодня беседовал с вами! Из формы и содержания отрывка ясно, что это заключение утерянной книги. Если бы этот отдел разсматривать, как вставку, то последующий отдел непосредственно примкнул бы к первой книге, он также имеет в конце подпись: «Μέρος τῶν τευχῶν τοῦ Σωτῆρος“ (стр. 231). Дальнейший отдел кодекса опять не имеет названия. На последней странице (254), без нумерации, содержится начинающийся ex abrupto отрывок: der (?) Gerechte (δίκαος), очевидно, представляющий собою заключение значительного целого произведения, как это показывают две, к сожалению, выскабленные строки, бывшие явно оглавлением книги. Судя по заключению, это целое произведение не было тесно связано со всем манускриптом; ибо оно напоминает эпилог апокрифического евангелия, составленного по Марку. В манускрипте недостает первого листа, как крышки, на котором стояло заглавие всего сочинения, и оно могло быть «Τεύχη τοῦ Σωτῆρος“, так что настоящее оглавление «Pistis Sophia“ едва ли законно²⁰. Последнее надписание отвечает содержанию лишь первого отдела, ибо Pistis Sophia – одному из эонов гностической системы – здесь принадлежит главная роль, но во 2-м отделе о ней больше не упоминается. Сравнительно более связанными являются первые три части книги, простирающиеся с 1–231 стр., последняя же, менее связанная с первыми и предшествующая им по времени, обнимает стр. 232–254. Однако все части или книги связаны одним кругом выводимых в них лиц и однородностью предметов. Все четыре книги в общем содержат в диалогической форме беседы Иисуса Спасителя с его учениками и мироносицами, по Его воскресении, при чем первые три падают на 12-й год, а последняя предшествует им и относится ко времени, непосредственно после воскресения. Местом бесед в первых трех книгах служит масличная гора; а в последней книге место указывается сбивчиво – то как вода океан (р. 288. з. 29), то Галилейская гора (р. 243, з. 12) и т.п. Книги предваряются своего рода введением, которое обнимает 28 глав. Следующая часть простирается с 29–82 гл. и содержит разсказы о судьбе Pistis Sophia с ее падения до ее возвращения, при помощи Иисуса, в ее прежнее место нахождения, к 13-ти эонам. Во второй части (гл. 83–135) повествуется о том, как приступили к Иисусу с вопросами ученики и мироносицы. Между вопрошавшими Иисуса на первом плане стоит Мария Магдалина, так что значительная часть Аскевианского кодекса может быть озаглавлена, как «Ἐρωτήσεις Μαρίας“. Вопросы направлены на уяснение тайн света – особенно высочайшей тайны Неизреченного и первой мистерии.– Местом возникновения манускрипта нужно признать Египет. Время происхождения должно быть отнесено к III-му веку. Написан кодекс на коптском языке. Woide, приписывая кодекс Валентину, утверждал, что он как природный египтянин, знал эфиопский язык и свое сочинение, в видах пропаганды, опубликовал на эфиопском и греческом языке. Это мнение единогласно потом признано учеными поспешным, и теперь никем не считается текст манускрипта оригинальным, а переводным с греческого, на что указывают собственные греческие имена, оставленные без перевода, термины и многие обороты речи.– Вопрос об авторе манускрипта до сих пор нельзя считать окончательно решенным. По мнению одних ученых, преимущественно английских и французских (Woide, Renan, Amelineau, Schwarze–Petermann) автором манускрипта был или Валентин, или кто л. из его последователей; по более основательному суждению других – главным образом немецких – изследователей (Harnack, Schmidt) автор принадлежал к большой группе древних барбело-гностиков, т.е. к офитам. Более подробная речь об этом ниже²¹.

07. Брукианский²² кодекс, как и Аскевианский, является переводом с греческого на коптский язык. По своему содержанию он не представляет целого произведения, но состоит из двух совершенно различных кодексов. На это уже указывают ясно различающиеся по внешнему виду две группы листов. К первой группе принадлежат 39 листов папируса светлой окраски, ко второй 31 лист темного цвета; почерк на первых листах мелкий, приближающийся к курсивному; на вторых, наоборот, выступают красивые унциалы старого письма. По своему составу оба кодекса довольно фрагментарны. Первый кодекс предваряется как бы эпиграфом: «Я возлюбил вас и восхотел даровать жизнь. Иисус живый – есть познание истины“. Самый текст начинается словами: «Эта книга познания невидимаго Бога посредством тайных мистерий“... После двух листов, связное изложение перерывается, ибо утрачено несколько листов. Но очевидно в них шла речь об обычных гностических эманациях, так как на дальнейшем сохранившемся листе продолжается изложение того же предмета, но только вместо 60 эманаций, мы имеем описание 28. Затем следует описание путешествия Иисуса с учениками чрез 60 сокровищ. На 302 стр. находится подпись: «Книга о великом κατὰ μυστἠριον λόγος“. Здесь нужно видеть заглавие книги. В дальнейшем отделе, который начинается словами: «Окружите меня, чтобы я возвестил вам великия тайны сокровищ света“, Иисус сообщает ученикам тайны света, в частности о трех крещениях, тайну избежания зла архонтов, тайну духовного помазания, прощения грехов и тайну 12-ти эонов, чтобы можно было пройти чрез них безопасно после смерти. Эта часть прерывается внезапно, и подпись к ней, т.е. оглавление отсутствует.– Как видно, содержание двух частей первого кодекса довольно различно, и они выдают себя за сравнительно самостоятельные отдельные сочинения. Но обе части кодекса носят теперь во всех изданиях одно заглавие: первая книга Jeû, вторая книга Jeû. Это оглавление заимствовано из гностического сочинения Pistis Sophia. Там упоминаются эти две книги под именем книг Jeû.²³– Второй кодекс также фрагментарного характера. Он не имеет начала. Связный текст продолжается затем на 25 листов. Дальнейшие 6 листов отделены и должны быть отнесены не к началу (вопреки Прейшену), а именно к концу кодекса. Содержание этого кодекса составляют философско-спекулятивные основы великого мирового процесса; практические же вопросы здесь не затрагиваются; отдельные шесть листов трактуют о свойствах верховного человека.

08. Родство двух кодексов – Аскевианского и Брукианского – выступает ясно в одних и тех же названиях эонов царства, в одинаковых мистических действиях, напр. в обрядах трех крещений и т.п. Приведенное же выше свидетельство Pistis Sophia о книгах Jeû говорит о принадлежности обоих кодексов одной и той же секте²⁴. А благодаря этому упрощается вопрос об их авторе, месте и времени происхождения. Очевидно, наши книги происходят из многочисленной семьи барбело-гностиков, из секты энкратитов. Местом возникновения разсматриваемых книг был также Египет. По времени написания книги Jeû, разумеется, предшествуют Pistis Sophia и относятся к первой половине III в.– Вторая часть Брукианского кодекса – сочинение без заглавия и без начала,– содержащее подробное описание происхождения и развития трансцедентного мира, по некоторым частным признакам²⁵, должна быть отнесена к сифианско-архонитской группе гностиков. Местом происхождения должен быть признан Египет; первая половина III в.– наиболее вероятное время возникновения манускрипта.

09. Кроме упомянутых двух кодексов – Аскевианского и Брукианского, в конце XIX в. открыты другие гностические сочинения. 13-го янв. 1896 г. один антикварий из Ахмима (Achmim) доставил в Каир др-ру Райнгардту (Riinhardt) довольно объемистый папирусный манускрипт, найденный, по его словам, одним феллахом, в стене, в нише. Манускрипт имел оригинальные крышки из кожи и папируса и вообще сохранился почти в целости, за исключением первых пяти листов и одного листа в конце, стр. 133–134. Манускрипт был перенумерован, хотя на многих листах пагинация уже оборвалась, как находящаяся по краям кодекса. На последней странице стоит ρ.μα, след. манускрипт заключал 71 лист или 142 стр., но последняя страница не была исписана; на каждой странице от 18–22 строк.– После предварительных замечаний, в манускрипте находится надписание «Εὐαγγέλιον κατὰ Мαριὰѵ“, а на стр. 77 подпись: «Ἀπὸκρυφον Ἱωάννου“; непосредственно на той же самой странице помещается оглавление «Σοφὶα Ἰησοῦ Χριστοῦ“, а на стр. 127 такая же подпись. Следующая страница начинается без заглавия, но в конце манускрипта мы встречаем подпись ,,Πρᾶξις Пέτρоυ“. Отсюда вытекает, что манускрипт состоит из трех самостоятельных сочинений: 1) Апокрифа Иоанна или евангелия Марии, 2) Премудрости Иисуса и 3) Деяния Петра. Содержание первого произведения составляет явление И. Христа Марии во сне и откровение Спасителя Иоанну. Последнее является главною частью сочинения и дает заглавие ему: .,Апокриф Иоанна“. Однако по мнению Шмидта, в гностических кругах разсматриваемое произведение было, вероятно, больше известно под именем «евангелия Марии“; тем более и название «апокриф“ (Иоанна) не может быть особенно древним, первоначальным: в раннейшее время было более в ходу имя «апокалипсис“, как это видно по древнейшим (другим) гностическим сочинениям.– Второе сочинение: «Премудрость Иисуса Христа“ – разсказывает о явлении И. Христа «не в прежнем образе, но в невидимом духе“ ученикам и мироносицам на горе в Галилее. Они изложили пред Спасителем свои сомнения касательно сущности всего и домостроительства, и божественного промысла, и силы избранных. На все свои вопросы ученики получили ответы от И. Христа, явившегося «в образе великаго ангела света“.– Третья книга «Деяние Петра“ повествует об одном случае, при совершении чудес ап. Петром. Он, исцеляя различных больных, услышал упрек от одного человека, бывшего при этом, что Петр, облегчая страдания других, не хочет исцелить собственную парализованную дочь. Петр, в доказательство силы Божией, тотчас же исцелил больную, но вслед же затем вернул ее в ее прежнее состояние, для ее же блага – спасения. При этом Петр разсказал историю ее жизни и обращения одного известного язычника Птоломея, который хотел жениться на ней и увез ее против воли родителей; но возвратил ее, когда она сделалась больною. Разсказ кончается словами: «Петр дал им всем (присутствовавшим) хлеба и после того, как он разделил его между ними, поднялся и отправился домой“.– Первое гностическое сочинение «евангелие Марии“ было известно Иринею и им сделаны из него в I кн. гл. 29–31 значительные извлечения, без упоминания имени источника. Это обстоятельство помогает установить время появления данного сочинения и других связанных с ними т.е. всего Ахмимского кодекса. Сочинения должны были явиться ранее написания Иринеем его произведения «против ересей“, т.е. самое позднее – в начале 80-х годов II в. Местом возникновения сочинений был Египет; первоначальный язык их греческий. Позже, когда гностические секты распространились между туземцами, упомянутые гностические сочинения были переведены на коптский язык.– Настоящий Ахмимский манускрипт, по мнению Шмидта, относится к пятому веку, что, между прочим, можно вывести из необычайной тонкости шрифта.– Извлечения из сочинения – «евангелия Марии“ у Иринея, именно, в тех главах (29–31 первой книги), где он говорит о «гностиках“ вообще и барбело-гностиках – доказывают родство разсматриваемого кодекса с Брукианском (и Аскевианским) и принадлежность его одним и тем же сектам²⁶.– Ахмимский манускрипт до сих пор не издан, хотя еще в 1905 г. Карл Шмидт заявил²⁷, что после 1-го тома гностических сочинений будет выпущен им II т., содержащий «еще не опубликованныя три произведения кодекса Беролинскаго“.

10. Значение открытых гностических сочинений для изучения гносиса, разумеется, весьма велико. Кёстлин²⁸ о важности, напр., книги PS писал: «в ней мы владеем оригинальным сочинением, которое впервые открывает возможность изучить гностическую систему по содержанию и по форме прямо и непосредственно по источнику“. В этом с ним согласны и Гарнак²⁹ и Шмидт³⁰.

Однако фрагментарность упомянутых источников³¹, их случайный характер, принадлежность только одной секте или семейству сект гнистицизма, их позднее происхождение – делают их очень недостаточными данными для решения вопросов о происхождении гностицизма, развитии его, сущности и т.п.– Кроме названных больших сочинений гностиков, сохранилось много гностических фрагментов у о.о., учителей и писателей церкви. Их мы не будем здесь перечислять; они обычно указываются у нас в начале соответствующих отделов в самом изложении сочинения.

При огромном богатстве гностической литературы³², сохранившиеся остатки от нее кажутся какими-то жалкими,– как бы незначительными руинами некогда величественного и очень красивого здания. Как на причину утраты гностических сочинений обычно указывают на вандализм византийских правителей, добивавших в V–VІ в.в. гностицизм³³, или даже на слишком «радикальную“ полемику против него христианских ересеологов. Конечно, «радикальная“ полемика – когда кажется для того, чтобы «зло пресечь“ нужно только «собрать все книги да сжечь“ – вещь очень соблазнительная. К ней еще прибегают и теперь, несмотря на то, что при книгопечатании она едва ли может достигать своей цели; тем более подобная «радикальная“ полемика могла располагать к себе в древнее время, до появления печати. Однако у нас нет особых данных обвинятъ в этом не только ересеологов, но и византийских чиновников. Древнее время вообще было мало благоприятно для хранения литературных сокровищ, главною причиною чего является, разумеется, отсутствие книгопечатания. Погибли не только еретические, гностические сочинения, утрачены также творения отцов и учителей церкви. Сколь многие из них полемизировали с гностицизмом, и как мало сохранилось их сочинений. Не говоря о прочих, спросим: где столь важное сочинение, как синтагма св. Иустина против всех ересей и еще, быть может, отдельное сочинение его против Маркиона? где синтагма св. Ипполита или оригинальное сочинение св. Иринея «против ересей“? Всё истребило безпощадное время... А быть может еще не все вскрыты книго- и казнохранилища древности. В самом деле давно ли найдены кодексы Аскевианский и Брукианский, или Philosophumena Ипполита!? А Ахмимский манускрипт открыт совсем в наши дни!..

Какие бы ни были причины скудости гностической литературы, только воспроизвести гностицизм по подлинным гностическим источникам нет возможности, хотя опыты в этом направлении, как увидим ниже, предпринимаются. По необходимости приходится обращаться к источникам не прямым, к полемической литературе против гностиков со стороны о. о., учителей и писателей церкви.

11. Не останавливаясь с особым вниманием на общих, кратких замечаниях против иудействующих и докетов посланий св. Игнатия, мы должны назвать в качестве первых серьезных трудов против гностицизма сочинения св. Иустина мученика – синтагму против всех ересей³⁴ и, быть может еще, синтагму против Маркиона³⁵; ни то, ни другое сочинение, к сожалению, не сохранились. После св. Иустина Евсевий³⁶ упоминает о «многих поборниках истины“, полемизировавших против гностиков – Агриппу Кастора, Егезиппа, Дионисия, еп. Коринфского, Пинита Критского, Филиппа, Аполлинария, Мелитона, Музона, Модеста и Феофила Антиохийского. Но от большинства из них сохранились лишь одни имена или еще – заголовки сочинений – и редко – какие фрагменты.– Важнейшим антигностическим писателем по справедливости считается св. Ириней, еп. Лионский, сочинение которого в пяти книгах «Ἐλεγχος καὶ ἀνατροπὴ τῆς ψευδωνύμου γνώσεως“, написанное в 80-х и 90-х годах II в., сохранилось в древнем латинском переводе, обычно озаглавливаемом «Adversus или contra haereses“. Лучшим изданием этого сочинения естественно признаётся появившееся 60 лет тому назад издание Гарвея³⁷. Есть и хороший русский перевод этого сочинения – прот. Преображенского. Полемизировал против гностиков и ученик св. Иринея, св. Ипполит Римский. Евсевий³⁸ и блаж. Иероним³⁹ приписывают ему сочинение «πρὸς ἀπάσας τὰς αἱρέσεις σύνταγμα“. Об этом же несомненно сочинении говорит Фотий⁴⁰, когда он сообщает: «Читал книжечку Ипполита,– Ипполит ученик Иринея,– то была синтагма против 32 ересей, начинающаяся досифеанами и простирающаяся до ноэциан; эти ереси были подвергнуты, говорит, опровержению в обращении т.е. (Ипполита) с Иринеем (ὁμιλοῦντος Εἰρηναίου)“. Эта синтагма не сохранилась, но она, как увидим ниже, легко возстановляется; самый близкий к ней текст признаётся у псевдо Тертуллиана, которого считают возможным прямо заменять именем Ипполита, поскольку идет речь об упомянутой его синтагме. Кроме того Ипполиту приписывает Евсевий сочинение против Маркиона⁴¹; а затем Ипполиту принадлежит большое ересеологическое сочинение «Κατὰ πασῶν αἱρέσεων ἔλεγχος“ (Refutatio omnium haeresium), открытое только в половине XIX⁴².– Серьезным ересеологом и антигностиком в особенности был Тертуллиан. От него сохранились следующие сочинения в этом роде: 1) De рrаеscriptionibus haereticorum, 2) Adversus Marcionem, 3) Adversus Valentinos, 4) Adversus Hermogenem, 5) De carne Christi и 6) De resurrectione carnis. Все эти сочинения помещаются во II томе патрологии Миня латин. серии. Есть перевод этих сочинений (не упоминая о своеобразном переводе г. Карпова) на русский язык, сделанный Н.Н. Щеповым и напечатанный в ж. «Труды К. Д. Академии“, с 1909–1915 г. Сочинение против Маркиона переведено не всё, только первые две книги. При пользовании сочинениями Тертуллиана, имеет важное значение вопрос о времени их появления. В западн. литературе есть особое сочинение, посвященное вопросу о времени появления сочинений Тертуллиана⁴³.– Из антигностических писателей, для которых борьба с гностицизмом была живым делом жизни, еще нужно упомянуть о Клименте Александрийском. В его сочинении «Строматы“ находится очень много подлинных гностических фрагментов. Поэтому названное сочинение весьма ценно. «Строматы“ изданы в серии греческих христианских писателей Прусской Академией Наук⁴⁴. Есть это сочинение на русском языке.– Весьма ценные данные для изучения гностицизма содержатся у Оригена⁴⁵, в его сочинении против Цельса, преимущественно, в VІ кн., и в комментарии на ев. Иоанна.– Чрезвычайно много внимания гностицизму уделяют ересеологи IV в. св. Епифаний⁴⁶ и Филастрий⁴⁷, особенно первый, и ересеолог V в. Феодорит⁴⁸.– Еще можно назвать «книгу об ересях“ блаж. Августина и книгу «Praedestinatus“. Если мы упомянем еще сочинение Плотина «Против гностиков“ и биографический очерк Порфирия «о жизни Плотина“,– то мы кончим речь о всех не прямых источниках гностицизма.

12. У западных изследователей гностицизма названные ересеологи не пользуются особым доверием. Им приписывают «партийность и страстность“, которые «явно затемняли суждения большинства древних ересеологов“⁴⁹; говорят⁵⁰ о их неспособности или нежелании «понять так сурово ими поражаемое движение“, о «произвольном вырывании кусков из их (т.е. еретиков) учений“, их решаются обвинять даже прямо во лжи⁵¹, ибо они будто бы «влагают еретикам в уста положения, которых они никогда не высказывали ни устно, ни письменно“. Но эти жестокие обвинения совсем несправедливы и не основательны. В половине XIX были изданы и изследованы подлинные гностические сочинения Аскевианского и Брукианского кодекса. Они принадлежат офитскому гносису, который излагается и у ересеологов, в частности, у св. Иринея. Однако удалось ли показать, что изложение систем, напр., барбело-гностиков у Иринея стоит в противоречии с учением гностич. сочинения «Pistis Sophia“? Конечно, нет. Да и не может быть иначе. Ересеологи заимствовали свои сведения из подлинных гностических сочинений. Последнее открытие Ахмимского манускрипта еще раз подтвердило это. В нем, между прочим, содержится «евангелие Марии“; а этим сочинением как раз уже пользовался Ириней в I кн. гл. 29–31. Такой серьезный изследователь гностицизма, как К. Шмидт отнюдь не обвиняет ересеологов в извращении гностического учения⁵². А кому же, кажется, лучше знать гностицизм по подлинным гностическим сочиненям, как не ему, изследователю всех гностич. кодексов и знатоку коптского языка?!

Говоря так, мы отнюдь не рисуем себе не естественного порядка вещей, будто бы ересеологи не были представителями ортодоксальной церкви, а какими-то правоверными гностиками, делавшими из уважения и по любви к своим учителям excerpta и ἐπιτόρὴ(ν), т.е. сокращения и извлечения из их сочинений. Ересеологи, занимаясь гностицизмом, преследовали определенную цель и имели свою задачу. Цель их была защитить церковь и принадлежащих к ней – от гностиков, а ближайшая задача – показать, что такое гностицизм – и ниспровергнуть, обличить его. Познакомить с гностицизмом они могли не иначе, как изложивши систему учения его, разсказав о различных богослужебных действиях и обрядах его и т.п.; словом так, как это всегда делалось, делается и доселе, при знакомстве с чуждыми религиями, ересями, расколами или философскими учениями. Но излагая гностические системы, ересеологи отнюдь не прибегали к иезуитскому «благочестивому обману“, т.е. не измышляли и не извращали гностического учения, чтобы таким образом облегчить себе критику его, а знакомили с гностицизмом добросовестно – на основании личного знакомства с гностиками или их сочинениями или, наконец, пользуясь трудами своих прежних собратьев по перу, ближе их стоявших к гностицизму и имевших возможность основательно и верно изучить его⁵³.– Сказанное оправдывается критическим изучением ересеологических сочинений, которое началось еще 50 лет тому назад.

13. Ученым, «сделавшим эпоху“ в литературной критике ересеологов, признается Р.А. Липсий⁵⁴, выпустивший в 1865 году сочинение «Zur Quellenkritik des Epiphanios“ (ss. 1–244 Wien). Он пришел в нем к двум главным выводам, что 1) в основе сходных ересеологических памятников Епифания, Филастрия и псевдо-Тертуллиана лежит общий источник – это утраченная синтагма Ипполита «против всех ересей“,– (ss. 5–51) и 2) отдел из сочинения св. Иринея «против ересей“ I, XXII, 2-ΧΧVΙΙ, 4 и упомянутая синтагма Ипполита имеют свой источник в недошедшей до нас синтагме Иустина (ss. 51...). Эти результаты своего изследования Липсий считал (s. 244) несомнеными.– Изследование Липсия вызвало два обширных трактата со стороны юного ученого Гарнака: 1) Zur Quellenkritik der Geschichte des Gnosticismus (ss. 1–88 Leipsig. 1873) и 2) под таким же заглавием другой трактат, как продолжение – по предмету изследования – первого в журнале «Zeitschrit für die historische Theologie Jahrgang. 1874. Heft. II, с стр. 143–226. Гарнак сильно колеблет «не-сомненность“ выводов Липсия; но в общем признаёт первый главный вывод Липсия; во второй же вносит значительные ограничения и поправки, именно он отказался видеть у Иринея I, XX, 2–ХХVII, и у Ипполита синтагму Иустина (Zeitschrift s. 215, 216, 218, 219). В своей новой работе «Die Quellen der ältesten Ketzergeschichte (ss. 1–258, Leipzig. 1875) Липсий соглашается с некоторыми замечаниями Гарнака. Он, напр., признаёт, что кроме синтагмы Иустина Ириней пользовался другим источником – сообщениями «некоего пресвитера“ (s. 56) и иными данными (ss. 57–61). Согласился Липсий с Гарнаком и в том, что синтагма Ипполита была написана не на востоке, как думал Липсий ранее, а в Риме, и не в 190–192 г. а в начале III в., после 205 г. (стр. 155–156).

Изследования названных ученых, имевших в виду главным образом, определить основное сочинение или источник для Епифания, Филастрия и пс.-Тертуллиана, коснулись в различной степени всех ересеологических сочинений древности. Результаты их изследования приняты и последующими учеными без особых возражений, напр., Гильгенфельдом в его специальном труде «Die Ketzergeschichte des Urchristenthums. Leipzig. 1884 Ev. De Faye Introduction а l᾿étude du gnosticisme. Paris. 1903 – и нашим русским ученым О. Ив. Платоновым «Ереси и расколы первых трех веков христианства“. Часть первая. Обозрение источников для истории древнейших сект. Москва 1877... Мы скажем кратко, как обстоит дело с литературной критикой всех древнейших ересеологов.

14. Древнейшее ересеологическое сочинение св. Иустина «синтагма против всех ересей“, как известно, утрачено. Но есть некоторые данные судить о содержании его по 1-й апологии самого же Иустина (гл. ХХV, LVI и LVIII). В апологии он говорит, что, по вознесении Христа на небо «демоны выслали некоторых людей, которые называли сами себя богами“ (λέγοντας ἑαυτοὺς εἶναι θεούς); среди них он называет Симона мага, Менандра и Маркиона; о последнем он замечает, как еще «ныне учащем“ (νῦν ἔτι ἐστι διδάσκων)⁵⁵ – гл. ХХVІ (ср. LVI и LVIII).– На основании указанных данных Липсий реконструирует потерянную синтагму Иустина. Она должна была начинаться Симоном, Менандром и кончаться Маркионом, как современником самого Иустина; а в средине была речь о Саторниле, Василиде, (Николае), Карпократе, Керинфе, Валентине, и Кердоне. Резюме ее мы должны видеть у св. Иринея, 1, XXVII, 2-XXVII, 4. Написанная около 145 г., синтагма Иустина была очень рано утрачена. Кажется, Тертуллиан еще знал ее (ср. против валент. гл. V) и Ипполит пользовался ей. Но Евсевий знаком с нею только по выдержкам⁵⁶.– Это реконструирование подверг критике Гарнак⁵⁷. По его мнению, нельзя между Симоном и Менандром с одной стороны и Маркионом с другой – вставлять целый ряд, не упоминаемых в 1 апологии лиц. Порядок нужно оставить в том виде, в каком он дается апологией. Подтверждение своей мысли Гарнак думает найти у Егезиппа, еретический список которого в основном совпадает с Иустиновым (s. 38). У Егезиппа мы должны предполагать «со всею очевидностью знание Иустиновскаго сочинения“ (s. 37) и конечно, пользование им. Поэтому мы должны реконструировать синтагму Иустина по Егезиппу в таком виде: Симон (клеобиане, досифеане, горатеи, масботеи), Менандр, Маркион, Карпократ, Валентин, Саторнил“. (s. 41).– Что же касается соображения Липсия, будто бы у Иринея (I, XXII, 2–ХХVII, 4) мы должны видеть сколок с синтагмы Иустина, то Гарнак ослабляет его свидетельством самого Иринея, в предисловии к ІV-й книге, что ему в его деле предшествовали «некоторые лучшие“ его (s. 47), т.е. Иустин не был для него единственным источником (ср. s. 49) и в тех или иных видах он изменил порядок Иустина (s. 55). В вопросе о раннем исчезновении синтагмы Иустина Гарнак соглашается с Липсием⁵⁸: Тертуллиан последний имел ее под руками (s. 36). Но Гарнак отрицает, чтобы еще Ипполит пользовался eю (Zeitschrift. s. 216).– Липсий должен был признать, что синтагма Иустина, конечно, не единственный источник для Иринея (Die Quellen. s. 56), и – какие еретики обсуждались в синтагме Иустина – нельзя точно определить (ср. s. 34 fol.).– Таков результат изследований двух ученых по вопросу о синтагме Иустина. Более положительно и определенно высказаться по данному вопросу не представляется возможным.

15. После синтагмы Иустина важнейшим ересеологическим сочинением являются пять книг Иринея «против ересей“. Источники его указываются в общем самим автором в предисловии – это сочинения учеников Валентина, точнее последователей Птоломея, и личные беседы с ними. Имея в виду ближайшим образом валентиниан, как наносивших вред его стаду в долинах Роны (I кн. XIII, 7), Ириней хотя менее подробно намеревался коснуться и других «лжеименных гностиков“ (I кн. XI, 1). При этом об одних гностиках Ириней пишет на основании сочинений их, по его собственному заявлению (I, XXI, 2), среди которых было и упомянутое «евангелие Марии“; а отдел о других смешанных еретиках (I, 22, 1–27, 4) – производит впечатление – в этом случае Гарнак⁵⁹ согласен с Липсиусом – позаимствования из другого ересеологического сочинения, хотя и в нем кое-что взято из сочинений гностиков (ср. I, 23, 4 и I, 25, 5). Но нет нужды и даже возможности видеть здесь какое-н. одно раннейшее сочинение, напр., синтагму Иустина, как это раньше утверждал Липсий, а многие источники, принадлежавшие предшественникам Иринея (см. предисл. к ІV-й его кн.) и в особенности «некоему пресвитеру“ и «апостольскому ученику“ (IV, 27, 1 и IV, 32, 1). Конечно, среди них не только имела место синтагма Иустина,– что ясно из указания самого Иринея (IV, 6, 2 и V, 26, 2),– но играла и руководящую роль. Это признаёт и Гарнак⁶⁰. Что касается источников для опровержения лжеименных гностиков, то такими для Иринея служили кроме упомянутых «лучших“ его и «пресвитера и апостольскаго ученика“ (вероятно св. Поликарпа) – беседы вообще со «св. пресвитерами“ (ср. V, 20, 2;– 33, 3–4).

Рядом с Иринеем естественно поставить ученика его Ипполита Римского. Ему приписывается два ересеологических сочинения: 1) синтагма против всех ересей и 2) т.н. Философумена. Около этих-то сочинений главным образом и велся спор среди ученых еще с половины XIX в., не прекратился он и теперь.

16. Главное открытие Липсия, что три сходных ересеологических сочинения – Пс.-Тертуллиана, Епифания и Филастрия должны быть возводимы к одному основному источнику – это именно к утраченной для нас синтагме Ипполита – признано всеми учеными и составляет безсмертную его заслугу⁶¹. Разногласия касаются только частностей, подробностей.– Основные положения его таковы. Сравнение ересеологических сочинений Иринея, пс.-Тертуллиана, Ипполита, Епифания, Филастрия и Феодорита указывает на несомненное родство между собою пс.-Тертуллиана, Епифания и Филастрия. Близость двух последних нельзя объяснить так, что один заимствовал у другого, ибо это невозможно хронологически. Епифаний окончил свой «Панарий“ в 376–77 г. г., Филастрий же – в 380 или даже ранее. При таком незначительном промежутке времени появления двух сочинений, при тогдашних условиях литературного общения, решительно невероятно, чтобы Филастрий мог пользоваться «Панарием“ Епифания⁶². Однако вопрос вовсе не решается так просто, как может казаться: значит, Епифаний и Филастрий пользовались пс.-Тертуллианом. Дело в том, что у них есть много лишнего против пс.-Тертуллиана, и притом, в этом они сходны между собою. Из этого следует, что все три названные ересеолога имели пред собою какой-то общий источник и использовали его самостоятельно; ближе всех к нему стоит пс.-Тертуллиан, сокращавший основной источник⁶³.– Сравнение названных трех ересеологических сочинений показывает, что всё-таки и пс.-Тертуллиан делает некоторое отклонение от основного источника: до еретика Ноэта они все согласны в перечне еретиков, далее же начинается самостоятельная работа. Пс.-Тертуллиан вводит новые имена против основного источника – монтанистов Прокла и Эсшино (ер. 21), четыредесятника– Бляста (ср. 22) и Праксея (ерес. 25), а также Феодота-банкира. Из этих лиц – Прокл, Бляст, Праксей и Феодот, известные из других источников, жили в конце II и в начале III в. и действовали в Риме. Чрез это определяется достаточно твердо место и время для написания пс.-Тертуллианова либеллюса – это Рим, правление папы Зефирина (200–217 г.),– а также выясняется характер его. Пс.-Тертуллианов либеллюс – это не просто латинский перевод, а переработка основного источника, не ограничившаяся сокращением его, но состоявшая и в дополнении его сведениями о новых сектах, о которых эпитоматор знал из собственного наблюдения.– Выписывая имена еретиков, в которых совпадают все три ересеолога, мы получаем следующую таблицу:

1 Досифей

2 Саддукеи

3 Фарисеи

4 Иродиане

5 Симон

6 Менандр

7 Сатурнин (Саторнил)

8 Василид

9 Николай

10 Офиты

11 Кайниты

12 Сифиане

13 Карпократ

14 Керинф

15 Евион

16 Валентин

17 Птоломей

18 Секунд

19 Гераклеон

20 Марк

21 Колорбаз

22 Кердон

23 Маркион

24 Лукан

25 Апеллес

26 Татьян

27 и 28 Катофригийцы

29 Четыредесятники 30 Феодот (старш.) 31 Мелхиседекиане 32 Ноэт

След. основной источник обнимал 32 еретика – от Досифея до Ноэта. А такой вывод как раз совпадает с свидетельством патриарха Фотия, приписывавшего Ипполиту «σύνταγμα πρὸς ἀπάσας τὰς αἱρέσεις“, начинавшуюся Досифеем и простиравшуюся до Ноэта⁶⁴. Кроме Фотия, Ипполиту усвояет сочинение против всех ересей – Евсевий⁶⁵ и Иероним⁶⁶. Ипполит в предисловии к своему «Refutation“⁶⁷ упоминает также о своем сочинении против ересей, написанном уже «давно“ (πάλαι) и «кратко“ (μετρίως). Синтагма против ересей составлена Ипполитом на востоке⁶⁸, в м. Азии и под влиянием Иринея, как свидетельствует Фотий «ὁμιλοῦντος Εἱρηναίου“, называя Ипполита учеником Иринея. Если латинская редакция его явилась в начале ІII в., то сама синтагма написана лет на 10 ранее, вероятнее всего в 190–195 г.г. Синтагма Ипполита не заключала в себе лишь краткое обозрение ересей, какое впечатление может внушить о ней либеллюс пс.-Тертуллиана, но содержала и опровержение их (ανατροπῆ), в чем может убеждать, напр., Епифаний, широко пользовавшийся ею. Однако это сочинение писано Ипполитом до знакомства его с большим сочинением Иринея «против ересей“ лишь на основании устных бесед с ним в м. Азии, до 170-х годов, когда Ириней переселился на запад. Но Ипполит следует более Иустину, чем Иринею⁶⁹.– По поводу этих выводов Липсия Гарнак⁷⁰ говорит: «Открытие, сделанное Липсием, что Епифаний, Филастрий и пс.-Тертуллиан восходят на общий основной источник, который начинался Досифеем, а кончался ноэцианами, безспорно правильно. Но обнимало ли это основное писание тридцать две ереси, именно точно 32 как их перечисляет пс.-Тертуллан. либеллюс, не может быть выведено с полною достоверностью“. Предположение Гарнака (s. 184) что основной источник Епифания содержал только 31 ересь, а не 32 – несколько искусственно и не в силах поколебать вывода Липсия, так удачно совпадающего с свидетельством Фотия. Но Гарнаку удалось поколебать выводы Липсия о времени и месте написания синтагмы Ипполита и отчасти вопрос об отношении ее к Иринею. Набрасывая тень на восточное происхождение Ипполита, Гарнак считает его жителем Рима, писавшим свои сочинения также в Риме; в частности синтагма написана им только в начале III в.⁷¹. Если Ипполит писал свое разсматриваемое сочинение в начале III в., то он мог знать уже сочинение Иринея, а выражение Фотия ,,ὁμιλοῦντος Εἱρηναίου“ отнюдь нет нужды понимать лишь в смысле личных устных бесед⁷². Гарнак решительно высказывается против положения Липсия, что Ипполит пользовался синтагмой Иустина⁷³. Относительно времени и места происхождения синтагмы Ипполита Липсий⁷⁴ в общем склоняется на доводы Гарнака.

17. Кроме синтагмы, Ипполиту принадлежит большое ересеологическое сочинение т.н. Philosophumena, открытое в половине XIX в. Ученым стоило не малых усилий доказать происхождение его от Ипполита⁷⁵. Нас теперь интересует вопрос о литературных источниках этого сочинения.

Даже при быстром ознакомлении, обращает на себя внимание громадное различие Refutatio Ипполита от других ересеологических сочинений и даже от его собственной синтагмы, реставрируемой по пс.-Тертуллиану и др. Объяснение этого наблюдения содержится в самой книге Ипполита. Оказывается, он владел при составлении ее такими источниками, какими не располагали другие. Именно, он имел: 1) Ἀπόφασις симониан, 2) Παράδοσις Σῄθ, 3) βίβλος Ἠλχασαΐ, 4) писание наассенов, 5) сочинение одного из ператов, 6) сочинение одного василидианина, 7) – валентинианина, 8) – докета, 9) – маркионита Предона, 10) – гностика Иустина, 11) – Моноима, 12) опровержение Гермогена. Но при всём том для него был «Ириней, как главный источник и даже руководитель“⁷⁶.

Много и долго выпало на долю Ипполита бороться с различными еретиками – и посторонними, чуждыми, давно-умершими – и живыми, с которыми приходилось сталкиваться в повседневной жизни, замыслы которых казались так хорошо понятными и особенно опасными для церкви. Такими являлись для Ипполита приверженцы папы Каллиста, каллистиане, возглавлявшие – искренно казалось Ипполиту – всех раннейших еретиков рационалистического характера. Чтобы поразить их, Ипполит считал нужным составить особое сочинение об языческих «философуменах“ (кн. I-IV), т.е. языческом учении – ближ. образом о греческой философии (кн. I), а затем о родственных ей системах восточных, в особенности халдейских (кн. II-IV). Чрез это автор сразу приковывает своих противников к позорному столбу, показав в них принципиальных противников христианства, в своем учении собственно возобновляющих языческие системы.– Переходя к историческому обозрению лжеучений, автор не думает на первых порах отдаться в руководство Иринею. Он владел вновь открытыми сочинениями древних еретиков – наассенов, ператов, сефиан и Иустина-гностика, которые были неизвестны Иринею и происхождение которых не было никому известно. Для изложения их систем Ипполит выделяет особую книгу – 5-ю. Только после этой книги он намеревается следовать Иринею. VІ-ю книгу он начинает изложением учения Симона и симониан. Но здесь опять Ипполит имел свой источник; поэтому в значительной степени использует его, делая из него выдержки. В ближайшую связь с Симоном он ставит Валентина. Хотя автор имел и здесь новые сведения из восточных и западных источников, однако выписывает текст Иринея о Валентине и Марке так тщательно, что очень много помогает для возстановления первоначального текста Иринея. Далее у Иринея следовали неразрывно связанными Саторнил и Василид. Между тем Ипполит владел для изложения учения последователей Василида новым источником – сочинением одного василидианина. Поэтому он начинает с Василида, чтобы потом, при изложении Саторнила, уже точно следовать своему руководителю. После этой пары у Иринея следовал Карпократ. Но для Ипполита это казалось не последовательным хронологически. Нужно было коснуться духовных сыновей Симона – Менандра и Маркиона. Однако о Менандре он нашел у Иринея очень мало; но тем подробнее он может разсказать о Маркионе, владея сочинением его ученика Предона. При изложении учения Карпократа, Керинфа и евионитов, Ипполит точно следует Иринею (кн. VII, 32–34 ср. Ирин. I, с. 25–26.). В следующих главах он излагает сходное с евионитами также богохульное учение неизвестных Иринею Феодотиан (гл. 35) и мелхиседекиан (гл. 36); затем он говорит о николаитах, довольно сходно с Иринеем (гл. 37). У Иринея дальше идет речь о Кердоне и его слушателе Маркионе. Ипполит старательно следует ему (гл. 37), несмотря на то, что он уже ранее говорил о Маркионе и маркионитстве, представляя его, как главную отрасль симонизма; теперь он кратко характеризует уже ранее названных римских приверженцев Маркиона – Лукиана и Апеллеса. После Маркиона Ириней (гл. 28) говорит о смешанных гностических сектах – Татьяне, энкратитах и др. Ипполит в этом отделе имеет данные восполнить его. Он имел в своем распоряжении книгу докетов и Моноима. Поэтому он начинает с них (VIII, 8–15), а затем уже переходит к Татьяну (гл. 16). Здесь опять Ипполит расширяет Иринея, вводя, напр. неизвестного Иринею гностич. учителя Гермогена, а также целый ряд, также неизвестных ему партий. Ириней в гл. 29–30 называет многих безымянных еретиков: ἄλλος δ’ αὗ, τινὲς δὲ. Ипполит проходит мимо их, удовлетворившись таким замечанием «хотя есть еще другия секты – кайниты, офиты, ноахиты, но нет более нужды в опровержении их, так как предстоит величайшая борьба“ (VIII, 20) т.е. с современными ему движениями, которые он излагает в IX кн. В этой книге Ипполит старается показать, что отдалившаяся от него большая часть римской общины, которую он не может назвать церковью, а лишь διδασκαλεῖον Καλλίστου – не только есть воспроизведение отверженного ноэцианства, но в сущности есть язычество – «ἄθεος“. Чтобы оправдать заглавие своего сочинения, как лабиринта против всех ересей, Ипполит касается в конце IX кн. иудейских сект – ессеев, фарисеев, саддукеев; сами ,,Ἰουδαῖοι“ у него трактуются также в роде секты.– X кн. представляет венец всего – положительное изложение хр. учения (ἀπόδειξις τῆς ἀληθείας X, 32–34). Однако автор считает нужным предварительно дать итог всего ранее сказанного, правда не вполне точный. Вот почему X кн. носит наименование Summarium.

Так представляли себе композицию «Философумен“ Ипполита раннейшие ученые⁷⁷.

18. В 1885 г. профессор Дублинского университета Салмон выступил с остроумной гипотезой относительно происхождения Philosophumena⁷⁸. Главные положения ее таковы. Ириней опровергал гностические сочинения, которые были в публичном употреблении (in open circulation), но во времена Ипполита они были уже далеко запрятаны (burrowing underground); и стоило большого труда «извлечь на свет эти секретные документы“. Это было под силу разве страстным коллекционерам. «Но коллекционеры делаются иногда жертвою обмана со стороны продавцов“. В нашем случае,– так как Ипполит думал владеть книгами таких еретических учителей, о которых мы ни от кого другого не слышим, «мы можем совсем отказать себе в необходимости ставить вопрос, существовали когда нибудь такие учителя, или не возможно ли то, что какой л. еретик, который получил хорошия деньги (good price) от Ипполита за одну из этих книг, мог быть поставлен в искушение составить другия под различными именами не с другой целью, а чтобы продать их этому православному простаку (to sell them to his orthodox customer)“. Но несмотря на некоторые черты сходства, документы у Ипполита об одном и том же говорят так различно, что происхождене их от одного и того же автора становится невероятным. «Мы думаем, что их сходство может быть объяснено много вероятнее при помощи гипотезы, что Ипполит заимствовал их в одном месте (trom the same quarter)“...

Изложенный взгляд Салмона на происхождение Philosophumena встретил сочувствие со стороны Гарнака⁷⁹ и вызвал полное признание у Дана⁸⁰.– Чрез несколько лет гипотезу Салмона подверг основательному разбору некто Штелин⁸¹. Он постановил своею «главною задачей – специальное, простирающееся и на мелкия черты сравнение их“, т.е. родственных документов Philosophumena (s. 3). Всё содержание их, с V-X кн. он разделил на три части:

1) на совершенно зависимую (vollständig abhängig) – от Иринея,– напр. в повествовании о Секунде (Phil. VI, 38 ср. Ирин. I, II, 2), об Епифании (VI, 38 ср. I, II, 3), о Марке, Сатурнине, Керинфе и др. – группу разсказов, зависимых от Тертуллиана, напр. об Апеллесе, Гермогене; в частности в повествовании о Симоне наблюдается зависимость от синтагмы Иустина;–

2) часть независимую, или самостоятельную – напр. в сообщении о Феодоте Визант. (VII, 35; X, 23), Феодоте банкире (VII, 36; X, 24), о четыредесятниках и нек. др.

3) Наконец, к третьей группе принадлежат такие сведения Ипполита, которые или совершенно неизвестны всем другим церков. писателям, или при изложении их Ипполит сильно уклоняется от них. Таковы, напр., разсказ о наассенах (V, 6–11; X, 9), об арабе Моноиме (VIII, 12–15; X, 17), о ператах (V, 12–18; X, 10), о сефианах (V, 19–22; X, II), о гностике Иустине (V, 23–27: X, 15); с другой стороны – о Симоне м., о валентинианах и василидианах.

Все они опираются на письменные источники и сильно различаются по стилю от изложения Ипполита (ss. 4–7). Автор занят изучением третьей группы разсказов Ипполита. Основные его выводы таковы: все эти разсказы обнаруживают близкое сродство; но оно не такого рода, чтобы принадлежать или быть свойственным семейству сект, а литературного характера. Это сродство простирается в большинстве случаев на мелочи, на частности, что едва ли соответствует жизненным явлениям – даже близко родственным, но обычно различающимся в частностях. «Эти мелочные сходства – (die Einzelberührungen), как мы утверждаем, большею частью не случайны и обличают свое происхождение от одной и той же руки... Но это не есть рука Ипполита... принадлежат они довольно позднему времени⁸²... Правда, мы не утверждаем теперь, чтобы гипотеза о частичной подделке этих фрагментов (die Hypothese von der teilweisen Erfindung dieser Schriftstücke zwingend sei) была бы необходима... но она нам кажется лучше, чем какая-л. другая для объяснения безспорных трудностей, какие представляют нам реляции о наассенах, ператах, сефианах, об Иустине, Симоне и Моноиме, о Василиде и докетах. Но во всяком случае – правильна эта гипотеза или нет: разсмотренные нами отделы Философумен, прежде чем их получил Ипполит, были объединены одною рукою и поэтому должны быть разсматриваемы, как второстепенные источники... и с полным правом должны быть названы весьма сомнительными⁸³. Конечно, Штелин не вполне разделяет, как видим, гипотезу Салмона на происхождение Philosophumena. Однако и он набрасывает большое сомнение на них⁸⁴. Разумеется, теперь уже невозможно повторение того восторженного настроения, в котором приветствовалось появление Philosophumena⁸⁵, и при котором происходила переоценка их⁸⁶. С другой стороны, нужно опасаться и противоположной крайности: на основании далеко не вполне доказанных подозрений отвергать некоторые, несомненно, подлинные гностические документы, находящиеся в Philosoрhumena’х. Новый поворот к высокой оценке «Философумен“ сделал в начале XX столетия Райценштейн. Он доказал, что главным источником для Ипполита в V его книге о наассенах был «эллинистический миф о боге – Ἄνθρωπος“ и что привнесенные в него «христианские цитаты и мысли легко выделить“. Текст этого «языческаго учения об Ἄνθρωπος’е“ Райценштейн приводит в своем изследовании «Poimondres“. ss. 83–101⁸⁷.– Если мы сравним Иринея с Ипполитом, то увидим различие между ними в отношении к гностицизму. Для Иринея первое дело указать отступления гностицизма от ортодоксального учения; а для Ипполита – выяснить происхождение гностических систем⁸⁸.

19. В смысле фактического знания гностицизма, значение Тертуллиана не особенно большое. Единственно драгоценными у него являются сообщения о Маркионе: он, конечно, имел в своем распоряжении канон Маркиона и антитезы его. В иных же случаях он является зависимым от других – и главным образом от Иринея (в особенности в сочинении «против валентиниан“), отчасти от Иустина и, быть может, от Ипполита. О восточном сирийском гносисе и о Керинфе Тертуллиан ничего не знает. Но у него названы такие еретики (напр. Nigidius, Jovis, Theotimus), имена которых ни откуда более неизвестны. По предположению Гарнака⁸⁹, эти имена могли быть заимствованы из общей ходячей молвы, уже составившейся о гностиках к началу III в. Разногласие изследователей относительно ересеологических сочинений Тертуллиана не велико: Гарнак⁹⁰ поставляет его в зависимость глав. обр. от Иринея и Иустина; а Липсий⁹¹ – от Иринея и Ипполита.

20. Что касается ересеологов ІV и V вв. Епифания, Филастрия и Феодорита⁹², то их сочинения опираются глав. обр. на труды предшественников. И сами они не скрывают этого. Епифаний в начале своего Панария говорит: «об ересях, о которых мы намерены сообщить сведения,– о некоторых древнейших мы узнали из науки, о других слышали по слуху, а о некоторых имели случай узнать собственными глазами и ушами (τὰ δὲ ἐξ ἀκοῆς κατειλήθαμεν, τοῖς δὲ τίσιν ἱδίοις ὡσὶ καὶ ὁφθαλμοῖς παρετύχομεν)⁹³. Блаж. Феодорит⁹⁴ о своих источниках заявляет также в самом начале: «Басни древних еретиков я собрал у древних учителей церкви – Иустина философа и мученика, Иринея… Климента... Оригена…“ Среди этих ересеологов в прежнее время мало пользовался уважением Епифаний за свое легковерие и не критическое отношение к источникам⁹⁵. Но основательное изследование о нем Липсия установило на него более правильную точку зрения. Новые изследователи⁹⁶ отзываются об Епифании с похвалою и вспоминают о нем с благодарностью за то, что он не удовлетворился лишь книжными сведениями об еретиках, но постарался расширить их во время пребывания в Египте, Палестине и Сирии. Таким образом благодаря ему мы знаем многое такое, чего не знали бы без него.

21. Несколько оригинальное положение среди ученых в отношении к литературной критике источников занимает Иоан. Кунце⁹⁷. Он отказывается от возстановления синтагмы Иустина по Иринею I, 22–27 и II. 12 и достоверное содержание ее ограничивает сообщением его І-й апол. гл. XXVI, XLVI; он вообще отрицает влияние Иустина на последующих ересеологов, приписывая такое всецело Иринею. «По полному праву Иустин – отец апологетов, точно также Ириней – отец ересеологов“⁹⁸. Не соглашается он с «ученейшими мужами“ т.е. Липсием и Гарнаком и в деле возстановления синтагмы Ипполита, как источника трех ересеологических сочинений, т.е. Тертуллиана, Епифания и Филастрия. Утерянная синтагма Ипполита представляла, по его мнению, простой каталог еретиков с незначительными сообщениями о них. Из названных же ересеологов «главным источником об ересях Епифания был Ириней“; в тех случаях, где Филастрий расходится с пс.-Тертуллианом, первый «заимствует из Епифания“. Данное положение Кунце думает подкрепить различными выписками⁹⁹.– Эти оригинальные выпады Кунце, направленные против заключительных результатов изследователей ересеологов, подвергает сильной отрицательной критике De Faye¹⁰⁰.

22. Несмотря на скудное состояние прямых и не-прямых источников в особенности до половины XIX в., изучением гностицизма начали заниматься очень давно: слишком велико его значение в истории христианской церкви. Можно сказать без преувеличения: с того времени, как начались основательные изследования в области истории древней церкви, изучение гностицизма было выдвинуто на первый план. Такие славные имена, как Массюет, Мосгейм, Неандер, Баур с одной стороны, Фолькмар, Липсий, Гильгенфельд, Гарнак, Шмидт с другой – составляют целые эпохи в изследовании гностицизма. В лице Массюета¹⁰¹ если не был вполне побежден, то сильно смягчен древний взгляд на еретиков: вместо превратного направления воли и намеренного противления христианской истине, в ересях стали видеть греховное заблуждение разума,– а гностиков, вместо орудий злого духа, начали трактовать, как фанатиков, правда, страшных, но подобных, которым знает история. Кроме того выдающеюся заслугою Массюета является точное и научное указание в его сочинении на связь гностического учения с платонизмом. Благодаря этому изучение гностицизма прямо ставится на научную почву. Мосгейм¹⁰² уже не удовлетворяется указанием на один платонизм и вводит ориенталистическую философию в круг источников гностицизма. Правда, Мосгейму не удалось раскрыть конкретную связь гностических систем с ориент. философией, но важно уже простое указание – Неандер¹⁰³ оставляет в стороне те высшие, общие точки зрения, с которых смотрели на предмет Массюет и Мосгейм. Он обратился к изследованию внутреннего генезиса и конструкции различных гностических систем, чрез это он внес до известной степени свет и порядок в темное хаотическое царство гностицизма и установил твердую точку зрения, впервые разделил гностиков на иудействующих и анти-иудействующих.– Баур¹⁰⁴ восполнил точку зрения Неандера: он разсматривает гностицизм не только в отношении к иудейской религии, но и языческой. Чрез это существенно меняется и взгляд на него. Гностицизм разсматривается, как важнейшее явление в истории религий – языческой, иудейской и христианской и в конце концов трактуется, как религиозная философия. К этому же времени относятся изследования Маттера¹⁰⁵, Мёлера¹⁰⁶, отчасти Гизелера¹⁰⁷.

23. Точка зрения на гностицизм названных ученых отличалась общим, отвлеченным, теоретическим характером. Только с половины XIX в. изучение гностицизма становится на вполне реальную историческую почву. Начинается тщательное изучение источников гностицизма. Толчком к этому послужили новые открытия. В половине XIX в. были открыты и изданы некоторые гностические сочинения, как Pistis Sophia, книги Jeû и некоторые другие, и Philasophumena Ипполита. Однако далеко не сразу изменился под влиянием их взгляд на гностицизм: нужно было еще их изучить и усвоить. Поэтому прежнее воззрение на гностицизм дает себя знать еще у Липсия¹⁰⁸, Гильгенфельда¹⁰⁹, Манселя¹¹⁰, Кинга¹¹¹ и др. Приблизительно с 70-х годов XIX в. изменяется прежний взгляд на гностицизм: в нем находят основание видеть¹¹² явление религиозное, а не теоретическое, философское, как прежде. С 90-х годов прошлого века¹¹³ начинает выясняться другая не менее важная черта в образе гностицизма, что последний отнюдь не есть только христианская ересь, а имеет языческое происхождение. Эта мысль получила полное развитие только в начале нынешнего столетия. Гностицизм был признан явлением синкретического характера, возникшим за несколько десятилетий, быть может за целое столетие до рождества Христова. Это положение основательно раскрыто у Буссе¹¹⁴, Группе¹¹⁵, Райтценштейна¹¹⁶, Вендланда¹¹⁷, Келера¹¹⁸, и др. Отыскивая место, где зародился гностицизм – ученые расходятся во мнениях: одни сближают его с Египтом и его религиозным воззрением, напр. Райтценштейн¹¹⁹, а также Амелино¹²⁰; а другие – с Вавилонской религией, таковы – Анп¹²¹ и отчасти Буссе¹²² и Группе¹²³. Необходимым дополнением к их трудам должно быть изследование О.В. Винклера и Циммермана вавилонской истории и религии¹²⁴. В последнее время среди изследователей возникает стремление – изучить гностицизм по прямым его источникам, исключая ересеологические сочинения. В этом смысле предпринимается издание подлинных гностических фрагментов, напр. Шульцем¹²⁵, Райтценштейном¹²⁶, Прейшеном¹²⁷, и делаются первые опыты возсоздания гностического движения по чисто гностическим, именно, источникам – таково предприятие De Faye¹²⁸. В принципе, разумеется, это прекрасно, а практически почти не осуществимо, как это показывает упомянутая работа Де-Файэ.

24. Этим самым общим указанием на литературные течения в области разрабатывания гностицизма мы и ограничимся. Алфавитного перечисления всех известных нам или использованных нами сочинений и их авторов не будем делать, находя это решительно безполезным: тому, кто хочет составить общее понятие о гностицизме – нет нужды в специальных и многочисленных изследованиях о нем; а тот, кто хочет специально изучать гностицизм, без всякого труда узнает о литературе предмета – и не в алфавитном, а в гораздо более удобном систематическом порядке, т.е. применительно к тем отделам, которые будет изучать... Кто бы ни изучал гностицизм, всегда испытает чувство глубокого уважения и благодарности и помянет добрым словом таких великих изследователей гностицизма, как Липсий, Гарнак, Гильгенфельд, К. Шмидт, и некоторых других.

25. Что касается нашей русской литературы, то у нас еще в 70-х годах XIX в. появилось превосходное введение в изучении ересей (в особенности, конечно, гностицизма) первых трех веков христианства прот. А.М. Иванцова-Платонова: «Ереси и расколы первых трех веков христианства“. (Москва, 1877). Собственно гностицизму впервые уделено у нас сравнительно много внимания (свыше 60 стр.) в печатных лекциях проф. Болотова: «Лекции по истории древней церкви“. СПб. 1913 г. II, стр. 160–230, снабженные по местам учеными примечаниями издателя профессора А. Ив. Бриллиантова. Довольно полное обозрение гностицизма дал неизвестный нам русский автор Юрий Николаев: «В поисках за божеством. Очерки из истории гностицизма“. СПб. 1913, стр. 513. На христианство г. Николаев держится натуралистического воззрения; однако обнаруживает хорошее знакомство с древнею церковною письменностью и западною литературою о ней. Названная работа доказывает, что автор ее человек талантливый и большой художник слова.– Касается попутно гностицизма в своей работе и проф. В. Троицкий (ныне архим. Иларион) «Очерки из истории догмата о церкви“ (1913. Сергиев Посад), излагая «учение о церкви писателей антигностических“ (с 109 стр.), и обнаруживает знание новейшей литературы предмета; понимание им гностицизма вполне верное. Но наиболее основательно изучил гностицизм из наших отечественных богословов проф. Л. Ив. Писарев. В своей прекрасной диссертации «Очерки из истории христианского вероучения патристического периода“ (Казань 1915) он посвящает гностицизму обширную главу (ч. I, гл. III стр. 163–288), и ясно видно, что автор штудировал источники гностицима.– Но специального труда о гностицизме у нас еще нет. Такой труд предпринимаем мы.

26. Мы ставим себе задачею, соответственно состоянию источников гностицизма и ученой литературы о нем, дать понятие о гностицизме вообще и как христианской ереси в особенности, а затем изложить борьбу христианской церкви с ним и ее победу над ним. Этою задачею определяется и план сочинения. Гностицизм принадлежал к явлениям жизни античного мира, предшествовал христианству, а после появления его вторгся в него, угрожая самому бытию его. В виду этого, нам казалось, чрезвычайно важным дать понятие о той почве, где зародился гностицизм, и о той атмосфере, в которой он возрос, ибо этим определился существенный характер гностицизма и тенденции его. Отсюда у нас получилась 1 – вступительная глава (1–80 стр.) о главнейших философско-этических и религиозных течениях в век рождества Христова. В ней мы излагаем в основных чертах философские системы эллинистического периода, которые свидетельствуют о постепенном угасании в античном мире теоретических интересов, о замене их этическими и религиозными идеалами. Этот общий очерк преследует цель не научную или не столько научную, сколько пропедевтическую, подготовительную: его задача изобразить фон явления,– то лоно, в котором зародился и из которого вышел гностицизм.– Во 2-й главе (89–601 стр.) мы трактуем о гностицизме во всём его объеме. Сначала мы указываем на некоторые гностические следы в античном и отчасти иудейском мире, а затем переходим к гностицизму, как к христианской ереси. Написать историю гностицизма в собственном смысле т.е. как преемственную смену явлений в связи и ясной последовательности – нельзя. Поэтому мы изображаем гностицизм просто соответственно наиболее вероятному его топографическому распространению с востока на запад, думая таким образом только в общем схватить развитие его или изобразить историю его, а потом определяем сущность гностицизма. Временем расцвета гностицизма является вторая треть II в. как определенно говорит об этом Климент Алекс.¹²⁹ Предшествующее служит подготовлением к нему, последующее время ясно указывает на его закат. Третий век не выдвинул ни одного нового значительного имени гностика. Отсюда мы разсматриваем гностицизм как явление II века. Мы не задавались целью представить гностицизм во всех его разветвлениях, частных проявлениях и деталях. Мы имели в виду лишь главнейших представителей его и течения его наиболее значительные, сильные. В виду этого у нас не нашли места некоторые гностики, напр. Моноим, Гермоген, Нигидий и др.– не типичные сами по себе, и связь которых с общим течением остается невыясненною. Особенностью изложения данной главы являются довольно частые буквальные извлечения из ученой литературы по гностицизму. Необходимость их вызывается скудным состоянием источников. Где источники связны, полны, подробны – там нет нужды в комментарии их. При настоящем же состоянии данных по гностицизму, необходимо выслушать et altera pars, et tertia pars. Только из разных ученых гипотез, пониманий и из обсуждения их можно составить – думалось нам – представление, наиболее отвечающее действительности.– Изображение борьбы представителей христианской религии с гностицизмом и победы над ним составляет предмет ІII гл. (601–805). Живая борьба с гностицизмом велась во II-м веке. Вторым веком мы и ограничиваем свое изложение; в третье столетие переходим по стольку, по скольку главные антигностики, начавшие свою полемику с гностицизмом во II в., заканчивали ее в третьем. Борьба с гностицизмом не ограничивалась полемикой, но имела апологетический и положительный характер. Результатом этой борьбы была каноническая организация церкви, т.е. полная победа над гностицизмом, стремившимся стать на место церкви. Организацию церкви мы имеем возможность изобразить – на основании подлежащих нам данных – лишь по некоторым сторонам – с общей догматической стороны и иерархической. Как организовалось христианское богослужение в широком смысле: песнопения, молитвы, таинства, священнодействия, какие явились праздники, какое существовало церковное искусство – все эти вопросы хотя и были затронуты гностицизмом – мы оставляем открытыми, не имея ответа на них в исторических данных разсматриваемого времени и считая решение их прямою обязанностью литургистов и историков христианского искусства.

27. Западная литература о гностицизме чрезвычайно богата, и мы пользовались ей при разработке отдельных частей или вопросов. Но схема предмета сочинения, т.е. составных частей привходящих в него, концепция идей и фактов, логическая связь их являются уже вполне самостоятельною нашею работою. Мы самостоятельно привлекли те явления, которые, по нашему мнению, объясняют происхождение гностицизма в языческом мире, мы указываем следы его в античном, иудейском мире и в первоначальном христианстве. Мы изображаем проникновение гностицизма в христианскую церковь и его работу в ней. Мы же с самого начала пытаемся проследить и борьбу представителей церкви с гностицизмом до полной победы над ним, выясняя при этом такое или иное значение гностицизма.– Изследования данного явления в таком масштабе мы не встречали.

28. Всё наше сочинение может быть представлено в следующих основных положениях или тезисах.

1. Гностицизм есть явление синкретическое.

2. Синкретизм представлял собою соединение культур, смешение элементов восточного миросозерцания – преимущественно религиозного – с западным, философским, начавшееся приблизительно со времени Александра Македонского.

3. Гностицизм знаменует решительно религиозное направление в синкретическом течении, сосредоточившемся около вопроса об избавлении человеческой души от страданий и окружающего зла.

4. За решение указанного вопроса (ср. по Тертуллиану: «откуда зло? и почему?“) принялись лучшие представители античного мира и создали чрезвычайно сложную «религию“, привнося в нее всё самое ценное, чем владел только языческий мир – и науку, и теософию, и мистику, и магию, и теургию.

5. Зародившись предположительно за век до рождества Христова, на развалинах Ассиро-Вавилонии, в этой стране магов, «волхвов с востока“, гностицизм медленно двинулся на запад и северо-запад, принимая окраску тех религий и стран, чрез которые он проходил. Главными этапами его на востоке были – Самария и Сирия; на западе Александрия и Рим.

6. Встретившись с христианством на востоке, впервые в Самарии, гностицизм должен был признать в нем «абсолютную религию“, преследующую с ним одну и ту же цель – спасание человеческой души. Он хотел привлечь христианство в качестве союзника, низведя его на самом деле на служебную роль помощника. Христианство в глазах гностиков представляло драгоценный камень, нуждающийся в шлифовке и в соответствующей оправе: то и другое мог дать только гностицизм. И вот началась непрошенная работа. Источники и вообще основные нормы христианства подверглись перетолкованию и переделке со стороны гностицизма, но не грубому, а чрезвычайно утонченному, произведенному людьми не только научно-образованными, но и талантливыми. Среди них первое место занимают Валентин, Маркион, Вардесан, Василид, Карпократ, Епифаний, Птоломей, Гераклеон, Исидор и др. Они развили обширную литературную научную и популярную деятельность. Получилось ,,христианство“ (=гностицизм) значительно дополненное из языческой теософии и мистерий, и представленное в научном виде. Такое христианство гностики стремились поставить на место истинного, подлинного.

7. Попытка гностиков была чрезвычайно опасна для христианства, ибо пред ним был таким образом поставлен вопрос: быть? Или не быть? Ведь большинство последователей христианства состояло из бывших язычников. Для них же гностицизм должен быть чрезвычайно притягателен: он оставлял для них всё милое из язычества и кроме того христианству придавал более привлекательный в их глазах вид и характер.

8. Большинство представителей церкви того времени сознало серьезность опасности от гностицизма. Древность сохранила много имен представителей церкви полемизировавших с гностиками; к сожалению их сочинения не дошли до нас.

9. Главными борцами против гностицизма и победителями его были – св. Ириней Лионский, церковный писатель Тертуллиан и Климент, учитель Александрийский. Они доказали внутреннюю несостоятельность гностицизма и всё превосходство христианского учения над ним. Во избежание опасности от гностицизма и ересей вообще, они сообщили церкви стройную каноническую организацию и заложили основы для научного раскрытия христианского учения.

10. Таким образом, гностицизм имел большое – формальное и техническое – значение для христианства. Он побудил его к внешней организации, в которой нуждалась, в условиях живого существования, и религия духа и свободы, внутреннего действования и энтузиазма. Разумеется, такую организацию христианство приобрело бы и само по себе; но гностицизм ускорил ее деятельность в этом направлении. Кроме того гностицизм подал повод представителям христианства воспользоваться для раскрытия хр. учения научными приемами, которые делали в глазах некоторых гностицизм особенно опасным для христиан, и привлечь на служение церкви искусство в его различных видах.