Летопись происходящих в расколе событий за 1887 год

Начиная «Летопись» настоящего года, мы припомнили, что состоим в долгу у Церковного Вестника, что не ответили еще на довольно строгую нотацию, которую дала нам почтенная редакция этой почтенной газеты именно по поводу нашей «Летописи». Вот что было напечатано в № 46 Церковного Вестника за прошлый год:

Нельзя не выразить сожаления, что сведения, помещаемые в «Летописи», никогда почти не выходили за пределы Москвы, точно кроме этого первостепенного центра раскола, другие второстепенные и внимания не заслуживают. Почему бы редакции «Братского Слова» не завести летописцев в епархиях, зараженных расколом? Тогда, быть может, ей не пришлось бы испещрять своих страниц восклицательными и вопросительными знаками по поводу известий, сообщенных из епархий другим журналам местными православными миссионерами.¹

Итак, нас упрекают в том, что будто бы мы занимаемся единственно Москвою, «никогда почти не выходя за ее пределы», и оттого испещряем свои страницы восклицательными и вопросительными знаками по поводу известий не московских, «сообщаемых из епархий другим журналам местными православными миссионерами». В виду таких крупных недостатков нашего издания нам и дается совет «завести» корреспондентов в епархиях, зараженных расколом: тогда, по мнению Церковного Вестника, мы не станем «испещрять свои страницы» и проч.

Говорить, что мы в своих известиях о расколе «никогда почти не выходим за пределы Москвы», значит быть совсем не знакомым с нашим изданием. Если бы г. редактор Церковного Вестника соизволил уделять по нескольку минут на просмотр книжек Братскою Слова, он нашел бы, что и, говоря о Москве, мы, обыкновенно, касаемся событий, происходящих в разных «второстепенных центрах раскола», так как в Москве, средоточии раскола, происходит рассмотрение и решение всех важнейших вопросов и дел всероссийского старообрядчества; нашел бы потом, что мы сообщаем сведения о расколе, получаемые нами и из разных мест – с Волги, с Дона, с Урала, из Стародубья, с Кавказа... Зачем же г. редактор Церковного Вестника говорит об издании, с которым так мало знаком?

Напрасно также говорит он, что будто бы мы «испещряем свои страницы восклицательными и вопросительными знаками по поводу известий, сообщаемых из епархий другим журналам местными православными миссионерами». Испещрять таким образом свои страницы нам не приходится даже и потому, что мы не имеем обычая обращать много внимания на корреспонденцию о расколе, сообщаемой разным журналам и газетам даже «местными православными миссионерами», достаточно убедившись, к сожалению, что в большинстве своем они действительно не стоят внимания. Если же когда приходится почему-либо упомянуть о корреспонденции иного «миссионера», то мы ли виноваты, что своими явными несообразностями она вызывает именно знаки удивления и недоумения? Г. редактор Церковного Вестника, говоря, что будто бы мы «испещряем» такими знаками страницы Братского Слова, очевидно, имел в виду собственно одну страницу в 17-й книжке за прошлый год, где нам пришлось коснуться именно одной корреспонденции Церковного Вестника. Вот напечатанное здесь (стр. 509–510) наше примечание, не понравившееся почтенной редакции:

В Церковном Вестнике (№ 40) неизвестный автор² статьи «из жизни раскольников и сектантов», говоря о черемшанских монастырях и живущих здесь Пафнутии и Алексее, пишет, что они оба – "шумные пастыри, подчас слишком бурливые и беспокойные», что «жизнь этих владык – весьма соблазнительна», и в доказательство рассказывает, как оба «явились с чемоданами в руках, в которых³ у них хранятся походные церкви со всеми принадлежностями», к какому-то купцу служить обедню: один поставил церковь в кабинете мужа, другой в «будуаре» жены (будуар хвалынской купчихи-раскольницы), и старались перекричать друг друга; как, явившись затем же к другому купцу, начинают ссору, «один у другого выбрасывают чемодан с церковью», и купец должен был прогнать обоих; как Пафнутий пришел служить «в обитель матушки Поольги», куда уже явился прежде него Алексей, и, найдя двери запертыми, «выставил раму в окошке и влез в комнату». Ни слова об Алексее; но Пафнутий и прежде не отличался ни буйностью характера, ни «блазнительною» жизнью, а теперь уже и лета не те, чтобы таскать чемоданы с церковной утварью и лазить в окна, ведь он – глубокий старик, ему за 70 лет!.. Отцы и братья! Если мы желаем, чтобы слово наше, даже обличительное, имело силу и оценивалось самими старообрядцами (а как не желать этого!), будем говорить одну только правду: а фельетонные рассказы «из жизни раскольников», если уж они так нужны для чего-то, предоставим газетам вроде «Московского Листка» и «Современных Известий», имеющих свои расчеты этим заниматься...

Приглашаем г. профессора Скабалановича рассмотреть с нами, справедливо ли поставлены здесь в трех местах «восклицательные и вопросительные знаки». И он, полагаем, согласится с нами, что нелепо говорить о «будуарах» саратовских раскольниц и о том, что раскольнические архиереи раскидывают свои походные церкви в этих «будуарах». Как же было не поставить знака удивления, встретив такое известие на страницах Церковного Вестника?

Полагаем также, что и сам г. профессор признает невероятным, чтобы 70-летний старик Пафнутий мог таскать «в руках» тяжелый чемодан «с походной церковью и всеми ее принадлежностями», и чтобы два раскольнических архиерея могли каким-то неестественным образом «выбрасывать один у другого» те чемоданы. Как же было не поставить вопроса и против этого известия?

Наконец пресловутая «мать Поольга», несколько раз встречающаяся в статье Церковного Вестника, не есть ли особа, невольно возбуждающая знаки удивления и вопрошения? Мы знаем, что наши простолюдины и раскольники в особенности портят и по-своему произносят разные имена, – мы и сами употребляем некоторые из этих имен, хотя испорченных, но получивших у них право гражданства, как, например, Алимпий, вместо Олимпий, Арсений, Каптелина и т. п. Но возможно ли, чтобы даже раскольники могли так изуродовать очень простое и чисто русское имя Ольга?

Итак, мы остаемся при том мнении, что не могли даже не испестрить нашу страницу «восклицательными и вопросительными знаками» по поводу статьи Церковного Вестника, если только поставить эти знаки в трех местах, значить «испестрить наши страницы».

Для устранения столь важного недостатка, как «испещрение наших страниц вопросительными знаками», редакция Церковного Вестника советует нам «завести» корреспондентов в епархиях, зараженных расколом. Мы всегда с благодарностью принимаем советы, но только советы добрые и разумные. Чтобы мы не «пестрили своих страниц восклицательными и вопросительными знаками», говоря о статьях Церковного Вестника и других газет, для этого нужно только, чтобы в Церковном Вестнике и других газетах печатались толковые и правдивые статьи о расколе, а нам «лично совсем не нужно для этого заводить своих» корреспондентов. Да и вообще, совет редакции не считаем излишним. Не стараясь «заводить» корреспондентов, мы, слава Богу, имеем их достаточно и в разных местах⁴; но не всякой полученной корреспонденции мы даем употребление, напротив, пользуемся только теми, достоверность которых не подлежит сомнению. И если г. редактор Церковного Вестника признал «себя вправе давать нам советы, то и мы со своей стороны позволим себе обратиться к нему также с советом – «заводить» не многих, но надежных корреспондентов и быть поосторожнее в печатании корреспонденций и других статей о расколе. От него это требуется даже гораздо более, нежели от кого-либо другого. Что бы ни говорила редакция, но Церковный Вестник даже и в своей неофициальной половине считается органом высшего церковного правительства. Это, положим, – несправедливо, но таково общее и утвердившееся мнение. Поэтому-то всякое сообщенное в Церковном Вестнике известие пользуется в обществе и литературе особым значением, и мы видим, что даже очень серьезные газеты смело перепечатывают из него, например, целые статьи о расколе. А между тем, иные из этих статей человеку, специально знакомому с делом, совестно бывает читать. Старообрядцам же oни дают, к сожалению, справедливые поводы жаловаться, что «господствующая церковь», якобы, намеренно через свой орган распространяет об них ложные слухи. Так принята была, между прочим, и та статья Церковного Вестника, против которой мы нашли нужным сделать замечание в 17-й книжке Братского Слова, – поэтому, собственно, мы и сделали это замечание, поэтому и заключили его такими словами: «Отцы и братия! Если мы желаем, чтобы слово наше, даже обличительное, имело силу и ценилось самими старообрядцами, будем говорить одну только правду, а фельетонные рассказы о «скандалах», «из жизни раскольников» предоставим газетам вроде «Московского Листка» и «Современных Известий», имеющим свои расчеты этим заниматься».

Мы понимаем, что эти слова не могли понравиться редакции Церковного Вестника; но мы не берем их назад; напротив, еще раз готовы сказать, что Церковному Вестнику не следует соперничать с «Московским Листком» и «Современными Известиями» в печатании фельетонных корреспондентов и статей «из жизни раскольников». Жаль особенно видеть, что в качестве корреспондентов-фельетонистов являются в Церковном Вестнике «епархиальные миссионеры», например, саратовский священник К. Попов⁵. Писать фельетоны – совсем не дело миссионера; напротив, это есть явное уклонение от прямой задачи его служения, и фельетонными рассказами из жизни раскольников он не привлечет старообрядцев к церкви, а лично против себя возбудит только негодование в их среде. Как же после этого он будет миссионерствовать среди старообрядцев? Говорим это в назидание и некоторым другим «миссионерам», печатающим в «Епархиальных Ведомостях» рассказы «о раскольнических мощах» и тому подобных неприличностях. Чтый да разумеет...

Однако же за невнимание к одной корреспонденции, именно о. К. Попова, г. редактор Церковного Вестника и сделал нам замечание. Он говорит: «В свое время наш корреспондент (№ 41) передавал догадки саратовцев... что Паисий выехал (из Саратова в Москву) для празднования 40-летнего юбилея австрийской иерархии... Летописец Братского Слова о предполагаемом юбилее почему-то ни одним словом не обмолвился, оставляя своих читателей в недоумении – состоялся юбилей, или нет (по сообщению (?) «Современных Известий» – не состоялся.)». После Церковного Вестника оставить «своих читателей» в недоумении о том, состоялся ли юбилей, мы не могли по той простой причине, что ни о каком, якобы, предполагавшемся юбилее и не сообщали «нашим читателям», «не обмолвились о нем ни единым словом, как справедливо выразился г. редактор Церковного Вестника. А почему «не обмолвились», на это – простой ответ: потому, что не имеем усвоенной газетами, и, в том числе, Церковным Вестником, дурной привычки сообщать пустые слухи о расколе со слов разных корреспондентов. Раскольники совсем не так просты и недальновидны, как воображают некоторые гг. корреспонденты и редакторы некоторых газет. Они понимают очень хорошо, что им следует всячески таить столь неприятное для них обстоятельство, что их древле-православная иерархия существует всего только 40 лет, а не возвещать об этом миру юбилейными торжествами. И если бы они имели действительно намерение и потом неосторожность устроить юбилей, мы первые воспользовались бы этим, чтобы еще раз их собственными устами и деяниями обличить незаконность и лживость их новоизмышленной иерархии. Мы сказали бы: «хороша древле-православная иерархия, считающая всего сорок лет своему существованию, хороши древле-православные христиане, детски радующиеся, что вот уже сорок лет, как у них явилась своя собственная иерархия с епископами!» Да и кто празднует 40-летние юбилеи даже в наше время всяких юбилеев? Итак, мы «не обмолвились ни одним словом» о мнимом юбилее раскольнической иерархии, потому что слухи о нем считали пустыми, не стоящими внимания, какими они и оказались. Между тем, г. редактор Церковного Вестника был, по-видимому, очень занят этим важным вопросом: «состоялся юбилей или нет?» – и очень рад был, получив ответ на него в газете, пользующейся особенным его уважением, недаром же он заметил: «по сообщению (?) Современных Известий – не состоялся!» (Уж не воспрепятствовало ли правительство, как известно, весьма строгое к раскольникам, особенно в Москве?).

Мы очень сомневаемся, чтобы наш совет Церковному Вестнику с большей разборчивостью печатать корреспонденции и статьи о расколе был принят с некоторою благосклонностью ученой редакцией этой почтенной газеты; но мы почли своим долгом высказать его после того, как сама сия редакция нашла нужным прежде обратиться к нам также с советом. И мы полагаем, что наш совет заслуживает внимания; а советом почтенной редакции Церковного Вестника при всем нашем уважении к ней мы не видим возможности воспользоваться и по-прежнему не станем обращать внимания на пустые фельетонные корреспонденции о расколе, хотя бы они сочинялись «епархиальными миссионерами», и хотя бы печатались в «Церковном Вестнике».

***

Теперь начнем нашу «Летопись», и начнем известием о событии, отрадном для нас православных, особенно же для Братства св. Петра митрополита, и уже по этому одному крайне неприятном для ревнителей раскола. 29 января в подмосковной деревне Новинках последовало открытие и освящение молитвенного дома из бывшей раскольнической моленной для перешедших из раскола в единоверие новинковских старообрядцев, в обращении которых Братство принимало близкое участие. Дело об освящении этой моленной, принадлежащей одному из обратившихся – Д. Королеву, в единоверческую церковь или, по крайней мере, в молитвенный дом, куда могли бы собираться на молитву и для слушания церковных служб местные единоверцы, а за ними бы, как можно надеяться, последовали и многие из новинковских старообрядцев, заметно поколебавшиеся в преданности расколу, – дело это, как известно читателям «Братского Слова», давно уже начато, но встретило сильные затруднения, частью, со стороны раскольников, употреблявших усилия удержать часовню за собою, особенно же, со стороны некоторых духовных властей, находивших неудобным и ненужным открытие церкви и даже молитвенного дома для единоверцев, не настолько многочисленных, чтобы могли составить из себя целый приход и содержать особого священника. Верных новинковских единоверцев эти власти лишали, таким образом, утешения молиться в своем храме, а вместе с этим давали повод новинковским раскольникам, открыто собирающимся на молитву в своих часовнях, со злорадством указывать единоверцам на их неудачные хлопоты о церкви, на эти не отеческие отношения к ним властей из православного духовенства, преимущественно белого. Только благодаря личному участию и твердой воле владыки-митрополита дело приведено, наконец, к благополучному концу и последовало разрешение освятить находящуюся при доме Королева большую раскольническую часовню в молитвенный дом для местных единоверцев.

Освящение совершено было с подобающей торжественностью в присутствии членов Братства св. Петра митрополита: Я. П. Прошина, П. А. Шишкова, Л. С. Пичугина и др., всех местных единоверцев и многих старообрядцев. Священник Троицкой единоверческой в Москве церкви о. И. Звездинский, в сослужении с иеромонахом Никольского единоверческого монастыря о. Прокопием и местным православным священником о. С. Недумовым совершил в часовне освящение воды, которою и окропили все здание; затем отслужены были часы и молебен перед Тихвинскою иконою Богоматери. Многие из присутствовавших старообрядцев принимали участие в общем молении и с большим вниманием следили за службою. В заключение о. И. Звездинский со свойственным ему искусством прочитал «Пастырское Воззвание» к старообрядцам собиравшихся в Казани православных епископов. Чтение это произвело на старообрядцев глубокое впечатление. И тут же от Братства св. Петра было роздано присутствующим 100 экземпляров этого «Воззвания», столько же экземпляров изданного св. Синодом «Изъяснения» о порицаниях полемических книг на именуемые старые обряды и немало других братских изданий, – всего до 500 книжек. Нельзя не упомянуть здесь и о благотворном действии, какое произведено было даже на старообрядцев совместным служением православного и единоверческих священников: для старообрядцев оно должно было служить наглядным доказательством, что единоверцы и православные составляют единую церковь и различаются только обрядом, не имеющим существенного значения в деле веры, что поэтому раскольнические проповедники лгут, когда уверяют их, что будто православные чуждаются единоверцев, а единоверцы православных. Если иногда и можно где-нибудь (пожалуй, и в Москве) встретить нечто подобное, то это есть только следствие личного недоразумения с той и другой стороны, следствие непонимания истинных отношений, в каких должны находиться и находятся между собою единоверие и православие. Нельзя не отдать должной справедливости о. С. Недумову, что он не только усвоил себе правильные понятия о единоверии, но и всегда готов действовать в духе полного единения с единоверцами в назидание и вразумление старообрядцам. Открытию молитвенного дома для новинковских единоверцев мы усвояем и общее очень важное значение в отношении к единоверию. Для успехов единоверия действительно имеет весьма большую важность, если на основании настоящего прецедента будут открываемы такие молитвенные храмы и в других местах, где единоверцы живут в значительных отдалениях от единоверческих церквей: чрез это не только сами они получат возможность и удобство слушать богослужение по своему обряду, но и те из старообрядцев (а таких немало), которые остаются в расколе только потому, что не имеют поблизости единоверческих храмов, в которые могли бы ходить на молитву и, напротив, пользуются всеми удобствами посещать везде устроенные раскольнические моленные, – и им откроется удобство из раскола переходить в единоверие. Вот почему заслуживает глубокой признательности распоряжение Высокопреосвященнейшего митрополита Иоанникия об открытии в Новинках единоверческого молитвенного дома. Для полного обеспечения успехов единоверия, для устранения всех затруднений к переходу в единоверие желающим оставить раскол остается принять еще одну только, в высшей степени важную и не представляющую ничего стеснительного, тем более незаконного, меру – дозволить если не всем вообще священникам православных приходов, то сначала, по крайней мере, православным миссионерам, чтобы они для присоединившихся, или желающих присоединиться из раскола совершали церковные требы и некоторые службы по старопечатным книгам, употребляемым единоверцами. Этою мерою, повторяем, нисколько не стеснительною и не сомнительною для православного пастыря, устранено было бы много прискорбных затруднений в присоединении к православной церкви желающих оставить раскол, но сохранить свои любимые старые обряды, – много христианских душ было бы спасено от страшного бедствия умереть в расколе; этим был значительно упрощен и вопрос о материальных лишениях, претерпеваемых приходскими священниками при переходе мнимоправославных, т.е. незаписных раскольников, в единоверие, – вопрос, всего более затрудняющий в таких случаях наших отцов иже от Консистории. Но обо всем этом стоит порассудить и поговорить обстоятельнее...

С особенным также удовольствием заносим в нашу «Летопись» известие о происходивших в Петербурге 25 и 30 января и 5-го февраля беседах о. Ксенофонта Крючкова с раскольниками. По общим и единогласным отзывам газет раскольники потерпели на этих беседах полное поражение и посрамление. Иных последствий нельзя было и ожидать: истина православия, когда особенно провозвестниками ее являются столь сведущие и искусные собеседники, как о. Ксенофонт, всегда восторжествует над ложью раскола. В недавних петербургских прениях нас поразили особенно крайнее невежество и тупость защитников раскола, не умеющих даже отличить просфоры от таинства. Таковы нынешние раскольнические начетчики и учители! – и где же? в столице, которая если и не может считаться главным центром раскола, но все же имеет большое раскольническое население! Провинциальные, захолустные раскольники привыкли думать, что в столицах имеются у них светила мудрости, столпы древнего православия, на которых они и полагаются вполне. Пусть же посмотрят они, каковы эти светила и столпы, как непроходимо их невежество! Да и либеральным защитникам раскола, восхваляющим высокие умственные и нравственные качества российского старообрядца, петербургские беседы хорошо показали, кого они защищают и выхваляют с таким усердием!

В недавнее время московские старообрядческие начетчики, и именно из окружников, надумали открыть беседы со старообрядцами и православными простолюдинами наподобие публичных бесед, какие ведутся православными миссионерами. Беседы свои они открыли в квартире старообрядца Т. Иванова около Семеновского кладбища, где преимущественно проживает простой фабричный народ. Цель этой новой затеи вождей раскола очень ясна – ими желательно неграмотных раскольников из простого народа удержать в расколе, а православных отвратить от церкви, и тех и других отвлечь от слушания бесед православных миссионеров. Беседы велись по воскресным дням с четырех часов до позднего вечера. Беседовали преимущественно Иван Егоров Иголкин, молодой человек, недавно обратившийся из беспоповцев, а участие в беседах принимали поп Константин, А. Егоров и другие. Среди комнаты, отведенной для бесед, ставился обыкновенно стол, покрытый книгами, в числе которых, разумеется, первое место отведено чтениям Т. И. Филиппова: вокруг этого стола и размещались собеседники. Сначала из православных вступали в собеседование с раскольническими начетчиками люди мало начитанные, и раскольники одерживали над ними победу: этой победой они стали хвалиться пред простым народом, говорили, что против них не в состоянии никто говорить. Тогда православные пригласили на беседу опытных собеседников: Мальцева, Тигина и помощника библиотекаря Хлудовской библиотеки М. Е. Шустова. Шустов прямо поставил раскольническим начетчиками вопрос, составляют ли старообрядцы, не имеющие другой преемственной иерархии, созданную Богом церковь? Раскольнические начетчики долго не хотели сознаться, что в их обществе прекращалось православное епископство; но потом вынуждены были сказать, что действительно в их обществе не было православного епископства. Сознавшись же в лишении епископства, они, по обычаю, стали с упорством утверждать, что будто не лишены были таинства священства, что, хотя за неимением епископа у них и прекратилось совершение таинства священства, но самого священства они будто бы не лишались. Шустов на трех беседах победоносно опроверг все их лживые толки. После этого раскольники нашли нужным даже прекратить свои беседы, а главные заправители раскола и воообще посмотрели на них очень неблагосклонно, частью потому, что их затеяло ненавистное им «Братство» искренних окружников, частью потому, что опасались, как бы не вышло каких неприятностей из-за этих толков о вере, на которые эти цивилизованные раскольники смотрят с пренебрежением. Для них дело – не в вере! Да и что смыслит в вере какой-нибудь воротила, вроде Арсения Иваныча? Ему бы наставить побольше попов, которыми он может командовать по своему произволу, а до веры какое ему дело?

Недавно также появилась в Москве в большом количестве экземпляров новая книга под названием «Истинность старообрядствующей иерархии», составленная и напечатанная Швецовым с участием бывшего попа Ивана Верховского за границей в Мануиловском монастыре. Она была напечатана еще в конце 1885 года, но в обращении между российскими старообрядцами ее доселе не было, по крайней мере, доселе она составляла большую редкость⁶. В объяснение этой ее редкости говорили, что книга была конфискована на границе во время переправы ее в Poccию, и что успели переправить не более двадцати экземпляров; но это были едва ли справедливые слухи. Небольшое количество экземпляров, может быть, действительно попалось в руки правительства, но большая часть книг осталась в целости и благополучно была доставлена потом через границу. То же говорили и о второй части «Исторических исследований» жида Карловича, что будто бы она перехвачена на границе; но спустя несколько времени и эта книга появилась в Москве в значительном количестве. Раскольники – искусны в обделывании своих дел. За один раз они не посылают всего количества напечатанных книг, а обыкновенно препровождают их понемногу с разными благонадежными лицами, в которых не бывает недостатка, ибо раскольники нередко ездят из Москвы побывать и помолиться, в заграничные монастыри. Теперь обе книги – и «Истинность», и вторая часть «Исследований» Карловича, свободно продаются в Москве, хотя и по цене довольно высокой. Книге Швецова раскольники дают предпочтение пред книгой жида, а московское именуемое «Братство честного креста» простерло свое благоволение к произведению Швецова даже до того, что на общем своем собрании решило послать Швецову и Верховскому адресы с выражением благодарности за услуги, оказанные старообрядчеству изданием «Истинности». Была речь и о Пафнутии, живущем за границей и, как полагали, принимавшем участие в составлении книги, – не послать ли и ему адреса; но припомнили, что он написал возражение на «Истинность», и порешили адреса ему не посылать. Однако мы полагаем, почтенные «братчики» поступили бы правильнее и разумнее, если бы прежде посылки адресов рассудили, не справедливо ли о. Пафнутий так резко осудил «Истинность» и стоят ли адресов ее лукавые составители.

Итак, раскольники в Москве открывают публичные беседы с целью действовать против церкви, печатают за границей и распространяют по России книги, наполненные разными порицаниями и клеветами на православную церковь, а между тем, не перестают жаловаться на гонения правительства даже и в самой Москве, где правительство так нежно к ним и так заботится об их благоденствии!

27 января приехал в Москву Паисий, именующийся епископ Саратовский. Он приехал из Саратова, где обитает теперь, а Черемшан, где жил доселе, он оставил еще осенью из-за неприятностей с Пафнутием Казанским и Алексеем Самарским. Пребывание его в Саратове подействовало на некоторых богатых противуокружников, так что они перешли на сторону окружника Паисия. Так поступил даже и купец, у которого в доме пребывал противуокружнический епископ Пафнутий. Пафнутий, лишившись благодетеля, вынужден был даже выехать из Саратова и теперь жительствует в каком-то местечке неподалеку от города, только по временам приезжая в Саратов. В Москву Паисий приехал неожиданно: его вызвали телеграммой по случаю внезапной смерти его сына Андрея, который, страдая запоем, пьянствовал целых четыре месяца, отчего и умер. И это уже другой сын у Паисия умирает такою смертию! Теперь остался только один; но и этот подвержен той же пьянственной страсти.

Не может похвалиться сыновьями и пресловутый батюшка отец Петр (Драгунов). И немало можно бы указать подобных примеров, так что невольно приходит на мысль: не есть это явный знак гнева Божия на незаконных носителей священного сана? Неожиданному приезду Паисия обрадовались его бывшие духовные дети и упросили его остаться в Москве до второй недели поста, чтобы принять их на исповедь. Зато попу Савве, гусляку, весьма неприятно, что Паисий и теперь, как в прошлом году, остался в Москве исповедовать своих прежних духовных детей, которые без этого по необходимости пошли бы на исповедь к нему и доставили бы немалый доход. Хитрый гусляк этот получил и другую неприятность: недавно умерла владетельница моленной, принадлежавшей прежде Паисию, в коей служит теперь Савва, – богатая купчиха Копырина. Савва пользовался ее расположением и надеялся, что она завещает моленную в полное его распоряжение, даже просил ее об этом; но, к великому его огорчению, Копырина отвергла его просьбу. Со смертью своей покровительницы Савва и его супружница несколько присмирели. Копырину отпевали в часовне Рогожского Кладбища одиннадцать попов и два диакона при большом стечении народа.

Кстати, о торжественных служениях на Рогожском Кладбище. Жалующиеся на преследование правительства раскольнические попы в минувший мясоед обвенчали здесь торжественнейшим образом несколько раскольнических свадеб: невесты приезжали венчаться цугом, в раззолоченных каретах и с лакеями; народу съезжалось и сходилось множество смотреть эти венчанья, и попы красовались здесь в богатейших парчевых облачениях. На одной неделе один поп Петр Драгунов повенчал две таких свадьбы: Варыханова и Лебедева. На этой последней при венчании родственницы П. А. Лебедева, который состоял в должности блюстителя порядка на Рогожском Кладбище, был допущен даже беспорядок, непростительный с раскольнической точки зрения: на головы жениху и невесте венцов не надевали, а держали над их головами шаферы в белых лайковых перчатках! Некоторые из старообрядцев даже оскорбились этим и замечали Драгунову с Лебедевым, что они как люди, стоящие во главе общества старообрядцев должны бы других удерживать от таких непотребных обычаев, а они сами являются нарушителями добрых старых порядков. Притом же об этом новшестве было некогда суждение в Духовном Совете, и Совет постановил внушить попам, чтобы при совершении браков не допускали шаферов носить венцы над брачующимися, а надевали бы непременно на головы. И вот это постановление нарушает сам член Духовного Совета! Или для батюшки отца Петра и для Ивана Иваныча Шибаева законы не писаны? Сей Иван Иваныч Шибаев недолюбливает одного из членов Духовного Совета – попа Григория Виноградова, а теперь вступил с ним в открытую вражду. Виноградов в продолжение многих лет служил в своем приходе один без диакона; Шибаев потребовал, чтобы для большей торжественности богослужения к Виноградову определен был диакон. Виноградов на это распоряжение ответил, что, если находят нужным, чтобы при нем находился диакон, пусть назначат особую сумму на его содержание, а своими доходами он с диаконом делиться не будет. Г-ну Шибаеву такая непокорность Виноградова, разумеется, не понравилась, и вот, началась борьба между двумя членами Совета и неизвестно еще, кто победит. А Савватий смотрит, да приговаривает: ништо! ништо!

Если же в Москве раскольнические попы дозволяют себе всякие новшества и беспорядки ради прибытка, то в других местах, разумеется, дозволяют это и еще больше. Ниже мы напечатаем два письма, из которых читатели увидят, что́ творится, например, в Боровске и на Кубани.

После неудачной попытки Духовного Совета через уничтожение Окружного Послания привлечь к себе противуокружников, попытки, осуждаемой Сильвестром Балтовским и всеми искренними окружниками, Духовный Совет прервал сношения с противуокружниками. Этим последним было также не до окружников: у них происходили внутренние раздоры, кончившиеся разделением одного неокружнического согласия на две враждебный половины, во главе которых стоит теперь Иосиф Нижегородский и Иов Московский. Но вот междоусобица в обществе неокружников несколько притихла и они снова выступают на борьбу со своими старыми врагами-окружниками. Повод к возобновлению борьбы подали, впрочем, сами окружники и именно «братчики честного креста», своими вопросами противуокружникам, содержание которых было в свое время изложено в нашей «Летописи»⁷. Мы говорили также, что со своей стороны противуокружники не остались у них в долгу – послали вопросителям весьма резкий ответ⁸. Но дело этим не кончилось. Противуокружники подмосковной деревни Печатниково, в свою очередь, также составили вопросы на имя Духовного Совета и 29-го числа истекшего января месяца сего 1887 года передали их лично самому Савватию с просьбою дать на них основанные на св. писании ответы. К составлению и подаче этих вопросов побудил и особый случай. В Москву приехал уральский казак Козьма Леонтьев Волосков. Смущаемый происходящими в расколе внутренними раздорами, он пожелал узнать именно в Москве, кто – в правде: окружники или противуокружники? Сначала он прожил немалое время в деревне Печатниково, занимаясь религиозными беседами с тамошним попом Иоакимом и прочими начетчиками противуокружников; затем он переселился на квартиру Савватия в устроенный при ней приют для приезжающих раскольников, беседовал с савватиевскими богословами и наслушался от них только разной брани на противуокружников. Не раз пытался опять перебраться в Печатниково, но его не пускали и всячески чернили противуокружников. Обо всем этом, разумеется, узнали противуокружники и оскорбленные отзывами о них Савватия и его клевретов решились посредством вопросов обличить их самих в измене «древле-православию». Вопросы эти мы печатаем вполне, желая дать им более гласности. Пусть посмотрят наши читатели, как старообрядцы обличают друг друга в отступлениях от веры; да и всем старообрядцам разных мест не излишне знать, какие вопросы заданы противуокружниками их владыке Савватию со всем его Духовным Советом. А потом мы и посмотрим, ответит ли и что ответит на них весь Духовный Совет окружников. Вопросы составлены, как увидят читатели, очень ловко. Особенно искусно вопросители воспользовались внутренним противоречием окружников в понятии об Окружном Послании и препирательствами Сильвестра Балтского с Духовным Советом за уничтожение Послания.

В Московский Духовный Совет окружников, преосвященному архиепископу Савватию и священноиереям: Петру и Григорию, и мирским членам Совета: Ивану Ивановичу Шибаеву. Герасиму Федоровичу Горшкову, Петру Кирилловичу Мельникову и прочим от искренних сынов древле-православной церкви, не приемлющих Окружного Послания, крестьян деревни Печатниково Димитрия Акимова Медакина, Акима Васильева Павлова и прочих

ВОПРОШЕНИЯ

Божиею милостию в настоящее ныне время мы православные христиане не приемлем никаких новин и оныя новины отметаем и опровергаем навсегда, а любезно приемлем правила св. Апостол и св. отец 7 вселенских и 9 поместных соборов и непоколебимо содержим св. отец предание.

А в настоящее ныне время явилась между нами и вами пропасть велика чрез противное церкви, учение Окружного Послания и чрез которое произошло раздрание церкви Христовой. И вы это противное учение присваиваете себе и поборствуете по нем. Вам известно, что в начале ноября 1885 года от вашего Духовного Совета последовало приглашение к нашим истинно благочестивым епископам и священникам явиться к вам на собеседование для уяснения вопросов, разделяющих нас с вами. Тогда Духовный Совет писал именно так: «Просим вас, братие, избрать и уполномочить лиц из среды вашей для собеседования, просим вас назначить время и место, где найдете удобным вести беседу, о чем благоволите заблаговременно известить Духовный Совет⁹. Наши истинные благочестивые епископы уполномочили вести беседу священноиерею Захарию и прочим сведущим в писании лицам; но Совет, несмотря на свое предложение, отказал вести беседу с означенными лицами. Тогда, вместо личной беседы, на бумаге письменно мы подали вам вопросы с указателем божественного писания и с разъяснением, в чем и из-за чего мы от вас ныне отделяемся, и к той бумаге подписали епископ Кирилл Балтовский и два священника Захарий Уральский и Иоанн, бывший пресвитер Нижегородский¹⁰. На те наши вопросы мы и по сие время не видим никакого ответа, и, стало быть, вы не в состоянии ответить. Действительно, против правды и против истины нельзя отвечать, как о сем пророк Давид вещает: правда твоя правда в век, и закон твой истина. А посему спустя несколько времени вместо ответа, от какого-то под названием «Братства честного и животворящего креста» поданы какие-то вопросы, но и то не к духовным лицам, а к мирскому (Завалову). Но мы с Божиею помощью в настоящее cие время вопрошаем вас в нижеследующих вопросах и просим на вопросы дать ответы, основанные на священном писании.

Вопрос 1-й. Так как между вами и нами произошел раздор и даже разделение из-за издания Окружного Послания, которое не принесло ничего полезного церкви Христовой, а только раздор, то Бога ради откровенно скажите нам свое понятие об учении Окружного Послания и что оно: истинное ли учение и согласно ли со святым писанием, или не истинное и противное писанию?

Вопрос 2-й. Если учение Окружного Послания есть истинное, то что же вас заставляло три раза уничтожать его? И за уничтожение Послания не подложили ли вы себя под клятву св. отец, изреченную на попирателей истинного учения (Кормчая л. 641)?

Вопрос 3-й. Если учение Окружного Послания не есть истинное, то почему же вы так сильно защищаете его и рассылаете письменные брошюры под названием: увещательное предложение, в котором так сильно защищаете Послание? И новоизмышленным учением вы не подвергли ли себя под анафему, изреченную св. Апостолом Павлом, который глаголет: аще мы, или ангел с небесе благовестит паче, еже благовестихом вам, анафема да будет?

Вопрос 4-й. Если Московский Духовный Совет истинно и с правым убеждением уничтожил Послание, то сим не явно ли засвидетельствовал нашу истинную правоту, и что ему препятствует соединиться с вами, не приемлющими оного Послания, испросить у наших пастырей в гpеxе церковного раздора прощение и подчиниться московскому епископу Иову?

Вопрос 5-й. Писано есть: иереи твои облекутся в правду и преподобнии твои возрадуются. Но Пафнутий епископ Казанский и прочиe ваши епископы писали, что никак нельзя отрекаться от Окружного, что отречься от него значило бы отречься от слова Христа Спасителя; а теперь тот же Пафнутий и пpочиe защищают уничтожение Послания, и сим не обнаруживают ли своего двоедушия и не подпадают ли великому греху нeвеpия, словами св. Василия Великого, который глаголет: совращающийся на иновеpиe, прящийся к чуждей вере и двoeвеpие любящии, с таковыми ниже мир держати, ниже любовь, дóндеже останутся того?

Вопрос 6-й. В приглашении Московский Духовный Совет всех наших епископов признает действительными епископами: то как же могли принять московского попа Николу, несколько раз запрещенного от своего епископа, и дозволить ему правление священнических действий, т. е., как могли призвать незаконным, не имеющим силы запрещение, положенное законным епископом на подчиненного ему попа?

Заключение. Все вышеизложенные ваши противозаконные действия крайне смущают нас. Мы, смотря на вас и видя у вас такое непостоянство – то уничтожаете Послание, то защищаете – вправе сказать, что это есть сеть для уловления простодушных людей. Приходит к вам неокружник и вы ему говорите, что-де мы Окружное совсем уничтожили; а приходит к вам мало знающий или совсем не знающий окружник и вы его уверяете, что-де Окружное святое послание и в нем ничего противного нет, и якобы не менее Евангелия. О, увы вашего безумия! Уподобили лживое учение святому Евангелию!

Просим вас во исполнение завещания св. Апостола Петра: отвечай всякому, вопрошающему у тебя, ответить на основы божественного писания на прежде поданные вам вопросы и на теперешние вопрошения. Оправдайте нам от Божественного Писания свое Окружное Послание; если же вы не оправдаете Пocлaниe божественным писанием, то нам придется исполнить глаголы Апостола Павла, глаголющего: еретика человека по первом и втором наказании, отрицайся (Тит. зач. 302). И по сему писанию нам подобает от вас, ничтоже отвечающих, отвращаться: потому что вам подали уже более году вопросы, а от вас никакого ответа и по cие время не видим. И в настоящее cие время вторично просим вас ответить. Мы же по Апостолу вам глаголем: отложше лжу, глаголите кождо ко искреннему своему, зане семы друг другу удове. Гневайтеся, и не согрешайте: солнце да не зайдет во гневе вашем. Не дадите места диаволу. (Ефес. зач. 227), от него же да избавит нас Господь наш Иисус Христос. Ему же слава во веки веков, аминь.

Мы получили из разных мест от достопочтенных тружеников, ревностно подвизающихся в деле обращения именуемых старообрядцев к православной церкви, весьма отрадные известия о благих плодах их проповеднической деятельности: несколько начитанных и влиятельных в своем обществе старообрядцев благодаря их участию присоединились к православию. Мы заносим эти известия в нашу Летопись, так как обращения из раскола, особенно людей сведущих и влиятельных – суть светлые, отрадные события в самом расколе, а не все же говорить об одних темных раскольнических делах, возбуждающих только чувство скорби и сожаления.

По порядку времени следует сказать сначала о присоединении к церкви нескольких семейств в казацком поселке Мухрановском Уральской области: это – плод благословенной Богом деятельности местного единоверческого священника о. Павла Биряева. Некогда он был раскольническим попом австрийского поставления и оставил раскол лет двадцать тому назад, последовав доброму примеру незадолго перед тем присоединившихся к церкви известных членов Белокриницкой иерархии – о. Онуфрия, о. Филарета и проч. После этого он долгое время служил уставщиком при одной из единоверческих церквей и только в минувшем 1886 г. рукоположен в священника единоверческой церкви в Мухрановском форпосте. И прежде с успехом подвизавшийся в беседах со старообрядцами, теперь он еще с большей ревностью посвятил себя этому делу, составляющему прямую обязанность священника в его положении, т.е. живущего среди раскольников. И вот вскоре же, именно 21 ноября 1886 г. Бог дал ему радость присоединить к церкви несколько старообрядческих семейств, во главе которых стоят почтенные и влиятельные люди: урядник Вершинин и казак Бочкарев. Вот что доносил об этом утешительном событии сам о. Биряев преосвященному Макарию, епископу Оренбургскому:

«В Мухрановском поселке некоторые из числа раскольников австрийской секты, просветившиеся светом разума, положили твердое намерение присоединиться к св. церкви на праздник Введения в храм Божией Матери 21 ноября, а посему первейшие из их общества, составлявшие там хор певчих – урядник Петр Вершинин и попечитель их, казак Николай Бочкарев с прочими, – с воскресенья начиная, ходили каждодневно в храм Божий молиться Богу и, держа пост, готовились к принятию св. тайн тела и крови Христовой. Наступил вожделенный день праздник Введения в храм Божией Матери; в восемь часов утра раздался благовест колоколов в храме св. Троицы, и усердные богомольцы спешили в храм к Божественной литургии; спешили и все зрители, желавшие посмотреть чин присоединения к св. церкви обратившихся от заблуждения первейших их представителей. Посмотреть на присоединение приезжали с разных сторон, из города Илецка и других поселков, а посему храм был наполнен людьми так, что невозможно было и пройти между народа!

«По прочтении часов пред литургией началось присоединение приготовившихся к вступлению в церковь. Все они, от 70-ти летних и до грудных младенцев (всего 31 человек обоего пола), стояли в притворе, где и произносили отречение от заблуждений, – отречение произносили урядник Петр Вершинин и попечитель Николай Бочкарев твердым, но волнующимся голосом; по отречении от заблуждения ближайшие к священнику взялись своими руками за епитрахиль священническую, а последние друг за друга, и со слезами на глазах пошли за священником в радость Господа своего из притвора до амвона при пении псалма: Господь просвещение мое и Спаситель мой, кою убоюся и проч. Едино просих от Господа, то взыщу: еже жити ми в дому Господни вся дни живота моею, зрети ми красоту Господню, и посещати храм святый Его и проч. Потом по молитве и по прочтении Символа и по разрешении от клятвы были все миропомазаны и со свечами в руках стали у амвона до причащения св. тайн тела и крови Христовой. Когда священник возгласил: «Со страхом Божиим и верою приступите», тогда они поклонились до земли и с благоговением причастились св. тайн. По заамвонной молитве священник сказал речь о расколе и приветствие к новопросветившимся. Потом отпели благодарственный молебен Господу Богу и Божией Матери и, славяще и благодаряще Бога, вси разыдошася.

Нас весьма тронуло это донесение смиренного служителя алтаря своему архипастырю – простое, чуждое всяких официальных форм, но зато в каждом своем слове дышащее чувством радости и благодарения Богу за познавших Его истину. Таково же и краткое слово, сказанное о. Биряевым к новым духовным детям его:

«Приветствую вас, братия и сестры, с познанием истины Господней, с обращением от губительного пути на путь истины. Будьте в вере тверды, в святой церкви несомненны: ибо она есть истинная святая, соборная и апостольская церковь, основанная Богом на камени, и врата адова не одолеют ее (Мат. зач. 67), а преслушающие ее уподобляются язычникам и мытарям. Сам Господь милосердый и человеколюбивый приветствует вас и всех такими словами: приидите ко мне вси труждающиеся и обремененые, и Аз упокою вы. Иго бо мое благо и бремя мое легко есть. Аминь».

***

Из тех же уральских краев от миссионера о. Ксенофонта Крючкова, который, возвратившись из Петербурга, успел уже совершить новые миссионерские труды, мы получили известие о совершившемся в Поиме, на месте прежней деятельности о. Ксенофонта, присоединение к православию старообрядца по австрийскому священству В. А. Еремеева. Этот молодой еще человек, хорошо начитанный и состоявший в числе певчих при раскольнической моленной, был постоянным собеседником о. Ксенофонта на его поимских беседах с раскольниками и целых пять лет был горячим защитником раскола; а теперь, совершенно убедившись в истине православия, оставил раскол и 12-го числа минувшего февраля месяца присоединился к церкви. На другой же день после этого отрадного события он написал о. Ксенофонту пространное письмо, в котором благодарил его за то, что он «первый, по благоволению Божию, направил его на путь правый», и подробно описал обстоятельства своего обращения к церкви. Из этого доставленного нам описания видно, что заслуги о. Ксенофонта состояли в том, что он успел разъяснить и доказать своему собеседнику (как это обязан делать и каждый миссионер) ту основную истину, что созданная Христом церковь должна существовать непрерывно и неизменно в том виде и устройстве, как создана Господом, – с полнотою иерархии и спасительных таинств. Усвоив себе эту истину, В. А. Еремеев не мог уже не усомниться в правоте старообрядчества; а когда за решением своих сомнений обращался к духовным вождям раскола, то эти слепые вожди своими неосновательными ответами только еще больше утверждали его в сомнениях относительно раскола и в необходимости соединения с православною церковью. Вот что, между прочим, рассказывает сам он о своих беседах с поимским раскольническим попом Андреем, который был его духовным отцом, и с поимскими раскольническими начетчиками:

«Когда я спрашивал попа Андрея и Максима Короткова, могли ли старообрядцы составлять церковь, не имея совершения всех семи тайн, то они ответили мне, что в гонительное время церковь может быть и с четырьмя тайнами. Я стал к ним приставать: где о том писано, что церковь может оставаться с четырьмя тайнами? Они сказали: а тебе бы все писано! Я им ответил: «Благодарю за ваше чистое сознаниe! Mне известно, что в течение 180 лет епископов у нас не было, а были беглые попы, не имевшие власти совершать священнодействия; а когда не было православных епископов, значит, не было и церкви. А в Малом Катехизисе говорится: кроме церкви нет спасения и разрешения грехов. Так у нас – поповцам нет прощенья грехов, нет спасения».

«Еще присовокуплю к моему рассказу, – пишет В. А. Еремеев, что 11-го января сего 1887 г. подал я Андрею вопрос: была ли у нас Христова церковь от лета 1667 с семью святыми тайнами? Если была, то кто оные семь тайн совершал? На сей вопрос 14-го числа того же месяца последовал ответ: епископов от 1667 г. у нас не было и тайна хиротонии не совершалась, потому что некому было оную совершать. Такой ответ, последовавший при народе, убедил меня, что Христовой церкви наше общество не составляет. Поблагодарив их, что помогли мне сознать это, я решился оставить раскол и присоединиться к святой соборной и апостольской церкви, сиречь к православно-единоверческой, имеющей неразрывную связь и единство в таинствах и догматах веры с господствующею православною церковь, что и совершилось надо мною по милости Божией 12-го числа сего февраля месяца. Присоединен я был священником единоверческой церкви о. Иоанном Тихомировым и готов теперь ратовать за православие против душепагубного раскола».

«Слава Богу о всем! – прибавляет со своей стороны о. Ксенофонт. Ново присоединившийся собрат наш будет полезен церкви для борьбы с расколом».

***

Приводим, наконец, следующее, полученное нами письмо достопочтенного К.А. Картушина о присоединении к церкви бывшего противуокружнического попа Фотия:

«В станице Атаманской, области войска Донского, был поставлен в попы на противуокружнический приход местный житель по имени Фотий. Унаследовав убеждение в правоте старообрядчества, с ревностью и невозмутимым благодушием проходил он свое служение. Когда в среде противуокружников началась распря, Фотий принял в ней живое участие – вел переписку с действующими лицами и имел возможность наблюсти, насколько мелочны причины и как низки побуждения, породившие раздор. Это несколько смутило Фотия. Между тем, имел место следующий случай. Фотия попросили отслужить заздравную литургию люди, которых он, по своему убеждению, считал еретиками; он отказался; но случай этот заронил в него такое сомнение: законно ли я поступаю, когда вынимаю частицу из пятой просфоры за царя, которого также не считаю православным? Далее Фотий нашел, что и 4-я просфора, положенная за патриарха, оказывается излишнею за неимением патриарха и приносится не по уставу. Такое нарушение устава усилило смущение Фотия. 15-го июля 1886 года в станицу Атаманскую приехал Силуан, епископ окружников, в сопровождении двух попов и секретаря. Сознавая мнимое превосходство своих сил в борьбе с противуокружниками, Силуан пригласил Фотия на собеседование в надежде расположить его к единению с окружниками. Сначала окружники не без задней мысли попросили Фотия рассказать им, что ему известно о раздоре между неокружниками. Как человек, не имеющий побуждений скрывать печальную картину раздоров, Фотий рассказал все, что знал. Тогда окружники перевели разговор на первоначальное отделение от них неокружников, и главным образом стали говорить о различии воззрений на четвероконечный крест и имя «Иисус». Но разговор этот был прерван на самом интересном месте приходом одного единоверца: несмотря на просьбу Фотия и даже окружников, Силуан решительно отказался продолжать беседу и спустя немного времени уехал.

«Вскоре по отъезде Силуана Фотий имел случай узнать, почему опытные окружнические собеседники находят неудобным продолжать беседу в присутствии единоверцев; ему пришлось также познакомиться и с положительным воззрением на предметы, послужившие причиной разделения между окружниками и неокружниками. Оценив их по достоинству, Фотий поколебался в своих мнениях о правоте старообрядства. Тогда он решился написать Иову Московскому письмо (от 24 июля), в котором спрашивал: 1) все ли правда, что писали соловецкие в челобитной? 2) почему у них оставлена ектения за царя, а на пятой просфоре, однако же, поминается «иже русскою землею пекущейся» 3) имея родоначальником своей иерархии почитателя имени «Иисус», можно ли разуметь под этим именем Бога?

Иов кратким письмом от 2-го августа уведомил Фотия о получении вопросительного письма и обещался ответить в «особом пакете», но не исполнил обещания. 9-го декабря Фотий послал Иову другое письмо, в котором просил его разрешить кроме изложенных в первом письме вопросов еще следующий: в случае перехода к ним кого-либо из никониан, какую никонианин должен проклинать ересь? – древние ереси никониане сами проклинают в неделю православия, а новых за ними еще никем не указано. Далее Фотий просил, чтобы ереси никонианские, окружнические и всех не согласных с ними обществ были соборно обличены и осуждены, и было бы сделано о каждой из них определение. В заключение Фотий умолял своего «владыку» именем Божиим поспешить с обещанными ответами. Сомневаясь, однако, в получении ответов, он почти одновременно письмом к Иову послал письмо и окружническому епископу Силуану (13 Декабря). В письме к Силуану Фотий сначала извинялся за свое прежнее предубеждение против Окружного; потом, указав на различные мнения о нем в среде самих окружников, и особенно на двуличие Духовного Совета, просил Силуана в ответном письме высказать ему свое мнение не столько о значении Окружного Послания как документа, а прямо об имени Спасителя «Иисус». Далее, указав на те места Окружного Послания, где оно уверяет, что особенности Никоновского обряда были нововнесены Петром Могилою и были только терпимы Московскою церковью, Фотий спрашивал: нет ли тут противоречия с теми местами того же Послания, где оно уверяет, что имя «Иисус» было напечатано в Острожской Библии за полвека до Петра Могилы, и хотя имя это составляет важную особенность никониан, однако же, за нее ни Петра Могилу, ни издателей Острожской Библии не обвиняли и не судили константинопольские патриархи, в ведении которых находились и Киев, и Острог, также и московские не отделялись от них и не делали замечаний.

«По миролюбивому тону письма, и главное по заявленному Фотием согласию на соединение с окружниками под условием разрешения его недоумений, Силуан заключил, что Фотий готов перейти на их сторону; поэтому он отправил в станицу Атаманскую своих послов (двух монахов) с письмом к Фотию. В письме своем Силуан вместо просимого разъяснения, написал об Окружном Послании следующие достойные раскольнического епископа слова (приводим буквально):

«Мы и вся наша церковь особого ничего о нем (Окруж.) не заключает, так как оное не содержит ничего особого, а одно учение Христовой церкви, написано с Божественного писания, прежде написавших святыми и богоносными отцами, и нигде оно не уставлено в чиноположении церковном читать ее ни на утрени, ни на часах, ни на обедни, ни на вечерни и ни в каких собраниях мирских, нигде особенного ни в какой канон не уложено читать ее, почему мы и вменяем ее с прочими книжками, написанными гражданскою печатью, Феодора Студита, священноинока Киприяна, священноинока Дорофея и прочих святых отец учение, изложенное так и окружное послание, прошу тебя более об оном более не толковать».

Получив такое бессодержательное разглагольствование об Окружном послании и не удовлетворившись им, Фотий обратился за разъяснением лично к послам Силуана. Монахи оказались вовсе неподготовленными, и откровенно сознались, что ничего не могут добавить к письму Силуана. Оставалось ждать Александра – Цымлянского попа, которому особым письмом от Силуана поручено было докончить эту миссию, т. е. принять Фотия третьим чином и водворить его на место окружнического попа Онисима. Александр приехал в станицу Атаманскую 11-го февраля. Узнав о том, что при объяснении с послами Силуана в присутствии множества народа с обоих приходов Фотий своими вопросами поставил своих собеседников в невыгодное положение, Александр пожелал предварительно осведомиться, в каком положении находится Фотий по отношению к окружникам, и не тяготеют ли они более к православию. С этою целью, он посетил Фотия в его квартире; но увидев там единоверца, порешили, что нечего тут делать, и после обычных приветствий вскоре сухо попрощался и ушел к себе, а на утро 12-го числа уехал.

«14-го февраля один из послов Силуана в компании с попом Макарием снова явился увещевать Фотия. Увещатели пригласили его на свою квартиру, куда собралось порядочно народа. В разговоре о способе присоединения Амвросия поп Макарий, желая доказать правоспособность Амвросия после чинопринятия, отвергал всеми признаваемый факт перемазывания, учиненного над Амвросием. Естественно, Фотий пожелал узнать: признает ли Макарий присутствие благодати Св. Духа в Греческой церкви при совершении тайны миропомазания, которая, по словами Макария, над Амвросием не была повторена? Развивая свой вопрос, Фотий поставил его так: если не признает, то где же Амвросий получил право называться епископом, не бывши еще совершенным христианином? – ибо, по учению церкви, не помазуемые миром ниже христиане весьма. Если же признает, то не опасно ли отделяться от церкви, обилующей благодатными дарованиями, а тем более ратовать против нее? Макарий вместо ответа начал горячиться и произносить несколько раз опровергнутые клеветы на православную церковь. После этого Фотию не оставалось ничего более делать, как присоединиться к православной церкви, в непогрешимость и святость которой он уверовал путем чтения книг и беспристрастного рассуждения о прочитанном.

«15-го февраля, пред литургией, местный священник единоверческой церкви А. Гуреев совершил над Фотием чин присоединения. Примеру его последовали два семейства. Слава Богу, благоизволившему тако! Да дастся здравие и долгоденствие о. Павлу (Прусскому): его трудами посаждено единоверие в здешней местности вообще, и в хуторе Белоусовом, в частности. Мы всегда с благодарностью к нему воспоминаем об этом».

На сих днях исполнилось ровно двадцать пять лет, как издано было (24 февр. 1862 г.) знаменитое Окружное Послание. Совершившееся тогда событие, без сомнения, – одно из самых важных в истории раскола: вызванные им весьма прискорбные для австрийской поповщины последствия, ожесточенные споры и раздоры, сопровождаемые взаимными отлучениями и проклятиями, не прекращавшиеся все это время, продолжаются доселе и кончатся разве с самым расколом. Говорить об них подробно нашим читателям мы не имеем нужды: целых 24 года мы следили неустанно за ходом возбужденной Посланием борьбы окружников с противуокружниками и в длинном ряде статей подробно знакомили с ней наших читателей¹¹. Итак, день 24 февраля 1852 г., несомненно, – день чрезвычайной важности для раскольников австрийско-поповщинской секты. Что же вспомнили они об этом дне в двадцатипятилетнюю его годовщину? Понятно, его не вспомнили противуокружники, эти яростные враги Послания, и даже противуокружники, так позорно ему изменившие, – напротив, они желали бы, если бы только было возможно, совсем изгладить из скрижалей истории раскола тот злополучный для них день, когда явилось на Божий свет ненавистное им Окружное Послание. По крайней мере, вспомнили ли об этом дне остающиеся теперь не слишком многочисленные настоящие окружники и догадались ли ознаменовать его каким-либо торжеством, и этого не слышно. Но мы вспомнили, что Окружному Посланию минула уже целая четверть века, и что целую четверть идет из-за него упорная борьба в расколе, – вспомнили и заносим в нашу Летопись это воспоминание; вспомнили и «убогого Ксеноса», положившего всю душу в свое Окружное Послание. Бедный Ксенос! Он, без сомнения, руководился добрым намерением исправить и очистить свое дорогое старообрядчество, а сделал лишь то, что заставил старообрядчество яснее обнаружить свое внутреннее безобразие, и умер печальным и бессильным зрителем возмутительных проявлений этого безобразия...

Но оставим в покое людей прошлого, достойных притом своей доли уважения; обратимся к нынешним деятелям старообрядчества, внушающим не уважение, а совсем другие чувства. Теперь раскольники пишут и печатают не «Окружные Послания», не сочинения, имеющие целью очистить старообрядчество и сблизить его с церковью; теперь они сочиняют и печатают с помощью жидов только лживые восхваления раскола и злобные пасквили на церковь. Вот недавно в Москве явился напечатанный жидом Карловичем новый том (третий) мнимых «Исторических исследований». Книга проникла в Россию пока в незначительном количестве и покупается по дорогой цене. Но потом, разумеется, вожди раскола сумеют провести ее чрез границу, как провезли вторую часть этих жидовских «исследований» и «Истинность» Швецова в большом количестве и будут продавать за умеренную цену. Любопытно, что в конце книги помещены четыре проповеди Сильвестра Балтского. Ужели сам Сильвестр доставил их грязному жиду, торгующему совестью и верою? Ужели он находится в личных сношениях с этим презренным спекулянтом? Если так, то какой это позор даже для раскольнического архиерея! Занимался бы Сильвестр своими прямыми обязанностями! А он со своим попом Ефимом до сих пор не дал ответа на вопросы, поданные ему о. Пименом и другими, хотя в этом состоит его первая обязанность, и, уклоняясь так позорно от предложенных ему вопросов, он роняет и себя, и свое старообрядчество даже в глазах старообрядцев. Должно быть, руками и языком жида легче и удобнее защищать раскол! Впрочем, сам Сильвестр, может быть, лично и не находится в сношениях с Карловичем, а кто-нибудь другой передал этому последнему его ораторские произведения. В таком случае Сильвестру следует оправдать себя от такого тяжкого подозрения, что он находится в связях с жидом. А между тем заграничные раскольнические издания, несмотря на все их безобразие и лживость, причиняют много вреда церкви. Простой человек, основательно не зная сущности вероучения православного, легко может доверяться этим книгам, восхваляющим древле-православие и всячески порицающим православную церковь.

Не раз уже говорено было, что московские попы и даже некоторые из самих членов Духовного Совета сильно жалуются на Арсения Морозова за неумеренное размножение попов; но г. Морозов в сознании своего могущества с презрением смотрит на недовольство каких-то членов какого-то Духовного Совета и с прежней необузданностью предается своей страсти – ставит раскольнических попов и дьяконов: ни один грамотный работник или служащий на его огромной Богородско-глуховской фабрике не огражден от опасности в одно прекрасное утро сделаться попом или дьяконом ради «вящшей славы» раскола. И никто из намеченных Арсением Иванычем на жертву поповства не смеет препятствовать его нраву, иначе – долой с фабрики! Недавно один из таких, намеченных в жертву, крестьянин села Гридина – Самарин, служивший на фабрике сновальщиком, осмелился отклонить от себя высокую честь поповства и немедленно был рассчитан. Теперь тот же г. Морозов занят приисканием способных людей для отправки на остров Сахалин проповедовать там раскол. Во главе этой миссии ему желательно поставить бывшего письмоводителя Духовного Совета архидиакона Исихия: но сомнительно, чтобы Исихий согласится ехать в такую даль. Затея раскольнической миссии возникла потому, что на Сахалине есть, говорят, должностное лицо из «христиан», то есть из старообрядцев, имеющее большую силу, и потому нужно-де пользоваться случаем для распространения там древле-православия. Так наши фабриканты-раскольники вместе со своими мануфактурными произведениями стараются распространить повсюду и семена раскола! А как поступают они с подчиненными им лицами, когда кто-нибудь из них обнаружит наклонность к православию – об этом мы говорили не раз. Вот новые, недавние примеры.

У того же г. Арсения Морозова один приказчик, молодой человек с согласия родителей хотел жениться на невесте православной и вступить в хорошее православное семейство. Дело совсем было улажено, оставалось повенчаться. Но вот узнает об этом «хозяин», и молодому человеку объявляется грозный приговор: «если уйдешь к еретикам-никонианам, то сейчас же сгоню с фабрики и тебя, и всех твоих родственников». Лишиться места, очень выгодного, да и родственников подвести под беду, молодому человеку было страшно, – и свадьба расстроена, а древле-православие в лице Арсения Морозова торжествует и издевается над никонианством. Для пущего издевательства над ним тот же коммерсант пригласит еще к себе состоящего учителем на фабрике «никонианского попа» из либералов (есть такое!), угостит его дорогой сигарой и вместе поругают разных «обскурантов», преследующих древле-православие, так дружески расположенное к никонианству...

Вот другой пример вражды раскольников к православной церкви. Известный читателям В. Г. Кормаков, недавно обратившийся из раскола, в начале февраля месяца вступил в брак и приглашал отца и братьев, остающихся в расколе, разделить с ним торжество по случаю столь важного события в его жизни. И что же? Отец не только сам не пошел на свадьбу сына, но и детям идти не позволил! Если так поступают отцы с изменившими расколу старообрядцами, то что же говорить о других ревнителях раскола. Тому же г. Кормакову какие затруднения делают даже в торговых делах богачи-раскольники, озлобленные его переходом в православие! Казалось бы, что общего, например, между банком и религией? Но и сюда директорству юные в них раскольники вносят свои религиозные счеты и расчеты, – каждому раскольнику полный кредит, а как скоро перешел в православие – нет ему кредита! Знают ли это гг. либеральные защитники раскола из литературных и правительственных сфер, прославляющее якобы кроткие и мирные отношения раскольников к православной церкви?!

Недавно говорили мы о приезде в Москву Паисия Саратовского и о том, как недоволен его приездом гусляк поп Савва. Теперь добавим, что и сам именующийся архиепископ Московский Савватий далеко не братски принял Паисия и терпел его в Москве лишь потому, что не в силах бороться с московскими его приверженцами. Во вражде к Паисию Савватий обнаружил себя даже крайне мелким честолюбцем. 8 февраля по просьбе прихожан Паисий намерен был служить в моленной на Тверской, и Савватий словесно дозволил ему это; но перед самой почти службой Савватий присылает ему письменное запрещение служить. За Паисия вступились его приверженцы, немедленно поехали к Савватию, объяснили ему всю неблаговидность его поступка и просили, чтобы дозволил Паисию отслужить у них. Просители были люди известные в старообрядчестве – Савватию нельзя было отказать им. И Паисий действительно служил с двумя попами и дьяконом при большом стечении народа. Окружники, с которыми близок Паисий, очень недовольны поступком Савватия, говорят: он всем приезжим архиереям охотно дает позволенье служить где и у кого угодно; зачем же Паисию возбраняет? Очевидно, Паисий неприятен Савватию потому, что его служение производит несравненно больше действия на народ, нежели службы самого Савватия; сравнивая обоих «владык», старообрядцы открыто говорят, что Савватий – не на своем месте; следовало бы Паисию быть московским. За то же, что Паисий пользуется расположением московских старообрядцев, не любит его и Драгунов с Шибаевым; из-за вражды к Паисию они поддерживают даже попа Савву, который всячески теснил его детей. Говорят, что по их приказу Савватий издал и запрещение служить Паисию.

Савватий, действительно, не имеет никакого значения. Сами попы и дьяконы московские, видя его ничтожество и бесхарактерность, совсем его не слушают. Недавно дьякону с Рогожского Кладбища Григорию Савватий приказал ехать в Тюмень для служения у тамошних старообрядцев и даже на первое время обещал ему из своей казны выдавать приличное жалованье; но Григорий и знать не хочет его распоряжения, служит и доселе на Рогожском Кладбище. Теперь за отказом Григория Савватий посылает в Тюмень своего дьякона Евфимия. Сказывают, что на Евфимия указал Савватию Перетрухин, питающий к Евфимию нерасположение. Евфимий тоже изыскивает средства избавиться от поездки в Сибирь, и, по всей вероятности, ублаготворит Перетрухина, который и прикажет Савватию не трогать его...

Иосифовская партия противуокружников в настоящее время находится в немалой тревоге. Глава этой партии, Иосиф Нижегородский опасно болен: он живет в своем Матвеевском скиту (Нижегородской губ.) и не может выходить из комнаты. А также и Тарасий Черниговский, который и прежде был подвержен ослаблению рассудка, теперь сделался почти идиотом. Поэтому иосифовцы собираются хлопотать пред Иосифом, чтобы он поспешил поставить себе в преемники нового епископа; иначе они останутся совсем без епископа к великой радости противной партии...

В Москве продолжают являться на радость раскольникам книги и сочинения, благоприятствующие расколу и подкрепляющие его. Из-за границы после «Истинности» Швецова и мнимых «Исследований» жида Карловича привезена и распространяется новая книга – сборник сочинений Верховского (надобно полагать, второй выпуск), в котором наиболее видное место занимает и особенно нравится раскольникам большая статья под заглавием: «Свод практических церковно-государственных истин». Это сочинение было написано Верховским еще в то время, когда происходили в Петербургском отделе Общества любителей духовного просвещения известные чтения г. Филиппова, которые, как известно, Верховский восторженно приветствовал. Понятно, в каком духе составлен этот «Свод» и почему он так нравится раскольникам.

Впрочем, раскольники заняты теперь не столько заграничными книжками, сколько печатающимися в Москве в духовном журнале, называющим себя «Православное Обозрение», обширными статьями под заглавием «Патриарх Никон как церковный реформатор». В этих статьях, принадлежащих профессору Духовной Академии Н. Каптереву, они видят публичное признание еще одним ученым (имена прежних ученых этого сорта известны) правильности и законности их раскольнических воззрений на никонианскую церковь и никонианские нововводные обряды; в ученом авторе, в профессоре, да еще Духовной Академии, они с восторгом приветствуют своего союзника и, вероятно, не замедлят поднести ему адресы, как подносили Верховскому и прочим. Еще и раньше, когда напечатал свое сочинение «Характер отношений России к православному Востоку», где так беспощадно отделал греков, собрав для этого всю грязь, какую можно было найти в архивах, и так проучил Никона за увлечение греками во вред своему российскому православию, – еще тогда г. Каптерев сделался очень люб раскольникам, а такие писатели, как Верховский, Морокин и пробавляющийся их трудами жид Карлович с усердием начали делать ссылки на него в подкрепление раскольнических учений. Раскольники надеялись, что их новый ученый друг не остановится на первом опыте, и, действительно, у них давно идут слухи, что г. Каптерев готовит новое победоносное сочинение в защиту старообрядцев. Слухи эти вышли первоначально с известной Богородско-Глуховской мануфактуры, где владычествует еще более известный своим раскольническим фанатизмом Арсений Морозов, и распространились, прежде всего, между старообрядцами и православными окрестных мест. Один достопочтенный гражданин Павловского Посада, ревнитель православия, даже нарочно приезжал повидаться с нами и передать нам эти крайне смутившие и огорчившие его слухи, к которым, по обычаю, раскольники примешивали наше имя, утверждая, что цель сочинения – втоптать в грязь, уничтожить Субботина (чего так пламенно желает г-н Арсений Иванович Морозов). Немало позабавили нас эти курьезные слухи; но в них любопытно то, что раскольники ждали статей г. Каптерева и вот дождались, наконец! Две из них напечатаны гостеприимным, но не всегда разборчивым на гостей редактором пресловутого «Православного Обозрения» к величайшей радости раскольников. И как, в самом деле, не радоваться раскольникам! Никто еще из ученых – никониан не защищал с такою горячностью и решительностью обряд двуперстия, служащий главным догматом раскола, как г. профессор Каптерев: читая его исследование о двуперстии, невольно забываешь, что это – произведение профессора Духовной Академии, как будто читаешь «Поморские Ответы», только изложенные новым, легким и не очень правильным языком (справедливость требует, однако заметить, что Денисов в защите двуперстия обнаружил гораздо больше ума и таланта, нежели наш профессор)! И никто еще из никонианских ученых так не отделывал своих никонианских «полемистов с расколом», как сей г. Каптерев, утверждающий, между прочим, что они, эти «полемисты с расколом» при их нежелании (!?) быть беспристрастными при их неохоте (!?) серьезно и научно изучить интересующий их вопрос (о перстосложении), прибегают иногда к очень смелым и даже фантастическим предположениям, которые, несмотря на всю их очевидную (?) несостоятельность и непригодность, выдаются, однако за несомненную историческую истину!»¹² И это говорится огулом о всех «полемистах с расколом»! Развязный г. профессор, опираясь на плечо протоиерея Преображенского, смело произносит приговор даже над такими «полемистами», как архипастыри нашей церкви – святитель Димитрий, Феофилакт, Никифор, Филарет, Григорий, будто и они (не говоря уже об нынешних презираемых им полемистах) не имели ни «желания», ни «охоты» изучать вопросы о расколе с такою «серьезностью» и «научностью», как изучает их он – г. Каптерев, поощряемый о. Преображенским... Что г. Каптерев почему-то имеет «охоту» и «желает» «научно изучать» вопросы о расколе, кстати сказать, не имея ни малейшего отношения к его прямым занятиям как профессора всеобщей гражданской истории древнейших времен, – это мы видим; а серьезно ли и научно ли действительно пишет об этих вопросах, и имеет ли право так пренебрежительно и даже дерзко говорить о «полемистах», подобных митрополиту Филарету, митрополиту Григорию и др., это мы постараемся показать нашим читателям в особом разборе статей г. Каптерева, который не замедлим сделать. А здесь и теперь остановим внимание только на самом заглавии статей, которое дает уже достаточное понятие об их характере и может еще лучше объяснить, почему так рады им раскольники.

Статья носить заглавие: «Пaтpиapx Никон как церковный реформатор». Прочитав его, мы искали, не отмечена ли кавычками эта фраза церковный реформатор, как принадлежащая раскольникам и защитникам раскола. Тогда можно было бы, по крайней мере, думать, что в статьях предполагается решить (и, конечно, в отрицательном смысле) вопрос: справедливо ли раскольники считают и называют патpиapxa Никона «церковным реформатором»? А что нынешние раскольники, просвещенные Верховским, так действительно называют патpиapxa Никона это – несомненно. В сочинениях Верховского Никон постоянно изображается смелым и дерзким «церковным реформатором», а мнимая «реформа», произведенная им в русской церкви, – роковою, гибельною, потрясшей вековые основы, на которых держалась русская церковь. Этим, прежде не известным для них, иностранным словцом «никоновская реформа» нынешние «цивилизованные» раскольники означают то же самое понятие о соборном исправлении богослужебных книг при п. Никоне, какое составили о нем еще первые расколоучители, и какого с тех пор неизменно держится раскол, т.е., разумеют под ним совершенное искажение и уничтожение «древле-православия» на Руси, замену всего старого, древле-православного, древлерусского – и веры, и чинов, и обрядов – новым, никонианским, почему и самою церковь стали звать и зовут они не православною, а никонианскою, и членов этой церкви не православными, а никонианами.

Итак, мы полагали, что в заглавии статей г. Каптерева выражение «церковный реформатор» употреблено о Никоне собственно как выражение, принадлежащее раскольникам и подлежащее опровержению, каковое и предполагается сделать в статьях. Оказалось, однако, что мы ошибаемся. С первых же строк статьи очевидно, что это есть собственное выражение г. Каптерева, что и он вместе с раскольниками признает патриарха Никона «церковным реформатором», а его деятельность по исправлению церковно- богослужебных книг – «церковною реформою». Скажут, по одному заглавию и отдельным выражениям нельзя еще утверждать, что под никоновой церковной реформой автор разумеет именно такую, какую разумеют и раскольники? Положим, но, во всяком случае, разве возможны реформы в православной церкви, и разве церковь, в которой произведено, да еще одним лицом (ибо реформа названа никоновской) то, что принято называть реформами, разве такая церковь может уже считаться православною? Даже такие перемены, например, в управлении православной церкви, как учреждение патриаршества и Святейшего Синода, никто не решался (и справедливо) называть «церковными реформами», равно как царя Феодора и императора Петра с современною им церковною властью называть «церковными реформаторами». Тем несправедливее называть «церковной реформой» соборное исправление богослужебных книг при п. Никоне, которое имело целью только восстановление правильности и должного порядка в отправлении церковных служб и чинов; тем не справедливее называть «церковным реформатором» Никона, который действовал здесь не единолично. Лютер – вот истинный «церковный реформатор»; произведенное им переустройство католической церкви – это есть настоящая «церковная реформа». Зато и называется устроенная по его плану церковь реформатской и лютеранской. Раскольники в этом отношении приравнивают п. Никона именно к Лютеру, даже считают еще более злым еретиком, нежели Лютер, совместившим в себе всевозможные ереси, а потому и церковь, принявшую его мнимые реформы, называют никонианскою еще со времен Аввакума. И г. Каптерев, называя Никона «церковным реформатором», очевидно, вводит его в число таких же деятелей, как Лютер, и утверждая, что российская церковь реформирована Никоном, приняла его «церковные реформы», очевидно, исключает ее из числа церквей строго православных, не подвергшихся никаким реформам. Указывая на статьи г. Каптерева, раскольники имеют полное право говорить нам в глаза: вот, сами ваши ученые сознались, наконец, что ваша церковь реформатская, никонианская! Значит, мы справедливо называем вас слишком двести лет «никонианами»! Как же не радоваться раскольникам появлению статей г. Каптерева? И как не радоваться г. Каптереву таким блестящим результатам своих новых статей? А что скажут об них люди, искренно и горячо преданные православию? – этот вопрос, конечно, не интересен для г. профессора, стоящего выше всех религиозных предрассудков, дорожащего только «научным изучением». Но о нем не излишне было бы подумать о. протоиерею – издателю «Православного Обозрения». В самом деле, печатая статьи г. Каптерева, подумал ли он хоть немножко об этих бесчисленных православных русских людях, которых так возмущает дерзость и наглость раскольников, пользующихся всяким случаем, всяким неосторожным поступком и словом (особенно нашего духовенства), чтобы позорить эту столь дорогую им православную церковь? Подумал ли редактор, по крайней мере, о том, в какое неловкое положение поставил он самого себя и своих собратий, православных пастырей, напечатав статьи о патриархе Никоне «как церковном реформаторе»? Ведь первый встречный раскольник с полным правом может назвать его, издателя этих статей, не православным протопопом, а реформатским, или никонианским! Для о. Преображенского, быть может, это – безразлично; но это совсем не безразлично для других. В Москве православный епископ вместе с несколькими почтенными лицами из православного духовенства каждую неделю выходит на подвиг публичного собеседования с раскольниками, разъясняет им неправильность их учений о церкви и опровергает их нападения на церковь; здесь в Москве в семинарской церкви с неослабным усердием совершает тот же подвиг собеседования с раскольниками еще один смиренный служитель алтаря; здесь в Москве существует целое Братство, которое пятнадцатый год неустанно трудится в издании книг, способствующих вразумлению раскольников и привлечению их к церкви; – и вот здесь же, в Москве православный о. протоиерей печатает сочинение, где все эти почтенные деятели позорятся как «полемисты с расколом, не имеющие ни желания, ни охоты» серьезно заняться своим делом, прибегающие для борьбы с расколом «к фантастическим предположениям, очевидно несостоятельным и непригодным, выдавая их, однако, за несомненную историческую истину», – печатает сочинение, где патриарх Никон прямо называется «церковным реформатором», где со всевозможным старанием защищается двуперстие, против мнимых нападений на него со стороны «полемистов» и проч., – словом, московский православный о. протоиерей предупредительно предлагает раскольникам новое, скованное досужим профессором оружие против московских (и всероссийских) «полемистов с расколом». Положим, что это оружие – очень хрупкое и отразить его не особенно трудно. Но каково положение защитника православия, вынужденного бороться против своих, против православных же (по крайней мере, по имени), даже против православного протоиерея? И как ободряет это противников! Как любят раскольники пользоваться подобным оружием! «Протоколы» г. Филиппова и статьи Верховского (пока он не ушел к раскольникам), кажется, достаточно показали это. Напечатанные о. Преображенским статьи г.Каптерева получат, надобно полагать, такое же значение у раскольников, как произведение двух сейчас названных лиц. Худо, если о. Преображенский не понимал всего этого, печатая его статьи; еще хуже, если понимал и напечатал...

Но тяжело нам говорить о православных писателях, подобных г.Каптереву и о.Преображенскому: побеседуем лучше о г.Швецове и его сотрудниках: об этих можно говорить все-таки с уважением – они ратуют, как бы там ни было, за свое дело, не куют оружия для своих противников.

Швецов основал свое пребывание в селении Безводном (Нижегородской губ.); при нем находятся еще два монаха и один начетчик из мирян – Смирнов. Здесь у Швецова имеется большая библиотека, – более пятисот книг, и он проводит время большею частью в изыcкaнии и извлечении из этих книг свидетельств и доказательств в подтверждение своих излюбленных мнений о церкви и старообрядчестве. В течение зимы он имел, впрочем, более десяти бесед с известным нижегородским миссионером И. П. Ломакиным, – и в самом Безводном, и в селениях Таможников и Мокром. В настоящее время он занят, говорят, приготовлениями к предстоящей после Пасхи поездке в Петербург. Рассказывают что-то странное о цели этой поездки, – он приглашен, будто бы, не для беседы со старообрядцами и с православными миссионерами, а для чтения где-то и кому-то (конечно, православным) лекции о расколе. Об этом пишет сам Швецов в Москву и пишет как о деле решенном – извещает, что уже и занят приготовлением лекций. Все может быть! Пожалуй, и до того доживем, что г-н Швецов выступит в качестве профессора и будет с кафедры излагать студентам Духовных Академий свою теорию древле-православия, как г. профессор Каптерев излагает (надеемся, однако, не с кафедры) свое «научное изучение» двуперстия! Но пока дождемся лекций г. Швецова, рассмотрим одно интересное его рукописание, лежащее в подлиннике у нас на столе.

В Братском Слове, за прошлый год мы напечатали весьма любопытную беседу со Швецовым Н. И. Прохорова, происходившую в селе Лыскове. Беседа была отпечатана также отдельными книжками и стала распространяться. Швецову это не понравилось, и он начал всюду говорить, что его беседа изложена будто бы неправильно, в искаженном виде. Эти распускаемые Швецовым слухи вынудили г. Прохорова обратиться к нему с требованием точных указаний, в чем находит он неверность и искажение. Об этих его сношениях со Швецовым и о том, что, наконец, ответил ему Швецов, подробно рассказывает сам г. Прохоров в письме к нам, которое мы приводим здесь вполне. Вот что именно пишет нам Н. И. Прохоров:

Письмо к редактору

«По случаю отпечатанной вами брошюры о бывшей у меня беседе с О. В. Швецовым, в селе Лыскове 12 февраля 1886 г., г.Швецов, лично взявший у меня на Нижегородской ярмарке одну брошюру, стал жаловаться миссионеру нашему И.П. Ламакину, что будто бы я исказил нашу беседу ложью. На вопрос Ламакина, в чем именно заключается эта ложь, г. Швецов указать ничего не мог и, однако же, все более и более распространял он слух не только между своими последователями или старообрядцами, но даже и православными, что будто бы моя с ним беседа описана мною совершенно в искаженном смысле. Вследствие этого я вынужден был пригласить г. Швецова для восстановления истины приехать снова в село Лысково. Я написал ему следующее письмо:

Досточтимейший Онисим Васильевич,

По случаю нарекания с вашей стороны о беседе, бывшей у меня с вами в селе Лыскове 12 февраля 1886 г. и отпечатанной по сообщению моему в Братском Слове г. Субботиным, вы лично говорили нашему миссионеру Ивану Петровичу Ламакину, что я весьма много дозволил себе допустить в печати того, чего вы не говорили и чего совершенно на собеседовании не было. По поводу той же беседы, сего января 1 дня ко мне явился истинно преданный вашей религии болше-мурашкинский крестьянин Петр Дмитриев Оленичев, имеющий с вами свидание почти каждонедельное. Этот последний, кажется, и явился ко мне с единственною целью – укорить меня от имени вашего в недобросовестности описанной мною и отпечатанной уже вышесказанной беседы. Все эти нарекания для меня – не терпимы.

Я не признаю себя виновными в искажении истины в отпечатанной беседе, и вами по настоящее время никакого протеста в печати на нее не сделано; но для точной ее проверки, я прошу вас вместо того, чтобы распространять на меня голословную клевету, прибыть опять в село Лысково, где беседа наша и может быть проверена в присутствии бывших при оной слушателей как со стороны старообрядцев, так и со стороны православных. Для чего, конечно, вы должны уведомить меня предварительно, чтобы я мог оповестить предназначенное вами число на беседу и у кого следует испросить дозволение открыть беседу нашу во св. храме.

После сего дозволю себе заметить: не уклоняясь в ту или другую сторону, дайте мне прямой ответ по содержанию сего письма.

С уважением к вам честь имею быть известный вам книготорговец Николай Прохоров.

12 января 1877 г.

Долго ожидал я ответа на это письмо, которое мною послано чрез почту заказным; потом, 9 февраля, вторично послал такого же содержания письмо, и оно было доставлено Швецову уже чрез православного священника села Безводного о. Стефана. На это второе письмо я получил ответ, писанный карандашом, который при сем прилагаю, прошу вас отпечатать во всей точности. Между тем, со своей стороны считаю нужным сделать на него посильный разбор¹³.

Я приглашал г. Швецова прибыть в Москву для проверки бывшей у нас беседы. Я находил это удобным потому, что теперешнее пребывание г. Швецова находится в селе Безводном, отстоящем от села Работок в 20, а от Лыскова в 45 верстах. И, однако, г. Швецов от приглашения отказался наотрез. Он пишет:

«Получил от вас уже два письма в коих вы заявили свою обиду до нетерпения в том, аки бы мы вас оклеветали в недобросовестности отпечатанной со мною беседы. Требуете нас на публичное состязание у вас в селе Лыскове для того, чтобы вам при тех же свидетелях подтвердить свою истину относительно издания беседы.

«Да, я действительно вас относительно передачи посторонним лицам того, что я иногда высказываю вам, крайне недобросовестным почитаю¹⁴. В чем я от вас такую обиду потерпел еще в 1883 году в нижегородской ярмарке, так что несколько десятков лиц тогда обращались ко мне с вопросом, действительно ли я вам или г. Ломакину при вас сказал, что я намерен присоединиться к греко-российской церкви, что тогда и вынудило меня подробно описывать всю беседу, бывшую при вас с Ломакиным, не для чего иного, как только для опровержения вашей клеветы. Все-таки и та беседа моя осталась не отпечатанною, потому именно, что пресса не в наших руках»¹⁵.

Здесь г. Швецов ни одним словом не намекнул даже, что мною допущены неточности в отпечатанной беседе, ни одного слова не сказал о том, в чем находит он неточность, или неправильность. В упрек он становит мне теперь будто бы полученную от меня подобную обиду на Нижегородской ярмарке в 1883 году. Я помню случай, когда он был поставлен мною в самое затруднительное, безвыходное положение и уличен в лживости; но это было не в 1883 году, а в 1876. И дело совсем не в том, что будто бы мы с Ломакиным распространяли про него слух, яко бы он, Швецов, переходить желает в православие, а в том, что мы обличили его во лжи за ложную ссылку его на книгу: «Чин или форма присяги», печатанную будто бы, как он уверял тогда, в Москве до Никонова патриаршества. Он утверждал настойчиво, что книга эта имеется в библиотеке их бывшего архиепископа Антония. Так как мне хорошо известно по каталогам, что такой книги в печати не было, то я, отвергая ее существование, предложил Швецову сделать заклад по 50 р., чтобы на счет виновного съездить в Москву для обозрения помянутой книги. Швецов уклонился от этого предложения и замолчал, чем и показал перед всеми, что заведомо говорил неправду о книге. Тогда я сделал ему замечание, что в религиозных беседах, где заключается для многих слушателей назидание, подобная ложь непростительна. Это было в номерах Д. Я. Ермолаева, в № 50, занимаемых каждую ярмарку саратовским купцом А.П. Павловым. А речь о книге зашла по следующему поводу. У Швецова с Ломакиным была беседа в Мурашкине, на которой Швецов утверждал, что православная церковь погрешает против Евангелия употреблением клятвы в такой форме: «Клянусь всемогущим Богом». Эту самую мурашкинскую беседу он и доканчивал на ярмарке в лавке г. Павлова. Ломакин в защиту употребляемой православными присяги приводил соответствующие доводы (Апок. X, 6 ст. Евр. VI, 16), а в заключение спросил тогда Швецова: «Должна ли быть вообще употребляема присяга так или иначе в доказательство истины?» На это Швецов ответил: «Должна, но не в такой форме и не в таких выражениях, какие у вас» (т. е. православных). Ломакин спросил: «Какая же должна быть форма присяги?». Отвечая на этот вопрос, Швецов и сослался на небывалую книгу будто бы напечатанную в Москве до Никонова патриаршества. Я, хорошо зная, что имеется одна только книга: «Три чина присяги» и то напечатанная не до Никонова патриаршества, а в 1654 году, как полагают библиографы, и сделал Швецову вышеизложенное предложение съездить в Москву для рассмотрения книги. Когда Швецов отклонил мое предложение и не нашелся, что мне отвечать, все присутствующие поняли, не исключая и старообрядцев, что он говорил неправду. Вот это самое он и считает за обиду. В письме своем он говорит, что это было в 1883 г.; но и это несправедливо: я не только не присутствовал на происходившей у него с Ломакиным в 1883 г. беседе, но даже и не знаю, была ли у них в этом году беседа. Далее Швецов пишет:

«Но теперь своим описанием восстановить дословно бывшую чрез год с вами беседу уже не могу, потому что в течение у меня много было разных и с разными лицами бесед, и что где говорено было до буквальности уже не определю, однако же, как только прочел вашу беседу, как почувствовал, что вы о моих словах, но очень и очень много говорили ложно, не потому, чтобы оные вовсе были не говорены, но где умолчите о причине, а где не доведете до цели, вы просто и голо возьмете какую-нибудь середочку, а потому и вышло, что вы о правде наговорили ложно.»

Не может г. Швецов дословно восстановить, что́ говорил на беседе, совсем не потому, что год прошло времени, как была наша беседа, а потому, что не имеет чем доказать, что будто бы я исказил истинный смысл его слов. Я просил его указать, в чем он находит неправильность мною описанной беседы; он же в ответном письме ни на что не указывает, и это его молчание дает мне право говорить, что о беседе я писал в самой и точной справедливости. Для проверки этого я и приглашал его в Лысково; но он, как видим, и от этого отказался, хорошо зная, что беседа отпечатана в самом справедливом смысле, и что это подтверждено было бы присутствовавшими на беседе свидетелями. Неточность моего изложения он находит в том, что я, будто бы, местами «умолчал о причине» (какой?) «а где не довел до цели, но просто и голо брал какую-нибудь середочку». Но где же именно я так делал? Не кажется ли ему сокращенным мое изложение о том, как он хотел доказать древность двуперстного сложения своею заграничною книжкою, в которой для обмана простодушных людей напечатана ложная ссылка на небывалую «Книгу о вере», изданную будто бы в Могилеве в 1626 г. Захарием Копыстенским? Или же, быть может, г. Швецову показался неполным мой рассказ о том, как он отозвался о Кормчей книге Иосифовского издания, утверждая, что в предисловии к этой книге «какая-то чушь нагорожена», и что Иосиф патриарх «без основания, ни с чем не сообразно» допустил эту «чушь и нелепицу» в печатное издание? Но я со своей стороны вторично уверяю читателей, что тот и другой отзыв о старопечатных книгах Иосифовского выхода был действительно произнесен г. Швецовым, о чем бывшие при беседе слушатели и по настоящее время помнят и вспоминают с удивлением, как это мог «чушь и нелепицу городить» патриарх Иосиф! Я полагаю, что, скорее всего, г. Швецова не допускает приехать в Лысково для проверки напечатанной мною беседы такое неблаговидное, не только для старообрядцев, но и для самих православных, оболгание им старопечатных книг. Далее г. Швецов пишет:

«А что о правде можно говорить ложно, вот будет пример этому: разбойники людей убивают, а Моисей Боговидец убил египтянина, следовательно, Моисей был разбойник. Но можно ли будет так думать о том, кого сам Бог, свидетельствуя, сказал: вем тя кротчае паче всех человек. Но, между тем, сказано было за Моисея право, что он убил человека».

Если бы не имелось подлинного при сем посылаемого вам писанного своеручно Швецовым письма, то вы, конечно, не поверили бы, что столь известный старообрядчески начетчик, г. Швецов, мог писать такие нелепости, внушающие сожаление к писавшему, но не стоящие вниманья. Привожу, что он пишет далее:

«А что вы причины и цели в моих словах не соблюли – вот доказательство этому, что вы не поместили моих слов, которые приводил от седьмого тома соборных деяний (со стран. 612 и 628): Кто уничтожает или отвергает всякое писанное или не писанное церковное преданье, тому анафема».

Как только я получил это письмо Швецова, я прочитал его свидетелям, бывшим при нашей беседе, и они утвердительно сказали, что ничего подобного из соборных деяний Швецов не вычитывал, да и книги такой в его руках они (свидетели) тогда не видали; в своей ревности о правде они даже обозвали г. Швецов лживцем, употребляющим в письме недобросовестные увертки. И действительно, г. Швецов совсем не приводил на беседе эту соборную угрозу, что, кто уничтожает или отвергает всякое писанное или не писанное церковное предание, тому анафема. Но если бы привел, то клятву сию я обратил бы на его главу за уничижение и обозвание нелепицею церковных книг Иосифовского издания. Затем в письме говорится:

«Пусть твои свидетели засвидетельствуют и о сем, что я не говорил этого; но благодарение Господу. Я еще и до сих пор хорошо знаю, что вы на это пред нами были безответны. Но вы как-то совсем это позабыли».

Вот где г. Швецов проговорился, что он и до сих пор хорошо помнит нашу беседу; а выше сам же говорил, что дословно восстановить оную не может. Но напрасно г. Швецов утверждает, вероятно, для своих почитателей, не бывших при беседе, будто читал то, чего не было им прочитано, и что будто бы я сделался против него безгласным. Не мог я быть безответным против того, чего он не говорил. Вот и конец письма г. Швецова:

«Но довольно, не буду больше никогда спорить с вами, пусть вы – победители, и я пред вами – клеветник, что не стерпел, а выразил кому-то чувство своего против вас негодования. Теперь приходит время очищения грехов, то чем спорить за личность, лучше смириться. Почему и прошу у вас извинения в оскорблении честности вашей. Я сознаю себя, что лучше бы скрыть в себе свое против вас негодование. Потому, что я верую судитися пред Богом, испытующим сердца и утробы наши. Пред ним тогда книги разгнутся, и я тогда только и познаю, клеветал ли я на вас, или, наконец, сам от вас оклеветан. На беседу к вам я поехать не имею ни времени, ни желания. Остаюсь ваш доброжелатель А. Швецов, 10 февраля 1887 года».

Г. Швецов со свойственной ему иронией извиняется предо мною и сознает свою виновность, говорит, что приходит время очищения грехов, и чем спорить за личность, то лучше примириться. Но спор (скажу его словами) был между нами не из-за личности, как это и он сам должен понимать, а из-за веры православной, из-за клеветы старообрядцев на православную церковь, от которой они отделились, и которую называют еретическою и другими более хульными именами. Какая же в ней ересь, и в чем заключается? – вот что должен г. Швецов доказать и чего доказать он не мог и не может. На беседе он говорил, что всякое нарушение или изменение против узаконенного св. отцами есть ересь; а показать, какое именно нарушение, или изменение сделано в нашей православной церкви, от которой они воровски заимствовали свою хиротонию, совсем не мог. Да и хорошо известно ему, что ни против Евангелия, ни против апостольских посланий, ни против Кормчей книги, ни против Богословия Иоанна Дамаскина, церковь нимало не погрешает и изложенной в них веры и установлений ни в чем не изменила. Сам же он, г. Швецов, в 7-м ответе на известные 8 вопросов написал: «Нынешняя греко-российская церковь за нарушение чистоты правой веры вселенскою церковью еще не осуждена и в догмате богословия не погрешает».

В заключение скажу, что я не искал и не ищу победы, или праздного тщеславия (чего не даждь Боже и помыслить). Но так как я и сам был некогда гниющим членом церковного тела и заражал подобно г. Швецову православных сынов церкви своею болезнью раскола, то теперь по милосердию Божию исцелившись от сей болезни, и считаю себя должным, где могу, защищать православие и обличать раскол, боясь загробной жизни и страшного суда Христова. Тогда, находясь в расколе, и я, как все вообще старообрядцы, полагал свое спасение в двуперстном и только единственно в двуперстном сложении руки на крестное знамение. Теперь же знаю, что это заблуждение, и поставлял его на вид г. Швецову; он же исключительную древность двуперстия доказать не мог, равно как не мог доказать и погрешности в трехперстном сложении и прочих обрядах, употребляемых российскою и вселенскою церковью, а в ответном письме своем ничего и не упомянул об этом, как будто на беседе и речи о том не было. Да заградятся уста, глаголющия неправедная.

Книгопродавец села Лыскова Н. И. Прохоров

Прошлый раз мы говорили, как не удается Савватию отправить дьякона в любимую его Сибирь, в город Тюмень. Приведем теперь некоторые подробности, характеризующие и Савватия и его клевретов. Когда Савватий назначил в Тюмень дьякона Рогожского Кладбища Григория, который ехать в Сибирь совсем не желал, то по этому случаю ему пришлось войти в столкновение с некоторыми членами Духовного Совета. Савватий настаивал в Совете, что Григория можно и должно послать, так как в составе Рогожского причта находится два только попа, а диаконов три, значить один лишний. Но задобренный Григорием член Духовного Совета Новиков с некоторыми другими лицами сильно восстал против Савватия – никак не соглашался удалить Григория с Кладбища, а требовал, напротив, чтобы в соответствие числу дьяконов на Рогожское Кладбище был определен еще третий поп. Спор дошел до того, что Савватий, выведенный из терпения, сказал: «Когда дьяконом не могу распорядиться, то, что я за епископ... мне остается только оставить московскую паству: управляйте ею, как хотите!» Члены Совета увидели, что зашли далеко, стали успокаивать Савватия, предлагая ему других дьяконов для отправления в Сибирь, лишь бы только не посылал Григория. Тогда-то указали на служащего при самом Савватии в его домовой церкви – дьякона Евфимия. Так и решено было послать Евфимия; но, когда сказали ему об этом решении, он ответил: «я не вор, чтобы идти в Сибирь». «А когда ты не хочешь слушать владыки с Духовным Советом, – сказали клевреты Савватия, – то сейчас же убирайся отсюда» (то есть из квартиры Савватия)! Евфимий решился лучше уйти в Гуслицы, в свою деревню, чем ехать в Сибирь. Вместе с Евфимием выгнали его родственника, жившего у Савватия и прислуживавшего при архиерейских служениях: Перетрухин и Новиков делали им даже насилие, толчками выгнали со двора, выкидывали вещи и проч. Обиженные таким нахальством, Евфимий и его родственник хотели жаловаться, кому следует; но потом их упросили оставить дело. В том же собрании Совета, когда решено было послать Евфимия в Тюмень, Новиков принес жалобу на крайнюю распущенность жизни раскольнических дьяконов, проживающих на Рогожском Кладбище. Совет определил, чтобы каждый из трех дьяконов в наказание по очереди жил неделю и служил у Савватия в его домовой церкви безвозмездно. Но дьяконы, разумеется, не очень смотрят на это решение Совета: дьякон Иван, любимец Петра Драгунова, решительно отказался ходить к Савватию для служения, отговариваясь тем, что он будто бы вовсе не пьянствует; по его примеру и другой дьякон отказался служить у «владыки». Только дьякон Григорий из опасения попасть в Сибирь пошел и служит теперь у Савватия.

Паисий, именуемый епископ Саратовский, в конце второй недели великого поста, исполнив все требы у своих бывших духовных детей, уехал из Москвы в свою епархию. Он уехал крайне обиженный не братолюбивым отношением к нему Савватия, который решился даже послать ему запрещение служить в Москве. Это действительно явный признак неприязни Савватия к Паисию: ни одному приезжему в Москву раскольническому архиерею никогда не бывало запрету служить в Москве, а Паисию Савватий решился сделать такую обиду! Истинные окружники, расположенные к Паисию за его приверженность к Окружному Посланию, решительно говорят, что Савватий поступил так по наставлению коварного Петра Драгунова, который доселе питает злобу на Паисия за расположение к нему многих богатых старообрядцев в Москве.

Из Москвы Паисий отправился уже не в Саратов, где жил перед этим, а опять на Черемшан, где пребывают и именующиеся епископы: Пафнутий Казанский и Алексей Самарский. По приезде сюда Паисий встретил также неприятность. Пока он жил в Саратове и в Москве, его соперник Пафнутий Казанский подобрал себе партию единомысленников и обвиняет Паисия за разрешение черемшанских священников Израиля и Серапиона от запрещения, наложенного на них Пафнутием, – в злобе своей Пафнутий дошел до того, что именует Паисия еретиком, и в то время, как он жил в Москве, поставил в его епархии попа. Вообще положение Паисия в его епархии очень затруднительно. Московские окружникп до крайности удивляются противозаконным поступкам Пафнутия и говорят: «Прежде он очень любил указывать Антонию нарушения церковных правил, а теперь сам бесстрашно их нарушает! Прежде отказывался от управления одной Казанской епархией, а теперь вмешивается в Саратовскую, да не прочь присвоить себе и Самарскую (Алексей находится под запрещением)! Вот, пал он в вопрос об Окружном Послании против совести и собственных своих слов, признал уничтожение Послания справедливым и после этого падения падает все глубже и глубже».

В третью крестопоклонную неделю поста братство окружников, существующее под именем «Братства Честного Креста», праздновало свой праздник. И теперь просили они попа отслужить на их праздник молебен и панихиду по Ксеносе и прочих ревнителях Окружного: но попа, по-прежнему, им не дали. Выискался, правда, смельчак, поп Иоанникий, отслужить им молебен; но когда пришло время служить, и тот отказался под предлогом, что некогда. Братчики весьма обиделись этим и послали попу письменный выговор с напоминанием, что священнику лгать не следует. За отказ от попа злополучные московские окружники служили молебен и панихиду по-беспоповски. Замолитвовал уставщик, а пели общим хором все братчики в числе сорока человек; кадил кадильницею с рукояткою уставщик же. По окончании службы прежде всего прочитано было послание отсутствовавшего «оратора» г. Боева, разумеется, бестолковое; потом два присутствовавшие «витии», г. Антон Егоров и стихоплет Брилиантов, произнесли речи. В речах раскрывались задачи Братства, с беспощадностью обличались незаконные поступки Савватия и Духовного Совета в отношении к Окружному Посланию и лично к Братству, также вообще по управлению «древле-православия». Потом окружник Иголкин прочитал краткий отчет о деятельности Братства за истекший год, где упомянуто, между прочим, об открытии и закрытии публичных бесед, с жалобой, совсем несправедливой, на «никониан», что будто бы их угрозы были причиною закрытия бесед. Тут же обсуждалось предложение, не открыть ли вместо бесед читальню. Наконец, всеми присутствовавшими на празднике были подписаны заранее изготовленные два благодарственных адреса великим ревнителям «древле-православия» г. Швецову и г. Верховскому (Не эти ли лавры бывшего иерея Верховского пленяют о. протоиерея Преображенского?). Под адресами в числе прочих подписался и эконом Рогожского Кладбища Афанасий Соловьев. Адресы эти немедленно посланы были по принадлежности.

Недавно приехал в Москву из Черниговских слобод хорошо известный нашим читателям из статей о. Пимена, г. Сальникова и др. раскольнический поп Ефим Мельников. Он приехал, якобы, для свидания с сыном, служащим на фабрике у самого Арсения Иваныча Морозова, а, в сущности, затем, чтобы наведаться – нельзя ли получить теплое местечко попа на Рогожском Кладбище. Видно, в слободах житье приходит трудное, когда пристают с вопросами разные так называемые им «отступники»! Расчеты получить место на Рогожском и теперь, однако же, оказались тщетными. Ввиду неподатливости Сильвестра Балтского, под ведением которого состоит он, отказаться от Окружного Послания, московские приятели посоветовали Мельникову и не хлопотать о месте на Рогожском. В Москве Мельников не преминул, разумеется, принести жалобу на неприятности, причиняемые раскольникам и особенно ему, попу Евфимию с Сильвестром, от о. Пимена, которого не постыдился всячески чернить. Г. Мельников не сообразил одного, что его брань служит лучшим свидетельством в пользу о. Пимена, показывает, что этот смиренный и неутомимый проповедник истины пpaвocлaвия ставит защитников раскола в невозможность отвечать ему чем-либо другим, кроме брани. По совещании с московскими начетчиками, и, вероятно, с самим Перетрухиным, Мельников придумал написать вопросы о. Пимену, надеясь поставить его в затруднение: в вопросах этих повторяется старая песня, что единоверцы состоят будто бы под клятвами собора 1667 г. (недаром Мельников не расстается с «Протоколами» г. Филиппова!). Подаст ли он свои вопросы о. Пимену? – это еще вопрос, и притом весьма сомнительный; а что сам он доселе не ответил на поданные ему вопросы о. Пименом и другими, это, несомненно, бросает темную тень и на него, и на глаголемое старообрядчество, которому он служит.

Противуокружников партии Иосифа постигло большое горе: Тарасий Черниговский в начале сего марта помер. И сам Иосиф лежит при смерти, так что один, без посторонней помощи не может пройти по комнате. Тарасию еще задолго до смерти предлагали, чтобы он поставил себе в преемники одного инока Кореневского монастыря (о чем в свое время мы упоминали в летописи), но Тарасий под предлогом, что нужно отыскать получше человека, тогда не поставил епископа и теперь умер, не оставив преемника. Если Иосиф не в силах будет поставить епископа, если и он умрет, не оставив преемника, то его партии угрожает опасность совершенного уничтожения. Ввиду такого печального исхода попы – приверженцы Иосифа – сильно приуныли. Разумеется, большая половина их подчинится Иову, а другая половина из-за гордости, из нежелания покориться своим врагам из партии Иова перейдет на сторону мнимых окружников под управлением Савватия. И теперь уже эти мнимые окружники ликуют, полагая даже, что вся партия Иосифа перейдет на их сторону. Но едва ли будет так.

На Преображенском кладбище, о котором так редко приходится говорить нам по причине крайней замкнутости живущих на нем, совсем оскудели начитанные и сведущие «наставники» и «отцы». К первой неделе поста для исповеди здешних отцов прибыл из Псковской губернии самый знаменитый федосеевский отец и наставник по имени Василий Егоров. Узнавши, что один из его учеников перешел в церковь и определился на жительство при Никольском единоверческом монастыре, этот наставник воспылал ревностью и объявил, что желает иметь с защитниками православия беседу, дабы посредством оной паки возвратить своего бывшего ученика в беспоповство. Г.В. Сенатов, бывший беспоповский отец¹⁶ и многие другие очень рады были послушать знаменитого отца, чем он будет доказывать правоту беспоповства. М.Е. Шустов и другие православные собеседники под руководством о. архимандрита Павла готовились и очень желали с ним побеседовать; но наставник что-то скоро охладел в своей горячности сразиться с «никонианами»; со дня на день откладывает беседу и, должно быть, совсем от нее уклонится.

В заключении упомянем о пропаганде соперничающих даже с раскольническими проповедниками последователей сильно распространяющейся секты пашковцев. Проповедники и проповедницы этой секты стали посещать смежное с Москвой село Черкизово, населенное во множестве раскольниками. Узнали об этом в соседнем Черкизову Никольском единоверческом монастыре, и живущие здесь миссионеры Братства Святого Петра пожелали устроить беседу с пашковцами. М.Е. Шустов действительно имел с ними две беседы. Из пашковцев принимали в них участие три дамы и двое мужчин. Разбитые Шустовым, они не только прекратили беседы, но и совсем перестали являться в Черкизове. Простой фабричный народ рассказывает, что к ним на фабрики то и дело ходят книгоноши, и, предлагая для покупки Евангелия и другие священные книги, обыкновенно больше сами толкуют с народом и развращают его своим учением.

В нашей Летописи уже было упомянуто, что Ксенофонт Крючков, окончив свои беседы с раскольниками в Петербурге, отправился на новые миссионерские труды в Оренбургский край. Главной целью его поездки было положить основание для постройки единоверческой церкви в поселке Раннем. Это – один из лучших и наиболее богатых поселков, но весь почти заселен раскольниками: устройство единоверческой церкви в этом центре местного раскола было поэтому очень желательно в видах ослабления раскола. Средства на построение церкви в количестве 6000 рублей пожертвованы благотворителем – московским купцом Л.С. Брешневым при посредстве досточтимейшего ревнителя православия В.К. Саблера. На третьей неделе Великого поста во вторник о. Ксенофонт приехал в поселок Ранний, в течение всей недели отправлял службы для присоединившихся и готовившихся к присоединению старообрядцев, в субботу исповедал их и приобщил святых таин, а в воскресенье совершил закладку единоверческой церкви с подобающей торжественностью к общей радости присутствующих на этом празднестве. Вот что писал об этом сам о. Ксенофонт в Петербург к одному высокому покровителю его миссионерской деятельности:

«Да возрадуется ваша благостнейшая душа о совершившихся Божиих благодеяниях в Уральской области! По вашему приказанию на второй неделе Великого поста в среду я отправился из Оренбурга в Уральскую область. Первую беседу сделал в Ивлеве, 1-го марта; потом вторую – в Кенделях; отсюда с двумя своими певчими приехал в Ранний Поселок, где предположено строить церковь на те деньги, которые благостнейший Владимир Карлович расположил пожертвовать на этот предмет доброго благодетеля А.С. Брешнева. Я расположился на квартире у казака Михаила Харитоновича Кузнецова, бывшего раскольником, но недавно в Оренбурге присоединившегося к церкви¹⁷. У него в доме и начали служить: служил всю седмицу со своими певчими. Повесили на высокий шест колокол в 35 фунтов, который привезли с собой из Оренбурга, и начали звонить, чего в поселке никогда не бывало. Народ пришел в изумление, говорили: что сие бысть? На звон стал стекаться к службе народ не только из поселка, но и со всей окрестности, – и православные, которые редко когда бывали в храме Божием, и даже старообрядцы, – из них одни молились вместе с православными, другие только смотрели и слушали. После каждой службы я разъяснял народу истины веры и учение о святой церкви. К концу недели народ стал собираться в таком числе, что не могли и вмещаться в доме. В пятницу исповедников было у меня сто двадцать человек: многие из них не бывали от роду на исповеди, даже старики; другие хотя и исповедывались у окрестных священников, но очень редко. А десять человек были старообрядцы, готовившиеся к присоединению, в том числе семья М.Х. Кузнецова. В субботу я со всеми говельщиками отправился в церковь за 17 верст в станицу Бородинскую, где служил литургию. За литургией совершен был чин присоединения старообрядцев, и все говельщики в числе 120 приобщены святых таин тела и крови Христовой. Радость и торжество были неизглаголанные. Потом все на нескольких подводах отправились домой точно с какого-нибудь праздника, – да и поистине это был великий праздник!

В воскресенье служили утреню и часы. После часов я и о. благочинный Голованичев, который нарочно приглашен был мною из Уральска, со святыми иконами в сопровождении многочисленного народа пошли на место, назначенное для построения храма и здесь совершили освящение.

«Слушатели благочестивые! Вот на месте сем, среди окружающего темного раскола, ныне положено основание храма Божия, в котором будут возноситься молитвы к Богу и будет совершаться приношение бескровной жертвы за грехи людей по слову Господа: сие творите в мое воспоминание, до скончания века, дóндеже приидет. И приходило ли на мысль кому-либо из вас, други моя, чтобы столь великое дело – устроение святой церкви – могло совершиться здесь, в вашем поселке?

Считая сие дело невозможным, вы не имели о нем помышления. Но истинно слово Господа, что невозможное от человека, возможно суть от Бога. Божиим изволением устроилось и сие дело; Бог возбудил заботу и старание о вас в высоких сановниках, живущих далеко отсюда, внушил им желание облагодетельствовать вас построением у вас храма Божия; Бог расположил и сердце доброго благодетеля, давшего потребные средства на построение храма. Усвойте себе и крепко утвердите в сердцах ваших эту непререкаемую истину, что здесь явно изливается на вас милость Божия и Божие благословение на место сие. Должны вы поэтому выну благодарить Господа Бога за его о вас отеческое попечение. Должны также всегда поминать в молитвах ваших имя щедрого храмоздателя раба Божия Лаврентия и тех ваших благодетелей, которые расположили его на это доброе дело, а также и тех, кто прилагает заботу о построении вашего храма: ибо все они достойны великой от вас благодарности как орудия Божия о вас попечения.

И вам, глаголемые старообрядцы, построение храма сего да послужит во благо, да способствуют обращению вашему к истинной церкви Христовой. Гласом церкви умоляю вас: оставьте ваши неправые мнения и ваших незаконных пастырей, которые вели и ведут вас по ложному пути. Благодарение Богу, – многие из вас этот путь оставили и вошли во святую Церковь. Последуйте и вы примеру их; не ожесточите сердец ваших наипаче против Божия благодеяния, видимо изливаемого на ваше место, не отвращайте слуха вашего от учения Церкви Христовой. Сам Христос неложными усты своими изрек: аще кто церковь преслушает, буди тебе яко язычник и мытарь. Если что в учении церкви вам кажется сомнительным, вопросите знающих людей, и сомнения ваши при помощи Божией будут разъяснены вам. Оттого-то и происходят между вами разные кривые толки о предметах веры, что вы не хотите послушать наставников, возвещающих истину на основании слова Божия, а слепо следуете своим лжеучителям и лжепастырям, которые не знают и не хотят знать ни Слова Божия, ни святоотеческого учения о церкви. Выдают себя пред вами за начетчиков, а от публичных бесед с нами уклоняются, очевидно, опасаясь, что обличено будет их невежество. Таковы особенно ваши именуемые попы австрийского произведения.

Помолимся, братия и сестры, Господу Богу, чтобы из вашего поселка и из всей здешней местности прогнан был мрак раскола с его лживыми пастырями, чтобы воссиял среди вас свет истины Христовой и храм Божий, основание которого мы положили теперь, соделался для всех вас единым и общим местом молитвы единому Богу в Троице славимому. Аминь».

«Так совершили мы с великою радостью закладку церкви в Раннем Поселке 8 марта, в третье воскресенье великого поста. Вечером того же дня происходила у нас при большом стечении народа жаркая беседа с австрийским лжесвященником (неокружником) Захарием, который приехал из Уральска для «исправы» своих ранненских прихожан. Я предложил ему следующий вопрос: «После собора 1667 года составляло ли ваше общество соборную апостольскую церковь с тремя чинами иерархии и семью тайнами?» Захарий, долго помявшись, ответил: «Составляло». Я спросил: «Кто же у вас совершал все церковные семь таин?» Захарий ответил: «У нас епископов не было; но мы их не гнушались, мы от вас принимали священников». Я заметил, что спрашиваю не о приеме священников, а о том, совершались ли у них все семь таин, потому что их священники имели рукоположение. А один из ранненских начетчиков прибавил, что священник совмещает в себе все три чина, потому что, когда его рукополагают, то при этом находятся епископ и дьякон. Я потребовал указать, где о том написано, что священник совмещает в себе все три чина, и нигде, разумеется, свидетельства о том они указать не могли. Наконец я довел собеседников до сознания, что епископов у них не было почти 200 лет, и тайна хиротонии не совершалась. – «Значит, у вас церковь была с 6-ю тайнами?» – спросил я. Захарий ответил: «Да». Тогда я привел свидетельства и доказательства, что если у старообрядцев не было тайны хиротонии, не было совершителя сей тайны – епископа, то не было у них ни одной законно совершаемой тайны, и церкви старообрядцы не составляли. После этого Захарий уклонился в сторону, начал укорять церковь, что она верует в Иисуса, а имя Иисус есть имя антихриста. Я спросил: «Кто до Аввакума хулил так имя Иисуса Христа, как ты хулишь теперь?» Он ничего не ответил. Тогда я взял у него книгу, напечатанную в Киеве, толкование на 14 посланий Апостола Павла, и показал напечатанное в ней ранее п. Никона имя Иисус. А потом из Выписок Озерского привел многочисленные о том свидетельства, что имя Иисус писалось и произносилось в древности у нас на Руси. Народ за дерзкую хулу на имя Иисус сильно осуждал Захария, а старообрядцы из окружников вступили в спор с ним. Беседа кончилась в 2 часа ночи. На другое утро мы опять беседовали о разных предметах и о мнимых ересях православной церкви. Захарий под конец совсем отказался защищать свою лживую иерархию. И за это и за его богохульство об имени Иисус старообрядцы, особенно окружники, сильно напали на Захария и уличили его, что он еще Антонием Шутовым лишен сана за гнусные грехи. Захарий со стыдом и позором уехал из Раннего Поселка в Генварцев. После этих двух бесед еще пять человек из старообрядцев объявили мне о своей готовности присоединиться к церкви. Присоединение я отложил до страстной седмицы.

10-го числа и мне пришлось быть в Генварцевом Поселке. Здешние старообрядцы, приезжавшие в Ранний слушать мои беседы с Захарием, теперь заставили его еще беседовать со мною. Мы беседовали почти семь часов. Поп Захарий остался безответен, и старообрядцы были очень недовольны им; многие объявили мне о готовности присоединиться к православной церкви. 11-го числа имел еще беседу в поселке Рубежном, куда приехали послушать беседу некоторые духовные дети Захария из Генварцева. В Рубежном казаки заявили мне о своем желании построить здесь церковь и открыть приход. Помог бы Господь устроить и это святое дело!

Пишу вам с великою радостью, ибо никогда еще мое путешествие не сопровождалось такими благими успехами».

29 марта, в неделю Ваий, в Москве совершилось торжественное присоединение к церкви бывшего федосеевского наставника, или «отца» Г.В. Сенатова и его сына Василия, 18-летнего юноши. Наши читатели достаточно знакомы с личностью Г.В. Сенатова, получившего особенную известность своим противодействием нечестивым постановлением федосеевского собора 1883 года, история которого подробно изложена в «Братском Слове»¹⁸. Здесь напечатаны и весьма любопытные «вопросы» Г.В. Сенатова федосеевским «отцам», изгнавшим его с собора¹⁹: в первой части этих вопросов они описали свою жизнь в федосеевском обществе со многими весьма любопытными подробностями, характеризующими безнравственную жизнь федосеевских безбрачников. В дополнение к этому описанию считаем не излишним привести здесь автобиографические сведения, изложенные Г.В. Сенатовым пред самым присоединением его к церкви. Вот что повествует он о себе:

«Родился я от православных родителей – Василия и Марьи, святое крещение и святое миропомазание получил от православного священника. Выучился у одного родственника грамоте и от двенадцати до двадцатилетнего возраста усердно посещал православный сельский храм, даже на клиросе читал и пел, и прислуживал в алтаре священнику. В православном же храме браком сочетался и дочь крестил. Если я бывал дома, то ни одного праздника не пропускал, чтобы не сходить в Божий храм на святую литургию. Так я находился в православии непоколебимо до 20 лет своего возраста, а потом поколебался и, наконец, совсем разлучился со своею духовной матерью – святою православною церковью. Случилось это таким образом. По Божию попущению, а по действу – врага рода человеческого, в нашем селе были раскольники (они и теперь есть). Раскольники эти были так именуемые по Спасову согласию, или нетовцы. Они крестятся и браком сочетаются в православной церкви, но не считают себя ее сынами, не принимают святых таин и погребаются по-своему, без православного священника. Мой односелец Евдоким Семенов Карегин в то время был у них вроде наставника; к нему нетовцы сходились почитать и молиться (молились они только по Псалтыри), сходились не только свои односельцы, а и из ближайших сел и деревень. Вот этот лжеучитель как-то и сказал мне:

– Послушай, Гаврила Васильич, ведь у нас в церкви – антихрист, в алтаре на престоле дьявол сидит. Ему-то вы и молитесь. Я удивился и попросил объяснить, что это значит. – Да вот Никон-патриарх, – начал объяснять нетовец, – все древние книги перепортил, оставил истинного Исуса, а лживого, до тех пор неведомого Иисуса принял за Бога, Богородицу вместо обрадованною – благодатною назвал, и в «верую» истинного перестал поминать, а только «и в Духа Святаго, Господа, животворящаго».

Да и множество другого подобного этому он мне наговорил. Другой раз поговорили так же и о том же, потом третий и больше. Я попросил у него посмотреть какую-нибудь книгу, напечатанную при патриархе Иосифе. Он показал мне учебную Псалтырь со сказанием о крестном знамении. Я посмотрел и вижу, что тут велено слагать персты для крестного знамения по-другому, а не так, как слагают православные. Это меня смутило и заронило мне в душу искорку о неправоте православной церкви. Я вместо того, чтобы обратиться к приходскому священнику за разъяснением, перестал ходить в православный храм и сим еще более дал себя во власть врага. Хотя я совсем с Карегиным не согласился (нетовцам я потому не поверил, что они обзывают церковь антихристовою, а крещение от нее принимают), но сомневаться о правости православной церкви все более и более стал. За разъяснениями обращался исключительно к таким же раскольникам, как Карегин, а потому вражда к православной церкви разжигалась все более. Так прошло два года. Около 22 лет от роду я поступил к владимирскому купцу Володину в рощу в сторожа. Как сам хозяин, так и приказчик его, управляющий в роще, Павел Васильев Торлов были раскольники по федосеевскому согласию. В рощу я поступил вскоре после Пасхи. Никаких разговоров о вере все лето до Преображения Господня (6 августа) не было. У меня с собою была Псалтырь, по ней я и молился. Так и в самый праздник Преображения Христова пред вечером я, помолившись немного Богу, вышел на лужайку. Вскоре за мною сюда же вышел и Торлов; он тоже только лишь отмолился вечерню. Легли оба на лужайке, недалеко друг от друга и разговорились кое о чем. Вдруг вдали за лесом послышался звон. Это в ближайшем селе благовестили к вечерне.

– Вон ваши еретики-то зазвонили, – сказал мне Торлов.

– А может, ваши, – ответил я.

– Нет, не наши. У вас чужой Бог, а у нас истинный. Вот и ты сейчас молился чужому Богу. Ваш Бог – Иисус (раскольники делают ударение на втором слоге).

– А ваш какой?

– Наш – Исус.

– А Иисус разве не Бог?

– Нет, не Бог, а сатана.

Я задумался, а потом спросил его:

– Неужели я в сатану крещен?

– Да, в сатану, – ответил Торлов.

– Так значит нужно еще креститься.

– Да, необходимо нужно креститься. Еретическое крещение несть крещение, а паче осквернение.

Этот разговор с Торловым окончательно сгубил меня и вринул в Преображения Господня, то есть после этого разговора с Торловым, как я уже был перекрещен в федосеевство и наречен Иоанном во имя святого Иоанна Златоуста (13 ноября). Хоть мне и не особенно желалось переменить свое имя, но, однако, согласился. В каком году это случилось, то есть, в каком году я совлек с себя боготканную одежду святого крещения и святого миропомазания, в точности не помню – наверное, в 1862 или 1863 году. С этих пор началась моя жизнь в дебри пагубного раскола и продолжается доднесь. Дай, Всемилосердый Господи, чтобы этот день был последним днем моего странствия вне святой православной церкви!

Вскоре за мною перешли в раскол моя жена и мать; родителю же Бог не допустил перейти, он кончил свою земную жизнь православным. Вслед за моими родными начали переходить в раскол, один по одному, многие мои односельцы, увлекаемые мною. Переходили мужчины, женщины и целые семейства. Года через три в нашем селе федосеевцев было уже человек шестьдесят. Я в своем доме устроил моленную, завел по праздникам службу и всячески старался распространять принесенное мною, а дотоле в нашей местности неведомое федосеество. Бог мне попустил сие, а враг содействовал, и все новые и новые жертвы запутывались в сетях федосеества, вырывались очень немногие. Федосеество в нашем селе год от году росло и крепло. Так продолжалось до 1887 года, когда я переехал на жительство в Москву. Совершилось сие по явному Божьему Промыслу. Господь, всем спастися хотящий, восхотел и мне прийти в чувство и в разум истинный. Вот как Божий Промысел долгими годами вел меня к очувствованию.

Немного спустя после моего перехода в раскол у моего уже упомянутого односельца Евдокима Семенова Карегина родился ребенок. Отец обратился ко мне с просьбой, чтоб я окрестил новорожденного. Я хоть и не сразу согласился. После этого и за это меня отдали отцу благочинному на увещание. Увещание никакой пользы не принесло, несмотря на все усердие отца благочинного, а еще более тогдашнего приходского священника отца Евфимия. Вечная память рабу Божию иерею Евфимию! Он жалел, любил меня; ему я прислуживал в святом алтаре. Сколько раз он уговаривал меня оставить раскол, раскаяться, даже предлагал отправиться со мною к в Бозе почившему приснопамятному святителю Филарету, тогдашнему митрополиту московскому.

– Раскайся, Гаврила Васильич, – увещевал меня о. Евфимий, – ведь после одумаешься.

Что я одумаюсь, это мне кроме о. Евфимия еще два священника предсказали. Слава Тебе Господи! Вот и сбываются сии предсказания.

Так на увещании со мною ничего не сделали, отдали под суд, и 11 августа 1865 года меня арестовали и заключили в тюремный замок. 20 мая следующего года из тюремного замка меня по ходатайству бывшего моего хозяина Володина выпустили, оставив дело нерешенным. В начале 1870 года померла моя жена и из-за похорон у нас со священником (о. Евфимия уже не было) вышел спор. Священник не соглашался похоронить покойницу, если я не дозволю ему над своим двухлетним сыном совершить таинство святого миропомазания (крещен он был по федосеевскому обряду). Я, конечно, не дозволил сего, и священник поднял вновь приконченное, но нерешенное дело, и донес, что я распространяю раскол. Пошло следствие, меня взяли под надзор полиции. Так продолжалось до 1875 года. В этом году, 26 мая, на окружном суде меня осудили лишить всех прав состояния и выслать в Закавказский край на поселение. Судом я остался недоволен. Меня опять посадили в тюремный замок, где я, как и первый раз, просидел около девяти месяцев. Московские федосеевские главари взялись за меня хлопотать, и вот через два года после этого я по суду был совершенно оправдан. В этом же году осенью я по приглашению своих московских приятелей переехал на жительство в Москву. Здесь меня сделали наставником, а потом дали как бы в приход федосеевцев, живущих около города Горбатова (в Нижегородской и Владимирской губерниях). В это же время между мною и московскими федосеевскими главарями начались раздоры из-за детей: они приказывали мне отдать их куда-нибудь и остаться одному; я на это не согласился. В конце 1879-го или в начале 1880 года в федосеестве началось движение в пользу брака сначала на Волге, а потом перешло в Москву. Я кое-когда и прежде сомневался в федосеевском учении о браках, а в это время мало-помалу во всеуслышание стал говорить, что к женатым нужно относиться помягче, что их необходимо принимать на исповедь. Из-за этого я с московскими федосеевскими главарями стал расходиться все более, и, наконец, на так называемом у федосеевцев большом соборе в августе 1883 года совсем ими был изгнан из федосеевства. После сего я очутился без всякого пристанища. Что делать, куда деваться? Из федосеества изгнан, к другому никакому согласию не пристал. Начал читать. Потом подрос сын, и он стал читать, И вот Господь осенил меня своим Божественным светом и возрек истину моей загрубелой тогда и зачерствелой душе».

Сын Г.В. Сенатова был одним из орудий Промысла Божия к возвращению его из раскола в церковь. Любовь к сыну, с которым варварство федосеевцев-безбрачников хотело разлучить его, пробудила в нем первые сомнения относительно федосеевства и федосеевского возмутительного учения о безбрачии. Она же расположила его не противодействовать желанию сына получить образование, даже поощрять в нем охоту учиться²⁰. По мере образования юноша яснее и яснее начал понимать заблуждения раскола. Он стал посещать о. архимандрита Павла, чему отец также не противодействовал. Нередко бывал он и у нас. На вопрос: почему он остается в расколе, понимая всю ложь раскола, юноша отвечал, что без отца не решится присоединиться к церкви, а в отце уверен, что он постепенно, сам собою, придет к сознанию лживости раскола. Нам очень нравилось это благоразумие молодого человека и эта, если можно так сказать, деликатность, с какою относился он к убеждениям отца. Постоянные искренние беседы о религии между отцом и сыном, совокупное чтение книг, и особенно священного Писания, привели действительно к тому, что отец решительно склонился к церкви. Он стал посещать о. архимандрита Павла, а затем и принял намерение присоединиться к церкви. Предварительно он намерен был подать «отцам» и попечителям Преображенского Кладбища «вопросы» и приступил к их составлению. Но потом, не желая медлить присоединением, особенно в виду приближавшегося праздника Пасхи, решился послать только на Преображенское «Прощальное письмо», которое действительно и препроводил туда накануне присоединения, 28 марта. Приводим вполне это достойное внимания письмо.

Гаврила Васильева Сенатова, бывшего федосеевского «отца», прощальное письмо к федосеевцам Преображенского Кладбища.

«Братия и сестры! Я родился, вырос и возмужал телом не вашим по вере; потом стал вашим; а теперь опять делаюсь не вашим, а тем же, каким был прежде, когда еще не знал вас. Случилось сие вот почему, скажу коротенько.

В своей молодости я познакомился с одним из ваших. Он наговорил мне, что в великороссийской церкви антихрист с сатаною царствуют; что в ней все нехорошо, все погрешено, все еретическое. Хотя я и грамотен был, а Писания в то время нисколько не знал, а потому и поверил сему человеку; поверил, что церковь пала; что благодати священства мы лишились; что теперь ни тела, ни крови Христовых не приносится под видом хлеба и вина, то есть чувственно; что теперь время плача и рыдания, потому что церковь стала неполноправною, умаленною и даже лишенною Божией благодати. Ревность моя разгорелась, и я сделался вашим по вере. Так прошло много лет, почти тридцать. Много я за это время потерпел за свой переход к вам; все это вам известно. Трудно телу все сие было переносить, но дух не мучился: я был спокоен; я утешался мыслию, что страдаю за веру Христову. В этом я был крепко убежден; о других верах не думал и книг не читал. Говорю о книгах Ветхого и Нового Завета и о толкованиях на сии священные книги святых и богоносных отцов. Не диво, что я не читал сии священные книги, а диво, что во все без малого тридцать лет моего в вашей вере пребывания я из своих по вере ни одного не видел читающего сии книги или прочитавшего; не знаю, но все это время встретил ли я более двоих, которые бы прочитали – о всей Библии даже и не говорю – весь Новый Завет, то есть Евангелие и Апостол. Ничего бы сие не значило, если бы я все время прожил где-нибудь в глуши, в деревне, никуда не выезжая; а ведь я давно уже живу в Москве и имею обширное знакомство с горбатовскими, казанскими и других мест федосеевцами. Правда, я сам читал много и своих же читающих видал; но как я, так и прочие читали не книги Ветхого и Нового Завета, а все какие-то выписки и все более об антихристе. Не правду ли, братия и сестры, я говорю? Подумайте вы о себе: читал ли кто из вас все Евангелие, Деяния и Послания Святых Апостол? Ведь не читали и не слыхали, кроме службы; а за службою читается немного, да и трудно понимается и еще труднее запоминается. Не впервые я говорю об этом: говорил, когда еще с вами был. И что же, братия и сестры, приходилось мне выслушивать на мои слова, что нужно бы почитать Евангелие и Апостол? Вот что: «Евангелие писано не для нас; это все было да прошло. Мы живем после Никона и должны руководиться тем, что для нас писали наши предки». Сии слова, братия и сестры, не доказывают ли, что мы заблудились, заблудились во тьме неведения святого Евангелия. Говорим мы, что Евангелие было, да прошло; а разные писания разных предков почитаем за пределы вечные, что к ним ни прибавить, ни убавить нельзя. Справедливо ли так говорить? Не значит ли сие – прямо не верить во Христа Спасителя? Он сказал, что его Евангелие вечно, а мы говорим «оно было, да прошло!» «Небо и земля мимо идут, а слово мое не прейдет», сказал Сын Божий. А мы говорим: Евангелие было только до Никона!

Тем более горько слушать сие, что вы свое общество нарицаете Христовою церковью, а Христу не веруете; не веруете, что святое Евангелие вечно. Мы должны веровать не по статьям каким-нибудь, установленным сими предками, а всецело, во всей полноте, по Христову установлению и по установлению всей вселенской церкви, но не одного кого-либо. «Основания бо иного никто же может положити паче лежащего, еже есть Иисус Христос» (1-е Послание к Коринфянам, глава 3-я, ст.2, начало 128-е). И сего ради нарицается святая соборная и апостольская церковь: «Се есть церковь соборная, яже всему Евангелию и всему учению вселенских соборов верует, а не части. Се есть церковь соборная, яже не верует веру умышленную, ниже держит тайны, от единого коего человека установленные, но се верует и на се уповает, еже Господь Бог предаде и весь мир соборно похвали и прият» (Катехизис Великий, гл. 25, 121-ый на об.) Видите, та есть соборная и апостольская церковь, которая верует всему Евангелию, а не части; которая не верует в установления одного кого-либо.

Теперь скажу, какие книги мы должны почитать Божественными. Вот что́ постановлено святыми Апостолами в 85 правиле. «Да будут же вам всем, причетникам же и мирским людям, книги честные и святые. Ветхого убо завета Моисеевы книги пятеры: Бытие, Исход, Числа, Второй Закон, Иисуса Навина едина, Судей едина, Руфина едина, Четверы царства, Паралипомены двои; Ездры двои; Есфирина едина; Маккавейские трои; Иовля едина; Псалтырска едина; Соломони четверы: Пртитчи, Екклисиаст, Песни песней, Премудрости, Пророческих 12-ть. К тому же Исаина едина, Иеремина едина, Иезекиилева едина, Даниилова едина. Кроме же сих вам приписано будет нами поучати вам, юные дети, книги премудрости многоученого Сираха. Наши же книги, сиречь Нового Завета: Евангелистов 4: Матвеево, Марково, Лукино, Иоанново; Павлова послания 14, Петрова послания 2, Иоаннова послания 3, Иоаковля послание едино, Иудино едино, Толкование. Заповедовше в правилах честных, како подобает им почитати книги, и таковые изочтоша (Кормчая, гл. 1-ая, правило св. Апостол 85-е)».

Другие книги почитать наравне с выше исчисленными не должно; сие будет преложение вечных пределов. Так повелено 24-м поместного собора иже в Карфагене: «Ничтоже, кроме именованных книг в правилах, в церкви да не почитается во имя Божественных писаний; сия же суть правилы именованные книги». Далее перечисляются книги Ветхого, а потом и Нового Завета, уже перечисленные в 85-м правиле Святых Апостол.

И святой Григорий Богослов, исчислив вышесказанные в 85-м апостольском правиле книги, написал: «и се все имаши, прочая же же кроме ихне суть ближняя» (Кормчая, лист 265-й на обор.). И святой Амфилохий после поименования книг Ветхого и Нового Завета написал Селеквии: «Негли убо прилагают множайшии, чуждо глаголют се: но не ложное правило да будет Богодухновенных писаний (Кормчая, лист 266 на обор.).

Вы скажете: «Разве так мы ничего и не читаем? Прологи читаем». Правда ваша, что вы читаете Прологи и другие подобные книги. Но, читая Прологи и другие Цветники, нужно ли оставлять без внимания и книги Ветхого, а особенно Нового Завета: Евангелие, Послания и Деяния Святых Апостолов? В сих книгах – наш живот, наше основание в вере, наше спасение. Ведь вы хотя и говорите: «Евангелие было, да прошло», а в душе-то не верите сему. Читая сии строки, пусть каждый из нас задаст самому себе вопрос: «Верю я Евангелию или нет?» Так и спросите себя; спросите себя потом, что если не верите Евангелию, что оно – вечно, то нужно ли верить и тому, о ком в Евангелии написано, – самому Христу? Ни один из вас не скажет, что Христу не должно верить; а если должно ему верить, то должно верить и тому, что Он сказал: иначе не будет веры. Какая же будет вера, когда мы будем говорить: «Да, мало ли что тут написано?» Только потому вы говорите: «Евангелие было, да прошло», что не ведаете святого Евангелия и не знаете, что в нем написано.

Вот мой вам всем душевный совет: читайте Прологи и Цветники, но Евангелие не оставляйте; также не оставляйте и другие книги, поименованные в 83 правил Святых Апостолов; если кому всех сих книг много, то хоть один Новый Завет читайте. Для разъяснения неудобопонятного обращайтесь к толкованиям святых отцов, – Златоуста, Феофилакта Болгарского и других.

Итак, когда я был вашим, книги не читал, о вере не думал, считал, что в правоте нахожусь, в панихиды только стоял, иногда крестил и на исповедь принимал. Так же, может быть, было бы и в настоящее время. Но вот в августе месяце 1883 года меня выгоняют с большого бывшего тогда собора и отлучают всем собором. За что меня отлучили, вам известно: а именно за то, что я стал говорить: церковь должна быть с двумя путями – девственным и брачным, как сказано в Евангелии. Я остался один, сделался свободным и мало-помалу начал читать книги и разбирать прочитанное. А в книгах я встретил, между прочим, и следующее. Ради краткости приведу два примера из книги, называемой Златоуст, из поучения святого Иоанна Златоустого о страстях Господних в неделю 5-ю поста: «И еще время настоит постное, должны есмы непорочни быти, да приимем достойно тело и кровь Господню, яко люто есть христианином нарещися, а не приимати таин Христовых, иже и неверным подобны, и армены нарече, иже самоохотно небрегуще спасение, причастия удаляются». Ниже: «Аще же кто, живя чисто и в покаянии, а не приемлет таин Христовых, не может спастися. Рече бо Господь: ядый мою плоть и пияй мою кровь во мне пребывает и Аз в нем». Не задуматься над такими словами невозможно. То я все говорил, что мы добродетелями и добрым житием приобщимся тела и крови Христовой; а тут вдруг оказывается, что как не живи, а не причастишься – спасен не будешь. Но ведь мы теперь лишены! – утешил я себя. Проходит немного времени, и мне попадаются в той же книге во втором слове о блудном сыне сии слова: «Не глад хлеба, но еже не слышали словеси Божия, и нача лишатися, еже не прияти части святых честных таин, иже не боятся Бога: а боящимся Бога никогда несть лишения». Значит, старообрядцы не боятся Бога и не слушают святого Христова Евангелия! – подумал я; а если бы боялись, то и не лишились бы священства и приобщения Христовых таин!

Потом мне пришло в голову, что мы хотя и говорим: «теперь время плача и рыдания», а никогда не плакали и не рыдали; что наши отцы хотя иногда и называют себя простецами, а делают не простецкие дела: собирают соборы, уставляют законы, отлучают и вновь прощают; а в одном письме в Казань так назвали себя светилами миру и пастырями церкви. Вот я и думаю про себя: ведь и я был отцом; так неужели я тогда был светилом миру и пастырем церкви? Да кто же меня поставил в пастыри? Не самозванцем ли я тогда был? Самозванцем.

Также нельзя было не задуматься и о следующем. Называют Никона еретиком за прибавку к имени Спасителя одной ижи (то есть за имя Иисус, обретаемое и в древлепечатных книгах, а особенно в древних харатейных; справиться о сем можно в библиотеках – в Синодальной, Хлудовской и других). А сами святое Евангелие отвергли, сказали, что оно было, да прошло. Сравните беспристрастно, кто еретик: Никон или сами старообрядцы. Никон только вместо Исуса велел писать Иисус, а старообрядцы все Евангелие отвергли, а наставники их – самозванцы, восхитители недарованного.

Таким образом, мало-помалу я совершенно разубедился в правоте всего старообрядчества и убедился в правоте великороссийской церкви, – поверил, что она есть святая православная, соборная, апостольская церковь.

Я уже сказал, что стал читать после того, как меня выгнали в 1883 году. Выгнали меня попечители Преображенского Кладбища Петр Илларионович Баранов и Федор Петрович Москвин. Выгнали не сами собою, а с согласия всех присутствующих на соборе отцов, то есть, – самозванцев, которые присвоили себе название отцов, совершенное чуждое им, как Дафану и Корею. Тогда мне было горько переносить это изгнание. А теперь я понял, что это был Божий Промысел наставить меня на истинный путь. Выгнали и отлучили меня, как я уже сказал вам, и как вы сами знаете, за евангельские слова, что церковь должна быть с двумя путями. После изгнания я стал читать больше. Из Евангелия же я убедился, что в церкви не только брак должен быть, но непременно и святые тайны – тело и кровь Господня. Посему, уходя из старообрядства, я в сем прощальном письме к вам, братия и сестры старообрядствующие, обращаюсь ко всем федосеевским наставникам, а в особенности к попечителям Преображенского Кладбища Петру Илларионовичу Баранову и Федору Петровичу Москвину и прочим с глубокой моей благодарностью, сердечной благодарностью за то, что они выгнали меня и велели отлучить. Этим они меня избавили от такой душепагубной наставнической богопротивной, самозванской власти, за которую бы я стал на Страшном Христовом судище судиться, как Корей и Дафан. И как же мне вас за такое любезное дело не благодарить! И сия моя благодарность – не ложна и не лицемерна, Бог в этом свидетель. От всей души благодарю их и желаю им, также и вам, братия и сестры, познания истинного Света, да будет един Пастырь и едино стадо.

С почтением к вам кланяюсь и с вами прощаюсь.

Гаврила Сенатов.

28 марта 1887 г.

Недавно говорили мы, как существующее в Москве окружническое Братство Честного Креста праздновало свой праздник в третью неделю поста, причем было упомянуто, что московские духовные власти, поголовно принадлежащие к псевдо-окружникам, и на этот раз не дозволили ни одному попу отслужить для братчиков молебен и панихиду, что давший им обещание совершить эти службы поп Иоанникий, когда пришло время служить, также отказался страха ради властительского. Событие это ясно показывает, какую жестокую правду московские псевдо-окружники питают и к Окружному Посланию, и к ревнителям Послания; в каком незавидном положении находятся теперь немногочисленные искренние окружники, сомкнувшиеся вокруг Сильвестра Балтского; и как печально в особенности положение небольшого кружка московских окружников, вынужденных бороться с такими сильными в расколе их противниками, как Шибаев и Драгунов, забравшие в руки Савватия. Нанесенное им этими лицами оскорбление в день братского праздника глубоко оскорбило их, так как им хорошо было известно, что и поп Иоанникий, отказавшийся отправить для них службы, убоялся страха этих властителей. Впрочем, они не пощадили Иоанникия – отправили ему строгий выговор за малодушие, о чем уже и было у нас упомянуто. Не довольствуясь этим, «братчики» пожелали предать публичному позору и своих притеснителей, и малодушного попа. От одного из них мы получили следующее письмо:

М. Г.

Я, нижеподписавшийся старообрядец, приемлющий христопреданное священство и Окружное Послание, имею счастье иметь знакомство с некоторыми членами старообрядческого Братства св. Креста, и, пользуясь их ко мне расположением, я получаю от оных некоторые копии с их братских решений, а также и частных писем, выходящих лично от братчиков.

А потому, имея между прочих и прилагаемые при сем копии с братского протеста и частного от члена оного письма к священнику Иоанникию, вместе с этим письмом всепокорнейше имею честь просить Вас во имя разъяснения истины и положения этого Братства напечатать в Вашем уважаемом мною журнале «Братского Слова», за что как лично я, так и здравомыслящие старообрядцы будут весьма Вам благодарны.

Имею честь быть и проч.,

сторонник старообрядческого Братства св. Креста

А. Б. М.

19 марта 1887 года.

Приложенный при этом письме братский «протест» мы не нашли удобным печатать по следующим причинам: 1) он не имеет уже современного интереса, так как писан еще 12 октября 1886 года; 2) при своей обширности и обильном красноречии не представляет по содержанию чего-либо особенно важного; 3) в нем излагается, в сущности, то же самое, что и в письме Иоанникию²¹. Но письмо это печатаем охотно, как документ, содержащий сделанное самими старообрядцами изображение печального положения их именуемой церкви, управляемой Савватиями, Шибаевыми, Драгуновыми и проч. Пусть старообрядцы внемлют гласу от них самих…

"Не надейтесь на князи и на сыны человеческие, в них же нет спасения» (Пс. 145)

Достопочтеннейший отец Иоанникий!

С душевным прискорбием берусь за перо и приступаю к изложению донельзя тяжкого и наболевшего во мне христианского чувства, которое я мог получить за день великого нашего христианского братского праздника, честного и животворящего креста Господня.

Имея равное право прибегать за помощью к тайнослужителям алтаря, я обратился к Вашему благословению в первое и перед самым началом литургии в третье воскресенье великой четыредесятницы с просьбою, чтоб в сей великий для христолюбивых христиан праздник отслужить общий канон честному и животворящему кресту Христову, на что, к великой моей радости, как в первый, так и последний раз, я получил от Вас должное согласие.

Вот настал час и начинается Божественная и всечестная литургия, и продолжается своим обычным законоположенным порядком, но лишь на этот раз с некоторыми нарушениями оной со стороны двух воротил этой моленной (я полагаю, догадаетесь каких?), которые с необыкновенною энергией бегали из угла в угол, с крылоса на крылос и даже в алтарь, и вели между собою крупный разговор, за который со стороны молящихся им было сделано замечание. Но почему и к чему все это происходило, это до конца литургии сохранилось тайною.

Наконец, кончается литургия, и о, ужас! Вместо общего обещанного канона кресту Христову, начинается общий обычный отпускной начал! О, горькое, о, несчастное, о, плачевное положение равноправного сына святой матери церкви!

О, честный отче! Думаю, что и вы в этот момент были до нельзя поражены таковым прискорбным событием, какового едва ли кто и встречал в истории церкви. И это ли не позор? Это ли не срам? И может ли быть законность в таковом плачевном поступке, которым православному сыну церкви, а в лице его и еще нескольким, было отказано в, несомненно, законной просьбе, как совершение канона честному кресту?

Где же ты, справедливость? Где самостоятельность пастырей церкви? Где их священная власть? Увы, ее нет! Она исчезла в московской епархии! Она порабощена рукою наемного и властного произвола! Она подавлена невежественным и гордым самолюбием и папизмом!

Да, впрочем, Вы, батюшка, несколько правы, когда на предложенный мною вопрос Вами относительно отказа Вашего по просьбе моей отслужить общий канон кресту Христову, Вы между прочего так сказали: «следует прежде спросить о том архиепископа». Да о чем же? Неужели о том, чтобы служить канон кресту Христову? И неужели Вы на это власти не имеете? И какая же святотатственная рука на этот раз отняла эту власть у Вашего преподобия, когда перед этим событием при подобных просьбах Вы имели ее? Но, может быть, я не понял Вас, – может быть Вы хотели, чтобы я спросил об этом у архиепископа? Да когда же? Об этом было бы Вам нужно сказать в первый раз моей просьбы, а не в самый час служения. А, кстати, прибавлю: имеет ли его святительство единолично на это власть, чтобы разрешать подобные просьбы? Я со своей стороны скажу утвердительно, что не имеет. А в подтверждение сего приведу события прошлого года, когда достопочтеннейший отец Константин обратился с подобною просьбою, то его высокопреосвященство, прежде чем дать разрешение, послал его, отца Константина, к священноиерею Петру и к Шибаеву, присовокупив: «если они согласны будут, то Бог благословит!». Вот Вам образец разрешения. Не прекрасно ли это? Не поучительно ли? И каково было слышать здравомыслящим христианам подобное распоряжение? И может ли священник, или, тем прискорбнее, мирянин иметь такую силу, чтобы священноначальник не мог без их изволения дать на боголюбезное дело разрешения? Да и в какую же силу канонических правил? Вот до какого постыдного и для священноначальника унизительного положения первопрестольная Московская епархия дошла! Это – позор!

Я полагаю, честный отче, Вам все это известно, – известно, что святительская власть в московской епархии бессильна, потому порабощена властью мирского произвола. А, взгляните, какие лица есть в числе поработителей, – такие, о которых срамно есть и глаголати²², о чем и его святительство не только знает, но я думаю, не один раз под их кровлей разделял с ними компанию в день именин этого поработителя. А потому считаю уместным сказать здесь: чем бы давать таковым лицам играть архиепископом и московским духовенством, как детской игрушкой, не лучше ли бы взяться архиепископу за дарованную ему власть в святой церкви? Не лучше ли бы ему взойти в свои права и границы? Не лучше ли взять в руки принадлежащую ему Кормчую и стряхнуть с себя тяжелое и постыдное иго поработительских рук, и первым же долгом очистить церковь от явных плевел, как вышеуказанные, ибо таковые явно блудствующие в силу 86 правила шестого вселенского собора не только не должны быть допускаемы порабощать власть святителя своим произволом или держать церковь в своем кулаке²³, но должны быть отлучены от входа церковного, дóндеже не раскаются.

А что вы присовокупили к своему ответу на мой вопрос, что Вам еще не советуют служить молебен кресту Христову прихожане, – то какие же? и все ли? Не два ли лица, вышеупомянутые воротилы моленной? Полагаю, что угадал. А кто они? Не более, как двоедушные люди, которые отказались от того, на что и сами изъявили согласие. О, предатели! О, врази креста Христова! И хватило же у таковых людей дерзости, чтобы воспретить священнику исполнить долг христианский? И против кого же эта двоица шла? Неужели она думает, что против меня, или моей братии? Нет! Против великого христианского знамения, против честного креста Христова.

Итак, честный отче, теперь сами ясно видите, до какого плачевного положения дожили христиане, что нет им никакой возможности при участии священного лица совершить канон честному кресту.

В заключении повергаю главу свою к стопам Вашим и прошу прощения и благословения Вашего, а запретителям скажу словами священного писания: «и ныне, Господи, призри на прещение их, и даждь рабом твоим со всяким дерзновением глаголати слово Твое» (Деян., зач. 12). Аминь.

Член совета старообрядческого Братства честного и животворящего креста Господня.

В одной из предыдущих «летописей» было упомянуто об адресах, поднесенных московскими раскольниками наиболее известным теперь деятелям на пользу раскола – распопу Верховскому и мнимому священнику-иноку Арсению, Онисиму Швецову тоже. В настоящее время копии с этих адресов, тщательно написанные раскольническими писцами, распространяются между старообрядцами для вящшей славы раскола и его ревнителей. Мы имели случай видеть и прочесть сии знаменитые произведения современной раскольнической письменности. Здесь распопа Верховский именуется страдальцем за веру Христову (!) и говорится о нем, что ради сохранения истины (?!) он оставил и родных и друзей, и самое отечество (проще, не языком панегирика, следовало сказать: бежал за границу, переряженный и никем же гонимый, точию страхом наказания за свою преступную службу раскольникам), что отверг он и богатство, и славу мира сего. Вот о лишении богатства и славы мира сего г-да панегиристы говорят совсем напрасно: им без сомнения известно, что с своим богатством, и весьма значительным, Верховский не разлучился, убегая за границу; а славой он пользовался только у раскольников, и с бегством за границу эта его позорная слава получила только еще большие размеры, что доказывают и самые адреса, которыми чтут его раскольники. Швецов же именуется в поднесенном ему адресе неутомимым тружеником в борьбе с врагами (?!) истины, патриотом (?) Христовой церкви и проч., и проч. Подлинные адреса были написаны даже золотом! К Верховскому за границу послан был нарочно для доставления адреса один из московских раскольников. Любопытно, что, чевствуя беглеца Верховского, который, сколько известно, и доселе не подверг себя чиноприятию в раскол, московские раскольники не только не почли адресом другого беглеца – Пафнутия, но и выразили свое недовольство им. О. Пафнутий навлек на себя гнев ревнителей раскола тем, что живя с Верховским и Швецовым в Мануиловском монастыре, где эти последние составляли и печатали сочинения в защиту раскола, не сочувствовал их трудам, и открыто выражал это несочувствие, даже написал известную нашим читателям критику на «Истинность» Швецова, очень высоко ценимую раскольниками. Такой образ действий Пафнутия и самый гнев на него ревнителей раскола, отличающихся притом крайней ограниченностью и малограмотностью разных г.г. Боевых, Антонов Егоровых и проч., несомненно, делает честь ему. Зато г. Швецов составляет гордость и твердую надежду всех ревнителей раскола, хотя люди более разумные и сведущие в Писании из самих старообрядцев считают его человеком близким к умопомешательству и увлекающимся протестанскими понятиями. Московские друзья Швецова все ждут его в Москву, на пути в Петербург для возвещенного им чтения лекций о старообрядчестве каким-то студентам. Говорят, что заготовленные им лекции составляют уже огромную тетрадь, но сам раскольник-профессор все еще не едет на лекции, к сожалению, московских друзей его. Мы полагаем, что он опоздал уже, теперь студентам не до лекций г. Швецова. Впрочем, для такого необыкновенного профессора студенты, может быть, забудут и свои экзамены…

Между тем недавно прибыл в Москву иной гость, – именуемый епископ измаильский Анастасий. Пребывание свое он имеет в устроенном на случай приезда таких гостей рядом с квартирой Савватия странноприимном доме. Обрадованный приездом редко бывающего в Москве «владыки», великий любитель раскольнических архиерейских служений Арсений Морозов пригласил Анастасия к себе на богородско-глуховскую фабрику отслужить в его прифабричной церкви. На последних днях Пасхи Анастасий действительно ездил к Морозову и торжественно служил у него обедню: пел хор собственных певчих Морозова, которым этот раскольнический властитель, как известно, гордится до чрезвычайности. Анастасий приехал в Москву, говорят, затем, чтобы просить Духовный Совет об увольнении от должности и о назначении нового епископа в Измаил. Желание Анастасия оставить свое мнимое епископство возбуждает недоумие среди старообрядцев, – не могут понять, что могло бы заставить его отказаться от столь почетной и выгодной должности. Некоторые подозревают, не заразился ли он «отступническим духом», и основание к такому подозрению указывают в отношениях Анастасия к «отступнику» Пимену, который так ревностно подвизается теперь в обличении раскола среди стародубских старообрядцев. Из рассказов о. Пимена о том, как проводил он целые ночи в беседах с Анастасием о церкви и старообрядчестве, можно видеть, что Анастасий действительно понимает совершенную несостоятельность раскола с его новоизмышленной иерархией и очень близок к церкви²⁴: что удивительного, если теперь он пришел к сознанию, что «ради сана и виноградного сада» нельзя же отщетевать душу свою? Искренно порадуемся за него, если это предложение окажется справедливым. Но московские правители и покровители раскольнических «церковно-иерархических» дел употребят, конечно, все старания, чтобы удержать и закрепить Анастасия в расколе. Слышно, что Совет уже отклонил просьбу Анастасия под тем предлогом, что наступающим летом должен быть в Москве собор всех раскольнических епископов, которому просьба его и будет представлена на рассмотрение и решение.

Скажем и о другом собеседнике о. Пимена, особенно же Ф.П. Сальникова – новозыбковском попе Евфимии Мельникове. Недавно мы упоминали о неудачной поездке его в Москву для наведения справок, нельзя ли построиться на Рогожском Кладбище, куда попечители давно уже ищут хорошего попа. Теперь оказалось, что его пребыванием в Москве остались крайне недовольны московские раскольнические попы и сам Духовный Совет или, собственно, господствующий в Совете поп Петр Драгунов. Мельников был во время великого поста и, не спросив дозволения у Савватия, стал отправлять службы в богатых раскольнических домах, даже принял к себе на дух одну родственницу богачки-раскольницы Дарьи Морозовой. Вот сим-то поступком, затронувшим самые дорогие интересы раскольнического духовенства, да и вообще умением привлекать к себе расположение богатых раскольниц всякого возраста, и навлек он сильное негодование московских попов, – особенно возопил против него батюшка отец Петр, открыто называя его ханжей и лицемером. Под влиянием сего властного батюшки, и, разумеется, его союзника И.И. Шибаева, Духовный Совет решил оставить всякую мысль о переводе Ефима Мельникова в Москву на Рогожское Кладбище, а вызвать на это место какого-то, якобы, отличающегося исправностью попа из Самарской губернии. Итак, надеждам Мельникова выбраться из Стародубья в Москву положен конец. И ему – не пора ли положить конец лукавой защите раскола по руководству «Протоколов» Т.И. Филиппова?

Незавидно положение и некоторых московских попов под владычеством Савватия и Арсентия Ивановича Морозова. Мы уже говорили, что г. Морозов ни за что, ни про что удалил от себя, по его же приказанию поставленного, попа Алексея, и этот должен был уехать на родину, в Вохну. Отсюда он обыкновенно ездил в Москву служить по большим праздникам у попечителя Рогожского Кладбища Мусорина и у купчихи Бутиковой, чем и поддерживал свое существование. Но вот приехал в Москву сибиряк, уже поэтому любимец Савватия, некий Трифилий, именующийся священноиноком. Прежде он был противуокружником и рассчитывал сделаться епископом; но не успевши в этом, оставил противуокружников и прибег под крылышко к Бутиковой, устранив Алексея, которому при каждой встрече говорил: «Ты, отец Алексей, уступи отцу Трифилию Мусорина и Бутикову!» – «Помилуйте, владыко, – отвечал ему Алексей, – меня Арсентий Иваныч безвинно отослал с фабрики, а теперь вы хочете лишить насущного хлеба!» – «Ништо, ништо! А уж уступи о. Трифилию, не ходи больше служить к Мусорину и Бутиковой, я тебе запрещаю!» И злополучный поп, ставленник Морозова, остался ни с чем. Только в недавнее время перед Пасхой Савватий дал ему место в Орле у тамошних старообрядцев. Между тем, Трифилий, несмотря на то, что именует себя священноиноком, таскается по мирским домам и отправляет там разные службы. В своей ревности по древнему благочестию он дошел до того, что строго запрещает зажигать свечи и лампады пред иконами посредством новоизобретенных никонианских спичек, а носить с собою все древлероссийские орудия для добывания огня: кремень, огниво и проч. От приобретенного таким способом, не оскверненного никонианством огня и возжигает он свечи и кадила…Даже сами старообрядцы смеются над этим ревнителем древнего благочестия и удивляются, что богач Мусорин, попечитель Кладбища, позволяет ему так юродствовать в своем доме. Еще один гонимый, впрочем, не Савватием и Арсентием Иваныче Морозовым, а Иваном Иванычем Шибаевым поп Григорий Виноградов, член Духовного Совета, вынужден обстоятельствами уступить своему противнику. Он крепко боролся с Шибаевым и никак не хотел принять к себе дьякона, которого хотел определить к нему Шибаев; но, к несчастью его, так сильно заболел глазами, что вынужден совсем оставить должность и в приходе, и в Духовном Совете. Иван Иваныч торжествует, – теперь уже не будет в Совете человека, который смело противоречит ему. Вместо Григория, как слышно, в члены Совета будет назначен поп Елисей, состоящий в причте Рогожского Кладбища.

Вопросы, поданные противуокружниками Савватию и вообще мнимым окружникам²⁵, сильно уязвили этих последних. Перетрухин по приказанию Савватия принялся было писать ответы, но бросил очень скоро свою работу. Да и что мог написать он? Легко ему ораторствовать пред простым, мало что понимающим народом, где он может ловко увернуться от вопроса, сослаться на небывалое «святоподобие» и несуществующее свидетельство, как вообще любит он делать; а здесь в письменном ответе ничего подобного допустить нельзя, – здесь нужно либо отвергнуть, либо признать справедливость учения, содержащегося в Окружном Послании, но тогда, в первом случае пришлось бы признать Савватия и всех окружников повинными в распространении неправого учения чрез издание и содержание Окружного Послания, а во втором – пришлось бы признать их изменниками правому учению, уничтожившими оное посредством уничтожений Окружного Послания. Понимая безвыходное положение, в какое поставлен вопросами противуокружников, Перетрухин и бросил писать на них ответы. Но противуокружники, чувствуя свою силу, открыто перешли из оборонительного в наступательное положение и настойчиво потребовали у окружников ответа. Тогда Перетрухин задумал кончить дело устной беседой, В своей квартире он действительно имел с противуокружниками два разглагольствия, на которых присутствовали несколько попов и дьяконов с той и другой стороны. Перетрухин сильно обличал несправедливость мнения противуокружников, будто церковь под именем Иисуса верует во иного бога, – он указывал на то, что приходящих от инобожной церкви непременно следует крестить, а приходящих от греко-российской церкви предки старообрядцев не только не перекрещивали, но даже и священников сей церкви принимали в сущем их сане. Противуокружники возражали, что инобожными именуются у святых отцов и ариане; однако церковь дозволяла приходящих от ариан священные лица принимать в их санах. Это возражение Перетрухин легко опровергнул, доказав, что есть великое различие между арианскими ересями и мнимыми ересями церкви греко-российской. Вообще, он был силен и чувствовал свою силу, когда доказывал явные лжеучения противуокружников, т.е. лжеучения раскола, господствующие среди глаголемых старообрядцев. Но вот противуокружники перешли к рассмотрению действий самих окружников, – изданного ими уничтожения Окружного Послания; поставили Перетрухину вопрос: если учение Окружного Послания о церкви греко-российской правильно, то зачем же окружники отвергли это правое учение, уничтожив Послание, в коем оно содержится? Теперь в свою очередь Перетрухин попал в безвыходное положение. По обычаю, он стал утверждать, что будто бы Духовный Совет не уничтожил учение Окружного Послания, а уничтожил только самое Послание, самое это сочинение, тетрадь, бумагу. Ему, разумеется, возразили, что спор идет вовсе не о бумаге, на которой написано Послание, а об учении, изложенном в Послании. «И неслыханное дело, – говорили противуокружники, – чтобы когда-нибудь соборы собирались для уничтожения бумаги, которую и уничтожить-то и невозможно, ибо ее работают целые фабрики!» На это Перетрухин при всей своей бойкости ничего не мог ответить.

Но противуокружников, даже и в борьбе их с окружниками, губит их внутренний раздор. Не известно, прекратится ли он со смертью Иосифа. О Тарасии известно теперь, что все свои архиерейские принадлежности он передал в Куреневский монастырь, где пребывает ближний ему инок Феодосий, которого он хотел, но не успел, поставить в епископы на свое место. Иосиф же, безнадежно больной, пребывает, как и прежде, в своем Матвеевском скиту. Сторонники его сильно хлопочут, чтобы он поставил кого-нибудь в епископы на Москву, но он почему-то медлит исполнить эту просьбу. Со своей стороны, и приверженцы Иова, а также и окружники хлопочут через кого могут, чтобы отклонить Иосифа от поставления нового епископа для своей партии. Вообще, от этого обстоятельства, кого послушает Иосиф, зависит многое в будущем старообрядцев по австрийскому священству.

В настоящее время, благодаря весьма уже значительному распространению сочинений, раскрывающих и обличающих лжеучения раскола, едва ли можно найти старообрядческое общество, в котором не было бы людей, усомнившихся в правоте раскола, понимающих совершенную неправильность его учения и церковно-иерархического существования, желающих привлечь и других к рассмотрению столь очевидных его неправильностей. К сожалению, положение этих разумных старообрядцев в своем обществе бывает крайне печально вследствие господствующего и доселе в раскольнических обществах невежества и фанатизма, и вследствие преобладания здесь разных богатых, но невежественных заправителей раскола, гордящихся и дорожащих своею властью и сопряженным с нею общим поклонением и попов, и наставников, и мирян…

Новое подтверждение этому представляет раскольническое общество Лужковского посада, всегда отличавшегося наибольшим фанатизмом среди старообрядцев прочих стародубских слобод. Известно, что лужковцы отказались принимать даже беглых, но дозволенных указом императора Александра I-го (1882 г.) попов, и с тех пор составили особое согласие в поповщине, постановив принимать не иначе как секретных беглых попов и признав все прочие поповские общины еретическими. В своих понятиях о церкви православной, несмотря на то, что принимают от нее беглых попов, они совсем почти не отличаются от безпоповцев. Австрийского лжесвященства они не приняли; а из тех, которые приняли, вышли злейшие противуокружники. Но вот даже и в этом обществе явились лица, понимающие ложь именуемого обрядчества и решившиеся не молчать об этом перед своими собратьями. Таким явился именно сам уставщик лужковской часовни, за неимением попа у лужковцев, заведывающий всеми службами в ней, А.С. Томилин с несколькими другими здравомыслящими старообрядцами. В обществе закоренелых лужковских раскольников их ожидали, разумеется, одни неприятности и гонения, – ревнители раскола, руководимые богатыми главарями – Малковым, Смекалиным и прочими, действительно опрокинулись со всею злобою на Томилина и его единомышленников, судили их своим диким судом и изгнали из моленной. Такова общая учесть здравомыслящих старообрядцев, решившихся сказать слово истины среди ревнителей раскола: везде найдутся разные Морозовы и Малковы, готовые наложить на них свою тяжелую руку… Насилия изуверов, конечно, не могут подавить семя истины, начавшее прозябать в сердце человека, – напротив, скорее будут способствовать его возрастанию; но материальные лишения, сопряженные с этими гонениями, несомненно, имеют подавляющее значение для людей, связанных житейскими попечениями. Бог да поможет гонимым перенести эти испытания!

Происходившее в лужковской моленной подробно изложил в письме к о. архимандриту Павлу сам А.С. Томилин. Приводим вполне письмо его, отличающееся искренностью и вместе неподражаемой простотой и оригинальностью изложения.

Письмо из Лужкова к архимандриту Павлу.

Людие, сидящие во тьме, видеша свет велий, яко с нами Бог.

Пречестнейший и священный отче Павле! Преклоняю мысленно свою главу пред честные стопы ваши и прошу от вас прощения и заочного благословения.

Слышу я от многих людей, что вы ревностно внушаете и доказываете от святого писания, что преданная от Христа Апостолам власть священства не прекратится до второго его пришествия. Посему я и решился обратиться к вашему преподобию с сообщением о происходящем у нас в посаде Лужках Черниговской губернии.

Я, Абрам Семенов Томилин, состоял уставщиком в называемой зеленой моленной 17 лет, в том числе, служил 5 лет пономарем при священстве беглом. Теперь и этого священства уже нет у нас около двух лет. Я продолжал действовать службу сам в моленной, вечерню, всенощную, часы и другие частные службы, по принятому нашему обычаю. И стал я углубляться разумными очами в божественное писание и усмотрел, что наша служба без священника и без благословения епископа никак не может быть. Посему и решился твердо защищать правду и обличать лжу. Явились мне и помощники: пономарь Михаил Петрович Юдин, смыслящий хорошо божественное писание, и еще Степан Порфирьич Новиков, человек тоже понимающий писание, и другие некоторые. Начали мы прежде внушать о церкви и священстве частно, то есть по домам, когда славили Христа; и потом в моленной заявляли несколько раз, что церковь без епископа быть не может, и священник без дозволения епископа действовать никак не может. Этому нашему заявлению нашлось много противников, – начали у нас спрашивать: как же по-вашему? Я говорю: лучше бы попросить с благословения архиерейского нам священника, или же избрать из среды своей достойного человека и повезти к архиерею поставить его. За это наше предложение взошло на нас от многих большое негодование. Возвиглось более от малограмотных, а еще более от баб. Стали они говорить, что попы нас ведут в церкви (у нас есть церковь Успения Пресвятой Богородицы, и наши оставили ее за то, что им предлагала власть духовная иметь священника с благословения архиерейского, или чтобы поставили из своих от архиерея: но они как раз вышли из повиновения власти, то и не хотели покоряться, и за то их царскою властью изгнали из церкви, как непокорников духовному чину). Вот и началось на нас большое негодование. Предводителем нашего общества давно состоит Федор Семенов Малков, славящийся и богатством, – к нему всегда все жалобы приносятся, касающиеся нашей моленной. И на нас жалоба сначала заявлена к нему. 10 марта пришел Малков ко всенощной и стоял не в расположении ко мне. По окончании всенощной обращается он к человеку одного с ним мнения К.Ф. и говорит, что к нему вчера приходил такой-то и говорил, что уставщики вносят новость, нужно поэтому собрать собрание и соблазн этот из церкви выкинуть, и если они, уставщики, не послушают, то удалить их. Я тут же стоял и все это слышал. Слова Малкова меня очень тронули. Я обратился к нему и говорю: Федор Семеныч! скажите, пожалуйста, мне, вы избрали меня в уставщики обществом; поэтому, когда я начинаю службу, то считаю, что я старше вас. Он сказал: правда. Я говорю: но, когда я служу, то думаю, что надо мною есть еще какая-то власть. Он спросил: какая же? священник? Я сказал: есть и выше священника. Скажите: можно ли быть без епископа? Он сказал: не можно; но где же его взять? Я ответил: надо рассматривать, где они остались. Он еще спросил: как же ты внушаешь, чтобы взять с благословения архиерея? Вон есть готовый здешней церкви! Я сказал, что из своих может лучше, потому что к старым обрядам раньше приучен. Тогда он сказал: на все – один бес! Взял шапку и пошел, – я даже не успел сказать ему: как же беса можно миром мазать!

Пождавши немного, начали мы часы. Приходит Малков к часам в суровом виде; некоторые заметили, что он взглянул строго на левый крылос. Кончили часы. Малков остановил людей, и начинает говорить то же, что и после всенощной. Я подошел и говорю, что я новости никакой не вношу, а только сказываю: зачем красть священника! Лучше бы попросить от архиерея той же церкви (то есть великороссийской), или избрать из своих и повезти поставить к архиерею. Малков сказал: это тебе дьявол внушил! Я ответил: обратите его на вашу главу. Малков принес выписки и стал у меня спрашивать: можно ли по нужде литургисать священнику в домовой церкви? Я спросил: с благословения епископа? Малков сказал: хотя и без благословения! Я ответил: не можно. Он стал читать выписки. Я спросил: позвольте узнать, кто это пишет и к кому? Он сказал: это мой сын писал, Матвей. Я спросил: а с чего писал? Он сказал: с книжки, тоже писанной! И стал читать, как литургисал священномученик Киприян или Дионисий. Я спросил: а когда они были? Он сказал: не знаю. Я говорю: они жили до Вселенских соборов, когда правил соборных еще не было! Тогда Малков сказал народу: ну как же? что будем делать? Некоторые заметили, что надо составить собрание после вечерни.

Начали мы вечерню в обыкновенное время, в 3 часа. Приходит Малков. Пришли его сторонники из другой моленной, называемой у нас Пунной, с надменным духом гнева и ярости. Я взгляну на одного, на другого, – хочу по-христиански поздравствоваться; а они как дивии звери на меня и смотреть не хотят. И сошли все с крылоса к притвору. Посадились; а некоторые стояли. Потребовали книгу Потребник Большой, открыли изложение патриарха Филарета и позвали меня. А я в этот день, в 3-ю неделю поста, читал Евангелие (Марк, 37 зач.): иже аще постыдится Мене и Моих словес в роде сем прелюбодейнем и грешнем, и Сын человеческий постыдится его, егда приидет во славе Отца Своего со ангелы святыми. Эти слова Евангелия подкрепили мою немощь. Я взял Евангелие, подошел к ним и говорю: дозвольте мне в Евангелии прочитать. Малков сказал: все равно, – прочитаем в Требнике прежде. Я не стал упорствовать. Начали читать против меня изложение патриарха Филарета. Я не понял даже, к чему они читают, – думаю: ведь они не патриарх Филарет, а я не митрополит Иона! Я все слушал; потом на одних словах остановил Малкова. В изложении написано: «клятся (Господь) ей (церкви) непоколебим быти до скончания века». Я просил рассудить об этих словах; но они сказали: читай, читай дальше! Прочитали все изложение. А как оно относится ко мне, не сказали. Тогда и я попросил дозволения прочесть в Евангелии, и прочел из 67-го зач. от Матфея: Ты еси Петр, и на сем камени созижду церковь мою, и врата адовы не одолеют ей. Один из начетчиков спросил: на чем основал Христос церковь? На Петре ли? Я ответил: на исповедании Петровом. А Петру и в нем всем Апостолам и преемникам Апостолов Христос сказал: дам ти ключи царства небеснаго, и еже аще свяжеши на земли, будет связано на небесах, и еже аще разрешиши на земли, будет разрешено на небесах. И еще в том же Евангелии от Матфея (зач. 11-е) чтется о святителях: Вы есть свет миру; не может укрытися верху горы стоя, ни вжигают светильника, и поставляют его под спудом, но на свещнице, и светит всем иже в храмине суть. Где же, спрашиваю, этот свет? Или к кому эти слова должно применить? Но они, двое и даже трое – Федор Малков, Антип Смекалин и Федор Барошнев, вместе заговорили: мы не затем пришли, чтобы слушать тебя! Ты нас должен слушать! А один из более разумных сказал: вот что, Абрам Семеныч, возьми-ка подручник, да клади три поклона, и скажи: братия, простите Христа ради! И я, может быть, послушал бы, если бы все сказал так; но многие стали возражать: этого простить не можно! Долой его! Поднялся шум и крик. Я сказал: если из-за меня такая крамола, то я лучше удалюсь! Тогда стал говорить Малков: по-моему, если он внес такой соблазн в церковь, то нужно удалить его. Я сказал: господа, кто здесь у вас старший? Все молчат. Я сказал: должно быть, Федор Семеныч? Поклонился ему в ноги и говорю: прости Христа ради, и спаси вас Христос! Потом позвали пономаря и с ним поступили также. Малков сказал ему: Михайла Петрович! Тебя общество желает поблагодарить! Некоторые со стороны сказали ему: попрощайся! Он сказал: за что я буду прощаться? Какое я сделал преступление? И также поблагодарил их. Тогда они начали выбирать уставщика и пономаря, – выбрали таких, которые о церкви и священстве уже не будут внушать им. После этого А. Смекалин говорит: надо, чтобы те, которые с ним (т.е. со мною) мудрствовали, принесли прощение. И начали вызывать кое-кого по именам, и заставили класть по 3 поклона и кланяться им всем вместе. Человек пять поклонились. Дошла речь и до нас. Прежде от пономаря потребовали, чтобы прощение им принес, а, если не принесет, то грозили отлучить от церкви. Он безумию их уважил. Потом от меня потребовали, чтобы и я прощение им принес. Я сказал: если я пред вами согрешил в чем, то готов буду просить у вас прощения; а если я Богу согрешил, то буду искать преданный от него чин, имеющий власть разрешать грехи. Но подумал, что ведь эти люди не ведят, что творят! Поклонился им во весь пояс и сказал: Простите Христа ради! Они сказали: Бог простит! И сочли, что этим приняли нас в свое мудрование.

Прискорбно нам стало терпеть за истину. Не потому, что жаль временного того малого прибытка; а потому, что правду лжею покрывают. На третий день после собрания вздумал я послать обществу записку следующего содержания: «Душевные доктора! Прошу вас переменить мне пластырь! Я мало сплю, масло ем. Пришлите мне главного доктора Ф.С. Малкова. Скажите: пусть посмотрит в лечебник, излечима ли моя болезнь». На другой день приходят ко мне в дом Ф.С. Малков и ктитор И.К. Богданов. Помолились. Малков взглянул на меня зорким взглядом и говорит: здравствуй, Абрам Семеныч! Я говорю: здравствуй, дяденька Федор Семеныч (ибо я его звал так по его старым летам). Сели и говорят: вот записку мы получили от тебя, поэтому и пришли узнать, какого лекарства ты требуешь. Я говорю: «Вы наложили на нас рану, и она беспокоит нас. Поэтому и прошу вас: дайте мне лекарства! Вы хотите спастись, и я тоже погибать не желаю: так что же вы не хотите пригласить меня с собою спасаться? Если я, по-вашему, заблудил, дайте мне наставление в истине и докажите, что я заблудился». Потом раскрыл Евангелие Благовестное и прочел от Матфея в зач. 15-м: Се изыде сеяй сеяти семени своего, и ово паде при пути, и попрано бысть; ово паде на камень, а ово в терние. Кто же у нас, спрашиваю, должен заботиться, чтобы семя ложилось на добрую землю? Это вы должны делать! – Как же делать? – спрашивают. Я говорю, что нужно бы сходиться каждый день и читать книги, и рассуждать по книгам, где истинная церковь Христова должна быть. Малков говорит: мне некогда! Я спрашиваю: почему же вы руководите церковью? – Я и не желаю, говорит, но меня вынуждают прочие! Я заметил: «Если бы не желали: вас бы силою не заставили! Вот положено два пути: праведницы одесную, а грешницы ошую; правда – на правой стороне, а лжа – на левой. Есть ли у нас сколько-нибудь правды в нашем духовном деле? Скажите: может ли быть церковь без епископа? Не может. А у нас без епископа. Вот и поставим это на левую сторону! Может ли кто без благословения епископа священнодействовать? Не может. А у нас действуют. Вот это поставим тоже на левую сторону, да и подумаем, что ведь только правда ведет к Богу, а лжа ведет к дьяволу. В Евангелии от Иоанна написано: аще кто слово мое соблюдет, смерти не имать видети вовеки; и в Апостол Иоанн пишет: всяк не творяй правду несть от Бога, а творяй правду от Него родися. И еще: творяй правду праведник есть, яко же и Он. (Иоан, зач. 17)».

Малков сказал: ты глубоко копаешь! да и мне некогда, – завтра надо выезжать! Так и ушли, не давши мне лекарства. А советовал бы я всем, даже просить буду всех наших старообрядцев разных сект и наименований, сходиться один к другому почаще, и если у кого есть правда, по его верованию, то доказать один другому; и не затем идти, чтобы непременно защищать себя, а затем, чтобы слушать и защищать одну правду, и если докажут, что мы виновны, сознаться в вине. И не должно иметь ни гнева, ни зависти, ни высокоумия, когда сходимся. Также и разойтись мирно, без ссоры. И, если окажется, что мы имеем мудрование неправильное, тогда нужно оставить свое заблуждение и присовокупиться на ту сторону, где правда: ибо она только может привести к Богу. Но у нас, посмотришь, что это за народ стал! И говорить даже не хотят о том, где истина, где святая церковь, столп и утверждение истины! Забываем уже, что у нас и душа есть. А ведь душа бессмертна и определена будет или на жизнь вечную, или на вечное мучение. Удивительно, как наши люди свою неправду тщатся покрывать. Пред этим событием, за неделю или за две, остались в моленной рассудить, чтобы священника поискать. Я сказал: господа! как же священника, говорите, разыскивать? а у нас и мира нет! чем его мазать? Все и замолчали. А один говорит: как раньше делали, так и теперь сделаем: можно развести. Мы говорим: уже разводили, разводили, да кто его знает, что и осталось. Показали Малкову 5 или 10 капель; он говорит: этого на 100 лет хватит!

Пречестнейший отец Павел! Видите, как трудно всаждать в человека познание истины! Нас удалили за это от должности, и даже слухи проносят некоторые, чтобы не пущать нас даже и в моленную. Только думаем так: имеяй уши не слышати злое, да не слышит! У нас более верят в померших людей и в прошедшие 220 годов. А Евангелие и читать не хотят. Прошу вас, честнейший отец Павел, принять сие описание происшедшего у нас в посаде Лужках в зеленной моленной неустройства от наших лжеправителей, и напечатать или особою книжкою, или в журнале «Братское Слово», ибо сие сочинение есть истинная правда, о чем я свидетельствую пред Богом и людьми, понеже за всякое праздное слово мы должны дать ответ. Только простите, Бога ради, за неискусное сочинение и писание, ибо я наук никаких не проходил, – учился грамоте у своей бабушки.

На сей раз, мы намерены сообщить нашим читателям некоторые полученные нами сведения о трудах и наблюдениях среди раскола, произведенных лицами, посвятившими себя миссионерской деятельности в населенных раскольниками местах.

Известный читателям, ревностный проповедник среди стародубских раскольников, инок Пимен совершил на Пасхе и после Пасхи миссионерское путешествие по слободам. С утешением возвещает он, что старообрядцы ближайшего к Покровскому монастырю Климовского посада, с которыми он всего более имеет сношений, начали смотреть на него не так враждебно, как прежде, – «стали, – пишет он,– прилагать помалу свою злобу против меня в кротости, видя мое правое дело и свидетельство: на святой неделе, 9-го числа, решился я побывать во всех климовских моленных разных толков, и везде обошлись со мной мирно и внимательно». Отсюда прошел он в Митьковский посад, где, в беспоповщинской моленной, имел беседу с раскольниками: «Я пришел, еще вечерни не начинали; а народу собралась полна вся большая моленная. Я помолился три поклона, поклонился старикам и сказал: позвольте посмотреть вашу новую моленную. Мне сказали: можно. Я посмотрел вокруг и говорю старикам: да, хорошо; вот и купол устроили! Теперь молитесь поусердней, чтобы Господь вам помог обратить вашу моленную в церковь, Мне сказали: мы от добра не прочь; да где же брать священство? Я стал говорить о нужде священства и показал, что белокриницкое священство не истинное, а нужно искать священства истинного, законного, правильного. Тогда Я.А. Щетинин сошел с правого крылоса и громко сказал мне: отец Пимен! а если где два собраны во имя Мое, и проч.? Я сказал ему об установленной от Бога власти епископской и прибавил: если мы с тобою будем единомышленны и станем собираться вместе на молитву, а власти Богом установленной повиноваться не будем, то приятна ли будет молитва наша Богу? Потом, обратившись к старикам, привел им слова св. Симеона Солунского о том, что, если и все христиане, и царие, и постницы соберутся на молитву кроме священства, не услышана будет молитва их, и проч. Тут начали вечерню; они стали молиться, и я ушел».

На Фоминой неделе, 15-го числа, пришел о. Пимен в посад Лужки, где не улеглись еще волнения, вызванные у здешних раскольников удалением из моленной давнего, почтенного уставщика А.С. Томилина и некоторых других здравомыслящих старообрядцев. Понятно, что здесь не мог он встретить привета от грубых фанатиков, восставших так яростно даже против своих, достойных уважения людей за то, что они решились сказать им правду о безнадежности их положения в отчуждении от законного, Богом установленного священства. «В Лужках, – пишет о. Пимен, – так мало церковных (т.е. принадлежащих к церкви), что не у кого было и ночевать, – заночевал у тех старообрядцев, которых выгнали из моленной за вопросы о церкви: они, спаси их Господи, дали мне приют. Наутро узнал, что есть много смущенных сомнениями о расколе, и по указанию стал посещать их, а также и они, кто посмелее, стали приходить ко мне на дом, то к бывшему уставщику А.С. Томилину, то к бывшему пономарю М.П. Юдину; но народ, возбужденный фанатиками, узнав об этом, так рассвирипел и начал дышать такою злобою, что я признал за лучшее уйти из Лужков. 17-го утром пошел я за 5 верст в посад Воронок. Скоро нагоняет меня на лошади поп Киприян – окружник и посадил меня к себе. Всю дорогу он беседовал со мной, – хотел оправдать белокриницкую иерархию и не мог. Приехавши в Воронок, сказал он обо мне Бушеву. Я увиделся с Бушевым и говорю ему: Ефим Епифаныч! вы обещались мне ответить на мои вопросы, – что же, написали? – Может, удосужусь, напишу, – ответил он; все не время. Я заметил: времени прошло довольно! Он спросил: вы ищете церковь по писанию? Я ответил: да; а вы по чему? Он сказал: мне некогда! – и пошел от меня. Подивился я, глядя на этого известного здесь начетчика, и подумал: вот до чего доходит ослепление старообрядцев, – и сведующие люди не хотят беспристрастно рассмотреть истину! В Воронке побеседовал и еще кое с кем; побывал у Д.В. Карамина²⁶. Отец его с удовольствием показывал мне шкафы с книгами, принадлежащими сыну. Я похвалил его усердие к чтению, особенно книг религиозного содержания. В субботу 8-го числа я возвратился в Лужки, предполагая в воскресенье побеседовать здесь. На другой день пошел именно для этого в моленную. Я пошел с левой стороны в боковые двери; служили часы и только что прочли Евангелие; я сделал три поклона и стал тихо, чтобы не мешать им, молиться. Но сейчас же с правого крылоса один старейшина фанатиков строго глянул на меня и кому-то сделал знак рукой: по его знаку подошел ко мне другой фанатик и начал гнать вон. Я сказал, что только посмотрю службу, а молиться не стану. После «Верую» опять подходит и велит выйти. Я сказал: пошли старших; когда они велят мне выйти, я выйду. Тогда старейшины послали еще другого из подручных своих: этот начал брать меня за руки, чтобы вывести. Я сказал, что сам выйду, и вышел. Таким поступком со мною старшин возмущены были и сами старообрядцы, находившиеся в моленной. А меня, когда я шел по улице, пригласил к себе в лавку побеседовать Г.С. Новиков, из белокриницких. Потом многие, возвращавшиеся из моленной старообрядцы подошли ко мне и жаловались на своих старшин, что так невежливо поступили со мною. Я завел с ними беседу о церкви. Старые только и говорят: как деды наши жили, так и мы будем жить, так и помрем! А молодые говорят им: вот он доказывает о писании, а вы только на дедов ссылаетесь! Старикам так досадно было слышать это, что пошли прочь. А кто помоложе и поразумнее остались побеседовать и сами сознавались, что старики ведут их и сами не знают куда. И какова же злоба старшин, особенно богатых и сильных, как главный из них, который и ворочает всем, – Ф.С. Малков! Когда этот Малков сам своим судом осудил уставщика А.С. Томилина, наустив народы на глаголющего правая, и когда сын его, человек богобоящийся, видя неправду отца, стал защищать невинно гонимого, то отец восстал и на сына! Или вот Козьму Климыча Алейнова за то, что он принял меня в дом и во исполнение словес Господних, накормил алчущего и напоил жаждущего, лужковские старейшины судили в моленной и заставили просить прощения! Вот какою злобою дышат сии люди на церковь Божию и на тех, кто говорит о церкви! Сами себя растерзали на куски, да и на церковь скрежещут зубами своими! Если бы Бог попустил им, то они бы стали гнать православных, как прежние мучители христиан.

Однако, несмотря на всю их злобу, некоторые собрались вместе с А.Ф. Томилиным и М.П. Юдиным на беседу ко мне. Потом шел я по улице и увидел около Управы, где была общественная сходка, большую толпу народа: меня позвали сюда и многие стали просить книжек: «Движения у стародубских старообрядцев» и других. Я раздал более 20 книжек; брали с усердием, и я думаю, что они многих заставят подумать о церкви. На другой день, в понедельник, пошел в посад Еленку и здесь побеседовал с уставщиком и окружническим попом Власием, который показался мне здраво рассуждающим о церкви. В Еленке жаловались мне единоверцы, что трудно им жить среди раскольников, забравших большую силу: нам, говорят, и по улице пройти нельзя, кричат: чего вы держитесь, переходите к нам! Я говорю: как же они кричат? Ведь правительством запрещено совращать в раскол! – У нас, говорят, раскольники никого не боятся! Здешнее правительство дает им полную свободу, – что хотят то и делают. И это – совершенная правда. 22-го числа я пошел за 10 верст в посад Млынку, или Княжую слободу. Пришел к указанному мне хозяину – беглопоповцу Ф.Г. Фомичеву. Он принял меня радушно. Узнав его доброе душевное расположение, я просил его собрать людей побеседовать. Он сказал: у нас нет понимающих. Впрочем, пригласил четырех стариков. Долго и много я говорил с ними; но старики оказались закоснелые в расколе. Сам Ф.Г. Фомичев – человек здравомыслящий, и готов присоединиться к церкви. Он рассказал мне о еленском попе Власие, своем родственнике: «часто он укоряет нас, приемлющих бегствующее священство; а когда я попросил его доказать мне законность белокринницкого священства, так он ответил: говоря по совести, вот тебе церковь – иди в единоверие! Жаловался Фомичев, что народ ничего не понимает, трудно говорить с ним. Я посоветовал ему выписать и раздавать народу книжки о расколе, и он записал какие выписать. 24-го числа он дал мне лошадь, чтобы ехать в монастырь: спаси его Господь!»

Этот рассказ о. Пимена о его путешествии по стародубским слободам представляет новое подтверждение, что здесь среди старообрядцев Стародубья при преобладающей грубости понятий и нравов есть, однако же, довольно людей, готовых рассуждать о церкви и даже близких к соединению с церковью, и что усердные и опытные миссионеры (если бы только имелись такие) собрали бы здесь обильную жатву для дома Божия. Даже одинокая, зато самоотверженная и искренняя, деятельность о. Пимена, принесла уже и приносит великую пользу: своей проповедью и распространением книжек о расколе, он уже многих старообрядцев наставил на путь истины и среди всего стародубского раскола произвел небывалое движение. Приведем в подтверждение этого несколько новых примеров.

В посаде Свяцком есть старообрядец С.К. Шведов, человек разумный, сознающий неправду раскола. О. Пимен вошел с ним в сношение, послал ему книжек, и вот что писал ему сам Шведов о впечатлении, произведенном книжками на старообрядцев, и о своей собственной деятельности среди старообрядцев:

«Спешу вас уведомить, о. Пимен, о себе, что я вчера приехал ко двору и мне сейчас же мои домашние подали ваши книжки, за которые я вас очень благодарю. До моего приезда эти книжки ходили по рукам и с большим интересом читались, – хотя есть некоторые, что и слушать не хотят, а Григорий Лазаревич Усов хотел даже спалить в печи. О себе вас уведомляю, что я был беглопоповской секты, а теперь по всей раскольнической религии нахожу большой вред для душ незлобивых и имею со сторообрядцами большую борьбу. У меня есть для этого «Вопросы», поданные лже-архиепископу Антонию и разбор ответов на них (о. Филарета), о. Павла прусского беседы в двух частях, митр. Григория две части об истинной церкви, Розыск и еще кое-какие книги. Я подавал в Городню попу Лазарю 32 вопроса и просил ответа. Слышу, что Лазарь передал Евфимию (Мельникову), а Евфимий – Сильвестру. Я проездом через Новозыбков пожелал зайти к Евфимию, спросить его о церкви. Он выслал мальчика узнать, кто я и отколе. Потом выслал опять сказать мне, что он не здоров и вести разговор не может. А у нас в Свяцкой поп Максим Горшков – такой бестолковый, что я мало таких видал (а людей грабить умный!). У меня был с ним разговор, так он сказал мне, что в православной церкви находиться вся ересь; а когда я попросил указать, какая ересь, так он и следов ее не нашел. Потом я стал его убедительно просить: скажите, откуда вы взяли хиротонию? Он ответил, что хиротония в церкви ничего не значит. Вот какой мудрый поп! У нас в Свяцкой много есть таких, что смотрят на австрийскую и беглопоповскую секту с сомнением, вот если бы побывал у нас хоть раза два миссионер, да сделал бы беседу! На работах я много рабочим говорю о церкви; но только ведь я не имею власти проповедовать. А каждый раз, как приду домой, выхожу на базар и с ними, то есть с белокриницкими и беглопоповцами, завожу спор. За это на меня нападают часто с бранными и угрозительными словами; но я не обращаю на то внимания, уповая на помощь Божию. Прошу вас, пишите, какие у вас бывают беседы: мне очень желательно знать».

Вот каких добрых помощников мог бы встретить в Стародубье православный миссионер, если бы духовная власть нашла такого и прислала потрудиться здесь ради пользы св. церкви и ради спасения людей, блуждающих во тьме! По крайней мере, снабжает ли она книгами тех людей, которые могли бы распространять их среди старообрядцев, как видно, желающих читать книги?

Такими же и еще лучшими помощниками миссионеров были бы лица, уже обратившиеся из раскола, которые и теперь содействуют о. Пимену в его трудах. Вот недавно на четвертой неделе поста, присоединился житель посада Климова В.В.Афанасьев – человек, сведущий в Писании. Был у него близкий приятель – житель того же посада С.Н. Елисеев, также убедившийся в неправоте раскола, но медливший присоединением по житейским обстоятельствам, особенно под влиянием жены, слепо преданной расколу. На пасхе В.В. Афанасьев написал своему другу «дружеское увещательное послание», коим просил его не отлагать святое дело, угодное Богу и спасительное для души, из угождения жене. Он писал: «Господь просветил тебя словом своим: не попусти врагу подавить семя истины невежеством, яка тернием; не презри Бога, просветившего очи твои; не послушай жены, лукаво советующей. Припомни древние примеры: Адам, послушав жены, рая лишен; Ирод царь, послушав жены, Крестителю Христову главу усек; Соломон мудрости лишился жены ради и Сампсон зрения. Вот какие люди чрез жен погибли. И ты разумей, что – жена и что – ты. Жен и Апостол учить не велел. Ты – глава дому, а жена – тебе помощница… Подумай, кто нас с тобой научил истине, если не Божие Провидение! Молю тебя, расположись на твоего Создателя и именем его наступи на аспида и василиска, не убойся людей, окрест нападающих» и т.д. Послание это так подействовало на С.В. Елисеева, что он пошел немедленно похристовался к своему другу и объявил ему, что завтра же к литургии пойдет в единоверческую церковь Успения Пресвятой Богородицы, и исполнил свое обещание…

Приведем теперь несколько сведений из рассказа о путешествии по раскольническим селениям другого миссионера, – священника кишиневской единоверческой церкви о. Ермила Каменьщикова. О. Ермил, сам обращенный из раскола, как человек, хорошо знакомый с расколом, поставлен в священника к единоверческой церкви и назначен на миссионерскую должность; по поручению Высокопреосвященного архиепископа Сергия он совершил прошлым летом с миссионерскою целью поездку по местам, наиболее заселенным раскольниками и хорошо ему знакомым. Поэтому в его рассказе об этом путешествии есть любопытная подробность, знакомящая нас с бытом пограничных раскольников.

Сначала, в июне месяце, о. Ермил проехал в Хотин. Здесь, по его словам, раскольников считается до 100 семейств, или около 500 душ обоего пола, – все они поповского австрийского согласия, но половина из них окружники, а другая половина неокружники. У них есть две моленные, построенные на так называемой Русской Магале, на краю города с западной стороны, где преимущественно живут и сами старообрядцы.

«Повидавшись со знакомыми старообрядцами и с попечителем старой часовни (окружнической) Иваном Гуричем Велиженковым²⁷, – пишет о. Ермил, – я узнал, что между хотинскими старообрядцами есть здраво рассуждающие о православной церкви, а именно: уставщик, служащий более 20 лет Прокопий Васильев Подлеснов и его сын Варфоломей, Г.К. Лабутин, Ф.И. Харчевников и Е.К. Харчевников. Когда я сообщил им о своем намерении побеседовать со старообрядцами, то они сказали о себе, что, будучи вполне убеждены в правоте православной церкви и несостоятельности раскола, защищать его не желают, а с ревнителями говорить не советуем, потому что кроме оскорблений ничего не услышу от них. Однако же я решился побывать в часовне у противуокружников. Я пришел к ним 15 числа июня после службы. Так как большая часть здешних старообрядцев знают меня лично, а другие понаслышке, то я после обыкновенных приветствий, предложил им побеседовать со мною, и начал с того, что прочел им по старопечатной книге следующие слова из символа св. Афанасия: «Иже хощет спастися, прежде всех подобает ему содержати православно-кафолическую веру, еяже аще кто целы и непорочны не соблюдает, таковый кроме всякаго недумения во веки погибнет». Разъяснивши смысл этих слов, я спрашивал старообрядцев: целу ли веру соблюдают они, произнося в символе православной веры: «верую во едину святую соборную и апостольскую церковь?» Старообрядцы возразили: Мы – не безверцы! Веруем так, как св. отцы учат веровать; вам и самим это известно. Я сказал: мне известно, что вы действительно произносите эти слова: «верую во едину святую соборную и апостольскую церковь»; но самом деле принадлежите ли вы к святой соборной, апостольской церкви, без которой спастися невозможно? Вот об этом вопросе я и желал бы с вами побеседовать.

Тогда один из старообрядцев, Филат Васильев, громко заговорил: «Нам этих вопросов не нужно! Мы не нуждаемся в наставлениях! Сами знаем свои обязанности; никто не вправе нас беспокоить» и т. п.

Я постарался успокоить его, объяснив, что хотел побеседовать с ними ради их же пользы и не намерен никого оскорблять. Васильев замолчал, и я более не слыхал его.

После сего в собеседование вступил Ермолай Дмитриев Селезнев, насколько можно было понять, человек без лукавства. Но хотя он считается у старообрядцев грамотным, однако вопрос о церкви был мало знаком ему. Я представил ему доказательства, что общество старообрядцев истинной церкви Христовой не составляет.

Тогда близкий мой знакомый И.Т. Шулаков сделал мне возражение: «Если мы не составляем церкви, и должны пойти к вам в православную церковь, православных ваших называть братьями по вере, то, значит, мы должны будем подражать им во всем, – в несоблюдении постов, в курении табаку, и проч., и проч., а свои добрые обычаи, которым научены от предков, оставить?»

Старообрядцы, видимо, довольны были его замечанием.

Я сказал, что рассуждать о курении табаку не нахожу нужным потому, что православная церковь никого не учит этим слабостям, а желает по возможности искоренять их; да притом, прибавил я, и между старообрядцев есть такие, которые не свободны от таких слабостей.

Мне сказали: Может быть и есть такие из старообрядцев, но много ли? А ваши православные все курят, даже и попы.

Я ответил: Это вы говорите несправедливо, что будто бы все курят; да и не в этом дело. Вас никто не приглашает следовать слабостям, осуждаемым и нашей церковью, а приглашают вас к единению со святою соборною, апостольскою церковью при сохранении всех добрых ваших обычаев.

Тут один, по-видимому, почтенный старообрядец, Еремей Лемешев сказал: Оставьте нас, отец, – мы все бестолковые, ничего не понимаем!

Другие старообрядцы стали укорять старика: Если ты хочешь быть бестолковым, так будь; а мы просим только оставить нас так, как наши предки были.

Я сказал: Напрасно вы просите меня об этом. Я приглашаю вас только рассмотреть свидетельства ваших же старопечатных книг о вашем уповании, какова по свидетельству сих книг участь людей, находящихся вне церкви: «Яко же бо при потопе, все елицы с Ноем в ковчеге не бяху, истопоша, тако и в день судный, вси иже ныне в церкви святей не будут, тии во езеро оное огненное ввержени будут. Иже не пребывают в сей соборней церкви, тех Христос не спасает и Духа Святаго сицевии не имут…яко сами отделяются от единости веры» (Катих. вел.)

На этой беседе присутствовали и некоторые старообрядцы из другой часовни, в том числе и названные выше убедившиеся в правоте церкви. Один из них уставщик П.В. Подлеснов тут же при народе пригласил меня к себе в дом. (это – подвиг, за который могут угрожать ему неприятности в старообрядческом обществе). Я был утешен их вниманием ко мне, а особенно их расположением к церкви. К довершению моей радости пришел и единоверец, служивший при нашей церкви псаломщиком, Поликарп Афанасьевич Лукин. Я опасался за него, устоит ли он в православии при его житейских невзгодах; но, благодарение Господу, он не только твердо стоит в православии, но по возможности и другим старообрядцам объясняет их неправоту.

Между хотинскими старообрядцами есть и другие, беспристрастно рассуждающие о православной церкви, как например, А.П. Плотников, Велиженков, П. Поляков. Эти все пользуются общим уважением и старообрядцев, и православных. Плотников еще в 1872 году в разговоре со мной утверждал, что старообрядцы не в состоянии дать правильного ответа о своей церкви, и что православная церковь имеет за собой это достоинство, – может сказать о себе, что она одна есть церковь православная. Такими отзывами о церкви он значительно рассеял и мои тогдашние сомнения; однако, сам и по сие время остается в расколе. От Полякова я слышал такое рассуждение об Амвросии: «от ереси он был принят под миропомазание, которое совершил над ним священник; а кто же совершил над ним рукоположение на такую высокую священную степень, как митрополит?.. Человек не может сам себя родить, точно также и митрополит Амвросий не мог сам себя соделать митрополитом». Велиженков, человек откровенный и здраво рассуждающий о многих религиозных вопросах; но в суждении о православной церкви совращен с правильного пути старообрядческим пропагандистом О.Швецовым, который уверил его, что церкви старообрядческая и православная не имеют существенной разницы, что обе правы… Он говорил мне, что, если бы какой православный миссионер при нем доказал Швецову исключительную правоту своей церкви и Швецов не мог бы опровергнуть его, тогда он, Велиженков, не затруднится признать лживость раскола и истину православной церкви.

Из Хотина я проехал в селение Грубное, на свою родину, где живут еще мои родственники, – отец, братья, сестры… Грубное населено исключительно раскольниками, – в нем считается до 200 дворов и около 1000 душ обоего пола. Здесь существуют две старообрядческие часовни, с устроенными внутри алтарями: одна (окружническая) построена в 70-х годах, а другая только-то окончена строением и не освящена, – в ней служат часы. К первой принадлежат около 150 семейств окружников, не понимающих, впрочем, смысла Окружного Писания, а просто следующих за своим попом Филиппом Лазаревичем Никитиным, который поставлен был еще Кириллом Белокриницким в 1855 году²⁸. В это время Никитин был почти единственным старообрядческим священником на три губернии – Бессарабскую, Подольскую, сторону противуокружников, и вся паства его последовала за ним, исключая незначительного числа балтских старообрядцев, оставшихся в единомыслии со своим тогдашним епископом Варлаамом, ревнителем Окружного Послания. Никитин отделился от Варлаама на том основании, что он окружник. Он давно произведен в сан протоиерея, и его можно бы назвать одним из лучших старообрядческих попов, если бы он не ошибся в прежнее время тем, что принял сторону неокружников. В 1876 году, когда я был еще в расколе, мне стоило немало времени и труда убедить Никитина помириться с окружниками. И он действительно принял Окружное, надеясь, что и теперь вся его паства последует его примеру, как прежде ушла за ним в противуокружники. Чтобы склонить ее к принятию Окружного Послания, мы даже вместе с ним путешествовали в 1873 году по разным местам; но теперь Никитин потерпел полную неудачу: невежественный народ не хотел принять Окружного и из всей паствы его, рассеянной по трем губерниям, при нем осталось не более 150 семейств, да и те значения Окружного Послания не разумеют. Никитин служит при старейшей грубенской часовни. Вторая часовня построена противуокружниками, не последовавшими за Никитиным, когда он принял Окружное. Противуокружников считается семейств 50 и это – люди более зажиточные. Обе часовни построены в виде больших магазинов из прочного материала (из кирпича); на первой есть маленький купол и колокольня с колоколами, в которые звонят к службам.

22 июня во время служения часов я был в часовне окружников и по окончании службы произнес, обращаясь к старообрядцам, короткую речь приблизительно такого содержания: Отцы и братия! Нет надобности мне изъясняться пред вами о себе. Здесь в этом селении я родился и вырос, в этом самом храме некогда молился вместе с вами. Отчего теперь не с вами? – и это вы знаете; знаете, что из этого храма я изгнан вами. Но за что? Вы сами знаете, что изгнали меня за то, что я стал указывать вам в ваших же старых книгах свидетельства, обличающие незаконность вашего священства и погибельность вашего положения вне единения с вселенскою православною церковью. В то время, когда вы изгоняли меня, я просил дать мне книгу, чтобы показать справедливость того, о чем я говорил вам: книги вы не дали мне, и никакие мои объяснения не приняли во внимание; вам желательно было бы во что бы то ни стало изгнать меня. Я повиновался. И вот уже десять лет прошло, как я не видел вас, и вы меня не видали. Теперь же по воле моего архипастыря явился напомнить вам, братия, о вашем незаконном пребывании без общения с истинною церковью Христовою. Посему братски предлагаю вам, рассмотрим по вашим же книгам: где находится истинно-древняя и истинно-православная Христова церковь? И составляет ли старообрядческое общество сию церковь Христову? Предлагаю вам, соберитесь где-нибудь в доме и поговорим об этом подробнее, свидетельствуясь священным святоотеческим писанием.

Мое предложение о беседе старообрядцы охотно приняли и сами назначили место по возможности удобное. Когда собрались, пригласили меня. Здесь находились и оба их священника: Филипп Никитин, окружник, и Иоанн Дубовиков, противуокружник. После краткого вступления я предложил для рассмотрения вопрос: составляет ли старообрядческое общество ту церковь, которая исповедует в Символе веры единую святую соборную и апостольскую?

Никитин сказал, что церковь могут составлять епископ, священник и диакон с пасомыми.

Я возразил: Значит, вы признаете, что старообрядческое общество, не имевши епископа почти 200 лет, не составляло церкви, которая исповедуется в Символе веры?

Никитин сказал: О прошедшем толковать бесполезно; так как о нем нам неизвестно ничего; притом же, задняя забывая, должно на передняя простираться. Он старался вообще отклонить речь от предложенного вопроса и быстро перешел к обвинению противуокружников за их хуление на имя Христа Спасителя, на четвероконечный крест и т.п.

Ему возразил С.К. Яблошников (сын противу-окружнического епископа Кирилла Балтского): Напрасно вы, отец Филипп, вместо того, чтобы оправдывать себя, обвиняете других. Вы сначала оправдайте себя – скажите, откуда имеет корень ваша хиротония, о чем вас и спрашивают; а отношения между нами, неокружниками, и вами, окружниками, до православной церкви не касаются.

Никитин и после этого продолжал уклоняться от прямого ответа. Тогда я предложил другой вопрос: признает ли он греко-российскую церковь за православную или не признает?

Ответить на этот вопрос он предоставил другому попу, неокружнику Иоанну Дубовикову; но тот только и мог сказать: «Мы как были, так и будем!» И когда я стал объяснять ему, что так говорить нельзя, то он, потерявши всякое приличие, начал говорить старообрядцам: берегитесь Ермилла и Филиппа! Они заведут вас неведомо куда! Сын его Лев, находившийся тут же, посоветовал отцу лучше оставить собрание, если не может вести беседу спокойно и прилично. Никитин же, побуждаемый к ответу, сказал, что отвечать на вопрос о православной церкви при обществе он стесняется. Старообрядцы заметили ему, что таким признанием он ставит и себя, и их в неловкое положение, ибо можно предположить, что если бы общества не было, то он признал бы великороссийскую церковь православною, и теперь они не знают, кого он защищает – старообрядчество или великороссийскую церковь?.. Никитину действительно трудно было оправдаться пред своим обществом, а недоброжелатели его, особенно противуокружники, чуть не пальцами указывали на него, говоря, что он «похваляет» великороссийскую церковь. Затем я вычитал свидетельства из старопечатных книг по «Выпискам Озерского», что старообрядческое общество не может быть признано соборною апостольскою церковью, как не имеющее существенных принадлежностей истинной церкви, то есть, семи церковных таинств, без коих яко без известных посредств спастися невозможно.

В таком тоне продолжалась беседа 5 часов. По окончании беседы старообрядцы искренно или не искренно просили меня почаще навещать их.

На другой день, 23 июня, меня посетили некоторые грубенские старообрядцы: А.Ф. Пономарев, А.Ф. Кулаков, Л.И. Дубовиков, сын противуокружнического попа, – человек молодой, но здраво рассуждающий, и сын лжеепископа Кирилла Балтского. Они, как бы в ответ на бывшую беседу, принесли мне известную Соловецкую Челобитную и потребовали на нее объяснения. Я объяснил им по возможности неосновательность и лживость этой зловредной книги и советовал прочитать правдивую историю Соловецкого мятежа, где они увидят сами совсем не то, что так ложно написали Семен Денисов и Соловецкие мятежники. Они просили дать им такую книгу; но у меня ее не было, и я ограничился тем, что дал им «Выписки Озерского», книгу м. Григория «Истинно-православная Христова церковь», сочинения архим. Павла, и некоторые брошюры, обличающие раскол.

24 июня из Грубна я отправился в м. Секуряны, где есть старообрядцев семейств 40 или более. Старообрядцы эти большею частью не имеют определенных убеждений, между ними чуть ли не столько веры, сколько семейств. Я повидался с некоторыми знакомыми старообрядцами, объяснил им цель моего посещения и просил, чтобы старообрядцы собрались на следующий день для собеседования. Они дали обещание; но явилось только три человека, объяснив, что прочие по неимению свободного времени ушли на свои занятия. Они вступили в откровенное объяснение со мною, даже принесли свою старопечатную книгу о правой вере, по которой я и показал старообрядцам их гибельное состояние вне единения с православною вселенскою церковью. К сожалению, я нашел, что старообрядцы эти пропитаны ненавистью к православной церкви и понятиями, что настоящее время есть последнее – время царствования последнего антихриста. Надежды на их обращение мало».

Так повсюду можно найти между старообрядцами, даже в обществах самых невежественных и фанатически настроенных людей – желающих и готовых слышать истину о церкви. Нужны только сведущие и усердные миссионеры, которые проповедовали бы истину, да нужно еще, чтобы лица, имеющие к тому все способы и средства, распространяли в старообрядческих обществах книги и книжки, раскрывающие неправду раскола и истину православия. Положение старообрядца, усомнившегося в расколе и представленного самому себе, – в высшей степени печально и достойно серьезного внимания со стороны тех, которые поставлены быть стражами дома Христова и пастырями словесного стада, имущими воздать слово наипаче за погибших от нерадения их овец. Из многих известных нам примеров приведем здесь один в подтверждение сказанного.

Вот что пишет старообрядец, крестьянин из Сибири, к о. архимандриту Павлу: «Я родился и крещен был в единоверческой церкви, а с 1860 года вся наша деревня неизвестно почему уклонилась в раскол, в том числе и я, тогда еще несовершеннолетний. В 1864 году более половины нашего общества приняли новое священство – белокриницкое: привез его к нам крестьянин деревни Выдрихи (Тоб.г.) Михайла Акимов, который для разузнания об этом священстве послан был от общества в Москву. В следующем 1865 году Савватий (тогда лжеепископ Тобольский) поставил этого Михайлу Акимова нам в попы. А недавно, в 1885 году, тем же Савватием он произведен нам в епископы и называется теперь епископ Мефодий²⁹. Со здешним единоверческим священником Мефодий уклоняется от разговоров о вере и нам запрещает говорить. Я не знал, почему это; но в прошлом году приезжал в нашу деревню алтайский единоверческий священник Михаил Кандауров и вытребовал нашего Мефодия и общественников на беседу. Я слушал их, и, увидев, что сторона о. Михаила оставалась более правою, понял, почему наш Мефодий уклоняется и нам запрещает беседовать с людьми, которые имеют светлые умы. С того времени я стал искать случаев где бы послушать от сведущих людей хороших разговоров. Между тем, случайно удалось мне прочитать вторую часть ваших сочинений с путешествиями вашими, которая книга совершенно отвратила меня от белокриницкого нового священства и теперь я не знаю, что мне и делать: если приступить к православной церкви, то вижу там много в обрядах есть несходственного с нами, а более то возмущает совесть, что священнослужители небрежно относятся к службе и творят крестное знамение; если приступить к единоверческой церкви, то боюсь клятв, которые положены собором 1667 года на старые обряды, а именно двуперстное сложение поречено 38-ю поречениями³⁰; остаться при новом священстве белокриницком не могу, ибо вижу из ваших сочинений, что оно незаконно. Всюду ми тесно; а утвердиться не от кого: Москва 4000 верст, а книг не имею, выписать не знаю откуда, да и средств больших нет! Вот и решился я просить вас, святой отец Павел, прислать мне книги своего сочинения, которые бы могли успокоить мою совесть, обратить мою и многие заблудшие души. А как меня все стали ненавидеть и порицать за то, что я сказываю всякому, что прочел в ваших книгах! Но я не смотрю на то. Только, о. Павел, не пожалей прислать! Помни, и едина душа велика пред Богом».

Книги, без сомнения, посланы; но каково положение сего единаго от малых, всей душой стремящегося к истинной церкви и оставленному самому себе! Истинно, – жатва многа; исходите вы, делатели, на ниву Господню!..

В первых числах сего мая месяца в Москву приехали с волжских берегов раскольнические архиереи; Пафнутий казанский, Паисий саратовский и Алексей самарский, которые были здесь и прошлой осенью. Тогда Московский Духовный Совет с участием Пафнутия и Паисия подверг Алексея самарского за некоторые греховные вины запрещению от священнослужения, о чем в свое время было говорено в нашей летописи. Запрещение произнесено, главным образом, по настоянию Пафнутия, который давно уже находился в больших неладах с Алексеем самарским. Алексей, разумеется, считает себя несправедливо осужденным: крайне оскорбленный решением Духовного Совета, он просил в свое время выдать ему копию с постановления о запрещении, дабы знать за какие именно вины его наказали так строго. Но в просьбе ему было тогда отказано и Алексей, скрепя сердце, должен был покориться определению Духовного Совета. А так как старообрядцы вообще снисходительны к греховным падениям своих владык и батюшек, лишь бы они в вере были крепки, да побольше бранили никониан, то нашлось защитников у Алексея между московскими и самарскими раскольниками: они стали говорить, что Алексея судили слишком строго, – да и кто же судил? И.И. Шибаев, которому не годилось бы заводить и речи о чужих греховных слабостях! Дело Алексея предположено было решить на соборе всех раскольнических епископов, который предполагалось собрать следующей осенью; но так как по причинам, о которых будет сказано ниже, собор этот не находят удобным собирать, то в виду указанных жалоб признали нужным поспешить с решением дела об Алексее. Для этого и вызваны в Москву как сам Алексей, так и Пафнутий с Паисием, участвовавшие прежде в суде над Алексеем. Члены Совета, как слышно, согласны освободить Алексея от запрещения; возражения ожидаются только со стороны Пафнутия, но голос одного Пафнутия не будет иметь силы.

Старик Пафнутий состоит во вражде не с Алексеем только, но и с Паисием. Именуясь казанским, он живет в епархии саратовской на Черемшане, где имеет пребывание и Паисий. И пусть бы жил; но дурно то, что он вмешивается в управление не принадлежащей ему епархии. Пользуясь расположением владетельницы большей части земли, где стоят раскольнические скиты на Черемшане, пожилой девицы Феклы Евдокимовой, он и знать не хочет Паисия, говорит: «Я старше, более двадцать лет епископствую!». Сначала Паисий терпеливо сносил все несправедливости Пафнутия; но теперь вышел из терпения, что и понятно, так как Пафнутий в явное нарушение церковных правил даже ставит попов в его епархию. Паисий хотел жаловаться на Пафнутия Духовному Совету; но как жаловаться, когда Шибаев с Петром Драгуновым из-за вражды к нему поддерживают Пафнутия? Хотел предъявить собору противозаконные поступки Пафнутия, но московские заправители раскола и собор нынешним летом отложили собирать! В виду всего этого Паисий не находит иного средства оградить себя от оскорблений со стороны Пафнутия, как удалиться с Черемшана. Поселиться он намерен в местечке Баланда, где проживает значительное количество старообрядцев и между ними есть люди зажиточные.

Вообще, Пафнутий на старости лет позорит себя поступками, каких трудно было и ожидать от него. Прежде ревностный окружник, он перешел теперь на сторону уничтожителей Окружного Послания, вступил в союз с безграмотным презираемым самими старообрядцами Савватием, с жаждущими власти и наживы г-ми Шибаевыми и Драгуновыми. Мало этого, он даже написал сочинение в защиту уничтожения Окружного Послания, составляющее целую тетрадь, и привез его в Москву. Однако же сочинение это он показывает только своим приближенным и не хочет распространять, как видно, и сам, сознавая, что защищает в нем неправое дело. Настоящие окружники сильно раздражены такими поступками Пафнутия и даже прямо говорят, что он сошел с ума…

Отчего же, московские правители раскольнических «церковно-иерархических» дел не хотят и в нынешнем году составлять собор своих епископов, допуская этим нарушение церковных правил? Глава сих правителей, великий политик И.И. Шибаев говорит в объяснение, что съезд со всей России епископов может навлечь на старообрядцев гнев правительства. Но давно ли это гг. старообрядцы стали бояться правительства, особенно московского? Нет, не правительства боятся Шибаев и Драгунов, а боятся за свою собственную власть, боятся уронить свое значение на соборе. Они помнят, как прошлый раз пришлось им столкнуться со Сильвестром, Бушевым и другими, которые не подчинились их требованиям относительно Окружного Послания и выстояли на своем. Поэтому-то теперь они и поспешили окончить неотложные дела, вызвавши приволжских архиереев, а собор снова отложили под предлогом мнимых опасностей от правительства.

Между тем, пребывающие в Москву раскольнические архиереи совершают торжественные служения. Наибольшим вниманием и теперь пользуется у московских старообрядцев Паисий. В праздник св. Николы он служил на фабрике Арсения Морозова. В Москве Паисий со своим диаконом проживает за Тверскими воротами в прежде бывшем своем доме, а Пафнутий со своим диаконом Алексеем Богатенковым живет переменно то у Петра Драгунова, то у Савватия.

Анастасий Измаильский уехал из Москвы, прожив здесь около месяца. Из Москвы он ездил на свою родину, в Гуслицы, где у него находятся родственники. Перетрухин и другие старообрядцы истязывали его о том, правда ли пишет в «Братском Слове» инок Пимен, что будто бы и он, Анастасий, собирался вместе с Пименом оставить старообрядчество и присоединиться к церкви никонианской. Анастасий не скрыл, что у него действительно была мысль оставить старообрядчество; но прибавил, что теперь этой мысли не имеет. Вообще Анастасия приняли в Москве не так приветливо, как принимали прежде, даже не постыдились уличить в присвоении чужих денег, говорили: «Шесть тысяч были пожертвованы тебе для пропитания иноков в монастыре, а ты их употребил на покупку земли в свою собственность и на разведение сада!» Анастасий, надобно полагать, в искупление обнаружившейся теперь вины своей, что замышлял вместе с о. Пименом оставить раскол, составил небольшое общество, поставившее себе целью достигнуть мира с противуокружниками. С этой целью и сам он открыл сношение с балтским противуокружником епископом Кириллом и с некоторыми другими лицами из противуокружников. В Кишиневе они составили собрание, на котором обе стороны, и окружники, и противуокружники, признали необходимым для достижения мира уничтожить Окружное Послание, и в таком смысле составили акт, под которым подписались и Анастасий, и Кирилл. Полагая, как видно, в получении этого документа большую заслугу со своей стороны, Анастасий в Москве представил его на рассмотрение Духовному Совету и просил указаний, как поступать в дальнейших переговорах о мире с противуокружниками. Но Духовный Совет ввиду безуспешности прошлых стараний о достижении мира с противуокружниками отнесся к мнимым заслугам Анастасия довольно равнодушно, а Перетрухина с ним не отпустил. Слышно, что в Кишиневе в настоящее время идут новые совещания между окружниками и противуокружниками: со стороны этих последних из Зуева отправились в Кишинев именуемый архимандрит Игнатий и диакон Кирилл, человек очень молодой, из приказчиков на фабрике Саввы Морозова, хорошо начитанный в книгах, и из Москвы от Иова – поп Илия.

Раскольнические диаконы в Москве отличаются такою распущенностью жизни и так безобразничают, что Духовный Совет признал нужным беспощадно карать их. Мы говорили уже, что диаконы Рогожского Кладбища Иван, Григорий и Елисей назначены в наказание служить безвозмездно у Савватия; теперь подвергся тому же наказанию диакон Василий, служащий при попе Епифане, родном брате Петра Драгунова. Квартира Савватия обращается таким образом в исправительный дом для провинившихся раскольнических диаконов.

Недавно и батюшку о. Петра Драгунова постигла неприятность, от которой он даже целую неделю прохворал. Мы писали уже в предыдущей летописи, что члены Духовного Совета, недовольные попом Ефимом Мельниковым, пригласили в настоятели Рогожского причта некоего попа из Самарской губернии. Оказалось, что это есть живущий в Балакове поп Константин. Назначение его последовало не только не против воли, но даже по желанию Драгунова. Но вот поп Константин приехал в Москву и стал служить. Служения его очень понравились московским раскольникам, за то поэтому не понравились батюшке отцу Петру. Он восстал против Константина, и по сему случаю в собрании Духовного Совета между ним и купцом Медведевым произошла ссора. Медведев говорил Драгунову: «Ты два раза определялся жительствовать на Рогожском Кладбище и из боязни лишиться доходов оба раза ушел! Сам не служишь и людей служить в настоятельстве не пускаешь! Посмотрел бы на себя-то хорошенько: кто ты? По правилам Стоглавого собора, тебе как вдовцу не следует даже и поповствовать в мире, а нужно идти в монастырь!» Драгунов в крайнем раздражени, мог только ответить Медведеву: «Я тридцать лет служу в чине священника, и никто меня не гнал в монастырь, а ты меня гонишь!» – и с этими словами вышел из собрания в таком гневе, что даже захворал. Между тем из Балакова приехали духовные дети попа Константина, не желавшие с ним расстаться. Они просили Духовный Совет отпустить его к ним обратно, и Константин, быть может, избегая и гонений от попа Петра, вместе со своими духовными детьми немедленно отправился из Москвы восвояси. Место настоятеля Рогожского причта, таким образом, останется и доселе праздным. Хорошо бы упраздниться и всему причту, существующему здесь совершенно незаконно в противность Высочайшему повелению. Ведь уничтожили алтарь, поставленный здесь раскольниками в нарушение Высочайшей воли: зачем же и попы, когда нет алтаря? Да, пора бы, и давно пора по здорову убраться им с Рогожского!..

Об известном пропагандисте раскола Онисиме Швецове получены известия, что он ездил и собирается ехать в разные места для проповеди раскола. Во второй половине поста был он в селе Мстере и имел здесь беседу с местным миссионером; а около Троицына дня отправляется в Балаково, в Баланду и другие поволжские места беседовать с православными и старообрядцами. А поездка в Петербург читать лекции не состоялась. Да и слух об этих лекциях не сочинен ли самим Швецовым ради собственного прославления? У почтенного Онисима Васильича есть-таки слабость – похвалиться своими талантами и мнимыми победами на беседах с православными…

Не унимаются разные радетели раскола из мнимо- православных. Один неудачливый журналист, издававший когда-то газетку, предпринятую, якобы, в интересах восточной церкви, а на самом деле занимавшуюся только нападками на правительство и духовенство православной российской церкви, в настоящее время сильно увивается около раскольников. Минуя высшие сферы московского раскольнического мира, куда вероятно не получил еще доступа, он вертится больше в лавочке известного торговца старинными и раскольническими книгами, где развивает пред раскольниками свои планы о возвеличении и утверждении раскола. Сначала он предлагал им грандиозный план: подать прошение восточным патриархам о признании законности и правильности белокриницкого священства, что непременно-де исполнено будет, по крайней мере, константинопольским патриархом в укор российскому Святейшему Синоду (сам же г. журналист открыто признает белокриницкую иерархию и законною, и правильною, хотя в качестве ученика и почитателя высокочтимого Т.И. Филиппова должен бы знать, что даже и сам Т.И. Филиппов объявил на известной беседе с калужскими старообрядцами, что признает сию иерархию незаконною). Старообрядцы слушали журналиста-оратора, поддакивали ему, но внутренне посмеивались над его удивительной наивностью. Приметив это, журналист перешел к предложению менее трудному и для него лично более выгодному, – предложил основать в Москве и вести под его редакцией, конечно, большую газету, назвав оную «Народная Мысль» (вероятно в соответствие «Русской Мысли», начавшей свое существование мерзостной повестью Мордовцева «Великий раскол»): в газете он стал бы излагать по преимуществу нужды народа и прежде всего старообрядцев, как лучших, якобы, представителей русского народа, под тем, разумеется, условием, если существование газеты будет прочно обеспечено капиталистами из старообрядцев. Капиталисты из старообрядцев г. Морозов и др., правда, охотно давали большие суммы на основание газет и журналов; но, обладая в высшей степени практическим смыслом, едва ли пойдут на удочку слишком откровенного г. журналиста…

Отметим еще один любопытный факт. Раскольники с большим усердием покупают те №№ «Московских Церковных Ведомостей» где напечатан «реферат» некоего московского богослова о времени учреждения иерархии в церкви Христовой. И что любопытно, – раскупают не одни беспоповцы, которым «реферат» сей действительно дорог (известно, что один из них, Федор Онисимов, даже публично высказал автору благодарность за него), но раскупают и поповцы, чтобы при случае на беседах с православными сказать им: вот-де как рассуждают ваши богословы и вот как они судят о самих Апостолах Христовых!

Промахи и ошибки частных лиц раскольники напрасно думают ставить в вину церкви: церковь православная от них нимало не страдает и остается неизменно православною. А вот вопросы, излагающие существенные признаки незаконности и лживости именуемой старообрядческой церкви, – дело совсем иного рода, и, не отвечая на них, раскольнические духовные власти именно оставляют в полном сомнении для самих старообрядцев эту именуемую их церковь. Мы заговорили теперь об вопросах потому, что недавно их подала Савватию и Духовному Совету даже одна женщина-старообрядка, именно супруга уже известного читателям Т.Е. Тихомирова. На сих днях мы получили от нее копию этих вопросов или «вопросительного письма в старообрядческий Духовный Совет» при следующей записке от 5-го мая:

«Всепокорнейше прошу вас это «вопросительное письмо» напечатать в «Братском Слове» немедленно. Я такое же ныне посылаю в Духовный Совет на имя Перетрухина. Но он, кажется, его не покажет владыке Савватию и членам Духовного Совета; а из них кто, может, получает «Братское Слово», так в нем и могут видеть сие мною посланное письмо»

Охотно исполняем просьбу достопочтенной женщины, не замедлившей последовать доброму примеру мужа, да и обратить внимание на то, кого сие касается, на следующее:

Вопросительное письмо в старообрядческий Духовный Совет

Владыко Савватий и вы, почтенные члены!

Всепокорнейше прошу вас исполнить мою просьбу, а именно в том: находясь я в старообрядчестве от роду моего и читая старопечатные книги, из них услыша, что старообрядчество не может быть церковью Христовой чрез свое разделение между их на противные секты, потому что «церкови имя не разделения, но соединения и согласия имя есть» (беседа 1-ая на послание к коринф. стр.511). Также и, находясь мы без православного епископа около 200 лет, лишились четвертой тайны – священства, сиречь рукоположения, в противность святоотеческому учению. И чрез сие падает на мою совесть сумнительность – признать старообрядчество церковью Христовою. За уврачеванием моей совести я и осмеливаюсь прибегнуть к вашему святительству и Духовному Совету, потому что вы есте стражи Дому Владычня, и надеюсь, что не дадите в расхищение врагам винограда Христова. Посему и питаю надежду услышать от вас благого гласа в успокоение моей женской немощной совести разрешением вашим на мои нижеследующие вопросы, сообразно священному писанию и святых отец учению:

Вопрос 1-й. Какие вины побудили старообрядцев к разделению между самих себя, и не служит ли это (разделение) признаком явного наименования старообрядчества расколом?

Вопрос 2-й. Имела ли наша старообрядческая церковь в течение около 200 лет достоинство и силу, то есть власть, поставлять епископов, пресвитеров и диаконов, и паки извергать из сана?

Вопрос 3-й. Вселенская соборно-апостольская Христова церковь оставалась ли когда, хоть на малое время, без православного епископа, окормляясь еретическою хиротониею? И может ли церковь лишившихся православных епископов, быть вселенскою соборно-апостольскою церковью?

Если в случае не последует от вас чрез месяц ответа на мои эти три вопроса, то я вполне буду считать, что вы побеждены остались от убогой женщины, ищущей душевного спасения, и не в силах защитить ту церковь, в которой вы, владыко и почтеннейшие члены, чаете получить вечное блаженство: тогда и мне откроется путь правды к присоединению к греко-российской церкви Христовой.

Почему и остаюсь в ожидании вашего пастырского ответа убогая женщина Анна Федотьевна Чистова, деревни Шувой.

1887 год, мая 5-го дня.

Вопросы – не новые; но важно то, что ими заняты даже разумные женщины в старообрядчестве. Важно еще то, что мнимому архиепископу и высшему духовному правительству старообрядцев, наконец, женщины предлагают вопросы о столь очевидных для каждого, несомненных признаках лживости именуемой старообрядческой церкви. Ужели и в самом деле Савватий со своим Духовным Советом признают себя «побежденными от убогой женщины?»

В предыдущей летописи было упомянуто, что Анастасий Измаильский, много потерявший в глазах раскольников после того, как инок Пимен разоблачил печатно его замыслы оставить раскол, желая восстановить свою репутацию в расколе, задумал прославить себя подвигом великой важности – положить конец разделению австрийской иерархии на окружническую и противуокружническую, заключить мир между окружниками и противуокружниками, о котором так давно и так тщетно хлопочут особенно московские мнимоокружники. С этой целью Анастасий вошел в сношения с Балтским противу-окружническим лжеепископом Кириллом, имел с ним 10 марта свидание в Кишиневе и, подписав предварительную мирную грамоту, условился к 9-му числу мая месяца созвать в Кишиневе же на великий собор представителей обеих партий для окончательного рассмотрения условий примирения и для заключения желаемого мира. Об упомянутой мирной грамоте, подписанной Анастасием и Кириллом, мы говорили в прошлый раз. Но тогда мы имели ее под руками; теперь же, получив с нее копию, считаем не излишним внести в нашу летопись полный текст ее. Вот что́ писано в этой «мирной грамоте»:

Божиею милостию мы, епископы Анастасий Измаильский и Кирилл Балтский, Божиим изволением собравшись в город Кишинев 10 марта 1887 года, в присутствии всего кишиневского общества обсуждали меры к соединению между собой, то есть, устранению разногласий, существующих между церковью вследствие издания Окружного Послания, и после долгих рассуждений и прений на основании книг Божественного писания, бывших же в немалом количестве, пришли в соединение, единомыслие и полное согласие во всех мнениях по делу догматов святой нашей древле-православной церкви, не принявши никаких новшеств, введенных бывшими соборами в Богоспасаемом граде Москве в 1666 и 1667 годах, несвойственных и несогласных с нашей древлеотечественной и непоколебимо стоящей от времени князя Владимира до времен Никона патриарха церкви, на следующих условиях:

1. Все новшества и нововведения оных 1666 и 1667 г. соборов, как нашими предками не приняты, так и мы – их потомки отнюдь не принимаем и яко чуждых гнушаемся и удаляемся и отметаемся.

2. Усердно лобызаем древнее чиноположение, уставы и обряды святых отец наших, введенных от лет князя Владимира до лет Никона патриарха, сих любезно приемлем и почитаем и чаем в надежде и в уповании получить за сие от Господа Бога вечное спасение.

3. Неприемлющих же древнего предания святых отец наших и порицающих чины и обряды оных вселенской клятве предаем.

4. Все, кроме церкви предания и учения и изображения святых и приснопамятных отец после содеянная, анафеме предаем.

5. Вси еретицы всяких упомянутых и не упомянутых в святом Божественном писании ересей, не по преданию пастырей и учителей вселенских верующие, и их мудрствования да будут прокляты.

6. Всякого прибавления и отвращаемся и отметаемся и отреваем.

7. Всех крестохульников, равно же и пречестнейшее имя Исус христохульников отвращаемся и удаляемся, якоже гнусны, а последующих сем и называющих крест четвероконечный кумиром предаем проклятию³¹.

8. Всякое писанное и изглаголанное учение и проповеданное несогласное со священным писанием не мудрствуем.

9. Изданное в 1862 году Окружное Послание предаем полному уничтожению и забвению и содержание его, исключая написанного в нем согласно святому писанию, сим предаем проклятию.

10. Все священники, епископы и другие священные лица, поставленные и хиротонисанные от начала Антония второго епископа Московского, бывшего истинно поставленным митрополитом Кириллом Белокриницким, признаем как есть и были в действительных санах, кто в каком сане имел поставлением застигнуть – как живых, так и мертвых – признаем за истинных правильно хиротонисанных духовных лиц.

11. Ныне живущие епископы и священники, упомянутые в десятом пункте сей мирительной грамоты, остаются все на своих местах, ныне ими занимаемых, и в их чинах, что и признаем за истину³².

12. Копии сей мирной грамоты епископ Кирилл Балтовский обещает разослать своим обществам и единомысленникам своим епископам с проиглашением их на общий собор к 9 мая 1887 года в город Кишинев, на котором общем соборе сия грамота, если не будет со стороны обществ и епископов противоречий, будет утверждена, а в противном случае, если мы пожелаем, тогда сила сей грамоты будет считаться недействительной.

Смиренный Кирилл епископ Балтский.

Смиренный Анастасий епископ Измаильский.

В грамоте этой имеют ближайшее отношение к делу, собственно, четыре последние пункта, в которых предается уничтожению и проклятию Окружное Послание и признаются законными, правильно поставленными и восседающими на своих местах противуокружнические «епископы и священники»: в этих пунктах и заключаются условия предположенного примирения и соединения между окружниками и противуокружниками; они-то, собственно, и требовали рассмотрения и утверждения на новом большом соборе, дабы войти в силу и дабы замышленное Анастасием соединение двух враждебных половин Белокриницкой иерархии совершилось на славу ему.

Согласно 12-му пункту мирной грамоты Кирилл немедленно разослал ее в копиях во все главные противуокружнические общества; прислал и в Москву, к Иову, которого притом просил прибыть лично на предназначенный собор в город Кишинев, или же прислать от себя доверенных людей для присутствия на оном. Иов предпочел послать уполномоченных для участия в соборных занятиях: это были, как мы уже говорили в прошлый раз, известные противуокружнические деятели Игнатий Зуевский, именующий себя архимандритом, московский поп Илья и иеродиакон Кирилл, бывший приказщик на морозовской фабрике в Зуеве – Козьма Ипполитов. Анастасий, со своей стороны, известил о начатом деле примирения с противуокружниками даже Афанасия Белокриницкого, сообщил ему и самую грамоту о примирении, предварительно подписанную им, прося белокриницкого владыку сообщить ему свое мнение по этому делу. Афанасий ответил ему, что не видит препятствий к уничтожению Окружного Послания, но не находит удобным признать противуокружнических епископов и священников в их санах, так как они ведут начало от подвергнутого отлучению Антония Второго. Впрочем, Анастасий более заботился о том, как отнесутся к его затее московские мнимоокружнические власти. Чтобы узнать об этом мнении Духовного Совета и Савватия, получить от них наставление, как вести дело о примирении с противуокружниками на предстоящем соборе, Анастасий, как известно, сам приезжал в Москву. Здесь он лично представил Совету мирную грамоту, подписанную им и Кириллом, устно передал им веденные им переговоры с противуокружниками, просил помочь ему в дальнейшем ведении этого дела, столь важного для всего старообрядчества, и послать с ним на собор сведущего в писании человека, причем указал именно на Перетрухина. Но Духовный Совет, помня свои прежние неудачи в сношениях с противуокружниками по делу о примирении, не имея притом доверия и к самому Анастасию, не согласился отпустить с ним Перетрухина, да и вообще принимать участие в кишиневском соборе. Савватий же отнесся к Анастасию более внимательно и даже выдал ему лично от себя грамоту, которою уполномочивал его действовать и говорить на соборе, если понадобится, и от имени московского архиепископа, строго наказав ему, впрочем, без нужды не предъявлять собору его грамоту.

Кирилл прибыл в Кишинев 5-го мая вечером. Для него и спутников его на станцию железной дороги были высланы две кареты. Он приехал прямо в часовню, где противуокружническое мнимое духовенство, которого собралось до пятнадцати попов, встретило его в полных облачениях и с пением, точно настоящего архиерея, а граждане-противуокружники, которых набралось до четырехсот человек, поднесли ему хлеб-соль. Здесь же его ожидали и посланные от Иова московские противуокружники, которым Кирилл оказал особое внимание. В это время Анастасий находился уже в Кишиневе. Он прибыл с диаконом и шестью попами, из которых особенно выделялся считающийся за начетчика поп Василий Иванов по прозванию Чижик из г. Крылова Херсонской губернии; было человек десять и мирских лиц, в том числе воронковский Иван Петров Овчинников, брат Пафнутия, бежавшего за границу. Анастасий со своими спутниками приехал в Кишинев без всякой торжественности, самым тихим образом, никто из раскольников не встретил его, мало этого – даже немногие из них решились дать приют Анастасию, напротив, все как истые противуокружники сторонились от него, видя в нем еретика. Кирилл вскоре же по приезде в Кишинев известил Анастасия и всех прибывших депутатов, что собор открыт будет утром следующего дня, 6-го мая. Местом для него назначено было обширное помещение, находящееся рядом с общественной моленной. Здесь заблаговременно поставлен был длинный стол и на случай справок было разложено на столе большое количество старопечатных книг. Кирилл явился на собор в 7 часов утра и занял первое место в верхнем конце стола по правую сторону, а с ним рядом разместились московские послы и противуокружнические попы; Анастасий сел против Кирилла с левой стороны стола, – здесь же заняли места поп Василий и прочие мнимоокружники. Все остальное пространство комнаты было занято народом, состоявшим исключительно из противуокружников.

О том, что́ происходило у раскольников на их странном кишиневском соборе, мы имеем сведения, сообщенные одним из присутствовавших здесь старообрядцев, и, кроме того, «записку», составленную кем-то из противуокружников «по просьбе истинно верующих». Оба сказания имеют близкое сходство, а это может служить ручательством, что они верно передают происходившее на соборе.

Изложим кратко содержащееся в том и другом сказании.

Когда все заняли места, Кирилл предложил, чтобы, прежде всего, прочтена была мирная грамота, изданная 10-го марта. Анастасий не возражал против этого и велел своему попу Василию прочитать грамоту, которая была выслушана присутствующими в полном молчании. Тогда Кирилл спросил Анастасия и прочих мнимо-окружников, согласны ли они с изложенным в грамоте. Анастасий со своими сторонниками ответил: согласны! согласны! После этого Кирилл предложил тот же вопрос противуокружникам, а именно, послам Иова Московского. Из них Игнатий, вставши, стал говорить: «Мы считаем прочитанную грамоту недостаточной. В ней Окружное Послание предается уничтожению и даже проклятию; а вины, за что оно предается уничтожению и проклятию, не указано. Нужно указать эту вину; а без вины не только духовный, но и светский суд никого не осуждает». Анастасий заметил на это, что нет надобности входить в разбор Окружного Послания: «если разбирать его, то нам во сто лет не помириться! Нужно проклясть его все целиком»! Но московские противуокружники весьма основательно доказывали Анастасию, что так, огулом, проклинать Окружное Послание нельзя, что в таком случае окружники и опять станут говорить, как не раз уж говорили, что проклята только бумага, а не известное содержание Окружного Послания. Пререкания об этом происходили долго. Наконец Кирилл сказал Анастасию: «если вы не соглашаетесь подвергать Окружное Послание разбору, то, по крайней мере, следует прочитать его; пусть народ знает, что в нем содержится, что именно проклинается, потому что многие не читывали и не видывали Окружного Послания». Народ подтвердил эти слова и стал просить Анастасия, чтобы прочитали Окружное: нам желательно слышать, чему оно учит! Анастасий сказал: «У нас его нет; мы им не руководствуемся». Тогда Кирилл отыскал в своих книгах экземпляр Окружного Послания и, подавая попу Василию, сказал: на, читай! Но поп Василий не принял книги от Кирилла, а вынул Окружное из связки своих книг. Тогда Игнатий заметил Анастасию: «Владыко! Вы сказали, что Окружным не руководствуетесь и не имеете его при себе, а на самом деле оказалось, что имеете! Значит, вы солгали. А разве можно лгать лицу, занимающему апостольское место»? В «записке» же говорится, что Анастасию было сделано и более резкое замечание: «Вы имеете престол апостольский, а дела делаете бесовские! Низко вам так поступать»!

Прочитали Окружное послание. Тогда Кирилл потребовал у Анастасия объяснить, что же в послании подлежит проклятию. Анастасий ответил: «Мы не желаем объяснять; вы нам объясните, что нехорошо в Послании и почему вы не принимаете его». Кирилл возразил: «Нам нет надобности объяснять Окружное, потому что не мы его издали; а вы издали его и сами же его проклинаете: вам и следует показать, за что вы его проклинаете». После долгих подобного рода пререканий Анастасий согласился приступить к чтению и разбору Послания по статьям. Прочли первую краткую статью о церкви Христовой и обе стороны признали ее правильною, не подлежащею проклятию. Стали читать вторую статью: «О господствующей в России церкви, вкупе же и греческой». Кирилл потребовал у Анастасия объяснений, какая была нужда излагать учение чуждой церкви и на каком основании утверждается в Послании, что церковь эта содержит истинное учение о Боге. На последний, более важный вопрос поп Василий ответил, что верование господствующей церкви в Окружном Послании изложено не голословно, а на основании содержимого ею символа веры. Кирилл спросил: «А как вы признаете употребляемый греко-российскою церковью символ, – правильным или неправильным»? Анастасий и Василий ответили: «Мы считаем его несколько неправильным». Кирилл: «В чем же заключается неправильность»? Поп Василий ответил: «В символе этом нет слова истинного в восьмом члене. Кирилл: «Еще»? Василий: «Еще буква а убавлена пред словом несотворенна». Кирилл: «Еще»? Поп Василий с видимой неохотой сказал: «Вместо Исус читается Иисус». Кирилл: «Так значит символ веры, читаемый греко-российскою церковью, вы признаете развращенным»? Василий ответил: «Да, считаем несколько развращенным». Тогда Кирилл, обратившись к народу, громко сказал: «Слышите, братия, сами наши противники признают символ греко-российской церкви развращенным». И, обратясь к Анастасию, прибавил: «Скажите, развращенный символ греко-российской церкви может ли служить свидетельством правильности ее веры»? Анастасий ответил: «Мы церковь не оправдываем, а говорим только, что она верует, как и мы, во единого Бога, творца видимых и невидимых; даже и турки веруют во единого Бога». Игнатий заметил Анастасию, что слова его странны и неуместны. Наконец, после нескольких новых вопросов со стороны противуокружников, Анастасий и Василий объявили, что признают греко-российскую церковь и символ ее еретическими, а вторую статью Послания неправильною. Кирилл на это сказал: «Вот и хорошо; мы так и запишем для памяти, что вы признали греко-российскую церковь содержащею еретический символ и имеющею ереси. Теперь скажите: может ли быть благодать в еретической церкви»? Поп Василий ответил, что церковь греко-российская не лишена благодати. – Если не лишена, то зачем же вы от церкви, имеющей благодать, отделяетесь? – спросил Кирилл. Поп Василий не мог защититься и даже произвел смех в народе замечанием, что благодать находится не в самой церкви, а висит над церковью еретическою. Затем много говорили об имени Иисус, которое и сам Анастасий уже признал нововнесенным в церковь. Кирилл говорил об этом святейшем имени много дерзкого и кощунственного, после чего, к удивлению, и сам Анастасий с попом Василием и прочими признали в сем имени ересь. Кирилл воспользовался и этим, – он воскликнул: «Хорошо! И это запишем для памяти. Теперь требуется только, прибавил он, чтобы вы отреклись от ересей и мир с нами будет заключен». Но так как заседание продолжалось уже целых семь часов, то Кирилл объявил его закрытым и предложил собраться снова через два часа.

Мнимые окружники вышли из этого утреннего собрания опечаленные, и даже упрекали друг друга, что вели прения не так, как следовало. Для подкрепления и воодушевления Анастасий со своим попом Василием прибегли даже к некоторым искусственным средствам и, как было всеми замечено, явились на второе собрание в возбужденном состоянии. Открыв заседание, Кирилл прежде всего потребовал, чтобы Анастасий представил собору грамоты, полученные им от Анастасия Белокриницкого и Савватия Московского, дабы знать, как повелено ему действовать на соборе и на каких условиях заключить мир. Анастасий не хотел показывать этих грамот, говорил, что они касаются лишь до него, а не до собора. Но Кирилл объявил, что если Анастасий не предъявит грамоты, то немедленно будет закрыт собор. После долгих, почти целый час продолжавшихся отказов, Анастасий должен был уступить просьбам всего собрания и отдал грамоты для прочтения. Когда из грамоты Афанасия открылось, что он считает сомнительным признать противуокружнических епископов и священников в их санах, понеже родоначальник их Антоний Второй его предшественником митрополитом Кириллом запрещен и от запрещенного они ведут свое начало, особенно же когда прочитаны были в грамоте Савватия слова: «Мы радуемся, что непокоривые приходят к церкви и оставляют свое упрямство», то в народе поднялся великий шум. Несколько человек даже приступили к Анастасию и начали говорить: «Владыко! Что же это вы и ваши братья на каждом шагу лжете? Приходите к нам как будто в смирении, каетесь в своем согрешении, что издали Окружное, уничтожаете и проклинаете его, а в грамотах своих гордо называете непокоривыми и виноватыми пред вами. Не мы непокоривые и виновные, а вы! Окружное Послание проклинаете и опять его же защищаете!» Кирилл же прямо объявил Анастасию: «С таким обманным и лживым миром ты больше никогда не являйся ко мне!» Тогда, воспользовавшись продолжавшейся сумятицей, Анастасий успел как-то проскользнуть среди народа и скрылся…

Так печально и позорно для Анастасия кончилась его тщеславная затея восстановить мир и единство в австрийской иерархии, чтобы вместе восстановить и свою пошатнувшуюся репутацию в расколе! И когда припомнишь, что так раболепствует пред противуокружниками, так ругается в угоду им над православием тот самый Анастасий, который в откровенных беседах с о. Пименом признавал незаконность раскольнической иерархии и раскола, изъявлял желание и готовность присоединиться к церкви, то какою ничтожною является эта личность даже в изобилующем ничтожностями расколе! Анастасий не мог сообразить, что должен был знать заранее, – что, являясь с предложениями мира к таким фанатикам, как Кириллл и кишиневские противуокружники, он должен был отдать себя беспрекословно им в руки, принять всякие условия, какие им угодно будет предложить. Не понял и того, что предшествовавшие многочисленные опыты достаточно показали крайне фальшивое положение, в какое вообще ставят себя окружники, предлагая противуокружникам мир под условием уничтожения Окружного Послания, и как выгодно, напротив, положение их противников, которым эти последние и умеют пользоваться с большой ловкостью. Кишиневский собор представил только новое тому доказательство.

Итак, измаильский Анастасий своею попыткой примирить окружников с противуокружниками причинил только новый позор и себе, и своим сторонникам, притом усилил еще более вражду партий у раскольников по австрийскому священству. Противуокружники ликуют; мнимые окружники опечалены и смущены; а искренние ревнители Окружного Послания – в страшном негодовании. Сильвестр Балтский, еще прежде того, что́ случилось на кишиневском соборе, получив только подписанную Кириллом и Анастасием мирную грамоту, вот что́ писал в Москву к одному из своих единомышленников:

Меня премного удивляет, – с какой целью это Анастасий начал, чтобы откровенною главою публично попрать истину, будто бы для какого-то примирения; разве только сам хочет подклонить свою главу под ярем псевдо-Кирилла епископа. Давно ли это было, что Антоний торой Гуслицкий заграничным освященным собором извержен из сана, и в этом извержении он произвел Иосифа Керженского, а этот – Кирилла? Потом, как еще вчера и третьего дня между себя порассорились, один другого поизверг и попроклял?.. Неужели все это шутки и детские кукольные игрушки? И, вот, к удивлению, все эти изверженные псевдо-окружнические епископы десятым пунктом кишиневского соборища огулом приемлются без всякого их в своем богохульстве раскаяния!.. Где же это – хранение священных правил? Где же – то изречение, что церковь св. правила св. апостол и св. отцов не меньше Евангелия почитает? Значит теперь нужно признать и изверженного и от церкви отсеченного Софрония и бывшего попа изверженного Захара, который, несмотря на правильно постигший его суд извержения и доселе у раздорников продолжает мнимые священнодействия. Господи Боже наш! Да чем же это можно оправдать? Как вы изволите говорить, будто бы и г. Пафнутий Казанский епископ начинает оправдывать жалкие поступки псевдоепископа Кирилла с Анастасием. Неужели и г. епископ Пафнутий согласен вменить произведенные над ним соборные извержения ничтожными, каковые сами же с прочими соборными постановлениями подписывал и утверждал? Да! А как же Кирилло-Иовская партия теперь признает Иосифа Керженского, которого они же сами едва как не вчера извергли из епископства, каковое извержение и сам же епископ Кирилл утвердил? По кишиневскому трактату, прежде всего, нужно Кирилло-Иовцам своему батьке Иосифу, от которого они сами же все произошли, возвратить сан, а свое учиненное над ним извержение попрать и потоптать ногами. Но они в кишиневском трактате все это скрыли и умолчали: значит, учиненное над своим батькой Иосифом извержение считают законным и правильным; а учиненный суд над Антонием Гуслицким, который также заграничным освященным собором (на коем председательствовал и сам его рукополагатель митрополит Кирилл) вечно и безвозвратно извержен из сана и оставлен простым иноком?! И от этого-то изверженного Антония происшедшие мнимые епископы и мнимые попы кишиневским Кирилло-Анастасиевским контрактом все огулом принимаются за духовную братию…

О Боже наш, Господи Исусе Христе! Да неужели наш Духовный Совет согласится с этим чудовищем? По всей вероятности, можно сказать, что на таковых контрактах мир никогда не состоится, понеже они беззаконны. Пождем и увидим.

Кроме Сильвестра, известный начетчик Бушев и члены московского Братства имени Честного креста послали письменные протесты уже прямо к Анастасию и его приспешникам. Протесты написаны в резких выражениях. Это еще более усиливает скорбь Анастасия. Крайне расстроенный, он прислал извинительное письмо к Арсению Морозову, где всячески поносит противуокружников, говорит, что они хуже жидов и татар. Морозову он жалуется и на Московский Духовный Совет, что не отпустил с ним на собор Перетрухина, при котором будто бы дело кончилось бы иначе. Перетрухин узнал об этом и теперь весьма гордится своим, якобы, великим значением в расколе.

Между тем, противуокружники с Кириллом и Иовом торжествуют свою победу над окружниками. Впрочем, есть и между ними люди, понимающие, что на кишиневском соборе Кирилл и особенно московские послы от Иова наговорили много нестерпимых хулений о церкви. В Кишиневе один из православных имел следующий разговор с присутствовавшим на соборе противуокружническим протопопом Иерофеем из села Куничного. Православный спрашивал, почему не последовало примирения между окружниками и противуокружниками. На это Иерофей откровенно ответил: «Мир потому не мог состояться, что наши требовали проклинать не подлежащее проклятию, говорили: Иисус ин Бог! Безумные, подумали ли они, кто нас крестил? Если Иисус ин Бог, то мы не крещены, и предки наши и мы, пользовавшиеся бегствующим священством, погибли! Да и в настоящее время у нас, значит, ничего нет, потому что и Амвросий крещен во имя Иисуса! Нет, чтобы там не говорили эти московские крикуны, а в великороссийской церкви есть благодать Святого Духа, хотя и есть там маленькие ереси». При этом он сложил левой рукой три перста и, показывая православному, прибавил: «Этого вы не защищайте! Худого нельзя назвать хорошим!» Православный спросил Иерофея, что нашел он худого в троеперстном сложении, но Иерофей уклонился от ответа и начал опять говорить о том, что напрасно на соборе так поносили церковь. Присутствовавший при этом духовный сын его и близкий ему человек – оргеевский мещанин К.И. Медведев, видя, что отец Иерофей слишком откровенничает, старался удержать его от беседы. Но Иерофей опять повторил: «Я – старый человек; мне скоро умирать надо; я не могу говорить неправды и потому скажу еще раз: ошибаются те, которые проповедуют, что нет благодати в греко-российской церкви. Это – неправда! Есть в ней благодать Святого Духа; но есть в ней и небольшие ереси». А какие? – опять отказался объяснить. Такие противуокружники, как этот протопоп Иерофей, конечно, великая редкость; напротив, все они почти поголовно такие же изуверы, как Кирилл, Игнатий и проч. Но хуже ли они Анастасиев и Савватиев, готовых пожертвовать в пользу гнилого мира тем, во что доселе веровали и веруют?..

Радость и торжество противуокружников партии Иова и Кирилла омрачается несколько тем обстоятельством, что не сбылась их надежда на скорую смерть великого врага их – Иосифа Нижегородского: Иосиф не только жив, но что всего прискорбнее для них, даже поставил нового епископа на место умершего Тарасия. Новопоставленный епископ по имени Симеон из иноков Куреневского монастыря назван, как бы в укор Кириллу, епископом Балтовским и всея Бессарабии. Таким образом, разделение противуокружнической иерархии, на прекращение которого надеялись Иов и Кирилл, если бы Иосиф умер, не поставив епископа, теперь упрочено, и тем более, что Симеон не замедлит, по всей вероятности, поставить и еще епископа. Это распадение иерархии отнимает много силы у противуокружнической партии.

Мы недавно получили копию одного любопытного письма, имеющего близкое отношение к напечатанной прошлый раз предварительной мирной грамоте противуокружника Кирилла со мнимо-окружником Анастасием и к описанному прошлый раз кишиневскому сборищу: это именно письмо самого Кирилла Балтского к двум противуокружническим обществам и к попу их с приказанием – прислать избранного человека в Кишинев на предположенное соборище. Так как в письме этом есть любопытные объяснения, почему издана была предварительная мирная грамота и такого именно содержания, и так как оно дает понятие о грубости и фанатизме Кирилла, то мы считаем не излишним внести его в нашу летопись.

Достопочтеннейшему священноиерею отцу Митрофану и всему обществу православных христиан, мир вам Божий и мое архипастырское благословение.

При сем прошу тебя, Митрофан, и все общество прошу, изберите человека, мало-мальски знающего божественное писание, или, может, есть в Никольском такой человек с обеих слобод для меньших расходов, и приезжайте, о. Митрофан, к 6 мая в Кишинев на собор, по той причине назначен собор, как измаильский епископ Анастасий татьски без всякого уведомления вызвал вашего соседа – злого волка Василия, попа новоегорьевского – и вскочили в Кишинев, и рыгали свои блевотины, что наше священство не истинно, неправильное, от запрещенного покойного Антония епископа; тогда вызывают меня депешами, но я как был несвободен, но принужден ехать. Они тогда сделались лисицами: мы желаем помириться, Окружное уничтожим, и что в нем написано не от священного писания анафеме предаем. Но я насколько понимаю, что в нем ни одного слова нет от священного писания, не могу им доказать, и, однако, в этом ошибку сделал, что этого не настоял, что сейчас опровергнуть; следовало бы сделать, но сам замотался, как с волками находясь³³. И были два попа, Лукьян и Ерофей кунический, но и то были пьяны, – до того дошло со своими попами, что при всей публике вынужден назвать болванами и невежами, – поддерживали руку волчью за частицы³⁴ и за двучастный крест³⁵. Итак, пожалуйста, без отложения приезжайте к 6 мая прямо в Кишинев, я буду выезжать 5-го, то есть утром в 10 часов на Елизаветградский поезд; если что можете припасти какое священное орудие, то хорошо бы было, а хотя не можете того найти, по крайней мере будете зрителями, на чем оно кончится; то же никольским передайте, может они приедут.

Смиренный Кирилл епископ Балтовский

Апреля 9 дня 1895 г.

Подобного содержания пригласительные письма были посланы Кириллом, как видно, во все подведомые ему противуокружнические общества, в том числе, и одесское. В Одессе находился тогда известный читателям Ф.П. Сальников³⁶. Он был свидетелем, как объявлялось там противуокружникам о письме Кирилла, слышал потом от возвратившихся из Кишинева противуокружников и о том, что происходило на кишиневском соборище. У нас имеется о всем этом письмо Ф.П. Сальникова. Он писал: «3-го мая староста моленной (одесских противуокружников) Дубинин после часов заявил, что получил письмо от владыки Кирилла, и читал его в моленной. В письме говорилось, что Кирилл Балтовский и Анастасий Измаильский заключили между собою предварительное условие о церковном мире, что назначено для окончания этого дела собрать собор в городе Кишинев, и потому он, Кирилл, приглашает одесское общество выбрать несколько депутатов, которые могли бы присутствовать на соборе. Прочитавши письмо, Дубинин начал трогательною речью убеждать общество, чтобы послали депутатов на собор, и прибавил, что в тот день, когда будет собор, не нужно ни пить, ни есть, – что этого требует владыка Кирилл. Стали выбирать депутатов и набрали пять человек, даже безграмотных». По возвращении депутатов из Кишинева, 9-го числа, в Николин день, Ф.П. Сальников пошел опять в моленную. После службы Дубинин рассказывал народу о кишиневском соборе и очень хвалился победою над окружниками, – особенно восхвалял московского диакона Кирилла. Сальников спросил Дубинина: «Скажите, пожалуйста, о чем же у вас был главный вопрос?» Он ответил: «Об Окружном Послании». Сальников: «Что же вы о нем говорили?» Дубинин отвечал: «Мы спросили их (окружников), есть ли у них Окружное Послание; они ответили: нет. А потом после долгого спора, оказалось, что есть. Тут диакон спросил Анастасия об имени Иисус, – есть ли в нем ересь. Анастасий ответил: есть. Диакон заметил ему: так на что же вы его принимаете, коль в нем есть ересь? Анастасию говорить было нечего. Потом была еще речь о благодати, – имеет ли греко-российская церковь благодать». Сальников спросил: «Как же вы решили, – имеет или не имеет? Дубинин ответил: «Епископ Анастасий как будто сквозь зубы сказал: не имеет; а их поп тут был, Василий, – тот сказал: имеет, но не преподает». Сальников спросил: «А на что вы это сказали?» – «Мы сказали, – отвечал Дубинин, что она (греко-российская церковь) совершенно не имеет благодати и на этом совершенно их победили». Сальников сказал: «Так вы ездили не мир утвердить, а друг друга победить?» Дубинин ответил: «Да, мы старались их победить, а о мире и речи не было. Потом, – продолжал он, – последовал перерыв. Мы пошли и хватили хорошенько; на собор пришли веселые и стали говорить смелее³⁷. Потребовали у Анастасия, чтобы представил полномочие от митрополита. Оказалось, что и полномочия формального заключить мир он не имел, а наших епископов законными они не считают. Так и разъехались». После этого Дубинин спросил Сальникова: «Да ты не окружник ли?» Сальников сказал: «Да, я окружник». Тогда многие начали говорить: «Тут есть и еще окружники, а молимся мы вместе; нам надо разделиться!» Разошлись из моленной с шумом.

Приведем кстати из письма Ф.П. Сальникова еще следующее известие. «Здесь в Одессе мне рассказывали, что недавно был там Кирилл Балтский и служил обедню. После службы он вышел с книгой, положил книгу на аналой и стал говорить, чтобы женщины не убирали голов, не наряжались в платья «по обычаю латин», а ходили бы по-старому. Вот я прочитаю вам, говорит, из книги, какой это грех. И начал перелистывать книгу, – долго искал и ничего не нашел. Потом говорит: «Простите, Бога ради, – это, кажется не та книга; я в другой раз прочитаю; а теперь подите к домам». Народ разошелся со смехом. Потом вздумал и поп их после службы что-то читать им. С крылосов поднялся говор, а попечитель подошел к нему и говорит: «Подай книгу! Что ты хочешь читать?» Поп не отдает книги и говорит: «Коли вы меня не слушаете, я не хочу быть и попом у вас!» Ему ответили: «Убирайся куда хочешь».

«Вообще, – прибавляет Ф.П. Сальников, – старообрядцы здесь крайне расстроены и многие сомневаются в своей вере. Почему бы не иметь в таком городе, как Одесса, таких священников, которые были бы знакомы с недугом раскола и умели бы врачевать его?»

Между тем разделение в противуокружнической иерархии закрепляется все прочнее. Враг Иова и Кирилла Иосиф Нижегородский, как слышно, поставил еще епископа – некоего Смарагда, бывшего, как и поставленный перед ним Симеон, иноком Куреневского монастыря. Таким образом, та и другая партия противуокружников имеет теперь по равному числу мнимых епископов: в партии Иова – трое (сам Иов, Кирилл и Пафнутий) и в партии Иосифа – трое (сам Иосиф, Симеон и Смарагд).

Осень была издавна обычным временем, когда раскольнические архиереи съезжались в Москву для соборного обсуждения своих «церковно-иерархических» дел. В основание этого обычая указывалось на церковные правила, повелевающие каждогодно быть собору епископов; но несмотря на эти правила, в последние два-три года у раскольников не было в Москве обычных соборищ их епископов, так как распорядители раскольнических дел Шибаев и Драгунов в своих собственных интересах находили их неудобными и предпочитали решать все дела по своему собственному усмотрению. Не желательно было г. Шибаеву и в нынешнем году созывать своих архиереев на осеннее соборище; однако же, нашли нужным это сделать, и теперь один за другим раскольнические епископы стеклись уже в Москву. В последних числах августа приехал Паисий Саратовский (он был вызван, впрочем, экстренным способом из Астрахани по семейным делам к умиравшему сыну: этот последний сын его, как и два другие, умер также от пьянства), Пафнутий Казанский и Мефодий Сибирский. Паисий, по обычаю, остановился в бывшем своем доме, а Пафнутий и Мефодий в странноприимной при квартире Савватия. 1-го сентября приехал и Сильвестр Балтский, которого нельзя же было обойти приглашением, хотя гость этот самый нежеланный для Шибаева с клевретами.

Ради чего же стеклось в Москву это соборище раскольнических архиереев? Слышно, что для окончательного решения дел о двух состоящих под запрещением епископов – Алексее Самарском и Силуане Донском. Дело об Алексее известно нашим читателям. Мы говорили также, что для рассмотрения этого дела весной нынешнего года вызваны были в Москву сам Алексей, Пафнутий и Паисий, и что Духовный Совет готов был помиловать Алексея, но Пафнутий, старый враг его, не изъявил на то согласия и Совет, имеющий побуждения заискивать в Пафнутии, не стал противоречить ему: дело Алексея было отложено до общего осеннего собора, который, однако, Шибаеву и Драгунову нежелательно было составлять по разным соображениям³⁸. Разумеется, Алексей был крайне недоволен такою проволочкой его дела, и настоятельно просил решить его; того же требуют и многие старообрядцы, полагающие, что Алексея слишком строго судили за греховные слабости, в которых не один он повинен. В то же время и Силуан еще с большей настойчивостью хлопочет об освобождении от наложенного на него запрещения. Для этого прибегал он к разным способам. Еще великим постом (как нам писали с Дону) под предлогом тяжкой болезни он вызвал в свою кавказскую обитель (Обвалы) Анастасия Измаильского для исповеди и напутствия. Исповедавшись, он просил Анастасия засвидетельствовать пред Духовным Советом безукоризненность его поведения и тем подвигнул Совет к скорейшему освобождению его от запрещения. Уловка эта не удалась. Продолжая и потом неотступно ходатайствовать пред Советом о разрешении, он с этой целью прислал, наконец, в Москву нарочного человека из донских казаков. Ходатай просил, чтобы ему дозволили изложить дело Силуана в общем собрании Совета. Ему обещали; но собрания происходили, а посла на них и не думали приглашать. Узнав об этом, казак сам собою без приглашения явился в Совет, где присутствовали Савватий, Петр Драгунов, секретарь Перетрухин, – и обратился к ним с такой речью: «Живем мы вдали от Москвы и думаем, что здесь управляют церковными делами достойные люди, а на деле оказалось совсем не то! Почему вы не допускаете меня в собрание? За что вы запретили нашего епископа, да еще, не исследовав вины его! И какое право имели запрещать? Тут у вас заседают попы, а по правилам епископа может судить только собор епископов» и т.д. Савватий и Драгунов совсем растерялись, не знали, что ответить расходившемуся казаку. Он же, обратившись к Перетрухину, принялся началить этого «аблаката» раскольников (как именно назвал его): «Ты – мальчишка, взяточник, – деньги берешь как аблакат за беседы с церковными, да кляузные бумаги пишешь на архиереев, ничего не разведавши!» Словом, от казака досталось всем, и члены Совета нашли, что дело Силуана, так же, как и дело Алексея, необходимо решить. И вот для этих то и подобных им дел раскольнические епископы созваны теперь в Москву на собор. До приезда Сильвестра ни к каким занятиям не приступали. Воспользовавшись эти временем, Паисий съездил во Владимир посетить Аркадия Славского. По приезде же Сильвестра открыли заседания: первое происходило 6-го сентября вечером. О чем рассуждали на этом, и о чем будут рассуждать на последующих собраниях, мы надеемся узнать и сообщим читателям. Есть слух, что будто бы хотят и здесь поднять дело о примирении с противуокружниками, для чего предлагают некоторые пригласить на собор наиболее влиятельных представителей противуокружнического толка; но присутствие Сильвестра будет большим затруднением для ревнителей мира с противуокружниками. И во всяком случае Сильвестр едва ли оставит без внимания такого рода попытки «позорного мира», как недавно сделанная Анастасием, если только остается по-прежнему ревнителем и поборником Окружного Послания.

Савватия и прочих полуокружников ободряет надеждою на примирение с противуокружниками то обстоятельство, что некоторые из этих последних сами переходят к ним. Так недавно перешел противуокружнический поп Матвей, родом из черниговских слобод, служивший некоторое время у боровских противуокружников, а потом, в нынешнем году, переведенный Иовом в Москву на место умершего попа Данилы. В Москве, таким образом, он существует недавно; и, однако же, подвергался от Иова неоднократно строгим выговорам за разные поступки. Это ли обстоятельство, или надежда получить у окружников более выгодный приход, во всяком случае, не убеждение в правоте окружников заставило Матвея перейти к ним. И, однако, полуокружники очень обрадованы его переходом: Перетрухин везде толкует об этом как о деле великой важности. Теперь Матвей служит в квартире у Савватия и тот же Перетрухин расхваливает его служение. Но в действительности переход попа Матвея не имеет никакого значения, – никто из противуокружников за ним не последовал, кроме какой-то девицы; мало того – противуокружники, как только прослышали о его сношениях с Савватием, не стали пускать его в моленную; а теперь огорчены только тем, что он все-таки успел как-то захватить и унести из моленной некоторые церковные принадлежности.

Истекшим летом Савватий посылал в пермские края некоего священноинока Трифиллия – пермского уроженца, чтобы расположить тамошних беглопоповцев и беспоповцев к принятию австрийского священства. Ему дали несколько книг, содержащих свидетельство, что греки крестят не обливательно, а в три погружения, чтобы он и доказал это беспоповцам и беглопоповцам, которые потому, главным образом, отвергают белокриницкую иерархию, что считают Амвросия как грека обливанцем, и потому говорят, что на основании соборного Изложения патриарха Филарета его следовало подвергнуть вторичному крещению и никак нельзя было принять в сущем сане митрополита: какая же от него иерархия! Вот это именно их мнение Трифиллию и нужно было опровергнуть; но как человек малограмотный, он не только не умел этого сделать, а и совершенно посрамлен был противниками: беглопоповцы не хотели его и слушать, а беспоповцы решительно сказали, что как от гнилого корня не может произойти здорового дерева, так и от митрополита-еретика не могло произойти правильной иерархии. Более двух месяцев Трифиллий прожил в пермских краях и ни с чем возвратился в Москву к своему Савватию. Между тем, вскоре же после его возвращения, как бы во свидетельство бесплодности его миссии, старообрядцы тех мест прислали в московское раскольническое Братство св. Креста двадцать пять вопросов о прекращении у старообрядцев иерархии, без которой истинная церковь существовать не может: тринадцать из этих вопросов – буквально те же самые, что поданы были Антонию Шутову и Духовному Совету Егором Антоновым. Почему вопросы присланы в Братство, а не Савватию или Духовному Совету? Вероятно, потому, что податели вопросов хорошо знают, как мало внимания Савватий и Духовный Совет обращают на все поступающие к ним вопросы, а от Братства надеялись получить ответ. И от Братства действительно составлены и посланы им какие-то ответы.

Летом совершил поездки ради укрепления раскола и сам Савватий с Перетрухиным. Вместе ездили они в Вышний Волочек для водворения там новопоставленного для раскольников попа Захара (конечно, из гусляков); а потом Перетрухин отправился в поволжские края, где подвиги его, однако же, пребывают безвестными.

Оставим этих раскольнических миссионеров; скажем о трудах миссионеров православных.

Известный своею неутомимой миссионерской деятельностью о. К. Крючков в начале истекшего лета до приезда в Москву на съезд совершил путешествие по Волге и оттуда до черниговских уделов. Его пребывание в Саратове ознаменовано присоединением двух старообрядцев к православной церкви, а в посаде Лужках – присоединением нескольких старообрядцев, в том числе, известного нашим читателям, бывшего уставщика в часовне беглопоповцев А.С. Томилина³⁹. Что не говорили бы враги о. Ксенофонта, пишущие о нем разные клеветы в питающихся сплетнями газетах, его миссионерская ревность достойна уважения и подражания, а многочисленные обращения старообрядцев, совершившиеся под его влиянием, служат доказательством плодотворности его трудов. Да и самая злоба против него хорошо известных газетных корреспондентов служит только доказательством, что его ревностные и плодотворные труды составляют укор для некоторых не очень добросовестных деятелей и сильно уязвляют их самолюбие. Один из присоединившихся в Саратове, бывший беспоповец М.И. Карманов, был потом в Москве на съезде миссионеров, – человек разумный и благоговейный он произвел на всех самое приятное впечатление: от него известно, почему на присоединение саратовских старообрядцев подействовал именно о. Ксенофонт, и как некоторые другие миссионеры своим поведением едва не оттолкнули его назад в раскол…

По отъезде о. К. Крючкова из саратовских пределов туда, и именно в местечко Баланду, прибыл сам О.В. Швецов. Вызов его в Баланду сосотоялся под влиянием почтенного баландинского жителя А.В. Кузнецова, желавшего слышать на беседе Швецова с православными миссионерами разъяснение некоторых занимавших его вопросов о старообрядчестве. Беседа действительно состоялась, и о ней явились в газетах сказания, составленные самим участвовавшим в беседе миссионером. Достопочтенный А.В. Кузнецов был потом в Москве и сообщал с прискорбием совсем иные известия о баландинской беседе… Швецов, по обычаю, явился потом для беседы и для пропаганды раскола в нижегородскую ярмарку: здесь он беседовал несколько раз с местным священником о. Кармазинским и миссионером И.П. Ламакиным⁴⁰.

С берегов Волги перенесемся в Стародубье, где по-прежнему, одиноко подвизается в борьбе с расколом инок Пимен. Правда, есть у него и помощники, но не из среды православного духовенства, а из среды самих старообрядцев – люди, познавшие лживость и погибельность раскола. В мае месяце инок Пимен совершил странствие по разным стародубским слободам, имея главной целью посетить слободу Святскую по приглашению С.К. Шведова, о котором, как человеке, понимающем лживость раскола и заботящемся о вразумлении раскольников, мы уже говорили⁴¹. Вот что пишет нам о. Пимен о своем весеннем путешествии по стародубским слободам:

«3-го мая, в воскресенье, был я в посаде Перевоз, – пришел около вечерен. Скоро и зазвонили в небольшой колокол. Я зашел к уставщику. Он принял меня ласково, а сам пошел к вечерне. Я спросил его: «А мне можно ли посмотреть моленную хоть под конец службы?» Он сказал: «Можно». Перед концом службы я вошел в моленную, – и сейчас же поднялся шепот между женщинами. Один старик начал их смирять плетью (?!), а другие приговаривают: «Хорошенько их, хорошенько!» Я почудился, что это у них делается! Когда кончилась служба, я сделал три поклона и выступил немного вперед. Ко мне подошли молодые старообрядцы и поклонились. Я говорю: «Хороша у вас моленная, только многого недостает». Они спрашивают: «Чего недостает?» И я стал им говорить о необходимости законного священства, – объяснил, что ни беглые попы их без епископа, ни белокриницкие архиереи со своими попами не составляют истинного священства, что им необходимо иметь правильно поставленного священника, и что они могли бы выбрать у себя достойного человека для поставления в священный сан. Подошли и старики. Некоторые защищали своих попов; но я приметил, что молодые несогласны со стариками и обличают их, зачем говорят не по правде. И уставщик держал сторону молодых. Он желал только узнать получше о Белокриницком священстве. Я говорю ему: «Мартын Степаныч, вы хотите знать о белокриницких, – так вот прочитайте эти 8 вопросов, которые им дали и которых они доселе не могут решить. И подал уставщику книжку. Он стал читать громко и пояснил старикам, что прочтет. Старики сказали: «Что же нам делать? – Белокриницкие попы – незаконны, наши без епископа нас не святят: что же делать?» Уставщик сказал: «Вот он говорил, чтобы нам своего человека выбрать для поставления в священники, и церковь устроить, и молиться по-старому». Старики спросили: «Где же посвятить?» Уставщик сказал: «В Чернигове». Старики задумались. Потом, сидя около моленной по лавочкам, мы беседовали до самой темноты: я много доказывал о церкви, приводя свидетельства из «Выписок Озерского», и кто поумнее остались довольны беседой. Поутру пришли два купца и позвали меня с уставщиком к себе. Мы пошли. Хозяин, богатый человек, признал незаконность беглого священства и сказал: «Правильно вы говорите, что лучше бы посвятить нам священника по закону; да что поделаешь с нашим народом!» Уставщик сказал: «Нужно бы побывать нам у одного начетчика-старика». Пошли к нему. Оказалось, что старик и моленную оставил. Я спросил: «Почему вы в моленную перестали ходить?» Он ответил: «Потому что все стали ходить в разных одеждах; да еще я сам видел, что и близ нас стал бегать антихрист (т. е. прошла машина)». Я почудился этому начетчику. А есть в Перевозе немало старообрядцев, готовых внимать истине: нужно бы позаботиться о них.

«Отсюда я прошел в посад Злынку, и двое суток беседовал здесь со старообрядцами на базаре и в домах. 9-го числа, в субботу, пришел в Святскую. С.К. Шведова не нашел дома, – он еще не возвращался с работ; а принял меня по его рекомендации купец Филипп Никифорович Кожемятников, беглопоповец, и принял с большим радушием. Он рассказал мне, как в прошлом году принимал у себя черниговского викария, преосвященного Афанасия, и как за это напали на него некоторые из раскольников, а другие – и именно все разумные люди – благодарили его за это. Утром в воскресенье он говорит мне: «Пойдешь в нашу моленную?» Я спросил: «А не поступят со мной так, как в Лужках?⁴²» Он ответил: «Нет, у нас так не сделают». Я сказал: «Мое намерение – прийти, как и в Перевозе, под конец службы». Он ответил: «И так можно. Сходи к обедне в церковь, – там раньше кончится, там и прихожан-то человека два, – а оттуда под конец часов и к нам попадешь». И пошли – он за часы, а я к обедне. Иду, народ стоит близ церкви на базаре человек десять. Я поклонился и говорю: «О чем советуетесь? – должно быть, куда идти молиться?» Они сказали: «Да, отец, у нас – кто куда! А мы – зато и никуда!» Я ответил: «А вы бы во едину святую соборную и апостольскую церковь! – «Да где она?» – спрашивают. Я говорю: «Пойдемте, я укажу». Они ответили: «Мы и сами видим, да идти-то в нее боимся». Я заметил: «Пророк Давид говорит: тамо убояшася страха, идеже не бе страх». Тут завязался у нас разговор. Они стали предлагать свои обычные сомнения о церкви; я стал отвечать и разъяснять их сомнения. Народу собралось много. Я решился не идти уже к обедне; стал на возвышении около одной лавки и начал беседовать. Речь зашла о Белокриницкой иерархии. Я сказал: «Вы хвалите эту иерархию, а сами не знаете ее происхождения и начала. Подождите немного, я схожу на квартиру, принесу вам листов, и вы поймете, что такое Белокриницкая иерархия». Квартира была близко; я скоро принес лист с 8-ю вопросами и дал главному собеседнику прочесть вслух. Он стал читать, но тихо. Тогда я начал сам читать громче. Некоторые, близко стоявшие, сняли шапки и слушали. Когда я прочел, то стали некоторые просить листов: я раздал четыре. Прочие просили за деньги, но я не имел больше, говорю им: «Вот я оставлю у Филиппа Никифоровича каталог книг; кому угодно, можно выписать. Особенно предлагал выписать Озерского. Из Озерского я много приводил им доказательств. Так пробеседовал до часу дня. Утрудился и пошел пообедать, а народ пригласил прийти после обеда. Скоро пришли старики по Белокриницкому священству, и стали мы вдвоем, я и хозяин, беседовать с ними. Филипп Никифорович хорошо мне помогал защищать церковь. Протолковали до 5-ти часов; старики ушли, а мы вдвоем с хозяином стали пить чай. Хозяин взглянул в окно и говорит: «Вон идет белокриницкий поп Максим (Горшков), – пройди к нему на базар». Я пошел, и будто случайно встретившись с Максимом, говорю ему: «Поклон вам!» Спрашивает: «От кого?» – «От митьковских», говорю. – «А вы почему знаете митьковских?» – спрашивает. Я сказал: «На святой неделе я был у твоего о. Илариона в моленной; только он сказал мне: посмотри, а не молись». Максим понял, кто я, и говорит: «Точно также и я с тобой молиться не стал бы». Я спросил: «А почему же вам нельзя с православными молиться? Молиться с ними, говорите, нельзя; а освятиться от них можно?» Тут около нас собралась уже толпа старообрядцев. Максим возразил мне: «Разве мы от них (от православных) освятились?» Я сказал: «Если не от них, то от кого же? Покажите прямо». Он стал говорить, что Амвросий не в греческой церкви благодать получил, а где – этого никак не мог объяснить. Между тем, народу собралось еще больше; некоторые, как я узнал после, бегом бежали. Наконец, поп говорит: «Я публично не могу беседовать». «Поручите – говорю, – вашим прихожанам говорить со мной». Тут один молодой, кончивший училище, вышел и стал говорить вежливо: «Вы, отец, спрашиваете: где наш митрополит Амвросий получил благодать хиротонии?» Я ответил: «Да, не скажете ли вы? А то вот и попы ваши не знают». Он сказал: «Конечно, в греческой церкви Амвросий наш получил благодать хиротонии». – «Вы правду говорите», – заметил я. Тут поп закричал на него: «Постой, Козьма, он тебя запутает!» – «Чем запутает? – возразил Козьма. – Нам надо правду говорить!» Я заметил Максиму: «Зачем кричать! Если он ошибается, попросите помолчать и сами отвечайте». Тут стал говорить начетчик Петр Акимов, иконник. Он тоже подтвердил, что Амвросий благодать получил в греческой церкви, но стал приводить причины, за что старообрядцы разделяются с церковью. Я сколько мог, с Божьей помощью, опроверг все его обвинения и в заключение сказал: «Вы сами сознали, что церковь имеет благодать Святаго Духа, поэтому отделяться от церкви и хулить ее – значит хулить Духа Святаго; а хулящему Святаго Духа не отпустится ни в сей век, ни в будущий». Тут многие заговорили: «Мы бы все пошли в церковь, да клятвы!» Я сказал: «Клятвы положены на противников и непокорников; а кто и старые обряды употребляет, но с церковью не разделяется и покоряется ей, на тех клятвы не лежат». И стал разъяснять им о единоверии, что оно было и до Иосифа патриарха и при Иосифе, ибо и тогда крестящиеся двуперстно и троеперстно составляли единую церковь. «Непокорники и противники церковные – говорю, – сделали потом вместо единоверия раскол. Им нужно бы просить собор, чтобы дозволил употреблять местные московские обряды; а они вместо того начали порицать церковь, ее таинства и священство, назвали церковь зараженною скверною антихриста». Я еще сказал: «Вы хотите учить Духа Святаго. Сами сознали, что Дух Святый присутствует в церкви, значит, терпит ее все недостатки, какие вы указали, если бы эти недостатки и были в ней; а вы не хотите терпеть: значит, вы хотите быть мудрее и святее Духа Святаго, явно ему противитесь своим противлением церкви». Я ответил: «Человеческое содержите, а Божие пропущаете». Тогда поп Максим сказал: «А что мы Божие пропущаем?» Я стал говорить: «Сам Господь утвердил в церкви неизменно быть семи тайнам». Максим возразил мне: «Где же сам Господь утвердил семь таинств?» Я говорю: «В Евангелии». Потом, обратясь к старообрядцам, сказал: «Заметьте, что ваш поп не верит тому, что святые таинства установлены самим Христом. Я доказал бы ему это; да, видите, уж поздно; пора разойтись». Было 10 часов ночи, и я опасался, что хозяева ожидают меня вечерять. Когда я пошел на квартиру, нагоняет меня учитель и говорит: «Я, батюшка, слушал вас, и вы говорили правду; а поп этот какие нелепости толкует!» Потом еще нагнали меня два молодые старообрядца и просили объяснить, почему из символа исключено слово истиннаго. Это было неподалеку от квартиры. Хозяин сидел подле дома и сказал: «Пожалуйте в комнаты, там побеседуем». Собралось человек семь, и беседовали да часу ночи. Хозяин, Филипп Никифорович, очень защищал православную церковь, а белокриницких и своих беглопоповцев опровергал. Свидетельства заимствовал из «Выписок Озерского»; советовал и другим приобрести эту книгу. И оставил им каталог, по которому могут выписать книги из Братства святителя Петра.

Здесь, в этом рассказе о. Пимена, всего отраднее то, что на защиту церкви выступают разумные люди из среды самих старообрядцев, как упоминаемый здесь Ф.Н. Кожемятников. Надобно полагать, что он как человек близкий к С.К. Шведову много обязан этому последнему своими здравыми понятиями о церкви. Такою же расположенностью к церкви отличаются и родственники Шведова, как например, зять его Тюриков. Он жил некоторое время в Городне на квартире у австрийского попа Лазаря и вел с этим попом постоянные споры за церковь. Мы имеем письмо Тюрикова к тестю, где он вот что рассказывает о своих сношениях с австрийским попом Лазарем, близким к Сильвестру:

«Опишу вам про попа Лазаря, какой он фанатик. Я несколько раз предлагал ему ответить, где митрополит Амвросий получил благодать хиротонии; но он все меры употреблял, чтобы отвлечь мою мысль от этого вопроса. За два вечера спору даже и не коснулся его, а начинает приводить разные примеры. Я ему говорю: «Эти примеры мне известны и их нельзя применять к нашим амвросиянам». А за книги, какие я представлял ему для справок, боялся и взяться, – только все навязывал мне дикое сочинение под заглавием «Исторические исследования о старообрядцах», составленное жидом Карловичем. Я взял, посмотрел и не нашел ничего порядочного. Отдал ему и говорю: «Вот, книгу эту жид сочинил, и то я читаю; а вы святых отец правила боитесь от меня в руки взять и прочесть!» Слышу между тем, что он хвалится, будто я ничего не мог ответить ему. Нечаянно услыхал и то, что меня хотят побить, если буду еще говорить против них. Думаю, все может случиться от этих невежд! – и оставил их в покое. Теперь все смотрят на меня, как звери. Но Лазаря я никогда не оставлю в покое. Если Бог поможет мне приехать в Святскую, я вас, батюшка, буду просить, чтобы вам и мне устроить с ним свидание. А теперь прошу вас, напишите ему и потребуйте, чтобы сказал: почему он не присылает ответа на наши 32 вопроса⁴³? Я знаю почему: из Полосы, от старшего (т.е. от Сильвестра), ему дано в письме приказание «не отвечать русским униатам». Будете писать, спросите Лазаря: какие мы униаты? Да хорошо бы спросить об этом и самого старшего».

Итак, вот целое старообрядческое семейство делает запросы своим попам и самому именуемому их епископу о разных недоумениях относительно старообрядчества, а эти раскольнические попы и даже сам их епископ, вместо того, чтобы разрешить недоумения, только ругают возражающих им! Какой это позор, особенно для Сильвестра, почитаемого лучшим из раскольнических епископов, кичащегося своею преданностью Окружному Посланию. И какого, напротив, уважения достойны поносимые им беспристрастные искатели истины! Главный из них, сам С.К. Шведов как вполне убедившийся в правоте церкви разорвал уже теперь все связи с расколом и его ложной иерархией: 18 июня он присоединился к церкви. Обряд присоединения совершен был в Покровском монастыре.

Из Святской слободы о. Пимен прошел для собеседований в Новозыбков, Клинцы, Ардак; а потом, в начале июня, отправился в Лужки, где имели намерение присоединиться к церкви А.С. Томилин и некоторые другие. Присоединение их, действительно, последовало 21 июня, и совершено было прибывшим туда о. К. Крючковым.

Скажем теперь еще об одном деятеле против раскола, народном учителе В. Праведном, который только что начинает свою деятельность в краю, издавна составляющем гнездо раскола, – в измаильском округе. Получив от высокопреосвященного архиепископа Кишиневского назначение – быть помощником миссионера, он посетил несколько раскольнических селений, и вот что сообщает нам о своих встречах и беседах с местными раскольниками:

«20 июня вечером я приехал в село Муравлевку (Измаильского уезда), жители которого все до единого старообрядцы-окружники. Я просил указать мне самого начитанного из них человека. Мне указали на уставщика, к которому я и отправился, Объяснив ему цель моего приезда, я спросил: «Считаете ли вы истинным свое Белокриницкое священство?» Он ответил: «Считаю, я не беспоповец». Я сказал: «Истинное священство установлено самим Господом нашим Иисусом Христом непресекаемо на вечные времена: якоже Христос не умирает, тако и священство Его, по чину Мелхисидекову, до века не престает. (Кирилл. кн., л.77). А ваше священство ведет свое начало от беглого митрополита Амвросия, которого, как у вас обыкновенно говорят, вы приняли от ереси через миропомазание. Но известно, что тайна миропомазания благодати священства не подает. Можно ли поэтому признавать истинным ваше священство?»

Он ответил: «Слыхал я эти вопросы… На них у нас, надо правду сказать, нет ответов… Мы ничего не знаем; живем так, как жили наши отцы; так и помрем. Пусть отвечают те, кто были виновниками нашего отделения; а мы что? Никон ваш всему причиной!»

Я сказал: «На других вы не можете ссылаться в свое оправдание. Вы не пребываете в соборной церкви, а иже не пребывают в соборной церкви, тех Христос не спасает и Духа Святаго сицевии не имут. А патриарха Никона вините напрасно. Виноваты ваши предки, которые не подчинились определению Великого Московского собора, – овцы не послушали гласа пастырей».

После этого я показал ему книгу «Выписки Озерского». Несколько мест он сам прочитал, а затем сказал: «Оно действительно так бы должно быть, как тут написано, но у нас невозможно. С нашим народом слово вымолвишь об этом, так жизни не рад будешь. Скажут, столько мучеников наших кровь пролили, а ты все праотеческое топчешь!»

Я сказал: «Нужно иметь твердость. Вот есть люди, которых ничто уже не могло удержать в расколе после того, как они узнали, где обретается истинная церковь Божия. Например, о. Павел…»

Он заметил: «Павел – ни тепл, ни студен, – нашу церковь оставил и в вашу не вошел».

Я сказал: «Нет, неверно вы судите о Единоверии: единоверцы находятся в единении с нашей церковью, а разнятся только некоторыми обрядами, которые употребляют с разрешения нашей же церкви».

Он продолжал: «Да и кроме того, о. Павел и другие, подобные ему, люди одинокие, – им возможно; а у меня семья; надо думать, чем жить… Нет, невозможно! Но вы все-таки сейте, ежели посланы…»

На другой день я пошел к старообрядцам в церковь. Видел там их попа Макария. После обеда отправился к нему; но он выслал сказать мне, чтобы я зашел когда-нибудь другим разом. Из мирян тоже никто не соглашался беседовать; везде говорили: ты отправляйся к попу или уставщику, а мы не искусные по этому делу.

Наконец, нашелся один благоразумный человек, который пригласил меня в свой дом, и позвал соседа послушать «моего учения»; беседовать же со мною они решительно отказались. Поэтому я должен был говорить один и изложил им следующие мысли:

Господь, создав церковь свою, вручил управление ею Апостолам (Мф. 18,18), которые поставили себе преемников – епископов, пастырей и учителей к совершению святых… (1 кор. зач. 153). В слове Божием церковь уподобляется телу, состоящему из разных членов. Из этих членов, по учению святых отцов, епископ – глава церковного телесе, а пресвитеры и диаконы суть по образу рук; и тело сие, т.е. церковь, по силе обетования Господня (Мф. 16,18;28,20) должно быть целым и невредимым до второго пришествия Христа Спасителя, хотя и будет подвергаться разным гонениям от врат адовых. Служение епископов и пастырей церковных, по учению Апостола Павла, состоит в том, чтобы пасти церковь (Деян., зач. 44); а миряне должны быть у них в послушании (Евр., зач. 335). На этом основании св. отцы определяют такое правило: творящий церковная, не сущу с ним пресвитеру, по воли епископа, да будет проклят.

В 1667 году, вследствие возникших разномыслий по случаю исправления обрядов, составился в Москве Великий Собор, определению которого ваши предки, вопреки учению Апостола Павла и прещению св. отец, не последовали и откололись от церкви. Чем можно оправдать поступок их? Ноги перестали повиноваться голове!? Вы и по настоящее время не покоряетесь определению сего собора и доселе находитесь вне церкви. Но церковь призывает вас к единению с ней и делает вам снисхождение: дороги вам старые обряды – оставайтесь при них, но только будьте в живом общении с вашей истинной матерью, святой церковью!

Затем я читал им из «Выписок Озерского», и кое-что они себе заметили для справок. Еще я показал им «вопросительное письмо» А. Чистовой к Савватию, напечатанне в №10 Братского Слова.

«Смотри-ка, – заметил один из них, – баба спрашивает, а епископ ответить не может!..»

Я сказал: «Да, кажись бы, не мудреные вопросы, а ответить никто не решается из ваших пастырей».

Они списали себе эти вопросы. Я им посоветовал обратиться с ними к попу Макарию и даже к самому Анастасию, который обещал быть у них проездом.

11-го июля вечером я приехал в село Жебрияны, в котором более двухсот дворов, и остановился у почетного блюстителя школы Самуила Иванова. Поселяне, как и в Муравлевке, все по Австрийскому священству – окружники. Пошел я к ним на вечерню. У них – церковь, и к церкви пристроена колокольня, вышиной 18 саж. На вечерне один старик вдруг подошел ко мне и говорит: «Тебе с нами нельзя молиться – отправляйся на паперть!»

Я сказал: «Если скажет мне это настоятель, то послушаю, а тебя не послушаю».

Многие из присутствовавших тут старообрядцев были очень недовольны поведением старика. Когда кончилась вечерня, я обратился к старообрядцам и объяснил им цель своего приезда. Побеседовать изъявил согласие только уставщик, но когда узнал, что я защищаю троеперстие, объявил, что с «щепотником» беседовать не станет. На другой день я опять пошел в церковь. По окончании службы меня окружили человек десять и стали спрашивать, как понравилась мне их служба по-древнему. Уставщик же, отыскав следованную Псалтырь, сказал: «Вот где наши догматы, которые нам предали св. отцы», – и стал читать наставление о перстосложении для крестного знамения.

Я сказал: «Вы несправедливо говорите, что перстосложение – догмат. Догматы определены вселенскими соборами; но ни один собор о перстосложении не упоминает: значит, оно – не догмат».

Один из старообрядцев заметил при этом, что в соборных правилах о перстосложении действительно не упоминается ничего. Тут подошел к нам сам поп их – Марк. Я ему заявил, что желаю побывать у него, но он сказал прямо, что не имеет времени беседовать со мной. Старообрядцы же обещались, пообедавши, прийти ко мне на беседу. Долго я ждал их, и так как никто не приходил, то взял я «Выписки Озерского», книгу Григория митрополита, «Окружное Послание» и пошел по улице. У первого встречного я попросил указать мне дом грамотного человека. Он указал дом А. Воробьева. Я пошел к Воробьеву. Он спрашивает: «Что надо?». Я ответил: «Хочу побеседовать о вере; только прошу тебя позвать еще двух-трех старообрядцев». Мы расселись вокруг стола, и я стал говорить: «Блаженный Августин учит: всякий отделившийся от общения с церковью, хотя бы жизнь его была достойна похвалы, за то одно беззаконие, что отторгся от единения со Христом, не будет иметь жизни, но гнев Божий пребывает на нем».

Старообрядцы: «Мы себя не считаем отделившимися от церкви, а вас такими считаем: к вам и надлежат эти слова. Вы пошли за Никоном, предали проклятию старые обряды, а мы остались верны древнему церковному учению».

Я спросил: «Не можете ли вы сказать: кем именно и какие обряды преданы проклятию?»

Старообрядец: «Московский Собор, например, проклял двуперстие».

Я спросил: «Чем вы можете подтвердить свои слова?»

Старообрядец долго рылся между своими книгами, нашел какую-то «Церковную Историю», много из нее читал, а желаемого не нашел. И на дальнейшие вопросы мои ответил: «Мы сейчас не готовились на беседу, а ты пожалуй к нам в другой раз».

Я сказал: «Приготовьтесь, я еще приду».

Тут один из присутствовавших, неграмотный, говорит мне: «Неужели ты думаешь, что я свой крест променяю на твою щепоть? Да ты мне сейчас голову долой… у нас не поживишься… Напрасно и ехать будешь!»

Однако я еще довольно с ними говорил о церкви и о священстве; приводил свидетельства св. Писания и отеческие по «Выпискам Озерского».

Воробьев сказал: «Ты непременно пожалуй к нам через месяц; мы приготовимся, а если сами не совладаем, так позовем нашего попа».

Другой же грамотный старообрядец сказал ему: «А что ты думаешь? Может человек и правду говорит!»

А неграмотный заметил мне: «Вот что досадно, – ты все никак из наших книг читаешь! Так ты растолкуй себе все это хорошенько, да и переходи к нам».

Я ответил ему: «Хорошо, перейду, если только вы докажете мне правоту своей церкви священным Писанием и св. отец учением». Сердечно приветствуем нового деятеля на миссионерском поприще и желаем успеха ему в святом, но трудном деле миссионерства.

И с Дона приходят к нам добрые вести о трудах некоторых миссионеров; но оттуда же сообщают о вреде, производимом некоторыми сочинениями, изданными в защиту раскола, и причиняемых ими затруднениях для самой деятельности миссионеров. Из станицы Цымлянской пишет нам достоуважаемый И.А. Долгов:

«У вас в станице 24, 25 и 26 мая происходили беседы миссионера Е.И. Холостова с беспоповцами Поморской секты. Хоть большая часть наших старообрядцев – поповцы по австрийскому священству, но поп их, Александр Левченко, от беседы решительно отказался и прихожанам своим запретил являться. Пришлось беседовать с беспоповцами. Миссионером был поставлен вопрос о церкви, может ли она существовать без епископа и священства. Старообрядцы на вопрос не отвечали, а стали обвинять церковь за изменение обрядов, особенно двуеперстия на троеперстие, за принятие имени Иисуса, за обливательное крещение и проч. Все это миссионер рассмотрел с должным вниманием и доказал, что чрез все указанные мнимые новшества церковь не могла лишиться православия и впасть в ересь. Беспоповец И.М. Кешков приводил возражения все из книги «Исторические исследования» Карловича и много читал из этой книги. Но ему отвечал миссионер прямо на вопросы, а в разбор того, что читал он из книги, не входил, так как это потребовало бы слишком много времени. Беспоповцу это не нравилось, поэтому он старался перебивать его ответы неуместными замечаниями, и все повторял разные места из той же книги. Надо сказать, что эта жидовская книга в большом почете у раскольников и много вредит делу проповеди православия. На мало сведущего человека она может произвести большое влияние самоуверенностью и наглостью, с какой говорится в ней даже явная ложь. Я знаю нескольких старообрядцев, которые стали уже сомневаться в расколе, а прочитав эту книгу, оставили свои сомнения и защищают раскол⁴⁴. Очень желательно и нужно сделать замечания на книгу Карловича, хотя бы такие краткие, какие написал Пафнутий на книгу Швецова «Истинность» и которые напечатаны в «Братском Слове» за 1886 год. Тогда миссионеры могли бы по окончании беседы, особенно если на беседе раскольники ссылались на сочинение Карловича, предложить эту книжку замечаний старообрядцам по недорогой цене (и даже безвозмездно раздавать). Это подорвало бы значение жидовской книги; а при устной беседе разбирать ее неудобно⁴⁵. Беседа миссионера Холостова раскольников не убедила (жиду они больше расположены верить?); зато православных много попользовала, научив их, как делать отпор раскольникам. К тому же, по окончании беседы было продано немало разных полемических книжек и роздано безвозмездно. Книжки эти имеют большое влияние на молодых старообрядцев, которые читают их с особенным любопытством и, хотя по семейным обстоятельствам, не переходят немедленно в церковь, но, впоследствии, несомненно, примут православие».

Да, очень нужны маленькие книжки о расколе и очень полезно их распространение. Для миссионеров они составляют необходимую и самую лучшую подмогу на беседах. Книги и беседы, беседы и книги – вот что всего нужнее!

Осенний съезд раскольнических архиереев в нынешнем году продолжался недолго. В половине сентября он был закрыт. Главный предмет рассуждений, как и ожидали мы, составляли дела запрещенных епископов: Алексея Самарского и Силуана Донского. Во внимание к настоятельным просьбам и ходатайствам донских казаков, решили освободить Силуана от запрещения; но так как проступки, за которые он находился под запрещением, признаны несомненными, то в наказание за оные присудили сократить пределы Силуановой епархии: ему оставили в управление одну кавказскую ее половину; управление же донскою, впредь, до избрания особого епископа, поручено Паисию Саратовскому.

Совсем иначе отнеслись к Алексею Самарскому. Его не только не разрешили от запрещения, но и признали законно подлежащим оному и, таким образом, запрещение, положенное на него Духовным Советом, подтвердили теперь соборно. С Алексеем поступили так строго, без сомнения, по настоянию Пафнутия Казанского, который не переставал жаловаться на соблазнительное поведение Алексея, позорящее древле-православное духовенство. Однако Алексей не признал решение собора правильным и законным. Он тут же подал весьма длинное, на шести листах объяснение, в котором доказывал неправильность произнесенного над ним суда тем, что в числе его судей находился Пафнутий Казанский, который как личный враг его, о чем всем известно, не может участвовать в решении его дела, суд же, напротив, и состоялся главным образом по настоянию Пафнутия и некоторых его сторонников. Признав, таким образом, произнесенный над ним суд незаконным, Алексей объявил, что покорится приговору только такого собора, который будет состоять изо всех епископов, но без участия в нем его личных врагов. Любопытно, как поступят теперь с Алексеем, не покорившимся и соборному суду. Впрочем, это – обычное явление в бесчинной раскольнической иерархии, повторяющееся с первых лет ее существования. Ведь и первый австрийский архиерей наших раскольников, Софроний Жиров, не подчинился соборно произнесенному над ним извержению – напротив, преспокойно продолжал архиерействовать до конца своей жизни и имел много почитателей. Не последует ли и Алексей примеру Софрония? А почитатели найдутся…

Однако и сам Пафнутий Казанский, низвергнув своего врага, должен был явиться пред собором в качестве подсудимого. На него принес жалобу Паисий Саратовский за то, что он проживает и действует по-архиерейски в его, Паисиевой, епархии, в Черемшанском скиту. Паисий указывал и на церковные правила, коими строго воспрещается епископу иметь пребывание и священнодействовать в чужой епархии и на то, что от сожительства Пафнутия он испытывает многие неприятности, так что на время должен был оставить свое местопребывание. Поэтому Паисий настоятельно просил, чтобы соборно повелено было Пафнутию оставить Черемшан и перейти на жительство в свою епархию. При этом Паисий заявил, что в противном случае он оставит управление саратовской епархией и возвратится на жительство в Москву. Шибаев и Петр Драгунов очень испугались, как бы и в самом деле Паисий не возвратился в Москву, где имеет между старообрядцами много почитателей и станет пользоваться большим влиянием, что совсем не выгодно для них. Поэтому и принялись они всячески уговаривать Пафнутия, чтобы оставил Черемшанский скит и переехал бы на жительство к себе в казанскую епархию. Пафнутий был вынужден согласиться, обещал переменить место жительства; однако же, сомнительно, чтобы сдержал обещание, так как ему трудно оставить свое теплое гнездо на Черемшане, где он пользуется расположением и благодеяниями главной владелицы черемшанской Феклы Евдокимовой. Но в таком случае Паисий будет иметь право жаловаться на него как на человека, не постыдившегося нарушить обещание, данное даже на соборе.

Затем происходили рассуждения о попах. Говорили, что на Рогожском Кладбище, где не имеет права жить ни один раскольнический поп, и, однако же, незаконно проживают и служат два попа и несколько диаконов, – что там необходимо иметь еще третьего попа. Некоторые мирские члены просили Сильвестра отпустить на Кладбище даже и настоятеля причта – попа Ефима Мельникова, хорошо известного нашим читателям своим лукавством в сношениях со стародубскими обличителями раскола. Сильвестр, прежде так дороживший Мельниковым, ответил, что удерживать его не будет. Но Драгунов и Шибаев не поддержали просителей: они очевидно не желают, чтобы поп Ефим переселялся в Москву, так как в один из его приездов испытали уже его лицемерие и лукавство, может быть, выгодные для мнимого древле-православия, но невыгодные лично для них. Итак, настоятельство на Рогожском Кладбище, этот очень лакомый кусок, опять ускользнуло из рук давно мечтающего о нем стародубского витии раскольников.

Были, как и прежде, соборные рассуждения о попах, ведущих нетрезвую жизнь, каковых австрийская иерархия имеет достаточное количество, хотя за вины такого рода мог бы подвергать наказанию и не собор епископов. Впрочем, и речь шла больше о московских попах, повинных в разных поступках, с которыми, как видно, Савватий не умеет и не в силах справиться. Так судили проживающего даже в собственной квартире Савватия и пользующегося его расположением инока Трифиллия, того самого, что по поручению Савватия ездил миссионером в Сибирь и так неудачно. Прежде Трифиллий был противуокружником, потом перешел в окружники и был с радостью принят Савватием. Но теперь было доказано, что он, бывши у противуокружников, сильно добивался получить епископский сан и потому только ушел от них, что его искания не уважены. За это и присудили Трифиллия к изгнанию из квартиры Савватия, принимающего к себе на жительство всякий раскольнический сброд. У Савватия действительно – приют всяких негодных раскольнических попов, за что сильно жалуются на него и сами раскольники. Так, и в настоящее время у него живет некий поп Марк. Он прежде служил диаконом у петербургских противуокружников, но за пьянство был прогнан ими. Тогда он явился к Савватию, яко познавший заблуждения противуокружников и кающийся. Савватий не только с радостью принял его в сущем сане диакона, но и вскоре же произвел в попы. Он отправил Марка для служения в город Егорьевск (Рязанская губерния), на место бывшего там попа Кирилла, которого за пьянство пришлось запретить. Но Марк оказался не трезвее Кирилла, поэтому егорьевские старообрядцы отослали его обратно к Савватию, у которого он теперь и проживает на соблазн самим раскольникам.

Недовольны многие и тем, что Савватий принял перешедшего также от противуокружников попа Матвея, о котором у нас была уже речь, и сильно ему покровительствует. Он старался определить этого Матвея попом в моленную купца Назарова, что на Смоленском рынке, и образовать здесь новый приход, но Назаров отказался принять Матвея. Тогда Савватий определил его в попы в моленную Латрыгина, отставив служившего здесь попа Якова. А, между тем, более разумные из старообрядцев изъявляют большое неудовольствие и на Савватия и на Духовный Совет даже за то, что Матвея приняли в сущем его сане, ибо он поставлен в попы именуемым епископом Тарасием, а самого Тарасия поставил в епископы изверженный и лишенный сана Софроний Жиров. Софроний, говорят они, как лишенный сана не мог поставить Тарасия в епископы, и Тарасий, не имея посему епископского сана, не мог поставить Матвея в попы; значит Матвей – не поп. Как же Савватий и Духовный Совет могли принять его в сан священника и как могут дозволять ему служение? И на то еще обращают внимание, что Матвей, незадолго перед своим переходом в окружники был запрещен от Иова Московского, а при переходе совершил татьбу церковных вещей, о чем Иов послал даже извещение Савватию. Говорят, и вполне справедливо, что в таких случаях Иов поступает честнее Савватия. Недавно был такой случай: от окружников перешел к противуокружникам поп Семен, служивший в Нижегородской губернии. Иов принял его и определил в Боровск; но когда от Савватия получил известие, что поп Семен запрещен Кириллом Нижегородским, то немедленно вытребовал его из Боровска и лишил сана. Выходит, таким образом, что даже противуокружнический епископ больше заботится о соблюдении правил, нежели мнимый окружник Савватий со своим Духовным Советом. Надобно удивляться, как собор раскольнических архиереев со своей стороны оставил без внимания такие поступки Савватия и Духовного Совета, и как особенно Сильвестр не поднял дела о попах Матвее и Марке. Или он не знал о поставлении Матвея Тарасием, или не имел смелости поднять голос против владычествующих в Духовном Совете – Шибаева и Драгунова.

Проживая в Москве, приезжие раскольнические архиереи по праздникам совершали торжественные служения в разных раскольнических моленных. Так, в праздник Рождества Богородицы Паисий служил в моленной купца Назарова с троими диаконами (один из них был приезжий из Казани Алексей Богатенков). В праздник Воздвижения Честного Креста Паисий намеревался служить в своей прежней моленной, о чем просили его прежде бывшие его духовные дети, но Савватий служить ему не дозволил под тем предлогом, что будто бы теперь за этими служениями строго смотрит правительство. Паисий был очень обижен этим запрещением и накануне праздника уехал из Москвы. Сетуют на Савватия за такую несправедливость и бывшие прихожане Паисия. Разумеется, Савватий солгал, ссылаясь на строгости правительства: ведь не нашел же он опасным дозволить служение другим приезжим архиереям! Паисию он не позволил служить просто от досады и с зависти, что московским старообрядцам больше нравятся служения Паисия, нежели его, Савватиевы; да и Шибаев с Драгуновым недолюбливают, что к Паисию на служения много ходит старообрядцев. А что другим приезжим архиереям Савватий свободно, без всяких опасений дозволял служить – вот доказательство. С его разрешения и именно в праздник Воздвижения Сильвестр служил в Богородске у Арсентия Ивановича Морозова на его фабрике, – и служил весьма торжественно с тремя попами и двумя голосистыми диаконами; певчих было до сорока человек. А посмотреть столь торжественное служение Сильвестра и послушать певчих Арсентия Иваныча ездили старообрядцы даже из Москвы. Или богородское правительство не так страшно, как московское? Под крылом же Арсентия Иваныча безопасно могут служить в богородских пределах раскольнические архиереи, хотя бы съехались изо всех краев России.

Все дела, предположенные для соборного обсуждения, были уже кончены, и Савватий готовился закрыть собор, утешаясь, что на сей раз он обошелся без всяких неприятностей и пререканий, что даже и Сильвестр, которого так опасались, не поднимал вопроса об Окружном; но тут-то, пред самым закрытием собора, и случилось обстоятельство, весьма неприятное для мнимых окружников: на собор представлена была от общества противуокружников бумага, адресованная на имя собора и озаглавленная «извещение», в которой, после краткого изложения несостоятельности окружников, обнаруженной ими в сношениях с противуокружниками, эти последние предлагают собору, настоятельно требуя решения, вопрос в форме неразрешимой для полуокружников дилеммы: если Окружное Послание правильно, то зачем вы уничтожали и готовы уничтожить его? А если неправильно, то зачем издавали его и доселе содержите? Приводим это извещение вполне.

В собор окружнических епископов,

Савватию архиепископу Московскому Сильвестру, епископу Балтовскому, Пафнутию епископу Казанскому, Паисию епископу Саратовскому, Мефодию епископу Сибирскому, и всем присутствующим на соборе как духовным, так и мирским лицам уведомление.

Божией милостью, мы, православные христиане, приемля Окружного Послания и прочих нововводств и ложных учений, весьма удаляемся от них, и любезно приемлем догматы и предания как самого Господа, так и священных Его учеников духоносных Апостол и св. отец и св. седьми вселенских и девяти поместных соборов, и обещаваемся оные цела и непревратна соблюдати во веки, аминь.

В 7370 году, грех ради наших попущением Божиим издано было именуемое Окружное Послание, которое не принесло ничего полезного церкви Христовой, кроме раздора и раскола, понеже оно не согласует с божественным писанием, но разликует. К прискорбию нашему, с вашей стороны за неприятие послания дали нам имя незаслуженное «раздорников», вследствие сего благоревностный преосвященнейший владыка Кирилл Балтовский вместо личной с вами беседы в 1885 году 1 ноября письменно на бумаге разъяснил неправоту, и подано было Савватию разъяснение, но к удивлению ни Савватий, ни Духовный Совет в течение 15 месяцев не могли дать никако возражения. И затем в истекшем феврале месяце сего текущего 1887 года от нашей худости в Духовный Совет было подано шесть вопросов⁴⁶ с просьбою разрешить заключающиеся в них сомнения о правоте состояния общества окружников, доказать правоту оного послания божественным писанием. И с подания наших вопросов протекло уже немало времени, а никаких ответов не последовало. Секретарь Духовного Совета Перетрухин всем похваляется, что составил на наши вопросы ответы, но нам не вручает их; мы его о сем несколько раз просили, но он только хвалится. Он имеет значение среди нас, окружников, вместо профессора, а ответов нам никаких не дает. Это значит – пустой похвальбишка, который только за мзду, что угодно готов написать, а против правды у него и слов никаких нет. Но ежели бы совершенно Окружное Послание было правильно и душеспасительно, тогда следовало бы без стеснения его проповедовать. Апостоли Господни, исполняя повеление владыки Христа, проповедовали истину, не обинуяся лица человеча. О сем и пророк Давид глаголет: глаголах о свидениих твоих пред цари и не стыдяхся, и поучахся в заповидех твоих. И посему всем ясно видно, что ложное учение вы не в силах оправдать, потому что лжи нет никоего оправдания. И вы хотели себя оправдать уничтожением, которое вами было совершено три раза, а Анастасий, ваш епископ, со своими попами на соборе в Кишиневе Окружное не токмо уничтожению, но даже и проклятию предал, а Сильвестр Балтовский напротив уподобляет даже Евангелию Христову. О, увы, вашего безумия! Человеческое ложное составление, то есть учение, уподобляете Евангелию, которое говорит: едина иота или черта не прейдет от закона! О, вашего непостоянства и коловратности! У еретиков того не было, что ныне у вас содевается! Метаетесь яко рыбы на суше: то уничтожаете, то крепко его держитесь! Нам приходилось слышать от ваших московских попов похуление всей австрийской иерархии, а похваление церкви российской. Но церковь Христова создается от единомыслия и единодушия. Господь Арию не попустил быти в церкви Христовой, сущу ему двоесмыслену, и среди торга распадеся чрево его. Вот в какое положение себя поставили окружники, которые подобно кораблю среди моря, обуреваемому волнами, не знают к которому брегу пристать. Теперь только вам один исход: или присоединиться к церкви российской, или же припасть к стопам наших архиереев и испросить в грехе церковного раздора прощения, мира и благословения. И так как Перетрухин хвалится, а ответов нам на наши вопросы не дает, то мы обращаемся к вам в собор: скажите все купно, соборно: како вы понимаете об учении Окружного. Если оно правильно, то за уничтожение его, вы, не подложили ли под клятву св. отец, изреченную на попирателей истинного учения? Если же неправильно, то не повинны ли вы в грехе церковного раздора? Если вы нам не оправдаете Послание от Божественного писания, тогда вы останетесь сущие раскольники и раздорники, а не мы, от вас укоряемые, ни в чем неповинные.

Остаемся в ожидании от вас ответа. Многогрешный раб Божий Димитрий Медакин с товарищи

7396 года, месяца сентября 11 дня.

Понятно, что получить и читать такое «Уведомление» собору лжеокружников было крайне неприятно. Относительно вопроса они, конечно, не затруднялись: получать такие и более сильные вопросы им не привыкать-стать, и они знают способ, как отделываться от них: не стоит-де отвечать еретикам, да и вопросы-де не стоят ответа! Так и теперь решили – не отвечать противуокружникам. Но сами, между тем, не могли же они не чувствовать своего позора, не могли не видеть, что своим двоедушием относительно Окружного Послания совсем себя запутали. Да и вопрос об Окружном Послании, которого так избегали касаться на соборе, теперь выступил сам собою. Начались пререкания между истыми окружниками и полуокружниками. Зашла речь и кишиневской попытке примирения с противуокружниками. Осуждали Анастасия за эту попытку и особенно за один крайне неблаговидный поступок относительно противуокружников, о котором мы будем говорить ниже. Напали и на Сильвестра, между прочим, за его письма по поводу того же кишиневского собора, из которых извлечение напечатано было в нашей «Летописи» (гл.14); особенно горячился «похвальбишка» Перетрухин, сильно уязвленный презрительными о нем отзывами в «Уведомлении». Анастасий ответил, что правду писать ему никто не запретит. Перетрухин заметил ему: «Да ты бы писал к нам в Совет; а то пишешь посторонним лицам, и они передают твои письма нашему врагу Субботину для печати»⁴⁷. Сильвестр отвечал Перетрухину: «Я нисколько не скорблю о том, что мое письмо Субботин напечатал, – а, напротив, радуюсь этому: пусть все знают, что я не могу жертвовать справедливым учением за угоду раздорникам!»

Но всего неприятнее и досаднее было для мнимых окружников, что их общество запятнало себя в сношениях с противуокружниками составлением и распространением фальшивого, подложного акта, якобы изданного собором противуокружнических архиереев и попов. Об этом обстоятельстве нужно сказать подробнее.

Недавно получили мы копию обширной грамоты, озаглавленной «Истинная вера Христова» и начинающейся так: «Божией милостью, мы, смиренные епископы Иов Московский, Кирилл Балтовский, со всем нашим освященным собором, со всеми последующими нам освященными лицами…соборно, по преданию святых и богоносных отцов, всем нашим священным лицам, инокам и мирским, всему нашему христианскому народу, оберегая избранное стадо христовых словесных овец, с возглашением пишем следующее». Итак, это есть грамота, изданная якобы собором противуокружнических архиереев с их духовенством; под нею оказались и подписи Иова Московского, Кирилла Балтовского, священноинока Игнатия, иеродиакона Кирилла, известного Григория Добрянского и нескольких других «священноиереев»; наконец, внизу означено место и время издания соборной грамоты: «Москва, 1887 года, месяца июня 10»⁴⁸. Но, прочитав эту грамоту, мы пришли в неописанное изумление. Правда, все, что здесь говорится, несомненно и прямо вытекает из учения противуокружников (равно как из учения беспоповцев) и если бы противуокружники (и беспоповцы) были последовательны, добросовестны и искренни, то непременно должны бы сказать именно то, что говорится в грамоте; и, однако же, достаточно зная характер раскольников, мы нашли, что грамота представляет нечто невероятное, – что говорится в ней то, чего и сами противуокружники с беспоповцами не решатся сказать (хотя протестанствующий г. Швецов и говорит уже нечто подобное); нетрудно было заподозрить, что это есть довольно искусная работа какого-то врага противуокружников, замыслившего показать воочию, к каким выводам неизбежно приводит учение противуокружников. Чтобы познакомить читателей с содержанием этого, во всяком случае, любопытного документа, достаточно привести из него три следующие пункта (3,4 и 5) как наиболее характерные⁴⁹:

«В греко-никонианской церкви Иисусовское инобожное распятие с висящим Иисусом не считать и не именовать распятием Христовым, как прежде бывшие до Никона пять патриархов – Иов, Гермоген, Филарет, Иоасаф и Иосиф – в инобожном латинском костеле инобожного латинского Иезуса признали Богом, Иезусовское инобожное распятие признали и нарекли распятием Христовым, и инобожный крыж латинский признали и нарекли крестом Господним, как ныне окружники мудрствуют, но считать и именовать греконианское распятие не Христовым распятием, но Иисусовскою инобожною еретическою тенью».

«Поскольку так как окружники в свое оправдание ссылаются на вышеписанных пять патриархов и глаголют, что… мы не сами собой признаем (великороссийскую и греческую церковь не инобожными, и не во иного Бога верующими, но во Христа Спасителя), но последуя нашим всероссийским святейшим пяти патриархам Иову, Ермогену, Филарету, Иоасафу и Иосифу, которые без всякой богословной вины даже и в самом еретическом латинском костеле, от которого не приемлется ни крещение, ни хиротония, ни крест распятого латинского Иезуса признали не иным богом, но распятым Христом, – так написали, что не во иного Бога нозе, но в обе Христовы един гвоздь вонзен, и латинский крест признали не инобожным распятием, но Христовым распятием нарекли. На таковые окружнические извороты мы со всем нашим освященным собором в Кормчей и в Номоканоне и в Кирилловой указанные места опасно рассмотревше, обретохом так точно, как и окружники указали, при чем мы с прискорбием души в книгах смотрели на таковую наглую инобожную латино-еретическую мерзость, которую вышеписанные пять патриархов Иов, Ермоген, Филарет, Иоасаф и Иосиф, латино-еретическим мудрованием в вышеписанных священных книгах написали и печатным тиснением утвердили (за сим приводится несколько мест из Кормчей, Номоканона, Кирилловой книги с восклицаниями о мерзостном латино-еретичестве первых пяти российских патриархов). По поводу вышеписанного латино-еретичества пяти патриархов, которые, увы прелести! Латинский инобожний костел в Кормчей, в Номоканоне и в Кирилловой признали божественным и святым и не инобожным, но вполне Христу верующим, мы соборне пишем: так как латинский костел есть гораздо боле и еретичнее и инобожнее паче греко-никонианской церкви, и латинский Иезус гораздо боле и инобожнее есть паче греко-никонианского Иисуса, и латинское инобожное распятие, крыж латинский, гораздо боле и еретичнее и инобожнее есть паче греко-никонианского инобожного распятия, почему мы соборне, последуя древнему преданию святых и богоносных отец, иже гласят сице, что всякая ересь, писанная и не писанная, анафеме предается, почему мы со всем нашим освященным собором, вышеписанных пять патриархов Иова, Ермогена, Филарета, Иоасафа и Иосифа, все выше писанные и означенные их в Кормчей и в Номоканоне и в Кирилловой латино-еретические их мудрования, и написанные ими листы и строки вечной анафеме и вечному проклятию предаем, причем строго воспрещаем и заповедаем священным, инокам и мирским в Кормчей, в Номоканоне и в Кирилловой вышеозначенное патриаршее латино-еретическое мудрование и вышеписанные листы и строки отнюдь не читать, да не впадем и мы в окружническую ересь. Вышеписанных пяти патриархов латино-еретическое мудрование и ересь превышает даже всю окружническую прелесть.

«До лет Никона прежде бывших пяти патриархов Иова, Ермогена, Филарета, Иоасафа и Иосифа за признание инобожного Иезуса распятым Христом, и за признание Иезусовского латинского костела божественной церковью, и за признание инобожного костельного жертвенника святым жертвенником, и за признание Иезусовского инобожного латинского креста честным крестом и крестом Господним, и за усвоение Матери Господа нашего Исуса Христа в матерь иному богу, латинскому Иезусу, и за таковое их латино-еретическое мудрование гласом седьми вселенских и девяти поместных соборов святых и богоносных отец повелеваем: вышеписанных пять патриархов Иова, Ермогена, Филарета, Иоасафа и Иосифа считать и именовать их неправославными, исключить их имена из всякого церковного поминовения, как явных плевелосеятелей латинской ереси».

Вот какого удивительного содержания грамота будто бы издана быда от собора противуокружнических архиереев Иова и Кирилла. Несомненно, что ярые противуокружники, каков именно Кирилл Балтский, как и беспоповцы, строго держась своих нечестивых учений о имени Иисус, кресте четвероконечном и прочих, должны бы предать проклятию не только не согласных с сими учениями российских патриархов, но, продолжая идти далее, и святых отцов и учителей вселенской церкви и даже священных писателей как обличителей их лжеучений; но понятно, что и злейший раскольник не решится это сделать и сказать открыто, как говорится в рассматриваемой грамоте. Правда, знаменитый в своем роде О. В. Швецов уже на пути к этому, – он говорил уже публично, что патриарх Иосиф в предисловии к Кормчей и в книге «О вере» проповедывал «чушь и нелепости» и что для него «все равно, Иосиф или Никон говорит неосновательно» (Брат. Сл. 1886 г. т.1, стр.690,694); однако же, и почтенный Онисим Васильевич не решился еще объявить еретиками первых пять патриархов российских; притом же протестанствующий г. Швецов пока единственный известный нам экземпляр этого рода среди раскольников. Итак, повторяем, не трудно было усомниться в подлинности соборной грамоты, якобы изданной Иовом и Кириллом. Между тем оказалось, что копии грамоты были присланы также Савватию и Сильвестру Балтскому как ведомыми защитнику Окружного Послания, который и привез ее в Москву на собор. Савватий потому ли, что заподозрил подлинность грамоты, или вообще желая удостовериться в ее подлинности, нарочно послал к Иову своего секретаря Перетрухина узнать, действительно ли он, Иов, и Кирилл, издали такой богопротивный акт. И вот какого содержания ответ Иов прислал Савватию:

«Наше смирение получило от посланного вами г. Перетрухина копию с какого-то небывалого у нас 10 июня сего года собора, в коей изрыгнуты многие богохульства и, наконец, предаются проклятию наши святейшие российские пять патриархов, бывшие в Москве до Никона, и все это богохульство, якобы, издано и подтверждено нашими собственноручными подписями.

Вследствие чего, извещаем вас, что эта бумага от нас издана не была и ее сочинитель какой-нибудь изверг и попранной совести человек, а посему не пять святейших патриархов достойны проклятию, а тот да будет проклят со своей выдуманной бумажонкой.

Но все-таки мы со своей стороны мним так, что издатель этой бумажонки крыловский поп Василий Рязанов (Чижик), по совету епископа Измаильского Анастасия, который (т. е. Анастасий) по окончании бывшего в Кишиневе собора в лице наших трех доверителей: Игнатия Зуевского, Илии Московского и иеродиакона Кирилла, лично грозил всем нам так, что «попомните и нас». Вероятно, этим нам хотели отомстить за свою неудачную попытку в Кишиневе, но напротив и вам более».

Смиренный Иов, епископ Московский

Москва 6 сентября 1895 года.

Итак, подлог был обличен; грамота оказалась фальшивой, злонамеренно составленной в отмщение противуокружникам. Но, как справедливо заметил Иов, она вредит более самим глаголемым окружникам. И так как все это произошло, когда в Москве заседали на своем соборе раскольнические мнимо-окружнические епископы, то понятно, что собор сих мнящихся епископов был крайне смущен и опечален столь неожиданным и столь позорным для них поступком их собрата – Анастасия Измаильского, без участия которого, как они и сами понимали, не мог бы поп Василий решиться на такой подлог. Тогда же соборно постановлено – послать Анастасию строгий выговор за такой бесчестный поступок, и поступком этим, надобно полагать, Анастасий окончательно уронил себя в глазах не только противуокружников, но и всех единомышленников. А противуокружники, конечно, не преминут теперь при каждом удобном случае колоть своих врагов этим недобросовестным их поступком.

Анастасий, действительно, поступил и весьма недобросовестно и крайне опрометчиво, приняв участие в издании подложной грамоты от лица противуокружнического собора (если только не ему принадлежит и все это нехорошее дело); надобно удивляться даже, как мог Анастасий допустить такую непростительную ошибку, – как не понял он, что подлог неизбежно откроется и падет на его голову! Но, с другой стороны, нельзя не согласится, что подлог сделан довольно искусно, выводы из учения противуокружников сделаны правильно и по характеру своему изложенное в грамоте учение вполне соответствует учению противуокружников, особенно же такого изувера, как Кирилл Балтский. В подтверждение этого мы в следующий раз напечатаем некоторые произведения Кирилла, имеющие притом отношение к кишиневскому соборищу, последствия которого, как видим, продолжаются и доселе.

Говоря прошлый раз о подложной грамоте, изданной окружниками от имени противуокружнических мнимых епископов, мы заметили, что этот подложный документ составлен довольно искусно, что в нем верно изложены выводы, неизбежно вытекающие из нечестивого, чисто беспоповского учения противуокружников. В подтверждение справедливости нашего замечания мы обещали познакомить читателей с некоторыми произведениями одного из самых видных представителей противуокружнической партии – Кирилла Балтского, в коих нечестивейшее учение противуокуржников выступает особенно ярко во всем своем возмутительном безобразии. Мы имели при этом в виду недавно сообщенные нам два письма его – одно к именуемому Белокриницкому митрополиту Афанасию, писанное еще в 1884 году, другое – к Анастасию Измаильскому, писанное в декабре 1886 года. Об этих письмах мы и намерены поговорить теперь.

Из первого письма открывается, что в 1884 году Афанасий Белокриницкий сам обращался к Кириллу с предложением мира. Он писал об этом одному из кишиневских старообрядцев и поручил передать Кириллу, что напрасно он так враждует против епископов-окружников, не погрешивших против старообрядчества чрез принятие Окружного Послания, как не погрешают (?) и противуокружники, отвергающие послание, и что его, Кирилла, Афанасий готов признать в сан епископа, если только он отречется от Антония второго, которым началось разделение иерархии⁵⁰. Письмо Афанасия было показано Кириллу, прибывшему в Кишинев по своим духовным делам, – и на него-то он отвечал белокриницкому владыке обширным посланием, в котором, опровергая Окружное Послание, с наглой откровенностью изложил злочестивое учение противуокружников. Ниже мы приводим вполне это письмо Кирилла⁵¹: пусть видят читатели, какие дикие понятия господствуют среди наших раскольников, так многими защищаемых даже якобы за их благочестие, и проповедуются самими лжеименными их епископами. Здесь же сделаем только указание на те места его, из которых видно со всей ясностью, что подложная грамота, изданная от имени противуокружнических архиереев, точно выражает нечестивое учение противуокружников, Назвав Окружное Послание «гнусоименитым и кривоучительным», а составителя его Илариона «псом и окаянным волшебником», очаровавшим епископов и погрузившим их в «латинствующий сон», которым спят они двадцать второй год, Кирилл прямо объявляет ложным то учение Окружного Послания, что «господствующая ныне в России церковь, вкупе и греческая не во иного бога верует, но в единого с нами» (старообрядцами), – и доказывает, что православная церковь верует именно в иного Бога – Иисуса, – отверглась Исуса и приняла «латынника Иисуса», приняла также вместо святого трисоставного креста, не освящающий латынский двучастный крест, «по их языку крыж», который папа римский «полагает на своих костелах и своих опресноках, и самое распятие пишет на нем». «Скажите нам, – спрашивает Кирилл окружников, – если латынский двучастный крест будет поставлен на главе церкви, то можете ли признать тот храм за христианский⁵²? Или на самой вашей святой просфоре будет двучастного креста печать, то вы ее можете признать за святую? Может вы приняли это за свято, но мы – никак!» Поэтому Кирилл не только отвергает святость евхаристии, совершаемой православной церковью, но и поносит ее наравне с латынской опресночной службой гнусными порицаниями: «Ваш учитель Ларион Егоров вам указует, что латинские опресноки не вменят за простой хлеб, за припеваемые над ним словеса Иакова Брата Божия, и приводит во свидетельство некоторых преподобных, которых далеко искать!» Все, что сказано в Окружном Послании и об опресноках, и о имени Иисус, и о кресте четвероконечном, действительно, основывается на свидетельствах древлеписьменных и древлепечатных книг, которые были приняты и изданы первыми пятью патриархами российскими. Отвергая эти свидетельства как еретические, противуокружники, очевидно, обвиняют в еретичестве самих патриархов российских, бывших до Никона. Не ясно ли таким образом, что подложная грамота верно и точно выражает их учение, когда от имени этого самого Кирилла и его собратий говорит: «До лет Никона патриарха прежде бывших пять патриархов: Иова, Гермогена, Филарета, Иоасафа и Иосифа за признание инобожного Иезуса (у Кирилла: «латынника Иисуса») распятым Христом, и за признание Иезусовского латинного костела божественной церковью, и за признание инобожного костельного жертвенника святым жертвенником, и за признание Иезусовского инобожного латинского креста честным крестом и крестом Господним… считать и именовать неправославными, исключить их имена из всякого церковного поминовения как явных плевелосеятелей латинской ереси?» Здесь совершенно правильно сделан вывод из подлинного учения противуокружников, изложенного в письме Кирилла к Афанасию. Если Кирилл и Иов имеют полное основание отвергать подлинность грамоты, – говорит, что «изрыгнутые в ней многие богохульства» и проклятие «святейших пяти патриархов, бывших в Москве до Никона», ими не издано и не подтверждено их собственноручными подписями⁵³, то никак не могут отвергать, что эти богохульства и проклятия прямо вытекают из их учения: им только недостает добросовестности и смелости ясно высказать, что именно скрывается в их учении и непосредственно из него следует, ибо тогда все старообрядцы признали бы их учение (как и сами они признают теперь) «изрыгающим многие богохульства». Они только не узнали самих себя в зеркале, которое преподнес им ловкий сочинитель подложной грамоты, и отворачиваются с негодованием (не притворным ли?) от своего собственного в нем изображения. Но зеркало не виновато…

Опыта, сделанного Афанасием, было бы, казалось вполне достаточно для окружнических епископов, чтобы понять полную невозможность примирения с подобными Кириллу фанатиками раскола. И, однако же, Анастасий Измаильский, которому хорошо известна была неудачная попытка Афанасия, решился, и притом дважды, повторить ее. Он также писал письма к кишиневским противуокружникам, где просил их сообщить Кириллу о своем желании и готовности примириться с ним. На первое письмо, по словам самого Анастасия, получил он от Кирилла ответ «не к миру и любви словесных овец, но паче к распадению их малого стада». Не смотря на это, в конце ноября 1886 года написал он другое письмо в Кишинев к некоему Симону Васильичу с новыми предложениями мира. Письмо это имеется у нас в копии. Оно написано очень бойко, даже литературно, что составляет совершенную неожиданность в сочинении раскольнического архиерея; а всего важнее то, что в нем откровенно выражается сознание печального положения, в каком находится раскол, снедаемого всякого рода лжеучениями, и горячее желание – водворить мир в старообрядчестве, – желание совсем неосуществимое. Здесь мы видим того Анастасия, который в откровенных беседах со своим келейником о. Пименом признавался, что единственный выход из дебрей раскола – соединение с православной церковью⁵⁴. Последовал ответ Кирилла и на второе письмо Анастасия, – ответ, состоящий из целой тетради в шесть почтовых листов большого формата, сплошь исписанных самыми уродливыми каракулями, с полнейшим отсутствием орфографии, и несмотря на все это составленный весьма неглупо, с ядовитыми возражениями на письмо Анастасия и самыми злыми замечаниями на Окружное Послание. Здесь опять, как и в письме к Афанасию, Кирилл является истым раскольником, фанатиком до мозга костей, с самыми дикими понятиями расколоучителей XVII века, пред авторитетом которых беспрекословно преклоняется⁵⁵. Анастасий писал ему: «Наши отцы много кое-чего насеяли неприятного и развратного по своим ложным понятиям: вот это-то мы и черпаем доселе как из студенца клятвенного, – один говорит то, другой другое, отчего и родились разные толки в старообрядческом мире». Казалось бы, что возражать против этого совершенно справедливого, даже исторического замечания? Но вот что пишет Кирилл тоном истого раскольника, не желающего знать ни истории, ни чего бы то ни было, противного его раскольническим предрассудкам: «Не буди то; это описуете ложь, клевету; это бы вам не подобало писать! Это вы раздробились в разноту, пошли по горам и стремнинам. А наши прародители держались своих предков крепко, и терпели наказания Господня до посещения Господня, хотя головы им секли по плечи», и т. д. Анастасий, защищая сказанное в Окружном Послании, что российская церковь верует во единого со старообрядцами Бога, употребил выражение: «Автор здесь сказал умно и мудро. Неужели вы хотите все божество взять себе, а другим ничего не оставить?» – на это Кирилл замечает Анастасию, что «если бы он был христианин, то знал бы различать христиан от еретиков». Еретики, говорит он, «часть антихристова: то, как божество в той части быти может?» «Вы разделяете всем еретикам по части божество; но скажите, пожалуйста, ровно всем или по заслугам разделяете?» – насмешливо спрашивает Кирилл. Анастасий писал: «если пожелает владыка Кирилл, уступлю его преосвященству и свой престол, только хощу соединения, да будет одно стадо и один пастырь». На это Кирилл ядовито отвечает: «вы ошибаетесь; в нас идет страшная (!) война не о престолах, а о новшествах никонианских, которыми ослепил нас чернокнижник Ларион Егоров… И вы свой престол отдать не в состоянии, ибо вы его не купили и не по наследству вам достался. Также и нам не похищать чужие пределы», и проч. А в замечаниях на Окружное Послание, помещенных в письме, Кирилл решительно проповедует злейшие раскольнические учения о церкви, – прямо говорит, что она верует под именем Иисуса во иного бога, антихриста: «иной, новый Иисус пришел в церковь и изгнал истинного спасителя Исуса из церкви». Любопытно, что в оправдание этой злой хулы на церковь он сослался, между прочим, и на Павла Белокриницкого, – приводит из его Церковной истории слова: «имя Иисус яве означает иного Иисуса, его же православная церковь прежде никогда не исповедывала». Он повторяет и старую раскольническую ересь, которую проповедывали первые противуокружники – Софроний, Прокоп Лаврентьев, Давид Антипов, что «Иисус Христос родился в 5500 году, а никониане и латины и все инославные, как армяне, кальвини, проповедуют в 5508 году, из чего (будто бы) и выходит имя другое и время рождения другое и исповедание иное». Проповедникам такого учения, действительно, оставалось только произнести проклятие на первых российских патриархов, не воспрещавших писать и печатать Иисус, и на всю древлероссийскую и древлегреческую церковь, несомненно веровавшую в Иисуса, как это и сделал от их имени составитель подложной грамоты.

Переписка Анастасия с Кириллом, как нам сообщают, послужила для него первым шагом к составлению кишиневского собора. Мы, напротив, удивляемся, как она не удержала Анастасия от всяких сношений с Кириллом по вопросу о примирении, как не понял он из писем Кирилла, что мир с таким фанатиком – невозможен, что ничего, кроме злейших ругательств на церковь и на самих окружников ожидать от него нельзя. И это тем удивительнее, что Кирилл в своем письме прямо поставил неудобоприемлемые условия для заключения мира с окружниками. Он писал Анастасию: «когда пожар сильно разгорелся, кружкой воды не угасишь, а требуется пожарного струменту. Скажем вам откровенно: так как вы прельщены от человека, чуждого церкви Христовой, (то) и принесите с покаянием прошение к Богу и церкви Христовой, и мы тогда прочитаем третий чин, и тогда вы с нами в единой церкви и едино общество. Если же не тако, то мы вашей искренности доверия не даем» и проч. Анастасий не принял во внимание этих откровенных объяснений Кирилла, имел неосторожность пойти на собор и потерпел там полное посрамление, – не только не добился мира, не только уступил победу противуокружникам, но и, что всего позорнее, сам наговорил много неприличного и непростительного окружнику, каким он был и каким является в приведенном нам письме. Свою неудачу он хотел вознаградить изданием подложной грамоты от лица противуокружнических епископов. Этот поступок принес ему, конечно, новое лишь посрамление; но самая грамота, повторим еще, составлена весьма искусно и вполне точно передает сущность и смысл учения противуокружников, как это, несомненно, подтверждается рассмотренными письмами архираскольника Кирилла, которыми без сомнения и пользовался Анастасий.

Достойно примечания, что у раскольников с некоторого времени очень усилились нападки на Окружное Послание. Даже сами окружники начинают упражняться в этом его оплевании и в издевательстве над несчастным Ксеносом. Пред нами – листок убогой заграничной газеты Николы Чернышева от 15 июля настоящего года. Листки эти появляются теперь гораздо реже прежнего и в крайне плачевном виде – не печатные, а литографированные, даже без прежнего заглавия «Старообрядец». Таков, по крайней мере, листок от 15-го июля. И что же нашли мы в этом листке? «Конец» начатой в предыдущем выпуске (которого мы не имеем) статьи под заглавием «Голос старообрядца из Сибири», содержащей «рассмотрение Окружного Послания» в том же самом духе, как и сделанное Кириллом⁵⁶. Автор этой статьи признается, что «ратовал за Окружное Послание до сего времени, не постигая скрытой в нем задней цели». Значит, это – окружник, отрекшийся от Окружного. Притом же окружник из цивилизованных, с бойким словом и пером, употребляющий иностранные слова, в роде «анализировать» и т. п., церковь православную называющий не иначе, как «Никоно-реформаторскою», знакомый с баснями Крылова (одну из них приводит вполне) изданиями Кожанчикова, либеральными газетами и, разумеется, протоколами г. Филиппова; но эта гостинодворская цивилизация не препятствует ему быть самым отчаянным фанатиком раскола, злейшим врагом и ругателем церкви. Что же побудило его оставить мирные, снисходительные к церкви понятия окружника и сделаться отчаянным раскольником, озлобленным на церковь? Сам он объясняет это тем, что уразумел скрытую цель Окружного Послания – сблизить старообрядчество с церковью, цель, которой Ксенос совсем и не скрывал. Но почему же эта цель оказалась такой страшной и преступной? Откуда явилась в окружнике такая ненависть и вражда к церкви? Нам кажется, это есть последствие возбужденного в раскольниках законом 1883 года, но неудовлетворенного страстного желания полной свободы расколу. Это легко приметить из того обстоятельства, что автор в своих замечаниях против Окружного Послания не прибегает ни к превратному толкованию церковных правил и отеческих изречений, ни к ссылкам на старопечатные книги, как делает Кирилл и как поступают вообще противуокружники, а все свои доказательства извлекают из того, якобы, вполне доказанного положения, что церковь мучила и мучит старообрядцев за веру, что старообрядцам, по влиянию церкви, до сих пор не дано полной свободы – молиться по-своему.

Из чего видно, что великороссийская церковь под именем Иисуса верует в иного бога, в антихриста? – Из того, что она есть гонительница и мучительница: истинный Бог мучить не велит, а велит ложный бог, антихрист; следственно в него церковь и верует.

Почему евхаристия великороссийской церкви есть не Христова, а антихристова? – Потому, что совершается слугами антихриста, мучителями. Приведем для примера одно место. Упомянув об одной петровских времен казни раскольника, автор продолжает:

«Христу ли эти мучители веруют, хотя бы они были и назывались епископами христианскими?! Если бы вам самим выдрали ноздри за святую истину (?) и послали в каторгу навечно, не сказали (ли) бы вы, что теперь уже царствует антихрист в господствующей церкви, ибо он только один будет христиано-мучитель и всякой правды попиратель по писанию. Вот где вина и начало другого бога в господствующей церкви в России!.. Отцы наши поняли, что соль никоновская обуяла, возсмерделась, и потому выбросили ее вон, беспоповцы безусловно, а поповцы с условием».

«Все это было во времена давно прошедшие, – возразят старообрядцы, ласкающиеся к Св. Синоду, – теперь уже много сделано облегчений, а нам не следует так говорить о господствующей церкви. Мы на сие скажем: в прежних временах само же духовенство дало пример светской власти, научая: «аще же духовное казнение наше начнут презирать, и мы таковы приложим телесные озлобления» (Допол. к акт. ист. 5 т. стр. 567. Протоколы Петерб. общ. люб. дух. просв. 1872 и 73 гг. стр. 241). Потом эти телесные озлобления духовенство передало светской власти, которая принялась исполнять повеление с великим рвением, начала палить нас огнем живцем, зарывать живых в землю, рубить головы, резать языки, рвать ноздри и посылать в каторгу (Пред. к трем челоб. Кожанчикова. Спб. 1862 г.). Теперь, благодаря духу времени, поневоле сдержала все сие просвещенная Европа, не не духовенство сфанатизированное (?) в никоновских реформах (уж эти «реформы»!). Оно и сейчас готово с нами поступать так, как и прежде; но гражданская власть, боясь Европы, не слушает его. У духовенства хватило бы духа и теперь нас резать, если бы дана была ему воля, подобно былым временам. Хотя у духовенства теперь и отняты ножи и топоры, но тем не менее оно чрез светскую власть притесняет не менее прежнего… При сравнительном даровании свободы всем жителям России, запрещение построить церковь, или поставить на крыше колокольни крест, есть то же самое варварство, что и прежде. Прежде старообрядцев мучили, резали, вешали крючком за ребро в застенках, пороли ноздри и посылали в каторгу в Сибирь и за Кавказ; а теперь, благодаря времени, продолжают то же самое тиранство только другим, более утонченным образом: принесение покойника не позволено, «воспрещается раскольничье пение на улицах и площадях» (закон от 3 мая 1883 г. ст. II). Святый крест можно поставить над входными дверьми в церковь или часовню, а на крыше нельзя. Какой вред был бы для народа, если бы был поставлен на крыше святой трисоставный крест Христов? А двучастный ведь можно! Он стоит на церквах никоно-реформаторских и немецких костелах. Это только одно тиранство! Так поступать не повелено в Евангелии, то чье же повеление исполняет господствующая церковь в России? В какое Евангелие она верует?.. Христовы ли будут тайны, действуемые человеком, в которого вмещается сатана? Не будут ли они антихристовы?»

Что́ может быть нелепее и бессовестнее этих вопияний с зубовным скрежетом либерального раскольника, оскорбленного в своих либеральных вожделениях, обманувшегося в своих надеждах на получение полной свободы расколу при помощи «просвещенной Европы»?! И таких либеральных фанатиков раскола теперь – немало, и пишущих и непишущих. Эти последние, разные гг. Морозовы и Шибаевы, конечно, с наслаждением читают литературные произведения своих сотоварищей, подобные сейчас приведенному. Но для нас это произведение любопытно в настоящем случае, собственно, для объяснения того, почему бывший окружник превратился в ярого раскольника, почему так возненавидел он Окружное Послание за его цель – сблизить старообрядчество с церковью и почему так поносит церковь. Его собственные указания на закон 3-го мая, не отменивший, якобы, прежние жестокости против раскольников, не оставляют сомнения, что причина всего этого в неудовлетворенных вожделениях свободы.

И Кирилл, и неизвестный автор «голоса из Сибири», в доказательство, что Окружное Послание имеет лукавую цель – приблизить старообрядцев к церкви, с особенным старанием указывают на то, что первые поборники Окружного действительно перешли в православную церковь. Вот что́ говорит об этом автор «голоса из Сибири»:

«Нам достоверно известно, что Окружное Послание выдумало с заранее задуманной целью – замарать старообрядчество. Разом с Окружным Посланием отыскалась и ересь в Уставе Белокриницкого монастыря 1863 г. И потом последовало отступление сочинителей Окружного Послания в 1864 г. О сем свидетельствует Н. И. Субботин, говоря: «По предложению епископа Онуфрия, по совету епископа Пафнутия, Иларион сочинил Окружное Послание и Онуфрий первый подписал его как председатель существовавшего тогда в Москве собора епископов» (Кн. под заглавием «Присоединение к православию раскол. еп.» стр.58)⁵⁷.

«Предводитель отступников, бывший епископ Пафнутий, он же и соучастник при сочинении(?) Окружного Послания, покаялся в своем заблуждении, вернулся в старообрядчество и проживает на спокое в Мануиловском монастыре в Молдавии (Румынии). Из уважения к его прежней деятельности, оказанной на пользу старообрядчества, некоторые из московских старообрядцев-христолюбцев, купив типографию, подарили ему, чтоб он свои сочинения печатал для пользы старообрядчества, так как в Румынии существует полная свобода печати. Но он уже не может трудиться. Энергия, с которой он прежде выступал (?) и оскорбления (?), перенесенные им в Чудове монастыре от никониан, ослабили его физические силы, и он теперь отдыхает, и типография стоит без движения⁵⁸».

«Иларион Егоров, давший себе прозвание греческим словом «Ксенос», по-русски «странник», – автор Окружного Послания, по издании коего похаживал в Преображенский монастырь, куда поселились отступники – его бывшие сотрудники по сочинению Окружного Послания. На вопрос отступников: «Когда же ты, Иларион Егорыч, присоединишься?» – «Подождите, вот я еще немножко посмотрю, как Окружное пойдет, и тогда…» Замолчит, бывало, и не договорит слова Иларион Егорыч. Но, слава Богу, он не отважился проклясть (?) святую старожитность, подобно своим товарищам по сочинению (?) Окружного Послания, а в ней и помер… Он был много начитан в божественном и другом писании, имел огромную память в приискании текстов писания. Вид лица его был печален: скорбел, вероятно, о существующих разногласиях любимого старообрядчества. Он, по-видимому, был увлечен (?) товарищами в понятия, несогласные с духом старообрядчества. Да, это очень естественно: товарищи советовали с затаенной мыслью – замарать старообрядчество и потом покинуть его. А Иларион Егорыч в простоте (?) души верил таковым советам, которые потом обнаружились: товарищи прокляли (?!) старожитность, а Иларион не согласился с ними».

Итак, обрушившись на Окружное Послание, автор хочет, однако же, освободить Ксеноса от виновности за его издание, утверждает, будто бы он только увлечен был к изданию Окружного советами своих товарищей, что совсем уж несправедливо и не согласно с характером Илариона. Кирилл и прочие противуокружники и даже полуокружники в этом отношении более последовательны – за Окружное Послание они обвиняют больше всех и даже единственно Илариона и поэтому осыпают его, как мы видели, бранью и проклятиями.

«Голос из Сибири» с «рассмотрением Окружного Послания» напечатан в заграничном издании Николы Чернышева, который также слыл за окружника: значит и он изменил Окружнику! Он и сам сознается в этом, но хочет оправдать себя тем же, что будто бы теперь только понял тайную цель Послания. Вот что говорит он:

«По поводу сего «Рассмотрения» мы получили письма, заявляющие недовольство, что мы будто бы листком «Голос старообрядца из Сибири» дали оружие противуокружникам, которые с торжеством вопиют всюду и заявляют удовольствие по случаю вашего листка.

На сие отвечаем: мы высказали свое мнение об Окружном Послании якоже вразуми нас Всевышнего сила (?!), ибо без него человек не может ничего сотворить… Окружное Послание сочинено с поблажною мыслью в господствующей церкви, чтобы сочинителей его приняли в своих чинах. Но нам нет причины подхалимничать, хотя и пред Св. Синодом, мы не единоверцы, мы должны говорить правду».

Обязуясь говорить правду, Никола Чернышев, говорит для всех очевидную ложь, какой не решился сказать даже его сибирский корреспондент, что будто бы какие-то сочинители Окружного Послания, сочиняя его, «подхалимничали» пред Святейшим Синодом, чтобы их «приняли в своих чинах». Но не в этом дело; здесь важно для нас то, что пример Николы Чернышева служит новым подтверждением постепенного оскудения окружников. Ряды искренних окружников, очевидно, редеют больше и больше; нападения на Окружное Послание, сопровождаемые неистовой бранью на православную церковь, приобретают все большую силу и распространенность среди раскольников. Вот явление настоящего времени, достойное внимания.

Ваше преосвященство, кир Афанасий, по принадлежности наших иерархических дел был в городе Кишиневе, подал мне ваше письменное приглашение к союзу церковного мира, и видал содержание вашего приглашения, и воздохнул горько, и болезни исполни душу мою, зане вижу: некоторые бывшие от нашей церкви, прикрывают себя именем благочестия, а в злое претворение благое творят, и той великое томление подымет, глаголет бо великий Василий, аще не сотворят кого целомудренна, общее запрещение нужда есть от Господа, реченными правилы повинити такового; обличи бо, рече, брата твоего, согрешившего между тобою единем; аз же смелость восприях обличити пред всею вселенною архипастырей гнусоименитого и крисоучительного Окружного Послания, которое очаровало пастырей, и помрачени быша латинствующим сном, и не могут пробудиться и протерьти очес своих уже 22-й год и дати врачевание церкви Христовой, исцелити раны ея, наложившия (наложенные) от псов, глаголю, Лариона Егорова, и Пафнутия, и Онуфрия, бывших епископов:

1)Блазнитель Ларион прежде наливает чашу медовую церковного учения, дабы незаметно его было злое чарование, пишет: всяко тщание подвизание должни имети и блюстися всяких ересей и раздоров, держати и хранити догматы веры и предания церковные цела и непревратна, по реченному: не прелагай предел вечных, яже положиша отцы твои; потом наливает чару смертоносного яда, пишет: господствующая ныне, в России церковь, вкупе и греческая, не во иного бога верует, но во единого с нами, так как почитает устные (уставные?) праздники: Рождество, Вознесение и прочие, лобызает честный гвоздь.

2) Вопрос: если которая церковь прокляла свои святоотеческие догматы и церковные предания и приняла латинствующие и иноземные догматы, и начнет своих православных гонить, головы по плечи рубить, на висельницы вешать, в Сибирь гнать, в ямы живых зарывать, и от такового диоклитианского гонения населены быша иноверных враждуюшие России земные краи, и своего Спасителя Иисуса отреклись, и неподобными нарицает имены, а латынина и Иисуса приняла, то можно ли ее признать, что она верует в истинного Бога с православными христианы, так как и сейчас принимает: апреля 12-го 1872 года принял Синод западных христиан в сообщение безо всяких чиноприятий, и называет их христианами, а своих православных – отступниками заблудшими, и сменила с молоканами. 18-го января 1872 года протоиерей Иосиф Васильевич на заседании духовного просвещения назвал западный обряд, самостоятельный от обряда восточной церкви, совершенно образовавшимся, и синод признал святым и богоугодным, и спасительным, а свой называет староотечественный – проклятым, не спасительным. Ну, что скажете, пастыри, искренники Окружного Послания, можно ли эту громадную разность в единоверие привесть и за истину признать? И как он вас омрачил окаянный волшебник Ларион, так и погиб, не меньше как ярый проклятый, без всех исправлений христианских? Заверяет вас праздниками, что устные (уставные?) праздники празднуют и честный гвоздь лобызают. Разве инославные не празднуют? Немцы не празднуют? Армяне не лобызают гвоздь? – убивают в кресте гвоздь и целуют не крест, но гвоздь.

3) Ваш учитель Ларион о Иисусе разъясняет, что Петр Могила, митрополит киевский, внес нововводное имя Иисус и трехперстное знамение и обливательное крещение; это вы сами сознаете, что он новое внес в церковь; это все есть в российской церкви, а нам христианам заповедано от святых отец и святых Апостол, аще кто прибавит или убавит, анафема, и ангела не щадит. Калестин папа римский пишет: кто убо осужден или проклятию достоин точию той, который уимовает или прилагает к вере вашей, ибо испольне яве предана нам от святых отец наших, ниже приложити, ниже уимовати, приемлем, якоже писано обретем в священных книгах наших; значит, по свидетельству святого писания, тот Петр Могила проклят и все новые дела его, и кто их те новые дела примет, и, тот проклят, или нет? Как-нибудь наоборот? Скажите сия, прошу вас, рачители Окружного Послания, разъясните нам.

4) Вы, рачители Окружного Послания, придираетесь к нам неприемлющим того проклятого Окружного Послания, что якобы от нас называют Иисуса антихристом, – если это было или сей час есть, в этом они ошибаются, а одначе и это слово не без опасности есть, сильные есть ревнители, а писанию не очень знакомы, а только сображаются, что написано в Апостоле, зач. 191-е: боюжеся да не яко змий прельсти Еву иногда лукавством своим, тако да не растлеют ваш разум, яже о Христе, еже есть инаго Исуса проповедати, егоже мы не проповедахом. Должно он есть этот самый Иисус, которого и вы почитаете за свята; наша церковь воспевает в зач. 73-м: всяк дух иже не исповедует Иисуса, в плоть пришедша, той есть антихристов, а великороссийская церковь тоже, зач. 73-е: всяк дух иже не исповедует Иисуса во плоти пришествовати, той есть антихристов. И при таком слоге, я сам обличаю свое невежество, не могу понять, что это значит: пришествовати, – или с небес с плотию пришел, или еще приидет; и поэтому вам нечего придираться, ибо таковых мало было, а хотя и было, то только на словах, но на писании нигде ни обрящете, и церковь Христову не раздирало, якоже вы ныне латыньствующим Окружным Посланием, ваше преосвященство; тому назад лет шесть читали ваш ответ, прислан был в Грубную, Клименту Иванову Яблошникову, писано тамо, что Окружное уничтожено, – помысл не уничтожен, да и трудно его уничтожить. Значит, где смысл там и вера, а где вера там и дела, и поэтому вы латынствуете, и с прочими еретиками.

5) Иисус, точно что не антихрист⁵⁹, что вы за него шуму церковного наделали, а только это злохульное имя наложил на Спасителя нашего Исуса Христа, проклятого Нестория ученик Керинф; Несторий проклятый назвал пресвятую Богородицу Христородицей, а Керинф проклятый сведе в два состава Господа Спаса нашего Исуса Христа, Сына Божия, и Сына Мариина, и эту ересь Рим принял, а из Рима принес Могила в Киев, а потом Никон как был любитель пения иезуитского, – то уже составляет четыре лица в Троице; это он назначил, проклятый, два иже два сына, это доказывает страдалец инок Авраамий Алексею Михайловичу в челобитной книзе своей «и прошу вас Бога ради, искренники, не бейте вы головы за чужие веры, и не мучьте церковь Христову, а лучше свою чисту сохранять от ересей».

6) О кресте вы, рачители Окружного Послания, для чего вам латынский крыж своим орудием защищать, то есть крестным знамением, или при крещении христиан, или на одеждах священнических, в котором положен чин церковный, от святых Апостол и от святых отец: где и како его почитать; и это только назнаменан, а не с двух частей устроен, такового двучастного креста нигде наша церковь не имеет, кроме трехчастного креста, скажете нам; Окружное вы защищаете нашим крестным знамением; латынский двучастный крест, если он будет поставлен на главе церкви, то можете признать тот храм за христианский, или на самой вашей святой просвире будет двучастного креста печать, вы ее можете признать за святую, или может вы эту приняли за святу; но мы никак; «конечно церковь наша приняла и тое крестное воображение Моисеево, хотя чудно сотворено чрез все море, а обаче то Дух Святый действовалили патриарх Ияков на внучатах крестное благословение подав им; это все действовало Божие смотрение». Но покажите же нам, откуда римский папа взял двучастный крест или, по их языку, крыж, и полагает на своих костелах и своих опресноках или самое распятие и пишет на нем шаровное писание; оттуда и российская церковь тыя догматы приняла, ныне вы этого не можете указать; а латыне прежде многократно вторгались в православную Россию своим крыжем, но их православные христиане, аки псов отгоняли, как история доказывает, при царе Иване Васильевиче и при митрополите Филиппе, и шел из Рима Антон Леготос и нес пред собою свой крыж латинский, то его и близ града не пустили, сего ради да не будет нами православными почитаема латинская вера. Но и тогда же то было крестное знамение, яковое и ныне в нас, то же и крещение, и на одеждах было священнических, но никто не защищал той его крыж латинский; а почему? Потому что тогда не было таковых епикуров латынствующих. Ими почитаем начертания четвероконечного креста, где указано нам святыми отцы; а инако претворяющих, то неточию, чтобы его за свято почитать, но и проклятию велено предавать. О, бывшие православные братие и пастыри, ужаснитеся, что и какое от вас происходит и раздирание церковное! Уже, как сказано, 23 года вы не можете себя успокоить своим сопротивлением истине. Вы бы хоть и то помянули, что божественный Иоанн Златоустый в Маргарите, слово 13-е: «церковные еретицы ничем же разны от прочих поган, не знающих Бога. Но только вы свое мудрование составляете и приносите, и отвещаете якоже хощете, якоже и прочии ересники».

7) О опресноках, ваш учитель Ларион Егоров вам указует, что латинския опресноки не вменят в простой хлеб за припеваемыми над ним словесы Иякова, брата Божия, и приводит во свидетельство некоторых преподобных, которых далеко искать⁶⁰, – есть поближе вам указать: в Кирилловой книге на листе 25-м пишет: «Да уведят таковии опресноки ядущии, аки пси мертву плоть ядущи». И зрите, что даже за простый хлеб не вменяют, но за скотскую дохлую стерву вменяют, – согласно ли это его учению будет? О, пастыри! Не прельщайтеся и других не приводите в соблазн.

8) Ваш учитель пишет на конце Окружного Послания при заключении сего послания: «Объявляем православным христианам, яко помогающу Богу составлен будет устав или краткое изложение догматов и преданий древле православно-кафолического исповедания, единыя соборныя апостольския церкви, которой преподан будет всем православным, священным и мирским, воеже праве известно веровати». Вот и начинает Ларион глумитися над изобретенными им дураками, это он Ларион взялся около вас порядочно, не Махометову ли веру хотел вам преподать, да что-то ему помешало? Зрите, братие, как бы он вас не завел во дно ада своим учением.

9) Пишут рачители Окружного Послания, а наипаче Анисим Васильевич Швецов, и выпущает свои брошюрки, и разъясняет свои красноречивые сказки; пишет: если бы российская церковь не веровала во истинного Бога, то откуда бы мы принимали священство 200 лет? От безбожников, – надо совершенно крестить. Да, конечно, Анисим Васильевич, российская церковь – не жидовская и не еллинская, хотя и латынствующая, а одначе при ней осталось еще погружение, хотя и есть частно и обливание, но мы-то закрываем пальцами. Г. Швецов! Мы принимали священство от российской церкви не по верованию ея, как вы признаете ее православной; но мы и прародители наши 7 лет Никона по указу правила Василия Великого «вода предстоящих и воздержащихся, крещение аще и неприятно есть, понеже оставляет сих Дух Святый, но смотре на милостьия ради да будет приятно», да и еще есть нам свидетельства: вы должно незнакомы с правилами святых соборов, но на свое велеречие уповаете, а писано есть: «не уведя, уча без ума, до мяса, от мысли плоти своея» правило 8-е, 1-го собора, правило 7-е 2-го собора, правило 97-е 6-го собора; вот по этим правилам наша церковь священство имела 190 лет, докуда Господь гнев свой праведный на милость преложил по пророчеству пророка Иезекииля, 4-й главы, и потом отскочила искра от темности и зажгла светильники в храмах наших, и притом начали православнии христиане веселитися и играти, аки дети незлобивые с любовию цветками, но диавол христианский, завидя нашему веселию и радости духовной, приобрел себе епикура и дал ему орудие: на, порази оного! И они разойдутся со враждою, и не будет в них сего веселия! Хоть он враг и не речию высказал, но вещию сотворил.

10) Злобные порицатели на неприемлющих бесоватого Окружного Послания говорят: ваше священство безблагодатное, потому что второй Антоний запрещен митрополитом Кириллом, что не пошел на собор. Да, это ужасное преступление сделал епископ Антоний, что не пошел на совет нечестивых. При сем посмотрим причину, чего ради он, владыко Антоний, не пошел на собор, и за такую маловажную причину дать епископу запрещение; не обратится ли тое запрещение на главу пославшему ю? Позвольте вам разъяснить, которое вы и саму деяние известно, когда злохитрый Ларион заразил своим холопским Окружным Посланием российских пастырей Антония, Пафнутия, Онуфрия, Варлаама, тогда послал им митрополит Кирилл врачество, дабы уврачевались, но они, того и слуха не хотели; тогда принужден сам митрополит поехать в Москву, дабы их окаянных уврачевать, но они аки аспиды, с бесчестием прогнали из Москвы митрополита Кирилла; тогда по совету богомыслящих людей отсеяли прокаженных от церкви; и рукоположил во епископа Антония, на главу их прокаженных. Тогда видевши лукавые лисицы, что посрамлены, стали искать и приносить прощение с тем, чтобы уничтожить Окружное; и так по своему мудрованию сделали над митрополитом. Потом давай всячески его ломать и нашли средств через сына его Никиту; сломали на свою сторону, склонили его, но тут что же? Надо епископа Антония туда же вовлечь, и чтобы загадить ниву церковную до конца погаными плевелы. Ну, кто же такой будет безумен поити на такой собор монофелитский? И мы имеем по оправданию такового неправильного запрещения правило 15-е второпервого собора. А вы искренники Окружного Послания должны достопамятную честь воздать епископу Антонию, что он по себе оставил церковную ниву чисту, непорочну, но тако якоже тии пси Пафнутий и Онуфрий, бывшие епископы и бывши на том соборище, на котором поощряли митрополита подать Антонию епископу запрещение. Итак, окаянные наложили церкви раны и сами отскочили от нея аки люты звери.

11) Откуда вы, окружники, взяли устав: ходить круг престола противу солнца во время рукоположения диакона? Такового обычая наша церковь не имеет, кроме российской, или вы уже совершенно с нею согласилися, неужели вы забыли анафему, лежащую на вас за прибавление в церкви. И вы пишете, ваше преосвященство кир Афанасий, в Кишинев, что вы не находите на нас ничего вредного против церкви. И так точно, что нет в нас нововводного ничего, а что вы пишете, чтобы «епископ Кирилл признал епископа Антония виновным за разделение безсловесное, тогда мы его признаем в сан епископа, не буди мне сего, чтобы истину попрать ногами, а ложь сознать за истину и приложитися на холопскую сторону ради сана или чести.

12) Прошу вас, Бога ради, о пастырие, и вас, ваше преосвященство кир Афанасий, нельзя ли потрудиться и приискать врачества и уврачевать церковь Христову и успокоить людей от такового обуревания церковного, о которых сам Господь помышлял, посылал пророков, посылал апостолов, многажды посылал ангелов, напоследок сам сниде и искупи своею дражайшею кровию своя люди и предал пастырем, а пастыри пекутся только как бы взять млеко и волну, и сидят под дубом и забавляют себя игрушками, а о том не пекутся, что звери лютии обскочиша стадо, врученное им от господина их, – и испросить от них погибшего овчате. И мы не помышляем, что Златоустый нас приглашает: «Братие, соберем град ко граду, весь к веси и разсудим друг со другом, како бы намизбежати геенны и вечныя муки», а мы, пастырие, неточию чтобы собрати стадо во единй ограду, но уступили место лютым зверем и они окаяннии распустили стадо словесных овец своим триклятым злоумышленным Окружным Посланием. Скажите нам, ваше преосвященство, какую оно пользу принесло церкви Христовой, кроме раздоров и расслабления народов? Я прошу вас, ваше преосвященство, известите мне: есть ли у вас желание, чтобы тое Окружное удалить от христиан и проклятию предать его и того, кто его сочинял; а тии, которые его сильно вовлекали в церковь, и что творили над митрополитом Кириллом от 1863 до 1869 года, как тех годов история доказывает, то тии изчезоша, аки дым. А мы его холопского Окружного Послания от души ненавидим и чрез него не будет церкви убытку, как его проклятию предать, так как ересь прокляли монофелитскую, то есть единовольную, возгоревшую в лета Господня 638-го при царе Ираклии, тако и сие Окружное Послание собором проклятию предать, а иначе не будет мира церковного. И при сем, остаюсь в ожидании вашего радостного ответа смиренный Кирилл Балтовский.

Здесь О печать.

Числа не означено.

Ваше Высокостепенство,

Благодетельнейший г-н Симон Васильевич!

Вот что, любезный о Христе сын, понуждает меня сии плачевные строки писать твоей патриотической любве: жалость дому Господня снедает меня, да и обязанность моя не терпит молчания и не дает покою; внутренность моя, яко огнь попаляет утробу мою, видя братию мою секому и разделяему на многия части и обрядности. Друг мой! Я бы готов отдать всего себя ради единения, ради любве моего Искупителя, Который, богат сый, обнища нас ради, да мы его нищетою обогатимся; этого мало: Он дал Сына Единородного, которого имел в недрах Своих, и того не пощадил, отдал на заклание, да на вознесет на небеса. Эта последняя любовь самая высшая и поставляется в первой степени. Спрашивается: для кого же этот великий подвиг был сделан моим Творцом и Создателем, моим Владыкою, моим Искупителем, моим сладчайшим Исусом Христом? Для меня. Кто же я? Кал и перст, даже хуже того; те вещества не страждут, но я каждую минуту подвергаюсь разным вличниям недугов и болезней; вот мое благородие, вот мое отечество – земля, по которой я хожу, помале паки приимет мя в недра своея, и по мне будут ходить и топтать это Божиими руками созданное существо. Создатель мой глаголет обо мне: аще забудет жена рождение свое, Аз, глаголет, не забуду тебе. Господи! Господи! Ты ли обо мне так печешся? И я должен подражать Тебе; но во мне не то строится; я хощу делать благое, но на деле исполняю злое. Ты для меня поставил закон, который я попираю, Ты дал для меня символическую веру, которую утвердил Св. соборами, Ты сказал: веруй во единую Св. Соборную и Апостольскую церковь; но мой неограниченный и ненасытный нрав устроил их тысячу! Где же я найду Св. церковь? Положительно недоумеваю, и есть где заблудить в таком великом разделении. Но мы не будем по крайней мере всех вер касаться, для нашего понятия это – невместимо; мы будем говорить только о том, что ближе к нашему сердцу и ко спасению. Ближе всего к нашему сердцу Бог и Его Св. вера. Хотя и много есть и других предметов, которые отвлекают нас от Бога и от веры, но те не спасительны и даже вредны. Но как мы называемся христиане и даже старообрядцы, – когда я был в моей юности, гордился настоящим именем «старообрядец»; если бы кто сказал мне, что ты православный, без всякого сомнения, я бы ответил ему, что я – не православный, а старообрядец; пожалуй, и теперь из нашей братии таких много найдешь, как я тогда понимал. Вот я невольно задаю сам себе вопрос: сколько есть на свете старообрядцев, и они все желают спастись, но главного догмата, увы, далеко отступили, еже есть любовь; любовь вся терпит и николиже подаст. Други моя и братия! Это я пишу слезы сокрушения моего сердца, хотя оно и давно прошедше, но я вкратце замечу любезным моим читателям, любящим мир и не любящим; все они по вере наша братия, но по обрядностям мы – друг другу враги. Наши отцы много кое-чего насеяли неприятного и развратного по своим ложным понятиям: вот это-то мы и черпаем доселе как из студенца клятвенного, – один говорит – то, другой – другое, отчего и родились разные толки в старообрядческом мире. Вот нарушители символической веры суть: Досифей учит: раз довольно во всю жизнь исповедаться; диакон Александр говорит: кадить должно крестообразно, как себя ограждаем; Стефан поп говорит, что пасхальный хлеб и богоявленская вода то же, что и евхаристия; Данила Вакулин учил: не надо писать на кресте Христовом: I.H.Ц.I., а должно писать: царь славы Исус Христос. Я мог бы привести целое дело подобных несообразностей; но помните, что они все имели ревность Божию, но не по разуму. И из-за этих-то мелочей и человеческих страстей составили отдельные общества и Христову церковь разодрали на куски, как лютые звери, что и кровь мученическая загладить не может. Вот, из чего же? Из ничтожных вещей и в настоящее время мы терпим и подвергаемся тем же неосновательностям и несообразностям; как наши предки разделялись из-за буквы, подобно им и мы тоже творим. Скажите, пожалуйста, кто-либо, хотя и из самых закоренелых фанатиков, что нас разделило на окружников и неокружников? Многие скажут, что Окружное Послание; но я утвердительно говорю, что здесь Окружное ни к чему, но это – фантазия, и злая и развратная наша воля, и потому, что нет над ними светской власти, потому-то у нас что дом – то и вера, а в дому у каждой бабушки – своя. Окружное – орудие или палка моего врага, которую он отнял у своего соперника, и давай этим орудием его колотить. Вот я разумею об Окружном Послании так. Я имею много книг и разных мнений и все их читаю: от добрых пользуюсь, и из последних только выбираю золото, и они мне все служат на пользу. Неужели будем и должны подражать своим предкам по вере и отцам, которые наделали вер до сотни и того больше даже? Не стыдно ли нам, что мы их страстьми и пороком увлекаемся? Неужели у нас нет прочного основания и фундамента? У нас есть Евангелие и Апостол и другие канонические книги, мы им последуем и одной йоты не прибавляем; если и Окружное Послание согласно с Евангелием и апостольским изречением, мы и оное не отвергаем, а что несогласно – анафеме предаем, аще бы и ангел был. Но, к сожалению, если блазнить близоруких, что в Окружном Послании сказано автором, что и российская церковь верует в того же Бога, что и мы, для нас нет здесь ничего унизительного и предосудительного; автор здесь сказал умно и мудро. Неужели вы хотите все божество взять себе, а другим ничего не оставить? Ведь Бог очень велик. Он, пожалуй, у одних неокружников не поместится; Ему небо – престол, земля же – подножие. Я, любезные мои собратия, предлагаю мой искренний совет, который нужно принять себе в соображение, что народы жили и живут спокойно и счастливо только те, у которых есть любовь и согласие между собою; это самое сознавал Св. пророк Давид, сказавши: се что добро или что красно, но еже жити братии вкупе. Принявши сие в соображение, нужно всем частям старообрядчества собраться в лице своих поверенных и, посоветовавшись, хорошо обсудить, каким бы способом после долголетнего спора помириться и соединиться всем вместе во едино тело. Между нами есть же где-нибудь одна Христова церковь первых пяти патриархов, которых мы находимся верные и прямые наследники, только, к сожалению, раздробленные на мелкие части. Если бы мы составли из себя одно общество и одну церковь, тогда бы наверно и правительство признало нам наши права, не стало бы стеснять и религию нашу, но дало бы нам такую свободу, какую мы имеем здесь, как своим братиям. И в самом деле, зачем же оно стало бы стеснять нас? Разве только за то, что мы содержим веру православную, от греков принесенную Св. равноапостольским князем Владимиром? А если оно и не дает нам полной свободы, то мы сами этому виновны, разделившись на части: окружников и неокружников и прочих сект, очень многочисленных, которые тоже от нас изыдоша, но не пребыша с нами. Господи, призри с небеси и виждь и посети виноград сей, егоже насади десница твоя! Вот, любезные братие, я этого ищу человека и не найду, который бы устроил между вами и нами святой и желанный мир, который Он оставил ученикам своим, возносясь на небеса: мир мой оставляю вам, мир мой даю вам.

Друзи и братия моя вы есте: но что же мы особимся, почто раздираем нешвенный Христов хитон? Неужели вы стыдитесь мира и соединения церковного? Блаженни бо миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся. Я – нищий, я первый готов главу преклонить для лиц Христовой церкви. Если этого пожелает владыка Кирилл, уступлю его преосвященству и свой престол, только хощу соединения, да будет одно стадо и один пастырь. Если бы имели более, и то согласен отдать, дабы учинить мир Христовой церкви. Что еще после сего нужно? – не вем и не знаю, чем умилостивить к примирению братию мою. Братия и по плоти, и по духу вы есте: у нас вера – одна, догматы – одни, богослужение – одно, происхождение иерархии – одно⁶¹, и только нас и разделяет одна гордость, которой ради и диавол бысть низвержен с небеси. Неужели мы должны ревновать диаволу и его отступившим полчищам? Ей, молю вас, не уподобиться им, ни Содому и Гомору и вознесшемуся до небес Капернауму, которому Господь определил низвергнуться в бездну. Лучше возьмем пример ниневитян, которые постом и молитвами умилостивили Бога. Я писал вам и прежде о примирении, но ответ получил от его преосвященства в. Кирилла совершенно иной, ни сколь к миру, ни к любви Христовых овец, но паче к распадению нашего малого стада. На нас лежит прямая обязанность соединить расточенное стадо Христовых овец. Мы будем примером нашего единения и для прочих; если мы только примиримся и прочим укажем к примирению путь; давным-давно бы следовало бы покончить нам старые счеты. Неужели мы должны последовать страстям человеческим? Это только прилично не видящим света и не имеющим понятия ни о догматах, ни о средних вещах. При таком положении нашего старообрядчества невольно приходят на мысль слова Христовы: всяко царство, раздельшееся на ся, запустеет и всяк град или дом, разделившись на ся, не станет. Неужели настоящие слова Христовы должны сбыться над нами? Но мы уже по правде разделились на ся; теперь только остается ожидать запустения. Но прежде исполнения над нами того праведного Божия гнева, нами заслуженного, мы должны спохватиться и положить начало святого соединения в одно общество и одну св. соборную церковь, потому что, как я сказал выше, истина должна быть одна. Сознавая вред бесполезного раздора и пользу единения, я от души желаю того, что на сей хартии начертал. Дай Бог, чтобы это доброе семя на добрую землю пало и плод сторичествующ принесло. Будем просить всемогущего Бога, чтобы он вложил в сердца ваши осуществить эту святую мысль о соединении всех нас в одно общество, в одну семью, в одну святую церковь.

Смиренный Анастасий Епископ Измаильский

1886 год, 25 ноября

Ваше преосвященство, господин Анастасий! Нам по случаю пришлось быть по наших иерархических делах в городе Кишиневе, – плевел иссекали из чистой пшеницы. По всем том Симон Васильевич подает нам какую-то бумагу с отпечаткою такою: православно-старообрядческая архиепископия в Измаиле №75, ноября 15-го, 1886 года. Мы посмотрели, – не нам писана. Отвечает: не нам это писано! Симон Васильевич отвечает: просят вам передать. Подписа нет ничьева⁶²; кто просит, неясно. Сказовает дальше: мы заметили, что епископа Анастасия. Ниже читавши, мы тоже заметили, что начал г-н Анастасий укорять праотцев наших предков, что якобы они раздробили на мелкие части нашей православной веры Христову церковь. Не буди то; это описуете ложь, клевету. Это бы вам не подобало бы писать. Это вы сами себя признаете заблудшими, ибо раздробляете; то уже заблуждение; раздробились в разноту, пошли по горам, по стремнинам; даже падают в самую погибельную пропасть. А наши прародители держались своих предков крепко, и терпели наказания Господня до посещения Господня. Хотя головы им секли по плечи, хотя и в ямы их живых зарывали, и в срубах их палили, но терпели и ожидали окончания пророчества Иезекииля, четвертой главы. А не дробили церковь, как укоряете вы своих прародителей понапрасно. Это наказание было проречено Иоанном Богословом: Апокалипсис, глава 13-я: 666 – число имени его. То всяк христианин боялся сего числа имени его, якоже являет князь Островский Василий в книзе своей о вере на листе 271-м «Аще приидут лета 66-ть с приложением тысячи, как бы нам нечто не пострадать». Наши прародители знали сии лета, боялись и не дробили церкви, как вы укоряете их. А дожидали того, что проречено Иезекиилем пророком в 4-й главе; возьми плинфу и напиши град великий Иерусалим и огради острогом, поставь вой и стрелы, и возьми яд: пшеницу, боб и прочая, и ляжь на ребрах, и лежи 190 дней; дам ти день за едино лето. И так дождались с Божиею помощью. Отскочила искра от темности и просветила наши светильники и храмы; а которые не знали числа лет, те и погибли, как никониане пошли за Никоном отступником. А другие не обратили внимания к божественному, отвергнули Христово обетование, то что нам до тех? Тии не нашея церкви; тии и неуды нашея главы – Христа. Но диавол завистник спасению оставшимся христианам при своей главе, то есть Христе, посылает из ада своего Епекура⁶³ и составляет свое ухищрение и соблазны миру, что будет сказано особая тетрадь его соблазнов⁶⁴.

О любви. Евангелие толковое неделя всех святых сказано: «Аще отец, или мать инако – аще чада, или братия сопротивни, обращься закону Христову, сопротився им, яко врагом Христовым». Какая же будет с вами нам любовь, когда вы его⁶⁵ и сейчас признаете умным и мудрым автором, что сказал: «Неужели вы хотите все божество себе взять, а другим ничего нет». По сих словах, что вас простодушных прельстил на сие безумие? Посему он себя признал не христианин. А если бы он был христианин, то знал бы различать христиан от еретиков, и знал бы какое есть у еретиков божество, так как сказано в каноне в 3-ей песне 1-го стиха святых отцов, минея октябрь 11 дня; сказано так: «непоколебатися Христовой церкви, нерушимей быти, от него тайно учими божественными пастыреначальницы сию поколебати хотящих, якоже антихристовы части, от благочестивых отлучити». Если же нарушители Христовой церкви часть антихристова, то как божество быти в той части может? Но г-н Анастасий, кто не нарушил церковь? Арий не нарушил, Несторий не нарушил, Никон Московский не нарушил, папа римский не нарушил? Вы обязаны на эти инославные мужи нам ответить.

По сем учитель вселенский Иоанн Златоуст маргарит, слово 13-е. церковные еретицы ничимже разны от прочих поган. Если таковый учитель признал еретиков поганых, то какое вы в них признаете божество? Отвечайте нам. В кирилловой книге 505-й писано тако: «Елицы еще верою прелести не последоваша, держитеся благочестия, вкратце вам ко утверждению речем, да знаете, яко вси веры и прочии, иже верами зовутся не суть веры, но прелести». Но аще не суть вера, но прелесть, то какое она имеет божество? Это вы, христиане, хорошо признаете, и разделяете всем еретикам по части Божество. Но скажите, пожалуйста, ровно всем или по заслугам разделяете? Келестин, папа римский глава 9-я сице глагола: кто убо когда осужден и проклятию достоен, точию той, иже отъемлет или прикладовает к вере, ибо исполнь яве предана нам от святых отец ниже прикладовати, ниже уймавати приемлют, якоже писано обретаем в священных книгах наших, но велия бо мука уготована есть прилагающему или отъемлющему, тем же и мы сицеваго отсекаем от святыя церкви, понеже неисцельны раны его». Но как же вы дерзнули написать так, что «из одной буквы делать вола и раздирать церковь⁶⁶». Мы утверждаемся на священном писании, а не на баснях ерохидных. И вы пишете, если бы составить одно общество и одну церковь… Теперь в чем дело осталось? Если же вы желаете искренно мир церковный устроить и любовное братство совокупить, яко же и прежде было, то вы обязаны о таком тяжком грехе прощение принести, ибо с вашей стороны сделался пожар церковный, и оградить церковь Христову правилами церковными. А что вы нам пишете, что вы нам готовы свой престол уступить для уширения церкви, этим вы ошибаетесь. В нас идет страшная война не о престолах, а о новшествах никонианских, которыми ослепил вас чернокнижник Ларион Егоров, что он не был причастен никакой церкви? Хотя бы он был там, где оправдывал, то и то бы надо много тщаний показать от писания. И вы свой престол отдать не в состоянии, ибо вы его не купили, и не по наследству вам достался. Также и нам не похищать чужие пределы; по евангельской притче, мне един талант уверен, боюсь, дабы и той не закопать в земле бесплоден. Теперь что подобает сделать? Так как нас укоряете, что вы прежде якобы то просили, а ответ иной последовал. Примирение наше с намерением так, как и сейчас. И когда пожар сильно разгорелся, кружкой воды не угасишь, а требуется пожарного иструменту… Как вам и прежде было сказано, скажем вам откровенно; без поверенных простого народа; так как вы прельщены от человека чуждого церкви Христовой, и принесите с покаянием прошение Богу и церкви Христовой. И мы тогда по правилам и по определению митрополита покойного Кирилла прочитаем третий чин, и тогда вы с нами в единой церкви и едино общество. Если же не тако, то мы вашей искренности доверия не даем, ибо вы, окружники, что ни делаете, то все с намерением делаете. Вспомните то, сколько было соборов для уничтожения, но на утро спросят вас православные христиане, что – уничтожили Окружное Послание? Вы говорите: да, уничтожили. А спросят вас окружники, то вы говорите, что мы Окружное Послание никогда не намерены уничтожить, а уничтожили только бумагу. И можно ли так соборы собирать, только бумагу судить и чернило! Итак, ваше преосвященство, если вы так, как вы пишете, сделаем мы маленькое между собою примирение, а большие как хотят, то с получением сего нашего к вам разъяснения, уведомьте нас в скорости. Да кишиневское общество просило, дабы таким же слогом уведомили их.

Смиренный Кирилл, епископ Балтовский.

А на разъяснение посылаем список рассмотрения Окружного Послания, изданного 1862-го годя, февраля 24 дня Ларионом Егоровым.

В 2-м и 3-м пункте, Ларион написал следующее: «Господствующая ныне в России церковь вкупе же и греческая верует не в иного Бога, а в единого с нами», и составил это так искусно, что если другим периодом, то нужно сказать одну веру, ту же иметь с нами… Поставил в скобках символ веры и чрез это указание на символ многие простосердечные соблазняются, считают наш и их символ совершенно одинаковым. Но нужно рассмотреть, одинаков ли у нас с ними символ веры, а именно: если мы произносим «и во Единого Господа Исуса Христа», а они Иисуса. Если же они затем исчисляют все плотское смотрение, да приписывают это другому имени, вот и разница. Неужели в самом деле только мыслию требуется правильно о Бозе понимать, а о имени каком угодно можно назвать? Нет, это – неверно. Чудный Спиридон епископ Тримифунский за одно только переименование одра на ложе не мог оставаться в церкви (Четь минея, декабря 12-го). Также мы произносим: «и в Духа Святаго, Господа истиннаго», а они только Господа; а господами многие могут назваться; а истинный только Господь един и Бог.

Еще Ларион написал: «почитают и честные праздники вкупе с нами (значит, так же, как и в нас) по древнему календарю, непривидением, но детелно». Смотрите, как искусно он здесь приводит в заблуждение; по его это выкройке; иначе же нельзя понимать, лишь бы было празднование по календарю, то есть в назначенное время, и деятельно, значит, лишь бы праздновать, – а как? – духовно или телесно? Выходит, по его – безразлично. Нет, это – неправда его, Праздники почитаются молитвенно славословием; и не просто молитвенно и славословием, а непременно по чину и по преданию святых апостолов и богоносных отцов. Это только – истинное почитание. А у них – таковы, как у нас моление и чин службы? Хорошо известно, что – не такое и не по чину древле-православной церкви. То такое почитание, как вопреки благочестивого предания, это может вменять даже в наругание, подобно тому, как Иоанн Златоуст написал: если неистово воображает на себе крестное знамение, то такому маханию бесы радуются.

Написал еще Ларион: «поклоняются древлеписьменным иконам с надписанием Исус, лобызают чудотворные иконы, святых угодников божиих мощи». По этому выражению Лариона поклонение и лобызание – тоже безразлично, с каким бы то убеждением оно не было, хотя бы и с таким, как Иуда лобызал Господа. Нет; кто имать здравый смысл, тот не так рассуждает. А именно, – если они и поклоняются иконам с надписанием имя Исус, а написали, что имя Исус означает какого-то равноухого, а не Спасителя и исцелителя душ наших, то, следовательно, подпадают вопросо-ответу, лежащему во Апостоле, 77-м зачале сице: кто есть лживый, точию отметайся, яко Исус несть Христос; сей есть антихрист, отметаяйся Отца. Всяк отметаяйся Сына, ни отца имать, а исповедуяй Сына и Отца имать. Также, если и целуют мощи святых угодников, молившихся двуперстно, а двуперстие почитают чертовым преданием и прочие поношения, и молящихся двуперстно предают страшной клятве и анафеме, – то какая же это одна вера? То прошу вас, г-н Анастасий, в этакой хулительной совести разъясните нам какое содержится божество. Мы над Божеством не властвуем; пусть и они берут себе прочие веры. А что он, Ларион, пишет, что с нами в единого Бога веруют, мы совершенно не согласны с вашим понятием. После такового несогласия выходит одна только манера, а не вера…

Затем Иларион, как будто нехотя, напомянул и вкратце исчислил великороссийской церкви преступления; но все так искусственно, чтобы не замарать ея и не сделать преграду для сближения с ними, потому и не упомянул, какой они ответственности за это подлежат, или насколько важно это преступление. Так ли это следовало? Нет, совершенно не так. А именно, здесь непременно следовало поместить сказанное Иосифом Волоколамским в 11-м слове Просветителя, где сказано «еже Христос не токмо собою, но и божественными апостолами и святыми отцы предал есть, нам – подобает хранити; а иже убо отмеща и хуля всех неверных невернейши, ниже христианин может быти». Вот об этом Ларион не упомянул. А почему? Потому, значит, что для славных мира сего это будет прискорбно; поэтому, собственно, Илариону необходимо нужно путь такой, чтобы и волки сыты, и козы целы.

Иларион требует только, чтобы (никонияне) отложили порицание, поставили бы не в догматствование, и затем он находит уже совершенно возможным идти к общению с ними. Вот выходит, Иларионово направление – прямо в единоверие, потому известно, что единоверческая церковь порицания и нововодствования оставлено (?) и службы совершать по древнему преданию, по иларионовской выкройке-то в единоверческой церкви уже нет соблазнов; иларионов путь- совершенно такой, по которому Павел Прусский перешел в единоверие (журнал «Братское слово», изданный 1875 года, отд. 3, страница 59). Как Павел Прусский не находит другой преграды для соединения с никонианами, как только одни клятвы 1667 года, – другие ереси для него уже не существовали, так Илариону мешает только одно порицание, что видно из следующего, написанного им: «И молим живущего в вышних единого безначального Царя славы, да послужит сие образцом ученым пастырем господствующей ныне в России церкви, да и те обратят должное внимание о выше предложенных порицаниях». А прочие ереси уже тоже для него ничего не значат. Потому он и во всем Окружном нигде не назвал еретиками; потому и Н.С-н в № 282 «Московские ведомости 1880 года» говорит, что автор Окружного Послания во всем своем сочинении совершенно объявил, что вообще церковь греко-российская не погрешила ни в вере, ни в догматах, а только пристать к ней по какому-то странному недоумению не решился. Сейчас причина его нерешений уже многим известна, которую отчасти можно видеть тоже и в вышеозначенном журнале на странице 24-й. Там сказано: когда друг его Василий Егорович Кожевников сказал ему, что я больше не хочу быть старообрядец, пойду, куда вы мне указали (Успенский собор). А Иларион ответил: «Этого не моги сделать, нам нужно позаботиться не столько о себе, сколько о всех старообрядцах; надо их от заблуждения направить на путь истинный; Бог серцеведец знает, чего ради мы живем здесь и что делаем; ты повремени, – скоро ли, долго ли старообрядцы все-таки направятся на путь истинный; а иначе ты все дело мое испортишь». И этим Иларион соблазняет многих, что назвал пастырей господствующей церкви здравомыслящими, другим переводом сказать – правильно понимающими учеными, как будто бы всяко учение полезно, хотя бы оно было и еретическое. Нет, это не верно. Григорий Богослов, в большом соборнике, лист 179-й, пишет: «Благих бо учителей благо и учение; всяко же и злых-злая». Апостол Павел к евреям зачало 334-е: к научению странна и различна не прилагайтеся. И во многих местах священного писания остерегает нас, чтобы чужого учения не принимали. Учение-то только полезно, которое истекает из божественного источника; а мирское учение буйство есть и нездравомыслие, как тоже в Большом Соборнике, на листе 224-м, сказано: «внешнее учение басни и неведение суть»; а в Кирилловой, лист 302-й на обороте: «высокое в человецех мерзость пред Богом». Согласно этого и инок Павел в Белокриницком устав написал, 88 страница⁶⁷, что юношество наше должно обучать «не иностранными⁶⁸, но собственно нашей религии учителями, а не иными какими (не по иным каким), но только по старопечатным нашего закона книгам, читать и обыкновенно писать, упражняться в истинном богопознании, а не в звездочетстве», – по образцу древних христиан, в строгих правилах страха Божия.

В 13-м пункте Иларион написал: «обаче пишемое и произносимое нынешними греками и россианами, тако Исус хулити не дерзаем и не называем именем инаго Исуса». Вот тут надо изобразить время, не в тое ли время Иоанн Богослов прорек – 666 число имени его. Апостол Павел тоже в 191-м зачале пишет: боюжеся, да неяко змия прелести Евы иногда лукавством своим, тако да не растлиют ваша разумы яже о Христе, еже есть грядый инаго Исуса проповедати, его же мы не проповедахом. Прошу вас, г-н Анастасий, изобразите время, не в одно ли время сбылося пророчество обоих апостолов, – Иоанаа Богослова – падение церкви, а Павлово – иной, новый Иисус пришел в церковь и изгнал истинного Спасителя Исуса из церкви? Вот вы, пастыри и рачители, и защитники Окружного Послания, пишете: «из одной буквы делаете вола!» Вола питайя благословен есть; а прилагайя или отъемляй букву – проклят есть. Вонмите сия себе. Что вы выдумываете, – ерохидные (?) выдумки? И кого хотите с толку сбить? Кишиневских христиан? – и не собьете! И нас не обманете! А идите истинным путем, обрящете пажить спасеною. Вот это нужно рассмотреть, – верно ли он написал. По-нашему он скопировал то искусственно, но не верно; а именно: сам же он назвал, что имя – нововводное; а не древле-православное, значит, – еретическое, и выходит, хотя и невольно, а назвал еретическим; если назвал еретическим, выходит, сам же он и похулил. Затем, где он написал следующие слова, тако: «Иисус хулити не дерзаем», – здесь обязательно нужно было добавить сказать, но прибавивших едину гласную букву проклинаем согласно сказанному во Священном Писании: «аще кто прибавит или убавит, да будет проклят». А он это скрыл (конечно, не для чего, а чтобы не замарать прибавляющих эту гласную букву). Затем он еще написал: «и подразумевати иного Иисуса невозможно». И это его неправда. Постарше и почестней его, а подразумевали; и это видеть можно в церковной истории, изданной в Белой Кринице 1859 года, часть 3-я, стр. 52-я и 53-я, где сказано, что «имя Иисус яве означает иного Иисуса, Его же православная церковь прежде сего никогда не исповедывала⁶⁹». Также может подразумеваться иным Иисусом из следующего, а именно, – неизвестно ли, что мы исповедуем, что Господь наш Исус Христос родился (в) 5500-м году, а никониане и латины и все инославные, как армяне, кальвины исповедуют (в) 5508-м году. Вот и выходит – имя другое и время рождения другое, значит, и исповедание иное, еще в молитве. Потом Иларион искусственно учит нас не обращать на это внимания, пишет так: «и вся погрешность заключается точию в приложении ко имени Исус единой гласной буквы и, юже приложив печатают и произносят еще: Иисус». По этому его неистовлению то и на каждое прибавление и убавление должно только сказать: здесь только и погрешности что прибавлено, а это убавлено. Смотрите, как он легко рассудил: и Богу имя положить другое ничего не значит! И это – Иларионова неправда, что якобы святейший Иосиф, патриарх московский на трехперстное сложение и поливательное крещение и нововводное имя Иисус хулы отнюдь не положи, и все 5-ть святейших патриархи на имя Иисус суда хульна не точию не изнесоша, но даже о сем и неглаголаша. Здесь уже явно Иларион лжет; так уверять – «отнюдь» и что «даже о сем и неглаголаша», только тому можно, кто бы при том присутствовал; а почему они не вписали хулы? Это известно, потому что прежде их уже достаточно писанием нововводство похулено святыми отцы. А может они и поэтому не вписали, что предсказано: подобает прелести приити, то чтобы это предсказанное сбылось, или же и потому, что не им от Бога об этом определено описать, как сказано: дарования Бог раздели: овому – пророчество, овому – роди язык. Да и еще и так есть сказано: по усмотрению Божию иногда укрывается от премудрых и разумных и открывается та младенцем⁷⁰.

Вот ваша искренность к примирению и к соединению церкви города Кишинева заставила нас беспристрастно разъяснить вам, ваше преосвященство, насколько Иларионовское послание душегубное, но народ весьма оглушен невежеством. Но простому народу, может быть, – и простительно; пастыри же взяли ключ разумения и им место определено высоко на холм, и очи им имети, – кругом зрети на врученные им стада словесных овец, откуду звери находят. Но пастыри Окружного Послания под тисою сидят, на струны играют и дали доверие Оршеновского беса ученику Илариону Егорову⁷¹, который как выше сказано, что он не был не причастен ни к какой церкви. Да и отчасти можно и поэтому забрать (?), как Апостол учит: помните наставники ваша, еже глаголаша вам Слово Божие, ихже взирающе на скончание жительства, подражайте веру их. Вот и на скончание жительства наставников Окружного Послания посмотрим, и следует ли подражать веру их. 1) Иларион оказался непричастен к церкви, как и сказано уже о нем, в том и жизнь свою покончил; 2) его клеврет и сотрудник в сочинении Окружного Фадей Юдич обратился в единоверие, так и скончался; 3) первые утвердители, они же первые и защитники Окружного, епископы Онуфрий, Пафнутий, Иустин обратились в инославие (?). Да и много есть защитников Окружного, перешедших в великороссийскую церковь. И скажите неправду, г-н Анастасий, так как нам пред судьей стать и ответ необходимо дать, – можно ли их вере подражать, таковых зверей? А нам велено познавать от плодов их, – прошу вас, ваше преосвященство, г-н Анастасий, по вашей искренности к соединению во едино стадо и во едину соборную церковь, подайте нам ответ, верно ли будет ваше обещание, как вы сказали и написали, что вы согласны Окружное предать проклятию, что не от Божественного Писания? Вот того ради и мы вам потрудились разъяснить, что более ничего нет от Божественного Писания, а только от злого своего умышления, как притча пишет: как птица, так и яйцо, какое яйцо, такой и зародок. Итак, с нетерпением ожидаю вашего ответа.

Смиренный Кирилл, Епископ Балтовский.

Адрес: В г. Балту, Прокопию Прокопьевичу Лащенову, с передачею.

Декабря 9-го 7395 года

Прошлый раз мы говорили о предшествовавшей кишиневскому раскольническому соборищу переписке двух главных на нем деятелей – Анастасия Измаильского и Кирилла Балтского; напечатали и самые их письма, во многих отношениях примечательные⁷². Этими письмами переписка двух раскольнических епископов, съехавшихся потом в Кишинев и окончательно рассорившихся, не ограничилась: нам доставлены еще три письма, имеющие тесную связь с напечатанными прошлый раз и также достойные внимания.

Известное читателям обширное письмо Кирилла к Анастасию с замечаниями на Окружное Послание было послано 9-го января 1887 года⁷³. Кирилл почти целый месяц ожидал ответа: он, как видно, очень занят был тем, что скажет Анастасий на его возражения против Окружного Послания и исполнит ли обещание – заключить мир с противу-окружниками. Но Анастасий молчал, никакого ответа не присылал. В молчании Анастасия Кирилл усмотрел его бессилие ответить на возражения и, предвкушая уже победу, написал ему от 3-го февраля новое письмо, в котором резко укоряет его, «почему так долго не приводит в дело свое желание умирить церковь» и даже ответа не дает на посланные ему возражения против Окружного. Любопытно приведенное в этом письме известие, что замечания на Окружное Послание Кирилл сделал и послал не от себя лично, а «соборно», от всего кишиневского общества противуокружников, которых он нарочно собирал для этого на совещание: «собрались жители города Кишинева православные христиане и два священника, о. Лукиян кишиневский и о. Иоанн плосковский, и наше смирение тоже присутствовало, – соборно то Окружное Послание предали проклятию и препроводили вам разъяснение на ваши ошибки с доказательством от священного писания». Кирилл даже и не скрывает того, что это «разъяснение ошибок», по его мнению, привело Анастасия в уныние: «вы автора безбожного (то есть Илариона) признаете умным и мудрым; а когда мы вам разъяснили, что он не был христианин, и ни в какой церкви он не был причастен, и все его учение ложное, по научению оригенского беса, так вы и брови повесили». В заключении Кирилл настоятельно требует, чтобы Анастасий приезжал в Кишинев «для утверждения мира»; но при этом, как и прежде, прямо говорит, что никаких уступок со своей стороны не сделает, что считает излишним входить больше и в рассуждения «о проклятом Окружном и сочинителе его», что для заключения мира нужно только им вместе предать проклятию и то, и другого: «и так поженем уже со обоих сторон проклятое Окружное и сочинителя его, и будем о Христе в любви по-прежнему жить»⁷⁴.

Прошло немного более недели по отсылке этого письма. Кирилл опять нетерпеливо ждал от Анастасия ответа; но ответа не приходит: тогда он отправил в Кишинев письменное приказание к здешним противуокружникам, чтобы они со своей стороны написали к Анастасию, – попросили его дать ответ. Однако же вскоре после этого получается и нетерпеливо ожидаемый ответ на письмо Кирилла, т.е. на его разбор Окружного Послания, в котором он не отказывался от намерения заключить мир с противуокружниками, но прибавлял, что для этого необходимы взаимные уступки, взаимное прощение, и что надобно подумать, рассмотреть хорошенько, из-за чего возник раздор, в котором даже и не Окружное Послание виновато⁷⁵.

Кирилл немедленно ответил на это письмо Анастасия. На его обещание прислать пространный ответ с разбором возражений против Окружного послания Кирилл заметил лаконически: «какой тут требуется еще более ответ!» – т.е. что можно сказать в защиту Окружного, еретичество которого так очевидно! Его остается только «предать огнесожжению и анафеме!» И на предложение Анастасия, что для заключения мира необходимо рассмотреть, от чего произошел раздор, а без рассмотрения нельзя, Кирилл возражает кратким вопросом: «как же кинулись без рассмотрения в Окружное Послание, от нехристианина учиненное?» А сделанное Анастасием замечание, что виною раздора было не Окружное Послание, вызывает со стороны Кирилла новую, самую грубую брань и на это злосчастное Послание и на бедного Илариона. «Мы вам можем доказать, – пишет Кирилл, – целою книгою, как оно родилось проклятое в 1862 году и как оно лукаво утверждалось теми псами (!) которые отскочили в инославную церковь. Друже! Не мятися умом!.. До псевдоименитого Окружного в нашей православной церкви не было нового ничего внесено от 1846 года до 1862-го. Зри, друже, – сам сатана не мог ничего сотворить церкви Христовой, но приискивает себе епикуров, – нашел старшего по себе (итак, бедный Иларион Егорыч – старший после сатаны противник Христовой церкви!) и разодрал сильно, дабы христиане своим раздором посрамили свою веру и Христа!» Кирилл предлагает Анастасию оставить всякую защиту Окружного и ехать в Кишинев для заключения мира, причем особою припискою к письму просил «пораньше уведомить» о времени приезда, чтобы дать ему возможность собрать своих попов на собор⁷⁶.

Ровно через месяц после этого Анастасий приехал в Кишинев, по-видимому, не известивши предварительно Кирилла о времени своего приезда, о чем этот так убедительно просил его. Застигнутый врасплох, Кирилл подписал 10 марта уже известные читателям предварительные условия примирения, в которых, между прочим, соглашался предать проклятию «всех крестохульников, называющих крест четвероконечным кумиром», как именно называл и называет сам, значит, предал проклятию самого себя. А потом, еще через месяц, состоялся и самый кишиневский собор, на котором все эти предварительные условия примирения отвергнуты, на котором Анастасий имел малодушие отказаться от некоторых главных окружнических мнений, и дождался того, что изгнан был с позором, а всяким надеждам на примирение окружников и противуокружников положен конец…

Между тем, Анастасий старался исполнить и исполнил свое обещание – написать подробный ответ на обширное письмо Кирилла от 9-го января. Ответ Анастасия, также весьма обширный, мы имеем теперь в точной копии. Не знаем, когда именно составил его Анастасий, – прежде или после кишиневского соборища, – можно полагать даже, что после, так как в нем весьма заметно выступает чувство крайнего негодования и совершенного презрения к Кириллу, которое вполне понятно после неудач и оскорблений, испытанных Анастасием на кишиневском соборе, и едва ли могло быть выражено ранее этого собора, когда Анастасий не терял еще надежды на примирение с Кириллом. Не знаем также, наверное, послал ли Анастасий к Кириллу свой ответ, – имеем даже основание думать, что не послал. Но все это для нас не важно, – дело не в том, когда Анастасий написал свой ответ, и послал ли его к Кириллу или не послал; для нас важно только то, что ответ несомненно принадлежит Анастасию, и потому как подлинное сочинение одного из нынешних раскольнических епископов заслуживает по своему содержанию особого внимания. В самом деле, никогда еще в сочинениях раскольнических архиереев, даже окружников, не приходилось нам слышать так прямо и смело выраженных суждений о православии «греко-российской» церкви, о древности и спасительности ее обрядов, как в этом ответе Анастасия Измаильского. Он не только защищает имя Иисус, четвероконечный крест и проч., но даже говорит в защиту троеперстия, чего не решился сделать и сам автор Окружного Послания. «Ответ» Анастасия представляет нам любопытный образчик того, как сами старообрядцы, конечно из разумных, в минуты откровенности, вызванной теми или другими обстоятельствами, невольно сознают правоту церкви православной. Вот почему мы нашли не излишним напечатать все пространное письмо Анастасия⁷⁷. Предлагаем его особенно вниманию старообрядцев (но, конечно, не фанатиков, подобных Кириллу): пусть они рассудят внимательно о том, что пишет их собственный епископ…

Божиею милостию мы, смиренный Кирилл епископ Балтовский к его преосвященству епископу г-ну Анастасию совопрошение.

Ваше преосвященство, от 9 января сего года⁷⁸ вам послано наше приглашение на ваше предуготовление к примирению и к соединению Христовой церкви, раздранной на два лагеря псевдоименитым Окружным Посланием, рассмотрение оного сатанинского обмана и прелести лукавства. Почему же так долго не приводите в дело свое желание умирить между содействующими епархиями церковь Христову, но даже на наше прошение ответа от вас не видим? Вы пишете в своей тетради, что если в Окружном Послании будет не от Божественного писания, то вы предаете его анафеме. По вашему ныне искреннему приглашению потрудились, пересмотрели все оного Окружного Послания пункты, и в не нем оказалось ничего (?!) от Божественного писания, но от своего умышления Ларион составил на погибель душ христианских. Итак, собрались жители города Кишинева православные христиане и два священника, о. Лукиан кишиневский и о. Иоанн плосковский, и наше смирение тоже присутствовало. Итак, соборно то Окружное Послание предали проклятию и препроводили нам разъяснение на ваши ошибки с доказательством от священного писания. То почему же вы нам по адресу не подаете чрез целый месяц ответ? Так где же ваша предложенная от Евангелия любовь? Так по сему видится, что вы нас заставляли только любить вас за ту вину, что вы автора безбожного признаете умным и мудрым. А когда мы вам разъяснили, что он не был христианин, и ни в какой церкви он не был причастен, и все его учение ложное по научению оригенского беса, так вы по сему и брови повесили! Не любите нас, а только согласились любить один город Кишинев, а пастыря кишиневских христиан ненавидеть: то эта ваша любовь выходит в чину жидовской любви к пророкам. Жидове пророков почитают и любят, а прореченного от пророков Спасителя своего Исуса Христа возненавидеша и распяша на кресте. Это изречено в мимоходе, не в гневе. А прошу вас, г-н Анастасий, окончевайте свою желанную искренность. По вашему приглашению, как вы и пишете, начнем мы малые приходить к умирению церковному. И как вы пишете, что вы первые готовы главу преклонить ко умирению и готовы ради церковного мира престол уступить свой нашему смирению; но мы чужого престола не желаем похищать, а желаем вас и церковь видеть, как и прежде до разделения без никоновских нововводных мудрований. Ибо нам святые отцы Духом Святым всы исправиша и за церковь Христову кровь свою пролияша, не тако, якоже сей безбожный Ларион Егоров: сам догмат устроил, а к церкви никогда не думал приобщиться! Так и погиб. Итак, от души вас прошу, ваше преосвященство, г-н Анастасий, уведомьте нас, когда изберете время приехать в Кишинев для утверждения мира, и пригласите со своей стороны своих священников; так же и мы соберем священников. И так поженем уже с обоих сторон проклятое Окружное и сочинителя его, и будем о Христе в любви по-прежнему жить и по Евангелию.

И по сему, друг мой любезный, желаю вам всего лучшего, здравия и спасения!

Смиренный Кирилл епископ Балтовский

Февраля 3-го 7395 года.

Его преосвященству г-ну Анастасию епископу Измаильскому

о Господе радоваться.

При сем честь имею поздравлять с преддверием святой четыредесятницы великого поста, и уведомляю вас, ваше преосвященство г-н Анастасий, что ваше от 9-го февраля посланное письмо мы получили, в коем видим ваше (?), что вы извиняетесь за долговременный ответ. Итак, мы второе послали ко уготовлению соединения, и на то не было ответа. Итак, мы мнение положили, что вы не считаете за нужное отвечать. Итак, решился написать в Кишинев, чтобы граждане кишиневские письменно попросили вас дать ответ. Но как мы теперь видим ваше извинение, то мы остаемся виноваты пред вами, что мы поторопились извещать кишиневцам. Дальше вы пишете, что мы получим желательный наш ответ в свое время. Какой тут требуется более ответ! Вы пишете, что по вашему взгляду взаимным прощением умирить церковь, а мы якобы то условные факты. Этим вы нас словом обижаете, якобы то мы что своим умыслом вам представляем замечание. Но мы вам представляем свидетеля Бога, что мы не тщеславницы и не своего ищем, но дружного. Что тут есть лишний факт? Вы сами видите, что нет в Окружном Божественного Писания ни одной строки (?!), и сами судите, что давно (должно?) его предать огнесожжению и анафеме предать. Если же по вашему взгляду только снопы сожещи, а корни останутся, не более ли кустом возмется? А так по Златоусту корни исторгнуть из глубины земли на солнце, дабы изсохли, а тогда и корни огню предать. И вы пишете, что подумать надо, без рассмотрения не кидаться. Как же кинулись без рассмотрения в Окружное Послание, от не христианина учиненное, как вам прежде разъяснено? Вы пишете, чтобы оказать человеколюбие. Какое есть более человеколюбие, как показать заблудшему спасеный путь? Опять вы нас укоряете, что мы своими рассудками увлекаемся. Несть этому истинное доказательство. Но мы доказываем от писания заблудшим к спасению лекарство. И вы пишете, что несть доказательство, что чрез Окружное сделался раздор. Мы более важных причин не видим, только это одно поганое (?), на него же были соборы святителей и уничтожили его и оплевали, как негодное. После тех соборов нашелся амфороносящий человек, пишет мне: Окружное уничтожено, а смысл не уничтожен. И вы пишете, что нет доказательств, что чрез Окружное вышел раздор церковный. А мы вам можем доказать целою книгою, как оно родилось проклятое в 1862 году и как оно лукаво утверждалось теми псами (!), которые отскочили в инославную церковь. Друже! Не мятися умом; но как показал искренность свою к умирению святой церкви, так исполни. Ибо до псевдоименитого Окружного в нашей православной церкви не было нового ничего не внесено от 1846 года до 1862. Помысли, друже, свой сан! Чесо ради пророцы, чесо ради апостолы, чесо ради праведнии, чесо ради ангели посланы быша, чесо ради сам единородный Сын Божий прииде? Не да ли человеки спасет, не да ли заблудшая возведет? Се и ты сотвори по силе своей, и всяко тщание покажи и промышление, в заблудших возвращение. Се сотворим, любимиче! Ведаем, яко кратко есть настящее наше житие, и аще не сим приобрящим прибытки, ни едино же будем иметь там спасение. Может едина бытиприобретена душа: тмами прегрешения без вести сотворим. Сего ради духовная благодать Христовы словеса писанию предана быти сотвори. Посему и нам видно, откуда звери на стадо Христовых словесных овец нападают. Зри, друже, – сам сатана не мог ничто сотворити церкви Христовой, но приискивает себе епикуров: первое нашел себе за Дунаем противников не принять митрополита Абросия; этого ему проклятому мало, нашел большого по себе и разодрал сильно, дабы христиане своим раздором посрамили свою веру и Христа. А вы, друг мой Анастасий, хотите прикрыть грех еретичества. А прошу вас, исполните то, что обещались, ибо взыщется с вас кровь всего мира душ. Назначайте время, когда будет вам время собраться в Кишинев, как и прежде я вас просил. Прекращаем. Остаемся наперед. А надеюся от вас получить обещанное вами.

Смиренный Кирилл епископ Балтовский

Февраля 12-го, 7395 г.

А всепокорнейше вас прошу нас пораньше уведомьте, дабы я возмог своих священников пригласить ко времени.

Его преосвященству г-ну епископу Кириллу.

Если и в самом Евангелии, в коем словеса Божии – сии вечные истины – написаны, находят ложь, изреченную врагами Господа: «фарисее же слышавше рече: сей не изгонит бесы, токмо о веельзевуле, князе бесовстем». Сие что есть иное, если не ложь? Вот и другая подобная: «отвещаша убо Иудеи и реша ему: не добре ли мы глаголем, яко самарянин еси ты и беса имаши». Слушай еще: «что сей тако глаголет хулы?» Присовокупи четвертую: «тогда архиерей растерза ризы своя, глаголя: яко хулу глагола. После-жде, приступивше два лжесвидетеля, реша: сей рече: могу разорити церковь Божию и треми деньми создати ю». Если Исуса Христа ненавистники ложно оклеветали, должны и ученицы его туюжде чашу пить…

Преосвященный вл. Кирилл!

Я этого не предполагал и к этому вопросу не приготовлялся, чтобы ратоваться за господствующую и отделенную от нас, как и от вас, церковь. Но дело вышло напротив. Положим, что этот вопрос для нас совершенно посторонний: как российская церковь верует и какие обряды держит? С этим вопросом тебе следовало бы обратиться к пастырям господствующей церкви, или к патриархам греческой церкви, а не к моей худости. Ты знаешь, что я старообрядец. А вы мне вопрос задаете: в кого российская церковь верует? Вот уже мне поневоле приходится за чужие церковные обряды свое воззрение изложить, потому, чтобы наше молчание не счел детским немованием или потаковщничеством.

Вот что говорит Кирилл: «что Ларион Егоров написал в Окружном Послании, что господствующая российская, равно и греческая церковь верует с нами во единого Бога». Я спрашиваю вас, преосвященный владыко, что вы этим хотите сказать? – в кого же она верует? Я хочу спросить вас, владыко, – как вы подразумеваете, в кого она верует? Всех еретиков прежде бывших, вера определена, в кого они веровали. Все от начала сотворения мира идолопоклонники либо еретики, они веровали в какое-либо существо. Если идолопоклонники обожали какое-либо дерево, они обожали его; если боготворили какое-либо животное: вола ли, змею ли и подобное сим, то этот предмет был для них бог. Другие, поумней, начали обоготворять людей, в то время что-либо показавших: новое искусство или сверхъестественное употребление какого-либо греха – кто пьянства, кто блуда, другой изучившись чародейства, и за что они от неразумных людей получили славу, которые даже боготворили их страсти и включили их в боги. И долго они от невежественного народа прославляемы были, дóндеже истинный Бог смилостивился над народом человеческим наконец: послал Бог сына своего, его же искони им в недрех своих, рождшагося от жены. Но не все Его прияли; но которые прияша Его, даст им область чадом Божиим быти.

Ты не хочешь, чтобы российская церковь, вкупе и греческая, веровали с нами во единого Бога: то ты покажи нам этого Бога, хотя и с двумя ижами, где его существо? Оле чудо! Я не могу выразить, в чем безпоповцы и неокружники укоряют никониан, – в инобожестве! Где это существо? Если так слепо сказать по их выражению, что «это-то и есть Иисус – антихрист?» – Писание говорит, что антихрист будет в сущности человек, только дьявол в него вселится, и будет руководим духом дьявольским. Писание говорит за антихриста, что он родится от скверной мнимой девицы, и будет проходить негли по Христе воздержное житие, и тем прельстит неискусных… Никон и бывшие при нем патриархи и собор епископов, по выражению безпоповцев и неокружников, прославили какого-то иного бога – Иисуса; мы же, именуемые окружники и братия, будем держаться среднего пути, не уклоняясь ни на десно, ни на шуе, но шествуем царским путем, – не будем хулить и с двумя итами Иисуса, понеже в переводе и в толковании сего имени: Иисус толкуется, – Бог спасаяй, Спаситель; с одной же итой Исус – Спас, Спаситель⁷⁹. Пусть кто как знает, так и верует. А часто случается, что неблагодарный пес и на своего господина лает. Разве же патриархи наши до лет Никона отделялись от греков? Яве, яко не отделялись. А греческая церковь и тогда с двумя итами имя Спасителя прославляла – Иисус. За что же Он сделался ин бог, или антихрист? Вы представляете, что они двуперстие обругали. Да, это верно; за это они погрешили пред всем миром, в особенности пред теми, кого соблазнили; но об этом сказано в писании: «аще кто соблазнит единого от малых сих, уне ему жернов осельский на выю обесити и ввержену быти в море». Но во всяком случае нужно отыскать корень зла, отчего он произошел. Если наши предки прежде начали хулить собором преданное трехперстное сложение и на троеперстие, наконец, посадили сатану: в свою очередь и никониане на двуперстие тоже изрыгали хулу. Двуперстие или троеперстие в себе не значат ничего. Только тогда оно имеет силу, когда мы ему каковую-либо святость придаем. Это зависит от внутреннего нашего исповедания: «сердцем веруется в правду, усты же исповедуется во спасение». Это дело мы имеем не с человеком, которого можно обмануть: несоделанное наше видели уже очи Его! К чему нам хитровать, когда Богу нужна наша правая мысль…Бог требует правого исповедания; хотя и формальности не соблюдаем, но Он знает, чего мы просим. Все одно и то же, если тремя перстами будем исповедывать Бога троичное число, в трех лицах; уподобительно и трех отроков уподобляли: Троице равночисленные; но в сущности к Троице нет ничего применимого на земли и нигде, токмо один Бог. Хотя и многие уподобления святые предложили, но все это изглаголано просто, по человеческим соображениям и понятиям; но в сущности «Бога никтоже нигдеже виде, токмо Сын, сый в недрех отчих, той исповеда». Но Он везде присущ: «иже везде сый и вся исполняя». До Бога ни низко, ни высоко, ни близко, ни далеко, потому что вездесущ, и потому ближе к тебе, нежели твоя душа к твоему телу…Только умей найти эту близость верою и молитвою. Бог везде; Он и на высоте небес, и в глубине нашей души. Вознеситесь на самую дальнюю высоту, убежите в самые дальние места, снизойдите в самые глубины земли, сокройтесь в самом непроницаемом мраке, везде, везде вы будете пред очесами Бога: «камо пойду от духа твоего и от лица твоего камо бежу?» Он вездеприсущ и вся исполняет. Российская церковь хотя и обругала двуперстие, но она верует во Христе быть два естества: божество и человечество. Нам тоже не указано ни в одном апостольском постановлении, ни в соборных правилах св. отец, какими перстами изображать на себе знамение животворящего Креста Господня. Ты, пожалуй, возразишь, что яковиты прокляты за перстосложение. Они прокляты действительно; но не за перстосложение, но за неправильное их мудрование: они исповедали во Христе одну волю, человеческую природу в нем отметали и плоть, снесенную с небес, веровали. За это ложное их понятие они были прокляты. Если хотя и отцы написали о двуперстии и его важном значении, – действительно, это символ веры во Христа; но сила не в двух перстах, а в знамении животворящего Креста Господня: «иже крестом ограждается, врагу противляется»; здесь за персты не упоминает, а креста враг трепещет. Если священник кадит кадилом, тоже изображает крест; и святым миром помазует не двумя перстами, но просто спичкою, и говорит: «печать дара Святаго Духа», а не антихриста, как вы подразумеваете; и тут уже двуперстие ни к чему, но кадило и спичка прообразуют животворящий Крест Господень…О печати же антихриста сказано в Апокалипсисе, во главе 13: «число бо человеческо, и число его 666». В этом числении заключается печать антихриста и его имени. А в кресте четвероконечном сего счисления не выходит, ни во имени Иисус, которого вы считаете за антихриста: следовательно, вы во обоих сих горько ошибаетесь… Если никониане тремя перстами исповедуют Святую Троицу и спрославляют Отца-Бога, Сына-Бога, Духа Святаго-Бога, в трех лицах одно существо? – спросите их. Если они не тако исповедают, то действительно нужно будет сделать тщательное разбирательство и, следовательно, сличить с прежде бывшими еретиками, и по исследовании подвергнуть их такому наказанию, какое они будут заслуживать в их удалении в еретичество, и это еретичество нужно определить в точности. Нужно бояться и того, как жиды лгали на Господа Исуса, что «Он изгонит бесы о князе бесовстем» и ядца и винопийца, друг мытарям и грешникам. Это вот видите они лгали, и теперь в том пребывают, – не думайте, чтобы они не хотели спастись, но все же они погибают, а испытать писание не хотят, или потому, что одебело сердце людей сих и не хотят от своей проказы очиститься. Так я говорю, что в Троицу российская церковь верует православно, равно и греческая. Это исповедание все соборы утвердили и все мученики таковым исповеданием венцы прияша. Посему уже и нельзя оную назвать верующей в иного бога. Если, например, взять три отдельные веры, т.е. окружников и безпоповцев, – безпоповцы же и к нам не пристают, такожде и вас гнушаются, – книги у нас одни, богослужение тоже, догматы веры, все вообще, – даже двуперстием исповедаем во Христе два естества божеской и человеческой природы. Со всем этим единомысленным верованием и православным исповеданием безпоповцы состоят первого чина еретики, как турки или идолопоклонники. Следовательно, что же им помогли обряды и двуперстие, и самое верование во Христа, или почитание святых икон и святых мощей? Даже вся эта святость, у них находящаяся, будет им в обличение и на большее осуждение. Безпоповцы со всем этим святым исповеданием не ушли дальше жидов, как и вы за ваше богохульство и крестохульство, – на честный и животворящий спасительный Крест Христов, который есть символ веры во Христа, нашего искупителя, которым всегда знаменаемся, такожде на Иисуса, которого вы называете иным богом и антихристом, который будет вас судить, как сущих его отметников (о сем будет сказано впереди, что есть Иисус и что Исус!) Вот что значит веры в обряды, а не во Христа! Двуперстие или троеперстие само по себе, без веры, тоже будет махание, которому беси радуются. Моисей пророк, когда был в опасности от преследования фараонитского, он не соблюл ни одной формальности, как предписывает закон молиться жидам. Но он пал на землю без всякого телодвижения, ум вперил в Бога израильского, и услышал глас: «что вопиеши ко мне?» И Анна, матерь Самуила пророка, лежаше пред храмом завета Господня и точию устне двизаше: и Бог услышал ея молитву, разверз ея неплодная ложесна, даст плод Самуила пророка. И Марк Фряческой, когда пришел к нему Серапион в гору, между прочим разговором Марк вопросил Серапиона: «Есть ли в мире такие люди, как сказано в Евангелии, – «аще речеши горе сей: двигнися и вверзися в море», – с сих слов гора уже пошла в море. И Апостол Павел говорит: «пять словес хощу рещи умом моим, нежели тьмы языком». Вот это вера! А если заключат в обрядах веру, – это понятие наше будет очень ограничено. И это уже не вера, а обрядоверие. Если уже допущено святыми соборами каждому старцу в своем монастыре полагать свой устав по своему усмотрению, – посмотрите устав Нила Сорского, сходен ли он с каким-либо другим уставом? – Соловецкий свой, Кириллов свой, Сергиев свой, палестинские монастыри свои имели уставы; но вера из-за этого никогда не разделялась. Что нам до того, что российская церковь и ея пастыри ругают двоеперстие!⁸⁰ Но Христа они также исповедуют в двух естествах: божестве и человечестве. То какое же мы доказательство представим, что она верует во иного бога? Вы говорите, что они обругали трисоставный крест и назвали брынским, раскольническим. Да кажется, что наши предки с лихвою наградили их: крест четвероконечный назвали печатью антихриста, мерзостью запустения, стоящею на месте святе. Измите сами от себя злое: тогда по неволе приидет благое. У себя бревна не видишь, а у людей сучцы. Запрети нашим хулить крест Христов, и они не будут хулить⁸¹. Нужно всякому злу отыскать корень: тогда и разъяснится вред, отчего он произошел. Но в собственном смысле они почитают и трисоставный и двучастный кресты равносильными. Поэтому и немыслимо допустить, чтобы вместе и почитали, и хулили честный крест Христов. Кресты у римлян были одинаково приготовляемы, не точию для Христа, но и для разбойников. Крест до Христа не был освящен и не был никем почитаем, но даже злодейским назывался, и только крест Христов почитается за то, что Христос освятил его своею кровию. Крест Христов до лет царя Константина погребен был в земле более трехсот лет и никаких чудес от него не было, и только по изъятии его из земли он был прославлен. Вы, конечно, более придаете силы тресоставному кресту, нежели самому Христу, на кресте страдавшему. Я не рогам креста поклоняюся, но распятому на нем Господу. А если будем обоготворять дерево, то нисколько не будем иметь различия от идолопоклонников, если не обратим ум на первообразное его происхождение. Смотри о кресте свидетельства, месяца сентября в 14 день, на утрени, по великом славословии, в стихирах на поклонение честному кресту: «четверонечный мир днесь освящается, четверочастному воздвизаемому твоему кресту, Христе Боже». В канон Григория Синаита, в первой песне пишется сице: «кресте всечестный, четвероконечная сила, Апостолом благолепие». В 4-й песне: «твоя высота, живоносне кресте, воздушного князя биет, и глубина всея бездны закалает змия, и широту паки воображает, низлагая мирского князя крепостию твоею». В 8-й песне: «воздвигл еси наше падшее естество Христом распеншимся и совоставив, высота божественная, глубина неизглаголанная, Христово ты еси знамение, кресте пребогате, и широта безмерная, знамение непостижимыя Троицы, жизненосне!» Святый Афанасий Великий в вопросе 41-м глаголет: «крестному образу, от двою древу слагаемому, поклоняемся, иже на четыре на четыре страны раздельшися». Святый Иоанн Дамаскин в 4-й книге в главе 12-й пишет сице: «яко четыре края креста средним центром держатся и состязаются: тако Божией силою высота же и глубина., долгота же и ширина содержатся». Евангелие толковое на Воздвижение честного креста: «крестный образ, на четыре страны разделяемый, от посреднего знамения показует, яко вся божественною силою содержима суть: вышняя убо вышним рогом содержатся, нижняя же – нижним, посредняя же – двоими странами, си есть двоими концами пречестного древа крестного». Павел Апостол к Ефесеем «да возможете разумети со всеми святыми, что есть широта и глубина, долгота и высота», знаменуя высотой небесная, широтой же и долготой посредние концы, всесильною державою содержимы. И человека созда Бог по подобию четвероконечия крестного: егда бо человек руце распрострет, бывает яко четвероконечный крест. Неужели вы этому ничему не верите, приведенному зде свидетельству, и считаете ложью, потому что не подходит под вашу выкройку? Что же касается о имени Исус – действительно никониане себя тем опорочили и злохульно обругали, чего бы им не следовало⁸². Но если в здравый смысл прийти, так как нам всем подобает пред судилищем Христовым стати и отдать отчет за каждое праздное слово, и «гнило слово да не исходит из уст ваших», и «всякая ложь от дьявола есть», я не могу поверить, преосвященный владыко, чтобы вы не видали сих истинных изречений, и чтобы подразумевали под именем Иисус иного бога. Да к тому же, по вашему мнению, он после Исуса через восемь лет родился. Но, к вашему несчастью, ни один Апостол не обратил внимания обличить этого противника Христова, и не указали его ни отца, ни матери. А которые были при Апостолах еретики, их лично Апостолы обличали и предавали анафеме. И они все известны, бывшие противники Христа. Что же касается до имени Иисус, то я вам представлю перечень на разных языках или наречиях, как оно на каком языке нарицается⁸³, Немецки: Езус, английски: Е́зус, итальянски: Джезю́, арабски: Ишу, грузински: Иесо, армянски: Хисус, славянски: Исус, еврейски: Ишуа́, и Гешуа́, латински: Есус, польски: Езус, гречески Ιησους т.е. Иисус. Толкование: Иисус – Бог спасаяй, Спаситель; а Исус только Спас, Спаситель (?). Поэтому то мы очень скудоумны, а, впрочем, беремся разбирать богословские предметы, а в сущности алфавит правильно не умеем написать. Так не уместно нам понимать об ином Исусе в слове Иисус. А кто из вас мудр о Господе, да решит вопрос: в Евангелиях напрестольных, Филаретовском и Иосафовском, от Матфея что́ в зачале 2-м мы читаем так: «Иисус Христово рождество сице бе?» и в Луке зачало 3-е: Иисусу крещшуся и молящуся?» Возьмите Остромирово Евангелие, писанное не пергаменте в 6564-м году. В Евангелии сем писано сицевым образом: «во время оно преходящу иі соусоу», лист 68; и «абие приступив к иі҃соусови и рече ему"… Кроме сего в сем Евангелии имя Христа Спасителя еще находиться с таким начертанием: иі҃съ 317 раз, і҃исъ 87 раз, иі҃са 65 раз, иі҃ви 21 раз, иі҃соу 10 раз, иі҃сѣ 6 раз, и҃ісе, иі҃сово по 3 раза, иі҃сови, иі҃совъ, иі҃совѣ по два раза каждое, иі҃сову, иі҃сомъ по одному разу; всего 527 раз. В двадцати четырех местах имя Спасителя написано так: исусъ, «пришедши в Капернаум ищущи исоуса». Вот и еще древность двенадцатого века Евангелие Мстиславово: «бысть егда сконча иі҃соусъ; глаголющу иі҃соусоу к народам». Кроме сего в Евангелии сем имя Спасителя с таковым начертанием: иі҃съ, иі҃се, иі҃сво, иі҃сви находится более семидесяти раз. Это Евангелие находится в московском Архангельском соборе. Вот еще древность, Юрьевское Евангелие на пергаменте 1128 года, хранится в московской Синодальной Библиотеке под № 1003: «Влезшу иісѫсоу в корабль, ходя же иі҃соусъ при море; бысть иі҃соусови в дом; книга рожества иі҃соусъ Христова; иі҃соусъ Христово рожество сице бе». Тысячи можно привесть свидетельств о имени Иисуса Христа с двумя итами, которого вы, по вашему суеверию, считаете антихристом. Что ложно клеветуете? Прилично такими обзывать площадными злохульствы язычникам, не верующим ни в Бога, ни во Христову, святую церковь. Это невежество, это слепота не точию у нас в простом только народе заключается, но в священниках и в самых образователях Христа – епископах. Вот евангельская притча с сими кривотолками сбывается: «слеп слепа водит; оба в пропасть впадут». Эти Евангелии я лично видел, да следовало бы и вам таковую драгоценность посмотреть и невежествующих в том уверить. Вы за незнание дадите ответ пред тем, Которого вы называете иным богом и антихристом. Горе мне, грешному, что мне по неволе выпало называть Спасителя противником Бога! И ваши уста святительские глаголют лжу на праведного! Да к тому же и Иосифа патриарха привлекаете к вашему суеверию и ложному понятию. Тебе желательно, чтобы и патриарх Иосиф лгал, называя Иисуса антихристом. Да ты, премудрейший муж, говоришь, что Ларион Егоров написал, что все пять патриархов на имя Иисус суда хульна не положили. Если же они не положили суда хульна, зачем же ты называешь антихристом Сына Божия и иным богом? – Да еще к твоему злому мудрованию стараешься патриархов примешать, которые, если бы твое мудрование слышали, отлучили бы тебя от Святой Троицы и послали бы тебя в Иудино место! Если Ларион сказал, что суда хульна не нанесли, а ты говоришь: не молчали же, – это расчет есть очень велик: вместо хулы советовались, как приличнее сделать. А если хулили патриархи с двумя итами Иисус, докажи фактом: как и что под сим именем подразумевали патриархи, и был ли за это какой-либо спор? Всяк глагол при двух или трех свидетелях станет; а голословное доказательство не принимается. Если докажешь, тогда мы будем мудровать с тобою, а не с Ларионом и с церковью, – или тебя назовем лжецом, или для тебя – всю церковь еретическою. А что вы пишете: от плодов и от смоковницы познавать учителей, – да, плодами похвалиться можешь разве ты, святейший, да другой – Апостол Павел; а Иосиф Керженский, если и похвалится, то это уже будут в собственном смысле настоящие плоды.

Да к тому же тебя и этот вопрос занимает: почти до бешенства вы доводите себя через мнимое нарушение и представляете себе в защиту Симеона Солунского, чтобы не молиться за неверных, ни царей, ни людей. Это вы в собственном смысле поставляете новый закон. Уж это не прибавка гласной лжи, но прямо вы идете против завета Господня, против Апостола, против Василия Великого и Златоуста, и против всей церкви, все святые которой заповедуют молиться, и не точию за царей, но за всех неверных еллинов? Скажи, пожалуйста, за кого Христос умре? За жидов или за еллинов? Скажи твердо, не сумняся, скажи утвердительно. Пожалуй, скажешь: за христиан? – Тогда их не было. За кого же Он излил пречистую кровь Свою, как не за еллинов? Не говорю уже, что ты Христа сжимаешь в рамки и ставишь под свою зависимость, ты идешь против Него, против апостольского изречения, который велит молиться за вся человеки, паче же за царей. А это подлинно, что Апостол завещал молиться за неверных; это подтверждается авторитетом всея церкви. Святые отцы Василий великий, Иоанн Златоуст и все святые патриархи Александрийстии, Антиохийстии, Иерусалимстии и все числом 1454 епископа и причет, иже под небесем от востока даже до запада сошедшиеся, писаша к еретику Феофилу тако: «мы от чистыя веры молитвою к Богу день и нощь в молитвах и мольбах, в литиях и в соборах, святительскими и божественными приношеньми нашими, потребную память о благочестивой вашей державе и о царстве победы исповедуем в святых тайнах». Соборник большой, л.362. Если мы не будем молиться за неверных, за которых Царь царей умереть не отказался, тогда мы уже не люди, а просто звери. До чего доводит невежество и дьявольская гордость! Вот что говорит Златоуст: «да не убоишися за неверных молитися; Бог сего хощет; убойся точию еже на ня молитися». Нам не точию велено молитися за неверных, но даже за врагов и убивающих тело. Стефан первомученик за убивающих жидов молился: не постави им греха сего, – глаголаше. А ты поступаешь напротив: ты не точию не хощешь молитися за врагов, за которых нам заповедано молитися, но и за добродеев ты отвергаешь молитву. В собственном смысле ты противник и церкви и Богу. Если ты еще не научился, к тому же взявшись управлять кормилом Христовой церкви: держись корабля, а на дщице не пускайся в открытое море и не развращай народ Божий вести его в погибель своим тупоумием. Если хощешь научиться, что я тебе говорю согласно с божественным писанием, прочти Беседы Апостол 282 послание, да вникни же в его таинственный смысл, тогда, может быть, и с твоих очес отпадет чешуя, якоже некогда бывша гонителя Савла. Как тогда Савл был гонителем Христа, а теперь ты. Если со смирением искренним преклонишь главу к здравому ученью: и тогда свет воссияет не точию в очах твоих, но и в душе, и для тебя, и для твоих пасомых; тогда будет можно сказать, что людие, седящие во тьме, видеша свет велик; тогда ангельскую песнь воспоем, что к пастухам ресенную: слава в вышних Богу и не земли мир, в человецех благоволение; да и стадо будет одно, и пастырь Христос. Тебе неприятно, что из ветхого закона представили свидетельства молиться за царей; для тебя ветхозаветное преобразование – комическое игралище, – для твоего понятия и для тех, которые тебя смущают. «Прейде сень законная, благодати пришедши»: поэтому и не должны разрыва делать с ветхозаветными преобразованиями. Тогда был образ; ныне же действие. Если бы не было ветхого, не было бы и новое. Если ты не хочешь верить сени: верь Христу, который за идолопоклонников принес себя в жертву Богу и Отцу. Это уже не пятая просфира, но Агнец Божий, вземляй грехи всего мира. Тебе может жалко Божьего милосердия? Не жалей; Он для этого обнищал, да мы обогатимся Его нищетою. Тебе не хочется, чтобы спаслись и другие; да Бог сего хощет. Ты только для своих плотских чад отец; что же касается до духовных в собственном смысле, боюсь назвать тебя отцом, потому что ты их бедных ведешь в погибель. Бог всем отец, понеже руце его сотвориста и создаста нас, иудеев и еллинов, и для всех одинаков, и дождит на праведных и грешных, – праведные любит, и грешных милует. Вот и еще тебя беспокоит великая опасность: как слепому показуется хотя и гладкий путь, но ему кажется, что стремнины и дебри и блатные места; но кто имать здравые очи, он пройдет по стремнинам и по дебрям, как слепой по царскому пути. Просто удивляешься, что пастырь над словесными овцами сам требует окрмления, сам еще младенец и младенческая мудрствует. Нужно бы помолиться такому пастырю с молитвою св. Ефрема: «дух же целомудрия и смирения даруй ми, Господи, рабу твоему».

Вот еще подвергаешь критическому разбору об Илие и Енохе, якобы Ларион Егоров Иоанна Богослова пропустил. Если тебе не нравится Ларионом сказанное об Илие и об Енохе, он это сказал не от себя. Вот смотря свидетельство из Апокалипсиса 11-я глава: «и глагола: и дам двема свидетелема моима, и будут пророковати дней тысячу двести шестьдесят, облечена во вретища, и аще кто хощет их убити, огнь исходит изо уст его и снесте враги его; сия имут власть затворити небо, да не снидет дождь во днех прорицания его, и власть имати над водами, обращати я в кровь и поразити землю всякою язвою». И паки в главе 15 16-го того же Апокалипсиса тоже пишет: «яко наведени будут язвы на род человеческий Енохом и Ильею». Ради же опасного ведения представим по ряду сия знамения, яже сицева будут. Знамение первое: чувственное по плоти пришествие Еноха и Илии пророков в обличение антихристу, в обращение евреев и во утверждение верных; второе знамение: изменение жития еврейского; третье: чудеса на земли быти хотящия Енохом и Ильею; четвертое: яко той антихрист царем назовется; пятое: яко во Иерусалиме граде престол его будет; шестое: убиение от антихриста Еноха и Илии, и паки их воскресение; седьмое: яко тогда не во образе уже, но в самой истине станет мерзость запустения на месте святе; осьмое: яко той антихрист самообразне не у прииде в мире, ниже воцарися; егда той приидет, тогда от сих знамений всяко познан будет бодрствующим, понеже сия знамения не иному кому приличествуют, но самому тому единому антихристу – тогдашнему и будущему, а не нынешнему времени пристойность имут, их же сказанием святаго писания изъявити потщимся. О Енохе убо в книге бытейстей речено: «и поживе Енох и угоди Богу и не обреташеся, зане престави его Бог». Бытие глава 5-я. Сирах в книзе своей глаголет: «Енох угоди Господеви и преложися, образ покаяния родом бысть»; той же: «никто же создан бысть тако, яко Енох на земли, той бо вознесен бысть от земли. Во Апостоле толкование на послание к Евреям беседа 23-я, зачало 328 глаголет: «Ангелом взят был Енох и принесен бысть на место рая, яко не вкусит ему обшия с человеки смерти, даже и до второго снития Господня на землю». И декабря в 17 день; «Енох не вкусивый и доныне смерти». И в книге печатной Иоанна Златоуста в неделю вторую поста: «постися Енох, и взят бысть с плотию на небо и доныне жив есть». О Илии же в книгах четвертых царств пишет, глаголя: «и бысть идущему Илии и Елисею, и се колесница огненная и кони огненные, и разлучиша между обеима има, и взят бысть Илия вихром яко на небо». И Сирах глаголет: «Илия, взявыйся вихром огненным и колесницею огненных коней, вписан на обличение на времена…» «Илия на Фаворе виден бысть: Моисея от мертвых представи, Илия же от живых явися, яко той есть Судия живых и мертвых». Пролог августа в 6 день. Но по всему заметно, что вы держитесь безпоповского ложного мудрования, потому то и хотите иметь антихриста духовного. По силе вашего ложного мудрования вы хотите, впрочем, дать вместе с тем духовное царствование антихристу в по 8-ми летех его рождения. Но эта нелепость, очевидно, сама по себе решается, что на бабьих баснях зиждется и не имеет для себя ни основания, ни подпор; значит ваше мудрование ложно, и только ожидайте повеления Господня, что Он, праведный Судия, послет ангелов собрать эти плевелы и сжечь огнем неугасимым. Это же подтверждает Иоанн Дамаскин в 4-й книзе своей, яко во время антихристова пришествия послани будут Енох и Илия; и в Синаксаре, в неделю мясопустную, о втором пришествии Христове глаголет: «преди же семи лет, якоже глаголет Даниил, приидут Енох и Илия, проповедующа людем не приимати сего антихриста»; и в Евангелии недельном на рожество Иоанна Предотечи, и в Благовестнике в зачале 40, еже от Матфея, и в зачале 71 подобно сему пишет; и в Книге о правой вере в главе 30 пишет сице: «во времы пришествия антихристова послани будут Илия и Енох, по писанному в Апокалипсисе и Иоанн Евангелист с ними ко утвержению верных: Енох о законе естественном, Илия же о законе писанном, а Иоанн Богослов о законе благодати. Так Ларион Егоров мудрствовал; и ты так, почтенный отец, мудрствуй. И обрящешися со всеми святыми отцами и со всею вселенскою церковью одного духа, но не со слугами антихриста. Научись понимать хотя на старости лет, как учит святая церковь об антихристе. Тебе везде стремнины и пропасти земныя; тебя владыко, и то бесит, что Ларион сказал: пред кончиною мира Илия и Енох будут посланы, а не во время пришествия антихриста. Еще и другое в твоей пустой голове гнездится: будто он не написал, а по-твоему нужно прибавить: негли по Христе проходя житие. Что ты этим сказать хочешь? Я думаю, что ты и сам не понимаешь; писание обоюдоостро: один написал одно, другой – другое, а разум один. И в самом Евангелии в буквальном смысле есть различие. Вот, например, на преображение Господне написано в Матфее и Марке по шести днех быти преображению, а в Луке яко осьм дней. Пожалуй, и тут можно подразумевать, что другой преобразился. Здесь действительно есть к чему предираться; а если мы поищем со смирением, найдем в писании один смысл имуща. Вот и Стоглавый собор в 42 главе об аллилуйи вывод сделал неправильный: по-еврейски действительно аллилуйя, а по-русски: слава тебе Боже. И в осьмом члене символа веры Стоглавый собор сказал едино глаголати или Господа или истиннаго. В этом мы Стоглавому собору не последуем, а никониан даже за это мнимое убавление еретиками называет.

Вы заставляете автора Окружного Послания на 3-х или 4-х листах все Божественное писание вместить. Если твою тетрадь всю разобрать по пунктам и сделать самый тщательный критический разбор, то будет нужно целую архиву опровержений написать. По моему усмотрению, все твое требование, придирки, и детское понятие, и пустословие сводятся в нуль. Если и это для тебя противно, что автор Окружного Послания не назначил, в который день явлен будет антихрист, для тебя и тут есть что тайное. Если же хочешь, или желаешь доподлинно аллегорически понимать или толковать иносказательно, то я тебе советую: обратись к безпоповцам; они этому действительно знатоки; они и потому вытолковали духовного антихриста, и для них нет благодати на земле, вся на небо взята. Вот уже, по их то мнению живут все народы самовольно, без благодати и без управления Господня, будто бы у Господа не хватило терпения управлять грешниками, отказался от своего лучшего создания, человека….Нет, напротив, – Он говорит: «аще жена забудет рождение свое, Аз, глаголет, не забуду тебе». Потому-то они и сделались еретиками первого разряду или, просто сказать, жидовствующими. Действительно для них нет благодати: пусть свиней пасут, да рожцы едят, как блудный сын, отлучившийся от отеческих объятий и не хотевший у отца кушать упитанного тельца. Чего Отец милостивый для нас не сделал? Если уже отдал на заклание единородного Сына Своего, то что еще будет нужно сделать, да мы, грешные, под Его крепкую руку придем и спасемся? Только и осталось сказать, что «нет пластыря приложити: все тело острупело». Для них нет благодати на земли, она в небеса ушла; а по нашему умствованию: «небо и земля исполнь славы Твоея!» По всему заметно, что ты текст Евангелия до подлинности изучил, а в особенности – где говорится о смоковнице: «когда будут ветви ея млади и листвие прозябнет, близ есть жатва». Есть у меня в саду два экземпляра смоковницы, к которой ты посылаешь научиться: листвие каждый год прозябает и ветви младыя бывают, но жатвы еще не получали; будем в настоящее лето следить, не получим ли обильную жатву. В Матфее хотя и сказано, да не по-твоему; в Марке велит блюстись; в Матфее тоже определяет: «якоже во дни Ноевы». Вот и твое разумение истощилось так же, как Иларион ничего определительного не мог сказать о кончине мира сего. Действительно, «о дни же том и часе никто же весть». Это верно; много о себе писали и мечтали даже и в первые века христианства о кончине мире сего. А на память трех святителей: Василия Великого, Иоанна Златоуста, Григория Богослова подлинно сказано так: «аще бы не сей святый, паки подобаше быти второму Христову пришествию». Следовательно, по сему выражению следует заключить, что святой Иоанн Златоуст удержал Бога, чтобы обождал еще быть второму Христову пришествию. Да и теперь должно быть по Его милости живет вся вселенная. А Златоуст даже против Евдокии царицы не мог удержать престол свой Константинопольской церкви. Вот что буквам верить! Да тогда и Евангелие ни к чему. А в Евангелии сказано: «небо и земля прейдут, а словеса Божия никогда не изменятся». Святые Божии человецы говорили и писали; но, безусловно, мы все их предания не должны принимать: они и святые, вкупе и страстные, потому что нет ни одного человека, совершенного на земли; одна ступень, одно дыхание может святого сделать грешным и наоборот – праведным. Василий Великий говорит, что за отеческие предания не будем мучимы, хотя и не исполним по немощи нашей; за Евангельские же неотсрочно будем мучимы. Ты еще представляешь в догмат Спиридония Тримифийского, что он за одно применение одра на ложе не мог терпеть, вышел из церкви. Мы его намерения не можем определить: почему он вышел из церкви? Чем было ему выходить, лучше бы он поправил диакона своего. Не угодно ли церковь оставить из-за незначащего изменения! А для тебя это догмат и все одно, что небесный гром! Вот это-то у баб и вера, да еще у Кириллы-епископа! Если бы ты прочитал деяния святых седьми вселенских соборов и их действия, я полагаю, что ты по своему тупоумию отказался бы от христианства. Это всегда так бывает, у кого болящие очи, лучше предпочитают гнилое дерево, нежели сияющее солнце. Ты сравни свои преступления, тогда не будешь поминать за Спиридония. А что святые были в опасности, это верно; целые соборы могли увлекаться страстью одного человека, даже святые были потаковники. Например, возьми историю Златоуста: не оболгали ли его в ереси оригенизма? – да в этом и святой Епифаний Кипрский был завлечен рукою сильных. Да этот-то угодник совершенно начал действовать против канонов, и, забыв свою святость, приехавши в Царь-град, начал в чужой епархии хиротонию производить. Или Ефеский собор против Нестория, явного еретика и отступника, – разве не увлечен был любовию антиохийский патриарх Иоанн со своими епископами против собора св. отец? Разве не составили ложный собор и прокляли св. Кирилла и Мемна Ефесского за правое исповедание? Если эту всю нелепость вывести на среду, то нужно будет целую историю написать. Да к тому же разве св. отцы не погрешили об исхождении Св. Духа, как-то: Иероним блаженный, Августин иппонийский епископ, и священномученик Ириней и прочие мнози? Но церковь их погрешительное учение не приняла, их же из числа святых не исключила. Потому-то и нужно писание принимать со всяким глубокомыслием и с рассмотрением, даже несмотря на его святую жизнь. Многие свидетельства, волхвами или самыми бесами правильно изглаголанные, св. церковь принимает; а за ложное изречение ангела анафеме предает. Вы, пожалуйста, не мешайте букву с законом. Ты привел текст из Кирилловой книги 36 л.: «яже есть переправляющий, Духом Святым утвержденный…» Этот текст совершенно не относится ни к Лариону Егорову, ни к Окружному Посланию. Вы только этим хотите более намарать бумаги, – дескать, будут после читать старики и старухи, и будут после величать владыку Кирилла, что вот какую философию отрыгнул от своего сердца! По твоему же лжеумствованию, господствующую церковь нужно проклясть за прибавление гласной буквы иже: это тебе чудный Спиридон Тримуфийский предал, что не остался в церкви за применение одра на ложе! Ты не понимаешь, что ты путаешь, берешь цитаты совершенно ни к чему не подходящие. Ты привел текст из Маргарита о непостижимом, говоришь: «последнего убо будет неистовства, еже имя ему полагати, таже аще и ведано и знаемо было бы ниже так обе нам безблазненно самим от себя наречение полагати владычнему существу», и подтверждаешь, что в Маргарите сказанное совершенно применимо к настоящему суждению. Дурной ты человек, до конца ты плотяной! А плотская мудрствующии вражда на Бога и духовного не приемлют. Ты сам пишешь, что «о непостижимом»; зачем же смешиваешь непостижимое существо с человеческим именем Исус? Исус имя человеческое, а не божественной субстанции. По твоему же лжеумствованию это имя Исус, ангелом нареченное Богу и Св. Троице: вот нелепость, вот хула любознательного философа! Богу имен много, они все отменны от человеческих имен: Господь, Вседержитель, Путь, Живот, Истина, Сый. Ты привел Спиридония, что он вышел из церкви за одно слово; если бы был в это время Спиридоний, он бы тебя, сквернословца, на огне сжарил. Имя непостижимому нарицать! Что ты, Бога крестил что ли? Слепому – все путь; у невежественных стропотные пути им кажутся гладки. Скажи, пожалуйста, если уж вы знаете, как называть Бога и коснулись до закона: «не прелагай предел вечных, яже преложиша отцы твои», то каким собором уставлена была обедня первого века, Иакова, первого епископа Иерусалимского? И на скольких просфорах она совершалась? И что вместо херувимской и прочих песней пели? Да, ты скажешь, что Христос его научил; пусть будет так, что Христос преломление хлеба сделал за трапезой. Зачем же Василий разрушил Христово предание, или Иоанн Златоуст – Васильево? Что скажешь против этого? Не прелагай предел вечных. Это уже не одра применение на ложе. Вот и смотри и дивись своему детскому понятию, сколько ты искусен различать пределы вечные с человеческими постановлениями. В первые века христианства сам Христос тайную вечерю просто за трапезой преломление хлеба сделал, и заветом вечным, и велел творить в Его воспоминание; таже прием чашу: «се есть кровь моя, пийте от нея вси» и прочая. Почему мы теперь тако не совершаем? А протестанты и теперь так делают. Но у них нет хиротонии, а кого общество изберет, тот у них и заведует духовными делами. И как заметно, что в первые века до Василия Великого были приносимы для божественной службы хлебы из дому, кто какие мог по своему усердию принесть, и нужно полагать, что они формы не имели, ни крестов, – о сем церковная история не передает ничего. Впрочем, это формальность не считалась обязательною. И тело Христово подавалось в руки; а которые хлебы приносимы были в роде просфор, по изъятии из оных частиц, предлагались на трапезе. Вот уже как далеко мы отступили от Христова предания и апостольских постановлений! А Иоанн Златоуст установил вместе с телом Христовым преподавать и кровь. Действительно, что это все далеко прошедшее. Но будь в то время наша интеллигенция и толпа необразованности, к тому бесстрашия и вольнодумства, по ходу настоящих дел не допустили бы жидов убить Христа и апостолов, а скорей по нашему суеверию убили бы сами. Если Ларион Егоров ничтоже вам согрешил, ни к Богу через Окружное Послание, а вы называете его волхво-чародеем и нехристианином! Какое ты право имеешь называть человека христианина волхвом, чародеем? За то, что он богохульников и крестохульников многих обратил на истинный путь и научил, как понимать о кресте Господнем и его святом имени Исус? Глуп ты, до конца глуп, да заметно уже и не поумнеешь. Но обаче за эти злохульства ты будешь судим не за одного себя, но за всю твою паству, которую ты развратил и ввел в заблуждение. Говорит Апостол: «аще стоит, или падает брат твой, он стоит или падает своему Господеви: силен бо Бог возставити его; а ты кто еси, судяй чужему рабу?» Вы не оставили не одной волосинки, чтобы ваше проклятие не коснулось этой невинной души! Через одно ваше ругательство он получит царство небесное: ибо он как великий поборник имени Иисуса Христова, и которого вы называете противником, даже антихристом, и креста Христова, который вы и доселе почитаете печатью антихриста, – он богохульников и крестохульников многих научил понимать правильно о сих великих тайнах; он Окружным Посланикм заметно попал самому дьяволу, как копием, в сердце: от того-то он вопит! Хотя вы и помогаете эту рану нанесенную исцелить, но она уже очень глубока. Ты ратуйся за дьявола, а Ларион за Христа. Он был истинный христианин; а что на дух не ходил, – это верно; а причащаться – он причащался запасным Агнцем, как это было и в древние времена. Почему он так делал? – тайна, никому не открыта. Но что касается судить чужие грехи, – вменяется пред Богом антихриста.

Анастасий епископ Измаильский

1887 г.

С некоторого времени примечается в расколе полный застой; как в подернутом плесенью болотце в нем царит совершенный покой. Полуграмотный Савватий по-прежнему тщится, и по-прежнему напрасно, придать торжественность своим служениям; благоревностный Арсентий Иванович по-прежнему чуть не каждый день посещает своего владыку – Савватия для совещаний о наибольшем размножении раскольнических попов; по-прежнему собирается Духовный Совет и раболепно исполняет желания Ивана Иваныча Шибаева и батюшки отца Петра. Ко всему этому привыкли, все это не нарушает общей дремоты. Болотную тишину только возмущает иногда возобновление старых споров между окружниками и неокружниками. Но и тут подобные явления, как письмо Анастасия Измаильского к Кириллу, долженствующее потрясти и привести в изумление и противуокружников и полуокружников, составляют необыкновенное явление; большею же частию дело ограничивается мелкими перебранками, в которых принимают участие ничтожества вроде «похвальбишки» Перетрухина, – пустыми объяснениями о предметах религиозного спора, да жалкими ликованиями по поводу перехода какого-нибудь темненькой репутации попа от окружников к неокружникам, или от неокружников к окружникам.

Мы говорили в свое время, что начетчики противуокружников (а надобно сказать, что у них начетчиков и ловких сочинителей больше, чем у окружников, среди которых и разные безграмотные люди слывут за начетчиков) еще в феврале месяце настоящего года представили в окружнический Духовный Совет шесть вопросов об Окружном Послании⁸⁴, на которые настоятельно требовали ответа, и так как ответа не получили, то в сентябре месяце, когда у окружников был съезд, или собор их архиереев, они подали этому собору заявление, в котором жаловались, что до сих пор не дают им ответа на шесть вопросов⁸⁵. В этом заявлении или «уведомлении» говорилось между прочим: «Секретарь Духовного Совета Перетрухин всем похваляется, что составил на наши вопросы ответы; но нам не вручает их; мы его о сем несколько раз просили, но он только хвалится. Он имеет значение среди вас, окружников, вместо профессора⁸⁶, а ответов нам никаких не дает. Это значит – пустой похвальбишка, который только за мзду что угодно готов написать, а против правды у него и слов никаких нет». Под заявлением подписался известный у противуокружников начетчик Медакин «с товарищи». Крайне обидный для самолюбия г. Перетрухина отзыв о нем как о «пустом похвальбишке» задел его за живое. Он решился доказать противуокружникам, что ответы у него готовы. Вскоре же после того, как был закрыт осенний съезд раскольнических архиереев, Савватий с нарочитым послом препровождает пакет к Иову, московскому архиепископу противуокружников: в пакете оказались именно ответы Перетрухина, одним Перетрухиным и подписанные. Ответы, разумеется, ничтожны и совсем не отвечают на весьма ловкие и трудные для окружников (особенно полуокружников) вопросы их противников; но Перетрухин, как бы в оправдание данной противуокружниками клички «похвальбишка», с помощью известного всем раскольникам «корреспондента» поспешил возвестить в одной из удобных для сего газет, что ответы противуокружникам составлены и поданы. Противуокружники, конечно, не замедлят разобрать эти ответы и показать их несостоятельность; но прежде всего они обратили внимание на то, что ответы подписаны одним Перетрухиным, тогда как вопросы поданы были вовсе не Перетрухину, а Духовному Совету и потом целому собору именуемых епископов. Это они и пожелали поставить на вид Савватию. Для объяснений с ним отправился Медакин сам со своими товарищами. Савватий принял депутацию, Медакин стал говорить ему:

– «Владыка! Мы просили вас вкупе с Духовным советом, и не только вас с Советом, но и целый собор приезжих епископов, ответить на наши вопросы; а ответы от вас присланы за подписью одного Перетрухина. Ответы Перетрухина для нас ничего не значат, да и сам он откажется от своих ответов, когда мы разберем их. Нам нужны ваши ответы, а не Перетрухина!»

Савватий ответил: «Ведь и с вашей стороны вопросы были поданы от мирских лиц, а не от духовных; вот мирской человек вам и ответил: чего же вам еще нужно?»

– Неправду говорите, владыка, – возразил ему Медакин, – не одни мирские лица к вам обращались с вопросами! Вспомните, год назад вам поданы вопросы от Кирилла епископа Балтовского и священноиереев: Захария Уральского и Ивана Нижегородского. Что же, ответили ли вы на их вопросы? А вопросы были важные! Тогда вы приглашали их устно побеседовать; а пришло время и от беседы уклонились под тем предлогом, что поп Захарий извержен и что с изверженным говорить не желаете, как будто один Захарий вам подавал вопросы! Видя вашу безответность пред нашими духовными лицами, вот мы, миряне, и обратились к вам со своими вопрошениями. Здесь важно не то, кто предлагает вопросы; а то, кому предложены вопросы: кому предложены, тот и должен отвечать вопрошающему. Мы спрашивали вас, вы и отвечайте. Скажите, по крайней мере, с вашего ли благословения Перетрухин писал и прислал свои ответы к нашему епископу Иову или без вашего соизволения? И рассматривали ли вы его ответы или не рассматривали?

Савватий ответил: «Отсюда без нашего благословения ни одно дело не исходит! Мы вместе с приезжими епископами рассматривали ответы, нашли их справедливыми и благословили Перетрухина отослать их вам».

– А если вы рассматривали ответы и нашли их справедливыми, то почему вы не подписались под ними? – спросил Медакин.

Савватий с гневом сказал на это: «Что ты пристаешь! Иди откуда пришел!» И не стал более говорить.

Этим и кончилось свидание противуокружников с московским владыкой полуокружников. Савватий, конечно, и не понимает, сколько отвращения внушает он и самим грамотным раскольникам своей невежественностью и своим грубым обращением. Он услаждается только тем, что к нему приходят на поклон и с повинной головой иные зашатавшиеся попы противуокружников. Мы говорили недавно, что он с радостью принял от противуокружников попа Матвея и определил его в моленную Латрыгина. Латрыгин сначала согласился принять Матвея; когда же узнал, что поп этот получил поставление от Тарасия, рукоположенного Софронием, соборно изверженным из сана, и что он, уходя от противуокружников, совершил татьбу, отказался принять его. Матвей, оставшись без места, начал опять заискивать расположения у противуокружника Иова, рассчитывая занять прежнее место; но не удалось и это, потому что Иов успел уже поставить на его место нового попа (разумеется, гусляка). Теперь Матвей пребывает в ожидании места от Савватия, и если доходного места Савватий ему не даст, то, без сомнения, опять уйдет к противуокружникам, если только Иов решится принять его, что весьма сомнительно. Истинные окружники были крайне недовольны Савватием за это принятие попа Матвея, а теперь еще более огорчены, когда Духовный Совет дал согласие на принятие другого попа противуокружников, Ивана Нижегородского. Этот поп Иван за разные проступки и за клеветы на своего епископа, Иовом был запрещен от священнослужения. Иван прибег за разрешением к другому противуокружническому епископу, Пафнутию Саратовскому: Пафнутий его не разрешил. Потерпев неудачу у Пафнутия, он обратился с той же просьбою к Кириллу Балтскому; но и Кирилл не исполнил его просьбы. Тогда поп Иван явился на Черемшан к окружническому епископу Паисию Саратовскому, с просьбою принять его в число окружников и определить на священническое место. Принять его в число окружников Паисий не отказался; но, зная, что он находится под запрещением от Иова, не дал ему разрешения на священнослужение. После всех этих неудач поп Иван и отправился в Москву к податливому «владыке Савватию», и припал к нему с прошением принять кающегося, затем дать хорошее поповское местечко. Савватий возрадовался появлению нового попа от противуокружников и пошел с ходатайством за него в Духовный Совет. Узнав об этом, Иов послал Савватию письменное «Уведомление», которое приводим здесь вполне. Вот что́ писал Иов:

«Дошло до нашего смирения сведение о том, что к вам обратился от нас поп Иван Трифонов Давыдов из села Елфимова Лукояновского уезда Нижегородской губернии, запрещенный нами и всеми нашими боголюбивыми епископами от 11-го июля 1894 года за разные клеветы на нас, которые он делал от нетерпения, что мы ему не дали хороший приход, а не по убеждению своей совести, как он говорит теперь вам. Это видно из его присланного нам письма от 21-го октября того же года, которое он писал спустя от запрещения более трех месяцев, кое вам в копии при сем и посылаем⁸⁷."

Вследствие чего прошу вас, таким озорникам, которые идут к вам не по убеждению, а только чтобы карманы набить грошами, не дозволять священнокормчемствовать, – эти прошаки святые алтари считают за торговую лавочку, а также и быть своему слову верными, сказанному нам чрез посланных к вам с донесением на бывшего попа Симеона Нижегородского, которого мы лишили сана 10-го июля сего года, и не быть потаковником таким беглецам из-за кармана, как и этот поп Давыдов от нас запрещенный. Он к вам тогда только обратился, когда наш епископ Пафнутий не разрешил его, а послал к нам; да притом о поведении этого распопа можете справиться чрез своего епископа Кирилла Нижегородского, который получит точные сведения чрез своего священника Илию, близко живущего с распопом Иваном и хорошо знающего его биографию.

Довольно для вас и не запрещенных попов принимать, которые хотя тоже достойны запрещению, но все-таки чрез обман, а получившие разрешение».

Смиренный Иов епископ Московский.

7-го октября 1895 года. Москва.

Сделанное в этом «уведомлении» напоминание Савватию «быть верным своему слову» имеет в виду то обстоятельство, что некогда Савватий действительно дал торжественное обещание Иову чрез его послов поступать с запрещенными от него, Иова, попами, если они будут являться, точно также, как поступил Иов, с принятым от окружников нижегородским попом Семеном, которого Иов, как только узнал, что он запрещен от окружнического епископа Кирилла Нижегордского, немедленно лишил священства. Теперь Иов, напоминая Савватию его обещание, требует также поступить с запрещенным попом Иваном. Что же сделал Савватий, – вразумился ли справедливым требованием Иова и сдержал ли свое слово? И не подумал! Не смотря ни на что, в явное нарушение церковных правил, попа Ивана, заведомо лишенного сана поставившим его епископом, он принял в сущем сане священника и разрешил ему совершать священнослужение. Понятно, Иов крайне обиделся на Савватия и на Духовный Совет окружников, с ведома которого так поступил Савватий, – он решил с ними как с явными попирателями церковных правил прекратить всякое сношение. Ради чего же Савватий дозволяет себе такие противузанные в глазах самих раскольников поступки? Единственно ради того, чтобы похвалиться пред своими и особенно пред обществом противуокружников, что к нему даже и попы их идут один за одним! Но принять двух попов, из коих один, притом лишенный сана, за которыми не последовал никто из прихожан (кроме одной девицы), – еще не великая слава. Похвалиться скорее могут противуокружники тем, что к ним перешел от окружников старый самарский поп Василий со всем своим приходом, – перешел вследствие того, что смущается двойственностью и противоречивостью окружников в понятии об Окружном Послании. Вообще же, эти свободные переходы раскольнических попов с одной стороны на другую и неразборчивость Савватия, кукольного владыки раскольников, с какою он принимает даже запрещенных противу-раскольнических попов, равно как ставит в попы без разбору всякого, кого подсунет Арсентий Иваныч, – все это достаточно показывает, какое самовольство и бесчиние господствуют в новосочиненной раскольнической иерархии. Ничего другого, впрочем, нельзя и ожидать в этой иерархии, чуждой благодати истинного архиерейства.

Своего рода событием в расколе был приезд в Москву известного раскольнического миссионера и литератора Онисима Швецова, именующегося также священником Арсением. Он прибыл в Москву в последних числах октября месяца и прожил здесь целую неделю. Примечателен случай, заставивший его приехать в Москву, где раскольнические власти не слишком жалуют эту знаменитость. Он был вытребован Духовным Советом по доносу на него от Пафнутия Казанского. Пафнутий жаловался, что Швецов неуважительно относится к изданным при пяти святейших патриархах российских богослужебным книгам, порочит некоторые молитвы в древлепечатных Служебниках, назывет их неправильными и выкидывает как неудобные для чтения. Пафнутий находил, что такими отзывами об уважаемых старообрядцами книгах и таким непочтительным с ними обращением Швецов может произвести соблазн среди старообрядцев, или, что всего опаснее, внушить и им неуважение к древлепечатным богослужебным книгам. Духовный Совет признал необходимым потребовать у Швецова объяснений по этому делу, для которых и пригласил его в Москву. Швецов не отрекся пред Духовным Советом, что действительно считает сомнительною правильность положенной в Служебнике молитвы, которую священник должен читать пред литургией, так как в ней священник кается во множестве гнусных, даже противоестественных грехов, и что молитву эту он не читает, а заменил ее другою, найденною в древних Служебниках. «Впрочем – прибавил он, – это я делаю не самовольно, но испросил благословение так делать у своего владыки» (Кирилла Нижегородского). Ввиду ли этого последнего обстоятельства, или не находя и со своей стороны ничего предосудительного в поступке Швецова, только Духовный Совет не подверг его никакому взысканию или замечанию и отпустил его с миром. С нашей православной точки зрения, Швецов поступил правильно, исключить из Иосифовского Служебника молитву, которая как неудобная по содержанию и не находящаяся в греческом подлиннике была исключена и при соборном исправлении богослужебных книг; правильно поступил и Духовный Совет, признав такое действие Швецова не подлежащим осуждению. Но правильно ли поступили все они со своей раскольнической точки зрения? Ведь основное правило раскола требует – не изменять не только целых молитв, но и одной буквы в старых патриарших книгах: по какому же праву Швецов исключает, признав ее негодною, целую молитву из Иосифовского Служебника, а Духовный Совет одобряет такое его действие? Дозволив г. Швецову исключить одну молитву и заменить ее другою, Духовный Совет не развязывает ли ему руки и на дальнейшие поступки в этом роде, – не разрешает ли делать и новые исключения, и перемены в патриарших изданиях, по своему усмотрению одно вычеркивать, другое поправлять? Если же раскольнические духовные власти дозволяют такие, притом произвольные, поправки одному лицу, некоему г-ну Швецову, то как же они могут утверждать, что такого права не имел целый собор пастырей церкви? Как смели и смеют осуждать их за исправление старопечатных книг, притом непроизвольное, а на основании греческих подлинников и харатейных славянских? Как смели и смеют из-за этих законных исправлений даже отделяться от церкви? Но должно быть на раскольнических весах иная цена православным пастырям, и иная Онисиму Васильевичу Швецову! Впрочем, Онисиму Васильичу все-таки в Москве почета и привета оказывали немного. Даже и квартиру имел он не в приюте владыки Савватия, а у своей благодетельницы Морозовой, и удерживать его в Москве вовсе не старались. Гораздо привольнее жить ему под крылом его владыки – Кирилла Нижегородского, который питает к нему большое уважение и очень дорожит его миссионерскими подвигами. По его благословению он ездил на беседы в Самарскую губернию по приглашению здешних старообрядцев, а потом, даже вместе с самим Кириллом, – в Костромскую губернию и в Иваново-Вознесенск. В Москве своим знакомым Швецов хвалился, что везде на беседах одерживал полную победу над православными. Но это обычные сказки раскольнических совопросников…

О Пафнутии Казанском приходят известия, что он, как мы и полагали, не исполняет данного на соборе раскольнических епископов обещания переселиться из Черемшана, епархии Паисия, в свою казанскую епархию. Очевидно, ему тяжело расстаться с насиженным теплым гнездом, где так заботится о нем владелица Черемшана, великая его поклонница. Все это крайне тревожит Паисия, и положение его действительно тяжело, тем более что Фекла Евдокимова, владелица Черемшана, не скрывает своего неудовольствия на него за желание удалить Паисия в казанские пределы. Паисий, как слышно, помышляет даже о том, чтобы оставить свою епархию. В Москве Драгуновы, Шибаевы и прочие не очень скорбят о Паисии, но боятся, как бы он не перешел на жительство в Москву, где имеет многих почитателей, к крайней их досаде. На Пафнутия же все разумные старообрядцы не могут надивиться, как переменился он, особенно с тех пор, как изменил Окружному Посланию: на старости лет сделался интриганом! И эти распри раскольнических архиереев, как и проделки их попов, не подтверждают ли опять сейчас сказанного нами о своевольствах и бесчиниях господствующих в самочинной раскольнической иерархии, – господствующих как неизбежное последствие именно ее самочинности?

Ровно десять лет тому назад, по приглашению преосвященнейшего Германа, тогдашнего епископа Ставропольского, о. архимандрит Павел совершил с миссионерской целью путешествие по Казанской епархии. Первым местом, где он беседовал с кавказскими старообрядцами беспоповского согласия, было селение Пелагиада. Беседы о. Павла о вечности церкви Христовой и богоучрежденного в ней священства, о необходимом существовании в ней Богоустановленных таинств, особенно же таинства тела и крови Христовых, произвели большое впечатление на старообрядцев, и преимущественно на молодых. Посеянные им семена правильных понятий о церкви запали в сердца слушателей и, постепенно возрастая, начали приносить свой плод. В уважаемых старообрядцами старопечатных книгах, из которых о. Павел приводил им свидетельства и доказательства в подтверждение своей проповеди, они и сами находили потом свидетельства, что в истинной церкви необходимо должно быть священство и совершение седми Богоустановленных таинств, и что особенно без причастия тела и крови Христовых невозможно наследовать жизни вечной, а потому не могли не видеть, что их общество, не имеющее ни священства, ни таинств истинной церкви Христовой не составляет. Начали они здраво судить и о церкви греко-российской как имеющей законное священство и совершение всех седми таинств; но признать ее истинною церковию Христовой для них служили препятствием допущенные ею мнимые новшества, как то, триперстное сложение, сугубое аллилуя, имя Иисус и проч. Правда, из «Выписок Озерского» они видели, что имя Иисус, тройственное аллилуя и прочие обряды, почитаемые старообрядцами за новшества, содержатся и в старинных, древлеписьменных и старопечатных книгах, но довериться вполне «Выпискам Озерского» и положиться на них считали опасным, так как питали сомнение относительно правильности Выписок, – не знали, верно ли они сделаны, нет ли в них какого подлога и искажений; думали, хорошо бы справиться об этом в самых книгах, из которых сделаны выписки. Наконец, в нынешнем году общество здравомыслящих старообрядцев селения Пелагиады по совету и предложению преосвященнейшего Владимира, епископа Кавказского, решилось послать в Москву нарочных людей из своей среды для обозрения Хлудовской и прочих московских библиотек и древлехранилищ, чтобы они лично проверили, имеются ли действительно в старых книгах те свидетельства, которые приводятся в «Выписках Озерского», а также и затем, чтобы они побеседовали с архимандритом Павлом и с беспоповскими начетчиками: Зыковым и Надежиным.

Для поездки в Москву они выбрали четверых более грамотных и сведущих старообрядцев: Савелия Воробьева, Харлампия Бабикова, Антипа Мальцева и Матвея Злотарева. Преосвященный Владимир, утешенный этим добрым предприятием старообрядцев, дал отправляющимся в Москву потребную сумму на проезд, а в спутники им определил новообращенного из раскола в православие крестьянина того же селения Пелагиады Елисея Купина, которому вручил также письмо к архимандриту Павлу⁸⁸. В Москву они прибыли во второй половине октября, и, по обычаю всех подобных странников, явились прямо в Никольский монастырь, чтобы вручить письмо преосвященнейшего Владимира архимандриту Павлу. К великому их сожалению, о. архимандрита в Москве не было (он находился в Крыму для поправления здоровья); управлявший монастырем в его отсутствие о. игумен Филарет принял их с обычным в обители радушием и вниманием, а ближайшее руководство ими в деле, для которого они прибыли, поручил своему помощнику по должности библиотекаря М.Е.Шустову. Прежде всего, занялись они рассмотрением рукописей и старопечатных книг в Хлудовской библиотеке, проверяли по ним «Выписки Озерского», и, само собой разумеется, нашли, что они сделаны со всей точностью и верностью. Затем осмотрели патриаршую библиотеку, и ризницу, и древние святыни кремлевских соборов, опять с книгою «Выписок» в руках, а также своими очами убедились в правильности сделанных в ней ссылок и указаний.

Нужно было прибывшим искателям истины исполнить и другое поручение пославших – увидеться и последовать со своими беспоповскими начетчиками. Явились они к Зыкову, объяснили ему, зачем приехали в Москву и что здесь видели. «По древним книгам, говорили они, которые мы видели, оказалось, что те обрядовые предметы, которые мы называем новшествами, существовали и в древности; значит, мы неправильно именуем их новшествами и ересью, введенною в греко-российскую церковь патриархом Никоном». Зыков продержал их у себя целую ночь и всячески старался доказать им мнимые ереси православной церкви; о книгах же, виденных ими, о древних рукописях и даже старопечатных книгах отзывался, что все они – сомнительные, подложные или искаженные еретиками-никонианами, и верить им никак не следует. Эта неимоверная по своей наглости ложь, которую позволил себе говорить г. Зыков, и со всей авторитетностью, свойственной невежественному раскольническому учителю, несколько смутила приезжих старообрядцев.

От Зыкова они пошли к другому начетчику беспоповцев – Ф.О. Константинову, к которому послал их сам Зыков как к своему союзнику и помощнику⁸⁹. Федор Онисимов, однако же, не подтвердил сказанного Зыковым о древних рукописях, – напротив сознался, что в некоторых древних книгах действительно находится имя Спасителя, написанное с двумя гласными буквами Иисус; он уверял только, что таких книг ничтожное количество в сравнении с книгами, где писано Исус. Зато он с таким же озлоблением, как и Зыков, говорил о мнимом еретичестве церкви греко-российской и ее пастырей, которые, будто бы, опорочив имя Исус, опорочили не одно это имя, а и самую ипостась Святой Троицы. Вообще, Зыков с Константиновым опять внушили приезжим старообрядцам, знакомым с хитрыми уловками московских проповедников раскола, сомнение относительно церкви и относительно самых книг и других памятников древности, которые они видели. Тогда Шустов пошел вместе с ними к Зыкову и сказал ему о недобросовестности его поступка, что он пред простыми доверчивыми людьми решился говорить такую ложь, будто древние книги, у которых есть и выходы, – подложные. Зыков ответил ему, что будто бы не называл книги Хлудовской библиотеки подложными, но говорил только, что прежде они были не известны, а стали известны лишь в недавнее время. Но приезжие старообрядцы тут же обличили его во лжи, – они сказали Зыкову: «Вчера ты прямо говорил нам, что эти книги – подложные, писаны не более как семьдесят или сто лет тому назад, и доверяться им отнюдь не следует». Между тем Зыков, желая поддержать свои теперешние слова, что книги, о которых идет речь, действительно стали известны только в недавнее время, обратился к Шустову и стал говорить: «Докажи, что эти книги были известны до Никона патриарха!» Но Шустов справедливо заметил ему: «Дело не в том, когда книги сделались известны кому-либо, а в том, когда они написаны; о времени же, когда они написаны, свидетельствуют выходы, из коих видно, что Юрьевское Евангелие написано в 1118 году, игумена Моисея в 1323 году. А если книги эти существовали, то, разумеется, и были известны тем, кому принадлежали, и кто ими пользовался». Старообрядцы стали просить Зыкова, чтобы он сделал публичную беседу с Шустовым, и даже указали самый предмет, о котором должна быть беседа, подав ему записку следующего содержания: «Иван Иванович! Мы желаем узнать, – что по разделении нашем составляем ли мы ту церковь, которую в символе веры исповедуем». Сделать беседу Зыков согласился, но беседовать о церкви и о том, составляет ли общество беспоповцев церковь Божию, решительно отказался; напротив, он предложил беседовать о разделении старообрядцев с церковью, и прибавил, что ни о чем другом беседовать не согласен. Кроме того, он поставил непременным условием, чтобы соблюдаемы были правила относительно порядка беседы, которые сам он составит. Пришлось согласиться на все требования г. Зыкова, и он тут же написал собственноручно следующее «условие», приводимое с буквальною точностью:

Москва, 20 октября 1887 года

Условие для ведения и руководства духовной беседы

1-е. Во время беседы собеседникам иметь равноправие и книгами пользоваться свободно.

2-е. Во время ответа некончивши ему, речь другому не починать.

3-е. Из числа слушателей в нашу беседу никто не должен вступать.

«Итак, да будет мир, спокойствие и тишина, и самим собеседникам полная свобода глаголати и показати истину от законного писания».

Добавление

«По требованию Михайлы Ефимовича следующее: тогда при беседе, если я, Зыков, какую-либо книгу усмотрю неправильную или сомнительную, обязуюсь дать подписку в ее недостоверности.

Беседу начать о предмете спора и причины разделения, произведшую здесь в рассеи.

Некончивши предмет, к другому не переходить. А если кем сие условие будет нарушено, то считать беседу уже конченою, и в том подписуюсь».

Подписаться, впрочем, он предложил сначала Шустову, что тот и сделал; потом сам сделал следующую подпись: «Смиренный И. И. Зыков».

Беседу назначили составить 25 числа октября, в воскресенье, в 12 часов дня, в Хлудовской библиотеке. В назначенный день послушать беседу собралось довольно много народу, и православных и старообрядцев. Зыков явился в сопровождении Константинова и других беспоповцев. По занятии места еще до начатия беседы Шустов положил на стол пред Зыковым несколько древлеписьменных с выходами, и сказал ему: «Так как вы, Иван Иванович, отрицали древность книг Хлудовской библиотеки, утверждали, что их существованию – не более семидесяти лет, то потрудитесь собственными глазами просмотреть их и доказать их подложность». Зыков ответил, что он прибыл для беседы, а не книги рассматривать. Ему заметили: «Беседа начнется; а вы прежде беседы потрудитесь посмотреть лежащие здесь книги и сделать о них свои отзывы – древние ли они или не древние». Зыков решительно отказался смотреть книги, сказал, что когда придет время, тогда и посмотрит, а теперь смотреть не будет. Долго длилось пререкание: православные требовали, чтобы Зыков сделал отзыв о книгах, а Зыков упорно отказывался. Для всех было ясно, что требованием православных он поставлен был в затруднительное положение: сознаться, что книги – древние, значило бы ясно обнаружить пред приезжими, что он говорил им ложь; сказать, что – не древние опять нельзя, ибо тогда самыми выходами этих книг изобличили бы его, что говорит неправду, и это, по условию, его заставили бы засвидетельствовать письменно. Вот почему он так упорно отказывался от рассмотрения книги. После долгих пререканий, Шустов сказал, наконец, громко: «Итак, вы, г. Зыков, за глаза эти книги порочите, называете подложными и новыми, а доказать это не хотите и не можете. Так все мы и будем знать. Теперь извольте начинать беседу».

Зыков прочитал сначала «условие», о чем и как вести беседу; потом начал по тетрадке читать, как он выражается, душеубийственные клятвы, изреченные иерархами российской церкви на именуемые старые обряды. Тогда Шустов заметил Зыкову, что свою речь о разделении старообрядцев с церковью он не с того начал, что надо начинать с первой причины разделения, а клятвы изречены уже тогда, когда старообрядцы отделились от церкви и за это отделение, значит, они причиною разделения быть не могли, а сами вызваны уже совершившимся разделением. «Первое разделение старообрядцев с церковью – говорил он, – последовало еще в 1653 году, вскоре после того, как патриарх Никон издал память об употреблении троеперстия в крестном знамении и о поклонах в Великий пост, то есть, чтобы при чтении молитвы Господи и Владыко живота моего полагать только четыре великие поклона, а прочие 12 в пояс». В доказательство того, что первое отделение предков старообрядцев от православной церкви последовало в 1653 году вслед за изданием памяти патриарха Никона, Шустов привел по «Материалам для истории раскола» свидетельства самих расколоучителей первого времени. Протопоп Аввакум писал: «А се и яд отрыгнул (Никон): в пост великий прислал память к Казанской к Неронову Иоанну. В памяти Никон пишет: по преданию св. Апостол и св. отец не подобает в церкви метания творити на колену, но в пояс бы вам творити поклоны, еще и тремя персты бы есте крестились. Мы задумались, сошедшеся между собою, видели, яко зима хощет быти, руце озябли и ноги задрожали». (Мат.для ист.раск.т. 5, стр. 17 и 18). Затем в августе месяце того же 1653 года протопоп Аввакум не стал и в церковь ходить, также народ начал от церкви отлучать и в сушиле у Неронова открыл свое богослужение, как сам о том пишет к Неронову: «Я грешник помянул изгнание великого светила Златоустого, и собрался с братией о Господе в дому твоем в сушиле после тебя в первое воскресенье побдети». («Мат.» т.1, стр.21). О том же и к тому же Ивану Неронову писал еще Казанского собора священник Иван Данилов: «Мы к Аввакуму Елизара послали, чтобы в церковь шел, и он, Аввакум, к церкви не начал ходить, а завел у тебя на дворе свое всенощное, а у нас от церкви детей твоих и иных прихожан отозвал, а иные от них приходили нарочно позывать от церкви в сушило, а иной и так говорил: в некоторое время и конюшня-де иныя церкви лучше. Да и Лазарь-поп уже тогда не стал в церковь ходить». (Там же стр. 30 и 31). В подтверждение того, что первые расколоучители отделились от церкви ранее произнесения соборных клятв на них, Шустов привел также свидетельство из Истории русской церкви митрополита Макария, и в заключении сказал: «Итак, первые расколоучители отделились от церкви еще в 1653 году и отделились только из-за двух предметов, – из-за уменьшения земных поклонов и отмены двуперстного сложения; соборные же об них определения последовали спустя пятнадцать лет, и изречены вследствие самого их отделения от церкви и за их хуления на церковь. И вам следует начать рассуждение с первой причины разделения; а указывать на «душеубийственные» клятвы как на причину разделения совсем несправедливо».

Зыков возразил против этого, что ни в одной истории, изданной до шестидесятых годов, не упоминается, чтобы Аввакум и прочие его товарищи вследствие изданной патриархом Никоном Памяти в 1653 году отделились от церкви и собирались на служение и молитву в сушиле, и потому повествование «Материалов для истории раскола» об отделении Аввакума в 1653 году должно считать неосновательным, противоречащим «всей практике церковной» (подлинные слова Зыкова). Единичный случай отделения Аввакума может ли, говорил он, называться практикой? А что касается до истории Макария, то и она, как недавно вышедшая и составленная на основании помянутых «Материалов», тоже должна считаться сомнительною, противоречащею прежним сказаниям. А из прежних сказаний он сослался на книгу Есипова «Раскольничьи дела 18-го столетия», где сказано, что Аввакум отделился в 1655 году. Вообще, он хотел подорвать доверие к «Материалам».

Шустов заметил Зыкову, что в «Материалах» изданы старинные, большей частью подлинные документы и сочинения. Там и письма Аввакумовы и казанского священника Ивана Данилова напечатаны с подлинных, найденных в Синодальной библиотеке.

Зыков сказал: «Вся практика церковная прежней печати в книгах не говорит об этом! Да и Субботин сказал, что издает новые материалы, которых прежде не было».

Шустов: «Николай Ивыныч называет их новыми не в том смысле, что они недавно сочинены или вымышлены, а в том, что они недавно им отысканы и в первый раз издаются».

Зыков еще указал на то, что письмо Аввакума помечено сентябрем 1653 года. Значит, говорил он, письмо писано всего два месяца спустя после вступления Никона на патриаршество, когда не могло еще случиться упоминаемых в письме событий, и этим подрывается доверие к письму⁹⁰.

После этого он взял опять в руки свою тетрадку и хотел читать о клятвах. Шустов заметил ему: «Вы нарушаете условие, в коем сказано, чтобы, не кончивши одной речи, к другой не переходить. Прошу вас сказать: те предметы, из-за которых Аввакум и прочие отделились от церкви (поклоны и двуперстие), суть ли догматы веры, не подлежащие изменению, так что за изменение оных можно было бы отделиться от церкви?» Зыков на это ничего не ответил. Тогда Шустов вычитал из Кормчей 31-е апостольское правило и антиохийского собора пятое, строго воспрещающие пресвитеру или дьякону отделяться от своего епископа и подвергающие таковых отлучению.

«Итак, прибавил он, и предки наши, и вы находитесь под отлучением апостольских и соборных правил, так как вы ничем не могли оправдать свое отделение от православной церкви и ее пастырей».

Пред окончанием беседы Зыков, по условию, написал следующую любопытную записку:

«Михаил Яфимыч представил три книги нынешнего издания, в которых вычитал, что Аввакум в 1853 году собирался на всенощное бдение повине. А я в них усомнился на основании изданных книг до 1860 г. об Аввакуме, печатавши о сем и помину нет. А, напротив, в свою очередь, просил его для удостоверения показать мне хотя из одной книги, изданных о сем предмете, то буду от (него?) и дожидаться.»

Иван Зыков, 25 октября 1887 г.

Лукавство и уклончивость Зыкова во время беседы, особенно по вопросу о древлеписьменных книгах, произвели невыгодное впечатление на приезжих старообрядцев. По крайней мере, в тот же день, по окончании беседы, они обратились к о. игумену Филарету с просьбою дать им два экземпляра «Указателя Хлудовской библиотеки», на которых желали сделать надпись о верности «Выписок Озерского», с тем, чтобы один подписанный экземпляр оставить в библиотеке, а другой взять с собою. О. Филарет дал им каждому по экземпляру «Указателя», и на всех они сделали следующую надпись: «Подписуемся в том, что мы проверили те предметы, в которых мы были сумнительны: оказалось все это верно по старопечатным и древлеписьменным книгам, по всем согласно «Выпискам Озерского». В том и подписуемся: крестьяне Ставропольской губернии села Пелагиады Савелий Воробьев, Харлампий Бабиков, Елисей Купин, Антип Мальцев, Матвей Златарев, 25 октября 1887 года»,

После этого они еще некоторое время побыли в Москве, и трое из них посетили Троицкую Сергиеву Лавру, где осмотрели знаменитую ризницу с ее древностями, и затем отправились восвояси. Дай Бог, чтобы путешествие их в Москву и пребывание здесь послужило им на пользу, и чтобы лживые речи и злые советы беспоповских учителей – Зыкова и Константинова – не сбили их с прямого пути ко святой церкви, на который они вступили!

Теперь скажем несколько слов по поводу странных речей Зыкова о «Материалах для истории раскола» и, в частности, о письме протопопа Аввакума. Он отвергает подлинность письма и вообще подвергает сомнению напечатанные в «Материалах» документы на том основании, что какая-то «церковная практика» не знала их до шестидесятых годов, что явившиеся с 1860 г. издания он вообще не находит возможным принимать. Представьте себе, читатель, всю дикость этого учения, полагающего конец всякому разъяснению истории через открытие и издание памятников старины! И ужели г.Зыков не понимает всей нелепости того, что говорит? Представим, что у самого г.Зыкова хранится в подлиннике какое-нибудь произведение одного из первых расколоучителей – Аввакума, дьякона Федора или Никиты Г.. Зыков читает его с наслаждением, не знает ему цены, с благоговением показывает его своим знакомым. Но вот какому-нибудь ученому удалось также видеть у него этот памятник, и не только видеть, но даже снять с него точную копию и по этому верному списку издать его, но, к несчастью, после 1860 года, – и вот, памятник, которым доселе так дорожил г. Зыков, делается для него сомнительным, теряет всякую цену, он больше не хочет ему верить, потому что «практика церкви» до шестидесятых годов его не знала! Мы не думаем, однако, чтобы г. Зыков не понимал всей дикости своего нового учения; тут – не одно раскольническое невежество, тут – больше раскольнического лукавства и недобросовестности. Нужно как-нибудь отделаться от памятника, крайне неприятного ему, обличающего его ложь, – и вот провозглашается, что этому памятнику нельзя верить, потому что он не был известен в печати до шестидесятых годов. Вот в настоящем, 1887 году, г. профессор Каптерев обнародовал свидетельство о том, что якобы у греков во время крещения Руси господствовало двуперстие. Что же, отвергает ли г.Зыков это свидетельство потому только, что оно явилось в 1887 году и «практика церкви» доселе его не знала?

И почему это г.Зыков восстает против памятников, изданных именно после 1860 года? Мы знаем, что упорнейшие из раскольников не придают никакого значения всему написанному и напечатанному православными от лет п.Никона, и это понятно⁹¹; но почему подвергается сомнению изданное именно после 1860 года? Причем тут 1860-й год? В записке своей Зыков прямо говорит: «а я в них («Материалах» и в Истории м. Макария) усумнился на основании изданных книг до 1860 года». Дело опять в том, что требовалось во что бы то ни стало отвергнуть подлинность Аввакумова письма: из письма видно, что Аввакум отделился от церкви в 1655 году. Явное противоречие! Но г.Есипову г.Зыков верит: значит письму Аввакума, да уж кстати и всему, что издано после книги г.Есипова, верить нельзя! Итак, все дело – в г.Есипове. Г-н Есипов – историк-дилетант, или, пожалуй, «историк-беллетрист». Он писал рассказы о раскольниках по архивным делам, да по готовым сочинениям, из которых буквально заимствовал, что ему хотелось, не особенно заботясь об исторической точности и правде. В статье «Семейство Аввакума» (т. 1, стр. 107–127), которую собственно г. Зыков и имеет в виду, рассказывается сначала биография Аввакума, в которой действительно говорится, что по издании Никоном памяти о поклонах Аввакум с Данилом костромским подал царю челобитную, что «это было в 1655 году», и что уже после этого Аввакума «схватили во время совершения всенощной в Казанском соборе» и «с ним взято 60 приверженных ему стрельцов» (стр. 111). Биографию Аввакума г. Есипов, как и сам говорит в примечании, «извлек преимущественно из Энциклопедического лексикона», где была напечатана об Аввакуме статья покойного П. И. Мельникова (т. 1, стр. 149–154). Напутал, собственно, г. Мельников, а г. Есипов только с непохвальной доверчивостью повторил его путаницу. У Мельникова действительно говорится и то, что челобитную Аввакум подал в 1655 году, и то, что Аввакума взяли потом, когда он служил всенощную в Казанском соборе, и что с ним взяли «60 приверженных к нему стрельцов»⁹². Откуда же заимствовал все это г. Мельников? Единственным источником для него служила автобиография Аввакума. Но в ней Аввакум пишет вот что: «Поставили (Никона) патриархом… в пост великий прислали память… в пояс творити поклоны, еще и тремя персты бы крестились… Мы же с Данилом, написав из книг выписки о сложении перст и о поклонах, и подали Государю… После того вскоре схватил Никон Даниила (костромского), темниковского Даниила, Неронова Ивана… Также меня взяли от всенощного"⁹³. Очевидно, что взятие Аввакума последовало спустя несколько времени по издании памяти, которая разослана «в пост великий», то есть в феврале или марте 1653 г., а никак не в 1655 г., когда Аввакум здесь говорит только: «взяли от всенощного», а не говорит, что всенощную он служил тогда в Казанском соборе. Собственное письмо его к Неронову и письмо казанского священника Ивана потому особенно и важны, что они объясняют, где Аввакум служил всенощную и где его взяли⁹⁴. Итак, совершенно произвольные показания г. Мельникова и г. Есипова, что будто бы Аввакума взяли в 1655 г.⁹⁵ Зыков принимает за несомненные потому только, что они служат ему на пользу; а на точных данных основанные указания, что это случилось в 1653 году, отвергает как сомнительные, да уж, кстати, объявляет сомнительным и все, что явилось в исторической литературе по расколу после 1860 года после издания книги г. Есипова! А между тем, как он не понял, что, в сущности, и г. Есипов помогает ему очень мало: если протопоп Аввакум отделился от церкви и в 1655 г., а не в 1653-м, то ведь все же ранее тех «душеубийственных» клятв, в которых ему желательно указать причину разделения между старообрядцами и церковью.

Всего примечательнее, что г. Зыков не хочет верить подлинному, собственноручному письму о себе протопопа Аввакума, – письму, с которого приложен в «Материалах» и точный снимок. Смотря на это, сохранившееся доселе собственноручное письмо знаменитого протопопа и на этот снимок с него, так и представляется, что как будто сам Аввакум явился с того света, чтобы сказать своим несчастным потомкам, погибающим в расколе, когда и как он в первый раз совершил преступное дело раздора с церковью. Но г. Зыкова не может убедить и сам с того света явившийся протопоп Аввакум, – на нем сбывается слово Евангелия: и аще кто из мертвых воскреснет, не имут веры… (Лук. 16:31).