Что такое раскольничий брак

(По поводу недавнего процесса о двоеженстве раскольника, обратившегося в православие).

Брак в сем имать чистоту и честь, еже очищатися от блуда: и сего ради блуда не брать есть, ни браку начало, но грех и преступление Закона Божия; якоже аще кто по блудодеянию совокупится с женою, да отступит от нея, аще есть мощно: уньше бо есть. Аще же всем образом не отторжено имата друга ко другу и хощета, оттоле жити брачнаго сожития любавию, блудодеяния приимета запрещение: оставлени же будета тако жити, да не горше что будет. (Толков. на 26 прав. Св. Вас. Вел. Кормч. гл. 21).

«11 – го Октября (1894 года) в уголовном кассационном департаменте слушалось весьма важное, принципиальное дело (!) по кассационной жалобе мещанина Василия Алексеева (он же – Парфенов) на решение Московской судебной палаты¹). Важность или принципиальность дела – как выражается наш столичный орган – обусловливается «серьезным бытовым и юридическим вопросом, впервые в судебной практике, поставленным прямо и категорически: первый существенный вопрос, возбуждаемый кассационной жалобой, есть вопрос о том, что такое есть брак раскольников и каково его юридическое и нравственное значение. Знаменует ли такой брак семейный союз, направленный к сохранению общественного порядка и нравственности, или же он – простое, блудное сожитие, последствия которого предусмотрены в 994 ст. Улож. о наказаниях»?

Так объяснил важность этого дела собственно для судебной практики известный судебный оратор А.Ф. Кони, в качестве Прокурора Сената, участвовавший в рассмотрении процесса².

С еще большим – смеем в этом уверить‚ – прямо с животрепещущим интересом прочли краткое изложение этого процесса некоторые православные священники, именно те, коим приходилось иметь дело с лицами, подобными В. Парфенову и решать возбужденный впервые в судебной практике вопрос неоднократно уже в своей священнической практике. Наибольший интерес для православных пастырей представляло строгое и точное применение к преступнику закона 1874 г. 19 Апр., которым узаконялся при определенных условиях раскольничий брак. Двадцать лет протекло со времени издания этого в высшей степени важного закона, изменявшего радикально вековое воззрение нашего гражданского законодательства на раскольничьи браки: между тем, за все это время не было повода до настоящего дела официально и гласно напомнить о силе этого закона. Давностью укоренившийся прежний взгляд законодательства и пастырской практики, в действительности превозмогал новое воззрение, тем более что и сами раскольники не охотно пользовались гуманностью этого закона. К этому присоединить должно и то, что со стороны Святейшего Синода не издано было для руководства в епархиальной практике никаких разъяснительных к этому закону постановлений. Приняв в соображение эти обстоятельства, читатель перестанет удивляться, если мы скажем, что этот закон едва совсем не был позабыт и даже многим священникам, в приходах коих есть много раскольников, был до настоящего дела совершенно неизвестен и сделался известным только по прочтении этого процесса.

Итак, настоящий процесс и напомнил о существовании этого забытого закона, и во сей силе подтвердил его, и кроме того установил фактически и юридически твердо новый взгляд нашего законодательства на достоинство раскольничьего брака.

Каково же это достоинство? С обычною ясностью, логичностью и основательностью А. Ф. Кони в своей обвинительной речи рассмотрел и разрешил этот вопрос; его речь имела решающее значение и на исходе дела.

В течении процесса, были однако же сделаны попытки и к иному решению вопроса; они не достигли своей цели, однако же, рассматривая всесторонне поставленный вопрос и внутренне связанные с ним вопросы не гражданского, а главным образом церковного характера, которые посему и не могли иметь места в рассматриваемом процессе, мы полагаем, что и эти попытки заслуживают рассмотрения. Вследствие сего, имя в виду представить со своей стороны попытку уяснить некоторые вопросы относительно раскольничьего брака, интересные собственно для пастырской практики, мы остановимся со вниманием на некоторых деталях процесса и на некоторых местах речей защиты и обвинения. Для ясности представим сначала вкратце сущность процесса.

Московский мещанин (бывший раскольник) В. Парфенов в1883 году вступил в брак по раскольническому беспоповщинскому обряду с К. Суконщиковой (раскольницей), прожил с нею несколько лет в браке и, имея уже от неё трех детей, бросил её за её нетрезвую и распутную жизнь, вступил в связь с Е. Кутилиной (православной), перешел в православие и – утаив свой первый брак – 20 июля 1892 г. вступил с ней в церковный брак, быв повенчан в церкви тюремного замка священником А. Владимирским. Надобно заметить, что первый брак Парфенова был своевременно, на основании закона 19 апр. 1874 г., Полицейским Управлением записан в установленную метрическую книгу. Желая вступить во 2-й, церковный брак, Парфенов представил из Мещанской Управы дозволение на вступление в брак как холостому. Оставшаяся в расколе первая жена Парфенова, К. Суконщикова, может быть, в сознании своей вины перед мужем не думала возбуждать дела; но она, была вынуждена, выправить себе из той же мещанской управы жилой билет. Чиновник N . узнав, что из Управы Парфенову неправильно было выдано позволение на вступление в брак, возбудил дело; вследствие чего Парфенов и был привлечен к судебной ответственности за двоеженство.

В ходе процесса заслуживают внимания следующие моменты:

„На судебном следствии обвиняемый, признав себя виновным, показал, что священник Глаголев, присоединявший его к православию из раскола, убедил его, что первый брака с раскольницею Суконщиковой недействителен, почему он и вступил во второй брак³. Неизвестно, как о. Глаголев доказывал Парфенову недействительность первого его, Парфенова, брака и с какой стати Парфенов на основании этого убеждения не возбудил дела о недействительности своего брака, а самовольно расторг его и затем, скрыв его, испросил у Мещанской Управы дозволение вступить в качестве холостого в церковный брак с другой женщиной? – Быть не может, чтобы о. Глаголев, взявшись доказывать недействительность раскольнического брака, не указал в тоже время своему пациенту на тот законный путь, которым разрешается вопрос о действительности или недействительности брака. Посему вернее предположить одно из двух: или подсудимый дал совсем неверное показание, или же не точно обозначил то, в чем именно последний убеждал его. Быть может о. Глаголев вел беседу в этом случае не о недействительности брака, а просто о том, что с точки зрения церковного учения и строго церковного права, раскольнический брак есть не брак, а просто блудное сожитие, которое и прекращается тотчас, как скоро один из супругов обращается в православие, а другой остается в расколе и не изъявляет никакой претензии продолжать сожитие. Справедливо или нет такое предположение в данном случае – это собственно не имеет никакого значения: не один о. Глаголев, но весьма многие православные священники и почитали и должны были почитать раскольнический брак не браком, а любодейным союзом; ибо таковым почитал его наш государственный закон, не говоря уже о церковном. Чтобы не ходить далеко за справками в нашем законодательстве по сему предмету обратимся к речи самого Г. Кони. «Определениями и указами – говорил он – подлежащих властей и учреждений, с оставшимися в 1808, 1826, 1834, 1840 и 1852 гг. браки раскольников между собою были изъяты из разбирательства духовных и гражданских начальств, при чем такие браки, венчанные вне церкви, в домах и часовнях не признавались за законные, а считались любодеяниями, почему к детям от них не прилагались гражданские законы о наследовании»⁴. Для выяснения существа дела достойна глубокого внимания категоричность, безусловность признания раскольнических браков любодеяниями, хотя бы они венчаны были – не говоря о домах, даже и в часовнях по раскольническому обряду. Важность этого обстоятельства откроется сейчас же, как только мы поставим вопрос: а как сами раскольники смотрели и смотрят на свой брак, и как они венчали и венчают свои браки?

Имеющий самое поверхностное понятие о расколе, конечно, скажет, что для решения этого вопроса нужно различать между раскольниками поповцев и беспоповцев – прежде всего. Свой брак признают таинством и венчают древле церковным обрядом только первые. Что же касается беспоповцев, то они своих браков вообще не венчают, а за тем – в самом воззрении на брак они издавна и доселе резко расходятся. Первоначально все они были бракоборцы, утверждая, что «за разсыпанием руки людей священных» брак, как таинство, не может уже существовать. Но за тем они разъединились и продолжают доселе делиться на две, резко различные партии. Партия консервативная, более последовательная, до сих пор почитает брак, в какой бы то ни было форме установляющийся – скверною, блудодеянием, другая, так сказать прогрессивная, установившая т. н. «безсвященнословный брак» признает возможность брака и без иерархического благословения. По учению её для законности брака потребны только: согласие сторон, благословение родителей, обручение, свидетели, и законные лета. «Учение это сходится в сущности с началом так называемого гражданского брака»⁵. Правда, что здесь присутствует и религиозный элемент: «заключение брачных союзов, основанное на согласии жениха и невесты вступить в вечно нерасторжимое житие, при благословении родителей и совершении молебного чина, нарочито составленного, сделалось обычным явлением среди московских поморцев привлекших на свою сторону и многие иногородние общины»⁶. Но тем не менее это брак безсвященнословный – по их же собственному признанию. И что это за молебный чин не только отправляемый, но даже и составленный мирянином?

Что же касается первой партии (Федосеевцы), то хотя в последнее время и у неё начинают входить в практику эти безсвященнословные браки, тем не менее эти браки – только терпимое зло. «Федосеевская новоженка только пред миром жена, но пред Богом блудница. Посему она носила иногда название не жены, а только домостроительницы, стряпухи, товарки, хозяйки дома. Поэтому Федосеевский новожен считается не полноправным членом федосеевской общины, не допускается на общее моление, в случае чадородия обязывается нести епитимию и допускается на исповедь только в случае тяжкой болезни под условием обета не жить более с женою... Самые способы брачных сопряжений за немногими исключениями отличались странной оригинальностью: они состояли в том‚ что по условленному уговору мужчины тайно уводили девиц от родителей в свои жилища, иногда же девицы убегали сами, восхитив имение своих родителей. Последние не редко все это знали, но притворялись незнающими, хитрили, показывали вид, что это делается против их воли. В конце концов дело разрешалось тем, что родители жениха и невесты, сошедшись вкупе, условливались о приданом и затем расходились восвояси. Теперь дело делается большею частию прямее: открыто исполняются все брачные празднества, за исключением, конечно, религиозных обрядов; иногда, впроч. бывает благословление брачующихся иконами. – Этот обычай справедливо обличают брачные, замечая, что как можно благословлять на дело греховное. Так. образ. Федосеевское новоженство есть не что иное, как открытое наложничество, прочность которого обусловливается чисто личными отношениями»⁷.

Итак и по воззрению нашего государственного законодательства и по воззрению целой партии федосеевцев – раскольников раскольничий брак есть не что иное как блудное сожитие. Как же может православный священник после сего смотреть на раскольничий брак? Конечно, как на блудное сожитие.

Но так он должен был смотреть только до 1874г. а после сего он должен смотреть на этот брак иначе.

Он должен смотреть на него как на гражданский брак, если только этот брак записан в полицейскую метрическую книгу с соблюдением правил, для сего законом установленных. – Так решил занимающий нас вопрос присяжный поверенный Розенблюм. «Примененная к подсудимому 1554 ст. Ул. о нак. – писал он в своей кассационной жалобе – предусматривает вступление во второй брак при существовании другого брака, совершенного по порядкам христианской церкви. Строгость наказания в этом случае обусловливается нарушением брака, освященного церковью и признаваемого поучением церкви таинством. Важное значение религиозного элемента брака в глазах закона видно из сопоставления ст. 1554 и 1558 Ул. о нак.‚ карающих совершенно различно двоеженство у христиан и у нехристиан⁸. Несправедливо поэтому и несогласно с духом закона, подвергать одинаковому наказанию за нарушение брака, освященного церковью и брака раскольничьего совершаемого посредством записи в полицейские книги. До издания закона. 19 Апр. 1874 г. о браках раскольников последние совершенно не признавались законом. Но этот закон, урегулировавший гражданские семейные отношения раскольников не имел, конечно, в виду уравнять религиозное значение раскольничьего брака, с браком освященным церковью. В силу правил19 Апр. 1874 г. при записи браков раскольников в полицейские книги никаких удостоверений о предварительном совершении каких либо раскольничьих браковых обрядов не требуется. Очевидно, закон придает раскольничьему браку особое значение – значение исключительно гражданского брака. Отсюда ясно, что применение к нарушению раскольничьего брака строгой кары назначенной по 1554 ст. Ул. противно истинному смыслу брака»⁹. Хотя мнение это на суде и было опровергнуто и не имело влияния на исход процесса, однако же рассматривая его безотносительно к той цели, с какой оно было высказано (смягчение наказания преступнику), мы находим его заслуживающим полного к себе внимания. По нашему мнению оно находит для себя твердую опору во 1 – х в самом тексте закона 1874 гола. Правило 1 – е этого закона, гласит: «браки раскольников приобретают в гражданском отношении через запись в установленные для сего особые метрические книги силу и последствия законного брака. – Этот закон ясно и категорически утверждает, что а) брачное сожитие раскольников только в гражданском отношении получает силу законного брака, и что б) это свойство приобретается только через запись в полицейские метрические книги. Но закон этот отнюдь не выражает мысли, что бы кроме этой записи он придавал какое-нибудь значение раскольническому браковенчанию, или видел в раскольнической подобобрачной паре что-либо иное кроме лиц, одаренных гражданскими правами мужа и жены. Предполагать противное – значит предполагать вместе с тем, что этим законом получил значение признанного вероисповедания самый раскол, с его обрядами и в том числе с его бракозаключительным обрядом.

Это мнение находит себе опору во 2-х и в таком авторитетном толковании закона 1874 года какое принадлежит К. П. Победоносцеву. В своем курсе гражд. права он предваряет настоящий закон следующими замечаниями: «Всякий, кому известна наша история и знакомы условия нашего народного быта, конечно согласится в том, что существующая церковная форма брака, одна только у нас и возможна, и права, и соответствует верованиям и потребностям народным; следоват. нет нужды и основания оставлять или изменять её. Практическая необходимость отступить от неё может представиться только в тех случаях, когда вступающие в брак принадлежат к вероисповеданию, не признаваемому государством. Такие случаи у нас именно могут представиться и об них остается сказать несколько слов».

«Известно, что у нас есть целый разряд людей, которые, не принадлежа к числу иноверцев, не принадлежат и к православной церкви. Таковы наши раскольники. Государство не признавало у них правильного церковного союза и церковного устройства, подобно тому, как признает то и другое у иноверцев разных исповеданий; следов. в раскольнике качество гражданина, относительно государства, совершенно и вполне разобщалось с качеством члена известной церкви: перед лицом государства раскольник представляется гражданином только в тех чертах, которые не касаются церкви. Отсюда происходила странная аномалия: всякое состояние и действие, коего юридическое значение состоит в связи с церковным установлением, было лишено сего значения для раскольника, ибо закон не признает его связи с церковью. Так. обр. брак у раскольников лишен был значения законного брака, если он не освящен венчанием в православной или единоверческой церкви; к детям, рожденным от таковых неосвященных браков, не прилагались гражданские законы о правах наследства.

Раскольничьим наставникам запрещается выдавать свидетельства о браках, и хотя раскольничьи жены вносятся полицией в обывательские книги, но при сем не дозволялось упоминать о браках. Итак, хотя по свидетельствам полиции жены и дети раскольников поповщинской секты причисляемы были к семействам, но на сем только основании запрещено было присутственным местам признавать жен и детей законными без метрических свидетельств; между тем раскольникам вовсе запрещено было вести метрические книги, следов. нельзя было иметь и метрических свидетельств. При таких условиях семейные отношения раскольников представлялись не более как фактическим состоянием, не имевшим юридической твердости и определительности. Не говоря уже о невыгоде, происходившей от сего для самих раскольников в гражданском быту‚ – такое состояние оказывалось крайне неудобным и для государства; ибо с государственной точки зрения невозможно допустить, чтобы столь значительное число граждан оставалось вне закона во всех своих семейственных отношениях. В этом состоянии бесправия было внутреннее противоречие, которое рано или поздно должно было разрешиться в законе. Как скоро брак совершен по взаимному согласию сторон, с сознанием святости,¹⁰ постоянства и неразрывности союза между лицами, которые не принадлежа к признанной церкви по своему верованию не подчиняются церковному обряду венчания, возникает вопрос: при каких условиях брак сей может быть признан законным? Вопрос этот во всяком случае требовал разрешения и тем настоятельнее, чем далее расширялся круг лиц, для коих по общественному их положению имеют особенную важность гражданские права, соединенные с законностью брака и рождения. Вопрос этот разрешен с изданием в 1874 г. новых правил о раскольничьих браках»¹¹.

Таково мнение нашего авторитетного юриста. Хотя в нем раскольничий брак, установлен законом1874 г. не называется прямо гражданским браком, однако же прямо и категорически противополагается браку церковному или вообще вероисповедному. По собственному выражению К. П. Победоносцева форма раскольничьего брака, есть отступление от церковной формы брака; «в раскольнике качество гражданина совершенно разобщено с качеством члена церкви». Иначе, конечно, и представлять этого дела нельзя. Ибо раз никакой раскольничий обряд (в том числе и обряд браковенчания) с точки зрения нашего закона не составляет признанного вероисповедного обряда, и раскольничий брак, взятый сам по себе есть только фактическое отношение двух разнополых лиц – только подобобрачное сожитие, но незаконнобрачное. Понятно, что по законной форме засвидетельствованное в полицейском управлении это – дотоле фактическое состояние не может приобрести для себя ничего более кроме законом и официально признанного и с момента записи законом гарантируемого события. Нельзя думать, что через полицейское свидетельство и запись это подобобрачное сожитие сразу получает и религиозную санкцию. Оно получает только гражданскую санкцию, т.е. сожительствующие получают гражданские права супругов (мужа и жены) и их натуральные и дотоле – незаконные дети – свойство и права, – граждански – законных детей.

Правда в этом мнении высказывается мысль и о нравственном элементе, образующем этот подобобрачный союз: «взаимное согласие, сознание святости, постоянства, и неразрывности союза»: но ведь едва ли можно и представить какой-либо подобобрачный человеческий союз, более или менее продолжающийся совершенно чуждым этого нравственного элемента. Тем более отнюдь нельзя отрицать этого элемента у гражданского брака в многих государствах Европы возведенного на степень обязательного.

Итак раскольничий брак, установленный законом 1874 г. есть по всей справедливости только гражданский, но отнюдь не церковный и не вероисповедный брак.

Против г. Розенблюма следует возразить только то, что он совсем неосновательно пытается доказать меньшую преступность нарушения его по сравнение с преступностью нарушения церковного брака. Закон1874 г. прямо говорит, что «брак записанный в метрической (т. е. полицейской) книге может быть расторгнут только по суду в случаях, определенных в ст. 45 законов гражданских (Х, ч. 1)» (прав. 12); отсюда ясно видно, что закон усвояет этому раскольничьему браку одинаковое начало нерасторжимости с браком церковным; следов. излишне и речь о неодинаковой уголовной преступности нарушения обоих с точки зрения нашего законодательства.

Обер прокурор Сената, А. Ф. Кони пытается установить иной взгляд на раскольничий брак. Он желает видеть в раскольничьем браке нечто высшее гражданского брака. Опровергая мнение г. Розенблюма он говорит: «Прежде всего брак раскольников совершается вовсе не записью в метрические книги – он ею лишь узаконяется; закон в ст. 48, 1 ч. X т. прямо говорит, что брак раскольников через записание в метрические книги приобретает силу и последствия законного брака, при чем запись эта указывает самое существование брака, а ст. 11 и 13 правил о метрической записи браков в т. IX говорят о «раскольнике, желающем, чтобы брак его был записан в метрическую книгу» и о лицах «имеющих сведения о препятствиях записи брака в метрическую книгу».

С таким толкованием закона позволительно весьма не согласиться. Оно было бы правильно при том условии, если бы закон признавал браком подобобрачное сожитие раскольников со дня его заключения в частном ли доме, или в часовне раскольнической, а не со дня записи в метрическую книгу. Аналогичные случаи бывают при браках церковных, метрическая запись которых и даже обыскная запись почему либо отсутствуют: событие и действительность брака, и в таких случаях совершенно доказуемы без метрической записи и без обыска – именно удостоверением событием венчания через показание причта его совершавшего и свидетелей, бывших при венчании даже просто в качестве зрителей. С момента совершения венчания и начинается существование брака, хотя бы удостоверение его произошло спустя 50 – лет. – Не так имеет себя дело с раскольничьими браками, установленными в1874 г. Ст. 11-я правил ясно и прямо говорит, что «существование брака, раскольников считается доказанным со дня записи в метрической книге, или.....со времени первоначального о нем заявления (в полицейское управление). Отсюда ясно, что фактически начавшееся и продолжавшееся подобобрачное сожитие раскольнической пары – само по себе – до записи в метрическую книгу с точки зрения закона, не было браком, оно стало браком только с момента записи его в метрическую книгу. Как же после сего не утверждать, что раскольнический брак полагает свое существование, установляется через запись?

Не нужно при сем опускать из виду и той процедуры, которая предшествует и которою сопровождается эта метрическая запись. Вот эта процедура: «Раскольник, желающий, чтобы брак его был записан в метрическую книгу, должен уведомить о том письменно или словесно полицейское или волостное управление постоянного своего места пребывания со значением имени, прозвания и состояния обоих супругов (ст. 3). По такому уведомлению полицейское или волостное управление составляет особое каждый раз объявление и выставляет оное в течение 7 – ми дней на, видном месте при дверях управления (ст. 4). Все имеющие сведения о препятствиях к записи объявленного брака в метрическую книгу обязаны дать знать о том полицейскому или волостному начальству на письме или на словах (ст. 5). По истечении 7 – ми дней с того дня, когда объявление было выставлено, волостное или полицейское управление выдает лицу заявившему желание записать свой брак в метрическую книгу свидетельство о том, что установленное статьей 4-й объявление было сделано, а равно о том – не было ли с чьей либо стороны заявлено о каком либо законном препятствии к означенной записи и если такое заявление было сделано, то в чем именно оно состоит (ст. 6). Для записи брака в метрическую книгу оба супруга должны лично явиться в указанное ниже (ст. 21) полицейское управление и представить выданное им свидетельство о сделанном объявлении. Независимо от сего каждый из супругов должен представить двух поручителей для удостоверения ими, что брак, о котором заявляется полиции не принадлежит к числу воспрещенных законом. Данное поручителями показание излагается на письме и подписывается ими, а в случае неграмотности их – теми, кому они доверят (ст. 7). Лица, желающие записать свой брак, обязаны представить разрешения установленными статьями 6 и 9-ю законов гражданских (9, ч. 1 ст. 8). Предварительно записи брака в метрическую книгу от обоих супругов отбирается подписка в том, что они принадлежат к расколу от рождения и не состоят в браке, совершенном по правилам православной церкви или по обрядам другого, признаваемого в государстве исповедания. Предшествовавшее записи брака исполнение соблюдаемых между раскольниками брачных обрядов ведению полицейских чинов при сем не подлежит» (ст. 9).

Как видно отсюда процедура записи раскольничьего брака представляет собою целый ритуал вполне соответствующий оглашению и обыску, совершаемым в православной церкви, ритуал совершаемый полицейскими чиновниками, но в это же время этот ритуал в глазах закона, имеет и большее значение – значение бракозаключенного акта: ибо только с момента совершения его начинается существование законного раскольнического брака (ст. 11). В то же время этот ритуал почти не уступает нисколько бракозаключительному акту гражданского брака: недостает здесь для сего только обращения к брачующимся со стороны чиновника: имеют ли они добровольное желание вступить в брак и обещаются ли быть верными друг другу! Но ведь это само собою предполагается здесь, когда всем даже сторонним лицам предоставляется право заявлять о препятствиях к браку и когда брачующиеся обязаны лично каждый с двумя поручителями явиться в полицию. Это ли не гражданский брак?

«При обсуждении проекта закона 19 Апр, 1874 г. – продолжает аргументировать свое мнение г. А. Ф. Кони – было высказано, что установление брака исключительно гражданского, не соответствовало бы духу нашего законодательства, которое всегда признавало брачный союз союзом по преимуществу духовным, распространяя силу этого основного правила не всех вообще подданных Империи. Поэтому, если обрядам раскольников и не может быть присвоено одинаковое значение с обрядами не только православной церкви, но и других признанных в государстве вероисповеданий, а потому необходимо требовать для узаконения раскольничьих браков соблюдения особой формальности, имеющей вид гражданского акта; то по весьма важным нравственным уважениям нельзя считать желательным, чтобы раскольники ограничивались при вступлении в брак исполнением лишь означенной формальности без какого либо духовного обряда и воз(низ)водили таким образом брачный союз свой до значения простого контракта, требующего лишь явки в полицейское управление. Вследствие этих соображений государственный совет полагал, устраняя вполне вмешательство власти в богослужение и обряды раскольников, выразить в новом законе ту общую мысль, что гражданский акт усваивает юридическую силу лишь такому союзу мужа с женою, которому они положили нравственную основу молитвою и испрошением у Бога благословения по правилам своего верования. Вот какой смысл и значение имеет выражение закона: «браки раскольников приобретают силу и последствия законного брака»¹².

Для верной оценки этого аргумента следует принять во внимание следующие соображения: ]) он приобретает на поверхностный взгляд силу убедительности вследствие не точного употребления термина «брак». Г. Кони употребляет его безразлично и для наименования союза мужа и жены освященного церковью, или утвержденного полицейским управлением словом для законного брака, – и для полового сожития мужчины и женщины или незаконного. Посему для раздельности и отчетливости мышления мы заменим в вышеприведенной тираде г. Кони – где нужно – слово брак словом подобобрачное сожитие и тогда получится следующее.

а) «Необходимо требовать для узаконения раскольничьих подобобрачных союзов (а не браков) соблюдения особой формальности... (точно также – рассуждая по аналогии – как для узаконения незаконнорожденных детей необходимы особенные формальности). Здесь, как видно ясно, сделанная нами замена не точного термина точным нисколько не ослабила верности выраженной г. Кони мысли. Но посмотрите, что произойдет через эту замену терминов в дальнейшей мысли г. Кони.

Справедливость сделанной нами мутации терминов утверждается на основании нашего закона, который и до 1874 года‚ и после оного раскольничьи подобобрачные сожития, хотя бы и основанные молитвою и благословением браками не признавал и сожительствующие пары – т. е. мужчину и женщину «мужем» и «женою» не признавал и не называл. И разумеется делал и делает хорошо и правильно.

Так. образ. молитва и испрошеие у Бога благословения у раскольников полагают основу не брака, а подобобрачному сожитию неженатого с незамужнею или как выражаются сами раскольники – «греховному делу».

б) Для большей ясности представим в подобной же параллели и последние слова вышеприведенной тирады из речи г. Кони.

Иначе говоря, смысл закона, 1874 г. тот, что полицейская метрическая запись сообщает силу законного брака подобобрачному сожитию, уже наступившему, но дотоле еще не стоявшему под покровительством закона. Этот акт очевидно равносилен акту усыновления и узаконения незаконных детей. Этим последним актом незаконные дети превращаются в законных не по рождению, а по узаконению; так и метрическая брачная запись превращает подобобрачное сожитие в брак законный не с момента зачатия половой связи или совершения раскольничьего обряда, а с момента, записи в метрическую книгу: здесь и основа раскольничьего гражданского брака.

2) Г. Кони говорит: «по весьма важным нравственным уважениям нельзя считать желательным, чтобы раскольники ограничивались при вступлении в брак исполнением лишь означенной формальности без какого либо духовного обряда и низводили таким образом союз свой до значения простого контракта, требующего лишь явки в полицейское управление».

На это следует во-1-х заметить: но ведь и при введении гражданских браков в государствах Европы правительствам её совсем не было чуждо желание, чтобы заключающие этот гражданский брак полагали нравственную основу его и молитвою и церковным венчанием по чину своего вероисповедания: однако же они не думали почитать вследствие этого вводимый ими гражданский брак не гражданским браком. На каком же основании мы будем почитать акт узаконения подобобрачного союза, совершенный полицейским управлением актом более высшим, чем акт гражданский? Сверх того нужно иметь в виду, что дело идет о брачной или подобобрачной связи: но ведь излишне толковать о том, что иногда и связь, с точки зрения закона преступная имеет под собою основу в высокой степени нравственную по глубине взаимной преданности и самоотверженной любви друг к другу влюбленных и к детям ими незаконно рожденным. Но разве эта сторона супругов или влюбленных принимается и должна приниматься в расчет законом при решении вопроса о юридической силе законности того или иного из этих союзов? Цель введения раскольничьего брака была одна – упорядочение и урегулирование половых связей между раскольниками и принятие под защиту закона детей, явившихся плодом этих связей.

Во 2-х, говоря, что «нельзя считать желательным, чтобы раскольники ограничивались при вступлении в брак исполнением лишь означенной формальности «без какого либо духовного обряда», г. Кони впутывается в целую сеть противоречий, из коих, по-видимому, нет никакого выхода: ибо, во-первых, как с точки зрения закона может быть желательно совершение обряда, который тот же закон обрядом не признает? Во-вторых, как можно признавать браком фактическое сожитие записанное в метрическую книгу, но начавшееся без всякого обряда (что вполне возможно у беспоповцев) и признавать преступным сожитие начавшееся истовым совершением обряда, (что делается у поповцев), но незаписанное в метрическую книгу? Остается одно из двух: или признать за раскольническим обрядом бракосочетания значение бракозаключительного акта: но тогда придется признать и раскольничий не записанный в метрическую книгу брак браком, а не преступным сожитием, как велит признавать закон, при чем придется возвести и самый раскол на степень признанного вероисповедания, или – же признать полицейскую метрическую запись единственным актом установляющим раскольничий брак и следов. признать последний чисто гражданским браком: только в последнем случае можно избегнуть резкого противоречия с действующим законодательством.

Во второй половине своей речи г. Кони затрагивает еще более важный и интересный вопрос: как относится православная церковь к бракам иноверцев и в частности раскольников, когда оба иноверные супруга или один из них обращаются к православной церкви? В ответ на этот вопрос читаем следующие рассуждения: «В1-м послании к Коринфянам (7, 12 – 13 и 14) Ап. Павел говорит: аще который брат жену имать неверну и та благоволит жити с ним да не оставляет её; и жена аще имать мужа неверна и той благоволит жити с нею, да не оставляет его. Святится бо муж неверен о жене верне и жена неверня о муже верне: иначе бо чада ваши нечисти были бы. Утверждаясь на этих словах Апостола Св. Иоанн Златоуст в 19-й беседе своей говорит: жену имея не верну зван был еси, веры ради не изгоняй жену. Наконец 6-й Всел. Собор торжественно признал силу и правильность брака заключенного до вступления в церковь одного из супругов постановив в 72 правиле: аще неции невернии суще законным браком совокупившеся и потом муж убо не верный приступит к вере, жена же еще лестию одержима есть и еще волит жити с верным мужем да не разлучаются. – Именно на этом широком, терпимом и проникнутым надеждою на духовное просветление неверующего взгляде церкви и основаны, очевидно, соображения, легшие в основание законов о браках лиц новокрещенных, изображенных в статьях 79 до 84 т.10 Закон. Гражд.‚ при чем по силе первой из них лицо нехристианского исповедания по восприятии св. крещения может пребывать в единобрачном сожитии с некрещенной женою; брак их остается в своей силе; и без утверждения оного венчанием по правилам православной церкви; по силе ст. 81-й переход в православие еврея не расторгает его брака, если оставшийся в иудействе супруг пожелает жить с обратившимся, а на основании последней брак нехристиан остается в своей силе и тогда, когда оба супруга перейдут в христианство, хотя бы он был совершен в степенях родства, церковью возбраненных. Но если такие постановления существуют относительно нехристиан, то тем более применимы они к раскольникам. Недаром же по свидетельству знатока взаимных отношений православия и раскола архимандрита Никольского единоверческого монастыря Павла, (в расколе известного Павла прусского) для освящения брачного сожития супругов, из коих один из раскола перешел в православие, церковь вовсе не требует церковного венчания, а признает достаточным одно согласие и благословение священника».

Мысль «о широком, терпимом и проникнутом надеждою на духовное просветление неверующего взгляде церкви» – совершенно верная мысль. И на сколько в целях обвинения потребно было раскрыть её – это сделано г. Кони.

Но по отношению к занимающему нас общему вопросу о сущности раскольничьего брака и об отношении к нему православной церкви она заслуживает дальнейшего раскрытия.

Прежде всего мы должны указать здесь на то обстоятельство, что законодательство древней вселенской церкви формулируя свои определения о разных сторонах человеческой жизни и между прочим о браке, повстречалось на этом пути с определениями этих сторон правом римским и грекоримским, классическая точность терминологии и формул которого – общеизвестны. Благодаря этому счастливому стечению обстоятельств каноническое право Вселенской церкви содержит столь точные определения и различение многих сторон брачной и семейной жизни, каких не имеет доселе язык напр., нашего гражданского права и благодаря которым при свете этого канонического законодательства разрешаются легко многие недоуменные вопросы действующего права, недоуменные иногда просто вследствие не выработанности нашего юридического языка.

Семья и основа её брак у римлян‚ как никогда и нигде, были проникнуты юридическим элементом: отношения членов семьи проникались почти неограниченным монархизмом главы дома – paterfamilias: его жена, и дети а также и прочие домочадцы состояли в безусловном ему подчинении. Такую власть главе семьи создавало законное происхождение и само собою – законный брак (matrimonium legetimum). Естественно отсюда, происходило, что в понятии брака у римлян на первом плане стоял этот юридический элемент – власть мужа над женой и над детьми; элементы нравственный и физический – (половая связь) отходили далеко на второй план. Римский гражданин мог находиться в половой связи с свободной (concubina) женщиной и с своей рабыней: он был для первой любовником, мог прижить с ней детей, и мог разорвать эту связь, когда ему было угодно. Эта связь не почиталась преступной: но она не давала ему никакой власти над сожительницей (если она была свободна), равно как ни ей, ни детям от такого сожития рожденным никаких прав: это не были дети законные; эти были дети природой данные – liberi naturales. – Вследствие такого воззрения на сущность законного брака и в самой форме заключения и совершения его преобладающее значение имела также гражданская обстановка: какие-либо религиозные обряды почитались почти роскошью, помпою, свойственной лишь знатнейшим фамилиям. Так что римский брак был в самом строгом смысле слова браком гражданским. Тем не менее святость семейного очага находила себе весьма сильную гарантию в жестоких уголовных наказаниях, определяемых её нарушителем. Так прелюбодеяние каралось смертью: мало того муж имел право самолично без суда убить и изменившую ему жену свою и её любовника, равно как и всех содействовавших ему в совершении преступления. Похититель девицы хотя бы давшей согласие выйти замуж за него и последний вступил с нею в брак – наказывался смертью со всеми сообщниками преступления его.

Рядом с этой крепостыо брачных уз в собственном смысле существовали во множестве подобобрачные союзы – конкубинат, сожитие господина с своею рабыней и так сказать летучие половые связи – любодеяния: наказуемыми, почитались преступлениями против общественных нравов только последние. Как же теперь Церковь относилась к этим видам брака?

Она почитала союзом нерасторжимым только первый вид брака, дававший сожителям права мужа и жены, при чем гражданская форма заключения его с точки зрения церкви ни мало не служила препятствием для признания этой нерасторжимости. Да иначе и быть не могло: ибо какое значение для церкви могли иметь какие-либо языческие религиозные обряды? Для неё важнее, если брак совершился по законам, определенным властью государственной, чем если бы он совершился по каким-либо языческим обрядам, важнее был брак законный – гражданский, чем религиозный языческий. Ибо несть власть аще не от Бога, сущие же власти от Бога учинены суть. Но никакого значения в глазах церкви не имел языческий религиозный обряд; ибо кое общение Христу с велиаром? Отсюда происходило то, что обращались ли к вере Христовой оба законные супруга, или один из них – церковь не почитала себя впрямь расторгать их законного брака, но освящала его, внедряя при том в сознание супругов и то убеждение, что они связаны теперь уже не только законом внешним гражданским, но и законом нравственным, законом христианской любви, равно обязательным и для мужа и для жены¹³. Как же освящала? Освящала таинствами, которые совершались над вступающими в церковь непосредственно, а именно таинствами крещения, миропомазания и причащения. Если вступали в церковь оба супруга – то в сих таинствах присуща сила чтобы освятить вполне этих новых людей со всеми естественными их отправлениями, чтобы сделать святым их брачный союз, заключенный еще в язычестве и детей от этого брака происшедших и имеющих произойти – чистыми. Если обращался к вере один из супругов – все равно муж или жена, и если оставшийся в неверии изъявлял желание продолжать брак: церковь верила, что излив благодатные таинственные дары на одного только супруга, она освятила ими и другого и плоды их супружеского союза – детей их. Разноверие здесь не было препятствием святости брака: ибо божественная благодать сильнее греховного состояния супруга пребывающего в неверии: браки таковых разноверных супругов не имеют в себе и ничего преступного: ибо верный супруг не сделал преступления против законного брака‚ не оставил своего супруга, желавшего с ним сожительствовать. Преступлением со стороны верующего супруга был бы напротив разрыв брака вопреки желанию неверующей стороны.

Насколько высоко церковь смотрела на государственные брачные законы это видно из того, во 1-х что она, отказывала в признании браком тому союзу, который совершился без согласия отца хотя бы во всех прочих отношениях он был вполне законным союзом¹⁴. Во 2-х из того что она отказывала в общении тем христианам, которые состояли в дозволенных законом подобобрачных связях напр. конкубинате и сожитии господина с рабою: они не были мужем и женою с точки зрения государственного закона; не признавала их таковыми и церковь. Эти союзы – по её учению – прелюбодеяния¹⁵.

Признавая гражданский брак союзом нерасторжимым церковь однако же делала точное различие достоинства браков – уже с своей точки зрения.

Так, союзом святым досточтимым она почитала только первый брак юноши с девицею. Второй брак, т. е. вдовца со вдовою, или вдовца с девицею или на оборот юноши со вдовою, или равно как с разведшейся или брошенной мужем, с проституткой, актрисой, церковь почитала только союзом терпимым – врачеством против блуда. Тем менее досточтимым она почитала третий брак. Что же касается 4-го то она прямо называла его недостойным не только христианина, но даже и человека – прямо скотским обычаем. Практическим последствием такого различения было то, что только лицо состоявшее или состоящее в первом браке допускалось в клир; второй брак обоюдо – или – односторонне – второй, не говоря уже о третьем, всегда почитался безусловным препятствием ко вступлению в клир.

Но и первый законный брак (matrimonium legitimum) Церковь почитала союзом безукоризненным лишь при том условии, если он не противоречил её законам о браке: так – брак лиц, заключенный в близких степенях родства почитался безусловным препятствием ко вступлению в клир (Апост. прав. 19; сн. 5 прав. Феоф. Александр.)

Такова точка зрения канонического права Восточной церкви на брак. Вооружаясь всеми мерами своими против распущенности нравов античного мира и общества, в особенности половой распущенности, церковь строго различала понятия брака, и блудного сожития, хотя бы последнее почиталось и дозволенным сожитием; разно как и понятия: муж – жена; сожитель и его подруга – гетера, конкубина. Это различение понятий должно иметь в виду как при чтении заповеди Апостольской: «аще который брат жену имать не верну» и проч. Так и при суждении о достоинстве раскольничьих браков настоящего времени. Только то подобобрачное с церковной точки зрения сожитие, начавшееся до пребывания супругов вне церкви может быть терпимо и по обращении одного из них к церкви, которое сообщало сожителям права мужа и жены – права гарантированные законами; все же другие виды подобобрачных сожитий – не брак не браку начало, но грех и преступление закона Божия.

Если мы теперь примем эту точку зрения к суждениям высказанным в речи г. Кони об отношении православной церкви к раскольничьим подобобрачным сожитиям, то должны будем признать их не вполне верными. Утверждая, что церковь (?) вовсе не требует церковного венчания для освящения брачного сожития супругов из коих один перешел в православие, а признает достаточным одно согласие и благословение священника» – г. Кони во 1-х не точно передает мысль статьи о. Павла (Прусского), которой он пользовался при составлении своей речи. О. Павел вовсе не выдает своего мнения за учение или воззрение церкви, а так-таки прямо и называет его своим мнением¹⁶. Это составляет большую разность. Ибо если бы православная церковь держалась такого мнения, то излишней была бы и статья о. Павла; но в том и дело, что такого определенного и категорического определения церковь никогда не высказывала, и в действительности, как это видно из самой статьи о. Павла практике православных архиереев в сем отношении дов. различна, каковой, по нашему мнению, ей и следует быть. Почему? Потому, что весьма различны виды подобобрачных раскольничьих сожитий, в коих состоят сожительствующие до обращения к православной церкви. Нельзя же в самом деле равнять сожития крайнего федосеевца с его домоправительницей – сожития низшего римского конкубината – с сожитием раскольников – поповцев‚ начало которому положено истовым обрядом церковным, хотя и украденным у церкви и незаконно совершенным. В первом случае, т. е. когда в православие переходит беспоповец – бракобор, православный архиерей должен руководствоваться правилом св. Василия Великого, что блуд – не брак и не начало браку и советовать расторгнуть это недостойное православного христианина сожитие с конкубинею, которой женою не признает ни гражданский закон, ни сам сожитель, ни его родные и знакомые, ни сама она. Во 2 – м случае – достаточно согласия и благословения священнического. Почему? Да потому, что совершенного венчания этого брака и совершить нельзя: ибо только один из супругов перешел в церковь, а другой находится еще вне её и может быть в борьбе с нею: но церковь сообщает свое благословение только своим чадам, и отнюдь не обязана чтить такой высокой честью, как церковное венчание людей вне её стоящих и ей противоборствующих, тем более, что и остающийся в расколе супруг сам презирает молитвы, благословения и церковную честь. Но с другой стороны и здесь вполне возможны обстоятельства, при которых священнику удобнее держаться правила. Св. Василия Великого – т. е. советовать обратившемуся к церкви супругу расторгнуть прежний раскольнический брак; именно это следует советовать, когда остающаяся в расколе половина не обнаруживает особенно настойчивого требования оставаться в сожитии с другою – в её мнении, изменившею своим убеждениям. Возможное дело, что обращение к церкви одной половины отразится на другой усилением фанатической ненависти к церкви и эта ненависть отразится и на личных её отношениях к прежнему сожителю. Какая же в таком случае останется гарантия для той и другой половины за то, что и при этих наступивших вследствие обращения одного супруга к церкви отношениях останется крепким их супружеский и семейный союз? Взаимная симпатия их друг к другу поколебалась вследствие перемены одним из них веры, закон ничем не гарантирует ни того, ни другого от прелюбодейной измены: что же остается между ними для укрепления их союза? Итак, православная половина – да отступит от прежней своей половины: уньше бо есть. Только непоколебимая подобо – супружеская преданность друг другу, по учению Св. Весилия Великого, заслуживает к себе снисхождения.

Во 2-х конструкция и тон речи г. Кони внушают мысль, будто православная церковь придает раскольничьим бракам значение почти равное с браками венчанными в православной церкви, что в глазах православной церкви раскольничий брак на столько сам по себе досточтимый союз, что не нуждается в церковном венчании, а только в согласии и благословении священника. «Только при непонимании значения, которое имеет в русском языке слово «раскол» и при забвении причин и условий происхождения того важного исторического и бытового явления русской жизни, которое характеризуется этим словом можно утверждать, что узакониваемый властью брак раскольников должен стоять в глазах закона и народном воззрении, коего закона является разумным выразителем даже ниже брака у не христиан и в том числе следовательно у кочевых языческих племен крайнего севера, где заключение брачного союза выражается... полной уплатой калыма и увозом невесты.... Не так смотрит церковь и её учителя (?!). Далее в речи следует ссылка на заповедь Апостола Павла, беседу Златоуста, 72 – е прав. Трульского собора, вообще – на начало статьи о. Павла (Прусского).

В такой постановке вопроса – по нашему мнению – содержится очень важное недоразумение. Не раскольничьему браку, не раскольничьему браковенчанию церковь придает важное значение, а акту перехода, в православие, таинствам, благословению и молитвам священническим, совершаемым над обращающимся к церкви из раскола лицами. Это утверждает и выше упоминаемая статья о. Павла (Прусского). Да иначе и быть не может: ибо как православная церковь может или могла признавать браком то, что ясными статьями нашего закона категорически признавалось не законным сожитием? С другой стороны – с какой стати церковь православная будет признавать какое-либо освящающее значение раскольничьим обрядам (напр. браковенчанию) когда, сам закон наш доселе не придает им никакого значения? Церковь в этом последнем отношении должна судить не снисходительнее, а строже закона. И если она в действительности не удостаивает венчания своего брачные сожития, начавшиеся до вступления в церковь состоящих в оных лиц: то совсем по другим причинам, а не по уважению к раскольничьим священнослужениям.

Для уяснения дела нужно обратить внимание на следующие обстоятельства: до издания закона 1874 года об узаконении раскольнических брачных сожитий через запись в полицейскую метрическую книгу не существовало никаких иных средств узаконить эти сожития, как церковным венчанием их, или просто переходом в православие одного или обоих супругов. Наш гражданский закон того времени совершенно довольствовался для признания раскольничьего брака – законным, если один из супругов обратится в православие и его брачное сожитие будет записано обратившим его священником в церковную метрическую книгу, а совершится ли при этом полный обряд венчания, или только архиерейское или священническое благословение – на это он не обращал внимания, предоставляя это дело епархиальной власти. Ясное свидетельство об этом находится в статье о. Павла «При блаженной памяти – говорит он – приснопамятном Филарете в единоверческой церкви порученные ныне моему управлению монастыря, которая была тогда только приходской церковью, в последних годах жизни императора Николая 1-го много было присоединено к св. церкви по обряду единоверия из секты беспоповцев, так что составился целый приход и брачившихся в расколе прежде присоединения ко св. церкви было присоединено множество, но никто из них не был венчан церковным венчанием и не понуждался к тому, но только вписаны в метрические книги: такая то такого то мужа жена. И еще достойный внимания пример присоединения к св. церкви из австрийской лжеиерархии Антония Шутова протодиакона Кирилла Загадаева. Понеже оной австрийской лжеиерархии православная церковь кроме крещения никакого иного таинства не принимает, то Загадаев по распоряжению владыки Филарета преосвященным Леонидом....был присоединен ко св. церкви через таинство св. миропомазания, а потом поставлен во диакона к нашей церкви. И венчание над ним повторямо не было. Да и не могло быть повторено, потому что супруга его тогда еще не была присоединена к церкви, даже была ревнительницей раскола. Впоследствии Загадаев перешел в Петербург и, по присоединении его супруги ко св. церкви, Высокопреосвященным Исидором митрополитом Петербургским поставлен во священника...… Приведу вам и противоположный случай т. е. такой, где присоединяемые были перевенчаны, который однако же подал повод к сомнениям. В Херсонской епархии один из беспоповщинского раскола, а именно Фома Чернев предназначен был преосвященным Никанором по присоединении, к поставлению во священника единоверческой церкви. Его присоединял ректор семинарии и по присоединении повенчал. Тогда консистория возбудила вопрос: можно ли его рукоположить во священника, потому что сожитие его в расколе до венчания было де незаконное? Дело было доведено до Святейшего Синода и Святейшим Синодом было разрешено произвести о. Фому во священника. В 1880-м году московский житель Василий Федоров Можаев в Чудовом монастыре присоединился к церкви со своей супругой и детьми из поповщинского раскола по австрийской иерархии. Присоединял их преосвященный Алексий викарий Московский (впоследствии архиепископ Виленский). Венчание над ними не было повторено, только преосвященный Алексий после присоединения прочитал над супругами, с благословением руки, в чине венчания положенную последнюю молитву: Отец и Сын и Святый Дух.... чем и совершилось священное благословение супругов»¹⁷.

Представив эти примеры различия церковной практики в деле церковного узаконения раскольничьих браков, каковое не смотря на его разность, гражданский закон не признавал однакож (как и доселе должен признавать, довлеющим для признания раскольничьих браков законными, о. Павел высказывает и свое мнение относительно преимущества того или другого образа церковного узаконения раскольничьих брачных сожитий. «По моему мнению – говорит он – весьма удобно поступать так, как поступил преосвященный Алексий, т. е. с благословением руки прочитать молитву: Отец, Сын и Святый Дух...Это можно совершить всегда и вписать в метрические книги, что брак подтвержден церковным благословением и священной молитвой. Преосвященный Алексий говорил мне, что таковое распоряжение о браках, присоединяющихся к св. церкви лиц, есть и в постановлениях Свят. Синода; он же церковное законоведение изучил со всей основательностью, и потому его образ действия в сем случае я принял себе в образец‚ рассуждал при том, что сила священного благословения может совершаться по смотрению и в краткой молитве, тем паче, что и самый чин венчания изложен в старопечатных книгах и пространнее, и сокращеннее».

С этим мнением о. Павла, особенно с последними словами его согласны и мы, как с мнением, имеющим для себя твердую каноническую и легальную опору, и утверждаем вопреки мнению г. Кони, что раскольническое подобобрачное сожитие переходом в православие церковно узаконяется одобрением, благословением и освящением иерархическим, а само по себе взятое до воздействия церкви есть сожитие незаконное, блудное и с точки зрения закона гражданского (если только граждански оно не было узаконено на основании закона 1874 г.) и с точки зрения церковной.

Но в то же время и в суждениях о. Павла не можем не отметить той же неустойчивости и неточности в употреблении терминов брак, супружество, которые мы отметили в речи г. Кони, равно как не можем не указать и на не совсем уместную ссылку и того и другого на заповедь Апост. Павла, слово св. Златоуста и 72 правило Трулльского Собора. К нашим раскольникам слова этих авторитетов не применимы. А именно: и Апостол Павел, и св. Златоуст и Трулльский собор имеют в виду языческий – законный в гражданском смысле брак: но подобобрачные сожития раскольников до 1874 г. не были признаваемы законными браками, не признаются таковыми они и теперь, если не узаконены чрез запись в полицейскую метрическую книгу. Ни истовое поповщинское венчание, ни безсвященнословный обряд беспоповщинский не суть средства – сами по себе узаконяющие подобобрачные сожития раскольников ни с точки зрения гражданского, ни с точки зрения церковного закона.

Принимая во внимание все доселе нами высказанное, мы почитаем себя вправе настаивать на следующих положениях, на коих можно построить ответ на вопрос: что такое раскольничий брак?

1) Раскольничий брак, засвидетельствованный в полицейской метрической книге есть законный брак в гражданском смысле и супруги в нем состоящие – муж и жена в точном смысле. При обращении их к православной церкви этот граждански признанный законным брак их должен, по нашему мнению, тем или иным способом получить освящение и со стороны церкви. Каким именно, – к решению этого вопроса могут быть приняты в соображение следующие обстоятельства:

2) В суждениях о всех священнодействиях раскола можно держаться двух точек зрения: или строгой точности права, канонические, или же снисхождения к увлеченным в раскол по их личным, благоприятствовавшим увлечению обстоятельствам.

С точки зрения строгости канонической каждое раскольническое священнодействие есть ни что иное, как хищение и святотатство и никакой силы и значения не имеет. Ибо ясно Апостольское правило (31-е): «аще который пресвитер презрев собственного епископа отдельно собрания творити будет и олтарь иный водрузит, не обличив судом епископа ни в чем противном благочестию и правде «да будет извержен яко любоначальный: ибо есть похититель власти». Рассматриваемый с этой точки зрения раскольничий обряд, совершенный беглым православнорукоположенным пресвитером или попом австрийского посвящения даже тем преступнее, чем ближе совершен он к чиноположению церковному, чем сходнее с ним по внешности. Для уяснения сего может служить следующая аналогия: вот на уголовном суде обвиняются несколько преступников – подделывателей государственных кредитных билетов или паспортов. Их преступная работа – не одинакового достоинства: одни из преступников фабриковали ассигнации так грубо, что их фальшь заметит и неопытный глаз, другие наоборот – так хорошо, что отличить их от настоящих затруднится и знающий дело чиновник государственного казначейства. Спрашивается теперь: неужели искусная преступная работа вторых – менее тяжкое преступление, чем грубая работе первых? Наоборот – искусство работы в этом случае‚ – обстоятельство увеличивающее вину, а не облегчающее. Так должно судить и о раскольнических священнодействиях: они тем вреднее для церкви, тем соблазнительнее, чем ближе и сходнее с священнодействиями церкви, как для государства несравненно вреднее ассигнации, подделанные более искусно ассигнаций грубо сфабрикованных.

В этом рациональное и справедливое основание – почему с точки зрения нашего государственного права раскольникам отказано в государственном признании их истовых обрядов‚ – тогда как различные инославные исповедания, еврейство и магометанство – признаны дозволенными вероисповеданиями. Последние именно по резкой разности с священнодействиями православной церкви менее для неё вредны, чем священнодействия поповцев – раскольников. Одни изобретены вне церкви, другие прямо из неё похищены.

Но право православной церкви допускает возможность, во уважение к обстоятельствам обращающихся из раскола, и более снисходительное к ним отношение. Началовожди белокриницкой иерархии, или беглопоповцы, конечно, знали всю гнусную ложь затеянного и содеянного ими, но простецы, вовлеченные ими в обман, может быть отнеслись и доселе относятся к лжесвященству этой лжеиерархии с полной верой, точно также, как миллионы русских подданных сплошь и рядом пользуются подделанными кредитными билетами с полной верой, что они пользуются подлинными государственными билетами. Представьте теперь, что эти увлеченные в расколе еще с детства, с колыбели, выросшие в расколе и ставшие женихом и невестой по воле и благословению своих родителей вступают за порог раскольнической часовни, высказывают перед лжесвященником, как перед Божиим священником свои обещания верности друг другу и ненарушимости своего союза, и в совести своей сознают, что с этого момента они в очах Божиих муж и жена, сознают всю обязательность ненарушимости этих обещаний, затем в течении всей жизни своей строго соблюдают свои обязанности, воспитывают детей своих не только с естественной родительской любовью, но и в духе, по их убеждению, церковном. – Неужели же после сего этот союз их, эту созданную ими семью почитать любодеянием, подобобрачным сожитием, низшим по достоинству нравственному, напр. беспоповщинского брака, засвидетельствованного полицейским чиновником? Едва ли основательно утвердительно отвечать на этот вопрос. Если судить с такой строгостью за увлечение обманом, то придется большую половину подданных государства признать виновными в подделке и распространении фальшивой монеты. Как же должен поступить православный иерарх (или священник), принимая в церковь обоих супругов с рожденными и воспитанными ими детьми в семье таким образом основавшейся? По нашему мнению, он должен принять их как супругов, почитая совершенно излишним приводить их в храм для совершения над ними таинственного священнодействия брака. Если же он поступит иначе, если поведет он эту пару в храм и решится совершить над нею священнодействие брака: то при самом же начале священнодействия он может услышать от венчаемых им жениха и невесты напр. следующие слова: «мы уже слышали это в юности своей; мы уже дали эти обещания и стремились по силе своей до сего дня остаться верными им: вот дети наши и вот знающие нас – свидетели, что мы говорим правду, зачем же теперь снова обещать нам то, что мы уже исполнили?» – Нам кажется, что после такого заявления – продолжение священнодействия уже невозможно; да если бы такого заявления и не было сделано, то самый факт долговременной супружеской верности и свято исполненной родительской обязанности должен предупредить священника от совершения над такими главами семейства бракозаключительного акта как бы над женихом и невестой.

Нет, не совершение священнодействия брака здесь нужно: ибо оно было бы лишь повторением прежде совершенного священнодействия, а только строго–религиозная беседа священника с этими мужем и женою, что они хотя и окольным непрямым путем, однако же приведены к честной брачной жизни и должны помнить, что они давали обеты свои не обманщику в образе священника, венчавшему их, а Самому Богу – при свидетельстве этого обманщика, посему предоставляя суд о последнем Самому Богу, они во всю жизнь свою должны помнить, что они пред Тем же Судьей ответственны будут лишь за уклонение от того, в чем сами обещались. Подобная беседа должна окончиться лишь преподанием благословения на продолжение брака и – молитвенным одобрением священника, а еще лучше, архиерея (по вышеуказанному образу действия преосвященного Алексия).

В опору своего мнения мы представляем следующие канонические основания:

1) По строго канонической норме таинство св. крещения должно быть совершаемо епископом и пресвитером непременно в кафедральной церкви: только по снисхождению к болезненному положению крешаемого дозволительно с разрешения епископа совершить оное в домовой церкви или даже в доме. Так по точному правилу церковному. Однако же церковь признает всю силу таинства и в том случае, если ввиду грозящей смертной опасности совершит его мирянин (повивальная бабка), лишь бы при этом совершено было троекратное погружение с правильным произнесением совершительных слов таинства. Церковь признает силу таинства и за крещением раскольническим и крещением отщепенцев, по ясному правилу св. Василия Великого: «а еже от еретика крещение неприятно: от раскольника же и от подцерковника (самочинное сборище) приятно»¹⁸. Основанием для такого различения крещения еретического от раскольнического служит образ совершения таинства: еретическое крещение неприятно потому, что, исказив учение о Лицах св. Троицы, еретики изменили и самый образ крещения, между тем раскольники главным образом виновны в противлении церкви и в присвоении себе власти совершать священнодействия, принадлежащей только лицам иерархии канонически, или правильно рукоположенным, но совершают их правильно истово, как они любят выражаться, и если по справедливости им можно отказать в полном разумении того, что совершают, то не всегда можно отказать им в искреннем желании свято это совершить. Св. Церковь придает такое важное значение исповеданию веры в Единосущие Лиц Пресвятой Троицы, что ни мало не сомневается в действительности крещения, совершенного при точном исповедании Св. Троицы и во имя Её, хотя бы и миряном. Осуждая раскол, как противление церкви, как святотатство, она принимает крещенных в расколе, как христиан.

2) Правилами церкви предписывается наблюдать различие между «предстателями нечестия» и простецами, увлеченными (в ересь или раскол) по простоте, по нужде и под. обстоятельствам. Со всей строгостью предписывается при этом относиться к первым и – снисходительно ко вторым»¹⁹.

На этих основаниях мы полагаем, что браки раскольников, совершенные в расколе при обращении супругов в православие по своему нравственному достоинству могут быть различаемы таким образом:

1) Браки венчанные по чину древлеправославному в раскольнических часовнях могут быть оставляемы в полной силе без совершения священнодействия браковенчания – хотя бы они и не были внесены в полицейскую метрическую книгу.

2) Браки беспоповцев независимо от того вписаны или не вписаны они были в полицейскую метрическую книгу должны быть венчаны в православной церкви или полным чином (именно браки федосеевцев) или каким-либо сокращенным (браки поморцев) – навершением.

3) Если обращается к православной церкви только один из супругов беспоповщинского толка, то брачное сожитие его с оставшимся в расколе только тогда нерасторжимо, когда это сожитие записано в полицейской метрической книге; если же оно не записано, то принявший православие супруг может – как лицо свободное от брачных уз вступить в брак с православным лицом по чиноположению церкви.

4) Если оба супруга, обратившись к церкви из беспоповщинского толка, не пожелают освятить своего брака, записанного в полицейскую книгу церковным венчанием; то церковь должна отнестись к этому сожитию, как терпимому гражданским законом, но почитать его не более как конкубинатом и отнюдь не удостаивать лицо в нем состоящее какой–либо священной степени, руководствуясь апостольским правилом: «не священ всяк двоеженец, или наложннцу (concubina) имея».

Предлагая эти свои соображения вниманию главным образом православных пастырей, мы не имели в виду ничего более, как выставить на вид великую церковную важность поставленного в заглавии статьи вопроса, и только наметить (а вовсе не предрешать) те пункты, которые должны быть авторитетно решены законною церковной властью – Святейшим Правительствующим Синодом. В виду великой жизненной важности этих пунктов, мнение частного лица здесь не должно иметь решающего вопрос значения.

Н. Заозерский.

Печатать дозволяется. Января 15 дня, 1895 года.

Ректор Академии Архимандрит Антоний.

Оттиск из №№ 2и 3 Богословского Вестника за 1895 г.

_________________________________________________________

2-я типография А.И. Снегиревой, в Сергиевом Посаде, М.г.