Светочи православия и культуры в истории Румынской церкви

Источник

[Рец. на:] Арсений [Стадницкий], еп. Псковский. Исследования и монографии по истории Молдавской Церкви. СПБ. 1904. Стр. 1–583.

Содержание

Досифей Митрополит Молдавский и Сочавский (1671–73; и 1675–1691) Митрополит Вениамин Костяки. Епископы Неофит и Филарет Скрибаны  

 

Названная книга Преосвященнейшего Арсения, Епископа Псковского, увенчавшая его ученой степенью Доктора Богословия, представляет собою учено-литературный труд, заслуживающий широкого распространения и весьма пристального к себе внимания не только ученых специалистов церковной истории и права, но и просвещенных людей дела, особенно, в настоящее время – время брожения умов, охватившего все классы нашего общества. То, что сообщает книге, посвященной истории Румынской церкви, интерес минуты для русского просвещенного общества – это богатый фактический материал для освещения и решения одного из важнейших вопросов внутренней политики – об отношении православия к государственной и гражданской цивилизации и культуре.

Обширная эрудиция автора-специалиста по истории Румынии – в рассматриваемой книге как-то непринужденно естественно гармонирует с твердым, ясным, благородным стилем епископа русской церкви, открыто возвещающего правду, исторически научно-проверенную, о значении православия в деле развития цивилизации и культуры Румынского народа с начала исторической жизни его и по настоящее время. Живо выступающие при чтении книги симпатичные образы борцов православия, неотразимо привлекают к себе, а те принципы церковной жизни, за осуществление которых они ратовали до самопожертвования, сообщают книге Преосвященного Арсения непосредственный практический интерес. Да, мы не ошибемся, если скажем, что она должна быть настольной книгой русского иерарха и церковно-общественного деятеля.

Что особенно приятно и неожиданно поражает читателя в этих типах православной иерархии – так это удивительное сочетание строгого личного аскетизма, просвещенности и безгранично широкой их общественной и политической деятельности. Это – не только святители – пастыри церкви, но и просвещенные, передовые и мужественные граждане, беззаветные патриоты. Они принимают деятельное живое участие в распространении школ, покровительствуют искусствам, окружают себя даровитыми людьми вечных призваний. Мало этого; они являются иногда инициаторами национального и политического движения, словом и делом воодушевляют борцов его, распространяют воззвания, говорят воодушевленные речи, состязаются в учредительных собраниях и группируют вокруг себя неизмеримое большинство, ведут сношения с представителями иностранных держав, входят в состав депутаций по сношениям с ними. Слово христианского учения, просвещения у них неразрывно с делом, с жизнью их частной и общественной. Они – насадители христианской культуры.

Эта характерная черта румынских святителей получает особенный вес для русского читателя именно в настоящее время, в переживаемые теперь минуты всеобщей тревоги и смутного брожения умов. Какой исход получит это тревожное настроение? И что оно знаменует по существу своему? Означает ли оно наш громадный шаг вперед – наш перерост тех государственных, религиозных и иных форм общежития, которые облегают наши нравственные личности так же неудобно, как облекает выросшего человека износившийся и обветшавший костюм, или же самая нравственная личность наша так измельчала, так выродилась, что требуется внутреннее обновление или возрождение, которое, если не наступит, придется готовиться русской национальности сходить с лица земли, чтобы оставить ее в обладание более здоровым нациям. В том и другом случае – настоящее время, есть время делания, а не бездействия.

Ну и что же? Действуем ли мы? В ответ на этот вопрос получается странный ответ: действуют и довольно энергично весьма немногие, сравнительно с несоизмеримым, миллионным большинством бездействующих, ожидающих, созерцающих. К величайшему ужасу, сюда должно отнести самый цвет нашей нации, ядро будущего – юношей, даже детей и их учителей, и воспитателей: они забастовали и бездействуют.

Едва ли история какой-либо культурной нации укажем на страницах своих пример такой повальной ужасной забастовки!..

Дело внутреннего нравственного обновления нации, как и отдельной личности есть дело Божие, есть дело Того, в чьих руках недоведомые судьбы единиц и целых народов. И, если наступил черед вымирания для нас, то мы с покорностью должны склониться пред велением Промысла. Но кто может провидеть пути Его и средства, которыми Он ведет, и цель, к какой ведет людей и народы?!

Мы должны оставить совершенно в стороне этот вопрос: несть наше разумети времена и лета...

Но, тем с большим вниманием, мы должны взяться за первый вопрос, всесторонне и беспристрастно обсудить его и попытаться немедленно действовать, соответственно такому или иному своему положению.

Предположим на минуту, что причина настоящего смятения или брожения умов кроется в нашем нравственном переросте, что в нас бродит новое вино, для которого становятся совершенно не годными старые мехи. Что же должно последовать из этого? Очевидно, только одно: с радостью, энтузиазмом и энергией мы должны приняться за спасительный труд устроения наших новых мехов. И начать эту работу должен не кто иной, как наша церковь, в частности представители ее – наша иерархия. Ведь не фикция же, а действительный факт, можно сказать, исторический закон, что каждая более или менее крупная стадия нашего прогрессивного шествования начиналась с благословения церкви, – митрополитов, архиепископов, патриархов и всего освященного собора. Раскройте документы, наши политические хартии или государственные конституции периодов Киевского, Суздальского, Московского, наших вольных городов Новгорода и Пскова, даже последнего периода Петербургского – не по благословению ли наших владык и при деятельном их участии строилась русская земля, заготовлялись каждый раз новые мехи на место старых?!

Да, это так!

Но с чего же начать? – С упорядочения рабочего вопроса, вопроса академического и, проникающего их, более капитального – об усовершенствовании государственного устройства и лучшего правового гражданского порядка? Нет и нет! Зачем нашим иерархам вторгаться сюда? Здесь есть свои деятели, к тому подготовленные и воспитанием, и наследственностью, и практической опытностью.

Для иерархии настоит много дела своего, очень важного, неотложного, совершив которое, она, быть может, окажет такую услугу, сослужит такую службу государству, о какой ни оно, ни сама она и не подозревают.

Какие же это дела, какие вопросы?

О, их очень много: всех и не перечесть. Начнем с главного, который должен давно ждать своей очереди, и без которого нельзя, собственно говоря, и начинать никакого дела.

До того важен этот вопрос и, вместе с тем, до того он прост, что многим читателям, быть может, покажется странным то обстоятельство, почему это им доселе не приходило в голову, поставить его.

Вопрос таков: сознаем ли мы, сыны православной господствующей церкви, и сознает ли ясно ее иерархия – где и как очерчиваются пределы ее собственной сферы, в которых она может вращаться свободно и законно, и где пределы, за которые она не должна выходить, чтобы не очутиться взявшейся не за свое, а за чужое дело? Да, у нас нет двух ясно различаемых сфер – государства и церкви – как двух общественных единиц и правопорядков sui juris; у нас, по выражению одного официального лица, обе сферы слились в одно. И вот это странное явление служит источником ужасной путаницы в нашей жизни и вместо благотворного для жизни союза церкви и государства, является взаимный тормоз жизни того и другого.

Церковь у нас весьма часто терпит великие невзгоды из-за того, что в важнейшие дела ее вмешиваются властные лица государства и производят в ней весьма не желательные пертурбации. Замещение вакантных мест епископских, священнических, диаконских, архимандритских, увольнение, отставка лиц негодных, или полезных и почтенных у нас происходит иногда по произволу властных людей. И это делается так просто, к этому все так привыкли, что это никого особенно и не занимает, кроме лиц, непосредственно заинтересованных. «Нынче все и везде делается по протекции!» – Такова аксиома наших современных нравов. Чтобы верно оценить несообразность такого беспорядка, мы попросим читателя вообразить себе... отлично устроенный и настроенный музыкальный инструмент. В руках своего владельца – любителя он издает стройные аккорды, чудные мелодии. Но вот, вторгается непрошенный господин и по своей прихоти бьет по клавишам как попало. Получается звон во все, но для музыкального слуха он причиняет невыносимые страдания...

У нас вошло в привычку устроение таких самоуправных дисгармоний в церковной жизни. А, между тем, с какой заботливостью каноны и уставы церкви оберегают право местных общин от такого рода вторжений в жизнь их лиц сторонних... Наша церковная иерархия должна энергически ратовать против таких нестроений. В рассматриваемой книге Преосвященного Арсения, русский читатель найдет назидательные и достоподражательные примеры такой ревности…

Но, в особенности, много и тяжко страдала и страдает господствующая, de jure, церковь наша, от неуважения к ее коренным организационным началам, определяющим ее духовно-нравственную природу, как созданного Христом общественного Установления на благо человеческому роду.

По коренным принципам своей организации, церковь есть воспитательница любви к Богу и ближним во взаимных человеческих отношениях. Духом этой любви должны быть проникнуты все ее учреждения; к этой цели они должны направлять свою деятельность. Между тем, обращаясь к действительности прошлой и настоящей, мы видим, что в ряд церковных учреждений и в их устройство пересаживались и пересаживаются – при не различении Божия от Кесарева – чисто государственные учреждения с характером грубого физического принуждения, жестоких истязаний, или пыток, и чисто уголовных кар (пожизненного заточения, истязаний плетьми и голодом и т. п.). Церковные судилища – эти духовные врачебницы, снабжались по временам колодническими подвалами и палачами, монастыри – ужасными тюрьмами и ямами; святители превращались в неограниченных владык земных и «духовных командиров», в судах церковных давался решающий голос лжи и клятвопреступлению (свидетели – очевидцы факта прелюбодеяния). Мы, вообще, много самоуправствовали в православной церкви, реформируя ее по своему, вместо того, чтобы тщательно блюсти ее исконные прекрасные уставы, изучать и развивать положенные в основы их принципы к требованиям и запросам жизни. Да, мы никогда не относились с довольным уважением к основным источникам церковного устройства и дисциплины, заключающимся в слове Божием и церковных канонах. О последних не редкость, напр., слышать, что давно пора уже совсем их бросить и реформировать церковь по законам и учреждениям, выработанным европейской цивилизацией для разных форм человеческого общежития. Но этот путь, так сказать, метод самоуправства всегда приводил, и неизбежно будет приводить, к исчезновению церкви из среды политических и общественных союзов, из среды человеческого рода. Во избежание этого зла, в предохранение от этого страшного искушения, мы должны твердо помнить, что церковь не есть наша собственность, а небесная пристань на земле, устроенная Христом на благо всего человеческого рода и вверенная нам – членам ее, для охранения не только страждущим и обремененным современникам каким, но и в будущие роды и роды. Мы не властны в ней самоуправствовать, а обязаны блюсти богоданную ее чистоту, обязаны тщательно хранить те прекрасные дары творчества, которые внесли в нее ее истинные созидатели и назидатели, ее апостолы, ее пророки, ее исповедники и мученики, ее песнопевцы, ее учителя, ее отцы.

Так, тщательно охраняя природу церкви, различая сферу ее, как общежития и нравственного порядка, от сферы и правопорядка государственного и гражданского, наша иерархия окажет не оцененную услугу и государству в его стремлениям к совершенствованию.

Во многих отношениях церковь, сливаясь с государством, стесняет его.

В составе нашего государства много подданных разных вероисповеданий, занимающих и, всегда имеющих возможность занимать важное государственное положение: при слиянии воедино высшего управления церковного и государственного, эти лица всегда должны оказываться в ложном положении. А с другой стороны, и сами православные высокопоставленные лица должны сознавать себя весьма неудобно, приводя и отстаивая принцип свободы совести и веротерпимости – обязательный для культурного государства. Ведь быть православным и, в то же время защищать в качестве властного государственного чиновника интересы католичества, протестантства, еврейства и т. д. весьма неудобно. Пусть представляют и защищают эти интересы пред государством сами представители каждого вероисповедания. При таком положении, чисто государственное учреждение, состоящее, хотя бы, из одних исповедников православия, хотя бы, из разно исповедных лиц, но в качестве только государственных, а не церковных чиновников, удобно может стать в положение 3-го лица и рассмотреть предлежащее вероисповедное дело объективно и беспристрастно.

Да, управление каждым вероисповеданием и, в особенности, господствующим, должно быть вполне предоставлено ему самому. Но это, конечно, ни мало не препятствует Государю покровительствовать каждому из них по мере Его благорасположения. При таком положении и сношения православной русской церкви с представителями православных церквей Турции, славянских и австрийско-сербских, не представляли бы таких великих политических затруднений, какие они всегда доставляли и доставляют нашему правительству: эти сношения сделались бы чисто церковными, лишенными всякого политического значения и не давали бы повода, по крайней мере, законного основания подозревать в них какие-либо политические стремления.

С освобождением православной церкви от постоянного давления на сферу ее управления властных лиц государства, каковое неизбежно при неясном различении сфер церковной и государственной, и с установлением живых и постоянных сношений между русской и прочими православными церквями, православие возродится в своей силе и в своем великом нравственном влиянии на наше общество. Свобода действования, есть необходимое условие процветания православия.

А это процветание крайне необходимо в наш век. Весь цивилизованный мир настоятельно требует нравственного освежения и обновления: уныние, пессимизм, утрата смысла жизни, пресыщение, неверие в загробную жизнь, отсутствие идеализма и высокого вдохновения в поэзии и других искусствах – вот спутники громадных успехов естествознания и материалистического миросозерцания. Но это спутники высших ступеней цивилизации: этим настроением одержимы корифеи, образованнейшие и лучшие представители цивилизации; средние и низшие слои общества пользуются заимствованным светом знания и культуры для грубо эгоистического и более или менее утонченного прожигания жизни. Необузданный разврат, комфортабельное обжорство и пьянство, хищничество труда, эксплуатация сильными слабых, безгранично эгоистические стремления – вот характеристические черты настроения этих ступеней, этих слоев цивилизованного общества. Религия все более и более утрачивает доверие и уважение к себе со стороны представителей всех этих слоев культуры. Если во всех их и остается еще что-либо питающее идеалистические и альтруистические стремления, так это вера в силу науки, знания, в силу ума человеческого, который в отдаленном будущем рядом научных открытий создаст новую породу людей, сверхчеловеков, которым будут чужды скорби жизни, неизбежные в переживаемую стадию культуры.

Как и прежде, так и в настоящее время жизнерадостность и бодрость может вдохнуть только религия христианская. И вот, забота о процветании ее, каковое возможно только при предоставлении церкви свободного от государственного принуждения и стеснения действования присущими ей средствами, должна воззвать к энергичной деятельности нашу иерархию и наше пастырство. Эта деятельность должна быть направлена, наиболее всего, в среду интеллигенции. Наша господствующая церковь должна не враждовать с интеллигенцией, а пытаться всемерно заслужить ее доверие к себе; а последнее может быть достигнуто улучшением церковных учреждений, а, еще более, проведением в личной жизни, монашеской и семейной, начал христианской нравственности и догматико-идеалистического миросозерцания. Наша иерархия и наше пастырство склонны действовать только истовым богослужением и обильным словоизлиянием в проповедях и собеседованиях. Но этого недостаточно. Нужно просвещать делами, творческим воздействием на формы культурной жизни современного человечества. Церковь должна стяжать уважение и любовь к себе в среде культурных граждан, культурного государства.

Таковы соображения; возникшие в нашем сознании под влиянием чтения книги преосвященного Арсения. Переживая грозные события и явления современной общественной жизни своего отечества, мы нашли немалое нравственное подкрепление в труде высокочтимого преосвященного автора, живо созерцая минувшие судьбы румынского народа и патриотическую деятельность светил его. Для примера сообщаем сокращенные характеристики некоторых архипастырей Румынской Церкви, показавшихся нам наиболее симпатичными.

Досифей Митрополит Молдавский и Сочавский (1671–73; и 1675–1691)

Он родился в Молдавии, в Яссах, между 1623 – 30 годами; отец его, Нектарий Барул, или Борилович, был чиновником или купцом и под старость поступил в монастырь. В молодости Досифей получил блестящее образование сначала у частных учителей, а затем в школе при монастыре Трех святителей, основанной в Яссах Господарем Василием Лупу при содействии Киевского митрополита Петра Могилы. Здесь он вполне усвоил еврейский, греческий, латинский, церковно-славянский, румынский и польский языки. 20-ти лет он поступил в монастырь Побрату, где был пострижен в монашество и, вскоре, возведен в сан иеродиакона и иеромонаха. Здесь Досифей занимался книжными трудами и интересовался древними господарскими хрисовулами, писанными на славянском языке. 30-ти лет он был избран на Хушскую епархию, которой управлял около двух лет, затем был переведен на высшую Романскую епархию, которую занимал около 12-ти лет, после чего назначен был митрополитом Молдавским. От 1673 и до 1675 г. он находился в Польше, куда убежал после битвы турок с Яном Собесским при Хотине. Во второй раз, в 1686 году, Ян Собесский, разорив Молдавию, пленил митрополита Досифея (а, по более верным сказаниям, Досифей ушел добровольно) и унес мощи Св. Иоанна Сочавского в Польшу1, откуда они возвращены только в конце 18 в. при австрийском Императоре Иосифе II. Но недолго он жил в Польше, так как вскоре отправился в Россию. Причины этого, как полагают, заключались в преследованиях, которым православные подвергались со стороны католиков, преимущественно иезуитов. В Россию он прибыл по рекомендации Николая Милеску Спафария, румына по происхождению, очень ученого и пользовавшегося большим влиянием при царе Алексее Михайловиче и Петре I. Петр Великий уважал Досифея за его идеи об освобождении румын от турок. При покорении Азова в 1702 г. он был назначен митрополитом Азовским. Время смерти его в Москве относят к 1711 г., куда он прибыл из Азова перед Прутским походом.

"Митрополит Досифей принадлежит к числу знаменитейших архипастырей 17 в., главным образом, своей ученостью. Он был ревностным проводником нововведений господаря Василия Лупула, с именем которого связано представление об эпохе румынского национального самосознания и стремления заменить, употреблявшийся дотоле в официальных сношениях и церкви славянский язык, румынским, не допуская, вместе с тем, и начавшегося усиливаться влияния греческого элемента».2

Митрополит Вениамин Костяки.

В предисловии к одной из своих книг этот иерарх оставил следующую краткую автобиографию:

"Смиренный переводчик этой книги появился на свете в декабре 1768 года от благочестивых родителей Григория Костяки и Марии Конта;3 восприемницей при крещении, происходившем 1 января, была Елена Катаржи; в 1784 г. был пострижен в монашество в Хушской епископии и рукоположенный во диакона епископом Хушским Иаковом; в 1788 году рукоположен в св. Молдавской митрополии во иеромонаха; в марте 1789 года был назначен игуменом монастыря св. Спиридона в Яссах; 27-го июня 1792 хиротонисан своим старцем, Преосвящ. Иаковом, в епископы Хушского в качестве его преемника; в июне 1796 г. был переведен на епископию в Роман; 15 марта 1863 г. преемствовал митрополиту Иакову по его смерти в занятии митрополичьей Молдавской кафедры».

Склонный по природе к созерцательной и уединенной жизни, он стремился к монастырскому уединению, особенно в Нямецкий монастырь, где в это время во главе плеяды образованных и патриотов монахов стоял знаменитый старец Паисий Величковский.

Найдя себе товарища, мальчик Василий – таково было мирское имя Вениамина, – тайком ушел из дома и отправился пешком в монастырь, имея в виду поступить в число братии, а затем постричься. Спустя несколько дней совместного путешествия, они решили отдохнуть и остановились на ночлег у одного «стража полей». Проснувшись на другой день, мальчик, полный радости, что скоро достигнет своей цели, увидел, что его компаньон сбежал, причем обокрал его, взяв вещи и маленькую сумму денег в несколько копеек, т. е. все его достояние. На молодого Василия это произвело удручающее впечатление, и он залился горькими слезами. Утешителем явился крестьянин. Он увидел в этом волю Божию, а, потому, предложил мальчику остаться у него, так как ему теперь невозможно идти в монастырь в таком виде. Но это предложение было не бескорыстно, потому что крестьянин имел ввиду оставить такого здорового мальчика у себя в работниках. Василий остался. Крестьянин одел его в простую грубую одежду, обул в лапти и, таким образом, – говорит г. Византи – «было положено основание тому апостольскому подвигу служения, которому он потом, как архиерей, следовал в течение всей своей жизни». Здесь он много терпел, как от тяжелых хозяйственных работ, так и от постоянных ссор, происходивших между супругами, на нем они вымещались, он был, так сказать, козлом отпущения. В темные осенние ночи его посылали стеречь поля, а днем он исполнял работы по домашнему хозяйству, из которых самой тяжелой для него была мочка конопли в воде при самой невыносимой температуре.

С наступлением зимы, недобрые и грубые хозяева, не имея теперь особенной нужды в постороннем работнике и во избежание трат на его пищу и одежду, выгнали его от себя, оборванного и голодного. Умея читать, и зная наизусть несколько церковных песнопений, мальчик отправился к приходскому священнику, который с радостью принял его, снабдил необходимыми вещами и сделал дьячком в своей церкви.

Родители отыскали беглеца, и на первых порах слышать не хотели о его монашестве. Только после больших усилий решились исполнить желание сына и отпустили его в Хушскую епископию к известному своей образованностью, благочестием и добротой епископу Иакову Стамати – питомцу Нямецкого монастыря.

Иаков был выдающимся святителем Молдавии «образованный, горячий патриот, предусмотрительный политик, он, пользуясь своим положением и влиянием, решил употребить все средства для поднятия бедствующей родины. Одним из таких средств он справедливо считал просвещение народа, для чего учредил при своей кафедре школу, в которую имели доступ и клирики, и миряне. Самым усердным учеником этой школы был молодой Василий, который своими успехами и поведением обратил на себя внимание начальствующих, и радовал святителя Иакова, все более и более приближавшего к себе молодого питомца в целях непосредственного влияния на него. С назначением Василия библиотекарем школы, любознательность его нашла полное удовлетворение: со всем рвением своей юной души он бросился на богатые книжные сокровища по разным научным отраслям, в особенности, по богословию, изучению Слова Божия и св. отеческих творений. Ближайшим руководителем и воспитателем его был сам преосвящ. Иаков, оказывавший особенное внимание своему даровитому ученику, предвидя в нем будущего борца за интересы религии и национальности. Прослужив здесь три года, Вениамин, с согласия своего патрона, отправился в Молдавскую митрополию, где был архидиаконом и старшим экклесиархом, а затем, в 1788 году, на двадцатом году был посвящен во иеромонаха»4 .

Сжатую характеристику его деятельности проф. Ербичяну выражает такими словами: «В полном расцвете физических и духовных сил митрополит Вениамин берет в руки архипастырский жезл, молитвенно устремляя взор свой к небу с верой и упованием на помощь Божию в тяжких обстоятельствах. Упование его не посрамило: в течение 40 лет, с большой мудростью, терпением и любовью ведет он свое стадо по спасительному тернистому пути, нося на себе все скорби и нужды своих собратьев. Управляя кораблем Христовым, он, как искусный кормчий проводил его между Сциллой и Харибдой, среди страшных фортов, непредвиденных препятствий, с верой в Бога, направляя его в спасительную пристань. Как доблестный воин Христов, он твердо стоял на своем посту, отражая силой евангельской любви и мечом слова Божия вражду против церкви и родины. Среди смутных времен, он день и ночь изыскивал надлежащие средства, чтобы пробудить свой народ от сна и дремоты: он призывал его к национальному возрождению через церковь, чтобы видеть его наравне с цивилизованными народами. Доблестный христианский дух его горел желанием счастья и процветания своему несчастному отечеству. Поэтому, с самого начала своей архипастырской деятельности, он смело подставляет грудь свою чужому или туземцу, борясь за развитие своего отечества. Когда силы его оказывались недостаточными противодействовать злу, то плач и скорбь смягчали самые закаленные сердца и побеждали самых страшных врагов его. Во все время своего архипастырства он был центром, вокруг которого группировались все национальные деятели того времени, бояре, ученые, артисты, профессора и самый бедный простой народ. Он был солнцем согревающим, тенистым древом, под которым находили себе убежище путники, сладким плодом, от которого вкушали; он – радость, утешение и надежда всех патриотов. Сила его любящей души влекла к нему даже его врагов. Подобно магниту, он всех привлекал к себе сладким гласом, сердечным чувством любви и расположения. Он был пастырь добрый, полагавший душу свою за овцы своя, и они знали глас его; он не был наемником, гласа которого не знают овцы и бегают. Более великого митрополита в евангельском духе не имел румынский народ; не многих, подобных митрополиту Вениамину патриотов, с такой любовью относившихся к своему народу и наследию предков, имела наша страна; давно не имела вся православная восточная церковь такого ревностного защитника церкви и ее божественных установлений. Для него церковь и отечество составляли одно слово, одно понятие; произнося одно слово, он, в то же время, разумел и другое"5.

Характерно отношение этого святителя к средствам духовного возрождения и развития национального сознания румын. Оно началось под влиянием трансильванских румын, которые были вызваны митрополитом Вениамином в качестве преподавателей в созданные им школы, и находили в нем мощную поддержку. Из них особенно решительное влияние в этом отношении оказали Георгий Лазарь и Георгий Асаки. Последний – сын священника, обучавшийся на средства Вениамина во Львове, Вене и Риме, основал школу в Яссах, в которой преподавание шло в чисто национальном румынском духе. Подобную школу открыл в Букуреште на месте развалин монастыря Св. Саввы Лазарь, причем, вначале он преподавал только философию и математику. Новизна преподавания привлекла к нему множество слушателей, почему он, вскоре, расширил круг преподаваемых им предметов чтениями по национальной истории. В этих чтениях он с увлечением развивал своим слушателям исторические воспоминания о древних господарствах, рисуя пред ними темные и светлые стороны политической жизни их предков. Эти чтения оказали сильное влияние на возбуждение национального чувства румын и породили многих «националистов». Некоторые из них, не довольствуясь полученным ими школьным образованием, отправлялись за его завершением на Запад. В эту прославившуюся школу Лазаря, митрополит Вениамин посылал многих молодых людей из Молдавии, подготовляя, таким образом, духовное единение княжеств на почве общего национального возрождения и соединенного с ним самосознания. С тою же целью митрополит Вениамин содействовал Асаки в создании национального театра, где пьесы, правда, сначала далеко не важные, игрались на румынском языке. Помещением для театра был частный дом. Сам митрополит иногда удостаивал его своим посещением, давая этим, как бы, санкцию театру, как школе национального самосознания. Вообще, митрополит Вениамин был центром, вокруг которого группировались деятели национального возрождения6.

Митрополит Вениамин был энергичный борец за права монастырей против секуляризационных стремлений правительства. Эта борьба и привела его к решимости подать прошение об отставке и удалению от дел правления. Эта «весть об отставке митрополита с быстротой молнии распространилась по всей Румынии, и, как громом, поразила всех истинных патриотов». "Прощание митрополита с народом представляло одну из самых прискорбных и, вместе, угрожающих сцен. Двор митрополии наполнялся тысячами людей, которые плакали горькими слезами как будто о самом дорогом покойнике. В открытые все время двери входил всякий, старец обнимал его и со слезами просил прощения в вольных и невольных грехах. В заключение сказал: «простите меня, добрые люди, мои чада, простите меня, смиренного и убогого монаха Вениамина, который ничего теперь не берет с собою от той славы, какую имел, кроме грехов, содеянных им в этом мире».

Местом своего вынужденного покоя митрополит Вениамин избрал монастырь Слатину, находящийся у подошвы Карпатских гор, где «приняв великую схиму, предал в 1846 г. свою праведную душу Богу»7.

Епископы Неофит и Филарет Скрибаны

Братья Скрибаны – Неофит, титулярный епископ Эдесский, и Филарет, титулярный епископ Ставропольский – оказали столько пользы румынскому государству и церкви, что имя их не будет изглажено из памяти румын во все время их исторического бытия. Деятельность их на пользу и защиту церкви вызвана антиканоническими узаконениями молдовлахийского господаря Кузы и заслужила им от Константинопольской великой церкви титул «защитников православия». Политическая деятельность их тесно связана с, так называемым, унионистическим движением8, во главе которого они стояли и заслужила им титул «великих патриотов».

Эта «двоица» Скрибанов должна быть рассматриваема как «единица» во всех областях их деятельности: политической литературной, религиозной и национальной. Они были одного духа, одной мысли; работали в согласии при всех тяжелых обстоятельствах, которыми была полна их жизнь. Различные по темпераментам, – один (Неофит) холерик, другой (Филарет) флегматик – они были вполне гармоничны в идеях, восполняя друг друга в образе своих действий. Вот почему всякое действие, совершаемое одним из них, было совершаемо не без участия другого. Первый известен, по преимуществу, как общественный деятель, второй – как кабинетный ученый, инок-созерцатель.

Братья Скрибаны происходили из местечка Бурдужан, Ботошанского округа в северной Молдавии, на границе с Буковиной. Отец их служил здесь священником.

а) Преосвященный Неофит, в миру Николай, родился в 1803 году. Первоначальное образование получил в Сочаве, древней столице Молдавии; потом учился в монастыре Феодоренах, преклоненном9 греческому Афонскому Ксиропотаму, находящемся в родных Бурдужанах и основанном господарем Симеоном Могилою, родным братом знаменитого Петра Могилы. С 1817 по 1821 год Николай Скрибан учился в Греческой Академии, в монастыре Трех Святителей в Яссах, основанной господарем Василием Лупу. С 1821 года, по случаю греческой гетерии, Скрибан принужден был оставить греческую академию и продолжал заниматься у частных учителей науками богословскими, философскими, историко-филологическими, причем, изучил новейшие европейские языки, а в числе их и русский. В 1828 году митрополит Вениамин Костаки, заметив выдающиеся способности молодого Скрибана, приблизил его к себе, постриг в иночество, рукоположил во иеродиакона и назначил учителем греческого и латинского языков при Трехсвятительской школе, а вскоре возвел в сан иеромонаха. С некоторыми перерывами, проведенными в Букуреште, где он пополнял свое образование в коллегиуме Св. Саввы, Неофит пробыл в этой должности до 1841 года, пользуясь общим уважением и известностью. В этом же году враги оклеветали его пред митрополитом, обвинив его в безбожии, в чтении сочинений Вольтера, «в игре на скрипке», как это видно из письма к брату Филарету, учившемуся в то время в Киевской Академии. У него отняли библиотеку, заключавшую более 300 томов, и отправили в заточение в монастырь Секул, зависящий от Нямца. Спустя год, он был отправлен в г. Фольтичены, в Сочавском округе, где основал школу, способствовавшую возрождению румынской народности. Но его враги, видя и здесь успехи Скрибана, снова оклеветали его пред митрополитом во всевозможных преступлениях, и Скрибан снова был сослан в Нямецкий монастырь, где основал школу для молодых иноков, в которой сам преподавал богословие и греческий язык. В конце 1846 года он был призван в Яссы, где назначен директором Трехсвятительской школы и настоятелем церкви Св. Василия. С 1848 по 1862 г. Неофит состоял учителем истории, риторики и философии в Ясской Сокольской семинарии (где брат его Филарет, окончивший курс Киевской Академии, был ректором), сначала в сане архимандрита, а с 1857 года – епископа Едесского, а с 1862 года, кроме того, и ректором этой семинарии, для которой он весьма много сделал со своим братом10...

Как политический деятель, преосвященный Неофит выступает в деле национального объединения и возрождения Румынии и в борьбе за права церкви против насилий князя Александра Кузы.

Характер и размеры статьи нам не позволяют подробно излагать этого рода деятельность православного епископа, а, потому, мы и ограничимся сообщением моментов, показавшихся нам наиболее характерными, отсылая интересующегося за подробностями к рассматриваемой книге.

8 Марта 1856 г. на парижском конгрессе были положены основания соединения княжеств: «обсудить вопрос об единении этих провинций с полным знанием обстоятельств этого дела..., принимая во внимание их желания». Для решения этого и других вопросов, касающихся организации княжеств, на этом конгрессе было предложено султану созвать в каждой из двух провинций диваны ad hoc из представителей всех классов общества, как выразителей желаний и интересов всей страны. 1 октября 1857 года последовал фирман Султана о созыве этих диванов. Депутатами в Молдавском диване были и братья Скрибаны, несмотря на противодействие антиунионистов, которые в Скрибанах видели самых опасных и сильных противников. Но Скрибаны располагали целой армией своих воспитанников – священников и учителей, проникнутых идеей единства, принимавших наставление своих воспитателей за святой закон. Находясь во главе депутатов, Неофит Скрибан произносит на молебне в день Св. Николая пред началом заседания замечательную речь. Указывая на политику Стефана Великого, ратовавшего за величие единой румынской нации, он обращается к патриотическому чувству современных румын, славная будущность которых обусловливается исключительно их единением. «Подумайте братие, здесь пред алтарем, воздвигнутым первым героем нашей страны, где мы ныне полагаем свои моления и благодарения, куда мы приходим теперь, чтобы разорвать совершенно с печальным наследием нашим, – здесь предстоят и смотрят на нас не только наши современники, не только Европа, но целый ряд веков, веков героизма и славы, света и тьмы, ран и, всякого рода, страданий молдо-румын, которые ожидают теперь воскресения отеческих добродетелей, восстановления попранных прав и славной будущности нашей дорогой родины... Будем признательны великим державам, взявшим нас под свое покровительство, но, вместе с тем, будем более справедливы друг к другу, в будущих наших делах. Будем более христианами, лучшими политиками, более предусмотрительными патриотами, чем каковыми являемся с некоторого времени (намек на неунионистов). Не будем блуждать в лабиринте страстей, личных и кастовых интересов, не будем патриотами только на словах. Не будем трактовать румын как незнатных (ignobili), так как все румыны благородны (nobili), и условием этого благородства являются дела, заслуги в отношении к Богу, нации и отечеству... Спасительным бальзамом от ран наших в настоящее время являются, братие, гражданские добродетели, направленные к созданию единства отечества, Румынии объединенной и автономной. К этому должны быть направлены все наши стремления, хотя бы, для этого пришлось жертвовать своими личными правами. Всеми силами мы должны содействовать единению княжеств, так как в этом заключается условие их процветания, залог нашего спасения и благо других, а всякое разъединение и эгоизм, как в народе, так и в индивидууме, ведут только к гибели. Братие, обратите внимание на то, что ответственность наша велика, так как мы отвечаем за всю будущность нашей нации, которая через нас, через наше настоящее собрание будет возвеличена или умалена, счастлива или несчастлива навсегда, будет или вечно благословлять нас, или проклинать. Изберем между этими двумя альтернативами. Румыния теперь возлагает на нас всю надежду. Она ожидает своего воскресения, восстановления своих прав. Она ожидает своей светлой будущности, полной величия и счастья».

Нет сомнения, что эта речь, сказанная, по отзывам современников, с пылким энтузиазмом, свойственным горячей натуре Неофита Скрибана, возымела надлежащее действие. Председателем одной из комиссий в диване ad hoc, по вопросам о реформах в Молдавии, был избран архимандрит Неофит. Реформы, предложенные им, и принятые комиссией, а затем и общим собранием, следующие: а) объединение румын, б) автономия страны, в) уклонение древних неписанных обычаев страны; г) национальное представительство; д) наследственность трона; е) исправление границ страны; ж) свободное заключение коммерческих договоров с соседями; к) организация войск; л) свобода культа в пределах закона; м) вопрос о преклоненных монастырях; н) учреждение Синода; о) равенство перед законом; п) свобода личности; р) политические права только для местных христиан; е) отделение законодательной власти от исполнительной; т) независимость судебной власти от администрации и у) ответственность министров»11.

Фактическое объединение княжеств совершилось в 1859 г., после того, как собраниями диванов ad hoc в Молдавии и Валахии почти одновременно был избран господарем княжеств полковник Александр Куза..., официально же объявлено Кузою объединение княжеств – 23 (11) Декабря 1861 года. Это было великое национальное торжество. По этому поводу архимандрит Неофит Скрибан произнес господарю Александру Кузе приветствие от лица всего клира. По свидетельству очевидцев, «великий дух его отразился в этой заключительной речи и во всей величественной фигуре его, так как он, подобно второму Симеону, увидел осуществившимися мечты своей юности, реализованными национальные идеи, за осуществление которых, вместе с другими возродителями государства румынского, он боролся десятки лет». В этой замечательной речи, глубокой по содержанию и блестящей по изложению, выражены радостные чувства всей нации и клира, равно как и те надежды, которые возлагаются всем народом и церковью на нового господаря объединенных княжеств12.

Но, увы! Эти надежды «клира» и «церкви» не оправдались. Куза почитался человеком высокообразованным в европейском смысле: бегло говорил на языках французском, немецком, итальянском, греческом, но для церкви и клира он явился «Юлианом Отступником, Львом Исаврянином и Константином Копронимом». При нем началась война против церкви, и вообще, против всего церковного13. Для ревнителей православия и, в особенности, для обоих Скрибанов начались гонения, не прекращавшиеся до конца их жизни.

Были изданы новые законы, относительно церкви, учрежден был Синод, названный «Генеральным». Последовали правительственные назначения (вместо прежних избирательных, по канонам церкви) епископов на кафедры. Епископ Едесский Неофит Скрибан назначен был епископом Арджешским.

В 1865 г. на 19 Ноября (1 Дек.) созывался Синод, на котором подлежали обсуждению, между прочим, следующие вопросы: введение Григорианского календаря; перевод Св. Писания и других церковных книг на обыкновенный разговорный язык, перемешанный наполовину с французскими словами; введение во всех церквях органов. Хотя, по закону (ст. 4), все епископы имели право присутствовать на заседаниях Синода, но епископы Филарет Скрибан Ставропольский и Иосиф Севастийский, известные своей преданностью православной церкви и противники нововведений Кузы, не были приглашены. Несмотря на это, они решились было явиться без приглашения, чтобы лично протестовать против антиканонических постановлений псевдо-Синода, но на пути в Букурешт были арестованы по приказу Кузы и под конвоем возвращены из Фокшан в Яссы. Епископ Неофит принял приглашение, но для того, чтобы торжественно отказаться в Синоде от назначения епископом Арджешским и протестовать против антиканонических церковных нововведений, а вместе с этим – изобличить и других членов псевдо-Синода в слепом повиновении их правительству ко вреду св. церкви. Утром 7 Декабря 1865 года Преосвященный Неофит, одевшись в рясу из грубого сукна, надел клобук с панагией на груди и с архиерейским посохом отправился со своим племянником Ромулом Скрибаном в заседание Синода и положил на стол свой протест, который предварительно прочел наизусть пред членами Синода. Затем медленно вышел, сопровождаемый недостойными выходками присутствовавшего здесь министра Дмитрия Караджи. К тому же времени подоспели присланные по почте протесты Филарета Скрибана и Иосифа Бобулеску, не допущенных к присутствию в Синоде.

Протест Епископа Неофита следующий: «Неофит, Божьей милостью епископ Едесский, и бывший Арджешский, и проч. Братья и отцы! Милостью Всемогущего Господа, я – один из недостойных иерархов Румынской церкви – глубоко сознаю, что непременный долг архиереев – хранить и защищать вечные определения, заключенные силой Св. Духа в св. канонах, в непоколебимом предании св. церкви и в учении св. отцов ее. Но, к моему глубокому прискорбию, вижу, что ныне гражданское правительство дает св. церкви то, чего не имеет, -самоизмышленные церковные законы, попирая этим св. каноны, предания церкви и учение св. отцов. Эти законы следующие: 1) Закон неканонический о назначении епархиальных епископов. Поэтому я, получив декрет о назначении меня епископом Арджешским, тотчас отказался от этой епископии, видя в таком назначении посягательства на епископат и порабощение церкви, даже вопреки принципам, исповедуемым теперь просвещенной Европой, о свободной церкви в свободном государстве. 2) Закон, попирающий таинство брака – одно из догматических установлений православной церкви. 3) Закон Синодальный, который не каноничен: а) так как уничтожает некоторые Вселенские каноны; б) так как заключает элементы, несовместимые с правом и призванием истинного канонического Синода; в) так как некоторые из епископов, входящих в его состав, не канонически получили назначение на епархии. Поэтому, во имя Св. Матери, Православной Восточной Церкви, во имя более 10-ти миллионов румын, детей ее, во имя тех семи славных монархов Европы, которые гарантировали права и преимущества, предусмотренные договорами, заключенными румынами с славными падишахами оттоманскими, в каковых договорах гарантируется и наша православная религия и церковь, – в силу всего этого я, как архиерей румын, торжественно протестую против выше приведенных законоположений, как неправых и враждебных нашей православной церкви, так как никакое правительство в мире не имеет права давать каких-либо законов церкви, которая одна имеет свои вечные законы, данные в Откровении, в канонах св. апостолов и 7-ми вселенских соборов, писанных по вдохновению Св. Духа. Итак, все, что узаконит это неканоническое собрание, именуемое Синодом в нашей церкви я, в силу власти, которой, как архиерей в Иисусе Христе, облечен, наперед считаю ничтожным и не имеющим значения для нашей церкви, которая была и есть палладиум нашей национальности во все времена, и прошу полной и всецелой свободы церкви, св. каноны которой, с самого существования ее, как нашей национальной церкви, не нарушались ни румынским правом, ни княжескими установлениями до сего дня: Букурешт 1865 года 7 Декабря».

Этот протест вместе с протестом Филарета Скрибана и Иосифа Севастийского произвел сильное впечатление на членов Синода, которые не утвердили предложенных церковных законов. Тогда Куза закрыл Синод, а братьев Скрибанов и Иосифа Севастийского исключил из Синодальных членов. Преосвященный Иосиф отправил эти протесты: на греческом языке – патриарху вселенскому, а на французском – европейским консулам в Букуреште. Патриарх Константинопольский одобрил и восхвалил «самоотверженную деятельность на защиту церкви Преосвященного Неофита и двух других святителей»14.

б) Преосвященный Филарет Скрибан, в мире Василий, родился в 1811 году; первоначальное образование получил в доме родителей и у греческих монахов в местном монастыре. Потом отправился в Яссы, где окончил блистательно курс Ясской Академии, при которой оставлен был учителем географии и французского языка. Но Филарет не мог удовлетвориться этим положением. Любовь к родине и церкви всецело овладела его душой, составила цель его жизни. И вот, в тиши своего скромного кабинета, молодой профессор усиленно занимается чтением и изучением Слова Божия, изучает также и судьбы отечества когда-то славного, а теперь несчастного, бедного, разоренного. Для этой цели он не раз совершает в свободное время поездки по Румынии, знакомится с древними памятниками, свидетельствующими о древней славе православной церкви и отечества. Из изучения истории своей родины он вывел заключение, что православная вера и была сильнейшим оплотом румынской национальности: она слилась с народом, под ее влиянием сложилась его жизнь, образовались те характерные особенности и та нравственная личность, без которой народ немыслим. Поэтому, нужно поддерживать эту силу, которая сохранила его отечество в несчастные времена, а не подкапываться под нее, рискуя в этом случае нанести удар самой национальности. Под влиянием этой же мысли Василий Скрибан решается сбросить с себя профессорскую тогу для того, чтобы учиться в качестве скромного студента русской Киевской Духовной Академии.

Для искателя православной истины, счастье, на этот раз, весьма приветливо улыбнулось. Киевской митрополией в это время управлял знаменитый Филарет (Амфитеатров). К этому митрополиту обратился с письменным ходатайством маститый митрополит Вениамин. Поступление в число студентов состоялось.

Что дала ему Киевская Академия, об этом можно судить по следующей речи его, сказанной при окончании курса. «Я здесь чужеземец – говорил он, оправдывая выпавшее на его долю счастье говорить речь от лица студентов – мой род, мое отечество далеко отселе, и язык у нас иной. Но здесь, в этой колыбели веры и просвещения величайшей в свете монархии, я принят как свой, и, может быть, более, чем свой. Два года провел я здесь под твоим отеческим покровительством (митроп. Филарета), под руководством добрых наставников, в приязни от всех, меня окружающих, – и эти два года почитаю лучшими в своей жизни. Кто более меня обязан глубочайшей благодарностью к сему святилищу наук и, особенно, твоим, милостивейший архипастырь, попечениям и христианской любви? Мои товарищи по науке, братья по вере, други по душе и юношеской приязни оспаривали у меня слово благодарения, но я сказал им: «вы – свои, вы имеете право на благодеяния, на благодарности: предоставьте мне, страннику, последнюю минуту и последнее слово благодарения для излияния священных чувств глубоко-признательной души. Они предоставили, и я почитаю себя вполне счастливым, что могу изречь пред тобой, милостивейший архипастырь и отец, те чувствования, с которыми оставлю сие незабвенное для меня место, где обрел я сокровище истинной мудрости христианской и православного учения веры, которых не находил нигде. Если возвращусь на мою родину и мое отечество спросит меня: познал ли ты истинную мудрость и благочестие христианское? – я скажу ему: не только познал, но и видел их, – и укажу на тебя, иерарх благочестивый. Если соседний моему Отечеству гордый мусульманин спросит у меня: чем твоя вера лучше других? – я скажу ему: христианской бескорыстной любовью, – и укажу на тебя, иерарх христолюбивый, на великодушие и гостеприимство великого народа русского, воспитанного в вере православной и, видимо осеняемого благоволением Всевышнего. Если похваляющийся всезнанием европеец войдет со мной в состязание, я скажу ему: может быть, вы и все знаете, но вы не видали православной церкви в древней чистоте ее и благолепии, а я между вами не видал особ православных. Так, милостивый архипастырь и отец, в твоей пастве и академии изучал я обширную науку веры православной; здесь видел чин и устройство истинной церкви Христовой; видел благолепие церковное во всей красоте и чистоте древней; при твоем священнослужении молился в древнейших храмах Руси православной, и все, что мог познать, мог видеть, – все понесу в мою любезную родину и все постараюсь обратить в назидание себе и моим соотечественникам. Это мой святой обет, и, кроме исполнения сего обета, мне не чем возблагодарить тебя, милостивейший архипастырь. И у меня есть владыка, старец благоговейный и маститый. О, как будет радоваться дух его, когда я приду к нему и принесу ему твою любовь и твое христианское лобзание! Как вожделенно будет и для целого моего отечества, когда принесу ему плоды христианского просвещения из того самого вертограда, который насаждал один из сынов его, столь известный ревностью по вере православной (Петр Могила – румын по происхождению). Милостивейший Архипастырь и отец! Освяти мой обет и мои желания твоим святительским благословением».

Немедленно по окончании курса Василий был пострижен в иночество в Киево-Печерской Лавре и назван Филаретом, по имени Киевского митрополита, постригшего его с согласия Молдавского митрополита Вениамина15.

С громадным запасом знаний, с вполне выработанными и сложившимися убеждениями, возвратился инок Скрибан на родину, служению которой посвятил себя всецело. С распростертыми объятиями принял Филарета Скрибана престарелый митрополит Вениамин, который, вскоре, рукоположил его во иеродиакона и иеромонаха и возвел в сан архимандрита с назначением ректором и учителем богословия, основанной им же самим Сокольской семинарии. С этих пор начинается плодотворная деятельность архимандрита Филарета и брата его Неофита Скрибана – педагогическая, как ректора и профессора семинарии, ученая, патриотическая и церковная, как защитника канонического строя церкви.

Ректором семинарии Филарет состоял 18 лет и два месяца с 20 сент. 1842 по 10 ноября 1860 года, сначала в сане архимандрита, затем с 1852 г. в сане титулярного епископа Ставропольского. Как ректор семинарии, Филарет был отличным администратором. Он привел в порядок все семинарские дела, запущенные его предшественниками, увеличил здания семинарии, сделав их более удобными для учебных занятий; развел при семинарии обширный сад, приобрел богатые дары для семинарии и семинарской церкви, обогатил библиотеку множеством книг, не жалея своих собственных средств на приобретение редких изданий, так что Сокольская библиотека считалась одной из богатейших в Румынии; основал при семинарии типографию для печатания полезных книг, сам занимаясь литературными трудами и побуждая к тому же учителей. По его предложению, утвержденному ясским митрополитом, учителя должны были проповедовать в церквях г. Ясс во все воскресные и праздничные дни. Учеников он сам упражнял в составлении проповедей, приучая их к декламации. Прекрасный знаток церковного пения, он обращал на него особенное внимание, усердно поощряя занимающихся им и наказывая нерадивых. Сознавая недостаточность и нецелесообразность современного ему семинарского устава, он составил новый устав с подробными объяснительными записками по всем предметам. Он первый преобразовал свою семинарию по новому уставу, введя полный восьмиклассный курс наук16.

Как велико было влияние преосвящ. Филарета на учеников его, об этом могут свидетельствовать следующие их отзывы: »В этой школе – говорит Константин Ербичяну, член Румынской Академии – получили приложение все богатые дары, собранные Филаретом в течение многих лет учения и самообразования. Состоя долгое время ректором семинарии, он распространял свет евангельского учения среди воспитанников, рассеивая, вместе с тем, глубокий мрак невежества среди членов клира... Кто из учеников его, имевших счастье внимать вдохновенным урокам своего учителя, проникнутого глубоким религиозным чувством, не стремился к воплощению сообщаемых им истин на деле? Он вполне заслужил наименование «профессора профессоров». «Потоки золота текли из уст его – свидетельствует другой ученик. – В каком городе, в каком селе, в каком уголке Молдавии нет учеников его, которые из его преподавания не извлекли бы полезных уроков на всю жизнь?». «Преосвященный Филарет – свидетельствует третий, – в период своего ректорства столько сделал для умственного и нравственного развития клира и народа, что никто себе теперь и представить этого не может»17.

Во время ректорства Филарета началась и его церковно- политическая деятельность на благо румынского народа и в защиту православной церкви, хотя она и заслоняется, несколько, личностью брата его: преосвященного Неофита. Но оба брата и в этом отношении действовали единомысленно до смерти своей.

"Сокольский монастырь (с самого начала ректорства Филарета) был местом тайного собрания унионистов. Здесь составлялись разные проекты, отсюда рассыпались печатные воззвания, призывающие румын к единению, тут вербовались новые адепты этой идеи, здесь закалялись борцы за эту идею, которая встречала противодействие со стороны местного правительства и многих антиунионистов, а также со стороны некоторых держав. Душой всего этого были Скрибаны, особенно, Неофит. После Севастопольской войны он выпускает в свет две брошюры: «Единение Румын» и «Польза единений», которые произвели большую сенсацию в Румынии и в Европе, а идеи, заключающиеся в них, были предметом обсуждения на конгрессе в Париже»18.

Как можно видеть из представленных данных для характеристики обоих Скрибанов, на политическом знамени их красовался девиз: «православие, просвещение и политическая свобода румын».

Первый акт их деятельности под этим знаменем увенчался полным успехом. Но, в дальнейшем, читатель должен – вопреки ожиданиям – постепенно приготовляться к глубоко трагической развязке деятельности обоих борцов, оставшихся верными своему знамени.

Второй акт деятельности наступил с момента национального торжества – с вступления на княжеский престол Александра Кузы. Этот национальный избранник оказался ярым врагом православия. В свое княжение он успел нанести чувствительный удар каноническому строю православной румынской иерархии и разгромил монастыри (в особенности, знаменитый Нямецкий) с беспощадностью и жестокостью византийских иконоборцев или наших татар в 13 в. Мы не будем останавливаться на этом моменте в жизни Скрибанов, как довольно известном и в нашей литературе, и перейдем к краткому изображению третьего момента в деятельности обоих Скрибанов.

В ночь с 10 на 11 февраля 1866 г. Александр Куза был низложен с престола. Князем был избран Карл, принц Гогенцоллернский, католик. Хотя, в речи своей он и заявил намерение восстановить румынскую церковь, утверждая ее вновь на канонических основаниях, но, в сущности, внутренняя политика его оставалась по отношению к православной церкви та же, что и при господаре Кузе, только проводилась сдержаннее и дипломатичнее.

Борьбу за права церкви открыл Неофит, представив Карлу докладную записку, в которой подробно изложил настоящее смутное положение Румынской церкви и доказывал, что все церковные мероприятия бывшего господаря Александра Кузы были противозаконными и антиканоническими. Неофит, далее, настаивал на том, что для блага правительства и народа необходимо, чтобы Румынская церковь возобновила свои прежние прямые сношения и духовный союз со вселенским патриархом. В течении 7-ми лет затем, оба брата то устным, то печатным словом боролись за канонические права церкви, отстаивая эти положения, эту свою церковно-политическую программу. И, несмотря на большие препятствия со стороны правительства, а, также, и со стороны возродителей рационалистов, которые, не стесняясь, кричали, что для них, как для потомков древних римлян, статуя Траяна дороже, чем Крест Христов, а Скрибанов величали отсталыми, заржавелыми, – несмотря на все это, – правда, наконец, восторжествовала: после семилетней борьбы победа оказалась на стороне Скрибанов. Закон 1865 года, направленный против канонических учреждений церкви, был отменен и заменен законом 1872 года, редактированным братьями Скрибанами. Отменено было название Синода «Генеральным», как заимствованное из протестантского церковного устройства. В состав Синода вошли митрополиты (2), все епархиальные епископы (6) и 8 титулярных, или викарных. Далее, этим законом значительно ограничено прежнее вмешательство государства в церковные дела, выражавшееся в издании церковных законов, в назначении начальствующих духовных лиц и отрешении их от должностей, как простых чиновников. Власть министра исповеданий ограничена предоставлением ему только совещательного голоса в заседаниях членов Синода, а, также, правом представлять на рассмотрение князя постановление Синода. Но за то, напр., избрание епископов предоставлено не Синоду, а особому «собранию избирателей», в котором, кроме епископов, участвуют все депутаты палаты, за исключением инославных.

Во всяком случае, новый церковный закон 1872 г. есть исторический памятник великой и славной деятельности братьев Скрибанов. И, если Румынская церковь восстановлена после того унижения, в каком она находилась при Кузе, если она получила большее или меньшее каноническое устройство, если в ней учрежден канонический Синод, – то этим, если не всецело, то по преимуществу она обязана братьям Скрибанам, которые всю свою жизнь боролись с врагами церкви, а вместе и отечества, жертвуя своим, личным благом общему делу.

Да, это была всецелая жертва личности общему благу. Казалось бы, после такого торжества православной румынской церкви будут почтены те, которые более всех трудились для достижения этого торжества. Но, – ин есть сеяй, а инжняй. Инии трудишася, а инии внидоша в славу их. Когда в силу нового Синодального закона последовали новые назначения на епископские кафедры, то братья Скрибаны были устранены от кандидатуры на какое-либо место. Кафедры заняты были их учениками: Мельхиседеком, Геннадием Еначяну, Сильвестром Баланеску и др.

С этих пор церковно-общественную деятельность братьев Скрибанов нужно считать оконченной. Старость, а с нею и телесная немощь, душевная усталость после стольких лет напряженной борьбы, нравственное утомление и разочарование, – все это, вместе взятое, располагало не к деятельности, а, скорее, к покою и отдохновению от трудов.

Когда в 1873 году братья расставались, Филарет, в возрасте 62 лет, сказал с грустью своему брату: «Брат! Умрем добродетельно, как и жили добродетельно». Простившись, Филарет уехал в Яссы, на дачу, к винограднику. Но недолго пришлось ему отдыхать в этой жизни, через месяц, 23 марта 1873 года, он скончался. Глубокая скорбь, по свидетельству очевидцев, запечатлелась на его лице. Погребение совершено с редкой торжественностью. Служил митрополит с двумя епископами, в присутствии консулов европейских держав и несметной толпы народа. Спустя 7 дней, тело его было перенесено в родное село Бурдужаны и погребено рядом с родителями в построенной братьями церкви. Преосвящ. Неофит излил свою скорбь о потере брата в высокохудожественной поэме: «Плач отшельника или «Грусть о Румынии»19.

Несколько времени после смерти своего брата, преосвящ. Неофит жил в Букуреште, думая, быть может, еще чем-нибудь быть полезным своему отечеству. Но ему скоро пришлось убедиться, что пребывание его здесь бесполезно, как для него, так и для других. Тогда он уехал в родное село, на могилу дорогого брата, чтобы здесь провести остаток дней своей многомятежной жизни. В этом согбенном старце, убеленном сединами, больном и немощном, одетом в простую, из грубого сукна рясу, трудно было узнать прежнего Неофита, сильного духом и телом, закаленного борца за родину и церковь, к смелому голосу которого прислушивались великие мира сего, правители страны и представители европейских держав.

Свидетель последних дней его жизни, глубокий почитатель и родственник его, ученый Г. Н. Самурян так описывает закат жизни преосвященного Неофита: «он все это время проводил в строгом уединении, трудах и молитве, всегда был великим христианским подвижником и аскетом. Смирение его доходило до того, что никто не видал на нем не только ордена, но и одежды, приличной епископскому сану. Служил он в церкви, обыкновенно, один с диаконом, совершая священническое служение. Не только все свои деньги раздавал бедным, но, незадолго до кончины, раздал регалии и одежду, оставив одну только старую мантию для покрытия своего тела по смерти. Спокойно ожидая последнего часа своей земной жизни, епископ Неофит положил в давно приготовленный гроб крест и евангелие. Свою громадную библиотеку преосвящ. Неофит завещал Ясской «Вениаминовской» Сокольской семинарии, в которой провел лучшие годы своей жизни, полной треволнений, скорби и печали. Дом родительский, в котором он жил в последние годы в Бурдужанах, завещал обратить в богадельню, что в точности и было исполнено, а 2 тысячи наполеондоров, высланные им в Киевскую контору Российского Государственного Банка еще в 70-х годах, предназначены на содержание построенной им в Бурдужанах Троицкой церкви и богадельни при ней. Скончался он в глубокой старости 9-го октября 1884 г. и похоронен в общем могильном склепе с своим братом Филаретом, тело которого, по свидетельству преосвященного Иеремии Дырцу, епископа Галицкого, совершившего погребение преосвящ. Неофита, оказалось нетленным, о чем и было донесено молдавскому митрополиту, в епархии которого находится местечко Бурдужаны»20.

Здесь мы приостановимся с своими выписками из рассматриваемой книги. Полагаем, что перед читателем, незнакомым с ней, с достаточной ясностью выявились типы иерархов православной румынской церкви, которых нельзя не назвать «светочами», и которые выступают типами неожиданными для нашего церковного сознания, привыкшего видеть в иерархах только «смиренных богомольцев» чуждающихся и гнушающихся всем мирским.

Как видно из этих примеров, путь, которым шли в своей жизни знаменитейшие из румынских иерархов, единообразен: это путь всестороннего школьного образования, вместе с природным религиозным настроением. Школа, не только отечественная и духовная, но и заграничная, раскрывала всесторонне их умственные силы: каждая отрасль знания, произведения искусства интересовали их и, отнюдь, не мешали религиозному и патриотическому чувствам развиваться, крепнуть, а нравственному характеру закаляться в образовании стойких убеждений, чтобы затем воздействовать на жизнь с неослабевающей энергией в проведении реформ, имеющих в виду благо отечества во всех отношениях. Сочетание веры и знания, чистоты православного веросознания и благ европейской культуры – удивительное.

Но, если эти отдельные великие личности производят успокоительное, возвышающее душу впечатление на читателя книги преосвященного Арсения, то, с другой стороны, их, в большинстве трагический конец, а затем и общее бедственное положение православной церкви Румынской в настоящее время производят тягостное впечатление и это последнее невольно поднимает в сознании тревожный вопрос: не грозит ли и нашей отечественной церкви, а вместе и всей нашей национальности то же самое?

Современное состояние Румынской церкви преосвящ. Мельхиседек (ум. 1892) характеризует так: «Господствующая церковь страдает от недостатка интеллектуального и морального развития духовенства, от постоянного упадка религиозного чувства, как в народе, так и в образованном классе, вследствие распространяемой антихристианской и антинациональной доктрины; от неправильного образования духовенства, от того факта, что храмы не только не посещаются, но разрушаются, даже содержимые правительством; от материальной и моральной бедности церкви. Под влиянием современного стремления к либерализму и цивилизации множество молодых людей посылаются за границу для образования. Много французов и поляков завели в стране пансионы, но эти иностранцы не дают новому поколению ни национального, ни религиозного образования, а внушают ему выгоднейший для себя космополитизм. Большая часть румын, воспитавшихся заграницей, усвоила себе самые нелепые идеи, совершенно утратила христианские и национальные чувства, прониклась систематически внушаемой там ненавистью к абсолютизму и тенденциям папизма, а, по возвращении на родину, применяют эти взгляды к своей национальной церкви, и при всех случаях тайно и явно порочат ее, вредят ей, одни – считая православную религию предрассудком, другие – под тем политическим предлогом, что православная церковь может содействовать завоевательным видам России; третьи же возвратились с социалистическими идеями против собственности и христианской нравственности, а потому, находят свое торжество в разрушении церквей и подавлении христианского чувства в народе21 ».

Подобные явления есть и у нас. И у нас молодежь восстановляется против православной церкви, как силе, будто бы враждебной культуре. И становится невыразимо тяжело за эту вражду двух сил; она – плод прискорбного недоразумения. Благо отдельных культурных лиц и человечества-в гармонии этих сил, а не во вражде. Н. Заозерский.

* * *

1

Во время этого пленения Преосвященный Досифей совершил прекрасный труд – славянский перевод древнего памятника христианской письменности Λιαταϒαί τάν άϒίων Αποστόλων. В библиотеке Киевософийского собора есть прекрасная рукопись этого перевода, каковую мы в непродолжительном времени постараемся издать. Автор.

2

Арсений Епископ Псковский: Монографии и исследования, стр. 52–53.

3

В то же время это были аристократы, принадлежавшие к древней боярской фамилии Болдур. Монографии и исследования, стр. 348.

4

Монограф. и исследов., стр.351–352

5

Монограф. и исслед., стр. 355–356

6

Монограф. и исследов., стр. 374–375

7

Монограф. и исследов., стр. 395

8

Т. е. движение за политическое объединение двух княжеств Молдавии и Валахии в одно королевство Румынии.

9

Так назывались монастыри, подчиненные Константинопольской патриархии или иным греческим церквам.

10

Монограф. и исследов., стр. 397–399

11

Монограф. и исследов., стр. 419–422

12

Монограф, и исследов. стр. 423.

13

Монограф. и исследов., стр. 254

14

Монограф. и исследов., стр. 437–439

15

Монограф. и исследов., стр. 404–405

16

Монограф. и исследов., стр. 407

17

Монограф. и исследов., стр. 415

18

Монограф. и исследов., стр. 419–420

19

Монограф. и исследов., стр. 454

20

Монограф. и исследов., стр. 479–480

21

Монограф. и исследов., стр. 479–480


Источник: Заозерский Н. А. Светочи православия и культуры в истории Румынской Церкви (Рец. на): Арсений (Стадницкий), еп. Псковский. Исследования и монографии по истории Молдавской Церкви. СПб., 1904 // Богословский вестник 1905. Т. 2. № 5. С. 129-144 (4-я пагин.). (Начало.)

Комментарии для сайта Cackle