Павел Александрович Флоренский родился 9 января 1882 года в местечке Евлах Елизаветпольской губернии, ныне это территория Азербайджана. Был старшим ребенком в семье. Его отец, Александр Иванович Флоренский, был образованным, культурным человеком. Он происходил из духовного звания, но утратил связь с Церковью, с религиозной жизнью. Работал инженером на строительстве Закавказской железной дороги. Мать, Ольга Павловна (Саломэ Сапарьян), принадлежала к древнему роду карабахских армян.

Осенью 1882 года семья переехала в Тифлис. В соответствии с волей отца, первенец был крещен не в армяно-григорианстве, а в православии. Имя Павел было дано ему в честь святого апостола Павла.

Семья Флоренских, где, помимо Павла, было еще шесть детей, была далека от веры, от храма. Жили достаточно замкнуто. В доме было множество книг, Павел имел возможность заниматься самообразованием.

Поступив во 2-ю Тифлисскую гимназию, он, благодаря способностям и усердию, быстро вошел в число первых учеников и окончил гимназию золотым медалистом. В то же время, как это следует из его воспоминаний, в религиозном отношении он рос полным дичком, ни с кем не говорил о вере и даже не знал, как нужно креститься.

Душевный переворот

В 17 лет Павел осознал, что без веры, без тех высших знаний, что преподаны в Божественном откровении, истину не постичь. В этот период он пережил серьезный кризис.

Однажды в 1899 году, ночью, во сне он вдруг почувствовал себя словно бы заживо погребенным на каторге, в рудниках, ощутил невозможность выйти из тьмы. В своих «Воспоминаниях» он писал: «В это мгновение тончайший луч, который был не то незримым светом, не то — не слышанным звуком, принес имя — Бог. Это не было еще ни осияние, ни возрождение, а только весть о возможном свете. Но в этой вести давалась надежда и вместе с тем бурное и внезапное сознание, что — или гибель, или спасение этим именем и никаким другим».

Образование. Священство

В 1900 году Павел поступил в Московский университет на физико-математический факультет и в 1904 году с отличием окончил его. Наряду с изучением специальных дисциплин, он увлекался и философией, и историей искусств.

По окончании университета П.А. Флоренскому было предложено остаться при нем, но он так писал матери: «Я с несомненностью убедился, что в университете мне делать нечего. Если бы я мог сделать что, так это читать лекции общего характера, так называемые “ненаучные“, с обобщениями, отступлениями, — словом, — наполовину лирические. К этому я стремился и стремлюсь до известной степени, но в университете теперь этого никому не нужно, и таких лекций никто слушать не станет».

В своей работе «Русское богословие» Н.К. Гаврюшин замечает: «Именно такие, “ненаучные” и “наполовину лирические” лекции и статьи станут в дальнейшем характерной стороной выразительности практически всех произведений Флоренского. Причем их “научные” экскурсы всегда будут носить не самостоятельный, а декоративный и суггестивный характер…»

Флоренский познакомился с епископом Антонием (Флоренсовым), жившим на покое в Донском монастыре. В Москве многие почитали владыку Антония как подвижника и праведника. Павел стал просить у него благословения на монашество, но владыка Антоний посоветовал испытать себя, получить надлежащее образование и поступить в Московскую духовную академию. В 1904 году он начал учиться в академии.

Во время обучения в марте 1906 года, когда страна была охвачена революционными беспорядками, Флоренский выступил в академическом храме с призывом к русским людям не становиться на путь кровопролития и братоубийства, причем он осуждал подавление правительством революции 1905 года: «Волны крови затопляют родину. Тысячами гибнут сыны ее — их вешают, расстреливают, тысячами переполняют тюрьмы. Вернулись времена безбожного царя Иоанна. Под видом “умирения” избиваются мирные крестьяне и рабочие». Эта речь под названием «Вопль крови» была к тому же нелегально издана. Действия студента Флоренского были оценены как политическая акция, его отправили на три месяца в Таганскую тюрьму. Лишь ходатайство ректора помогло ему освободиться через несколько недель.

После окончания академии в 1908–1919 годах П.А. Флоренский преподавал в ней историю философии. Тематика его лекций была обширна: Платон и Кант, мышление еврейское и мышление западноевропейское, оккультизм и христианство, религиозный культ и культура и многое другое. В 1908 году в актовой речи «Общечеловеческие корни идеализма» Флоренский назвал Платона «отцом нашей академии».

В 1910 году Флоренский вступил в брак с сельской учительницей Анной Михайловной Гиацинтовой. В браке родилось 5 детей.

В 1911 году Флоренский был рукоположен в иерея. Поначалу он служил как сверхштатный священник в храме Благовещения Пресвятой Богородицы, расположенном недалеко от Троице-Сергиевой лавры, затем в Покровском храме при академии. Наконец, он был определен для служения в домовой церкви при убежище (приюте) для престарелых сестер милосердия Красного Креста в Сергиевом Посаде и трудился там вплоть до закрытия приюта в 1921 году, после этого больше не служил.

После защиты магистерской диссертации в 1914 году священник Павел Флоренский был утвержден в звании экстраординарного профессора Московской духовной академии. В 1914–1915 годах за магистерскую диссертацию «О духовной Истине» он был награжден премиями митрополита Московского Филарета и митрополита Московского Макария.

С 1912 по 1917 год был редактором «Богословского вестника».

Дело Бейлиса

В 1913 году в Киеве суд рассматривал обвинение Менахема Бейлиса в ритуальном убийстве 12-летнего ученика Киево-Софийского духовного училища Андрея Ющинского.

Флоренский был уверен в существовании у евреев ритуальных убийств. Он откровенно сознавался, что вина или невиновность самого Бейлиса его нисколько не интересует, тем более что «прохвосты со всего мира» пытаются запутать ситуацию; гораздо важнее то, что к еврейству в целом пристало «общее подозрение в ритуальных убийствах как одном из проявлений мистического влечения к крови», и таковым оно остается «вопреки крикам всей еврейской прессы».

Флоренский направил В.В. Розанову для анонимной публикации статьи «Проф. Д.А. Хвольсон о ритуальных убийствах» и «Иудеи и судьба христиан». Розанов включил обе статьи в книгу «Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови» в виде приложения.

По мнению Флоренского, «даже ничтожной капли еврейской крови» достаточно, чтобы вызвать «типично еврейские» телесные и душевные черты у целых последующих поколений.

После революции

Революция не явилась неожиданностью для отца Павла. Он много писал об общеевропейском духовном кризисе, в который была вовлечена и Россия, часто говорил о ее надвигавшемся крушении. Он считал, что установление советской власти имеет закономерный и необратимый до времени характер, а потому следует принять всё, что она с собой несет, за исключением безбожия.

Флоренский с 1903 года переписывался с В.В. Розановым, писал ему: «Я знаю, что есть много людей, более единомысленных со мною, чем Вы; но нет никого, более сродного внутренне». Особенно Флоренский сблизился с ним перед его кончиной, стал его духовником. В 1917 году Розанов с семьей переехал в Сергиев Посад, квартиру им подобрал Флоренский. Он же и исповедовал и причащал Розанова перед смертью.

Первые годы советской власти П.А. Флоренский работал в комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры. Благодаря его личному участию и участию других членов комиссии многое было сохранено. В семье Флоренских считают, что отец Павел участвовал в сохранении главы преподобного Сергия, когда мощи святого собирались отправить в музей, но документальных свидетельств о его участии нет.

В середине 1920-х годов Флоренский полностью отходит от религиозной и гуманитарной деятельности: прекращает занятия философией и чтение лекций, оставляет служение. Теперь он профессор печатно-графического факультета Высших художественно-технических мастерских (ВХУТЕМАС), консультант при заводе «Карболит», руководит испытаниями и научными исследованиями. С 1922 по 1923 год возглавлял отдел материаловедения в системе Главэнерго. За время работы он получил 12 авторских свидетельств за изобретения в области химии. В это время работу Флоренского поддерживал Л.Д. Троцкий.

В 1927 году Флоренский стал одним из редакторов «Технической энциклопедии», где опубликовал около 150 статей.

Аресты. Кончина

Летом 1928 года был выслан в Нижний Новгород, где работал в Нижегородской радиолаборатории. В том же году по хлопотам Екатерины Пешковой, возглавлявшей политический Красный Крест, его вернули из ссылки и предоставили возможность эмигрировать в Прагу, однако Флоренский решил остаться в СССР.

Очередной арест в феврале 1933 года, связанный с делом о контрреволюционной организации, закончился приговором о заключении в лагерь сроком на 10 лет.

Поначалу заключенного отправили по этапу в лагерь «Свободный» в восточной Сибири, потом определили на работу в научно-исследовательском отделе управления БАМЛАГа. В феврале 1934 года Флоренского направили в Сковородино (Рухлово) на опытную мерзлотную станцию, где он занимался изучением возможностей строительства в условиях вечной мерзлоты. В ноябре 1934 года Флоренского перевели на Соловки, а одно из подразделений БелБалтЛага. Он работал на Соловецком лагерном заводе йодной промышленности, где занимался проблемой добычи йода и агар-агара из морских водорослей и запатентовал 4 разработки.

В 1937 году отца Павла Флоренского этапировали в Ленинград. Особой тройкой НКВД он был приговорен к расстрелу. В свидетельстве о смерти, выданном в 1989 году, указана дата смерти 8 декабря 1937 года.

Взгляды. Творческое наследие

В 1920-х годах Флоренский особенно интересуется практической магией. Он посещает собрания московских розенкрейцеров в доме В.А. Шмакова. Флоренский считал, что плоха только черная магия, а есть и другая. Он писал, что магия — это «живое, жизненное (одухотворенное) общение живого человека с живой природой».

П.А. Флоренский оказался имяславцем больше самих имяславцев. В статье «Об Имени Божием» (1921) он откровенно говорит: «Христианство есть проповедь Имени Иисуса Христа и Евангелия, призыв исповедать Имя Христа. А мы подменяем это исповедание Имени исповеданием Самого Иисуса Христа».

И до революции, и в советское время Флоренский часто говорил о Церкви в отрицательных тонах. Например, в 1933 году он написал: «Православная Церковь в своем современном виде существовать не может и неминуемо разложится окончательно; как поддержка ее, так и борьба против нее поведет к укреплению тех устоев, которым время уйти в прошлое, и вместе с тем задержит рост молодых побегов, которые вырастут там, где сейчас их менее всего ждут».

П.А. Флоренский является автором многочисленных работ, в том числе научно-технических. Н.К. Гаврюшин приводит мнение известного математика Н.Н. Лузина о математических работах Флоренского: «…все его работы не имеют цены в области математики. Намеки, красивые сравнения, — что-то упивающее и обещающее, дразнящее, манящее и безрезультатное… И под конец я перестал понимать, что такое Флоренский? Или это предвестник нового, буревестник, или способный человек с подсознательным адским себялюбием…»

В 1922 году Флоренский издал на свои средства книгу «Мнимости в геометрии», в которой пытался подтвердить геоцентрическую картину мира, в которой Солнце и планеты обращаются вокруг Земли, и опровергнуть представления об устройстве солнечной системы, утвердившиеся со времен Коперника. В этой книге Флоренский доказывал и существование «границы между Землей и Небом», располагавшейся между орбитами Урана и Нептуна.

Среди трудов П.А. Флоренского можно выделить: Столп и утверждение истины, Иконостас, О терафимах. Что такое идолы Лавана, и с какой целью Рахиль похитила их у отца? (Предисл., публикация и примеч. А. В. Пономарева), Проповеди, Стихотворения.

Знаменитая книга «Столп и утверждение истины» была издана в 1914 году. В ней анализируются очень разные вопросы — от физиологии до цветовой символики (от античного хроматизма до гаммы иконописного канона), от антропологии и психологии до богословских догматов. Книга была подвергнута критике за эклектизм и привлечение совершенно не христианских источников, за излишнюю «рассудочность» и умонастроения, близкие чуть ли не к монофизитству. Вот как написал о ней протоиерей Георгий Флоровский («Пути русского богословия»): «Флоренский говорит о Св. Троице с большим энтузиазмом... Однако вызывает удивление тот факт, что он как-то обходит боговоплощение и сразу же после рассуждений о Св. Троице переходит к учению о Св. Духе. В книге Флоренского просто нет христологических глав. Он остается чуждым православному миру. Дух его книги, по существу, западнический. Книга западника, мечтательно и эстетически спасающегося на Востоке. Романтический трагизм западной культуры Флоренскому ближе и понятнее, нежели проблематика православного предания. И очень характерно, что в своей работе он точно отступал назад, за христианство, в платонизм и древние религии, или уходил вкось, в учения оккультизма и магию».

В своих религиозных и философских воззрениях П.А. Флоренский испытал влияние В.С. Соловьева. И в работе «Столп и утверждение истины» он старается, отодвигая в сторону церковное понимание Премудрости Божией как Второй Ипостаси Святой Троицы, утвердить статус некоей туманной идеи Софии, которая, к тому же, якобы была важнейшим предметом культа в Древней Руси… Автор упорно проводит мысль, что «София, во всяком случае, не есть ипостась в строгом смысле и что она не тождественна с Логосом». Такая идея Софии, воспринятая от Флоренского протоиереем Сергием Булгаковым, была осуждена как не соответствующая учению Церкви указом Московской патриархии от 7 сентября 1935 года. В том же году осудил это учение как гностическое и Архиерейский Собор Русской Православной Церкви Заграницей. Эти определения можно прочесть на портале «Азбука веры».

• Осуждение учения прот. С.Н. Булгакова о Софии. Указ Московской Патриархии 7 сентября 1935 г.

• Определение Архиерейского Собора Русской Православной Церкви Заграницей от 17/30 октября 1935 г. о новом учении протоиерея Сергия Булгакова о Софии – Премудрости Божией

Среди трудов П.А. Флоренского есть и написанная в 1919 году работа «Троице-Сергиева лавра и Россия», в которой есть такие прекрасные слова: «Есть тонкое очарование Лавры, которое охватывает изо дня в день, при вживании в этот замкнутый мир. И это очарование, теплое, как смутная память детства, уродняет душу Лавре, так что все другие места делаются отныне чужбиной, а это — истинною родиной, которая зовет к себе своих сынов, лишь только они оказываются где-нибудь на стороне. Да, самые богатые впечатления на стороне скоро делаются тоскливыми и пустыми, когда потянет в Дом преподобного Сергия. Тут не только эстетика, но и чувство истории, и ощущение народной души, и восприятие в целом русской государственности... Здесь ощутительнее, чем где-либо, бьется пульс русской истории, здесь собрано наиболее нервных, чувствующих и двигательных окончаний, здесь Россия ощущается как целое». Но вместе с тем он пишет, что «вся Русь, в метафизической форме своей, сродна эллинству», а преподобный Сергий «воплотил в себе эту эллинскую гармонию совершенной, действительно совершенной личности», возжег (от «священного огня» Византии) «Прометеев огонь Эллады», и потому в будущем его монастырь должен стать «русскими Афинами».

В 1921–1922 годы, в самый разгул кампании по вскрытию мощей и изъятию и уничтожению икон, П.А. Флоренский написал богословский и искусствоведческий труд «Иконостас» — апологию иконы. Он обосновал необходимость сохранения иконописного канона, опирающегося на соборный разум Церкви, на церковное предание, на духовный опыт святых иконописцев, как залог истинности изображения.

Главное назначение иконы — быть окном в мир иной, духовный и вечный, Божественно прекрасный. Только в таком контексте можно уяснить крылатое, ставшее широко известным изречение Флоренского: «Есть Троица Рублева, следовательно, есть Бог».

В своей работе о Флоренском «Между Логосом и Софией» Н.К. Бонецкая пишет: «В Церкви для Флоренского всего важнее ее мистериальная сторона; в таинствах, освящающих все аспекты человеческой жизни, он проблематизирует именно их магический аспект. Оккультными по своей природе являются представления Флоренского о слове речи: слова для него — это живые сущности, имманентно соединенные с именуемыми предметами, вступающие в реальное энергетическое взаимодействие с говорящим и слушающим. А его концепция человеческих имен проистекает из взглядов французского каббалиста и масона XVIII века Антуана Фабра д’Оливе, на которого Флоренский неоднократно ссылается и чьи выводы о мистических значениях звуков речи призывает использовать для осмысления всякого отдельного имени».

В 1923–26 годах Флоренский пишет свой труд «Имена». Его внук игумен Андроник (Трубачев) говорит, что отец Павел написал эту работу как протест против прокатившейся по стране волне переименований всего. Но он не говорит, что в книге есть, например, такие высказывания: «Василий — синий. Он облекается синею маскою суровости и жесткости, стараясь сокрыть себя от себя тяжеловесною монументальностью...» Поразительно, как можно делать какие-то выводы на основании простого созвучия слов, не имеющих между собой ничего общего ни по происхождению, ни по значению. Тем более, что в других языках, в частности, в греческом, из которого пришло имя Василий, такого созвучия нет. По-гречески синий будет μπλε (звучит как ble), по-английски blue и так далее. То есть с научной точки зрения — явная чепуха, но автор смотрит на это с других, оккультных позиций.

В работе «Русское богословие» Н.К. Гаврюшин пишет: «Во время первой нашей беседы с митр. (Ленинградским. — Ред.) Антонием (Мельниковым), в ту пору — май 1980 — главным редактором “Богословских трудов”, мною была затронута тема гностических мотивов в творчестве о. Павла. И владыка сразу же вспомнил об “Именах”, которые принес ему Кирилл Павлович Флоренский.

— Там же сплошной оккультизм, — воскликнул митрополит. — Представляете: “Вот имя Татьяна. Посмотрим, когда ее память… В каком созвездии Солнце… Отсюда ее характер…”. В “Богословских трудах” это печатать совершенно невозможно!..

Согласно аргументации Флоренского, народному сознанию, оккультному опыту и подлинным художникам слова “звук имени и вообще словесный облик имени открывает далекие последствия в судьбе носящего это имя”...

Но все эти “прозрения” — народные, оккультные, поэтические Флоренский здесь без малейших колебаний выдает за Церковное учение: “Имя оценивается Церковью (!), а за нею — и всем православным народом, как тип, как духовная конкретная норма личностного бытия, как идея, а святой — как наилучший ее выразитель <…> имя — онтологически первое, а носитель его, хотя бы и святой, — второе”.

От своей концепции имен Флоренский не отказался до конца жизни, в соответствии с ней из лагеря посылал советы в семью, как называть новорожденных…».

Работу Н.К. Гаврюшина можно прочесть на портале «Азбука веры». О П.А. Флоренском написано в части II, разделе 3.

Н.К. Бонецкая резюмирует: «Несмотря на сентиментальность и прекраснодушие Флоренского, от него веет ледяным холодом... Его творчество духовно сложно и безблагодатно. Это то знание, которое не дает спасения. Флоренского нельзя считать просто ученым: он претендует на учительство, на обладание истинами абсолютными. Его мышление можно назвать философским лишь с большой долей условности; у него мировидение посвященного и завораживающий язык мага... Хотя Флоренский привел в Церковь ряд интеллигентов, его мистика, будучи нецерковной, направляла в никуда... Ему нельзя подражать, у него нельзя учиться, как невозможно и полагаться на него, — с ним можно только общаться».