Глава 13. Пастырское настроение

Настроение является краеугольным камнем пастырского служения. Им определяется то сокровенно личное, та индивидуальная тональность, которые придают действенность усилиям священника в духовном окормлении паствы. В этой области невозможна строгая постановка и решение проблем, ибо речь может идти лишь о направленности пастырского сердца, которое, согласно евангельскому пониманию, представляет собой средоточие духовных сил человека, и точкой приложения сил благодатных, ибо вера осознается человеком через внутреннее движение сердца.

В трудах русских пасторологов XVIII–XIX веков, часто следовавших западным схоластическим образцам, к Священству предъявлялись требования в первую очередь нравственного порядка, которые, по верному замечанию архимандрита Антония (Храповицкого), «не шли дальше обыкновенных требований, обязательных для всех христиан». Обычно указывалось, что пастырь должен быть молитвенен, духовен, несребролюбив, трезвен, кроток, милосерден. Однако все эти добродетели требуются и от мирян, а от пастырей, по-видимому, ожидается лишь большая степень совершенства в них. Согласно такой секуляризированной точке зрения разница между общехристианским и священническим совершенством только количественная, а не сущностная, и, следовательно, таинство Хиротонии не сообщает христианину никакого особого дара. Такое понимание пастырского настроения в корне противоречит православному святоотеческому Преданию.

Заслуга архимандрита Антония состоит именно в том, что он поставил перед русскими пасторологами вопрос: «существует ли особый дар пастырства и, если существует, то в чем он состоит?» Безусловно, невозможно дать исчерпывающего ответа на этот вопрос; можно лишь, опираясь на Священное Писание, углубляясь в святоотеческое наследие, в Священное Предание Православной Церкви, применить к нашему времени богатейший духовный опыт православной Аскетики и Патристики.

Христианская жизнь часто понимается лишь как некоторое добропорядочное поведение, соответствующее точным, заранее на все случаи установленным правилам, повиноваться которым следует больше всего из страха Божиих наказаний, особенно жестоких за гробом. Это законническое, по существу своему дохристианское, ветхозаветное понимание стало даже преобладающим. Отчасти корни законничества можно найти в попытках (иногда даже успешных с академической точки зрения) изложить христианское учение систематически. Под влиянием западного схоластического богословия законнический дух проникал к нам в семинарские и академические курсы нравственного богословия и пасторологии, где Благая весть Христова о полноте жизни и свободы представлялась как система христианской морали или, точнее, как свод обязанностей христианина по отношению к Богу, к людям и к самому себе. Однако тип законника встречался и встречается и вне указанных исторических причин и влияний. В сущности фарисейство, законничество – это тип религиозности, суженной и упрощенной в угоду обывательски-бездуховному требованию исполнимости христианства. Всегда легче добиваться исполнения отдельных внешних правил и предписаний, чем искать живого общения с Богом и внутреннего уподобления Ему, стяжания Духа Святого.

Подобное законничество резко противоречит самому духу христианства, что подтверждается примерами святых и лучших христианских мыслителей. Внимая им, мы понимаем, что христианство вовсе не стремится, как думают нецерковные люди, связать человека чуждыми его природе обязанностями, подчинить его вопреки его воле и разуму внешним авторитетам, словом – умалить его свободу. Изучая духовный опыт светочей христианства, верующий человек снова и снова радостно вспоминает, что Господь Иисус Христос пришел на землю, чтобы даровать людям истинную свободу и полноту жизни.

Нарушив заповедь Божию в раю, Адам и Ева (а в них и все человечество) по своей воле отпали от любви Божией и перенесли извращенную и ущербленную любовь на самих себя и на земные предметы, не оставив в сердце места для Бога, Которого можно любить только всем сердцем, всем существом. По учению отцов Церкви, дух ангелов и людей для того, чтобы жить, должен быть постоянно открыт для Бога, для любви. Любовное, бескорыстное созерцание Бога, а в Нем всякой твари и дает естественное содержание духовной жизни. Дух человеческий можно уподобить пустому сосуду, который должен быть постоянно наполняем Божественной Любовью.

Но тварный дух может избрать и другую возможность – залюбоваться самим собой, полюбить себя более всего другого, – а это значит не что иное, как полюбить пустой сосуд, пустоту, замкнуться в самом себе. «Тот самый человек пустой, кто весь наполнен сам собой», – сказал русский поэт.

Самолюбование, эгоизм, замыкая человека в нем самом, как в зеркальной тюрьме, отрывают его от источника жизни и любви Бога, приводят к страшному внутреннему одиночеству и опустошению. Но духовная природа, как и физическая, не терпит пустоты и, утратив возможность заполнить пустоту истинным содержанием, которое может дать только любовь, опустошенный дух стремится заполнить ее содержанием иллюзорным, неистинным, подделкой. Вместо Бога человек начинает поклоняться идолам: духу самоутверждения, корысти, зависти и прочим страстям. Порабощенный страстями человек не может насытиться, удовлетворяя их, ибо жажду души удовлетворяет только Божественная благодать. «Блаженство в Боге и от Бога, вне Его не может быть блаженства: там только тираническое владычество страстей. Корень всякого зла есть самолюбивое сердце, от чрезмерной любви к себе происходят все страсти... Человек, работающий страстям своим, – идолопоклонник, страсти – его идолы, а он для себя – самоистукан», – пишет светильник русской духовности протоиерей Иоанн Сергиев (1829–1909), обращаясь к братиям священнослужителям.

Враг рода человеческого, противостоящий священнослужителю, изощряет все усилия, дабы овладеть пастырями Церкви, прежде всего епископами, священниками, клириками, монахами, а затем и рядовыми верующими: родителями, воспитателями, чтобы через них парализовать силу Церкви Господней и привести народ Божий и все человечество к гибели. Развалить Церковь изнутри – вот его цель. Он подбирается не только к духовно спящему, охладевшему к подвигу любви пастырю, но и к дремлющему, хотя внешне и благочестивому, стремясь овладеть его чувствами, мыслями и действиями; дает им свой дух – дух погибели, убивающий веру в святое. Врагу надо, чтобы соль потеряла силу (Мф. 5:13), чтобы христиане утратили Дух Божий, лишились Единого Пастыря (Ин. 10:16).

Одинаково страшно, когда священник совершает явное беззаконие, поддавшись соблазну страстей, и когда он проявляет незаметное на поверхностный взгляд безразличие, равнодушие к делу Христову, теплохладность. Под влиянием этого порока, незаметного подчас даже для самого пастыря, он служит себе, а не Господу, и других принуждает к этому. Исполняя внешнюю форму, он не приобщается подвигу, совершаемому в мире Единым Пастырем, Телом и Кровью искупившим свою паству.

Пастыри сделались бессмысленными и не искали Господа, а потому они и поступали безрассудно, и все стадо их рассеяно (Иер.10:21), – так изображает картину отступничества ветхозаветный пророк. Горе пастырям, которые губят и разгоняют овец паствы Моей! говорит Господь (Иер. 23:1). Чем святее место, тем ужаснее мерзость запустения на нем.

Всякое священнодействие – это великая духовная реальность, созидаемая Духом Истины. Оно никогда не бывает нейтральным, но либо несет в себе Вечную Жизнь, либо обрекает на вечную смерть недостойных участников. Внешнее, формальное, бездушное пользование священными предметами, словами, неблагоговейное священнодействие накапливает в мире смертельную отрицательную энергию. Человек, носящий ее, делается слугой антихриста. Священнослужителю, украшенному высоким саном, шитыми золотом одеждами, но не имеющему покаянного горения сердца можно напомнить слова Откровения: Ты говоришь: «я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды»; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг. Советую тебе купить у Меня золото, огнем очищенное, чтобы тебе обогатиться, и белую одежду, чтобы одеться и чтобы не видна была срамота наготы твоей (Откр. 3:17, 18).

Не жить по своей вере хуже, чем жить по своему неверию. Никто не может принести Церкви Христовой столько вреда, сколько злой, корыстолюбивый иерей, у которого еще не отнята страшная благодать Священства, дающая возможность тайнодействовать. Недостойные пастыри теряют власть сами совершать Таинства. Они бывают невидимо связаны ангельской рукой, которая и совершает Святое приношение верующих. Подобные пастыри будут на Страшном Суде в ужасе вопрошать Господа: Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли ? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие (Мф. 7:22, 23).

«Делателями неправды» являются те священнослужители, которые Христово благодатное пастырство подменяют безблагодатным жречеством, служение народу – господством над народом, стремлением к обогащению. Они смотрят не на худых овец, нуждающихся в помощи, а на тучных, рассчитывая разжиться от их тука. Они радуются не грешникам кающимся, но лжеправедникам, не имеющим нужды в покаянии, если они обильно поддерживают земную жизнь пастыря-жреца, совершающего священнодействия Церкви как языческий ритуал, без веры, милосердия, любви, сердечной молитвы.

Православная церковная жизнь со всеми ее Таинствами и обрядами, канонами и традициями представляет собой великое поле духа, взращивающее силу жизни для тех, кто имеет волю и призвание к истинному пастырству. Но эта же дивная церковность делается камнем преткновения и падения для всякого, кто приступает к ней не в духе Христова Священства и Царства Его. Очищая золото, огонь страшных Христовых Таинств сожигает солому. Слабой человеческой душе легко увлечься подобием Священства, торжественностью совершения обрядов, мелодичностью пения, красотой слова и убранства храма, – всем церковным укладом, всей телесностью Церкви, которая не будучи одухотворена и одушевлена Духом Христовым, может стать кощунством, представлять собой мертвое, невоскресшее тело. Так возникает мерзость запустения... на святом месте (Мф. 24:15), которая до сих пор многим из малых сих мешает принять свет Христов.

Мало в мире душ, просвещенных духом Христовой мудрости, которые, видя соблазн в священнике, не соблазняются о Христе, не искушаются о Церкви, но еще горячее приникают ко Христу, еще пламеннее любят Его Церковь, и с большей ревностью стараются служить Ему.

Через всю жизнь пастыря красной нитью должна проходить борьба со страстями, взращивание покаянного чувства, осознание своей греховности и недостоинства, внутреннее преодоление искушений. Пастырю важно всегда помнить, что основным средством духовной войны со страстями и духовной леностью служит внимание к своему внутреннему миру, умение различать в себе хорошее и дурное, старание избавиться от последнего. Всякая страсть немедленно после ее зарождения побеждается силой Христовой. Невозможно сразу преодолеть и изгнать ее совершенно, но можно постепенно размывать ее в потоке благодати Божией, сохраняя душу мирной, кристальной, любящей, благожелательной, бодрствующей. Как только в одном из душевных планов намечается и происходит «прорыв» страсти, сейчас же все внимание сердца надо обратить туда и с усилием, о котором говорил Спаситель, молитвенной борьбой, аскетическими упражнениями, покаянием восстановить бодрствующий мир души. Эту духовную бдительность, контроль над своей душой отцы Церкви называют трезвением или внутренним деланием. О необходимости знать свой внутренний мир и очищать его сказаны незабываемые слова древнего подвижника благочестия святого Исаака Сирина (VIII в.): «Кто сподобится увидеть самого себя, тот лучше того, кто сподобится увидеть ангелов... Восчувствовавший свои грехи – лучше того, кто воскрешает мертвых».

Великие полномочия, дарованные священнику, возлагают на него и великую ответственность. «Священник вслик во время совершения служб дневных и особенно при совершенин Таинства, он облечен величайшим от Бога полномочием, он всесилен и может умолить Бога о всем мире... Сколь досточтим сан священника, сколь велика, спасительна и чудна благодать Священства. Через Священство Господь совершает в людях великие и спасительные дела; очищает и освящает людей, все живое, все стихии, избавляет человека от злодейства бесов, возрождает, обновляет, укрепляет его душу. Священник претворяет хлеб и вино в Пречистое Тело и Кровь Самого Богочеловека, совершает Брак и делает его честным и ложе нескверным, разрешает грехи, исцеляет болезни духа... соединяет небо с землей, созидает собор из ангелов и человеков... Не напрасно Сам Совершитель нашего спасения Господь называется Первосвященником. Он Учредитель и Совершитель Свящества, сущего на земле совместно с Освятителем и Совершителем Духом Святым... Что это за высокое лицо – священник? Постоянно у него речь с Господом, и постоянно отвечает на его прошения Господь. Что ни треба, что ни молитва – то речь к Господу; что ни треба, что ни молитва – то ответ на нее Господа... Священник – ангел, а не человек», – с такой духовной дерзновенностью говорит о священнослужителе протоиерей Иоанн Сергиев.

Бескровная Жертва, совершаемая священнослужителем, – это таинственное воспроизведение Жертвенного Заклания Господа и высшее выражение Любви Бога к людям. Поэтому совершающий ее по Божественному полномочию священник должен и сам стяжать в себе Божественную любовь. Она нужна ему каждое мгновение и прежде всего при совершении таинства Евхаристии. Ибо в этом Таинстве Божественная любовь явилась во всей своей безмерности: Господь Иисус Христос всего Себя истощил для нашего спасения, Сам Себя дав в пищу и питие... Во время Литургии священник весь должен быть объят любовью к Богу и ближним, искупленным и соискупленным Кровию Христовой.

Но Божественная Любовь – это высший дар Святого Духа, в обретании которого заключается цель христианской жизни. Достичь ее можно только путем всецелой отдачи себя Богу. Поэтому от священника требуется самоотречение и очищение от всех страстей, отсутствие и тени гнева и огорчения на кого-либо, пристрастия к чему-либо земному – к пище, одежде, украшению, служебному отличию, к какому-либо лицу. Священник всегда должен быть горний, святой, Божий!

Священнику должно иметь чистое сердце, чуждое всякой житейской похоти, чтобы стать вместилищем и носителем Божественной Любви, пламенеющей ко всему человечеству, приносить Богу бескровную жертву «о всех и за вся». «Какие должны быть чистые духовные уста у священника, столь часто произносящие Всесвятое Имя Отца и Сына и Святого Духа. Еще более духовно чисто должно быть сердце, чтобы вмещать и ощущать в себе сладость этого пречестного, великолепного и достопоклоняемого Имени. Как должен священник удаляться οт плотских наслаждений, чтобы не соделаться плотью, в которой не пребывает Дух Божий... До плотских ли наслаждений священнику, когда ему надобно неотменно наслаждаться Единым Господом? До плотских ли наслаждений, когда у него так много духовных чад, предъявляющих ему свои многоразличные духовные и телесные немощи; когда ему надо часто совершать службы в храме и предстоять Престолу Господню», – пишет протоиерей Иоанн Сергиев. Зная слабость человеческую, свойственную священнослужителю, протоиерей Иоанн решительно и сурово предупреждает об опасности быть порабощенным плотью: «Служи Божественную литургию со страхом, особенно если служишь ежедневно, смотри, чем ты делаешь свою утробу – не орудием ли чревоугодия, сластолюбия и похоти. Держись крепко поста, заповеданного Церковью, внимай себе и другим и спасай себя и народ». Сознавая человеческую немощь, он неоднократно напоминает о необходимости священнику преодолеть всякую корысть. «Совершая дело Божие не думай о серебре, не оскорбляй Духа Божия и не предавай даров Божиих, да не будет и серебро твое с тобою в погибель».

Добрый пастырь – это воин и военачальник, это рулевой и капитан. Пастырь должен стать, на потребу духовному чаду своему, его отцом, матерью, братом, сыном, другом, слугой. Можно уподобить пастыря шлифовщику драгоценных камней или золотоискателю, или писателю, пишущему Книгу Жизни. Истинные пастыри, как чистые зеркала, отражают сияние Солнца Правды, согревая мир.

Нельзя проще и ярче сказать о пастырстве, чем сказано в Посланиях первоверховных апостолов. Пастырей ваших умоляю я, сопастырь и свидетель страданий Христовых и соучастник в славе, которая должна открыться: пасите Божие стадо, какое у вас, надзирая за ним не принужденно, но охотно и богоугодно, не для гнусной корысти, но из усердия, и не господствуя над наследием Божиим, но подавая пример стаду; и когда явится Пастыреначальник, вы получите неувядающий венец славы (1Пет. 5:1–4). Будь образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте. Доколе не приду, занимайся чтением, наставлением, учением.

Не неради о пребывающем в тебе даровании, которое дано тебе по пророчеству с возложением рук священства. О сем заботься, в сем пребывай, дабы успех твой для всех был очевиден. Вникай в себя и в учение; занимайся сим постоянно: ибо, так поступая, и себя спасешь, и слушающих тебя (1Тим. 4:12–16).

Напоминаю тебе возгревать дар Божий, который в тебе через мое рукоположение; ибо дал нам Бог духа не боязни, но силы и любви и целомудрия (2Тим. 1:6, 7).

Не только нечистых, корыстных и недобрых переживаний должен остеречься священник. Протоиерей Иоанн Сергиев, указывая на другие слабости (боязнь, робость, неуверенность в себе) пишет: «Ты представитель веры и Церкви, о иерей, ты представитель Самого Христа Господа. Ты должен быть образцом кротости, чистоты, мужества, твердости, терпения, возвышенного духа. Ты делаешь дело Божие, и ни перед кем не должен падать духом, никому не должен льстить, раболепствовать и считать дело свое выше всех дел человеческих». В другом месте он усиливает ту же мысль: «Священник, как ангел Господа Вседержителя, должен быть выше всех страстей и возмущений духа, всех пристрастий мирских или суетных страхов, наводимых от бесов; он должен быть весь в Боге, Его одного любить и бояться. Боязнь человеческая означает, что он не прилепился к Богу всецело».

Но мало для священника избегать слабостей, – требуются и положительные качества. Например, в противоположность всякой боязливости, священник должен, по словам протоиерея Иоанна Сергиева, «стараться поддерживать в себе смелость, мужество, дерзновение, вопреки бесплотному врагу, непрестанно сеющему в его душе неосознанную боязнь, нелепый страх. Иначе пастырь не может быть обличителем пороков людских и истинным служителем Таинств. Дерзновение – великий дар Божий и великое сокровище души! В земной брани или войне смелость и храбрость много значит, ибо она творит чудеса, а в духовной брани и тем более».

Далее автор поясняет, для каких целей требуется от священника дерзновение: «Жертва Евхаристическая, или Пречистое Тело и Кровь Христовы, – неисчерпаемый, всебогатый Источник примирения с Богом, милости, очищения, обновления, бессмертия и обожения для всех верующих – живых и усопших. В ней примирение и очищение всего мира, ходатайство действительнейшее о привлечении ко Христу всех народов земли. О, иерей! Внемли: какую величественную Жертву ты совершаешь, и дерзай в молитве, веруй, уповай, люби, – побеждай миродержца-диавола и мир страстей. Влеки всех ко Христу, Агнцу Божию, вземлящему грехи мира».

Разумеется, духовное дерзновение противоположно гордости, самомнению; оно требует духовной нищеты и смирения. «Служащий священник постоянно находится в сознании своего недостоинства и своих немощей и Божией неприступности, величия, святости и правды».

Именно это сознание своего недостоинства, своего бессилия вне благодатной помощи свыше является одним из первых побуждений для священника любить свое служение, любить Святые Тайны и дерзновенно искать в них помощи для себя и других.

«Ежедневное вкушение Пречистого Тела и Крови Господа священником совершает в нем великие чудеса милости, разрушает силы ада, направляемые посредством страстей и навыков греховных – чудеса очищения, освящения, мира, свободы, обновления духа и тела, коих я лишаюсь через греховные помыслы и движения сердца. Напротив, как убийственно для души пастыря долго не служить в храме, не причащаться Божественных Христовых Тайн! Душа расслабляется, зарастает тернием грехов». Эта любовь, которую переживал протоиерей Иоанн Сергиев во время Божественной литургии, и которую надо иметь каждому священнику, выражается прежде всего в горячей молитве о других, в конечном итоге о всех. «Какое высокое достоинство, честь, счастье – молиться за людей, – пишет он, – за это драгоценное стяжание и достояние Божие! С какой радостью, бодростью, усердием, любовью надо молиться Богу Отцу о людях Его, спасенных Ему Кровью Сына Его».

Молясь о других, священник прежде всего просит о наивысшем благе – о даровании всем истинной Божественной Любви, ибо лишь она дает блаженство и вечную жизнь. Об этом высшем благе и молится преимущественно Церковь, поэтому священник должен быть постоянно включен в церковную молитву всем сердцем, не отвлекаясь и не давая себе «отдыха», ибо больше, чем сказано там, ничего не скажешь.

«После достойного совершения службы и Таинств, – пишет русский пастырь, – всегда благодари Господа краткой молитвой за то, что Он сподобил тебя от всего сердца с верой и любовью послужить Ему. Между тем многие из нас совершают службу неохотно, вяло, небрежно, торопливо, с пропусками, желая скорее кончить святое дело да поспешить на житейскую суету. Какое страшное обольщение! Мы, по слепоте своем, пренебрегаем глаголами Святого Духа, дышащими в молитвословиях Таинств и служб, – пренебрегаем тем, что служило бы нам при старательности источником мира, радости, здравия телесного. Совершая небрежно Таинства, мы кощунствуем. Чтобы совершать Таинства и богослужения достойно, надо иметь всегда живую веру, что Бог наш, в Троице поклоняемый, всегда с нами, взирает на нас и по первому слову нашей искренней молитвы о помощи подает ее на святое дело».

Священник должен остерегаться не только грехов, но и робости, излишней мнительности относительно своей греховности. Более того, даже зная свои грехи, – не отступать, а дерзновенно продолжать свое святое дело. «Не взирай ни на чьи лица, – поучает протоиерей Иоанн Сергиев, – ни на свое лицо и свои недостатки, грехи, или свои достоинства; но единственно на Лице Христа Бога, Коего Образ ты носишь, Коего представляешь как ходатай Бога и человеков во время богослужения. В это время весь ты должен быть Божий, а не свой. И самые грехи твои или лукавое, по действу диавола, возверзи в покаянии на Господа как Агнца Божия, вземлющего грех мира, и не смущайся от натиска их».

Пастырство порождается и питается Священством, и первое дело пастыря – приводить людей к очагу Любви, на Трапезу Господню. Божественная литургия – это сокровенный источник Истинной Жизни. Священник сподобляется целого моря благодати Божией через частое приобщение Святых Тайн, и он должен всеми мерами заботиться разливать ее шире и шире, а не удерживать только в себе.

Быть посредником между Богом и людьми в передаче им Божественной благодати – вот основное назначение священника-пастыря. Но он должен делиться с людьми всем своим добром, всем добрым, что в себе имеет, ибо это добро не eгo, а Божие. Он должен учить не от своего разума, а от Христова, светить и согревать не своим светом и теплом, а благодатным. Священник – это водоем, из которого благодатная вода подается прочим верующим. Протоиерей Иоанн Сергиев поясняет: «Священник должен быть в мире духовном, в кругу своей паствы тем же, чем солнце в природе; должен быть светом, живительным теплом, освещающим и согревающим всех, душой всех».

Благодатная помощь, которую должен искать пастырь, разумеется, не исключает необходимости развивать личный духовный опыт и свои природные дарования. Священнику нужно самому испытать и силу веры и сладость молитвы, и то состояние, когда она бывает безуспешна, и оставление грехов, и скорби душевные, и утешения благодатные, чтобы в молитве Богу о верующих говорить так: «Даруй им такое же благо, как даруешь Ты его всегда мне недостойному, – чтобы обо всем просить из собственного опыта».

Надо заботиться о саморазвитии: богословском, молитвенном, аскетическом. Чтобы управлять другими, надо сначала научиться управлять собой. Чтобы учить других, надо самому приобрести знания и опыт. Когда же подвержен нападению страстей, лучше вообще временно отказаться от руководства и окормления других.

Любовь пастыря, как Любовь Христова, должна быть универсальной. «Пастырь – это печальник за весь мир. Он всем – все», – говорит протоиерей Иоанн Сергиев. Эта любовь ко всем проистекает от любви ко Христу, образ Которого дан каждому человеку и членами которого являются все истинные христиане как члены Его Тела – Церкви. Всякого приходящего к нему человека пастырь должен принимать с ласковым и веселым видом, хотя бы он был неприятен и непотребен. Необходимо внутреннее смирение, почитание себя ниже его, ибо священник Самим Христом поставлен быть врачом и слугой всем. То, что может отвращать в человеке, – это язвы его прегрешений, свойственные и самому пастырю. Потому лицемерием и фарисейством было бы показать свою мнимую непричастность к грехам и скорбям пришедшего. Знание единства со всем человечеством и с Церковью в особенности – это одно из необходимых условий истинного пастырства, сознание пастырем своей ответственности и залог его смирения. У протоиерея Иоанна Сергиева так сказано об этом: «Никогда не надо забывать, что все мы – едино тело и должны поощрять друг друга к любви и добрым делам: особенно должны это помнить и делать пастыри... Если глава светла, светлы и члены, а если пастырь потемнел душой от страстей, темнее будет и Тело Церкви, паства его. Укрепляется духовно пастырь – укрепляются и прихожане; расслабляется он – расслабляются и они».

В своем пастырском делании Церковь строит народную совесть. Здесь есть только один путь, путь сострадающей любви и духовной взаимности. Архимандрит Антоний (Храповицкнй) призывал современных ему богословов-пасторологов разъяснять, что жизнь человеческая отмечена страданиями, горем и слезами. Осознав это, пастырь уже не сможет заняться бездеятельным созерцанием своих личных сил и способностей и уклоняться от служения ближнему под предлогом собственного несовершенства. Православное пастырство – это любовное и самоотверженное приятие паствы в свою душу, переживание с ней вместе всех ее горестей и радостей. Православный пастырь разделяет всякое испытание, искушение и падение своего духовного чада, чтобы возродить и восставить его пастырской любовью и молитвой. Пастырство, таким образом, – это прежде всего путь деятельной, действенной любви. В самом таинстве Священства преподается именно сугубый дар сострадающей деятельной любви. Этот дар может окрепнуть и раскрыться только в личном самоотверженном подвиге стяжания любви к людям. Но самое это стяжание становится возможным только через благодать любви духовной, внутренне перерождающей и расширяющей пастырское сердце. Это способность духовного отождествления пастыря с его духовным чадом. У него как бы исчезает его личное «я», оно навсегда и во всем заменяется на «мы». Пастырское влияние основывается на таком таинственном общении душ. Человек, на которого обращается это влияние, чувствует, как сам дух пастыря-наставника входит в его душу, как его личность проникает в сердце исповедника. Однако такое воздействие возможно только в атмосфере свободы. Общение здесь обоюдно: действие и усвоение, отеческое вхождение и сыновье приятие в духе истины и любви.

Говоря о пастырском настроении, архимандрит Антоний обращается к сравнению с чувством материнства, способного проявляться в самоотречении, сострадании и любви. Причем все три составляющие чувство материнства взаимно обусловлены и нераздельны, так что проявление одной вызывает и другие. Пример подобного настроения пастыря восходит к словам Иисуса Христа, объясняющим духовное возрождение пастыря: Вы восплачете и возрыдаете, а мир возрадуется; вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет. Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир. Так и вы имеете печаль; но Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас (Ин.16:20–22). Здесь речь о свойствах и действии пастырского настроения в душах самих апостолов. Зарождение духа пастырства в сердцах священников совершается не иначе, как через ту же муку внутреннего самоотречения, самопожертвования: Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос! (Гал.4:19). Ибо, хотя Он и распят в немощи, но жив силою Божиею; и мы также, хотя немощны в Нем, но будем живы с Ним силою Божиею в вас (2Кор.13:4), – так восклицает апостол Христов.

Созидающей силой духовного рождения бывает любовь, но сама любовь, чистая и учительная, может родиться в душе пастыря не иначе, как путем внутренней смерти, путем страдания. Как первая любовь юноши и девушки возгорается до высшей степени, когда оставит человек отца своего и мать свою (Быт. 2:24), так же и напряжение духовной жизни является плодом мучительного отречения от суетной жизни и самоотверженного посвящения себя Богу.

Единство пастыря со Христом и с паствой не является лишь умозрением; это единство действительное, существенное. Архимандрит Антоний подчеркивает: «Это не единодушие, но единение по существу, ибо подобие ему – единство Отца с Сыном. В Новом Адаме люди вновь становятся открытыми друг для друга; и кто соединяется со Христом, тот может входить и в природу ближних, сообщая им часть своего содержания. Пастырство и есть осуществление этого таинственного единства, Тела Христова». Учение архимандрита Антония о пастырстве органически связано с пониманием догмата Искупления. «Вопреки школьным богословским системам Божественное Искупление заключается, главным образом, именно в восстановлении этого новоблагодатного единения любви и послушания людей с Богом и между собой». Основным в этом искупительном деле архимандрит Антоний считает Гефсиманское борение. «Почему эти душевные муки Христа о человеческой греховности явились нашим Искуплением? – спрашивает он и отвечает, – сострадательная любовь таинственно объединила Его Дух с нашими душами и мы почерпаем для них от Духа Христова источник святости, и тем побеждаем грех».

Пастырю следует всячески хранить себя от внутреннего и душевного обмирщения, от заражения формализмом или законничеством, и еще более – остерегаться духовного насилия. Нужно действовать истиной слов, а не подавлять совесть своим авторитетом. Царство Божие устрояется на земле только силой духовного возрождения.

Учение о сострадательной пастырской любви находит свое подтверждение в посланиях апостола Павла и творениях отцов Церкви. По словам апостола Павла, в отличие от Ветхого Завета мы имеем не такого Первосвященника, Который не может сострадать нам в немощах наших, но Который, подобно нам, искушен во всем, кроме греха (Евр. 4:15). О себе он говорит: Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос! (Гал.4:19); и в другом месте: Кто изнемогает, с кем бы я не изнемогал? Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенялся? (2Кор.11:29); я всем поработил себя, дабы больше приобрести... Для всех я сделался всем, чтобы cnacmu по крайней мере некоторых (1Кор.9:19, 22).

Подтверждение тому, что дар такого сострадания дается священнику именно в таинстве Хиротонии, находим у святого Иоанна Златоуста, который в толковании на Послание к Колоссянам пишет: «Духовную любовь не рождает что-либо земное: она исходит свыше, с неба и дается в таинстве Священства, но усвоение и поддержание благодатного дара зависит и от стремления человеческого духа». О настроении сострадательной любви говорит и преподобный Симеон Новый Богослов († 1032): «Кто имеет такую любовь к Богу, что от одного слышания имени Христова тотчас возгорается любовью и источает слезы, а кроме того, плачет о ближних своих и чужие согрешения вменяет как свои, и себя от души считает грешнее всех». А святитель Тихон Задонский (1724–1783) замечает, что «любовь сыщет слова, коими можно созидать ближнего».

Святой Максим Исповедник (582 – 662) в письме к Сирсинию пишет о данной ему благодати епископства быть подражателем благости и ревновать о собрании воедино расточенных чад Божиих, а себя связать с ними ненарушимым союзом духовной любви.

Святой Исаак Сирин говорит: «Кто всех равно любит по состраданию и без различия, тот достиг совершенства». Замечательны также его слова о «милующем сердце, которое возгорается у человека о всем Творении, о человеках, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари. И что такое сердце милующее? Возгорение сердца у человека о всем творении, о человеках, о животных, о птицах, о демонах и о всякой твари. При воспоминании о них и при воззрении на них очи у человека источают слезы от великой и сильной жалости, объемлющей сердце. И от великого терпения умаляется сердце его, и не может оно вынести или видеть какого-либо вреда или малой печали, претерпеваемых тварию. А посему и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит он молитву, чтобы сохранились и очистились; а также о естестве пресмыкающихся молится с великою жалостью, какая без меры возбуждается в сердце его по уподоблении в сем Богу. А посему и о бессловесных и о врагах истины, и о делающих ему вред он ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились они и были помилованы; а также о естестве пресмыкающихся молится с великою жалостью».

Верное само по себе учение о сострадательной пастырской любви и об усвоении своему сердцу совести другого человека не должно, однако, быть абсолютизировано. Не в одном этом состоит настроение пастырства. Одним даром сострадательной любви, усвояемым в таинстве Хиротонии, дары Священства не ограничиваются. Пастырствование не ограничивается одним морализированием; преображение человека совершается не одним только психологическим усвоением и влиянием одной воли на другую. Очень важное место в пастырском настроении занимает момент мистический.

Действительно, нравственный момент входит в христианское благовестие. Сама проповедь христианства началась с призыва святого Иоанна Предтечи: Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное (Мф.3:2). Однако покаяние в Новом Завете имеет две стороны: отрицательную и положительную. В греческом языке это духовное состояние выражается словом «метани́а», обладающим несравненно более глубоким смыслом, нежели его русский эквивалент «раскаяния». В буквальном переводе это слово значит «изменение ума» или «перемена мышления». В раскаянии слышно сожаление о содеянном, угрызения совести, что-то пассивное, а не созидающее. Не слышно в слове «раскаяние» призыва «сотвори благо», а лишь «уклонись от зла». Греческое же «метани́а» задает импульс новой жизни, зовет к новому деланию, обратному тому, которое привело ко греху. «Метани́а» – это активная, созидательная перемена поступков, делание самой жизни.

Прямо нам говорит об этом проповедь Павла: каждый должен разуметь нас как служителей Христовых и домостроителей таин Божиих (1Кор.4:1) или же еще конкретнее: Христос поставил одних апостолами, других пророками, иных евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Христова (Еф.4:11–12). Проповедь не одного лишь бесплодного сожаления о содеянном грехе, но творение нового положительного доброго дела, созидания Тела Христова – вот то содержание и смысл, которые должна иметь пастырская работа.

Священник прежде всего теург, строитель Таин Божиих. Священство по преимуществу евхаристическое служение. В Таинстве Тела и Крови совершается освящающее единение пастыря и пасомых. Евхаристия невозможна вне Церкви, и Церковь не существует без Евхаристии.

Священнику, как всякому смертному человеку, могут быть даны или не даны Богом определенные таланты. Он может оказаться плохим оратором, что отразится на его проповедях; застенчивым и необщительным человеком, и это помешает ему наладить отношения с клиром своего храма, старостой и певчими; из-за отсутствия опыта духовничества он может быть не слишком взыскательным духовником. Все эти недостатки при желании со временем могут быть преодолены, а на первых порах их покрывает лишь одно неотъемлемое качество священника – его евхаристический дух, если он не перестает ощущать своим главным делом строительство таин Божиих, служение Божественной литургии, Причащение себя и своих духовных чад Телу и Крови Христа ради своего и их обожения и приобщения Божескому естеству по слову апостола Петра: Как от Божественной силы Его даровано нам все потребное для жизни и благочестия, через познание Призвавшего нас славою и благостию, которыми дарованы нам великие и драгоценные обетования, дабы вы через них соделались причастниками Божеского естества, удалившись от господствующего в мире растления похотью: то вы, прилагая к сему все старание, покажите в вере вашей добродетель. в добродетели рассудительность, в рассудительности воздержание, в воздержании терпение, в терпении благочестие, в благочестии братолюбие, в братолюбии любовь (2Пет.1:3–7). Большей власти и более действенного средства не дано священнику, чем это служение Тела и Крови Господних; оно и должно быть сердцевиной жизни пастыря. Но что значит это евхаристическое настроение? Оно выражается в постоянном непреоборимом желании самому совершать возможно чаще таинство святой Евхаристии. Здесь важно подчеркнуть именно желание самостоятельно совершать великое Таинство, а не только в сослужении другим, будь то настоятель, архимандрит и даже епископ. В соборных служениях Евхаристии можно говорить о Причащении стоящих кругом иереев из одной Чаши и от руки одного священнослужителя, но фактически о сослужении! здесь говорить не приходится, так как совершает Таинство один предстоятель; он один символизирует Христа, а остальным иереям надо представлять себя только соприсутствующими апостолами, ожидающими Причащения, от руки единого приносящего Бескровную Жертву.

Поэтому священник должен возгревать в себе жажду самому совершать евхаристическое богослужение, а не удовлетворяться соборным сослужением. Мистическое желание, недоступное мирянам, самому приносить Бескровную Жертву и претворять силою Духа Святого евхаристические дары в Тело и Кровь Христовы совсем отлично от чувства и переживания Причащения за Божественной литургией, совершаемой другим. Наиболее духовные пастыри всегда ощущали эту радость евхаристического служения и молитвы.

Замечательно писал об этом в своих «Автобиографических заметках» протоиерей Сергий Булгаков († 1944): «Я шел в Священство исключительно ради того, чтобы служить, то есть по преимуществу совершать Божественную литургию. Мой наивный и неопытный глаз при этом не различал никаких подробностей, относящихся к храмовому положению священника. Очень скоро я понял, что для того, чтобы служить, надо иметь храм, или по крайней мере престол. В результате, кратко говоря, за четверть века своего Священства я никогда не имел своего собственного храма, а всегда или сослужил архиереям или настоятелям, или имел лишь случайные службы...». Эти строки говорят именно об этой тоске и жажде по своей службе, по самостоятельному совершению Таинства Тела и Крови Христовых. Здесь проявляется не недостаток смирения, а просто великая, огненная любовь священнослужителя активно и полностью самому совершать строительство Таин Божиих, а не быть лишь пассивным соприсутствующим сослужителем своего, пусть и старшего и, быть может, очень заслуженного собрата. Это стремление вовсе не отрицает издревле принятого Церковью чина соборного богослужения; напротив, на его фоне проявляется возвышенность такого стремления и смиренное ожидание своего часа, когда, наконец, иерей может возгласить: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа».

Священник должен всегда и везде быть прежде всего священником, служителем Господним, не только в храме, но и в семье, в отношении с окружающими, в любой жизненной ситуации. «Крест Христов несут все пастыри: крест возлагается на них при Рукоположении. Этот крест нужно нести достойным образом», – говорит Святейший Архипастырь нашей Церкви Патриарх Пимен. При этом он напоминает выпускникам Духовных школ, начинающим свой путь пастыря, о тех опасностях, которые подстерегают молодых служителей алтаря: «Горе тем, кому Священство представляется только способом более или менее удобного устроения в земной жизни! Горе, если священник становится ремесленником, сводя пастырское служение до уровня формального требоисправления и устремляясь в область излишних материальных стяжаний». Такой путь грозит духовной смертью, является «оскорблением святыни, профанацией Таинства». Напротив, жизнь пастыря должна быть непрестанным исканием Царства Божия, которое есть не что-то отвлеченное, но жизнь в истиннейшем ее смысле.

От пастыря требуется внимательность к людям, соучастие в жизни окружающих, знание их нужд, способность разделить с ними и горе и радость. Говоря словами святителя Иоанна Златоуста, священник должен быть «и весьма благоразумен, и опытен во многом, знать все житейское не менее живущих в миру и быть свободным от всего более монахов», ибо священник прежде всего должен являть своим пасомым возможность жить в мире по Христу, а не по стихиям мира, должен первым одержать в себе самом победу над грехом силой благодати Божией. И в каждом из своих духовных детей он должен видеть возможность такой победы.

«Научитесь в людях почитать образ Божий и подобие, – говорит Святейший Патриарх Пимен, – это оградит вас от многих ошибок в вопросе суждения о человеке». Именно это умение видеть в человеке образ Творца, прозревать путь, который может вывести его из греховного плена к истинной свободе, заключающейся в познании Истины и единении с Ней, представляет собой совершенно необходимую составляющую пастырского настроения.

Постоянное чтение Слова Божия поможет пастырю всегда мыслями пребывать со Христом, возрастать в богословии жизни, пастырском служении. Таким образом, действительным содержанием пастырского настроения является приближение к Духу Истины, стяжание духа пастырства, сущность которого состоит в том, чтобы пробуждать в пасомых жизнь духовную, ограждающую человека от греховных влечений и дел. Только тот, кто носит в себе благодать Духа Божия, может указать путь ее стяжания и своим духовным детям, и именно живая связь с Богом, способность воспринимать и усваивать Его преображающее действие является путем к ограждению от греха и к единству всех в любви, заповеданной Спасителем.

Важным аспектом пастырского настроения является воспитание в себе истинного патриотизма. Как нельзя утверждать, что любишь Бога, если не имеешь любви к ближнему, так нельзя полюбить Небесное Отечество, Царство Божие, не имея опыта глубокой искренней любви к Отечеству земному. С родной страной и ее народом человек связан кровными узами, духовный опыт его соотечественников питает его душу. Пастырь – верный сын своего народа, потому и проявляет любовь к своей земле и к своим соотечественникам. «Любовь пастыря, – говорил Святейший Патриарх Пимен на одном из выпускных актов в Московских Духовных школах, – должна простираться и на земное Отечество наше, которое для православного христианина есть Земля святая, освященная могилами отцов, а еще более – подвигами героев, страстотерпцев, святителей, преподобных и других подвижников духа, положивших много сил на дело собирания и устроения Русского государства. Ревнуя о достижении Небесного Отечества, они любили и Отечество земное и многими заботами о его устроении возвели свой патриотизм – эту естественную потребность сердца – в христианскую добродетель». Любить свою Родину, заботиться о ее доброй славе – значит быть всегда вместе со своим народом, чувствовать себя его неотъемлемой частью, и, предстоя престолу Божию, молиться Отцу Светов, от Которого исходит всякое даяние благое, о богохранимой стране нашей. Не только в храме, но и в личном, келейном правиле пастырь не может забыть этого прошения.

Однако, как отмечает Святейший Патриарх Пимен, «любовь к нашему родному Отечеству не означает замкнутости или отчуждения от других народов мира, о чем ясно свидетельствует участие нашей Церкви в экуменическом движении и миротворческой деятельности. Вместе с инославными христианами мы ищем пути к достижению христианского единства и с религиозными деятелями христианских и нехристианских религий и всеми людьми доброй воли деятельно участвуем в борьбе за мирное сосуществование государств, безопасность, сотрудничество и разоружение».

Необходимыми составляющими православного церковно-догматического сознания, формирующими пастырское настроение, являются патриотизм и стремление к миру. С апостольских времен и поныне невозможно представить себе истинных христиан, которые не возносили бы молитвы о своей стране, о своем народе, жизнь которых была бы изолирована от жизни соотечественников, представляла бы нечто замкнутое и самодовлеющее. Невозможно также представить себе истинных христиан, которые не были бы служителями примирения. Русская Православная Церковь с первых дней своего бытия всегда осуществляла это служение мира, всегда была провозвестницей национального единства, всегда была вместе с народом: и во время тяжелых испытаний, и во время благоденственного и мирного жития. Ее архипастыри и пастыри вместе со всеми чадами церковными – на страже национальных интересов, на страже внутреннего и внешнего мира.

Подводя итог сказанному о пастырском настроении, о даре и ответственности священнослужителя, следует сказать, что в таинстве Хиротонии верному сыну Церкви дается особый, недоступный мирянину дар благодатного возрождения душ для Царствия Божия. Средствами такого возрождения могут служить и нравственное воздействие на личность человека, и сострадательная любовь к грешнику через усвоение его личности, вплоть до отождествления его себе, переживания его грехов и страстей как собственных, чтобы затем вместе с ним стать на путь «метании», перемены ума, и, уклонившись от зла, сотворить благо, соделать душу свою храмом Святого Духа. Но главным средством таинственного детоводительства ко Христу является единение верных в таинстве Причащения Телу и Крови Господа, совершаемым пастырем.

Святой Симеон Метафраст (X в.) говорит: «Ужаснись, человек, Боготворящую Кровь видя; ибо это – Огонь, попаляющий недостойных, Божественное Тело обожает меня и питает, обожает дух, ум же таинственно питает».