Когда и как возникло ветхозаветное священство?

Источник

(По поводу противобиблейских мнений новейшей критики и, в частности, взгляда берлинского профессора Липперта)

Давно уже не нов тот взгляд отрицательной библейско-исторической критики, по которому вся ветхозаветная история народа еврейского должна быть рассматриваема не в каком-либо исключительном свете сравнительно с другими народами, а наоборот – в одном ряду, в связи и сравнении с историей этих народов. Не иного взгляда держится и берлинский профессор Липперт, написавший большое двухтомное сочинение по всеобщей истории жречества и поместивший в качестве одного из рядовых отделов этой истории также и ветхозаветное священство народа еврейского1. Начав с того, что «литература древнего иудейства находится пред нами лишь в священнической переработке и рецензии»2, Липперт все-таки усматривает в этой литературе там и сям разбросанные и уцелевшие от священнической позднейшей переделки отрывки первоначальных известий о жизни еврейского народа, – известий, взятых ли позднейшей редакцией из письменных первоначальных источников, или перешедших в нее из устного предания. Из этих-то отрывков и частиц первоначальных известий Липперт и пытается восстановить цельную картину жизни еврейского народа, насколько это нужно для главного предмета – истории развития ветхозаветного священства. Там, где таких первоначальных известий не хватает, Липперт широко пользуется аналогией жизни и развития других народов, повсюду находя один и тот же путь развития культа в общем и даже в частностях. Все же то, что не подтверждается ни аналогией других народов, ни соответствием с отрывочными древнейшими известиями в самой же Библии, поступает в область саг и мифов, или относится на счет произвола и тенденциозности позднейшей редакции той или другой части Библии. Еврейский народ, по Липперту, далеко не сразу пришел в то состояниe, в каком его описывает, напр., автор Пятикнижия или книги Иисуса Навина и Судей. Никакого, определенно-цельного, похода еврейского народа из пустынь Синайского полуострова в Палестину, с последовательным по плану завоеванием и разделением этой земли, не было; и самый народ определился в своем двенадцатиколенном составе гораздо позже времен судей: песнь Деворры, древнейший отрывок, еще не знает 12 колен, и насчитывает их только 103. Отдельные колена или ветви родственного общего семитического происхождения, постепенно пришли из глубины Аравийского полуострова в Палестину и оселись в ней, бросая свой бедуинский образ жизни и постепенно меняя его на оседлый, уже давно знакомый для племен ханаанских, раньше сидевших в Палестине. И двойственность состава еврейского народа (Израиль и Иуда) есть не что иное, как результат этого постепенного образования народа из пришлых бедуинских племен (Иуда – позднейший член этой вереницы: песнь Деворры еще не знает Иуды, Симеона и Левия)4. Как постепенно образовался самый народ, так постепенно развивался его культ, а вместе с ним постепенно формировалось в определенный стройный вид и его священство. О культе Иеговы не может быть и речи в древнейший период еврейского народа: этот союз бедуинских аравийских племен является таким же фетишистом и политеистом, как и всякий народ на первоначальных ступенях своего развития. Евреи чтили могилы, отдельные камни и пирамиды из них, особенно поставленные на высоких местах, колодези, деревья, рощи, отдавали почтение некоторым животным (змея, бык, теленок), чтили небо, солнце, звезды, и совершали свои жертвоприношения чуть не на всяком высоком месте (так называемые в Библии «высоты») и не под всяким зеленым деревом5. Искусственно cделанные идолы и разные фетиши были в полном употреблении, на столько, что о некоторых из них даже идут особые известия, – особая, так сказать, история (напр., истуканы в доме Михи). Состояниe жречества соответствовало этому состоянию религии. Ни о каком «колене Левии», специально посвященном служению Иегове, не может быть и речи не только в период до царей, но и при царях до времени, по крайней мере, Езекии6. За это достаточно говорят факты: история истуканов в доме Михи, в которой действует «юноша Левит из племени Иудина»; священство Самуила – Ефрафянина; поставлениe Давидом своих сыновей во священники; поставлениe Иеровоамом священников «из народа», а не из колена Левиина исключительно; упоминаниe в Библии о том, что «народ приносил жертвы и курения на высотах» и пр.7. Жрецами были люди из разных колен, подобно тому, как и самое богослужение совершалось в разных местах и даже разным богам. Прежде, чем образоваться касте священников, должен был явиться просто лишь «союз» священников, всех без разбора происхождения из того или другого колена8, и только желание многих причислиться к этому союзу (даже Давид-царь – сделал своих сыновей священниками) и образование отсюда уже, так сказать, «священнического дворянства» должно было постепенно привести к образованию из священства касты. Так называемые «города Левитов» ничуть не доказывают существования в раннее время (напр., до царей) особой касты священников, посвященных одному богослужению: «города левитов» – это наиболее видные места разных, бывших в стране, культов, так как назначение их (городов) служить и городами убежища ясно указывает на такое их первоначальное значение, и только уже по введении единого культа Иеговы эти древние остатки прежних культов получили назначение быть городами священников9. Единство места богослужения, единство культа (культ Иеговы) и единство касты священников постепенно вырабатывалось почти за все время существования разделенного царства еврейского, и только, наконец, при Езекии, царе иудейском (725–696 г.г. до Р. Х.), священство стало кастой, «посвятившей себя святому»10, а единство культа первый раз введено лишь Иocиeй (с 639 до Р. X)., который покончил существование других культов, сжегши всех жрецов их11.

При всем почтении к обширной учености профессора Липперта, выражающейся как в обильных сопоставлениях еврейской истории с историей других народов, так и в замечательном искусстве воссоздавать по одной уцелевшей черте полную картину той или другой стороны древней еврейской жизни, позволительно усомниться в правильности догадки берлинского профессора относительно столь позднего возникновения еврейского священства, как определенно устроенной касты. Факты, на которые ссылается профессор Липперт, для всех, конечно, останутся фактами: так, в истории истуканов, сделанных в доме Ефрафянина Михи, юноша Левит был «из Вифлеема иудейского, из племени Иудина» (Суд.17:7). Но так ли многозначителен этот факт, чтобы на нем опирать столь широкое положение, как то, что установлениe правильно организованного священства имело будто бы место гораздо позже времени судей? И если взять этот факт в целом объеме истории об Ефрафянине Михе, то к тому ли он поведет, к чему идет на основании его Липперт? Миха, еще до прихода к нему юноши-левита, поставил у себя священником одного из своих сыновей (Суд.17:5): следовательно, правда, в те времена мог священствовать, кто пожелал бы. Но вот приходит Левит, и Миха считает прежнего своего священника уже негодным, – он отдает предпочтение Левиту, в той уверенности, что «теперь Господь будет благотворить ему, потому что левит стал у него священником» (Суд.17:13). Что означает этот поступок и эта уверенность Михи? Очевидно, то, что и в те уже времена, несмотря на возможность всякому по желанию быть священником, одно какое-то священство выделялось из всех, как законное и действительное, и это священство принадлежало левитам. Точно также и «сыны Дановы», насильно взявшие истукана из дома Михи и уведшие с собою упомянутого юношу-левита, «имели у себя, говорит писатель книги Судей, истукан, сделанный Михой, во все то время, когда дом Божий находился в Силоме» (Суд.18:31); а немного раньше (ст. 30) тот же писатель говорит, что у жителей Дана было свое особое священство – потомки этого юноши-левита. Из сопоставления этихъ стихов (30 и 31) видно, что особое священство в Дане было на-ряду с тем священством, которое было «при доме Божием»: таким образом, опять одно от другого различаются, как законное – должное и произвольное – недолжное. Таким образом, из истории истуканов Михи видно, что и в те времена священство еврейское имело законную постановку в своей деятельности, хотя от этой постановки и делались безнаказанно отступления, в роде деяний Михи и сынов Дановых. Но юноша-левит был «из племени Иудина» – указывает профессор Липперт и заключает отсюда, что священство тогда не было еще кастою, какою стало после. Очень возможно, что не только этот юноша-левит, но и еще не один и не два юноши были в те времена из колена Иудина или еще другого какого-нибудь колена, кроме Левиина: это нисколько не говорит против того, что в главной массе священство могло быть и тогда из колена Левиина, а еще меньше против того, что, несмотря на делавшиеся отступления и исключения, и тогда было признанным установлением, чтобы священники были из племени Левия. А что исключительные права потомков Левия на священство всегда могли на деле нарушаться, оставаясь тем не менее признанным законоположением, и что в священники могли стремиться из других колен, кроме Левия, это станет вполне понятным, если вспомнить историю Корея, Дафана и Авирона (Чис.16–17). Из этой истории ясно12, что недовольство народа Моисеем и Аароном направлялось на то, что священство было отдано одному из всех колен и, в частности, одному роду в этом колене. Сыны Рувимовы, напр., были недовольны тем, что священство было уделом одного только колена Левиина (Чис.16:1), и Моисею пришлось бросать жребий о правах на священство для всех колен Израиля (Чис.17:17). А что эта история не может не быть признана подлинною, за это говорит как то, что все основания к недовольству Моисеевым постановлением о колене Левиином состоят в действительно бывших, несомненных фактах – именно в особых материальных и правовых преимуществах левитов пред прочими коленами и сынов Аарона пред левитами (Чис.18 и др.), – так и то, что это событиe – история Корея, Дафана и Авирона – неоднократно было вспоминаемо в последующие времена еврейской истории с указанием на же мотивы, какиe произвели его и по Чис.16–17 (Пс.105:16–17; стр. Мал.3:8–10). Таким образом, происхождение из колена Иудина юноши-левита, упоминаемого в Суд.17:7, указывая на возможные и действительно совершавшиеся тогда отступления от принятого закона об исключительном священстве левитов, ничего не может говорить, по крайней мере, против того, что такой закон мог быть и был, хотя и нарушался. Не больше разобранного факта может значить и тот, что Давид поставил своих сыновей священниками (2Цар.8:18)13. Сверх того, к этому последнему факту может быть приложено еще и то объяснениe, что Давид, чувствуя достаточно прочною свою царскую власть над Израилем (после помазания на царство над всем Израилем), мог теперь пользоваться ею в своих расчетах, не сильно стесняясь положениями о священстве, установленными Моисеем, подобно тому, как и предшественник Давида и преемник его не стеснялись действовать по отношению к священникам по своим личным расчетам (1Цар.22:11–23; 3Цар.2:26–27). Но вот – Самуил, священник, был не из Левиина колена, ссылается дальше Липперт на 1Цар.1:1 и ядовито смеется над родословной таблицей автора 1Пар.6:18–28, где Самуил вводится в родство с Левием14. Но, если и отдавать предпочтение родословию в 1Цар.1:1 пред родословием в 1Пар.6:18–28, то, во всяком случае, Самуил был призван к своему служению исключительным образом, и эта исключительность проходит чрез всю историю Самуила, начиная с его рождения, так что автор первой книги Царств считает нужным сказать, что и народ Израильский, во всем объеме своем, не сразу и не по одному только происхождению признал в Самуиле служителя Божия, а лишь после неоднократно проявленных, близких, особых отношений его к Богу (1Цар.3:19–21). Как и всякая другая исключительность, священство Самуила–Ефратянина могло идти рядом с признанием того, что наследственный удел священства принадлежит лишь одному колену Левиину. Наконец, Липперт ссылается на показаниe 3Цар.12:31, где говорится, что Иеровоам «поставил из среды народа священников, которые не были из сынов Левииных»15. Но, стоит только заглянуть в контекст указанного места, чтобы видеть, что оно ничего не говорит против существования во время Иеровоама священства с правильной кастовой организацией из среды одного колена. Рассказ об Иеровоаме (3Цар.12:26–33) ставит назначение священников из среды народа (а не из сынов Левия) в связь с другими его распоряжениями в религиозной области: с поставлением двух тельцов – в Дане и Вефиле, с назначением праздника в 15-й день восьмого месяца («подобного празднику, какой в Иудее»), с устройством в Вефиле жертвенника, на котором Иepoвоам самолично и начал приношение жертв: все эти церковные меры были приняты Иеровоамом из политических расчетов – с целью укрепить отделившееся царство, не давая ему опять слиться с иудейским царством при единстве религиозных отправлений (3Цар.12:27). Таким образом, не только личное отношение автора рассказа к этим действиям Иеровоама выставляет их, как отступление от того, что уже делалось в Иудее, но и по самому существу дела, независимо от редакции рассказа, меры Иеровоама являются именно отступлением от того, что делалось уже в еврейском царстве: Иеровоаму нужно было обособиться и утвердиться, и религиозная сфера давала ему для этого первые и сильнейшие средства. Если он поставил свое особое священство, которое не должно было слиться с иудейским священством, то оно и могло разниться от этого последнего именно прежде всего общим из всего народа набором в противоположность кастовой заключенности законного древнего священства: во всякой истории каста является наиболее надежным и прочным хранителем традиций, и не иного чего должен был бояться и дальновидный Иеpoвоам. Наконец, по мнению Липперта, есть в Библии и прямое указание на то, что учреждение священнической касты, вместо вольного поступления всякого желающего в ряды священников, имело место только лишь в царствование Езекии16. Указаниe это находится в 2Пар.31:18, и для Липперта имеет свою главную силу в выражении: «чтобы они (т. е. священники) со всею верностию посвятили себя на священную службу». Езекия велел составить списки священников и левитов, и по этим спискам выдавать им содержаниe, «чтобы они со всею верностию посвятили себя на священную службу». Это распоряжение Езекии и было, по Липперту, актом, чрез который «образовалась и заключалась каста», между тем, как «прежде того не было письменных родословных священства, и всякий, кто добросовестно и с верою обещал быть священником по тогдашним положениям, принимался в организацию левитства»17. Но и это место Библии, при непредубежденном рассмотрении контекста, имеет гораздо более узкий смысл, чем какой извлекает из него Липперт. «И повелел царь (Езекия) народу, живущему в Иерусалиме, давать определенное содержание священническое и левитское, чтобы они держались закона Господня» (2Пар.31:4), и когда насбирали, рассказывается дальше в той же главе, очень много приношений от народа и положили их в нарочно выстроенные для того комнаты, то царь, по соглашению с первосвященником Азарией (ст. 13), поставил определенных распорядителей для выдачи священникам и левитам содержания, полученного чрез народные приношения (ст. 12–18). Для производства этой выдачи священники и левиты были занесены в списки: «раздавать … внесенным в список..., чтобы они со всею верностию посвятили себя на священное служение» (ст. 15–18). Очевидно, последнее добавлениe звучит не главною мыслью в рассказе, а промежуточным и второстепенным объяснением того, что правильная раздача содержания имела целью отнять у священников и левитов тяжелые заботы о завтрашнем дне и чрез то дать им возможность всецело отдаться своему священному служению. И только; и никаких намеков нет на то, что внесение в список произошло только в первый раз теперь при Езекии, и что, еще более, чрез это внесениe «образовалась и заключилась каста»: усиливаясь представить себе по разобранному месту Библии (2Пар.30:3–19) действительное положение вещей при Езекии, с одинаковою степенью вероятности можно предположить как то, что и после внесения в списки доступ к священству был открыт для всякого желающего (как было, по Липперту, до составления списков), так и то, что и до составления списков священство набиралось из одного колена. Заключения Липперта – не более, как толкования, а не извлечение прямых показаний Библии. Итак, разбор главных оснований, на которых Липперт ставит положениe о происхождении не ранее времени Езекии священства в виде правильно организованной касты, показывает, что основания эти, по меньшей мере, не дают прямой и бесспорной опоры мнению Липперта и не мешают заключать о том же предмете иначе, чем как думает почтенный берлинский историк культуры.

Когда же и как возникло еврейское священство?

При всей скудости библейских данных, из них несомненно видно, однако, прежде всего, то, что еврейское священство имело свою историю, а не возникло сразу в готовом и развитом виде. Моисей отнюдь не был творцом и первым насадителем всех постановлений о священстве. Главнейшая и важнейшая должность священства – исполнениe религиозных обрядов и, прежде всего, принесение жертв, исполняется среди прародичей еврейского народа еще с самой глубокой древности. Оставляя в стороне жертвы Каина и Авеля (Быт.4:3–4), построение жертвенника Ноем и принесение на нем всесожжений (Быт.8:20), из истории Авраама мы видим, что этот праотец еврейского народа строит, когда нужно, жертвенники (Быт.12:7–8; 13:4,18) и приносить жертвы (Быт.15:9–10). В семье Авраама всякое важное событие сопровождается принесением жертв и нередко построением вновь жертвеников (Быт.26:25); Иаков совершает священные возлияния (Быт.28:18), приносит жертвы (Быт.31:54), строит жертвенники (Быт.35:1,7), а в одном случае дает обет построить «дом Божий» и давать Богу десятину из всего своего имения (Быт.28:20–22); наконец, на пути в Египет, Иаков останавливается в Вирсавии и приносит жертвы (Быт.47:1). Таким образом, еще до жизни в Египте, у еврейских патриархов существовали уже главнейшие религиозные отправления – жертвы, устройство жертвенников, священные возлияния, обеты; при немногочисленности и семейном образе жизни патриархов принесение жертв и исполнениe других религиозных обрядов составляет дело каждого желающего и, по необходимости, оказывается чаще всего в руках главы семейства, как распорядителя всеми семейными интересами. В Египте эти порядки должны были, с удержанием существенного, во многом измениться в частностях. Из небольшой семьи Израиля (70 душ: Быт.46:27) постепенно образовался народ. Сношения с окружающими египтянами естественно не могли остаться без влияния и на религиозную жизнь евреев (Нав.24:14–16; срв. Исх.7:22; 8:3). И вот, подобно тому, как гражданская жизнь евреев имела уже ко времени Моисея определенное устройство (евреи имели старейшин и начальников: Исх.4:29; 16:22), так и религиозная их жизнь не могла не иметь к этому времени некоторых прочных форм. Более чем вероятно, что и до Моисея у евреев были уже священники, заведывавшие прежде всего по крайней мере принесением жертв (Нав.24:14–15; Исх.7:22; 8:3): ибо, еще задолго до постановлений Моисея о священстве, в третьем еще только месяце по исходе из Египта, евреи уже имеют священников, «приближающихся к Господу» (Исх.19:22); это, очевидно, священники, вышедшиe, как таковые, еще из Египта. Точно также, до всякого еще законодательства о жертвах, евреями, только что вышедшими из Египта, приносятся жертвы (Исх.18:12; 24:5) и строятся жертвенники (Исх.20:24–25; 24:4–5). Правда, на первых порах по выходе из Египта священство еврейское, до установлений Моисея, не имеет ни кастового устройства, ни определенной организации своей деятельности, так что в одном месте Библии лица, коим поручено было принести жертвы, называются просто «юношами из сынов Израилевых» (Исх.24:5); но все же то несомненно, что ряд религиозных установлений Моисея начинается далеко не со священства: устанавливается праздник Пасхи с целью увековечения памяти о выходе из Египта (Исх.12), дается с тою же целью закон о посвящении Богу первенцев израильских (Исх.13:2), дается заповедь о субботе (Исх.16:23–30), объявляется повелениe о способе устройства жертвенников Господу (Исх.20:24–25), и, как мы видели, когда нужно, приносятся и жертвы, – одним словом, первые действия и повеления Моисея в пустыне таковы, что они предполагают существующее уже и действующее священство; и только после многочисленных уже предписаний религиозного и гражданского характера, и даже после уже постановлений об устройстве скинии с ее принадлежностями, дается, наконец, повеление о вручении священства роду Ааронову. Насколько такой акт был естественн в виду того, что Аарон был родной брат Моисея, настолько он может давать лишний раз подтверждение полной исторической вероятности рассказа о столь раннем происхождении кастового устройства священства. Но в ту же раннюю эпоху устройство касты пошло и далее. Поводом к тому послужило известное событие при возвращении Моисея с горы Синая с первыми скрижалями (Исх.32:26–29). В народе, так скоро увлекшемся идолами и забывшем слова Моисея, этот последний увидел ненадежного хранителя и исполнителя всех его предписаний: весь план – создать из евреев «народ святой и царство из священников» (Исх.19:7) – должен был показаться Моисею колеблющимся и едва ли достижимым. И вот он ищет себе союзников в среде самого же народа (Исх.32:2): его родичи по колену поддержали его, – «к нему собрались все сыны Левиины», которые, по повелению Моисея, тотчас избили из непослушных до 3000 человек! С того дня участь колена Левиина была решена. Моисей сказал им: сегодня посвятите себя Господу (Исх.32:28), и чрез несколько месяцев (Чис.1:1), при первой же переписи народа, колено Левиино публично было выделено из всего Израиля на служение при скинии (Чис.1:49–53). Теперь каста образовалась вполне, по крайней мере, в предписаниях Моисея. Колено Левиино и род Аарона, брата Моисеева, стали во главе всего народа: не только обильные материальные приношения и повинности шли, по повелениям Моисея, в пользу священства и левитства, но и общественное их положение стало начальственным, выделенным из всего народа. Вполне естественно, эти постановления Моисея возбудили зависть против левитов – у остальных колен Израиля, против священства – у левитов других родов, кроме Ааронова. Недовольство и раздражение дошли до того, что образовалось целое восстаниe против Моисея и Аарона (Чис.16–17), и только смерть до 15000 человек из недовольных погасила мятеж и заставила (Чис.17:28) примириться с новыми порядками (Чис.18)! Таким образом, вот когда, по библейским данным, возникло еврейское священство в его кастовом устройстве: во время жизни евреев в пустыне Синайской по выходе из Египта! Связь всех событий этого времени, устроениe за это время Моисеем гражданского и религиозного быта евреев, полная естественность его мер касательно организации священства (предпочтение своих близких и сородичей по колену), характерный эпизод возмущения Корея и его сообщников – все это дает вполне достоверный характер рассказу об учреждении Моисеем правильно устроенного кастового священства. Те немногие места Библии, которые, как мы видели на примере профессора Липперта, принимаются отрицательной критикой за доказательства против существования в столь раннее время правильно организованного кастового священства, не мешают признавать, что таковое священство существовало с самых первых времен израильской истории и уж, во всяком случае, гораздо раньше царя Езекии, время которого ставится отрицательной критикой началом правильного кастового священства. Бесспорно, что на ряду с одним законным кастовым священством могли возникнуть (вследствие новых условий жизни в Палестине сравнительно с пустыней Синайской) свободные, так сказать, священства, по образцу, может быть, соседних языческих народов; но подобные нарушения закона Моисеева не иначе и рассматривались верными старым преданиям людьми Израиля, как именно нарушения и отступления. Точно также бесспорно, что не все, установленное Моисеем, тотчас же могло перейти и перешло в действительность: Левитам, напр., могли быть даны города, конечно, только много спустя после смерти Моисея (Чис.35 ср. Нав.20–21), при завоевании уже земли Ханаанской. Но, ведь, нет и нужды непременно настаивать, что все сказанное Моисеем сейчас же и перешло в действительность, а еще больше – таким и оставалось во все время еврейской истории. Достаточно убедиться в том, что передаваемые Пятикнижием события сохраняют свою внутреннюю историчность, т. е., являются последовательными сами себе, соответственными историческим условиям того времени и подтверждаются последующей историей. А такой вывод невольно и получается из ознакомления с историей священства. Так, напр., Моисей, мы видели, действовал по отношению к священству во многом уже на готовой почве, и с этой стороны он скорее должен быть назван реформатором, чем основателем: но и библейские данные дают на это основания, указывая, что при выходе из Египта у Израильского общества было уже свое готовое священство (Исх.19:22). Далее, как реформа, отделившая одно лишь колено и один род на пользованиe высокими священническими правами и преимуществами, Моисеевы постановления естественно могли вызвать зависть и ропот на перемену порядков: и действительно против Моисея поднялось целое восстаниe. Но и дальнейшая за Моисеем история идет в той же психологической и исторической последовательности, как и ему современная. Критика считает невозможным, напр., единство культа (по отношению к месту и предмету почитания) раньше, по крайней мере18, времени Езекии, и, между прочим, и на этом основании считает кастовое священство и левитство ранее этого времени не более, как «левитской теорией» позднейшего послепленного периода. Но вот факт из очень раннего времени. Колена Рувимово, Гадово и полуколено Манассиино строят в своей земле жертвенники для засвидетельствования и памятования грядущим родам того, что эти колена, также как и заиорданские, имеют «свою часть в Господе» (Нав.22:27): и вот за это «все общество сынов Израилевых собралось в Силом, чтобы идти против них войною» (ст. 12)! Пусть все речи, вложенные в уста первых двух с половиною колен Израильских при этом рассказе (Нав.22), составляют краски позднейшего редактора; но что же говорит самый факт? Израильтяне решаются воевать со своими братьями из-за религиозного разделения, боясь, что заиорданские братья станут почитать другого Бога, начав служить ему на другом месте: не очевидно ли, что богослужение на одном месте и одному Богу составляло уже и в то время если не общий действительный факт, то по крайней мере хотя у некоторых лиц достаточно твердый умственный и нравственный навык? И если так, то что же противо-исторического заключается в признании, что у Израиля был когда-то великий религиозный реформатор, в планы которого входило и единое, правильно организованное кастовое священство? И не заключается ли достаточно исторической вероятности в том, что при небольшом численном составе народа (Исх.12:37), не имевшего еще соблазнов от соседства других народов, реформы законодателя могли осуществляться полнее и строже при его жизни, чем после, когда размножившийся народ, входя в сношения с другими народами и все более и более изменяя прежний свой общественный и политический строй, естественно мог терять строгое отношение к прежнему религиозному строю, и делать то те, то другие от него отступления? Критика недоверчиво относится к тому, что установления Моисея могли в последующие времена подвергаться забвению19, и не хочет допустить, чтобы Моисей мог устанавливать закон о единстве богослужебного места (Втор.12) или единое организованное священство: но разве не бывает примеров, что те или другие установления, под влиянием новых условий жизни, изменяются, чем дальше, тем больше, пока какие-нибудь экстренные события не заставят воспроизвести те установления с совершенною близостью к первооригиналу?

Все сказанное сводится к тому, что Моисеем была основана прочная кастовая организация еврейского священства. Но этим, конечно, отнюдь не говорится того, чтобы эта организация оставалась неизменною во все время еврейской истории: наоборот, как всякое живое учреждение, еврейское священство претерпевало в своей истории перемены в своем положении и значении среди народа. Три главных периода намечаются в этом отношении в еврейской истории. Первый из них характеризуется тесным единением властей светской и духовной и полным господством этой последней над обществом: период этот простирается от начала еврейской истории, или со времени Моисея, до учреждения в Израиле царской власти. Еврейскую историю принято характеризовать именем теократии: к указанному периоду преимущественно приложимо это имя. Первый вождь еврейского народа – Моисей является пред народом, как посланник Божий; не будучи священником в узком смысле слова, он является таковым в широком смысле, как реформатор преимущественно религиозно-церковный, и во всех своих повелениях проводит одну главную идею – исполнение воли Единого Бога: «так говорит Господь» – вот чем начинает он и оканчивает каждое свое постановлениe. С другой стороны, и священниками в собственном смысле слова были при Моисее его же ближайшиe родственники, равно как и вся каста священства вообще была назначена из его же родного колена Левиина; таким образом, здесь была, можно сказать, одна лишь власть над народом – власть священства, которая и заведывала всеми отправлениями народной жизни (Чис.9:18–23; 10:1–10; 14:40–45; 26–27; 31–31; 35–36; Лев.10:10–11; Втор.2:1–13; 17:9–12). Преемник Моисея также не был священником, но, подобно Моисею, он действует не иначе, как в полном согласии с духовной властью и даже под ее ведением и санкцией (Чис.27:18–21), и сам во всех речах своих прежде всего напоминает Израилю об исполнении воли Божией. Во всех важных делах светская и духовная власти действуют нераздельно и заодно (Нав.22:13–14), руководясь одним мотивом исполнения воли Божией. Время так называемых «судей» все еще есть время теократии, и это не потому только, что некоторые из судей и сами лично или были священниками (Самуил) или стояли близко к священству (пророчица Деввора, назорей Сампсон), но и потому, главным образом, что «судии» не представляли еще из себя светской власти в собственном смысле слова: это были временные избавители Израиля от бедствий (Суд.2:16), временные избранники и посланники Божии, которые и сами иногда прямо не считали себя вправе «владеть» Израилем, не смотря даже на предложение народное (Суд.8:23). Если деятельность какого-либо «судии» из экстренной миссии спасения от врагов переходила в более продолжительную и спокойную задачу управления народом, то такое управлениe имело главной и характерной своей функцией лишь «суд» (Суд.4:4–5); но и в числе обязанностей священства всегда было дело суда, так что «судии» израильские не составляли еще какого-либо нового самостоятельного вида власти, который бы отодвигал священство на задний план. С появлением у израиля царской власти для священства начинается второй период: для теократии это – время упадка. Пусть в этот период больше было внешнего блеска в церковной жизни, чем в какое-либо другое время: так, при Давиде было избрано место для пребывания ковчега завета и будущего храма в столице государства (2Цар.6:1–19), священство и левитство были поставлены правильными очередями и разрядами к службе (2Цар.23–26), заведены были певцы, музыканты, привратники (2Цар.15); при Соломоне построен был великолепнейший храм, службы совершались с правильностью и великолепием (2Пар.8:12–15), жертвы поражают грандиозностью: Соломоном, напр., была принесена однажды мирная жертва, состоявшая из 22,000 голов крупного скота и 12,000 мелкого (3Цар.8:63)! Правда, весь этот внешний блеск церковной жизни продолжался не с одинаковой силой во все время царей: по разделении царства, храм нередко подвергается запустению, церковные службы и торжества умолкают, пока, наконец, после долгой смены времен то упадка, то обновления церковной жизни, храм постагает последняя участь разрушения. Но и в наиболее славные времена процветания храма и церковной жизни, было больше наружного блеска, чем той простой, но могучей, силы теократии, которая держала еврейское общество во времена Моисея и его преемников. Священство лишается первенствующего значения в обществе и более подпадает под власть царей. Уже первый царь – Саул имел столкновение с Самуилом, – столкновения, в которых царь не легко мирился с верховным надзором за собой священника: не напрасно Самуил несочувственно отнесся к просьбе народа поставить царя, видя в этой просьбе отвержение себя (1Цар.8:6–7)! Два раза Саул не послушался воли Самуила (1Цар.13:8–14; 15), и хотя в этой борьбе все еще победил священник, и победил до конца (1Цар.15:28; 16:1), но уже с Давида начались для священства совсем другие времена. Из начальственного и руководительного положения, священство становится в ряды слуг царя, делается не более как одним из органов государственной жизни. Давид дает повеления о распределении служб при храме между разными чредами священников и левитов, и его воля делается законом для священства. Священники перечисляются наряду с главными начальниками и служащими у Давида (2Цар.8:15–18), и, когда Давиду нужно, они лишь исполняют его волю как в своих священнических делах, так и в сторонних поручениях (1Цар.23:9; 30:7–8; 2Цар.15:24–37). Власть Соломона уже была сильна настолько, что, когда ему нужно было, он без стеснения устраняет священника от службы и ссылает его в заточениe (3Цар.2:26–27); службы при храме по очередям и распределение левитов и священников каждого на дело свое – также делается по распоряжению Соломона (2Пар.8:14). Такое же властное отношение к священству продолжается и у других царей еврейских, по разделении царства. Иеровоам из политических соображений отстраняет от священства законных претендентов и ставит во священники, кого ему угодно (2Пар.11:13–15). Иосафат приказывает священникам с другими сановниками идти по городам и учить народ закону Господню, и они должны служить ему наравне со всеми его подданными (2Пар.17:7–9); он же дает затем священникам судейские должности – и они беспрекословно исполняют его веления (2Пар.19:8). A Озия, царь, даже «делавший угодное в очах Божиих» (2Пар.26:4), решил, что и алтарь храма, с его священнослужебными принадлежностями, принадлежит царю, как и все прочее в царстве, и что священники не имеют права возбранять ему, если он захочет, соединить в своем лице с светской властью прерогативы и духовного служения (2Пар.26:16), и только болезнь царя помешала этому столкновению дойти до своих крайних последствий (2Пар.26:19). И хотя среди царей иудейских были и исключения, когда положение священства поднималось, а один раз даже поставлениe самого царя явилось делом священника, долго руководившего затем этим царем в его управлении (2Пар.23; 24:1–16), но и в этих случаях священство не возвышалось уже никогда до господствующего положения в целом государстве, как то было во времена расцвета теократии: и при благоволении царя, священство оставалось не более как его слугою. И это положениe настолько живо чувствовалось, что при воцарении каждого нового царя благосостояние священства колебалось: то царь оказывался «делающим угодное в очах Господа» – и тогда и храм, и священство, и вся церковная жизнь поднималась, то царь начинал «ходить в след Ваала» – и тогда для священства наступали темные дни. Лучшие прозорливые люди в период царей живо чувствовали, что в жизни народной давно нарушена целостность и единство течения: единая сила теократии разделась на два неравных русла. По одному продолжала течь, все суживаясь и перемежаясь преградами, прежняя религиозная сила народа, – сила, так глубоко и прочно объединившая когда-то и воодушевлявшая Израиля и столько раз выносившая его невредимым из бед; по другому – потекла, шумя и широко разливаясь, государственная жизнь, – жизнь, по необходимости вводившая Израиля в близкие отношения с окружающими народами и отдававшая его на неравную борьбу с могущественными восточными соседями. Цари, подчиняясь течению государственной жизни, думали все время меряться силами с врагами, и один за другим заводили войска, строили крепости, приобретали машины для защиты крепостей (2Пар.26:15), заводили конницу и боевые колесницы; но все это уже не спасало Израиля, потерявшего веpy и духовную силу своей юности. Пророки, «прозорливцы» и разные «люди Божии» указывали почти каждому царю, что сила Израиля не в коннице и не в колесницах, а в вере в Бога и в прочной теократической организации народа; но это были отдельные голоса, не имевшие возможности противостоять общему течению раз вступившей на известный путь жизни. Вавилонский плен положил конец этому периоду еврейской теократии, – периоду ее упадка и подавления внешне-государственными интересами. Из плена Израиль вернулся покаявшимся: с этого времени начинается третий период еврейской теократии. Чувство народной обособленности вернулось с прежнею, давнею силою (Неем.9:2; 10:30–32); воспоминание о народной истории – блестящей в пору теократической сплоченности народа и мрачной в минуты увлечения иноземными идеалами (Неем.9), вновь пробудило теократические стремления, роль священства оживилась, оно опять стало во главе остатков народа, опять явилось стремление оживить церковную жизнь (Неем.10:33–41), вспомнили свои праздники (Неем.8:14–18; Ездр.3:4), начали строить храм и обновлять Иерусалим. Но уже поздно было вливать старое вино в новые мехи. Сейчас же, по возвращении из плена и по произнесении разных обетов в духе прежней теократии, начались и нарушения этих обетов. Священник не радит о доме Божием и обращает часть его в частную квартиру (Неем.13:4–9); «части левитов не отдаются им, и разбежались левиты и певцы, делавшие свое дело, каждый на свое поле» (Неем.13:10); суббота нарушается (Неем.13:15); священники кощунствуют над своими церковными обязанностями (Мал.1:6–8; 2:8), и иудеи снова вступают в брачные отношения с иноплеменниками, рискуя потерять свою веру, язык и народность (Неем.13:23–28). Священство, хотя и ставшее опять во главе народа, не может уже держать народную жизнь на прежней высоте теократии, и, усиливаясь восстановить эту последнюю в наиболее полном и чистом виде, приходит к буквализму и мелочности в своих требованиях. От синагоги и фарисейства совершается постепенный переход к талмуду, и по cиe время еще Израиль, уже потерявший и свое священство, и храм, и Иepyсалим, и все с ним связанное, и даже свой язык, все еще силится когда-нибудь воскреснуть чрез все тоже обособление и исполнение «закона» и не хочет понять, что это воскресение легко и радостно совершилось бы в новом духе и силою, если бы Израиль присоединился к общенародному ликованию: «Воскресе Христос», т. е., всегда Он жив между нами, если мы отбросим мрачный эгоизм и возлюбим друг друга, не отвергая никого, как нечистого!...

Сергей Кулюкин

* * *

1

Allgemeine Geschichte des Priesterthums – von Julius Lippert. Berlin, 1884 г.

2

Allg. Geschichte d. Priesterthums, B. II, S. 1.

3

Allg. Geschichte d. Priesterthums, B. II, S. 8.

4

Там же, стр.8

5

Allg. Gesch. d. Priest. B. II, S. 12­­–13 und folg.

6

Там же, стр. 177.

7

Там же, стр. 30–31 и др.

8

Allg. Gesch. d. Priest. B. II, S. 102­­–103.

9

Там же, стр. 98–99.

10

Там же, стр. 177.

11

Там же, стр. 33.

12

Более подробные сведения об этой истории см. в нашей статье в «Христ. Чт.» 1899 г. Январь.

13

С еврейского כֹּהֲנִים – священники; между тем, даже и русский перевод Брит. и иностр. библейского общества перевел это слово: «помощниками», как бы смущаясь перевести «священниками» в виду предшествующего – 17-го стиха той же главы.

14

Allg. Geschichte d. Priesterthums, B. II, S. 54.

15

Там же, стр. 31.

16

Allg. Geschichte d. Priesterthums, B. II, S. 177.

17

Там же.

18

Allg. Geschichte d. Prille. B. II, SS. 32–33, 98, 177 и др.

19

Allg. Gesch. d. Pr. B. II, Ss. 39–40, 85, и др.


Источник: Кулюкин С.Л. Когда и как возникло ветхозаветное священство? // Христианское чтение. 1900. No 9. С. 393–411.

Комментарии для сайта Cackle